Правила Эпиктета, Эпиктет, Год: 1901

Время на прочтение: 46 минут(ы)

Правила Эпиктета

Переводъ съ французскаго М. А. Энгельгардта

Правила Эпиктета *).

*) Переведены съ греческаго и снабжены примчаніями М. Гюйо. Ред.

I.
Различіе между т
мъ, что зависитъ, и тмъ, что не зависитъ отъ насъ *).

*) Заглавія вставлены въ текст нами. (Гюйо).

I. Изъ вещей одн зависятъ отъ насъ, другія не зависятъ. Зависятъ отъ насъ: мнніе, желаніе, похоть, отвращеніе — словомъ, все, что нами создается. Не зависятъ отъ насъ: тло, имущество, репутація, почести — словомъ, все, что не нами создается {Это различіе между тмъ, что зависитъ отъ человка и тмъ, что зависитъ отъ вншнихъ причинъ — основная идея моральной системы стоиковъ, о которой Цицеронъ сказалъ: Respondent prima extremis, media utrisque, omnibus omnia.}.
II. Вещи, которыя зависятъ отъ насъ, но своей природ свободны, никто не можетъ имъ помшать, ничто не можетъ ихъ затормозить, т же, которыя не зависятъ отъ насъ — вещи безсильныя, рабьи, которымъ можно помшать, чуждыя вамъ {Такимъ образомъ, идея свободы, отодвинутая на второй планъ древними греческими философами, здсь снова занимаетъ первое мсто. Платоники и перипатетики искали прежде всего безличнаго блага, , стоики ищутъ своей личной свободы, , и находятъ въ ней единственное истинное благо.}.
III. Помни же, если ты вздумаешь считать свободными вещи, по самой природ своей рабьи, и твоими собственными — чуждыя теб,— ты будешь угнетенъ, удрученъ, смущенъ, ты станешь обвинять боговъ и людей {Изъ общихъ принциповъ стоицизма вытекаютъ, какъ видимъ, практическія послдствія. Извстно, какое значеніе стоики, какъ и эпикурейцы, придавали отсутствію безпокойства, невозмутимости, Въ эту эпоху раболпія и униженія каждый чувствовалъ желаніе замкнуться въ невозмутимомъ спокойствіи, такъ сказать, уйти въ самого себя. Это обращеніе къ себ самому было полезно для философіи, направивъ ее отъ вншнихъ вещей — къ внутренней личности, отъ объектовъ мыслимыхъ — къ мыслящему субъекту, отъ объектовъ желаемыхъ къ самой вол, словомъ, отъ интеллектуальной точки зрнія къ моральной.}. Но если ты считаешь своимъ только то, что и есть твое, и чуждымъ то, что въ дйствительности теб чуждо — никто никогда не принудитъ тебя сдлать что либо, никто не помшаетъ теб сдлать что либо, ни на кого ты не станешь жаловаться, никого ты не станешь обвинять, ты не совершишь ни одного поступка недобровольно, никто теб не повредитъ, и никакихъ враговъ у тебя не будетъ, такъ какъ ты даже не будешь въ состояніи страдать отъ какого либо вреда {По мннію стоиковъ, дурное и вредное, хорошее и полезное не въ томъ, что терпишь, а въ томъ, что думаешь и желаешь: стало быть ало не можетъ явиться къ вамъ извн, и вотъ почему мудрый не иметъ враговъ. Единственный врагъ стоика — онъ самъ съ своими страстями, опасеніями, желаніями, поэтому онъ долженъ всегда остерегаться ловушекъ съ своей собственной стороны (ср. XLVII). Открыть эти ловушки ему помогаетъ разумъ, избжать ихъ — воля. Вокругъ себя стоикъ видитъ только друзей, вселенная полна друзьями: . Отсюда милосердіе стоиковъ, вытекающее не изъ принципа любви и обращенія къ вншнему міру, а изъ принципа достоинства и сосредоточенія въ себ самомъ.}.
IV. Итакъ, если ты стремишься къ такимъ великимъ вещамъ, помни, что добиваться ихъ нужно не съ умреннымъ рвеніемъ: съ однми изъ чуждыхъ вещей ты долженъ распроститься навсегда, о другихъ не думать теперь {Надо распроститься съ вещами, совершенно несовмстимыми съ достоинствомъ и свободой, каковы, напр., ложь, лесть, низость и проч., надо отложить попеченіе о вещахъ, которыя случайно могутъ совмститься съ свободой, напр., богатство, извстность, etc.}. Ибо, если ты хочешь имть въ одно время истинное благо и почести или богатство {Родъ моральнаго эклектизма, къ которому стремились эпикурейцы.}, то, можетъ быть, не добьешься даже этихъ послднихъ изъ за стремленія къ первому, и ужъ во всякомъ случа не добьешься тхъ благъ, которыя одни доставляютъ свободу и счастье.
V. Итакъ, при всякомъ тягостномъ представленіи пріучись говорить: ты только образъ и видимость, а вовсе не предметъ, которымъ ты кажешься.— Затмъ изслдуй его и суди его согласно правиламъ, которыхъ ты держишься, изъ нихъ же первое и главное — разсмотрть, идетъ ли дло о вещахъ, которыя зависятъ отъ насъ, или о такихъ, которыя отъ насъ не зависятъ. Если дло идетъ объ этихъ послднихъ, будь готовъ сказать: это де меня не касается {‘Это до меня не касается’, потому что вн нашей свободной воли и ея длъ ( ) нтъ ничего хорошаго или дурного, все безразлично. По мннію стоиковъ, только наша свобода сообщаетъ вещамъ ихъ цну, мы сами, и только мы, квалифицируемъ вещи, длаемъ одн ихъ нихъ хорошими, другія дурными, посредствомъ хорошаго или дурного употребленія.— Принципъ совершенно оригинальный и чреватый послдствіями (см. введеніе и объясненія).— Но всего чаще наше воображеніе берется квалифицировать вещи и длаетъ это на основаніи чувственнаго страданія или удовольствія. Оттого и выходить, что смерть, изгнаніе и проч. кажутся вамъ бдствіемъ, въ этомъ виновно наше воображеніе. Разумъ, исправляя его ошибку, долженъ разсять видимости, скрывающія отъ насъ предметы, ложныя мннія, заставляющія насъ бояться или желать, онъ долженъ обратиться къ самимъ предметамъ и опредлить ихъ значеніе сообразно содйствію или противодйствію, которое он оказываютъ нашей свобод (см. V, VI, X).}.

II.
Вещей, которыя не зависятъ отъ насъ, не сл
дуетъ ни желать, ни бояться.

I. Помни, что въ желаніи заключается надежда овладть желаемой вещью, въ отвращеніи — надежда избжать вещи, возбуждающей отвращеніе, и тотъ, кто обманулся въ своемъ желаніи, несчастенъ, тотъ, кто настигнуть вещью, отъ которой бжалъ,— жалокъ. Избгай же Лишь тхъ вещей, которыя, завися отъ тебя, противны природ, и ты не будешь настигнутъ тмъ, отъ чего бжишь {По мннію стоиковъ, верховное правило морали — слдовать природ: Sequi naturam. Хорошо и должно быть предметомъ желанія то, что согласно съ природой, дурно и должно быть избгаемо то, что противорчитъ ей.— Но остается еще узнать, что согласно съ природой я что противорчитъ ей. По мр того, какъ стоицизмъ развивается, онъ усматриваетъ сущность человческой природы и верховное правило поведенія въ моральной свобод: то, что благопріятствуетъ этой свобод — хорошо, что мшаетъ ей — дурно. Этимъ самымъ стоицизмъ, искавшій сначала нравственный законъ въ природ вншнихъ объектовъ, переходитъ отъ вншняго къ внутреннему и ищетъ обоснованія моральнаго закона въ самой вол человка ( ). Замтимъ сходство этой доктрины съ ученіемъ Канта о ‘свободной вол’.}. Но если ты желаешь избжать болзни, или смерти, или бдности, ты будешь жалокъ.
II. Итакъ, не распространяй твоего отвращенія на вещи, который не зависятъ отъ насъ, а обрати его только на вещи, которыя, завися отъ насъ, противорчатъ природ. Что до желанія, то подави его совершенно въ данный моментъ {Стоическій мудрецъ, всемогущій въ своемъ внутреннемъ мір, измняетъ или подавляетъ по своей вол свои желанія и опасенія: онъ ‘обработываетъ свою душу, какъ плотникъ дерево, кожевникъ кожу’.— См. Объясненія.}. Ибо, если ты желаешь какой либо изъ вещей, которыя не зависятъ отъ насъ, ты будешь несчастенъ: съ другой же стороны, изъ тлъ вещей, которыя зависятъ отъ насъ и которыхъ слдуетъ желать, ни одна еще не доступна теб {‘Ни одна еще не доступна теб’, т. е., ты достигъ еще только первой ступени посвященія и неспособенъ отличать я преслдовать то, что дйствительно желанно.}. Итакъ, старайся только приближаться къ вещамъ или удаляться отъ нихъ движеніемъ добровольнымъ, но не особенно энергичнымъ, съ оговорками и умряя свой порывъ {Съ оговорками или, точне, съ исключеніемъ, съ изъятіемъ, ‘. У стоиковъ была цлая теорія на этотъ счетъ (см. Сенека, De вар. secess., 30, De benefic. IV, 34, De tranquill. 13). По ихъ мннію, мудрый можетъ желать чего нибудь только подъ условіемъ быть всегда готовымъ устранить, исключитъ изъ своихъ желаній () все то, что можетъ несоотвтствовать имъ въ явленіяхъ, мы должны нкоторымъ образомъ формировать наши желанія сообразно природ вещей, вншнія вещи измнчивы, случайны, преходящи, и наши желанія должны быть готовы измняться, приходитъ, исчезать, какъ он. Не говоря же: я пойду туда-то, во: я пойду туда то, если ничто не, помщаетъ мн. Предусматривая, такимъ образомъ, препятствія и разочарованія, этимъ самымъ избгаешь ихъ, такъ какъ препятствіе, предвидимое и желаемое мною, уже не препятствіе для меня, разочарованіе ожидаемое — не разочарованіе.— Въ одномъ только случа исключеніе не иметъ мста: когда дло идетъ о вещахъ, которыя зависятъ отъ насъ, въ такомъ случа намъ позволительно желать абсолютно и безусловно, такъ какъ здсь желать — значитъ мочь.}.

III.
Надо изсл
довать природу каждаго предмета, которымъ пользуешься.

По поводу каждаго предмета, который привлекаетъ душу, или приноситъ пользу, или заставляетъ дорожить собой — не забудь спросить себя, какова природа этого предмета. Начинай съ неважныхъ вещей и, если любишь глиняную вазу, говори:— То, что я люблю, только глиняная ваза,— въ такомъ случа, ты не смутишься, если она разобьется {Намекъ на тло, этотъ ‘бренный сосудъ’, въ которомъ заключена душа (см. Разговоры Эпиктета и Мысы Марка Аврелія). ‘Первое средство, говоритъ Эпиктетъ въ Разговорахъ, лучшее средство, главное средство, которое является, такъ сказать, ключомъ ко всему — это привязываться къ кому бы то ли было только какъ къ вещи, которая можетъ быть похищена у васъ, къ вещи, природа которой тождественна съ природой глинянаго сосуда или стеклянной чаши. Сосудъ разобьется,— и вспомнивъ, чмъ онъ былъ, мы не станемъ огорчаться. Точно также, когда ты обнимаешь своего ребенка, друга, брата, не отдавайся всецло своему побужденію, не давай хода твоей радости, но сдерживай ее и умряй ее, какъ т, кто, идя за тріумфаторомъ, напоминаютъ ему, что онъ человкъ.}. Когда цлуешь своего ребенка или свою жену, говори:— То, что я цлую, только человческое существо, въ такомъ случа ты не смутишься, если они умрутъ {Безъ сомннія вполн ‘естественно’, что хрупкій сосудъ разбивается и смертный человкъ умираетъ. Но еще вопросъ, можетъ ли естественное удовлетворить мой разумъ, мою моральную волю, какъ утверждаютъ стоики. Въ самомъ дл, если я люблю кого нибудь истинной любовью, то люблю не смертную вещь, но отдляя душу отъ бренной оболочки, отъ которой не хочетъ отдлить ее Эпиктетъ, привязываюсь къ ней, не подвластной уничтоженію. Такимъ образомъ, я исправляю, преобразовываю самое природу, превозмогаю своей волей необходимость ея законовъ и, можетъ быть, въ этомъ то и заключается суть любви къ другому. Когда, затмъ, законы природы, взявъ свое, показываютъ мн, что не только свободная душа заключалась въ любимомъ существ, но и тло, подвластное необходимости, мудрено ли, что ‘я смущаюсь’? Я испытываю въ этомъ случа не только огорченіе, но и негодованіе, сознаніе своего рода несправедливости со стороны природы. Стоики усматривали во всякомъ страданіи только пассивное измненіе чувствительности, но моральное страданіе — это воля, которая борется съ природой и, по ихъ же выраженію, работаетъ, ‘трудится’ надъ ея исправленіемъ, въ этомъ смысл страданіе хорошо, его роль въ здшнемъ мір — постоянно противупоставлять нашъ моральный идеалъ нашей физической природ и, путемъ этого контраста, побуждать нашу природу къ совершенствованію.}.

IV.
Надо насл
довать природу каждаго дйствія, которое предпринимаешь.

Когда ты собираешься предпринять какое нибудь дйствіе, представь въ памяти своей, какова природа этого дйствія. Если, напримръ, ты идешь взять ванну, представь себ, что происходитъ въ баняхъ: людей, которые брызгаютъ въ другихъ водой, толкаютъ ихъ, оскорбляютъ, обкрадываютъ, и ты съ большей увренностью предпримешь свое дло, если скажешь себ напередъ: я хочу взять ванну, но я хочу также сохранить мою свободную волю сообразной природ {Извстно, какое важное значеніе имла ванна у древнихъ, оттого моралисты постоянно обращаются къ этому предмету, какъ къ одному изъ самыхъ обыкновенныхъ житейскихъ актовъ: ванну брали, какъ говорить Марціалъ, находя: nam thermis iterum cunctis iterumque lavatur. Ванну брали утромъ, вечеромъ, передъ главной дой, передъ какимъ нибудь важнымъ ршеніемъ, иногда передъ ршеніемъ вопроса о жизни и смерти. Ванна, говорили древніе, укрпляетъ члены и просвтляетъ умъ. Большинство источниковъ были посвщены Геркулесу, богу силы. Въ баняхъ сталкивались различные классы общества: богатые и бдные, патриціи и плебеи. Сами императоры не брезгали иногда посщать публичныя бани.}. То же и при каждомъ дйствіи {То есть, вс наши частныя дйствія надо подчинять общему ршенію, которое должно управлять нашей жизнью: ршенію быть свободнымъ.— Та же теорія у Канта.}. Ибо такимъ образомъ, если съ тобой приключится какая нибудь непріятность во время купанья, ты будешь готовъ сказать: я хотлъ не только взять ванну, но и сохранить мою свободную волю сообразной природ, а я не сохраню ее, если стану раздражаться на то, что происходитъ.

V.
Насъ могутъ смущать только наши мн
нія.

Людей смущаютъ не вещи, а мннія, составленныя людьми о вещахъ {См. Введеніе и Объясненія.}. Напримръ, смерть не представляетъ ничего ужаснаго: въ противномъ случа и Сократъ нашелъ бы ее ужасной, но мнніе о смерти, какъ о чемъ то ужасномъ — вотъ что собственно ужасно {См. послднія строки Апологіи, которую Платонъ влагаетъ въ уста Сократу: ‘О, мои судьи, надйтесь на смерть и помните, что для добраго нтъ ничего дурного’ и въ жизни, ни посл смерти, и что боги никогда не оставляютъ его, ибо то, что выпадаетъ мн на долю сегодня, не есть дло случая, но для меня очевидно, что умереть и освободиться отъ житейскихъ заботъ есть высшее счастье, на которое я могу разсчитывать, и я не сержусь за него ни на судей, приговорившихъ меня, ни на моихъ обвинителей. А между тмъ, не таково было ихъ намреніе, побудившее обвинить и осудить меня, напротивъ, они думали причинить мн зло, и за это я могъ бы попенять на нихъ… Но время разстаться:— мн, чтобы умереть, вамъ, чтобы жить. Чей жребій лучше? Никто не знаетъ этого, кром Бога’.}. Итакъ, когда мы угнетены или огорчены, не будемъ обвинять другихъ, а только самихъ себя, т. е. ваши мннія. Невжда обвиняетъ другихъ въ своихъ бдствіяхъ, тотъ, кто начинаетъ учиться — самого себя {Сенека (Epist. 66): Nihil damnavi, nisi me.}, тотъ, кто научился — ни себя, ни другихъ {Онъ не обвиняетъ никого, потому что понимаетъ все и терпитъ все.}.

VI.
Единственное, ч
мъ мы можемъ гордиться, это хорошее примненіе нашихъ мнній.

Не гордись чужимъ преимуществомъ {‘Можно хвалиться только тмъ, что твое — говорить Сенека (Epiet. XLI). Виноградъ хвалятъ, когда тычины ломятся подъ тяжестью гроздій. Предпочтутъ ли ему виноградъ съ золотыми гроздьями или золотыми листьями? Нтъ, достоинство винограда въ его плодородіи, такъ и у человка нужно хвалить то, что принадлежитъ человку. Онъ иметъ хорошихъ рабовъ, великолпный дворецъ, обильную жатву, большіе доходы, все это не онъ, а его обстановка. Удивляйтесь въ немъ тому, чего нельзя ни дать ему, ни отнять у него, тому, что есть собственность человка, то-есть его душ, а въ душ — мудрости’.}. Если бы возгордившаяся лошадь сказала: ‘Я прекрасна’, это бы еще куда ни шло, но когда ты говоришь съ гордостью: ‘У меня прекрасная лошадь’, — знай, что ты хвастаешься лошадиными достоинствами {Тонкое и врное замчаніе. Извстно, что Калигула веллъ построить мраморную конюшню для своего коня и собирался даже назначитъ его консуломъ. Не заходя такъ далеко, многіе и въ наше время хвастаются достоинствами лошади.— По поводу изрченій этого рода Паскаль говорить: ‘Манера Эпиктета… наилучшая для усвоенія, такъ какъ состоитъ въ подбор мыслей, порожденныхъ повседневными разговорами’.}. Что же собственно твое? Употребленіе, которое ты длаешь изъ своихъ представленій {‘Употребленіе твоихъ способностей, ‘. Надо различать, по мннію стоиковъ, чувственныя представленія и моральное употребленіе, которое мы изъ нихъ длаемъ. Представленія, напр., о прекрасной лошади являются къ намъ извн и неизбжно, но примненіе этихъ представленій, напр.. когда мы гордимся красотой лошади — произвольно и свободно. ‘Пользоваться своими представленіями и, еще короче, пользоваться собою’ — выразительные термины, часто употребляемые стоиками для обозначенія внутренней свободы духа, располагающаго и распоряжающагося всми вншними вещами въ видахъ собственнаго блага.— ‘Vivlt is qui se utitur,— говорить Сенека. Qui vero latitant et torpent, hl in domo sunt tanquam in condivo. Horum licet in limine ipso nomen marmori inscribas, mortem suam antecesserunt’.}. Итакъ, если ты станешь пользоваться этими представленіями сообразно природ, тогда только будь гордъ, ибо ты будешь гордъ благомъ, которое теб принадлежитъ.

VII.
Все, что не мы, должно им
ть для насъ только второстепенное значеніе.

Если, во время путешествія по морю, твой корабль пристанетъ къ берегу и ты выйдешь запастись водой, ты можешь, мимоходомъ, на пути, подобрать раковину или сорвать растеніе, но ты долженъ помнить о корабл и безпрестанно оглядываться, не зоветъ ли тебя кормчій, если же онъ зоветъ тебя, бросай все, чтобы онъ не веллъ заковать тебя и бросить въ трюмъ корабля, какъ скотину {По мннію одного изъ комментаторовъ Правилъ (см. Симилицій, in nchirid.), море съ его вчными перемнами и волненіями представляетъ міръ. Корабль, приносящій и уносящій души — судьба или случай. Кормчій — Богъ. Берегъ, у котораго останавливается корабль — мсто нашего обитанія, наша родина, наша семья. Сойти на берегъ за водой — символъ занятій, необходимыхъ для жизни. Растенія и раковина представляютъ вещи второстепенныя, не необходимыя для насъ, которыя даются и отнимаются ‘великимъ Все’, и которыя мы должны брать или отдавать, не спуская глазъ со Всего, управляемаго внутреннимъ Провидніемъ.}. Такъ и въ жизни: разъ теб даны, вмсто раковины и растенія, жена и ребенокъ, ничто не мшаетъ теб принять ихъ, но если кормчій зоветъ тебя, бги на корабль, бросивъ вс эти вещи, даже не оборачиваясь {Можно броситъ ‘вс эти вещи’ съ покорностью, если это дйствительно вещи, но нельзя такъ легко разставаться съ людьми, да и не должно.}. А если ты старъ, никогда не удаляйся отъ корабля, чтобы на призывъ кормчаго не оказаться отсутствующимъ {Эту характеристику жизни, согласно стоическимъ воззрніямъ, можно сравнить съ характеристикой жизни по христіанскимъ воззрніямъ, которую набрасываетъ Боссюэтъ въ одной изъ своихъ краснорчивйшихъ тирадъ: ‘Жизнь человческая подобна дорог, ведущей въ ужасную пропасть… Я хотлъ бы вернуться назадъ: Иди! Иди! Непобдимая тяжесть, неодолимая сила увлекаетъ васъ, надо безостановочно приближаться къ пропасти. Тысячи препятствій, тысячи тяготъ утомляютъ и удручаютъ насъ по пути. И если бы еще можно было избжать этой ужасной пропасти! Нтъ, нтъ, надо идти, надо бжать, такова скоротечность годовъ. Мы утшаемся однако, встрчая время отъ времени предметы, которые развлекаютъ насъ: струящіяся воды, быстро увядающіе цвты. Хотлось бы остановиться: Иди! иди! А между тмъ видимъ, какъ падаетъ все, мимо чего прошелъ, страшное разрушеніе! неизбжная гибель! Утшаешься, потому что удалось сорвать мимоходомъ нсколько цвтковъ, которые вянуть въ рукахъ отъ утра къ вечеру, нсколько плодовъ, которые теряешь, едва отвдавъ: навожденіе! иллюзія! Вчно увлекаемый впередъ, ты приближаешься къ ужасной пропасти, уже все начинаетъ тускнть: сады не такіе цвтущіе, цвты не такіе пышные, ихъ краски не такъ ярки, луга не такъ веселы, воды не такъ свтлы, все мутнетъ. Тнь смерти является, начинаешь чувствовать близость роковой бездны. Но приходится вступать на самый край. Еще шагъ, ужасъ смущаетъ чувство, голова кружится, глаза блуждаютъ. Надо идти, хочешь отступить вспять, невозможно, все погибло, все улетучилось, все исчезло’.}.

VIII.
Ум
ть уступать необходимости, значитъ — быть свободнымъ.

Не требуй, чтобы то, что происходитъ, происходило такъ, какъ ты желаешь, но желай, чтобы все происходило такъ, какъ оно происходитъ — и твоя жизнь пойдетъ счастливо {Сенека, de provid., 5: Quid est boni viri? praebere se fato.— Посредствомъ этого принесенія себя въ жертву судьб, этого добровольнаго подчиненія необходимости событій, стоики надются обрсти въ самой необходимости событій свободу души.}.

IX.
Челов
къ не можетъ встртить другого препятствія, врод себя самого.

Болзнь — препятствіе для тла, но отнюдь не для свободной воли, если только послдняя сама того не хочетъ. Хромота — препятствіе для ноги, но отнюдь не для свободной воли. Обо всемъ, что происходитъ, говори то же самое. Ты убдишься, что все можетъ быть препятствіемъ для какой нибудь другой вещи, для тебя же — нтъ.

X.
Каждой иде
или образу, которые является какъ извн, соотвтствуетъ въ насъ какая нибудь способность, дающая возможность располагать ими.

Какой бы предметъ ни явился теб, не забудь, обратившись къ себ самому, поискать, какою способностью обладаешь ты относительно употребленія этого предмета. Увидвъ красиваго мужчину или красивую женщину, ты найдешь по отношенію къ нимъ способность сдержанности. Если теб предстоитъ трудъ, ты найдешь мужество, если обида — найдешь терпніе. Когда ты привыкнешь къ этому, образы, являющіеся теб, не будутъ въ состояніи увлечь тебя съ собою {Потому что человкъ, обратившись къ самому себ, всегда найдетъ въ себ способность располагать этими образами, , врне сказать, не найдетъ ее готовой, прирожденной, а выработаетъ, создастъ ее самъ, мы не получаемъ откуда-то мужество, терпніе, а создаемъ ихъ сами, хотніемъ: Quid tibi opua est ut sis bonus? veile. (Сенека, Epist. 80).}.

XI.
Терять и возвращать.

Никогда не говори о чемъ бы то ни было: я потерялъ, но я возвратилъ. Умеръ твой сынъ?— ты его возвратилъ. Умерла твоя жена?— ты ее возвратилъ {Это почти слова Іова: Dominus dedit, dominus abatulit.— Что у избранника Іеговы было покорностью произвольнымъ и неисповдимымъ велніямъ Господа Бога, то у философа является свободнымъ подчиненіемъ, разумнымъ и необходимымъ закономъ природы, которую онъ понимаетъ и любитъ. Nihil indignetur sibi accidere, говоритъ Сенека (epist. 74), aciatque ilia ipsa quibus laedi videtur ad conservationem univerei pertinere, et ex his esse quae cursum mundi officiumque consummant.— И въ другомъ мст: Non pat et Deo, sed assentior. Ex animo ilium, non quia necesse est, sequor (epist. 96).}. У меня отняли землю. Опять-таки вещь, которую ты возвратилъ. Но у меня отнялъ ее злой человкъ. Не все ли теб равно, черезъ кого потребовалъ ее у тебя тотъ, кто далъ ее теб. Пока онъ оставляетъ ее за тобой, пользуйся ею, какъ чужой вещью, какъ прізжій пользуется гостинницей {Эта мысль, поразившая Паскаля, цитируется у него также, какъ правило XVII, въ разговор съ de-Saci.— Ср. Сенека, ad Marc. 10, Quidquid est hoc, quod circa nos ex adventitia fulget, liberi, honoree, opesaliens commodatique apparatus sunt. Nihil horum dono datur, collaturis et ad dominos redituris instrumentis scena adornatur.}.

XII.
Отреченіе отъ вс
хъ вншнихъ вещей есть ц&#1123,на, которой покупается счастье.

I. Хочешь преуспвать въ мудрости?— оставь разсужденія врод: ‘Если я стану пренебрегать моимъ имуществомъ, мн нечмъ будетъ жить, если я не буду наказывать моего раба, онъ сдлается негодяемъ’ Ибо лучше умереть съ голода, не зная тоски и опасеній, чмъ жить въ изобиліи съ смущенной душой, и лучше пусть твой рабъ будетъ негодяемъ, чмъ ты несчастенъ {См. въ Поясненіяхъ разсказъ Эпиктета о томъ, какъ у него украли его желзную лампу.}.
II. Начинай же съ мелочей. Твой маленькій запасъ масла разлился? У тебя отняли вино? Говори: ‘Такою цною покупается безстрастіе, такою цною покупается невозмутимость, даромъ ничего не получишь’. А когда зовешь раба, думай про себя: ‘Быть можетъ, онъ не услышитъ или, услышавъ, не захочетъ исполнить мое желаніе, но, чтобы спокойствіе моей души находилось въ зависимости отъ него — нтъ, такого преимущества онъ не получитъ’.

XIII.
Казаться и быть.

Если хочешь преуспвать въ мудрости, не бойся въ отношеніи вншнихъ вещей прослыть безумцемъ и глупцомъ {См. Поясненія: ‘Простите мн, какъ прощаютъ влюбленнымъ, я не принадлежу себ, я безумецъ!’ — говоритъ Эпиктетъ съ увлеченіемъ, не лишеннымъ ироніи.}. Согласись казаться ничего не смыслящимъ, и если кто нибудь обращаетъ на тебя вниманіе, не довряй самому себ. Знай, что нелегко сохранить одновременно свободную волю, сообразную природ, и вншнія блага, но безусловно необходимо, если ты интересуешься какою либо изъ этихъ двухъ вещей, пренебречь другой {Эта мысль — комментарій къ словамъ Сократа: ‘Не казаться хорошимъ человкомъ, а быть имъ вотъ къ чему должно стремиться’ (огдіаи, 82, Воспоминанія, I, VII 1, 11, VI, 39).— Эсхилъ сказалъ также О Гадател Амфіорс, , ‘ (Sept, ad Theb., 578). Извстно, какъ афиняне въ самомъ театр примнили эти слова къ Аристиду.
Ср. прекрасное мсто у Сенеки (epist. 81): Si gratum esse non licebit, niai ut videar ingratus, si reddere beneflcium non aliter quam per apeclem ipjuriae potero, aequlssimo anlmo ad honeatum consilium, per median infamlam, tendam. Nemo mlhl videtur pluris aestimare virtutem, nemo illt esse magla dvolus, quam qui boni virl famam perdidit ne conscientiam perderet.— См. Поясненія.}.

XIV.
Можно сд
латься независимымъ отъ всякаго человка, сдлавшись господиномъ своихъ желаній въ отношеніи всхъ вещей.

I. Если ты хочешь, чтобы твои дти, и твоя жена, и твои друзья жили вчно — ты безумецъ, такъ какъ желаешь, чтобы вещи, независящія отъ тебя, зависли отъ тебя, а вещи чуждыя теб, были твоими. Точно также, если ты хочешь, чтобы рабъ твой не совершалъ проступковъ — ты глупецъ, такъ какъ желаешь, чтобы порокъ былъ не порокомъ, а чмъ-то другимъ {Безъ сомннія, нельзя желать, чтобы порокъ не былъ порокомъ, но можно желать, чтобы порока не было.}. Напротивъ, если ты хочешь не быть обманутымъ въ своихъ желаніяхъ, ты можешь достигнуть этого {Желая только того, что зависитъ отъ тебя.}. Стремись же къ тому, чего можешь достигнуть.
II. Тотъ всегда является господиномъ другого человка, кто држитъ доставить этому послднему то, что ему нравится, избавить его отъ того, что ему не нравится. Ты хочешь быть свободнымъ: не желай же и не избгай того, что зависитъ отъ другого, иначе ты непремнно будешь рабомъ {Сенека (epist): Nunquam major est animus quam ubi aliena seposult, et fecit sibi pacem nihil tlmendo: fecit sibi divitias nihil concnpiscendo.— ‘Кого можно назвать богатымъ человкомъ?’ — спрашивали у Эпиктета.— ‘Того, чьи желанія удовлетворены’,— отвчалъ онъ.}.

XV.
Сравненіе жизни съ пиромъ.

Помни, что ты долженъ вести себя въ жизни, какъ на пиру. Если блюдо, обходя столъ, дошло до тебя, протяни руку и возьми его, соблюдая приличія. Прошло мимо?— не задерживай его. Еще не дошло до тебя?— не простирай далеко своего желанія, но жди, пока блюдо окажется подл тебя. Относись точно такъ же къ дтямъ, жен, почестямъ, богатству, и ты сдлаешься достойнымъ гостемъ боговъ {Это сравненіе жизни съ пиромъ только рзче обнаруживаетъ ошибку стоической доктрины, которая смшиваетъ блюда съ участниками пира, поведеніе, котораго нужно придерживаться въ отношеніи блюдъ, съ поведеніемъ въ отношеніи людей.}.
Если же ты не берешь того, что теб предлагаютъ, а пренебрегаешь имъ. ты будешь не гостемъ только, а товарищемъ боговъ {Сенека заходить дальше: ‘Мудрый — говоритъ онъ — смотритъ на вещи съ такимъ же равнодушіемъ и презрніемъ, какъ Юпитеръ, и превосходитъ его, потому, что Юпитеръ не можетъ пользоваться всми этими вещами, а онъ, человкъ, не хочетъ’. ‘Мудрый отличается отъ Бога только продолжительностью существованія (tempore tantum)‘. ‘Терпите мужественно: этимъ самымъ вы превзойдете Бога. Богъ не доступенъ бдствіямъ, вы — выше ихъ’. ‘Есть пунктъ, въ которомъ мудрый превосходитъ Бога, именно: Богъ обязанъ мудростью своей природ, а по себ самому. Великое дло, оставаясь слабымъ человкомъ, обладать спокойствіемъ Бога’. Такъ какъ древніе представляли себ Бога совершенной природой, безразличнымъ добромъ ( ), то Сенека и Эпиктетъ имли основаніе доказывать превосходство человческой воли надъ этой абстракціей. Истинная доброта и истинная мудрость, какъ Божеская, такъ и человческая, та, которая осуществляется свободно: ‘въ мудрости,— говорить Сенека,— драгоцнно и неоцнимо то, что она не есть даръ, что всякій обязанъ ею только самому себ, и безполезно требовать ее отъ кого бы то ни было’.}. Такъ поступали и Діогенъ {Діогенъ Синопскій, съ его бочкой, замнявшей домъ, зернами, служившими пищей, и водой въ качеств питья, — Діогенъ, который, будучи рабомъ, сумлъ остаться искреннимъ,— всегда оставался типомъ истиннаго мудреца въ глазахъ стоиковъ и циниковъ. Эпиктетъ постоянно приводитъ его въ примръ.}, и Гераклитъ {У Гераклита Эфесскаго стоики заимствовали отчасти свою концепцію міра.}, и т, кто походить на нихъ, они были божественны и съ полнымъ правомъ считались таковыми.

XVI.
Сл
дуетъ обнаруживать состраданіе, не испытывая его.

Если ты видишь человка, горюющаго потому, что кто либо изъ близкихъ его умеръ, или потому, что его сынъ отправляется въ путешествіе, или потому, что онъ самъ потерялъ состояніе,— остерегайся увлечься этимъ представленіемъ и вообразить этого человка жертвою бдствій, находящихся вн его вой, но будь готовъ сказать: ‘Не событія удручаютъ его, такъ какъ другіе не удручены ими, а его мннія о событіяхъ’ {‘Такъ какъ другіе не удручены имя’.— Это соображеніе кажется страннымъ, но вполн соотвтствуетъ духу стоицизма. Въ самокъ дл, по мннію стоиковъ, зло реально лишь въ томъ случа когда оно поражаетъ разумъ, а не воображеніе, а разумъ универсаленъ, стало быть то, что кажется зломъ разуму одного индивидуума, должно казаться таковымъ же разуму всхъ остальныхъ индивидуумовъ. Предположимъ, напротивъ, что событіе, считаемое зломъ, случилось съ какимъ либо индивидуумомъ и только этотъ индивидуумъ удрученъ имъ,— это зло не затрогиваетъ разума, стало быть, не есть настоящее зло.— Ср. эту мысль съ гл. XXVI, см. Поясненія.}. Но снизойди на словахъ къ его горю, и даже, въ случа надобности, горюй вмст съ никъ, только остерегайся горевать внутренно {Удивительное состраданіе, слишкомъ похожее на комедію. Состраданіе, по мннію стоиковъ, чувственное и ирраціональное состояніе души, а мудрый долженъ во всемъ искать только разума, слдовательно, онъ отвергнетъ состраданіе: (Діог. Лаэрц, мі Zenon). ‘Succurret, говорить Сенека, non misеrebitur’.}.

XVII.
Сравненіе челов
ческой жизни въ театровъ.

Помни, что ты актеръ въ комедіи, которая разыгрывается, какъ угодно господину: {Сенека, Epist. 77: Quomodo fabula, etc vita, non quam din, sed quam bene acta sit, refert. Nihil ad rem pertinet, quo loco desinas. Quocumque voles desiw. tantum bonam clausulam impone.— Ср. Маркъ Аврелій, XII, 36. ‘О человкъ, ты былъ гражданиномъ вселенной, не все ли теб равно, былъ ты имъ пять лтъ или три года?… Актеръ уволенъ изъ театра антрепренеромъ, который его нанялъ.— Да я еще не сыгралъ пяти актовъ, а сыгралъ только три!— Врно, но въ жизни три акта составляютъ полную комедію. Ступай же съ миромъ, тотъ, кто увольняетъ тебя, не гнвается’.— Ср. Боссюэта, Sermon sur la mort, ‘Я вступаю въ жизнь съ обязательствомъ оставить ее, являюсь, чтобы исполнить свою роль, являюсь, чтобъ показаться, какъ и другіе, затмъ нужно исчезнуть. Я вижу, какъ люди проходятъ передо мной, другіе увидятъ, какъ я пройду и, въ свою очередь, явятъ тоже зрлище своимъ преемникамъ, а въ конц концовъ вс сольются въ небытіи. Я пришелъ лишь для того, чтобы пополнить число, больше я ни на что не нуженъ, и пьеса была бы разыграна ничуть не хуже, еслибъ меня не было въ театр’.} если онъ хочетъ длинную, играй длинную, короткую — играй короткую, если онъ хочетъ, чтобы ты сыгралъ роль бдняка, играй ее съ изяществомъ, равно какъ и роль калки, чиновника, плебея. Ибо твое дло — хорошо сыграть данную теб роль, но выбрать ее — дло другого {Врно ли, что между людьми распредлены готовыя роли? Эти фаталистическія теорія, съ увлеченіемъ принятыя Паскалемъ, должны, повидимому, убивать человческую иниціативу. Въ дйствительности, каждый изъ насъ самъ назначаетъ себ роль въ этой жизни, и сами люди сообща разыгрываютъ, какъ умютъ, великую человческую комедію. Исполняютъ хорошо только ту роль, которую приняли добровольно, еще лучше исполняютъ ту, которую сами создали.}.

XVIII.
Предв
щанія.

Когда воронъ каркаетъ, предвщая бду, не давай воображенію увлечь тебя, но тотчасъ разберись въ своихъ мысляхъ и скажи: эти предвщанія вовсе не касаются меня, он касаются или моего бреннаго тла, или моего маленькаго имущества, или моей маленькой репутаціи, или моихъ дтей, или моей жены {Это значить слишкомъ мало интересоваться тмъ, что касается другихъ. Т, кого я люблю, не должны ли быть для меня какъ бы вторыми я?}. Для меня вс предвщанія счастливыя, если я того хочу, такъ какъ, что бы ни случилось, отъ меня зависитъ извлечь изъ случившагося благо.

XIX.
Какимъ образомъ можно стать непоб
димымъ. Усматривать благо только въ насъ самихъ — средство подавить въ себ зависть.

I. Ты можешь быть непобдимъ, если снисходишь до сраженія лишь въ томъ случа, когда въ твоей власти побдить.
II. Видя кого либо осыпаннымъ почестями или достигшимъ власти, или вообще процвтающимъ, остерегайся — увлеченный своимъ воображеніемъ — считать его счастливымъ {Тацитъ (Анналы, VI): Neque mala vel bona, quae vulgus pulet. Multos qui confllctari adversls vldeantur, beatos, ac plerosqne, quanquam magnas per opes, miserrimos: si till gravem fortunam constanter tolerent, hi prospera inconsulte utantur.}. Въ самомъ дл, если сущность блага заключается въ томъ, что зависитъ отъ насъ — ни зависть, ни ревность не будутъ имть мста {Зависть и ревность являются у васъ вслдствіе безсилія, вслдствіе бдности: тотъ не завидуетъ, кто богатъ всми благами, а если единственныя истинныя блага заключаются въ нашей вол, то каждый можетъ ими обладать, стоить только захотть. Итакъ, въ отношеніи воли вс — богатые и бдные, великіе и малые — равны: моральное богатство, по выраженію Сенеки, распредляется, не длясь: ‘оно цликомъ достается каждому и цликомъ всмъ’.}. И ты самъ захочешь быть не полководцемъ, не префектомъ, не консуломъ, а свободнымъ, къ свобод же ведетъ лишь одна дорога: презрніе къ тому, что не зависитъ отъ насъ.

XX.
Никакое оскорбленіе не можетъ быть нанесено намъ другими, а только нами самими.

Помни, что оскорбляетъ тебя не тотъ, кто ругаетъ или кто бьетъ тебя: а твое мнніе о нихъ, будто они тебя оскорбляютъ. Кто нибудь раздражилъ тебя: знай, что тебя раздражило твое мнніе о немъ. Старайся же, прежде всего, не дать твоему воображенію увлечь тебя, ибо, если на первый разъ ты выиграешь время и отсрочку, то впослдствіи теб легче будетъ управлять самимъ собою.

XXI.
Что мы должны всегда им
ть передъ глазами.

Пусть смерть, изгнаніе и вс вещи, которыя кажутся ужасными, ежедневно будутъ передъ твоими глазами, особливо смерть, и ты никогда не подумаешь ничего инакаго, никогда не пожелаешь чего либо слишкомъ сильно {Паскаль цитируетъ эту мысль въ Рололоря съ де-Саси. Онъ понимаетъ ее, безъ сомннія, въ христіанскомъ смысл, т. о. въ томъ смысл, что Эпиктетъ желаетъ этимъ постояннымъ представленіемъ смерти принизить насъ въ нашихъ собственныхъ глазахъ, заставить насъ почувствовать наше безсиліе и смириться передъ Богомъ. Далекій отъ этого, Эпиктетъ желаетъ, чтобы мы стали выше смерти и воображаемыхъ золъ, которыя нашъ разумъ предводитъ и принимаетъ, чтобы мы познали свое могущество, почувствовали Бога, который въ насъ, и поднялись къ Богу, который надъ нами.}.

XXII.
Прил
пляться въ благу, не опасаясь насмшекъ.

Если ты любишь философію, не медли приготовиться къ издвательствамъ, къ насмшкамъ большинства, которое будетъ хохотать надъ тобой, будетъ восклицать: ‘Какъ онъ скоро вернулся къ намъ философомъ!’ и ‘Откуда у него эта пышная мина? {Какъ извстно, Эпиктетъ, пытаясь говорить о философіи римскому простонародью, былъ принужденъ къ молчанію взрывами хохота и насмшекъ.}’ — Ты же не строй пышной мины, по прилпляйся къ вещамъ, которыя считаешь лучшими, какъ будто бы самъ Богъ предназначилъ тебя къ этому, и помни, что если ты останешься имъ вренъ — т самые, кто раньше смялся надъ тобою, будутъ удивляться теб {Это случилось съ самимъ Эпиктетомъ.}, если же ты уступишь этимъ людямъ, то навлечешь на себя удвоенныя насмшки съ ихъ стороны.

XXIII.
Прил
пляться въ благу, на желая похвалы.

Если, паче чаянія, теб случается обращаться къ вншнимъ вещамъ съ цлью угодить кому либо,— знай, что теб не удастся твое предпріятіе {Это предпріятіе — отысканіе свободы и мудрости.}. Итакъ, будь философомъ въ отношеніи всхъ вещей и довольствуйся этимъ. Если же хочешь казаться философомъ, кажись имъ самому себ — это въ твоей власти {Персій, I. 70.
Scire tuum nihil est, nisi te scire hoc sciat alter!
At pulchrum est digito inonstrari et dlceri: Hic est!}.

XXIV.
Прил
пляться къ тому, что зависитъ отъ насъ, значить быть истинно полезнымъ самому себ и другимъ, нашимъ друзьямъ, нашей родин.

I. Пусть не удручаютъ тебя такія мысли: ‘Я проживу безъ чести, какъ ничтожный человкъ’. Ибо если безчестіе дурно, ты не можешь впасть во что либо дурное или постыдное по вол другого. Твое ли дло получить отличіе или быть приглашеннымъ на пиръ? Вовсе нтъ. Въ чемъ же безчестіе? И какимъ образомъ станешь ты ничтожнымъ человкомъ? Вдь только въ вещахъ, которыя зависятъ отъ тебя, ты долженъ показать себя чмъ нибудь? а въ этой области разв ты не можешь пріобрсти величайшее значеніе?
II. Но мои друзья останутся безъ помощи.— Что ты говоришь — безъ помощи? Они не получатъ отъ тебя денегъ, ты не сдлаешь ихъ римскими гражданами? А кто теб сказалъ, что эти вещи принадлежать къ числу тхъ, которыя зависятъ отъ насъ, а не тхъ, которыя намъ чужды? Притомъ, кто можетъ дать другому, чего самъ не иметъ’ {См. въ Поясненіяхъ главу Эпиктета о дружб и истинныхъ друзьяхъ.}.
III. Накопляй же, говоришь ты, чтобъ и мы обладали.— Если я могу накопить богатство, сохранивъ неприкосновенными стыдъ, совсть, великодушіе — укажи мн путь, я накоплю. Но если вы требуете, чтобъ я потерялъ мои блага, мои собственныя блага, ради того, чтобы вы пріобрли вещи, которыя, вдобавокъ, вовсе не составляютъ блага — то смотрите сами, какъ вы несправедливы и неблагоразумны {‘Несправедливы’ — требуя, чтобы мудрый пожертвовалъ собственными благами, ‘неблагоразумны’ желая, какъ блага, вещей, которыя вовсе не составляютъ блага.}. Такъ то! что же вы больше цните: деньги или друга, врнаго и скромнаго. Помогите-ка лучше мн сдлаться такимъ и не требуйте, чтобы я длалъ что либо, изъ за чего потеряю подобныя блага {Это мсто, повидимому, намекаетъ на людей, понимающихъ дружбу въ смысл Эпикура, какъ полезнйшее изъ всхъ пріобртеній: друзей заводятъ ради выгоды, чтобъ получатъ, а не давать. Нужно, говорить Эпикуръ, культивировать дружбу, какъ воздлываютъ поле, чтобъ получить урожай.— Однако, самъ Эпикуръ, увлеченный почтеніемъ и культомъ дружбы, повидимому, не совмстимыми съ его доктриной, сказалъ въ одномъ изъ своихъ правилъ: ‘Надо иной разъ и умереть за друга’.}.
IV. Но, говоришь ты, отечество останется безъ поддержки съ моей стороны.— Еще разъ, о какой поддержк ты толкуешь? Правда, оно не получитъ отъ тебя ни портиковъ, ни термъ. Но что жъ изъ этого? Вдь оружейникъ не снабжаетъ его обувью, или кожевникъ оружіемъ. Пусть каждый исполняетъ свое дло. И если ты подготовилъ {Своимъ наставленіемъ и примромъ. См. Поясненія.} для него гражданина, честнаго и скромнаго, разв ты не оказалъ ему услуги? Конечно, да. Такимъ образомъ, и самъ ты не будешь безполезенъ для твоего отечества {‘И самъ ты не будешь безполезенъ для твоего отечества: ‘. Функція стоическаго мудреца — быть прежде всего полезнымъ себ самому и человчеству, его истинное отечество міръ, и если онъ окажется полезнымъ другому отечеству, тому, въ которое его забросила случайность рожденія, то лишь между прочимъ, не въ счетъ. Его разумъ, будучи универсальнымъ, во созданъ ли для того, чтобы переходить границы города или страны?— Сенека, объявляя, какъ и Эпиктетъ, что міръ есть общее отечество, желаетъ, однако, чтобы мудрецъ занимался длами своей страны. Въ этомъ отношеніи онъ правъ: лучшій способъ послужить человчеству, этой всеобщей родин — посвятить себя служенію нашей ограниченной родин, нужно, такъ сказать, утвердиться на опредленной почв, служить человчеству — вещь прекрасная, но слишкомъ неопредленная.
Сенека перебираетъ различныя должности, которыя могъ бы занимать философъ въ римскомъ отечеств, къ несчастію, вс эти должности оказываются въ рукахъ имперіи, найдется ли хоть одна, которая не была бы недоступной философу?— ‘Ему не позволяется больше служить въ войскахъ? Хорошо, пусть же онъ обратится къ общественнымъ должностямъ. Онъ принужденъ оставаться частнымъ лицомъ? Пусть онъ сдлается ораторомъ. Ему велно молчать? Пусть онъ будетъ безмолвнымъ адвокатомъ за своихъ согражданъ. Опасно явиться на Форумъ? Хорошо, пусть же у себя дома, въ театр, на праздникахъ онъ будетъ надежнымъ согражданиномъ, врнымъ другомъ, воздержнымъ собутыльникомъ. Если онъ не можетъ исполнять обязанности гражданина, пустъ исполняетъ обязанности человка!’ Итакъ, лишь только Римъ потерялъ республиканское устройство, Сенека уже видитъ съ грустью, какъ вс должности послдовательно ускользаютъ отъ философа. Мудрено ли, что поздне, когда деспотизмъ еще боле развился, когда единственнымъ средствомъ служить государству осталось ‘дарить ему портики или термы’, стоикъ по невол оставляетъ эту падшую родину, довольствуется тмъ, что будетъ для нея ‘небезполезенъ’, и видитъ только дв вещи: себя и міръ, свой разумъ, который нужно освободить, и всемірный разумъ, который нужно понять.}.
V. Какое же мсто, говоришь ты, займу я въ государств?— То, которое сможешь занять, сохраняя совсть и стыдъ, но если, желая послужить государству, ты утратишь ихъ, въ чемъ же можешь быть ему полезенъ, сдлавшись безстыднымъ и безчестнымъ?

XXV.
Какою ц
лью покупаются вншнія блага.

I. Такого-то предпочли теб на праздник, или отличили поклономъ, или приняли въ совтъ вмсто тебя, если это блага, радуйся, что они достались на его долю, если жъ это бдствія, не огорчайся, что они миновали тебя, но разъ ты не длаешь того, что длаютъ другіе для достиженія вещей, которыя не зависятъ отъ насъ, ты не долженъ претендовать на равную съ другими участь.
II. Какъ могутъ достичь одного и того же тотъ, кто не посщаетъ знатнаго, и тотъ, кто постоянно торчитъ у него? Тотъ, кто не сопровождаетъ его, и тотъ, кто его сопровождаетъ? Тотъ, кто льститъ ему и тотъ кто ему не льстить. Ты несправедливъ и ненасытенъ, если, не уплачивая цны, которой получаются эти блага, желаешь получитъ ихъ даромъ.
III. Почемъ продается салатъ? по оболу, кажется. Вели кто нибудь, давъ оболъ, получилъ салатъ, а ты, не давъ ничего, не получилъ — не думай, что ты имешь меньше, чмъ тотъ, кто получилъ салатъ: у него салатъ, у тебя оболъ, котораго ты не отдалъ.
IV. Вотъ и здсь тоже. Такой-то не приглашаетъ тебя на обдъ? Его потому, что ты не далъ ему цну, за которую онъ продаетъ свой обдъ: онъ продаетъ его за похвалу, за комплиментъ. Дай же ему цну, которую онъ требуетъ, если находишь это выгоднымъ. Но если не хочешь дать ее и, тмъ не мене, хочешь взять, ты ненасытенъ и глупъ.
V. Разв ты ничего не получилъ вмсто этого обда? Вотъ что ты получилъ: ты по льстилъ тому, кому не хотлъ льстить, и не подвергался оскорбленіямъ со стороны его слугъ {Эта глава остроумна, въ ней заключается также глубокая мысль, сколько людей сдлались бы бдняками, если бы у нихъ отняли все, что овя купили цной своей нравственности.}.

XXVI.
Какъ узнать законъ природы.

Мы можемъ узнать цль природы по вещамъ, относительно которыхъ не расходимся во мнніяхъ другъ съ другомъ. Напримръ, когда чужой рабъ разобьетъ чашу, ты готовъ сказать: ‘Это обыкновенный случай’. Знай же, что если разобьютъ твою, ты долженъ показать себя такимъ же, какимъ ты былъ, когда разбилась чужая. Приложи это правило къ боле важнымъ случаямъ. Умеръ чужой сынъ или жена, всякій скажетъ: ‘Такова участь человческая!’ Но всякій, у кого умеръ его собственный сынъ, восклицаетъ: ‘О, я несчастный!’ Слдовало бы помнить, какія чувства мы испытываемъ, узнавая, что т же несчастія случились съ другими {Разв тутъ нтъ разницы: мы любимъ особенною и чисто личною любовью тхъ, кто связанъ съ нами, тогда какъ остальныхъ людей мы любимъ безличною любовью?}.

XXVII.
Ц
ль міра.

Какъ не ставятъ цль для того, чтобы не достигнуть ее, такъ и сущность зла не существуетъ въ мір {Цль сотворенія міра — осуществленіе добра: существованіе зла доказывало бы, что Богъ или природа, поставивъ себ эту цль, не достигли ея — что немыслимо для всемогущей причины. Итакъ, зло не существуетъ въ мір, по мннію стояковъ, оно существуетъ только въ вашемъ воображеніи, которое принимаетъ боль и смерть за Зло, но разумъ и воля, поправляя воображеніе, устраняютъ это зло, присущее намъ: то есть устраняютъ всякое зло. Нравственный человкъ оправдываетъ Бога.}.

XXVIII.
Проституція души.

Если бы кто нибудь отдавалъ твое тло въ распоряженіе перваго встрчнаго, ты бы негодовалъ, но самъ ты отдаешь свой духъ въ распоряженіе перваго встрчнаго до такой степени, что если онъ оскорбляетъ тебя, твой духъ смущается и волнуется — и ты не стыдишься этого?

XXIX.
Какъ нужно насл
довать дйствіе прежде, чмъ предпринять его.

I. Изслдуй сначала условія и послдствія каждаго дйствія, а потовъ уже берись за него. Иначе, ты начнешь съ жаромъ, а потомъ, когда обнаружатся затрудненія, ретируешься со стыдомъ {Сенека, De ira, II, 31: Turpissimam, aiebat Fabius, imperatori excusationem esse: Non putavi. Ego turpissimam homini puto. Omnia puta, exspectaSemper fulurum aliquid quod le offendat, existima.}.
II. Ты хочешь побдить на Олимпійскихъ играхъ? Я то же, клянусь богами! вдь это отличная штука. Но разсмотри, что предшествуетъ этому предпріятію и что слдуетъ за нимъ, и тогда уже принимайся за дло. Теб нужно соблюдать дисциплину, подчиниться извстному режиму, воздерживаться отъ лакомства, упражняться непремнно въ опредленные часы, какъ въ зной, такъ и въ холодъ, не пить ни свжей воды, ни вина, когда вздумается, словомъ, подчиниться учителю, какъ врачу. Потомъ, во время борьбы, теб придется кататься въ пыли, иной разъ вывихнуть руку, свернуть ногу, наглотаться песку, иногда вытерпть побои и, при всемъ томъ, остаться побжденнымъ.
III. Взвсивъ все это, длайся атлетомъ, если еще остаешься при своемъ желаніи. Иначе ты уподобишься дтямъ, которые играютъ то въ атлета, то въ гладіатора, сейчасъ трубятъ въ трубу, а минуту спустя декламируютъ трагедію, такъ поступаешь и ты: сегодня атлетъ, завтра гладіаторъ, потомъ риторъ, потомъ философъ, а всей своей душой ничто {И въ наше время не мало такихъ большихъ дтей.}. Какъ обезьяна, ты передразниваешь все, что видишь, и безпрестанно переходишь отъ одного пристрастія къ другому. Это потому, что ты взялся за дло не разсмотрвъ его, не изучивъ его со всхъ сторонъ, а наобумъ, увлекаемый легкомысленнымъ желаніемъ.
IV. Такъ, нкоторые люди хотятъ философствовать, потому что увидали философа или слышали кого нибудь, кто говорилъ, какъ Евфратъ (а можетъ ли кто нибудь говорить, какъ онъ?) {Евфратъ, о которомъ говоритъ съ такою похвалой Эпиктетъ, и о которомъ онъ упоминаетъ въ другомъ мст (Dissert. II. 15, VII, 57), былъ египетскій философъ. (Ср. Плиній младшій, Epist. L 10). По словамъ Діона, онъ лишилъ себя жизни, чтобъ набжать бдствія старости.}.
V. Человкъ, изслдуй сначала дло, какъ оно есть, а потомъ свою собственную природу и можешь ли ты нести такое бремя. Ты хочешь быть атлетомъ или борцомъ? Разсмотри свои руки, бедра, испытай свои чресла: одинъ человкъ родится для одного дла, другой для другого.
VI. Не думаешь ли ты, собираясь стать философомъ, что теб можно будетъ сть и пить по прежнему, сохранять прежнія стремленія и прежнія отвращенія? Теб нужно будетъ бодрствовать, трудиться {Трудиться: . Извстно, какое важное значеніе имла эта идея въ стоической доктрин. Аристиппъ и Эпикуръ считали высшимъ благомъ удовольствіе , бездятельность, . Въ силу рзкой реакціи противъ этихъ системъ, Антисфенъ и Зенонъ провозгласили высшимъ благомъ трудъ — , напряженіе — . Эпикурейской инертности они противупоставили напряженіе и работу. Какъ’ міръ съ его смной явленій представляетъ, по мннію стоиковъ, различныя фазы вчной борьбы: — борьбы разума съ матеріей, души міра съ ея вншней оболочкой — такъ жизнь человческая, сокращенный образъ жизни Цлаго, состоитъ въ борьб разума съ чувственностью, души съ тломъ. Живетъ тотъ, кто неустанно борется съ своимъ тломъ, своими страстями и желаніями, тотъ почти Богъ, кто одержитъ побду въ этой борьб.}, удаляться отъ своей семьи, выносить презрніе раба, насмшки встрчныхъ, быть послднимъ во всемъ: въ почестяхъ, въ должностяхъ, въ малйшемъ дл {Это напоминаетъ слова Христа: ‘Послдніе будутъ первыми’. Но, по ученію христіанства, они будутъ первыми въ другомъ мір, въ будущей жизни: по ученію стоиковъ, они первые теперь, въ этой жизни: этимъ первенствомъ они не обязаны никому, даже Богу: они обязаны имъ самимъ себ, они обладаютъ имъ въ своемъ сознаніи.}.
Взвсь вс эти вещи и ршай, хочешь ли пріобрсть взамнъ безстрастіе, свободу, невозмутимость, если нтъ, не приближайся къ намъ, или ты будешь, какъ ребенокъ, сегодня философомъ, завтра ростовщикомъ, тамъ риторовъ, танъ прокураторомъ Цезаря. Нельзя совмстить вс эти вещи разомъ. Теб слдуетъ быть однимъ и тмъ же человкомъ — или хорошимъ, или дурнымъ, слдуетъ заботиться или о главной части твоего я, или о вншнихъ предметахъ, слдуетъ примнить свое искусство или къ внутреннимъ, или къ вншнимъ вещамъ, т. е., слдуетъ быть философомъ или обыкновеннымъ человкомъ.

XXX.
М
рило обязанностей.

Обязанности вообще соразмряются съ отношеніями, въ которыя мы поставлены. У тебя есть отецъ, теб приказано заботиться о немъ, уступать ему во всемъ, выносить отъ него брань, побои.— Но у меня дурной отецъ.— Разв ты связанъ естественно съ хорошимъ отцомъ? Нтъ, просто съ отцомъ.— Мой брать поступаетъ со мною несправедливо.— Сохрани къ нему отношеніе брата и разбирай не то, что онъ длаетъ, а то, что ты долженъ длать, чтобы сообразовать свою волю съ природой. Никто, кром тебя самого, не можетъ оскорбить тебя, если ты не хочешь этого, и ты будешь оскорбленъ лишь въ томъ случа, когда считаешь себя оскорбленнымъ. Равнымъ образомъ, ты узнаешь свои обязанности къ сосду, согражданину, полководцу, если разсмотришь, какія отношенія связываютъ тебя съ ними {Можно согласиться со стоиками, что наши обязанности измняются или опредляются природой и нашими вншними отношеніями. Такъ, рамка измряетъ и ограничиваетъ картину. Но не слдуетъ смшивать картину съ рамкой, какъ длаютъ стоики. Наши обязанности возлагаются на насъ извн, природой вещей, мы сами возлагаемъ ихъ на себя, не будь этого, моральная обязанность была бы только физической или естественной обязанностью. Мы одни можемъ возлагать на себя дйствительныя, подлинныя обязанности, мы одни устанавливаемъ моральный законъ. Мы говоримъ, напримръ: я хочу быть благодарнымъ, разъ этотъ законъ установленъ, природа доставляетъ намъ случаи для его приложенія: она даетъ намъ отца, мать. Въ отношеніи къ нимъ прежде всего мы приложимъ моральный законъ благодарности. Затмъ природа окружаетъ насъ братьями, родственниками и проч. Этимъ самымъ она помогаетъ намъ формулировать и исполнять наши различныя обязанности, во сама обязанность, т. е. нравственный долгъ, создается волей, а не природой. Сами стоики поняли это смутно и поставили выше естественно подобающаго (, officium medium) совершенно подобающее ( , officium perfectum) и морально обязательное ( , quad oportel). См. Цицеронъ, De finibus, III, XVII.}.

XXXI.
Истинный культъ божества.

I. Знай, что главное условіе почитанія боговъ — имть правильныя мннія о нихъ {Deum coluit qui novit, сказалъ Сенека.— Стоики энергично боролись съ вншнимъ культомъ, этимъ скопищемъ извстныхъ и нелпыхъ обрядовъ. И въ этомъ отношеніи они заставляютъ человка обратиться къ нему самому, если онъ хочетъ обрсти Бога, пусть ищетъ его не въ вншнемъ мір, не въ храм, не въ обрядностяхъ, а въ себ самомъ, своимъ разумомъ, своей любовью. ‘Освободите Бога’ — скажетъ Дидро. Сенека и Персій рисуютъ портретъ языческаго Тартюфа, который проситъ у боговъ того, что постыдился бы просить у людей: ‘До полнаго безумія дошли ныньче люди!— говорить Сенека (Epiet. 41 и 10). Они бормочатъ вполголоса безстыжія просьбы на ушко богамъ. Если кто нибудь слушаетъ ихъ, они умолкаютъ. Они не посмли бы сказать людямъ того, что говорятъ богамъ’!— А Персій: ‘Люди были бы поставлены въ очень затруднительное положеніе, если бы ихъ заставили произносить свои молитвы во всеуслышаніе, aperto vivere vote. Мудрость, честь, добродтель — вотъ чего просятъ громко, чтобъ слышали сосди, а вотъ молитва, которую бормочать чуть слышно: ‘О! еслибъ мн довелось увидть великолпныя похороны моего дяди!… Если бы мой воспитанникъ, котораго я прижимаю къ сердцу и посл котораго я законный наслдникъ, могъ получить свой отпускъ. Вдь въ конц-концовъ это было бы счастьемъ для него: онъ страдаетъ отъ язвъ, желчь душитъ и изводить его’… О, души, пригнутыя къ земл и чуждыя небесныхъ вещей! curvae in terras animae et caelestinm inanes!). Зачмъ приносить въ храмъ такія мысли и судить о томъ, что угодно богамъ, по вашей испорченной плоти?’ (Сатиры, II, 7, 44).}, врить, что они существуютъ и управляютъ всми вещами пристойно и справедливо, что самъ ты созданъ, дабы повиноваться имъ, принимать все происходящее, сообразоваться съ нимъ добровольно, какъ съ дломъ всеблагого разума. Въ такомъ случа ты никогда не будешь жаловаться на боговъ и никогда не обвинишь ихъ въ пренебреженіи къ теб.
II. А сдлаться такимъ ты можешь лишь въ томъ случа, если отнимешь добро и зло отъ вещей, которыя не зависятъ отъ насъ, и станешь полагать его въ тхъ, которыя зависятъ отъ насъ. Въ самомъ дл, если ты считаешь худыми или хорошими вншнія вещи, то, не получивъ тхъ, которыя желаешь, или подвергшись тмъ, которыхъ боишься, ты непремнно осудишь и проклянешь творцовъ этихъ вещей.
III. Дйствительно, всякое живое существо родится, чтобы избгать вещей, кажущихся ему вредными, и ихъ причинъ, любить вещи, кажущіяся ему полезными, и ихъ причины. И не можетъ того быть, чтобъ человкъ, который считаетъ себя пострадавшимъ отъ какого либо, вреда, возлюбилъ то, что, по его мннію, причинило этотъ вредъ, какъ не можетъ онъ радоваться самому вреду {Въ этомъ параграф излагается оригинальное воззрніе. Идея нравственнаго блага, высшаго, чмъ физическое благо и зло, необходима для истиннаго благочестія. Только нравственный человкъ можетъ любить Бога, такъ какъ только онъ можетъ объяснить и оправдать міръ, если бы не существовало моральнаго блага, сколько зла было бы во вселенной!}.
IV. Вотъ почему сынъ осыпаетъ упреками отца, если этотъ послдній не длится съ нимъ тмъ, что тотъ считаетъ благомъ. Точно также Этеокла и Полиника сдлало врагами мнніе, будто тираннія есть благо {Сынъ, осыпающій упреками отца, это человкъ, хулящій Бога, Этеоклъ и Полиникъ — люди, которые, будучи братьями, слишкомъ часто бываютъ братьями врагами.— Эпиктетъ не однажды возвращается къ этому сравненію съ братьями врагами (см. Поясненія).}. По той же причин земледлецъ осыпаетъ упреками боговъ {Безъ сомннія, въ случа неурожая.}, а также и матросъ, а также и купецъ, а также и тотъ, кто потерялъ, жену и дтей. Ибо только тамъ, гд есть польза, можетъ быть благочестіе {То есть, тамъ, гд человкъ не находятъ для себя пользы, ему не за что быть признательнымъ, а безъ признательности не можетъ быть благочестія. Эпиктетъ вовсе не хочетъ сказать, что благочестивымъ можно быть только ради выгоды.}. Поэтому, кто соблюдаетъ правило желать и избгать только того, чего слдуетъ желать и избгать, тотъ соблюдаетъ этимъ самымъ благочестіе.
V. Нужно всегда длать возліянія, жертвы и приношенія сообразно обычаямъ страны, правильно, не мшкая я не звая, не скупо и не расточительно {Ср. Воспоминанія, IV, III. ‘Вотъ что меня огорчаетъ, Сократъ: никто не благодаритъ боговъ, какъ слдуетъ, за ихъ благодянія.— Не тревожься этимъ, Эйтидемъ. Ты знаешь отвтъ Дельфійскаго оракула тмъ, кто спрашиваетъ его, какъ нужно чтить боговъ. Слдуйте законамъ вашей страны. А законъ всхъ странъ предписываетъ каждому жертвовать по его средствамъ. Какой же способъ почитанія боговъ можетъ быть лучше и благочестиве того, который они сами предписываютъ!!}.

XXXII.
Намъ надо сов
товаться съ оракулами.

I. Когда ты собираешься прибгнуть къ искусству гадателя, имй въ виду слдующее: ты, конечно, не знаешь того, что должно случиться, и обращаешься къ гадателю, чтобы узнать, но ты знаешь качество того, что должно случиться, по крайней мр, если ты философъ {По систем стоиковъ, разумъ и воля человческіе создаютъ качество и цну вещей (См. выше).}. Ибо если это одна изъ тхъ вещей, которыя не зависятъ отъ насъ, то она не можетъ быть ни добромъ, ни зломъ.
II. Не приноси же къ оракулу ни желаніи, ни отвращеніи и не трепещи, приближаясь къ нему, но знай, что все, что случится — безразлично, и вовсе до тебя не касается, чтобы ни случилось, въ твоей власти сдлать изъ случившагося хорошее употребленіе, и никто не помшаетъ теб въ этомъ. Подходи же къ богамъ съ увренностью, какъ къ совтникамъ. Впрочемъ, когда ты получишь отъ нихъ совтъ, вспомни, кого ты взялъ въ совтники и кому окажешь неповиновеніе, если не будешь имть къ нимъ доврія.
III. Спрашивай оракула, какъ предписывалъ Сократъ {‘Сократъ находилъ смшнымъ обращаться къ богамъ съ такими вопросами, ршать которые мы можемъ сами съ помощью данныхъ намъ богами способностей: это все равно, что спрашивать у нихъ, должны ли мы доврить свою колесницу искусному или неумлому кучеру, свой корабль плохому или хорошему лоцману. Онъ называлъ нечестивой манію спрашивать боговъ о томъ, что мы легко можемъ узнать путемъ разсчета или примнивъ мру и всъ.— Будемъ изучать то, что боги позволили намъ знать—говорилъ онъ, но прибгнемъ къ искусству гадателя, чтобы узнать о вещахъ, которыя отъ васъ скрыты, боги сообщаются съ тми, кого взыщутъ своей милостью’. (Воспоминанія, 1, 1).}, лишь о тхъ вещахъ, гд вопросъ сводится къ происшествію и ни разумъ, ни искусство не помогутъ узнать о предмет, который тебя интересуетъ {Напримръ, въ наук, въ философіи, въ морали, въ естественной религіи можно пользоваться разумомъ, поэтому безполезно совтоваться съ жрецами и гадателями о томъ, какъ намъ думать, какъ поступать, какъ познавать и чтить Бога, и проч. Во всемъ этомъ только разумъ можетъ руководить нами.— Напротивъ, въ эмпирическихъ искусствахъ, въ торговл, напр., когда все высчитано, неожиданное происшествіе можетъ разстроить вс разсчеты, чтобы предвидть это событіе, позволительно обращаться къ богамъ.— Низведенное до такой скромной роли, искусство гаданія неизбжно должно было исчезнуть. Не преминули замтитъ, что не только въ наук, но и въ житейскихъ длахъ, лучшій гадатель все-таки разумъ. Такимъ образомъ, философія отпала у теологіи вс ея привилегіи, философъ, благомыслящій человкъ, сталъ настоящимъ жрецомъ, единственнымъ истиннымъ служителемъ Божества (См. Разговоры и Мысли Марка Аврелія).}.
Но, когда теб нужно подвергнуться опасности ради друга или отечества, не спрашивай оракула, долженъ ли ты рискнуть. на это, ибо если гадатель объявитъ, что жертвы оказались неблагопріятными, то очевидно, это знаменіе предвщаетъ теб гибель или потерю какого нибудь члена, или изгнаніе, а между тмъ разумъ доказываетъ, что теб во всякомъ случа надо остаться подл друга или подвергнуться опасности ради отечества. Слушайся же великаго гадателя, Аполлона Пифійскаго, который выгналъ изъ своего храма того, кто не помогъ другу въ борьб съ убійцами {Разсказываютъ, что двое людей, на пути въ Дельфы, попались въ руки разбойниковъ. Одинъ былъ убитъ, другой, убжавшій не оказавъ помощи товарищу, явился къ оракулу. Но Богъ выгналъ его, сказавъ, ‘Находясь подл друга, когда его убивали, ты не помогъ ему, ты не чисть, уходи изъ этого святого мста’. (См. Симплицій, Comment. in Enchirid. XXXII).
Правда, изъ разсказа слдуетъ, что этотъ человкъ не могъ спасти своего друга, но онъ долженъ былъ умереть вмст съ нимъ.}.

XXXIII.

I. Не мшкая, выработай себ родъ образца или типа поведенія, которому будешь слдовать, оставаясь ли наедин съ самимъ собою, или въ присутствіи другихъ людей {Планъ поведенія, набросанный ниже, сжатый очеркъ античной жизни.— Стоики требовали, чтобы человкъ не жилъ, какъ придется (praeter propter vita vivitur), а выработалъ общій планъ поведенія, которому бы подчинилъ всю свою жизнь и съ которымъ бы сообразовалъ вс свои дйствія. Эту идею одинъ изъ новйшихъ моралистовъ, Франклинъ, развилъ въ своей картин морали.}.
II. Храни молчаніе, по возможности, или говори лишь необходимое и въ самыхъ краткихъ словахъ. Рдко, и лишь когда случай того требуетъ, разговаривай, но никогда о пустякахъ, ни о гладіаторахъ, ни объ играхъ въ цирк, ни объ атлетахъ, ни о кушаньяхъ и напиткахъ, — темы, которыя у всхъ на устахъ, а въ особенности не говори ничего о людяхъ, ни ради похвалы, ни ради порицанія, ни ради сравненія.
III. Вели можешь, направляй своими рчами рчи твоихъ собесдниковъ къ благопристойнымъ темамъ, если же тебя окружаютъ иностранцы, молчи.
IV. Не смйся ни слишкомъ много, ни слишкомъ часто, ни слишкомъ громко {Какъ извстно, древніе, особенно римляне, придавали большое значеніе тому, что они называли decorumважности и внушительности манеръ. Не удивительно, что Эпиктетъ запрещаетъ философу смяться, хотя это запрещеніе не безусловное: мудрый — говоритъ Сенека — долженъ подъ важной вншностью сохранять внутреннюю веселость, которая наполняетъ его грудъ, не искажая лица: ‘Animus debet esse alacer et Adens, et saper omnia erectus. Res severa est verum gaudlum, caeterae hilaritates non Implent pectus, sed frontem remittent, leves sunt (Сенека, epiet. 23)’.}.
V. Не клянись никогда, если это возюжно, если же нтъ, клянись какъ можно рже.
VI. Не води компаніи съ фатами и пошлыми людьми. Если же случится, слди ея собой, чтобъ не впасть самому въ пошлыя манеры. Ибо знай, кто водится съ грязнымъ пріятелемъ, запачкается объ него, хотя бы самъ былъ чистъ.
VII. Изъ всего, что касается тла, какъ да, питье, одежда, домъ, прислуга, имй лишь строго необходимое. Все же, что служить для хвастовства или сластолюбія, устрани совершенно.
VIII. Что до утхъ Венеры, оставайся, по возможности, чистъ до брака, если пользуешься ими, пользуйся по закону. Но не допекай тхъ, кто пользуется ими иначе, и не хвастайся походя своей воздержностью {‘Оставайся, по возможности, чистъ’. Христіанство, какъ высшая правда, скажетъ: ‘Оставайся чистъ всегда’. Въ другомъ мст самъ Эпиктетъ, говоря о философ, восклицаетъ: ‘Его душа должна быть чище солнца’.}.
IX. Если теб передадутъ, что такой то дурно говорилъ о теб, не опровергай того, что было сказано, а отвть: ‘Безъ сомннія, ему неизвстны другіе мои недостатки, разъ онъ не упомянулъ о нихъ’ {Этотъ совтъ не такъ возвышенъ, но боле удобоисполнимъ, чмъ Евангельское: ‘Если тебя ударятъ въ правую щеку, подставь лвую’.}.
X. Нтъ надобности часто бывать въ театр, при случа сходи, но относись съ участіемъ и интересомъ не къ какой либо изъ партій {Партіи зеленыхъ и синихъ возницъ, маленькихъ и длинныхъ щитовъ. Римляне относились съ страстнымъ интересомъ къ той или другой изъ этихъ партій, къ тому или другому изъ этихъ цвтовъ: mine favent раппо, pannum amant,— говоритъ Плиній младшій (IX, 6.— См. Тертулліанъ, de Spectac. с. 9, Кассіодоръ, Var. 1. III, epist. 51). Поздне дрались изъ за синихъ или зеленыхъ, и по окончаніи представленія кровь лилась на улицахъ.}, а къ самому себ: то-есть, желай, чтобы случилось то, что случится, и чтобы побдилъ тотъ, кто побдитъ, въ такомъ случа ничто не потревожитъ тебя. Избгай совершенно поощрять кого бы то ни было, смяться надъ кмъ бы то ни было, принимать участіе въ бурныхъ движеніяхъ толпы. А возвращаясь, не распространяйся о происшедшихъ событіяхъ, это отнюдь не послужитъ къ исправленію твоей души, такъ какъ будетъ казаться, что ты повергнутъ въ изумленіе зрлищемъ {Стоическій мудрецъ не долженъ ничему удивляться: удивляться — значитъ быть смущеннымъ, удивляться какой либо вншней вещи — значитъ унизиться передъ ней и потерять свою независимость, извстны стихи Горація’.
Nil admirari ргоре res una…
Solaque qnae posait facere et servare beatum.}.
XI. Не бывай — ни случайно, ни по легкомыслію — на чтеніяхъ извстнаго рода людей, но если попадешь на такое чтеніе, сохраняй свою серьезность, свое спокойствіе и старайся не докучать другимъ {Извстно, какую роль играли публичныя чтенія въ Рим и въ древности вообще, древніе, не зная книгопечатанія, замняли его какъ умли, ‘Нанимали залу, разставляли скамьи, распространяли объявленія, разсылали рабовъ по городу приглашать любителей, затмъ, когда великій день наступилъ, поэтъ (или вообще писатель) поднимается на эстраду, расчесанный, въ красивомъ бломъ плать, съ большимъ рубиномъ на пальц и, смягчивъ голосъ глоткомъ маслянистаго питья, читаетъ стихи съ томнымъ и умирающимъ видомъ. ‘И посмотрите — говорить Персій — какъ наши олухи римляне млютъ отъ удовольствія, испуская легкія восклицанія, по мр того, какъ тирада развивается и щекочетъ ихъ чувства’. Восторгъ становится такимъ шумнымъ, что самъ поэтъ, смущенный отъ радости и весь раскраснвшійся, долженъ положить ему предлъ, сказавъ: довольно! ‘Такъ вотъ для чего — восклицаетъ Персій — ты сохнешь и блднешь надъ книгами! До чего мы дошли? En pallor seniumque, о mores!’ Мало того, эти похвалы въ извстномъ смысл покупаются, ихъ не даютъ даромъ, а продаютъ. Слушатели — собутыльники, бдные кліенты, которыхъ кормитъ и одваетъ амфитріонъ поэтъ. ‘Вы угощаете деликатными блюдами, дарите старый, плащъ озябшему кліенту, а потомъ заявляете: я люблю правду. Скажите мн правду о моихъ стихахъ. Да разв они могутъ сказать правду’? (См. Martha, Les moralistes sous Vempire romain, Perse).}.
XII. Если теб предстоитъ бесда съ кмъ либо, особенно съ тми, кто считается первыми лицами въ город, размысли, какъ поступили бы въ такомъ случа Сократъ или Зенонъ, такимъ образомъ, зная, что длать, ты съ честью выйдешь изъ всякаго происшествія.
XIII. Если ты собираешься навстить какого-нибудь могущественнаго человка, представь себ, что не застанешь его дома, или что тебя не примутъ, или что двери захлопнутся передъ тобою, или что онъ не обратить на тебя вниманія. Если, тмъ не мене, идти нужно, ступай и терпи все, что случится, но никогда не говори себ: ‘Не стоило этого длать’. Ибо это языкъ вульгарнаго человка, способнаго обижаться вншними вещами {Стоикъ долженъ говорить: ‘Это дло стоитъ или не стоитъ длать’ не тогда, когда дло уже сдлано, а раньше, передъ тмъ какъ браться за него. Размышленіе должно предшествовать дйствію, а не слдовать за нимъ. Разсмотрвъ дйствіе и ршивъ, что оно должно быть исполнено, надо его исполнять и затмъ уже принимать съ покорностію вс послдствія.}.
XIV. Въ разговор не повторяй то и дло о своихъ подвигахъ и объ опасностяхъ, которымъ ты подвергался, такъ какъ, если теб доставляетъ удовольствіе разсказывать о нихъ, то другимъ не доставляетъ удовольствія тебя слушать.
XV. Не старайся смшить: это скользкій путь и приведетъ къ тому, что ты сдлаешься вульгарнымъ и потеряешь уваженіе своихъ друзей.
XVI. Такъ же опасно увлекаться непристойными темами. Случится теб присутствовать при такомъ разговор — строго разбрани его участниковъ, если обстоятельства позволяютъ, если же нтъ — молчаніемъ, краской въ лиц, суровымъ видомъ показывай, что подобныя рчи возбуждаютъ въ теб негодованіе.

XXXIV.
Какимъ образомъ можно бороться съ удовольствіемъ.

Если явится представленіе о какомъ нибудь удовольствіи, слди за собой, какъ при всякихъ другихъ представленіяхъ, и остерегайся увлечься имъ, пусть лучше вещь ожидаетъ тебя, получивъ отъ тебя отсрочку {Не мы должны ожидать вещей, а вещи должны нкоторымъ образомъ дожидаться нашего желанія.}. Затмъ сравни два момента: одинъ, когда ты будешь наслаждаться удовольствіемъ, другой, когда, насладившись, ты раскаешься и станешь упрекать самого себя, потомъ противопоставь имъ радость, которую ты испытаешь, если воздержишься, и похвалы, которыми будешь надлять самого себя. Ты находишь возможнымъ предпринять дйствіе? Берегись, чтобы его чары, удовольствія и соблазны не одолли тебя, противопоставь имъ нчто лучшее: сознаніе, что ты одоллъ въ этой борьб.

XXXV.
Къ чему бояться, что тебя увидятъ за д
ломъ?

Когда ты длаешь то, что по твоему должно сдлать, не старайся остаться незамченнымъ, хотя бы дюжинные люди считали это дло дурнымъ. Ибо, если ты дурно поступаешь — избгай самого поступка, если же нтъ, зачмъ бояться тхъ, кто осудитъ тебя несправедливо? {На это разсужденіе нечего возразить.}.

XXXVI.
Надо отд
лять въ нашемъ поведеніи душу отъ тла, какъ день отъ ночи.

Предложенія ‘теперь день’, ‘теперь ночь’ — имютъ большее значеніе, если ихъ высказываютъ отдльно, и не имютъ никакого, если ихъ соединяютъ вмст, точно также брать для себя лучшую часть — вещь превосходная въ отношеніи тла, но съ точки зрнія общественныхъ обязанностей, которыя нужно соблюдать на банкет, это вещь недостойная {День для Эпиктета символъ человческой души, ночь — символъ тла. Сказать: такая то вещь полезна — можно также, какъ сказать: въ данный моментъ день. Фраза иметъ смыслъ. Сказать: такая то вещь полезна для тла — можно, какъ сказать: въ данный моментъ ночь. Фраза тоже иметъ смыслъ. Но если говорить: когда бываетъ ночь, бываетъ день, или: полезное для тла полезно для души,— то подобныя фразы являются безсмыслицей. Итакъ, нужно во всхъ вашихъ дйствіяхъ и во всхъ мысляхъ, различать душу и тло, какъ день отъ ночи.}. Итакъ, когда будешь обдать съ кмъ нибудь, не думай только о качеств блюдъ, но помни объ уваженіи къ хозяину.

XXXVII.
Не м
нять роли.

Если ты берешь на себя роль не по силамъ, то играешь ее плохо, а ту, которую могъ бы исполнить, бросаешь.

XXXVIII.
Ложный шагъ.

Какъ, прогуливаясь, ты остерегаешься наступить на мозоль или отдавить себ ногу, такъ точно остерегайся оскорбить главную часть самого себя {Главная часть — разумъ, воля. Это сравненіе самой тривіальностью своей ярче обнаруживаетъ ошибку того, кто заботится о ног, когда ходить, и не заботится о душ, когда дйствуетъ.}. Если мы будемъ думать объ этомъ при каждомъ дйствіи, то съ большей увренностью можемъ приниматься за дло.

XXXIX.
М
рило собственности.

Настоящимъ мриломъ владнія должны быть для каждаго потребности тла, какъ нога есть мрка сандаліи. Если ты замкнешься въ этихъ предлахъ, то соблюдешь мру, если же перейдешь ихъ, то покатишься точно въ пропасть. Такъ и съ обувью, разъ она превосходитъ потребности ноги, ты захочешь сначала золоченую, потомъ пурпуровую, потомъ вышитую, ибо, разъ мра перейдена, нтъ боле никакихъ границъ.

XL.
О воспитаніи женщинъ.

Лишь только женщинамъ исполнится четырнадцать лтъ, мужчины называютъ ихъ своими любовницами, отсюда он заключаютъ, что у нихъ нтъ никакихъ достоинствъ, кром способности доставлять удовольствіе мужчинамъ, а потому начинаютъ рядиться и въ нарядахъ полагаютъ всю свою надежду. А стоило бы попытаться убдить ихъ, что, кром скромности и стыда, ничто не можетъ сдлать ихъ почтенными {Стоицизмъ, доказывая, что назначеніе и достоинство разумнаго и свободнаго существа въ немъ самомъ, а никакъ не вн его, подготовлялъ освобожденіе всхъ тхъ существъ, которыя казались созданными не для самихъ себя, а для пользы или удовольствія другого: таковы были сначала рабы, потомъ женщины, положеніе которыхъ часто было не лучше рабьяго.
Эпиктетъ въ этомъ отношеніи только продолжатель Сократа. Стоить прочесть въ Экономик Ксенофонта разговоръ между молодыми супругами, приводимый Сократомъ: отношенія между мужчиной и женщиной понимаются въ немъ въ чисто современномъ смысл. ‘Когда она освоилась со мной и привыкла говорить свободно, я предложилъ ей слдующіе вопросы: ‘Скажи мн, жена, начинаешь ли ты понимать, почему я выбралъ тебя и почему твои родители выдали тебя за меня?.. Если божество дастъ намъ дтей, мы постараемся общими усиліями воспитать ихъ какъ можно лучше, такъ какъ оба будемъ счастливы найти въ нихъ подъ старость защитниковъ и поддержку. Но съ ныншняго дня этотъ домъ становится нашимъ общимъ домомъ. Все, что у меня есть, я отдаю въ наше общее владніе, а ты уже отдала то, что принесла съ собою. Теперь нечего считаться, кто изъ насъ доставилъ больше, надо только помнить,— что тотъ, кто лучше будетъ управлять общимъ добромъ, сдлаетъ самый драгоцнный вкладъ’.
‘На эти слова, Сократъ, жена возразила мн: ‘въ чемъ я могу теб помочь? На что я гожусь? Все лежитъ на теб. Моя мать сказала мн, что мое дло вести себя хорошо’.— ‘Да, клянусь Юпитеромъ!— отвчалъ я — и мой отецъ говорилъ мн то же самое, но обязанность мужчины и женщины, которые ведутъ себя хорошо, въ томъ то и заключается, чтобы достигать возможно большаго благополучія и приращенія своего имущества законными и честными средствами. Благо семьи и дома требуетъ работы внутри и вн. А божество заране приспособило природу женщины къ внутреннимъ домашнимъ заботамъ и трудамъ, природу мужчины къ вншнимъ. Тло мужчины въ состояніи вынести холодъ, зной, путешествіе, войну, съ другой стороны, божество дало женщин склонность, миссію кормить новорожденныхъ, такимъ образомъ, женщина должна хранить добро, мужчина отражать тхъ, кто вздумаетъ нанести дому вредъ.
‘Такъ какъ на одинъ изъ нихъ не обладаетъ природой, совершенной во всхъ отношеніяхъ, то они нуждаются другъ въ друг, и союзъ ихъ тмъ боле полезенъ, что каждый можетъ пополнять то, чего не хватаетъ другому. Итакъ, жена, ознакомившись съ функціями, которыя возложены на каждаго изъ насъ божествомъ постараемся, чтобы каждый исполнялъ свои какъ можно лучше.
‘Правда, продолжалъ я, есть одна функція, которая быть можетъ, понравится теб меньше другихъ, именно, если кто либо изъ твоихъ рабовъ заболетъ, ты должна будешь позаботиться о его леченіи, такъ какъ заботиться нужно обо всхъ.— Клянусь Юпитеромъ!— отвчала моя жена — никакую обязанность я не буду исполнять такъ охотно, какъ эту… Но самое сладкое счастье наступитъ, когда, ставши боле совершенной, чмъ я, ты сдлаешь изъ меня твоего слугу, когда, не опасаясь, что старость умалитъ твое значеніе въ семь, ты, напротивъ, будешь питать увренность, что съ годами сдлаешься еще лучшей подругой для меня, еще лучшей воспитательницей для дтей, еще боле уважаемой хозяйкой дома. Ибо красота и доброта не зависятъ отъ молодости: он растутъ въ жизни въ глазахъ людей подъ вліяніемъ добродтелей’.}.

XLI.
Черезчуръ заботиться о своемъ т
л — глупость.

Признакъ глупости — посвящать много времени заботамъ о тл, напр., долго упражняться, долго сть, долго пить, удлять много времени другимъ тлеснымъ потребностямъ. Все это нужно длать между прочимъ, духу должны быть посвящены вс наши заботы {Сенека (Epist. 65). ‘Major sum, et ad majora genitus, quam ut tnanciplum sim mei corporis quod equidem non allier asplcio, quam vinculum aliquod libertatl meae circumdatum’.}.

XLII.
Быть кроткимъ съ т
мъ, кто причиняетъ зло, такъ какъ они заблуждаются.

Если кто нибудь дурно обходится съ тобой или дурно говоритъ о теб, помни, онъ длаетъ или говоритъ это, думая, что такъ ему и слдуетъ поступать, вдь онъ можетъ руководиться только своимъ мнніемъ, а не твоимъ, если же его мнніе ошибочно, значитъ страдаетъ одъ, потому что онъ заблуждается. Въ самомъ дл, если кто нибудь считаетъ ошибочнымъ врный силлогизмъ,— не силлогизмъ же отъ этого страдаетъ, а человкъ, который заблуждается {Но если бы силлогизмъ былъ живъ, если бы истина была живою, могла ли бы она такъ легко примириться съ тмъ, что ее не понимаютъ и не любятъ? Она могла бы простить тому, кто не ищетъ и не желаетъ ея, но не могла бы остаться равнодушной. Также и мудрецъ долженъ прощать несправедливому человку, но онъ не можетъ и не долженъ видть несправедливость безъ скорби. Стоики черезчуръ уподобляютъ человка силлогизму, абстрактному разсужденію, забывая, что это разумъ, живущій и дйствующій, воля, которая не только въ себ не допускаетъ зла, но и вокругъ себя не желаетъ его видть.}. Исходя изъ этого, ты будешь относиться кротко къ тому, кто оскорбляетъ тебя, ибо при каждомъ оскорбленіи скажешь: ‘Это показалось ему хорошимъ’ {Сенека, de sap. const. 17: Solent dicere: Miserum me! Puto: non intellexit!— De ir, II. 34. Irascitur aliquls? Tu contra beneficiis provoca.— De Benef., VII. 31: Vlncit malos pertinax bonitas.— См. въ Поясненіяхъ, извлеченія изъ Разговоровъ Эпиктета и Мыслей Марка Аврелія.
Эта стоическая идея милосердія и прошенія обидъ слишкомъ отзывается фатализмомъ, ея источникъ скоре — понятая и принятая необходимость, чмъ свободная и любящая воля. Для стоиковъ, какъ и для сократиковъ, всякій порокъ есть незнаніе, ошибка, иллюзія: . Потому то и слдуетъ прощать порочному человку, какъ прощаютъ камню, который васъ ушибъ. Единственное лкарство противъ порока, какъ и противъ невжества, есть знаніе: стоитъ только видть добро, чтобы ему слдовать, какъ раньше слдовалъ злу, знаніе, разъ вошедшее въ разумъ, тотчасъ вводить добро въ волю, всякое знаніе есть добродтель, всякая добродтель есть званіе, а высшее знаніе есть совершенная добродтель. Этотъ моральный детерминизмъ нелегко примирить съ замчательнымъ представленіемъ стоицизма о добровольномъ выбор ) и личной независимости ( ‘).}.

XLII.
Дв
ручки.

Каждая вещь иметъ дв ручки: за одну ее легко снести, за другую невозможно. Твой брать поступаетъ съ тобою несправедливо?— не относись къ этому со стороны несправедливости: за эту ручку но снесешь, лучше отнесись съ такой стороны: онъ твой братъ, человкъ, вскормленный вмст съ тобою, при такомъ отношеніи ты возьмешься за вещь съ того конца, за который ее можно снести.

XLIV.
Не см
шивай себя съ тмъ, что принадлежитъ теб.

Плохо разсуждаетъ тотъ, кто говоритъ: ‘Я богаче васъ, слдовательно, я лучше васъ, я краснорчиве, слдовательно, я лучше’. Разсуждая правильно, надо сказать: ‘Я богаче васъ, слдовательно, мое богатство превосходитъ ваше, я краснорчиве, слдовательно, мои рчи превосходятъ ваши’. Но самъ ты не богатство и не рчи.

XLV.
Не осуждать поведенія другого.

Такой то беретъ ванну слишкомъ рано {Однимъ изъ излишествъ въ древнемъ Рим были ванны во всякое время, даже по выход изъ за стола: crudi timidique lavantur, говорить Горацій.}. Не говори: ‘Онъ поступаетъ дурно’, а скажи: ‘Это слишкомъ рано’. Такой то пьетъ много вина. Не говори: ‘Онъ поступаетъ дурно’, а скажи: ‘Это слишкомъ много’. Ибо, не узнавъ мотивовъ его ршенія, какъ можешь ты знать, дурно ли онъ поступаетъ? {Въ самомъ дл, мы не можемъ высказываться о намреніяхъ другого, судить другого. Мы можемъ, правда, порицать я наказывать вс дйствія, нарушающія наше право, но проникнуть въ сферу внутренней отвтственности дйствующаго, судить его самого — невозможно. Мы оцниваемъ матеріальный фактъ, какъ мудрецъ Эпиктета можетъ измрить матеріально количество выпитаго вина или констатировать ранній часъ ванны, но мы не можемъ знать мысли, породившей фактъ, ‘задней мысли’. Такимъ образомъ, индивидуумъ есть единственный судья — въ моральномъ смысл этого слова — самого себя, и во всхъ дйствіяхъ, которыя не касаются общества или правъ другого, его совсть должна служить единственной санкціей.}. Такимъ образомъ, теб не случится видть и понимать одно, а высказываться о другомъ {Сенека (Epist 68): Non est quod Inscribes tibi phllosophlam.— И въ другомъ мст (20): Illud te rogo atque hortor ut phllosophiam in praecordia ima demlttas et experimentum tui profectns capias, non oratione, nec scripto, sed animi firmitate ci cuplditatum diminutione.— И еще въ другомъ мст (16): Philosophie non in verbis, sed in rebus est.}.

XLVI.
Не назвать сей философомъ, а быть онъ.

I. Никогда не называй себя философомъ и не болтай о философскихъ теоріяхъ передъ чернью, но длай то, что вытекаетъ изъ этихъ теорій, подобно тону, какъ на пиру не разсуждай, какъ слдуетъ сть, а шь, какъ слдуетъ. Помни, какъ ршительно Сократъ отвергалъ всякое хвастовство. Молодые люди являлись къ нему съ просьбой рекомендовать ихъ другимъ философамъ, и онъ исполнялъ ихъ просьбу, такъ выносилъ онъ пренебреженіе! {См. объ этомъ въ Театет полуироническое, полусерьезное мсто, гд Сократъ, сравнивая свое искусство съ профессіей своей матери, разсказываетъ о своемъ вліяніи на учениковъ и объ образ дйствій, котораго онъ держится въ ихъ отношеніи: ‘Богъ приказалъ мн помогать рожденію другихъ, но по позволилъ рожать самому. Самъ я вовсе не ученый, и мой умъ не производить никакихъ отпрысковъ, никакихъ такихъ мудрыхъ открытій, но т, кто посщаетъ меня, хотя бы нкоторые изъ нихъ казались вначал совершенными неучами, вс, съ Божьею помощью, оказываютъ въ конц концовъ, посл нсколькихъ посщеній, поразительные успхи, очевидные для нихъ самихъ и для другихъ… Они находятся въ такомъ же положеніи, какъ беременныя женщины: страдаютъ еще сильне, чмъ т, и проводятъ въ мукахъ дня и ночи. Дло коего искусства умть вызвать и утолить эти боли. Вотъ что случается съ одними, но есть и другіе, Теэтеть, которые кажутся мн неспособными родить, я понимаю, что они не нуждаются въ моихъ попеченіяхъ, я отъ всей души довряю ихъ другимъ и могу сказать, что съ Божьей помощью угадываю довольно хорошо, къ кому ихъ направить въ ихъ же интересахъ. Очень многихъ я предоставилъ Продину, немало и другимъ мужамъ удивительной учености’. См. также Клитофонъ.}.
II. Если, въ кругу невждъ зайдетъ разговоръ о теоретическомъ вопрос — ты помалкивай, ибо очень опасно извергать немедленно то, чего еще не переварилъ {Сенека (Epiet. 103): Mnltis fuit periculi causa, insolenter tractata et contumaclter. Vltia sibi detrahat, non alll exprobret: non abhorreat а publicis moribne.— Concoqnamns ilia: altoqui in шешогіаш ibnnt, non in Ingenium (84).}. А если теб говорятъ, что ты де ничего не знаешь и ты не конфузишься своего невжества, знай, въ такомъ случа, что ты уже приложилъ руку къ длу мудрости. Ибо овцы не показываютъ пастухамъ, сколько он съли, но, переваривъ свой кормъ внутри, производятъ наружу шерсть и молоко. Такъ и ты не налагай передъ чернью правилъ, а переваривъ послднія, обнаруживай дла, которыя ими порождаются {Эпиктетъ, говорить Паскаль (Разговоръ съ де-Саси), поясняетъ на тысячу ладовъ, какъ долженъ поступать человкъ. По его мннію человкъ долженъ быть скромнымъ, скрывать свои хорошія намренія, особливо вначал, и исполнять ихъ втайн: ничто такъ но портитъ ихъ, какъ выставленіе на показъ. См. Поясненія.}.

XLVII.
Быть челов
комъ строгой жизни, но хвастаясь этимъ.

Если ты воздержанъ во всемъ, что касается тла, не хвастайся, этимъ, и если пьешь воду, не говори кстати и некстати: я пью воду. Хочешь пріучаться къ подвигу?— длай это для себя, а не для другихъ. Не обнимай статуи {‘Не обнимай статуи’. Комментаторы тщетно пытались понять смыслъ этой фразы. Каждый давалъ свое объясненіе, такое же ошибочное, какъ вс другіе. Между тмъ, смыслъ фразы ясенъ, если сравнить это мсто съ аналогичнымъ мстомъ въ Разговорахъ: ‘Не слдуетъ пріучаться къ вещамъ экстраординарнымъ и противуестественнымъ… Въ самомъ дл, трудно плясать на канат и не только трудно, но и опасно. Слдуетъ ли, однако, изъ этого, что и мы должны учиться плясать на канат, размахивать пальмовой вткой или держатъ въ объятіяхъ статую, стоя на немъ?’}, но когда томишься палящей жаждой, набери въ ротъ свжей воды и выплюнь ее и никому не говори объ этомъ.

XLVIII.
Признаки, по которымъ можно узнать обыкновеннаго челов
ка и философа.

I. Состояніе и характеръ обыкновеннаго человка: онъ никогда не ожидаетъ полезнаго или вреднаго отъ себя самого, а всегда отъ вншнихъ вещей.
II. Состояніе и характеръ философа: все, что полезно или вредно, онъ ожидаетъ отъ себя самого.
III. Признаки человка, преуспвающаго въ мудрости: никого не порицаетъ и не хвалитъ, ни на кого не жалуется, никого не обвиняетъ, не говоритъ о себ, какъ о лиц, имющемъ значеніе или обладающемъ знаніями. Если ему помшали въ какомъ либо дл, обвиняетъ только себя, если его хвалятъ, смется про себя надъ хвалящимъ {Эпиктетъ (Apud. Stob., VII, 17J: ‘Слдуетъ хвалить Агриппина за то, что, несмотря на свои великія заслуги, онъ никогда не хвалилъ самого себя, а если кто нибудь другой хвалилъ его — краснлъ’.}, если бранятъ, не защищается {‘Царственная вещь,— говорить Антисфенъ,— длая добро, слышать какъ тебя поносятъ’.}. Но онъ слдитъ и наблюдаетъ за собой, какъ за выздоравливающимъ, опасаясь возмутить въ чемъ-либо спокойствіе, зарождающееся въ немъ раньше, чмъ оно окрпнетъ.
IV. Онъ отршился отъ всякаго желанія, онъ перенесъ свое отвращеніе исключительно на т вещи, которыя, завися отъ насъ, противорчать природ. Онъ умряетъ свои порывы къ какимъ бы то ни было вещамъ. Если его считаютъ глупцомъ или невждой, онъ ничуть не тревожится этимъ. Словомъ, онъ остерегается самого себя, какъ врага, какъ человка, разставляющаго ему ловушки.

XLIX.
Комментировать философовъ — не значитъ быть философомъ.

Если кто-нибудь хвастается тмъ, что можетъ понять и объяснить Хризиппа {Хризиппъ, знаменитйшій изъ писателей-стоиковъ, родился въ Солес, въ Киликіи, около 280 года. Онъ былъ ученикомъ Клеанта и его преемникомъ, какъ глава Стой. Плодовитйшій писатель древности, онъ оставилъ чудовищную массу произведеній, но ни одно изъ нихъ не дошло до насъ. Онъ славился своей тонкой діалектикой, о немъ говорили, что, если бы боги хотли пользоваться логикой, то могли бы примнить только логику Хризиппа. Въ лиц его стоицизмъ отклонился отъ морали-къ логик, причемъ часто впадалъ въ казуистику и игру словами. Онъ умеръ около 207 г.}, скажи про себя: значитъ, если бы Хризиппъ не писалъ темно, этому человку нечмъ было бы гордиться {О сколькихъ комментаторахъ можно бы сказать тоже самое и въ наше время?}? А я,— чего я хочу? Знать природу и слдовать ей. Итакъ, я ищу, кто мн ее объяснитъ и услыхавъ, что таковъ Хризиппъ, иду къ нему. Но я не понимаю его произведеніе, ищу, кто мн ихъ растолкуетъ. Пока, мн ршительно нечмъ гордиться. Когда же я нашелъ толкователя, мн остается примнить надл правила, которыя онъ разъясняетъ,— только это можетъ сдлать меня гордымъ. А если я только восхищаюсь искусствомъ толкователя,— что я такое, какъ не грамматикъ вмсто философа, разница лишь въ томъ, что вмсто Гомера я объясняю Хризиппа. Пусть лучше, если мн скажутъ: ‘Объясни мн Хризиппа’, я покрасню отъ того, что не могу согласовать мои дйствія съ моими словами.

L.
Моральные займы.

Всмъ этимъ правиламъ оставайся вренъ какъ законамъ, преступать которые грхъ. Что будутъ говорить о теб, о томъ не заботься: это ужъ не твое дло.

LI.
Практика и теорія.

Когда же ты признаешь себя достойнымъ осуществлять лучшее и не преступать боле ни въ чемъ того, что предписываетъ теб разумъ? Даны теб принципы, которые ты долженъ былъ одобрить, и ты ихъ одобрилъ, какого же еще учителя ожидаешь ты, чтобы свалить на него заботу о твоемъ исправленіи, а? Ты вдь не ребенокъ, ты уже взрослый человкъ. Если теперь небрежешь о себ и распускаешь себя, откладываешь и откладываешь, безъ конца назначаешь и пропускаешь день, съ котораго начнешь слдить за собой, то въ конц-концовъ утратишь да же сознаніе того, что вовсе не преуспваешь въ мудрости и проживешь и умрешь дюжиннымъ человкомъ {Древніе моралисты постоянно возвращаются къ этой тем: нечего откладывать до завтра. Все, что въ нашей власти — также въ нашей власти сегодня, какъ и завтра. Откладывать до завтра, значитъ создавать себ препятствіе сегодня, связывать свою свободу. Поэтому, говоритъ Эпиктетъ, въ другомъ мст: ‘то, что можно съ пользою отложить, еще полезне оставить совсмъ’.— ‘Мы но живемъ,— энергически говоритъ Сенека,— мы приготовляемся жить, мы откладываемъ все: non vivunt, aed victuri sunt, omnia differant‘.— А поэтъ-стоикъ Персій: ‘Я сдлаю это завтра, говоришь ты?— Ты сдлаешь завтра, какъ сегодня.— Какъ! трудно теб уступить мн день?— Но когда этотъ день пройдетъ и забрезжетъ новое утро, мы уже истратимъ это ‘завтра’, ставшее ‘вчера’, и новое завтра поведетъ за собой наши годы, оставаясь вчно недостижимымъ:
Jam eras hesternum consumpsimus, aliud cras
Egerit hos annos, et semper paulum erit ultra.}.
Итакъ, считай себя уже достойнымъ жить, какъ человкъ зрлый, и преуспвающій въ мудрости: пусть все, что кажется теб лучшимъ, будетъ для тебя ненарушимымъ закономъ. Предстоитъ ли трудъ, или удовольствіе, слава или безславіе, помни, что это и есть сраженіе, Олимпійскія игры, и что отступать уже нельзя: въ одинъ день и въ одномъ дл твоя зарождающаяся мудрость будетъ утрачена или спасена.
Именно такимъ образомъ Сократъ сдлался совершеннымъ, не прилпляясь ни къ чему, кром разума, во всхъ вещахъ, какія только представлялись ему. И ты, хотя ты еще не Сократъ, долженъ, однако, жить, какъ человкъ, желающій стать Сократомъ.

LII.
Три части философіи.

Первая и самая необходимая часть философіи — та, которая трактуетъ о практическомъ приложеніи теорій: напримръ, не лгать {Практическая мораль, которая выводитъ изъ моральныхъ теоремъ правила поведенія.}. Вторая — та, которая содержитъ доказательства: напримръ, какимъ принципомъ доказывается, что не слдуетъ лгать {Теоретическая мораль, которая въ стоицизм сливается съ метафизикой и физикой.}. Третья — та, которая подтверждаетъ и поясняетъ остальныя, напримръ, какъ убдиться въ томъ, что это есть доказательство {Логика.}? Что такое доказательство? что такое послдовательное разсужденіе? что такое противорчіе?что истинно, что ложно?
Третья часть необходима для второй, вторая необходима для первой, но самая необходимая, на которой нужно сосредоточиться — это первая, Мы же поступаемъ наоборотъ. Мы копаемся надъ третьей и ей посвящаемъ весь нашъ трудъ, тогда какъ первую оставляемъ совершенно безъ вниманія. Вотъ почему мы лжемъ, хотя аргументы, которые доказываютъ, что лгать не слдуетъ, у насъ подъ рунами {Мысль очень важная, такъ какъ резюмируетъ методъ стоиковъ, методъ прежде всего практическій и пренебрегавшій теоріей. ‘Мы ищемъ во всхъ вещахъ — говоритъ Эпиктетъ въ другомъ мст — того, что иметъ отношеніе въ благу и свобод’. Первые греческіе философы были физики, Платонъ и Аристотель метафизики, Эпиктетъ и римскіе стоики — моралисты: они усматриваютъ въ морали истинное основаніе всякой философіи.}.

LIII.
Различныя изр
ченія.

Пусть въ ум твоемъ всегда присутствуютъ слдующія мысли:
Веди меня, Юпитеръ, и ты, Судьба,
Въ то мсто, которое вы назначили для меня,
Я послдую за вами безъ колебаній, если бы я отказался,
Я былъ бы виновенъ и все-таки послдовалъ бы за вами *).
Кто уметъ уступать необходимости,
Того мы считаемъ мудрымъ и свдущимъ въ вещахъ божественныхъ. **)
‘О, Критонъ, если это угодно богамъ, пусть такъ и будетъ!’
‘Анитъ и Мелить могутъ убить меня, но не повредить мн’ ***).
*) Это стихи Клеанта, поэта-философа. Извстна его исторія. Родившись въ Ассос, въ Эоліи, около 310 года, онъ готовился къ профессіи атлета, когда познакомился съ Зенономъ въ Афинахъ. Принужденный бдностью работать у Афинскихъ садовниковъ, онъ по ночамъ поливалъ растенія, а днемъ слушалъ Зенона и учился. Онъ былъ преемникомъ Зенона въ Ото. Сохранился его гимнъ Юпитеру, вотъ нсколько выдержекъ: ‘Привтъ теб, о славнйшій изъ безсмертныхъ, существо, которое обожаютъ подъ тысячью именъ, Юпитеръ, вчно могущественный, теб, хозяинъ природы, теб, управляющему всми вещами посредствомъ закона. Всякому смертному надлежитъ обращаться къ теб съ молитвой, такъ какъ отъ тебя мы родились, и ты надлилъ насъ даромъ — словами,— насъ однихъ изъ всхъ тварей, живущихъ и ползающихъ на земл. Теб мои хвалы, теб вчный даръ моихъ псенъ. Необъятный міръ, что вращается вокругъ земли, сообразуетъ съ твоей волей свои движенія и безропотно повинуется твоимъ велніямъ. Верховный царь вселенной, твоя власть простирается на вс вещи. Ни на земл, благодтельный богъ, ни въ эфирномъ и божественномъ неб, ни въ мор, ничто не совершается безъ твоей воли, кром преступленій, совершаемыхъ злыми въ ихъ безуміи… Юпитеръ, творецъ всхъ благъ, богъ, котораго скрываютъ мрачныя тучи, властитель грома, извлеки людей изъ ихъ пагубнаго невежества, разсй мракъ ихъ души, отецъ нашъ, и дай вамъ уразумть мысль, которая теб служитъ для управленія міромъ по справедливости’.— Стихи, цитируемые Эпиктетомъ, переведены на латинскій языкъ Сенекой (Epist. 107). который прибавляетъ къ нимъ слдующій, еще боле энергичный стихъ:
Ducunt valentem fata, nolentem trahunt.
**) Эти два стиха принадлежатъ Эврипиду, у котораго Эпиктетъ и Маркъ Аврелій часто заимствуютъ цитаты.
***) Эти. два изрченія заимствованы: одно изъ Критона, другое изъ Апологіи. Эпиктетъ любилъ ихъ цитировать. См. также Марка Аврелія.

—————————————————————-

Текст издания: Стоицизм и христианство: Эпиктет, Марк Аврелий и Паскаль / Жан Мари Гюйо. Переводчики: И. Нахамкис, М. Энгельгардт. — 1901.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека