В. Г. Короленко
Прискорбные случаи изъ области суда.
В. Г. Короленко
Прискорбные случаи изъ области суда.
Прискорбные случаи из области суда, Короленко Владимир Галактионович, Год: 1896
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Полное собраніе сочиненіи В. Г. Короленко. Томъ восьмой
Изданіе Т-ва А. Ф. Марксъ въ Петроград. 1914
Судебнымъ учрежденіямъ очень не везетъ, или быть можетъ врне будетъ сказать: очень везетъ въ послднее время. Выборъ термина зависитъ отъ вкуса, фактъ же состоитъ въ томъ, что въ послднее время приходится очень много слышать и читать о суд по разнымъ случаямъ и что случаи эти принадлежатъ къ категоріи ‘прискорбныхъ’. Есть, однако, одна очень характерная черта и самыхъ случаевъ, и толковъ, ими вызываемыхъ, которая значительно смягчаетъ пессимистическое чувство наблюдателя, внимательно вдумывающагося въ это явленіе.
Еще не такъ давно самыя основы ‘судебныхъ уставовъ’ подвергались чрезвычайно оживленной бомбардировк по всей линіи консервативной прессы. Чуть не каждый день приносилъ какой-нибудь новый поводъ для яростныхъ нападокъ, при чемъ упомянутыя основы объявлялись несогласными съ нашимъ государственнымъ строемъ и духомъ нашей исторіи. Теперь порой раздаются еще т же рчи, но он какъ-то прислушались и потеряли силу. Вслдъ за этимъ обнаружено было нсколько частію дйствительныхъ, частію же только тенденціозно раздутыхъ случаевъ произвола судебныхъ слдователей, практикующихъ ‘личное задержаніе уважаемыхъ лицъ’ съ чрезвычайно легкимъ сердцемъ. Въ одномъ случа г. Е. Марковъ доказывалъ печатно, что задержаніе имло будто бы мсто посл пари между судебнымъ слдователемъ и его пріятелемъ. Послдній усомнился въ возможности столь неосновательнаго ареста, а судебный слдователь доказалъ, что для него нтъ невозможнаго въ этой области. Такъ какъ рчь шла о задержаніи ‘уважаемыхъ въ узд личностей’, то консервативная пресса сочла это новымъ поводомъ для канонады уже со стороны ‘возмутительнаго произвола’ представителей новаго суда, и мы имли рдкій случай слышать патетическія нападки на ‘произволъ’ со стороны приверженцевъ весьма своеобразно понимаемой ‘сильной власти’. Къ своему удивленію, однако, послдніе скоро замтили, что такъ называемая ‘лже-либеральная’ пресса, вмсто того, чтобы взять гг. судебныхъ слдователей подъ свою защиту и восторгаться неосновательнымъ задержаніемъ извстныхъ въ узд персонъ, — сама заняла ту же позицію и даже пошла нсколько дальше, указывая на то, что, если тамъ поступаютъ съ людьми въ узд замтными, то люди незамтные по причин своего ничтожества и многочисленности — должны претерпвать во сто кратъ больше непріятностей отъ проявленій того же произвола.
Это обстоятельство вызвало въ консервативномъ лагер нкоторое раздумье, посл котораго, какъ-то незамтно, нападки еще боле понизились въ тон и смолкли. И теперь, когда вся остальная пресса такъ много говоритъ о тхъ или другихъ конкретныхъ случаяхъ ‘прискорбнаго’ свойства, — пресса консервативная вовсе не торопится эксплуатировать ихъ въ своемъ излюбленномъ направленіи.
Это совершенно понятно. Всякое дйствительно живое, развивающееся явленіе, выходя изъ прошлаго, устремляется въ будущее, унося съ собой вмст съ зародышами дальнйшаго развитія также и омертвлыя частицы стараго, съ элементами разложенія и регресса. Вся задача его жизни сводится, такимъ образомъ, къ укрпленію того, что подлежитъ дальнйшему развитію, и къ освобожденію отъ чуждыхъ элементовъ отжившей старины, которой оно пришло на смну. Сообразно съ этимъ, и нападки на всякое новое учрежденіе возможны, почти даже неизбжны съ двухъ различныхъ сторонъ. Одни нападаютъ на все то новое, что данное учрежденіе внесло въ жизнь, т. е. на самую его душу, другіе преслдуютъ въ немъ т остатки старыхъ началъ, которые мшаютъ послдовательному и полному обнаруженію его собственныхъ основныхъ положеній.
Понятно, поэтому, что, нападая на ‘судъ улицы’, какъ имъ угодно было называть судъ присяжныхъ, на самостоятельность судебныхъ дятелей, наши консерваторы были до извстной степени послдовательны: они отстаивали бюрократическую опеку надъ обществомъ. Но нападки на ‘произволъ’ и требованіе его ограниченія являлись въ этомъ хор нотой, ржущей ухо и неустойчивой, такъ какъ, во 1-хъ, попадали въ униссонъ совсмъ другому концерту, а во 2-хъ, рзко диссонировали съ собственнымъ камертономъ.
Мн очень и очень жаль, что въ настоящую минуту я не могу принести точной цитаты и сдлать точныя ссылки, но я помню, и многіе, вроятно, вспомнятъ также очень яркія статьи, напечатанныя нсколько лтъ назадъ въ ‘Московскихъ Вдомостяхъ’ и сочувственно перепечатанныя въ ‘Гражданин’, или наоборотъ, напечатанныя въ ‘Гражданин’ и сочувственно перепечатанныя ‘Вдомостями’. Въ этихъ замткахъ, очень характерныхъ и колоритныхъ, какой-то исправникъ или становой, вообще старый полицейскій служака, длился своими воспоминаніями и очень зло иронизировалъ надъ ‘новыми порядками дознанія и слдствія’. Къ сожалнію, опять таки, долженъ ограничиться блдной передачей своими словами, но смыслъ этой ретроспективной критики заключался въ томъ, что, когда его, т. е. вора и мошенника, приводятъ къ слдователю, то ‘молодой человкъ, недавно сошедшій со школьной скамьи’, обращается къ нему съ любезнымъ вопросомъ: ‘не угодно ли вамъ, милостивый государь, сознаться въ томъ, что вы такого-то числа изволили взломать замокъ и сочли возможнымъ присвоить себ непринадлежащія вамъ деньги. Впрочемъ, считаю долгомъ предупредить васъ, милостивый государь, что вы въ прав и не признаваться: это вполн зависитъ отъ собственнаго вашего усмотрнія’. Разумется, старый служака не можетъ говорить объ этомъ безъ крайняго сарказма и даже негодованія. Ну, нтъ! Гршный человкъ, въ свое время онъ поступалъ не такъ! Вотъ приводятъ бывало его, подлеца, и ставятъ передъ ясныя очи. Говори! Чуть скосилъ глазами — въ зубы. Разумется, онъ прежде всего озадаченъ и до извстной степени даже потрясенъ. Онъ начинаетъ понимать, что его привели не для шутокъ.— ‘Признавайся, куда спрятаны’.— Не могу знать, ваше благородіе.— Другой разъ! Приходитъ, постепенно, въ чувство, а за третьимъ разомъ раскрываетъ всю душу. И не обижались, потому что русскій человкъ любитъ простоту и откровенный образъ дйствій.
Разумется, посл сочувственныхъ комментаріевъ къ такому разсказу простого русскаго полицейскаго человка, — очень неудобно продолжать нападки на произволъ гг. ‘судебныхъ слдователей’. Очевидно, основное положеніе, изъ котораго исходитъ старый служака, состоитъ въ томъ, что разъ его (подлеца) привели, то значитъ онъ непремнно виноватъ, ибо порядочныхъ людей приводить не станутъ. А значитъ, и церемониться съ нимъ нечего, — весь вопросъ въ томъ, какъ вызвать въ немъ надлежащее расположеніе духа. Но и судебные слдователи въ аналогичныхъ случаяхъ исходили изъ такого же положенія, нсколько даже смягченнаго: разъ человка посадили, значитъ, виновенъ, ибо, вообще говоря, напрасно сажать не станутъ. А посл этого останется лишь трудъ ‘собиранія доказательствъ’. Очевидно, это явленія родственныя, совершенно одного порядка, имющія корни въ отдаленной старин, въ томъ добромъ старомъ времени, когда съ ними церемонились еще меньше и для наилучшаго узнанія истины прямо приступали къ разспросу съ пристрастіемъ. Понятно также, почему консервативная пресса очень скоро оставляетъ скользкій путь нападокъ на этой почв, и дальнйшій разговоръ о ‘прискорбныхъ явленіяхъ’ въ этомъ род ведетъ уже въ другомъ лагер, въ сред приверженцевъ судебныхъ уставовъ, при сдержанномъ молчаніи ихъ принципіальныхъ противниковъ.
Въ январской книжк ‘Русскаго Богатства’ мы приводили уже случай, имвшій мсто въ Елабуг, когда трое крестьянъ сознались въ убійств четвертаго и въ утопленіи его трупа. Уже посл преданія суду обнаружилось, при содйствіи весенняго солнца, что убитый не убитъ и не утопленъ, а найденъ въ пол замерзшимъ и занесеннымъ снгомъ. На вопросъ сознавшимся: для какой цли они вводили правосудіе въ обманъ своимъ сознаніемъ, мнимые убійцы разсказали нкоторыя подробности ‘о способахъ узнанія отъ нихъ истины’, которымъ они были подвергнуты въ полицейскомъ управленіи гор. Елабуги и полная достоврность которыхъ подтверждалась, повидимому, вполн осязательнымъ фактомъ. Трудно думать, въ самомъ дл, чтобы люди ‘сознавались’ въ такихъ вещахъ добровольно и для собственнаго удовольствія, а присутствіе замерзшаго не въ рк, а въ пол и безъ признаковъ насильственной смерти, говоритъ ясно, что это сознаніе было ложно. Итакъ, для чего же эти люди дали ложное сознаніе, изъ-за котораго рисковали каторгой? Черта, — на которую мы просимъ обратить особенное вниманіе читателя: если исключить изъ дла трупъ убитаго, какъ вещественное доказательство невинности этихъ сознавшихся людей, — то все остальное, цлый рядъ свидтелей съ полицейскими во глав рисовали картину мнимаго убійства съ необыкновенной точностью и такъ правдоподобно, что осужденіе подсудимыхъ было боле чмъ вроятно. Присяжные вынесли оправдательный вердиктъ. Нужно сказать, однако, что въ этомъ помогли имъ не данныя предварительнаго слдствія и не процедура суда, даже не медицинская экспертиза, такъ какъ экспертъ, уздный врачъ, покорно слдовалъ за обвинителемъ во всхъ его гипотезахъ, боровшихся съ прямой очевидностію, — а вмшательство весенняго солнца и безмолвное свидтельство трупа, найденнаго не въ рк, а въ пол, и не убитымъ, а замерзшимъ. Подробности этого суда, на которомъ обвинитель стремился поддержать обвиненіе во что бы то ни стало и вопреки прямой очевидности, пассивность, съ которой сарапульскій судъ отнесся къ оправдательному приговору, не считая, повидимому, нужнымъ возбудить вопросъ о ‘способахъ дознанія’, даютъ такую горестную для всякаго приверженца праваго суда картину, которою, повидимому, должны были бы воспользоваться панегиристы дореформенныхъ порядковъ и порицатели судебныхъ уставовъ. Но дло было напечатано и обсуждалось только въ либеральной пресс, и опять совершенно понятно почему: все мрачное въ этомъ дл есть именно наслдіе восхваляемаго прошлаго: елабужскій исправникъ Таширевъ и его команда дйствовали по рецепту цитированнаго нами выше браваго служаки старыхъ временъ (изъ нижняго земскаго суда), а сарапульскіе судьи отнеслись къ длу съ формализмомъ, которому могли бы позавидовать подьячіе прежнихъ приказовъ или судьи и подсудки бывшихъ уздныхъ судовъ. Такимъ образомъ, осудить елабужскую полицію и равнодушіе сарапульскихъ судей — значитъ осудить все то, что обращено къ прошлому въ новомъ суд, и апеллировать къ развитію тхъ новыхъ началъ, которыя внесены, къ сожалнію, недостаточно полно и послдовательно именно судебными уставами!
По поводу нашей замтки въ январской книжк мы получили отъ мстныхъ жителей очень интересное дополненіе къ этому длу, которымъ считаемъ нелишнимъ подлиться съ нашими читателями, хотя это опять очень прискорбное явленіе изъ той же области дорогого намъ учрежденія. Оказывается, что, какъ въ интересныхъ романахъ съ захватывающей завязкой, дло это вердиктомъ присяжныхъ, сказавшихъ ‘нтъ, не виновны’, еще далеко не вполн закончено, правда, подсудимые оправданы безповоротно. Дло, однако, въ томъ, что въ то же самое время и въ томъ же закрытомъ помщеніи елабужской полиціи т же трое подсудимыхъ, которые стремились ввести правосудіе въ очевидное заблужденіе своимъ собственнымъ сознаніемъ, сдлали еще оговоръ на непріятнаго полиціи по разнымъ причинамъ старшину, который будто бы, зная объ убійств и утопленіи Чернышева, помогалъ сокрытію преступленія, взявъ съ подсудимыхъ 170 рублей взятки. Такъ какъ это уже преступленіе по должности, то старшину выдлили изъ дла, и ему предстоятъ дать отвтъ въ судебной палат. Итакъ, благодаря усердію елабужской полиціи, намъ предстоитъ еще одна изумительная судебная процедура, на которой обвиняемаго придется спрашивать: ‘признаете ли себя виновнымъ въ томъ, что взяли съ такихъ-то взятку за сокрытіе убійства, котораго, впрочемъ, никто не совершилъ, и утопленіе трупа, который, впрочемъ, найденъ замерзшимъ въ пол?’ Положеніе, въ которомъ оказалась судебная палата, вынужденная, производить подобнаго рода судебныя дйствія, наводитъ, разумется, на размышленія…
Между тмъ, передъ читателемъ, слдящимъ за проявленіями общественной жизни въ пресс, уже стоитъ новое дло, на этотъ разъ прошедшее вс инстанціи, совершенно законченное, по которому правосудіе, въ лиц кассаціоннаго сената, произнесло свое послднее слово. Я говорю о дл Тальма, обвиненнаго въ убійств Болдыревой. Оно еще такъ свжо въ памяти всхъ по длиннымъ и обстоятельнымъ газетнымъ отчетамъ, что я не считаю нужнымъ возстановлять здсь вс обстоятельства. присяжные посл внимательнаго обсужденія вынесли обвинительный вердиктъ. Защитникъ съ глубокимъ волненіемъ обратился къ суду, прося примненія статьи, по которой единогласное постановленіе суда отмняетъ приговоръ, — но судъ эту просьбу не уважилъ. 22 декабря прошлаго года дло было назначено къ слушанію (въ одинъ день съ дломъ мултанскихъ вотяковъ), но докладъ въ этотъ день не состоялся, и уже совсмъ недавно, въ ныншнемъ году, состоялось опредленіе сената, которымъ жалоба защиты оставлена безъ послдствій, такъ какъ въ дл существенныхъ судопроизводственныхъ нарушеній не найдено. Такимъ образомъ, приговоръ вступилъ въ законную силу.
Повидимому, не было особыхъ причинъ сомнваться въ правильности приговора присяжныхъ по существу. Слдствіе доставило массу данныхъ, которыя рисовали внутреннія отношенія семьи въ самомъ неправильномъ свт и говорили за то, что преступленіе было вполн возможно. Таково было, повидимому, господствующее впечатлніе отъ этого процесса, даже боле, казалось, что обвинительный вердиктъ еще недостаточенъ въ томъ смысл, что онъ не охватываетъ всхъ виновныхъ въ этомъ дл. Правда, нкоторыя довольно тонкія, чисто психологическія черты шевелили отчасти сомнніе и легкое колебаніе совсти, которое находило подтвержденіе въ пренебреженныхъ слдствіемъ обстоятельствахъ. Такъ, въ ночь убійства, на усадьб, сосдней съ домомъ Болдыревой, слышенъ былъ сильный лай собакъ. Отъ забора оказалась оторванной доска, и у доски былъ замченъ большой слдъ ноги, что было удостоврено показаніемъ учителя гимназіи г. Пличала. Дале, при первомъ же осмотр двора Тальмы, 28-го марта 1894 г., было установлено, что у забора, отдляющаго дворъ отъ проулка, между флигелями Тальмы и сосднимъ, близъ помойной ямы, находился остовъ отъ дрогъ, на передней подушк котораго и на конц лвой дрожины замчено восемь кровяныхъ пятенъ засохшихъ, анализъ этой крови для поврки заявленія свидтелей, что кровь могла произойти отъ зарзанной на дрогахъ курицы, сдланъ не былъ (какъ это напоминаетъ щепочки въ мултанскомъ дл, на которыхъ тоже была кровь и которыя уничтожены приставомъ, какъ ничего не значащія). Между тмъ, если это была человческая кровь, то фактъ приближенія дрогъ къ заборчику и оставленные на немъ слды служили прямымъ указаніемъ на то, что убійцы скрылись черезъ заборъ въ проулокъ, каковое предположеніе находитъ себ подтвержденіе и въ томъ удостовренномъ предварительнымъ слдствіемъ обстоятельств, что по проулку въ ночь преступленія пробжалъ человкъ.
Еще дале: въ Москв, въ полицейскомъ участк 9 іюля 1893 года лишилъ себя жизни посредствомъ отравленія нкто Коробовъ, который передъ смертью заявилъ, что онъ знаетъ убійцъ Болдыревой, а можетъ быть и самъ участвовалъ въ преступленіи. По наведеннымъ справкамъ оказалось, что Коробовъ дйствительно находился въ Пенз во время убійства. Наконецъ, бывшій военный слдователь, а нын членъ казанскаго военнаго окружнаго суда, полковникъ Панкратовъ, еще во время производства предварительнаго слдствія довелъ до свднія прокуратуры, что въ ноябр мсяц 1894 г., проходя около 12 часовъ ночи по Поперечно-Покровской улиц г. Пензы, онъ нагналъ около церкви Покрова двухъ неизвстныхъ мужчинъ и услышалъ, какъ одинъ изъ нихъ говорилъ своему спутнику: ‘Жаль мн Тальму, если бы я только одно слово сказалъ, его сейчасъ же выпустили бы’. На это другой отвтилъ. ‘Оставь, какъ посадили, такъ и пускай сидитъ, а то еще и тебя посадятъ’. Когда полковникъ Панкратовъ хотлъ вмшаться въ разговоръ, неизвстные разбжались, при чемъ задержать ихъ, за отсутствіемъ извозчиковъ или городовыхъ, Панкратову не удалось,
Сведенныя здсь въ одно цлое эти мелкія указанія производятъ нкоторое впечатлніе, намекая на таинственное присутствіе неразъясненныхъ обстоятельствъ и какой-то невдомой руки, которая могла совершить то же, въ чемъ обвиняютъ Тальму. Слдственныя власти, убжденныя сразу въ виновности именно Тальмы, не обратили на нихъ вниманія, и въ дл они потонули подъ грудой обвинительнаго матеріала, имвшаго, правда, характеръ косвенный, но совершенно подавлявшаго своимъ обиліемъ и, такъ сказать, своей массой. Присяжные сказали: ‘да, виновенъ’, и приговоръ вступилъ въ законную силу.
Но вотъ одинъ изъ послднихъ No газеты ‘Новости’ внезапно приноситъ намъ совершенно неожиданное извстіе о томъ, что сенату приходится опять заняться этимъ дломъ, ‘по вновь открывшимся обстоятельствамъ’. Такими новыми обстоятельствами, читаемъ мы въ указанной газет (No 62), жена осужденнаго Александра Тальмы считаетъ показаніе пензенской жительницы, нкоей Битяевой, которое проливаетъ яркій свтъ на убійство генеральши Болдыревой.
Битяева (нын ей 19 лтъ) поселилась въ качеств завдующей хозяйствомъ въ семейств нкоего Олигера, который въ г. Пенз считался человкомъ весьма состоятельнымъ (домъ Олигера находится по близости дома Тальмы, въ которомъ была найдена убитой генеральша Болдырева). Въ половин января 1894 года къ Битяевой на улиц присталъ неизвстный молодой человкъ, предложившій проводить ее и назвавшійся Борисомъ Николаевичемъ Леонтьевымъ. Посл этого между молодыми людьми стали происходить частыя свиданія. О себ г. Леонтьевъ говорилъ, что онъ — круглый сирота, холостой и ищетъ въ Пенз занятій, пріхалъ же онъ сюда по очень трудному, но выгодному длу. Во время одного изъ свиданій онъ проговорился, что познакомился на пирушк съ нкіимъ Коробовымъ (отравившимся впослдствіи въ Москв) и видится съ нимъ. 27 марта, т. е. наканун убійства Болдыревой, Битяева получила отъ Леонтьева письмо, въ которомъ онъ проситъ ее на свиданіе въ этотъ день не приходить, такъ какъ онъ очень занятъ, а придти 28-го. Явившись въ этотъ день, Леонтьевъ заявилъ Битяевой, что онъ вчера, наконецъ, обдлалъ то выгодное, но трудное дло, о которомъ онъ говорилъ, и теперь у него много денегъ и векселей. Въ это время какъ разъ молодые люди проходили мимо дома Тальмы, и Битяева въ шутку предложила своему поклоннику вопросъ: ‘Не Болдыреву ли вы убили, что сразу разбогатли?’ — ‘Моментально, — пишетъ Битяева въ своемъ показаніи, — лицо его измнилось, испугъ и страхъ запечатллись на немъ, онъ судорожно, до боли сжалъ мою руку и, задыхаясь, прошепталъ: ‘Молчите, молчите!’. Эти мгновенія и подробно описать не могу, но звукъ его голоса, этотъ порывъ, этотъ ужасъ, проявившійся у человка, который держалъ себя всегда такъ спокойно и ровно, — словомъ, все вмст взятое подсказало моей совсти, что я вижу передъ собою виновника или участника этого зврскаго убійства’.
Не смотря, однако, на такое подозрніе, г-жа Битяева продолжала сношенія съ своимъ поклонникомъ. Въ одно изъ свиданій Леонтьевъ предложилъ Битяевой въ подарокъ аметистовыя сережки (такія же сережки были похищены у убитой), но двушка отказалась принять ихъ. Романъ этотъ закончился тмъ, что Леонтьевъ предложилъ Битяевой обокрасть Олигеровъ, или, если она не можетъ сама этого сдлать, то, чтобы впустила его ночью въ квартиру, а когда возмущенная двушка отвтила отказомъ, Леонтьевъ сказалъ: ‘Въ такомъ случа вы мн больше не нужны, мы съ вами больше не увидимся’..
Не смотря на увренность, что ея новый знакомый — одинъ изъ соучастниковъ убійства Болдыревой, Битяева колебалась доносить, боясь раскрытіемъ своихъ свиданій съ нимъ скомпрометтировать себя въ глазахъ Олигеровъ: ‘Я все надялась, — пишетъ она въ своемъ заявленіи прокурорскому надзору и въ письм къ двоюродному брату осужденнаго Тальмы, полковнику Тальы,:— что Тальму оправдаютъ, и что мое молчаніе не принесетъ никому вреда. По крайней мр, вс мои знакомые. врили въ оправданіе Тальмы, противъ котораго совершенно не было уликъ’. И только посл осужденія Тальмы она ршилась все открыть судебнымъ властямъ. Въ доказательство сношеній своихъ съ Леонтьевымъ она представила дв записки послдняго,
Приступлено было къ дознанію о личности Леонтьева, которое выяснило, что лицо, выдававшее себя передъ Битяевой за Леонтьева, въ дйствительности — пензенскій житель Шиллетъ, служащій на сызрано-вяземской желзной дорог. Показанія Битяевой съ указаніемъ на факты, не бывшіе вовсе въ разсмотрніи суда, были признаны г. прокуроромъ саратовской судебной палаты достаточнымъ поводомъ къ возобновленію дла. Ро распоряженію прокурора судебной палаты, на мст было начато разслдованіе подъ ближайшимъ руководствомъ прокурора пензенскаго окружнаго суда. Дло Тальмы пріобртаетъ, такимъ образомъ, двойной интересъ. Это, во 1-хъ, еще одна поразительная психологическая картина, вскрывающая удивительные изгибы сложной человческой природы. Уже одна любовь этой двушки, убдившейся, что любимый человкъ убійца, и въ то же время продолжающей щадить его, пока не вынуждаетъ ее къ сознанію гибель неповиннаго человка, дале эта семья, въ которой жертва, какъ старый Карамазовъ въ роман Достоевскаго, является наимене симпатичной изъ всхъ дйствующихъ лицъ, Тальма — настоящій снимокъ, заимствованный дйствительностью изъ-того-же романа, такъ же несправедливо обиженный и, повидимому, питавшій такія же сложныя чувства къ обидчиц и жертв, его судьба на суд, когда ‘возможность’ и вроятность вмнены ему, какъ совершеніе преступленія, — наконецъ, этотъ неизвстный Коробовъ, таинственный, нашедшій въ преступленіи одно отчаяніе, кончающій самоубійствомъ и все-таки только намекающій ка невинность Тальмы, — разв это не Смердяковъ, раздлившій только свою роль съ мнимымъ Леонтьевымъ…
Однако, насъ здсь, разумется, занимаютъ главнымъ образомъ не психологическія сближенія, тмъ боле, что посл неожиданнаго признанія Битяевой, вся эта слдственно-обвинительная психологія является весьма проблематической, а психологическая проницательность ея авторовъ должна возбудить значительныя сомннія.
Жена подсудимаго, тотчасъ по обнаруженіи ‘новыхъ обстоятельствъ’, запаслась копіями показаній Битяевой и обратилась въ сенатъ съ просьбой о пересмотр дла и пріостановк приговора. Сенатомъ эта просьба оставлена безъ послдствій. Это не значитъ, конечно, что сенатъ считаетъ признаніе Битяевой неправильнымъ по существу. Это значитъ только, что для пересмотра дла, по которому произнесенъ окончательный приговоръ, нуженъ новый приговоръ надъ новымъ обвинясмымъ. Только этимъ ключомъ можно открыть дверь тюрьмы и каторги, грозящей обвиненному Тальм. Это совершенно законно и иначе не можетъ дйствовать никакое судебное учрежденіе. Въ поведеніи суда, повидимому, тоже не было существенныхъ погршностей, которыя бы подали поводъ къ кассаціи. Присяжные… Кто изъ читавшихъ отчеты по длу, положа руку на сердце, скажетъ, что онъ не присоединился къ ихъ вердикту на основаніи даннаго имъ матеріала? Дло Тальмы, въ этомъ отношеніи, счастливо только этой случайностью, наступившей, какъ бы для вящшаго эффекта, посл того, какъ процессъ закончилъ вс свои стадіи. Но кто скажетъ, что это — наиболе яркое проявленіе недостатковъ нашей слдственной процедуры, въ основ которой фактически все еще лежитъ не всестороннее разъясненіе истины, а лишь собираніе ‘доказательствъ виновности заподозрннаго’. Громкое и все еще нершенное мултанское дло даетъ въ этомъ отношеніи еще боле яркую картину. Въ другихъ странахъ считаютъ, что вопросъ о томъ, какъ ведется то или другое дло, часто становится боле существеннымъ, чмъ вопросъ о самомъ факт виновности или невинности даннаго лица. Намъ очень важно, — говоритъ своему суду англичанинъ, — чтобы преступленіе не осталось безнаказаннымъ. Но намъ еще важне, чтобы вы искали виновнаго только правильными и законными путями. Очень жаль, если преступникъ не будетъ обнаруженъ въ данномъ случа. Но, если вы посягнете ради успха на выработанныя закономъ нормы, то порча самого аппарата, которымъ дйствуетъ правосудіе страны, принесетъ вредъ въ тысячу разъ большій.
У насъ, повидимому, нтъ еще этого взгляда, и вотъ почему вопросъ, напримръ, о виновности или невиновности данныхъ семи лицъ въ мултанскомъ дл для насъ является также какъ бы вопросомъ объ одобреніи или оправданіи слдственныхъ порядковъ этого дла. И неужели только удачей или неудачей, въ смысл достиженія обвинительнаго приговора, можетъ опредляться достоинство слдствія и позволительность нарушеній закона…
Мы имемъ въ виду еще не разъ вернуться къ вопросамъ этого порядка на страницахъ нашего журнала, при чемъ надемся дать мсто мнніямъ лицъ, боле компетентныхъ въ юридическихъ вопросахъ, теперь же, въ качеств журналиста, обязаннаго слдить за конкретными фактами текущей дйствительности, я могу только констатировать, что приведенные выше эпизоды громко стучатся бъ дверь и требуютъ общественнаго вниманія. Смыслъ ихъ, повторяю, одинъ: измните слдственные порядки, сдлайте еще шагъ въ направленіи, указанномъ духомъ судебныхъ уставовъ, отршитесь отъ пережитковъ давно осуждаемаго инквизиціоннаго процесса. Вотъ мораль этихъ прискорбныхъ эпизодовъ въ области правосудія, и не нужно быть спеціалистомъ для того, чтобы намтить и существеннйшій шагъ въ этомъ направленіи: допущеніе защиты не только на суд, но и на слдствіи.
Безъ сомннія, это должно сильно затруднить гг. слдователей и въ особенности гг. прокуроровъ, имющихъ теперь возможность безпрепятственно создавать матеріалъ для будущихъ своихъ судебныхъ рчей. Но, во 1-хъ, цль правосудія — не одно облегченіе ихъ работы, а во 2-хъ, можно думать, что теперь исполненіе ихъ задачи уже слишкомъ легко, такъ легко, что можно собрать доказательства не только того, что было, но нердко даже и того, чего не было вовсе.
1896 г.