Процесс братьев Найль, Симон Жюль, Год: 1883 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 55 минут(ы)

Процессъ братьевъ Найль.
— Трое осужденныхъ на смерть.—

Разсказъ Жюля Симона *).
(Посвященъ Виктору Гюго).
Переводъ . И. Устрялова.

*) Это, недавно появившееся, произведеніе знаменитаго государственнаго дятеля Франціи принадлежитъ къ беллетристик только по вншней форм, по содержанію же оно — истинное происшествіе, пересказанное Жюлемъ Симономъ какъ аргументъ противъ смертной казни. Ред.

I.
Преступленіе.
1.

Всмъ извстно, что, посл революціи 1830 года, въ Бретани вновь возникло въ нкоторомъ род шуанство. Я былъ тогда еще очень молодъ и въ политик ограничивался лишь инстинктами и личными чувствами. Къ тому же, мой отецъ былъ республиканецъ и я тоже былъ республиканцемъ изъ повиновенія, въ ожиданіи, что сдлаюсь таковымъ при помощи изученія и размышленія. Мои убжденія представляли много удобствъ для того, чтобы сохранять безпристрастіе. Они не создавали мн враговъ, мн позволяли быть республиканцемъ, какъ поэту позволяютъ мечтать. Я жилъ у мадамъ Норманъ, близь соборной пвческой школы, и ходилъ на лекціи въ ваннскій коллежъ, гд учился нсколько по латыни и нсколько французской грамматик, подъ руководствомъ аббата Ропера, прекраснаго человка, но не знавшаго ни того, ни другаго предмета. Насъ во второмъ класс находилось до сотни учениковъ, и изъ нихъ я былъ самый младшій, въ этой провинціи, отставшей въ то время въ развитіи, хотя, можетъ быть, впослдствіи и принявшей цивилизацію, населеніе коллежей состояло главнымъ образомъ изъ взрослыхъ юношей, отнятыхъ отъ плуга вслдствіе тщеславія ихъ родителей или великодушія ихъ священниковъ, для подготовленія къ священническому званію. Я еще до сихъ поръ помню моихъ соучениковъ въ маленькихъ курткахъ и деревянныхъ башмакахъ, они носили длинные волосы, и большей ихъ части уже минуло двадцать пять лтъ. Но благодаря тому, что они считались учениками коллежа и что всякое положеніе иметъ свою хорошую сторону, они были такими же дтьми, какъ и я самъ. Впрочемъ, въ своихъ политическихъ убжденіяхъ, они вовсе не оказывались дтьми, и, можетъ быть, среди нихъ находилось не мало такихъ, которые были шуанами до конца ногтей. Во время первой революціи, ученики нашего коллежа дезертировали цлыми толпами, чтобы драться въ ландахъ вмст съ Кадудалемъ, наши учителя не мало этимъ гордились, время отъ времени, они, съ самымъ сообщительнымъ тщеславіемъ, старались напоминать намъ объ этомъ великомъ подвиг нашихъ предшественниковъ. Поэтому не слдуетъ удивляться, что многіе изъ насъ, во время вакацій 1831 года, присоединились къ шайк Гилльемо. Намъ же, мальчуганамъ, волей-неволей приходилось, по возвращеніи ихъ, выслушивать чудесные разсказы о боевыхъ приключеніяхъ. И тутъ они не стснялись давать просторъ своей фантазіи: одни подожгли овинъ, другіе въ теченіи нсколькихъ дней дрались съ ротою жандармовъ-мобилей, третьи ограбили дилижансъ, везшій изъ Плоэрмеля въ Ваннъ деньги отъ частныхъ сборовъ. Гюйомаръ, слывшій однимъ изъ самыхъ блестящихъ учениковъ въ класс реторики, уврялъ, будто цлые полчаса держалъ кондуктора подъ своимъ колномъ, и хотя не было ему равнаго въ сочиненіи латинскихъ стиховъ, но онъ боле гордился своею ночною экспедиціею, чмъ своими наиудачнйшими двустишіями. Я всегда подозрвалъ, что большую часть своихъ сенсаціонныхъ разсказовъ онъ почерпнулъ изъ ‘Жана Сбогара’, который сводилъ насъ съ ума, такъ какъ Гюйомаръ, по природ своей, чувствовалъ отвращеніе ко всему, что походило на безпорядокъ или насиліе. Былъ еще у насъ Рейналь, хвалившійся тмъ, что въ одинъ изъ праздниковъ, на виду всхъ, собственною рукою сорвалъ трехцвтное знамя, разввавшееся на дверяхъ мэріи. Трое таможенныхъ стража пытались ему помшать, но онъ такъ громогласно закричалъ: ‘да здравствуетъ король!’, а вся молодежь изъ Сарзо и Поръ-Навало такъ быстро столпилась около него, что таможенные признали всякое сопротивленіе невозможнымъ и съ миролюбивымъ видомъ вложили въ ножны свои сабли.

Самый старшій изъ нашихъ товарищей былъ одинъ крестьянинъ изъ Сентъ-Аллуэстра, которому черезъ нсколько мсяцевъ предстояло облечься въ рясу. У него было два брата: первый, старшій въ семь, былъ земледльцемъ, второй, только что поступившій въ третій классъ, подлежалъ рекрутскому набору. Ихъ звали братьями Найль, и они, не смотря на то, что были крестьяне, играли среди насъ важную роль: ихъ отецъ былъ довольно зажиточный фермеръ, а они были признаны единогласно наилучшими учениками коллежа. Никто не слыхалъ отъ нихъ ни одного слова о шуанств, никто изъ насъ не могъ опредлительно сказать, къ какой партіи принадлежатъ они,— блыхъ или синихъ. Когда, посреди кружка любопытныхъ, Гюйомаръ или кто нибудь разсказывали о своихъ подвигахъ, они останавливались, какъ и другіе, чтобы послушать, но не выражали своего мннія, довольствуясь при самыхъ поразительныхъ мстахъ взаимною улыбкою. Вообще, они были скромные молодые люди, порядочные, какъ молодыя двушки, всегда являлись вовремя въ коллежъ, прогуливались отдльно отъ другихъ въ свободные дни: они обожали другъ друга, и такъ сильно, что аббатъ Флоги, нашъ духовникъ, постоянно ставилъ намъ ихъ въ примръ. Они были моими сосдями, жили въ улиц des Chanoines, близехонько отъ собора, у одной вдовы, державшей столъ для восьми или десяти учениковъ. Я часто видался съ ними въ ихъ маленькой комнатк, которая оказывалась биткомъ набитою, когда старшій братъ приходилъ изъ города, а я усаживался на кровать, такъ какъ въ комнатк находилось всего три стула. Мы вмст репетировали уроки, или читали какую нибудь книгу, взятую на время у сенъ-патернскаго викарія. Мы были вполн предоставлены самимъ себ посл классныхъ занятій, а между тмъ могу сказать, что не были бы скромне, если бы даже оставались въ семинаріи. Отъ души расхохотался бы я, если бы въ то время, когда мы обнялись на другой день посл присужденія наградъ, наканун возвращенія къ нашимъ родителямъ, мн сказали что четыре мсяца спустя, я увижу моихъ троихъ товарищей присужденными къ смертной казни.

2.

Семья моя жила въ то время въ Бель-Иль. Люгеру, привезшему меня въ день открытія классовъ, пришлось быть сторожевымъ судномъ близъ Морбигана, и онъ могъ войти въ каналъ лишь къ девяти часамъ утра. Я опоздалъ къ обдн и отправился въ часовню, не заходя ни къ кому. Первымъ дломъ, какъ только я услся на свою скамейку, было отыскать глазами моихъ друзей, но я ихъ не замтилъ и былъ очень удивленъ этимъ, такъ какъ никто изъ насъ не бравировалъ общепринятыми порядками, и они врно были больны и лежали въ постели, если не находились въ класс. Нкоторые изъ товарищей, которымъ я радостно кивнулъ головою, отвчали мн съ серьезнымъ видомъ, увеличившимъ мое безпокойство. Я точно горлъ на угольяхъ до конца церемоніи и, не дождавшись выхода всхъ изъ церкви, обратился къ Гюйомару съ вопросомъ, что сдлалось съ Найлями и не случилось ли чего новаго.

— Видно, вы въ Бель-Иль ничего не знаете о томъ, что длается на свт? сказалъ онъ мн.

— Ничего, конечно!— отвтилъ я.— Мы слышали объ убійств въ Биньян, но другихъ новостей съ материка мы не получали.

— Вотъ именно, — сказалъ онъ, — смерть Вроссара и повергла насъ всхъ въ уныніе: мы до сихъ поръ не въ состояніи понять, какъ могли ршиться Найли на такое дло.

— Найли!— воскликнулъ я.— Да что же у нихъ общаго съ этимъ ужаснымъ убійствомъ?

Я все еще не могъ понять, что Гюйомаръ прямо обвинялъ ихъ въ убійств. Когда онъ повторилъ мн свои слова, прибавивъ, что вс трое находились въ тюрьм и что ихъ будутъ судить въ предстоящую сессію суда, я почувствовалъ, какъ кровь застыла у меня въ жилахъ, глаза мои подернулись туманомъ, и я упалъ безъ чувствъ на ступенькахъ часовни. Меня отнесли домой, гд я чувствовалъ себя очень нехорошо въ теченіи нсколькихъ часовъ. Наконецъ силы возвратились ко мн на столько, что я могъ встать и отправиться къ Леневе, нашему принципалу, все еще надясь, что меня обманули, и во всякомъ случа желая имть самыя подробныя свднія по поводу всего, что произошло.

Мн не предстояло нужды задавать ему вопросы, онъ предупредилъ ихъ, какъ только завидлъ меня, и со слезами простеръ ко мн объятія.

— Они не виновны,— сказалъ онъ мн,— я готовъ присягнуть, а между тмъ противъ нихъ вс видимыя улики. Я вызванъ въ качеств свидтеля. Я отдамъ имъ должную справедливость. Скажу все, что знаю о нихъ хорошаго. Ребята, которыхъ я воспиталъ, которыхъ я знаю десять лтъ, которые служатъ примромъ для всхъ въ коллеж, не могутъ сдлаться убійцами. Будьте спокойны, мы ихъ спасемъ. Журданъ общался мн ихъ спасти.

Такая увренность, не успокоивая меня, пролила мн однако немножко бальзама въ сердце. Я узналъ, что вотъ уже двое сутокъ, какъ семья ихъ пріхала въ Ваннъ. Я поспшилъ ее навстить. Семья заключалась въ отц, матери и жен старшаго брата, который былъ уже женатъ, не смотря на свои двадцать четыре года. Я нашелъ женщинъ сидвшими въ углу, прикрывшихъ головы передникомъ и обливавшихся слезами. Старикъ стоялъ, держа въ рук своей pen-bach, смотря пристально впередъ и ничего не видя. При моемъ появленіи, плачъ женщинъ усилился и превратился въ рыданія, надрывавшія мн сердце. Отецъ сжалъ мн руку и долго держалъ ее въ своихъ рукахъ. Наконецъ я подвелъ его къ единственному окну и, употребивъ большое усиліе, чтобы выговорить слово — у меня сердце было переполнено слезами — спросилъ его:

— Неужели они виновны?

Его губы чуть-чуть шевельнулись, и онъ произнесъ лишь одно слово, но это слово заставило меня содрогнуться. Отецъ сказалъ:

— Я думаю.

3.

Я начиналъ думать тоже самое. Повторяя слова: ‘мы ихъ спасемъ!’ Леневе сообщилъ мн два-три обстоятельства, повергнувшія меня въ жестокое сомнніе. Онъ мн сказалъ, что отецъ-Найль былъ отъявленный шуанъ, вражда котораго къ правительству до такой степени извстна, что префектъ поставилъ на его квартиру гарнизоннаго солдата для наблюденія за его дйствіями. Третій сынъ, подлежавшій въ томъ году рекрутскому набору и котораго мы считали, на основаніи вынутаго имъ жребія, избавленнымъ отъ воинской повинности, оказался напротивъ того выбраннымъ въ солдаты, по милости ревизіонной коммисіи. Онъ тотчасъ же скрылся изъ отцовскаго дома, съ цлью избгнуть военной службы, а за нимъ послдовали его оба брата. Какъ въ этомъ, такъ и въ предшествовавшемъ году, дезертировала по крайней мр четвертая часть новобранцевъ для того, чтобы не служить въ рядахъ ‘синихъ’, и многія шайки бглецовъ укрывались по деревнямъ, преслдуемыя жандармами-мобилями. Маленькій отрядъ, увеличенный всми недовольными и тми, что стремятся къ возстановленію прежняго шуанства, обыкновенно раздлялся на пятнадцать-двадцать человкъ, а иногда собирался въ количест семи или восьмисотъ, съ тмъ, чтобы убдиться, сколько всхъ на лицо, или произвести какой нибудь отважный набгъ. Вс крестьяне безъ исключенія стояли за нихъ, и когда, вечеромъ они три раза ударяли въ окно, то фермеръ спшилъ отворить имъ дверь, которую, по вход прибывшихъ, заставляли всмъ, что попадалось подъ руку, фермерша подавала на столъ блины, хлбъ, свиное сало и кувшинъ сидра, работники на ферм набивали имъ трубки, чистили ружья, возобновляли припасы и отыскивали въ общемъ сундук наилучшую обувь, гетры, платье — все, что могло нсколько облегчить ихъ суровую жизнь. Окончивъ ужинъ, вс вмст читали молитву, потомъ женщины уходили спать, а мужчины, потушивъ смоляную свчу и оставшись вокругъ очага, проклинали правительство и изыскивали средства мести и возстанія. Часто эти совщанія прерывались лаемъ собаки, возвщавшимъ о приближеніи чужаго человка. Тогда вс хватались за ружья, а хозяинъ фермы подходилъ къ слуховому окну и старался высмотрть, что происходитъ снаружи. Если были видны жандармы, то считали, сколько числомъ ихъ и самихъ себя. Въ большей части случаевъ, пытались бжать, спрятаться подъ охапками сна, проломать отверстіе въ соломенной крыш, съ цлью пробраться задворками въ то время, когда медленно отворялась дверь. Иногда случалось, прибгали къ сил, и жандармы попадались въ западню. Во многихъ стычкахъ лилась кровь и, какъ обыкновенно бываетъ во время междоусобной войны, ненависть усиливалась съ каждымъ днемъ. Солдаты недосчитывались своихъ погибшихъ товарищей. Непослушные, живя вн закона и нося ружье за спиной, усвояли боле грубые нравы. Ихъ возмутилъ недавній случай. По деревнямъ разнесся слухъ, будто іюльское правительство уничтожило каторгу (галеры) за политическія преступленія. Между тмъ, Нага и двое братьевъ Жегю, напавшіе на дилижансъ между Плоэрмелемъ и Малеструа, были приговорены на двадцать лтъ къ каторжнымъ работамъ. Напрасно синіе говорили, что это была кража при помощи вооруженной силы, совершенная ночью, въ сообществ нсколькихъ лицъ, на большой дорог — бретонскіе крестьяне и слышать объ этомъ не хотли: они знали, что Жегю были ослушники передъ закономъ, какъ бглые рекруты, что деньги правительства были въ цлости переданы въ кассу маленькой инсуррекціонной арміи, такимъ образомъ чисто политическое преступленіе послужило причиною ссылки ихъ друзей на каторжную работу въ Брестъ. Противъ нихъ, слдовательно, въ одно время дйствовали и хитростью, и силою. Ихъ убивали и обманывали. Пожары и убійства послдовали въ отвтъ на этотъ приговоръ и на нкоторые другіе въ томъ же род. Можетъ быть, въ то время стоило лишь явиться ловкому, предпріимчивому человку, и тогда возстаніе приняло бы угрожающіе размры.

Всмъ мэріямъ послано было приказаніе выдавать бглыхъ рекрутовъ, скрывавшихся въ подлежащихъ округахъ, этотъ приказъ былъ вывшенъ на дверяхъ мэрій. Часъ спустя, подъ оффиціальнымъ объявленіемъ появилось другое, угрожавшее смертью всмъ мэрамъ, которые осмлились бы повиноваться правительству. Въ Ландеван, маленькой общин въ окрестностяхъ Геннебона, эта смлая угроза была наклеена на стнахъ домовъ, при выход народа посл всенощной, въ присутствіи всхъ жителей деревни и помощника мэра, не посмвшаго сказать ни слова. Ничего не могло быть хуже положенія муниципальныхъ чиновниковъ, у многихъ не было подъ рукой ни жандарма, ни таможеннаго, ни полеваго стража. Нкоторые изъ нихъ сочувствовали мятежникамъ и заране предваряли ихъ о маршрут жандармовъ. Въ нкоторыхъ деревняхъ трудно было найти хотя бы одного синяго, въ другихъ пребывалъ лишь мэръ, который одинъ изъ всхъ умлъ читать. Лоруа, префектъ, воображалъ, что хорошо сдлалъ, выбравъ повсюду, гд могъ, старыхъ воиновъ республики или имперіи, но эти недавніе изгнанники, внезапно превратившіеся въ чиновниковъ, не обладали ни силою, ни самоувренностью. Необходимо было дйствовать угрозами или общаніями, чтобы заставить ихъ сдлать нсколько робкихъ предостереженій. Разъ или два королевскій прокуроръ узналъ, черезъ ихъ посредство, мсто сборища шайки и могъ произвести аресты. Шуаны ршили жестоко отмстить доносчикамъ. Говорю, шуаны — и, можетъ быть, говорю неврно, но они приняли это имя, ознаменованное въ былое время великою храбростью, и многіе изъ нихъ, пришедшіе туда съ цлью причинять зло, безъ всякихъ политическихъ убжденій, были недостойны его носить.

Биньянъ — большое село, въ кантон Saint-Jean-Brevelay, въ окрестностяхъ Локминэ. Въ немъ производится довольно значительная торговля льномъ и скотомъ, такъ что тамъ живутъ съ полдюжины крупныхъ торговцевъ, нчто среднее между крестьянами и буржуа, которые ходятъ по воскресеньямъ только къ ранней обдн и слывутъ не безъ основанія отчаянными синими. Броссаръ, бывшій сборщикъ податей, уволенный при Карл X, былъ наиболе образованнымъ человкомъ изъ всего этого небольшаго кружка. Посл 24 іюля, онъ былъ сдланъ мэромъ и съ перваго же года своего вступленія въ эту должность, ознаменовалъ свои дйствія тмъ что отказался офиціально идти подъ балдахиномъ въ процессіи праздника Тла Господня, а это, какъ и слдовало по необходимости ожидать, сдлало его притчею въ языцхъ между всми синими Биньяна и его окрестностей и предметомъ жестокой ненависти шуановъ. Его друзья совтовали ему быть осторожнымъ, но на ихъ совты онъ не обращалъ вниманія, и его всегда встрчали одного, въ окрестностяхъ села, по такимъ пустыннымъ дорогамъ, гд также легко убить человка, какъ выстрлить въ мишень.

Получивъ предписаніе правительства, касавшееся бглыхъ рекрутовъ, онъ ршился самъ вывсить его посл поздней обдни и произнести рчь своимъ подчиненнымъ. По большей части, такая была у него привычка, такъ какъ онъ обладалъ замчательнымъ краснорчіемъ и былъ похожъ на всхъ тхъ, которые сознаютъ въ себ этотъ даръ. И такъ онъ подождалъ, пока окончилась поздняя обдня, и когда стали звонить во время молитвы къ Пресвятой Богородиц, которую въ Бретани обыкновенно читаютъ посл Ite missa est, прежде чмъ разойтись, онъ торжественно вышелъ изъ мэріи, предшествуемый сельскимъ барабанщикомъ и мальчикомъ лтъ двнадцати, котораго называлъ своимъ секретаремъ. Сперва онъ веллъ ударить въ барабанъ, потомъ снялъ свою фуражку, взобрался на камень, громкимъ голосомъ прочелъ воззваніе префекта, высказался, что даже самъ содйствовалъ изданію этого воззванія и окончилъ самымъ энергическимъ заявленіемъ о своей готовности повиноваться и о своемъ желаніи очистить общину отъ наводнявшихъ ее разбойниковъ. Эти разбойники, числомъ восемь, стояли тутъ же, подл него, вмст со своими друзьями и родственниками, и единственно отъ нихъ зависло теперь же покончить съ г. мэромъ. Онъ зналъ это очень хорошо, но свирпые взгзяды, падавшіе на него, не имли силы заставить его опустить глаза. Онъ собственноручно приклеилъ на стну афишу, сошелъ со своей импровизированной кафедры, аккуратно сложилъ свой трехцвтный шарфъ, положилъ его къ себ въ карманъ и прямо подошелъ къ одному изъ ослушниковъ, считавшемуся начальникомъ шайки.

— Ну, Жанъ Бріенъ,— сказалъ онъ,— ты слышалъ. Ты знаешь, что теб остается длать. Даю вамъ двадцать четыре часа, чтобы и духа вашего здсь не было. Если черезъ двадцать четыре часа васъ еще встртятъ въ нашей общин, то напишу королевскому прокурору и арестую васъ въ мст вашего нахожденія.

— Вы не сдлаете этого, мосье Броссаръ, — возразилъ Жанъ Бріенъ.— Вы принадлежите къ синимъ, но вы здшній уроженецъ. Вы хорошо знаете, что я живу у своей матери, и не выдадите меня.

— Выдамъ — и тебя и остальныхъ, клянусь въ томъ именемъ Бога,— отвтилъ Броссаръ,— поэтому берегитесь: я васъ предупредилъ.

Никто не сказалъ ни слова: мэръ пробрался сквозь толпу съ нкоторымъ трудомъ и, пройдя черезъ улицу, вошелъ въ трактиръ, гд сталъ играть въ карты со сборщикомъ и однимъ разнощикомъ, по имени Готронъ, пріхавшимъ въ Биньянъ на предстоящую ярмарку. Крестьяне долгое время стояли кучками у дверей, мэріи, но никто не тронулъ правительственной афиши и даже никто не попытался, какъ это не разъ случалось въ другихъ мстахъ, наклеить на нее возмутительную прокламацію. Въ этотъ день трактирамъ не везло: въ часы между обднею и всенощною никто не уходилъ съ кладбища. Вс крестьяне находились тамъ, не двигаясь съ мста, не говоря ни слова, не крича, мужчины стояли, женщины сидли на гробницахъ.

Мать Жана Бріена приблизилась къ нему два-три раза и хотла взять его за руку, но онъ тихонько отстранилъ ее и отошелъ въ сторону съ другими ослушниками закона. При послднемъ удар всенощнаго колокола, вс вошли въ церковь. Тогда мэръ показался въ дверяхъ трактира, посмотрвъ издалека на нетронутое объявленіе и сказалъ своимъ приближеннымъ съ искреннимъ само довольствіемъ:

— Необходимо лишь быть твердымъ.

Ярмарка льномъ приходилась на будущую среду, и въ этотъ день должны были прибыть въ Биньянъ жандармы изъ Плюмелека, но никто не удивился, что при настоящихъ обстоятельствахъ, еще во вторникъ увидли человкъ пятнадцать 43-го пхотнаго полка, подъ командою сержанта, и столько же жандармовъ. Мэръ очень суетился, чтобы помстить свой гарнизонъ, онъ оставилъ ужинать унтеръ-офицеровъ и предупредилъ ихъ, что непослушные все еще находятся въ общин, что они собрались въ Кердроген, около полу-лье разстоянія отъ ихъ мстечка, у богатаго мельника, который не разъ въ этомъ году участвовалъ въ ихъ шайк, что видли, какъ незнакомые мстнымъ жителямъ молодые люди прокрадывались на мельницу черезъ люки, что ихъ человкъ около двадцати, большею частью хорошо вооруженныхъ, и что необходимо захватить ихъ сегодня же ночью, такъ какъ они могутъ найти себ защитниковъ среди крестьянъ, которые завтра утромъ потянутся по всмъ дорогамъ, по направленію къ мсту ярмарки.

Помощникъ мэра, отставной сержантъ, взялся быть проводникомъ солдатъ и жандармовъ черезъ поля, съ цлью подойти къ мельниц сзади, въ то время, какъ бригада изъ Плюмелека направится прямо по дорог и очутится у дверей. Что же касается мэра, то онъ заявилъ, что будетъ достаточно его одного для исполненія полицейскихъ обязанностей въ мстечк, до возвращенія экспедиціоннаго отряда. Общаніе было нсколько рисковано: въ бретонскихъ деревняхъ, въ ярмарочные дни, населеніе бываетъ на ногахъ уже съ четырехъ часовъ утра. Разбираются возы, устраиваются лавки, на сковородахъ начинаютъ шипть куски свиного сала, пробуравливаютъ бочки съ сидромъ, слпые и калки затягиваютъ свои жалобныя псни, при помощи оглушительныхъ ударовъ молотка оканчиваютъ постройку балагановъ для акробатовъ, и ко всему этому разнообразному шуму примшивается мычаніе и блеяніе стадъ. Но Броссаръ тмъ боле ощущалъ удовольствія воспользоваться такимъ прекраснымъ случаемъ, чтобы выказать вполн свою дятельность и усердіе. Полураздтый бросился онъ на кровать по уход гостей, веллъ помощнику разбудить себя, какъ только приведутъ первую партію арестантовъ, и спокойно заснулъ.

Ночь была темная, солдаты вышли изъ мстечка съ разныхъ сторонъ, по одиночк, и сошлись въ нкоторомъ разстояніи отъ него. Въ Кердрогенъ пришлось имъ идти не боле четверти часа, къ полуночи мельница была окружена. Спрятавшись за группою яблоней, которыя росли почти въ уровень съ крышей — такъ какъ мельница была выстроена на склон горы — помощникъ мэра увидлъ вахмистра изъ Плюмелека, приближавшагося съ четырьмя солдатами, и слышалъ, какъ тотъ постучался въ дверь мельницы.

Залаяла собака, но изнутри никто не отвчалъ. Солдаты, находивнися въ засад, взвели курки ружей и при малйшемъ знак были готовы броситься на помощь своимъ товарищамъ. Не видлось ни малйшаго движенія ни въ дом, ни въ окрестностяхъ, и, когда стихала собака, слышно было лишь журчаніе воды подъ шлюзами. Такъ прошло въ ожиданіи съ четверть часа, время отъ времени, вахмистръ нсколько разъ стучался въ дверь, громко клича мельника и предупреждая, что если ему не отворятъ, то онъ будетъ принужденъ прибгнуть къ сил. Наконецъ, не получая отвта, онъ далъ приказъ выломать дверь. Въ эту минуту црибжала большая часть солдатъ на помощь, но дверь уступила при первомъ же удар, и отрядъ проникнулъ во внутренность дома.

Тамъ было темно, хоть глаза выколи. Помощникъ мэра выбилъ огонь, и вскор зажгли нсколько смоляныхъ свчей. Стали шарить по всмъ сторонамъ въ комнат нижняго этажа. Скатерть была разостлана на сундук, поставлены тарелки и кувшины, было очевидно, что здсь ужинало человкъ пятнадцать — восемнадцать. Дв крестообразно положенныя кровати — слдуя обычаю въ бретонскихъ хижинахъ — не оказались смятыми. Взглянули на очагъ, на которомъ всегда красовалось пять-шесть ружей: не висло ни одного ружья. Вдругъ услыхали, что кто-то ходитъ въ верхнемъ этаж.

Въ тотъ же мигъ, въ комнат, гд находились солдаты, стало тихо, какъ въ могил. Вс подняли глаза къ плохо соединеннымъ между собою доскамъ, служившимъ вмсто потолка, сквозь каждую щель думали увидть направленныя внизъ дула ружей. Полуизломанная лстница вела въ верхній этажъ. По ней бросился сержантъ, подобно солдату, завидвшему, что въ десяти шагахъ отъ его роты упала бомба, и готовому пожертвовать жизнью для спасенія своихъ товарищей. Нкоторые изъ наиболе ршительныхъ послдовали за нимъ. Они приподняли люкъ, служившій для сообщенія и, взобравшись такимъ образомъ во второй этажъ, очутились лицомъ къ лицу съ матерью и женою мельника. Въ этой крпости, которая могла быть такъ легко защищена, не находилось другаго гарнизона. Начали искать подъ кроватями, въ сундукахъ, обшарили вс углы мельницы, распороли концами сабель нсколько мшковъ съ сменами, стучали по балкамъ, поддерживавшимъ соломенную крышу, съ цлью убдиться, что он были крпко вбиты и не могли пропустить бглецовъ.

Словомъ, было вполн доказано, что въ мельницу пришли уже посл ухода шайки. Экспедиція не удалась. Сержантъ дрожалъ отъ бшенства. Онъ вышелъ послднимъ и хотлъ спуститься къ плотин, посмотрть, не спрятался ли кто близь рки. Пришлось насильно увести его оттуда и убждать.

Было около трехъ часовъ утра — до такой степени подробно и ревностно производился обыскъ дома и прилегающей мстности. Отрядъ послдовалъ по прежней дорог въ Виньянъ, все еще приглядываясь по сторонамъ, внимательно осматривая деревья и кустарникъ. Ничто не показалось, пришлось ршиться разбудить мэра и объявить ему о неудач.

4.

Броссаръ жилъ въ центр мстечка, въ маленькомъ, новомъ домик, имвшемъ лишь два этажа съ двумя окнами въ фасад. Въ нижнемъ этаж находились дв комнаты: съ одной стороны кухня, съ другой — столовая, по середин вела лстница. Комната мэра помщалась надъ столовой, прилегавшая къ кабинету просторная зала служила запасной, въ ней помщены были всего два-три большихъ шкафа. На верху, въ единственной мансард, спала старая крестьянка, совсмъ глухая, присматривавшая за хозяйствомъ, а иногда и за кухней, въ т дни, когда Броссаръ не обдалъ въ трактир Блая Лошадь. Главная дверь, выходившая на улицу, запиралась лишь на щеколду. Звонокъ, висвшій внутри и приходившій въ движеніе, когда отворялась дверь, считался вполн достаточнымъ для безопасности Броссара, въ мстности, гд, положимъ, иногда и убиваютъ, но за то никогда не воруютъ. При вход въ корридоръ, на полк, стояли лампа и спички, служившія мэру, когда онъ возвращался къ себ домой ночью. Помощникъ его, знакомый съ обычаями дома, оставилъ солдатъ у двери, вошелъ въ домъ съ тремя унтеръ-офицерами, зажегъ лампу, поднялся по лстниц и постучался въ дверь мэра. Въ эту минуту, жандармскій вахмистръ вдругъ остановилъ его за руку.

— Вы идете по вод, сказалъ онъ ему.

Помощникъ посмотрлъ и увидлъ лужу у своихъ ногъ. Онъ живо опустилъ лампу и вскрикнулъ. Три спутника наклонились въ одно время съ нимъ и вс съ ужасомъ смотрли на эту лужу.

Вахмистръ приподнялся первымъ.

— Это кровь,— сказалъ онъ,— здсь случилась бда!

Они живо вошли въ комнату мэра.

Ихъ охватилъ острый запахъ, но, казалось, не было никакаго безпорядка. Мебель стояла на своемъ мст, блые занавсы ниспадали съ обихъ сторонъ кровати, на которой лежалъ мэръ. Они приблизились къ нему и увидли, что блье запачкано кровью, имъ тщательно былъ прикрытъ трупъ. Помощникъ дотронулся до мэра, онъ уже похолодлъ. Когда онъ приподнялъ блье, желая положить руку на сердце, три унтеръ-офицера вскрикнули отъ ужаса. Грозная прокламація шуановъ была пригвождена кинжаломъ на груди жертвы.

Вахмистръ, которому не разъ случалось производить слдствіе по горячимъ слдамъ, сталъ осматривать комнаты. Онъ подошелъ къ конторк, ключъ находился въ замк, онъ отперъ конторку: все оказалось въ порядк, деньги лежали въ ящик. Никто не дотрогивался до комода съ бльемъ и другимъ платьемъ. Столъ изъ почернвшаго дерева, служившій рабочимъ столомъ Броссару, находился въ томъ положеніи, въ какомъ хозяинъ его оставилъ. Перья, чернильница, карандаши, чистая бумага — все было симетрично разложено, какъ оставлено вчера. Полъ былъ покрытъ грязью и кровью, очевидно, боле пятнадцати человкъ вошли въ комнату посл того, какъ шагали въ грязи по большой дорог. Замтны были даже слды глины, находящейся на дорог въ Кердрогенъ. Отпечатокъ деревянныхъ башмаковъ и башмаковъ, подбитыхъ гвоздями, былъ еще виднъ на сырой пыли, на которой оставили слды и ружейные приклады. Вахмистръ заглянулъ подъ кровать, приподнялъ маленькій коврикъ для ногъ, отряхнулъ занавсы, но не нашелъ ни малйшаго указанія, которое могло бы выдать виновныхъ. Только въ моментъ выхода изъ комнаты, помощникъ мэра увидлъ сзади стула шляпу, которая, на его взглядъ, не принадлежала мэру, онъ взялъ ее въ руки и, приблизивъ къ ней лампу, увидлъ, вмст съ прочими, написанныя внутри, по школьному обычаю, слова: ‘Жанъ-Пьеръ Найль, ученикъ ваннскаго коллежа, улица des Chanoines, No 17.’

Пока производились эти изысканія, жандармы и солдаты, съ своей стороны, обыскивали вс дороги. На другой день, во время ярмарки, мннія раздлились. Одни одобряли убійцъ, большая часть ихъ осуждала, въ особенности, карлисты горячо выражали свое негодованіе, однако никто не двинулся съ мста, чтобы помочь розыскамъ жандармовъ. Жанъ Бріенъ, котораго считали главою шайки, не могъ быть захваченъ, но арестовали Жанъ-Пьера Найля и его двухъ братьевъ. Было доказано, что онъ отправился вмст съ ними съ цлью присоединиться къ биньянской шайк за четыре дня до совершенія преступленія. Ихъ арестовали въ хижин угольщиковъ, въ разстояніи одного ружейнаго выстрла отъ Сентъ-Аллуэстра. Они не оказали ни малйшаго сопротивленія и дозволили себя отвести въ ваннскую тюрьму. Вс знали ихъ въ улиц Менэ и жалли о нихъ, когда они проходили по ней днемъ вс трое, связанные другъ съ другомъ веревкой. Вдова Гилльеменъ, у которой они жили, имла мужество выйти на середину улицы, обнять ихъ на виду всхъ и сказать, что она не сомнвается въ ихъ невиновности. Нсколько дней спустя, узнали въ Ванн, что въ воскресенье, предшествовавшее убійству, старикъ Найль, отецъ обвиненныхъ, присутствовалъ при игр въ шары и сказалъ при всхъ, что если мэръ выдаетъ дезертировъ, то слдуетъ съ нимъ поршить, что это будетъ хорошо и что онъ надется, если мэръ донесетъ и на его сыновей, то прежде, чмъ ихъ захватятъ, они найдутъ время отомстить за себя.

5.

Вс эти подробности меня убивали. Королевскій прокуроръ вызвалъ изъ Кердрогена къ допросу одного мальчика, которому вы дали бы на видъ лтъ тринадцать и ксторый занимался доставкою муки покупщикамъ на домъ. Оказалось, что этому мальчику уже минуло двадцать лтъ, и онъ въ скоромъ времени долженъ былъ подлежать рекрутскому набору. Свидтель былъ уважительный. Онъ зналъ семейство Найль, которыхъ нердко снабжалъ своею лошадью, когда она возвращалась порожнякомъ и когда имъ предстоялъ длинный путь пшкомъ, такъ какъ изъ Сентъ-Аллуэстра до Биньяна считается пять лье. Сперва, на допрос, онъ сталъ было хитрить, уврялъ, что не знаетъ никого изъ Найлей, но такъ продолжаться не могло: ему доказали, какъ дважды два четыре, что онъ отлично зналъ всхъ троихъ братьевъ. За то, что онъ хотлъ солгать, его, какъ и слдовало, пристращали. Онъ ороблъ и прямо сознался, что наканун преступленія они ужинали втроемъ у его хозяина, что у каждаго было ружье, что они отправились вмст съ шайкою къ мэру, прибавилъ даже, что часть дороги онъ прошелъ съ ними, но что при вход въ мстечко они отдлались отъ него, бросая вслдъ ему каменья, чтобы заставить его поскоре возвратиться на мельницу. Это заявленіе оказалось тмъ тягостне, что не было сдлано внезапно, такимъ образомъ, присутствіе вооруженныхъ обвиняемыхъ на мст преступленія явилось вполн потвержденнымъ показаніями свидтеля. Правда, нельзя было утверждать, чтобы они лично напали на несчастнаго Броссара, и мы были вс убждены, что они содйствовали совершенію убійства лишь только своимъ присутствіемъ, но что же могъ сдлать ихъ защитникъ? Оправданіе было невозможно, а приговоръ конечно могъ быть не иначе какъ осужденіемъ на казнь или на каторжныя работы.

Отправившись къ Журдану, на котораго была возложена защита обвиняемыхъ, я нашелъ его совсмъ обезкураженнымъ:

— Они утверждаютъ, что невиновны,— сказалъ онъ мн, — утверждаютъ, что были насильно приведены въ комнату жертвы и боролись съ убійцами, но это система до того жалка, что я не возьму ее въ основаніе своей защиты на суд. Прежде, чмъ я повидалъ ихъ, я разсчитывалъ на возможность доказать пребываніе ихъ въ другомъ мст въ моментъ преступленія, разсчитывалъ на ихъ молодость, на ихъ прежнее хорошее поведеніе, но теперь ихъ разсказы подкашиваютъ мн руки и ноги. Очевидно — они виновны, и я не могу избавить ихъ отъ наказанія.

Вс мои усилія войти въ тюрьму оказались тщетными. Власти предвидли, что ученики попросятъ позволенія повидаться со своими товарищами, и было отдано строжайшее приказаніе отвчать имъ отказомъ. Признаюсь, я былъ потрясенъ до глубины сердца. Страшное преступленіе, совершившееся такъ недалеко отъ меня, наполняло мою душу ужасомъ. Я задавалъ себ вопросъ, можно ли наконецъ ручаться за самого себя, посл такаго полнаго и такаго прискорбнаго превращенія. Иногда я пытался убждать себя, что политическій фанатизмъ служитъ извиненіемъ, но тотчасъ же возставала совсть, и до такой степени сильно, что я краснлъ за свое сомнніе. Я находился подъ впечатлніемъ стыда, ужаса и остатка жалости, и эти чувства меня терзали. Тщетно пробовалъ я вновь приняться за школьныя занятія, мой умъ былъ переполненъ этимъ несчастнымъ процессомъ, я думалъ о немъ и днемъ, и ночью. Если бы даже я могъ его забыть, то постоянно имлъ передъ своими глазами картину, напоминавшую о немъ: семейство Найль. Я видлся съ нимъ ежедневно. Только я одинъ посщалъ ихъ — но, увы! не для того, чтобы утшать.

Часовъ въ шесть я освобождался отъ своихъ дневныхъ занятій и тотчасъ же отправлялся къ нимъ въ гостинницу. Помню, какъ я торопился въ надежд узнать что либо новое, но дойдя до ступенекъ лстницы, иногда цлыя четверть часа оставался внизу, не смя войти. Я былъ увренъ, что найду ихъ втроемъ, каждый день они вс оставляли лишь на одинъ часъ свою комнату и уходили въ тюрьму. Отецъ постоянно стоялъ подл окна, мать плакала, сидя на табурет, у камина. Что же касается невстки, то не могу достаточно выразить все удивленіе и уваженіе, какія она внушала мн. Она совсмъ не походила на героиню романа, напротивъ, она обладала довольно простою фигурой, большими руками, привыкшими копаться въ земл, мыть посуду, прясть ленъ. Она носила некрасивый костюмъ двушекъ изъ Сентъ-Аллуэстра и Сенъ-Бревелэ: длинный чепчикъ изъ накрахмаленнаго полотна, котораго концы падали до середины спины, и суконную юбку. Ея умъ вполн подходилъ къ ея наружности: ни слишкомъ развитой, ни слишкомъ грубый. Полагаю, она обладала достаточными познаніями, чтобы вести хозяйство большой фермы и управлять одною или двумя служанками. Но что въ ней было великаго — это самоотверженіе и мужество. Посл первыхъ дней, проведенныхъ въ слезахъ, она поняла, что существованіе этихъ двухъ стариковъ падетъ на нее всею своею тяжестью и они, точно сироты, останутся на ея попеченіи, такъ какъ Богъ, поразивъ ихъ, отнялъ у нихъ почти весь разумъ. Она тотчасъ же отерла слезы и стала ухаживать за ними, какъ добрая мать, кормить ихъ и утшать. Съ перваго взгляда, при вход въ ихъ печальное жилище, видно было, что только она одна еще жила, двое другихъ дйствительно были бы трупами, не будь страшнаго, терзавшаго ихъ горя. Работая безъ отдыха, выметая, моя, стряпая въ кухн, она все таки находила возможность присмотрть и за своими бдными стариками. То она приставляла набитую трубку къ губамъ отца, то, проходя мимо матери, обвивала руками ея шею и горячо цловала ее. Журданъ тоже заходилъ иногда къ нимъ: онъ былъ добръ, и какъ только появлялся малйшій лучъ надежды, спшилъ подлиться своею радостью.

Заслышавъ его шаги по винтообразной лстниц, она подходила къ нему и говорила ему, что именно нужно сказать для того, чтобы вселить немного надежды въ ихъ сердца,— не настолько надежды, чтобы ихъ обмануть но по крайней мр на столько, чтобы помочь имъ прожить еще нсколько дней. Сама она не обманывалась, она чувствовала, что поражена на смерть, но дйствовала подобно тмъ начальникамъ, которые собираютъ вс свои силы, громкимъ голосомъ командуютъ ринуться на приступъ и падаютъ навзничь убитыми, какъ скоро вс понеслись въ атаку. Особенно была она удивительна въ одномъ отношеніи: въ ней господствовало полнйшее убжденіе въ невинности ея мужа и его обоихъ братьевъ.

— Говорю вамъ, что не они совершили это дло. Меня, главное, удивляетъ,— продолжала она,— какъ не принудили они убить себя, чтобы спасти его, будьте уврены, что ихъ удерживали силою. Я знаю своего мужа, знаю обоихъ братьевъ. Поднимаю руку и клянусь въ томъ передъ Богомъ.

При этихъ словахъ, ея голосъ, выраженіе ея лица проникали до глубины души. Иногда говорилъ старикъ, но говорилъ колеблясь, потому что его сердце и его горе прямо противорчили произносимымъ словамъ: ‘Они хорошо сдлали…’

Тогда она зажимала рукой его ротъ.

— Молчите, батюшка!— говорила она ему,— разв жена не знаетъ своего мужа? Никогда не сдлалъ онъ ничего подобнаго — и это также врно, какъ я врю въ будущую жизнь.

Потомъ она подходила къ матери:

— Да скажите же ему, матушка, отдайте справедливость вашей крови. Чего добраго, они сдлаютъ изъ нихъ мучениковъ!

И тогда рыданіе захватывало ей грудь.— Но въ тотъ день — прибавляла она — вс увидятъ, что совершилось преступленіе.

Однажды, когда я присутствовалъ при подобной сцен, она увидла, что я залился слезами.

— Скажите ему и вы тоже,— воскликнула она, сжимая мн руку съ судорожною силою,— выжили вмст съ ними, вы съ ними молились Господу Богу, скажите же, что они невиновны!

— Да!— воскликнулъ я, потому что ея вра пробуждала мою, и глядя на нее, я мысленно видлъ передъ собою моихъ бдныхъ друзей такими, какими я ихъ зналъ, — чистыми, наивными, добрыми, далекими отъ всякаго фанатизма,— да, я врю этому, подобно вамъ!

— Слава теб, Господи!— воскликнула бдная женщина.— Вотъ видите, батюшка! говорила она и влекла меня къ старику. Но онъ оборачивался лицомъ къ стн — можетъ быть, потому, что плакалъ… Я выходилъ отъ нихъ, и голова моя горла какъ въ огн, вся кровь во мн кипла. Очень близко, у дверей церкви Менэ, находилось распятіе, я бросался передъ нимъ на колни, не обращая вниманія на проходящихъ. Въ минуту такого страданія, весь міръ былъ для меня безразличенъ. Я слышалъ, какъ говорили:— это другъ арестантовъ,— но надо мною не смялись. Тамъ хорошіе люди, они скоре поплакали бы вмст со мною, если бы посмли.

II.
Судъ.
1.

Когда наступилъ день засданія суда, я общалъ самому себ быть въ числ публики, въ первомъ ряду, для того, чтобы меня видли обвиняемые. При малйшей непредвиднной случайности, Гюйомаръ долженъ былъ бжать съ извстіемъ къ ихъ отцу. Безъ особеннаго труда упросилъ я аббата Ле-Бера, который, не смотря на разницу въ лтахъ, былъ для насъ настоящимъ другомъ, цлый день прохаживаться у дверей семинаріи, для сопровожденія Гюйомара, если бы (что, къ сожалнію, было весьма правдоподобно) пришлось сообщить о несчастномъ исход дла. Было 17 декабря, всю ночь шелъ снгъ, и его прихватило изморозью. Начало засданія было назначено въ девять часовъ, уже въ восемь я былъ наверху лстницы, въ квартир стариковъ, и стоялъ, прислушиваясь, у дверей.

— Войдите, мы готовы! раздался голосъ Маріонъ.

Я увидлъ ихъ одтыми, собиравшимися въ засданіе.

— Вы хотите испытывать — божіе терпнье!— воскликнулъ я.— Хотите вести туда мать!

Но мн даже и не отвчали. Отецъ перекрестился широкимъ крестомъ и пошелъ впереди, об женщины слдовали за нимъ, поддерживая другъ друга. Маріонъ, пройдя дв-три ступени, быстро поднялась наверхъ, взяла четки, висвшія на стн, и вложила ихъ въ руку старухи. Я не пробовалъ сопротивляться и послдовалъ за ними. Зала суда была полна, и толпа тснилась даже при вход, но вс разступились передъ нами, и мы дошли до ршетки, отдлявшей публику отъ мста, предоставленнаго судьямъ. Королевскій прокуроръ уже сидлъ на своемъ мст, увидя насъ, онъ поблднлъ, подозвалъ къ себ Журдана и сказалъ ему что-то на ухо.

— Я понимаю васъ,— громко отвтилъ Журданъ,— но ни ваша власть, ни мои мольбы этому не помогутъ.

Королевскій прокуроръ сдлалъ жестъ, какъ бы подчиняясь тому, что происходило, я увренъ, въ этотъ мигъ онъ подумалъ, что никогда его обязанность не казалась ему до такой степени трудною. Черезъ нсколько минутъ, онъ веллъ приставу распорядиться принести стулья для обихъ женщинъ. Я чувствовалъ, какъ он и вздрагивали подл меня. Возвстили, что ‘судъ идетъ’, и вслдъ затмъ почти тотчасъ же были введены подсудимые.

2.

Не берусь объяснить, какимъ образомъ случилось, что эти два долгія засданія оставили въ моемъ ум лишь смутное воспоминаніе, а между тмъ я припоминаю вс малйшія другія подробности этого печальнаго дла. Твердо убжденный въ невозможности оправданія и предпочитая для моихъ друзей эшафотъ каторг, я присутствовалъ тамъ какъ бы при начал долгой пытки, а не какъ при процесс. Бдняки поблднли и похудли отъ тюрьмы и тревогъ. Впрочемъ, они появились съ довольно твердымъ видомъ, но когда, въ двухъ шагахъ отъ своей скамьи, увидали обихъ женщинъ и стараго отца, мужество ихъ покинуло. Жанъ-Луи могъ протянуть руку жен, которая покрыла ее поцлуями и омочила слезами, потомъ онъ повернулся лицомъ къ суду, и я хорошо замтилъ, что никто изъ нихъ не хотлъ смотрть въ нашу сторону.

Я не обращалъ ни малйшаго вниманія на чтеніе обвинительнаго акта, который, къ несчастію, могъ содержать въ себ лишь слишкомъ извстные факты, но Журданъ шепнулъ мн на ухо, что этотъ актъ былъ составленъ съ роковымъ искуствомъ и что мнніе присяжныхъ клонилось не въ пользу подсудимыхъ. Дйствительно, я замтилъ, что, во время чтенія акта, весьма продолжительнаго, впечатлніе, производившееся на присутствовавшихъ, становилось все боле и боле непріязненнымъ. Публику составляли лишь городскіе жители, для которыхъ шуанъ былъ врагомъ, которые въ теченіе цлаго года слышали лишь о кражахъ вооруженною рукою, объ убійствахъ, пожарахъ, шайкахъ, свирпствовавшихъ по деревнямъ. Они были воодушевлены желаніемъ положить конецъ всмъ этимъ безпорядкамъ при помощи самыхъ строгихъ укротительныхъ мръ. Чувство жалости, возбужденное семействомъ подсудимыхъ при вход въ залу, было скоро забыто, когда стали разсказывать страшныя подробности смерти Броссара. Королевскій прокуроръ счелъ долгомъ заявить обо всемъ, что могло служить къ чести покойнаго: онъ былъ очевидно человкъ честный, достойный, прямодушный, могъ справедливо считаться благодтелемъ управляемой имъ общины, выдавая бглецовъ, онъ исполнялъ лишь долгъ, налагаемый на него службой. Но разв это не былъ точно также долгъ преданнаго гражданина, который долженъ былъ бороться съ возстаніемъ, роковымъ для страны, тмъ боле, что это возстаніе, прикрываясь политическими цлями, было ничто иное, какъ разбойничество? Г. Броссаръ довелъ терпимость до послднихъ границъ: онъ назначилъ виновнымъ срокъ пребыванія въ завдуемой имъ мстности. Это могло считаться не только снисхожденіемъ, но даже слабостью. А они захватили его во время сна, искрошили его, такъ сказать, въ куски — въ обвинительномъ акт было приведено число ранъ — и это зврство обвиняемыхъ наводило содроганіе на слушателей. Съ ужасомъ вспоминали объ этомъ нож, всаженномъ въ грудь жертвы вмст съ прокламаціей, и вс спрашивали другъ друга, какія же будутъ положены границы наглости убійцы!

Допросъ былъ выслушанъ съ очевиднымъ недоброжелательствомъ.

Старшій изъ братьевъ, Жанъ-Луи, отвчавшій первымъ, прямо заявилъ, что не принималъ участія въ убійств, что даже старался ему помшать, но что его крпко связали и держали — держали и его, и его братьевъ, въ углу комнаты, въ то время, когда совершалось преступленіе. Президентъ высказалъ, до какой степени эти доводы были несправедливы.

— Если вы хотли помшать убійству, зачмъ же вы шли вмст съ убійцами?

— Насъ принудили идти силой.

— Съ какою цлью?

— Не могу сказать.

— Но если кто либо иметъ злой умыселъ, то вдь не беретъ же онъ съ собою людей, которые потомъ могутъ служить свидтелями противъ него?

На это подсудимый ничего не отвтилъ.

— Вы вс трое очень сильные люди, но Броссаръ обладалъ необычайною силой. Если бы вы боролись, то по крайней мр могли возбудить тревогу. Убійство даже совершенное шайкою, невозможно въ центр селенія, въ присутствіи трехъ ршительныхъ людей.

Отвта не было.

Когда настала очередь младшаго брата, и когда его спросили, почему, вмсто того, чтобы послдовать за своимъ полкомъ, онъ присоединился къ шайк бглецовъ — онъ смутился и ничего не отвтилъ.

— Не совтовалъ ли вамъ сдлать это вашъ отецъ?

— Я длалъ то, что другіе,— отвтилъ онъ,— но въ убійств ни я, ни мои братья не участвовали, скоре мы готовы были бы сами быть убитыми, только бы помшать преступленію.

— Замолчите,— надменно прервалъ президентъ, — не будьте по крайней мр лицемромъ.

Выслушали нсколькихъ свидтелей, заявившихъ, что въ теченіи цлой недли братья Найль находились вмст съ бглецами въ общин Сенъ-Жанъ-Бревелэ, что вмст съ шайкой они дошли до Кердрогена и ужинали у мельника, что наконецъ, вмст съ другими, они вошли въ домъ мэра.

Эти показанія, относившіяся къ извстнымъ и признаннымъ фактамъ, не представляли никакаго интереса. Сосди удостоврили, что ничего не слышали, что не было никакой борьбы. Изъ дома, противоположнаго дому Броссара, видны были свтъ въ его комнат и тнь отъ нсколькихъ лицъ, но на это не обратили вниманія, ибо считали весьма естественнымъ, что въ ту ночь онъ совщался съ солдатами и жандармами.

Самое отягчающее показаніе было дано докторомъ. Онъ показалъ, что по всей вроятности Броссара сильно захватили за руки и за ноги и убили его такъ, что онъ не имлъ возможности защищаться. Восемнадцатью ударами ножемъ было изранено его тло, и раны были ужасныя. Эти подробности произвели такое впечатлніе на публику, что когда она поднялась съ мста посл утомительнаго засданія, то предсдатель счелъ необходимымъ принять мры, чтобы подсудимые могли безпрепятственно пройти съ конвоемъ сквозь толпу. Волненіе въ зал продолжалось и въ слдующій день, вс громко повторяли показанія доктора до начала засданія. Оставалось выслушать лишь показанія свидтелей въ пользу обвиняемыхъ и защитительную рчь. Журданъ провелъ нсколько часовъ съ подсудимыми посл вчерашняго засданія, и сила ихъ доводовъ одержала верхъ надъ его сомнніемъ, но съ величайшимъ сожалніемъ сказалъ онъ мн, что во всхъ вселилось убжденіе въ ихъ виновности и что необходимо было приготовить семью къ всеподданнйшему прошенію о помилованіи. Главнымъ свидтелемъ въ пользу обвиняемыхъ былъ достопочтенный аббатъ изъ Сентъ-Аллуэстра, старецъ семидесяти шести лтъ, произведшій сильное впечатлніе на всю публику горячностью своей защиты.

— Считаете ли вы ихъ способными на дурное дло?— спрашивалъ Журданъ,— способными совершить убійство?

Но когда свидтель отвтилъ на эти вопросы, королевскій прокуроръ спросилъ его, каковы были убжденія въ этой семь. Не былъ ли отецъ подсудимыхъ тотъ Найль, который, въ 1802 году, вмст съ Сапино и аббатомъ Муазаномъ переправилъ на берегъ Сенъ-Жильдосъ десять тысячъ ружей при помощи англичанъ? Не хранилъ ли онъ въ теченіи тридцати лтъ въ своемъ дом, повшенною подл распятія, шпагу начальника волонтеровъ, котораго онъ самъ убилъ? Такой человкъ, внушивъ своимъ сыновьямъ мысль сдлаться дезертирами, конечно могъ побудить ихъ и на убійство. Да и аббатъ точно также заслуживалъ порицанія. Съ начала революціи, въ приход Сентъ-Аллуэстръ боле не пли Domine salyum. Ни одинъ изъ малодыхъ рекрутовъ въ послдніе два года не присоединялся къ своему полку. Объ этомъ писалъ ему епископъ. А что же тотъ отвтилъ своему епархіальному начальнику, своему духовному отцу? ‘Я не могу осуждать такой образъ дйствій, которому послдовалъ бы самъ, если бы былъ однихъ лтъ съ ними. Я не могу требовать присяги, которой не принесъ бы самъ, если бы отъ меня ее потребовали.’ Документы находились при дл. Священникъ былъ до того ослпленъ, что проповдывалъ возстаніе едва ли не открыто передъ всми. Въ одно воскресенье, посл проповди, на ступеняхъ алтаря, онъ произнесъ Отче нашъ и Богородицу за нашихъ храбрыхъ юношей. Никто не ошибся въ значеніи этихъ словъ…

Журданъ хотлъ протестовать, но королевскій прокуроръ сталъ допрашивать свидтеля, строго напомнилъ ему о его обязанностяхъ и объ отвтственности, которой тотъ подвергался. Пренія прекратились. До закрытія засданія, предсдатель обратился къ тремъ братьямъ и напомнилъ имъ, что никто изъ свидтелей не поддерживалъ невроятнаго предположенія, на которомъ была основана ихъ защита.

— Повторяю вамъ,— прибавилъ онъ,— то, что было сказано во время слдствія: если врно, что вы были жертвами убійцъ, а не ихъ сообщниками, то они — ваше жесточайшіе враги, и вы не должны чувствовать къ нимъ ни малйшаго снисхожденія. Вамъ ничего не стоитъ навести судъ на слды ихъ. Это единственные свидтели, могущіе послужить вамъ въ защиту, другихъ быть не можетъ. Ваше упорство и нежеланіе указать на нихъ служатъ противъ васъ доказательствомъ, что вы ничего не ожидаете отъ ихъ показаній. Жанъ-Луи,— сказалъ предсдатель, обращаясь къ старшему изъ братьевъ,— у васъ молодая жена, которую вы любите… Указываю вамъ на единственное средство для вашего спасенія.

Слова предсдателя произвели на всхъ присутствовавшихъ потрясающее впечатлніе… Если подсудимые говорили правду, то они не имли никакаго повода щадить настоящихъ виновниковъ, къ тому же преступленіе было до того ужасно, что не могло внушать сожалніе. Но Жанъ-Луи не могъ предать убійцъ, не предавая въ тоже время и всхъ дезертировъ, не обнаруживъ полиціи ихъ тайну. Это значило бы измнить длу, а по убжденіямъ бретонскихъ крестьянъ, никогда не отдляющихъ религіи отъ политики, это значило бы почти отречься отъ Бога. Судорожно поднялась съ своего мста Маріонъ, услышавъ свое имя. Ея мужъ тоже всталъ. Его лицо сперва покраснло, потомъ стало совсмъ блднымъ. Онъ раскрылъ какъ бы желая что-то сказать, но не проронилъ ни слова. Оба брата привстали и обратились къ нему. Онъ посмотрлъ на Маріонъ, похожую скоре на покойницу, она сказала вполголоса, но такъ, что слова ея были слышны даже судьямъ:

— Лучше умереть!

Мужъ тотчасъ же повернулся къ суду и произнесъ твердымъ голосомъ:

— Сказать мн нечего, я невиновенъ!

Пренія не могли быть долгими. Совщаніе присяжныхъ продолжалось лишь нсколько минутъ, судъ не замедлилъ произнести приговоръ, осуждавшій трехъ подсудимыхъ на смертную казнь. Я изнемогъ отъ тщетныхъ усилій, стараясь увести родныхъ. Самъ предсдатель убждалъ ихъ удалиться прежде произнесенія приговора, но они оставались до конца. При вид ихъ въ послднюю минуту, можно было подумать, что ихъ разсудокъ повредился.

III.
Кассаціонная Жалоба.
1.

Ночь давно уже наступила, въ конц залы было довольно темно, и толпа расходилась медленно. Пристава, относясь къ намъ весьма сочувственно, отворили намъ внутреннюю дверь, но Маріонъ хотла обнять своего мужа, она тащила меня съ такою силою, что мн по невол пришлось слдовать за ней. Когда мы вошли во дворъ, подсудимые спускались по другой лстниц, окруженные жандармами. Маріонъ прорвалась сквозь толпу и бросилась на шею мужа. На рукахъ у него были цпи, отъ волненія онъ едва могъ стоять на ногахъ, его поддерживалъ старый жандармскій вахмистръ, говорившій взволнованнымъ голосомъ: — Не тужи, молодецъ!

Подходила также и мать, вся дрожа, желая обнять своихъ дтей, но Журданъ поспшилъ къ ней на встрчу, крикнулъ мн, чтобы я увелъ Маріонъ, и не безъ труда далъ имъ понять, что лучше идти въ тюрьму и тмъ избавиться отъ толпы. Въ ту же минуту явился и судебный приставъ съ такими же приказаніями отъ имени предсдателя суда. Ему было поручено сказать роднымъ, что имъ предоставлена полная свобода видться съ подсудимыми и что если они ршатся подать прошеніе о помилованіи, то вс члены суда подпишутся на этомъ прошеніи. Мы вернулись по малому корридору, чтобы не встртиться съ толпою. Прійдя къ себ, отецъ бросился на колни, об женщины преклонились за нимъ, онъ громко сталъ читать De Profundis, а он ему вторили. Окончивъ молитву, Маріонъ встала и сказала мн, что поможетъ старушк лечь въ постель, что же касается ее и отца, то они проведутъ ночь въ молитв. Потомъ, сжимая мн руку, она прибавила:

— Можетъ быть, вамъ позволятъ войти сегодня вечеромъ.

Я понялъ ее и сейчасъ же ушелъ. Я не могъ говорить: слезы меня душили. Да и что же могъ я имъ сказать? Я брелъ до тюрьмы по снгу, съ непокрытой головой. Ледяной холодъ нсколько усмирялъ волненіе въ крови. Привратникъ немедленно впустилъ меня, сказавъ, что Журданъ находится уже у нихъ.

— Ну, говорите,— воскликнулъ я при вход, такъ какъ у меня была только единственная мысль,— подписали вы кассаціонную жалобу?

Они ничего не отвчали, оставались неподвижны, съ устремленнымъ вдаль взоромъ, съ пылающимъ лицомъ.

— Поговорите съ ними, сказалъ Журданъ, голосъ котораго заставилъ меня вздрогнуть.

Я посмотрлъ на него и увидлъ, что онъ плачетъ.

— Вотъ уже цлый часъ,— сказалъ онъ мн,— убждаю я ихъ подать кассаціонную жалобу. Эта жалоба дастъ намъ возможность продлить дло нсколько мсяцевъ. Пусть только кто нибудь изъ шайки будетъ арестованъ — и тогда ихъ невиновность станетъ очевидна. Я въ нее врю,— воскликнулъ онъ съ горячимъ порывомъ и вставая съ мста,— я врю въ нее теперь и врю неопровержимо, если они погибнутъ, то навсегда унесутъ съ собою мой покой… Но взгляните на нихъ: съ той минуты, какъ произнесенъ приговоръ, они все такіе же: неподвижные какъ статуи. Я просилъ, умолялъ, становился передъ ними на колни, говорилъ объ ихъ отц, о ихъ матери, о жен Жана-Луи, о самомъ себ, сказалъ имъ все, что могъ придумать — ничто не поколебало ихъ. Да подумайте же, несчастные,— обратился онъ къ нимъ, схватывая за руку младшаго изъ братьевъ, — вы совершаете преступленіе!

Вдругъ онъ измнилъ тонъ и воскликнулъ:

— Именемъ Господа Бога, именемъ вашего отца и вашей матери, сжальтесь хоть надо мной!..

И онъ цловалъ ихъ въ голову, цловалъ имъ руки и покрывалъ ихъ слезами. И это продолжалось долго съ порывами ужаса и жалости, какихъ я не могу выразить.

Наконецъ поднялся Ивоникъ:

— Нтъ больше справедливости,— сказалъ онъ охриплымъ голосомъ.— Ужъ лучше сейчасъ умереть.

Мы не добились другихъ словъ. Намъ пришли сказать, что должно оставить ихъ до завтра. Тогда Жанъ-Луи проговорилъ мн шопотомъ:

— А она?

— Она надется, что вы подадите жалобу,— отвтилъ я ему. Если вы станете упрямиться, то всмъ нанесете смертельный ударъ.

— Ну, это какъ Богу угодно,— возразилъ онъ,— а я ужъ ршился.

Выйдя изъ тюрьмы съ Журданомъ, я почувствовалъ, что все какъ бы кружилось передъ моими глазами. Онъ назначилъ мн свиданіе на другой день, въ восемь часовъ утра.

Мы поршили какъ можно раньше опять отправиться въ тюрьму и привести туда всю семью, съ цлью добиться полной свободы дйствій. Мы нашли отца и дочь, сидвшими на двухъ скамейкахъ передъ потухшимъ очагомъ, они и не подумали затопить каминъ. Подл него провели они всю ночь, неподвижные и молчаливые. Отецъ всталъ и крпко пожалъ руку Журдана.

— Пока нечего меня благодарить, Найль,— сказалъ защитникъ.— Я еще не окончилъ своего дла. Надюсь спасти ихъ, но необходимо, чтобы и они сами мн помогли.

Лицо старика по прежнему оставалось сумрачнымъ, я видлъ, что у него не было ни малйшей надежды.

— Старуха начинаетъ сходить съ ума, уныло сказалъ онъ намъ.

И дйствительно, я узналъ отъ Маріонъ, что ея свекровь точно лишилась всякаго пониманія того, что происходитъ вокругъ. За то Маріонъ была дятельна и ршительна, видно было, что надежда вновь оживаетъ въ ней съ твердою ршимостью дйствовать.

Когда мы разсказали ей все, что произошло въ теченіи ночи, и стали изыскивать средства, чтобы ихъ смягчить и растрогать, она отвтила:

— Все это напрасно, они уже ршились. Но если бы самъ судья сказалъ имъ, что нужно подать жалобу, можетъ быть, тогда они и послушались бы его.

Для насъ это было лучомъ свта. Эти немногія слова выдавали намъ тайну упрямства братьевъ, не врившихъ боле въ людскую справедливость и не хотвшихъ отстаивать свою жизнь. Это происходило очевидно частью вслдствіе безнадежности, частью отъ озлобленія. Впопыхахъ мы бросились къ прокурору.

— Чего вы хотите?— отвтилъ онъ Журдану.— Я сдлаю все, чтобы помочь вашимъ усиліямъ. Хотя приговоръ справедливъ, но меня тяготитъ мысль о томъ, что должны умереть эти три человка, полные силъ и здоровья, остававшіеся честными до сихъ поръ. Я не могу подписаться на просьб о помилованіи, но когда потребуютъ моего мннія, могу сказать вамъ заране, что оно будетъ въ пользу смягченія наказанія.

— Просьба о помилованіи!— воскликнулъ Журданъ.— Да позвольте: вдь они не хотятъ даже подать просьбы о кассаціи! Вс трое ршились умереть, они насъ не слушаютъ, не слушаютъ даже своихъ родныхъ. Впрочемъ,— продолжалъ онъ,— мы теперь не находимся въ суд, мосье Герво, я здсь не произношу защитительной рчи. Передъ вами старый другъ — и честность его вы знаете, вы цните его здравый смыслъ. Выслушайте то, что я вамъ скажу: вс трое невиновны.

Онъ произнесъ послднія слова съ замчательною энергіею, я повторилъ ихъ за нимъ, закричавъ изо всхъ силъ. Напрасно Герво сталъ повторять свои доказательства, высказанныя передъ судомъ, Журданъ прервалъ его и, съ необычайнымъ одушевленіемъ, съ краснорчіемъ, какаго съ тхъ поръ я ни въ комъ не встрчалъ, началъ защиту, сила которой была неотразима. Онъ говорилъ о сдланныхъ ему признаніяхъ, о своихъ посщеніяхъ въ тюрьм, онъ разсказалъ все, въ малйшихъ подробностяхъ, выказалъ все благородство, всю прямоту этихъ прекрасныхъ душъ. Его мотивы конечно не могли бы быть приняты во вниманіе на суд, но здсь, въ этотъ торжественный часъ, невозможно было не поддаться вліянію этого огненнаго слова, этому глубокому убжденію. Сперва Герво былъ смущенъ, затмъ тронутъ. Въ немъ возникло сомнніе, а какъ скоро его умъ допустилъ возможность сомннія, онъ превзошелъ въ пылкости самого Журдана, домогавшагося кассаціи приговора. Едва его другъ окончилъ свою рчь, какъ онъ направился къ выходной двери, мы скоре послдовали за нимъ, нежели сопутствовали. Время отъ времени онъ останавливался и обращался къ намъ съ вопросомъ, у насъ на все былъ готовъ отвтъ. Онъ не былъ вполн убжденъ, но сомнвался, и для его честной, прямой совсти, въ подобную минуту всякое сомнніе было какъ бы угрызеніемъ. Мы нашли осужденныхъ вмст въ одной камер, Герво оставилъ имъ это утшеніе.

— Господа,— сказалъ онъ, входя,— я пришелъ извстить васъ, что г. Журданъ приводитъ меня въ ужасъ. Я преслдовалъ васъ за преступленіе по долгу совсти, но сегодня утромъ онъ меня смутилъ. Если вы невиновны, то не можете идти на эшафотъ, это значило бы налагать на меня отвтственность за вашу смерть передъ Богомъ. Вотъ уже двадцать лтъ какъ я служу, у меня было лишь единственное желаніе точно и мужественно исполнять мой долгъ. До сихъ поръ я былъ въ мир съ самимъ собою. Одна мысль о возможности судебной ошибки заставляетъ меня содрогаться… Журданъ, — продолжалъ онъ,— напишите прошеніе. А, оно уже съ вами! Дайте перо. Подпишите, обратился онъ къ Ивонику, съ видомъ, исполненнымъ власти и достоинства.

Ивоникъ не колебался. Слова, видъ этого честнаго человка примирили его съ обществомъ, онъ понялъ, что судъ можетъ ошибаться, но что справедливость существуетъ на свт. Онъ былъ тотъ изъ братьевъ, который готовился въ священники, хотя онъ не былъ старшимъ, но пользовался властью надъ семьею. Оба брата подписались за нимъ. Только что оконченъ былъ оффиціальный актъ, какъ они сдлались совсмъ другими людьми. Вмсто сосредоточеннаго, возмущеннаго вида, который они сохраняли со вчерашняго дня, мы увидли ихъ полными безпокойства и унынія. Герво тотчасъ же удалился, мы употребляли вс наши усилія, чтобы придать имъ мужества.

— Все противъ насъ, — говорили они.— Мы будемъ осуждены снова. Выиграемъ только въ томъ, что продлимъ наши муки.

IV.
Маріонъ.
1.

Въ первую минуту мы не могли раздлить ихъ уныніе. Мы считали себя счастливыми тмъ, что преодолли препятствіе, мшавшее намъ со вчерашняго дня, и предавались чувству свободы, всегда сопровождающему подобнаго рода успхъ, но въ послдующіе дни отчаяніе въ свою очередь овладло нами. Приговоръ былъ подвергнутъ кассаціи вслдствіе несоблюденія формы, мы радовались отстрочк, но никто изъ насъ не осмливался думать безъ трепета о завтрашнемъ дн. Маріонъ была удивительна, она посвятила всю свою жизнь матери, на половину сумасшедшей, старому отцу и мужу, вчно дятельная, вчно ухаживающая за всми съ такимъ же усердіемъ, какъ и въ прежніе счастливые дни, не выказывая никому своихъ тайныхъ мукъ, она никогда не поддавалась отчаянію. Я ходилъ съ нею въ Сентъ-Алуэстръ, въ Кердроганъ, въ Биньянъ. Мы разспрашивали всхъ. Повсюду встрчали мы самое горячее участіе, но ни одного свидтеля, ни одного слова, ни одного факта, которые могли бы измнить характеръ процесса и дать намъ надежду на перемну къ лучшему. Посл кассаціи мы вторично возвратились въ Биньянъ, при этой поздк мы увидли, что общественное мнніе обратилось противъ насъ. Дв недли тому назадъ, наше горе внушало чувство сожалнія, и вс считали бду непоправимою. Теперь, когда оказывался необходимымъ новый процессъ, думали не объ однихъ только подсудимыхъ, ощущалась необходимость спасти другихъ. Разв сама Маріона не повиновалась этому чувству, сказавъ своему мужу на суд: ‘Лучше умереть, нежели сдлаться доносчикомъ!’ Вс знакомые припоминали ей эти прекрасныя слова, осыпая ее похвалами, которыя теперь наносили ей смертельныя раны. Великіе политики (а ихъ можно найти даже между невждами и простаками) упрекали нашихъ друзей въ томъ, что они отклонили отъ себя отвтственность за убійство. Они твердо были убждены въ ихъ виновности и ставили имъ это какъ бы въ похвалу, но похожіе на приверженцевъ новаго ученія, чувствуя себя вн всякаго преслдованія, они заявляли съ увлеченіемъ, не лишеннымъ своего рода дикаго краснорчія, что считаютъ подлостью измнять свой образъ мыслей, отрекаться отъ своихъ друзей и убжденій ради того, чтобы избгнуть казни. Маріонъ не сердилась, когда оскорбляли такимъ образомъ подсудимыхъ. Она не спорила. Она довольствовалась отвтомъ, что не они совершили убійство и что поэтому нельзя предавать ихъ смерти. Когда я выказывалъ негодованіе, она взглядывала на меня съ удивленіемъ и просила успокоиться. Иногда въ одн сутки мы совершали пшкомъ до восьми лье, посщая преимущественно уединенныя фермы, гд скоре могли найти случай встртиться съ бглыми. Маріонъ шла обыкновенно впереди, не говоря ни слова, держа въ рукахъ свои башмаки, которые надвала лишь при вход въ домъ священника. Отказы въ помощи произносились всегда съ боле и боле суровымъ видомъ, по мр того, какъ проходило время — потому что вс повиновались данному заране лозунгу. Священникъ въ Сентъ-Алуэстр, вызванный защитою въ качеств свидтеля, съ прискорбіемъ сказалъ намъ, что для бглыхъ Маріонъ была опасне цлой роты жандармовъ. Она заплакала, не отвтивъ ни слова. При вид насъ, то и дло говорили: ‘Вы опять пришли?’ Встрчали даже угрозами. Я совтовалъ ей возвратиться въ Ваннъ.

— Возвращайтесь туда, если хотите, мосье Жюль, — сказала она мн своимъ кроткимъ голосомъ,— но мн надо идти до конца.

Вообще женщины обращались съ ней не такъ сурово. Лавочница изъ Сенъ-Жанъ-Бревелэ съ трепетомъ сообщила намъ о существованіи трехъ потаенныхъ убжищъ, выкопанныхъ въ ланд Менегома еще во время первыхъ шуановъ, ихъ тайна была извстна лишь посвященнымъ лицамъ. При этомъ она прибавила, что идти туда опасно. Мы побывали поочередно въ каждомъ изъ этихъ убжищъ, провели нсколько часовъ, спрятавшись въ третьемъ тайник, никто не пришелъ. Другая женщина предупредила насъ, заставивъ впередъ поклясться въ сохраненіи тайны, что Жанъ Бріенъ съ нсколькими бглецами укрывался въ развалинахъ Локмаріи. Здсь являлась для насъ послдняя надежда: во всей мстности едва ли былъ хотя одинъ домъ, который мы не постили бы. Путь былъ длиненъ, Маріонъ, очевидно измученная, совершила его чуть не бгомъ. Мы пришли около полудня, Локмарія — ни мстечко, ни деревня, а просто разрушенное аббатство, по близости котораго ежегодно бываетъ ярмарка. Я зналъ вс закоулки этихъ развалинъ, изслдовалъ каменныя лстницы, поднимавшіяся на высоту въ пять этажей и вдругъ оканчивавшіяся пропастью, погреба, длинные подземные корридоры, пересченные обвалившеюся землею. Мы ходили по нимъ нсколько часовъ. Это одно изъ тхъ большихъ аббатствъ, куда въ прежнее вримя поступали двицы аристократическихъ фамилій, оно походило боле на дворецъ, нежели на монастырь. Въ подземной церкви мы нашли постели изъ свжаго папоротника и слды недавно потушеннаго огня. Не оставалось боле сомннія: туда приходили т, кого мы искали, это было одно ихъ ихъ логовищъ, но и тутъ, какъ въ Менегом, не будетъ ли достаточно одного нашего присутствія для того, чтобы они не показались? Маріонъ вышла со мною изъ развалинъ, дошла до Плюмлека (не боле полу-лье) и сказала, что ночью прійдетъ одна въ Локмарію, прямо черезъ поля, во избжаніе встрчи. Я сказалъ, что не оставлю ее одну, что она можетъ подвергнуться опасности.

— Опасность явится только тогда,— отвтила она мн,— когда меня станутъ защищать.

Я понялъ, что она права. Какъ сказано, при наступленіи ночи она ушла. Я такъ хорошо понималъ наше положеніе въ этой дикой стран, что боялся не увидть ея боле, и послдовалъ за нею въ нкоторомъ разстояніи, принявъ всевозможныя предосторожности, чтобы не быть ни услышаннымъ, ни замченнымъ. Входъ на лстницу шелъ изъ часовни, за алтаремъ. Въ глубокой темнот, съ девяти до двнадцати часовъ ночи, она просидла на первой ступени. Около полуночи, она услышала, что кто-то осторожно пробирается среди развалинъ. Она притаила дыханіе, надо было прямо натолкнуться на нее, чтобы пройти въ подземный этажъ. Вдругъ, въ нсколькихъ шагахъ, послышался шопотъ, и нсколько человкъ, пренебрегая всякою осторожностью, быстро бросились назадъ. Тогда она поднялась, крикнула свое имя и назвала по именамъ Жана Бріена, Ле-Приду и всхъ тхъ, кого знала. Ей издали закричали, что говорить тутъ нечего, что ея поиски безпокоятъ всхъ, что если еще разъ встртятъ насъ обоихъ, то будутъ въ насъ стрлять, какъ въ синихъ. Она бросилась бжать за удалявшимися, пока слышала ихъ голосъ. Раздался выстрлъ — вроятно съ цлью ее испугать, тогда они побжали скоре, боясь привлечь вниманіе жандармовъ. Я находился лишь въ нсколькихъ шагахъ…

— Это я, Маріонъ, сказалъ я.

На этотъ разъ она поняла, что все потеряно. Я отрывками заставилъ ее разсказать все, что произошло, уже на другой день, возвращаясь въ Ваннъ. Она только повторяла:— Ничего не могла сдлать! ничего не могла сдлать!

Что же касается меня, то я не предавался, подобно ей, единственной мысли, въ послднюю минуту я ощущалъ мене унынія, нежели гнва. И такъ этимъ тремъ невиннымъ суждено было умереть! Т люди, которыхъ мы такъ долго искали, которые скрывались отъ насъ, которые хотли, можетъ быть, насъ убить — знали, что обвиненные невинны и изъ боязни оставляли ихъ идти на плаху! Весь этотъ народъ, эти женщины, священники, старики — вс были противъ невинныхъ, вс стояли за виновныхъ! Я едва ли не былъ готовъ сказать, какъ мой бдный Иваникъ, въ минуту произнесенія приговора:— Нтъ справедливости!

Мы возвратились пшкомъ,— усталости мы не боялись, да къ тому же не были на столько богаты, чтобы нанять лошадей.

Я разстался съ Маріонъ на порог ея двери. Въ послдніе часы нашей ходьбы мы не вымолвили ни слова. Она попрощалась со мною молча. Я видлъ, какъ она перекрестилась, всходя по лстниц. Я даже не пытался слдовать за нею. Я слишкомъ хорошо зналъ, что ее ожидало.

2.

Всю ночь провелъ я въ томъ, что прежде всего возмущался, потомъ горевалъ и наконецъ сталъ изыскивать средства, какъ помочь длу. Съ перваго же дня, я послалъ письмо Муазану. Съ своей стороны онъ присылалъ мн письмо за письмомъ, письма были краткія, но хорошія — совершенно въ его характер. Я нашелъ по возвращеніи три посланія. Онъ былъ также опечаленъ и также смущенъ, какъ и я. Какое-то занятіе, въ которомъ некому было его замстить, задержало его въ Орэ на два — три дня, онъ общалъ пріхать въ Ваннъ, какъ только будетъ свободенъ.— ‘Мы поищемъ вмст’, писалъ онъ мн, но я видлъ, что у него, какъ и у меня, не было ни малйшей надежды.

Я вышелъ изъ дома на разсвт и прямо подошелъ къ окну Маріонъ, Увы! и тамъ точно также не спали! Нсколько времени оставался я на улиц, съ сердцемъ, переполненнымъ жалостью при вид такаго горя. Я дошелъ до тюрьмы безъ всякой другой мысли, вроятно, повинуясь только охватившему меня отчаянію. Потомъ, когда уже разсвло, я вспомнилъ, что могу повидаться съ Журданомъ. Пришлось идти чрезъ ярмарочную площадь, а на ней обыкновенно приводились въ исполненіе смертные приговоры. Журданъ еще не вставалъ. Въ ожиданіи его, я прислъ на тумбу, и Богу одному извстно, сколько перечувствовалъ я и горя, и отчаянія. Какъ только отворилась дверь, я веллъ доложить о себ, мы обмнялись новостями. Раза два или три онъ заставлялъ меня повторить слова священника въ Сентъ-Алуэстр. Я понялъ, что онъ главнымъ образомъ разсчитывалъ на него и зналъ, что онъ жестоко ошибся въ разсчет.

— Имъ овладла боязнь,— сказалъ онъ мн,— боязнь, какъ бы полиція не напала на слдъ бглецовъ.

— Онъ только объ этомъ и думаетъ,— отвтилъ я,— и онъ, священникъ, жертвуетъ невинными для того, чтобы спасти виновныхъ!

— Будьте уврены,— возразилъ Журданъ,— что онъ убжденъ въ виновности, или по крайней мр въ сообщничеств братьевъ Найль. Прежде всего и во что бы ни стало, необходимо было разубдить его.

— Я предоставилъ говорить Маріонъ,— возразилъ я,— никто, кром нея, не могъ бы служить боле краснорчивымъ адвокатомъ.

Онъ подумалъ съ минуту, и я слышалъ, какъ онъ говорилъ вполголоса:

— Нужно другаго священника…

— Муазана! воскликнулъ я.

— А вритъ ли онъ, что они невиновны?

— Вритъ, какъ вы, какъ я, какъ Маріонъ.

— Идите за нимъ! Пусть онъ повидается съ своимъ товарищемъ въ Сентъ-Алуэстр, пусть затронетъ его совсть. Только священникъ можетъ это сдлать.

Я упомянулъ о епископ.

— Я видлъ его,— сказалъ мн Журданъ,— но онъ ни во что не станетъ вмшиваться. Онъ говоритъ о трудностяхъ своего положенія, и дйствительно, он громадны. Нтъ, священникъ, другъ, глава шуановъ, какъ Муазанъ — вотъ человкъ, какаго намъ нужно. Отправляйтесь, отправляйтесь,— прибавилъ онъ,— дйствуйте убжденіемъ или силой, но только повезите его въ Сентъ-Алуэстръ.

— Онъ прійдетъ,— отвтилъ я,— и не заставитъ себя упрашивать.

Я побжалъ къ Маріонъ сообщить ей о моемъ отъзд. Она съ благоговніемъ выслушала эту новую всть о надежд и сказала, что отправится со мною. Я насилу могъ понять, какъ она еще держится на ногахъ, но она уврила меня, что ходила въ тюрьму, въ церковь, еще въ два — три мста — вроятно, къ кредиторамъ — что она все устроила и все привела въ порядокъ въ комнат стариковъ, и эти восемь лье, туда и назадъ, нисколько не страшатъ ее.

— Къ тому же, — прибавила она,— мы найдемъ повозку.

Мы отправились. Пройдя Пардо, находящійся въ четверти лье отъ Ванна, я оглянулся и взглянулъ на нее: я шелъ впереди въ двухъ-трехъ шагахъ, желая предоставить ее собственнымъ ея мыслямъ. Увидвъ, до какой степени измнилось лицо Маріонъ, я сталъ умолять ее вернуться домой. Я убждалъ ее, что въ участіи Муазана нельзя было сомнваться.

— Ручаюсь за него, какъ за самаго себя, говорилъ я ей, хотя моя увренность начала нсколько ослабвать по мр того, какъ я раздумывалъ. Она хотла дойти во что бы ни стало до Орэ.

— Моя обязанность — спасти ихъ,— говорила она,— я не могу предоставить это никому другому, даже вамъ, который обращаетесь съ нами, какъ братъ.

Я не замедлилъ убдиться, что она лучше моего судила о трудностяхъ задачи. Муазанъ принялъ ее какъ самый нжный отецъ, но когда я сталъ говорить о необходимости лично побывать у настоятеля въ Сентъ-Алуэстр, онъ остановилъ меня съ первыхъ словъ ршительнымъ жестомъ. Напрасно я настаивалъ, спрашивалъ о причинахъ отказа, разражался упреками, подйствовали лишь на столько слезы Маріонъ, что вынудили у него только общаніе написать письмо, ‘которое вы отнесете,— сказалъ онъ,— и отнесете одн,’ длая удареніе на послднихъ словахъ.

Единственный разъ въ моей жизни я разозлился на него. Аббатъ Куэффикъ, настоятель въ Сентъ-Алуэстр, и Муазанъ были главными начальниками карлистской партіи, можетъ быть, даже соперничали во вліяніи, но во всякомъ случа считались старинными друзьями, товарищами по семинаріи еще до революціи и ветеранами прежнихъ междоусобныхъ войнъ. Попытка Муазана при настоящихъ обстоятельствахъ не могла не быть тотчасъ же узнанною и истолкованною во всхъ священническихъ домахъ. Тамъ были на сторож, съ того времени какъ Герво на суд старался добиться признанія отъ подсудимыхъ. Боялся ли Муазанъ отвтственности за дурно понятый совтъ, или сомнвался въ будущемъ образ дйствій со стороны вождей партіи, или останавливался при мысли усилить подозрнія правительства на счетъ духовенства вообще и главныхъ вожаковъ въ частности, или предвидлъ раздоръ, который повергнулъ бы всю небольшую армію инсургентовъ въ полное смятеніе — причинъ я не знаю, но безъ сомннія он были важны, такъ какъ никогда не видалъ я, ни прежде, ни посл этого случая, чтобы онъ отвергнулъ просьбу несчастнаго. Мы разстались холодно, т. е. я былъ виноватъ въ томъ, что холодно съ нимъ разстался, что же касается его, то, какъ обыкновенно, онъ былъ добръ точно нжный, любящій отецъ. Онъ убдилъ Маріонъ принять небольшую сумму, вроятно вс деньги, какія находились въ дом, гд он обыкновенно долго не оставались. Письмо, которое мы прочли на дорог, заключало въ себ горячую похвалу Маріонъ и призывъ къ милосердію его собрата, съ горестью увидлъ я, что не было ни формальной просьбы, ни совта. Онъ хорошо сдлалъ, убждая меня не сопутствовать Маріонъ. Бдная женщина, которой я былъ необходимъ, но которая никогда не думала о себ, одобрила его отъ всего сердца.

— Вы просто не въ силахъ идти, сказала она мн. Свою усталость она ни во что не считала.

— Дло не въ усталости,— замтилъ Муазанъ.— Жюль не принадлежитъ къ числу нашихъ. Его отецъ — намъ врагъ. У меня есть особыя причины не обращать на это вниманія. Но не того мннія Куэффикъ. Маріонъ пойдетъ одна, отдастъ мое письмо, скажетъ такъ, какъ вдохновитъ ее сердце. Остальное — въ вол Господней!

Маріонъ провела ночь въ город и отправилась на другой день, до разсвта, на маленькой лошадк, которую далъ намъ Журданъ. Она страдала сильною лихорадкой, но мужество ея не покидало, и даже прощаясь, она совтовала мн надяться на успхъ. Отъ Ванна до Сентъ-Алуэстра пять добрыхъ лье надо проходить пустынными ландами. Она взяла съ собою маленькаго слугу Журдана, лтъ десяти, знавшаго вс дороги въ этой мстности, и надялась поэтому вернуться въ тотъ же день, если только застанетъ настоятеля дома. Я проводилъ ее до Мекона, т. е. до мстности, гд начинается равнина, которую опасно прозжать въ темнот, и такъ какъ она могла возвратиться въ Ваннъ не ране ночи, то я и общалъ ожидать ее на дорог, по другую сторону равнины, т. е. въ разстояніи одной лье отъ Сентъ-Алуэстра, и затмъ привести домой.

Задолго до ея прихода я находился на условленномъ мст, не зная, какъ быть среди этой пустыни, если Маріонъ прійдется ночевать въ дом настоятеля. Стало смеркаться, когда я увидлъ ее входившею въ менегомскую ланду по глухой тропинк. И въ этотъ часъ сумерокъ я все таки могъ различить черты ея лица и сразу понять, что наши надежды опять рухнули. Сперва аббатъ Куэффикъ отказался ее принять, потомъ, при помощи всевозможныхъ упрашиваній, она добилась, что служанка впустила ее въ домъ. Ей было не трудно убдить, что она больна — и та смягчилась. Впрочемъ аббатъ, подобно другимъ, выказывалъ ей сожалніе и уваженіе, но считая троихъ осужденныхъ безвозвратно погибшими, думалъ только о томъ, какъ бы спасти другихъ.

— Если бы даже Жанъ Бріеръ или кто либо другой,— сказалъ онъ,— предался имъ въ руки, то было бы лишь одною жертвою боле, это не спасло бы ни вашего мужа, ни вашихъ братьевъ. Неужели думаете вы, что ихъ оправдаютъ потому, что одинъ изъ ихъ сообщниковъ сознается въ преступленіи?

— Но у нихъ нтъ сообщниковъ,— говорила Маріонъ,— они невинны.

И она повторяла все то, что говорили ей эти трое несчастныхъ, что утверждали они на суд.

— Я видла, что онъ мн не вритъ,— продолжала она.— А между тмъ они никогда не лгали. Я убждена, что они сказали бы правду, если бы даже пришлось поплатиться за нее жизнью.

Онъ признался, что знаетъ, гд находится Жанъ-Бріенъ со своею шайкой, что ему извстенъ ихъ пароль, и дйствительно, могло ли быть иначе? Настоятель былъ ихъ духовникомъ и, вмст съ Муазаномъ, заботился объ ихъ продовольствіи. Повсюду говорили, не стсняясь, что Муазанъ и Куэффикъ собирали деньги въ пользу бглыхъ. Поэтому онъ могъ легко доставить Маріонъ возможность повидаться съ Жаномъ Пріеномъ.

— Ну, а потомъ?— спросилъ онъ ее.— Предложите ли вы ему пойдти и выдать себя, для того, чтобы ему отрубили голову? Попросите ли написать просьбу къ прокурору, чтобы онъ выпустилъ вашихъ друзей на свободу? Не требуете ли вы отъ меня, чтобы я выдалъ его жандармамъ, — вы, до сихъ поръ, этого не требовавшая или, скоре, не позволявшая это требовать вашему мужу?

Маріонъ говорила мн, что каждое изъ его словъ отдавалось въ ней точно ударъ ножа, ‘О, теперь я смотрю на нихъ, какъ на покойниковъ!’ И она рыдала такъ горько, что въ эту ночь, среди безлюдной степи, я почувствовалъ себя совсмъ растеряннымъ, очутясь лицомъ къ лицу съ такимъ безысходнымъ страданіемъ.

— Вдь онъ правъ,— сказала она мн,— когда прошелъ первый взрывъ горя. Онъ правъ! О чемъ думали мы эти цлыя дв недли? Къ чему навдывались у другихъ?

— Маріонъ,— возразилъ я,— мы могли, при помощи свидтелей катастрофы, на основаніи ихъ показаній, узнать подробности, которыя придали бы неотразимую силу показаніямъ нашихъ друзей. Будьте уврены, что при вторичномъ процесс удовольствуются весьма малымъ, оправданія желаютъ со всхъ сторонъ, нуженъ только предлогъ. Вашъ мужъ, не хотлъ выдать тайну бглецовъ, потому что не могъ выдать одного, не выдавъ всхъ. Но этотъ священникъ, этотъ настоятель въ Сентъ-Алуэстр — вдь онъ знаетъ, кто совершилъ преступленіе. Онъ можетъ назвать преступника, если захочетъ. Дло не въ томъ, чтобы выдать шайку или убійцу, довольно его назвать и этимъ измнить характеръ процесса. Онъ сказалъ, что наши друзья виновны, потому что не вритъ сопротивленію ихъ въ минуту борьбы, онъ думаетъ, что они при этомъ присутствовали и не борались съ цлью воспрепятствовать совершенію убійства, вотъ въ чемъ, по его мннію, заключается ихъ участіе въ преступленіи, но благодаря Всевышняго, они не совершили его. Онъ знаетъ того, кто ршился на убійство, кто приказалъ его совершить, знаетъ того, кто нанесъ первый ударъ, кто причинилъ смерть. Человческое правосудіе идетъ по ложному пути, онъ это знаетъ — онъ, провозвстникъ слова божія — и молчитъ! Высказали ли вы ему это, Маріона?

— Да, да! я все сказала, не забыла ничего. Боже мой! чего, чего я не говорила! Я ползала на колняхъ кричала. Прибжали женщины изъ сосднихъ домовъ. Он не могли устоять противъ моего горя, мой добрый Жюль! Он то и дло обнимали меня, плакали и кричали. Онъ убжалъ въ церковь. Я преслдовала его, хотла пробраться за хоры, даже за алтарь, призывала на помощь Бога и Пречистую Дву. О, Господи! въ этомъ оставалась моя послдняя надежда! Меня вынесли силою изъ церкви, не знаю кто, не знаю какимъ образомъ. Я боролась, но разв можно было что либо подлать? Меня посадили на лошадь, посреди всей этой толпы. Двое людей взяли ее подъ устцы и шли по бокамъ, не раскрывая рта до той минуты, пока мы не завидли васъ… О, Жюль! можетъ быть, это и были настоящіе убійцы! Одинъ изъ нихъ сказалъ мн, пуская лошадь: ‘Ни вы, ни онъ — не прізжайте никогда сюда!’ И при этомъ показалъ на васъ. И съ какимъ видомъ сказалъ онъ это! Они васъ убили бы на мст…

На этотъ разъ я не допустилъ Маріонъ взойти одной по лстниц: мн пришлось нести ее на рукахъ до самаго верха. Отворивъ дверь, я увидлъ Журдана, ожидавшаго насъ съ важною новостью: Ле-Приду и Жанъ-Бріенъ были арестованы. Ихъ привезли въ ваннскую тюрьму въ девять часовъ вечера. Герво немедленно приступилъ къ ихъ допросу.

3.

Жизнь создана такъ странно, что весьма часто несчастіе однихъ причиняетъ радость другимъ.

— Я не желаю имъ зла,— говорила Маріонъ, — хотя они причинили намъ много горя, и не подстрекала Жана-Луи выдать убійцъ. Надюсь, теперь они сжалятся надъ нимъ и его братьями, они въ состояніи ихъ спасти и не рискуютъ тмъ, что могутъ еще боле повредить себ.

Хотя она устала до полу-смерти, но хотла сейчасъ же идти къ Герво, узнать что могли они ему сказать.

— Для насъ онъ встанетъ раньше, замтила она.

Журданъ отвтилъ, что лично ходилъ къ Герво, но тотъ не могъ добиться отъ нихъ ничего положительнаго, даже ни одного слова.

— Прежде, чмъ они не увидятся съ Кермарекомъ,— сказалъ намъ Журданъ, — они не скажутъ ничего. (Кермарекъ былъ привилегированнымъ адвокатомъ всхъ карлистовъ). Но я повидаюсь съ ними завтра утромъ, можетъ быть, они будутъ откровенне со мною.

Онъ назначилъ намъ свиданіе у себя въ кабинет въ девять часовъ.

На другой день, намъ пришлось проходить почти черезъ весь городъ, чтобы добраться до Журдана. Нсколько лицъ, знавшихъ Маріонъ и восхищавшихся ея самоотверженіемъ, останавливали ее на дорог и поздравляли.

— Да, да,— говорила она,— надюсь, что милосердный Господь смилуется наконецъ надъ нами.

Къ несчастію Журданъ не могъ сообщить намъ добрыхъ встей.

— Я видлъ ихъ сегодня утромъ, — началъ онъ, — цлый часъ оставался съ ними и, сказать между нами, они — настоящіе разбойники. Теперь они пытаются парадировать своими политическими убжденіями, хотя можно видть, что политика всегда служила имъ только предлогомъ. Какъ несчастна цлая партія, когда ея имя призывается такими людьми! Но это позоръ и горе, отъ которыхъ никогда не избавляются побжденные всхъ партій!

Въ то утро я нашелъ моего стараго друга очень словоохотливымъ, Маріонъ ничего не понимала изъ его красивыхъ рчей, она поперемнно обращала свои удивленные глаза то на меня, то на Журдана, но тотъ не переставалъ отдлываться общими фразами. Я не замедлилъ понять, что онъ не хотлъ объясниться въ ея присутствіи.

— Вы дурно судите о ней,— сказалъ я ему,— съ нею надо обращаться совсмъ просто, на сколько она сильна, чтобы переносить свое горе, на столько нжна и великодушна, чтобы утшить въ гор другихъ.

— Въ такомъ случа,— тотчасъ же заговорилъ Журданъ, взявъ ее за руки и сжимая ихъ,— признаюсь, что они только ухудшаютъ положеніе нашихъ друзей. Они громко хвастаются убійствомъ Броссара и обвиняютъ вашего мужа и обоихъ его братьевъ въ томъ, что т служили имъ помощниками.

Маріонъ не выказала ни малйшаго волненія. Она встала, взяла свою мантилью и направилась къ двери.

— Вы идете въ тюрьму,— сказалъ ей Журданъ,— но вы не въ силахъ добраться туда. Выпейте хоть стаканъ вина.

— Хорошо,— отвтила она,— правда, я насилу стою на ногахъ, а вотъ мосье Жюль (она указала на меня) меньше моего привыкъ къ такимъ трудамъ и долженъ чувствовать себя еще хуже.

Бдная женщина подчинялась своему инстинкту, думая прежде всего, о другихъ, но въ ту минуту меня мучила боле всего одна мысль по поводу ея: во время послдняго путешествія, я замтилъ, что ея силы постоянно упадаютъ… Я зналъ, что ея родные перебрались въ Ваннъ, съ цлью ожидать тамъ исхода процесса, и спрашивалъ, себя, чмъ жили они, въ теченіе двухъ мсяцевъ, въ улиц Менэ. Что касается Маріонъ, то она стремилась, собственно говоря, не къ своему мужу: самое главное для нея было — стараться спасти жизнь всхъ. Я проводилъ ее лишь до двери: она замтила, что, можетъ быть, они будутъ мене недоврчивы и боле великодушны къ ней если увидятъ ее одну. Черезъ полчаса она вернулась, съ красными, опухшими глазами, и не сказала мн ни слова. Когда мы проходили мимо распятія у коллежа, она перекрестилась и произнесла вполголоса: ‘Они язычники.’ Такой результатъ столькихъ надеждъ и столькихъ усилій обдалъ мн сердце холодомъ. Я вошелъ съ нею въ квартиру. Мать лежала въ постели и не вставала съ нея. Старикъ сидлъ на своей скамейк, на обычномъ мст. Онъ живо обернулъ къ ней голову, не произнося ни слова: за то говорили его глаза. Маріонъ потупилась: онъ принялъ снова свой прежній мрачный видъ и не длалъ больше ни малйшаго движенія. Маріонъ прямо подошла къ постели и тщательно поправила простыни и одяло. Потомъ стала мести комнату, наконецъ услась на другую скамейку, по другой сторон очага, и взяла прялку. Въ это время я, пользуясь правомъ друга, шарилъ повсюду и убдился, что у нихъ не было въ дом ни хлба, ни денегъ.

— Да, это правда,— замтила она, (хотя я ничего не сказалъ, но тмъ не мене она увидла, что отъ меня не скрылась ихъ бдственное положеніе).— Своею пряжею я заработываю въ день шесть су, а когда меня нтъ дома, мои бдные старички нуждаются во всемъ. Скажите, проходя мимо, булочнику, что вы поручитесь за насъ. Вы не лишитесь вашихъ денегъ, мосье Жюль, потому что, когда все это кончится мы продадимъ нашу мебель въ дом и уплатимъ вамъ все, что вы ссудили бы теперь.

— Я тоже, Маріонъ, пришлю вамъ кое что, изъ чего можно будетъ приготовить супъ для больной, — сказалъ я.

Она взглянула на свекровь.

— Мы вдь простые крестьяне, — отвтила она,— хорошо и тогда, когда есть у насъ хлбъ насущный. Поэтому сдлайте то, о чемъ я вамъ говорю, и ничего больше не надо. Такъ будетъ гораздо лучше для нашего сердца.

Спускаясь по темной лстниц, я услышалъ голосъ сумасшедшей, звавшей своихъ сыновей:— Ивонникъ! мой Жанъ-Луи!— Я остановился на минуту, послышался голосъ отца, читавшаго молитву…

4.

Не стану разсказывать ни о послдующихъ дняхъ, ни о подробностяхъ новаго суда. Смерть Броссара была лишь одною изъ частностей процесса Ле-Приду и Жана Бріена: противъ нихъ были возбуждены обвиненія еще по поводу двухъ другихъ убійствъ. Они продолжали до конца уврять, что братья Найль, по своей охот, отправились вмст съ шайкою къ Броссару, что они знали, съ какимъ намреніемъ идутъ туда, и присутствовали вооруженные при совершеніи убійства. На очной ставк братья Найль съ величайшею энергіею отвергали высказанныя противъ нихъ обвиненія, и настаивали на томъ, что мятежники положительно скрыли отъ нихъ свои намренія, что когда они увидли, что дло клонится къ преступленію, то употребили вс усилія съ цлью помшать ему, что въ тотъ мигъ, когда былъ нанесенъ первый ударъ Броссару, началась борьба между ними и убійцами. Жанъ-Луи показалъ слды довольно сильныхъ царапинъ, утверждая, что он были нанесены во время схватки, но ихъ связали, заткнули имъ ротъ, заставили быть безсильными зрителями убійства. Съ той минуты, они находились посреди другихъ скоре какъ плнники, чмъ какъ товарищи, при малйшей попытк бжать, имъ угрожали смертью. Ивоникъ разсказалъ съ величайшими подробностями, какъ имъ удалось скрыться въ хижин угольщиковъ, гд на другой день они и были захвачены жандармами. Этотъ разсказъ, безъ всякихъ измненій повторявшійся тремя братьями съ видомъ полной искренности, производилъ впечатлніе, не смотря на свою неправдоподобность, на судебнаго слдователя. Оба процесса велись отдльно, и братья Найль должны были явиться предъ присяжнымъ судомъ въ Кавальдос, ихъ задерживали въ Ванн, такъ какъ показанія ихъ считались весьма существенными при производств слдствія по второму процессу. Оставалась надежда, что произойдетъ какое нибудь открытіе, могущее послужить имъ въ пользу. Королевскій прокуроръ распространилъ свое убжденіе между всми членами суда, могу даже сказать — между всми жителями. Вообще полагали, что присяжные въ Кан примутъ во вниманіе осужденіе Ле-Приду и Жана Бріена, жестокія муки вынесенныя со времени произнесенія смертнаго приговора, медлительность втораго процесса, молодость, прежнее хорошее поведеніе братьевъ Найль — и признаютъ отнын вполн доказанный фактъ, что убійство Броссара не было совершено непосредственно ими, что ихъ преступленіе, если они были преступны, состояло лишь въ томъ, что они присутствовали вооруженные въ моментъ убійства. Если вторичный процессъ не будетъ имть результатомъ смертную казнь, то король можетъ помиловать, избавивъ ихъ даже отъ каторжной работы. Избгнуть и смерти, и каторги — вотъ въ чемъ теперь должна была заключаться ихъ надежда, такъ какъ упорное отрицаніе Ле-Приду и его сообщника лишало насъ возможности надяться на полное оправданіе. Когда, въ засданіи ваннскаго суда, стали допрашивать братьевъ Найль, вс присутствовавшіе съ тревогою выслушивали ихъ показанія. Взоры всхъ были обращены къ подсудимымъ, и ихъ отрицаніе возбуждало ропотъ въ зал. Почтенный президентъ, Ле-Галль, настойчиво убждалъ сказать истину. Участіе всхъ прямо клонилось на сторону тхъ, которые уже были осуждены въ первомъ процесс, и вс надялись, что имъ вынесутъ полное оправданіе, въ то же время присутствовавшіе, безъ всякаго различія партій, съ отвращеніемъ смотрли на новыхъ подсудимыхъ, но отвты ихъ были постоянно одни и тже. Они повторяли, что братья Найль, не будучи никмъ принуждаемы, съ полнымъ знаніемъ того, что длали, вошли въ комнату несчастнаго Броссара, что борьба, о которой они говорятъ — неправдаподобная басня, что мятежники ршили, съ общаго согласія, за ужиномъ у кердроганснаго мельника, устроить большое дло съ цлью устрашить доносчиковъ, что они искренно сожалютъ братьевъ Найль, но не могутъ лгать для ихъ спасенія. Слова эти, произнесенныя съ невозмутимою увренностью, обманули всеобщія ожиданія. Приговоръ былъ произнесенъ вечеромъ, и на слдующее утро, въ закрытой карет, сопровождаемой жандармами, братья Найль были отвезены въ тюрьму, въ городъ Канъ.

Ле-Приду и Жанъ Бріенъ пропустили срокъ кассаціи, три дня спустя посл приговора, въ город разнесся слухъ, что смертная казнь назначена на завтра. Я тотчасъ же поспшилъ къ Маріонъ съ просьбою уйти немедленно изъ Ванна. При вход въ ихъ комнату, я увидлъ накрытый салфеткою столикъ, на которомъ находились деревянное распятіе и чашка съ водою. Старуха Найль умерла въ то самое утро. Разумъ возвратился къ ней въ минуту смерти, и она вновь сознала весь ужасъ своего положенія. Около покойницы находились сосдки и аббатъ Ле-Беръ, котораго наврное всегда можно было встртить тамъ, гд страдали бдняки и несчастные. Я отыскивалъ глазами старика Найля и его дочь и былъ удивленъ, что не вижу ихъ: я зналъ, что бретонцы ни на минуту не покидаютъ своихъ умершихъ родныхъ. ‘Они въ тюрьм вмст съ Муазаномъ,’ сказалъ мн аббатъ Ле-Беръ. Муазанъ, надясь добиться признанія, прибылъ изъ Орэ, чтобы сопутствовать обвиняемымъ на мсто казни. Онъ былъ вдвойн несчастенъ въ тотъ день: онъ раздлялъ наши чувства и убжденія и въ первый разъ въ жизни увщевалъ приговоренныхъ къ смерти, не будучи въ состояніи чувствовать къ нимъ жалости.

— Покойница желала,— сказалъ мн — Ле-Беръ, чтобы они вновь попытались убдить осужденныхъ сказать правду. ‘Скажите имъ, что я услышу ихъ слова, когда буду съ Богомъ.’ Это были послднія, произнесенныя ею слова. Найль всталъ, закрылъ ей глаза, поцловалъ ее въ губы, а т ушли…

Я сталъ на колни вмст съ другими и началъ молиться. Такъ прошло около часа. То входили въ комнату, то выходили изъ нея, и кропили тло святою водою. Наконецъ мы услыхали большой шумъ и рыданія. Внесли Маріонъ, съ дико-блуждавшими глазами, съ пною у рта, въ сильнйшемъ нервномъ припадк, похожемъ на эпилепсію. Смерть свекрови, свиданіе съ осужденными, мысль объ ихъ близкой казни — все это ее сломило, ея столь сильная натура въ конц концовъ, не могла боле выдержать.

Войдя въ роковую камеру, услыхавъ, что осужденные по прежнему повторяютъ свои убійственныя показанія, увидвъ, какъ Найль обнажилъ свою сдую голову и ползалъ передъ ними на колняхъ съ раздирающими душу рыданіями, она сама потеряла власть надъ собою и, была минута, когда боялись, что она не переживетъ. Покойницу положили на носилки съ цлью помстить Маріонъ на единственную кровать, находившуюся въ убогой комнат. Я горячо желалъ, чтобы ея бредъ продолжался въ теченіе цлыхъ сутокъ. Бднякъ Найль сжималъ въ объятіяхъ свою дорогую дочь, потомъ отходилъ отъ нея и со слезами цловалъ свою старую спутницу жизни. Въ эту ночь я перечувствовалъ боле горя и наврное боле унынія, чмъ когда услышалъ приговоръ, поразившій моихъ друзей. Вмсто свчи, достали откуда-то смоляной факелъ. Благочестивыя женщины смняли одна другую для чтенія молитвъ. Что же касается насъ, то всю ночь мы провели въ молчаніи: я видлъ, какъ крупныя слезы катились по щекамъ старика, и даже не пытался удерживать свои рыданія. Не задолго до разсвта, Маріонъ заснула. Я внимательно прислушивался къ звону колоколовъ, зная, что казнь должна совершиться рано утромъ и что за упокой душъ казненныхъ будутъ молиться во всхъ церквахъ. Услышавъ первый роковой ударъ колокола, Найль перекрестился. Маріонъ, съ раскрытыми глазами, поднялась на постели: она услышала колокольный звонъ и взглянула не покойницу. Я видлъ, что она была въ полной памяти. Будучи совершенно одтою, она встала съ кровати, поцловала своего отца, затмъ, вся въ слезахъ, бросилась ко мн на шею. Въ первый разъ выказывала она мн такъ сильно свою привязанность. И она была права, обращаясь со мною какъ съ братомъ — я былъ дйствительно братъ для нея, она внушала къ себ чувство не только дружбы, но и удивленія. Прошла минута, она отерла глаза и принялась убирать комнату съ обычнымъ спокойствіемъ. Стали выносить тло, я упросилъ, чтобы эта церемонія происходила какъ можно раньше. За гробомъ слдовали лишь мы втроемъ, и спускаясь къ Сенъ-Патерну, намъ пришлось пробираться сквозь толпу, направлявшуюся къ ярморочной площади, гд былъ воздвигнутъ эшафотъ.

IV.
Мать казненнаго.
1.

Два дня спустя, сидя въ своей мансард, въ улиц des Chanoines, я съ грустью размышлялъ о положеніи всхъ нашихъ друзей и старался изыскать средство, чтобы побдить деликатность Маріоны и принудить ее взять деньги, необходимыя для поздки въ Канъ съ цлью перевезти туда старика Найля. Вдругъ, къ величайшему моему удивленію, вошла Маріонъ.

— Здравствуйте, мосье Жюль,— сказала она своимъ тихимъ и нжнымъ голосомъ.— Я пришла проститься съ вами и просить васъ оказать мн одну услугу.

— Говорите, Маріонъ,— отвтилъ я,— вы знаете, я сдлаю для васъ все, чего вы захотите.

— Вы не богаты,— продолжала она,— а мы… (тутъ она смутилась и немного покраснла), мы теперь просто нищіе. Вчера вы заплатили за нашу квартиру и въ булочную, можетъ быть, изъ-за насъ, вошли сами въ долги, но люди съ добрымъ сердцемъ не думаютъ объ этомъ, когда дло идетъ о другихъ. Теперь я должна хать, отецъ мой отправится въ Канъ. Мн… (она опять покраснла)… мн ничего не нужно, но для отца нужны деньги. Когда просишь за другаго, мосье Жюль,— прибавила она,— то чувствуешь себя гораздо храбре, нежели когда просишь за себя. Я за тмъ и пришла къ вамъ, чтобы попросить васъ, нельзя ли устроить складчину въ нашу пользу… Подумайте хорошенько — можетъ быть, это для васъ непріятно. Вы скажете, что я прошу милостыни, и я дйствительно не надюсь возвратить моимъ благодтелямъ деньги, которыя они дадутъ мн взаймы.

Ея голосъ не дрогнулъ, но я ее зналъ, зналъ также, она страдаетъ, и тмъ боле удивлялся прямот и крпости ея души.

— А вы куда же отправляетесь, Маріонъ?— спросилъ я,— какъ почему вы оставляете вашего отца?

— Мать Ле-Приду жива, — отвтила она.— Она сказала бы, если бы захотла. Я на колняхъ вымолю у нея жизнь моего мужа. Ну, а если и это не удастся… пусть тогда Господь сжалится надъ нами.

Я спросилъ ее, гд живетъ мать Ле-Приду.

— Въ Эльвен,— отвтила она.— Всего пять лье хорошей, большой дороги.

— Прежде всего, я сдлаю то, о чемъ вы просите,— сказалъ я,— а потомъ отправлюсь вмст съ вами.

— Нтъ, мосье Жюль. Я иду сейчасъ, не теряя ни минуты, я разсчитывала на васъ, увренная, что вы позаботитесь о моемъ отц и посадите его въ телгу, вдь теперь приходится ухаживать за нимъ, какъ за малымъ ребенкомъ.

Она протянула мн руку.

— Прощайте,— сказала она,— если удастся, я опять увижусь съ вами.

Я ее не удерживалъ и поспшилъ къ Журдану, игравшему для меня роль провиднія. Почтенный адвокатъ былъ боле богатъ добрыми длами, нежели деньгами, впрочемъ на конюшн у него стояла лошадь, такъ какъ часто, по роду своихъ занятій, ему случалось длать поздки на довольно большое разстояніе отъ города. Онъ самъ осдлалъ лошадку и прикрпилъ къ задней лук сдла нчто въ род мшка, такъ чтобы могла помститься женщина, потомъ позвалъ мальчика, замнявшаго слугу, бывшаго проводника и защитника Маріонъ во время ея неудачной попытки въ Сентъ-Алуэстр, и веллъ ему какъ можно скоре отправиться по дорог въ Эльвенъ, догнать Маріонъ, посадить ее на лошадь довезти, куда она хочетъ, и вмст съ нею вернуться обратно. Онъ сунулъ ему въ карманъ пригоршню мдной монеты и далъ корзинку съ състными припасами.

— Теперь поговоримъ съ вами,— сказалъ онъ мн, когда тотъ ухалъ.— Вотъ шесть франковъ для вашего путешественника. Надюсь собрать между членами суда еще франковъ пятнадцать. Прощайте, желаю вамъ счастливаго успха.

Я пошелъ прямо въ коллежъ, куда давно почти не заглядывалъ, въ то время, какъ входили мои товарищи, я помстился у дверей, со шляпою въ рук. Я внутренно былъ счастливъ, исполняя это унизительное дло и думая о благородной женщин, для которой я старался. Мы не были богаты въ ванскомъ коллеж, тамъ не было баловней-сынковъ, большая часть учащихся принадлежали къ сословію крестьянъ, которые хотли сдлаться священниками и жили скудно, питаясь лишь чернымъ хлбомъ да черствыми мучными лепешками. Но наиболе бдные оказались наиболе великодушными, и я увренъ, что многіе изъ учениковъ ршились лечь спать скоре безъ ужина, чмъ пройти мимо меня, не опорожнивъ своихъ кошельковъ. Найль имлъ возможность ухать на другой же день въ дилижанс, увозя въ карман до полсотни франковъ и три рекомендательныхъ письма, доставленныхъ ему Журданомъ.

2.

Маленькій слуга догналъ Маріонъ лишь въ трехъ лье отъ Ванна, она сильно опередила его. Она тяжело ступала, измученная голодомъ и горемъ, но подерживаемая твердою волею. Онъ соскочилъ съ лошади, сказавъ отъ имени Журдана, что ему велно ее довезти.

— Скажи лучше, дружокъ, что самъ Богъ послалъ тебя,— отвтила она,— я уже боялась, что останусь гд нибудь въ ям.

Благодаря этой помощи, она добралась до Эльвена часамъ къ четыремъ посл обда. Она пошла прямо въ церковь и помолилась передъ алтаремъ Богородицы. Потомъ, приблизившись къ дьячку, зажигавшему свчи къ вечерн, спросила, гд находится домъ Ле-Приду.

— Послдній домикъ, дочь моя, по направленію къ Жоселэну,— отвтилъ онъ,— но если вы пришли изъ Ванна, то должны знать, что въ этомъ дом большое горе.

Она прошла до конца улицы, чувствуя каждую минуту, что силы готовы ее оставить. Домикъ, о которомъ она разспрашивала, находился нсколько позади другихъ, съ запущеннымъ дворикомъ, на который выходило слуховое окно. Толкнувъ входную дверь, Маріонъ ничего не могла различить, наконецъ ея глаза привыкли къ темнот, и она увидла какую-то старуху, сидвшую на камн у очага. Прялка валялась подл нея на полу, а въ рукахъ она держала четки, которыя забыла перебирать.

— Да пошлетъ вамъ силу Господь Богъ! проговорила Маріонъ, входя въ комнату, но вдова не слыхала ея словъ. Тогда молодая женщина дотронулась до нея, сказавъ:

— Я пришла повидаться съ вами въ вашемъ тяжкомъ гор, полная такаго же горя.

Только тогда вдова замтила Маріонъ и взглянула на нее. Потомъ повернула голову съ жестомъ, выражавшимъ какъ бы желаніе оттолкнуть.

— Нтъ, я не могу уйти,— возразила Маріонъ,— простите, что обезпокоила васъ въ такія тяжелыя минуты: но я пришла просить себ боле, нежели жизни.

Съ этими словами, она упала на колни и простерла руки къ убитой горемъ матери. Но та снова оттолкнула ее, потому что въ своемъ отчаяніи, не могла даже подумать, чтобы, находясь въ здравомъ ум, кто либо ршился говорить съ ней о своей скорби. Она пыталась что-то произнести, но слова останавливались въ ея глотк. Наконецъ, она была въ состояніи вымолвитъ: ‘Мой сынъ умеръ’!.. И въ то же время указала на дверь своей хижины.

— Но вдь я,— воскликнула Маріонъ, все еще стоя на колняхъ,— я жена Жана-Луи Найля!

— Бдняжка!— проговорила вдова,— вы плачете о вашемъ муж, какъ я оплакиваю моего сына!

— Увы!— отвтила Маріонъ,— мой мужъ не умеръ и вы можете спасти его, если захотите. Одно слово, сказанное вами, одно слово правды можетъ сохранить жизнь намъ всмъ! Умоляю васъ именемъ Пресвятой Богородицы, спасеніемъ души вашего сына!— И она такъ жестоко заливалась слезами, что руки старухи были покрыты ими.

— Не отказывайте мн,— умоляла Маріонъ,— если только въ вашей груди есть сердце женщины! Каждый день, въ теченіе всей моей жизни, я буду молиться за васъ и за душу вашего сына! Судите о страданіяхъ моихъ по вашимъ собственнымъ! Сжальтесь, пощадите! во имя Богородицы! во имя исуса Христа!

Бдная мать долгое время не выходила изъ состоянія мрачнаго отчаянія, наконецъ сердце ея смягчилось и лице оросилось слезами. Потомъ послышались рыданія, явились спазмы. Маріонъ порывисто обняла ее, расцловала ея руки и щеки, положила ей свою голову на грудь и смшала свои слезы съ ея слезами. Наступившая ночь застала ихъ все еще сидящими на холодномъ камн, въ объятіяхъ другъ друга… И мать говорила о своемъ сын, разсказывала о его дтств, о его молодости, о дняхъ, когда она выхватила ребенка изъ объятій смерти, о нжности, которую она всегда чувствовала къ нему во время его безпорядочной жизни, она извиняла, на сколько могла, его преступленія, ибо фанатизмомъ была наполнена душа ея, и она всосала кровавое молоко междоусобной войны, но чувства женщины и матеря брали верхъ, и она сожалла объ участи несчастной, которую держала въ объятіяхъ. Ей были извстны вс подробности убійства Броссара, и она знала двухъ женщинъ въ Эльвен, которыя, подобно ей, могли засвидтельствовать невиновность братьевъ Найль. Мятежники увели ихъ съ собою изъ боязни, какъ бы примръ Жанъ-Пьера не сдлался заразительнымъ, если бы онъ согласился добровольно поступить въ ряды арміи. Они задержали у себя братьевъ плнниками и насильно заставили ихъ присутствовать при убійств Броссара, желая навлечь на нихъ подозрнія. Въ этомъ убогомъ, печальномъ жилищ, Маріонъ упрекала себя за страстные порывы сердца, неудержимо бившагося отъ радости.

Какъ только заря занялась, она поспшила въ домъ къ священнику просить о содйствіи и постила вмст съ нимъ обихъ женщинъ, на которыхъ указала ей вдова. Мы видли, какъ Маріонъ возвратилась домой въ воскресенье. Она пришла ко мн въ ту минуту, когда вс выходили изъ церкви посл всенощной. Она торопилась сообщить мн счастливую всть прежде, чмъ идти къ Журдану. Съ этимъ превосходнымъ человкомъ отъ радости чуть не сдлался ударъ. Онъ расцловалъ Маріонъ и чуть не силою потащилъ насъ къ королевскому прокурору. Герво былъ до такой степени озадаченъ, что на минуту мы испугались за него, но онъ скоро оправился и заторопился хать въ Эльвенъ, вмст съ Журданомъ и со мною, для оффиціальнаго допроса трехъ женщинъ. Онъ потребовалъ, чтобы Маріонъ осталась у него на квартир, и поручилъ ее попеченіямъ г-жи Герво, принявшей ее съ материнской нжностью. Записавъ показанія, онъ возвратился съ нами въ Биньянъ, чтобы сдлать новый снимокъ съ мстности, гд было совершено преступленіе, и въ Сентъ-Алуэстръ, гд, на основаніи недавно полученныхъ свдній, тоже долженъ былъ собрать весьма важные матеріалы, относившіеся къ настоящему процессу. Намъ ничего боле не оставалось, какъ предоставить ему полную свободу дйствій, онъ также горячо взялся за дло, какъ и мы, не обращая вниманія ни на хлопоты, ни на усталость. По возвращеніи въ Ваннъ, онъ тотчасъ же заявилъ, что отправляется въ Канъ. Жена его сказала намъ, что онъ былъ въ смертельной тревог съ тхъ поръ, какъ сомнніе вкралось ему въ душу. Во время засданія — весьма короткаго — онъ сидлъ въ обыкновенномъ плать сзади генеральнаго прокурора, которому поручено было обвиненіе. Когда прокуроръ всталъ, чтобы заявить свой отказъ отъ обвиненія, на лиц Герво выразилось боле волненія, нежели на лицахъ трехъ братьевъ — а между тмъ въ этотъ мигъ имъ возвращалась свобода и жизнь. Маріонъ опиралась на мою руку, она уже не въ силахъ была держаться на ногахъ. Силы ее оставляли въ послднюю минуту, когда оставалось лишь пользоваться плодами ея безустанной энергіи. Жанъ-Луи устремилъ на нее глаза и смотрлъ на нее, какъ на ангела. Присяжные почти даже не совщались. Черезъ пять минутъ приговоръ былъ произнесенъ, и подсудимыхъ снова ввели въ залу. Объявивъ ихъ свободными, предсдатель взволнованнымъ голосомъ обратился къ нимъ съ слдующими словами среди благоговйнаго молчанія присутствующихъ:

— Ивоникъ, Жанъ-Пьеръ и Жанъ-Луи Найль, роковая судьба наложила на васъ отвтственность за преступленіе, которое совершили не вы, которому вы хотли воспрепятствовать, подвергая свою жизнь опасности. Ужасно испытаніе, перенесенное вами! Но вы выходите изъ залы суда не только невинными, но достойными участія и уваженія всхъ. Да смягчитъ горечь вашихъ воспоминаній та ревностная, горячая привязанность, которая повсюду вамъ сопутствовала! Возвращая вамъ свободу, члены суда считаютъ счастіемъ присоединиться къ радости вашей и счастью самой достойной, мужественной и благороднйшей женщины въ свт…

Волненіе предсдателя при произнесеніи послднихъ словъ раздлялось и членами суда, и адвокатами, и публикой. Въ ту минуту, когда засданіе уже подходило къ концу, всталъ съ своего мста Герво. Онъ прошелъ во всю длину залы и приблизился къ подсудимымъ, протягивая имъ руку. Крикъ раздался изъ груди всхъ, когда трое братьевъ обступили его и бросились обнимать… А когда въ тотъ же вечеръ мы вновь вс собрались въ скромномъ домик на дорог въ Фалезъ,— не думаю, чтобы существовало въ мір зрлище, боле достойное обратить на себя взоры Бога.

——

Этимъ оканчивается разсказъ, написанный мною въ Орэ черезъ нсколько недль посл оправданія моихъ друзей. Я могъ бы назвать его скоре протоколомъ судебнаго слдствія. Я прочелъ его Муазану,— и тотъ его расхвалилъ, а онъ всегда былъ готовъ хвалить все, что бы ни сдлали его друзья. Вслдствіе многихъ причинъ, онъ высказалъ однако неудовольствіе по поводу того, что я говорилъ о немъ и о Куэффик, и это служило предметомъ длинныхъ споровъ между нами. Въ конц концовъ онъ потребовалъ, чтобы я вручилъ ему рукопись съ цлью, какъ онъ выразился, ‘передлать нкоторыя мста’. Эта угроза нисколько не нарушила моего спокойствія: никогда не съумлъ бы онъ написать двухъ строкъ.

— Ну, какъ работаете? спрашивалъ я его, подсмиваясь.

— Увидишь самъ, отвчалъ онъ съ самодовольнымъ видомъ.

Дйствительно, когда черезъ недлю онъ возвратилъ мн рукопись, я увидлъ, что онъ довольно таки поработалъ. Онъ просто на просто вычеркнулъ весь разсказъ о вторичномъ путешествіи Маріонъ въ Сентъ-Алуэстръ. Что же касается страницы, относившейся лично къ нему, то онъ передлалъ ее за ново, затмъ началъ опять, переписалъ раза два и все таки остался недоволенъ. Множество помарокъ доказывали, что онъ не находилъ ее ни ясною, ни правильною. Онъ окончилъ тмъ, что написалъ на поляхъ большими буквами: ‘Отказываюсь’!

Какъ драгоцнность, сохранилъ я эту страницу моей рукописи, перечеркнутую его рукою, возвращая ее мн, онъ смялся отъ души. Вотъ все, что осталось мн отъ него, вмст съ письмомъ, написаннымъ передъ смертью — письмомъ очень короткимъ, но очень трогательнымъ и безъ всякихъ помарокъ. Я спрашиваю самаго себя, къ чему привожу я здсь вс эти подробности, никого не интересующія. Собственно говоря, я пишу для себя одного. Муазанъ умеръ лтъ сорокъ тому назадъ, у него не было родныхъ, старая Анна его не пережила. Его сраженія — какъ онъ ихъ называлъ — не имли историка, и я могъ убдиться, что даже старйшіе изъ священниковъ въ Орэ знали его только по имени: ‘Аббатъ Муазанъ, одинъ изъ нашихъ старйшихъ ректоровъ, святой человкъ’! Никто, за исключеніемъ меня, не помнитъ его ангельскую чистоту, его безграничное милосердіе, львиную храбрость, благородство, деликатность чувствъ, веселость, постоянную ясность, не покидавшую его среди жесточайшихъ страданій, и тотъ пылъ самоотверженія, который создаетъ святыхъ и героевъ и не разъ длалъ изъ него едва ли не мученика.

Ивоникъ Вайль не принадлежитъ къ этому разряду священниковъ. Онъ — человкъ мудрый и въ настоящее время занимаетъ высокій постъ въ епархіи. Все бретонское духовенство спрашиваетъ его совтовъ и слдуетъ его примру. Но онъ мудрецъ, скрывающій свои благодянія, слдуя евангельскому ученію, и всми силами старается не быть замченнымъ, старается, чтобы о немъ не говорили. Маріонъ поселилась въ его дом, посл смерти Жана-Луи. Онъ воспиталъ своихъ двухъ племянниковъ, которые теперь служатъ во флот офицерами. Для философа интересно провести съ нимъ часъ-другой въ полномъ спокойствіи и глубокой тишин, и сказать, уходя, самому себ, что этотъ добрый старый священникъ былъ когда-то приговоренъ къ смерти и подвергся двумъ уголовнымъ процессамъ.

Что же касается Жанъ-Пьера, самаго младшаго, то я не могъ бы сказать ни одного слова по поводу его блестящей и бурной карьеры безъ того, чтобы его тотчасъ же вс не узнали. Теперь онъ уже умеръ, насладившись радостями, смшанными съ горечью и бывающими послдствіемъ большой извстности.

‘Изящная Литература’, NoNo 10—11, 1883

Процессъ братьевъ Найль. — Трое осужденныхъ на смерть.—

I. Преступленіе.1.

2.

3.

4.

5.

II. Судъ.1.

2.

III. Кассаціонная Жалоба.1.

IV. Маріонъ.1.

2.

3.

4.

IV. Мать казненнаго.1.

2.

Читайте также: