Путешествие на озеро Балхаш и в Семиреченскую область, Никольский Александр Михайлович, Год: 1885 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

А. М. Никольский

Путешествие на озеро Балхаш и в Семиреченскую область

Балхаш и Иссык-Куль (Реклю, 1881)

Введение

Из всех местностей Туркестанского округа в том объеме, каким он был до учреждения Степного генерал-губернаторства, наименее известными в отношении природы оставались Балхаш и степи к нему примыкающие. Исследования этого озера, бывшие до сего времени, носят по преимуществу характер топографических работ. Между тем природа этого огромного среднеазиатского бассейна, в особенности его ихтиологическая фауна, представляют большой научный интерес. Рыбы, привозимые отсюда путешественниками Шренком, Пржевальским и Поляковым, оказывались по большей части новыми формами, специально свойственными Балхашскому водоему. Еще более разжигали интерес вопрос о пароходстве и темные слухи об успешном рыболовстве в озере.

Своеобразие среднеазиатской пустыни с ее стадами антилоп и куланов, дикая прелесть речных долин и необъятные камыши, порой оглашаемые пронзительным криком кабана, терзаемого тигром — таковы картины, которые рисовались воображению при представлении о Семиречье, манили на лоно девственной природы и окончательно побудили меня искать случая посетить эту страну.

Западно-Сибирский отдел Географического общества откликнулся на мое предложение и доставил мне средства. Его Высокопревосходительство Степной генерал-губернатор Г. А. Колпаковский материальной поддержкой дал мне возможность лучше обставить путешествие и расширить план предприятия.

В программе, представленной отделу Общества, я ставил своей задачей географическое описание пройденных местностей, исследование природы вообще и фауны позвоночных специально, изучение местного рыболовства. Несомненно, что многое исполнено очень поверхностно, но тот, кто бросит в меня камнем такого упрека, пусть обратит внимание на то обстоятельство, что тысячу верст пути были сделаны на спине лошади или верблюда, 350 верст на лодке, и все работы по собиранию коллекций лежали исключительно на мне. Я должен был стрелять птиц, препарировать их, собирать и сушить растения, и ни одно из этих занятий не могли разделить со мной мои рабочие. Сколько раз я приказывал своему охотнику-киргизу стрелять всяких птиц и получал все тех же уток и гусей. А скучная, долгая препарировка, казавшаяся пыткой, когда в ближайшем лесу были слышны крики фазанов и пение славок, отнимали слишком много времени, и я с бо льшим удовольствием вместо ружья уступил бы скальпель и пинцет, которыми, к сожалению, никто из рабочих не мог владеть. Моей главной помощницей в зоологических исследованиях была двустволка, и только в тех случаях, когда не хватало ее ограниченных сил и когда капризная пуля винтовки взрывала землю в стороне от намеченной жертвы, я обращался к помощи подзорной трубы, приносившей большую пользу в открытой местности. Мелкие звери охотно попадались в капканы, расставленные около их нор, и только рыбы озера Балхаша оставались для нас малодоступными, как недоступной оказалась его поверхность. По этому самому складная драга, которой любезно снабдил меня В. Д. Аленицын, не могла сослужить своей службы. Соответственно таким методам и условиям, класс птиц является наиболее исследованным, и за ним следуют звери и гады.

Настоящий отчет представляет общий очерк путешествия, главы о зверо-рыболовстве и о киргизах, и в скором времени отдельной статьей могут быть готовы специально зоологические результаты исследования. Из растений пока определены только наиболее характерные для посещенных местностей, и потому в списке их киргизских названий упомянуты только немногие из этих имен, бо льшая часть которых войдет в полный перечень видов, обещанный В. Н. Аггеенко.

В заключение, считаю приятным долгом выразить мою глубокую признательность Его Высокопревосходительству, Г. А. Колпаковскому, за то широкое содействие, которое ему угодно было оказать мне в исследовании края.

Выражаю также благодарности Г. Н. Потанину за живое участие и помощь в деле устройства предприятия и В. Н. Аггеенко, любезно взявшему на себя хлопоты по определению растений.

