Изъ газеты ‘Русь’.
Изъ газеты ‘Русь’.
Польскій ли городъ Кіевъ?
Польскій ли городъ Кіевъ?
Москва, 8-го августа 1881 г.
Польский ли город Киев?, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1868
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
‘Польскій ли городъ Кіевъ или русскій? Достояніе ли онъ польской національности или Русской земли?’ вотъ вопросъ, повидимому странный, съ русской точки зрнія даже забавный, во всякомъ случа простой, несложный, который мы уже давно приняли за правило предлагать на первыхъ же порахъ каждому Поляку, удостоивающему насъ личнымъ знакомствомъ и политическою бесдой. Мы совтуемъ всмъ нашимъ читателямъ непремнно употреблять при встрчахъ и разговорахъ съ Поляками тотъ же самый элементарный пріемъ: онъ съ перваго же раза устраняетъ двусмысленное празднословіе, упрощаетъ и опредляетъ взаимныя отношенія. Въ самомъ дл, если вашъ собесдникъ польскаго происхожденія способенъ на поставленный ему вопросъ о русскомъ значеніи Кіева не только отвчать отрицательно и признать его достояніемъ польскимъ, но даже запнуться, замяться въ своемъ отвт, то всякія дальнйшія рчи излишни,— толковать боле уже не о чемъ. Если уже на ‘матерь русскихъ городовъ’, ‘колыбель русскаго государства’, ‘священную купель Русскаго народа’ Поляки въ состояніи простирать свои виды, то тутъ мсто не разсужденіямъ, а разв лишь, въ лучшемъ случа, сожалнію, именно о такомъ ненормальномъ состояніи духовныхъ способностей.
А между тмъ, много ли найдется Поляковъ изъ шляхты и особенно изъ такъ-называемой ‘интеллигенціи’, которые бы не запнулись, не замялись въ отвт, которые бы добросовстно, прямо, честно отказались отъ польскихъ притязаній хотя бы только именно на Кіевъ? Мы таковыхъ знаемъ очень мало, да и т позволяли себ выражать подобное отреченіе лишь съ главу на глазъ, въ интимной бесд. Во время оно, графъ Ст, на вопросъ нами предложенный, отвчалъ не только положительно, въ смысл русскомъ, но начертилъ намъ даже карту проектированнаго имъ этнографическаго размежеванія, онъ даже великодушно уступалъ Россіи четыре узда въ Гродненской губерніи! Мы тмъ не мене отнеслись къ нему дружелюбно, какъ къ первому встрченному нами Поляку, который не ставилъ польскаго вопроса на радикальное основаніе: ‘все или ничего’, или ‘отъ моря до моря’, и убждали его (онъ отправлялся за границу) опубликовать свои мннія и отъ своего имени особою брошюрой, чтобы такимъ образомъ составить противовсъ многообильной и сумасбродной польской заграничной публицистик. Онъ отказался. Онъ объяснилъ, что парижская польская эмиграція, отъ которой боле или мене вс ‘польскіе патріоты’ зависятъ, такого изданія, такого отреченія даже отъ Кіева никогда не дозволитъ. Точно также не признавали для себя возможнымъ подобнаго гласнаго отреченія и многіе другіе Поляки, обращавшіеся къ намъ уже поздне, въ равное время, съ равными планами ‘примиренія’. Не очень давно въ ‘Голос’ печатались ‘письма польскаго публициста’. Они, конечно, не вполн отвчаютъ требованіямъ русскаго національнаго чувства, и какъ-то мало внушаютъ доврія, но тмъ не мене они для польской интеллигенціи значительный шагъ впередъ. Мы уже готовы были порадоваться даже и такому умренному прогрессу польской мысли,— какъ польскіе заграничные публицисты поспшили сами предохранить васъ отъ увлеченія! Польскія заграничныя газеты (а гд же и искать выраженія настоящей, искренней польской думы, въ органахъ печати вполн свободной?) съ неистовствомъ, съ яростью набросились на упомянутыя ‘письма’, между прочимъ именно за то, что авторъ при сужденіи объ автономіи польской національности ограничивался такъ-называемой ‘Конгрессувкой’ или ‘Царствомъ Польскимъ’, устраняя самый вопросъ о какихъ-то польскихъ правахъ въ Югозападномъ и Сверозападномъ кра Россіи. Да и давно ли самъ препрославленный польскій романистъ Крашевскій,— на юбилей котораго сунулись было спроста нкоторые Русскіе, да и поплатились срамомъ,— торжественно заявилъ, что современныя поколнія Поляковъ не имютъ права отрекаться за будущія поколнія отъ притязанія на эти провинціи, т. е. лишать такого ‘достоянія’ своихъ дтей и потомковъ? Этимъ все сказано,— но этимъ же предопредлены и наши отношенія къ Полякамъ, и самое ршеніе польскаго вопроса.
Спрашивается: къ чему же вся эта преждевременная трата либерально-чувствительныхъ словъ и краснорчивыхъ завреній въ братской любви по отношенію къ ‘Польш’, которыми, особенно съ нкотораго времени, преисполнены страницы многихъ нашихъ газетъ и журналовъ? Зачмъ представлять эту задачу такою головоломною и истощаться въ придумываніи способовъ къ ея разршенію, когда она вовсе не головоломна и вовсе не сложна, и благополучное ея разршеніе зависитъ прежде всего отъ самихъ Поляковъ? Вдь конечно, никто изъ авторовъ всхъ вышеупомянутыхъ статей, если только онъ Русскій, не предполагаетъ же поступиться ‘Польскому народу’, какъ бы далеко ни простирался его космополитизмъ и либерализмъ. Слдовательно, вс сладкія псни о примиреніи, объ установленіи modus vivendi двухъ народностей и пр, обрываются сразу, на первомъ же пункт, и пока можетъ оставаться хоть тнь сомннія относительно этого пункта, не можетъ быть и рчи ни о какомъ мир. Мало того: всякая рчь о мир со стороны Русскаго является — въ наиблагопріятнйшемъ истолкованіи — тупоуміемъ, а не то такъ преступленіемъ и измной,— измной Русскому народу, котораго даже изъ отдаленнйшихъ концовъ Сибири ‘языкъ доводитъ до Кіева’ на поклоненіе его исторической святын, который одинаково готовъ постоять за Кіевъ, какъ и за Москву. Если же ‘польскій патріотъ’ будетъ отказываться и утверждать, что такихъ дерзкихъ помышленій Поляки вовсе и не питаютъ, то пусть потрудится заявитъ о томъ всенародно. Что они питали эти помышленія очень недавно, всего шестнадцать — семнадцать лтъ тому назадъ, это доказывается исторіей послдняго польскаго возстанія: съ тхъ поръ Поляки не представили намъ ровно никакихъ залоговъ въ своемъ исправленіи и отрезвленіи — даже по отношенію къ Югозападному краю. А безъ этихъ залоговъ, хотя бы только въ вид единодушнаго открытаго заявленія всхъ польскихъ публицистовъ и выдающихся общественныхъ дятелей, мы не имемъ ни малйшаго повода полагаться на ихъ голословныя и частныя, съ глазу на глазъ увренія, особенно когда заграничные Поляки сами какъ будто о томъ лишь и заботятся, чтобъ воздержать наше простодушіе отъ всякаго на этотъ счетъ самообольщенія. Мятежническія дйствія Поляковъ въ 1863 году въ предлахъ Кіевской, Волынской, Подольской губерній были, какъ извстно, подавлены въ нсколько дней — никакъ не государственною силою, не распорядительностью начальства, а энергіею самого русскаго мстнаго сельскаго населенія. Это свидтельство мысли и воли самого народа, вмст съ упомянутыми выше разоблаченіями польской истинной думы польскими же заграничными публицистами, должно бы, кажется, образумить и тхъ нашихъ умственныхъ недоносковъ, которые заражены какимъ-то полонофильскимъ украйнофильствомъ и бредятъ какою то федераціей 15 милліоннаго (!) ‘Южно-Русскаго народа’ съ ‘братьями-Поляками!’ Казалось бы, ясно какъ день, что если подобныя бредни, состоящія въ прямомъ противорчіи съ завтными чаяніями Поляковъ, Поляками не преслдуются, а поощряются, то стало-быть он почему-либо на руку польскому политическому властолюбію. Казалось бы, современный образъ дйствій Поляковъ въ Галиціи и страданія трехъ милліоновъ галицкихъ Русскихъ обличаютъ въ истинномъ свт существо польскихъ воззрній на автономію Южноруссовъ. Но если такія логическія соображенія не подъ силу нашимъ многоумнымъ ‘федералистамъ’, то достаточно, думаемъ, было бы хоть только припомнить программу или планъ, начертанный знаменитымъ польскимъ бунтаремъ, Мрославскимъ. Планъ состоитъ въ томъ, чтобы вмсто открытыхъ возстаній достигать польскихъ цлей пока лишь расшатываніемъ русской государственной крпости самими же Русскими. Не утаивая своего глубокаго презрнія къ русской интеллигентной сред, Мрославскій выражаетъ увренность, что въ ней всегда съ избыткомъ найдется ограниченныхъ, наивныхъ или пустыхъ головъ, которыя Полякамъ удобно будетъ поддть на удочку демагогическихъ или національно-революціонныхъ теорій (напр. хохломанства, сепаратизма, федераціи), натравить ихъ на русскую правительственную власть, затмъ, когда он довольно и съ успхомъ въ этомъ направленіи поработаютъ, воспользоваться ослабленіемъ русскаго государства для осуществленія польскихъ замысловъ, вышвырнувъ, разумется, русскихъ глупышей за бортъ. Такъ какъ этотъ драгоцнный документъ, попавшій въ руки правительства, былъ своевременно обнародованъ,— естественно было надяться, что русское общество достаточно предупреждено, и ‘глупышей’ не найдется… Нашлись и пошли на удочку, даже не остались безъ нкоторой поддержки и въ нашей мнимолибералъной печати, конечно не злоумышленности ея, а простоты ради…
Объ этомъ украйнофильств, впрочемъ, мы еще будемъ имть случай говорить. Мы нисколько не смшиваемъ съ нимъ естественную, законную любовь къ малороссійской родин, къ прелестнымъ малороссійскимъ пснямъ, нарядамъ и говору. Справедливость понуждаетъ однакоже насъ заявить, что виною недоразумнія въ этомъ отношеніи со стороны правительства всего боле образъ дйствій бывшаго профессора Драгоманова, который, подъ видомъ безхитростнаго ученаго и литератора, состоялъ, какъ обнаружилось потомъ, агентомъ заграничной польско-украйнофильской политической партіи. Его эмиграція, его дятельность какъ эмигранта въ Женев, наконецъ послдняя его брошюра на французскомъ язык, въ которой онъ — ‘хотя принципу и отвергаетъ политическое убійство, однакоже самый фактъ убійства 1 марта вполн одобряетъ и похваляетъ’, окончательно свидтельствуетъ — какова нравственная подкладка того фальшиво-народнаго, преступнаго направленія, которое называетъ себя ‘украйнофильскимъ’ и только компрометтируетъ невинное и безвредное пристрастіе Малороссовъ къ нкоторымъ племеннымъ ихъ отличіямъ.
Итакъ, мы довольно, кажется, упростили ‘польскій вопросъ’, пріурочивъ его къ Кіеву и Югозападному краю, отъ притязаній на которые Поляки все еще не отреклись — не только въ своемъ сознаніи, но и дломъ, ибо продолжаютъ интриговать, въ той или другой форм, въ ущербъ русскимъ государственнымъ и народнымъ въ тхъ областяхъ интересамъ. Нельзя же либерально простирать руки, чтобы сжать въ своихъ дружескихъ объятіяхъ человка, который, сладко вторя вашимъ либеральнымъ рчамъ, въ то же самое время протягиваетъ руку въ вашъ карманъ и тащитъ оттуда бумажникъ. Такого человка, по невол, приходится ударить но пальцамъ, а если онъ не унимается, то впредь до окончательнаго исправленія держать, хотя бы и скрпя сердце, наперекоръ нашему добродушію, ‘подъ интердиктомъ’…
Но дло идетъ не объ одномъ Кіев и Югозападномъ кра. Предположимъ, что съ одной стороны нтъ даже никакого повода опасаться (хотя, къ несчастію, при нашей административной неумлости и фальшивомъ общественномъ либерализм, именно русскимъ народнымъ интересамъ всегда и всюду можетъ грозить опасность отъ ‘культурныхъ’ иноплеменниковъ),— но есть и другой край, имющій не мене, если не боле, правъ на наше вниманіе и охрану: это — Блоруссія. Боле правъ иметъ она на нашу заботливость, на усиленное попеченіе именно потому, что она доле была нами забыта, и Русскій народъ въ ней, отчасти по нашей вин, боле забитъ, слабе народа Украйны. Мы полагаемъ, что на прямо поставленный вопросъ: слдуетъ ли предоставить Блоруссію Полякамъ, т. е. допустить въ ней господство польскаго національнаго элемента,— отвтитъ энергическимъ отрицаніемъ даже большая часть русскихъ публицистовъ, бродящихъ теперь въ печати вокругъ, да около ‘польскаго вопроса’ и почему-то никакъ не попадающихъ въ самую сердцевину. Надо надяться, что редакторъ ‘Русской Мысли’, напримръ, не согласится выдать Блоруссовъ во власть Полякамъ и признаетъ совершенно излишнимъ въ наше время, посл возстанія 1863—64 гг, всякій опросъ русскаго населенія. Кажется, оно высказалось достаточно! Если же такъ, то и программа нашей административной политики опредляется сама собою: это — одновременно съ энергическимъ подъмомъ русскаго мстнаго народнаго элемента въ экономическомъ, соціальномъ и политическомъ отношеніяхъ,— энергическое же отрицаніе всякихъ правъ польской національности въ кра, исключая, разумется, области вроисповдной внутри ея предловъ,— строго очерченныхъ предловъ: при этомъ, разумется, никакихъ сдлокъ, никакихъ компромисовъ, ни тни какихъ-либо уступокъ. Подъ Блоруссіей мы разумемъ здсь губерніи Могилевскую, Минскую, Витебскую, Виленскую и Гродненскую. Мы виноваты, мы въ долгу предъ этимъ краемъ! Посл возвращенія его Россіи при Екатерин, мы сами усиленно содйствовали его ополяченію — всею тяжестью правительственной власти, особенно въ царствованіе Александра I, который, какъ извстно, хотлъ даже слить нераздльно вс эти губерніи съ созданною имъ ‘Польшею’. Забвеніе русской исторіи, неуваженіе къ правамъ русской народности, возведеніе національной безличности въ принципъ, въ обязательную высшую ступень ‘культурнаго’ развитія, благоговніе къ европеизму, оцнка русскихъ интересовъ сквозь призму европейскихъ, фальшиво-либеральныхъ доктринъ и, вслдствіе этого, безсознательное служеніе интересамъ чужимъ, въ ущербъ русскимъ,— вотъ господствующія черты нашей внутренней и вншней политики въ эту эпоху, даже наперекоръ величавому вразумленію 1812 года. Для утшенія угнетенной польской національности подвергнутъ былъ, въ упомянутомъ нами кра, сугубому гнету Русскій простой народъ. Русское общество, съ своей стороны, не вдругъ и даже довольно поздно уразумло грхъ своего невжества. Можно сказать, къ стыду нашему, что едвали не въ начал шестидесятыхъ годовъ, посл долгаго перерыва, оно вновь, неожиданно, открыло для себя Блоруссію, словно какую Америку, и Христофоромъ Колумбомъ въ этомъ отношеніи явился для него чуть ли не М. О. Кояловичъ съ своими пламенными статьями въ газет ‘Дены. Польское возстаніе довершило наше воспитаніе. Это позднее сознаніе не ослабляетъ, а лишь усиливаетъ долгъ Россіи предъ Блоруссіей.
Впервые ожилъ, вздохнулъ свободно и предался радостнымъ надеждамъ Блорусскій народъ только при Муравьев, котораго, разумется, за то и предавали анаем, купно съ Поляками, вс наши такъ-называемые ‘западники’ и мнимые ‘либералы’, отъ фельетонистовъ до государственныхъ мужей включительно. Посл Муравьева и продолжавшаго его дло генерала Кауфмана (управленія графа Баранова, по кратковременности, нечего и считать), наставшіе русскіе правители края руководствовались, кажется, только однимъ принципомъ: дйствовать какъ разъ въ противоположномъ Муравьеву направленіи, изгладить въ польскомъ обществ печальную память недавняго прошлаго, поднять его духъ и подавить духъ русскаго населенія. Десятилтняя, энергически послдовательная административная дятельность именно въ томъ смысл — истинный грхъ русской администраціи предъ Россіей, нисколько не исправленный и генераломъ Альбединскимъ. Мы уже указывали въ ‘Руси’ на современное печальное положеніе длъ въ нашей Сверозападной окраин, на дятельныя интриги польскаго католическаго духовенства, на подъемъ польскаго общественнаго духа, на оскорбленія, испытываемыя Русскими, не находящими себ поддержки въ представителяхъ русской власти. Мы тогда же выразили мнніе, что край этотъ иметъ не одно стратегическое значеніе, и что, какъ ни важно въ этомъ послднемъ отношеніи пребываніе въ немъ нашего геніальнаго- инженера, однако же, кром инженерной геніальности, въ этихъ именно губерніяхъ едвали не боле чмъ гд-либо требуется и административный талантъ, дйствующій въ рзкоопредленномъ, національномъ русскомъ направленіи. Если относительно Югозападныхъ губерній Поляки выражаются еще боле или мене сдержанно, то относительно губерній Виленской и Гродненской, напр, они почти вовсе и не стсняются. Наши публицисты, вдругъ, ни съ того, ни съ сего, поднявшіе въ печати польскій вопросъ въ смысл боле или мене благопріятномъ для Поляковъ, и не подозрваютъ, какое содраганіе производятъ ихъ статьи въ немногихъ истинно русскихъ, достойныхъ, еще невыгнанныхъ оттуда русскими властями дятеляхъ и во всхъ коренныхъ Блоруссахъ,— какъ, поднимая духъ въ Полякахъ (т. е. вызывая наружу ихъ дерзкую заносчивость), каждая статья повергаетъ въ уныніе и безъ того подавленный духъ Блорусса. Публицисты, затвающіе миролюбивыя мелодіи, могутъ быть уврены, что каждый ихъ гармоническій аккордъ сказывается на мст, въ жизни, горькимъ диссонансомъ для русскаго крестьянина, для самыхъ дорогихъ священныхъ его интересовъ.
Что же касается Литвы, то помщаемое ниже письмо г. Мурашка достаточно поясняетъ, какого направленія обязана держаться Россія по отношенію къ Литв, не только для своей государственной пользы, но и для пользы самого Литовскаго племени.
Выводъ изъ всего этого слдующій:
Пока русскіе народные интересы въ Югозападной Украйн, въ Блоруссіи или вообще въ Сверозападномъ кра не будутъ признаны первенствующими, главенствующими, исключающими какое бы то ни было соперничество, пока они не будутъ упрочены твердо и незыблемо, пока пребываетъ хоть тнь польскихъ посягательствъ на безусловныя права русской тамъ національности, пока Поляки не перестанутъ мечтать, не только о возстановленіи Польши до раздла 1772 г, но даже о водвореніи въ тхъ краяхъ своего господства или хоть бы только о поддержаніи еще существующаго, по нашей вин, ихъ преобладанія въ какой бы то ни было форм,— до тхъ поръ съ нашей стороны не можетъ быть и рчи ни о какихъ не только миролюбивыхъ заискиваніяхъ, но и ни о какихъ уступкахъ, способныхъ лишь усилить польскую притязательность и ослабить наши способы обороны. Ибо наши отношенія къ Полякамъ опредляются именно этою потребностью самообороны, и наша политика въ такъ называемой ‘Конгрессувк’ или ‘Царств Польскомъ’, или ‘Привислинскомъ кра’, другого значенія, собственно говоря, не иметъ. Только тогда, когда Поляки вполн, искренно и безусловно откажутся отъ своихъ замисловъ о возстановленіи Польши со включеніемъ въ ея границы нашей Украйны и Блоруссіи, вообще Сверозападныхъ губерній безъ исключенія, и согласятся ограничить смыслъ этого термина ‘Польша’ значеніемъ чисто этнографическимъ,— только тогда, а не ране, откроется возможность и примиренія, и признанія правъ польской народности въ ея естественныхъ предлахъ. До тхъ поръ Поляки, ни по чьей вин, какъ только по собственной, должны, по выраженію Хомякова, приведенному въ ‘Русской Мысли’, оставаться подъ интердиктомъ.
Если же кому изъ Русскихъ такой выводъ покажется слишкомъ суровымъ и строгимъ, то пусть же, повторяемъ, онъ попробуетъ заручиться отъ всхъ польскихъ передовыхъ людей и вожаковъ торжественнымъ, всенароднымъ за себя и за потомковъ отреченіемъ отъ Кіева,— хоть отъ одного, отъ этого клича, не разъ слышаннаго нами, за границей, въ ихъ застольныхъ псняхъ: ‘ Spotkamy sic w Kijowie!’ Кажется, это аргументъ вразумительный: Кіевомъ-то, мы полагаемъ, не поступится ни одинъ Русскій, какою бы либеральною маниловщиною по отношенію къ Полякамъ ни былъ онъ одержимъ.
Комментаріи къ настоящему настроенію духа у Поляковъ, обильно представляемые польскими заграничными газетами, сообщимъ посл.