Программа ‘Всти’ о примирительномъ начал въ Россіи.
Программа ‘Всти’ о примирительномъ начал въ Россіи.
Москва, 17-го марта.
Программа ‘Вести’ о примирительном начале в России, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1867
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова. Славянофильство и западничество (1860-1886)
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’. Томъ второй. Изданіе второе
С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13. 1891
Недавно, одинъ изъ тхъ крупныхъ землевладльцевъ, — за органъ которыхъ такъ долго выдавала себя газета ‘Всть’, не возбуждая съ ихъ стороны никакого протеста, — замтилъ печатно, что, относясь по крайней мр подозрительно ко всмъ новйшимъ реформамъ и смущая публику зловщими предсказаніями, газета эта никогда опредлительно не высказывала, чего бы она сама желала. Передовая статья 7-го марта въ No 29 служитъ какъ бы отвтомъ на это обвиненіе. Это нчто въ род политической программы, по крайней мр, было видимое желаніе формулировать программу, но вышло что-то особенное и лучшее — какая-то политическая симфонія, какъ-будто упавшая въ журнальный міръ изъ другой, высшей области безстрастнаго созерцанія и невозмутимой гармоніи, оттуда, гд не слышно ни скрипа, ни треска, возбуждаемыхъ на земл столкновеніемъ грубыхъ фактовъ и непримиримыхъ понятій.
‘Какъ у нихъ тамъ все хорошо и стройно’ — подумаетъ восхищенный читатель и добавитъ про себя: ‘а какъ бы вышло нехорошо и безобразно у насъ, то-есть на земл, если бы вздумали облечь эти дивные мотивы въ форму циркуляровъ, а насъ — заставить плясать подъ эту плнительную музыку!’
Музыка иметъ передъ словомъ одно великое преимущество: она убаюкиваетъ слухъ, не тревожа мысли, и потому неблагодарна задача того, кому приходится переводить звуки въ понятія, а сочетанія нотъ — въ логическія формулы, но длать нечего — симфонія все-таки разыграна для насъ и мы очень бы желали понять ее.
Неизвстный композиторъ ‘Всти’ очевидно вдохновился мотивомъ другого великаго бельгійскаго маэстро, Шедо-Феротти, недавно плнявшаго нашу публику. У обоихъ одинъ мотивъ: идеальная Русь какъ безнародное государство.
Дло вотъ въ чемъ: ‘Россійское государство создалось изъ находящагося въ средин его крпкаго, одноплеменнаго и единоврнаго ядра’ — это, наконецъ, признано — и слава Богу.
Затмъ ‘населеніе многихъ окраинъ разноплеменно и разноврно’ — это тоже фактъ неоспоримый.
Изъ указаннаго различія между ядромъ и окраинами, что должно выйти? Въ прежнія времена, вышла бы междоусобная война, но т времена прошли, теперь нужно и возможно согласіе, котораго требуетъ государственное единство. А что нужно для водворенія согласія? Слушайте, вамъ открываютъ формулу объединенія и умиротворенія: ядро — это большинство, окраины — это меньшинства. Нужно, ‘чтобъ въ государств опредлилась господствующая національность и господствующая религія (т. е. національность и религія большинства), чтобъ эти господствующія силы были признаны остальными (т. е. меньшинствами) и чтобъ он получили несомннную увѣ,ренность въ своемъ преобладаніи’. Это одно условіе, а вотъ другое: ‘нужно, чтобъ меньшинствамъ не было отказываемо въ тхъ уступкахъ, безъ которыхъ люди существовать не могутъ, т. е. чтобъ за меньшинствами было признано право на уваженіе ихъ нравственнаго достоинства и на пользованіе тми средствами, которыя необходимы для ихъ матеріальнаго преуспянія’.
Хорошо, думаетъ читатель, вотъ мы сейчасъ узнаемъ, что разумть подъ господствомъ одной народности и одного вроисповданія далъ другими, въ чемъ можетъ и должно выражаться господство и въ чемъ признаніе его, при какихъ условіяхъ можетъ большинство увриться въ дйствительности своего преобладанія? Безъ сомннія, мы узнаемъ также смыслъ нсколько туманныхъ терминовъ: ‘необходимаго для людскаго существованія права на уваженіе достоинства, на пользованіе, средствами къ преуспянію’ и т. д.
Объяснить все это необходимо, ибо весь вопросъ въ томъ именно и заключается, чтобъ разграничить условій господства однихъ съ условіями самостоятельности другихъ, но не дождется читатель никакихъ объясненій. Ихъ нтъ. Вдь сказано: мы плаваемъ въ области не понятій, а звуковъ. Тамъ, на верху, все, какъ видно, согласовано и примирено, — ну и довольно съ васъ. Термины кажущіеся намъ противоположными уложились въ фраз, фраза удалась — чего-жъ вамъ больше? А если вы ужъ непремнно хотите что-нибудь понять, высмотрть и ощупать, пожалуй, вамъ скажутъ, ‘что напримръ для государства лютеранскаго нтъ надобности обращать въ лютеранскую вру своихъ подданныхъ католиковъ, если католицизмъ отказался отъ своихъ политическихъ стремленій’. Не правда ли, какъ легко даются разршенія, если только сперва устранить вопросы? Одно сельско-хозяйственное общество предложило на конкурсъ слдующую задачу: какія принять мры для предохраненія зерновыхъ складовъ отъ мышей? Очень просто, отвчалъ одинъ агрономъ, никакихъ мръ не нужно, если мыши откажутся отъ дурной привычки подать зерна. Дйствительно просто.
Ну, а если католицизмъ не откажется отъ своихъ политическихъ стремленій, тогда что? Изъ словъ ‘Всти’ выходитъ (если только примнять въ ея словамъ законы логики), что въ такомъ случа есть надобность для лютеранскаго государства обращать въ лютеранскую вру своихъ подданныхъ католиковъ. Такъ ли это? А какъ же бы могъ католицизмъ, оставаясь католицизмомъ, то-есть латинствомъ, отказаться отъ политическихъ своихъ стремленій? Глава латинской церкви — государь свтскій, мірская власть — неотъемлемая принадлежность церковнаго главенства, слдовательно, подчиняясь ему безусловно, какъ глав церкви (а условно и съ оговорками въ церкви относиться нельзя), всякій исповдующій латинство, будь онъ подданный Прусскаго короля или Россійскаго Императора, стремится къ политическому центру находящемуся вн Пруссія и Россіи, а всякій членъ латинскаго клира, отъ приходскаго ксендза до примаса, считаетъ себя всегда и везд не только подданнымъ, но и дипломатическимъ агентомъ государя, царствующаго въ Рим. Чтобъ католицизмъ отказался отъ своихъ политическихъ стремленій! Чего захотли {‘Il est de Teseence de la religion catholique d’tre intolrante’ (католическая вра по существу своему нетерпима) — это писалъ министръ папы Пія VII, кардиналъ Конзальви къ Парижскому нунцію кардиналу Капрару, въ 1804 году, во время переговоровъ о прізд папы въ Парижъ для коронованія Наполеона, притомъ писалъ по поводу не догматическаго, а политическаго вопроса о вротерпимости, именно о томъ: какъ должна относиться государственная власть во Франціи къ иноврцамъ не-католикамъ. Въ формул внеораторской присяги были слова: ‘Клянусь уважать свободу отправленія богослуженія и заставлять уважать ее — respecter et faire respecter la libert des cultes, вотъ чего, по своей латинской совсти, не допускалъ Римскій дворъ. Revue des Deux Mondes. Янв. 1867.}! Сдержать, ограничить, обуздать ихъ проявленіе — дло, конечно, возможное, хотя трудное, но вдь ужъ это не миръ и не гармонія. Другихъ примровъ нтъ, а этотъ одинъ, какъ видно, не совсмъ удаченъ. Ужъ лучше бы совсмъ безъ примровъ.
И такъ, вамъ не повдано, какъ совершится примиреніе, но зато мы сейчасъ узнаемъ, кмъ оно совершится. Собственно въ отвт на этотъ вопросъ, композиторъ ‘Всти’ нсколько отступилъ отъ Шедо-Фероттьевской традиціи. Бельгійскаго маэстро поразилъ колоссальный образъ Русскаго царя и онъ воскликнулъ: ‘объединяющая сила найдена! Онъ, Русскій царь, пусть будетъ отцомъ многихъ семействъ, Нмецкаго, Русскаго, Польскаго и, кажется, еще Грузинскаго, пусть эти его семейства остаются одно для другого навсегда чужими, но пусть каждое изъ нихъ вяжется личною связью съ этимъ однимъ общимъ отцомъ. Другого единства не требуется’ (мы приводимъ почти подлинныя слова). Это было придумано во многихъ отношеніяхъ не дурно, но забыто одно.
Если не въ музыкальномъ отношеніи, то въ области логики, какъ понятіе, и въ жизни дйствительной, какъ бракъ, многоженство и семья взаимно исключаются. Семья по существу своему ревнива, при ней могутъ быть домочадцы, но другой семьи около своего отца она не терпитъ, кто хочетъ имть много женъ, у того нтъ ни одной, а есть только наложницы. Это былъ единственный, правда довольно существенный, диссонансъ въ блистательной фантазіи, недавно для насъ разигранной въ Брюссел и которую собирались заставить разучивать нашихъ гимназистовъ и студентовъ. Не знаемъ, оскорбила ли она тонкій слухъ композитора ‘Всти’, какъ бы то и было, онъ открылъ другой идеалъ: одно руководящее сословіе и подъ нимъ множество руководимыхъ племенъ.
Къ этой. у насъ совершенно новой тем, онъ переходитъ довольно cavaliè,rement, первый мотивъ (къ которому мы еще надемся вернуться впослдствіи), объ отношеніяхъ большинства къ меньшинствамъ, остается, какъ мы видли, недоиграннымъ, онъ обрывается на самомъ интересномъ мст (въ симфоніяхъ, по правиламъ музыкальной композиціи, это можетъ быть допускается), а затмъ, идетъ вдругъ слдующій новый мотивъ:
‘Нечего и говорить (?), что какъ большинство (т. е. ядро Россіи, или Русскіе), такъ и меньшинство иметъ своихъ руководителей въ высшихъ слояхъ общества, и что сила заключается въ томъ, чтобы руководители меньшинства пристали откровенно въ руководителямъ большинства. Такимъ образомъ, и Нмецкое, лютеранское и иное меньшинство (это иное очень хорошо — сказать прямо Польское еще рано, не успли еще забить того, что было вчера, черезъ полгода, Богъ дастъ, это иное раскроется и изъ него выползутъ Замойскіе, Потоцкіе и т. д.) тогда только будетъ въ добровольной связи съ великимъ Русскимъ государствомъ, основаннымъ на Русской національности, когда руководящая часть этого меньшинства пристанетъ откровенно въ руководящей части Русскаго общества. Кто же эта руководящая часть русскаго общества? Русская исторія выдвинула, и Русскій народъ призналъ эту руководящую силу въ лиц Русскаго дворянства. Это та самая сила, о которою (sic: mit welcher) Русскіе цари собирали Русскую землю… На этомъ званіи Русскаго дворянина (должно быть: въ этомъ званіи) соединяются съ господствующею національностью руководители иноплеменнаго меньшинства, а слдовательно, и самое это меньшинство’.
Просимъ извиненія за длинную выписку, ея нельзя было миновать. Это основный мотивъ всей симфоніи, все остальное не боле, какъ варіаціи.
Спорить и возражать мы на сей разъ не будемъ, а постараемся только извлечь изъ теоріи ‘Всти’ прямые выводы и сопоставить ихъ съ тмъ, что представляется у насъ въ дйствительности.
Но прежде всего, нельзя еще разъ не обратить вниманія на указанное выше различіе между двумя политическими идеалами. Первоучитель Россіи по части безнароднаго государства, Шедо-Феротти, полагалъ объединяющую силу въ верховной власти, именно въ личной власти, въ самодержц, отршенномъ отъ всякаго сословнаго опредленія. Композиторъ ‘Всти’ полагаетъ эту силу въ сословіи. Эта существенная разница естественно наводитъ на вопросъ: какая же роль, по теоріи ‘Всти’, выпадаетъ на долю государя? Какъ олицетвореніе единства, онъ очевидно продуктъ объединяющей силы, онъ же, до нкоторой степени и творецъ единства, по крайней мр сотрудникъ объединяющей силы, съ которою (какъ выражается ‘Всть’) цари собирали Русскую землю. Значитъ, Русскій царь приписывается въ передовому сословію и длается царемъ-дворяниномъ, le premier gentilhomme de Russie, на подобіе Франциску I, называвшему себя le premier gentilhomme de France. Но если слово дворянинъ значитъ что-нибудь, то оно выражаетъ именно то, чмъ извстный классъ людей выдляется изъ массы всего народа какъ отдльное сословіе, и отличается отъ другихъ сословій, городскихъ и сельскихъ. Тотъ Русскій царь, который согласился бы прослыть царемъ-дворяниномъ, конечно могъ бы по-прежнему любить мщанъ и крестьянъ всею душою, по-прежнему заботиться о ихъ благ и т. д., но все-таки онъ сдлался бы для нихъ чужимъ, именно въ той мр и степени, въ какой бы онъ самъ себя считалъ и считали бы его другіе дворяниномъ. Такъ какъ у насъ зачастую довольно безцеремонно перетолковываютъ и уродуютъ чужую мысль, чтобы легче было съ нею справиться, то мы считаемъ не лишнимъ крупными буквами напечатать, что различіе не то что антагонизмъ, а антагонизмъ не то что вражда. Мы не предполагаемъ между сословіями ни непремнной вражды, ни непремннаго антагонизма, все это можетъ быть, можетъ и не быть, на сей разъ мы предполагаемъ, напротивъ, полное, невозмутимое согласіе и все-таки повторяемъ: самое существованіе нсколькихъ сословій предполагаетъ между ними различія, иначе они бы слились и упразднилась бы ихъ раздльность. Потому, кто приписывается къ одному сословію, тмъ самымъ исключается изъ другихъ, тотъ становится къ этому одному, своему сословію, въ отношенія боле близкія и тсныя, чмъ къ другимъ. Хорошо ли это или нтъ въ примненіи въ верховной власти, объ этомъ мы теперь разсуждать не будемъ, но во всякомъ случа, мы можемъ сказать, что до сихъ поръ на Руси этого не было, а такъ какъ трудно же предположить, чтобы Россія, до появленія No 29-го ‘Всти’, не имла никакого понятія о своемъ цар, то можемъ также сказать, что теорія ‘Всти’ есть не только новизна, но и отрицаніе существующаго.
Наша историческая жизнь выработала себ понятіе о своемъ цар, какъ о первомъ человк всей Русской земли. Онъ, и одинъ онъ, стоитъ вн всякихъ сословныхъ опредленій, выше иъ, и поэтому, только поэтому, одинаково близко ко всмъ сословіямъ безъ изъятія. Ни одинъ феодальный король этого про себя сказать не могъ и дйствительно не говорилъ.
Оттого, что Русскій царь не дворянинъ, не торговый, не посадскій человкъ и не крестьянинъ, вс сословія считаютъ его своимъ въ равной степени, и это значеніе его заключаетъ въ себ историческое, всею землею признанное уполномочіе быть верховнымъ вершителемъ всхъ сословныхъ споровъ и тяжбъ. Мы были свидтелями одного такого вершенія. Кому неизвстно, что ожиданія, возбужденныя въ крестьянахъ извстіемъ о скоромъ упраздненіи крпостнаго права, далеко выходили изъ предловъ возможнаго, съ другой стороны, что большинство дворянства, — при всемъ его желанія, цною нкоторыхъ пожертвованій, достигнуть мирной развязки, — видло свое разореніе въ тхъ необходимыхъ уступкахъ, безъ которыхъ удовлетворительное разршеніе вопроса было немыслимо? И однако, онъ разршился. и разршился мирно, дано было больше, чмъ предлагали одни, и несравненно меньше, чмъ ожидали другіе, но вс признали разршеніе и подчинились ему какъ третейскому приговору царя, перваго человка Русской земли. Такъ ли бы окончилось дло. если бы то же самое Положеніе 19-го февраля 1861 года объявлено было какъ приговоръ царя-дворянина?
Конечно, напоминаніемъ о 19-мъ феврал мы не ублажимъ и не убдимъ ‘Всти’, да мы и не надемся убдить ее, а ограничиваемся простымъ заявленіемъ вывода изъ ея же словъ: теорія газеты, выдающей себя за органъ по преимуществу охранительный, вводитъ въ Русскую жизнь новое (можетъ быть и лучшее, но все-таки новое), досел у насъ небываіое понятіе о власти.