А. М. Никольский
С.-Петербург
Апрель 1885 года

Глава I

Запасшись в Омске и Семипалатинске всем, на что нельзя было рассчитывать дальше, 18-го марта я прибыл в Сергиопольскую станицу, где предстояло окончательно снарядиться в путешествие. Впереди лежала пустыня, на которой, если не считать почтовых пикетов по тракту, нет ни одного русского поселения, поэтому необходимо было запасаться провизией на несколько месяцев. Благодаря любезности воинского начальника, скоро были заготовлены сухари, и 23-го марта можно было тронуться дальше. Дорога идет близь Аягуза, представляющего здесь ряд омутов. Местами эту реку в конце лета переходят в брод не замочив ног, перескакивая с камня на камень. Весной казаки ловят в ней маринку и османов. Долина реки близь Сергиополя покрыта мелким, сильно вырубленным ивняком, и только после 3-й станции встречаются рощи больших тополевых и осиновых деревьев. На третьем же перегоне дорога с гор спускается в степь. Сильные бураны при той массе снегу, которая выпала в течение нынешней зимы, сильно занесли путь, по которому теперь можно было ехать только цугом. Станционные домики с крышей были засыпаны снегом, и только по коридорам, выкопанным против окон и дверей, можно было видеть, что под ним кроется человеческое жилище. Необыкновенно суровая, снежная и продолжительная зима была причиной страшных бедствий здешних киргиз. Их лошади и бараны, живущие круглый год на подножном корму, гибли во множестве от недостатка корма. Чтобы как-нибудь продержать скот до весны, кормили навозом, собираемым около станций, корой ивы и тополя, колючкой и всем, что хоть сколько-нибудь могло служить суррогатом сена.

Больше всего гибли бараны, затем коровы и лошади. Только верблюды не чувствовали для себя большого лишения в том, чтобы питаться одною колючкой. По дороге то и дело встречались трупы лошадей, наполовину объеденных волками. Волки стаями среди дня занимались этим делом, при нашем приближении они отбегали несколько в сторону и, переждав, возвращались к своему занятию. Черные жаворонки огромными стаями летали по дороге. Толстый слой снега согнал их всех со степи и принудил искать себе пищи в лошадином помете. Не раз встречались лошади, брошенные на дороге среди голой степи. Раздвинув ноги, понурив голову, стоят они по колено в снегу и ожидают смерти.

Утром 24-го марта мы прибыли на ближайший к Балхашу пикет Джус-Агач, откуда и решено было сворачивать на озеро по вьючному пути. Первоначальный план путешествия состоял в следующем: большую часть апреля провести в устье Аягуза, в наблюдениях за пролетом птиц, отсюда в конце этого месяца, когда появится подножный корм, пойти вдоль северного берега, насколько возможно дальше, при благоприятных же условиях обогнуть весь северный, северо-восточный берега, выйти на р. Или и подняться по ней до Илийского выселка. Затруднения заключались главным образом в том, чтобы найти лошадей, способных вынести этот переход почти в 1000 верст, менять скот по дороге не было никакой надежды по крайней мере до самой р. Или, так как уже с самой ранней весны все киргизы откочевывают от озера в горы, и берега остаются совершенно необитаемыми. Недостаток проводника, знающего весь этот путь, можно было бы заменить 10-верстной картой, тем более что вода озера годна для питья и не было никакой надобности в знании ключей и колодцев. Суровая зима, благодаря которой во множестве падал киргизский скот, а оставшийся был изнурен до крайней степени, сделала эту, по-видимому, простую задачу действительно трудной. Благодаря распорядительности одного киргиза, почетного бия, бывшего в 1876 году проводником у Финша и Брэма и присланного ко мне по распоряжению Г. А. Колпаковского, скоро были доставлены порядочного качества лошади, верблюд и бараны, и можно было ехать на озеро. От Джус-Агача мы прошли по тракту к Арганатам и на 13-й версте своротили в пески на запад по направлению к Балхашу. Откочевывавшие в это время киргизы во множестве стояли в этих песках. На проталинах пасся чахлый скот, одетый почти поголовно войлочными попонами для защиты от холода. Эта мера, по словам киргиз, в значительной степени уменьшает смертность скота. Около стад разъезжали пастухи и поднимали за хвост и голову лошадей и коров, ложившихся от усталости. Это было необходимо потому, что такое животное от изнурения не могло уже встать без посторонней помощи и без того неминуемо погибло бы. За песками начинается солонцеватая полоса, непосредственно примыкающая к озеру и сплошь проросшая камышом, где главным образом и зимуют киргизы. Всюду были видны камышовые постройки, в которые на ночь загоняют баранов. Множество бараньих трупов, валявшихся кругом, и объеденный скотом камыш свидетельствовали о трудных временах, пережитых киргизами. Но не один только голод был причиною гибели баранов. Кабаны, во множестве живущие в этих местах, нападали на изнуренных овец и ели их, не уступая в алчности волкам. И это был не единичный случай, но общее бедствие, заставлявшее предпринимать большие охоты на этих всеядных зверей.

