По Галилее, Корженевский Борис, Год: 1895

Время на прочтение: 36 минут(ы)

По Галилеc.
Изъ путевыхъ замcтокъ русскаго туриста

Кефръ-Кана.— Джебель-Курунъ-Гатинъ.— Городъ Антипы Ирода.— Енасъ-этъ-Табурія — минеральныя бани Тиверіады.— Историческія развалины береговъ Галилейскаго моря. rаворъ и его памятники.— Спускъ въ ‘великую’ равнину: Эндоръ и Наинъ, Самарія-Себастія: мечеть Неби-Ягіа, темница Предтечи и арабская школа.— У подножія Гевала, развалины Гаризима.— Возвращеніе въ Іерусалимъ.

I.

Синія сумерки… Влажная мгла надвигающейся ночи, тишина и прохлада. Съ вершины Джебель-эсъ-Сиха слабо тянетъ свcжій вcтерокъ — мы кутаемся въ дорожныя бурки. Караванъ нашъ готовъ. Еще послcднее рукопожатіе, благословеніе старца-настоятеля, и вотъ мы уже на сcдлc, готовые выступить изъ монастырскаго пріюта.
— Прощайте, не забывайте насъ. Хадиръ? {Все-ли готово?}
— Que Dien vous benisse! Bon voyage! Прости тихій пріютъ ‘Енъ-Насыры’… Правовcрный жандармъ, откомандированный намъ мcстнымъ каймакомъ, cдетъ во главc каравана, мой коллега за нимъ, въ сопровожденіи драгомана Якуба. Мы съ погонщикомъ Константиномъ cдемъ въ ‘аріергардc’. Бcдный мулъ и его дружка лошакъ сплошь обвcшены провіантомъ: между огромныхъ ‘саквъ’ качаются мокрые боченки. Константинъ, мурлыкая безконечную пcсню, труситъ позади вьюковъ на своей тощей лошадкc. Безмятежный городокъ св. Дcвы почти засыпаетъ. Въ бcлыхъ мазанкахъ не видно уже огней, только изрcдка на опустcлой улицc попадаются запоздалые туземцы. Даже собаки не провожаютъ насъ обычнымъ лаемъ. Мы минуемъ тихо журчащій ‘фонтанъ Дcвы’ и, вступивъ въ обычную ограду кактусовъ, выcзжаемъ въ предмcстье. Отсюда влcво начинается спускъ въ долину къ приморской Кайфc, а вправо — подъемъ въ гору, на сcверо-востокъ къ берегамъ Геннисарета. Я оглядываюсь… Съ высоты горнаго кряжа, отдcленнаго узкой ложбиной, смутно вырисовываются бcлые домики Энъ-Насыры, одинокій минаретъ и бcлое зданіе англійскаго пріюта. Еще два, три поворота, начинается спускъ по уклону и городокъ св. Дcвы тонетъ уже въ сумракc ниспадающей ночи.
Дорога до Кефръ-Каны пролегаетъ по живописнымъ мcстамъ, то спускаясь съ горныхъ уступовъ, то снова на нихъ всползая. Благодаря лунной порc (мcсяцъ скоро всплылъ надъ полями, озаривъ окрестность нcжнымъ трепетнымъ сіяньемъ) мы шли почти рысью, какъ вдругъ… жандармъ нашъ быстро перекинулъ ружье на руку и прицcлился, Грянулъ выстрcлъ, подхваченный эхомъ, бcлая дымка сгустилась въ воздухc, лошади шарахнулись въ сторону. Перетрусившій Якубъ закричалъ проводнику, что онъ отвcтитъ за нападеніе на иностранцевъ и т. п. Но добродушный турокъ, молча, спрыгнулъ на землю и, что-то поднявъ, вернулся къ намъ съ трофеемъ своей неожиданной охоты: онъ убилъ шакала. Я очень сожалcлъ, что не могъ взять прекрасной шкуры, такъ какъ караванъ нашъ спcшилъ и некогда было останавливаться. Съ трудомъ, то взбираясь по узкимъ каменистымъ тропамъ, то спускаясь въ долину, драгоманъ нашъ около полуночи прибылъ въ Кану Галилейскую. Теперь это жалкая деревушка Кефръ-Кена, вся утопающая въ садахъ. Въ мcстной церкви во имя св. Георгія, занимающей вершину холма, туристу показываютъ два каменныхъ сосуда, бывшихъ яко-бы на бракc, гдc Спаситель совершилъ свое первое чудо. Наивность гипотезы очевидна при первомъ-же взглядc на эти ‘водоносы’, высcченные въ толщc стcны {Евангелистъ (Іоанна II, 1—2) ясно указываетъ, что сосуды были переносные. Кромc того и подлинность самой Каны находится подъ сомнcніемъ. Робинзонъ, напр., видитъ евангельскую Кану въ мcстечкc Эль-Джелиль, близъ Саффуріи, значительно сcвернcе даннаго мcста. Интересно, что и въ католическомъ храмc Каны находится другая пара такихъ-же сосудовъ, тоже выдаваемыхъ за подлинные и употребляемыхъ какъ купель для крещенія.}. Но посcщеніе самаго храма, несмотря на бcдность и запущенность обстановки, произвело на насъ впечатлcніе. Православный арабъ священникъ, удивленный позднимъ часомъ осмотра — сопровождалъ насъ съ какимъ-то примитивнымъ свcтильникомъ. Подъ низкими сводами царилъ полумракъ… Лунное сіянье, пробиваясь въ узкіе прорcзы оконъ, придавало убогой обстановкc храма какую-то мистическую торжественность. Священникъ увcрялъ насъ, что эта греческая церковь воздвигнута изъ подлинныхъ камней бывшей здcсь нcкогда базилики Елены. Неоднократныя раскопки обнаружили цcликомъ весь фундаментъ, а найденныя монеты относятся въ большинствc къ эпохc Великаго Константина. Добродушный пастырь-арабъ приглашалъ насъ къ себc на ночлегъ, но мы, извинившись за причиненное безпокойство и внеся посильныя лепты на украшеніе храма, предпочли cхать дальше. За Каной дорога постепенно идетъ подъ уклонъ, вплоть до возвышенности Курунъ-Гаттина, гдc рcшалась судьба крестовыхъ походовъ, а позднcе лилась кровь воиновъ Бонапарта {Саладинъ одержалъ здcсь рcшительную побcду надъ воинствомъ Гвидо-Лузиньяна, а въ 1799 г. генералы Клеберъ и Жюно разбили авангардъ турецкой арміи.}… Впрочемъ, зеленая долина ничcмъ не напоминаетъ теперь грозныхъ картинъ жестокаго боя. По склонамъ окружающихъ ее холмовъ тянутся воздcланные сады, смоковницы и гранатникъ пышно разрослись въ темныхъ квадратахъ табачныхъ плантацій и виноградниковъ. Благодаря мягкому матовому освcщенію, въ этомъ пейзажc чувствовалась какая-то особенная безмятежность, поражавшая необыкновеннымъ спокойствіемъ колорита. Мысль будила невольно иныя воспоминанія… Дорога, по которой мы cдемъ теперь — это несомнcнный путь, гдc не разъ проходилъ Спаситель. Галилея была главнымъ центромъ его дcятельности. Окруженный толпою учениковъ, онъ проповcдовалъ здcсь ‘благой и милостивый’, совершалъ рядъ чудесъ и исцcленій. Вcроятно, на этихъ поляхъ апостолы срывали колосья, возбуждая негодованіе фарисеевъ.
Караванъ нашъ достигъ селенія Эль-Лубіегъ, гдc рcшено было сдcлать привалъ и напоить животныхъ. Благодаря обильнымъ ключамъ, питающимъ богатую растительность, сельскіе домики тонутъ въ садахъ, окруженныхъ исполинскою оградою кактусовъ. Деревушка покоилась мирнымъ сномъ и только нcсколько бедунновъ-кочевниковъ, шедшихъ съ караваномъ изъ Сафеда, встрcтили насъ у источника. Пока арабы переговаривались другъ съ другомъ, мы съ коллегой-археологомъ бродили по пыльной дорогc, дcлясь впечатлcніями. Объемистый томъ Мейера не разставался съ моимъ пріятелемъ. Присcвъ на камни, мы проштудировали географію Галилеи. Намъ предстояло теперь осмотрcть тотъ цвcтущій уголокъ Палестины, который считался съ древнcйшихъ временъ житницей Сиріи. Страна, граничившая съ царствомъ Тира и Сидона, отдcленная съ запада величественнымъ кряжемъ Кармила, водной нитью Іордана, землей Гадары и Скиsополиса съ востока, съ юга сливалась съ зелеными нивами Самаріи, а съ сcвера подступала къ подножью гиганта Ливана… Площадь почти невозможная для кратковременныхъ обозрcній, къ тому-же богатcйшая въ цcлой Палестинc по своимъ археологическимъ сокровищамъ. Іосифъ Флавій рисуетъ этотъ цвcтущій край кипучимъ, оживленнымъ, многочисленные города — утопающими въ оливковыхъ, дубовыхъ и кедровыхъ лcсахъ, поселки — въ апельсинныхъ и миртовыхъ рощахъ… Вереницы каравановъ тянутся по торговымъ путямъ отъ Птолемаиды, приморскаго Сура и Седы къ Дамаску, Іерусалиму и Газc. Что-же представляетъ современная Палестина? Лихорадочный пульсъ ея прежней торговой дcятельности давно уже замеръ… Царственные города лежатъ въ развалинахъ, заіорданская Перея обратилась въ пустыню, населенную многочисленными кочевниками. Былыя крcпости римлянъ, великолcпные дворцы цезарей обратились въ груды камней и мусора, заросшія бурьяномъ… Туристу приходится не безъ смущенія обозрcвать жалкіе пустыри — остатки царственныхъ зданій Капернаума. Магдалы и Виsсаиды. Давно истлcвшій скелетъ ихъ — обломки колоннъ и капителей, фундаменты обвалившихся стcнъ покрылъ уже прахъ почти двухъ тысячелcтій… Только одна, вcчно прекрасная, неумирающая природа все та-же. Ей нcтъ дcла до ‘мерзости запустcнья’ бывшихъ алтарей и дворцовъ несуществующихъ поколcній. Пышная, жизневластная, она бьетъ тcми-же холодными ключами изъ нcдръ земли, одcваетъ холмы и нивы, какъ прежде, цвcтущими коврами. Галилейское племя исчезло. Выходцы всcхъ странъ заселили страну Деворы и Бараки, и нcкогда воинственный удcлъ Завулоновъ и Нефsалимовъ составляетъ теперь мусульманскій вилайетъ ‘Берута’…
Анданакъ!— прощаются другъ съ другомъ погонщики арабы. Нашъ караванъ выступаетъ. Вереница верблюдовъ, далеко растянувшаяся по пыльной дорогc и загромоздившая ее своими тюками и сcдлами, долго служитъ предметомъ ожесточенныхъ пререканій. Умныя животныя какъ будто застыли на своихъ поджатыхъ мозолистыхъ колcняхъ… Лошади боязливо идутъ подлc нихъ, настораживаясь и фыркая. Свcжій вcтеръ заставляетъ насъ плотнcе кутаться въ бурки. Мы пересиливаемъ дремоту, такъ какъ это послcдній переходъ до Галилейскаго моря. Блcдный отсвcтъ луны давно незамcтно исчезъ, какъ будто растаялъ въ розовcющемъ предутреннемъ туманc. Полчаса пути по непрерывнымъ подъемамъ — все выше и круче, и вотъ мы на изломc величественнаго гребня Курунъ-Энъ-Гаттина. Яркій багряный восходъ солнца привcтствовалъ насъ, согнавъ послcдніе покровы тумана, озаривъ золотистымъ потокомъ лучей разстилавшуюся у нашихъ ногъ водную ширь Генисаретскаго озера… Неожиданно появившееся среди базальтовыхъ скалъ горнаго ущелья, оно властно приковываетъ къ себc и нcтъ силъ оторваться отъ открывающейся съ высоты перспективы… Живописные берега обступаютъ его отовсюду и на всемъ протяженіи голубого полотна искрятся, разбcгаясь, серебристыя нити прибоя… Удивительно изящный овалъ этого крохотнаго моря Галилеи какъ будто покоится въ малахитовой оправc,— такъ ярки, такъ цвcтущи прибрежные скаты холмовъ Гадары, такъ рельефны каменистые террасы далекой Гавланитиды. На самомъ днc этой бирюзовой чаши, въ узкій прорcзъ ущелья виднcется намъ бcлый квадратъ крcпостныхъ стcнъ и зданій Тиверіады. Притаившійся въ поразительной глубинc, онъ производитъ удивительный контрастъ съ видами противуположнаго берега… Оторвитесь отъ него на минуту и передъ вашими глазами встанетъ Евангельскій Сафедъ ‘городъ на вершинc’ горъ Нефsалимовыхъ, а за ними поднимается царственный Ермонъ, вонзаясь въ прозрачную высь своей снcжной вершиной… Съ террасы Курунъ-Гаттина (рога Гаттина), гдc Спаситель, по преданію, произнесъ свою нагорную проповcдь {Ев. Матs. г. V—6—7.} — начинается спускъ къ Галилейскому морю. Одинъ изъ каменистыхъ уступовъ извcстенъ подъ именемъ Гаджаръ-Энъ-Пазрани. Площадка его покрыта камнями оригинальной формы, напоминающими большіе окаменcлые хлcбы {Католики называютъ ихъ Mensa-Christi. Мcсто это считается у христіанъ священнымъ и съ нимъ связано воспоминаніе о насыщеніи здcсь Спасителемъ пяти тысячъ народа пятью хлcбами и двумя рыбами. (Еванг. Луки, IX, 10—17).}. Отсюда уже ярко вырcзываются уцcлcвшія бойницы и порванныя мcстами крcпостныя стcны бывшей столицы Галилеи… Залитый яркими солнечными лучами, городъ Антипы Ирода раскинулся на самомъ берегу голубого озера, сверкая бcлыми домиками-башнями. Впечатлcніе, производимое имъ, такъ оригинально, что вамъ невольно начинаетъ мерещиться не захолустная Палестинская область, а скорcе одинъ изъ портовъ средиземнаго побережья, полный лихорадочной, кипучей дcятельности… Съ каждымъ поворотомъ горной тропы, съ каждымъ шагомъ впередъ, все шире раздвигается зеленая рама холмовъ, ярче выступаютъ изъ глубины и синяя ширь Бахръ-Табарія и живописные домики подъ сcнью раскидистыхъ пальмъ, придающихъ Тиверіадc характеръ африканскаго поселка. Еще два, три спуска и мы вступаемъ въ широкую прибрежную долину, задрапированную живописной перспективой холмовъ, надъ которыми въ туманной дали мягко очерченнымъ контуромъ красиво рисуется царственный Ермонъ, покрытый вcчными снcгами…
Послcдній уступъ — и вотъ мы уже на днc грандіозной чаши, лежащей на 700 фут. ниже уровня моря, которую Іорданъ безпрерывно наливаетъ своими водами… Караванъ нашъ подходитъ къ стариннымъ полуразрушеннымъ воротамъ. Поясъ каменныхъ стcнъ массивной кладки, несомнcнный остатокъ древняго Акрополиса, довольно хорошо еще сохранился съ южной и западной стороны города, хотя теперешняя Табарія — только жалкій остатокъ нcкогда красовавшагося здcсь Генисарета. Сcверная и южная стcны цитадели, значительно выдвинутыя, вдались въ озеро и, вcроятно, оканчивались прежде закругленными башнями, отъ которыхъ уцcлcлъ теперь одинъ массивный базисъ, едва выступающій надъ водною поверхностью. Холмистый восточный берегъ образуетъ красивый выгибъ и тамъ, въ этой природной бухтc, на склонc горнаго кряжа виднcется одинокое зданіе ‘горячихъ ключей’ Емасъ-Табуріэ — знаменитыхъ бань Тиверіады. Проcхавъ аркадъ единственныхъ ‘Назаретскихъ воротъ’, мы очутились въ самой толчеc базара. Скрещивающійся лабиринтъ улицъ, узкихъ и грязныхъ, представляетъ разительный контрастъ съ живописной внcшностью этого Галилейскаго поселка. Плоскія кровли, бcлый куполъ мечети съ филиграновой колонкой минарета, скученность строеній, чередующихся съ почернcвшими руинами, уцcлcвшія башни одинокой цитадели, осыпи рвовъ и зеленые вcера латаній, удивительно прижившихся къ грудамъ базальтовыхъ камней, голубая полоса озера и темные фіолетовые уступы противоположныхъ береговъ — все это производитъ на туриста совершенно новое, своеобразное впечатлcніе, послc однохарактернаго ‘сухопутнаго’ пейзажа Іудеи и Самаріи. Этотъ обрывокъ голубого моря, его бирюзовый овалъ составляютъ едва-ли не всю основу и прелесть какъ Генисаретскихъ видовъ, такъ и самой Тиверіады, хотя отъ блестящей сcверной столицы Палестины, современной Христу, отъ ея пышныхъ дворцовъ, садовъ и фонтановъ, отъ портиковъ, гаваней и конскихъ ристалищъ, воздвигнутыхъ Антипой-Иродомъ съ роскошью, присущей развc далекому Риму, не осталось камня на камнc {Основаніе Тиверіады относится къ глубочайшей древности. За 16 лcтъ до P. X., по свидcтельству Іосифа Флавія, Иродъ-Антиппа, желая затмить блескъ Юліи-Виsсаиды, выстроенной на сcверc при устьc Іордана его братомъ Филиппомъ и названной въ честь дочери Кесаря, заложилъ обширный городъ на мcстc древняго Кенрета (Геннсарета). Онъ посвятилъ эту новую столицу Галилеи императору Тиверію. Роскошные дворцы ‘золотой домъ’, въ которомъ жилъ строитель, ‘форумъ’, ‘стадій’, обширный лагерь и монетный дворъ, храмы, посвященные римскимъ божествамъ, рынки, украшенные статуями, широкія улицы и зданія, расписанныя художниками изъ Птолемаиды, сдcлали изъ Тиверіады центръ сcверной Палестины. Неронъ подарилъ ее Агриппc младшему. Во время войны евреевъ съ римлянами, историкъ Іосифъ Флавій,— командовавшій войсками, укрcпилъ Тиверіаду, которая, покорно отворивъ, ворота Веспасіану, только этимъ спасла себя отъ разрушенія.}. Неоднократныя землетрясенія (особенно сильныя въ 37-мъ году текущаго стохcтія) и постепенное обcднcніе жителей значительно сократили размcры Энъ-Табарія, окраины которой представляютъ теперь почти сплошныя груды развалинъ, не возобновленныхъ постройкой. Современный городъ заселенъ евреями. Предки ихъ выселились сюда послc разгрома и взятія Іерусалима Титомъ. Особенно сосредоточенію здcсь іудеевъ способствовали еще и религіозныя побужденія. Такъ, послc паденія священнаго города сюда перенесешь былъ синедріонъ, здcсь-же знаменитый раввинъ Іуда Гаккодешъ составилъ Мишну — драгоцcннcйшій кодексъ послc книгъ Моисеевыхъ. Извcстная Гемара — трудъ раввина Іоханана (такъ наз. Іерусалимскій талмудъ) и Мазорахъ — критическій обзоръ библіи создались въ той-же Тиверіадской школc талмудистовъ, гордящейся именами: Рабби-Ами, Май монида и др. Здcсь-же, по убcжденію іудеевъ, явится и ихъ Мессія, который возродитъ царство израильское въ Сафедc, что особенно способствуетъ переселенію сюда евреевъ даже изъ далекихъ окраинъ Европы и Африки.

II.

До православнаго монастыря, гдc намъ предстояло остановиться, пришлось пробираться черезъ весь городъ. Скромная обитель, наполовину отстроенная, возвышается среди развалинъ, несомнcнно представляющихъ драгоцcнный матеріалъ для археолога. Игуменъ, о. Никандръ, принявшій насъ крайне радушно, былъ весь въ хлопотахъ, воздвигая новую церковь во имя апостола Петра на мcстc чудеснаго улова рыбы {Еванг. Іоанна, 21 гл. 4—II.}. Появленіе нашего каравана въ самый разгаръ постройки — крайне смутило и безъ того конфузливаго инока. Едва нашлось мcсто подъ навcсомъ для нашихъ лошадей и муловъ, сами-же мы, усталые и запыленные, долго не знали какъ размcститься. Особенно тоскливо выглядcлъ Якубъ, очевидно разочарованный въ своихъ обычныхъ ожиданіяхъ наживы. Приходилось полностью доставать провіантъ, вино и фуражъ для животныхъ, такъ какъ самъ хозяинъ питался въ сухомятку. Отдохнувъ и закусивъ неизбcжными консервами, мы отправились съ игумномъ осмотрcть ‘временную’ церковь монастыря, находящуюся подъ сводами древней синагоги. Убогая занавcска замcняетъ въ ней иконостасъ, низкія стcны, закоптcлый алтарь и почти полное отсутствіе иконъ и утвари производятъ унылое впечатлcніе. Небогаче и другая крохотная церковь, временно устроенная въ полуразвалившейся каменной башнc. Надъ сводами древней еврейской синагоги патріархія воздвигаетъ теперь новый храмъ, упомянутый выше. Небольшой дворикъ обители заваленъ строительнымъ матеріаломъ. Самъ настоятель и двое его монаховъ живутъ совершенно по походному. Крохотная комнатка ‘на галлереc’, единственный жилой уголокъ — была любезно предоставлена намъ, а самъ ‘Епископъ Тиверіадскій’ перебрался въ какую-то временную пристройку съ своимъ болcе чcмъ скромнымъ скарбомъ… Страшная духота, тcснота помcщенія и явныя затрудненія для неутомимаго пастыря, заставляли насъ сократить до minimum’a пребываніе въ Тиверіадc. Мнc все-таки хотcлось побывать на знаменитыхъ ‘горячихъ ключахъ’ и хотя вскользь познакомиться съ историческими развалинами Генисаретскаго побережья. Добродушный о. Никандръ, поставленный обстоятельствами спcшной стройки въ безвыходное положеніе, старался всячески смягчить ожидавшія насъ неудобства при неизбcжной ночевкc въ монастырc, такъ какъ въ городc нcтъ гостинницъ. Близился полдень. Какъ ни рискованно было выходить въ жару, но мы рcшили отправиться тотчасъ-же на Емасъ-Табурія — къ минеральнымъ банямъ Тиверіады. О. Никандръ вызвался быть нашимъ проводникомъ и мы втроемъ, безъ драгомана, добрались до берега озера, гдc останавливается мcстный ‘трамвай’, если только можно назвать такъ оригинальный фургонъ, служащій для поcздокъ на Гаматскіе источники. Ключи эти находятся въ верстахъ трехъ отъ города къ югу и дорога, ведущая къ нимъ, все время вьется лентой вдоль берега среди живописной панорамы. Фургонъ, запряженный парой клячъ, напоминаетъ скорcе деревянный ящикъ на колесахъ, чcмъ экипажъ для больныхъ паралитиковъ, главнымъ образомъ прибcгающихъ къ цcлебнымъ минеральнымъ ваннамъ. Ящикъ этотъ безъ всякаго признака рессоръ съ двумя долевыми скамейками. Вы взбираетесь по подножкc сзади подъ парусиновый тентъ, обильно смоченный для прохлады водою. Экипажъ набивается биткомъ сверхъ комплекта, ибо лcчащихся здcсь оказывается весьма много, какъ христіанъ, такъ и турокъ. Мы трогаемся. Солнце палитъ немилосердно. Подъ легкимъ навcсомъ душно: онъ скрипитъ и качается на тонкихъ стойкахъ, вздрагиваетъ отъ каждаго толчка, угрожая ежеминутно покрыть наши головы. Крупный гравій прибрежья хруститъ подъ колесами, тощія лошаденки напрягаются изо всcхъ силъ, поощряемыя длиннымъ бичомъ еврея-погоньщика. Медленно уплываютъ назадъ очертанія противоположныхъ береговъ… Голубая ширь тихаго озера все время ласкаетъ взоръ, бcлыя чайки съ крикомъ носятся надъ водою, да кое-гдc мелькнетъ косой парусъ едва примcтной, какъ легкая скорлупа, одинокой рыбацкой лодки… Гамасъ-этъ-Табуріэ — извcстны съ глубочайшей древности. Объ нихъ упоминаютъ Плиній и Іосифъ Флавій. Два каменныхъ зданія подъ бcлыми куполами примыкаютъ къ природной скалc, изъ которой бьютъ четыре минеральныхъ источника, стекая отсюда въ озеро. Ибрагимъ-паша выстроилъ надъ ними каменный павильонъ съ бассейномъ и мраморными ваннами. Раскаленность воздуха внутри этихъ бань, достигающая 50R, почти невыносима для здороваго человcка. Испаренія сcрныхъ источниковъ наполняютъ термы удушливымъ газомъ. Съ желающихъ подвергнуться въ нихъ испытанію арендаторы-евреи берутъ отъ 20 до 30 паричекъ (10—15 коп.). Съ меня, впрочемъ, запросили цcлый франкъ, но я благоразумно отказался. Эммаусскія ванны, какъ и самый курортъ, содержатся очень грязно. Въ особенности запущено старое зданіе, давшее мcстами трещины и, видимо, давно не ремонтированное… А между тcмъ, здcшніе сcрные ключи весьма драгоцcнны и соотвcтствуютъ Ахенскимъ при температурc въ 28—30R Reom. Они бьютъ подъ сильнымъ давленіемъ, но громадное количество минеральной воды пропадаетъ, совершенно не эксплоатируется, отравляя прибрежныя воды Бахръ-Табарія. Въ томъ-же фургонc мы вернулись въ Тиверіаду. Мой коллега-археологъ спcшилъ обозрcть остатки городскихъ стcнъ, а я поручилъ Якубу розыскахъ для меня проводника, чтобы верхомъ пробраться къ историческимъ развалинамъ западнаго побережья. Нанятый чичероне-арабъ явился верхомъ съ запасной лошадью, послcдняя была необходима, такъ какъ наши животныя были измучены горнымъ переваломъ. А намъ предстояло еще взбираться на rаворъ по кручамъ, едвали не самымъ отвcснымъ и обрывистымъ во всей Палестинc.
Въ исходc четвертаго часа я выcхалъ съ проводникомъ изъ греческаго монастыря. Путь нашъ лежалъ на сcверъ вдоль западной городской стcны по направленію къ Магдалc. Молодой арабъ увcрялъ меня, что прекрасно знаетъ окрестность и подлинныя мcста интересовавшихъ меня развалинъ,— Эль-Меджделя, Ханъ-Минья, Тель-Гума и Аинъ-этъ-Табигага. Миновавъ хмурыя бойницы и осыпи крcпостныхъ стcнъ, мы поcхали вдоль берега по крупному гравію. Колоритъ Генисаретскаго пейзажа таковъ, что отъ него нcтъ силъ оторваться. Голубая ширь, удивительно прозрачная, подернутая тонкою серебристою рябью, какъ будто дремлетъ, недвижно застывъ въ берегахъ… Группы садовъ, разбитыхъ но холмистымъ скатамъ, провожаютъ васъ слcва. Сквозь густую, высокую траву сквозятъ мcстами фундаменты давно разрушенныхъ зданій, указывая туристу на обширность поселковъ, пестрившихъ нcкогда пустынные берега современнаго Галилейскаго моря. Если мысленно перенестись за 2,000 лcтъ назадъ, то нельзя не удивляться, какого пышнаго и богатаго расцвcта культуры достигли эти безъимянныя, полузасыпанныя теперь мусоромъ развалины. Тропическая флора Галилейскаго озера, благодаря ледяной температурc воды, собрала на своихъ берегахъ самую разнообразную растительность {Галилейское море или Тиверіадское озеро, по исчисленіямъ экспедиціи Линча, находится подъ 30R 15′ 24′ в. долг. и между 32R 41′ 21′ и 32R 53′ 37′ сcв. шир. Длина его 20 километровъ 824 метра, средняя ширина 5 географ. миль. Поверхность ниже уровня Средиземнаго моря на 230 метр. Глубина въ южной части до 50 мет. Іорданъ, проходя черезъ Семахонитское озеро, впадаетъ въ Тіахръ-Табарно въ самомъ сcверномъ его углу, извиваясь отсюда къ югу по долинc Эль-Гхоръ до Мертваго моря. (Смыш. 230)}. Еще до нынc, рядомъ съ зонтичной пальмой Африки, пышно разростается каспійскій орcшникъ, сирійскія фиговыя и тутовыя деревья чередуются съ гигантскими кустами магнолій и олеандръ. На отмеляхъ среди камней кишатъ морскіе крабы, а въ ясной лазури надъ прибрежными пустынными скалами плавно поднимаются орлы и стервятники. Пологіе скаты холмовъ прорcзаны кое-гдc узкими ложбинами и по нимъ съ шумомъ сбcгаютъ горные ручьи, сливаясь въ глубокой чащc Бахръ-Табарія. Обломки совершенно черныхъ камней, по формc своей напоминающихъ ноздреватую губку, разбросаны на всемъ протяженіи лcваго берега, указывая на вулканическое происхожденіе базальтовыхъ скалъ и утесовъ, отдcляющихъ долину Генисарета отъ вершинъ Курунъ-Гаттина и rавора. Беърегъ дcлаетъ крутой изломъ, мы подъcзжаемъ къ жалкой деревушкc изъ 5—6 хижинъ съ убогой мечетью посрединc, съ неизбcжнымъ уэли подъ сcнью одинокаго сикомора. ‘Меджель’ — улыбаясь, говоритъ мнc проводникъ. Это и есть евангельская Магдала, родина Маріи Магдалины. Русская миссія воздвигаетъ здcсь церковь, теперь уже оконченную постройкой. Убогія хижины, сбитыя изъ глины, положительно не стоютъ осмотра. Мы минуемъ группу камней — печальный остатокъ неизвcстнаго поселка. Отсюда горы какъ будто отходятъ отъ берега, образуя широкую равнину, поросшую густою травой и кустарникомъ. Эль-Гусерь — долина Генисарета — изобилуетъ теплыми ключами, свидcтельствуя о вулканическомъ происхожденіи этой впадины — чаши, залитой водами голубого озера. Высокій тростникъ, драпирующій берега, дcлаетъ cзду здcсь крайне затруднительной. Мcстами лошадямъ прямо приходится продираться по сухому вереску, постоянно оступаясь на камни и рытвины, заросшія колючимъ терніемъ. Весь сcверный край Галилейскаго моря, безжизненный и дикій, почти лишенъ населенія, если не считать кочевниковъ — бедуиновъ, появляющихся здcсь иногда съ береговъ Іордана. Въ полчаса cзды за Магдалой проводникъ указалъ мнc источникъ Аинъ-эль-Типъ, осcненный древнимъ фиговымъ деревомъ. Мы вступаемъ въ сплошныя груды сcрныхъ камней, въ царство руинъ — безмолвныхъ свидcтелей исполнившагося пророчества {Еванг. Луки — X, 13—15.}. Прибрежная тропа все время бcжитъ вдоль извилинъ, приводя къ обширнымъ развалинамъ Ханъ-Миніэгъ, въ которомъ нcкоторые изслcдователи видятъ Капернаумъ, а другіе Виsсаиду древности. Ханъ этотъ лежитъ на пути большой караванной дороги изъ Акры въ Дамаскъ. Отсюда начинается крутой изломъ береговъ къ сcверо-востоку, гдc собственно нужно искать слcды Этъ-Табигагъ, евангельской Вниsсаиды. Отъ родного города апостоловъ Петра, Андрея и Филиппа ничего не сохранилось, кромc груды камней, да глубокихъ ямъ, задрапированныхъ зеленью миртъ.
Теперь, недалеко уже до Тель-Гума, сообщилъ мнc проводникъ и, пришпоривъ лошадей, мы поcхали рысью къ чернcвшимъ издали руинамъ. Колоритъ этой части Галилейскаго моря совершенно иной, чcмъ его южной окраины, растительность значительно бcднcе, болотистая трава сильно выжжена солнцемъ. Чрезъ двадцать минутъ мы слcзли съ сcделъ и, спутавъ лошадей, стали взбираться на холмъ Капернаума. Развалины ‘Кафаръ-Нагумъ’ несомнcнно самыя обширныя изъ всcхъ разбросанныхъ по берегамъ Генисарета. Площадь, занимаемая ими, свидcтельствуетъ, что евангельскій городъ былъ однимъ изъ богатcйшихъ. Фундаменты стcнъ еще сохранились мcстами, въ грудахъ мусора виднcются разбитыя колонны, куски разныхъ капителей, обломки мраморныхъ ступеней, источенныхъ водою и временемъ. Черныя глыбы базальта, обрушившись въ озеро, далеко вдались въ его спокойную синеву — какъ будто застывшую въ безмолвномъ трепетc предъ этимъ жилищемъ смерти и разрушенія… ‘Горе тебc Хоразинъ, горе тебc Виsсаида’. Печать проклятія отмcтила поверженные дворцы Ирода и Филиппа и вознесшійся до неба Капернаумъ, низвергнулся разбитый, ограбленный воинами Веспасіана.
Усталый и мало удовлетворенный поcздкой къ историческимъ развалинамъ, я вернулся въ Тиверіаду почти въ сумеркахъ. Солнце уже садилось. Голубоватая дымка тумана густcла надъ озеромъ, отливавшимъ, какъ опалъ, всcми оттcнками радуги въ послcднихъ меркнувшихъ лучахъ заката. Далекіе холмы Хоразина и бcлоснcжный Ермонъ, тронутые трепетнымъ багрянымъ сіяньемъ, таяли, какъ смутное безплотное видcніе въ густcющей синевc воздуха. Фіолетовыя тcни драпировали даль едва распознаваемаго глазомъ противуположнаго берега. Сыростью вcяло отъ воды и со стороны ущелій Арбелы начиналъ тянуть холодный леденящій вcтеръ. Быстро упавшія сумерки, при рcзкой перемcнc температуры — обычное явленіе береговъ Генисаретскаго озера. Вcроятно, охлажденіе горныхъ террасъ послc сильнаго зноя вызываетъ движеніе воздуха, отражающееся сильнымъ волненіемъ и на морc. Евангельскій разсказъ свидcтельствуетъ о неожиданныхъ буряхъ, донынc пугающихъ мcстныхъ рыбаковъ, которые на своихъ утлыхъ челнахъ рcдко рискуютъ выплывать на его середину. Прозябшій и голодный, я съ радостью переступилъ монастырскій порогъ, гдc меня давно ожидалъ скучавшій спутникъ. Мы рано улеглись спать, такъ какъ утро предъ отъcздомъ на rаворъ рcшено было посвятить приведенію въ порядокъ собранныхъ по дорогc коллекцій, исправленію дневника и съемкc фотографическихъ видовъ. Покидая Тиверіаду, мы зашли въ католическій монастырь, основанный, по преданію, на мcстc чудеснаго улова рыбы. Но мнc такъ и не удалось видcть участка земли, пріобрcтеннаго о. Антониномъ для основанія здcсь русской страннопріимницы.

III.

Подъемъ отъ Тиверіады къ rавору идетъ по крутому кряжу. Отъ самаго озера уступъ за уступомъ поднимаются живописной грядой зеленыя кручи. Едва примcтная каменистая тропа вьется по нимъ головокружительными оборотами. Караванъ нашъ растягивается. Жандармъ идетъ со мной и коллегой, а Якубъ, видимо плохо знающій мcстность, уклоняется отъ обязанностей проводника подъ всевозможными предлогами. Онъ и погонщикъ Константинъ въ концc концовъ остаются въ арьергардc. Подъемъ къ rавору неудобенъ и труденъ. Лошади, одолcвъ двc-три ступени каменистой гряды, останавливаются, тяжело дыша, совершенно обезсиленныя. Приходится стоять минутъ пять, чтобы дать имъ собраться съ силами. Жонглируя на сcдлc и почти пригибаясь къ лукc всcмъ корпусомъ, ежеминутно рискуя сорваться и полетcть съ гладко обтесанныхъ кручъ въ бездну. Для страдающихъ головокруженіемъ переходъ по базальтовымъ скатамъ Эль-Менары совершенно немыслимъ. Не прошло и трехъ четвертей часа, какъ мы вынуждены были сдcлать привалъ на одной изъ горныхъ площадокъ. Отсюда въ послcдній разъ раскинулась передъ нами великолcпная панорама Генисаретскаго озера…. Внизу блестcла пдоскосрcзанными кровлями Тиверіада, опоясанная темной каймой своихъ полуразрушенныхъ стcнъ и башенъ. Влcво стлался сочный коверъ изъ прибрежныхъ травъ и кустарниковъ, оплетавшихъ безмолвныя руины — фундаменты исчезнувшихъ городовъ и библейскихъ поселковъ. А вправо за желтымъ пятномъ Гамасъ-этъ-Табуріе тихо, едва замcтно, курились горячія испаренія сcрныхъ ключей знаменитыхъ бань Эмаsа… Съ этой террасы начинается спускъ къ подножію rавора. Перспектива сcвера Галилеи постепенно стушевывается, опускаясь за гребень горнаго кряжа — дорога переходитъ въ равнину… Мы минуемъ груды камней, на которыхъ благочестивая рука начертала осьмиугольные кресты въ воспоминаніе пріурочиваемыхъ къ этому мcсту событій. Здcсь, но убcжденію многихъ, Спаситель произнесъ свою проповcдь о ‘блаженствc’. Отсюда мы выходимъ на караванную тропу, проторенную мcрною поступью верблюдовъ. По мcрc приближенія къ Ханъ-Туджару — караванъ-сараю, служащему мcстомъ ярмарки лошадей для кочевниковъ-бедуиновъ — окрестный пейзажъ становится все болcе разнообразнымъ. Дорога вьется среди холмовъ, поросшихъ зелеными дубками. Она дcлаетъ широкій изгибъ, то отдаляясь отъ каменистыхъ обрывистыхъ кручъ священной горы, то снова къ нимъ приближаясь. Справа въ долину Ездрелона золотистымъ ковромъ стелется желтый ковыль, оттcненный кустарниками. Мcстами чернcютъ шатры кочевниковъ, пасутся козы и овцы. Якубъ, прогрессивно теряющій храбрость по мcрc удаленія отъ населенныхъ центровъ, заботливо внушаетъ жандарму помнить объ отвcтственности за европейцевъ. Нападенія здcсь возможны, если караванъ собьется съ пути или не успcетъ добраться во-время къ солнечному закату до гостепріимныхъ стcнъ rаворскаго монастыря. Мнc тоже сдается, что мы, выcхавъ слишкомъ поздно изъ Тиверіады, напрасно взяли дорогу въ обходъ на Кафръ-Саитъ, Ханъ-Туджаръ къ арабскому поселку Дебуріа. Обширность пустынной степи, облегающей священную гору съ юго-востока и запада, дcлаетъ это мcсто небезопаснымъ какъ для туриста, такъ и для паломниковъ. Хищные бедуины, фиктивно подчиненные акрскому пашc, считаютъ себя единственными хозяевами окрестностей rавора, безнаказанно собирая ‘дани’ съ запоздалыхъ путниковъ въ особенности, если караванъ плохо вооруженъ и малочисленъ.
— Оберутъ до нитки,— сокрушается Якубъ,— и повcрьте, я ничего не въ силахъ сдcлать. Народъ здcсь разбойники,— добавляетъ онъ полушопотомъ, почти пригибаясь къ моему сcдлу.— Хорошо-ли у васъ заряженъ револьверъ?— И, успокоившись на мой счетъ, Якубъ спcшитъ сообщить мнc конфиденціально:— Вотъ я за нихъ безпокоюсь (краснорcчивый жестъ въ сторону археолога, безмятежно собирающаго ‘злаки’ для своего гербаріума), все они съ травой, то тамъ, то здcсь. Отстаютъ… Хоть-бы вы имъ сказали. Развc за ними усмотришь. А тутъ,— добавляетъ онъ патетически,— кругомъ шпіоны. Выскочитъ головорcзъ: пифъ-пафъ — ружья скинуть съ плечъ не успcешь. Я совершенно обезсиленъ, а господинъ ученый понять этого не желаютъ…
— Полноте, Якубъ, что это, ночь, что-ли? Да съ нами и жандармъ, хорошо вооруженный…
— Вы въ него вcрите?!— восклицаетъ Якубъ съ нескрываемымъ ужасомъ,— въ турка? правовcрнаго брата араба? Помилуйте, станетъ онъ защищать невcрнаго — гяура. Я ихъ знаю… да и они меня знаютъ. И, видимо пріободрившись, драгоманъ отъcзжаетъ отъ меня къ жандарму, тихо насвистывающему какую-то мелодію.
А безконечная степная ширь начинаетъ сливаться съ вечернимъ туманомъ… Тронутая мcстами подъ косымъ лучомъ заходящаго солнца золотистыми пятнами, великая равнина Ездрелона какъ будто нcжится въ тихой торжественной дремc… Лишь изрcдка, съ крутыхъ утесовъ, обрамляющихъ зеленыя ребра шатровой горы, срываются, какъ камень, пущенный изъ пращи въ густую синеву воздуха, темныя точки… То рcютъ стервятники-коршуны, да едва примcтно скользятъ въ недосягаемой высотc орлы, пернатые отшельники безбрежной степи-пустыни. Съ каждымъ шагомъ впередъ все ниже опадаетъ долина, все круче становится подъемъ, все гуще заросли дубняка и верболозы. Почти въ сумеркахъ достигаемъ мы деревушки Дебуріа-Даврасъ — древности, гдc обитала нcкогда пророчица Дебора, напутствовавшая Барака на борьбу съ сирійцами {Даврасъ, также Дабира или Дабуріегь — принадлежалъ колcну Иссахорову и относится къ глубочайшей древности. Этотъ единственный поселокъ вблизи rавора упоминается еще въ книгc Іисуса Навина (XIX—12). Мcстная мечеть основана, по преданію, на развалинахъ бывшаго здcсь нcкогда храма во имя девяти апостоловъ.}. Мы минуемъ деревушку, преслcдуемые ожесточеннымъ собачьимъ даемъ. Населеніе, почти исключительно состоящее изъ женщинъ, стариковъ и подростковъ, полунагое, высыпаетъ изъ своихъ жалкихъ лачугъ, провожая насъ весьма подозрительнымъ вниманіемъ. Дебуріа пользуется плохой славой, какъ разбойничій притонъ, куда лихіе бедуинскіе наcздники свозятъ награбленную добычу, производя дcлежъ съ мcстнымъ шейхомъ — главою племени. Мы торопимъ лошадей, стараясь засвcтло уйти подальше отъ этихъ мcстъ… Миновавъ деревушку, приходится взбираться по крутымъ скатамъ горы, которая только теперь начинаетъ казаться намъ и выше и круче, пугая почти отвcсными ребрами. Неожиданность такого впечатлcнія объясняется особенностью rаворскихъ предгорій. ‘Джетъ-Торъ’, какъ называютъ его арабы, высится одинокимъ холмомъ среди зеленой долины и стоитъ совершенно обособленно отъ прочихъ горъ Галилеи, какъ гигантская закругленная пирамида. Хотя вершина ея достигаетъ почти 600 метровъ надъ уровнемъ моря, но, вслcдствіе обширности Назаретской равнины, гора Преображенія не производитъ издали внушительнаго впечатлcнія. Вcковые дубы ея кажутся снизу низкорослымъ кустарникомъ, плоско срcзанный конусъ вершины придаетъ нcкоторую приземистость, мало выдcляя священную гору на общемъ фонc окрестнаго пейзажа. Только миновавъ пологій изломъ широко раскинувшихся предгорій, путникъ почти сразу очутится предъ каменистой твердыней подавляющихъ размcровъ. Сcрыя пятна разбросанныхъ скалъ сдвинутся, станутъ стcной, образовавъ живописные обрывы. Ярче выдcляются надъ ними крутые изломы едва примcтной дороги. Мелкорослый кустарникъ окажется столcтнимъ дубнякомъ, сплошь одcвшимъ темныя ущелья. Измученныя лошади едва пробираются среди узловатыхъ корней этой вcковой дубовой рощи, оплетающихъ, какъ змcи, каменистыя выбоины горнаго подъема. Уже сумерки крадутся надъ землею. Ярче сквозятъ въ темной оправc кустарника бcлые обломки рухнувшихъ скалъ, груды безпорядочно наваленныхъ камней. Все это руины невcдомаго прошлаго. За синею далью моря давно уже скрылся солнечный дискъ и надъ равниной Ездрелона, отходящей ко сну, почти касаясь горизонта фіолетовыми краями, ниже спустился темный небесный куполъ. Въ воздухc — тишина… Только изрcдка чередуясь съ мcрными ударами подковъ гдc-то свиснетъ пронзительно копчикъ, да вдругъ застонутъ въ невидимыхъ оврагахъ, въ чащc лcсной, голодные шакалы. Въ этой тишинc становится непривычно жутко… Вамъ начинаетъ казаться, что вы безпомощно одиноки среди глухихъ ущелій, обступающихъ васъ отовсюду… Слcва, сплошною стcною поднимается въ высь по уступамъ столcтняя роща, а справа, обрывъ за обрывомъ, пропасти, камни. Бcдныя лошади выбиваются изъ силъ, какъ будто боясь отстать другъ отъ друга. Жандармъ давно снялъ винтовку и держитъ ее наготовc, а Якубъ необыкновенно предупредительно конвоируетъ моего коллегу. Мы давно уже потеряли изъ виду погонщика Константина съ его замореннымъ муломъ и дряхлымъ лошакомъ. Онъ, вcроятно, ‘продирался’ къ вершинc кратчайшими путями.
— Сородичъ не пропадетъ,— философствовалъ Якубъ, когда я выражалъ опасеніе, чтобы бcднаго Константина не обобрали бедуины.
— Да, и что тамъ брать-то? Я вcдь денегъ ему не даю,— пояснилъ онъ мнc наивно.— А провизіей насъ Богъ не обездолитъ.
Я, разумcется, соглашаюсь, зная по опыту, какъ мистеръ Якубъ умcетъ устраивать свои провіантскія дcлишки.
Сумерки незамcтно слились съ теплой влажной ночью… Какъ бархатомъ окутаны вокругъ насъ предметы. Все выше и выше всползаетъ побcлcвшая тропа, все извилистcе становятся ея обороты по уклону незримой, но чувствуемой вершины. Придорожный кустарникъ ежеминутно цcпляется за наше платье. Темныя очертанія деревьевъ принимаютъ странныя фантастическія формы. Какая-то особая волнистая мгла она. даетъ все ниже, какъ будто льнетъ къ вамъ отовсюду…
‘Когда-то я, въ годину зрcлыхъ лcтъ,
Въ дремучій лcсъ зашелъ и заблудился.
Потерянъ былъ прямой и вcрный слcдъ,
Попалъ я въ чащу дикую…
невольно вспомнился мнc стихъ поэта изъ его Божественной Комедіи {Дантъ Аллигіери: Божественная комедія ‘Адъ’. Гл. I, 1—10, перев. Д. Минаева.}. Мы, дcйствительно, теперь далеки отъ житейскаго водоворота. Съ каждымъ шагомъ впередъ горная тропа уводитъ насъ все выше и выше, властно подымая надъ землею. Недаромъ тысячелcтнее преданіе избираетъ вершину rавора мcстомъ величественнаго акта преображенія безсмертнаго учителя. Здcсь, на темени горы, господствующей почти надъ всей Самаріей и Галилеей, вдали отъ міра суеты, его будничной борьбы, надеждъ, радости и страданій, какъ-бы отрcшившись отъ земного праха, созерцалъ онъ въ спокойномъ величіи Бога въ силc и славc. Въ краткой лcтописи земной жизни Христа — это единственный моментъ, гдc кроткій смиренный пастырь является какъ древній пророкъ, исполненный царственной мощи. Съ нимъ бесcдуютъ выразители этого грознаго ветхозавcтнаго величія — Илія и Моисей. Нигдc болcе на всемъ протяженіи евангельскаго повcствованія Христосъ не переживаетъ такого властнаго личнаго настроенія. Юдоль печали, постоянная цcль его заботъ, исчезаетъ, стушевывается въ моментъ единенія съ высшей безсмертной силой. Ни Карантель — гора искушенія, ни знойная пустыня Мертваго моря, ни трогательный актъ крещенія въ Виsаварc не производятъ такого впечатлcнія. rаворъ — это благоухающій лавръ въ тернистомъ вcнцc Страдальца… Какой-то невольный трепетъ охватывалъ мою душу во все время подъема на священную гору. Ни скептическія соображенія ученыхъ, переносящихъ это событіе на одинъ изъ уступовъ Большого Ермона, ни историческая справка, напоминавшая о существованіи значительной крcпости на вершинc горы въ эпоху господства римлянъ, не могли разсcять во мнc восторженнаго возбужденія. Безсмертные образы величественны и властны именно тcмъ, что свободно встаютъ передъ нами, не взирая ни на какія попытки поколебать достовcрность ихъ мелкихъ прозаическихъ аксессуаровъ… Мой товарищъ, видимо, переживалъ то-же настроеніе. Поравнявшись на одномъ изъ безчисленныхъ поворотовъ, наши руки коснулись одна другой и мы невольно соединили ихъ въ лихорадочно-возбужденномъ пожатіи. Поля Галилеи уходили все ниже и ниже въ непроницаемую тьму… Мы приближались къ вершинc…
Вдругъ гдc-то подъ нами раздался человcческій крикъ. Я невольно вздрогнулъ. Черезъ минуту тотъ-же голосъ далекій и замирающій затянулъ странную пcсню… Въ поразительномъ безмолвіи ночи заунывная мелодія донесласи къ намъ какъ будто дрожа и замирая. Кто ее пcлъ — Богъ знаетъ. Но этотъ звукъ человcческаго голоса, казалось, разбудилъ мертвую тишину таинственныхъ rаворскихъ дебрей. Далекое эхо вторило незримому пcвцу, ударяя отдcльныя ноты особенно рcзко въ отвcсныя горныя кручи, слабымъ отзвукомъ откликаясь напcву изъ глубины ущелій. Вдругъ пcснь смолкла… Какъ будто съ противоположной стороны (или такъ тянулъ вcтеръ) послышался глухой трескъ: кто-то пробирался въ чащc, ломая сучья. Мы остановились, какъ вкопанные. Якубъ пролепеталъ проклятіе, но тотчасъ-же смолкъ. Жандармъ далъ окликъ сперва по-турецки, потомъ по-арабски. Отвcта не послcдовало.
Рух-шюф-мии {Посмотри, кто-тамъ?}, распорядился я жандарму, но въ ту-же минуту кусты раздвинулись и человcкъ, завернутый въ плащъ, подошелъ къ нашему заптію, хлопая въ ладоши. Послышался учащенный гортанный говоръ. Оказалось, что это возвращался назаретскій посланецъ о. Нифонта, сообщавшій rаворскому игумну о скоромъ нашемъ прибытіи. Услыхавъ звяканье подковъ, малый сообразилъ, что, вcроятно, это идетъ ‘Московъ’ — другъ владыки и стадъ ‘выдираться’ изъ чащи на дорогу къ намъ навстрcчу.
— Совсcмъ дуракъ, горячился Якубъ,— лcзетъ безъ окрика. Я-бы могъ его пристрcлить, какъ шакала.
Мы поинтересовались, не онъ-ли пcлъ, но оказалось, что, идя съ противуположной стороны, онъ даже не слыхалъ пcсни. Якубъ заторопилъ насъ снова, я далъ арабу ‘бакшишъ’, и бcдныя лошади наши, фыркая и отдуваясь, опять полcзли по камнямъ, карабкаясь по кручамъ. Караванъ нашъ приближается къ вершинc. Узкая каменистая тропа, сдcлавъ неожиданный поворотъ къ западу, вьется теперь въ каменной толщc скалы и считается у sаворцевъ искусно проложенной дорогой. Колючій кустарникъ дикаго рожечника живописно драпируетъ темнымъ навcсомъ желтоватыя осыпи этого горнаго коридора. Мы cдемъ гуськомъ, постоянно нагибась и отстраняя руками колючія лопасти распластавшихся надъ нашей головой исполинскихъ дубовъ rавора. Какая-то особая полутьма царитъ подъ фантастическимъ пологомъ, глазъ съ трудомъ различаетъ крупъ идущей впереди лошади, темный силуетъ всадника на слабо просвcчивающемъ фонc тронутаго серебристыми бликами неба… Это снизу, со стороны незримаго намъ Большого Ермона всплываетъ луна, бросая тусклый желто-багряный отсвcтъ на выдcленный изъ хаоса тcней контуръ горной вершины. Тропа расширяется. Каменистый отвcсъ природной скалы отходитъ въ глубину, постепенно стушевываясь. Мы въcзжаемъ на площадку, заросшую травой и кустарникомъ. Груды руинъ, разбросанныхъ тамъ и сямъ на всемъ протяженіи горной террасы, свидcтельствуютъ о значительныхъ сооруженіяхъ, бывшихъ нcкогда на вершинахъ rавора… Но, кто разберется въ этихъ безмолвныхъ бcлcющихся камняхъ — печальныхъ остаткахъ давно минувшаго? Ни одинъ археологъ не возьметъ на себя смcлости утверждать, что нашелъ несомнcнные слcды древнcйшей крcпости Маккавеевъ или подлинные фундаменты римскихъ твердынь временъ Адріана. На темени горы пытались укрcпиться и Антіохъ Великій за 218 л. до P. X.. и проконсулъ Габиній въ началc І-го столcтія, и Іосифъ Флавій, разбитый военачальникомъ Веспасіана. Средневcковье, въ лицc Танкреда, строило здcсь храмы и монастыри Бенедиктинцевъ, а затcмъ священная гора много разъ переходила изъ рукъ въ руки, то доставалась мусульманамъ, то снова завоевывалась крестоносцами. Въ 1263 г. rаворскія церкви и монастыри были разрушены султаномъ Вибарсомъ и обращены въ развалины. И съ тcхъ поръ печальныя груды мусора покрываютъ нcкогда населенную вершину. Лишь въ послcдней четверти текущаго столcтія греки выхлопотали у султана фирманъ на постройку здcсь монастыря въ память Преображенія Господня. Почти одновременно католическое духовенство возобновило и свой храмъ на фундаментахъ древней церкви крестоносцевъ. И оба стоятъ на высотc одинокими стражами ‘зеленcющаго холма Галилеи’.

IV.

Неожиданный выстрcлъ прервалъ мои воспоминанія. Всc невольно вздрогнули. Но не успcлъ еще замереть сухой трескъ, оглушительно-гулко прокатившійся по ущелью, какъ гдc-то вправо съ незримой для насъ высоты раздался тихій, протяжный, какъ будто отвcтный, ударъ монастырскаго колокола. Мелодичный тонъ его густой низкой октавы мощно дрогнулъ въ тишинc лунной ночи, и далекое эхо отпрянуло въ темную глубину отовсюду обступавшаго насъ лcса. Еще нcсколько шаговъ — послcдній подъемъ, и каменистую тропу заслонила стcна монастырской ограды. На сcроватомъ фонc ея вырcзались массивныя ворота, тяжелые выступы бойницъ съ узкими прорcзами оконъ. Погонщикъ Константинъ, умудрившійся пробраться по сcверному уклону горы, радостно привcтствуетъ наше прибытіе. Бcдный малый натерпcлся муки со своимъ лошакомъ и муломъ и, хотя опередилъ насъ, идя кратчайшей дорогой, но зато два раза проваливался въ ямы и едва унесъ ноги, наткнувшись на цcлый выводокъ дикихъ кабановъ, которыми изобилуютъ дебри rавора. Это онъ-же ‘для храбрости’ пcлъ слышанную нами пcсню, за что на него тотчасъ-же обрушился Якубъ, увcряя, что тотъ нарочно ‘приваживаетъ мошенниковъ’. Шумно вступаемъ мы во внутренность монастырскаго двора, показавшагося намъ послc далекихъ скитаній необыкновенно уютнымъ. Нигдc на всемъ протяженіи Палестины не приходилось мнc испытывать подобнаго чувства. Едва успcли со скрипомъ затвориться за нами тяжелыя полотнища воротъ, какъ чья-то рука радушно сжала мою, и черезъ минуту я очутился въ объятіяхъ толстенькаго, низенькаго старика въ огромной камилавкc. Онъ оказался самимъ настоятелемъ монастыря — о. Паисіемъ. Черты его немолодого лица поразили меня своимъ мягкимъ добродушіемъ. Я никогда не сказалъ-бы, что это грекъ — такъ rаворскій настоятель напоминалъ добродушнаго ‘батюшку’.
Со пріcздомъ, со пріcздомъ. Я давно ожидать васъ, любезно сообщалъ мнc игуменъ ‘по-русски’ и, дружески взявъ меня за одну руку, а коллегу-археолога за другую, почтенный настоятель, быстро сcменя ногами, повелъ насъ въ свой ‘фандарикъ’. Попавъ изъ голубой полутьмы въ ярко освcщенную комнату, я не сразу пришелъ въ себя, такъ подcйствовала на меня непривычная обстановка. Послc долгихъ скитаній въ лcсной чащc, гдc мы кружились въ непросвcтной темнотc, вздрагивая отъ каждаго шороха, бcлая келія о. Паисія, обставленная мягкими диванами, ярко освcщенный накрытый столъ, загроможденный присланными изъ Назарета яствами,— все это вызвало въ насъ, проголодавшихся, утомленныхъ труднымъ подъемомъ, необычайно радостное настроеніе. Мы усcлись по первому-же приглашенію, и я долго не забуду того по-истинc колоссальнаго ужина, который приготовилъ въ этотъ вечеръ почтенный rаворскій настоятель. Въ пріятной бесcдc за стаканомъ отличнаго назаретскаго вина мы были удивлены неожиданной музыкой. Съ небольшой лежанки, покрытой ковромъ, вдругъ зазвенcли мелодичнымъ напcвомъ колокольчики, послышались звуки рожка и тамбурина. Это играла шарманка. Валы лихо вертcлись, бойко насвистывали, чередуя мелодію Травіаты съ какимъ-то маршемъ, отхватывая безъ передыха самые неожиданные переходы. О. Паисій былъ несказанно доволенъ произведеннымъ на насъ впечатлcніемъ и послc ужина принялся показывать устройство своей любимой игрушки. Ее подарили ему, года два тому назадъ, какія-то дамы-поклонницы. Несмотря на усталость и долгое пребываніе въ сcдлc, мы такъ оживились, что рcшили, прежде чcмъ лечь спать, побродить еще по двору и хотя мелькомъ взглянуть на живописную окрестность. Добродушный настоятель присоединился къ намъ и мы всc втроемъ вышли изъ ярко освcщенной комнаты на воздухъ.
Часы показывали полночь. Луна въ серебристомъ сіяньи, поднявшись уже на значительную высоту, почти сравнялась съ горной вершиной. Вся площадка широкаго темени rавора была залита ея голубыми матовыми лучами. Въ затcненномъ квадратc монастырскихъ зданій красноватымъ пламенемъ мигали огоньки убогихъ келій. Лунный свcтъ мягкимъ контуромъ очерчивалъ высокую террасу, выдвинутую съ сcверозападной стороны монастырской ограды. Ласкающая свcжесть горнаго воздуха, прихотливые контрасты тcней и свcта, патріархальная тишина, слабо прерываемая лобзаньемъ набcгавшаго вcтра да шелестомъ дубравы, дcйствовали на меня наркотически. Мы поднялись на галлерею и невольно отступили назадъ передъ неожиданно развернувшейся далекой перспективой. Полный лунный дискъ недвижно застылъ на безоблачномъ небc. Ровный голубой свcтъ лился отъ него, какъ прозрачная тонкая вуаль и, густcя тонами, падалъ въ глубину темной неохватной чащи. Слабо очерченная — она покоилась у нашихъ ногъ, постепенно терялась въ голубой полутьмc, заволакивавшей рельефъ исторической равнины. Вправо по густой щетинc круто срcзаннаго дубняка прихотливыми обрывками ползъ бcловатый туманъ, цcпляясь за одинокія вершины. Массивный постаментъ — подножье rавора, затcненный и скрадываемый значительной высотою, какъ будто исчезалъ и въ нашемъ представленіи… Одинокая вершина казалась таинственнымъ утесомъ, нависшимъ надъ бездною моря. Мcстами эта безбрежная синева искрилась тонкими серебристыми нитями и, по мcрc движенія волшебной ночной лампады, одинъ за другимъ выплывали далекіе силуэты едва распознаваемаго Ермона, Гелвуя и горъ Галилейскихъ… Весь обвcянъ торжественной красотой rаворской природы, я какъ очарованный послcдовалъ за настоятелемъ, предложившимъ моему коллегc осмотрcть ближайшія развалины. Черезъ низенькую калитку мы вышли за ограду монастыря къ старинной полуразрушенной цистернc и по нагроможденнымъ камнямъ подошли къ самому краю отвcснаго обрыва. Желтый, наполовину распавшійся аркадъ сарацинскаго портика еще уцcлcлъ на томъ мcстc, гдc въ безпорядочномъ хаосc мусора изслcдователи видятъ фундаменты крcпостныхъ стcнъ римской цитадели. Плющъ и горная повелика, какъ будто ласкаясь, оплели разбитыя колонны. Треснутый архитравъ Бабъ-эль-Хава — ‘воротъ вcтра’, какъ называютъ одинокую арку туземцы, тоже угрожаетъ паденіемъ. Мы вернулись отсюда по каменнымъ ступенямъ хорошо сохранившейся лcстницы къ монастырскимъ постройкамъ. Но я невольно останавливался нcсколько разъ, оглядываясь на этотъ мирно-дремавшій въ голубомъ сумракc таинственный ‘уголокъ древнихъ’… О. Паисій отвелъ намъ одну изъ комнатъ въ обширномъ помcщеніи для богомольцевъ. Переночевавъ въ страннопріимницc, мы посвятили весь послcдующій день нашего пребыванія на rаворc осмотру его историческихъ и священныхъ реликвій. Греческій монастырь и его дружка — францисканскій занимаютъ сcверо-западную окраину плато Джебель-эль-Тора, какъ извcстенъ rаворъ у арабовъ. Церковь сравнительно недавней постройки, по увcренію грековъ, своими стcнами покоится на древнихъ фундаментахъ базилики Елены. Одна изъ стcнъ храма — восточная, несомнcнно весьма древней кладки, имcетъ три ниши, устроенныхъ въ воспоминаніе яко-бы происходившаго здcсь Преображенія, гдc апостолъ Петръ предлагалъ Христу устроить три сcни. Но вниманіе мое особенно привлекъ квадратъ прекраснаго мозаичнаго пода, остатокъ византійскаго зодчества. На мcстc явленія Христа воздвигнутъ алтарь, украшенный изображеніями Спасителя, пророка Иліи и Моисея, но въ общемъ обстановка его крайне бcдна по сравненію съ остальнымъ храмомъ. Нестройные голоса убогаго хора (во всей обители не наберется и 10-ти человcкъ братіи) и гнусавость греческаго напcва произвели на меня непріятное впечатлcніе. Слишкомъ рcзокъ былъ контрастъ съ гармоничной красотой и величіемъ rаворской природы. Даже добродушный о. Паисій, вcроятно, замcтилъ это и, по окончаніи службы (онъ служилъ намъ молебенъ), предложилъ посcтить францисканскій монастырь, почти примыкающій къ оградc. Утро было восхитительное. Меня поразила необычайная прозрачность воздуха, дававшая возможность различать съ высоты простымъ глазомъ всю ширь ярко залитаго лучами горизонта. Католическій аббатъ въ коричневой туникc съ капюшономъ, босой и подпоясанный традиціонной веревкой, съ которой свcшивались концы длинныхъ четокъ, встрcтилъ насъ на порогc своихъ владcній съ привcтливой улыбкой. О. Паисій дружески поздоровался съ одинокимъ собратомъ, съ которымъ онъ, видимо, живетъ по-пріятельски. Мы прошли прекрасно воздcланнымъ садомъ въ прохладное помcщеніе аббата. Францисканецъ предложилъ намъ кофе и, когда мы заговорили съ нимъ по-французски, восторгу старика не было границъ. Словоохотливый отшельникъ повелъ насъ осматривать свое хозяйство. Видимо страстный любитель цвcтовъ, онъ разводитъ здcсь цcлую коллекцію, культивируя виноградъ, шелковицу, табакъ и маслины. Пробывъ у него около часа, мы отправились къ сcверо-восточному склону rаворскаго плато, гдc сохранились обширныя развалины. Онc примыкаютъ къ видcннымъ нами наканунc. Восхитительный видъ открывается съ высоты на разстилающуюся внизу долину Ездредона. Благодаря широтc горизонта, вы получаете наглядное представленіе о топографіи Галилеи такъ, какъ она обыкновенно изображается на картахъ. Въ глубинc далекаго сcвера сквозятъ слабыя очертанія расположенныхъ одна за другою горныхъ пирамидъ,— покрытый вcчными льдами Ливанъ, бcлоснcжная шапка Большого Ермона, остроконечная вершина Сафеда. Вправо, курясь лиловатымъ туманомъ, уходятъ грядою на дальній востокъ Аджалунскія горы. Вдоль нихъ, извиваясь въ пустынныхъ берегахъ, быстро бcжитъ Іорданъ, теряясь въ знойной пустынc БахръЛута. Каменистая гряда Іудеи тянется сcрымъ изломомъ надъ изумрудной долиной Самаріи. Влcво на западъ, за холмистою далью Галилейскихъ предгорій, старецъ Кармидъ оттcняетъ серебристо-блестящую нить едва распознаваемаго Средиземнаго моря.
Пробродивъ по осыпи безчисленныхъ камней, я спустился на дно опустcлой цистерны. Правильность расположенія этихъ камней заставляетъ предположить, что безформенный валъ щебня и отдcльныхъ плитъ, дcйствительно,— остатокъ бывшихъ здcсь въ старину крcпостныхъ сооруженій. Но изслcдованіе археологическихъ сокровищъ rавора годъ отъ году становится все затруднительнcе. Вешніе дожди ежегодно размываютъ историческія руины, цистерны заплываютъ иломъ, а изъ древнихъ аркадъ, достигавшихъ числомъ до трехъ, теперь уцcлcла всего одна вышеупомянутая сарацинская арка {Путешественники 40-хъ годовъ, помимо болcе яркаго рельефа крcпостныхъ сооруженій, застали еще на rаворc рядъ интересныхъ пещеръ, видимо восходящихъ къ глубокой древности. Такъ въ одной изъ нихъ, по преданію, жилъ библейскій Мельхиседекъ, встрcчавшій праотца Авраама послc его побcды надъ пятью царями. (См. ‘Книгу бытія моего’ Парsирія Успенскаго).}. Былъ второй часъ пополудни, когда о. Паисій пригласилъ насъ за свою монастырскую трапезу. Мы отобcдали по-походному, такъ какъ торопились уже въ обратный путь, предполагая засвcтло добраться до Дженины. Однако, игуменъ не преминулъ угостить насъ ‘русскимъ чайкомъ’ изъ ‘настоящаго’ самовара, подареннаго ему русскимъ паломникомъ. Несмотря на скудость провизіи въ греческомъ rаворскомъ монастырc (получающемъ продовольствіе изъ Назарета), нашъ безцеремонный Якубъ пытался и здcсь сорвать посильную взятку. Только угроза вычетомъ изъ провіантскихъ суммъ и обcщаніе жаловаться на него въ Іерусалимc нcсколько умcрили аппетиты этого развязнаго драгомана. Сердечно распростились мы съ о. Паисіемъ и его малочисленной братіей. Ведя подъ уздцы лошадей, караванъ нашъ выступилъ въ путь, сопровождаемый буквально ‘всcмъ населеніемъ’ rавора. Даже добродушный францисканецъ пришелъ проводить насъ до воротъ, слcдуя старинному обычаю греческихъ иноковъ. Переступивъ массивный аркадъ, мы обнялись въ послcдній разъ и сcли на лошадей, напутствуемые добрыми пожеланіями остановившейся у порога братіи. Постоянно оглядываясь, проcхали мы первый горный уступъ и только тогда медленно затворились за нами монастырскія двери. Еще два-три каменистыхъ спуска и rаворская обитель исчезла изъ нашихъ глазъ, посылая прощальный привcтъ протяжнымъ ударомъ церковнаго колокола.

V.

Опять потянулся пестрый коридоръ подъ навcсомъ колючаго дуба. Зеленыя кроны кустарниковъ живописно оттcняютъ горную тропу, по которой идетъ нашъ караванъ, бодрый и веселый. Въ жаркомъ воздухc стонъ стоитъ отъ безчисленныхъ трелей кузнечиковъ. Надъ пахучими травами вьются пестрыя бабочки. Мой коллега, пытаясь ботанизировать, слcзаетъ съ сcдла, ведя въ поводу лошадь. Благодаря тому, что дорога вьется въ тcни, подъ навcсомъ густыхъ вcтвей, мы не чувствуемъ томительной жары, такъ изводившей насъ въ долинахъ. Спускъ въ равнину Ездрелона сравнительно съ подъемомъ не труденъ. Черезъ часъ съ небольшимъ мы уже достигли rаворскихъ предгорій, откуда караванъ нашъ свернулъ на деревушку Дендуръ или Эндоръ — родину знаменитой библейской прорицательницы, вызвавшей Саулу тcнь пророка Самуила. Группы всадниковъ-бедуиновъ въ полосатыхъ плащахъ съ длинными копьями и развcвающимися складками кефій воинственно встрcтили насъ при въcздc въ деревню. Этотъ незначительный поселокъ ютится по каменистыхъ обрывамъ скалы, какъ-будто источенной черными впадинами гротовъ. По увcренію Якуба, обильный ключъ, питающій мcстное населеніе, вытекаетъ изъ таинственныхъ нcдръ обширной пещеры, гдc прежде скрывалась волшебница. Группы черныхъ красавицъ Эндора долго провожали насъ любопытствующимъ взглядомъ, а цcлая стая полураздcтой дcтворы тотчасъ-же бросилась вслcдъ, цcпляясь за стремена и настойчиво требуя ‘бакшишей’ за пропускъ. Коллега далъ имъ горсть паричекъ и надо было видcть тутъ свалку, которую подняли арабскіе мальчуганы… Мы давно ужъ миновали деревню, а въ воздухc все еще стоялъ гомонъ дcтскихъ голосовъ, задорный смcхъ, перемcшанный съ пискливыми нотами плача. Переходъ по равнинc кажется необыкновенно легкимъ послc трудныхъ горныхъ переваловъ сcверной Галилеи. Лошади идутъ бодрымъ крупнымъ аллюромъ, и мы почти незамcтно достигаемъ другой арабской деревушки, связанной съ трогательнымъ эпизодомъ евангельскаго повcствованія. Здcсь Христосъ воскресилъ единственнаго сына вдовицы. Современный Наинъ затерялся въ зеленой цвcтущей степи… Десятокъ его бcлыхъ мазанокъ лcпится по отрогамъ Малаго Ермона. Осматривать здcсь положительно нечего, кромc нcсколькихъ старыхъ смоковницъ, да груды невcдомыхъ камней — не осталось никакихъ слcдовъ даже отъ позднcйшей эпохи. Цвcтущая природа одна скрашиваетъ печальное запустcніе этого евангельскаго мcста. За Наиномъ дорога идетъ сплошными хлcбными полями, наполовину сжатыми въ эту пору года. Тучныя нивы мcстами прерываются виноградниками. Сторожевыя башенки сcрой каменной кладки выглядываютъ изъ колючей кактусовой ограды. Стада черныхъ козъ съ дcтьми-пастухами лcпятся по обрывамъ зеленыхъ холмовъ, разбросанныхъ прихотливой гирляндой по равнинc Изрееля. Золотистый конусъ Малаго Ермона плыветъ къ намъ навстрcчу, привcтствуя своей бcлой ‘уэли’, затерянной на одинокой вершинc. У подошвы Джебель-Дагира пріютился поселокъ Сунамъ или Сулемъ, въ которомъ мы и рcшили остановиться, чтобы дать передохнуть лошадямъ и самимъ подкрcпить свои силы. Сунамъ тонетъ въ зеленыхъ садахъ, оплетенныхъ гигантской кактусовой оградой. Здcсь у подошвы Джебель-Даги стоялъ нcкогда станъ филистимлянъ передъ битвой съ Сауломъ. Здcсь-же жили пророкъ Елисей и знаменитая красавица Авизага, взятая на склонc дней престарcлымъ Давидомъ, мечтавшимъ воскресить свои угасшія силы {Первая Кн. Царствъ XXVIII, Третья Кн. Цар. I, 23, Четвертая Кн. Цар. IV. 8. 37.}. Современный ‘городокъ колcна Иссахарова’ чрезвычайно живописенъ. Шумно бcгущій ручей звонко струится по камнямъ, теряясь въ густой сочной травc. Пробившись подъ сводомъ колючихъ кактусовъ, онъ образуетъ широкій водоемъ на окраинc заросшаго сада. Столcтнее фиговое дерево раскинуло надъ зеленой лужайкой прихотливый шатеръ своихъ длинныхъ сплетающихся вcтвей и какъ-будто манитъ усталаго путника. Въ сосcднемъ саду, отдcленномъ такой-же колючей оградой, слышится гортанный говоръ. Съ высокихъ сcделъ намъ видна пара воловъ въ оригинальной запряжкc. Мcстный фелахъ молотитъ созрcвшую дурру на первобытномъ току и не менcе первобытнымъ способомъ. Несмотря на увcреніе Якуба, что Сулемъ — воровское гнcздо, гдc насъ непремcнно ограбятъ, меня крайне заинтересовала какъ обстановка, такъ и самыя орудія молотьбы, не встрcчавшіяся ранcе. Рcшено было сдcлать привалъ, воспользовавшись чужимъ садомъ. Мы весело спcшиваемся. Константинъ располагается на самой дорогc и, стреноживъ лошадей, предоставляетъ имъ пастись на свободc. Неприхотливый мулъ и его дружка лошакъ тотчасъ-же принимаются объcдать колючія лопасти кактуса, лакомясь его полусозрcвшими шишками-плодами. Не безъ риска и усилій перелcзаемъ мы черезъ цcпкую зеленую ограду. Подъ тcнью старой маслины, Якубъ, развязавъ наши саквы, готовитъ закуску. Мы ложимся на траву, подостлавъ большой пледъ, на которомъ одна за другой появляются жестянки съ консервами. Пока коллега хлопочетъ съ фотографическимъ аппаратомъ, я разсматриваю удивительное построеніе мcстной молотилки. Неуклюже-сбитые деревянные полозья, къ которымъ прикрcплена высокая скамья съ причудливо-загнутой спинкой, по конструкціи своей отчасти напоминаютъ деревенскіе дровни. Къ нимъ придcлано дышло съ ярмомъ для двухъ воловъ обычнаго типа нашихъ малороссійскихъ повозокъ. Пара черныхъ буйволовъ лcниво влачатъ эти сани-скамью по настланнымъ снопамъ дурры, тяжестью повозки выбивая зерно изъ колоса. Старикъ-фелахъ, сидя на скамьc, подгоняетъ животныхъ, а молодой парень-арабъ метлой сгребаетъ зерна здcсь-же на току въ кучу. Прибытіе чужеземцевъ прерываетъ работу, любопытство заставляетъ старика присоединиться къ толпc односельчанъ, уже обступившихъ плотнымъ кольцомъ нашъ бивуакъ подъ столcтней маслиной. Почтенный археологъ въ запыленной каскc съ длинной вуалью, обмотанной вокругъ шеи, невозмутимо поглощающій маринадъ и сардины, служитъ предметомъ особеннаго интереса. Стая черномазой дcтворы быстро разноситъ но деревнc вcсть о прибытіи ‘инглизовъ’, собирая жадное до подачекъ населеніе. По милости ‘всезнающаго’ Якуба, пребываніе въ ‘станc’ современнаго Сунама не обошлось безъ инцидента, смутившаго насъ не на шутку. Окруженный толпою туземцевъ всcхъ возрастовъ, я невольно залюбовался одной изъ черноокихъ сунамитянокъ. Это была стройная молодая дcвушка ‘въ порc восемнадцатой весны’, привлекшая мое вниманіе удивительно тонкимъ профилемъ и благородными чертами матоваго лица — что составляетъ большую рcдкость въ средc арабокъ. Она скоро замcтила мое особое къ ней расположеніе и, выступивъ изъ толпы, вдругъ заговорила тихо по-арабски. Мистеръ Якубъ тотчасъ-же ей отозвался и, ухмыляясь, черезъ минуту перевелъ мнc слcдующее: ‘она проситъ господина, чтобы онъ купилъ ее’. Я, недоумcвая, развожу руками, подумавъ, что вcроятно ослышался.
— Soyez sШr, monsienr, on у vend des filles, завcряетъ Якубъ, замcтивъ, что я гляжу на него, какъ на помcшаннаго. А дcвушка лепечетъ уже смcлcе:
Хаки ни, сиди (говори со мной господинъ). Коллега предлагаетъ ей сcсть съ нами и полакомиться закусками, что смуглянка охотно приводитъ въ исполненіе, нисколько не смущаясь завистливымъ шепотомъ своихъ подругъ. Одновременно отъ толпы отдcляется пожилой мужчина и, приблизившись къ намъ съ низкимъ поклономъ, начинаетъ учащенно что-то картавить, отчаянно размахивая руками. Не знаю, что собственно онъ излагалъ мнc, но лукавый Якубъ-драгоманъ переводилъ безъ запинки:
— Если господину нравится дcвушка, то шейхи деревни могутъ ее продать господину.— Коротко и ясно.
— Но, мнc совсcмъ не нужна дcвушка,— протестую я не безъ смущенія.
— Это неловко пересказывать,— заявляетъ нашъ чичероне и, быстро обернувшись къ арабу, спрашиваетъ у него ‘рcшительную цcну’. Шейхи сгруппировываются… Происходитъ оживленный обмcнъ гортанныхъ звуковъ при неподражаемой мимикc.
— Двc тысячи франковъ,— съ комическимъ ужасомъ объявляетъ Якубъ, захлебываясь отъ смcха. А дcвушка, предметъ неожиданной торговли, преспокойно доканчиваетъ коробку сардинокъ.
— И ты согласна?— спрашиваю я съ любопытсвомъ черноокую смуглянку.
На,ам,а, сиди (да, господинъ) — бойко откликается нашъ переводчикъ, археологъ молча пожимаетъ плечами. Однако, я предпочелъ ограничиться покупкою плетенаго подноса мcстнаго производства и, подаривъ дcвушкc на прощаніе меджидіе, велcлъ собираться въ дорогу. Дcтвора тотчасъ-же потребовала бакшиша за свое присутствіе… Пришлось доставать пригоршню мcдныхъ ‘паричекъ’, за что дcти проводили насъ ‘массин` биб`хаир’а’, т. е. пожеланіемъ добраго вечера. Мы двинулись въ путь по деревнc, сопровождаемые толпой молодежи, тогда какъ старики остались доcдать остатки отданныхъ имъ закусокъ. Моя красавица, польщенная подаркомъ, совершенно освоилась со мной и, идя подлc лошади, все время держалась рукой за край моей одежды. На выcздc деревушки она спрятала меджидіе на грудь и, снявъ съ своей руки мcдный браслетъ, подала его мнc, предварительно прижавъ къ сердцу. Я благодарилъ ее, улыбаясь. Затcмъ, она сняла перстень съ правой руки и, коснувшись его губами, надcла на мой палецъ. Плутоватый Якубъ принялся увcрять насъ, что ведись торгъ серьезно, старики уступилъ-бы намъ дcвушку за 700—800 франковъ. Впослcдствіи мнc пришлось слышать подтвержденіе о подобной ‘куплc-наймc’ прислуги на извcстный ‘срокъ’, будто-бы практикуемый европейцами на Востокc. Почти въ сумеркахъ достигли мы Дженины, гдc насъ попрежнему пригласилъ на ночлегъ почтенный Саидъ-Авдилъ-Хади. Хозяинъ встрcтилъ меня радушно, распорядился отвести тc-же комнаты наверху въ отдcльной постройкc. Послc ужина мы простились съ арабскимъ помcщикомъ уже навсегда, такъ какъ караванъ нашъ долженъ былъ выступить раннимъ утромъ въ Себастію.
Ночь прошла такъ быстро, что я не успcлъ отдохнуть. Отекшія отъ постоянной cзды ноги ныли нестерпимо. Свcтать еще не начинало, а Якубъ разбудилъ уже насъ, торопя отъcздомъ. Дрожа и кутаясь отъ холоднаго вcтра въ полусонной дремотc мы вышли на крыльцо, гдc насъ ждали осcдланныя лошади. Мой пріятель не въ духc и бранится немилосердно. Въ папкc съ гербаріумомъ произошли неожиданныя метаморфозы. Онъ вдругъ похудcлъ, совершивъ переходъ отъ Эндора къ Дженину, нcкоторые листья исчезли и вся вина падаетъ на бcднаго Константина, который давно уже жалуется, что Якубъ нагружаетъ его не подъ силу. Мы трогаемся въ путь въ густомъ ночномъ сумракc. Блcдныя звcзды глядятъ съ высоты, бcловатый туманъ мcстами стелется по безмолвнымъ садамъ Энъ-Ганима. Поразительно тихо… Лошади, фыркая, звонко отбиваютъ подковами, продрогшій Константинъ, кряхтя и подпрыгивая, бcжитъ за неразлучными вьюками, отдавъ лошадь вновь прикомандированному намъ въ Дженинc турецкому заптію. Я спрашиваю по русски Якуба, каковъ-то новый жандармъ и получаю отвcтъ, что всc они мошенники. Караванъ нашъ то спускается въ низину, то снова взбирается на горныя террасы. Прозрачная мгла постепенно рcдcетъ. Вначалc намъ кажется, что бcлый налетъ испареній, курясь надъ землей, подымается все выше и выше. Но сумракъ таетъ, все яснcе становится даль, звcзды меркнутъ одна за другой. Темные силуэты деревьевъ начинаютъ сквозить вокругъ насъ все большимъ и большимъ рельефомъ. Съ востока, какъ будто струясь вмcстc съ влажнымъ потокомъ утренняго воздуха, простпуаютъ мягкіе тоны разсвcта… Окрестный ландшафтъ выдcляется на фонc блcднаго неба. И вдругъ, поднявшись на одинъ изъ уступовъ горъ Самаріи намъ открывается широкая перспектива Шомерона, уже тронутая розовымъ флеромъ утренняго багрянца… Откуда-то издали доносится звукъ пастушескаго рожка, стада козъ и овецъ, караваны верблюдовъ попадаются намъ на ближайшемъ перекресткc. А заря разгорается все ярче и шире… По голубому небу бcгутъ, расходясь полосами, золотистые лучи — еще моментъ и огнистый дискъ глядитъ уже изъ-за гребня Галилейскихъ холмовъ, озаряя цвcтущія долины Самаріи. Долины эти — сплошная роща оливокъ и маслинъ, днемъ переполненная рабочимъ людомъ. Женщины и подростки съ первымъ проблескомъ солнца высыпаютъ изъ мазанокъ на воздухъ. Въ зеленыхъ квадратахъ садовъ, обнесенныхъ грубо-сложенной изъ камней оградой, съ утра уже слышится шумный гомонъ, звучитъ пcсня и беззаботный дcтскій смcхъ, придавая какой-то особенный семейный колоритъ мcстной ‘страдc деревенской’. Проснувшіеся купеческіе караваны верблюдовъ, группы осликовъ, везущихъ молоко и овощи на ближайшій базаръ, лcниво тянутся по многочисленнымъ дорогамъ этой богатой житницы Палестины. Подъ черными массивными стволами тысячелcтнихъ маслинъ — цcлыя становища отдыхающихъ пиллигримовъ, бредущихъ изъ далекаго Дамаска къ благовонной Меккc. Каменные желоба акведуковъ прорcзываютъ долину Шомерона во всcхъ направленіяхъ, поддерживая искусственно влагу. Одинокіе ‘уэлей’ мелькаютъ въ зелени на вершинахъ холмовъ, среди которыхъ, извиваясь, прихотливо бcжитъ караванная дорога.
Близился полдень, когда мы достигли исторической Севстіи-Самаріи древности. Еще издали показалась ея высокая колоннада, опоясывающая бcлой гирляндой зеленый холмъ Шомерона. Громадные монолиты, обломки капителей и массивныя плиты камней, въ которыхъ тонетъ теперь жалкая арабская деревушка, извcстная у турокъ подъ именемъ Себастіегъ — вотъ все, что осталось отъ великолcпной, богатой столицы израильскихъ царей, основанной здcсь Амиріемъ за 925 л. до P. X. Разрушенная Іоанномъ Гирканомъ и снова возобновленная Иродомъ подъ именемъ ‘Августы’ (въ честь римскаго императора), Себастія этой эпохи являлась однимъ изъ богатcйшихъ пограничныхъ фортовъ, дававшихъ возможность смирять непокорныя племена полузамиренныхъ кочевниковъ. Здcсь-же позднcе, на вершинc Шомерона, царица Елена воздвигла храмъ, процвcтавшій при крестоносцахъ и обращенный нынc въ грязную турецкую мечеть. Если-бы не желаніе посcтить историческій Махеръ — темницу Іоанна Крестителя, то можно было-бы миновать этотъ уголокъ, не пользующійся доброй славой даже у туземцевъ. Фанатическое населеніе современной деревушки вызывало не разъ печальныя столкновенія какъ съ паломниками, такъ и съ туристами. Якубъ, все время вздыхавшій, подробно разсказывалъ почтенному археологу невозможные ужасы. Но я, полагаясь на присутствіе заптія, рcшилъ посcтить мусульманскую святыню, надcясь, что всесильный ‘бакшишъ’ поможетъ умягчить жестокіе нравы. Едва мы успcли въcхать въ деревушку, какъ толпа ребятишекъ громкимъ крикомъ оповcстила взрослыхъ о нашемъ прибытіи. Мы спcшились у развалинъ древней базилики, построенной въ XII столcтіи крестоносцами по преданію на томъ мcстc, гдc находилась темница грознаго обличителя Ирода. Турки не менcе христіанъ чтутъ его память, ревниво оберегая могилу Предтечи, надъ которой высится теперь небольшая мечеть Нэби-Ягія, посвященная имени пророка Іоанна. Сcдовласый мулла въ заплатанномъ зеленомъ халатc и грязной чалмc долго вертcлъ полуфранковикъ въ своей жирной ладони, съ какой-то тоскливой жалостью поглядывая на нашу кавалькаду. А правовcрный жандармъ все время напcвалъ ему сладкія рcчи. Мнc надоcло сидcть на лошади подъ палящими лучами и я рcшился слcзть съ сcдла, что положило конецъ ‘переторжкc’. Старикъ впустилъ насъ во внутренности небольшаго двора, образуемаго оградой мечети. Длинная каменная галлерея примыкаетъ къ бывшей темницc — бcлой квадратной постройкc подъ глухимъ куполомъ. Въ лcвомъ концc ея находится низенькая дверь, ведущая въ старинное подземелье. Сcдой стражъ, хранитель этого погребальнаго склепа, остановилъ насъ, суровымъ жестомъ указывая на обутыя ноги. Пришлось снимать сапоги, чтобы проникнуть въ святилище. Въ грязныхъ стоптанныхъ туфляхъ — ‘бабушахъ’ побрели мы съ коллегой за провожатымъ, нестерпимо дымившимъ толстымъ сальнымъ огаркомъ. Двадцать ступеней узкаго коридора сводятъ въ нижкій каменный погребъ. Двc дальнія пещеры вырублены въ самой толщc скалы безъ малcйшаго признака оконъ и, видимо, лишены притока воздуха. Подъ тяжелымъ сводомъ трудно дышать: тусклый факелъ нашъ больше дымитъ, чcмъ освcщаетъ обстановку. Главная ‘погребальница’ слабо освcщается небольшимъ отверстіемъ, пробитымъ въ стcнc и, насколько можно судить, древніе камни евангельскаго Махера сохранили слcды позднcйшей реставраціи. Бывшая усыпальница Іоанна и погребальные гроты израильскихъ пророковъ — Авдія и Елисея, видимо, давно уже опустошены. Махеръ не сохранилъ даже обычныхъ каменныхъ нишъ, служившихъ для погребенія древнимъ. Грубая плита, выдаваемая поклонникамъ за крышку сокрытаго подъ поломъ саркофага съ останками Предтечи — болcе чcмъ наивная мистификація. Это ‘мертвый’ памятникъ въ археологическомъ смыслc {Какъ извcстно, историческая усыпальница была опустошена Юліаномъ Отступникомъ, вскрывшимъ гробницу, гдc покоился прахъ обезглавленнаго страдальца.}. Озябшіе въ пронизывающей сырости подземелья, мы вернулись въ галлерею, гдc рcшено было переждать жгучій полдень. Пока мы закусывали на скорую руку — здcсь-же подлc насъ велось преподаваніе. Оказалось, что священный дворъ и портикъ служатъ убcжищемъ мcстной школы {Входя къ округъ Наплузы, это педагогическое учрежденіе является періодическимъ, такъ какъ открывается разъ въ недcлю пріcзжающимъ сюда преподавателемъ.}. Преподаваніе было въ полномъ разгарc. Наставникъ, пожилой турокъ съ мcдными очками на носу, въ бcлой чалмc и пестромъ халатc, скрестивъ ноги, сидcлъ предъ крохотнымъ деревяннымъ пюпитромъ, на которомъ покоилась внушительная линейка. Дcти расположились тремя рядами вдоль стcнъ, часть съ досками, часть съ книгами соотвcтственно возрасту… Мы съ коллегой наблюдали ‘школу’ съ большимъ интересомъ. По звонку учителя дcти встали, пропcли хоромъ стихъ изъ Корана и, вcжливо раскланявшись съ нами, опять усcлись на корточки. Ученіе началось. Большинство мальчугановъ одcто въ синія длинныя рубахи и только на нcкоторыхъ виднcются сверху распашные халаты. Традиціонныя фески снимаются съ головы въ присутствіи учителя и кладутся передъ каждымъ на полъ. Въ то время, какъ младшіе учатъ вслухъ склады, раскачиваясь съ полузакрытыми глазами, старшіе пишутъ на жестяныхъ доскахъ палочками, обмокнутыми въ чернила. Въ школc господствуетъ полнcйшая дисциплина, повиновеніе-же достигается самыми первобытными способами. Преподаватель учитъ ‘съ языка’, младшіе хоромъ повторяютъ за нимъ каждое слово, стараясь при этомъ не отставать другъ отъ друга. Пока часть дcтишекъ въ сосредоточенномъ молчаніи старательно выводитъ выкрутасы арабскаго алфавита, ‘второй’ классъ громко твердитъ склады, ‘третій’ встаетъ и выстраивается передъ учителемъ со своими исписанными досками. Турокъ-учитель вмcстc съ правописаніемъ исправляетъ и каллиграфію, невозмутимо награждая лcнтяевъ ударомъ длинной линейки по пяткамъ. При этомъ дcти не смcютъ плакать. Проявленіе физической боли считается у мусульманъ позорнымъ малодушіемъ и надо видcть, съ какимъ стоицизмомъ провинившійся ребенокъ подставляетъ то одну, то другую пятку, упорной гримасой сдерживая слезы. Путешествуя изъ деревни въ деревню, странствующій учитель остается въ каждой не болcе сутокъ, такъ какъ въ теченіе недcли онъ обязательно долженъ посcтить всю ввcренную ему округу. Вознагражденіе за свой трудъ наставникъ получаетъ отъ мcстнаго кади, населеніе-же обложено школьнымъ сборомъ, сообразно имущественной налогоспособности. Въ среднемъ, цифра вознагражденія учителямъ колеблется отъ 35—40 фр. въ годъ,— сумма весьма незначительная, если не считать жалованія, выплачиваемаго ему турецкимъ правительствомъ {Интересно, что горожане Наблузы платятъ ему-же ‘отъ овцы’ по 70 сант. съ каждой. Этотъ своеобразный подарокъ за обученіе, изстари освященный обычаемъ, уплачивается во время убоя овецъ и, если не ошибаюсь, существуетъ только въ округc Самаріи.}. Должность этихъ ‘странствующихъ’ учителей учреждена не болcе 5—6 лcтъ, и съ тcхъ поръ мcстныя власти запретили дcтямъ магометанъ посcщать школы различныхъ христіанскихъ миссій.

VI.

Путь отъ Себастіи къ Наблузc идетъ среди горныхъ тcснинъ. Мы минуемъ цcлый рядъ неизвcстныхъ развалинъ, осcненныхъ тcнистыми рощами маслинъ, какъ будто оберегающихъ эти безмолвныя руины. Мистеръ Якубъ съ апломбомъ, неподдающимся описанію, указываетъ намъ прекрасно сохранившуюся колоннаду знаменитаго капища Ваала, воздвигнутаго нcкогда Ахавомъ и Іезавелью. Пятнадцать массивныхъ монолитовъ наполовину вросли уже въ землю, фундаменты ихъ давно засыпаны тысячелcтнимъ прахомъ, какъ и большинство историческихъ камней, разбросанныхъ на всемъ протяженіи Самаріи. Въ исходc пятаго часа караванъ нашъ вышелъ къ обрывистому спуску въ виду Наблузы. Дорога пошла по живописнымъ уступамъ Гевала, открывая чудную панораму разстилавшагося у нашихъ ногъ города. Знакомая бcлая мечеть въ цвcтущемъ предмcстьc напоминала о близости греческаго монастыря, гдc рcшено было остановиться и на этотъ разъ къ нескрываемой радости Якуба. Опять отворились тяжелыя ворота обители, снова обступила насъ радушная братія. Переночевавъ въ томъ-же помcщеніи, гдc три недcли тому назадъ я лежалъ безнадежно больной, мы утромъ навcстили старыхъ друзей, давно поджидавшихъ нашего возвращенія. Милcйшій докторъ Серкизъ пожелалъ присоединиться къ экскурсіи на Гевалъ и Гаризимъ для осмотра погребальныхъ пещеръ и древнихъ развалинъ храма Санаваллаты. Такъ-какъ отсюда намъ предстоялъ уже послcдній переходъ къ Іерусалиму, то рcшено было отправить Якуба съ жандармомъ и Константиномъ впередъ, поручивъ имъ ожидать въ полъ-верстc отъ Кобръ-Юзефа гробницы Іосифа за Гаризимомъ, на іерусалимской дорогc. Во второмъ часу пополудни докторъ Серкизъ явился за нами, нанявъ трехъ ослятъ для поcздки въ горы. Мы распростились съ настоятелемъ и двинулись въ дорогу. Сcрые ослики, бойко постукивая копытцами, понесли насъ на своихъ выносливыхъ спинахъ по шумнымъ улицамъ мусульманской Наблузы. Этотъ столичный центръ Самаріи показался намъ еще болcе оживленнымъ и обширнымъ, чcмъ въ первый пріcздъ — такъ отвыкли мы отъ городской сутолоки, странствуя по деревушкамъ Галилеи. Маленькій караванъ нашъ выcхалъ изъ воротъ Наблузы и мы очутились въ цвcтущихъ садахъ, сплошнымъ ковромъ драпирующихъ мрачные устои горныхъ твердынь Гевала и Гаризима. Свернувъ въ одну изъ узкихъ тcнистыхъ ‘межъ’, мы направились къ подножью горы, любуясь богатой растительностью. Багряный гранатникъ, стройныя смоковницы, лимонныя и апельсинныя деревья чередуются съ купами тутовыхъ, миндальныхъ и абрикосовыхъ деревьевъ, запахъ розъ и жасмина наполняетъ сплошные сады Сихема сильнымъ благоуханіемъ. Подъемъ къ Гевалу идетъ по узкой тропинкc, постепенно поднимающей васъ надъ окрестностью. Обширный некрополисъ ‘Горы проклятья’ теперь совершенно опустошенъ и въ темныхъ пещерахъ, источившихъ грудь этого сумрачнаго богатыря-горы не уцcлcло ни одной усыпальницы. Осмотръ ихъ, берущій много времени и силъ, мало вознаградитъ туриста за его эквилибристическій подвигъ. Мы переcхали шумный потокъ Расъ-Эль-Апнъ, обтекающій подножье Гаризима и принялись снова взбираться теперь уже на каменистыя террасы ‘Горы Благословенія’. Въ исторіи еврейскаго народа Гаризимъ игралъ не менcе важную роль, чcмъ аравійскій Синай. Здcсь Авраамъ, по преданію, приносилъ въ жертву Исаака, здcсь-же воздвигалъ свой жертвенникъ Іисусъ Навинъ изъ двcнадцати камней по числу колcнъ израильскихъ. На исторической вершинc прочтенъ былъ народу ‘списокъ закона Моисеева, слова проклятія и благословенія’. Въ эпоху Христа, самаряне гордились своимъ древнимъ храмомъ, воздвигнутымъ Санаваллатомъ за 335 лcтъ до начала христіанской эры, и, судя по обширности развалинъ — заслуженно сравнивали его съ іерусалимскимъ. Груды камней занимаютъ почти все пространство горной террасы, укрcпленной съ сcвера каменными контрафорсами. Отъ обширнаго храма, обнесеннаго стcной, сохранились съ трудомъ распознаваемые фундаменты, уцcлcлъ мcстами треснувшій цоколь, да одинокая четыреугольная башня подъ каменнымъ куполомъ. Историческое святилище, служившее предметомъ религіознаго соревнованія самарянъ и іудеевъ было разрушено первосвященникомъ Іоанномъ Гирканомъ. Позднcе здcсь-же Юстиніанъ воздвигъ свою базилику Богоматери и обнесъ каменной оградой. Гдc-же разобраться въ вcковыхъ наслоеніяхъ? Пробродивъ съ полчаса среди руинъ и осмотрcвъ обширную цистерну, служившую, вcроятно, ‘Купелью очищенія’, мы спустились по восточному уклону Гаризима къ ожидавшему насъ каравану. На всемъ почти протяженіи горной тропы ее устилаютъ могильныя плиты турецкаго кладбища, осквернившаго для самарянъ священный холмъ Джебедь Тора. Намъ предстояла разлука съ милcйшимъ докторомъ.
‘Je vous quitte,— говорилъ намъ Серкизъ,— mais vons restez en mon coenr!’ Сердечно обнявшись и въ послcдній разъ дружески пожавъ руки, кавалькада наша раздcлилась и медленно тронулась въ противоположныя стороны. Но долго еще махала намъ платкомъ крохотная человcческая фигура у массивнаго подножья далекаго Гаризима. Пройдя Бету, Тельфатъ и Силомъ чрезъ Синджаль и Ябрудъ — рядъ арабскихъ поселковъ, караванъ нашъ, часъ спустя, подходилъ уже къ Вееплю. Окрестный пейзажъ давно уже измcнился, цвcтущія нивы попадаются рcже, растительность становится бcднcй, невольно чувствуется близость каменистой ‘мертвой страны’, спаленной томительнымъ зноемъ. Веsиль считается мcстомъ видcнія Іаковомъ ‘небесной лcстницы’. Краснорcчію Якуба открывалось обширное поле, къ тому-же ненавистный гидъ Мейера былъ потерянъ на берегахъ Генисарета, и назойливый драгоманъ повcствовалъ на всc лады, страшно надоcдая моему огорченному пріятелю. Вотъ мелькнула вдали башня-гробница пророка Самуила, мы минуемъ Неби-Самуэль, отъ котораго всего часъ до Іерусалима. Каменистая дебрь принимаетъ все болcе пустынный характеръ аскетическаго колорита Іудеи. Желтыя кручи холмовъ, сcрый верескъ и камни, камни безъ конца по дорогc, въ поляхъ, на безконечной сcти тропинокъ, бcгущихъ со всcхъ сторонъ къ палестинскому центру-столицc. Но святой городъ чувствуется еще незримый… Какая-то смутная тоска начинаетъ прокрадываться въ сердце паломника-туриста. Послc жизнерадостныхъ картинъ безмятежныхъ галилейскихъ поселковъ, цвcтущей природы Самаріи, каменныя твердыни Эль-Кудса давятъ глазъ, заслоняя просторъ необозримаго горизонта… Давитъ душу и грустное сознаніе, что тысячелcтній ‘городъ первосвященниковъ’ не утратилъ до сихъ поръ своихъ специфическихъ чертъ — религіозной нетерпимости и непримиримой злобы…

Борисъ Корженевскій.

‘Сcверный Вcстникъ’, No 12, 1895

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека