На родинc Христа.
Изъ путеваго альбома русскаго туриста.
На родинc Христа.
Изъ путеваго альбома русскаго туриста.
|
|
|
I.
II.
III.
IV.
VI.
VII.
VIII.
Б. Корженевскій.
‘Сверный Встникъ’, No 9, 1895
На родине Христа, Корженевский Борис, Год: 1895
Время на прочтение: 23 минут(ы)
Назаретъ — это прелестный уголокъ сcвера Палестины. Недаромъ съ древнcйшихъ временъ ‘Енъ-Насыра’ былъ названъ ‘цвcткомъ Галилеи’. Затерянный на окраинc порабощеннаго Израильскаго царства, въ сторонc отъ большихъ римскихъ дорогъ, перерcзавшихъ завоеванную провинцію въ цcляхъ стратегіи или торговли, этотъ цвcтущій галилейскій поселокъ все также дышетъ безмятежной простотой, рзко отличаясь отъ городовъ и мстечекъ Іудеи и Самаріи. Если тамъ библейскій колоритъ постепенно стушевывается, съ одной стороны, ассимилируясь съ мусульманствомъ, съ другой, уступая давленію современной европейской культуры,— то здсь, въ Назарет, вліяніе двухъ этихъ факторовъ почти нечувствительно. Правда, на самой вершин известковаго гребня высятся прекрасныя зданія англійскаго сиротскаго пріюта, а греческіе и католическіе храмы придаютъ ‘Енъ-Насыра’ какъ будто видъ городка, но отойдите на нсколько шаговъ отъ этихъ европейскихъ построекъ, оглянитесь вокругъ и передъ вами развернутся картины, полныя деревенскаго колорита, какой-то патріархальной простоты, которыми запечатлно дтство и отрочество Христа, первыя тридцать лтъ его безвстной жизни въ далекой Галиле, въ этомъ центр тогдашняго міра. Какъ дв тысячи лтъ тому назадъ, такъ и донын торговля, политика, кипучая полная наслажденій и мелкаго антагонизма жизнь Востока обошли ‘городокъ Св. Двы’, сосредоточившись въ Іерусалим, Наблуз и Кайф. Даже отдаленная Тиверіада, прозябающая среди развалинъ нкогда богатйшихъ промышленныхъ городовъ, сосредоточенныхъ на берегу Генисаретскаго озера, производитъ большее впечатлніе на европейца своей торгово-промышленной физіономіей, чмъ Назаретъ, значительнйшій изъ городовъ Акрскаго пошалыка. Здсь, вмсто особенностей различныхъ историческихъ культуръ, прежде всего бросается въ глаза красота природы. По живописному крутому скату высокихъ холмовъ амфитеатромъ сползаютъ блые деревенскіе домики, ютясь во впадинахъ горнаго хребта, драпируясь зеленью задумчивыхъ кипарисовъ. Чистенькія, жизнерадостныя глядятъ эти глиняныя мазанки съ обрывистыхъ скатовъ на растилающуюся у ихъ ногъ цвтущую безпредльную равнину Ездрелона. За колючимъ поясомъ исполинскихъ кактусовыхъ оградъ зеленютъ фиговыя деревья, золотятся лимоны. Багряный гранатникъ, отягченный плодами, чередуется съ блдною зеленью виноградниковъ. По уступамъ восточнаго склона сползаютъ черепичныя кровли, выдляя единственную главную улицу Назарета. Улица эта — старинный оврагъ, накатанный здой и съ незапамятныхъ временъ служившій стокомъ весеннихъ водъ съ закругленной вершины Джебель-Эсъ-Сиха въ равнину, которая отсюда разстилается зеленымъ ковромъ до самаго Малаго Ермона. Тамъ, на этомъ зеленющемъ дн исполинской чаши, пестрютъ золотистые обрывки нивъ, поля маиса и дурры, зрютъ въ тиши миндаль и шелковица. Маргаритки и макъ, библейскія лиліи и анемоны одваютъ весной закругленные скаты подковообразнаго горнаго кряжа, гд любитъ ютиться голубая сизоворонка и вьетъ свои гнзда воркующая горлица. Миріады блыхъ голубей носятся въ прозрачной синев чистаго воздуха, безмятежно купаясь въ лучахъ солнца. Когда-же огненный дискъ погаснетъ, скрываясь въ морской глубин и мягкій волнистый туманъ задрапируетъ одинокій холмъ Энъ-Насыры розовымъ флеромъ,— тогда тихій городокъ затерянный на высот, въ сторон отъ празднаго людского торжища, будитъ еще сильне воспоминанія евангельскихъ дней, дней мира и скромныхъ радостей въ жизни Христа и Его Матери…
Ночной сумракъ упалъ ужъ на землю, когда караванъ нашъ, поднявшись по скатамъ холма Джебель-Эсъ-Сиха, достигъ главной Назаретской улицы. Въ серебристомъ сіяніи мсяца обступили насъ тсной толпой высокіе блые домики съ оригинальными окнами по фасаду. Ихъ широкая амбразура раздлена тонкой каменной колонкой и производитъ впечатлніе двухъ, плотно сдвинутыхъ вмст, узкихъ окошекъ. Шумная толпа ребятишекъ привтствовала нашъ караванъ радостнымъ кликомъ. Темныя фигуры женщинъ, закутанныхъ въ непроницаемыя чадры, появлялись на порогахъ дверей, оглядывая насъ съ ногъ до головы и торопливо длясь впечатлніями. Драгоманъ Якубъ, всегда выступающій впереди въ мстахъ, гарантирующихъ ему полную безопасность, снявъ шляпу, съ напыщенной торжественностью, поздравляетъ насъ съ ‘благополучнымъ’ прибытіемъ въ столицу Галилеи. Но я убжденъ, что его радуетъ боле всего перспектива скораго полученія выговоренной по условію платы, въ размр двухсотъ франковъ за каждую треть нашей сверной экскурсіи. Обладая необыкновеннымъ талантомъ избгать расходовъ, откладывая продовольственныя деньги почти цликомъ, а кліентовъ своихъ помщая у радушныхъ туземцевъ,— ‘mister Jacub’, несомннно имвшій уже свои комбинаціи, вдругъ подъхалъ ко мн спрашивая, гд мн угодно остановиться? Хотя я и былъ снабженъ рекомендательнымъ письмомъ къ назаретскому митрополиту — о. Нифонту, но мн не хотлось безпокоить его въ такое позднее время. Приходилось остановиться въ русскомъ пріют. Якубъ пробовалъ уврять меня, что такая остановка, во-первыхъ, обидитъ о. Нифонта, а во-вторыхъ, Русскій домъ находится очень далеко, на противуположной окраин города.— Однако я настоялъ, и караванъ нашъ потянулся дствительно черезъ Назаретъ по узкимъ переулкамъ, провожаемый ожесточеннымъ лаемъ собакъ. Съ добрыхъ три четверти часа плутали мы по уснувшему городку, пока, наконецъ, добрались до каменнаго дома почти на выселкахъ города. Правоврный жандармъ, сопровождавшій насъ отъ Дженины, принялся стучать въ ворота. Прошло съ четверть часа, пока звякнулъ засовъ, и въ щель едва пріотворенныхъ воротъ показалась растрепаная голова какого-то субъекта. Я спросилъ г-на К., завдывавшаго пріютомъ и русской школой, но онъ оказался въ отпуску, въ Бейрут, хотя меня и снабдили къ нему письмомъ іерусалимскіе агенты Палестинскаго общества. Недоумвая, что предпринять, я спросилъ, кто же его замщаетъ? Мн назвали фамилію учителя, которому я и попросилъ передать письмо вмсто г-на К., и грязный привратникъ скрылся. Прошло еще минутъ 20, пока та-же фигура, крайне подозрительной вншности, чистоплотности и трезвости, вернулась обратно, возвративъ, къ полному моему недоумнію, привезенное письмо нераспечатаннымъ. Я не могъ добиться никакихъ объясненій. Якубъ толковалъ о какихъ-то ремонтныхъ работахъ, перестройк, неимніи ключей отъ страннопріимницы и т. п., но во всемъ этомъ не чувствовалось правды. Оставалось предположить только одно, что замстителю г-на К. по-просту не далась русская грамота.
— Ну что!— торжествовалъ Якубъ,— не говорилъ-ли я вамъ, что надо прямо хать къ греческому митрополиту? Даромъ только потеряно время!
Нечего было длать — и мы тронулись въ обратный путь, удрученные, разочарованные въ русскомъ гостепріимств на далекой чужеземной окраин. Пришлось опять пробираться черезъ весь городъ, поднимаясь по извилистымъ уклонамъ къ вершин Назаретскаго холма, такъ какъ греческій монастырь занимаетъ одинъ изъ его уступовъ.
Назаретская епархія довольно обширна. Она простирается къ западу до большого потока, протекающаго между Назаретомъ и Птолемаидою, и на востокъ до половины горы авора, образуя, такимъ образомъ, подобіе треугольника. Изъ семи тысячъ жителей Назарета большинство православныхъ арабовъ. Затмъ идутъ католики, уніаты, марониты и только одна треть состоитъ изъ мусульманъ, ютящихся въ центр города, вокругъ своего одинокаго минарета. Желтый квадратъ монастырскихъ зданій привтствовалъ насъ еще издалека и мы, подъхавъ къ воротамъ, не безъ удовольствія спшились. Стсняясь позднимъ часомъ нашего прізда, я просилъ не безпокоить о. Нифонта и предоставить намъ для ночлега хотя-бы каменную веранду. Но, въ удивленію моему, встртившій насъ хлопотливый служка, объявилъ мн, что для ‘пріятныхъ гостей’ давно приготовлены комнаты, и самъ митрополитъ ожидаетъ насъ съ ужиномъ. Мы поспшили умыться и перемнить дорожные костюмы и вслдъ за служкой поднялись по каменной лстниц на широкую веранду. Эта часть монастырскихъ зданій напомнила мн привлекательный уголокъ монастыря св. Лазаря (близъ Вианіи) по дорог въ Іерихонъ, къ Іордану. Такія-же аркады плохо стесанныхъ камней, тотъ-же парапетъ и лстница, оплетенная пушистой листвой винограда. Срый курай проросъ мстами по плитамъ двора, такъ-же, какъ и тамъ, свободно разрослись кипарисы и тамариски, чередуясь съ кустами цвтущихъ магнолій. Пока мой коллега-археологъ пытается снять съ отекшихъ ногъ русскіе сапоги и замнить ихъ ботинками, я схожу внизъ, направляясь къ ярко освщеннымъ окнамъ. Якубъ ужъ распоряжается во двор, какъ у себя дома, покрикивая на погонщика Константина, охотно предоставляя услужливымъ инокамъ перетаскивать наши вещи. Митрополитъ встртилъ насъ совершенно по-родственному, сообщивъ, что онъ давно уже иметъ вс свднія о нашемъ караван.
Пріемная настоятеля Назаретской обители представляетъ изъ себя большую, высокую комнату съ чисто-выбленными стнами, вдоль которыхъ расположены мягкіе, пестрые турецкіе диваны съ широкими полосатыми мутаками. Низенькія табуретки стоятъ по угламъ и у дверей. Надъ ними красуются портреты царствующихъ особъ Россіи и Греціи, выдающихся мстныхъ іерарховъ и виды различныхъ монастырей и лавръ, въ числ которыхъ есть и наша Кіево-Печерская. Окна и средняя дверь глядятъ на терассу, густо задрапированную богатою растительностью. Обычный кумъ-кумъ, шарбетъ и горячій кофе были предложены намъ тотчасъ-же, не смотря на поздній часъ и уже сервированный ужинъ. Прекрасный ужинъ: горячая похлебка, курица, разварныя легюмы и замчательное вино мстныхъ монастырскихъ виноградниковъ заставили насъ позабыть негостепріимство отечественнаго пріюта. Посл задушевной бесды, затянувшейся далеко за полночь, мы разстались. Служка проводилъ меня въ верхніе покои монастырскаго корпуса, гд въ прохладной и уютной комнат насъ ожидали прекрасныя постели.
Раннимъ утромъ насъ разбудилъ драгоманъ, сообщивъ, что о. Нифонтъ поручилъ ему передать, что онъ самъ желаетъ сопутствовать намъ при обзор мстныхъ святынь Назарета. Мы поспшили одться и, наскоро напившись чаю, который былъ приготовленъ торжествующимъ Якубомъ (вроятно довольствіе наше шло отъ монастыря), вышли на широкій дворъ, обнесенный монастырскими строеніями. Впрочемъ, намъ пришлось дожидаться съ четверть часа. О. Нифонтъ присутствовалъ на урок въ своей школ, устроенной для мстныхъ православныхъ арабскихъ дтей, посвящая утренніе часы обычному обходу ввренной ему митрополіи. Вскор громкое пніе донеслось до насъ изъ открытыхъ оконъ училища: дти довольно стройно пли молитву.— ‘Ну, теперь его высокопреподобіе сейчасъ выйдетъ’, сообщилъ намъ служка, и мы поспшили ему навстрчу. О. Нифонтъ дйствительно появился, окруженный дтьми, раздавая направо и налво благословеніе. Его сопровождали келарь и старшій священникъ въ черныхъ рясахъ и камилавкахъ. Поговоривъ съ учителями — двумя смуглолицыми арабами, которыхъ я принялъ сначала за послушниковъ, владыко отпустилъ дтей и направился къ намъ. Поблагодаривъ о. Нифонта за любезную готовность быть нашимъ спутникомъ въ предстоящемъ обзор назаретскихъ достопримчательностей, мы двинулись въ путь, въ сопровожденіи драгомана и казначея. Не успли мы пройти и десяти шаговъ, какъ населеніе, узнавшее пастыря, выдлило уже группу любопытныхъ, сопровождавшихъ насъ почти все время.
Изъ числа назаретскихъ святынь, находящихся въ рукахъ православныхъ, католиковъ и маронитовъ, почти вс связываютъ свои воспоминанія съ Благовщеніемъ. Въ сверно-восточной окраин города находится посвященный этому событію греческій храмъ Живоноснаго Источника: онъ выведенъ на подобіе креста, высокъ, съ прекрасными окнами. Остальныя зданія греческой миссіи расположены такъ, что образуютъ передъ храмомъ широкую площадку, вымощенную плитами. Мы вступили въ соборъ, гд насъ сразу охватила прохлада. Внутренность его замчательно гармонична въ частяхъ и въ цломъ. Драгоцнный иконостасъ темнаго кппариса поражаетъ великолпіемъ своей рзьбы, иконы — древняго византійскаго письма. Прямо изъ середины церкви нсколько широкихъ ступеней сводятъ васъ въ темный корридоръ, откуда вы попадаете въ пещеру источника Двы, главнйшую святыню храма. Стны ея одты причудливыми изразцами и разноцвтными мраморами, а самъ водоемъ обдланъ былъ мраморнымъ парапетомъ. Металлическая ршетка прикрываетъ отверстіе этой глубокой подземной чаши, откуда съ помощью кружки, привязанной на длинную цпь, поклонники достаютъ себ святую воду. Больные омываютъ себ здсь глаза, а здоровые уносятъ воду въ бутылочкахъ, какъ святыню, греки пріурочиваютъ къ упомянутому колодцу и мсто Благовщенія архангела Гавріила.
Выйдя изъ храма ‘Живоноснаго Источника’, мы проводили настоятеля до его покоевъ, такъ какъ намъ предстоялъ теперь обзоръ тхъ назаретскихъ святынь, которыя находятся во владніи католическаго духовенства. О. Нифонтъ предложилъ намъ своего драгомана, хорошо знакомаго съ мстными порядками, и мы разстались, общавъ вернуться къ обычному часу трапезы. Пшкомъ, вдвоемъ съ коллегой, въ сопровожденіи драгомана, вышли мы изъ монастырской ограды и опять очутились въ толп, терпливо поджидавшей насъ за воротами. Какъ объяснилъ мн впослдствіи Якубъ, мстное православное населеніе, недовольное порядками, господствующими въ Назаретской школ и страннопріимниц, готово было видть въ каждомъ прізжающемъ чужестранц уполномоченное лицо, способное разршить его нужды.
Францисканскій монастырь Благовщенія — это цлый кварталъ, обособленный отъ прочаго Назарета. Періодъ господства французовъ въ XVII в. отразился и здсь на далекой азіатской окраин. Посл побдъ Саладина и позорнаго плненія Гвидо-Лузіана, короля Іерусалимскаго, древняя базилика Елены, выстроенная еще при Константин Великомъ, была обращена въ развалины. Греческое вліяніе замтно пало и когда въ 1620 г. началась реставрація христіанскихъ святынь Палестины, католикамъ достался и этотъ драгоцнный уголокъ Назарета. Францисканцы обнесли свои владнія высокой оградой съ массивными воротами, передъ которыми мы и остановились въ ожиданіи пропуска. Впрочемъ, драгоманъ нашъ быстро оборудовалъ дло, вернувшись съ толстенькимъ лысымъ патеромъ въ черной сутан, съ неизбжными четками у пояса и, надо отдать справедливость, французы всегда и везд остаются врны своей изысканной любезности. Улыбающійся францисканецъ тотчасъ-же предложилъ намъ свои услуги, и мы направились за нимъ къ церкви Благовщенія, постройка которой должна быть отнесена къ 1618—20 году. Широкая арка входныхъ дверей вводитъ васъ въ просторный храмъ оригинальной конструкціи. Четыре высокія арки, скрещиваясь между собою, поддерживаютъ своды, придавая храму нсколько тяжеловсный характеръ и распространяя тотъ меланхолическій сумракъ, который присущъ большинству готическихъ сооруженій. Даже блый мраморъ открытаго алтаря, съ богатымъ убранствомъ и старинной живописью, не ослабляетъ первоначальнаго впечатлнія. Мы спустились по 17-ти ступенямъ въ древнюю пещеру, изсченную въ толщ природной скалы, находящейся теперь уже ниже уровня почвы. Внутренность ея обращена въ подземную церковь и богато украшена мраморами. Собственно въ ней находится нсколько отдленій. Прямо противъ входа виднется пещера Ангела. Сквозной мраморный алтарь занимаетъ второе отдленіе подземнаго храма — то мсто, гд по преданію жила Богоматерь. Здсь-же у подножья алтаря мраморная звзда обозначаетъ мсто Благовщенія. На стн вырзана надпись: ‘Verbum caro hic factum est!’ Превосходная картина старинной работы итальянскаго художника изображаетъ надъ престоломъ Ангела дивной красоты, держащаго въ рук блую лилію. Преклонивъ колна, онъ возвщаетъ Св. Дв непостижимую тайну Промысла. Ликъ сидящей Маріи нсколько потускнлъ на общемъ фон картины, но замчательныя черты его прекрасно сохранились. Вся сила живописи въ этомъ лиц, полномъ смущенія и покорности. Ревность благочестивыхъ испанцевъ (большинство братіи монастыря — испанцы) поспшила увнчать смущенное чело юной Двы тяжеловсной брилліантовой тіарой, искрящейся миріадами оттнковъ, благодаря разноцвтнымъ лампадамъ, опускающимся съ потолка надъ престоломъ. Неумстность этой короны производитъ непріятный диссонансъ въ чарующемъ впечатлніи, получающемся отъ самой живописи.
Къ этой пещер непосредственно примыкаютъ дв другія крохотныя, расположенныя нсколько выше главной. Одна изъ нихъ считается мстомъ, гд жилъ Іосифъ-обручникъ съ отрокомъ Іисусомъ. Другую пещеру съ дымовымъ отверстіемъ въ свод католики называютъ почему-то кухней Божьей Матери, находящуюся также подъ домомъ Іосифа.
Отсюда насъ провели въ другой католическій храмъ, создавшійся изъ древнихъ камней тоже византійской базилики или, быть можетъ, воздвигнутый поздне въ эпоху господства здсь рыцарей Танкреда, на мст, гд будто-бы находилась мастерская Іосифа-обручника. У входа поверженная колонна благо мрамора, на половину вросшая въ землю, образуетъ порогъ, молчаливо напоминая страннику о тщет всего земного. Затмъ францисканецъ провелъ насъ чрезъ низенькую калитку къ владніямъ маронитовъ, которымъ принадлежатъ въ Назарет дв церкви, на западномъ конц города. Въ общемъ оба маронитскихъ храма представляютъ мало интереснаго, если не считать хранящагося у нихъ образа Спасителя стариннаго письма, по суровости колорита и строгому абрису лица несомннно весьма древняго происхожденія.
Распростившись съ добродушнымъ францисканцемъ, сопровождавшимъ насъ и во владнія маронитовъ, мы вернулись усталые и проголодавшіеся въ греческій монастырь.
Исторія Назарета, котораго греки называли ‘Назареомъ’, а арабы ‘Насыра’ или ‘Энъ-Назрагъ’ не отличается обширностью и полнотой, несмотря на продолжительность своего существованія. Даже у евреевъ это захолустное мстечко не имло особаго названія, да и весь округъ, въ которомъ находился Назаретъ, далеко не пользовался ни значеніемъ, ни почетомъ. Галилея, обнимавшая въ глубочайшей древности двадцать городовъ, Кедеса Неалимова называлась по-еврейски ‘Галиль’. Ее получилъ отъ Соломона Хирамъ въ награду за доставку ливанскихъ кедровъ на постройку царственнаго Іерусалимскаго храма. Но, недовольный подаренной провинціей, Хирамъ назвалъ Галилею ‘Кабуломъ’, т. е. отвратительной и съ тхъ поръ надъ этой сверной окраиной Палестины тяготло какое-то презрніе, іудеи сторонились галилеянъ еще потому, что они ‘обращались съ язычниками’. Дйствительно, этотъ округъ былъ населенъ массой финикіянъ и арабовъ, а въ эпоху Іуды Гамалейскаго и знаменитой секты ‘ревнителей’ къ безъ того смшанному населенію присоединились еще греки, языкъ которыхъ знала большая часть галилейскихъ жителей. Апостолъ прямо именуетъ Галилею ‘языческой’, не смотря на то, что эта страпа составляла старинный удлъ колна Завулонова. Вроятно, недостатокъ средствъ побудилъ Іоакима и Анну, уроженцевъ Вилеема, принадлежавшихъ къ колну Іудину и выводившихъ свой родъ отъ Давида, оставить ‘Нагорную страну’ и идти искать себ заработка въ этой далекой окраин. Галилея въ эту эпоху только что пробуждалась, такъ какъ завоеванія римлянъ способствовали этой провинціи проводить дороги въ пустыняхъ, строить города и насаягдать начатки европейской образованности. Промышленная сметка грековъ намчала уже крупные торговые центры, возбуждая въ населеніи Іудеи переселенческія стремленія. Вроятно, эти побужденія привели въ Назаретъ и Іосифа. Но и тридцать лтъ спустя, ко дню вступленія Спасителя съ открытой проповдью покаянія — Энъ-Насыра пользовался все тою-же репутаціею. Призванный въ число Апостоловъ — Наанаилъ, не скрывая своего изумленія предъ Филиппомъ, откровенно спрашиваетъ его: ‘Изъ Назарета можетъ-ли быть что доброе’. Современники Христа, начиная отъ злобствующихъ фарисеевъ и книжниковъ, кончая исцленными бсноватыми, именуютъ Спасителя ‘Назаряниномъ’. Имя Іисуса связано у талмудистовъ съ символомъ ‘Га — Ноцери’, но очень вроятно, что прозвище ‘Нузара’ есть только видоизмненное ‘нецеръ’ — втвь, какъ могъ быть прозванъ городъ, благодаря своей богатой растительности. Однако, несмотря на оскорбительность ироніи, съ которой произносилось фарисеями это имя — первые ученики безсмертнаго учителя съ гордостью называли себя ‘назарянами’, и только въ дни царствованія императора Клавдія, послдователи галилейскаго пророка переименовываются въ христіанъ. Императоръ даже длаетъ попытку предписать христіанамъ называться просто галилеянами, какъ именемъ мене почетнымъ.
Жизнь Христа въ Назарет, весь тридцатилтній промежутокъ до начала Его служенія почти пройденъ молчаніемъ въ Евангеліи. Дтство и отрочество охарактеризованы краткой строфой: ‘Младенецъ возрасталъ и укрплялся духомъ, исполняясь премудрости, и благодать Божія была на немъ’. Упоминовеніе вскользь, что отрокъ Іисусъ, по обычаю, совершалъ ‘хожденіе вмст съ родителями въ Іерусалимъ, на праздникъ Пасхи’, запечатлно въ Евангеліи извстнымъ разсказомъ о томъ, какъ Христосъ, оставшись въ Іерусалим, былъ найденъ родителями въ храм сидящимъ посреди іудейскихъ мудрецовъ, спрашивающимъ ихъ, пораженныхъ его разумомъ и отвтами. Дальнйшія подробности его жизни въ родномъ город остались для насъ покрытыми полнйшей неизвстностью.
‘Кто хочетъ понять поэта — говорилъ Гёте,— тотъ долженъ отправиться въ его отечество’. Тоже можетъ быть примнено и къ великому реформатору человческаго рода. Характеръ страны, ея господствующій колоритъ, неохватная даль горизонта, зеленый просторъ цвтущихъ долинъ, золотистыя нивы, мирная обстановка родного селенія, семьи и людей, среди которыхъ выросъ человкъ — не можетъ не оказать вліянія на складъ его міровоззрній, и сила этого вліянія должна была несомннно отразиться во вншнемъ облик Іисуса. Надо видть эту страну, арену Его дятельности, какъ бы подернутую нжнымъ флеромъ строго спокойной красоты, мягкіе контуры горнаго пейзажа, быть на берегахъ Генисаретскаго озера — этой лазурной чаши въ оправ чарующей Джебель-Сафеда и Гавланитиды, любоваться фіолетовой ризой большого Ермона, чтобы понять всю силу ихъ воздйствія на поэтическую душу Назаретскаго Пророка. Въ смлую проповдь своихъ новыхъ идей онъ дйствительно сумлъ влить какой-то особый нектаръ успокоенія, благости и примиренія, свойственный двственной природ. Онъ любилъ облекать свои поученія въ ея живыя образныя картины. Въ то время, когда Іоаннъ Креститель — этотъ аскетъ Іорданской пустыни, весь воплощеніе ея суроваго колорита, начиная отъ посоха и одежды изъ верблюжьяго волоса, выступаетъ съ грознымъ призывомъ покаянія,— Іисусъ въ плащ и хитон, мирной одежд поселянина, проходитъ Свой путь общественнаго служенія, какъ любящій благостный пастырь, бесдуя съ избранными своего малаго стада. Тридцать лтъ жизни въ безвстной тишин отразились на Немъ необычайной простотою, въ которой еще сильне сквозитъ величіе безсмертнаго духа.
Вся полоса земной жизни Учителя, выпадающая на долю Галилеи, проведена въ обстановк, которая почти неприкосновенно сохранилась до нашихъ дней и этимъ объясняется, вроятно, та глубина впечатлнія, которая остается посл ея обзора. Даже посщеніе одинокихъ развалинъ Капернаума, Хоразина и Висаиды, куда не разъ удалялся Христосъ, изгоняемый своими соотечественниками и гд произошло большинство евангельскихъ событій — властно будитъ въ ум обстановку ‘дней оныхъ’, несмотря на печальный видъ этихъ мстъ современнаго запустнія. Преобладающій колоритъ города Св. Двы, начиная отъ его домиковъ самой примитивной конструкціи, кончая господствующимъ укладомъ, покроемъ одежды и родомъ занятій населенія — легко воскресятъ передъ вами историческія детали давно минувшаго… Надо удивляться, что Назаретъ, какъ мсто паломничества, сталъ извстенъ только въ VII в. по P. X. Въ эпоху крестовыхъ походовъ отнятый у сарацынъ городъ достался въ ленное владніе рыцарю Танкреду, который выстроилъ здсь церковь и перевелъ сюда же резиденцію епископа изъ Скитополиса. Построенная имъ церковь создалась, по преданію, на томъ мст, гд былъ храмъ Благовщенія, основанный царицею Еленою. Съ этого времени за францисканцами утвердилось одно изъ старйшихъ историческихъ мстъ Галилеи, гд красовался нкогда греческій храмъ Юстиніана и только Саладинъ, разрушившій Назаретъ почти до основанія, времсппо парализовалъ здсь господство католиковъ. Въ 1620 г. было разршено возобновлять церковь Благовщенія, но христіане начинаютъ пріобртать здсь самостоятельныя права лишь съ конца XVIII в., въ особенности во время управленія пашалыкомъ извстнаго шейха Дагера. Впрочемъ, могущество Франціи и главнымъ образомъ удивительная стойкость католическаго духовенства, еще въ 50 гг. предоставила мстной братіи свободно совершать въ полномъ облаченіи крестные ходы по всмъ улицамъ городка.
Вечеромъ митрополитъ предложилъ намъ совершить экскурсію въ окрестности города. Мы охотно согласились, тмъ боле, что слдующимъ утромъ мн хотлось постить англійскій сиротскій пріютъ. Оставалось осмотрть еще такъ называемый ‘Фонтанъ Двы’ и холмъ Низверженія, отстоящій на полчаса пути отъ Назарета. Приказавъ Якубу сдлать лошадей, мы съ коллегой-археологомъ отправляемся переодваться въ дорожные костюмы. Перспектива поздки въ живописныя окрестности пришлась намъ очень по душ. Четверть часа спустя мы уже были во двор, гд Константинъ держалъ осдланныхъ лошадей, а драгоманъ гарцовалъ передъ воротами. Митрополиту подвели прекрасную вороную лошадь, покрытую длиннымъ мохнатымъ чепракомъ. Широкое сдло, на которомъ здитъ въ Палестин духовенство, выглядитъ крайне оригинально, напоминая собою небольшое кресло. Задняя лука образуетъ высокій выгибъ на подобіе спинки, стремена въ форм усченной туфли напоминаютъ времена рыцарской арматуры. Пестрая бурка, скроенная на подобіе чехла, покрываетъ подушку сиднія и спускается по чепраку къ стременамъ узорчатыми кистями. Густая бахрома, драпируя грудь лошади, свисаетъ почти до земли и придаетъ коню необыкновенную нарядность. Я былъ изумленъ ловкости и гибкости митрополита, когда онъ, несмотря на свой возрастъ, съ быстротою юнопіи очутился на сдл, хотя драгоманъ старательно поддерживалъ ему стремя.
— Васъ удивляетъ моя сноровка,— проговорилъ о. Нифонтъ, замтивъ впечатлніе, произведенное на меня его смлой посадкой,— но вдь у насъ нтъ здсь другихъ способовъ передвиженія… C’est notre quipage unique et en montagnes et en prairies… Верхомъ должны здить вс, начиная отъ дтей, кончая стариками. Патріархъ тоже здитъ на кон, даже въ Іерусалим, что-же говорить о насъ, живущихъ въ горахъ?..
Длинной вереницей потянулись мы по тихимъ назаретскимъ улицамъ. Городокъ невольно привлекаетъ вниманіе своей чистотой, но, какъ оказывается, при боле близкомъ знакомств,— эта опрятность тяжело отзывается на населеніи. Митрополитъ объяснилъ мн, что своей кажущейся чистотой Назаретъ обязанъ обильному слою мловой пыли, покрывающей мстныя улицы и дворики и нельзя вообразить себ, что длается здсь, когда поднимется втеръ.
— Нашъ холмъ,— говорилъ мн о. Нифонтъ,— вроятно, млового или известковаго происхожденія. Во всей Палестин не найдется другого мста, гд-бы населеніе боле страдало болзнями глазъ, чмъ въ Назарет.
И дйствительно, при дальнйшей поздк, намъ попадалось много слпыхъ, какъ подтвержденіе сказаннаго.
Солнце уже клонилось къ закату — приближался обычный часъ восточнаго кейфа, когда населеніе покидаетъ дома и шумной, нарядной толпой высыпаетъ на улицу. Митрополитъ предложилъ намъ похать прежде всего къ ‘водоему Маріи’ и спуститься оттуда въ долину къ такъ называемому ‘холму св. Семена’. Мы попросили включить въ этотъ объздъ и ‘гору Низверженія’, съ которой хотли сбросить Христа недовольные имъ соотечественники…
Золотистые лучи вечерняго солнца обливали городокъ и неохватную ширь виднвшагося за нимъ горизонта мягкимъ ласкающимъ свтомъ. Темный кряжъ Джебель-Эсъ-Сиха уже синлъ фіолетовыми впадинами своей закругленной вершины. Стаи блыхъ голубей носились надъ черепичными кровлями. Дтскій смхъ, звонкая псня доносились мстами до насъ изъ зеленыхъ садовъ, окаймленныхъ колючей оградой гигантскаго кактуса. Отличительной чертой жителей Назарета служитъ ихъ статная красота и щеголеватость одежды. Женщины-назарянки въ этомъ отношеніи могутъ поспорить съ жительницами Вилеема, справедливо претендующими на первенство среди прекраснаго пола остальной Палестины. Мн, дйствительно, нигд не приходилось встрчать боле живописнаго наряда. Большинство двушекъ и женщинъ носитъ здсь разноцвтныя туники, при чемъ разрзныя полы ихъ обнажаютъ статное загорлое тло. Голова прикрывается маленькой шапочкой, сплошь унизанной монетами, отъ которой спускается длинный шелковый шарфъ, ниспадая на плечи. Назарянки съ необыкновенной граціей перебрасываютъ эти шарфы вокругъ своего стана, иногда черезъ руку, свсивъ длинный конецъ почти до земли, что придаетъ имъ еще большую стройность. Хотя лицо мстной женщины и не закрыто фатой, какъ у мусульманокъ, но сплошная стка снизанныхъ монетъ закрываетъ весь лобъ и щеки, спускаясь на обнаженную шею. Можно представить себ тяжеловсность такого убора, составленнаго, въ большинств случаевъ, изъ серебряныхъ меджидіэ, а у боле зажиточныхъ даже изъ червонцевъ? Если принять во вниманіе, что об руки бываютъ почти сплошь унизаны браслетами (восточныя женщины придаютъ имъ значеніе амулетовъ), что большія серьги обязательны въ ушахъ и масса всяческихъ украшеній врод пряжекъ, застежекъ украшаетъ одежду — то легко себ представить, какую тяжесть носятъ на себ туземки, рдко снимающія вс эти драгоцнности, разв только при тяжелой будничной работ…
Благословляя народъ, толпой провожавшій насъ по улицамъ Назарета, о. Нифонтъ вывелъ насъ незамтно на восточную окраину городка. Здсь изъ сплошной зелени тихихъ садовъ вытекаетъ ручей, образуя упомянутый ‘Фонтанъ Маріи’. Въ стнк полукруглаго водоема, черезъ продланныя отверстія — бьетъ кристальная холодная струя, ниспадая въ каменную чашу бассейна. Группы ‘водоносицъ’ столпились у фонтана, особенно оживленнаго въ эти часы, когда почти все молодое женское населеніе собирается у этого единственнаго колодца, обмниваясь здсь всми текущими новостями. Пріздъ владыки съ незнакомыми людьми, видимо, произвелъ сенсацію. Мы съ коллегой спшились, отдавъ лошадей Якубу. Отвдавъ воды, которая оказалась необычайно вкусной и холодной, мы не безъ усилій попробовали поднять массивный водоносъ одной изъ женщинъ, готовившейся покинуть источникъ. Каково-же было наше изумленіе, когда назарянская смуглянка, опершись на одно колно, быстро подняла этотъ кувшинъ на голову, подложивъ подъ его закругленное дно небольшой соломенный жгутъ, врод тхъ, что употребляются, нашими разносчиками. Съ необычайной граціей, придерживая кувшинъ лвой рукой и подбоченясь правой, она стала подниматься по крутизн, за ней потянулись вереницей другія, плавно покачиваясь на ходу съ своей ношей… А солнце шлетъ ужъ прощальный привтъ этому тихому уголку безмятежнаго деревенскаго покоя… Мягкія тни ложатся вдоль кактусовыхъ оградъ, протянувъ причудливый отпечатокъ зазубренныхъ лопастей на блую ленту дороги.
Свернувъ къ ‘гор Низверженія’, мы стали спускаться въ узкую ложбину, чтобъ достичь противуположнаго холма. Блая известковая тропа вьется отсюда въ долину. Темная зелень грецкаго оршника окаймляетъ ее высокимъ бордюромъ. Тропа ползетъ, извиваясь по волнистымъ холмамъ, которые высятся амфитеатромъ одинъ надъ другимъ на фон синяго неба. Созрвшія нивы провожаютъ насъ справа и слва, едва примтно волнуясь, но дорога круто заворачиваетъ и вотъ, вы уже въ дикомъ ущель… Начинается трудный подъемъ. Лошади спотыкаются, оступаясь въ каменистыхъ выбоинахъ. Окружающій пейзажъ рзко мняется, принимая суровый колоритъ, присущій Іуде. Лошади все боле настораживаются, прядутъ ушами. Кавасъ митрополита детъ впереди, выбирая боле удобное направленіе. Съ каждымъ шагомъ впередъ мстность становится все боле безжизненной, пустынной, растительность почти исчезаетъ, смняясь голыми камнями. Даже въ сухомъ вереск не трещатъ обычные кузнечики,— поразительная тишина усугубляетъ безлюдность этого мста. Кавасъ спшивается, мы слдуемъ его примру и, завернувъ за крутой гребень вершины, невольно отступаемъ, пораженные… Отвсная скала страшнымъ обрывомъ поднимается здсь надъ безграничной долиной Ездрелона. Сюда-то былъ приведенъ Христосъ фанатической толпой, готовой сбросить его съ кручи, ‘но Онъ, пройдя посреди ихъ, скрылся’. А между тмъ, едва-ли этотъ холмъ можетъ считаться подходящимъ мстомъ для казни. Отсюда съ высоты открывается такая чарующая панорама, которая, казалось-бы способна приковать къ себ сотни глазъ даже разъяренной фанатической массы…
Тамъ на сверъ уходятъ темной грядой Галилейскія горы. За ними сквозитъ теперь своей рубиновой вершиной Великій Ермонъ — дружка сосдняго снгового Ливана. На восток зеленющимъ конусомъ поднимается задумчивый аворъ, окруженный зелеными холмами Аджадунской возвышенности. На западъ Кармилъ, одтый волнистою ризой фіолетоваго тумана, глядитъ на голубую ширь безпредльнаго моря, надъ которымъ нависъ уже раскаленный дискъ угасающаго солнца. А на югъ разстилается зеленая равнина, подступая къ подножью Малаго Ермона, за которымъ темнютъ ужъ горные кряжи Гевуя и Самаріи, скрывающіе ‘каменистую всь Іудеи’. Прозрачной вуалью скользятъ надъ головою обрывки блыхъ облаковъ, да темными точками рютъ орлы, распластавъ свои мощныя крылья. Я стоялъ, не имя силъ оторваться отъ этой картины, пораженный величіемъ грандіознаго храма вселенной, поглощенный смутными думами о ничтожеств человка… Такъ, можетъ быть, 2000 лтъ тому назадъ потрясена была толпа, приведшая человка на казнь къ обрыву и только здсь сознавшая все убожество своихъ порывовъ…
О. Нифонтъ предложилъ намъ прохать отсюда къ холму Симеона, гд у него насаждены виноградники и производится давленіе вина по обычному Палестинскому способу. Разумется, мы охотно согласились и послдовали за гостепріимнымъ хозяиномъ.
Холмъ св. Симеона — это сплошной виноградникъ. Колоритъ Евангельской причты — отразился на немъ съ удивительной точностью. Владлецъ виноградника ‘построилъ башню, выкопалъ точило’ и тоже отлучился, живя по обязанностямъ призванія своего въ Назарет. О. Нифонтъ съ любовью взиравшій на свое хозяйство, знакомилъ насъ со способомъ воздлыванія земли, насажденія черенковъ и распредленія стелющихся втвей и гроздей на оригинальныхъ вилкахъ-подпорахъ. Вершину конусообразнаго холма внчаетъ желтая часовня. Она сложена изъ гладко стесанныхъ кирпичей мстнаго буроватаго камня. Высокая лстница въ два схода оперилена ршеткой и ведетъ къ портику, покоящемуся на четырехъ колоннахъ. Я не могъ добиться, почему холмъ связанъ съ памятью св. Симеона, которому посвященъ и крохотный алтарь, убранный желтыми восковыми свчами… Къ часовн примыкаетъ небольшая пристройка, гд живетъ хранитель виноградника, православный арабъ со своимъ семействомъ. Здсь-же устроенъ обширный подвалъ со сводами, углубленный въ землю, для храненія вина, получаемаго изъ лозъ самыми первобытными способами давленія. Мы отвдали годовалое вино и нашли его превосходнымъ.
А тихія сумерки незамтно спустились на землю, окутавъ окрестность какой-то особой синею мглой, придающей ночамъ востока необычайную своеобразность и прелесть колорита. Мы не замтили, какъ усплъ скрыться за далью холмовъ солнечный дискъ и, когда я взобрался на каменную площадку часовни, голубой туманъ мягко стлался вокругъ… Лишь тамъ, далеко на западъ, обагренный лучами уже невидимаго намъ свтила, золотился, сверкалъ каменистый хребетъ Кармила. Какая-то странная невыразимая грусть охватила вдругъ мою душу. Я ощущалъ ее всегда, когда судьба заносила меня въ далекую глушь отъ шумныхъ городскихъ центровъ съ ихъ кипящимъ водоворотомъ страстей и борьбы, съ ихъ мелкими интересами. О. Нифонтъ, замтивъ мое настроеніе, самъ какъ будто поддался тому-же обаянію близившейся ночи и, присоединившись ко мн, слъ рядомъ на парапет и глубоко задумался… Удивительная тишина, присущая голубымъ сумеркамъ Востока, дйствуетъ неотразимо на впечатлительнаго человка. Какъ будто затаенное дыханіе чувствуется въ этой стихнувшей природ, избгающей звука. Въ неб слабыя искры первыхъ трепещущихъ звздъ. Въ темныхъ долинахъ какая-то необыкновенная глубина. Мягкіе контуры будто ближе придвинувшихся холмовъ и отовсюду свжіе струящіеся потоки горнаго воздуха, ласкающіе грудь и лицо, какъ зыбь легкой кристальной волны эфирнаго моря.
Все подъ тмъ-же впечатлніемъ поэтической ночи возвращаемся мы въ уснувшій ‘городокъ Св. Двы’. Еще издали привтствуютъ насъ его желтые домики-башни, мигая кое-гд одинокими огнями въ тонкихъ прорзахъ окошекъ. Полный лунный дискъ, всплывая надъ темнымъ шатромъ авора, озаряетъ окрестность мягкимъ голубымъ полусвтомъ. Блая пленка тумана, суживающая кругозоръ, какъ будто растягивается, отодвигается вглубь горизонта, обнаживъ ширь дремлющей равнины… Яркимъ рельефомъ плывутъ намъ навстрчу живописные скаты Джебель-Эсъ-Сиха… Мы възжаемъ въ Назаретское предмстье. Узкая лента пыльной дороги, извиваясь ползетъ теперь въ фантастической черной оправ. Это гигантскіе кактусы оплели ее, какъ корзину. Въ непроницаемой колючей изгороди — излюбленное убжище скорпіона. О. Нифонтъ предостерегаетъ насъ, совтуя держаться середины дороги. Укусъ, или врне уколъ, этого ядовитаго паука крайне опасенъ. Неустрашимый Якубъ тщательно подбираетъ концы своего ‘бедуинскаго’ плаща и торопливо пришпориваетъ лошадь.
— Я спшу,— говоритъ онъ, обертываясь на рысяхъ,— предупредить братію о возвращеніи владыки.— И, боясь услышать, что эта предупредительность излишня, быстро скрывается у насъ изъ виду…
Шагомъ възжаемъ мы въ опустлыя улицы. Населеніе, занятое въ эту пору года полевыми работами, рано ложится и рано встаетъ и только стражники-мусульмане попадаются по временамъ, да мстный интеллигентный людъ — духовенство — не спятъ еще по своимъ кельямъ. Несмотря на продолжительность нашей поздки, я вернулся въ греческій монастырь совершенно бодрымъ, благодаря живительной свжести ночи. На двор суетился Якубъ, сновали служки, а подъ пирамидальнымъ кипарисомъ виднлась группа женщинъ, занятыхъ сортировкой пшеницы. Посл ужина, распростившись съ митрополитомъ, мы отправились къ себ въ отведенное намъ помщеніе. Но ни я, ни мой коллега долго еще не могли ршиться лечь спать, такъ волшебно хороша была эта лунная ночь. Мы услись на одну изъ каменныхъ ступеней высокой лстницы, ведущей со двора на верхнюю галлерею. Зеленый трельяжъ винограда, нависшій по тонкимъ скрещивающимся жердямъ надъ головою, сквозилъ на фон ярко освщеннаго неба своими темными втвями, листвой и фіолетовыми гроздями… Затушеванный снизу мягкими полутнями, онъ казался горельефомъ изъ старинной бронзы дорогого чекана… Листья отражались темными пятнами на блыхъ каменныхъ ступеняхъ и при каждомъ слабомъ дуновеніи втра, долетавшаго къ намъ съ вершины Джебель-Эсъ-Сиха, эти пятна тней колебались, ползли… Виднвшаяся внизу виноградная лоза сливалась, теряла свои контуры. Странное волненіе охватывало меня, когда я глядлъ на этотъ безформенный отпечатокъ. Современное христіанство — не то же-ли смутное отраженіе первичной истинной формы той ‘лозы’, которую принесъ и насадилъ здсь на этой земл ‘Виноградарь’? Во что-же выродилось теперь могучее ‘древо’? Половина человчества именуетъ себя ‘христіанами’, но Евангельскій обликъ послдователя Христа сталъ настолько смутенъ, что съ трудомъ распознается представителями нашей эпохи. Это только тнь безформенная, колеблющаяся при обманчивомъ лунномъ сіяніи. Основная идея — совершенство человческой природы — забыта, отвергнута или поглощена обрядностью, и никого изъ насъ давно уже не поражаетъ тотъ диссонансъ въ отношеніяхъ христіанъ другъ къ другу и тмъ, что заповдано было Христомъ его послдователямъ. Наша религія съ каждымъ днемъ все боле становится политической формулой, лишенной своего возрождающаго значенія… ‘А я говорю вамъ: любите враговъ вашихъ, благословляйте проклинающихъ васъ, благотворите ненавидящимъ васъ и молитесь за обижающихъ васъ и гонящихъ васъ — да будете сынами Отца вашего Небеснаго’ {Еванг. Матея, гл. 44, 45.}.
Англиканскій пріютъ двочекъ-сиротъ интересовалъ меня, какъ одно изъ лучшихъ воспитательныхъ заведеній Палестины. Прекрасное обширное зданіе орфелината занимаетъ вершину Назаретскаго холма, доминируя надъ всмъ городомъ и далеко озирая окрестность. Свыше 50-ти ступеней, обнесенныхъ каменной баллюстрадой, ведутъ къ громадному двухъэтажному дому. Высокіе, черные кипарисы образуютъ передъ нимъ эффектную аллею, достигая заостренными вершинами плоской срзанной на восточный манеръ крыши. Яркіе вера латаній, пестрый бордюръ изъ всевозможныхъ цвтовъ образуютъ передъ зданіемъ родъ цвтника, красиво выдляющагося изъ-за пояса каменной ограды, благодаря пологому спуску съ вершины холма къ расположенному ярусомъ ниже Назарету. Мстоположеніе на горной доминирующей террас Джебель-Эсъ-Сиха, солидность постройки, ея образцовая чистота придаютъ дому англиканской миссіи характеръ маленькаго дворца, особенно выдляющагося среди остальныхъ полудеревенскихъ строеній. Якубъ вмст съ привратникомъ отправились къ начальниц орфелината, чтобы передать нашу просьбу осмотрть пріютъ и ознакомиться съ постановкой въ немъ преподаванія. Не прошло и пяти минутъ, какъ они вернулись съ женщиной среднихъ лтъ (какъ оказалось, одной изъ преподавательницъ), любезно предложившей намъ слдовать за нею. Мы поднялись на широкую эспланаду, съ которой открывается превосходная панорама на всю окрестность, едва-ли не единственная по красот въ цломъ город. Меня поразила удивительная чистота воздуха, господствующая здсь на высот, благодаря удаленности отъ мловой пыли пролегающихъ глубоко внизу Назаретскихъ улицъ. Преподавательница — англичанка объяснялась съ нами по-французски. Несмотря на рзкость жаргона, изъ ея краткой спокойной характеристики мн стала ясна не только привязанность ея къ избранному длу, но и полное знакомство съ исторіей, бытовыми условіями, задачами и цлями мстной англійской миссіи. Надо видть, съ какою любовью и вмст съ тмъ чисто національною гордостью простая учительница объясняла намъ организацію труднаго дла воспитанія двочекъ-арабокъ и съ какимъ удовольствіемъ она наблюдала на нашихъ лицахъ пріятное впечатлніе, получавшееся отъ обзора этого учрежденія.
Англійская школа орфелинокъ основана сравнительно недавно, а именно въ 1874 г. Число двочекъ во время моего посщенія значилось по спискамъ 84. Школа преслдуетъ дв цли: воспитаніе и образованіе и длится на два самостоятельныхъ отдла. Первый открываетъ доступъ для всхъ, желающихъ учиться, принимая приходящихъ арабскихъ дтей безплатно въ число своихъ учениковъ. Напоминая нашу начальную школу, этотъ отдлъ функціонируетъ независимо отъ второго, являющагося собственно ‘пансіономъ’ для сиротъ изъ туземокъ. Орфелинатъ помщается въ большомъ дом, а для начальной шкоды имется отдльное зданіе, выстроенное внизу у воротъ въ черт той-же ограды. Тамъ арабскія дтишки, безъ различія пола и возраста, обучаются читать, считать и писать подъ руководствомъ двухъ учительницъ. Преслдуя чисто филантропическія задачи, англійская школа является, такимъ образомъ, самостоятельнымъ учрежденіемъ англійской миссіи, расчетливо присоединеннымъ къ основной задач воспитанія сиротъ Галилеи. Небезъинтересно при этомъ указать и на т средства, которыми существуетъ орфелинатъ Назарета. Мстная миссія обязана своимъ возникновеніемъ Лондону. ‘Общество дамъ’ дятельно собираетъ разныя пожертвованія для своего далекаго дтища, распредляетъ поступающія суммы жертвователей, умло управляя изъ Лондона и самимъ Назаретскимъ пріютомъ. Періодическія ревизіи контролируютъ дятельность директрисы и ея пяти помощницъ. Помимо образованія туземцевъ, орфелинатъ пропагандируетъ среди арабовъ и начала англиканской церкви. Этому способствуетъ и само отношеніе англичанъ къ населенію. Дисциплинированные особой системой воспитанія, господствующей въ учрежденіи, двочки — сироты, помимо элементарнаго образованія, подготовляются здсь-же спеціально и въ услуженіе (хотя большинство изъ нихъ скоро выходитъ замужъ). Мстные арабы охотно берутъ строго воспитанную молодую двушку въ свою среду, съ приходомъ которой незамтно проникаетъ порядокъ, чистоплотность, а за ними и англійское вроисповданіе. Нужно изумляться тому серьезному пониманію своихъ задачъ, которое обнаруживаетъ начальство пріюта, заботящееся о судьбахъ своихъ питомокъ посл достиженія ими совершеннолтія. Покидая пріютъ посл 15-тилтняго возраста, он уходятъ на трудовой путь вполн обезпеченными на первое время средствами миссіи.
Мы послдовали за воспитательницей въ верхнее помщеніе большого дома, занятое классами. Въ нихъ царитъ простота, нтъ затйливыхъ приспособленій, но на всемъ видна печать пуританской точности, опрятности и удивительнаго порядка. Надо отдать честь англійскимъ воспитательницамъ, умющимъ поддержать такую систему въ условіяхъ быта, далеко неотличающагося чистоплотностью, и съ населеніемъ, туго принимающимъ культурныя привычки. Въ нижнемъ этаж помщаются обширные дортуары, свтлые, высокіе съ обильнымъ притокомъ воздуха. Вс кровати желзныя и, несмотря на это, при насъ производилась полная ихъ дезинфекція. Большая комната спеціально отведена для умыванья, плоскіе деревянные тазы облицованы цинкомъ, все блеститъ, всюду прекрасно вентилированный воздухъ. Если-же принять во вниманіе, что все это прибрано, вымыто безъ прислуги, самими воспитанницами и длается постоянно подъ руководствомъ самой директрисы и дежурной наставницы, то невольно приходится изумляться. Въ отдльномъ флигел помщается кухня. И завтракъ, и обдъ тоже приготовляется воспитанницами. Среди дтей организованы правильныя дежурства, младшія помогаютъ старшимъ. Каменная кладовая ремонтировалась по случаю лтняго сезона для предстоящихъ запасовъ на зиму. Я поинтересовался узнать, кто-же завдуетъ садомъ?
— ‘Наши дти’… И при вид моего изумленія воспитательница добавила съ улыбкой ‘дти англійской миссіи’, т. е. т-же туземки-арабки. Правда, печать нкоторой чопорности, лежащая на воспитательномъ персонал школы, отразилась и на живомъ подвижномъ темперамент арабокъ. Но природная шаловливость и даже игривость двушекъ введена только въ границы строго выдержаннаго поведенія.
‘N’oubliez pas, monsieur,— замтила мн англичанка,— que nous sommes dans un pays, o le soleil est trop brlant et les moeurs trop тоlontaires… Замтьте, что съ двочкой въ 13 лтъ приходится имть дло, какъ съ вполн сформировавшейся женщиной…’ Проходя по двору, мы столкнулись и съ самими питомками этого почтеннаго учрежденія. Воспитанницы одты въ простенькій однообразный костюмъ, вс въ свтломъ, платьица прилажены и опрятны. Въ глаза не бросается традиціонныхъ рваныхъ локтей, дырявой обуви и запачканныхъ передниковъ — неизбжнаго аттрибута большинства закрытыхъ учебныхъ заведеній. Двочки держатся просто и хотя присутствіе ‘начальства’ чувствуется, но не можетъ быть рчи о какой-либо забитости или запуганности. Познакомившись съ начальницей, которая оказалась почтенной ‘миссъ’, мы прошли къ дтямъ. Орфелинки вжливо кланялись безъ понуканій и выразительныхъ взглядовъ, толково отвчали на предложенные имъ черезъ переводчика вопросы. Вообще изъ знакомства моего съ англійскимъ пріютомъ Назарета я вынесъ самое отрадное впечатлніе: мн показывали ‘безъ запинки’ вс уголки этого образцоваго заведенія, видимо нисколько не опасаясь, что чужестранецъ-поститель можетъ открыть неприглядность обратной стороны медали.
Распростившись съ любезными хозяйками пріюта, мы поспшили домой къ обду. О. Нифонтъ просилъ насъ провести съ нимъ послдніе часы нашего пребыванія въ Назарет, такъ какъ въ тотъ же день вечеромъ ршено было выступить въ дальнйшій путь для обзора Галилеи. Намъ предстояло постить Канну, прохать къ подножью Джебель-Куруганъ-Гатинъ — мста ‘Нагорной проповди’, чтобы утромъ быть уже на берегахъ Генисаретскаго озера въ Тиверіад. Одно посщеніе историческихъ развалинъ моря Галилейскаго представляетъ значительный интересъ, не говоря уже о роскошномъ мстоположеніи бывшей столицы Антипы Ирода. Достигнувъ крайняго свернаго предла нашей Палестинской экскурсіи, намъ хотлось постить аворъ, спуститься на Себастію (Самарія древности) и осмотрть мечеть ‘Неби-Ягія’, возникшую на мст историческаго ‘Махера’ — темницы Іоанна Крестителя. Интересъ упомянутыхъ мстъ, помимо ихъ археологическаго значенія, увеличивается благодаря живописной обстановк галилейскаго пейзажа. Отсутствіе значительныхъ селеній по упомянутому направленію заставляло быть особенно предусмотрительнымъ, запасая, кром всего необходимаго, еще воду, которую можно достать только въ Тиверіад и на авор. Перевалы же между ними при трудныхъ гористыхъ подъемахъ особенно изнурительны для лошадей и муловъ въ эту жаркую пору года. Распорядившись сборомъ необходимаго, я отправился въ турецкую казарму для предъявленія фирмана и назначенія намъ новаго конвойнаго жандарма. Офицеръ назаретскаго гарнизона общалъ исполнить мое желаніе и прислать опытнаго солдата къ заходу солнца. О. Нифонтъ отъ себя снарядилъ посланца, молодого араба, на аворъ, чтобы предупредить мстнаго настоятеля о нашемъ скоромъ прибытіи.
— У нихъ тамъ не всегда найдется, чего и покушать,— заботливо говорилъ мн митрополитъ, когда я просилъ его избгать лишнихъ хлопотъ. Меня заинтересовали проводы этого скорохода-гонца, и я вышелъ во дворъ, гд увидалъ араба лтъ 20-ти, рослаго, коренастаго, съ мускулатурой, которой позавидовалъ бы любой европеецъ. Ласково положивъ правую руку на его плечо (пріемъ, особо цнимый туземцами, указывающій на довріе хозяина къ подчиненному), о. Нифонтъ въ лвой рук держалъ письмо, объясняя посланцу важность порученія.
— Раувиджу би-ак’ раб` вакт {Поторопись доставить, какъ можно скоре.}, заключилъ онъ свою рчь, благословляя араба.
— Халлик муртах, сиди,— Будь спокоенъ, господинъ,— отвчалъ тотъ, кланяясь и спрятавъ письмо у себя на лбу подъ складки плаща-кефіи, онъ твердою поступью направился къ воротамъ.
Мы ршили выступить съ закатомъ солнца, имя возможность, благодаря луннымъ ночамъ, къ утру достичь уже Тиверіады. Не могу не сознаться, что я съ какой-то особенной грустью покидалъ родной городокъ Христа… Вся глубина впечатлній сказалась во мн значительно поздне, когда я былъ уже далеко отъ всхъ этихъ мстъ, связанныхъ съ его памятью. Можетъ быть, именно отсутствіе реликвій, непосредственно относящихся къ Учителю и составляющихъ предметъ обыденнаго поклоненія — дйствовало на меня неотразимо-властно… Мн чудился здсь образъ живой, благой и ясный, полный высокаго смиренія и простоты, котораго не въ силахъ воскресить ни одинъ изъ памятниковъ, созданныхъ слабыми руками человка. Въ этомъ нерукотворномъ храм природы, среди этихъ долинъ, горъ, полей, среди такихъ же стадъ и виноградниковъ у неизсякшаго ключа вставалъ предо мною безсмертный Галилейскій пророкъ. И только здсь, въ этой бдной далекой стран, среди ея мирнаго пейзажа, я почувствовалъ его близость, его прикосновенность къ смиренной человческой дол. Но я чувствовалъ также, что въ нашей исковерканной жизни, полной страданья и мукъ, нтъ ничего общаго съ былыми горестями былого христіанина…