Отсюда я повернул на север и, перейдя Аягуз, 28-го марта поставил юрту верстах в трех от устья реки на самом берегу озера, где и остался наблюдать пролет птиц. Гористый берег этот представляет настоящую пустыню. И без того чахлая растительность гор была окончательно вытравлена киргизским скотом, и потому не было никакой возможности держать наших лошадей и баранов при себе. Отправив их в аул, я остался здесь с одним солдатом, прикомандированным ко мне по распоряжению Г. А. Колпаковского. Каждую неделю к нам наведывались наши киргизы и приводили барана, в котором, правда, не было большой надобности, благодаря обилию дичи. На озере стоял сплошной лед, еще покрытый снегом. Саженях в 10-ти от уреза вода промерзла насквозь до дна, в 200 саженях глубина равнялась 7¹/₂ английским футам, а толщина льда была 78 сантиметров (более 2¹/₂ фут). <...>

Река Аягуз в устье верстах в 3-х от места впадения разделяется, как кажется, на 2 протока, из которых мне можно было проследить только один. Ширина каждого из них не более 7 сажень. Берега очень низки и круты, вода солоновата, течение очень слабо. В начале апреля не раз было замечено течение реки из озера. Это обстоятельство нельзя приписывать ветру, который мог бы гнать воду из Балхаша в реку, ветер был слабый NO. Надо думать, что уровень озера в это время поднимался от разлива рек Или, Каратала и Лепсы, между тем как разлив Аягуза еще не начинался. Вся дельта на несколько верст поросла камышом, окаймлявшим как течение реки, так многочисленные мелкие озера. Камыш этот хотя и густ, но не высок и не толще мизинца. По habitus’у эти заросли напоминают камыши северных и средних губерний России. Почва дельты образована из перегноя того же камыша и солонцеватого ила. Ежегодно отлагаются здесь новые растительные слои, покрываемые после спада вод новым слоем ила, старый камыш гниет, о чем свидетельствует сильный запах болотного газа. Местами нога проваливается сквозь этот растительно-илистый покров и встречает воду. В камыше часто попадаются небольшие маленькие озера, находящиеся, вероятно, в подпочвенном соединении друг с другом и с рекой. Дно этих озер необыкновенно тонко, в чем я имел случай убедиться, провалившись чрез лед на одном из них. Огромное количество удушливого болотного газа поднялось со дна, нога, хотя и оказалась выпачканной в черном вонючем иле по колено, но все-таки не достигла твердого грунта, и только ружье, попавшее поперек отверстия во льду, дало мне твердую точку опоры.

В камышах дельты во множестве зимуют киргизы, о чем свидетельствуют камышовые шалаши — изгороди для скота и кучи кия [бараний помет, употребляемый на топливо]. Груды бараньих трупов валяются около этих остатков киргизского пребывания. Целые стада серых и черных ворон прикормились около этой падали, и достаточно лечь неподвижно в камыше, чтобы эти гнусные птицы начали кружиться около вас и своими хитрыми глазами заглядывать вам в лицо, желая убедиться, не представляете ли вы из себя новой, более свежей падали. Полусгнившими трупами баранов питалась также одна домашняя кошка, которую бросили здесь киргизы. По-видимому, ей не нравилась эта пища, или, может быть, она предчувствовала опасность быть затопленной весенним разливом, только на мой зов она бросилась ко мне, радостно мяукая, терлась около ног и бежала за мной по снегу и грязи до самой юрты. Только около луж она останавливалась и неистовым криком просила взять с собой. Всю первую ночь от радости она мяукала и не переставала ласкаться. Это животное, которое в других случаях более привыкает к месту, чем к хозяину, так привязалась ко мне, что бегало за мной, как собака. Киргизы нередко оставляют таким образом кошек, служащих у них для забавы детей. Будучи брошены, эти животные часто совершенно дичают, питаясь тушканчиками и песчанками. <...>

