Примечания на сочинение Об английской морской силе (1)
Примечания на сочинение Об английской морской силе (1)
(1) Из Архенгольцевой Минервы.
Целлер.
——
Примечания на сочинение [французского автора]: Об английской морской силе, Целлер, Год: 1805
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Французский aвтор сочинения Об английской морской силе предпринял весьма человеколюбивое намерение истребить предрассудки о важности британских флотов, и поставить читателя в точке, из которой он мог бы предусмотреть, какой конец будет иметь война между Англиею, повелительницею на морях, и Франциею, сильною на твердой земле державою. Сия точка есть — история, из того, что случилось позади нас, автор хочет дать нам понятие о том, что перед нами произойти долженствует. Мы охотно и с любопытством слушали его поучение, теперь да будет нам позволено подойти к нему ближе, всмотреться пристальнее и увидеть, в самом ли деле фигуры нам показанные имеют такой вид, какой он давал им, и в самом ли деле явления происходили по тем законам, о которых мы от него слышали? Когда удостоверимся в том, тогда можем сделать правдоподобные заключения о настоящем или о будущем.
‘Лакедемонцы, не имея ни гаваней’, — так пишет автор: ‘ни морских сил покорили афинян, тогда, как сии последние удивляли всю Грецию и Азию своими блестящими подвигами на влажной стихии’. Кого из просвещенных читателей не удивит такое изречение? Почему не признать честолюбия демагогов, моровой заразы, соперничества и неспособности военачальников причинами, по которым Пелопоннесская война окончилась несчастным образом для афинян, несмотря на то, что во все ее продолжение они сражались славно? У лакедемонцев не было флотов? Так, пока Спарта не имела морской силы, пока храбрые сыны ее сражались только на суше — до тех пор победа была на стороне афинян. Спарта заметила это, построила корабли, научила воинов своих мореходству и победила на водах неприятеля, уже пришедшего в бессилие от многих посторонних несчастных приключений. Разве не при Аргосе Потамосе Лизандер овладел афинским флотом, и тем привел к концу войну с Афинами? Разве Афинская республика не сделалась скоро потом опять соперницею своей победительницы, и именно посредством своей морской силы?
Далее автор утверждает, что Тир, Карфаген, Родос и Александрия покорены такими неприятелями, которые вовсе не имели кораблей. А разве у Александра не было флота, когда он двинулся для завоевания Азии? Овладение Персидской монархиею и многочисленными ее войсками сухопутными для Филиппова сына было нечто иное, как путешествие, и при том весьма легкое, но с морским городом Тиром надлежало вести войну очень важную. Никакое военное действие столько не заняло, не научило великого македонянина, никакой подвиг не стоил ему таких усилий, как семимесячная осада сего города. Разве двух сот трехвесельных кораблей, которые при осаде Тира употреблены были Александром, не можно назвать флотом?
Как Сцитон отправился к Карфагену? Не на кораблях? Рим, уже утвердивший господство свое над многими побежденными им народами, не имел морской силы? Не кораблями помогали ему подвластные приморские области, когда он не устыдился напасть на небольшой остров Родос?
Когда Александрия была морской независимой областью? Должно ли главный город государства, на которое нападать можно сушей и морями, ставить наравне с морскими державами? Не одну ли участь имели Египет и его столица?
Из древней истории автор ведет нас в историю средних веков. В самом ли деле так скоро померк блеск Венеции, Генуи, Пизы? Когда государства в течение столетий господствовали над народами, можно ли сказать, что они скоро померкли? Спрашиваем, сии всемирные, завистливые купцы не ослабили ль сами себя междоусобными войнами, прежде нежели принуждены были пасть под копьями и штыками внешних неприятелей? Надлежало прежде истощиться силам сих приморских областей, надлежало прежде иссякнуть источникам их богатства по причине нового пути, открытого для торговли, надлежало придти в уныние их духу высокомерному и предприимчивому, прежде нежели иностранные державы, после политического почти всеобщего перерождения составя огромные массы, могли вознестись выше сих малых областей. Надобно привести себе на память союз Камбрайский. Папа, император, короли французский и испанский, почти все князья итальянские вооружились против одной Венеции. Сия республика, некогда славившаяся мудростью своей дипломатии, делает великую ошибку, проигрывает сражение при Гиаррадуе, уступает превосходству силы, и если не без вреда, по крайней мере, с честью возвращается назад — и сею последнею выгодою она обязана своему положению при море, от стороны которого неприятели ни на что не могли против ее покуситься.
Можно привести в пример Испанию, Португалию и другие государства, но не для того, чтобы доказать, будто морская держава всегда теряет, сражаясь с сухопутною, и теряет именно от того, что она морская. Напротив того история повествует нам, что сии государства во времена своего величия были равно сильны на морях и на суше, и что причины их упадка должно искать во внутренних злоупотреблениях, которые подавили могущество, унизили дух народный, ослабили войска морские и сухопутные.
В самом ли деле Англия есть одна только земля, которую отважный человек покорил с помощью кораблей? А Греция, Египет, Карфаген — сколько мог бы я насчитать приморских земель! — разве не покоряли народов? Голландия не кораблями ли завоевала сама себя у испанцев? Не кораблями ли Европа во всех частях света покорила, и ныне покоряет неизмеримые, или лучше, неизмеренные области? Сама Франция не сделала ли важных приобретений в отдаленнейших частях света посредством кораблей? Правда — не во гнев господам французам — она от кораблей же и потеряла свои завоевания.
Война между Англиею и Франциею в четырнадцатом и пятнадцатом столетиях происходила на сухом пути, следственно и судьба сих королевств в то время зависела от успехов или неудач на твердой земле.
Автору кажется, что тысячами примеров доказать можно, будто морская тактика есть одна их тех наук, которой совсем не нужно учиться, и что ученики нередко побеждали своих учителей. Примеры, автором не упоминаемые, были бы гораздо сильнее тех, которые приведены им для доказательства истины своего мнения, напротив того, сии последние свидетельствуют, что он ошибается.
Как? У афинян не было флота до войны Персидской? Точно ли, первый Фемистокл приказал, как можно поспешнее, построить несколько кораблей, на которых он напал на неприятеля и разбил его, несмотря на то, что афиняне были весьма неопытны в мореходстве?
Без сомнения, француз девятнадцатого столетия не лучше имеет сведение о состоянии Афин, нежели Геродот, современник войны Персидской. Он пишет {Lib. V. Cap. 97 et sequen.}, что афиняне убеждены были от Аристагораса послать к ионийцам, хотевшим свергнуть с себя иго царя персидского, на помощь двадцать кораблей, и сии-то корабли, продолжает историк, были причиною зла, постигшего греков и варваров. Ионийцы с афинским флотом вспомогательным завоевали город Сарды. Дарий, услышав, что афиняне флотом своим помогли мятежным подданным его покорить Сарды, и распаляясь гневом, велел подать себе лук, положил на него стрелу и пустил ее к небу, вскричав: ‘О Юпитер! Дай мне средства отмстить афинянам!’. Потом приказал одному из рабов своих, чтобы, когда царь будет садиться за стол, он кричал по три раза: ‘Государь! Помни об афинянах!’.
Дионисий Галикарнасский повествует {Lib. VI. Cap. 89.}, что афиняне выслали против Эгины флот, состоявший из семидесяти кораблей, в числе которых было двадцать коринфских.
По свидетельству того же писателя {Ibid. Cap. 132.}, Милтиад отправлялся против острова Пароса с семидесятью кораблями, принадлежавшими исключительно одним Афинам.
Фемистокл в походе против корцирян и морских разбойников имел под начальством своим сто кораблей афинских.
Просим читателей справиться с Историею Геродота, который именно говорит {Lib. XVII. Cap. 139.}, что афинская морская сила была единственным спасением Греции, и что сухопутные ополчения лакедемонские непременно должны уступить персам.
Итак, какой историк сказал, будто афиняне до Персидской войны не имели ни кораблей, ни людей искусных в науке мореходства, и будто по вторжении Персов в области греческие, Фемистокл всесильным словом своим мгновенно превратил леса в корабли, а граждан афинских в искусных мореходцев?
Равным образом перед историческою критикою исчезнет вся чудесность первых морских побед, одержанных римлянами над карфагенянами, и все явится очень естественным. Надобно ли слепо верить римским историкам, которые по большей части жили во времена Августовы? Нельзя ли думать, что национальное тщеславие заставило их покрыть завесою неизвестности первобытные морские происшествия, чтобы изумить читателя внезапным появлением колоссального флота? Разве не видно из самых повествований историков римских, что еще при царях римские корабли плавали по Средиземному морю? Не находим ли в летописях республики известий о римском флоте, бывшем под начальством Дуумвира Валерия, который, задолго до первой войны Пунической, имел дело с тарентскими морскими разбойниками? Неужели римляне не получили никаких сведений об искусстве кораблестроения и мореплавания от греков, обитавших в Нижней Италии? Если они ездили водою в Грецию для получения законов, неужели искусство мореплавания считали вещью маловажной, не заслуживающею занять их внимание? В сию минуту нахожу известие об одном римском флоте, состоявшем изо ста пяти-весельных и двадцати трех-весельных кораблей.
Сципион появился на море с семнадцатью кораблями и был взят в плен со всею своею флотилиею. Дуиллий — приметив, сколь неравное должно быть сражение между его просто сделанными судами, которыми управляли неопытные матросы, и кораблями карфагенскими, господствовавшими над влажною стихиею — выдумал способ сражения, в котором его войны были искуснее неприятелей. Он прицепил железными крючьями свои корабли к карфагенским, помешал чрез то неприятелю делать обороты, а римлянам дал средство сражаться обыкновенным образом, то есть вблизи, в чем внуки Ромуловы, как известно, были совершенные учителя.
Автор далее приводит морские подвиги Людовика XIV и Петра Великого. Но Франция прежде Людовика имела флот, матросов и сведущих офицеров, несмотря на то, сему государю стоило великих усилий, потребны были умы Кольбертов, чтобы купеческий флот превратить в военный.
Пример Петра Великого доказывает, каких трудов стоит выучить людей искусству мореплавания, и познакомить их с влажною стихиею. Долговременные и усиленные старания государя неутомимого, твердого в своих намерениях, его пример, его могущество, введение наук и художеств, приглашение чужестранцев — вот что нужно было, прежде нежели Россия могла стать наряду с морскими державами, несмотря на то, что сама натура, кажется, назначала ей место между ними.
Итак из упомянутых примеров совсем не видно, что морская тактика есть наука, которой учиться совсем не нужно, и что всякое государство будет повелевать на морях, лишь только захочет. Напротив того история показывает нам, что народ грубый и непросвещенный может делать завоевания на сухом пути, что для мореходства требуется долговременное упражнение, разные искусства и знания, и сверх того природная способность, обработанная опытностью, и что чем до высшей степени совершенства доведено в наше время искусство мореплавания, тем более должны стараться нации о средствах им пользоваться, если хотят иметь Нептунов трезубец в руках своих.
Целлер Примечания на сочинение [французского автора]: Об английской морской силе: Из Архенгольцевой Минервы / Целлер // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.21, N 10. — С.150-161.