Посл коронаціи.
Посл коронаціи.
‘Русь’, 1-го іюня, 1883 г.
После коронации, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1883
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Завершился, наконецъ, почти трехнедльный періодъ торжествъ и празднествъ, содявшихся истиннымъ событіемъ не только для Россіи, но и для всего міра, величавыхъ важныхъ,— необычайныхъ и по громадности внутренняго значенія, и по колоссальности вншнихъ размровъ, и по блеску, пышности, красот, а боле всего — по той могучей жизненности, народной и государственной, которой они были выраженіемъ и свидтельствомъ. Завершились два года напряженныхъ ожиданій, тревожныхъ недоумній, опасеній, подготовленій, и завершились, вопреки всякимъ мудрованіямъ, такимъ внезапнымъ, можно бы сказать, ‘благораствореніемъ воздуховъ’ въ общественной атмосфер, такимъ всеобщимъ свтлымъ, мирнымъ, мужественно-благодушнымъ, праздничнымъ настроеніемъ, что никакому слишкомъ замтному диссонансу не пришлось нарушить гармонію цлаго и все предположенное по программ исполнилось съ успхомъ — превзошедшихъ самыя смлыя чаянія!.. Теперь, когда для Москвы, пресыщенной и утомленной обиліемъ сильныхъ ощущеній, блескомъ и шумомъ зрлищъ, и гуломъ собственныхъ ликованій, настаютъ снова благодатные будни съ лтнимъ досугомъ и тишиной, можно съ большею трезвостью духа оглянуться назадъ, проврить испытанныя впечатлнія и постараться уразумть вщій смыслъ пережитыхъ дней… Въ нихъ цлое откровеніе… Не должно, не можетъ же оно пройти безслдно для нашего общественнаго и правительственнаго сознанія!
‘Два Лица, два гиганта только и стояли сегодня другъ передъ другомъ: Царь и Народъ, Народъ и Царь, и творили вмст великое дло исторіи’,— писали мы въ самый день царскаго внчанія, подъ непосредственнымъ воздйствіемъ всего, что мы сами удостоились видть и слышать и въ Кремл и въ Успенскомъ собор. Это же самое можемъ повторить мы и теперь, и не только о дн внчанія, но и о всхъ послдовавшихъ торжествахъ и празднествахъ. Во истину величественны, обаятельны и многознаменательны были, съ нашей точки зрнія, только т изъ нихъ, которыя совершались на почв или въ обстановк исторіи, неизгладимый слдъ врзывали въ душу только т картины, въ которыхъ такъ или иначе принималъ живое участіе самый народъ. Конечно, не залитые золотомъ мундиры придворныхъ чиновъ съ нмецкими именованіями придавали настоящій блескъ, красоту и пышность коронаціи, а именно срый армякъ несмтныхъ народныхъ полчищъ волнующихся восторгомъ какъ море, какъ море могучихъ: словно морекіе валы воздымались народныя ликованія и переливаясь ниспадали съ любовью и упованіемъ къ стопамъ Того, въ комъ олицетворяетъ себ народъ единство Россіи и ея историческую судьбу… Если чего недоставало, напримръ, торжеству освященія храма Христа Спасителя, связанному съ памятью объ одномъ изъ величайшихъ событій нашей исторіи, такъ именно присутствія народа — въ тсномъ смысл слова. Холодная красота храма и велелпная церемонія освященія не согрвались искреннею молитвою простыхъ людей изъ народа: признано почему-то нужнымъ въ этомъ громадномъ зданіи (вмщающемъ до 8 тысячъ человкъ) пустятъ одну публику, да еще парадную. Нсколько сотенъ крестьянъ съ ‘разореной дорожки отъ Можайска до Москвы’, какъ поется въ псн народной, несравненно боле украсили бы зрдище, чмъ камеръ-юнкеры всего свта… Вообще не такъ,— думали мы, присутствуя на освященіи храма,— освящалися во время оно соборы въ Кремл, и едвали почтутъ этотъ храмъ мощи новыхъ Угодниковъ Божіихъ… А между тмъ, безъ сомннія, самое побужденіе Императора Александра I, возникшее въ его душ въ ту минуту, когда, побдоносный, стоялъ онъ на самомъ верху доступной смертному славы,— это побужденіе воздвигнуть, вмсто всякаго горделиваго монумента объ изгнаніи вражескаго нашествія въ 1812 году, храмъ Христу Богу, храмъ благодаренія и покаянія,— это движеніе сердца, выразившееся словами: ‘Не намъ, не намъ, но Имени Твоему’, было движеніемъ не только истинно-христіанскимъ, но и истинно-русскимъ.
Вообще не то дорого, что можно добыть золотомъ, а то, чего ни за какія деньги въ мір купить невозможно, что носитъ на себ печать вковъ, въ чемъ сказался духъ исторіи, выразилось самобытное творчество національнаго духа, слышится искренность души народной. Эту старую простую истину, столь явную намъ, въ нашей древней, народной и царской столиц, не всегда понимаютъ въ нашей казенной столиц — Санкт-Петербург. Не жалть рублей — можно воздвигнуть не только на Ингерманландскихъ болотахъ, но и на Мангышлак, по чужимъ образцамъ — эллинскимъ, римскимъ и инымъ европейскимъ — великолпныя, роскошныя зданія, но никакими милліонами не придать этимъ рабскимъ копіямъ обаянія искренней, самородной жизни,— какъ ни какими милліонами не добудешь той красоты, которою обладаетъ, напримръ, Кремлевскій дворецъ и которая великолпне и роскошне всхъ его богатствъ и его убранства: именно вида съ дворцовой террасы на Кремль и на Замоскворчье, на этотъ городъ — созданіе столтій Русской исторіи!.. Еще мене какими-либо сокровищами, даже милостями и льготами (и никогда велніями власти) можно бы вызвать изъ ндръ души народной то, что всего многоцнне не только предъ. Царемъ, но и предъ Россіей, предъ всей вселенной, предъ самимъ Богомъ,— т свободныя проявивши любви,-то крестное знаменіе напримръ, которымъ одновременно, разомъ, оснили себя Московскіе люди во всхъ концахъ города, когда заслышали пушечные выстрлы возвстившіе начало царскаго вшествія въ родную столицу… Или то соучастіе народа на Кремлевской площадк въ богослуженіи совершавшемся 15 мая въ Успенскомъ собор, и особенно въ Царской колнопреклоненной молитв: ‘Царь молится’ — пронеслось по толпамъ народнымъ, и водворялась тишина… Публика соучаствовала боле въ церемоніи… Да, никто серьезне и благовйне Царственной четы и народа не отнесся къ тому великому часу, когда произносилъ Царь предъ лицомъ Бога свой страшный и, какъ выражается Манифестъ, ‘великій обтъ Царскаго званія’. Что предъ этимъ священнодйствіемъ молитвы и любви народной (‘мужичьи’ на язык полиціи и распорядителей церемоній) вся эта пышность, блескъ, мнимая краса тхъ новйшихъ церемоніальныхъ аксессуаровъ, котрорый оплелъ и переплелъ Петръ I старинный чинъ ‘внчаніи’, потому-то переименованнаго имъ въ ‘коронацію’, и дли которыхъ попалъ онъ себ авторитетные образцы по всмъ дворамъ Западной Европы!
Вотъ почему,— по нашему мннію,— самые лучшіе, возвышенные, знаменательнве, вщіе моменты всего этого періода торжествъ были именно т, когда духъ нашей до-Петровской старины и вковчная правда народной воли, народнаго чувства и мысли проступали скить вншнюю оболочку чуждыхъ имъ формъ не совсмъ почтенной старины XVIII вка,— проступали не только сквозь, но и вопреки. Мы вовсе не придаемъ особенно важнаго значенія формамъ, но тмъ не мене, въ какомъ странномъ, рзвомъ разлад съ Кремлемъ а народомъ представлялись, напримръ, при възд, вс эти золотыя кареты временъ Людовика XV, эти въ пудреныхъ парикахъ кучера, конюхи и служители, а потомъ и эти герольды въ средневковыхъ европейскихъ одеждахъ, возвщавшіе русскимъ людямъ день назначенный дли внчанія Русскаго царя внцомъ державныхъ предковъ, зиждителей Русскаго Государства! Трудно понять, почему признано было благопотребнымъ, при семъ русскомъ торжеств, помянуть французскія моды и обычаи временъ отжившихъ, да еще такъ трагически отжившихъ,— но впрочемъ это можно объяснить тмъ, что и въ Петербург (въ канцеляріяхъ котораго подготовлялась церемоніалы) также хотли держаться стираны, а Петербургская старина не восходятъ дале XVIII столтія. Завтныя преданія Петербурга примыкаютъ вс къ вку раболпной подражательности Западное Европ, придворныхъ событій и эволюцій, вельможества фаворитовъ, высомрнаго воззрнія на отдаленную отъ него Россію, какъ на матеріалъ для лпки по образу и подобію чужихъ государствъ, и поэтому понятно, что въ своемъ хронически-наивномъ недоразумніи Петербургъ не на шутку почитаетъ такую старину равно дорогою и для Русскаго народа!… Въ настоящемъ случа можно было бы пожалуй и не вспоминать о такихъ мелочахъ, какъ названные вами ‘аксессуары’, еслибы эти мелочи не служили симптомомъ подчасъ боле серьезныхъ недоразумній. Въ томъ-то именно и заслуга нашего умнаго народа, что не сбили его съ толку никакія петербургскія новшества, что неугасимымъ хранитъ онъ путеводный свтильникъ своего историческаго духа, которымъ и одарилъ теперь нашу общественную умственную мглу,— который вспыхиваетъ яркимъ пламенемъ во вс важныя и грозныя мгновенія нашего государственнаго бытія.
Русское общество или по крайней мр значительная его и наиболе властная его часть совсмъ было и запамятовала о томъ сокровищ мудрости я силы, которое пребываетъ въ нашемъ народ, и смущенная событіями послднихъ лтъ, уже готова была предаться унынію, но вотъ въ великую минуту ‘суда Божія’, какъ обычно называетъ народъ церковное внчаніе, вистунилъ онъ впередъ словно бы говоря: ‘я живъ’!… А живъ народъ — жива и Россія, живо начало единовластія, крпокъ Престолъ!… Потому что истинная ‘опора Престола и отечества’ зиждется никакъ не въ той или другой корпораціи, всегда наклонной ‘прослдовать’, кром государственныхъ, и свои корпоративные при томъ интересы, а въ народ, разумется въ его совокупности со всми тми, которые, не принадлежа къ народнымъ массамъ по своему общественному положенію, тмъ не мене чужды личныхъ или условныхъ расчетовъ и связаны съ народомъ единствамъ духа’ и мысли.
Удивительны, неизслдимы отправленія этого мистическаго организма, называемаго народомъ! Точно электрическій токъ пробгаетъ по всмъ этимъ милліонамъ умовъ и сердецъ и связываетъ ихъ во едино. Не сговаривался народъ на пространств всей Россіи — какъ отнестись къ торжеству, какъ вести себя во время коронаціи,— не собирался предварительно въ митинги, не условливался, не избиралъ себ шефовъ-руководителей, а между тмъ дйствовалъ и поступалъ словно сговорившійся, на изумленіе и русской публик, и чиновному міру, и всмъ иностранцамъ. ‘Мыслимо ли въ Германіи — такъ разговаривали между собою, но слышно для иксъ, на Народномъ Праздник два Нмца-корреспондента — чтобы такая громадная толпа простонародья и рабочихъ вела себя до такой степени чинно, благоприлично, вжливо, so artig, и въ тоже время просто и непринужденно’?!… Отсутствіе пьяныхъ въ теченіи этихъ трехъ недль возбужденнаго, праздничнаго состоянія духа было истинно поразительно.
Въ томъ то и дло, что народъ, если и не отдавалъ себ вполн яснаго отчета, то все же инстинктивно, какъ народъ историческій, чувствовалъ и понималъ, что настоящая коронація иметъ теперь особенное значеніе, какого не имли коронаціи прежнихъ временъ. Вс эти его ликованія любви и преданности Царю звучали, въ то же время мощнымъ протестомъ противъ всякихъ преступныхъ посягательствъ на цлость основнаго историческаго принципа русскаго государственнаго бытія,— принципа единовластія. Великій историческій народъ какъ бы хотлъ явить предъ лицомъ всего міра, и явилъ свободно, собственнымъ произволеніемъ, новое подтвержденіе русскому государственному строю и неразрывность союза, Царя съ Русской землею. Въ этикъ кликахъ, благословеніяхъ, молитвенныхъ знаменіяхъ, исполненныхъ такой святой искренности и такой небывалой горячности, выразилось вмст съ тмъ и все что перестрадало его сердце, что вытерпло чувство чести народной отъ событія 1 марта, отъ всхъ позорныхъ неслыханныхъ на Руси злодяній!…
И онъ достигъ вполн своей, инстинктивно-намченной цли. Честь народная возстановлена теперь въ сознанія всего міра. Поняли вс иноплеменники, что живъ и бодръ Русскій народъ, что на немъ покоится мощь, величіе и основной строй Россіи, что вс русскіе недуги только на поверхности, и что правду русской зиждительной, вншней и духовной силы застилаетъ лишь густое облако лжи, призрачной немощи и всяческихъ уродливыхъ призраковъ,— цлый міръ фальшиваго и мнимаго, порожденный тою частью самого русскаго общества, которая воспиталась въ отчужденіи отъ своего народа!
И что замчательно* то же поведеніе народа не только въ Москв, въ присутствіи Царя, но и на всемъ пространств Россіи, какъ Великой, такъ и Малой, везд и всюду: то же искреннее, вполн народное празднованіе и то же отсутствіе пьянства. Къ сожалнію, въ этомъ общемъ хор былъ только одинъ диссонансъ въ Петербург, какъ о томъ сообщаютъ петербургскія и заграничныя газеты. Конечно, это диссонансъ случайный и но существу своему вовсе не рзкій, по надо-жъ было такъ случиться, что онъ произошелъ именно въ томъ город, который не переставалъ развлекаться театральными зрлищами въ 1812 году, когда Москва горла и вся Россія плакала навзрыдъ,— который вообще, какъ зачатый въ дух протеста противъ русской закоснлой старины, перешедшаго уже въ прямое отрицаніе самобытности русскаго народнаго духа, есть и безъ того постоянный, олицетворенный диссонансъ въ общемъ стро русской жизни. Можетъ быть, оно такъ и требуется неумолимыми условіями нашего историческаго развитія, чтобъ Петербургъ, разстроившій первоначально своимъ диссонансомъ нсколько самодовольный хоръ русской національной исключительности, продолжалъ тянуть эту фальшивую ноту до тхъ поръ, пока не вызоветъ изъ ндръ народнаго дума, вмст съ успхами народнаго самознанія, элементовъ новой, боле широкой и мощной гармоніи,— пока не споются наконецъ духовно, еще раздленные теперь, и народъ и общество въ такой общій хоръ, что препобдитъ онъ и заглушитъ своимъ стройнымъ ладомъ всякую антинаціональную музыку…
Можетъ-быть, Такое упованіе выносимъ мы посл всхъ этихъ празднествъ, настроеніе и образъ дйствій народа подняли, полагаемъ, духъ и не въ насъ однихъ. Вримъ и надемся, что та фальшивая нота, которую тянуть составляетъ роковое историческое призваніе Петербурга, уже не усилится въ своемъ діапазон, а станетъ постепенно ослабляться и понижаться, и что именно настоящему царствованію сужденъ новый подвигъ освобожденія,— освобожденія русской мысли и русскаго чувства имъ того духовнаго плна, въ которомъ они досел обртались даже на верховныхъ высотахъ власти, за исключеніемъ разв лишь нкоторыхъ великихъ мгновеній. Пусть же свтильникъ историческаго духа, хранимый вашимъ народомъ, озаряетъ насъ не временами только, а всегда, на всхъ путяхъ жизни и дятельности!…
Не входитъ въ обязанность нашего изданія состязаться съ ежедневными газетами въ быстромъ и подробномъ сообщеніи всхъ событій общественной жизни, не исключая даже и коронаціонныхъ торжествъ и празднествъ. Наша задача не описывать ихъ, а лишь по поводу ихъ высказывать мнніе самой редакціи. Тмъ не мене для тхъ изъ нашихъ читателей, которые не получаютъ ежедневныхъ газетъ, мы помщаемъ ниже сводную, хотя и краткую лтопись, день за днемъ, всего коронаціоннаго періода, составленную по газетнымъ корреспонденціямъ, съ добавленіемъ нкоторыхъ нашихъ личныхъ воспоминаній. Кром самого Внчанія, кром этого центральнаго великаго дня, кром представленій всхъ депутацій и поднесенія блюдъ съ хлбомъ-солью, важнйшими фазисами этого періода были безъ сомннія: Царскій въздъ и Народный Праздникъ, о которыхъ мы уже и упомянули выше, иллюминація, обдъ волостныхъ старшинъ на двор Петровскаго дворца и слова имъ сказанныя Государемъ Императоромъ, двухсотлтій юбилей Преображенскаго и Семеновскаго полковъ, праздникъ, данный городомъ Москвою въ Сокольникахъ, и освященіе храма Христа Спасителя. Обды и балы во дворц, равно и парадный спектакль не имли характера общенароднаго. Военный же парадъ — явленіе довольно обычное.
Иллюминація 15—17 мая явила не только намъ, но и иностранцамъ, еще невиданное досел совершенство пиротехническаго искусства, но не въ этомъ собственно было ея достоинство, а въ очаровательности общей картины иллюминованнаго Кремля съ его башнями и зубцами, съ Иваномъ Великимъ и храмомъ Василія Блаженнаго. Эта красота не поддается описанію,— она казалась видніемъ изъ какого-то фантастическаго, волшебнаго міра. Корреспонденты иностранныхъ газетъ единодушно свидтельствуютъ, что ничего подобнаго этой картин нтъ и *не можетъ быть въ цломъ мір. Въ самомъ дл, огненный рисунокъ этихъ выступовъ, изгибовъ, узоровъ, выдляясь еще отчетливе на темнооблачномъ фон неба, воспроизводилъ ихъ для глаза въ такой красот, которая казалась новою даже и для старожиловъ московскихъ, потому что, при обыкновенномъ освщеніи дня, рзкость очертанія линій всегда нсколько скрадывается въ воздух… Да, мы можемъ гордиться Кремлемъ я вообще красотою Москвы — какъ художественнымъ произведеніемъ самого народнаго духа, творившаго въ пространств временъ и въ дробности частныхъ, личныхъ вдохновеній, но тхъ не мене явившаго въ этомъ разнообразіи и разновременья свое единство и самородный національный характеръ. Изъ этого слдуетъ, что мы обязаны теперь всячески беречь и соблюдать красоту этого художественнаго творенія, отвести ей мсто въ ряду городскихъ интересовъ выше экономическихъ, и не позволять, напримръ, подобныхъ святотатственныхъ построекъ, какъ безобразное Кокоревское подворье, заслоняющее видъ изъ Кремля на Замоскворчье! Да я самый Кремль внутри его ограды слдовало бы содержать съ большимъ уваженіемъ, въ большей чистот и лучшемъ вид, нежели содержится онъ теперь Дворцовымъ Вдомствомъ.
Созывъ волостныхъ старшинъ, въ числ до 700 человкъ — явленіе до сихъ поръ небывалое, и несомннно въ высокой степени благотворное. Нельзя не быть признательнымъ верховной власти за такое нововведеніе. Ниже мы помщаемъ статью: ‘У волостныхъ старшинъ’, написанную человкомъ постившимъ ихъ въ томъ обширномъ жилищ, въ которомъ они были собраны, и заслуживающимъ безусловнаго доврія. Такой созывъ — самый лучшій способъ объединенія. Привлеченные изъ разныхъ краевъ государства, изъ Великой, Малой, Блой, Червонной Руси, изъ Сибири, съ Юга, Свера, Запада и Востока, въ средоточіе Россіи, къ своему естественному историческому центру — Царскому престолу, онъ знакомился съ Москвою, знакомились другъ съ другомъ, опозанавали такимъ образомъ составъ Русской державы, воочію видли ея мощь и ширину основъ, и скрплялись взаимною братскою связью. Имъ было любо встртиться и быть вмст, и искренно благодарили они правительство за это добро. Нтъ лучшаго противодйствія всякимъ попыткамъ ‘сепаратизма’, или (что одно и то же) ‘федерализма’, которыхъ до сихъ поръ предается часть интеллигенціи на нашемъ Югозапад, служа, невдомо для себя, слпымъ, жалкимъ орудіемъ мятежной польской интриги! Слова Государя Императора, лично къ крестьянамъ обращенныя и которыя мы воспроизводимъ ниже въ оффиціальной редакціи, принесутъ самые добрые плоды и подйствуютъ на народъ сильне и убдительне всякихъ министерскихъ циркуляровъ и мстныхъ начальническихъ внушеній. Эти слова, по тмъ разсказамъ самихъ старшинъ, которые намъ удалось слышать, отразились въ ихъ памяти въ форм еще боле простой и опредленной, нежели въ которой они напечатаны. ‘Что ваше, то свято, сказалъ намъ Царь (такъ передаютъ они), и что чужое, то свято (‘то не ваше’, былъ варіантъ). Ни какой даровой прирзка и общихъ передловъ не будетъ. Ни какимъ слухамъ не врьте’… ‘А покупать стало-быть можно’ — прибавляли эти старшины, причемъ разспрашивали о Крестьянскомъ банк ‘ затрудняли вопрошаемаго отвтомъ! Въ самомъ дл — учрежденіе Крестьянскаго банка пріобрло широкую популярность въ народ, возбудило въ немъ множество надеждъ,— а микроскопическій объемъ, въ которомъ этотъ банкъ долженъ открыть свои дйствія, несомннно произведетъ сильное разочарованіе. Въ виду словъ Государя Императора, изъ которыхъ логическій выводъ для всхъ крестьянъ такой, что увеличить свой земельный надлъ они могутъ только покупкою, желательно конечно, чтобы дйствія банка открылись скоре и въ боле широкомъ размр. Впрочемъ объ этомъ учрежденіи мы еще поговоримъ подробне.
Не подлежитъ ни малйшему сомннію, что живое слово Царя, непосредственно обращенное къ народу, можетъ всего скоре и дйствительне способствовать ‘умиренію всего смятеннаго’, какъ выражается Всемилостивйшій Манифестъ 16 мая. Нельзя поэтому не пожалть, что при волостныхъ старшинахъ (по одному отъ узда) не было ‘ассистентовъ’, каковые была допущены при предсдателяхъ земствъ и городскихъ головахъ, предводителяхъ дворянства и т. п. Эти ‘ассистенты’ могли бы быть призваны изъ неслужащихъ, но пользующихся почетомъ крестьянъ. Они въ сред крестьянства заслужили бы еще боле вры, чмъ волостные старшины, которые все же ‘начальства’, да еще изъ мелкахъ, на которыхъ и исправника: и мстныя власти всми мрами стараются наводить какой-то казенный лакъ, и которые поэтому рдко пользуются искреннимъ сочувствіемъ и довріемъ народа. Читателямъ ‘Руси’ извстно, что мы уже давно рекомендовали подобный созывъ людей изъ народа, намъ казалось даже, что онъ былъ бы особенно полезенъ тотчасъ посл злодяніи 1 марта, и вывелъ бы Русскій людъ изъ того оцпеннія и мучительнаго недоумнія, въ которое онъ былъ погруженъ ужаснымъ событіемъ, а вмст съ тхъ и предупредилъ бы разные вредные толки и слухи. Во всякомъ случа нельзя не привтствовать настоящій починъ непосредственнаго общенія съ народомъ, и не пожелать, чтобы чаще собиралась наша разнородная и столь мало знаемая Русь около Царскаго престола. Но вмст съ тмъ желательно, чтобы скоре совершилось давно ожидаемое преобразованіе узднаго управленія и вообще земскаго устройства, въ настоящее время совершенно не удовлетворяющихъ существеннйшихъ нуждъ ни крестьянъ, ни личныхъ землевладльцевъ… Что же наконецъ длаетъ такъ-называемая Калановская Коммиссія?…
Знаменательно было и празднованіе двухсотлтняго юбилея существованія Преображенскаго и Семеновскаго: толковъ, не какъ родоначальниковъ гвардіи разумется, а какъ родоначальниковъ нашей чудной, доблестной регулярной арміи. Колыбелью русской регулярной арміи — все та же Москва. Еще какъ московскіе полки били Преображенцы и Семеновцы при Негр Шведовъ, и только впослдствіи преобразовались они въ петербургское привилегированное войско — гвардію,— а это названіе, дорогое для Петербурга, не много говоритъ народному сердцу въ остальной Россіи.— Необыкновенно изященъ, щеголеватъ и радушенъ былъ праздникъ данный городомъ въ Сокольникахъ, вмст съ щедрымъ угощеніемъ чуть не 12 тыс. войска, и осчастливленный посщеніемъ Государя, Государыни, членовъ Царскаго Дома и Ихъ иностранныхъ Гостей. Нельзя не отдать чести распорядителямъ, которые умли и безъ содйствія полиціи, а можетъ-быть именно потому, соблюсти удивительный, пріятный такъ-сказать порядокъ, безъ всякихъ вншнихъ напряженныхъ усилій. Все шло чрезвычайно стройно, угощаемые солдаты обдали весело, непринужденно и въ высшей степени благоприлично…
Великолпенъ храмъ Христа Спасителя, великолпенъ былъ церемоніалъ освященія, великолпны духовныя процессіи, стекавшіяся ‘золотою ркою’ (какъ удачно выразилось ‘Новое Время’) изо всей Москвы со святынею съ храму, великолпный крестный ходъ крутомъ храма, подъ снію хоругвей, знаменъ и съ видомъ на Кремль, на Москву-рку и Замоскворчье. Какъ бы хотлось, чтобъ къ этому храму могли вполн примниться извстные стихи Пушкина, чтобъ и про этотъ храмъ можно было сказать, что
…. онъ блещетъ средь народа
Священной памятью двнадцатаго года.
Одн вырзанныя надписи на мраморныхъ плитахъ, по нашему мннію, недостаточны. Нужно, чтобъ что-нибудь постоянно напоминало о 12 год, чтобъ гд-нибудь сіяли или такъ-сказать зіяли слова ‘въ намять 1812 года’, или чтобъ самая площадь была украшена рядомъ памятниковъ этой священной годины. Впрочемъ, кажется, послднее предположеніе уже существуетъ… Но будетъ ли этотъ храмъ народнымъ — въ тсномъ смысл слова? Не знаемъ. Онъ приличенъ боле для пышныхъ торжествъ и несовсмъ удобенъ, по самымъ размрамъ своимъ, для обычнаго богослуженія, резонансъ въ храм требуетъ многолюдья, иначе членораздльность словъ скрадывается для слуха, кром разв зычныхъ протодьякойскихъ возгласовъ. Нельзя не замтить также, что нижній ярусъ стнъ слишкомъ голъ, а это непривычно для православнаго глаза. Не представляя никакого оригинальнаго характера въ своемъ вншнемъ вид, храмъ Христа Спасителя тмъ не мене замчательное произведеніе зодчества по стройности и гармоничности размровъ, особенно внутри. Не говоримъ уже о богатств, и роскоши матеріала и украшеній, и о многихъ высоко-художественныхъ священныхъ воображеніяхъ.