15-го апреля приехали киргизы с моими лошадьми и сообщили, что аулы так далеко откочевали, что было бы затруднительно следовать за ними дальше. Так как далеко в окружностях юрты почти не было совершенно подножного корма, то поневоле приходилось сниматься с места, или просто-напросто кочевать, не смотря на то, что каждый почти день приносил что-нибудь новое в птицах устья Аягуза. Спрятав юрту в камыше, на другой день мы пошли вдоль северного берега озера. На первом же переходе захромал наш верблюд, и хотя киргизы предлагали починить ему ногу, т. е. подшить кожу под пораненную подошву, но я решил попытаться найти нового, поэтому, пройдя верст 15, мы остановились. <...>

В одной из горных лощин расположились мы лагерем, чтобы отсюда сделать попытку заменить хромого верблюда здоровым, для чего и был отправлен киргиз. В его отсутствие произошло маленькое приключение, о котором можно упомянуть потому, что оно отразилось на ходе всего путешествия. 17-го числа был пасмурный, холодный день, страшный ветер срывал с ног людей и грозил унести нашу маленькую палатку, лошади и верблюд, щипавшие чахлую траву, забрели за гору, на вершине которой сидел пастух и следил за ними. Проголодавшись, он спустился вниз, и когда снова отправился на свой пост, лошадей и верблюда там уже не было. Барантачи, следившие за ним с вершины соседней горы, воспользовались удобным моментом и мигом угнали скот, так что, когда мы выскочили наверх, они уже были так далеко, что только чрез подзорную трубу можно было бросить прощальный взор нашим лошадям и хромому верблюду, может быть, невольному виновнику своего собственного похищения.

Таким образом, в наличности у нас осталось четыре барана и одна надежда на киргиза, отправившегося раньше за свежим верблюдом. И сколько ни гадал пастух, разводя вместо бобов козий помет, дело поправить не удалось, и скот пропал бесследно. Чрез трое суток явился посланный и привел вместо верблюда двух лошадей, при этом сообщил, что ему пришлось сделать около 75 верст в горы, чтобы догнать первый аул. Несмотря на это, вторичное такое путешествие было необходимо, и он отправился вновь, мы же, перекочевав из предательских гор, несмотря на сильный ветер, расположились в открытой и ровной степи, где бы никто не мог незаметно подобраться к лошадям.

Баранта составляет истинный бич края. От нее страдают не только киргизы, но и русские. Сильный падеж скота в течение суровой зимы был причиной развития баранты, достигшей в нынешний год необычайных размеров. Наглость киргиз доходила до того, что среди дня они угоняли лошадей у обозов близь городов. Таким образом в нескольких верстах от Сергиополя были уведены 16 лошадей, пасшихся на глазах у крестьян, сопровождавших подводы, и возвращены только после того, как в указанное место было положено значительное количество денег, сухарей и чаю. Те же самые барантачи отбили 20 лошадей у следующего обоза. К счастию, недостаток оружия лишает барантачей возможности делать открытие набеги, и одного доброго ружья, в особенности берданки, достаточно, чтобы разогнать целую шайку разбойников.

Чрез трое суток вернулся наш киргиз и привел нужное количество лошадей. Необходимо было во что бы то ни стало предупредить повторение подобного приключения, потому что, случись оно где-нибудь дальше по берегу озера, откуда слишком трудно было бы разыскать аул и совершенно невозможно было бы сделать этого пешком, мы не так дешево отделались бы, лишившись всяких средств к передвижению, кроме собственных ног.

Решено было останавливаться на ночлеги по возможности в открытых местах, вдали от предательских гор и лощин, и взять с собой еще одного киргиза, хозяина новых лошадей. Таким образом при трех киргизах и одном солдате можно было устроить ночные караулы, тем более не лишние, что при плохом корме скот не мог выкормиться в часть дня, остававшуюся после перехода, и необходимо было пасти его ночью. Заряженное, хотя бы и холостым зарядом, ружье в руках одного ночного сторожа могло гарантировать безопасность и спокойный сон всех остальных. На этом же месте была впоследствии только одна тревога. На крик пастуха: ‘Барантачи!’, солдат, бывший в звании охранителя нашего благополучия и долго не бывший в состоянии простить себе прошлое несчастье, на неоседланной лошади с берданкой в руках помчался на неприятеля. Каково же было удивление, когда вместо разбойников пред нами предстала толпа нищих киргиз. Двое мужчин, столько же старух и несколько подростков шли пешком, на единственной корове, навьюченной самыми громоздкими предметами домашнего скарба — кошмами, сидели маленькие ребята. Тут же плелось до десятка козлов и баранов, из которых первые играли роль вьючных животных. На их худых косматых спинах были навешаны домашняя утварь и разные мелочи кочевого хозяйства. Правда, несмотря на жалкий вид этой семьи, можно с уверенностью было сказать, что мужчины не преминули бы, при удобном случае, угнать у нас лошадей, может быть, спускаясь с гор, они давно заметили нас и лелеяли эту надежду, но вид двух вооруженных русских отбил у них всякие мечты в этом направлении. Старухи и дети не замедлили явиться к нам с просьбой сухарей и облегчили и без того скудный запас нашей провизии.

Новые лошади, которых с большим трудом, частью угрозами, частью обещанием хорошей платы удалось достать киргизу, оказались ниже всякой критики. Одна из них была хрома, некоторые со сбитыми спинами, и все вообще по своим статям не уступали знаменитому Росинанту. Не было никакой надежды на этих лошадях обойти весь северный берег, по которому, не менее того, не было надежды сменить скот. Но делать было нечего, и оставалось удовольствоваться решением пройти вдоль озера так далеко, откуда хватило бы лошадям сил, чтобы доставить нас назад до тракта.

23-го апреля наконец можно было идти дальше. Путь пролегал прибрежною солонцеватою степью, на которой то и дело встречаются полувысохшие озера и густые солонцы. Вдоль Балхаша почти непрерывно тянется вал, сложенный здесь из одной гальки, местами он состоит из трех валов, идущих непосредственно один за другим и расположенных амфитеатром. Судя по относительной высоте их друг над другом, никоим образом нельзя думать, чтобы они могли образоваться в течение одного года в различные моменты годового высыхания озера. Такие тройные или двойные валы нередко встречаются вдоль скверного берега, и только непосредственно у самого уреза, но не замечены вдали от берега.

Скоро мы подошли к полуострову Тар-Тюбеку, перед которым находится небольшой, до версты в длину, низкий остров, не обозначенный на 10-верстной карте. Возможно, что этот островок вырос уже после съемки, бывшей в 1852 году. Тар-Тюбек горист, перешеек же, соединяющий его с материком, низок, посредине полуострова находится озеро с поваренной солью, которая настолько чиста, что ею будто бы снабжаются все окрестные киргизы. Чрез перешеек тянется, несомненно берегового образования, вал, вогнутость которого обращена к северу, южный его склон невелик и сливается с возвышенной частью полуострова. <...>

Пройдя Тар-Тюбек, мы подошли к горам, которые оказались уступом террасы, представляющей ровную глинистую степь, усыпанную глинисто-сланцевым щебнем и расположенную футов на 200 над уровнем озера. <...> Природа высокой степи представляет типичную безводную среднеазиатскую пустыню. Местами поверхность ее совершенно лишена всякой растительности, кое-где встречаются мелкие кусты саксаула, чингила и еще каких-то растений, с не совсем распустившимися листьями. Только чукыр (Rheum caspium) и сассыр несколько разнообразят унылый растительный пейзаж. Не менее бедно животное население этой пустыни. Короткопалые жаворонки, бланжевый и пустынный чеканы, изредка журавли, красотки и дрофы — вот почти все птичье население степи. Из млекопитающих только одни тушканчики в большом количестве живут здесь, откапывая корни луковичных растений, о чем свидетельствуют маленькие ямки, вырытые несколько вкось. Ящурки и фриноцефалы во множестве бегают по глинистой степи, добывая жуков. Как везде, фриноцефалы отличаются изменчивостью окраски и зависимости от цвета почвы, на которой они живут. На глине они бледно-желтые, а на щебне принимают почти черную окраску. В трещинах глины скрываются ядовитые скорпионы и фаланги, заставляющие путника быть осторожным. Укушения этих животных опасны. К счастию, такие случаи бывают нечасто, так как фаланги и скорпионы не кусаются, если их не раздражить. Животное проползает по голым частям спящего человека, не нанося ему вреда, и только если придавить его, укушение бывает неизбежным. Поэтому стараются смахивать его рукой, как можно быстрее. Случаи укушения бывают наичаще в подошву ноги, когда человек, путешествуя босиком, наступает на животное. Наиболее употребительное средство против укуса — деревянное масло, настоянное на тех же животных. Вероятно, целебное свойство имеет только одно масло, и вера в такую настойку относится к области предрассудков.

На второй ночлег мы расположились у подножия террасы, близь балки, на дне которой еще лежал снег, доставивший нам чистую воду вместо противной солоноватой воды из озера. Недалеко находилась киргизская зимовка, обозначаемая кучами кия и кизека и двумя десятками бараньих, частью объеденных волками, трупов. По склону уступов желтеют цветы алтайской лилии, на которых с наслаждением отдыхает глаз, утомленный однообразием пустыни, ниже на песке растет лук (сарамсак), послуживший нам прекрасной приправой к порядочно надоевшей баранине. <...>

В следующий переход был пройден Кен-Тюбек, в конце которого видны горы, длинный и узкий его перешеек низок и пророс камышом. <...> Отсюда путь пролегал поперек полуостровов Кук-Тюбека и Ак-Тюбека по направлению к оконечности залива Ак-Тас-Чаган. <...>

От Ак-Тас-Чагана мы направились на северо-запад поперек Чаукара. Полуостров этот горист. Сначала горы состоят из гранита, между которым встречаются отдельные скалы белого кварца, к середине Чаукара они принимают вид пологих глинистых холмов, и на дневную поверхность выходит глинистый сланец. Холмы покрыты редкими кустарниками боялыша, караганы, тырскена, куян-суюка. <...>

На холмах нередко встречаются небольшие стада сайгаков. Осенью и зимой они в огромном количестве пасутся по степям северного берега озера. В это же время сюда прикочевывают также большие табуны куланов, которые на лето вместе с киргизами уходят ближе к Чингиз-Тау, куда привлекает и тех, и других хорошая трава и свежая вода. Из пресмыкающихся степь населяют все те же ящерицы двух видов. Иногда встречается тут же степной удав и стрела-змея. Миниатюрный удав, подобно своим гигантским индейским сродичам, охотится на зверей, между которыми тушканчики наичаще делаются его жертвами.

На ночлег остановились в нескольких верстах от Чаукара, на берегу залива, не названного на карте. Дорога отсюда идет берегом озера, обнесенным береговым валом, отделяющим ряд полувысохших, с красной водой, соленых озер, опоясанных солончаковым кольцом. Второй вал отделяет эти последние от солонцов, примыкающих к глинистым холмам. Вихрь поднимает столбы солончаковой пыли, напоминающие издали дым, и далеко разносит их по степи, покрывая и без того серую растительность белым налетом.

По берегу Балхаша местами растет камыш, служащий в зимнее время притоном киргизам, что видно по остаткам многочисленных зимовок. На глинистых холмах встречаются норы ежей, шкуры которых во множестве валяются на глине. Мелкие орлы ловят этих колючих животных, в чем можно было убедиться по остаткам этих зверьков, найденных в гнезде такого орла. <...>

На десятиверстной карте от Чаукара далее по берегу озера не отмечено никаких названий, хотя и встречаются довольно заметные места, как, например, залив, на котором была следующая наша ночевка. <...> Небольшие горы отделяют его от другого, еще большего залива. <...> В этих заливах замечены первые следы рыбы: на берегу найдены выброшенными мелкие окуни и маринка. Здесь же держались чайки и пеликаны, промышлявшие эту рыбу. Ночевать расположились на берегу озера, где дно очень круто спускается вниз, в воде плещется в значительном количестве рыба, оказавшаяся окунями. Берег обнесен высоким щебневым валом, отделяющим огромный, до 5-ти верст длины, белый как снег солонец. Белые столбы соленой пыли носятся вихрем по нем. Вечером, при слабом дожде, слышны были крики жаб и писк первых комаров, от которых в будущем предстояло так много мучений. На той стороне озера, вероятно, в устье Каратала, поднимается огромный столб дыма и ночью видно зарево пожара. То горит камыш, нарочно зажигаемый киргизами. Противуположный берег озера виден на большом протяжении.

29-го апреля вышли дальше. Глинистый берег на небольшом расстоянии обрывист и подмывается волной, но вскоре принимает свой обыкновенный вид, т. е. делается пологим. Верстах в 8-ми от места ночевки встретилось озеро, отделенное от Балхаша песчаным валом. Озеро глубоко, еще с водой не более соленой, чем в Балхаше, и, видимо, образовалось из залива. Берега его поросли высоким камышом, служащим притоном множеству гагар. Птицы эти очень ценятся киргизами за их будто бы вкусное мясо и серебристо-белую шкуру, которую подстилают под колена во время намаза. Поэтому наша удачная охота на этих не ожидавших никаких нападений птиц была источником необыкновенного удовольствия всем нашим киргизам. В камыше встретили семью киргиз, занимающихся здесь рыболовством. Благодаря суровой зиме, они потеряли весь свой скот и потому принуждены были остаться здесь на лето. Все имущество этих джатаков, как их называют, состояло из одной коровы, коша (кошомной палатки) и бедного домашнего скарба. Рыбу ловят в маленьком озере, которое они называли Балыкту-куль, при помощи ставных сетей. Для этого, несмотря на холодную воду, они заходят по грудь в воду и растягивают сети на жердях. Каждый раз, как попавшаяся рыба даст знать о себе движением сети, киргиз заходит в воду и вынимает добычу. Окунь (Perca Schrenckii) и черная маринка (Sch. argentatus, кара-балык) — единственная добыча, попадавшаяся в сети. В это время происходит, видимо, нерест. Вода заметно пахла рыбой. Маринки держатся около камышей, что давало нам возможность стрелять этих рыб из ружья. Пользуясь случаем, я оставил здесь часть клади, хромую, отказывавшуюся идти лошадь и баранов под наблюдением одного из своих рабочих, сам же с остальными отправился дальше. Верст через 15 встретились еще двое киргиз, точно так же ловивших рыбу. Это уже были не джатаки, а приехавшие налегке на время из далекой кочевки исключительно ради рыболовства. Пойманную рыбу они оправляют на быках в свою семью, кочующую за несколько десятков верст. Здесь же они не имели ничего, кроме двух быков, железных ковшей для варки рыбы, и вот уже более недели питаются исключительно маринкой, спят в камыше без всякой подстилки, и вообще очень мало отличаются по образу жизни от зверей. Пользуясь хорошим кормом, растущим по скверному склону берегового вала, мы остановились здесь ночевать.

На юго-западе поднимается восточный конец гористого острова Байгабыла и цепь мелких островов, расположенных почти прямой линией. Эту часть берега киргизы назвали Кош-Агач. На следующий день был совершен еще один, и последний, переход вперед. Дорога шла низкой частью берега, на северо-западе видны горы с двумя возвышенными точками, из которых одну киргизы назвали Тургазан. <...> Залив между Дыресеном и материком все более и более суживается, наконец мы дошли до его конца, где и остановились ночевать. Дыресен очень горист, перешеек, соединяющей его с материком, низок и порос камышом, и еще недавно было то время, когда он был покрыть водой. Все последние дни пути все та же тощая флора, все та же бедная фауна. Лошади наши, все более и более худевшие, шли больше чем неохотно и грозили оставить нас без всяких средств к передвижению. К тому же запас сухарей, взятый в обрез, совершенно истощился, главным образом благодаря гостям-киргизам, то и дело приезжавшим к нам, когда мы еще были в устье Аягуза. В силу этих обстоятельств и решено было вернуться назад.

Томительное однообразие и безнадежная пустынность — таково общее впечатление, производимое северным берегом Балхаша. Неприветливая природа его так же скучна, как и это протокольное описание пути, наводящее скуку на всякого читателя. Невыносимые ветры при ясном небе, столбы солевых вихрей, палящий летний зной, безводие и бесплодие, глина, чукыр и чахлые колючие кусты, жаворонки, сайгаки и ящерицы, фаланги, скорпионы и комары — вот существенные штрихи, из которых составляется картина летней природы этого берега. Только среднеазиатские номады, приспособившиеся к подобной природе, с их пастушеской культурой могут, и то только зимой, существовать в этих пустынях. В настоящем жизнь здешних растений, животных и людей бедна и печальна, в будущем, по мере исчезания воды, ей грозит еще худшая участь.

Пространство от Аягуза до Дыресена пройдено в 10 переходов. Обратный путь, который, как и следовало ожидать, почти ничего не доставил нового, шел тем же порядком, т. е. со скоростью 25 верст в сутки и берегом озера. У Балыкты-куля сделана была дневка, чтобы дать передохнуть изнуренным лошадям и приготовить из муки баурсак — комочки теста, жаренные в бараньем сале.

7-го мая мы были у лощины между Тар-Тюбеком и Кен-Тюбеком, на дне которой еще до сих пор сохранился снег. За время отсутствия, природа значительно оживилась. Подросший чий красивыми пучками покрывал бока лощины, на склонах ее небольшие кусты шиповника, тала к джиды распустили свои листья, доставляя приют овсянкам, славкам и коноплянкам. Ввиду того, что в это время разлива рек Аягуз в устье непереходим, решено было отсюда направиться в горы, где существует дорога к броду против Мало-Аягузского пикета. Путь пролегает высокой ровной степью террасы, усыпанной щебнем, и верст через 8 упирается в горы, окаймляющие ее с севера. Горы сложены из глинистого сланца и не менее пустынны и мертвы, чем самая степь, изредка встречаются ключи, около которых сосредоточивается довольно зеленая флора, состоящая главным образом из чия к камыша. Пройдя эту гряду гор, мы опять вышли на высокую и ровную солонцеватую степь, но еще с более чахлой растительностью. <...> Остановились ночевать у колодца, имеющего вид неглубокой широкой ямы, в которую можно спускаться за водой. <...>

На следующий день мы повернули на восток и скоро подошли к логу Баканас. В это время он был покрыть водой не более ? арш. глубины и насквозь пророс мелкой осокой. В средине его заметно значительное течение, дно очень вязко, что при ширине до 3 верст представляло большие трудности для наших лошадей. Изнуренные животные, не имея сил вытащить ноги из грязи, то и дело падали, перемочив часть вьюка и заставив нас пробираться пешком по воде. <...> Лог этот представляет из себя реку, без всяких признаков русла текущую по ровной степи во время таяния снегов в горах Чингиз-Тау. Уже в июне месяце только осока и ряд болот свидетельствуют о том, что вода недавно покрывала большую площадь, оживляя бесплодную и безводную пустыню. За Баканасом тянется все та же неприглядная полынная степь. <...> Все та же степь примыкает к старому руслу Аягуза, обозначаемому кустами ивы и мелкими деревьями тополя, и далее к самой реке. Вода в Аягузе приблизительно против Мало-Аягузского пикета недавно спала настолько, что оказалось возможным перейти реку в брод. Множество юрт киргиз, задержанных разливом, стояло по обе стороны, и только вчера, 8-го мая, большинство из них могло перейти на ту сторону реки. Вода на месте брода доходила лошадям почти до хребта, и лишь при помощи вербл

А. М. Никольский

Путешествие на озеро Балхаш и в Семиреченскую область

Введение

Глава I

Читайте также: