Политическая и общественная хроника, Реклю Эли, Год: 1870

Время на прочтение: 32 минут(ы)

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА.

Мое затруднительное положеніе.— Гд лежитъ причина ирландскихъ затрудненій.— Неврное мнніе о способности англичанъ къ колонизированію.— Первобытный способъ колонизаціи.— Поземельный вопросъ въ Ирландіи.— Безъ его разршенія въ смысл справедливости невозможно примиреніе.— Неодолимыя трудности къ разршенію этого вопроса.— Проектъ Милля и Брайта, смягченный Гладстономъ.— Непростительная ошибка Гладстона.— Новыя репрессивныя мры, принятыя противъ Ирландіи.— Процессъ принца Пьера Бонапарте.— Оффиціальная безтактность.— Оффиціальный обвинитель въ роли защитника подсудимаго.— Подвиги принца Пьера въ разныхъ странахъ и подъ разными широтами.— Возбужденіе французскаго общественнаго мннія въ пользу арміи.— Хорошая книга г. Шеню.— Гибельная дятельность интендантства для Французской арміи въ Крыму.— Краснорчивыя цифры.— Миссъ Найтингель.— Санитарная- комиссія въ Соединенныхъ Штатахъ — Новыя уловки правительства второй имперіи.— Вроятные результаты всенароднаго голосованія.— Плебисцитъ не удовлетворяетъ ни одну партію.

Ныншнюю хронику, также какъ и прошлую, намъ приходится начинать съ Великобританіи, — съ дятельности ея перваго министра, Гладстона, бывшаго до сихъ поръ въ числ нашихъ любимцевъ, къ которому мы чувствовали полнйшую симпатію и всегда отдавали ему справедливость за его честность, искренность и высокое развитіе. До сихъ поръ Гладстонъ могъ представлять собою блистательный примръ государственнаго человка, обладающаго всми качествами, какія требуются отъ честнаго, высоко-талантливаго министра. До сихъ поръ онъ стоялъ на недосягаемой высот при сравненіи съ министрами другихъ конституціонныхъ странъ Европы. Находя недостатки, неумлость, ошибки, безтактность, нечестное отношеніе къ длу у послднихъ, имъ всегда можно было указывать на Гладстона, какъ на примръ, достойный подражаніи, и тмъ избгать обвиненія — въ сущности нелпаго — въ желаніи во что бы то ни стало находить одни недостатки въ дйствіяхъ правительственныхъ лицъ. Какъ ни странно это, а находятся люди, готовые обвинять печатный органъ и въ подобной дикой оппозиціи. Такимъ образомъ, если этотъ послдній рессурсъ ускользнетъ изъ нашихъ рукъ, чего мы имемъ полное основаніе опасаться, то вышепоимянованнымъ обвинителямъ можетъ открыться свободное поле для ихъ дешевыхъ обличеній, и насъ, пожалуй, отнесутъ въ разрядъ людей, находящихъ недостатки у сильныхъ міра сего только потому, что они сильные міра. Къ нашему крайнему прискорбію, мы должны сознаться, что послднія дйствія Гладстона насъ не удовлетворяютъ, и хотя мы еще не теряемъ къ нему уваженія, но можетъ случиться, что еще одинъ, два такихъ промаха, и образецъ министровъ снизойдетъ въ разрядъ самыхъ обыкновенныхъ чиновниковъ. Тогда придется или удивляться успхамъ г. Бисмарка, генію г. Бейста, патріотизму г. Варнбюлера, развитію Серрано, честности Прима, искренности Эмиля Оливье, — или же, говоря о нихъ правду, подвергнуться обвиненію въ оппозиціи ради оппозиціи. Положеніе не совсмъ завидное. но какъ бы тамъ ни было, а правда Должна всегда стоять на первомъ план. Сожалнія безполезны, исторія неумолима и въ горячей политической битв считается почти преступленіемъ останавливаться, чтобы оплакивать мертвыхъ. Впередъ и впередъ, кто палъ, тому не встать боле.
По нашему искреннему убжденію, Гладстонъ сильно погршилъ въ несчастномъ ирландскомъ вопрос, составляющемъ стыдъ и преступленіе его соотечественниковъ, хотя никто, можетъ быть, столько не потрудился для уменьшенія несправедливости Англіи противъ Ирландіи, какъ онъ. Слишкомъ хорошо извстна его благотворная дятельность въ вопрос объ ирландской церкви, не мене благотворна она была и въ проведеніи закона о даровомъ и обязательномъ первоначальномъ обученіи, отъ котораго можно ожидать много полезнаго и только одного полезнаго. Наконецъ, продолжая преслдовать свою мысль о необходимости какъ можно скоре умиротворить Ирландію, Гладстонъ снова выступилъ съ двумя проектами законовъ, изъ которыхъ одинъ заключаетъ въ себ много хорошаго, хотя страдаетъ неполнотою, другой же безусловно нехорошъ.
Первый проектъ закона касается ирландскаго поземельнаго вопроса, но общему мннію въ Англіи, принадлежащаго къ числу почти неразршимыхъ. И въ гамомъ дл, онъ будетъ такимъ до тхъ поръ, пока Англія не сдлаетъ героическаго усилія оказать Ирландіи полную справедливость, а Ирландія, съ своей стороны, не поступится нкоторой частію справедливой ненависти къ своей притснительниц. До тхъ поръ, пока об сестры будутъ продолжать взаимно презирать и ненавидть другъ друга, он, къ несчастію, всегда будутъ находить законныя причины быть недовольными одна другой.
Начало существующихъ печальныхъ затрудненій въ Ирландіи лежитъ въ несправедливости, въ грубомъ и жестокомъ завоеваніи, въ убійств и грабеж. Много за это время пролилось крови кельтской и англосаксонской, и ненависть и гнвъ передавались въ наслдство изъ поколнія въ поколніе. Правда, нтъ страны въ Европ, нтъ, можетъ быть, уголка въ мір, за исключеніемъ разв пустынь и двственныхъ лсовъ, которые не были бы предметомъ кровавыхъ завоеваній, грабежей и вторженіи вооруженною рукою. Однакожъ, обыкновенно, въ случаяхъ завоеваній, черезъ два-три поколнія и никакъ не позже двухъ, трехъ столтій разница между побдителями и побжденными окончательно стиралась и расы сливались между собой, но это происходило только при условіи, что старое и новое право примирялись въ лиц дтей: дочь побжденнаго, выходя замужъ за сына побдителя, приносила въ приданое законное, наслдственное право на старую материнскую землю. Римлянинъ длалъ набги въ землю сабинянъ, онъ даже похитилъ сабинянокъ. Римлянинъ въ глазахъ сабинянина былъ просто разбойникъ, котораго онъ могъ убить, какъ собаку, еслибъ былъ въ силахъ. Однакожъ Тацій и Ромулъ примирились, потомки ихъ слились, и произошло это потому, что сабинянка, вскормивъ грудью своихъ римскихъ дтей, бросилась между двумя противниками Таціемъ и Ромуломъ, и скрещенные ихъ мечи были тотчасъ же вложены въ ножны. Квириты, между тмъ выросшіе, наслдовали какъ своему отцу, такъ и ддушк съ матерней стороны, въ ихъ лиц соединились нрава оскорбителя и оскорбленнаго, а затмъ произошло окончательно обоюдное прощеніе и слитіе. Но англо-саксонецъ слишкомъ гордъ, чтобы сблизиться съ побжденной народностью, съ низшей расой, такъ какъ онъ считаетъ вс расы ниже своей. Въ дйствительности же англичанинъ ниже ирландца какъ физическими, такъ и интеллектуальными свойствами: онъ грубе ирландца, не такъ силенъ, неповоротливъ, въ немъ и умъ, и воображеніе, и поэтическій складъ и артистическое чутье развиты мене, чмъ у ирландца, но постоянство, твердость и упорность въ его характер дали ему матеріальное превосходство надъ населеніемъ, гораздо боле его одареннымъ природными качествами, онъ съумлъ воспользоваться этимъ превосходствомъ и злоупотреблялъ имъ. Несмотря на то, что ирландки хороши собою, браки между ними и англичанами также рдки, какъ между ирландцами и англичанками. Отчужденіе и ненависть между обоими народами не только не уменьшилась втеченіе трехъ съ половиною вковъ со времени завоеванія, но еще постоянно усиливается, она поддерживается различіемъ происхожденія, языка, религіи, соціальныхъ условій,— различіемъ положенія побдителя и побжденнаго, угнетателя и угнетеннаго. Люди недальновидные и увлекающіеся наружнымъ успхомъ, кричатъ объ изумительныхъ способностяхъ англо-саксонскаго племени къ колонизаціи. Но о способностяхъ тутъ не можетъ быть и рчи, англо-саксонцы колонизируютъ страны самымъ легкимъ, вполн варварскимъ способомъ: ‘убирайся, я сяду на твое мсто’ — вотъ въ чемъ заключаются ихъ искуство и способности. Англо-саксы, придя въ страны краснокожихъ, маорисовъ, австралійцевъ, поселились тамъ безъ всякаго сопротивленія, миссіонеры пошли въ авангард, за ними комсрсанты, потомъ земледльцы, — вс вмст они проложили дорогу солдатамъ и матросамъ, ружье, штыкъ, сифилисъ и водка закрпили колонизацію. Два послдніе фактора быстре и успшне работали, чмъ даже смертоносныя орудія, и туземное племя мало-по-малу изчезало съ лица земли. Англо-саксы съ первобытнымъ населеніемъ длали тоже, что съ первобытной флорой и фауной, — они его уничтожали. Англичанинъ жегъ первобытный лсъ, вырывалъ обгорлые пни, рубилъ и сжигалъ слишкомъ разросшіеся корни, вспахивалъ землю и засвалъ ее злаками, потребными для лондонскаго рынка, гималайскія сосны и кедры онъ замнялъ вязомъ и дубомъ. Онъ слдовалъ чрезвычайно простой теоріи: ‘мы, англосаксонцы составляемъ самую сильную расу, слдовательно намъ должно принадлежать первенство надъ другими расами и мы должны населить собою весь міръ. Нтъ лучше нашихъ барановъ,— мы разведемъ везд девонширскую породу. Наши быки превосходятъ вс другія породы, — мы погонимъ всюду на пастбища лишь одинъ дургэмскій рогатый скотъ, который долженъ замнить собою вс остальныя уничтоженныя нами породы. Паши лошади на скачкахъ обгоняютъ арабскихъ скакуновъ, мы истребимъ арабскую породу. Наша раса, наши животныя, наши растенія, наши машины, наши матеріи, однимъ словомъ, все наше прочне, сильне и лучше, чмъ гд бы то ни было. Самый сильный непремнно и самый достойный, вполн справедливо ему и скушать всхъ остальныхъ. Того требуетъ сама природа, руководящаяся, по словамъ нашего великаго ученаго, двумя законами: ‘естественнымъ подборомъ и борьбой за существованіе’.
Прекрасно! Но дйствительно ли англо-саксонская раса, по сравненію съ другими, самая сильная, и остается такою во всхъ средахъ и при всхъ обстоятельствахъ? Кажется, что нтъ, даже въ завоеванныхъ ею странахъ, она не можетъ похвастать своимъ ршительнымъ превосходствомъ. Считая себя совершенной, она не думаетъ о самоусовершенствованіи, она не желаетъ нигд акклиматизироваться, не хочетъ примняться ни къ какимъ мстнымъ условіямъ. Въ Индіи, которою англичане владютъ влеченіи трехъ генерацій, они вовсе не думаютъ пускать корней и постоянно остаются тамъ иностранцами, нынче столько же чуждыми стран, какъ и въ первый день завоеванія. Они приходятъ туда затмъ только, чтобы разбогатть, чтобы эксплуатировать страну, выжать изъ нея все, что можно. Какъ только они начинаютъ поправлять свои длишки, они вызываютъ въ Индію своихъ англичанокъ, но родившихся тамъ дтей тотчасъ же отправляютъ въ Европу, находя, что для ребятъ индйскій климатъ слишкомъ гибеленъ. Если холера или желтая лихорадка не пожретъ этихъ жадныхъ пришельцевъ, знающихъ одного бога — золотого тельца,— они возвращаются въ отечество, обогащенные золотомъ и желчью, награжденные отъ пресыщенія сильно опухшею печенью. Они грабятъ Индію, но не культируютъ, не развиваютъ ее. Они хозяйничаютъ въ Индіи также, какъ саранча хозяйничаетъ въ пол, которая, пожравъ все до-чиста въ одномъ мст, переходитъ на другое для той же цли. Таково, или приблизительно почти таково же ихъ хозяйствованіе въ Ирландіи, гд они никакъ не могутъ акклиматизироваться, гд мстная женщина остается вчно ихъ врагомъ. Они могли побдить, но не съумли перестроить, они могли утомить всякое сопротивленіе, но не знаютъ, какъ его обезоружить, не желая быть поглощенными побжденной націей, не желая сами поглотить ее, они остались въ стран тмъ же, чмъ были до завоеванія ее, т. е. иноземцами. Они ослабили Ирландію, но Ирландія имъ не принадлежитъ.
Поэтому ничего нтъ удивительнаго, что поземельный вопросъ въ Ирландіи находится совершенно въ исключительномъ положеніи. Теперь, когда уничтоженіемъ политическаго преобладанія англиканской церкви въ Ирландіи, если не окончательно ршенъ гамъ церковный вопросъ, то, по крайней мр, отчасти устраненъ поводъ къ постоянному раздраженію, — теперь поземельный вопросъ выступилъ на первый планъ, и долго еще останется вопросомъ, такъ какъ ни Гладстонъ, ни Англія не въ силахъ ршитъ его какъ слдуетъ. Затрудненія къ его разршенію почти неодолимы. Взглядъ ирландскаго земледльца на землю весьма сходенъ съ понятіемъ о ней великорусскаго крестьянина: ‘міръ — владлецъ земли’. Ирландецъ никакъ не можетъ взять въ толкъ, какимъ это образомъ земля, которую обработыпалъ онъ и его предки, должна принадлежать пришлымъ англичанамъ: никакіе резоны, представляемые буржуазными экономистами, никогда не убдятъ его, онъ остается глухъ ко всевозможнымъ тонкимъ объясненіямъ, онъ просто на просто не понимаетъ буржуазнаго языка. Да и какъ понять ему буржуа, когда онъ его не знаетъ, не видитъ, и не иметъ никакого желанія ни знать его, ни самому обратиться въ него. Въ Ирландіи, какъ и въ Россіи, буржуа — существо исключительное и встрчается только въ городахъ, народная масса не иметъ съ нимъ никакихъ столкновеній. Право буржуа есть право капитала, а это право совершенно неизвстно простымъ обитателямъ деревень. Буржуазія — дочь, и капиталъ — сынъ торговли и промышленности, соединены между собою законнымъ бракомъ, безъ котораго нибудь изъ своихъ факторовъ: промышленности, торговли, капитала или буржуазіи немыслимо никакое буржуазное учрежденіе. Когда англійское правительство, побуждаемое настоятельными представленіями ливерпульскихъ купцовъ и манчестерскихъ мануфактуристовъ, торжественно пообщало имъ сдлать все возможное для уничтоженія въ Ирландіи всякой промышленности и торговли, и совстливо исполнило свое общаніе, оно не предвидло тогда, какія затрудненія приготовляетъ оно государственнымъ людямъ метрополіи. Поставивъ непреодолимыя затрудненія возникновенію въ Ирландіи буржуазіи, и желая имть на остров только бдствующихъ плотовъ, англійское правительство тмъ самымъ создало препятствія, исключающія возможность въ будущемъ какой бы то ни было мировой сдлки. Послднія всегда бываютъ дломъ посредниковъ, а гд же посредники между нсколькими крупными сеньорами и огромной массой бдствующаго побжденнаго народа? Только теперь, когда правительство серьезно подумало о примиреніи, оно увидло, что нтъ необходимыхъ посредниковъ, а нтъ ихъ, не можетъ состояться и примиреніе. Одна только сила оставлена въ рукахъ бдствующей массы ирландскаго населенія — сила численности, и эту силу оно тщательно бережетъ, и не умаляется эта сила несмотря на постоянную эмиграцію, уносящую изъ страны ежегодно по 90,000 человкъ, несмотря на частый голодъ, на скудную картофельную пищу, ирландскіе браки отличаются плодовитостію, Ирландія производитъ много дтей, и оти дти вырастаютъ съ ненавистью къ Англіи. Между англійской сеньоріей, владющей землей, и ирландскими нанимателями этой земли существуетъ вчный антагонизмъ, постоянно усиливающійся. Аграрныя преступленія, преобладающія въ ирландскомъ населеніи, самомъ нравственномъ въ свт, съ 87 въ 1860, дошли до 160 въ 1868 году, кром того, но многимъ такимъ преступленіямъ, за отсутствіемъ свидтелей, не могли и не смли начать преслдованіе. Когда управляющій имніемъ получитъ въ глухомъ мст пулю въ спину, никто не слышитъ выстрла, никто не видитъ стрлявшаго, противъ кого же начать процессъ? Самая жертва, если она останется жива, и могла бы указать на преступника, часто не осмливается позвать его въ судъ, хорошо зная, что вс выставленные ею свидтели отрекутся и преступникъ будетъ оправданъ. Оттого самыя дерзкія преступленія совершаются среди благо дня и остаются безнаказанными. Число ихъ, при теперешнемъ населеніи въ 3,200,000 человкъ, превышаетъ число такихъ же преступленій, совершавшихся при населеніи въ 8 милліоновъ душъ. Англійское правительство платитъ ирландской полиціи громадную сумму отъ 20 до 22 милліоновъ франковъ въ годъ, что, по словамъ лорда Клаприкарда, составляетъ по 20 франковъ на каждаго взрослаго человка. Но и этихъ громадныхъ расходовъ оказывается недостаточно, и Англія намревается наградить счастливый Эринъ еще новой коллекціей полисменовъ. Дло идетъ теперь о терроризированіи Ирландіи, что можетъ повести за собой самыя ужасныя послдствія. Трудное добываніе пропитанія сдлается тогда еще затруднительне, и ничего не будетъ удивительнаго, если водворится анархія, бывали и прежде времена въ Ирландіи, когда килограммъ хлба стоилъ человческой жизни. Вмсто того, чтобы принимать раціональныя мры противъ страшнаго врага — голода, обычнаго явленія въ Ирландіи, англійское правительство и англійскіе землевладльцы къ Ирландіи, повидимому, употребляютъ вс усилія сдлать его постояннымъ гостемъ въ несчастной стран. На долю побдителей досталось возрастающее обогащеніе, на долю побжденныхъ — вчная, усиливающаяся нищета. И при этихъ страшныхъ условіяхъ англичане-землевладльцы въ Ирландіи только и думаютъ объ одномъ, какъ бы побольше пахатныхъ земель обратить въ пастбища, которыя бы давали средства для содержанія и разведенія въ Ирландіи англійскаго скота, составляющаго гордость Джонъ-Буля. Они, правда, несутъ налогъ въ пользу бдныхъ, они поддерживаютъ богадльни, страннопріимные и рабочіе дома, они поступаютъ въ отношеніи нанимателей земель совершенно законно, они не отступаютъ даже отъ ходячихъ законовъ политической.экономіи и даже прилагаютъ вс стараніи для усиленія производительности. Англійскіе экономисты не могутъ нахвалиться ихъ гуманностію и разумнымъ образомъ дйствіи и сильно возстаютъ на правительство Гладстона за его вмшательство въ дла этихъ цивилизованныхъ собственниковъ. ‘Чего суется англійскій первый министръ не въ свое дло? твердятъ они. Съ какого права онъ предполагаетъ ограничить сеньоріальную собственность? Съ какой стати вмшивается онъ въ свободныя условія между сеньорами и нанимателями? Разв наниматель не можетъ отказаться отъ участка, находящагося въ его пользованіи, если онъ найдетъ условія пользованія для себя невыгодными? Съ чего это вздумалъ Гладстонъ заглядывать въ чужіе карманы, вводя нелпый законъ, но которому съ отказомъ нанимателю отъ пользованія участкомъ, онъ избавляется отъ уплаты долговъ, которые можетъ считать на немъ владлецъ? Вдь если трактирщикъ отказываетъ своему постояльцу отъ квартиры, отъ него не отнимается право взыскивать съ этого постояльца за обды, которые тому вздумалось кушать въ долгъ. На какомъ основанія Гладстонъ требуетъ, чтобы мы предупреждали за годъ нанимателей, если вздумаемъ взять отъ нихъ нашъ участокъ земли, отданный нами же имъ въ пользованіе? Это умалитъ нашъ авторитетъ и наше вліяніе, Гладстонъ, возлагая на насъ часть налога, хочетъ лишить насъ части нашего благосостоянія. Этого мало. Онъ выдумываетъ какія то новыя свои правила, будто бы для облегченія продажи и перепродажи участковъ, онъ толкуетъ о какихъ-то вознагражденіяхъ за улучшенія въ хозяйств, произведенныя нанимателями — какъ будто этимъ самымъ улучшеніемъ они не увеличиваютъ своего дохода,— онъ предлагаетъ самому правительству (слушайте: правительству!) оказывать кредитъ нанимателямъ нашихъ земель. Но понимаете ли вы, что изъ этого можетъ выдти? Вдь это значитъ, лишить насъ нашей собственности и передать ее въ руки нанимателей. 11 чьими же руками совершится такая передача? Руками самого правительства. Государство заключаетъ союзъ съ моимъ нанимателемъ противъ меня: если наниматели съ помощію правительства будутъ производить значительныя улучшенія въ хозяйств участковъ, за которыя я обязанъ буду ихъ вознаграждать, откуда возьму я нужныя для того средства. 11 сдлаюсь неоплатнымъ должникомъ моего нанимателя. Наконецъ, я вовсе не желаю этихъ улучшеній въ хозяйств, он противны моимъ интересамъ, и я долженъ молчать, долженъ соглашаться на нихъ. Но къ чему же тогда приведутъ насъ г. Гладстонъ и его послдователи? Онъ идетъ революціоннымъ путемъ и не предвидится конца его нововведеніямъ. На Ирландіей, онъ примется за Шотландію и Англію, поршивъ съ поземельнымъ вопросомъ, онъ захочетъ вводить такія же реформы въ области промышленной — подобнымъ господамъ нтъ удержу. На континент уже шевелятся разныя фабричныя населенія и посылаютъ депутатовъ къ Шнейдеру или Либиху. Неужели англійскій премьеръ желаетъ, чтобы и у насъ повторялись подобныя же сцены, только въ нсколько иныхъ, несравненно боле опасныхъ размрахъ?’
Вотъ въ общихъ чертахъ главнйшія возраженія со стороны защитниковъ statu quo въ поземельномъ вопрос въ Ирландіи, яростно напавшихъ на проектъ закона, предложенный Гладстономъ, но какъ ни вски были эти возраженія въ глазахъ консервативной части палаты общинъ, гладстоновскій билль былъ принятъ палатой, за него высказалась не только либеральная буржуазія, но даже многіе реакціонеры изъ аристократовъ. Тмъ не мене, какъ ни либераленъ билль, онъ не можетъ вполн удовлетворить ирландцевъ, желающихъ боле радикальнаго разршенія своего поземельнаго вопроса, отъ котораго прямо зависитъ ихъ существованіе. Осторожный Гладстонъ принялъ проекты Прадта и Милля, по значительно ихъ измнивъ, въ смысл консервативномъ, несмотря даже на то, что и въ первоначальномъ ихъ вид, они все еще не вполн удовлетворяли радикальной реформ. Милль, философъ, государственный дятель и честный человкъ, требовалъ учрежденія комиссіи съ чрезвычайными полномочіями, которая должна была переврить вс участки и произвести имъ должную оцнку, и на мст же, соображаясь со своими открытіями, назначить наемную плату. Такимъ образомъ опредленная годовая рента сдлается нормальною и ле можетъ быть измнена по вол сеньора, а ферма будетъ считаться принадлежащею уже фермеру, обязанному уплачивать за нее опредленный оброкъ или самому прежнему владльцу, обращенному такимъ образомъ въ рантье-капиталиста, или же государству, принимающему на себя посредничество между фермеромъ и сеньоромъ.
Проектъ Милля былъ дополненъ Брайтомъ, желавшимъ, чтобы правительство открыло кредитъ крестьянамъ для покупки участковъ, начиная съ имніи тхъ землевладльцевъ, которые не живутъ въ стран. Брайтъ, однакожъ, не высказалъ, какой, по его мннію, долженъ быть выкупъ: принудительный или но добровольному соглашенію. Между тмъ разршить этотъ вопросъ было необходимо, такъ какъ выкупъ въ Ирландіи можетъ состояться только принудительный и но нормальнымъ цнамъ, опредленнымъ правительствомъ. Иначе, землевладльцы или вовсе не согласятся на него или потребуютъ невозможныя цлы.
Брайтъ и Стюартъ Милль, слдовательно, очень близко подходили къ разршенію вопроса. Лучшаго проекта въ принцип англійское правительство и не могло бы придумать. Что касается до подробностей, то въ вол правительства было измнить ихъ или дополнить, смотря но надобности. Но для приведенія въ исполненіе радикальнаго проекта требуются и радикальныя мры. На нихъ-то и не ршился Гладстонъ, хотя имъ сочувствовалъ, и прибгъ къ полумрамъ, которыя, разумется, приведутъ къ обычнымъ результатамъ: сильно раздражатъ однихъ, противъ кого они направлены, и не удовлетворятъ другихъ, въ пользу которыхъ приняты. Послдуетъ всеобщее неудовольствіе. Англійскаго землевладльца въ Ирландіи и ирландскаго земледльца нужно развести совсмъ, такъ какъ примирить ихъ интересы путемъ полууступокъ невозможно. Англійскій землевладлецъ посылаетъ ирландца изъ его отечества за море, въ Америку. Ирландецъ желаетъ отплатить англичанину тмъ же и послать его тоже за море, но въ Англію, т. е. возвратить его въ настоящее его отечество. Англичанинъ пытается наводнить Ирландію любезными ему стадами барановъ и быковъ, ирландецъ, съ своей стороны, желалъ бы въ изобиліи разведенные англичанами луга превратить въ пахотныя поля, получать съ нихъ хлбъ, и если держать какой нибудь скотъ, то разв однихъ свиней, которыхъ удобно откармливать корнеплодными растеніями, удобряющими землю подъ хлбъ. Люди разсудительные и истинные филантропы, какъ Брайтъ и Стюартъ Милль, понимаютъ очень хорошо положеніе длъ и предлагаютъ мирно развести противниковъ, удовлетворивъ одного землей, а другого денежнымъ вознагражденіемъ. Кажется, совершенно справедливо, и хотя законъ, проведенный Гладстономъ, повидимому, составленъ на тхъ же основаніяхъ и допускаетъ разводъ соперниковъ, но онъ затягиваетъ дло на такой длинный срокъ, что почти уничтожаетъ вс благодтельныя послдствія раціональной мры.
Положеніе Ирландіи теперь таково, что его улучшить могло бы только быстрое и радикальное разршеніе существеннаго для страны поземельнаго вопроса. Въ то время, какъ цна на хлбъ и картофель въ Ирландіи, подъ давленіемъ вншняго хлбнаго рынка, постоянно увеличивалась, заработная плата земледльческимъ и фабричнымъ рабочимъ и ремесленникамъ оставалась почти неизмнной: въ Ирландіи въ 75 лтъ она едва удвоилась, тогда какъ въ Англіи за это время утроилась и учетверилась, а въ Шотландіи ушестерилась. Однакожъ, почва Ирландіи плодородне, а климатъ умренне, чмъ въ Шотландіи. Не разъ уже спекуляторы пытались ввести въ Ирландію англійскіе капиталы и покорить ее торговлей, промышленностію и улучшеннымъ земледльческимъ хозяйствомъ, которыя, думали, скоре приведутъ къ цли, чмъ разрушительное дйствіе ядеръ, пуль и штыковъ. Но вс эти попытки кончались неудачно. Ирландскіе наниматели участковъ боязливо сторонились отъ этихъ цивилизованныхъ собственниковъ, желающихъ водворить въ ихъ стран улучшенное хозяйство. Спекуляторы забывали, что между англичанами и ирландцами существуетъ взаимная непріязнь, что ирландецъ жертва цлаго ряда несправедливостей, сдланныхъ противъ него англичаниномъ. Можетъ быть, гд нибудь и возможно политическими реформами утишить политическую ненависть, явившуюся результатомъ завоеванія и поддерживаемую антагонизмомъ между расами,— не хотимъ спорить, можетъ быть, въ иныхъ странахъ и возможенъ такой исходъ, но что касается Ирландіи, то противъ тамошней ненависти необходимо другое лекарство, и оно заключается единственно въ соціальной реформ, которая могла бы мирно совершиться, еслибъ былъ принятъ проектъ Милля и Брайта, дополненный нкоторыми подробностями, помогающими безотлагательному разршенію вопроса.
Полумры, предложенныя Гладстономъ, какъ мы сказали, не удовлетворятъ страну. Но именно потому, что они не удовлетворяютъ страну, они и приняты англичанами, несмотря на оппозиціонные крики въ сред консервативной партіи. Еслибъ эти мры вполн удовлетворяли Ирландію, англичане, въ рукахъ которыхъ находится власть, вроятно бы ихъ по приняли. Цлыя націи, также, какъ и отдльныя личности, со страхомъ смотрятъ на всякія рзкія и ршительныя перемны. Традиція оказываетъ на весь народъ въ совокупности еще боле сильное вліяніе, чмъ на отдльныхъ людей.
Но если Гладстонъ дйствовалъ нершительно въ этомъ существенномъ для умиротворенія Ирландіи вопрос и представилъ законъ, который можетъ дать благотворные результаты разв въ неопредленномъ отдаленномъ будущемъ, онъ поступилъ ужь слишкомъ ршительно, вводя законъ несправедливый, имющій цлію, посредствомъ крайнихъ репрессивныхъ мръ, привести страну къ пассивному повиновенію. Гладстонъ, въ этомъ случа, дйствовалъ подобно тому плательщику который, подписавъ общаніе заплатить часть своего долга, вслдъ за этимъ даетъ пощечину своему кредитору. Гладстонъ, который съ такимъ поразительнымъ краснорчіемъ громилъ несправедливыя мры, принятыя австрійцами въ ломбардо-венеціянскомъ королевств, Наполеономъ III во Франціи посл государственнаго переворота, неаполитанскимъ королемъ противъ своихъ подданныхъ,— этотъ самый Гладстонъ прибгаетъ къ подобнымъ же мрамъ въ Ирландіи. Въ Ирландію посланы новые батальоны войскъ, туда отправлены вновь набранныя роты полицейскихъ. Для полицейской дятельности открывается теперь широкая арена:— въ ея полное распоряженіе отдаются подозрительные, а опредлять степень подозрительности предоставляется самой полиціи. Въ этотъ разрядъ попадутъ, разумется, вс, которые почему либо не поправятся полиціянтамъ. Полиціи дано право арестовывать всякаго, кого она сочтетъ нужнымъ задержать. Съ этихъ поръ полиціи предоставляется право вторгаться всюду, чтобы отыскивать ружья, порохъ, заговорщиковъ. Туземцамъ будетъ запрещено имть оружіе даже для охоты, даже заплатившимъ уже за право охотиться. Легальная процедура противъ подозрительныхъ упрощена до послдней степени, т. е. они совершенно отданы на произволъ судей. Маленькимъ судейскимъ чиновникамъ дана огромная власть въ ихъ сфер: они безапелляціонно могутъ приговаривать даже до 24 мсяцевъ тюремнаго заключенія. Лорду-лейтенанту, вице-королю Ирландіи, даны чрезвычайныя полномочія противъ прессы,— да, противъ свободы національной прессы. Съ этихъ норъ администраціи предоставлено право останавливать изданія, закрывать типографіи, но ея произволу сажать писателей въ тюрьму и пр. и пр., однимъ словомъ, принимать такія мры, съ какими мы познакомились изъ мемуаровъ, изданныхъ жертвами прежняго неаполитанскаго правительства, и какія раскрыты въ послднее время на трибун законодательнаго французскаго собранія и многочисленными писателями, взявшими темой своихъ сочиненій государственный переворотъ и время дятельности второй французской имперіи. И эти ренресивныя мры вводитъ Гладстонъ, замчательный государственный человкъ, извстный политико-экономъ, въ лучшемъ значеніи этого слова, либералъ, честный человкъ, талантливый министръ, боле талантливый, чмъ Робертъ Пиль,— тотъ самый Гладстонъ, которому мы удивлялись и котораго глубоко уважали. Тяжело говорить о непростительныхъ ошибкахъ такихъ людей, какъ Гладстонъ. Но, что длать, въ качеств журналиста, мы не можемъ обойти ихъ молчаніемъ и констатируемъ фактъ, какъ ни непріятно намъ это длать.
Уменьшаетъ ли вину Гладстона сознаніе, что онъ вынужденъ былъ дйствовать такимъ ретрограднымъ образомъ, подвергшись давленію общественнаго мннія? Его упрекали въ слабости, въ потачк, въ трусости, даже въ подлости, его называли измнникомъ и защитникомъ убійцъ. Палата общинъ забрюзжала, когда Гладстонъ назначилъ комиссію дли изслдованія, какъ обращались въ тюрьм съ О’Донованомъ Росса, избраннымъ членомъ въ англійскій парламентъ. Таже палата выразила ему шумные знаки сочувствія, когда узнала, что Гладстонъ намревается принять ршительныя мры противъ національной прессы Дублина, Корка и Лимерика, сама англійская пресса, какъ консервативная, такъ и либеральная, на вс лады старалась доказать, что существующихъ уже въ Ирландіи войскъ и полиціи недостаточно для поддержанія тамъ порядка. Еслибъ Гладстонъ былъ дйствительно великій человкъ, онъ, разумется, имлъ бы мужество дйствовать противъ общественнаго мннія. Къ тому же насъ нисколько не можетъ утшить убжденіе, что въ несправедливомъ дл виновна цлая нація, ничто не можетъ быть печальне этой ненависти, которую постоянно выказываетъ Великобританія своей младшей сестр Ирландіи! По пусть Англія не забываетъ, что несправедливость и безпричинная ненависть никогда не остаются безъ возмездія!

——

Во Франціи еще не улеглись толки о знаменитомъ процесс въ Тур, о принц Пьер Бонапарт, застрлившемъ журналиста Виктора Нуара, о знаменитомъ императорскомъ прокурор Гранднере, который, представляя собой обвинительную власть въ турскомъ верховномъ суд, — взялъ на себя защиту подсудимаго вопреки прямого смысла закона, и сталъ обвинять убитаго. Этотъ процессъ настолько извстенъ на обоихъ полушаріяхъ, что будетъ безполезно слишкомъ подробно трактовать о немъ въ нашей хроник. Но мы должны заняться главнымъ героемъ его, а также слдствіями процесса во Франціи. Принцъ Пьеръ — сынъ Люціана Бонапарта, старшаго брата Наполеона I Бонапарта, такъ что слдуя обычнымъ монархическимъ правиламъ престолонаслдія, онъ, какъ представитель старшей линіи, имлъ бы боле правъ на французскій престолъ, чмъ ныншній императоръ, происходящій отъ младшей линіи, еслибы фамиліи Бонапартовъ престолъ достался не вслдствіе насильственнаго переворота, а легитимнымъ путемъ. но какъ въ подобныхъ обстоятельствахъ о прав не можетъ быть и рчи, то выигрываетъ тотъ, у кого боле силы и кто обладаетъ большей смлостью и энергіей. Принца Пьера нельзя обвинять въ недостатк энергіи, но у него энергія особаго сорта, и онъ поневол долженъ былъ отдать пальму первенства своему двоюродному брату Луи-Панолеону и признать его своимъ повелителемъ. Со времени новаго утвержденія на французскомъ императорскомъ трон фамиліи Бонапартовъ, принцъ Пьеръ остался жить въ Париж, но жилъ въ изгнаніи отъ двора, не являясь ни на одну оффиціальную церемонію въ Тюльери. Причина этого отчужденія, кром старинной непріязни между кузенами, лежала еще въ томъ обстоятельств, что принцъ Пьеръ вздумалъ сочетаться законнымъ бракомъ съ своей кухаркой, родившейся въ улиц св. Маргариты, въ сент-антуанскомъ квартал. Не питая особенной склонности къ своему кузену, принцъ Пьеръ любитъ подчасъ разсказать анекдотцы изъ скитальческой жизни Луи-Наполеона, а также иногда подтрунить надъ невсткой, происходящей изъ знаменитой испанской фамиліи Гусманъ д’Альфаране (отъ одной отрасли этой фамиліи происходитъ также знаменитйшій маршалъ Примъ). Но эти анекдоты принцъ разсказываетъ втихомолку, припоминая, что полная приключеній жизнь его слишкомъ хорошо извстна кузену-императору, который при случа можетъ напомнить ему о ней, и напомнить съ достодолжной энергіей. А эта жизнь, въ особенности въ Рим, полна скандаловъ, въ которыхъ не разъ игралъ роль пистолетъ и даже ножъ. Жестокость и вроломство принца Пьера были извстны всему Риму, съ нимъ избгали встрчаться и только добрякъ папа Григорій XVI могъ терпть его въ своей столиц и прощать ему вс его баловства. Его амурные подвиги, по своей безцеремонности, надлали не мало шума въ вчномъ город и довели принца до бды. Ему полюбилась одна двчонка, любовница какой-то темной личности. Не долго думая, онъ похитилъ ее. Подобныя оскорбленія римляне не любятъ оставлять безъ возмездія. Оскорбленный любовникъ донесъ папской полиціи на принца, обвиняя его въ разныхъ недозволенныхъ поступкахъ и вмст съ тмъ вызвалъ принца на ссору, результатомъ которой былъ ударъ ножомъ, поразившій доносчика и оскорбленнаго любовника. Полиція могла оставить безъ вниманія доносъ на принца, но ударъ ножомъ — событіе, хотя и довольно обыкновенное въ Рим, но все же слишкомъ скандальное. Принцъ Пьеръ познакомился съ тюрьмой въ замк св. Ангела, гд онъ пробылъ нсколько мсяцевъ, и потомъ съ жандармами былъ препровожденъ за границу папскихъ владній. Принцъ отправился на Іоническіе острова, высадился въ Корфу и на первыхъ же порахъ поссорился съ таможеннымъ чиновникомъ, котораго убилъ. Затмъ онъ отправился въ Соединенные Штаты. Въ Нью-Іорк снова поссорился съ однимъ прохожимъ и ранилъ его выстрломъ изъ пистолета, рана была легкая и принцъ откупился отъ отвтственности, заплативъ раненому значительную сумму денегъ. Если ко всмъ ятямъ кровавимъ происшествіямъ прибавить множество дуэлей, которыя имлъ принцъ Пьеръ, между прочимъ съ красавцемъ Ньюкерне, протеже принцессы Матильды, то легко себ составить понятіе о запальчивомъ характер этого корсиканскаго принца. Убійство Нуара было результатомъ газетной статьи. Принцъ Пьеръ, но словамъ его адвокатовъ, любитъ литературу, свободное отъ занятій время онъ употреблялъ на переводъ стихами трагедіи Навуходоносоръ, въ качеств литератора, онъ отдалъ свое перо на служеніе наполеоновской династіи и при всякомъ удобномъ случа разражался ругательствами противъ республиканской оппозиціи, избравъ ареной для своей дятельности одну корсиканскую газету. Въ тоже время онъ послалъ Рошфору вызовъ на дуэль. Корсиканецъ Паскаль Груссе тоже, съ своей стороны, вслдствіе оскорбленія въ печати, нанесеннаго ему принцемъ Пьеромъ, послалъ послднему вызовъ черезъ своихъ секундантовъ: Ульриха Фонвьеля, редактора Марсельезы, гарибальдійскаго солдата и офицера въ арміи Соединенныхъ Штатовъ противъ рабовладльцевъ, и Виктора Нуара, молодого человка, сильно польщеннаго доставшейся ему честью. Секунданты вошли въ домъ принца, Паскаль Груссе остался на улиц я черезъ нсколько минутъ услышалъ два выстрла. Викторъ Нуаръ, держа шляпу въ рукахъ, вышелъ изъ двери, шатаясь, и упалъ на землю бездыханный, за нимъ вышелъ Фонвьель, въ окровавленныхъ рукахъ у него былъ пистолетъ, онъ громко заявлялъ о совершившемся убійств. Что тамъ произошло — никто не могъ сказать, были только два свидтеля кроваваго происшествія, оба враги нрница, и изъ нихъ одинъ убитъ.
Нашимъ читателямъ уже извстенъ разсказъ Фонвьеля о кровавомъ событіи (см. No 1 ‘Дло’). Принцъ же утверждалъ, что онъ употребилъ въ дло пистолетъ, по полученіи пощечины отъ Нуара.
Кто правъ: Фонвьель или принцъ Пьеръ? Общественное мнніе ни минуты не колебалось. Предшествовавшая жизнь принца, его странныя привычки и обычаи, легкость, съ какой онъ не разъ прежде прибгалъ къ пистолету,— все это говорило не въ его пользу, и изъ всхъ, многочисленныхъ органовъ французской прессы, только одна газета Кассаньяковъ, отца и сына, подала голосъ въ защиту принца Пьера. Но вдь извстно, что самое пропащее то дло, которое вздумаютъ защищать эти батюшка и сыночекъ, — оба пресловутые бойцы за принципы второй имперіи. Остальные же органы сильно порицали принца и ходъ процесса, веденный противъ него верховнымъ судомъ, засдавшимъ въ Тур.
Вс французы равны передъ закономъ,— вроятно, руководясь этимъ основнымъ положеніемъ французской конституціи, правительство второй имперіи передало дло принца Пьера на сужденіе спеціальнаго верховнаго суда, составленнаго изъ сановниковъ судебнаго міра, т. е. изъ крупныхъ собственниковъ и высшихъ чиновниковъ, избранныхъ въ эти должности Руэ и Форкадомъ. Если же кто изъ нихъ выказывалъ независимость и даже малйшую долю либерализма, его тотчасъ же оттирали, такъ что въ конц концовъ на этихъ мстахъ остались только преданные бонапартисты самой чистой воды. Самъ же принцъ былъ посаженъ въ тюрьму, но не въ Мазасъ, куда обыкновенно заключаютъ обвиняемыхъ въ убійств, а въ Консьержери, въ квартиру директора тюрьмы, который, такимъ образомъ, невольно промнялъ свое директорство на должность почтительнйшаго слуги принца. Во время своего заключенія въ Консьержери, принцъ свободно могъ сноситься съ своими друзьями и слугами, что, безъ сомннія, помогло ему обставить свой процессъ. Полиція явилась къ его услугамъ и отыскала для него многихъ свидтелей, которые за деньги и подарки согласились показать противъ Фонвьеля и Луара все, что имъ ни приказывали. Все длалось такъ гласно, что эти незаконные происки ни для кого не были тайной въ Париж, можно было указать на лицъ, взявшихъ на себя обязанность заправлять этимъ дломъ. Когда же все было подготовлено, когда убдились, что сдлано все, что можно было сдлать въ пользу принца, тогда наконецъ собрался судъ. По обыкновенному порядку, принятому во французскихъ судахъ, подсудимый вводится въ залу засданія въ сопровожденіи двухъ жандармовъ-солдатъ. Принцъ ршительно отказался явиться въ такомъ сообществ и, вмсто двухъ солдатъ, ему придали жандармскаго капитана, который имлъ видъ какъ бы адъютанта, выступающаго мрнымъ шагомъ за своимъ генераломъ. Началось судебное слдствіе, принцъ время отъ времени разражался ругательствами противъ свидтелей, выставленныхъ Фонвьелемъ, противъ адвокатовъ, противъ журналистовъ, даже противъ убитаго имъ человка, онъ багровлъ отъ гнва и безпрестанно повторялъ: ‘всему причиной эта демагогическая сволочь!’ Президентъ суда, императорскій прокуроръ, оффиціальный обвинитель, судьи и присяжные обращались съ принцемъ самымъ деликатнымъ образомъ, даже высказывали ему любезности: президентъ говорилъ съ нимъ, какъ нжный отецъ, обвинитель обращался къ нему съ такой миной, съ какой любящая мать обращается къ своему дтищу. Выступила цлая масса свидтелей въ пользу принца и противъ Фоітьеля, набранная отовсюду, подъ предводительствомъ запвалы хора, домашняго медика принца, наглой и дерзкой личности. Каковы свидтели, таковы были и ихъ свидтельскія показанія. Одинъ уврялъ, что встртилъ Фонвьеля, Нуара и Груссе, хавшихъ въ закрытой карет и, когда они на перекрестк, задержанные толпой, остановились, слышалъ ихъ разговоръ: они говорили о томъ, что принцу слдуетъ дать нсколько пощечинъ. Другой заврялъ, что Нуаръ былъ просто пьянчуга, а Фонвьель мошенникъ, укравшій гд-то 17 серебряныхъ тарелокъ, что же касается принца, то по отзывамъ этихъ подкупленныхъ свидтелей, это былъ гражданинъ кроткій, со всми любезный и всегда готовый на доброе дло. Когда же Фонвьель въ раздраженіи назвалъ принца убійцей, судьи немедленно составили протоколъ и присудили Фонвьеля къ десятидневному заключенію въ тюрьм. Окончательнымъ результатомъ процесса вышло оправданіе принца Пьера, судьи признали его жертвой адскаго заговора, онъ былъ въ необходимости защищаться противъ нападенія на его жизнь и на его честь. Оправдывая принца, судъ тмъ самымъ обвинялъ Фонвьеля въ низкой клевет. Почему же судьи, вьшеся оправдательный приговоръ принцу, не осудили Фонвьеля, ну хоть бы на галеры? Зачмъ, наконецъ, они же наложили на неповиннаго принца вознагражденіе въ 23,000 франковъ, кого ое онъ обязывался уплатить отцу убитаго имъ Виктора Нуара? Что-то ужь совсмъ не послдовательно!
Приговоръ верховнаго суда во всей Франціи произвелъ самое непріятное впечатлніе, и повелъ къ весьма невыгоднымъ заключеніямъ по отношенію къ судьямъ и вообще французской юриспруденціи. Гд же равенство передъ закономъ, которымъ такъ тщеславятся французы? Гд же исполненіе громкихъ общаній либеральнаго министерства? Такъ вотъ къ чему привело насъ примиреніе либеральной буржуазіи съ ретрограднымъ бонапартизмомъ! Судьи и прокуроръ растаркиваются предъ подсудимымъ, присяжные уже до начала слдствія оправдываютъ его. Нечего сказать, хороша ваша искренняя парламентская система?
Съ немалымъ изумленіемъ было замчено, что по только солдаты и офицеры турскаго гарнизона, но даже и мстная жандармерія выказали свою полнйшую симпатію къ представителямъ демократической партіи, явившимся въ судъ или въ качеств свидтелей или адвокатовъ, и это въ то именно время, когда крупная буржуазія и высшее чиновничество отнеслись къ нимъ почти враждебно. Эти симпатіи со стороны войска были такъ явны и сопровождались такими фактами, что въ искренности ихъ нельзя было сомнваться. Демократы едва ли ожидали одобренія съ этой стороны, и потому, понятно, были глубоко тронуты ими и обрадованы. Разумется, этому факту нельзя придавать особенной важности, онъ пока составляетъ исключеніе изъ общаго правила, такъ какъ бонапартистская партія нигд не иметъ такихъ горячихъ друзей, какъ въ арміи. Но тмъ не мене, уже потому нельзя игнорировать этого факта, что онъ произвелъ нкоторый переполохъ въ парижскихъ оффиціальныхъ кругахъ, гд очень чутко прислушиваются ко всякому, даже самому ничтожному проявленію оппозиціи.

——

Республиканскія газеты, сильно распространенныя въ сред рабочаго населенія, въ послднее время проникли и въ армію. Вообще объ арміи теперь много говорятъ, сильно интересуются то, можетъ быть, потому, что недавно изъ одной правдивой книги познакомились съ многочисленными страданіями, выпавшими на долю французскаго солдата. Хирургъ Шеню напечаталъ ‘Медицинскую статистику итальянской и крымской компаній’. Въ своемъ полезномъ сочиненіи Шеню говоритъ правду, и одну только правду. Его книга повела ко многимъ печальнымъ открытіямъ. Никто не сомнвался, разумется, что война стоитъ не мало человческихъ жизней: убитыхъ всегда не трудно было сосчитывать во время самыхъ войнъ, реляціи подробно обозначаютъ ихъ цифру, также какъ и цифру раненыхъ. При чтеніи реляцій послдняя цифра но отзывалась слишкомъ тяжело на сердц читателя, потому что онъ какъ-то охотно старался всегда убдить себя, что большая часть изъ этихъ страдальцевъ пылечится и скоро забудетъ о своей невзгод. Еще мене могъ задумываться обыкновенный читатель надъ вопросомъ: что дйствуетъ разрушительне на армію: пули и ядра, или усталость, недостаточная пища и лагерныя неудобства? Что же узнаетъ теперь публика? Ей сообщаютъ, что изъ раненыхъ выздоравливаетъ далеко не такъ много, какъ воображали добросердечные читатели, а усталость, недостаточная пища и лагерныя неудобства въ десять разъ убійственне, чмъ самыя кровавыя сраженія. Маршалъ Бюжо былъ совершенно правъ, когда говорилъ, что несравненно легче вести войска въ бои, чмъ устроить хорошую администрацію для продовольствія войска и сохраненія здоровья солдатъ. И другой, не мене интересный фактъ представляется вниманію публики. Смертность во французской арміи, набранной изъ молодыхъ, здоровыхъ людей, въ мирное время на 43% превышаетъ относительную смертность прочаго населенія Франціи, которое въ различныхъ мстностяхъ вслдствіе неблагопріятныхъ экономическихъ и иныхъ условій, подвергается часто повальнымъ болзнямъ, къ тому же въ численность его входятъ преимущественныя жертвы смерти, какъ-то дти и старики. На 300,000 французскихъ солдатъ, состоящихъ на служб пять лтъ, втеченіе этого періода въ мирное время умираетъ 80,000 человкъ. Еслибъ эти солдаты остались дома, за своимъ плугомъ, то боле 30,000 изъ числа умершихъ должны бы были остаться въ живыхъ. Пропорція больныхъ въ арміи въ мирное время также много превышаетъ такую же пропорцію въ прочемъ населеніи. Она выражается отношеніемъ 4:1,5. Такимъ образомъ, болзненность во французской арміи почти въ три раза большая и, по справедливому мннію Шешо, основанному на строго-научныхъ выводахъ, ее слдуетъ приписать боле всего праздности, въ которой пребываютъ солдаты во время своей гарнизонной службы.
Кром общихъ причинъ, на большую смертность во французской арміи оказываетъ сильное вліяніе нелпое устройство военно-медицинской части, основанное на доведенной до абсурда централизаціи, на непроходимомъ бюрократизм. Въ этой систем медику и хирургу отведена чисто-пассивная роль въ ихъ спеціальномъ дл, въ которомъ они вполн подчинены военному начальству, имющему право по всхъ распоряженіяхъ, относящихся прямо до здоровья солдатъ, не спрашивать даже совта медиковъ. У медика цлая куча начальства, третьестепеннаго, второстепеннаго и первостепеннаго. Невроятно, почти невозможно поврить, но тмъ не мене истина, что французскіе медики и хирурги принадлежатъ не къ личному составу арміи, а составляютъ матеріальную часть ее. Какъ въ теоріи, такъ и въ дйствительности ихъ причисляютъ къ обозу, къ аптек, къ комиссаріатскимъ и провіантскимъ фурамъ. На бюрократическомъ язык это значитъ, что административныя соображенія должны первенствовать надъ медицинскими. Господамъ администраторамъ, такимъ образомъ, отдается право жизни и смерти солдатъ, ихъ здоровье. Эти администраторы — комиссары, съ которыми медикамъ приходится имть постоянныя непосредственныя сношенія, но большей части руководствуются единственно меркантильными соображеніями, многіе изъ нихъ съумли обогатиться въ Аджаріи, во время итальянской и крымской кампаній, и въ особенности въ отдаленныхъ экспедиціяхъ въ Кита и Мехик. Получить мсто такого администратора весьма не трудно, для этого требуются небольшія знанія изъ арифметики и немножко изъ грамматики, а главное ловкость и пронырливость. И вотъ такіе мудрые люди командуютъ надъ хирургами, которые должны получать степень доктора медицины, чтобы имть право вступить въ качеств ученика въ военный хирургическій госпиталь. Какъ говоритъ г. Шеню, ‘анатомія, физіологія, ботаника, естественная исторія должны подчиняться унтеръ-офицеру, приставленному къ купл провіанта и фуража’. Это длается въ видахъ экономіи, потому что медикъ неспособенъ вести такъ выгодно для казны медицинское хозяйство, какъ комиссаръ. Но если такое соображеніе разумно, тогда, чтобы быть вполн послдовательными, слдуетъ комиссару поручать и командованіе арміями. Вдь онъ, съ большей выгодой для казны, чмъ генералъ, съуметъ распорядиться порохомъ.
Нечего тогда удивляться, что болзненность и смертность во французской арміи такъ велики. Вели уходъ за ранеными и больными стоитъ въ одной категоріи съ уходомъ за мулами, то можно ли ожидать какихъ нибудь благопріятныхъ результатовъ. Между тмъ интендантская часть во французской арміи далека отъ совершенства. Напримръ, при начал итальянской кампаніи, интендантство выпустило циркуляръ, въ которомъ съ гордостью заявлялось, что со стороны интендантства приняты необходимыя міры для безостановочнаго и обильнаго продовольствія арміи. И чмъ же кончилось? Въ дружественной и союзной стран, самой плодороднйшей въ Европ, французская армія терпла недостатокъ въ продовольствіи и весьма часто оставалась безъ хлба. Что касается больныхъ и раненыхъ, ихъ положеніе было еще хуже. Въ Монтебелло боле 800 раненыхъ были брошены на произволъ случая и получали продовольствіе, какъ нищіе, отъ общественной благотворительности. Въ Сольферино раненые пять дней оставались на нол сраженія безъ всякой помощи, безъ хлба, безъ воды. Это ужасно, не правда ли? но не такъ у я, ясно, какъ въ Крыму, на Инкерман, гд, но донесенію Фз, адъютанта маршала Боске, несчастные раненые были кучами сваливаемы въ палаткахъ и мучались иногда по восьми и десяти дней, ожидая, пока займутся ими! Многіе изъ нихъ, получивъ легкіе раны, однакожъ умирали, потому что не могли дождаться настоящей перевязки. Не было необходимыхъ хирургическихъ инструментовъ, недоставало необходимыхъ лекарствъ, а интенданты отговаривались экономіей, выгодами для казны. Хирурговъ было такъ мало при арміи, что, напримръ, при Маджент каждому изъ нихъ пришлось длать операціи и перевязки 1 73 раненымъ, а при Сольферино одинъ хирургъ пришелся на 1500 такихъ раненыхъ. Какая же страшная работа выпадала на долю док торовъ и что они могли сдлать, имя въ своемъ распоряженіи сутки къ 24 часа, а не боле! На 160,000 французскую армію въ итальянской кампаніи было всего 182 медика какъ въ госпиталяхъ, такъ и при самихъ войскахъ. Приходилгсь на 1,000 человкъ мене одного медика (только 8/10), а подъ Севастополемъ и еще мене того: всего 7/10. Такой безурядицы не встрчается ни въ одной, европейской армія. Въ кампаніи 1866 г. прусская армія имла 1,963 медика (во всей французской арміи въ 1869 г. ихъ было всего 996), при Садовой помощь раненымъ подавали 1,904 медика (во французской арміи при Сольферино ихъ было всего 134). Правительство Фридриха-Вильгельма, значитъ, тратитъ для пособія раненымъ въ своихъ войскахъ въ 13 разъ боле, чмъ правительство Луи-Наполеона. Это, вдь, цифры, а не реторичеекія фигуры. Въ Крыму англійская армія, втрое малочисленне французской, имла столько же медиковъ, сколько и послдняя — 430, къ тому же число это we уменьшалось во все время войны, тогда какъ французы за это время потеряли отъ разныхъ случаевъ 82 медика и они не были никмъ замщены. Это опять цифры. Оставляя убитыхъ, которыхъ было не мало, обратимся къ цифрамъ смертности отъ скорбута и гифа. Отъ перваго во время второй зимы въ крымскую кампанію умерло во французской арміи 964 человка, въ англійской всего одинъ. Отъ тифа французовъ 10,278, англичанъ 16, такимъ образомъ эти дв болзни отняли у французовъ 11,242 человка, у англичанъ всего 17. На тысячу человкъ общей численности арміи, у французовъ умерло 86 человкъ, а у англичанъ всего 3/10, у французовъ въ 225 разъ боле, чмъ у англичанъ. Лагери обоихъ войскъ находились рядомъ и, повидимому, совершенно въ одинаковыхъ условіяхъ. Но, можетъ быть, англійская раса несравненно выносливе французской? Напротивъ, въ первую зиму, когда англичане не успли еще устроиться, соображаясь съ гигіеническими условіями, смертность отъ тифа и скорбута въ ихъ лагер въ три раза превышала французскую. Значитъ, надо винить не природу, а преимущественно гг. интендантовъ и комиссаровъ и иныя прочія условія, нисколько независящія отъ принадлежности къ той или другой рас. Эта ужасная смертность въ лагер англійскихъ войскъ въ Крыму сильно возбудила общественное мнніе страны, либеральная печать своими разъясненіями и прямымъ, указаніемъ на виновныхъ, еще боле усилила неблагопріятное впечатлніе, и англійское общество твердо и ршительно заявило спою волю о принятіи немедленныхъ мръ къ исправленію злоупотребленій. Вс госпитальные комиссары были тотчасъ же уволены, и замнены — какъ вы думаете, кмъ?— двушкой, миссъ Найтингэль! Прибывъ въ лагерь подъ Севастополь, миссъ Флоренса энергически принялась за дло. Она нашла страшную грязь въ помщеніяхъ, отведенныхъ для госпиталей, блье и перевязки для ранъ ужасали своей неопрятностью, за больными не умли ходить. Очистивъ все отъ грязи и неопрятности, она установила правильный и разумный уходъ за больными: по самому безпристрастному разсчету она спасла боле 90% изъ числа тхъ больныхъ, которые, при прежнемъ неустройств, наврное сдлались бы жертвами эпидеміи. И въ то время, когда миссъ Найтингаль какъ бы чудомъ вносила здоровье въ загноенные, ужасные госпитали, французскіе медики продолжали конючить передъ интендантами, Христомъ-Богомъ выпрашивая у нихъ отпуска необходимыхъ припасовъ, и получали разв третью часть и то весьма сомнительнаго качества. Когда же медики высказывали свои возраженія, мужественные интенданты постоянно отвчали имъ: ‘мы лучше васъ знаемъ, что нужно и чего не нужно’.
Для ученаго, который пожелалъ бы получить данныя въ большихъ размрахъ относительно степени вліянія гигіены, лагерь союзныхъ войскъ въ Крыму въ 1855 и 1856 годахъ представляетъ драгоцннйшій матеріалъ. Тутъ дло не гадательное, а прямыя цифры, представляющія собою голый, внушительный фактъ.
Въ первую зиму, въ періодъ постоянной борьбы съ оружіемъ въ рукахъ, французы изъ 75 тысячнаго наличнаго состава арміи потеряли раненыхъ и больныхъ 10,934 человка, т. е. по 145,8 на 1,000. Въ тоже время англичане на свой 31 тысячный отрядъ потеряли 10,989 человкъ, т. е. 354,5 на 1,000, въ 2 1/2 раза боле, чмъ французы. Произошло это оттого, что французы лучше устроились въ своемъ лагер, и французское интендантское управленіе, длавшее многочисленныя злоупотребленія, все еще не дошло до того безстыдства, какимъ отличалось оно впослдствіи, и какое замчалось въ англійскомъ.
Во вторую зиму, когда войска скоре стояли въ мирномъ лагер, чмъ на боевой позиціни, въ 130,000 французскихъ солдатъ, умерло 21,191, т. е. 153 на 1,000. Въ тоже время 50,000 англійская армія потеряла всего 606 человкъ, т. е, 12,1 на 1,000, въ 13 1/2 раза мене, чмъ французская.
Если бы англичане слдовали прежней систем, они лишились бы еще 19,814 человкъ, эта масса людей, оставшаяся въ живыхъ, обязана своимъ спасеніемъ разумной, честной дятельности миссъ Найтингэль.
Если бы у французовъ была своя миссъ Найтингэль, они избавили бы отъ смерти 20,265 человкъ. Потеря этихъ послднихъ должна лежать на совсти интендантскаго управленія, если впрочемъ оно обладало ею.
Когда миссъ Найтингэль взяла въ свои руки бразды санитарнаго правленія, смертность въ англійской арміи отъ болзней, доходившая до ужасающей цифры 60 на 100 заболвающихъ въ годъ, вслдствіе ея благоразумныхъ распоряженій уменьшилась до 1,15%., т. е. стала въ 50 разъ мене.
Вся потеря французской арміи въ крымскую войну простирается до 96,615 человкъ, изъ которыхъ 10,240 убиты, 10,000 умерло отъ ранъ и боле 75,000 отъ болзней, отъ несоблюденія гигіеническихъ правилъ, по вин интендантской администраціи. И изъ раненыхъ большинство погибло отъ дурного ухода, медиковъ и хирурговъ было до крайности недостаточно, больные лежали въ грязныхъ вонючихъ госпиталяхъ, на протухлыхъ постеляхъ, въ непозволительномъ бль, ли дурную пищу, страдали отъ неимнія лекарствъ.
Но чтобы составить себ совершенно точное понятіе о преступной безпечности французской администраціи въ отношеніи солдатъ, слдуетъ сравнить смертность французской арміи не съ тою же цифрою въ англійской арміи, сперва тоже находящейся въ самыхъ неблагопріятныхъ гигіеническихъ условіяхъ, но съ американской, дйствовавшей противъ арміи рабовладльцевъ. Санитарная комиссія Соединенныхъ Штатовъ, какъ и вс учрежденія этой демократической республики, не имла въ себ ничего бюрократическаго: гражданки и граждане, попавшіе въ ея составъ, назначены не административнымъ путемъ, а всенароднымъ избраніемъ. Эта по истин славная комиссія, по словамъ одного изъ ея историковъ, доктора Эванса, спасла жизнь боле чмъ 100 тысячамъ человкъ. IIо и эта огромная цифра, по нашему мннію, ниже дйствительной. Втеченіе четырехлтной войны въ арміи Соединенныхъ Штатовъ перебывало 2,600,000 волонтеровъ. Изъ этого числа 05,589 погибло на ноляхъ сраженій, въ госпиталяхъ умерло 184,650 человкъ, если же прибавить сюда число многихъ погибшихъ, тла которыхъ не найдены, то дйствительная потеря мертвыми выразится цифрой 330,000, Громадна эта цифра павшихъ за честное дло, но по сравненіи со всей численностію сражавшихся, она составляетъ всего 12,7%. Англійская армія подъ Севастополемъ потеряла 23%, почти вдвое противъ арміи сверныхъ штатовъ. Благопріятные результаты, имвшіе мсто въ американской арміи, произошли единственно отъ благотворной дятельности санитарной комиссіи. По сравненіи съ англійской арміей, армія сверныхъ штатовъ сберегла 268,000 жизней, слдовательно, далеко боле 100,000, какъ предполагаетъ докторъ Эвансъ. Но если взять за норму потери французской арміи въ Крыму, тогда цифра умершихъ въ арміи Соединенныхъ Штатовъ должна бы была доходить до 1,100,000 человкъ. Разница поразительная! Сколько же французскихъ жизней отдано въ жертву глупости и недобросовстности французской администраціи! Боле 65,000 человкъ погибло по вин бездарности и тупости — сама холера управляла бы не хуже, пожалуй даже милостиве. Это въ военное время, но мы знаемъ, что въ мирное время, судя по сравнительной статистик, погибаетъ во французскомъ войск 1,500 человкъ, которые остались бы живы, еслибъ не были призваны въ войско. Въ гибели этихъ людей виновны маршалы, командующіе арміями, ихъ 10, слдовательно, каждый изъ нихъ долженъ отвчать за даромъ погибшую жизнь 150 человкъ. По за то каждый маршалъ получаетъ 150,000 франковъ содержанія.
Французскія казармы вообще плохо устроены. Соблюденіе гигіеническихъ условій вовсе не входило въ планъ ихъ строителей. Содержатся они также дурно, неопрятно. Даже объ опрятности солдата никто не заботится: ни въ одной казарм нтъ бань. А вдь еще римляне, строя казармы, непремнно устраивали при нихъ теплыя бани. Но французскіе интенданты находятъ, что баня слишкомъ большая роскошь для бдныхъ французскихъ солдатъ, которые даже не имютъ привычки мыть ноги. Кому во Франціи не извстенъ протухлый, кислый казарменный зонахъ? ‘Паши казармы, говоритъ г. Шеню,— блестятъ вковой грязью. Запрещено скоблить отъ грязи паркетъ, скамьи и столы изъ опасенія, что ихъ могутъ портить.’ Тьфу, какая гадость!
Съ лошадьми и мулами, принадлежащими интендантамъ, наврное поступаютъ лучше и заботятся о нихъ больше, чмъ о солдатахъ. Имъ даютъ фуражъ, соображаясь съ ихъ ростомъ, съ временами года, съ переносимыми ими тяжестями, въ то время, какъ солдату высокорослому и малорослому, давно переставшему роста и еще ростущему — всмъ полагается одинъ и тотъ же паекъ, неперемняющійся ни по временамъ года, ни въ лагер, ли на зимнихъ квартирахъ. Отпускаемой пищи недостаточно для здороваго питанія организма, провизія не всегда бываетъ свжа и хорошаго качества. Медицинская часть, какъ мы уже говорили, устроена очень дурно. Вообще администрація, кажется, цнитъ жизнь людей ниже, чмъ животныхъ. Во французской арміи на 10,000 лошадей имется 45 ветеринаровъ, а на 10.000 людей всего 20 медиковъ. И этихъ ветеринаровъ держатъ для легкихъ болзней четвероногихъ, такъ какъ лошадь съ серьезной болзнію тотчасъ же уничтожается или выбываетъ изъ арміи продажей. Французская администрація боле заботится о ружь, чмъ о стрлк, о лошади боле, чмъ о всадник. По мр того, какъ она усиливала ремонтъ, она уменьшала расходы на медицинскую часть. Во время первой республики было положено имть 40 медиковъ на походный госпиталь. Наполеонъ I, въ качеств административнаго генія, уменьшилъ это число до 20. Большой экономъ Луи-Филиппъ счелъ возможнымъ оставить только 12 медиковъ, но и при этой цифр все же выходило но 60 медиковъ на 10,000 человкъ. Невроятно, но тмъ не мене справедливо, въ итальянскую и крымскую войны въ госпиталяхъ и въ походныхъ лазаретахъ было по 7—8 медиковъ на 10.000 наличнаго состава! По чего же вы хотите! Издерживается столько денегъ на золоченіе дома инвалидовъ, что но невол приходится длать экономію въ расходахъ на раненыхъ. При Сольферино 2,542 раненымъ, изъ которыхъ 66 слдовало сдлать ампутацію, могли предложитъ услуги только трехъ хирурговъ. Давая огромное жалованье высшимъ военнымъ чинамъ, по необходимости приходится утягивать на свжести припасовъ и лекарствахъ для больныхъ и уменьшать госпитальный бюджетъ на 800,000 франковъ. А онъ по необходимости великъ. Въ 1862 году въ военныхъ госпиталяхъ перебывало 820,367 больныхъ, проболвшихъ 6,1 26,736 дней, что составляетъ 167 вковъ и 86 лтъ, на каждаго больного солдата приходилось 16 дней болзни. Пропорція больныхъ въ отношеніи къ наличному составу была 4,38%, тогда какъ въ прочемъ населеніи Франціи она выражалась 1,48%, въ три раза мене. Такъ что, еслибы солдаты остались при своихъ прежнихъ гражданскихъ обязанностяхъ, они съэкономизировали бы себ пустяки, какихъ нибудь 11—12,000 лтъ болзни, оставаясь дома они своей работой приносили бы себ и своей общин пользу, а община была бы избавлена отъ издержекъ на нихъ.
Да, знаменитый Тотлебенъ и русскія нули и ядра были несравненно мене страшны французской арміи подъ Севастополемъ, чмъ ея мудрые администраторы, погубившіе своимъ недомысліемъ 68,000 людей!
А еще лица, стоящія во глав французской арміи, хвалятся своими знаніями, своей опытностью, а низшая администрація презрительно относится ко всякимъ дльнымъ представленіямъ медиковъ и хирурговъ. Но сравните ихъ знанія и опытность съ честной службой миссъ Найтингэль и санитарной комиссіи Соединенныхъ Штатовъ — какъ мелко, ничтожно и неразумно окажется ихъ тщеславіе передъ этой скромной, благотворной дятельностію! Кажется, крымская война слишкомъ очевидно свидтельствовала о ихъ непростительныхъ ошибкахъ — и что же?— они буквально повторили эти самыя ошибки въ италіянскую войну. Вокругъ нихъ все двигалось, улучшало, исправляло старые грхи, прошла Садова, а они продолжаютъ вести дло но прежнему и торжественно доказываютъ, что даже время Луи-Филюша оставило ихъ далеко позади себя. 11 однако же гигіена и анатомія за это время сдлали большіе успхи, а администрація все стоитъ на одномъ мст и крпко держится за рутину, и Франція, по словамъ Лабулэ, не исполняетъ своихъ обязанностей въ отношеніи солдата. Тоже самое думаетъ храбрый французскій солдатъ, но выражаетъ эту мысль инымъ, боле простымъ языкомъ.

——

Въ рукахъ правительства второй имперіи былъ чрезвычайно удобный случай привлечь на свою сторону общественное мнніе: стоило только но строгой справедливости вести дло принца Пьера Бонапарта и назначить ему наказаніе, какое онъ заслуживалъ по закону. Еслибъ правительство поступило такимъ образомъ, оно въ дйствительности выиграло бы въ десять разъ боле, чмъ это могло бы показаться съ перваго взгляда. Точно также, еслибъ вторая имперія, посл удара, нанесеннаго ей выборами прошлаго года, безъ задней мысли, искренно перемнила личное правленіе на парламентарное, и, удовлетворивъ тмъ буржуазную партію, соединила вокругъ себя буржуазію,— она этимъ поступкомъ ловко укрпила бы свое положеніе. По устарло’, болзненное правительство не въ силахъ было понять, что прошли уже времена, когда оно беззастнчиво могло дйствовать, не отвчая ни за одинъ свой шагъ, когда его ретроградная система считалась верхомъ государственной мудрости. Въ сущности отъ него требовали очень немногаго: сидть спокойно дома и возложить всю отвтствнность на парламентъ. Вовсе не такъ трудно было вступить въ тсный союзъ съ буржуазіей: министерство изъ
Оливье, Пикара и Жюль Фавра, президентство Тьера въ законодательномъ собраніи, а Гизо въ сенат — вотъ и все. Вовсе не надо было слишкомъ насиловать себя, чтобы ршиться на такой шагъ, вовсе не требовалось особенныхъ усилій, чтобы такой проектъ привести въ исполненіе. Но вмсто этой успокоивающей вс тревоги комбинаціи, удовольствовались передать судьбы имперіи въ руки коварнаго Оливье, который измнилъ своимъ бывшимъ друзьямъ и союзникамъ — лвой сторон, измнивъ своимъ новымъ союзникамъ — лвому центру, и наврное измнитъ своему новйшему союзнику — бонапартизму.
Простачки изъ ‘летальной партіи’ все еще восторгаются Оливье и поворотомъ императора на либеральный путь. Они готовы были врить, что настаютъ опять свтлые дни первыхъ годовъ царствованія Луи-Филиппа, когда въ оффиціальной газет прочли письмо императора. Глава государства просилъ сенатъ утвердить своимъ согласіемъ вс произведенныя и имющія произойти перемны въ либеральномъ смысл, такъ какъ безъ утвержденія этого высшаго учрежденія, хранителя политическихъ свободъ и стража конституціи, нельзя было сдлать никакихъ измненій въ существовавшей конституціи. Конституція 1852 года, вотированная подъ угрозами декабрьскихъ событій, очевидно, уже не имла прежней силы, и ее слдовало замнить другой новой, боле подходящей къ современнымъ требованіямъ.
Объявленіе этого сенатусъ-консульта возбудило нкоторыя опасенія въ законодательномъ собраніи, которыя еще боле усилились, когда ему сдлалось извстно, что императоръ ршился прибгнуть къ плебисциту для окончательнаго утвержденія новой конституціи. Какъ! новую конституцію станутъ пережевывать старцы сената, слпыя орудія личной власти! Какъ! первымъ актомъ введенія парламентарнаго порядка будетъ исключеніе представителей страны изъ торжественной церемоніи его признанія! Подъ предлогомъ непосредственныхъ сношеній съ страною, императоръ оскорбляетъ законодательное собраніе. Бросая свое посланіе къ народу черезъ головы депутатовъ, съ которыми онъ гнушается посовтоваться, императоръ дйствуетъ совершенно въ томъ же дух, какъ онъ дйствовалъ въ 1852 году. Не даромъ онъ такъ горячо отстаиваетъ свое право прямого воззванія къ народу, вдь онъ легко можетъ употребить его, какъ орудіе своихъ властолюбивыхъ плановъ. Съ помощію его онъ не только можетъ объявлять войну и заключать миръ безъ согласія законодательнаго собранія, но даже назначать и собирать налоги и по своей фантазіи разгонять самихъ представителей страны.
Объявленіе плебисцита и сенатусъ-консульта довольно ясно показало буржуазіи, въ какую игру она играла, она увидла, что Оливье былъ самъ обманутъ, что Руэ и Форкадъ ловко провели хитрйшихъ Тьера и Гизо. Горько было разочарованіе. Само министерство почувствовало себя въ весьма затруднительномъ положеніи, двое важнйшихъ, посл Оливье, министровъ вышли въ отставку, большая часть остальныхъ убдилась, что потеряла всякое моральное значеніе въ кабинет, и если осталась въ немъ, то только по желанію императора. Въ законодательномъ собраніи начались язвительныя пренія, между фракціей буржуазной и фракціей бонапартистскаго большинства произошелъ окончательный разрывъ, затрудненія еще боле усилились, когда Оливье, именемъ императора, объявилъ объ отсрочк засданій законодательнаго собранія до окончанія вотированія плебисцита. При такихъ трудныхъ обстоятельствахъ не даютъ высказаться — кому же?— законодательному собранію! Не равносильно ли это ршеніе признанію его ненужности?
Черезъ нсколько дней состоится вотированіе плебисцита, и большинство изъ нсколькихъ милліоновъ избирателей вроятно отвтитъ ‘да’ на вопросы, предложенные ему императоромъ. Въ большинств трудно сомнваться, такъ какъ осторожные и угрюмые поселяне неспособны отвтить ‘нтъ’. И въ самомъ дл имъ, людямъ мала смыслящимъ въ политик, трудно будетъ имть свое мнніе, когда на разршеніе ихъ будутъ представлены вопросы, изложенные слишкомъ въ общихъ выраженіяхъ. ‘Признаетъ ли народъ необходимость замны имперіи съ личнымъ правленіемъ, имперіей парламентарной?’ но какъ бы народъ не отвтилъ на такой вопросъ, имперія все же останется имперіей, еслибы даже сверхъ всякаго ожиданія получился отрицательный отвтъ, то вдь его можно будетъ перевести, что народъ желаетъ имперіи, основанной на конституціи 1852 года. Но не лучше ли бы было плебисцитарные вопросы изложить въ такой упрощенной форм: ‘хотите ли вы Оливье или Руэ?’ ‘Если вамъ не нравится Оливье, мы опять вручимъ кормило правленія Руэ.’ Стоило ли для такого ничтожнаго результата пускать въ ходъ эту громадную машину — всеобщее голосованье, съ 8—10 милліонами вотирующихъ. По каковъ бы ни былъ результатъ вотированія, Франція отъ него ничего не выиграетъ, не проиграетъ. Отъ Руэ къ Оливье одинъ только шагъ, лучше сказать, несравненно мене шага, и обратно. Одинъ съ большимъ удобствомъ можетъ замнить другого, посл разрыва Оливье съ лвымъ центромъ, его поддерживаютъ теперь т же самые члены палаты, которые поддерживали и Руэ. Плебисцитъ можетъ дать только то, что въ немъ заключается. Онъ основанъ на двусмысленности и устроитъ въ стран двусмысленное положеніе. На вопросы, темно поставленные, можно дать только сомнительные отвты. ‘Желаете ли вы парламентарной имперіи?’ спрашиваетъ Наполеонъ устами Оливье, т. е. псевдо-Руэ. ‘Да’, отвчаютъ разомъ и парламентаристы, противники личнаго правленія, и сенаторы, враги парламентаризма, но надежные слуги существующаго правительства, каково бы оно ни было. ‘Нтъ, мы не хотимъ вашей имперіи’, отвчаютъ искренніе республиканцы.— ‘Нтъ! мы не желаемъ парламентаризма въ имперіи!’ отвчаютъ Персиньи, Гюгельманъ, Кассаньяки, отецъ и сынъ, и прочіе изъ ихъ клики. Республиканцы и яростнйшіе изъ бонапартистовъ даютъ отрицательный отвтъ. Префекты и либералы говорятъ: ‘да, мы хотимъ свободы’. Такимъ образомъ плебисцитъ ставитъ затрудненіе всмъ партіямъ и он вс недовольны имъ. Республиканцы негодуютъ, что самое демократическое установленіе становится послушнымъ орудіемъ въ рукахъ второй имперіи, противницы этого учрежденія. Либералы выходятъ изъ себя, что парламентаризмъ становится въ зависимость отъ доброй воли личной власти, которая отъ него должна получать руководительство. Они недовольны также, что черезъ плебисцитъ императоръ опять входитъ въ непосредственныя сношенія съ народомъ и можетъ, съ помощью его и опираясь на возрастающее неудовольствіе рабочихъ, произвести какой нибудь новый соціальный государственный переворотъ, котораго въ особенности страшится либеральная и нелиберальная буржуазія. Плебисцитъ несовсмъ пріятенъ и бонапартистамъ, онъ отрываетъ ихъ отъ почвы и заставляетъ ихъ поступиться любезными имъ принципами въ пользу парламентаризма, какого бы достоинства онъ ни былъ — все равно.
Плебисцитомъ Наполеонъ III еще разъ доказалъ, что несмотря на старость и слабое здоровье, въ немъ не угасла еще энергія и умнье ухватиться за все, чтобы удержать свою власть. Не даромъ онъ писалъ исторію Юлія Цезаря и разъяснялъ въ своихъ сочиненіяхъ наполеоновскія идеи. Теперь наступила борьба четырехъ французскихъ партій. Какой будетъ исходъ ея? Посмотримъ и увидимъ, что выйдетъ изъ новаго смлаго и хитраго шага предводителя второй имперіи — новая ли побда или магъ. Не долго ожидать!

Жакъ Лефрень.

‘Дло’, No 4, 1870

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека