Пуф, или Ложь и истина, Скриб Эжен, Год: 1848 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 91 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Эжен Скриб. Пьесы

‘Библиотека Драматурга’

М., ‘Москва’, 1960

ПУФ
или
ЛОЖЬ и ИСТИНА
Комедия в пяти действиях

Перевод А. ЭФРОН

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Граф де Мариньян — литератор и государственный деятель.

Сезар Дегоде — делец.

Коринна Дегоде — его дочь, член общества литераторов.

Альбер д’Ангремон — офицер колониальных войск.

Максанс де Ла Рош-Бернар — дворянин.

Антония — его сестра, состоящая под его опекой.

Бувар — книгоиздатель.

Графиня.

Маркиза.

Действие происходит в Париже.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Книжная лавка Бувара на набережной Малаке. Направо от зрителя — покрытый ковровой скатертью круглый стол, на котором разложены газеты и брошюры. Слева — прилавок. Дверь на улицу — с правой стороны, слева— дверь в квартиру Бувара.

ЯВЛЕНИЕ I

Дегоде, поддерживаемый Альбером, входит справа, услышав шум, слева появляется Бувар.

Бувар. Что тут за шум?

Альбер (обращаясь к Дегоде). Обопритесь на меня, сударь, и зайдите отдохните минутку здесь, в этой лавке… (заметив входящего Бувара) если этот господин, по-видимому хозяин, соблаговолит разрешить нам это.

Бувар. Сделайте одолжение, господа! В чем дело? Что случилось?

Дегоде. Да ничего, ничего, все обошлось одним испугом. Переходя через улицу Святых Отцов, я попал было под омнибус, и если бы этот достойный юноша не схватил лошадей под уздцы…

Альбер. Вы не ранены, сударь?

Дегоде (усаживаясь на стул налево, возле прилавка). Этот вопрос скорее мне следовало бы задать вам.

Альбер. Что вы! Я кавалерист и умею обращаться с лошадьми!

Дегоде (обращаясь к Бувару). Не откажите в любезности приказать, чтобы мне принесли стакан холодной воды,

Бувар. С удовольствием, сударь! Может быть, вам, господа, будет угодно почитать газеты, чтобы отдохнуть и прийти в себя? Они у меня почти все вот здесь, на столе. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ II

Дегоде, Альбер.

Альбер. Газеты! Благодарю покорно!., я потерял к ним доверие… по крайней мере к тем, которые выходят в этом городе!

Дегоде (продолжая сидеть). Вы, сударь, видно, недавно проживаете в столице?

Альбер. С позавчерашнего дня. Прибыв из Алжира, я должен был где-то остановиться, кое-что купить, приодеться. Что ж, я просмотрел газеты — главнейшие, самые крупные из них, притом их последние страницы…

Дегоде. …на которых зачастую находишь самые правдивые сообщения…

Альбер. Что же остается сказать об остальных! Так вот, я не нашел ни одного объявления, ни одного обещания, которое не обмануло бы моих ожиданий

Дегоде. Охота же вам была читать объявления.

Альбер. К чьей же помощи, по-вашему, должен обращаться приезжий, если не к помощи газетных объявлений? Более того, среди серьезных статей я вижу заметку о некоем изумительном, достойном восхищения спектакле, увидеть который стремится весь Париж! Каждый вечер наплыв зрителей столь велик, что толпа опрокидывает все преграды, и администрация вынуждена прибегать к помощи полиции… Так вот, сударь, кое-как проглотив свой ужин, я спешу в театр… И что же! Ни души у входа, ни души в зале! А я ведь читал статью своими глазами, все это было там напечатано и подписано!

Дегоде. И это вас удивляет!.. (Обращаясь к слуге, который подает ему стакан воды.) Благодарю вас… (Поднимаясь.) Будьте добры предупредить меня, когда пройдет омнибус…. только такой, чтобы не слишком быстро ехал… (Альдеру.) Это удивляет вас, мой юный друг… Но ведь это все — вещи общеизвестные и общепринятые. Всякий, за исключением вас, знает, что в столь населенном и столь коммерческом городе нельзя ни купить, ни продать ни одного слова правды, но зато ложь здесь производится в открытую, ложь вне конкуренции, патентованная, гарантированная… и единственное неподдельное в паше время — это пуф или реклама!

Альбер. Должен признаться — мне, только что прибывшему из Африки, даже и слова такие неизвестны!

Дегоде. Пуф или ‘пёф’, как говорят наши заморские соседи, — это товар английского производства, товар импортный, наличие которого на рынке было бы достаточно веским доказательством нашего с Англией сердечного согласия, если бы в нем кто-либо усомнился! Пуф! Необходимость в нем была столь велика, что даже слово стало французским, приобретя права гражданства. Пуф — это искусство сеять несуществующее и пожинать плоды его. Это — вымысел, превращенный в спекуляцию, ложь, ставшая всеобщим достоянием, пущенная в оборот для нужд общества и промышленности! Все бахвальство, все фокусы и причитания наших поэтов, ораторов, государственных деятелей — все эго пуф! И известная красавица, ломающая себе голову над тем, как бы получить в подарок бриллианты, — это пуф! Поэт, раздающий звание великого человека всем и каждому ради того, чтобы каждый встречный и поперечный именовал его великим поэтом, — тоже пуф! А дамы-патронессы, а железнодорожные компании, а биржевые акции — разве все это не пуф? А ласки, расточаемые избирателям, а предвыборные посулы депутатов, а их речи после избрания! А промышленник, предлагающий свои товары, торговец, расхваливающий свои шелка, министр, угрожающий отставкой, — все это пуф и еще раз пуф! Не говоря уже о том, что существует пуф благотворительности и пуф бескорыстия, пуф патриотизма и пуф благочестия… ибо к помощи пуфа прибегают все сословия, все круги, все классы, хотя и следует признать, справедливости ради, что чаще других и в наибольшем количестве используют его адвокаты, журналисты и врачи!

Альбер. Если все на самом деле так, как вы говорите, сударь, то это недостойно, это ужасно!

Дегоде. Ах, боже мой, да ничуть! Всем и каждому известно, что опасности здесь не кроется никакой!

Альбер. Так кого же, в таком случае, удается ввести в обман?

Дегоде. Абсолютно никого! Тут действует молчаливое соглашение, откровенный обмен вымыслами, на которых никого не проведешь и которые применяются решительно всеми!

Альбер. Таким образом, получается, сударь, что в наше время истина совершенно изгнана из общественных отношений?

Дегоде. Да, более или менее. Впрочем, я не уверен, что это уж такое большое зло.

Альбер. Как же у вас хватает смелости поддерживать подобную систему?

Дегоде. На основании собственного опыта!.. Я вполне одобряю философа, говорившего: ‘Будь у меня полный карман истин, я их оттуда вынимать не стану!’ Он был совершенно прав! К чему эта правда, кому она нужна, кто ее любит? Да никто! Наоборот, люди боятся ее, и смею вас заверить — в наши дни значительно легче процветать при помощи лжи, чем благодаря истине! Одна вас заведет в тупик, тогда как другая откроет все дороги! ‘Тому примеров вам я приведу немало!’

Альбер. Каковы бы ни были примеры, они не смогут заставить меня поколебаться в моих убеждениях. Пусть я покажусь вам нелепым или смешным, но я считаю честность первейшей из наших обязанностей! Ложь и обман для какой бы то ни было цели недостойны порядочного человека, а что касается меня, то я клянусь…

Дегоде. Всегда говорить правду!

Альбер. Всегда и везде!

Дегоде. Тоже неплохой способ обратить на себя внимание! С кем имею честь?.. Не откажите мне в удовольствии узнать поближе моего спасителя!

Альбер. Я — простой кавалерийский капитан, за пять лет службы и походов в Африке и за столько же ранений получивший…

Дегоде. Орден!

Альбер. Нет, сударь!

Дегоде. Чин и звание?

Альбер. Нет, сударь. Просто мне дали на несколько месяцев отпуск, которым я и воспользовался, чтобы посетить Париж.

Дегоде. Назовите же мне свое имя!

Альбер. Альбер д’Ангремон.

Дегоде. Я знавал в Меце одного д’Ангремона. Старый, больной человек, он скончался в прошлом году. Он был моим другом детства.

Альбер. Это мой родной дядя, сударь! Человек, заменивший мне отца!

Дегоде. Единственное средство его существования составляла небольшая сумма денег, которую ему присылало ежемесячно лицо, пожелавшее остаться неизвестным!.. Мне кажется, теперь я угадал, кто был этот человек!.. (Альберу, который делает отрицательный жест.) Смотрите! Вы ведь только что поклялись говорить всегда правду!

Альбер (улыбаясь). Я не думаю, что в данном случае это обязательно.

Дегоде. Значит, вы признаете не только исключение из правила, но также и то, что сами вы были тем щедрым незнакомцем! Это еще увеличивает уважение, которое я почувствовал к вам, ибо с первого взгляда… вы мне понравились… я полюбил вас… правда!.. Невзирая на мою систему, вы можете мне поверить! Итак, вы приехали в Париж, видимо, для того чтобы ходатайствовать о продвижении по службе или о каких-нибудь льготах?

Альбер. Нет, сударь, я приехал искать справедливости!

Дегоде. Гм! гм!

Альбер. Вы считаете, что добиться ее невозможно?

Дегоде. Почему же… если у вас есть время ждать…

Альбер. Я не о себе хлопочу, а о вдове своего командира… генерала де Сент-Авольда, под командованием которого я служил и который погиб на моих глазах! Это был мой единственный друг на свете!

Дегоде. Смею надеяться, что с этого дня не единственный!

Альбер (пожимая ему руну). Ах, сударь!

Дегоде. Так вы говорили, что ваш командир…

Альбер. Это был храбрейший офицер! Честнейший человек, думавший только о своей родине и о своих солдатах…но никогда не думавший о себе самом! И вот он умер, не оставив никаких средств жене и троим детям… Я хлопочу об увеличении скромной пенсии, которой им едва хватает на жизнь. Со вчерашнего дня я стучусь во все двери, рассказываю всем то, что рассказал вам… подлинные факты, одним словом…

Дегоде. Подлинные! В этом, быть может, ваша ошибка! Если бы вы их немножко подтасовали… я видел, как весьма обычные поступки превращались в героические подвиги… стоило их только чуть-чуть приукрасить!

Альбер. Разве в подобном случае истина недостаточно говорит за себя?

Дегоде. О, без сомнения… Но, вероятно, вы еще ничего не добились?

Альбер. Нет, сударь…

Дегоде. Вот это я и имел в виду… Ну что же, посмотрим… веса у меня немного, средств того меньше… но зато имеются кое-какие связи в высших сферах, благодаря которым, быть может, мне удастся…

Альбер (с живостью). …добиться торжества справедливости!

Дегоде. Кто знает… быть может, случай… я, сударь, философ, идущий в ногу со своим веком… Это значит, что мне иной раз приходится пробираться к цели окольными путями… но я достигаю ее, принимая вещи такими, какие они есть, и находя себе друзей там, где они мне попадаются. (Вынимая из кармана визитную карточку и вручая ее Альберу.) Вот моя фамилия и адрес, я вам обязан жизнью и буду счастлив, если в один прекрасный день смогу отплатить за оказанную мне услугу.

ЯВЛЕНИИ III

Те же и Бувар.

Бувар (выходя из двери слева). Сударь, сударь, вот идет омнибус!

Дегоде. Я вас покидаю, оставаясь вашим должником… дома обо мне, вероятно, уже беспокоятся и дочка мои и воспитанница…. (Ищет вокруг себя.) Куда же я дел свою тросточку и шляпу?

Альбер подает ему их.

Бувар (выглядывая на улицу в правую дверь). Сударь, сударь, я советую вам поторопиться!

Дегоде. Ба! Я на все смотрю спокойно и хладнокровно!

Бувар. На все! В таком случае, вы можете посмотреть отсюда к на омнибус, который уже проехал!

Дегоде. В самом деле? Ну что же, это не беда! С таким же успехом можно пройтись пешком, особенно после только что перенесенной встряски, да к тому же и сберечь тридцать сантимов за проезд! (Обращаясь к Альберу.) Прощайте, мой юный друг! (Бувару.) Прощайте, сударь!

Бувар. Наполеон Бувар, издатель и книготорговец!

Дегоде. Весьма благодарен вам за ваше великодушное гостеприимство!

ЯВЛЕНИЕ IV

Бувар, Альбер.

Бувар (провожая Дегоде). Вы слишком любезны… не стоит благодарности… Не угодно ли вам приобрести некоторые новые издания… подписаться на что-нибудь…

Дегоде (выходя из магазина). Нет, благодарю вас!

Бувар. Этот господин, которого вы спасли, здорово смахивает на Гарпагона. Он бы прекрасно мог купить у меня несколько новинок… самых последних, еще не поступавших в продажу и, может быть, с его легкой руки…

Альбер. Он — настоящий философ!

Бувар. А философия его заключается в том, чтобы не тратить денег!

Альбер. Это — философия многих… (Обращаясь к Бувару.) Так, значит, я имею честь говорить с самим господином Буваром?

Бувар. Я самый. Наполеон Бувар, издатель-книготорговец.

Альбер. Собственно, к вам я и шел, когда встретил этого господина. Меня направила прекрасная, достойнейшая женщина, вдова генерала де Сент-Авольда, с которой вы уже имели дело.

Бувар. Совершенно верно! Я у нее приобрел книги и рукописи, доставшиеся ей по наследству от мужа.

Альбер. Труды по математике или стратегии?

Бувар. Нет, мемуары генерала.

Альбер. Я и не знал, что он писал мемуары.

Бувар. Притом весьма интересные мемуары о различных алжирских походах, со всеми доселе неизвестными подробностями. Ценнейшие материалы для историка! У меня просили за них шестьсот франков… Вы понимаете, что с точки зрения коммерческой они того не стоили… Но ведь эго — вдова! Мать семейства! Кроме того, величие нации… последние осколки нашей старой армии… все это тронуло меня… и я выложил сто экю.

Альбер (с возмущением). Не может быть!

Бувар. Да… я их выложил’, с умилением! Притом наличными, несмотря на то, что не в моих правилах выплачивать авторские гонорары!

Альбер (иронически улыбаясь), Э, да вы, оказывается, тоже философ — вроде того господина!

Бувар. Философия торговли!

Альбер (протягивая ему рукопись), А я-то, сударь, шел к вам по совету госпожи де Сент-Авольд, намереваясь предложить сборник своих стихотворений!

Бувар. Стихов я не покупаю: на этом товаре все издательства поставили крест!

Альбер. Как это лестно для поэтов!

Бувар. Их слишком много развелось! И все — самые лучшие!.. даже и не знаешь, как распределить их по ранжиру! Но все же есть имена достаточно звучные… (Читая первую страницу рукописи.) Вот и ваше имя Альбер… д’Ангремон.

Альбер (качая головой). Это совсем неизвестное имя…

Бувар. Однако в нем есть приставка ‘де’, а для меня, издающего только произведения лиц титулованных, это уже нечто. Я — книготорговец предместья Сен-Жермен, издатель великосветских дам, княгинь, герцогинь или баронесс, издатель графов, маркизов или виконтов, чьи имена и гербы блистают на витрине моего магазина, словно приобщая его к дворянству… это почтенно… это лестно…

Альбер. И выгодно…

Бувар. Конечно! Во-первых, как я вам уже говорил, сударь, я никогда не плачу денег. (С любезным поклоном.) Эти же условия я предложил бы и вам. Высокопоставленный автор берет на себя типографские расходы, они невелики, и расходы по рекламе — они довольно значительны… Со своей стороны, я публикую во всех газетах,— что согласен сделать и для вас, если вы пожелаете, — следующее сообщение: ‘Издательство Бунара приобрело — за, скажем, пятьдесят или сто тысяч франков, по вашему выбору — сборник очаровательных стихотворений господина Альбера д’Ангремона, с нетерпением ожидаемых читателем…’.

Альбер (стараясь сдержаться и силясь улыбнуться). Я понимаю, сударь, это — пуф!

Бувар. Совершенно справедливо!

Альбер (в сторону}. Неужели тот старый господин был прав?

Бувар. Кроме того, литературу знатных, литературу миллионеров мы можем выпускать и в атласных переплетах и с цветными иллюстрациями, выполненными лучшими нашими граверами… Обходится дорого, но зато красиво!

Альбер. А книги эти находят сбыт?

Бувар. Как вам сказать!.. У меня их покупают… знакомые поэта… члены его семьи… зачастую сам автор, когда он хочет переиздать свое произведение… что почти всегда случается с моими именитыми клиентами… слава обходится дорого! Но если ты богат, какое лучшее применение сможешь ты найти своему состоянию?

Альбер. Я не богат, сударь.

Бувар (равнодушно возвращая ему рукопись). Ах, вы не… тогда другое дело… придется ждать, пока слава придет сама собой, без посторонней помощи… Это — долгий путь, особенно когда дело касается стихов. Вот если бы вы писали по-простому, в прозе… не возмущайтесь, к этому прибегают весьма порядочные люди, ничего от этого не теряя! Вы понимаете, что небольшой романчик, томов эдак на двенадцать-пятнадцать…

Альбер. Да я начал было работать над романом… правда, не таких размеров… там, в Африке… я писал его то на привалах, то под свист пуль, так, просто, чтобы скоротать время.

Бувар. Как раз теперь Алжир вызывает у публики особый интерес, и если вьт желаете потолковать со мной по этому поводу… извините! (прислушиваясь) мне послышался стук колес… (Идет к двери и выглядывает на улицу.) Это карета графа де Мариньяна. Извольте присесть, и через минуту я буду к вашим услугам!

Альбер. Пожалуйста, пожалуйста… не беспокойтесь… тем более что граф де Мариньян, кажется, является весьма влиятельным лицом…

Бувар. Вы с ним не знакомы?

Альбер. Нет, и, по-видимому, я — единственный в своем роде!

Бувар. Граф де Мариньян — государственный деятель! Литератор! Богат безмерно! Несмотря на свой возраст, он уже — член двух академий! И сверх всего ему предлагают должность посланника!

Альбер (усаживаясь за стол). Он — ваш друг?

Бувар. Я горжусь этим. Сперва я был его секретарем, а теперь стал его издателем.

Альбер. На тех условиях, о которых вы говорили?

Бувар. Иных условий у меня нет ни для кого. Я верен своим принципам! (Бросается навстречу входящему графу.)

ЯВЛЕНИЕ V

Бувар, граф де Мариньян (входит в застекленную уличную дверь), Альбер (сидит справа за столом, с книгой).

Бувар (отвешивая поклоны). Ах, граф! Какая честь для меня, для магазина… как говорится в стихах, ‘Визит вельможи — это дар богов’.

Граф. Направляясь в Государственный совет, я завернул к вам, чтобы захватить свою корректуру, она готова?

Бувар. Должна была быть готова еще утром. (Кричит за кулисы,) Скорей сбегайте в типографию, принесите корректуру господина де Мариньяна. (Возвращайся.) Неужели вы изволите сами править корректуру?

Граф. Да… во время заседаний Совета… Я всегда так делаю. Это очень удобно.

Бувар. Ах, как, наверное, приятно быть государственным советником! Пятнадцать тысяч франков жалованья…

Альбер (в сторону). За то, чтобы править корректуру…

Граф. Да и кроме того, я не могу терять времени… После успеха, которым был встречен мой первый том, необходимо, чтобы второй завтра же вышел из печати! Не забудь, что выборы назначены на послезавтра!

Бувар. Значит, вы не оставили этого намерения?

Граф. Само собой разумеется!

Бувар. Вы — знатный сановник, член двух академий — искусств и моральных и политических наук… Зачем понадобилась вам еще и Французская Академия? На вашем месте я оставил бы ее бедняжкам писателям, у которых только она одна и есть за душой!

Граф. Ну уж нет! Именно эта академия и имеет вес!

Бувар. Она так устарела!

Граф. Тем более! Это — то же, что дворянство: чем древнее род, тем он больше ценится… Кроме того, все шансы на моей стороне!

Бувар. Безусловно… вам открыты все пути… Именно потому, если бы я взял на себя смелость дать вам совет… я на вашем месте не выпускал бы этот второй том…

Граф. Вы находите, что он неудачен?

Бувар. Что вы! Он прелестен! Восхитителен! Я от него в восторге!

Граф. Быть может, он кажется вам слабее предыдущего?

Бувар. Наоборот, значительно сильнее… Но я, возможно, не выпустил бы и первого тома, несмотря на то, что он прекрасен. Идти на риск опубликовывать произведение в тот момент, когда выдвигаешь свою кандидатуру в Академию — это, пожалуй, чересчур смело! Такие высокопоставленные люди, как вы, обычно поступают осторожнее и вовсе не пишут книг! Они остерегаются дать орудие в руки критике, они предлагают ее вниманию… свою собственную персону! Я, мол, герцог такой-то, маркиз такой-то, князь такой-то… ну, что вы на это можете возразить? Да ничего. Критика и знать не будет, с какого бока за вас взяться!.. В то время как вы, опубликовав шедевр… ибо это — шедевр!..

Граф. Знаю, все знаю… и твои замечания не лишены справедливости… Но не беспокойся! В салоне прелестной Коринны, где идет подготовка выборов в Академию, большинство будет голосовать за меня без всяких колебаний… благодаря ей!

Бувар. Я думаю!.. а в последнем номере журнала, в котором она сотрудничает, помещена хвалебная статья о вас, я узнал ее стиль… В этой статье она ставит вас, как историка, куда выше Давида Юма и Робертсона… Сейчас я вам покажу!

Граф. Господи, да я же читал ее… Я ее знаю так, как если бы… (С нетерпением.) Да где же эта корректура?

Бувар (кричит за кулисы). Корректуру графа!.. Я знаю, что произошло — наборщики увлеклись чтением вашей книги…

Граф. Вот льстец!

Бувар (вполголоса). Ваше сиятельство не забыли своих обещаний?

Граф. Акции железных дорог?.. Ты их получишь! Я сказал Максансу де Ла Рош-Бернару, который вместе со мной стоит во главе новой железнодорожной компании…

Бувар. Принимаю с благодарностью… но речь не об этом…

Граф. Ах, да! приглашение на мой бал… Я тебе пришлю его. Мы торопим события… Необходимо, чтобы я успел жениться до того, как уеду отсюда во главе посольства. Я богат, не спорю, но богатство обязывает…

Бувар. Обязывает к чему?

Граф. Приумножать его! Хотя бы для моих расходов по дипломатическому представительству мне требуется богатая невеста, которая к тому же могла бы служить украшением моего салона. В скором времени, обещаю тебе, ты будешь присутствовать на моей свадьбе!

Бувар. Много чести для меня… принимаю с благодарностью… Но я не про то…

Граф. Так про что же?

Бувар. Ведь это я раздобыл для вас, для вашей Истории Алжира’ рукопись генерала де Сент-Авольда… такой редкий подлинник!

Граф. За подлинность этой рукописи я и уплатил тебе двадцать тысяч франков!

Альбер (в сторону). Что я слышу!

Бувар. Зато она принесла вам славу и доброе имя, не считая двух академий… Да что я говорю — трех! Перед которыми вы предстали все с одним и тем же произведением в руках!

Граф (с нетерпением). Ну и что же?

Бувар. Ну и что же… неужели я вам покажусь чересчур требовательным, если попрошу вас уделить мне малую толику от всех этих почестей… вы ведь обещали мне… сами знаете, что… это произвело бы такое впечатление на покупателей… Кроме того, ведь это — в ваших собственных интересах! ‘Бувар, издатель ‘Сочинений Мариньяна’, получил орден!’ Это обращает внимание на книгу…

Граф. Это верно!

Бувар. Произведение, растущая популярность которого приносит славу всем, включая книгоиздателя!

Граф. Ну что ж, посмотрим!

Альбер (вставая). Ну нет, это уж слишком!

Граф (оборачиваясь). Кто это?

Бувар. Один из моих клиентов… (Увидев вошедшего служащего.) Ах! наконец-то! Корректура его сиятельства… еле-еле дождались!

Граф (пробегая гранки). Здесь fie все… недостает последних страниц…

Бувар (поговорив со служащим). Их допечатают через четверть часа… и я буду иметь честь лично отвезти их вам в Государственный совет… Прикажите только пропустить меня… Бувара, издателя ‘Сочинений господина де Мариньяна’.

Граф. Хорошо, договорились…

Бувар. И вы не забудете…

Граф. Помшо, все помню!

Бувар (провооюая графа к выходу). Это будет прекрасно… великолепно… величественно… как все, что вы делаете… и о вас скажут, как в ‘Семирамиде’:

‘С его сверкающей победной колесницы

Он славу уронил и на мои страницы’.

ЯВЛЕНИЕ VI

Бувар, Альбер.

Бувар (возвращаясь). Люблю цитировать… это придает некий литературный лоск, украшающий даже издателя… (Обращаясь к Альберу.) Извините меня, сударь, за то, что я заставил вас ждать… Но вместе с тем мне было приятно показать вам уважение великих мира сего, с которыми я на короткой ноге! Но вернемся к нашим делам, к роману вашему, написанному в Алжире… на привалах… под свист пуль…

Альбер. Бесполезно, сударь, я раздумал!

Бувар. А почему же? Тем более что вы только что слышали…

Альбер. Что такое слава и каким образом она создается!

Бувар. Как видите, это вовсе не сложно!

Альбер (в сторону). Ах, тот старый господин был прав… Прощайте!

Бувар. Куда же вы?

Альбер. Хочу подышать свежим воздухом… и постараться забыть… Так, значит, вот каковы великие люди, которых превозносят, которых восхваляют и чьи имена ваши газеты, услужливые или подкупленные подголоски, повторяют на все лады, восклицая: ‘Падите ниц пред ними!’. Так, значит, мы живем в стране, где при помощи денег и наглости можно добыть себе почет и уважение и заявлять открыто: ‘Они мои! Я заплатил за них!’ Неужели же всюду и везде сплошная ложь, сплошной обман!

Бувар. Господи боже мой! Да на кого это вы рассердились?

Альбер. На кого? Да в первую очередь на вас, не постеснявшегося дать каких-то сто экю несчастной вдове за написанную ее мужем рукопись, которую вы перепродаете за двадцать тысяч франков!

Бувар. Но эго обычная коммерческая прибыль!

Альбер. Для вас, стремящегося получить орден Почетного легиона за то, что вы печатаете произведения ил кого-то сановника, за то, что вы и носа не показываете из своего магазина на набережной Maлаке, за то, что вы переставляете с места на место да упаковываете кипы книг…

Бувар. Я ведь еще ничего не получил, я только попросил…

Альбер (с негодованием). Одно то, что вы осмеливаетесь просить об ордене Почетного легиона, — это уж чересчур! У меня пять ранений, сударь, и я не прошу награды… я дожидаюсь ее!

Бувар. Ну что же, поживем — увидим, сударь… Больше мне вам сказать нечего…

Альбер. Прощайте! (Бросается к двери и сталкивается с входящим Максансом de Ла Рош—Бернаром.)

ЯВЛЕНИЕ VII

Бувар, Максанс, Альбер.

Максанс (останавливая Альбера). Боже мой!.. Альбер д’Ангремом!

Альбер. Максанс!..

Они бросаются друг другу в объятия.

Бувар. Смотри-ка! Они, оказывается, знакомы!..

Максанс. Так ты вернулся… Где же ты пропадал все эти пять лет?

Альбер. Я не выезжал из Африки.

Максанс. А я не выезжал из Парижа… (Бувару.) Мы вместе учились в военном училище Сен-Сир, вместе окончили его…

Альбер. И вместе должны были совершить наши первые походы…

Максанс. Верно, верно… Но едва мне удалось вкусить парижской жизни и познакомиться с оперными богинями, как я тотчас же отказался от воинской славы… поскольку мои удобства мне дороже… и распростился с родиной Югу рты и Абд-эль-Кадира.

Альбер. Несмотря на то, что первые, шаги твои на военном поприще сулили тебе честь и славу!

Максанс. Не отрицаю… но в Африке слишком жарко! в то время как здесь…

Бувар, Виконт де Ла Рош-Бернар совершенно прав! Когда являешься родовитым дворянином и обладаешь несметным состоянием…

Максанс (нетерпеливо). Ладно, ладно!

Бувар. Когда можешь, будучи капиталистом, играть ведущую роль на бирже, командуешь повышением и понижением ценных бумаг…

Альбер. Так ты стал биржевиком?

Максанс. Надо же чем-нибудь заниматься… (С живостью.) Ну а ты как, все еще влюблен?

Альбер. Все еще.

Максанс. Как и пять лет тому назад?

Альбер. Даже еще сильнее!

Бувар (смеясь, вполголоса). Ну, тогда не удивительно, что он ни в чем не разбирается и что в голове у него…

Максанс (Бувару). Вот где истинная любовь… пылкая и скрытная… ведь никогда никому, даже мне, он не пожелал назвать имя той, в которую так страстно влюблен… (Альберу.) Но ведь ты тогда уехал для того лишь, чтобы завоевать славу и богатство… чтобы возвратиться достойным ‘ее’. Удалось ли тебе это?

Альбер. Увы, нет!.. Та, которую я люблю, к несчастью, хороша собой, молода… богата… из знатной семьи…

Максанс. Ну и прекрасно! Твой выбор не оставляет желать ничего лучшего!

Альбер. Я же, несмотря на приставку ‘де’ (показывая на Бувара), которую этот господин открыл в моем имени, всего-навсего сын бедного и честного провинциального адвоката, оставившего мне на сто луидоров и земельной ренты, к которой я добавил свое офицерское жалованье,— вот и все мои доходы! До тех пор, пока Обстоятельства мои не переменятся, разве я осмелюсь к ней показаться и сделать ей предложение?

Максанс. Какая ерунда! Я, дворянин, могу тебя уверить, что в современном обществе царит абсолютное равенство! Звания и титулы ничего не значат!

Бувар. Все французы равны!

Альбер. Да, я знаю — перед лицом закона!

Максанс. Нет, перед деньгами! Будь только богат, и все преграды исчезнут! Будь богат, и тебе предложат лучших невест Франции… Дело только в том, чтобы разбогатеть!

Альбер. Да, но каким образом?

Максанс. Я помогу тебе, если хочешь!

Бувар. Вы можете разбогатеть за один час, за один день, это зависит от виконта!

Альбер. В самом деле!

Максанс. Ах да, кстати, Бувар… вот то, что меня просили вам передать. Две акции железных дорог.

Бувар, Только две! Я надеялся на целый десяток… это же чистое золото!

Максанс. Больше у меня нет. Об этом я и хотел сообщить господину де Мариньяну, которого, как мне сказали у него дома, я должен был застать у вас.

Бувар. Он только что уехал в Государственный совет, куда мне как раз нужно отвезти конец его корректуры.

Максанс. Ну вот, вы ему и передайте кстати, что я хочу добить наше дело и прямо отсюда отправлюсь к тому человеку, к нашему великому капиталисту!

Бувар. К тому самому, чья поддержка требуется вам для полного успеха?

Максанс. Вот-вот!

Бувар. Ну, я побежал… Какая жалость, что только две акции! Неужели вы не можете… раздобыть еще с полдюжины!

Максанс (с нетерпением). Я же сказал вам, что это невозможно. Их рвут друг у друга из рук!

Бувар. Значит, они этого заслуживают! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ VIII.

Альбер, Максанс.

Альбер. Я рад, что мне удалось встретить тебя хотя бы так, мимоходом… Ты, видно, здорово занят!

Максанс. Да, это правда, дел у меня уйма!

Альбер (улыбаясь). Итак, дворянин превратился в дельца (замечая, что Максанс достает из кармана записную книжку) и сменил шпагу своих предков на записную книжку биржевого маклера!

Максанс (записывая в книжку). Забежать в министерство по поводу завтрашних торгов… получив ответ Мариньяна, зайти к тому крупному капиталисту, чья поддержка нам необходима… оттуда поспешить к нотариусу по поводу продажи земельных угодий, принадлежащих нам с сестрой…

Альбер (взволнованно). С мадемуазель Антонией!

Максанс. А ты у меня и не спрашиваешь о ней! Однако лет пять тому назад, в замке Жтамьеж, у тетушки, которой я тебя представил… вы с моей сестрицей, кажется, и живописью занимались вместе и музыкой… Ты ведь очень понравился обеим — особенно тетушке,— и не раз Антония спрашивала меня, от ее имени, как поживает мой приятель Альбер!

Альбер (радостно). Неужели?

Максанс. Как только появлялись сообщения о событиях в Алжире, они прочитывались тотчас же… моей тетушкой…

Альбер (разочарованно). Ах, это госпожа де Жюмьеж интересовалась…

Максанс. Собственно говоря, поскольку у нее было слабое зрение, Антония читала ей вслух… а тетушка слушала с большим вниманием…

Альбер. За которое я ей весьма признателен… Она по-прежнему живет в своем замке?

Максанс. Увы, нет!.. Мы потеряли нашу бедную тетушку год тому назад.

Альбер. О более! А я и не знал…

Максанс. Поместье ее я недавно продал, сестра же моя живет теперь в Париже… Я, единственный ее родственник, стал ее опекуном… (Смеясь.) Да, представь себе, опекуном девицы, которая зачастую делает мне выговоры и читает нотации! Довольно стеснительное положение! Вот я и тороплюсь поскорее выдать ее замуж, что не представит большой трудности! Но, принимая во внимание ее значительное состояние, я должен подыскать ей богатую… весьма богатую партию… иначе каждый будет вправе бросить в меня камнем!

Альбер (живо). Друг мой, ты мне только что говорил… (Пауза.) То есть ты был настолько добр, что мне, товарищу своему, другу детства… ты предложил…

Максанс. Свою помощь и участие… Ты ведь знаешь, что я предан тебе всем сердцем… но ты мне всегда казался таким не от мира сего… такой артистической натурой…

Альбер. Что же поделаешь! Тогда счастье не заключалось для меня в материальных ценностях… Теперь же, мне кажется, я готов хоть в пропасть броситься для того, чтобы разбогатеть.

Максанс (горячо). Как я тебя понимаю!

Альбер. Богатство или смерть — иного выхода нет!

Максанс (так же). Так же и для меня!

Альбер. Что ты сказал?

Максанс (овладевая собой). Я говорю, что ты прав… только таким образом и возможно чего-то добиться! Послушай-ка! Сейчас подготовляется строительство новой железнодорожной линии, в которой мы, группа капиталистов, весьма заинтересованы. Не знаю, отдадут ли нам предпочтение, поскольку существует несколько соперничающих между собой компаний, но даже еще до торгов, которые должны состояться завтра, люди буквально дерутся за наши акции, даже за одно обещание этих акций!

Альбер. Не понимаю!

Максанс. Да этого от тебя вовсе не требуется. Ты должен знать только одно, а именно, что если мы одержим победу, — эти акции, паши акции, втрое увеличат свою первоначальную стоимость!

Альбер. А если вы не одержите победы?

Максанс. Ничего страшного!.. Каждый заберет свои деньги обратно, ничего не выиграв!

Альбер. Значит, ни проигрыша, ни риска!

Максанс. Кроме риска огромной прибыли в случае успеха… А что касается акций, то они в моих руках, и я могу с тобой поделиться!

Альбер. Как ты отзывчив! Но постой, только что ты говорил здесь, что у тебя их больше не осталось.

Максанс. Без этого не обойтись… Это — единственный способ повысить спрос и цену!

Альбер. Но ведь это же обман!

Максанс. Слушай, да ты что, с луны свалился?

Альбер. Я? Я приехал с фронта, и мне кажется, что щепетильность…

Максанс (насмешливо). Видно, что ты никогда не бывал на бирже!.. То, что ты называешь обманом и ложью, — это ловкость, это финансовый гений. Именно таким способом добываются особняки… да что особняки?— дворцы! Именно таким способом приобретаются почет и преклонение, титулы и ордена… Будь спокоен, ты можешь принять мое предложение… ты рискуешь только тем, что тебя будут чтить и уважать!

Альбер. Должен признаться, что такой способ обогащения… мне несколько претит… но если ты, дворянин, находишь его допустимым и порядочным, то мне ничего не остается, как согласиться. Что же от меня требуется?

Максанс. Да ничего, кроме как приобрести сотню-другую акций и уплатить вперед половину… это будет… это будет примерно тысяч около ста франков.

Альбер. Весьма охотно! Единственное затруднение это то, что мои сто луидоров земельной ренты не так-то легко реализовать немедленно, чтобы получить требуемую сумму… Потому эти сто тысяч франков ты должен будешь, друг мой, одолжить мне.

Максанс (в сторону). Черт побери!

Альбер. Ты — миллионер, и какая-то там сотня тысяч для тебя ровным счетом ничего не представляет, я знаю… Потому, запросто и без угрызений совести, я решаюсь еще раз обратиться к твоей дружеской помощи…

Максанс (в замешательстве). Такое доверие!.. Я очень тронут, клянусь тебе…

Альбер (откровенно). Я так и подумал… потому что я сам, на твоем месте… (Вглядываясь в Максанса.) Э, да что это с тобой? Я вижу, ты смущен… может быть, просьба моя показалась тебе нескромной… Я беру ее обратно! Если я осмелился обратиться к тебе с ней, то потому, что мне показалось… прекрасные земли в солнечной провинции Бос представляют собой достаточную гарантию для товарища детских лет… для друга… (С негодованием.) Не говоря уж о собственной моей чести!

Максанс (пылко). Ах, не продолжай! Уж лучше я тебе во всем признаюсь, чем позволять тебе думать подобные вещи!.. Видишь ли… эти сто тысяч франков, которые ты просишь у меня и которые пять лет тому назад я был бы счастлив не то что одолжить, но подарить тебе… у меня их нет!

Альбер. У тебя?

Максанс. Молчи! Никто еще не знает об этом! Биржевая сделка, которой я с таким рвением занялся, — единственная моя надежда на спасение. Дело для меня не в том, чтобы создать, но в том, чтобы воссоздать мое собственное положение. Если мне это удастся, никто ни о чем не догадается, и я избегну разорения и (нищеты!

Альбер. Неужели ты дошел до этого… ты, владелец такого состояния!

Максанс. Ах, боже ты мой! Что стоит промотать состояние в каких-нибудь пять лет, в Париже, когда человек молод и ничем не занят!.. безделье обходится дорого!.. это такая большая роскошь!.. В то время когда ты делал свое солдатское дело, я прогуливался в карете со своей скукой и своей сигарой… Ты сражался — я тратил деньги! Ты проливал свою кровь, а у меня золото лилось в три ручья… и для чего, для кого, господи! Сколько безумных ночей и дней еще более бессмысленных!.. оргии, беспутство… а когда образуется первая брешь, обращаешься за помощью к игре — биржевой, карточной, которая увеличивает ее еще больше.

Альбер. Так ты играл?

Максанс. Как и все! Но беда не в этом!

Альбер. И проигрывал?

Максанс. Вот в том-то и кроется моя ошибка!.. но я исправлю ее! А пока что угодья и поместья, перешедшие ко мне от предков, я все заложил… тайком! Единственное, что у меня остается,—это мои долги, но до сих пор незапятнанное мое имя, кажущаяся уверенность в моем богатстве… отдаляли от меня возможные подозрения, человеку же порядочному и обеспеченному нетрудно пользоваться большим кредитом!

Альбер. Иными словами — обманывать людей!

Максанс. Нет… если только удача мне улыбнется, я расплачусь со всеми долгами, да и тебе помогу достичь богатства, к которому стремлюсь сам…

Альбер. И от которого я отказываюсь! Оно обходится слишком дорого! Если в течение какого-то мгновения я и пожелал его, так только во имя цели, недосягаемость которой стала для меня очевидной! Поговорим же о твоих делах! Значит, у тебя много кредиторов?

Максанс. Ну, конечно… но вовсе не количество их беспокоит меня… Кредиторы мелкие, те, кому деньги действительно нужны, ждут да помалкивают… Но вот те, у кого денег тьма… главным образом один из них, представитель высшего света, который благодаря какой-то сотне тысяч франков держит меня в руках, является единственным хозяином моего положения… Он может возвысить его или разрушить… А чтобы выйти из-под его власти, к кому я могу обратиться? К сестре? Немыслимо, она ведь несовершеннолетняя. Кроме того, ее непоколебимый попечитель, господин Сезар Дегоде…

Альбер (поспешно). Как ты сказал? Дегоде?

Максанс. Да, самый скаредный из миллионеров!

Альбер (шарит по своим карманам). Мне кажется, что на визитной карточке, которую я получил…

Максанс. Впрочем, он вполне порядочный человек!.. И сестра моя, которую я не мог оставлять в своем холостяцком доме, прекрасно чувствует себя у этого старого и уважаемого капиталиста… рядом с его дочерью Коринной Дегоде, синим чулком, десятой музой…

Альбер (рассматривая визитную карточку). Он самый и есть! Представь себе, друг мой, что сегодня утром я почти что спас жизнь этому твоему Сезару Дегоде!

Максанс. В самом деле?

Альбер. Как ты думаешь, что если бы я попросил его об одолжении…

Максанс. Он бы отказал тебе. Он настолько скуп и жаден, что не держит ни слуг, ни экипажа… всюду ходит пешком…

Альбер. Это мне известно!

Максанс. У него есть на улице Шоссе д’Антен великолепный особняк, которому он даст разрушаться, не желая ремонтировать его! Ему нравится жить среди развалин, а посетители подвергаются опасности, поднимаясь по его лестнице!

Альбер. Ну знаешь, я взбирался на крепостные стены Константины и такого риска не побоюсь!

Максанс. Ты хочешь попробовать взять штурмом эту крепость?

Альбер. Вот именно, дружище!

Максанс. Погоди, мы пойдем вместе! Мне как раз нужно повидаться с господином Дегоде—не по своим делам, а по делам нашей железнодорожной компании. А у тебя что?

Альбер. А я хочу попросить у него сто тысяч франков!

Максанс (испуганно). Сто тысяч франков? Для себя?

Альбер. Мет, для одного друга!

Максанс. То есть как?

Альбер (протягивая ему руку). Неужели ты не догадываешься?

Максанс (бросаясь в его объятия). Ах, Альбер!

Альбер. Так идем же!

Максанс. Неужели у тебя хватит смелости ради меня сразиться с этим жестокосердным человеком!.. с этим африканцем!

Альбер (смеясь). Африканцы! Я к ним привык, ты же знаешь! Итак, на приступ! Идем! Идем же скорее! (Увлекает Максанса.)

Оба уходят.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Комната в особняке Дегоде. Дверь в глубине сцены, две боковые двери.

ЯВЛЕНИЕ I

Справа от зрителей перед пяльцами сидит Антония, она читает письмо. Налево, у стола, Коринна пишет.

Антония (читает). ‘Жди меня сегодня утром, дорогая сестрица: нам нужно побеседовать с тобой относительно твоего замужества. Речь пойдет о претенденте, который мне весьма подходит и тебе должен понравиться… это друг мой’. (Прерывая чтение, радостно.) Неужели он!.. ‘Который ко всем своим знаниям политического деятеля и литератора присовокупляет еще и графский титул!’ (В сторону.) Боже мой, кто же это может быть! Неужели господин де Мариньян, который в последнее время так увивается за мной!.. Быть не может!.. (Умолкает в задумчивости.)

Коринна (по другую сторону стола, пишет). ‘Секретные мемуары молодой дамы, могущие служить пособием для истории Франции девятнадцатого века. Глава пятнадцатая. Коринна Дегоде путем длительных размышлений приходит к выводу о необходимости устроить свою судьбу. Она бросает беглый взгляд вокруг себя… Из всех окружающих ее литераторов один лишь граф де Мариньян благодаря своему политическому весу и своим шестидесяти тысячам франков дохода находит путь к ее сердцу’.

Антония (в сторону). Удивительно, что брат не пеpеговорил об этом в первую очередь с господином Дегоде, моим попечителем… (Вслух.) Коринна, твой отец вернулся?

Коринка (не поднимая головы). Нет еще! А что ты там делаешь?

Антония (в смущении пряча письмо). Я вышиваю.

Коринна (презрительно). Ах, вышиваешь… Как но по-женски!

Антония. А ты?

Коринна. Я? Я пишу свои воспоминания!

Антония. Ты только этим и занимаешься! По два, по три часа в день!

Коринна. Мне думается, что в этом мой долг. Каждый, кому удалось хоть немного возвыситься над столетнем, в котором он живет, обязан перед самим собой и перед лицом своих современников сберечь для грядущих времен то, что он видел, слышал, а главное — перечувствовал!

Антония. А мне кажется, что это пустая трата времени!

Коринна. И у тебя хватает смелости так говорить! Секретные воспоминания — это то, что есть самого ценного в литературе, и, сколько бы их ни писали, — все мало! Это, так сказать, дагерротипы мысли! Если бы все знаменитые люди писали мемуары, мы лучше бы узнали правду об истории!

Антония. Ты так думаешь?

Коринна. Ведь так интересно лицезреть великих людей без всяких покровов!

Антония. Великих людей — быть может… но женщин!..

Коринна. И женщин тоже! Есть определенное удовольствие в том, чтобы пережить себя, в том, чтобы оставить свой портрет жадным и любопытным взорам своих внучатых племянников, в том, чтобы производить впечатление на потомков!

Антония. Ты находишь? Мне представляется уже достаточно утомительным стараться производить впечатление на своих современников так, как это делаешь ты…

Коринна. Какое же тут утомление? Скажи лучше — удовольствие! Тебе-то нравится скрываться в укромном уголке, ты все боишься, как бы о тебе не заговорили, ты всегда хотела бы прятаться!

Антония. А ты — показывать себя!

Коринна. Это верно! Ах, если бы у меня было твое имя и твое происхождение и, главное, если бы я имела полную свободу действий… я бывала бы повсюду, у всех на виду! Все бы только и замечали меня одну, только бы и говорили обо мне одной.

Антония. Мне кажется, твои мечты уже начинают сбываться!

Коринна. Да, я к этому прилагаю все усилия! Но как тут быть, если мой собственный отец не желает вывозить меня в свет, устраивать у себя приемы, боится малейшего расхода? Как тут задавать балы, устраивать вечера и рауты, на которых можно показать себя в выгодном свете! Вот и получается, что я могу себе позволить развлечения только литературного порядка!

Антония. Это обходится дешевле!

Коринна. Ученые диспуты, поэтические чтения…

Антония. Во время которых пьют только лимонад!

Коринна. Каждый получает свою долю похвал…

Антония. О, еще бы, похвал тут не занимать! Но не кажется ли тебе, женщине, что все это выглядит несколько смешно?

Коринна. Да, когда-то, во времена Мольера, над женщинами развитыми было принято смеяться, тогда они были только ‘учеными женщинами’… по в наши дни, когда им наскучило служить вечной мишенью для острот, ученые женщины превратились в журналисток и с этой минуты насмешники притихли… они боятся!

Антония. В самом деле?

Коринна. Вот именно! Ибо все они преклоняются перед могуществом фельетона! Благодаря всесильному журналу европейского масштаба, в котором я изволю сотрудничать, ты можешь видеть мужчин-литераторов здесь, в моей гостиной… они ухаживают за мной наперебой и наперерыв окружают меня знаками внимания… Те или иные из них, которые ни во что не ставят мои стихи, воспевают меня в своих, ничуть не лучших, или же в прозе выражают по моему адресу свой энтузиазм, который я возвращаю им также в прозаической форме. Мы совместно сочиняем анекдоты и соревнуемся в острословим, которое приписываем друг другу, в любом из своих рассказов, по любому поводу, я вставляю их имена, рассчитывая на их взаимность. Таким-то образом и становишься силой, центром, светилом, вокруг которого вращаются другие, безвестные звезды, планеты, чье имя не мог бы назвать сам Леверье и которые все стремятся к тому, чтобы создать себе это самое имя! Ну и вот, как раз в моем салоне и создаются литературные репутации и подготовляются выборы в Академию! Слава и выгода моим друзьям, горе тем, кто не из их числа! Первых мы выдвигаем, вторым мешаем добиться успеха, для первых мой журнал — это пьедестал, для вторых — глухая стена… прием известный! И благодаря этой двойной системе каждого из них я подчиняю себе при помощи страха или надежды! (К вошедшему слуге, принесшему почту.) Что это? Ах, газеты, журналы, брошюры… (Берет пачку бандеролей из рук слуги, который выходит. Обращаясь к Антонии.) Хочешь посмотреть?

Антония. Он, пет, спасибо! (Испуганно.) Неужели ты будешь читать все это?

Коринна. Без всякого сомнения. Мне необходимо знать, плохо или хорошо обо мне отзываются, чтобы беспристрастно воздать должное за то и за другое!

Антония. Да ведь это — огромный труд!

Коринна. И даже более чем труд! Бомарше сказал: ‘Жизнь писателя — сплошное сражение!’

Антония. А писательница, значит, вынуждена быть Жанной д’Арк?

Коринна. Да, приблизительно так!

Антония. Какой ужас!

Коринна. Некоторые писательницы, правда, обходятся без этого… но не я! (Просматривая газеты.) ‘Новости из-за рубежа’, ‘Вести из Африки’… вот уж до чего мне дела нет!

Антония (приблизившись к ней). А это может быть интересно!

Коринна. Тебе? Удивительно!.. (Читает вслух.) ‘Капитан колониальных войск Альбер д’Ангремон, приехавший из Алжира, вручил сегодня министру депеши, привезенные им от маршала’.

Антония (в сторону). О силы небесные! Он в Париже!

Коринна (оборачиваясь). Что такое?

Антония. Да ничего!

Коринна (разглядывая Антонию). Смущена… взволнована… Нет, с тобой что-то неладно!

Антония (пытаясь улыбнуться). Со мной?

Коринна. Меня не проведешь! Ибо нельзя написать полдюжины романов, не обладая в то же время кое- какими познаниями… хотя бы теоретическими! Кроме того, мне ни разу не приходилось видеть, чтобы газетная заметка производила на тебя такое впечатление!.. Ну-ка, посмотрим, что именно в этих трех строчках смогло тебя так живо заинтересовать… Маршал? Министр? (Смотрит на Антонию.) Нет. Не молодой ли капитан, случайно? (Видит, что Антония вздрагивает.) Ах, так ты его знаешь?

Антония (стараясь взять себя в руки). Не вижу, почему я должна была бы скрывать от тебя это!

Коринна. И все же ты скрывала! (Оживленно.) Ну-ка, расскажи мне все! У меня как раз нет на сегодня ни одного события, достойного войти в мои воспоминания… а из рассказа твоего я составлю… главу шестнадцатую — ‘Признание Антонии, лучшей моей подруги’.

Антония. Да с чего ты взяла… ничего я тебе не расскажу… мне нечего рассказывать… ни тебе… ни потомкам… которых это не касается!

Коринна. Ну что же, если ты будешь молчать, я буду вынуждена сама написать твою историю… выдумать ее! По-моему, лучше, чтобы ты меня ознакомила с подлинными фактами!

Антония. Да тут и нет никаких фактов! Несчастный молодой человек… бедный, но честный и правдивый… друг моего брата… любимец моей тети…

Коринна. Настоящая семейная эпидемия!

Антония. Кроме того, он был в отъезде целых пять лет!

Коринна. Тем лучший повод для того, чтобы думать друг о друге… особенно в твои годы!

Антония, Только не он… ни единым словом, ни единым взглядом он не дал мне предположить, что я его заинтересовала!

Коринна. Я не о нем говорю, а о тебе!

Антония. Обо мне!.. я даже и мыслей таких не могу себе позволить! Брат мой, от которого я завишу, составил себе совсем иные планы…

Коринна. Относительно твоего замужества? А ты мне ничего и не говоришь!

Антония. Ах, это так неинтересно! Меня не привлекают ни почести, ни титулованные лица…

Коринна. Так это кто-нибудь из высшего света?

Антония. Ну да… представитель знати… граф!

Коринна (оживленно}. Графиня! Ты будешь графиней! Вот счастливица! Ведь это — мечта всей моей жизни!

Антония. Об этом мечтаешь ты? Дщерь искусства и поэзии? Художница, муза?

Коринна. Когда музы становятся графинями или маркизами, это только украшает их! Как я люблю отличия и титулы, как мне нравится светская жизнь! Во всех произведениях я описываю своих близких подруг, герцогинь да княгинь, которых сама и в глаза не видывала! Знатный род — это великое дело… и я должна тебе признаться, что единственная вещь, отравляющая все мои успехи, единственное отчаяние и несчастье моей жизни — это то, что меня зовут Коринной Дегоде!

Антония. Ну что ты!

Коринна. Дегоде! Ты думаешь, что слава способна прельститься подобным именем.

Антония. А почему бы и нет?

Коринна. Дегоде!

Антония. В чем же дело? Почему бы тебе не сменить свою фамилию на фамилию мужа?

Коринна. Да я бы и не желала ничего лучшего!

Антония. Твой отец настолько богат… и так любит тебя…

Коринна. Куда меньше, чем свои денежки! Без сомнения, в наше время еще возможно встретить любителей литературной славы… но отец мой объявляет вслух, что не дает за мной приданого, и, конечно, это их расхолаживает! Таким образом, партии, на которые я могу рассчитывать, это обыкновенные литераторы, которые только и делают, что пишут!

Антония. Ну и что же?

Коринна. Фу!.. я уважаю только тех, кто занимается литературой, как это принято в обществе… в свободное время… а его у них, слава богу, нет никогда… Встретить бы человека из самых высших сфер, какого-нибудь известного политического деятеля, который в один прекрасный день сделается министром и будет творить историю, в то время как я буду ее записывать! Как бы это было выгодно, представь себе, для моих мемуаров!

Антония. Ты знаешь, тебе бы следовало переговорить с отцом!

Коринна. Я как раз и собираюсь это сделать… при первом случае…

Антония. Который не замедлит представиться, потому что вот он как раз идет!

Обе девушки отходят в сторону.

ЯВЛЕНИЕ II

Антония, Коринна, Дегоде.

Дегоде (входит с задумчивым видом. В сторону). Никогда не следует откладывать выполнение благих намерений, и я захотел, не заходя домой, получить кое-какие сведения о племяннике своего приятеля д’Ангремона. Действительно, мой новый друг — прекрасный молодой человек. Способный, сердечный, искренний… быть может, даже слишком, но это образуется. Кроме того, у него есть небольшое, но верное именьице… сто луидоров земельной ренты. Земля — это не акции! Вот сколько редких, по нашим временам, качеств сосредоточено в одном человеке! План, который я составил себе относительно него, мне улыбается… (Заметив подошедшую к нему Антонию.) А, простите, милая Антония, я вас и не заметил…

Антония. Я хотела бы с вами посоветоваться, сударь, но поводу письма, которое я только что получила от своего брата…

Дегоде. Немного погодя, милая моя воспитанница, если вы разрешите мне, я должен сперва переговорить о важном деле со своей дочерью…

Антония. Она как раз тоже хотела с вами поговорить!

Коринна. Да, папа!

Дегоде. Приятное совпадение! (Провожает Антонию к двери с правой стороны сцены.)

И это время Коринна, сидя за столом слева, пишет в тетради своих воспоминаний.

Коринна (пишет). ‘Глава семнадцатая. Разговор Коринны с отцом. Ее красноречие и твердость ее характера. Преклоняясь пред силой ее аргументов, господин Дегоде вынужден сдаться и обручить ее с любимым’.

ЯВЛЕНИЕ III

Дегоде, Коринна.
Дегоде, проводив Антонию, подходит к Корннне, продолжающей писать.

Дегоде. Я мешаю тебе… ты сочиняешь…

Коринна (поднимаясь). Нет, отец… всего несколько слов… которые впоследствии послужат вехами моей жизни…

Дегоде. Ты так боишься потерять хотя бы кусочек ее?

Коринна. Я уже и так потеряла слишком много времени… самые лучшие годы!

Дегоде. Как же это могло случиться? Я никогда не противоречил ни замыслам твоим, ни вкусам. Конечно, я предпочел бы видеть в твоих руках иголку, а не перо… Меня так часто огорчали чернильные пятна на твоих пальцах и, главное, на твоих платьях… но таково было твое желание… Разве я восставал против него? Нет! Я предпочел бы принимать у себя людей почтенных, порядочных, в то время когда гостиная моя является местом свиданий литературного зазнайства и вражды… О, все эти друзья, ненавидящие Друг друга! Все эти обладатели желчных поэтических характеров, больные от зависти к чужим успехам, снедаемые скукой, — они с удовольствием лишились бы одного глаза, если бы это помогло их сопернику лишиться обоих! Вот каким образом понимают они просвещение! Вот твое окружение, вот твои придворные… Тебе это подходит? Как могу я протестовать против этого, если главной моей заботой было прежде всего твое счастье… а по-твоему, счастье — это свобода!

Коринна. Нет, отец!

Дегоде. Ты сто раз говорила мне об этом!

Коринна. Нет, отец!

Дегоде. Я сам читал это в твоих стихах!

Коринна. Это не довод. Существует еще одна разновидность счастья, о которой я хотела поговорить с вами серьезно.

Дегоде. Я слушаю тебя.

Коринна. Мне двадцать два года, отец!

Дегоде. Ты думаешь?

Коринна. Я только вчера писала об этом в своих воспоминаниях!

Дегоде. Если ты и все прочее записываешь с такой же точностью…

Коринна. Повторяю вам, отец, что мне двадцать два года!

Дегоде. Ну что же… пусть… я согласен. Договоримся насчет этого, вот и все! Договорились?

Коринна (значительно). Двадцать два!

Дегоде (так же). Ну конечно!

Коринна. И вы не собираетесь выдавать меня замуж?

Дегоде. Как же, думаю… Но ты отвергаешь все партии!

Коринна. Потому что ни одна из них мне не подходит!

Дегоде. Это — твоя вина!

Коринна. Нет, ваша! Почему вы всюду рассказываете, что нс дадите за мной приданого?

Дегоде. Потому что таково мое намерение! Зачем же тогда иметь в своем семействе такое чудо, музу, Сафи, если требуется самым прозаическим образом выложить сто тысяч зятю… тому, кто согласился бы жениться на моей знаменитой дочери? Ведь сверх того он совершенно бесплатно получит ее талант, ее огромный талант… Разве это справедливо? Разве, выражаясь поэтически, сама мысль эта не заставляет тебя содрогаться?

Коринна. Содрогаться меня заставляют, отец, те предлоги, которые вы выискиваете, чтобы скрыть истину от самого себя! Содрогаться меня заставляет ваша жажда богатства, заставляющая вас беспрестанно накапливать…

Дегоде. Меня?

Коринна. Да! Вам, обладателю нескольких миллионов, приятнее созерцать свое золото, чем видеть счастливой родную дочь… и, если до сих пор уважение мое к вам заставляло меня молчать, не думайте все же, что я не страдала от вашей… вашей…

Дегоде (видя, что она не продолжает). Закончи же свою мысль и скажи то, что говорят все другие… От моей скупости, не правда ли? Я надеялся, что хотя бы перед тобой я не буду вынужден оправдываться, но, поскольку ты вынуждаешь меня к этому, я поведаю тебе тайну, которую никто не знает… которую узнаешь только ты… Вряд ли тебе захочется поделиться ею с другими… и пусть это будет для тебя наказанием!

Коринна (озадаченная). Что вы хотите сказать?

Дегоде. Садись и слушай. Нас было два брата — Александр и Сезар Дегоде. Мы, двое молодых людей, оказались обладателями прекрасного родового поместья и пяти или шести тысяч ливров дохода. Мне, холостяку, это представлялось достаточным, старший же брат Александр был иного мнения — он был честолюбив и считал, что в жизни надо стремиться как можно скорее достигнуть вершин, нормальное существование он считал возможным лишь при наличии княжеских богатств! Ты видишь, как он опередил свой век: он был бы вполне достоин жить в наше время!.. Обняв меня на прощание, он уехал то ли в Хапдернагор, то ли в Кулькутту — бог его ведает! — намереваясь произвести переворот в Индийской компании и сделаться по меньшей мере рад- жом! По правде сказать, я о нем больше никогда не слышал. Что касается меня, любившего покой, уют и комфорт, то я вел приятнейшую жизнь холостяка и рантье, позволяя себе все, от первого и до последнего удовольствия, которые только можно получить на шесть тысяч ливров дохода! Удовольствий было более чем достаточно, даже и для мудреца! Хорошее то было времечко! Увы, все испортила любовь… Я женился на женщине, не имевшей никакого состояния… и вскоре расходы наши увеличились, так как у нас родилась сперва дочь, Коринна Дегоде, здесь присутствующая, за ней последовали другие дети, которых я потерял… бедная твоя мать все время недомогала, болела… да… с тех пор прошло уже более двадцати восьми лет… (Заметив движение Коринны.) Нет! Только двадцать два года… мы же условились! С того времени я и привык экономить… не для себя, а для вас, мне пришлось отказаться,— должен признаться, не без труда,— и от внутреннего покоя и от внешнего комфорта, которыми я так дорожил, напрасно я говорил себе: я буду вознагражден уважением света и друзей… не тут-то было! Все двери, распахнутые для холостяка, оказались закрытыми перед отцом семейства.

Коринна. Как это недостойно!

Дегоде. Согласен! Но свет именно таков! С тех самых пор, дитя мое, я и превратился в философа… в философа-практика самого высокого полета… ибо ютился я в мансарде, забывая людей и позабытый ими… Так прошло немало лет, и вот в одно прекрасное утро немецкие газеты опубликовали сообщение, что Александр Дегоде, владелец несметного состояния, скончался где-то в Венгрии, оставив после себя трехмиллионное наследство… Известие это подхватывают парижские газеты, и тут каждый говорит себе: ‘А ведь я знавал когда-то его брата, Сезара Дегоде… славный был кутила, приятный молодой человек… а какое сердце! А каким он стал нежным отцом семейства!’ — ‘Он был моим близким другом!’ — ‘Также и моим!’ — ‘А не знаете ли вы, что с ним?’ — ‘Пет, к сожалению!’ — ‘Представьте себе, я тоже!’ — ‘Я также!’ Тут-то я и появляюсь, спустившись со своего чердака. Те, которые на меня и смотреть не хотели, вдруг стали меня узнают….. рукопожатия, приглашения, званые обеды так и сыплются на меня со всех сторон! Вновь окружают меня все прежние удобства, все прежние друзья… куда там нее! В тысячу раз больше! Как это и бывает во времена всех реставраций, количество друзей возрастало и множилось в период междуцарствия! Мне заранее предоставляют кредиты, крупнейшие капиталисты приветствуют меня, как родного брата, хорошенькие женщины улыбаются мне… Пускай себе, думаю я, принимая все проявления дружбы и все приглашения отобедать, не обольщаясь и не опьяняясь. Я же сказал тебе, что стал философом! И, покинув на несколько месяцев новых своих придворных, я отправляюсь в Венгрию, чтобы войти во владение наследством брата Александра.

Коринна. Три миллиона…

Дегоде. Да, дитя мое, но, к сожалению…

Коринна. У него не оказалось трех миллионов?

Дегоде. Нет, что-то вроде этого у него было… Но, после того как пришлось выплатить значительные суммы, завещанные отдельным лицам, еще более значительные долги, а главное, налоги австрийскому правительству за право наследования — ибо помереть в Австро-Венгерской империи обходится не дешево, я вскоре убедился, будучи человеком опытным в этих делах, что основному наследнику не остается почти ничего…

Коринна. Ничего! О боже мой!

Дегоде. …кроме вот этого особняка в Париже… прелестного особнячка, который брат мой поручил кому-то приобрести на свое имя, намереваясь окончить в нем дни свои, но пожить ему в нем не пришлось, а главное, что этот, тогда только что отстроенный дом, уже требовал ремонта… значительного ремонта!

Коринна. Это верно!

Дегоде. Что поглотило бы мои шесть тысяч ливров ренты. Если бы я продал этот особняк, расположенный в отдаленном квартале, да еще не отремонтированный, это почти ничего не прибавило бы к моему состоянию, а только раскрыло бы всем глаза на истинное мое положение, и я вновь стал бы жертвой презрения или равнодушия своих друзей. Оглядевшись кругом, я сказал себе: ‘В наше время, когда истина вышла из моды и из употребления, кто может меня обязать быть правдивым? Если им так хочется, чтобы я унаследовал три миллиона, я вовсе не обязан разубеждать их и еще менее — посвящать в свои семейные дела’. Итак, возвратившись из Венгрии, я не проронил ни слова, поселился в этом особняке и продолжал в нем тот образ жизни, который вел в своей каморке под крышей. Я ни в чем не изменил своих прежних привычек к экономии, к бережливости, которую они все называют теперь скупостью.

Коринна. О силы небесные!

Дегоде. Все, начиная с собственной моей дочери! Но что же получилось в итоге? Когда я был бережливым, на меня и смотреть не хотели, но мне, скряге, рад поклониться каждый! Достоинство мое отталкивало всех, а когда я присвоил себе порок, то всюду встречаю одно уважение! (Встает.)

Коринна (также вставая). Ну и что же вы на этом выигрываете?

Дегоде. Что выигрываю! В наше столь недружелюбное время я нахожу друзей на каждом шагу! Меня холят и лелеют, меня приглашают… ни один праздник, ни один званый вечер не обходятся без моего присутствия! Я бываю всюду, а к себе не приглашаю никого, по той простой причине, что я скуп! Что я выигрываю? Будучи принят в высшем свете, я имею право, не вызывая ничьего удивления, обходиться без изящной одежды, без лошадей и экипажей, без новогодних подарков взрослым и детям! Я имею право отказываться от лотерейных и концертных билетов, от подписных листов дам-благотворительниц! Я скуп! Благодаря этому спасительному званию и даруемым им привилегиям я, живя неплохо и ничего не расходуя, уже почти удвоил свой маленький капитал — для тебя, неблагодарная, для тебя одной!

Коринна. Ах, отец!

Дегоде. Но до миллионов, на которые ты надеялась, еще далеко! Вот почему я все время искал и продолжаю искать дельного зятя! Вот почему я объявляю всюду, что не даю за тобой приданого! Это — такой же пуф, как и любой другой, за исключением разве того, что это — истинная правда, так как я не желаю никого мбмлнывать. Однако мое предполагаемое богатство в Олин прекрасный день может сделаться достоверностью… хоти бы отчасти!

Коринна (радостно). Да что вы говорите!

Дегоде. Слушай меня, дитя мое: в наши дни, для того чтобы разбогатеть, нужно иметь деньги. Итак, считая меня богатым, каждый спешит указать мне средства для еще большего обогащения. Наперерыв предлагают мне выгодные дела, огромные барыши, я же выбираю лишь то, что мне по средствам, и умеренность моя одним кажется скупостью, страшащейся потерь, а другим — пресыщением, которое пренебрегает выгодой. Вот и сейчас, две или три конкурирующие между собой компании оспаривают друг у друга поддержку моего влиятельного имени. Ну, а теперь, когда ты знаешь все о так называемой скупости своего отца… молчок, ибо если люди догадаются о том, что я осмелился присвоить себе недостаток, которым не обладаю…

Коринна. О да, свет будет безжалостен!

ЯВЛЕНИЕ IV

Те же, слуга, потом Максанс и Альбер.

Слуга (объявляет). Виконт де Ла Рош-Бернар!

Дегоде. Очень рад!

Слуга. И капитан Альбер д’Ангремон!

Коринна (в сторону). Увлечение Антонии… (Громко.) Интересная встреча!

Дегоде. Ты знаешь его?

Коринна. Нет, но тем не менее счастлива его видеть!

Дегоде. Также и я… (Указывая ей на входящего вместе с Максансом Альбера.) Ну, как ты его находишь?

Коринна. Он хорош собой!

Дегоде. Тем лучше!

Коринна. Хорош собой… для африканца! Вот будет оригинальная страничка для моих воспоминаний! Я создам колоритный, полный огня образ, напоенный солнцем Африки!

В это время Максанс и Альбер, вышедшие к авансцене, здороваются с Дегоде и Коринной.

Альбер. Как видите, сударь, я не долго дожидался, чтобы воспользоваться вашим приглашением… и, направляясь к вам без всякой особой цели, встретил друга своего, Максанса.

Максанс. …который шел к вам с целью поговорить о делах. Вам известно, сударь, что мы, совместно с графом де Мариньяном и несколькими крупными капиталистами, ходатайствуем перед правительством о предоставлении нам подряда на строительство новой железнодорожной линии, и, если таковой получим, желали бы просить вашего согласия занять должность председателя административного совета.

Дегоде. Для этого необходимо быть акционером вашей компании, а я им не являюсь.

Максанс. Ну что же, нет ничего легче — вложите в это дело, как я, каких-нибудь четыреста-пятьсот тысяч франков!

Дегоде. Вам-то это легко, виконт,— вы владелец крупного и прочного состояния… у меня же совсем другое дело!

Максанс. Полноте! С тремя или четырьмя миллионами, которые вы имеете!

Дегоде. Ошибаетесь, друг мой! Я далеко… весьма далеко не так богат, как люди думают!

Максанс (тихо, Альберу). Вот старый скряга!

Дегоде. А вместе с тем все, решительно все, клянусь вам, обманываются на этот счет — и вы первый!

Максанс. Вы шутите! Но нам так хочется видеть вас во главе нашего административного совета, что я прошу вас, от имени наших акционеров и от своего собственного, согласиться принять, в случае успеха, пятьдесят акций безвозмездно, так сказать, в виде благодарности! (Видя, что Дегоде собирается возражать.) Я настолько рассчитываю на вас, что почти обещал ваше согласие!

Дегоде. Нехорошо было бы с моей стороны, если бы я заставил вас изменить своему слову… и, поскольку это ваше общее желание…

Максанс. Вот и прекрасно! Купоны у меня с собой, остается только подписать их… Тем временем друг мои Альбер, кажется, хотел побеседовать с вами…

Дегоде (смеясь). Это также и мое желание! (Тихо, Коринне.) Оставь нас!

Коринна. Почему, папа?

Дегоде. Я объясню тебе позже. Оставь нас!

Коринна. Удивительно!

Максанс. Будьте столь добры, мадемуазель, передайте моей сестре Антонии, что я жду ее.

Коринна. Хорошо, сударь… (В сторону.) Я предупрежу ее, что молодой капитан здесь. Удивление… благодарность…

Дегоде (с нетерпением). Ну что же, Коринна?

Коринна. Ухожу, отец, ухожу! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ V

Дегоде, Альбер, Максанс (пишет за столом слева).

Дегоде. Итак, мой юный друг…

Альбер. Итак, сударь… Сегодня утром вы были столь благосклонны ко мне, что я не побоялся обратиться к вам с просьбой об услуге!

Дегоде. Что касается услужливости, то вы сами показали мне пример! И, если только это в моих силах…

Альбер. Видите ли, у меня имеется несколько участков земли в Бос…

Дегоде. Это мне известно!.. Я уже навел справки.

Альбер. В таком случае, вам должны были сообщить, что стоимость моего поместья равняется приблизительно ста тысячам франков!

Дегоде. По меньшей мере.

Альбер. Одолжите мне их!

Дегоде. Вам!

Альбер. Я мог бы обратиться к нотариусу… но сумма эта необходима мне сегодня, немедленно! Вот почему я решился попросить ее у вас!

Дегоде. Мне кажется, только сегодня утром я говорил вам, что в делах денежных нужно остерегаться каждого!

Альбер. Деньги эти нужны не мне!

Дегоде. Тем более! Разоряться за свой собственный счет — это еще туда-сюда, но ради другого человека… это просто нелепо!

Альбер. А если это делается для друга?

Дегоде. Для друга? Да будет вам!

Альбер. Как вы можете так говорить!

Дегоде (показывая на Максанса). Спросите у виконта! Он вам скажет, как и я, что собой представляет, по нынешним временам, друг, который просит у тебя денег!

Альбер. Но если это — человек знатного происхождения, дворянин…

Дегоде (испуганно). Вы сказали — дворянин? Да разве у нас еще имеются дворяне?

Альбер. Да, сударь!

Дегоде. Короче говоря, у вас требуют: ‘Жизнь или кошелек!’

Альбер. То есть как?

Максанс (возмущенно). Что он сказал?

Альбер. Тот, о ком идет речь, сударь,— настоящий дворянин и порядочный человек!

Дегоде. Вот оно что! Оказывается, есть еще порядочные люди!

Альбер. И если бы я назвал вам его имя…

Дегоде. Так кто же это?

Альбер (которому Максанс делает предостерегающий знак). …но мне это запрещено.

Дегоде (иронически), Ах, понимаю! Вы боитесь скомпрометировать его благородное семейство!

Максанс (передавая ему акции). Сударь…

Дегоде (пряча акции в карман и обращаясь к Альберу). Вас должны были предуведомить, сударь, о моей скупости! На самом же деле я предпочитаю помещать свои деньги с выгодой и, отказывая вам в вашей просьбе, хочу предложить вам сделку совсем иного рода, в которой мы с вами будем компаньонами,

Альбер. О чем вы говорите?

Дегоде. Вы только что видели мою дочь… мою единственную дочь… Я предлагаю вам жениться на ней!

Максанс (с удивлением). Как, вы, сударь?

Дегоде. Да, я.

Альбер (так же). Мне, сударь?

Дегоде (поспешно). Позвольте, позвольте… я не даю за ней приданого… спешу предупредить вас об том! Тем не менее я кое-что для нее сделаю… при жизни, а после смерти моей у нее будет… по меньшей мере столько же, сколько у вас.

Максанс. Я думаю!.. Это просто великолепно! Вы такой оригинал, милый мой Дегоде, что заслуживали бы быть англичанином!

Дегоде (Альберу). Ну, что же вы на это скажете?

Альбер (взволнованна). Я настолько потрясен… настолько ошеломлен подобным великодушием, что и не знаю, как доказать вам свою признательность… Могу вам только ответить, со всей откровенностью, как порядочный человек, что… я не чувствую себя вправе воспользоваться честью, которую вы мне, сударь, оказываете!

Максанс. Ты думаешь хотя бы о том, что делаешь?

Дегоде. Как вас понять?

Альбер. Чтобы оказаться достойным вашего столь благородного поступка, я должен был бы обещать вашей дочери полнейшую преданность… одним словом, любовь… которой я не ощущаю… которую я испытываю к другой…

Максанс. Да полно тебе!

Дегоде. Вы влюблены?

Альбер. Без всякой надежды на взаимность, которой я не могу и не должен ждать… Но достойно ли честного человека связать себя словом, когда ни помыслы его, ни чувства ему не принадлежат? Посудите сами, сударь…. Как вам кажется?

Дегоде. Мне кажется, что вы — нелепейший и достойнейший молодой человек! Самый отказ ваш является доказательством того, что я нс ошибся в выборе зятя!

Альбер. Вы не в обиде на меня?

Дегоде. Я сам должен просить у вас прощения! Я настолько был уверен в вашем согласии, что, не ожидая его, зашел по дороге к нескольким приятелям, в частности к Дюперрону, начальнику отдела министерства.

Альбер. С какой же целью, сударь?

Дегоде. Видите ли, нам, скрягам, рекомендации ничего не стоят, и посему я позволил себе горячо рекомендовать вас… в качестве своего зятя! Если вы только хотите послушать моего совета, то не разубеждайте в этом моих друзей, по крайней мере в течение нескольких дней…

Альбер (с удивлением). Как вас попять, сударь?

ЯВЛЕНИЕ VI

Те же и Антония (взволнованная, она быстро входит в дверь в глубине сцены).

Антония (Максансу). Мне передали, братец, что вы здесь,

Альбер (в сторону). Антония!

Антония (в сторону). Господин Альбер!..

Они раскланиваются.

(К Дегоде.) Сударь, там приехал граф де Мариньян, он просил сказать вам, что прибыл но важному делу и ждет вас в кабинете.

Дегоде. Я сейчас приму его. (Альберу.) Вас же, друг мой, я попрошу возможно скорее зайти к нашему начальнику отдела, будет неплохо, если вы с ним побеседуете!

Альбер. Как вы считаете, стоит ли мне поговорить с ним относительно госпожи де Сект-Авольд, вдовы моего командира?

Дегоде. Без всякого сомнения! Со своей стороны я замолвлю за нее словечко господину де Мариньяну, который располагает значительно большими возможностями, чем я, так как близко знаком с генеральным секретарем!

Альбер. Ах, вы просто хотите сразить меня своим великодушием, сударь!

Дегоде. Отнюдь нет! Мне хочется доказать вам, что я на вас ничуть не обижен! Прощайте! (Уходит в дверь с правой стороны.)

ЯВЛЕНИЕ VII

Антония, Альбер, Максанс.

Максанс (бросаясь к Альберу). Вот так история! Теперь, когда он ушел, может быть, ты объяснишь мне? Ведь это же чистейшее безумие — то, что ты сейчас натворил и наговорил!

Антония. В чем дело?

Максанс. Вот пускай хоть сестра рассудит! Она хорошая советчица! Представь себе, что этот старый скряга, этот скупой миллионер Дегоде, сам себя не помня, очевидно, в приступе острого помешательства, предложил ему, неимущему офицерику, руку своей дочери!

Антония. Да не может быть!

Максанс. Вот и я тоже никак не приду в себя! Невероятно, не правда ли? Но вот что еще более удивительно: Альбер отказался!

Антония. Вы, сударь?

Альбер (смущенно). Да, мадемуазель… у каждого ведь свое мнение… я не стремлюсь к богатству… что бы я стал с ним делать?

Максанс. Все равно, нужно было принять предложение… богатство пригодилось бы если не тебе, то хоть твоим друзьям… а в благодарность за то мы бы вылечили тебя от твоего увлечения!

Антония (с любопытством). От увлечения?

Максанс. Да, еще одно из его чудачеств, во имя которого он жертвует блестящим будущим!

Антония. Но зато, вероятно, вам отвечают взаимностью, господин Альбер?

Альбер (с живостью). Нет, мадемуазель… и я никогда не думал, что это возможно.

Максанс. Какая-нибудь ханжа!.. недотрога!.. святоша!..

Антония, Видимо, вы ее знаете… братец?

Максанс. Вовсе нет… он ни разу мне и имени ее не назвал… а эго уже нехороший признак! Когда я бывал влюблен в кого-нибудь стоящего, то весь белый свет об этом знал. В подобных случаях скрытничать нечего! (Проходит налево, к столу, чтобы взять свои бумаги и портфель.) Может быть, хоть с тобой он разоткровенничается?

Антония (переходит на правую сторону сцены, Альберу, который садится в кресло). Если бы моя добрая старая тетушка была здесь… я убеждена, что с нею бы вы поделились!

Альбер. Возможно!

Антония (присаживаясь рядом с ним). Так, может быть, сударь, мне удастся заменить ее? Если мои советы… моя давняя дружба… имеют над вами еще какую-то впасть…

Максанс (грубовато). Вот-вот!.. расскажи моей сестре… в чем дело… она не выдаст твоей тайны… назови ей ту, которая заставляет тебя сохнуть от любви!

Антония. Скажите же мне, сударь, кто она?

Альбер (после минутного колебания, вполголоса). Вы!

Антония (вскочив). О силы небесные!

Максанс (переход я от стола на правую сторону сцены). Ну что, узнала?

Антония (поспешно). Нет… он отказался… Он ничего не захотел сказать…

Максанс. Тем хуже для него!

Антония (взволнованно). Но ведь мы задерживаем господина Альбера… его ожидают у начальника отдела… такое важное свидание…

Альбер (поспешно). Ах, не все ли равно!

Антония, Нет, что вы! Этим нельзя пренебрегать…

Максанс. Разумеется.

Антония (робко). А завтра, господин Альбер… если брат разрешит мне.’

Максанс. Ну еще бы!

Антония. Я должна буду поговорить с вами!

Альбер (с волнением). Возможно ли это!

Максанс (со смехом). Погоди, она выскажет тебе все, что думает о твоем поведении!

Антония (ласково). Да, братец… (Глядя на Альбера с нежностью.) До свидания, господин Альбер! (Делает ему знак рукой.) До завтра!

Альбер (глядя на нее с надеждой). До завтра! (Уходит, делая радостный жест.)

ЯВЛЕНИЕ VIII

Антония, Максанс.

Максанс (весело). Ну, вот мы и одни! Поговорим серьезно!.. Со мной это случается не часто, но уж когда случится… (Вполголоса.) Ты получила мою записку?

Антония (выходя из состояния задумчивости). Ах, дл, я и позабыла!

Максанс (весело). Я не мог сделать лучшего выбора для тебя, которая вечно читает мне нотации и заставляет принимать благоразумные решения… (Таинственно.) Он здесь!

Антония (удивленно). О ком вы?

Максанс. Уверенный в моем согласии, он пришел… (показывая на дверь слева от зрителя) просить согласия твоего попечителя, а также твоего собственного!

Антония (поспешно). Неужели это господин де Мариньян!

Максанс (декламируя). Сама ты произнесла его имя! (С воодушевлением.) Он молод! Богат! Известен! Пользуется всеобщим уважением!

Антония (холодно). Всеобщим! Конечно… литераторы восхищаются им, как политическим деятелем, а государственные деятели считают его крупным писателем, я встречала его в свете: он неизменно холоден, сух, благовоспитан, занят единственной вещью — производимым им впечатлением, и заинтересован в единственном человеке…

Максанс. В тебе!

Антония (улыбаясь). Нет, в самом себе… это личность, которую он предпочитает всем и любит безмерно… Вообще же его присутствие не доставляет мне ни малейшей неприятности, а отсутствие — не вызывает ни малейшего сожаления, и, поскольку качества его отнюдь не омрачают моего рассудка, должна вам сказать, братец, что такого супруга я бы себе не желала!

Максанс (натянуто улыбаясь). Ах! Ах! Оказывается, ты вовсе не разделяешь моих восторгов.

Антония. Отнюдь.

Максанс (так же). И если он явится к тебе сейчас за ответом…

Антония. …то вы попросите его от этого воздержаться!

Максанс (так же). Как хочешь… в конце концов, человек волен в своих склонностях… А что до моих обязательств по отношению к нему… залогов недвижимого имущества и прочих документов, подлежащих взысканию, то можешь не тревожиться… от этого их нс прибавится и не убавится… Если в один прекрасный день мне улыбнется удача, то я рассчитаюсь со всеми долгами… это совсем не трудно!.. Если же я ничего не достигну, то дело обойдется еще проще: продажа с торгов — недолгая процедура!

Антония (наблюдая за ним с беспокойством). Что вы хотите этим сказать?

Максанс (с наигранным весельем). Видишь ли, сестрица, мне известен один лишь образ жизни несущий с собой роскошь и благосостояние, а вместе с ними — счастье и уважение, однако если у тебя нет ежегодных восьмидесяти или ста тысяч на расходы, то ты близок к тому, чтобы казаться попросту смешным, я же этого перенести не в состоянии. Или жить, или даже не пытаться — вот мое правило!

Антония. Вы это говорите не всерьез… вы человек благородный, и честь для вас — не пустой звук!

Максанс (весело). Именно это я и доказываю! И если мне придется застрелиться…

Антония (в сторону). О силы небесные! (Горячо.) Самоубийством долгов не оплатишь, братец, а только докажешь, что у тебя не хватило ни энергии, ни смелости, чтобы расплатиться с ними!

Максанс (с досадой). Антония!

Антония (взволнованно). Я знаю, что немало молодых людей следуют вашему правилу, находя его легким, удобным, героическим! Я же, хотя и не очень разбираюсь в этих вопросах, попросту считаю это трусостью. (Заметив гневный жест Максанса.) Да, Максанс, я только женщина, но, для того чтобы спасти вашу честь, нашу честь, чтобы сохранить наше имя чистым и незапятнанным, пошла бы на все жертвы… неужели же вы, мужчина, молодой, одаренный, умный, образованный, не найдете в себе силы работать, чтобы восстановить свое состояние, чтобы вновь завоевать почтение к себе и уважение? (С негодованием.) Ах, нет, нет, не говорите мне этого, братец!

Максанс (нетерпеливо). Работать! Трудиться!.. Конечно, это прекрасно… в теории по крайней мере! Но, для того чтобы вернуть свое состояние, и нс за карточным столом, требуется время! А кредиторы мне его не предоставят!

Антония (взволнованно). Скажите: разве вы не должны — так вы по крайней мере мне говорили — получить завтра у нашего нотариуса деньги за нашу землю в Жюмьеж, которая была продана более чем за миллион и которой мы владеем сообща?

Максанс (смущенно). Да, конечно… но дело в том, что моя собственная часть полностью поглощена долгами и закладными!

Антония. Но ведь моя-то часть свободна!.. возьмите ее, братец, располагайте всем, что у меня есть… если нужно! Расплатитесь с господином де Мариньяном, со всеми вашими заимодавцами — и живите! (С силой.) Живите… хотя бы ради того, чтобы забыть свою прошлую жизнь!

Максанс. Это невозможно! Это нелепо!.. Ты не можешь, ты не должна распоряжаться своим имуществом!

Антония. А если таково мое желание?

Максанс. Все равно, по закону ты не имеешь права… и прежде всего я, твой опекун, не разрешу тебе этого! Разорить самого себя — это еще туда-сюда, но не свою же собственную сестру… Нет, мое средство решительно лучше, на нем я и остановлюсь!

Антония. Никаких других возможностей у вас Hei?

Максанс. Абсолютно никаких!

Антония. А друзья?

Максанс. Друзья! Сохрани меня от них господь! Именно друг-то и держит меня в своей власти! Друг, который завтра же, даже сегодня, если захочет, сможет из чувства мести лишить меня свободы!

Антония. Господин де Мариньян… о милосердный боже!

Максанс (с ироническим смехом). Да, да — приставы и понятые… меня… виконта… дворянина! Терпеть, чтобы в высшем свете насмехались надо мною или, того хуже, жалели бы меня… Нет, нет, решено, этого удовольствия я им не доставлю!

Антония (испуганно). О господи!

ЯВЛЕНИЕ IX

Коринна (выходит из комнаты справа), Антония, Максанс.

Максанс (весело). А! Прелестная Коринна! (Антонии, громко.) Итак, решай сама, принять тебе или нет предложение де Маримьяна.

Коринна. Как! Он сделал предложение?

Максанс (так же). Это зависит только от тебя, и, каково бы ни было твое решение, я берусь сообщить его графу!

Антония (испуганно). Братец!

Максанс. А что до остального, то пусть оно тебя не тревожит, ибо все это того не стоит! (Выходит в левую дверь.)

Антония (вне себя). И я буду причиной!

Коринна (беря ее за руку). Причиной чего?

Антония (вырывая руку). Ах, оставь меня!

Коринна. Что ты собираешься делать?

Антония. Дать свое согласие! (Бросается вслед за братом в дверь налево.)

ЯВЛЕНИЕ X

Коринна.

Коринна (оставшись одна, вскрикивает). Она дала согласие! Господин де Мариньни сделал ей предложение! Никак не могу прийти в себя! (Вслед убежавшей Антонии.) Вот и она тоже хочет стать графиней! Как эго недостойно… ведь она его не любит, она любит другого и только что сама в этом призналась! А теперь в жертву честолюбию она приносит и любовь и дружбу! Но нет, и этого так не оставлю! Я воспротивлюсь этому! Помимо ее собственной воли я ее выдам за того, кого она любит! (Направляется к столу направо, кладет руку на тетрадь своих мемуаров.) ‘Глава восемнадцать. Каким образом Коринна добилась союза Альбера и Антонии… (Берет тетрадь и подходит к авансцене.) И как сна отомстила коварному графу, став его женой’. (Уходит в правую дверь, унося с собой рукопись.)

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Та же декорация.

ЯВЛЕНИЕ I

Дегоде (выходит из двери слева). Альбер (появляется из глубины сцены).

Дегоде. Это вы, мой юный друг! Что привело вас ко мне спозаранку?

Альбер (оглядываясь по сторонам). Вы знаете, я всю ночь не смог глаз сомкнуть!

Дегоде. Скажите пожалуйста! И почему же это?

Альбер. Надежда… несбыточная мечта, о которой я не решусь рассказать никому на свете!.. И потом вещь, без сомнения, для вас неприятная, но которую я сам спешу вам сообщить, чтобы вы не оказались на меня в обиде! Представьте себе — со вчерашнего дня я встречаю множество людей, которые все спешат пожать мне руку и осаждают меня любезностями: ‘Надеемся, что богатство не заставит вас позабыть своих друзей’,— говорят мне они и поздравляют меня, называя вашим зятем! Как я ни пытаюсь уверить в том, что они приписывают мне честь несу шествующую, они принимают откровенность мою за скрытность и, кажется, отказываются мне верить!

Дегоде. Те несколько слов, которые я сказал вчера своему приятелю, начальнику отдела, вероятно, послужили причиной этого недоразумения… что доказывает вам превосходство моей системы… а именно: иной раз маленькая и вполне невинная ложь куда выгоднее большой правды! А если вы еще сомневаетесь в этом, то должен вам признаться, что сегодня утром меня предупредили по секрету, что мой зять, капитан, в скором времени получит звание командира эскадрона!

Альбер. Я?

Дегоде. Вполне заслуженное повышение!

Альбер. …которое я должен получить в качестве нашего зятя, а не за боевые заслуги и ранения! Какая несправедливость!

Дегоде. Уж не собираетесь ли вы рассердиться н не хотите ли поставить точки над ‘и’?

Альбер. Хочу, без всякого сомнения!

Дегоде. Я все же посоветовал бы вам принять назначение… не все ли вам равно, под каким предлогом?

Альбер. А если в один прекрасный день меня обвинят в том, что я получил звание благодаря своим интригам и чужому покровительству?

Дегоде (пожимая плечами). Кто отважится на подобную клевету!

Альбер. Ах, господи, зачастую слышишь и большие нелепицы! Ваш приятель, начальник отдела, которого я видел,— человек весьма сдержанный, ибо со мной он обо мне не разговаривал,— сообщил мне, что жене моего несчастного командира, госпоже де Сент-Авольд, должны повысить пенсию по ходатайству одного высокопоставленного лица, и в самом деле, вы обещали мне вчера, что господин де Марипьяи поддержит прошение…

Дегоде. …на которое он собственноручно наложил резолюцию и которое я самолично отнес его приятелю, генеральному секретарю!

Альбер. Так вот, вы только подумайте, сударь! Мне говорят с лукавой улыбкой: ‘Ходят слухи, что это высокопоставленное лицо оказывает госпоже де Сент-Авольд покровительство особого рода, и даже втайне питает к ней живейший интерес…’, — ‘Неправда! — восклицаю я,— кто мог сказать вам подобную ложь?’ — ‘Первый заместитель,— отвечают мне,— который слышал это от самого генерального секретаря!’ Вы сами понимаете, что я тотчас же бросился по всем отделам…

Дегоде (испуганно). Ах, боже мой!

Альбер. Я побывал у заместителя… у генерального секретаря… восстановил факты, восстановил истину… рассказал им, что госпоже де Сент-Авольд пятьдесят пять лет, доказал, что господин де Мариньян не только незнаком с ней, но и в глаза ее не видывал…

Дегоде. Вы устроили этот номер?

Альбер. Да, сударь! Я оправдал эту несчастную женщину!

Дегоде. И отняли у нее пенсию!

Альбер. То есть как это?

Дегоде. Господин де Мариньян, который любит заводить себе друзей, имеет привычку подписывать все получаемые прошения, не читая их. Это известно в министерстве, и для того чтобы придать интересующему нас заявлению некий отличительный характер, особую примету, которая привлекла бы к себе внимание и вызвала интерес… я сказал на ушко генеральному секретарю несколько слов, сопровождаемых улыбкой… слов, смысл которых можно истолковать и преувеличить по желанию.

Альбер (гневно). Но у вас просто какая-то мания… какое-то бешенство преувеличивать.

Дегоде (холодно). Это — моя система, единственная, при помощи которой можно добиться успеха! Итак, вы видите, я его добился, в то время как вы… Теперь меня больше не удивляет это письмо, в котором я сперва ничего не мог понять! (Передает ему письмо.) Только вы и сможете его растолковать!

Альбер (с встревоженным видом рассматривая письмо). От госпожи де Сент-Авольд… адресовано вам… (Читает вслух.) ‘Милостивый государь, я узнала от одного из служащих министерства — и не знаю, как выразить вам свою благодарность — что вы, не будучи даже со мной знакомым, взяли на себя труд хлопотать о моем деле. По вашему ходатайству мне должны были увеличить пенсию… как вдруг… мне трудно даже поверить в это… господин Альбер д’Ангремон, которого муж мой осыпал благодеяниями… уничтожил все плоды ваших забот. Мне неизвестно, что смог он сказать против нас в министерстве, но вся благожелательность, которую нам оказывали, исчезла, и перед столь недостойным его поведением, перед такой неблагодарностью. (Не дочитывая письма.) Ах! Можно с ума сойти! Она обвиняет меня, а благодарит вас!

Дегоде. Вот видите!

Альбер. Я, который благоговею перед памятью генерала… я, защищавший честь его вдовы… нужно немедленно бежать к ней, разуверить ее!

Дегоде (останавливая его). Постойте же! Я должен передать вам сперва приглашение господина де Мариньяна и свое собственное…

Альбер. Мне?

Дегоде. В качестве друга Максанса и его семьи вы приглашаетесь присутствовать сегодня, сперва при подписании брачного договора, здесь, у меня, а потом на ужине и на званом вечере, который господин де Мариньян устраивает у себя.

Альбер. Утром договор, вечером ужин… по какому случаю?

Дегоде. По случаю брака моей воспитанницы Антонии!

Альбер. О силы небесные! За кого же она выходит замуж?

Дегоде. За господина де Мариньяна… это было решено вчера вечером… и я до сих пор удивляюсь, как это она дала согласие! (Видя, что Альбер пошатнулся и схватился за кресло.) Что это! Что это с вами?

Альбер. Ничего, сударь, Клянусь вам…

Дегоде. Нет, с вами что-то неладно!

ЯВЛЕНИЕ II

Те же, Коринна (выходит из комнаты справа, держа в руке тетрадь своих мемуаров, которую она читает).

Дегоде (замечая ее и бросаясь к ней). Посмотри-ка, наш юный офицер потерял сознание!..

Коринна бросает тетрадь на стол, стоящий справа.

…в то время, когда мы с ним мирно беседовали о замужестве Антонии…

Коринна (глядя на Альбера, который опустился в кресло слева, возле стола, схватившись за голову). Я думаю… он же любит ее… он ее обожает!

Дегоде. Так вот что за увлечение у него было… Несчастный юноша!

Коринна (приблизившись к Альберу). Сударь, сударь, что с вами?

Альбер (поворачивая к ней голову). Спасибо! Спасибо! Это ничего!

Коринна (взволнованно). Нет, это так оставить невозможно!.. Ведь она же любит вас, я в этом убеждена!

Альбер (быстро поднимаясь). Что вы сказали?

Дегоде (в сторону). Вот он и пришел в себя!

Коринна. Она сама призналась мне в этом. Более того — этого графа де Мариньяна, жениха своего, она терпеть не может!

Альбер (радостно). Неужели это правда?

Дегоде. Так почему же она…

Коринна (горячо). Необъяснимая тайна… которую я все же разгадаю! Вот где события, вот где роман, вот где сюжет! Здесь я как дома, в своей среде… и пусть я даже скомпрометирую себя…

Дегоде (стараясь ее утихомирить). Дочка! Дочка!

Коринна. Вот я какова!

Альбер (Коринне). О великодушное сердце! Вместо того чтобы рассердиться на то, что я отверг такое счастье, вы, едва меня узнав, предлагаете мне дружбу, достойную сестры… Ах, что бы ни говорил ваш отец, есть еще на свете бескорыстные и благородные души!

Коринна (экзальтированно). Да, но только в нашем кругу! В мире искусства и поэзии! О святая дружба, вдохнови меня! Научи, как отомстить этому изменнику… Мариньяну… которого я ненавижу так же страстно, как любила!

Дегоде (удивленно). Ты? (В сторону.) Вот она, святая дружба! Узнаю ее!

Коринна (так же). Да, отец мой, да! Я была так уверена, что сделаюсь графиней! Целых полгода он осыпал меня объяснениями в стихах… которые я получала … и читала!

Дегоде. И читала!

Коринна. Да, я прочла их все!

Дегоде (сочувственно). Бедная моя дочка! Как же ты поверила стихам!.. Ведь ты сама их пишешь! Разно тебе неизвестно, что божественная поэзия — прирожденная противница истины… что это — пуф, сошедший с Олимпа!

Коринна. Зачем же ему было обманывать меля… ухаживать за мной…

Дегоде. Не за тобой он ухаживал, а за твоими статьями, которых опасался… он ухаживал за нужными ему связями… за академиками, за твоими друзьями, которые собираются в твоей гостиной!

Коринна. Если это действительно так, то месть моя не заставит себя ждать! Сегодня утром выходит журнал, в котором я с наслаждением и с полной беспристрастностью не оставлю камня на камне от его репутации, которой он обязан только нам! Но это еще не все — я расстрою его женитьбу!

Дегоде (качая головой). Поберегись, дочка, поберегись! Мариньян — человек весьма высокопоставленный!

Коринна. Именно эти-то люди больше всего и боятся низвергнуться со своей высоты! Мне бы только узнать, при помощи какой хитрости он заворожил, очаровал Антонию…

Дегоде. Вот она идет! Я сам займусь этим!

ЯВЛЕНИЕ III

В течение второй половины предыдущей сцены Альбер сидел в кресле слева, предаваясь размышлениям, Антония (выходит из двери в глубине сцены), Коринна. Дегоде (в стороне).

Антония (идущая в задумчивости, замечает Альбера, вставшего при виде ее). Господин Альбер! Вы — здесь?

Альбер. Вы мне сказали вчера, чтобы я пришел.

Антония. Да, верно… но как я тогда была далека от мысли… (Увидев приближающегося Дегоде.) Ах! господин Дегоде!

Дегоде. …чье присутствие не должно пугать вас, дитя мое! Закон меня поставил на страже ваших интересов — так говорите же! Еще не поздно! И если правда, что брак этот состоится помимо вашей воли…

Антония. Нет, сударь, я сама дала согласие выйти замуж за господина де Мариньяна.

Дегоде. А говорят, что, быть может, вы захотели бы выбрать совсем не его.

Антония. Быть может.

Дегоде. Добавляют даже, что вы не очень-то его любите…

Антония (в смущении опуская глаза). Сударь…

Коринна (подойдя к ним). Да, да, она сама мне призналась!

Антония (с умоляющим видом). Коринна!

Коринна. Вот и прекрасно! Я сама его не люблю!

Антония. Все равно! Я дала ему слово, и я сдержу его!

Дегоде. Разрешите, дитя мое! Поскольку вы выходите замуж ни для его удовольствия, ни для своего собственного, остается лишь заключить, что вы делаете этот шаг в интересах кого-то другого… это ясно!

Антония (в смущении). Сударь…

Дегоде. Я сам похож на вас… я не говорю всего того, что знаю, и предпочитаю хранить молчание, нежели рассказывать, но тем не менее я многое замечаю и о многом догадываюсь! Не в вашем ли брате дело?

Антония (стремительно). Как вы можете так говорить, сударь?

Дегоде. Показная роскошь, вводящая в заблуждение всех, не смогла меня обмануть! Имущество его заложено… не пугайтесь, здесь все свои! Он много должен, в частности господину де Мариньяну… возможно, даже больше, чем я предполагаю… Вы вздрогнули!

Антония. Я! Что вы, сударь?

Дегоде (беря ее за руку)- Я же видел!

Антония (взволнованно). Ну что же! Если даже это и правда… то, что я решилась на все, чтобы спасти будущность своего брата… возможно, даже жизнь его…

Дегоде (качая головой). Его жизнь… его жизнь! Послушайте-ка меня! Я знавал немало современных молодых людей, светских львов, законодателей мод, у которых не было за душой иных добродетелей, кроме значительного состояния… Я говорю не о вашем брате… знавал я этих философов-расточителей, живущих на широкую ногу и провозглашающих: ‘Пусть жизнь будет коротка, да приятна, а после меня — хоть конец света! Проем свое состояние, а потом застрелюсь!’ (Холодно.) Они его проедали, но не стрелялись!

Антония (в сторону). О силы небесные!

Дегоде. И не только не стрелялись, но, оказавшись приверженцами философии совсем иного толка, продолжали безропотно жить… за чужой счет! (Потешно.) Я не про вашего брата говорю! Те, о ком идет речь, эксплуатировали дядюшек и дедушек, а главным образом матерей… матерей и сестер, что вы хотите — пуф семейственности! ‘На карту поставлена моя честь… моя жизнь… если завтра… если через час… у меня не будет пятнадцати, двадцати тысяч’,— больше или меньше, в зависимости от чувствительности родственников,— ‘вы меня больше не увидите… вот мои пистолеты — они заряжены!’ (Вполголоса, Антонии, холодно.) Они никогда не бывают заряжены, но люди этого не знают… они волнуются… они дрожат… и — приносят себя в жертву! Вот то, что мы называем пуфом отчаяния!.. Прощайте, дитя мое, подумайте над этим, а я должен зайти на биржу! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ IV

Альбер, Антония, Коринна.

Антония (в сторону). Если бы это было так… Какая низость!

Коринна (подходя к ней). Ну что же? Ты слышала, что тебе сказал отец?

Антония (поспешно). Нет… не может быть! Решительно все подтверждает мне это… к, кроме того, я добровольно, без всякого принуждения дала слово господину де Мариньяну… вот разве только он сам возвратит его мне…

Коринна. Как! Значит, если бы разрыв исходил от него…

Альбер (заметив утвердительный жест Антонии, поспешно). Ну, больше мне ничего не требуется!

Антония (испуганно). О силы небесные! Что вы хотите сделать!

Альбер. Сегодня же вечером вы будете свободны… и мне не придется быть свидетелем вашего брака… или я останусь в живых, или он!

Антония (вне себя). А я запрещаю вам затевать историю, которая погубит всех нас! Нужно, чтобы без всякой ссоры с моим братом господин де Мариньян отказался сам…

Коринна. От этой свадьбы?

Альбер. Но это невозможно!

Коринна. Нет, почему же… нужно поискать… найти… немного воображения… а это уж моя область!

Альбер (поспешно). И вы надеетесь изобрести…

Коринна. Конечно!

Альбер. Какую-нибудь новую хитрость…

Коринна. О’ нет! Новое — опасно… только испытанные приемы ведут к успеху! Насколько я знаю господина де Мариньяна, из всех твоих добродетелей он больше всего привлечен твоим приданым! И, если бы ему удалось внушить малейшее подозрение именно относительно этой добродетели…

Альбер. Удастся ли это?

Антония. Да еще с таким ловким человеком!..

Коринна. А иначе в чем была бы наша заслуга! Но будь уверена, если бы ты имела — не знаю, каким образом — счастье потерять все свое состояние, или хотя бы часть украшающего тебя миллиона, планы господина де Мариньяна незамедлительно изменились бы… так было во все времена… такова развязка ‘Ученых женщин’… и мне это нравится, мне писательнице!

Антония, К сожалению, господин де Мариньян — не Триссотен…

Коринна. По внешности — нет. Форма меняется! Триссотены наших дней — люди более учтивые, лучше воспитанные, более солидные… они участвуют в выборах… и не только в выборах!.. Но все они — одной породы!.. Ну, да нас это не касается! Я должна составить план действий… оставьте меня одну! (Альберу.) Впрочем, вас я увижу на сегодняшнем обеде (Антонии), на который он приглашен!

Альбер. Я отказываюсь от приглашения!

Коринна. Надеюсь, что нет!

Антония. Она права, сударь… я прошу вас не делать ничего такого, что могло бы показаться странным, привлечь внимание…

Коринна (вполголоса). Да, да… а кроме того, ей просто хочется, чтобы вы пришли, разве вы не видите?

Альбер (живо). Ах, если бы это была правда!

Коринна (показывая на Антонию, опустившую глаза). Это именно так. А теперь — уходите.

Альбер. А вдова моего командира! Ах, из-за вас я позабуду все свои дела!

Коринна машет рукой Антонин, выходящей в левую дверь, и Альберу, выходящему через двери в глубине сцены.

Коринна. Прощайте! Прощайте!

ЯВЛЕНИЕ V

Коринна (садясь за стол справа, возбужденно).

Коринна. Сколько событий! Сколько происшествий! Прямо не знаю, хватит ли меня на все! (Пишет.) ‘Глава девятнадцатая…’ (Останавливается.) Как бы там ни было… но все пришло в движение! Тут тебе и интриги и месть. Какое счастье! ‘Глава девятнадцатая’… На чем же я остановилась? (Пишет.) …А мой издатель, который сейчас должен прийти?.. А мое вечернее платье?.. Хочу быть красивой! Хочу, чтобы все восхищались мной… Ибо этот коварный… мне недостаточно будет помучить его на все лады… Нужно еще, чтобы он пожалел о том, что пренебрег мною! (Пишет быстро и взволнованно.)

ЯВЛЕНИЕ VI

Коринна (за столом, справа, пишет), граф де Мариньян(поспешно входит в дверь в глубине сцены).

Граф (бледный, держа в руке номер журнала). Ах, я узнаю, что все это значит!

Коринна (заметив его, в сторону). Вот и он! (Кладет перо и поворачивается к господину де Мариньяну, любезно.) Я не ошибаюсь. Это действительно вы, граф, и в такой ранний час?

Граф (взволнованно). Да, сударыня… да, это я… возмущенный… оскорбленный… уязвленный в самое сердце, я пришел спросить у вас, возможно ли еще верить в дружбу или она— только пустой звук и горькое разочарование?

Коринна (вставая). Я могла бы задать вам тот же вопрос, граф!

Граф. Вы? Мне?

Коринна. Вам, ибо вы в течение шести месяцев расточали то в прозе, то стихах уверения в самой нежной дружбе… чтобы не сказать более… некой доверчивой молодой девушке, ее любящему сердцу, ее пылкому воображению, которое так легко обмануть… которое, возгоревшись от пламени искусства и таланта… способно было избрать неподобающий светильник… Когда перед девушкой этой открылся новый путь, она рассчитывала… она вправе была опереться на плечо — я уж и не говорю о руке — друга и советчика… и тут она внезапно узнает, что друг этот связал свою жизнь с другой… не посоветовавшись, даже не предупредив ту, чье существование ом лишил света и тепла… После подобного поступка кому же можно доверять, граф, и во что верить… разве лишь в бессердечие и бесчувственность!

Граф. Ах, сударыня… зачем вы выставляете тут напоказ свою чувствительность, если, не подождав, не дав человеку возможности объясниться и оправдаться, вы бросаете на растерзание того, кого должны были бы защищать!

Коринна. Что вы хотите этим сказать?

Граф. Я только что получил номер этого распространенного и влиятельного журнала, в котором вы сотрудничаете и где вы пользуетесь таким авторитетом! Неужели кто-нибудь осмелился бы поместить в нем статью против меня, подобную этой, без вашего ведома или даже приказания!

Коринна. Вы ошибаетесь, сударь!

Граф (поспешно). Неужели правда?

Коринна (холодно). Я сама автор этой статьи!

Граф. Как! Эти злобные насмешки, оскорбляющие не только мои произведения, но и меня самого… вплоть до некоторых черт моего характера!

Коринна. Что вы хотите? Я вас так любила!

Граф. Подвергнуть нападкам мои способности политического деятеля и литератора… заменить триумфальные литавры шутовской трещоткой… изобразить меня фальшивым, жадным, корыстолюбивым… торговцем славой, делающим из нее статью дохода…

Коринна. Я вас так любила!

Граф (нетерпеливо). Однако все те, кто не любит меня, подхватят эти оскорбления,— как же вы сумеете согласовать их со всеми похвалами, которые еще вчера расточали мне… все в том же журнале! Тогда вы у меня находили и тонкость, и ум, и чувство, и благородство души, и возвышенность характера!

Коринна. Да знала ли я сама, что говорила!.. Я ведь была в вас так влюблена!

Граф (сердито). Эх, сударыня!

Коринна. И разве вчерашние наши мысли… всегда совпадают с завтрашними? Вы сами, сударь, разве вы не покинули то божество, перед которым еще вчера курили фимиам?

Граф. По крайней мере я не унижал его, не низвергал его с алтаря и не попирал ногами! И мое обожание… да что там обожание! Мое фанатическое перед ним преклонение переживет все прочие чувства! Ибо любовь проходит, а талант остается, а гений пребывает нетленным! (В сторону.) Еще приходится ей льстить… мне, которому так противны эти сочинительницы… который всегда так ненавидел их! (Вслух.) Выслушайте же меня, Коринна…

Коринна (усаживаясь справа). Вы хотите обмануть меня…

Граф. Нет! Вы поймете, что ввело меня в заблуждение! Я тоже любил вас… вас, дитя искусства и поэзии, но я думал, что ваша чистая, небесная, эфирная душа не тяготеет к земному… любовь моя превратилась в культ, в религию, я поклонялся вам, как поклоняются божеству, целомудренной и священной музе, которую боишься оскорбить низменной человеческой страстью, и, уверенный в том, что только такую любовь вы и признаете, я…

Коринна (поднимаясь). Да откуда вы это взяли, сударь?

Граф. Ах, если бы я только знал… если бы я только мог заподозрить, что эта небесная душа не презирает земные страсти…

Коринна (с живостью). Вы говорите правду?

Граф. Мы были рождены друг для друга! Все, казалось, объединяло нас… одни и те же вкусы… один и тот же возраст… (Спохватываясь.) То есть я хотел сказать… одинаковые чувства, одинаковое материальное положение. (Смешавшись.) Но теперь все равно уже поздно!

Коринна. Почему же?

Граф. Священные обязательства… по отношению к Другу…

Коринна. Может быть, вы мне объясните, что это за обязательства?

Граф (в замешательстве). К несчастью своему, я не могу этого сделать!

Коринна. А кто же вам помешает? Говорите, отвечайте!

Слуга (объявляет). Господин Бувар!

Граф (поспешно). Мой издатель… ждет меня!

Слуга. Нет, он желает поговорить с мадемуазель!

Граф (поспешно). А! Тем более… славный мой Бувар! Я не хочу лишать его этой чести…

Коринна (с скрытой досадой). Ах, вам уже не терпится покинуть меня!

Граф (поспешно). Нет, нет, я остаюсь… я жду вашего отца… для этого рокового договора… ради этого печального счастья, с которым я должен примириться… втайне все еще надеясь на какие-то препятствия…

Коринна (с горечью). Которые ожидают вас в изобилии, граф!

Граф (поднимая глаза к небу, меланхолически и с чувством). Дай-то бог!.. Но все рушится вокруг меня… и я спрашиваю вас, что мне остается в жизни?

Коринна. У вас остаюсь я, сударь… я и мой талант! Ах, вы не знаете ту, которая вас так любила… Она может ненавидеть вас, граф, она может негодовать на вас… по покинуть вас… никогда! (Уходит в левую дверь.)

ЯВЛЕНИЕ VII

Граф один.

Граф. ‘К жертве своей горячо привязалась богиня Венера’… Я надеялся обезоружить ее, но вижу теперь, что литератор, льстящий подобным женщинам, все равно попадает впросак! Пожалуй, выгоднее было бы поступить так, как поступают все, то есть попросту возненавидеть их тотчас и немедленно, ибо, если вы хоть на минуту перестанете заискивать перед ними, если вы заденете их тщеславие, их притязания… их увлечения, то сам Олимп превратится для вас в преисподнюю, а муза, которая была вашей союзницей, объявит вам войну… Более того, всех своих поклонников, всех своих любовников она натравливает на вас… и история эта длится бесконечно! Теперь не подлежит сомнению, что весь ее салон, все члены ее кружка, в котором происходят предварительные выборы в Академию, дружно забаллотируют меня… а выборы состоятся завтра! Что же касается журнала мадемуазель Коринны Дегоде, то там уж постараются не упустить ни малейшей возможности подорвать и повергнуть в прах мою литературную и политическую репутацию, ведь даже самые прочные из них держатся на волоске, и мы ежедневно наблюдаем… (Подойдя к столу.) Что я вижу! Свое имя! В этой тетради… наверное, еще одна статья против меня! (Читает.) ‘Секретные мемуары. Глава девятнадцатая. Каким образом можно расторгнуть брак графа, который заинтересован только в деньгах Антонии… проверить, нельзя ли, по примеру ‘Ученых женщин’, внушить ему, что она разорена…’. (Прерывая чтение.) Вот как! ‘Договориться с братом и сестрой, которые не решаются порвать открыто, но желают разрыва…’. Тут больше ничего не написано… ну что же! На этот раз по крайней мере ‘Секретные мемуары’ хотя бы на что-нибудь пригодятся! Ах! Так значит тут готовится заговор… но я предупрежден и в свою очередь постараюсь каким-нибудь контрударом, каким-нибудь контрпуфом… (Видя, что дверь налево открывается.) Ах, вот и Антония! Какое волнение, какое смятение на ее лице!.. Видимо, сейчас начнется представление… Внимание!

ЯВЛЕНИЕ VIII

Антония, граф.

Антония. Ах, это вы, граф… а я в таком беспокойстве…

Граф. Почему же, мадемуазель?

Антония. Вы не виделись с моим братом утром?

Граф. Не имел этой чести!

Антония. Господин Бувар, издатель ваш и Коринны, только что сказал нам, что некоторое время тому назад он встретил его… на площади Вандом, когда он выходил от нашего нотариуса… Он был настолько озабочен и взволнован, что едва обратил внимание на господина Бувара, когда тот к нему подошел и заговорил с ним… Он был бледен, рассказывает господин Бувар, и выглядел ужасно…

Граф. Правда?

Антония. Но это еще не все… Только сейчас я получила письмо, которое он написал мне перед выходом из дома… Это записка, которую я с трудом разобрала… в которой он предупреждает меня, что не сумеет зайти сегодня утром обнять меня, как обещал… что, возможно, даже… он не освободится к подписанию брачного договора… что, в таком случае, ожидать его не следует!

Граф (в сторону). Вот вам и заговор!

Антония. Вот почему я обеспокоена, сударь… вот почему я обращаюсь к вам… Может быть, вы знаете, может быть, догадываетесь о том, что могло задержать Максанса?

Граф. Я, мадемуазель?

Антония. Кто-то идет… быть может, это он? Нет, это мой попечитель…

ЯВЛЕНИЕ IX

Те же и Дегоде (входящий через дверь в глубине сцены, бледный и взволнованный).

Антония. Боже мой, как он бледен!

Граф. Неужели и старый скряга участвует в заговоре? Ну, конечно, ведь он — отец Коринны!

Дегоде (взволнованно). Я счастлив, дорогая моя Антония, встретить вас вместе с графом… и без посторонних!

Антония. Но почему? Какая причина вашего смятения… Что с вами?

Дегоде. Со мною? Ничего!

Антония. Одно только слово! Это то, о чем мы с вами говорили утром. Мой брат?

Дегоде (делая жест, как если бы он подносил пистолет к виску). Он? Да полноте! Успокойтесь!

Антония (переводя дух). Ах! Наконец-то я вздохнула свободно!

Дегоде (в сторону). Дело совсем иного рода, и самое трудное — это подготовить ее, постепенно и умело…

Граф (не спускавший с него глаз). Он подыскивает слова… Все ясно! (Холодно.) Посмотрим, как он будет выкручиваться!

Дегоде (смущенно улыбаясь). Я только что с биржи… как разгорелись там страсти! Настоящее извержение вулкана! Картина, достойная Дантона ‘Ада’. Все комбинации потерпели крах — и в первую очередь та, в которой вы мне предлагали известную долю, граф! Таким образом, ваши обещанные мне акции ничего не стоят.

Граф. Мне было известно об этом с утра. Взять подряд по этой цене — немыслимо, это было бы уже не риском, а безумием!

Дегоде (так же). Похоже на то…

Граф. Таким образом, вес компании отступились по взаимной договоренности… За отсутствием подрядчиков неизбежно снизятся и цены.

Дегоде. Вполне очевидно, что решение это — самое мудрое… но есть ведь… такие смельчаки! Я знаю одного из них… весьма неосторожен… буйная головушка!.. Так вот, не желая упустить это дело, в котором он видел верный залог обогащения… даже при предложенных условиях считая эту махинацию весьма выгодной… он попросил меня так же, как и при первом ее варианте, принять от него с полсотни акций безвозмездно…

Антония (с нетерпением). И что же дальше?

Дегоде. А дальше… он пошел на риск, потому что он — игрок до мозга костей!

Антония. О силы небесные!

Дегоде. И вместе с несколькими другими капиталистами, не столь известными, но весьма азартными, он бросился очертя голову и захватил подряд на свое имя!

Граф (иронически). Ну и что же… они разорятся, вот и все!

Дегоде. Несомненно. Дело ведь в том, что подрядчику необходимо внести залог…

Граф. В несколько миллионов, которые нужно уплатить немедленно!

Дегоде. Что для него выражалось в пяти или шести сотнях тысяч франков наличными, которых он не имел… Но несчастный безумец только что взял эту сумму у своего нотариуса…

Граф (в сторону). Я начинаю понимать!

Дегоде. Это была часть приданого его сестры!

Граф (в сторону). Так вот где собака зарыта!

Антония (обращаясь к Дегоде). Говорите же все до конца!

Дегоде. Будучи уверен в успехе затеи… он внес эту сумму.

Граф (так же). Хорошо придумано!

Антония (быстро и с испугом). Но скажите, вправе ли кто-нибудь, кроме его сестры, подать на него жалобу или предъявить претензию?

Дегоде. Нет, конечно!

Антония (горячо). Тогда в чем же дело?

Дегоде (с поспешностью). Дело в том… что эти процентные бумаги, которые должны были пользоваться огромным спросом, уже упали ниже курса, что затея не удалась и что взнос молодого человека, вернее, приданое его сестры пропало безвозвратно!

Антония (радостно). Только и всего?

Граф (в сторону). Час от часу не легче!

Антония (торопливо, к Дегоде). Если дело обстоит так, то мне просто-напросто ничего неизвестно, никто мне ничего не сообщал…. и пусть это все останется между нами.

Дегоде. Как?

Антония. Это ведь мое, это принадлежит мне… Предположим, что мне захотелось бы подарить эту сумму брату…

Дегоде. Принести ему такую жертву!

Антония. Я еще остаюсь в выигрыше!

Дегоде (обнимая ее). Ах, милое мое дитя!

Граф (в сторону, видя их объятия). Прекрасно разыгранная сцена!

ЯВЛЕНИЕ Х

Те же, Коринна и Альбер (входят через двери в глубине сцепы), потом Бувар.

Коринна (вполголоса Альберу, который берет ее под руку). Ну же, не пугайтесь! То, что здесь нотариус,— еще ничего не доказывает!

Дегоде (дочери). Кто там?

Коринна. Господин нотариус!

Дегоде (поспешно, как бы вспомнив). Ах, да, правда ведь…

Граф. Нотариус! (В сторону.) Ну, теперь настал мой черед!

Дегоде. Да, мы просили его прийти в это время, но сейчас…

Коринна и Альбер (радостно). Слава богу!

Дегоде (глядя на Антонию и на графа). …я считаю, что присутствие его бесполезно!

Граф. Но почему же? Будьте столь любезны, милейший Бувар, и попросите его войти!

Дегоде. Что вы говорите?

Антония (любезно). Совершенно верно! Мы должны извиниться перед mm за напрасное беспокойство! (Подойдя к графу.) Я понимаю, граф, что после подобкого краха осуществить планы относительно нашего со юза невозможно!

Коринна (Альберу). Вы слышали?

Антония. И честь моя обязывает меня вернуть вам ваше слово!

Альбер (тихо, Коринне). Какое счастье!

В течение предшествующих реплик Бувар входит в комнату в сопровождении нотариуса.

Граф (выходя на середину сцены). Господа, нежданное событие, семейное несчастье, приводить подробности которого я считаю излишним, предпочитая о них умолчать, итак, нежданное несчастье, говорю я, обрушилось на мою прелестную и благородную невесту!.. Я узнал от господина Дегоде, ее попечителя, что она только что лишилась части своего состояния.

Коринна (радостно, вполголоса, отцу). Она разорена! Браво! Антония рассказала вам мой план!

Дегоде (вполголоса). Да нет же!

Антония (так же). Так, значит, вы сами…

Дегоде (удивленно). Что — я сам?

Коринна (одобрительно, показывая ему знаком, чтобы он молчал). Хорошо! Прекрасно!

Граф (все время краем глаза наблюдавший за отцом и дочерью, вполголоса себе). Они сговариваются. (Вслух, с достоинством.) Господа… я прошу, чтобы сегодня же, сию же минуту был подписан наш брачный договор!

Все (вместе). Возможно ли это!

Слуги вносят стол, который ставят посередине сцены, позади актеров.

Граф (обращаясь к нотариусу и предлагая ему занять место за столом). Господин нотариус, будьте столь любезны замять это место! Мне не терпится доказать тем, кто способен плохо судить обо мне (глядя на Коринну), что богатство для меня — ничто, что основное для меня — это верность данному слову.

Бувар (кричит). Это изумительно! Прекраснее быть ничего не может! (Коринне.) Что за сердце у этого человека!

Коринна (в сторону). Да, тут можно стать в тупик!

Бувар. Завтра же весь Париж узнает об этом!

Альбер. Ах! У меня не остается больше никакой надежды!.. (Глядя на графа). Но все же — это чудесный поступок, достойный благородного человека! (Обращаясь к Дегоде.) Ну, что скажете вы на это, сударь, вы, который ни во что не верите?

Дегоде. Да я и сейчас не верю… своим собственным глазам… Мне почему-то кажется, что он не подпишет!

Альбер (указывая на графа, который, подписав брачный договор, передает перо Антонии). Ну, а на это что вы скажете?

Дегоде (нетерпеливо). Я скажу… я скажу… (глядя на свою дочо и на графа) что ничего понять не могу, однако убежден, что мы все являемся свидетелями грандиозного и вполне достоверного пуфа!,. Да, это — пуф!

Коринна. Пуф, скрепленный нотариусом!

Антония берет перо дрожащей рукой и после минутного колебания ставит свою подпись. Корннпа, задыхаясь от негодования, падает в кресло. Альбер прячет лицо в ладони. Граф потирает руки, Дегоде поглядывает на всех с недоверием. Бувар поднимает руки к небу в знак восхищения.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Богато убранная гостиная в особняке графа де Мариньяна. Двери в глубине сцены, две боковые двери, два дивана-канапе, один — возле камина, другом — налево, около стола.

ЯВЛЕНИЕ I

Граф (сидит на диване справа), Бувар (стоит перед ним).

Бувар. Да, ваше сиятельство, впечатление вы произвели потрясающее и вызвали к себе такой прилив симпатии… Я сам все еще взволнован, растроган… Я всюду рассказывал об этом со слезами на глазах! А какой интерес проявляют к этой истории женщины!

Граф. В самом деле?

Бувар. Во всех гостиных, во всех будуарах только к разговоров, что о вашем столь прекрасном и трогательном поступке… о вашем героическом бескорыстии, таком непривычном в наше время! Что же может еще увлечь людей, если не действия из ряда вон выходящие!

Граф (вставая). Скажи лучше — вполне естественные, ибо я внял советам собственного сердца, я подчинился голосу совести, движению души…

Бувар. Ах, ваше сиятельство!

Граф (вполголоса, другим тоном). Надо будет проследить, чтобы об этом появилось несколько слов в печати… сперва инициалы… ‘Графу де М… приписывают’… а на следующий день — фамилию полностью… Нескромность, против которой мы будем протестовать!

Бувар (улыбаясь). Будьте покойны! А я-то на что? Все уже сделано!

Граф (с живостью). С надлежащим чувством меры, надеюсь?

Бувар. Со всей умеренностью издателя-книготорговца, заботящегося о своем авторе! Небольшая чувствительная заметка… Мне должны принести корректуру, которую я представлю на ваш суд. У мадемуазель Дегоде свои газеты, а у нас будут свои… и как бы она там ни старалась, вы все равно будете посланником и академиком!

Граф. Ты считаешь, что у меня есть на это какие-то основания?

Бувар. У вас есть основания даже на получение премии Монтиона, ибо энтузиазм по отношению к вам достиг своего предела… У нас никогда не будет момента более подходящего… в отношении коммерции, поэтому я объявил о выходе в свет вашего второго тома!

Граф. Вот как!

Бувар. Да, книга ваша вышла… и я принесу вам экземпляр на веленевой бумаге, с гравюрами, заставками и прочим. Завтра я помещу в газетах сообщение о том, что в первый же день было распродано двадцать тысяч экземпляров и объявлю, что второе издание выходит послезавтра… Все у меня подготовлено!

Граф. Очень хорошо!

Бувар. А теперь нам следовало бы заняться третьим томом!

Граф. Я подумаю об этом… Какая жалость, что этот генерал де Сент-Авольд оставил только две части своих воспоминаний!

Бувар, Да, они обрываются на Магурской битве… Такой патетический, такой животрепещущий отрывок!

Граф. А ты действительно уверен, что третьей части не существует?

Бувар. Еще бы! Уж я бы взял за нее с вашего сиятельства, как и за обе предыдущие, тысчонок двадцать… Тут уж овчинка стоит выделки! Ну что же, подумаем… Поищу для вас еще какие-нибудь секретные и неопубликованные мемуары… их везде полно… (Вполголоса.) Может быть, предложить вашему сиятельству записки мадемуазель Коринны Дегоде… Она предлагала мне купить их у нее. Воспоминания посмертные, при условии, что я найду способ выпустить их прижизненно, якобы без ее ведома.

Граф. Коринна? Ах, нет, спасибо! Для меня достаточно с лихвой и того, что она будет присутствовать на сегодняшнем ужине!

Бувар. Вы ее пригласили?

Граф. Ничего не поделаешь: ее отец — попечитель моей невесты, а вместе с тем — насколько это неприятно, когда свидетелями твоего счастья являются мнимые друзья!

Слуга (объявляет). Мсье и мадемуазель Дегоде!

ЯВЛЕНИЕ II

Те же, Коринна, Дегоде (держащий под мышкой большую связку бумаг).

Граф. Ах, вот и вы, дорогие друзья!.. Я как раз о вас думал! Вы явились самыми первыми! (Бувару, который хочет удалиться.) Я рассчитываю на ваше присутствие, Бувар, на нашем вечере!

Бувар (кланяясь). Много чести, ваше сиятельство!

Дегоде. Как и все, мы приносим вам дань нашего восхищения. Вы — герой дня!

Бувар (тихо, графу). Вот видите, я же вам говорил!

Коринна (в сторону). Нет, никогда я не смогу свыкнуться с мыслью, что это — настоящий, подлинный герой! Разве что он ударился в героику специально для того, чтобы меня позлить!

Дегоде. Ты ведь знаешь, дочка, что я должен переговорить с графом до прихода наших друзей.

Коринна. Я оставляю вас, отец. Пойду подожду наших дам в маленькой гостиной.

Бувар. Если мадемуазель позволит, я буду ее сопровождать… (Беря ее под руку.) Мы поговорим о ‘Посмертных мемуарах’. (Выходит вместе с Коринной через левые двери.)

ЯВЛЕНИЕ III

Граф, Дегоде.

Граф (в сторону, с усмешкой глядя на Дегоде). Представляю себе, как он смущен беседой, которую ему придется вести со мной. Вот когда он будет вынужден дать мне отчет во всех своих хитростях. (Торжественно.) А что до сцены благородного негодования, то она у меня готова.

Дегоде (подойдя к графу, после минутного молчания). Вы сами знаете, граф, что при нынешних печальных обстоятельствах мы должны прийти с вами к какому-то предварительному соглашению, совершенно необходимому. Господин Максанс де Ла Рош-Бернар на обед не придет.

Граф (знаком приглашая Дегоде сесть на диван справа и садясь рядом с ним). В самом деле?

Дегоде. Самое лучшее, что он может сделать, это немедленно покинуть Париж и куда-нибудь уехать…

Граф (с улыбкой). Но почему же? Неужели из-за долгов да биржевых потерь… Ведь он не первый день знаком с ними!

Дегоде. Да, конечно… пускать на ветер свои собственные деньги — это еще допустимо… но погубить состояние сестры, да еще сестры любящей…

Граф (в сторону). Неужели он хочет возобновить эту шутку?

Дегоде. Ну, не будем больше говорить об этом!

Граф. По правде, это лучшее, что мы сможем сделать!

Дегоде. Справедливые слова! Итак, приступим к делу! Вы понимаете, что он не может оставаться опекуном, после того как привел в упадок дела и растранжирил состояние опекаемой.

Граф (в сторону). Опять начинается.

Дегоде. Мы были бы даже вправе подать на него в суд. Но Антония просто хочет дать ему расписку якобы в получении этих денег.

Граф (с нетерпением). Однако, сударь…

Дегоде. Что с вами, граф?

Граф (взяв себя в руки). Нет, нет, ничего!

Дегоде. Таким образом, мне, попечителю ее, предстоит договориться с вами по этому вопросу, а также, ввиду отсутствия брата, отчитаться перед вами по делам опеки. Я взял у нотариуса все относящиеся к этому документы, в которых вы сможете разобраться не спеша.

Граф (пытаясь улыбнуться). Очень хорошо… прекрасно, господин Дегоде, но будем же говорить серьезно.

Дегоде. Довольно трудно вести более серьезный разговор. Вы сами убедитесь в этом, ознакомившись с бумагами. (Вручает ему документы.) Здесь все, кроме отчета о шестистах тысячах, полученных от продажи поместья Жюмьеж…

Граф. Что? Что вы говорите?

Дегоде. Эта сумма фигурирует здесь в виде расписки в получении, данной господином Максансом де Ла Рош-Бериаром, опекуном…

Граф (просматривая бумаги). Возможна ли это!

Дегоде. …и в виде квитанции казначейства, удостоверяющей, что сумма эта была внесена в депозитную кассу…

Граф (продолжая просматривать бумаги). Боже мой! Но эта расписка…

Дегоде. Как раз и есть та самая на шестьсот тысяч франков.

Граф (испуская вопль и дрожа от ярости). Ах, вот как! Так, значит, все это правда?

Дегоде (поспешно). Разве вы сомневались в этом?

Граф (овладевая собой, поспешно). Я? Что вы, сударь, нет! У меня никогда не было и тени сомнения!

Дегоде. Так чему же вы удивляетесь?

Граф (с возрастающим волнением перелистывая бумаги). Но этот брат… этот опекун… эти бумаги… чем больше я вижу…. чем больше я вникаю…

Дегоде. Тем больше вы возмущаетесь!

Граф (найдя квитанцию, испускает вторичный вопль). Шестьсот тысяч! Да знаете ли вы, сударь, что это просто… ужас!

Дегоде. А кто же может в этом сомневаться? Мы все разделяем ваше мнение. Но, к несчастью, это действительно так!..

Граф (в сторону, взволнованно). Действительно так. Меня перехитрили… Я попал в ловушку!

Дегоде (разглядывая его). Да что это с вами?

Граф (глядя на Дегоде и пытаясь взять себя в руин). Со мной! Решительно ничего, сударь!.. Но вы должны понять… (показывая на бумаги) волнение… потрясение… и, как вы правильно заметили, возмущение порядочного человека!

Дегоде (в сторону, глядя на графа и качая головой). Я остаюсь при своем мнении! Это — необъяснимый, но тем не менее — самый настоящий пуф!

ЯВЛЕНИЕ IV

Те же и Бувар (входящий в среднюю дверь).

Бувар. Господин Дегоде! Господин Дегоде!

Дегоде (нетерпеливо). Что там еще такое?

Бувар. Я возвращался из типографии, куда ходил за корректурой статьи для его сиятельства, и в тот самый миг, когда я собирался постучать в двери, со мной поравнялся экипаж… Закутанный в плащ человек, который там находился, заметив меня, опустил стекло… Это был виконт де Ла Рош-Бернар.

Дегоде. Вы в этом уверены?

Бувар. Да, это был он!

Дегоде. А что ему было нужно?

Бувар. Он хотел поговорить с вами… от этого разговора, как он мне сказал, зависит его будущее.

Дегоде (в сторону). Не готовит ли он мне какую-нибудь новую драму? Во-первых, я в них совершенно не верю, а если он пожелает занять у меня денег, то, к счастью, у меня их совсем нет! Кроме того, не будем забывать, что я — скряга! Сейчас спущусь к нему и тотчас же вернусь обратно! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ V

Граф (опустившийся на диван слева), Бувар.

Бувар (держа в руках газету, стоя за диваном, где сидит граф). Вот и наша статья… которой, надеюсь, вы останетесь довольны… Впрочем, это только корректура, и вы сами увидите, что именно в пылу энтузиазма мы смогли пропустить… (Видя, что граф погрузился в размышления.) Но ваше сиятельство не слушает меня!

Граф (поднеся руку ко лбу). Простите, дорогой Бувар, но я под впечатлением новости…

Бувар. Неприятной?

Граф (вздыхая). О, еще бы!

Бувар. Так, может быть, это впечатление смягчится от того, что я вам сейчас прочту! (Читает с пафосом.)

Граф, сидящий в раздумье на диване, его не слушает.

‘В высшем свете приписывают одному известному писателю, представителю пашей знати, поступок, в котором бескорыстие сочетается с безмерной деликатностью и с величием душевным!’

Граф (в сторону). Шестьсот тысяч франков, которые я рассчитывал получить и которые от меня ускользнули!

Бувар (так же). ‘В самый момент обручения он узнает о том, что любимая им девушка разорена…’.

Граф (в сторону). Но как же было догадаться, что это правда!

Бувар (так же). ‘Прислушиваясь только к голосу любви и благородства, он подписывает брачный договор’…

Граф (в сторону). Вообще-то данное при подобных обстоятельствах слово ни к чему не обязывает… решительно ни к чему!

Бувар. ‘Ни минуты не колеблясь, без тени сожаления, он ставит под брачным договором известное в мире искусств имя, открыть которое мы не вправе, но которое в течение уже продолжительного времени вызывает восторг и уважение публики…’.

Граф (вставая с места, раздраженно). Ах, да мне все равно, пускай себе болтают, что хотят!

Бувар (по-прежнему с пафосом и громогласно). ‘К этому мне больше нечего добавить, ибо и без того каждый узнал графа де М.’ (понижая голос), чье последнее произведение только что выпущено в свет Наполеоном Буваром, издателем-книготорговцем, набережная Малаке, номер тридцать шесть’. (Обращаясь к графу, старый в смятении ходит взад и вперед.) Мне кажется, что это неплохо звучит и что покров инкогнито прозрачен, насколько возможно…

Граф (взволнованно). Прекрасно, прекрасно!.. Весьма вам благодарен, милейший Бувар, хоть я почти ничего и не слышал, настолько я сейчас озабочен!

Бувар. По-видимому, у вас произошло нечто…

Граф. …совершенно ужасное!

Бувар. Но, может быть, это еще неправда? (Складывая газету.) Ведь каждый божий день говорится и печатается столько всякой всячины!

Граф. Увы, это вполне достоверно! (Вполголоса.) Так знай же, что виконт де Ла Рош-Бернар разорился!

Бувар. Ну так что же? Вам ведь это было известно!

Граф. Да, я в этом ничуть не сомневался — впрочем, мне до него и дела нет! Дело-то ведь в его сестре!

Бувар. Ну и что же?

Граф (вполголоса, с силой сжимая руку Бувара). Он отнял у нее шестьсот тысяч франков!

Бувар. Так в чем же дело! Все об этом знают! (Показывая газету, которую держит в руке.) Это даже и в газете напечатано!

Граф (не выпускавший из рук связку бумаг). Э, нет! Вот где это написано — на самом деле! Посмотри-ка вот: шестьсот тысяч франков, которые я теряю…

Бувар. Без тени сожаления!.. Я написал об этом… Вот в чем красота! Вот в чем величие!

Граф. О нет, нет!… Вот в чем гнусность, потому что меня обманули, видишь ли ты, обманули самым недостойным образом!

Бувар (поспешно). Как — обманули! Так, значит, она не разорена? Деньги эти у нее все же есть?

Граф (с нетерпением). Да нет же!

Бувар. Ну, тогда, значит, статья остается в силе!

Граф (удерживая Бувара, который хочет уйти). Ни в коем случае! Упаси тебя боже ее опубликовать!

Бувар. Но почему же?

Граф. Потом, я тебе объясню… (Расхаживая по комнате.) Потому что в смятении, в котором я сейчас нахожусь, я еще не знаю, на что решиться. Как же я могу считать себя связанным обязательством, если я был введен в заблуждение! Если произошла ошибка! Я совершенно не обязан… Я вправе расторгнуть…

Бувар. Расторгнуть брак?

Граф. Ну конечно! Только вот каким образом? После впечатления, произведенного этим проклятым великодушием… очень мне нужно было показывать свое благородство! Такой уж у меня характер — я всегда следую первому движению души… а теперь как взять свое слово обратно, не теряя достоинства? Тем более что против девушки я ничего не могу сказать… Но зато семья ее! Ее недостойный брат! (Садится за стол и пишет.) Бог с ними! Пусть говорят, что хотят… но честь превыше всего… она не терпит компромиссов! (Пишет.) Вот так… несколько эффектных фраз… ведь письмо это получит широкую огласку!

ЯВЛЕНИЕ VI

Граф (за столом слева), Бувар (на середине сцены), Коринна (выходит из дверей слева).

Коринна (за сцену). Женщины, говорящие только о шляпках да о туалетах… и находящие себя в этом занятии… какое унижение для женского пола! (Замечая графа.) Ах, граф что-то пишет…

Бувар. Тише… Не будем ему мешать… Он только что был в таком смятении… так взволнован… Сейчас он немного успокоился, приняв решение…

Коринна. Какое?

Бувар. Он решил расторгнуть свой брак…

Коринна. С Антонией?

Бувар. Вот именно. Он как раз и пишет относительно разрыва!

Коринна (испуская радостный крик). Ах! (Подбегая к графу.) Неужели то, что я сейчас узнала, правда, сударь?

Граф. Я пишу господину де Ла Рош-Бернару.

Коринна. Значит, правда и то, что вы мне говорили сегодня утром.

Граф (с чувством). Вы не хотели поверить мне, сударыня… и мне нечего вам ответить… но, может быть, наступит день, когда вы поймете, с чьей стороны была истинная, искренняя привязанность… Я не заблуждаюсь ми относительно опасностей, которыми чревато мое решение, ни относительно насмешек, которым я подвергнусь!.. ‘Выполняй свой долг, а там будь что будет’,— гласит пословица. И даже если мне бросят обвинение в нарушенном обязательстве…

Коринна. Антония не упрекнет вас в этом, клянусь нам… наоборот, она возьмет вас под защиту, так же как и я… Она будет признательна вам за дарованное вами счастье…

Граф. Что я слышу? Что вы говорите?

Коринна. Я говорю, что она любит другого!

Граф. Вы в этом уверены?

Коринна. Клянусь вам…

Граф (бросаясь к ней). Ах, Коринна, Коринна, вы спасаете мне жизнь… вы моя покровительница, мой ангел-хранитель!

Коринна. Какая радость! Какой довольный вид!.. Да, видно, я обманывалась в вас!

Граф. Да и не только вы… (В сторону.) Она влюблена в другого! Какое счастье! Да, этот предлог куда лучше… первого… который был небезопасен… (Бежит к столу, рвет только что написанное письмо и начинает другое.) ‘Мадемуазель…’.

Коринна. Что вы делаете?

Граф. Она кем-то увлечена… и вы мне ничего об этом не сказали! Ах, жестокий друг! От скольких тревог вы избавили бы меня!

Коринна. Но неужели это правда?

Граф (поднимая глаза к небу). И она еще сомневается! (Пишет в волнении.) ‘Мадемуазель… я доказал вам, так же как и вашему брату, что я способен на большие жертвы…’.

Бувар. Вот это верно!

Граф. ‘Но принести в жертву ваше счастье я не в состоянии! Если правда, что сердце ваше, как меня заверили, отдано другому…’.

Бувар (приблизившись к графу и утирая слезы). Это замечательно… и статья моя может остаться… придется изменить всего лишь несколько слов…

Коринна (в сторону). Наконец-то! Наконец-то мы одержали победу! (Замечая входящего Альбера.) Ах, Альбер!

ЯВЛЕНИЕ VII

Граф (за столом слева), около него Бувар, Альбер, Коринна.

Коринна (подходя к Альберу). Идите, идите скорее! Все чудесно устраивается!

Альбер (взволнованно). Я думаю!.. ваш отец… господин Дегоде… я только был у него и не застал его дома… мне сказали, что он здесь…

Бувар. Он ушел отсюда с полчаса тому назад.

Альбер. А не знаете ли вы, куда?

Коринна. Боже мой, да что вам от него нужно? У вас такой взбудораженный вид!

Альбер. Максанс поручил мне переговорить с ним… и сам отправился разыскивать его!

Бувар. Успокойтесь, он с ним виделся!

Альбер. Вы в этом уверены?

Бувар. Они вместе уехали в коляске…

Альбер. Ну, в добрый час! Я могу передохнуть… миссия моя выполнена!

Коринна. Значит, вы видели бедного Максанса?

Альбер. Да уж, бедного! Бедным его теперь не назовешь!

Коринна. То есть как?

Граф, сидя за столом на диване, перестает писать и прислушивается.

Альбер. Представьте себе, что незадолго до закрытия биржи среди присутствующих разнесся слух о том, что Дегоде, богач Дегоде…

Коринна. Мой отец!

Альбер. …никогда ранее не принимавший участия в делах подобного рода, встал во главе новой железнодорожной компании… и ее административного совета, что Максанс служил лишь ширмой… Что Дегоде, уже владевший огромным количеством акций, скупал остальные ниже номинальной стоимости, чтобы захватить их все в свои руки… При этом известии стремительно падл шипи курс акций стал расти вверх, словно по мановению жезла. Грандиознейшие сделки заключались в конце дня на бирже, на улице Вивьен и на бульваре. Максанс, синеем было потерявший голову и уже хотевший пустить себе пулю в лоб, вдруг оказался окруженным наседавшими на него игроками, маклерами, биржевыми зайцами, даже дамами из высшего общества! И все наперебой просили у него акции!

Коринна (радостно). И он с ними поделился?

Альбер. Так бы сделал я на его месте… но он, набравшись смелости и глядя на всех свысока, храбро воскликнул: ‘Акций у меня больше нет — где я вам их возьму! Они же все у господина Дегоде и у его зятя, господина Альбера — вот он, стоит перед вами!’ Я хотел было разбушеваться и запротестовать, но он прошептал мне: ‘Молчи! Ни слова! Твое молчание спасет меня!..’ Тут все просители набросились на меня, невольного соучастника в этом обмане… они буквально преследовали меня, бросались передо мной на колени, умоляя облагодетельствовать их, уступить им эти акции, которых у меня на самом деле и в помине-то не было! Представляете себе, насколько я был неумолим, как я отчаянно сопротивлялся! Мне кричат: ‘Десять процентов! Двадцать процентов выше курса!’ А я повторяю: ‘У меня ничего нет, господа, решительно ничего!’ — в то время как Максанс, вытаскивая меня из толпы, говорит мне на ухо: ‘Теперь наше с сестрой состояние обеспечено!’

Граф (в сторону). О силы небесные!

Альбер. ‘Беги, — говорит он, — к господину Дегоде, скажи ему, что я предлагаю сто тысяч экю за акции полученные им от меня сегодня утром… но пусть ни мне, ни кому бы то ни было другому он не продает их ниже этой цены… ибо в этом заключается весь успех операции!’ Я оставил его… побежал… и вот я здесь, счастливый тем, что принес вам такие хорошие вести! Я рад объявить вам, что Максанс вновь обрел и честь свою, и покой и что, славу богу, Антония стала еще богаче, чем когда-либо!

Граф (разрывает письмо и говорит вполголоса Бувару). Теперь ступай, неси свою статью!

Бувар (удивлённо, вполголоса). Как! В таком виде? Без изменений?

Граф. Ну да, я же тебе говорю… Иди и скорей возвращайся!

Бувар выходит в средние двери.

Коринна (радостно, вполголоса, Альберу). А у меня, Альбер, у меня есть для вас еще более радостные известия!

Альбер. Какие же?

ЯВЛЕНИЕ VII

Те же и слуга, вошедший в дверь слева.

Слуга (объявляет). Господин Максанс де Ла Рош-Бернар и его сестра ожидают ваше сиятельство в кабинете!

Граф. Сейчас иду!

Коринна (желая его удержать). Но, сударь…

Граф. Лучшие мои друзья!

Коринна. Что вы сказали?

Граф. Моя невеста…

Коринна. Ах!

Граф (громко, Альберу и Коринне). Извините меня, я спешу их принять.

Коринна вскрикивает и опирается на диван, стоящий слева.

ЯВЛЕНИЕ IX

Альбер, Коринна.

Альбер (идет к Коринне). Что с вами?

Коринна (взволнованно). Ему удалось еще раз меня провести! Он разыграл еще одну комедию! Но зачем? С какой целью? Нет, я разгадаю эту загадку!

Альбер. Но ответьте мне, вы мне только что сказали…

Коринна. Что все спасено… а теперь…

Альбер. Что — теперь?

Коринна. Все пропало… из-за вас… по вашей вине… И зачем вы только пришли?

Альбер. Но что же я такого сделал?

Коринна. Вы пришли… и сказали… то, что вы скатали!

Альбер. Но я же сказал правду!

Коринна. Вот именно, она-то все и испортила, она-то нас и погубила!

Альбер. Ну, это уж слишком! Хотя, быть может, вы также следуете системе вашего отца и разделяете его мнение!

Коринна. Господин де Мариньян… котел отказаться от слова, данного Максаису… Он писал… о расторжении брака… Письмо было уже готово… и он его разорвал! Я глаз с него не спускала — в ту самую минуту, когда вы в восторге объявили о том, что Антония стала богаче, чем когда бы то ни было… Значит, только потеря ее состояния заставляла его нарушить клятву…

Альбер. Вы на него клевещете!

Коринна. Этого человека оклеветать невозможно!

Альбер. Ведь сегодня утром, узнав об ее разорении, он сам захотел, он потребовал этого брака!

Коринна (в замешательстве). Да, это верно… (Гневно.) Нет, все равно неправда, ибо между ним и правдой не может быть ничего общего!

Альбер. Но в таком случае… как вы можете объяснить…

Коринна. Ничего я не могу объяснить… он такой же, как и его произведения, как и его заслуги. Понять тут что либо невозможно… но я все равно дойду до сути! Он бросил мне вызов… Посмотрим же теперь, кто кого!

Альбер. Настоящая война!

Коринна. Нет, обручение не на жизнь, а на смерть!

ЯВЛЕНИЕ Х

Граф, Максанс и Антония (входят в левую дверь), Альбер, Коринна (на середине сцены), Бувар (входит в среднюю дверь).
Вслед за ним появляются приехавшие гости, несколько дам входят через дверь справа.

Максанс (оживленно, в то время как граф здоровается со всеми гостями). Ура! Наконец-то все в сборе… Подошло время обеда! Приятнейший момент, когда обед хорош, а господин де Мариньян — любитель тонкой кухни! В паши дни… великие люди любят покушать, и правильно делают: жизнь ведь так коротка, особенно у гения!

Альбер (в сторону). Как он весел! Как беспечен! Кто мог бы в нем узнать человека, который еще утром хотел покончить с собой!

Максанс. Ах, вот и ты, милейший Альбер! Дегоде, с которым я встретился, рассказал мне о твоем назначении командиром эскадрона, вполне официальном, да, сударыни! (Тихо и со смехом.) Он рассказал мне также о твоих сомнениях… и о том, как госпожа де Сент-Авольд разгневалась на тебя… Ну и как, удалось тебе оправдаться перед вдовой твоего старого генерала?

Альбер. Ну еще бы! Так же как и я, она считает, что честная нищета лучше, чем пенсия, добытая ценой собственной репутации.

Максанс. Не беспокойся! Мы позаботимся о твоей генеральше! Мы ей раздобудем несколько наших акций, а это — настоящий подарок, потому что сейчас далеко не каждый желающий может их достать… у меня самого уже не осталось ни одной… (Тихо, Альберу.) И на этот раз — это чистейшая правда!

Альбер. Неужели ты себе ничего не оставил?

Максанс. Нет уж, больше я на эту удочку не попадусь!

Бувар (тихо, графу). Статья выйдет сегодня же, в вечерней газете!

Граф (так же). Чудесно! (Громко.) Извините меня, сударыни, за столь поздний час обеда, мы ожидаем только господина Дегоде, нашего попечителя, и еще моего близкого друга, генерального секретаря… Оба они обещали мне быть моими гостями и, надеюсь, не обманут!

Максанс (со смехом). Вот вам уже пятьдесят процентов верных — господин Дегоде пришел.

ЯВЛЕНИЕ XI

Те же и Дегоде, Коринна и Антония (сидят налево от зрителя, на диване за столом), Альбер (стоит позади них с задумчивым видом), справа — Бувар, граф, потом Максанс, остальные гости образуют несколько групп, одни стоят, другие сидят,

Граф. Вы заставляете себя ждать, дорогой господин Дегоде!

Дегоде. Прошу простить меня за опоздание… я шел пешком, как всегда, так как считаю, что моцион полезен для здоровья.

Максанс. Пешком! Под проливным дождем!

Дегоде. Я не нашел извозчика.

Граф (вполголоса, Бувару). Вернее, не захотел найти… Как он скуп!

Бувар. Однако сегодня он, говорят, получил огромные барыши!

Дегоде приблизился к дивану, на котором сидят Коринна и Антония. Максанс, граф и Вувар, стоя на переднем плане сцены, беседуют вполголоса.

Максанс. Да еще какие! Вот только что, недавно, на моих глазах он получил сто тысяч экю прибыли.

Граф. Ну и ну!

Бувар (Максансу, с довольным видом). На ваших акциях! Поэтому и я себе приобрел несколько штук!

Максанс (пожимая ему руку). Правда? Очень умно поступили! (Проходит в глубь сцены, разговаривая вполголоса.)

Антония (сидя на диване слева от зрителей, беседует с Коринной). Он не отказался от меня, когда я была разорена, а теперь, когда я вновь богата, могу ли я порвать с ним, не вызвав порицания света? Ах, как я несчастна!

Коринна. А я так просто в бешенстве! (Раскрывая книгу, лежащую на столе.) Что я вижу! Второй том великого труда господина де Мариньяна!

Графиня (сидящая на диване справа, возле другой дамы). Какое замечательное произведение!

Маркиза. Вы читали его, сударыня?

Графиня. По правде сказать — пет, а вы?

Маркиза. Точно так же и я!

Графиня. Эго удивительно. Все только и говорят* что об этой книге!

Маркиза. А вместе с тем я не встретила ни единого человека, который бы ее читал!

Дегоде (стоя позади дивана, на котором сидят обе дамы, и обращаясь к ним). Дело в том, что говорить о ней значительно легче, чем…

Бувар (с энтузиазмом). ‘История завоевания Алжира, его нравы и обычаи’! Иллюстрированное издание! Часть вторая, еще более захватывающая, чем первая, если только это возможно, и более волнующая! Надеюсь, что господин Дегоде купит у меня один экземпляр… десять франков том… с доставкой на дом!

Дегоде. Десять франков? Черт побери! Позвольте, мне это не по карману!

Бувар (обращаясь к обеим дамам, сидящим на диване). Тут на девять франков одних картинок.

Дегоде. Против этого я не спорю… (Вполголоса.) Как раз вовсе не картинки я считаю чересчур дорогими!

Максанс (в течение этого времени разгуливавший по гостиной, подходит к графу). Где же ваш генеральный секретарь?

Граф. Я распорядился, чтобы обед подавали, как только он придет… но его что-то еще не видно!

Максанс. Зато мой аппетит уже давно на месте!

Дегоде. Мой также! Вот если бы господин де Мариньян был столь любезен и в ожидании обеда прочитал нам несколько страниц… несколько отрывков своего нового шедевра…

Все (вставая). Ах, просим вас, граф!

Граф. Что вы, что вы… в таком прелестном обществе… такой серьезный труд… история Алжира… это слишком…

Графиня. Почему же? Ведь госпожа Скаррон рассказывала анекдот…

Дегоде. Когда запаздывало жаркое!

Коринна. Но когда запаздывает сам генеральный секретарь…

Маркиза. Это — совсем другое дело!

Графиня. И чтобы возместить его отсутствие…

Коринна. Никакая история не может быть слишком серьезной!

Граф. Перед таким аргументом я вынужден сдаться! (Берет книгу.)

Все располагаются вокруг него, как на торжественном собрании.

Итак, я прочту вам несколько страниц, завершающих этот том…

Бувар (заискивая). Подать вам стаканчик лимонаду?

Граф (нетерпеливо). Что вы! Перед обедом!

Бувар. Ах, да! Совершенно правильно! (Глядя в сторону кулис.) Но что я вижу! Все двери настежь. (Кричит.) Закройте двери, а то голос теряется.

Граф (так же). Ах, да это совершенно лишнее!

Коринна. Для вас — может быть, но не для нас, желающих вполне насладиться вашим чтением!

Все присутствующие: ‘Тише, тише!’

Граф. Рассказ о походе в Атласские горы и о битве, проведенной генералом де Сент-Авольдом.

Альбер (который до тех пор оставался погруженным в размышления, при последних словах графа поднимает голову и говорит в сторону). Мой командир. О чем это?

Дегоде. Как это должно быть увлекательно!

Граф (читает). ‘Окруженный со всех сторон десятью или двенадцатью тысячами арабов, без всякой надежды на помощь извне, генерал провел ужасную ночь. Кругом шумела непогода, и от могучего полка у генерала-старика всего осталось два-три взвода’.

Бувар. Ах, как интересно!

Граф. ‘Луна, поднимаясь над черными скалами, отражала лучи свои на вершинах Атласских гор, которые, раскинувшись подобно белоснежному, безбрежному савану, действовали на воображение бывалых солдат, как бы напоминая им среди африканских просторов о ледяных равнинах России’.

Бувар. Какой стиль! Прямо академический!

Коринна. Да, для истории…

Бувар. А ведь это — всего лишь история!

Максанс. И всего-навсего проза!

Бувар. Проза, но какая!

Дегоде. Это похоже на стихи!

Коринна. Там есть и стихи!

Дегоде. Да ну!

Коринна.

‘Кругом шумела непогода,

И от могучего полка

У генерала-старика

Всего осталось два-три взвода!’

Бувар. Да, правильно! Он, вероятно, не заметил!

Максанс. Он просто не смог удержаться!

Коринна. ‘Пусть птица на земле, но чувствуются крылья!’

Бувар. Но какой полет мысли! Как она несется и неукротимо стремится вперед!

Дегоде. Вроде кавалерийской атаки!

Коринна. Два-три взвода у генерала-старика!.. Восхитительно!!!

Все присутствующие: ‘Прелестно! Прелестно! Очаровательно!’

Граф (раскланиваясь). Вы слишком добры… слишком снисходительны…

Все присутствующие: ‘Продолжайте, просим вас, продолжайте!’

‘Тут генерал заметил, что племя Бени-Баллабудов в полном составе…’.

Альбер (внимательно слушая, в сторону). Это странно.

Граф, ‘…расположилось на берегу потока, который, ниспадая с гор в долину, кладет начало реки Магуры…’.

Альбер (до сих пор слушал, проявляя признаки нетерпения, теперь же покидает место у стола, на который он опирался, и делает несколько шагов по направлелению к графу). Нет, это нестерпимо!

Коринна (наблюдавшая за Альбером, встает с дивана). Что с вами?

ЯВЛЕНИЕ XII

Те же и слуга (вошедший в средние двери).

Слуга. Господин генеральный секретарь. (Приблизившись к графу.) Кушать подано!

Граф. Господа, проводите ваших дам к столу!

Все присутствующие: ‘Ах!’

Мы закончим чтение этой главы после обеда!

Бувар. Какая жалость!

Дегоде (в сторону). Вот уж не сказал бы!

Альбер (пока гости выходят в дверь направо, подходит к графу, вполголоса). Ваше сиятельство, мне необходимо сказать вам несколько слов!

Граф (улыбаясь). Мне?

Альбер. Вам!

Граф, Весьма охотно… но только после обеда…

Альбер (вполголоса). Согласен! Здесь, в гостиной!

Граф (так же). Прекрасно, пусть это будет в гостиной. (Спешит к Антонии, которую уводит через правую дверь.)

На сцене остаются Коринна и Альбер.

Альбер. Ну, уж теперь я утверждаю, что этот брак не состоится! (Идет к средней двери.) А пока…

Коринна (подбегая к нему). Что это значит?

Альбер. Я ухожу. Я не могу больше оставаться в этом доме!

Коринна. Это будет настоящий скандал! Я не позволю вам! Дайте руку… Сейчас же! Я требую… или…

Альбер подает ей руку.

Что вы ему сказали… вот тут, только что?

Альбер. Я? ничего, клянусь вам!..

Коринна. И вы тоже? Вы тоже пробуете лгать? Или воздух этой гостиной так на вас подействовал… Но я узнаю вашу тайну.

Альбер (уводя Коринну направо, в направлении столовой). Никакой тайны нет,

Коринна. Есть, Не может не быть. И я все равно ее узнаю!

Альбер (также). Никакой тайны нет!

Коринна. А если нет, то я сама ее придумаю!

Оба, оживленно разговаривая, уходят в столовую.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Та же декорация.

ЯВЛЕНИЕ I

Коринна, Альбер.

Альбер (поспешно входя). Ну и обед! Я думал, он никогда не кончится! А разговоры! Сколько лжи! Сколько хвастовства!

Коринна. Бескорыстные похвалы, расточаемые дружбой…

Альбер. В благодарность за угощение. А сам господин де Мариньяи! Его столько убеждали в его собственном величии, что в конце концов он сам в него поверил!

Коринна. А как же! Он привлечет к ответственности за клевету любого, кто сейчас посмел бы утверждать обратное.

Альбер. Терпение! Всему этому придет конец, и тогда посмотрим.

Коринна. Тем более недопустимо сидеть в течение всего обеда с таким мрачным и озабоченным видом, какой был у вас.

Альбер. Я не могу упрекнуть вас в том же!.. Я любовался вашей грацией, вашим остроумием, вашей непринужденностью!

Коринна. Это прием, позволяющий незаметно наблюдать за происходящим… Вы ничего не захотели мне сказать… и мне пришлось догадываться! Я видела все — вашу мрачную физиономию, и заинтригованный вид графа… Я слышала, как, вставая из-за стола, вы сказали ему вполголоса: ‘Я буду ждать вас в гостиной’… Вот почему я здесь. Теперь скажите мне, сударь, что все это означает.

Альбер, Вы узнаете потом!

Коринна. Это вызов на дуэль?

Альбер. Да нет же! Мы просто должны объясниться!

Коринна. В моем присутствии вы обещали Антонии, что не предпримете ничего, способного набросить тень на ее репутацию. Вы поклялись, что даже имя ее не будет произнесено вами в присутствии господина де Мариньяна.

Альбер. Эту клятву я сдержал, буду держать ее и в дальнейшем… Но благодаря богу представился случай… некое обстоятельство, не имеющее ни малейшего отношения ни к Антонии, ни к моей любви, и ничто на свете не может мне помешать им воспользоваться!

Коринна. Могу ли я узнать, что это за обстоятельство?

Альбер. Бесполезно, потому что вопрос этот женщин нс касается… Однако я вовсе не говорю, что отдам без боя ту, которую люблю… Недаром я ношу шпагу! Нет, нет, покуда я жив, он не женится на ней. Это решено. Неужели вы думаете, что в противном случае я мог бы спокойно быть свидетелем его торжества, присутствовать на этом празднике?

Коринна. Вот видите, сударь, вы все-таки хотите драться с графом на дуэли!

Альбер. Да!

Коринна. Из-за Антонии?

Альбер. Нет, не из-за нее! Причина другая: я должен встать на защиту истины и чести!

Коринна. Не понимаю, сударь!

Альбер. Я же сказал вам, что это вовсе не обязательно! Но объясниться с графом я должен.

Коринна. А я решительно возражаю, не только из-за вас, но и из-за господина де Мариньяна. Я вовсе не желаю, чтобы он был убит! Это слишком молниеносная для него кара. У меня же задумано для него иное наказание… более продолжительное, и которое я сама хочу привести в исполнение. (Горячо.) Ну, доверьтесь же мне, своему другу, своей союзнице!

Альбер. Нет, нет, это касается только меня… Но вот он идет! Ради бога, оставьте нас… Я не хочу, чтобы он видел нас вместе!

Коринна. Ну, хорошо… (В сторону.) Но я все равно все услышу, если даже и не увижу]

ЯВЛЕНИЕ II

Альбер, граф де Мариньян.

Граф (выходя из комнаты слева и обращаясь за кулисы). Прекрасно, милейший Максанс, занимайте гостей вместо меня! (Альберу.) Все они в маленькой гостиной, за чашкой кофе, я, сударь, готов вас выслушать!

Альбер. Сударь! Генерал де Сент-Авольд был моим другом, покровителем в моей военной карьере и являлся для меня скорее отцом, чем начальником. Тем немногим, что я собой представляю, я обязан ему, храбрость его спасла мне жизнь. Впоследствии — и за это я храню ему вечную благодарность — он сделал меня поверенным самых своих сокровенных мыслей. Отличительными чертами его характера являлись: ненависть к бахвальству и лжи, любовь к своей стране и превыше всего — культ чести. Он не потерпел бы, чтобы чести его был нанесен малейший ущерб! И он отдал бы до последней капли свою кровь, чтобы сохранить ее чистой и незапятнанной. Сейчас, когда его уже нет в живых, забота о его добром имени легла на нас, его солдат, на меня, который был его другом. Поэтому я пришел спросить у вас отчета о том странном виде, в котором вы его выставляете… хотя бы в тех нескольких строках, которые я слышал!

Граф (улыбаясь). Вы хотите искать ссоры со мной, его биографом, со мной, осыпающим его похвалами! Каким образом мог я его оскорбить?

Альбер. Для настоящего, честного военного человека оскорблением является приписывание ему подвигов, которых он никогда не совершал, баснословных деяний, опубликование которых может повлечь за собой опровержения, осквернить его память, одним словом, сделать его имя достойным осмеяния!

Граф. Я не вижу, сударь, при чем тут я.

Альбер. Я сейчас объясню вам. Я все время был имеете с генералом. Вместе с ним я приехал в Африку в числе бойцов дивизии, которой он командовал, и, вплоть до того самого дня, когда он умер на моих руках, я сопровождал его во всех походах, во всех сражениях. В отрывке же, в тех нескольких строках, что вы прочли нам до обеда, я, вместе со всеми присутствующими, восторгался всеми замысловатыми красотами вашего стиля…

Граф. Вы слишком снисходительны…

Альбер в которых я не разбираюсь… но что касается фактов, то тут уже дело иного рода!

Граф (улыбаясь). Только и всего?

Альбер. Как это — ‘только и всего’? В тех нескольких словах ваших, которые я слышал, не было ни единого, которое не представляло бы собой самую отъявленную ложь!

Граф. Позвольте, сударь!

Альбер. Никогда в жизни командир мой не сражался в горах Атласа, по той простой причине, что и ноги нашей там не было! Все операции, в которых мы принимали участие, происходили за сотни лье оттуда!

Граф. Сударь…

Альбер. Никогда в жизни мы не имели никакого дела с племенем Бенн-Баллабудов, ни один из наших солдат не видывал даже их палаток! Наконец, ни одно сражение не прославило собой берегов Магуры… название это мне знакомо, не помню только, где я его встречал… во всяком случае, не в Африке, ибо такой реки там не существует. Бьюсь об заклад, что вы вообще ее нигде не найдете!

Граф. Вы так думаете, сударь?

Альбер. Я в этом уверен… поищите-ка на карте! И когда люди пишут, печатают, делают общественным достоянием измышления подобного рода…

Граф (в ярости). Такое выражение…

Альбер. Является единственным подходящим! Если бы командир мой был жив, он воскликнул бы: ‘Вы — лжец!’ Но сейчас за честь его должен заступиться я, и поэтому, сударь, я прошу вас принять мой вызов!

Граф (гордо). И я, несомненно, принял бы его, если бы командир ваш действительно имел право сказать такие слова… но он воздержался бы от них. Ничуть не сомневаюсь, сударь, что вы действительно были в Африке, но ведь и генерал де Сент-Авольд также находился там, и среди столь противоречивых утверждений вы разрешите мне отдать предпочтение тем, которые написаны его рукой!

Альбер, Что вы хотите этим сказать?

Граф. Что обязанности, ложащиеся на нас, историков, весьма серьезны. Это — настоящее служение истине, которую мы должны передать нашим потомкам. Таким образом, сударь, всякий уважающий себя историк опирается только на неопровержимые доказательства, на подлинные материалы, так же поступал и я.

Альбер. Вы, сударь?

Граф (подойдя к столу). Здесь у меня лежат собственноручные мемуары генерала де Сент-Авольда, найденные в его бумагах после его смерти… и я счастлив, что могу доказать вам, с какой добросовестностью я выполнил свой долг историка перед лицом своей страны, перед лицом потомков. (Ударив рукой по рукописи, которую он достал из ящика стола.) Вот они, эти воспоминания старого солдата… воспоминания, которые он обдумывал во время битвы и писал на пушечном лафете… вот они, еще хранящие запах пороха и сигары! Читайте, сударь, читайте!

Альбер (бросая взгляд на рукопись). О силы небесные!

Граф. Знаком ли вам этот почерк?

Альбер. Как мне его не знать!

Граф (с торжествующим видом). Вот видите!

Альбер. Это мой почерк!

Граф (потрясенный). Ваш?

Альбер. Ну да… Это мой роман!

Граф (пораженный). Роман?

Альбер. Написанный мною в Африке и который и считал навсегда утраченным, так как не помнил ни единого слова из своего шедевра… Да и в самом деле… прошло ведь около пяти лет…

Граф. Что вы говорите!..

Альбер. Да, я имел счастье его позабыть, как вдруг вы мне его возвращаете… (Пробегая глазами рукопись.) Да, да, все это так… исторический роман… и жанре Вальтера Скотта… а главные герои — мы с моим командиром…

Граф. Неужели… сударь… вы автор…

Альбер (перелистывая рукопись). К сожалению, да! Это было даже настолько плохо написано, что генерал, которому я дал его почитать… сказал мне, сопровождая свои слова довольно энергичным выражением: ‘Займись-ка лучше теорией военного дела и не суйся больше в эти глупости, иначе… смотри у меня!’ По этой причине мне даже и в голову не пришло взять у него свою рукопись обратно и, таким образом, после того как он погиб, ее, видимо, и нашли в его бумагах!

Граф (в сильном смущении). Позвольте, сударь, позвольте… хорошенько соберитесь с мыслями… припомните… уверены ли вы…

Альбер (продолжая листать рукопись). Ну еще бы!.. вот и все мои персонажи… теперь я припоминаю и имена… Адъютант Гектор де Можирон — это я сам, обожаемая им девушка, на которой он мечтает жениться по возвращении, это… (запнувшись) лицо, которое не стоит вам называть, а что касается могучего племени Вени-Баллабудов… — вот и они!.. то я его придумал, так же как и название реки Магуры! Недаром оно показалось мне знакомым! Вот, сударь, посмотрите сами… видите, на полях написано ‘Магура… за неимением лучшего…’ Мне понадобилась река… а так как под рукой не оказалось, то пришлось изобрести вот эту… с тем чтобы в дальнейшем сменить ее на настоящую!

Граф (в сторону). О силы небесные!

Альбер. И вот что вы обнародовали под видом истории… вот чему вы обязаны всеми похвалами прессы и читательскими восторгами…

Граф. Моя ли это вина, сударь, если… будучи жертвой ошибки… за которую мною дорого заплачено…

Альбер. Мне это известно… поэтому я и не обвиняю вас в недобросовестности… но никто из нас, сударь, ни вы, ни я, не имеем права приписывать генералу те глупости, виновником которых являюсь я и за которые сам должен нести ответственность! Каждому свое! И, во имя памяти, как и во имя чести генерала де Сент-Авольда, необходимо, чтобы истина открылась.

Граф. Как, сударь… признаться публично, что историческое изыскание оказалось романом?

Альбер. Это не первый случай!

Граф. Книга, которую восхваляют и цитируют, которой восторгаются… книга, одобренная университетом!

Альбер. До завтрашнего дня, сударь, я буду хранить молчание — это достаточный для вас срок, чтобы подготовить свое признание… или же за вас его сделаю я!

Граф. Но подумайте же о последствиях!

Альбер. Они весьма несложны… Произошла ошибка! Вы спешите признать ее, и я не вижу, какие тут могут быть неудобства!

Граф. Ах, вы их не видите!

ЯВЛЕНИЕ III

Альбер, граф, в среднюю дверь заходят Максанс и Бувар.

Максанс. А вы все сидите здесь, милейший граф, и даже не зайдете в маленькую гостиную послушать, что о вас там говорят!

Бувар. Только что пришли два члена Академии наук и вовсю расточают похвалы вашему второму тому, с которым они уже ознакомились!

Максанс. Как и весь Париж!

Бувар. Как и все на свете!

Граф (вполголоса Альберу, с умоляющим видом). Вы слышите, сударь?

Максанс. Господин де Попжибо, профессор астрономии и географии, восхищается точностью топографических деталей…

Альбер (гневно). Неужели!.. даже профессор…

Граф (с умоляющим видом). Сударь!..

Бувар. Он находит, что характер и нравы арабских племен описаны вами с поразительной ясностью и глубиной…

Максанс. Особенно племя этих… как их…

Бувар. Бени-Баллабудов!

Максанс. Вот-вот… он говорит, что вам удалось создать картину самую живописную, самую жизненную… а судить об этом он может лучше, чем кто-либо, потому что он сам там побывал.

Альбер (с негодованием). Он там был?.. Ну, это уж слишком!

Бувар (холодно). Он там был с правительственной миссией… (С омаром.) Да, я и позабыл сказать вам, что друг ваш, генеральный секретарь, настолько тронут описанием боевых действий на Магуре, о которых он до сих пор не был осведомлен…

Альбер (в сторону). Я думаю!

Бувар. …что он попросил у меня экземпляр книги, чтобы ознакомить с ней министра, и, наконец, все убеждены в том, что избрание ваше обеспечено — завтра вы станете академиком или по меньшей мере лауреатом Гоберовской премии…

Альбер. Что?

Бувар (Альберу). Десять тысяч ливров ренты за лучший и наиболее правдивый труд по истории Франции! (Показывая на графа.) И он имеет на это право, потому что Алжир—это Франция! (Графу, который насилу сдерживает гнев.) Да, сударь, как бы ни возмущалась этим ваша скромность, у вас есть все шансы на успех!

ЯВЛЕНИЕ IV

Те же и Дегоде с чашкой кофе в руках.

Дегоде. Так вот, граф, вас просят… вас ждут… все жаждут услышать от вас завершение битвы при Магуре…

Граф. Не могу… я взволнован… мне жарко… я не в состоянии продолжить чтение…

Бувар. Заменить вас могу я, ваш издатель!

Граф (вполголоса). Нет… мне необходимо поговорить с вами… (Схватив его за руку.) Необходимо!

Бувар. Я к вашим услугам… (В сторону.) Однако что это случилось с великим человеком? Почему у него вдруг такая физиономия!

Граф. Будьте столь добры, милый Максанс… попросите за меня извинения перед дамами… у меня внезапно заболело горло…

Максанс. Хорошо…

Граф (в сторону). Нужно любой ценой выбраться из этого положения или я пропал! (Бувару, которого он увлекает за собой к средним дверям.) Идем, сударь, идем!

Максанс (обернувшись и заметив Дегоде, который, сидя на диване справа, не торопясь потягивает из чашки кофе). Ах, а я слышал, как вы говорили у себя дома, что не переносите кофе!

Дегоде. Вы ошиблись… я очень люблю его… но только в гостях!..

Максанс, смеясь, уходит в левую дверь.

ЯВЛЕНИЕ V

Альбер (сидит на диване слева), Дегоде (на втором диване, справа).

Дегоде (допивая кофе). …особенно хорошие сорта… а это — настоящий мокко! (Растягивается на диване.) Ах! Ах! Я не отношусь также с презрением ни к мягким диванам, ни к комфорту… которым вскоре надеюсь насладиться… втайне!

Альбер (встает и ходит по комнате взад и вперед, нахмурившись). Нет, я просто в себя не могу прийти!

Дегоде. Что с вами, милейший?

Альбер (вне себя). Что со мной? Что со мной? (Останавливается перед Дегоде.) Вы были правы, сударь! Все современное общество состоит из шарлатанов, обманщиков и их жертв!

Дегоде (с улыбкой). Тем лучше!

Альбер (возмущенно). Как это — тем лучше!

Дегоде. Господи боже мой, да ведь это ясно! Именно избыток зла и повлечет за собой добро!

Альбер. Интересно, какое же добро может выйти из этой бездны?

Дегоде. Сейчас объясню вам: когда все люди убедятся в том, в чем, как мне кажется, уже убедились вы, а именно — что большинство наших великих людей, вместе со славой своей и с предисловиями к своим трудам, представляют собой лишь ходячую, бесстыдную ложь, в орденах и переплетах, когда все люди, так же как и вы, осознают, что почти все современные репутации сфабрикованы и не содержат и слова правды, общество наше настолько утратит веру в дутые авторитеты, что потребует, наконец, подлинных достоинств вместо вымышленных… и таким образом школа лжи превратится в школу истины!

Альбер (нетерпеливо). То, на что вы надеетесь, сударь, — это целая революция… Но когда-то мы ее дождемся!

Дегоде (улыбаясь). В любой революции нужно уметь ждать. А до тех пор победоносный пуф будет торжествовать.

Альбер. Если бы только я сказал вам, как нагло, как дерзко он торжествует… если бы вы только знали…

Дегоде. Мне все известно. Дочь моя Коринна, которая слышала ваш разговор, передала мне его во всех подробностях.

Альбер. И вы можете говорить об этом так спокойно? И это вас не возмущает?

Дегоде. Тогда нужно было бы негодовать всю жизнь… а она так коротка! И я даже должен признаться вам со всей откровенностью, — ибо решено, что между нами она существует,— что я не только не возмутился, но просто пришел в восторг!

Альбер. И у вас хватает смелости в этом признаться!

Дегоде. Нет, на самом деле, я остался очень доволен!

Альбер. Может быть, вы мне объясните — чем или кем.

Дегоде. Вами!.. Да, мой юный друг, несмотря на то что вы отказались быть моим зятем, я продолжаю считать себя вашим тестем… или даже более того — вашим другом!.. и я слежу издалека за вашими приключениями в обществе… со всем участием, которое можно принимать в бедном одиноком путнике, заблудившемся в неведомой стране…

Альбер. Весьма признателен, сударь… но что именно смогло вас так порадовать в данном приключении?

Дегоде. А вот что: когда правда случайно становится тебе известной, то есть два способа пользоваться ею: один — это…

Альбер (с силой). …провозглашать ее!

Дегоде. А другой — о ней умалчивать. Второй способ почти всегда более полезен. Испробуйте его — я вам советую!

Альбер. Вы хотите, чтобы я молчал? Чтобы я пошел на компромисс со своей совестью?

Дегоде. Этого я не говорю. Но храбро оборонявшемуся солдату разрешено капитулировать… и существуют капитуляции совести, от которых так трудно отказаться, что, может быть, вы сами…

Альбер (горячо). Да никогда в жизни, сударь! Я друг и защитник истины, и бьюсь об заклад, что целый мир никогда не заставит меня сдаться… или поколебаться!

Дегоде. Не нужно так говорить… у нас может быть столько соображений… и, смотрите-ка, вот уже одно из них, которое спешит к вам!

ЯВЛЕНИЕ VI

Те же и Бувар (входящий в средние двери).

Бувар (в сторону). Поручить мне — мне! — подобные переговоры… заставить его похоронить это дело любой ценой!

Дегоде. Что с вами, господин Бувар? У вас вид…

Бувар. Какой вид?

Дегоде. Вид дипломата…

Бувар (пытаясь улыбнуться). …находящегося в затруднительном положении и рассчитывающего на вас и на вашу поддержку перед господином д’Ангремоном.

Дегоде. А что такое случилось?

Бувар. Боже мой, да ведь каждый может ошибиться… даже издатель… но, если я неправ, то спешу признаться в этом… приходится согласиться с тем, что вчера я упустил свое счастье… Та книга стихотворений, которую вы мне предлагали… представьте себе, мне прямо не дают с ней прохода! Вот только сейчас… в гостиной… тот толстяк в черном… не знаю, как его зовут… говорит мне: ‘Как, вы не знаете стихов молодого д’Ангремона? Это великолепно! Потрясающе!’ (Улыбаясь, Альберу.) Вы, вероятно, читали их каким-нибудь друзьям.

Альбер. Я? Никому!

Бувар (восторженно). Тем лучше. Когда книга сама так себя рекламирует… по собственному почину!.. ну вот, я прячу в карман свое самолюбие и говорю вам — продайте мне ваш сборник! Он нужен мне как воздух!

Альбер. Вы же говорили, что стихи — неходовой товар!

Бувар. Только не ваши! Ваши распродадутся — и лучшее доказательство — то, что я у вас их беру. Скажите вашу цену и сейчас же получите наличными!

Альбер. Берегитесь, господин Бувар, как бы я не подумал, что платить будете не вы.

Бувар. Ну что же, это правда! Его сиятельство рассказал мне все… Единственное, что от вас потребуется, это — ничего не менять в существующем порядке вещей, не мешать публике восхищаться гениальностью великого человека!

Альбер. Чтобы я принял участие в подобном обмане!

Бувар (поспешно). Совершенно от вас не зависящем!

Дегоде. И в самом деле, если господин де Мариньян стал великим человеком, то это…

Бувар. …не по вашей вине!

Дегоде. И даже не по своей собственной!

Альбер. Во имя семьи своего командира, во имя вдовы его, во имя памяти его, столь для меня дорогой и чтимой, я не могу допустить, чтобы эта ложь пустила корни! Я обязан объявить о том, что книга эта — обман и плагиат!

Бувар. Книга, которая считается шедевром! И как раз в тот момент, когда мы добились богатства, славы, почета…

Альбер. Вот это-то и следует заклеймить позором! Вот те идолы, которых нужно сбросить с пьедестала! В наш век плутовства и фальши, когда каждый рядится в чужие одежды, я сорву маску с обманщиков, и ничто не остановит меня! Ничто не помешает мне провозгласить истину, даже если бы мне и потребовалось для этого, как говорит Буало:

‘Заставить хоть тростник поведать всем о том,

Что мудрый царь Мндас становится ослом!’

Бувар (кричит). А я-то, сударь! Меня-то вы разоряете!

Альбер. Вас?

Бувар. Я ведь продал эти воспоминания его сиятельству как подлинные! Я получил за них двадцать тысяч франков, которые должен буду ему возвратить. Вы же видите, что эго невозможно, что все мы теряем на этом деле. Мне поручили договориться с вами на любых условиях… которые только вы пожелаете назначить, которые только покажутся вам подходящими. (Тихо.) Да, сударь, для вас готовы пойти на величайшие жертвы…

Альбер (с силой). Довольно, сударь! (С иронией, глядя на Дегоде.) Вот еще один обычай, принятый в наши дни, не правда ли? Они хотят меня купить… за деньги! (Повернувшись к Бувару.) Вы ошиблись, сударь… я солдат, и меня не купишь. Прощайте! (Делает несколько шагов к выходу.)

ЯВЛЕНИЕ VII

Те же и Коринна (вошедшая в среднюю дверь).

Коринна (останавливая Альбера). Куда вы?

Альбер. Я ухожу из этого дома.

Коринна. Ни в коем случае! Я только что от графа, которого оставила ни живым, ни мертвым!

Альбер. Графа?

Коринна. Когда он понял, что я — в курсе всех событий, его словно громом поразило, зная, что от меня ему не дождаться ни милости, ни пощады, он сейчас же представил себе возможные последствия этой ужасной и пикантной истории, представьте себе, какой прелестный эпизод для моих воспоминаний! Какой неисчерпаемый источник для хлестких фельетонов! Он осознал, что опасность неотвратима, и, побежденный без боя, сам пошел со мной на мировую, предоставив мне выбор условий его капитуляции, о которых я хочу договориться с вами, моим союзником!

Альбер. Со мной!

Коринна. Параграф первый: вы будете молчать.

Альбер. Нет!

Коринна. Как — нет?

Бувар. Он хочет не только рассказать правду, но и опубликовать ее!

Коринна (удивленно). Правду! А к чему?

Дсгоде. То же самое ему все время твержу и я!

Коринна. Вполне очевидно! (Альберу, вполголоса.) Разве вам не ясно, что победа — за мной, что я графиня де Мариньни и что Антония — ваша?

Альбер. О силы небесные!

Коринна. Став наконец свободной, она предлагает вам свою руку и свое состояние!

Альбер. Что вы говорите?

Коринна. Брат ее дал согласие!

Дегоде. Также и я, в качестве попечителя!

Коринна. И ради этого вы должны сказать только одно слово… вернее — нс произносить его, ибо единственное, о чем вас просят, это — о молчании!

Дегоде (улыбаясь). Сейчас или никогда вы должны капитулировать!

Альбер. Нет! Нет! Даже ценой собственного счастья я не продам свою совесть. Я останусь верным чести… и истине!

Кориина (показывая ему на Антонию, входящую в дверь справа). И измените своей любви… и Антонии!

Альбер. Антония! Ах, не произносите это имя!

ЯВЛЕНИЕ VIII

Те же и Антония.

Антония (Коринне и Альберу). Ах, как вы были все несправедливы по отношению к господину де Мариньяну! Как он добр! Такое великодушие в сочетании с такими способностями! Я просто восхищена им!

Дегоде. И она тоже!

Антония, Он будет вознагражден за это!.. Он уже вознагражден!.. И самым славным, самым достойным его образом!

Дегоде и Бувар. Как это?

Антония. Разве вы не слышите… во второй гостиной… гул поздравлений, крики восторга? Представьте себе, что генеральный секретарь… тот, рядом с которым я сидела за столом и который куда-то уходил после обеда… только что вернулся!

Все присутствующие: ‘Ну и что же?’

Ах, какое сладостное удовлетворение! Какой триумф для гения!

Коринна, Дегоде и Бувар. Говорите же дальше! Продолжайте же!

Антония. Насколько я поняла, в правительственных кругах заинтересовались второй книгой господина де Мариньяна и были настолько тронуты боевым эпизодом на берегах Магуры…

Все присутствующие: ‘О силы небесные!’

…что решили предоставить, вдове и детям генерала пенсию размером в шесть тысяч франков!

Альбер. Возможно ли это!

Антония. Кроме того, говорят, что самому генералу должны воздвигнуть памятник в Фертэ-су-Жуар, где он родился… (Показывая налево, в сторону гостиной.) Слышите? Приветствия возобновились с новой силой! Что это может быть? (Приближается ко второй гостиной и на минуту заходит туда.)

Коринна (Альберу). Ну что, будете вы еще сопротивляться?

Дегоде. Неужели вы хотите своим нелепым донкихотством разорить вдову и детей вашего командира?

Бувар. Воспротивиться тому, чтобы ему были оказаны почести…

Дегоде. …которые он, в конце концов, заслужил…

Коринна и Бувар, Конечно, заслужил!

Альбер (колеблясь). С этим я согласен… но все же… обман…

Коринна. …который делает всех счастливыми!

Альбер (так же). Но все равно — обман остается обманом!

Дегоде. Вовсе нет! Молчать — не значит лгать.

Альбер (едва сопротивляясь). Да, пожалуй…

Дегоде. Ага!

Альбер. …это правда!

Коринна, Дегоде и Бувар (вместе, закрывая ему рот рукой). Так молчите же… молчите… это все, что от вас требуется!

Альбер. Хорошо… Но где же мораль… мораль всей этой истории… потому что она совершенно необходима!

Коринна. Погодите, сударь, погодите!

ЯВЛЕНИЕ IX

Те же, Граф, которого ведет Антоний, и Максанс, за ними следуют все гости.

Антония (входя). Вот и он, вот и он сам!

Голоса за сценой: ‘Слава таланту!’

Мы привели его сюда против его желания, чтобы дать вам возможность выразить ему свою благодарность, от всего сердца благословить его!

Бувар и гости (поднимая руки). Гению слава!

Графиня. Нет, граф, нет, мы не разрешим вам уклониться от чествования!

Граф (кланяясь). Господа… сударыни… (К Дегоде, с поклоном, холодно.) …господин Дегоде…

Дегоде. Ваше сиятельство…

Разговаривают вполголоса.

Коринна (тихо, Альберу). Вам была нужна мораль?

Альбер (так же). Ну еще бы! Подобный обман требует хоть какого-то отмщения!

Коринна (показывая ему на графа, беседующего с Дегоде). Успокойтесь — вот оно!

Граф (вполголоса, к Дегоде). Итак, сударь, разрешите мне прийти к вам завтра, чтобы просить вас о счастье.

Коринна. Вполне им заслуженном!

Дегоде (вслух). Но позвольте, сударь, я ведь не даю за ней приданого!

Максанс (смеясь). Старая песня!

Бувар (тихо, Коринне). Что касается меня, то я больше чем когда-либо рассчитываю на мемуары вашего сиятельства!

Коринна. Первый том их закончен. (Вполголоса, Антонии.) ‘Глава двадцатая. Свадьбы Коринны и Антонии. Великодушие благородного графа’.

Антония. Ах! Эта глава но крайней мере правдива.

Дегоде (вполголоса, Коринне). Как и все остальное! (Громко.) Вот так и пишется история, друзья!

Конец

Французская Академия основана в 1634 г. В нее входят сорок представителей литературы, поэзии, драматургии, критики, избираемых поочередно после смерти одного из членов, но утверждаемых правительством. В результате этого многие крупнейшие писатели Франции не были причислены к ‘бессмертным’ (как полуиронически называют академиков во Франции).

Стр. 502. Юм, Д. (1711—1776) — английский философ, историк и экономист, представитель субъективно-идеалистической философии.

Робертсон, В. (1721—1793) — английский консервативный историк.

Стр. 504. С его сверкающей победной колесницы он славу уронил и на мои страницы. Перефразировка двустишия из трагедии Вольтера ‘Семирамида’ (действие 1, явление 1).

Стр. 505. Орден Почетного легиона — французский гражданский и военный орден, созданный в 1802 г.

Стр. 506. Югурта (ок. 160—104 до п. э.) — нумидийский царь, боровшийся против римлян за объединение Нумидии. Прославленный смелостью полководец, он возглавил ‘Югуртинскую воину’ (111—105 до н. э.) Иумндии с Римом. Но в 105 г. Марий разбил его войско и захватил его в плен.

Абд-эль-Кадир (1808—1883) — арабский эмир, возглавивший национально-освободительную войну алжирского народа. Выдающийся полководец, он много лет упорно сопротивлялся французским войскам.

Стр. 511. Провинция Бос расположена в департаменте Эры и Луары на северо-западе Франции (главный город департамента — Шартр).

Стр. 512. Синий чулок — прозвище, относящееся к ханжески чопорным женщинам, выставляющим напоказ свою ученость. Выражение это возникло в Англии XVIII века и первоначально относилось к членам научно-литературных кружков, возглавляемых ученым Штиллинфлитом, постоянно носившим синие чулки.

Десятая муза. — Музы в греческой мифологии были богинями-покровительницами наук и искусств. Их девять сестер — Каллиопа, Клио, Эвтерпа, Талия, Мельпомена, Терпсихора, Эрато, Полигимния, Урания. Десятой музой Максанс иронически называет Коринну за ее литературные занятия.

Стр. 513. Крепостные стены Константины… — Константина — город в Алжире, в древности прославившийся как неприступная крепость. Французские поиска в период завоевания Алжира с большим трудом, после ряда неудачных попыток, взяли Константину в конце 1837 г.

Стр. 515. Дагерротипы — отпечатки, полученные методом дагерротипии, то есть первым, несовершенным способом фотографирования, изобретенным Л. Ж. Дагерром (1787—1851).

Стр. 517. Леверье, У. Ж. (1811—1877) — знаменитый французский ученый, астроном, член Французской Академии наук.

Жанна д’Арк (ок. 1412—1431) — народная героиня Франции, крестьянская девушка, возглавившая освободительную борьбу французского народа против захватчиков-англичан. Освободила Орлеан от осады (1429), одержала ряд блестящих побед, добилась коронации французского короля Карла VII. Преданная феодалами, она была выдана англичанам, подвергнута суду инквизиции и сожжена на костре.

Стр. 523—524. Индийская компании. — Имеются в виду Ост-Индские торговые компании, существовавшие во Франции и Нидерландах в XVII—XVIII веках, а в Англии — с XVII века до 30-х годов XIX века. Эти компании сыграли большую роль и ограблении и колониальном закрепощении Индии.

Стр. 545. Олимп — горный массив в Греции. По древнегреческой мифологии — обитель богов.

Стр. 548. ‘Ученые женщины’ — комедия Мольера, написанная им в 1672 г.

Тириссотен — тип ученого-педанта из комедии Мольера ‘Ученые женщины’. Имя Триссотен (Tris-sot-un) означает ‘трижды дурак’.

Стр. 555. Картина, достойная Дантова ‘Ада’… — ‘Ад’ — первая часть поэмы гениального итальянского поэта Данте (1265—1321) ‘Божественная комедия’ (1307—1321). Рассказывая о путешествии поэта по загробному миру, Данте создает картину ада, который населен грешниками, осужденными на вечные муки.

Стр. 561. Премия Монтиона, учрежденная Французской Академией, за счет суммы, завещанной известным филантропом Монтионом, присуждается за произведения, признанные особо благотворными для развития общественной нравственности.

Стр. 576. Госпожа Скаррон — вдова французского писателя Поля Скаррона (1610—1660), впоследствии возведенная Людовиком XIV и сан маркизы де Меитеион. (См. примечание к стр. 446.)

Стр. 577. Атласские горы — горные хребты в северо-западной части Африки.

Стр. 585. Вальтер Скотт (1771—1832) — знаменитый английский писатель, создатель жанра исторического романа.

Стр. 587. Гоберовская премия — премия в пять тысяч франков, выдававшаяся за лучшие труды по истории Франции.

Стр. 592. Заставить хоть тростник поведать всем о том, что мудрый царь Мидас становится ослом — двустишие из IX сатиры Н. Буало.

ПУФилиЛОЖЬ и ИСТИНАКомедия в пяти действиях

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

КОММЕНТАРИИ

Читайте также:

ПУФ
или
ЛОЖЬ и ИСТИНА
Комедия в пяти действиях