Политическая и общественная хроника, Реклю Эли, Год: 1868

Время на прочтение: 24 минут(ы)

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА.

Болзненные симптомы французской имперіи.— Раздвоенность ея политики вншней и внутренней: защита европейскихъ національностей и деморализація собственной націи.— Быстрое возвышеніе Пруссіи.— Бисмаркъ — ученикъ Наполеона III.— Взаимное отношеніе политическихъ партій, разъединенныхъ Бисмаркомъ въ силу принципа: divide et impera.— Паралель между политикой Бисмарка и Наполеона III.— Неизбжность столкновенія Франціи и Германіи.— Вроятный исходъ этого столкновенія въ будущемъ.— Общественное неудовольствіе во Франціи настоящимъ положеніемъ длъ.— Возрастающее недовріе въ финансовомъ мір.— Неопредленность и безцвтность англійскаго правительства.— Отсутствіе государственнаго человка.— Репрессивныя мры торійскаго кабинета.— Реформы въ Австріи.— Что вызвало ихъ и чего можно ожидать отъ нихъ?— Реакція противъ католическаго духовенства.— Ограниченіе его политическихъ правъ и вліянія на воспитаніе.— Напряженное состояніе европейскихъ народовъ.

Сколько важныхъ событій совершилось съ той поры, какъ Жакъ Лефрень въ послдній разъ бесдовалъ съ своими русскими друзьями, сообщая имъ новости политической жизни Европы и всего прочаго міра! Сколько перемнъ, измнившихъ повидимому установившійся порядокъ вещей! Въ то время молодая французская имперія, родившаяся въ ночь второго декабря 1852 г., находилась въ апоге своего могущества, теперь она находится въ состояніи явнаго упадка со всми признаками старости и даже скорой дряхлости. Подл нея возникаетъ другая имперія, она быстро возвышается, хотя родилась почти вчера, — днемъ ея рожденія была битва при Садовой. Солнце заходитъ надъ Тюильери и восходитъ надъ берлинскимъ дворцемъ, или, говоря языкомъ биржи, которому отдаютъ теперь предпочтеніе предъ языкомъ поэзіи,— фонды Наполеонидовъ падаютъ, фонды же Гогенцоллерновъ возвышаются. Въ древнія времена необходимы были цлыя столтія, чтобы могущественная монархія дожила до старческаго возраста, — теперь не такъ. Мы живемъ гораздо скоре въ наше время. Въ западной Европ органическія конституціи считаютъ свой вкъ 10—20 то дани, непогршимость папы ограничена жизнью Пія IX. Быстрота движенія по желзнымъ дорогамъ, способствующая быстрымъ и частымъ сношеніямъ людей между собою, даетъ такой же быстрый полетъ нашимъ мыслямъ. Ничто не оставлено въ поко, даже мертвые потревожены въ ихъ могилахъ. Баронъ Гаусманъ, префектъ сенскаго департамента, провелъ бульвары на мст парижскихъ кладбищъ и заставилъ возить мертвыхъ за десятки верстъ въ провинцію, чтобы туда, вмст съ покойниками, перешіи вс атрибуты печалей человческихъ, коимъ всесильный падишахъ Парижа общалъ вчное успокоеніе на новыхъ мстахъ. Впрочемъ извините, г. Гаусманъ сказалъ не просто вчное, а относительно вчное. Что разумлъ подъ этими словами важный сановникъ второй имперіи: нсколько лтъ или нсколько столтій?— онъ разъяснилъ этотъ вопросъ, и мы теперь знаемъ, что подъ относительной вчностію слдуетъ разумть просто пятнадцать лтъ.
Какой глубокій смыслъ въ этихъ повидимому простыхъ словахъ! Какъ прекрасно они разъясняютъ многое, казавшееся до сихъ поръ таинственнымъ, непонятнымъ! Мы знаемъ теперь, что вчностію въ пятнадцать лтъ слдуетъ также измрять господство тхъ людей, которые считали себя призванными спасти Францію отъ ея политическихъ и экономическихъ заблужденій, преобразовать весь ея соціальный строй и водворить въ ней блаженство и покой, — тхъ людей, которые, постоянно толкуя о мир, съ такимъ постоянствомъ въ послдніе 15 лтъ мутили Европу и держали ее въ напряженномъ состояніи. Они считали свое господство вчнымъ, мы и будемъ измрять его мрой, придуманной однимъ изъ ихъ врныхъ слугъ.
Въ этой новости нтъ ничего удивительнаго для нашихъ друзей. Они давно предвидли ее. Еще въ то время, когда имперія пожинала лавры подъ Севастополемъ, когда она внчала себя лавровымъ внкомъ подъ Сольферино, когда слава ея имени гремла на далекомъ Восток, когда она присылала побдные бюллетени изъ Пекина и Сайгуна, когда она цивилизовала. Мексику, торжественно объявляя о неспособности и упадк англо-саксонскаго племени, когда она длала попытки уничтожить самостоятельность обихъ Америкъ, когда она мечтала уже объ учрежденіи всемірной монархіи, основанной на принцип всемірнаго рабства, — уже тогда мы говорили: ‘Все это вздоръ, безразсудства слдуютъ за безразсудствами, долго такъ продолжаться не можетъ. Бонапартистская имперія не заключаетъ въ себ никакого принципа, она вся состоитъ изъ противорчій, ей постоянно приходится балансировать, — толковать объ идеяхъ, доставшихся въ наслдство отъ первой революціи, которые Франція послдовательно развиваетъ, и вмст съ тмъ опираться на теорію феодальнаго права. Но ясно, что, при малйшемъ неосторожномъ шаг, равновсіе рушится, и съ нимъ вмст рушится и вся система, на немъ основанная. На сколько теорія феодальнаго права несовмстна съ бонапартизмомъ, вышедшимъ изъ революціи, на столько же бонапартизмъ, опирающійся на теорію феодальнаго права, не можетъ уживаться съ тми идеями, которыя своимъ развитіемъ обязаны революціи’.
Этими словами боле или мене точно объясняются убжденія, распространенныя въ сред людей, понимающихъ ходъ современныхъ событій. Разумется, теперь уже нетрудно по слдствіямъ опредлить причины, ихъ породившія, но еще очень недавно многіе, даже изъ людей мыслящихъ, не могли убдить себя, что на бонапартизмъ, въ конц его царствованія, будутъ въ одно и тоже время нападать, опираясь, съ одной стороны, на теорію феодальнаго права, а съ другой — на идеи, провозглашенныя первою революціею, это именно и происходитъ въ настоящее время, если мы не ошибаемся въ оцнк событій.
Внутри Франціи съ бонапартизмомъ связана идея о давленіи всякаго проявленія свободы и независимости, вн Франціи — надежда на освобожденіе національностей, внутри онъ есть синонимъ деспотизма, вн либерализма. Чтобы не путаться въ лабиринт безконечныхъ разсужденій, мы не будемъ разъяснять причины этихъ противорчивыхъ объясненій и примемъ фактъ, какъ существующій и извстный.
Что-же вышло? Бонапартизмъ, обязанный своимъ существованіемъ простому случаю, скоро износился — при употребленіи его во Франціи въ качеств революціоннаго принципа, и вн Франціи, какъ принципы противо-революціоннаго, онъ оказался безсильнымъ вынести двойную тяжесть, которую навалили на него съ обихъ сторонъ разомъ. Онъ поколебался, онъ зашатался, онъ падаетъ, онъ упадетъ совсмъ.
Притомъ, упадку второй имперіи помогло еще одно постороннее повидимому обстоятельство: политическій и соціальный застой Австріи былъ нарушенъ случайною силою обстоятельствъ,— Австріи, униженной потерей сраженія при Садовой. Въ нашемъ свт, падающемъ ницъ передъ успхомъ, на долю побжденнаго остается всегда стыдъ и потери. До послдней и кровавой битвы въ Богеміи вс реакціонеры, феодалы, клерикалы и разныя другія подобныя партіи тянули всегда къ Австріи, даже прусскіе представители этихъ партій, особенно юнкерская, готовы были пожалуй замнить юныхъ Гогенцолерновъ старыми Габсбургами. Къ послднимъ лежали ихъ симпатіи, какъ къ представителямъ древняго феодальнаго принципа. Но на другой день посл сраженія все измнилось. Бисмаркъ сдлался такой силой, что каждая партія пожелала имть его въ числ своихъ. Даже демократы стали переходить къ нему массами подъ предлогомъ, что для германскаго единства стоитъ пожертвовать гражданской свободой, что великій министръ тоже для Германіи, что былъ Кавуръ для Италіи, даже боле — онъ Ришелье Германіи, съ тою лишь разницею, что французскій министръ, посылая на плаху Монморанси и Сенъ-Марса, унизилъ силу только мятежныхъ дворянъ, а Бисмаркъ, для усиленія своего отечества, отнялъ короны у королей и другихъ владтельныхъ принцевъ,— слдовательно онъ боле великъ чмъ Ришелье. Съ своей стороны, феодально-аристократическая партія соединилась съ Бисмаркомъ, потому, что, но ея мннію, безъ единства Германіи для нмцевъ нтъ спасенія, и что нмецкій Ришелье подготовляетъ колоссальнаго Людовика XIV. ‘Дйствуй успшно и ты будешь правъ!’ гласитъ народная мудрость.
Бисмаркъ ученикъ бонапартовской школы, и хотя, несмотря на его успхъ, мы не особенно уважаемъ этого великаго человка, мы однакоже должны признать за нимъ то достоинство, что онъ умлъ воспользоваться всмъ, что только могъ извлечь изъ преподаваемыхъ ему уроковъ. Онъ понялъ могущество двусмысленной политики, онъ умлъ ловко балансировать, удачно выходить изъ ложныхъ положеній, онъ пользовался всякими подмостками, какіе въ тайный моментъ представлялись пригодными: — сегодня онъ карабкается на верхъ, цпляясь за демократовъ, завтра аристократы подставятъ ему спины и онъ также удобно будетъ скакать но нимъ. Послдователи Лассаля и силезскіе ткачи видятъ въ Бисмарк провозвстника великихъ экономическихъ началъ, самые смлые демократы уже видли осуществленіе своихъ любимыхъ идей, когда побдоносный министръ торжественно заявилъ о всеобщей подач голосовъ во вновь созданномъ сверо-германскомъ союз, они забыли въ своемъ увлеченіи, что Луи-Наполеонъ Бонапартъ, благодаря именно этой всеобщей подач, могъ произвести государственный переворотъ. Революціонеры были признательны Бисмарку за униженіе Австріи и изгнаніе ганноверскаго короля. Но что особенно курьезно, — прусскіе либералы, эти ужасные предводители буржуазной и конституціонной оппозиціи, очутились въ числ друзей новаго великаго канцлера свернаго союза, мало того, въ числ друзей, особенно искренно привязанныхъ къ нему, какъ будто ихъ силой заставили заявить свою признательность графу Бисмарку за то, что онъ ихъ билъ и оскорблялъ на каждомъ шагу. Но у всякаго барона своя фантазія, и о вкусахъ трудно спорить. Между тмъ именно эта ожесточенная война Бисмарка съ прусскими либералами возбудила къ нему симпатіи аристократической партіи, которая питаетъ самую искренную ненависть къ буржуазіи. Богатый и знатный сеньоръ охотне подастъ руку простому рабочему на ферм, чмъ какому нибудь разбогатвшему толстопузому торговцу бакалейными товарами. Потому союзъ аристократіи съ рабочимъ классомъ еще возможенъ, но съ буржуазіей никогда. Въ обществ, также какъ въ электричеств, противоположные токи притягиваются, однородные же отталкиваются. Исторія строго осудитъ прусскихъ буржуа, отстранившихся отъ союза съ народомъ, несмотря на печальный примръ, который имъ дали событія 1848 года во Франціи, они насильственно заставили себя забыть, что тамъ за іюльскими днями совершенно логично послдовало второе декабря. Глава прусскихъ либераловъ, краснорчивый, хитрый, неутомимый, честолюбивый Шульце-Деличъ будетъ признанъ потомствомъ за самаго неразумнаго изъ всхъ неразумныхъ: потому что, стоя во глав народныхъ заемныхъ банковъ, покрывающихъ теперь Германію и составляющихъ чрезвычайно важную финансовую силу, — ему легко было дать иниціативу всему длу. Если бы вмсто ремесленныхъ, буржуазныхъ въ маломъ вид, банковъ, онъ учредилъ дйствительно народные банки, если бы его мене задала рутина и узкіе кружковые интересы, и онъ былъ бы боле хладнокровенъ и умренъ въ своей экономической полемик, если бы онъ былъ мене экономическій сектаторъ, а боле гражданинъ, если бы онъ предпочиталъ массу каст, онъ могъ бы сдлаться моральнымъ главой Германіи, онъ могъ бы способствовать заключенію союза образованной буржуазіи съ мускульной силой народа,— идеальнаго союза знанія и силы, безъ котораго не имли успха и не будутъ имть его еще долго вс попытки разумной соціальной реформы.
Бисмаркъ, подобно его тюильрійскому образцу, въ своей внутренней политик руководствуется стариннымъ принципомъ divide et impera, съ помощью равныхъ вліятельныхъ глупцовъ и простаковъ, онъ натравливаетъ послдователей Шульце-Делича на лассальцевъ, буржуазію на народную партію, онъ прекрасно понимаетъ, что несогласіе между двумя живыми силами страны открываетъ широкое поле его личной иниціатив, и онъ можетъ длать все, что ему нравится, онъ хорошо знаетъ, что если дло доходитъ до серьезной схватки, ему легко, по своему произволу, или хорошенько потрепать буржуазію или заткнуть ротъ народной партіи.— Въ ршительный моментъ отъ котораго завислъ исходъ борьбы между королевской прерогативой, представляемой Бисмаркомъ, и парламентскимъ либерализмомъ,— когда дло дошло уже до того, что пришлось раздать солдатамъ боевые патроны и полковые командиры получили секретныя предписанія на случай волненія, — въ то самое время буржуазія, чувствуя себя совершенно изолированной, оставленной всми, приняла героическое ршеніе не выходить изъ предловъ покорности и осторожности, чтобы не сказать боле, и въ то время, когда Бисмаркъ самымъ наглымъ образомъ гналъ ее изъ палаты, она отвчала ему обнаженіемъ… своихъ головъ и самыми торжественными и умилительными возгласами, выражавшими полнйшую преданность, кротость и скромность.
Устроивъ свой внутренній Coup d’&egrave,tat, побдивъ законъ, конституцію, народное представительство, Бисмаркъ, совершенно также какъ и Наполеонъ, понялъ, что для окончательнаго укрпленія его положенія въ стран, необходима вншняя популярная война. Выдвинувъ на сцену догматъ о германскомъ единств, также точно какъ Наполеонъ выдвинулъ принципъ національностей, — Бисмаркъ сдлалъ свою крымскую компанію въ Даніи. Въ Крыму трое были противъ одного, въ Шлезвиг же только двое, по это, разумется, только потому, что пришлось имть дло съ небольшой и небогатой Даніей, — и при этомъ условіи силы были слишкомъ неравны!
Раздлъ заграбленнаго далъ поводъ вашему великому дипломату начать войну противъ своего бывшаго союзника. Трудно было ршиться начать войну, побдить же новаго врага представлялось дломъ несравненно легчайшимъ Прусскій король чувствовалъ какое-то суеврное уваженіе къ Австріи, онъ не допускалъ даже мысли поднять оружіе противъ Габсбурговъ, противъ наслдниковъ священной римской имперіи. Вс военные, дипломаты и другіе люди, компетентные въ этомъ дл, были убждены, что Пруссія, нападая на Австрію, вступитъ въ борьбу съ гораздо сильнйшимъ себя непріятелемъ. Наполеонъ, ъ своей стороны увренный въ томъ же. дйствовалъ ли или молчалъ: ободрялъ ли Бисмарка, попытать свои силы, или останавливалъ, общалъ ли онъ ему нейтралитетъ, или грозилъ войной?— останавливаться на разршеніи этихъ вопросовъ нечего. Всмъ извстны испугъ, недоумніе. почти столбнякъ, нашедшій на французскихъ дипломатовъ и военныхъ авторитетовъ съ какимъ они узнали объ ужасномъ пораженіи Бенедека. Ихъ особенно поразилъ не самый фактъ, а убжденіе, что не игольчатыя ружья Дрейзе побдили Австрію конкордата, а высшая степень развитія прусской арміи: старые опытные солдаты Гадецкаго, Шдика и Гіулая бжали предъ юными, неопытными прусскими войсками и предъ новобранцами ландвера. Въ этомъ обстоятельств они усмотрли новую дйствительную силу Пруссіи. Извстіе объ ужасномъ пораженіи поразило одинаково какъ Ватиканъ, такъ и Тюильри, въ Ватикан пролили обильныя слезы, въ Тюильри Наполеонъ III и г. Руэ переглядывались другъ съ другомъ испуганными глазами, они заговорили голосомъ тихимъ и трепещущимъ, они дрожали отъ страха и ужаса, увидвъ противъ себя новаго юнаго побдоноснаго непріятеля. Между Австріей конкордата и Франціей конкордата могли существовать несогласія, но эти несогласія были католическія и ихъ нетрудно было улаживать, по между Франціей и Пруссіей къ ненависти политической присоединялась еще ненависть религіозная, — ненависть, постоянно существующая между католиками и протестантами.
Политика Бисмарка резюмируется также, какъ еще недавно резюмировалась политика императора Наполеона, слдующими словами: внутри — обуздывать либеральную буржуазію посредствомъ тройной силы: невжественнаго и грубаго народа, арміи и клерикализма, вн — вести популярныя войны. Мы только-что говорили о двухъ воинахъ, веденныхъ во имя германскаго единства: датской и австрійской — он были очень популярны въ Пруссіи. Посл побды при Садовой Бисмаркъ могъ, съ нкоторымъ рискомъ, идти на самую Вну и тамъ провозгласить единую великую Германію, но какъ его прототипъ посл Сольферино, Бисмаркъ раздумывалъ, не ршался, и склонился къ умренности. Проглатывая кусокъ за кускомъ южную Германію, заключая гамъ и сямъ военныя и таможенныя конвенціи. Пруссія готовится теперь къ большей войн, которая можетъ дать ей владычество надъ всей Германіей и создать ей первенствующее мсто въ Европ. Она знаетъ, что счастіе оставляетъ старцевъ, и что французская имперія уже сильно старется и разрушается. Бисмаркъ приготовляется пожинать лавры, предъ которыми лавры Дюппеля и даже Садовой окажутся совершенно ничтожными, онъ приготовляется къ завоеваніямъ въ иностранныхъ земляхъ, онъ, можетъ быть, уже видитъ себя герцогомъ альзасскимъ и принцемъ лотарингскимъ. Основаніе всякой дипломатіи есть неблагодарность, сказалъ замчательный государственный человкъ варценбергъ. Бисмаркъ предполагаетъ также удивить міръ своей неблагодарностью. Еще молодой и сильный, онъ намревается употребить свои силы и свое искуство противъ своего учителя и наставника, и именно по этой причин отъ своихъ современниковъ онъ пріобртетъ право на титулъ руководителя общества, и еще знаменитаго руководителя. ‘Резюме всхъ священныхъ мистерій’, говоритъ спокойный мистическій авторъ Палингенезіи, ‘можетъ быть передано такимъ образомъ: ‘посвящающій въ таинства всегда будетъ уничтоженъ посвященнымъ въ нихъ.’
Что касается характера борьбы, которая неминуемо возгорится между двумя претендентами на руководительство европейскими длами, Наполеономъ и Бисмаркомъ, то несомннно, что съ одной стороны она должна принять революціонное направленіе, съ другой противо революціонное. Роль революціонера, худо ли, хорошо ли принадлежитъ императору Наполеону, обязанному своимъ существованіемъ народному избранію и февральской революціи,— императору Наполеону, имющему притязаніе на веденіе войнъ только изъ-за идеи. Когда первый изъ Наполеоновъ былъ побжденъ при Лейпциг и Ватерлоо, его пораженія сочтены за пораженія революціи контръ-революціею, несмотря на то, что Наполеонъ былъ самъ контръ-революціонеръ въ душ и что этотъ новйшій деспотъ былъ низвергнутъ возстаніемъ нмецкихъ либераловъ, вооружившихся на войну за свободу (Freiheits Krieg). Хочетъ ли она, или не хочетъ, но Франція не можетъ отказаться отъ наслдства, оставленнаго ей революціею 1789 и 1792 годовъ, она можетъ имть правителей, длающихъ всевозможное, чтобы создать изъ нея солдатъ для службы реакціи и даже пап, но она не можетъ вести значительной войны безъ того, чтобы ея побды, даже ея пораженія, не были приписаны революціонной партіи. Первая имперія впродолженіи долгаго времени вынуждена была называть себя французской республикой, вторая имперія должна была торжественно заявить, что она дйствуетъ на основаніи ‘безсмертныхъ принциповъ 1789 года.’ Необходимость, надежда на выигрышъ побудятъ вторую имперію, вовлеченную въ борьбу съ Германіей, дйствовать или, по крайней мр, показывать видъ, что дйствуетъ — революціонымъ путемъ. Трехцвтной французское знамя не можетъ имть другого значенія, даже и тогда, когда неблагоразумные распорядители пошлютъ его въ кортеж кардинала Антонелли противъ Гарибальди и итальянскаго народнаго движенія.
Если французское знамя не можетъ представлять собою ничего другого, кром французской революціи, или просто изображать революціонный принципъ, то знамя, которое ему противопоставятъ, хотятъ ли того или не хотятъ, непремнно будетъ служить принципу противо-революціонному. Этимъ мы однакоже не хотимъ сказать, что вс нмецкіе либералы съ полнйшей готовностью и радостью кинутся подъ анти-революціонное знамя, по вынужденные на это,іони встанутъ въ ряды не особенно горюя. Чтобы завоевать своему отечеству первенствующую роль въ Европ, имъ необходимо національное единство, если для этого нужна германская имперія, они не позволитъ себ долго раздумывать, если для того, чтобы создать имперію, необходимо поступиться свободой, они откажутся отъ нея на неопредленное время. И вотъ почему знамя, поднятое королемъ Вильгельмомъ I, опирающимся на юнкерскую партію, и Бисмаркомъ, заклятымъ врагомъ-либераловъ, не представляетъ, и не можетъ представлять ничего другого, кром эгоистической идеи, идеи личнаго возвышенія, и Пруссія, силою обстоятельствъ, будетъ вынуждена опираться на боле общую идею — контръ-революціи, чтобы тмъ самымъ удобне противостать революціонному знамени.
Кстати замтимъ при этомъ, что мы, выставляя эту вроятность будущихъ событій, руководимся совершеннымъ безпристрастіемъ, откидывая въ сторону вс наши личныя симпатіи и антипатіи. Оговорившись, послдуемъ дале въ нашемъ изложеніи, и предположимъ, что мы описываемъ партію шахматной игры, имя дло съ блыми и черными.
Принимая за аксіому, что французская имперія, хотя и противъ желанія, представляетъ собою принципъ революціонный, а Германія противо-революціонный, можно ли утвердительно сказать, за кмъ останется побда?
Можно. Она никакъ не будетъ на сторон французской имперіи. Послдняя постоянно переходила отъ ошибки къ ошибк. Выйдя изъ февральской революціи, она поставила себ цлію уничтожить французскую республику: затмъ она стала дйствовать противъ итальянскаго движенія, она составила обширный проектъ уничтоженія республики Соединенныхъ штатовъ, и сдлала, все возможное, чтобы уничтожить свободу въ Мексик. Интимныя противорчія, которыя такъ долго составляли ея силу и могущество, показываютъ теперь ея слабость и станутъ причиной ея гибели. Нельзя въ одно и тоже время считать себя результатомъ всеобщей подачи голосовъ и говорить: въ одномъ человк заключается вся Франція. ‘Франція, это — Я’ дико звучитъ въ устахъ человка, всмъ обязаннаго февральскимъ днямъ. Подобныя противорчія еще могутъ имть смыслъ во времена междуцарствія, когда движеніе сдерживается реакціей, когда побда еще сомнительна, когда усталые бойцы отдыхаютъ каждый въ своемъ углу и собираютъ свои силы, чтобы успть распорядиться ими въ благопріятное время. Тогда каждаго, кто съуметъ воспользоваться обстоятельствами, примутъ съ распростертыми объятіями, ему стоитъ сказать: ‘я имю полномочіе отъ той и другой партіи: я буду дйствовать въ качеств представителя одинаково какъ отъ черныхъ, такъ и отъ красныхъ’— и ему поврятъ. Но когда красный и черный схватятъ за воротъ одинъ другого, представителю интересовъ обихъ партій остается одно — удалиться какъ можно скоре со сцены. Боле слабый говоритъ охотно: ‘тотъ за насъ, кто не противъ насъ’, поболе сильный скажетъ: ‘тотъ противъ насъ, кто не съ нами’,
Франція съ 1789 года находится постоянно въ гражданской войн. Об имперіи были интермедіями, въ которыхъ Европа и Франція пытались привести въ равновсіе враждующія партіи. Тщетно об имперіи пытались замнить собою то, что они называли ‘старыя партіи.’ Послднія пережили первую и переживутъ вторую имперію потому, что он представляютъ два принципа, старые какъ міръ, какъ статика и динамика, какъ душа человческая, между тмъ какъ наполеоновская династія не была, не есть и никогда не будетъ ничмъ инымъ, какъ только временной мировой сдлкой. Нація позволила наполеонидамъ уничтожать республики потому, что они взамнъ ихъ выставили принципъ національностей, она позволила имъ играть въ либерализмъ и автократію: она ничего не говорила противъ теоріи свободнаго обмна и обществъ императорскаго принца, противъ буржуазной экономіи и народнаго псевдо-соціализма, противъ папизма и кавуризма и тысячи другихъ противорчій. Но не такое двусмысленное правительство, во глав націи такъ раздленной, какъ Франція,— не такое правительство можетъ оказать серьезное сопротивленіе сомкнутымъ батальонамъ, солиднымъ, сплотившимся, единодушнымъ массамъ тевтоновъ, собравшихся изъ всхъ мстъ Германіи.
Это намъ кажется совершенно яснымъ и врнымъ, и категорически вытекаетъ изъ слдующихъ умозаключеній:
Бонапартистское междуцарствіе приходитъ къ концу, потому что оно уже не нужно какъ внутри, такъ и вн Франціи. Внутри оно не иметъ боле силы обуздывать, въ чемъ именно и заключалась его роль, вн оно неспособно приводить въ исполненіе свою старую задачу — освобожденіе національностей. Экспедиція противъ мексиканской націи уличила ее во лжи, таже ложь выяснилась и въ римскомъ поход противъ Италіи и Гарибальди. Экспедиція противъ германской національности, виновной въ томъ, что она начинаетъ возрастать и длаться сильной, прибавитъ еще новую ложь къ двусмысленной дятельности второй имперіи. Теперь ей ничего боле не остается, какъ только поставить на ставку демократическую и соціальную революцію. А при этомъ условіи она неминуемо будетъ разбита,— я ошибаюсь, не разбита, но совершенно раздавлена.
Т осуждены погибнуть, кто идетъ въ сообществ или подъ начальствомъ людей, осужденныхъ на гибель. Mitgefangen,— mitgehangen, говоритъ нмецкая пословица. Если Франція вступитъ въ великую борьбу, имя во глав императора Луи-Наполеона Бонапарта. она падетъ вмст съ Луи-Наполеономъ Бонапартомъ. Она падетъ потому, что имперія не есть миръ, она есть война и въ конц концевъ вторженіе иноземцевъ въ предлы Франціи. И если Франція испытаетъ это вторженіе, Франція побжденная, оскорбленная, изувченная,— съ той минуты настанетъ царство гражданской войны въ Европ, послдуетъ обвиненіе германской расы въ преступленіи, притсненіи и подлости, и осужденіе латинской расы на стыдъ, горе и месть.
Франція должна приготовиться къ сильнымъ потрясеніямъ, если она будетъ застигнута войной съ Германіей, при существующей въ ней теперь правительственной систем: ей придется выдержать новый Лейпцигъ и новое Ватерлоо. Таковъ выводъ, къ которому необходимо придти, исходя отъ дйствующихъ теперь фактовъ и ставя рядомъ три главные положенія: Франція, Наполеонъ и война, которая приготовляется, которую вс чувствуютъ въ воздух, несмотря на успокоительныя заявленія какъ Бисмарка, такъ и императора Наполеона. Но къ этому еще можно прибавить революцію, орлеанизмъ, легитимизмъ, католицизмъ, англійское вліяніе, итальянское вліяніе и другіе боле или мене важные элементы, которые несомннно должны играть немаловажную роль въ этой великой борьб.
Мы предположили худшій исходъ, но потому, что этотъ исходъ самый простой, самый естественный и самый вроятный. Во всякомъ случа несомннно, что Франція должна дорого поплатиться за свою связь съ бонапартизмомъ и за свои ошибки послдняго времени. Едва окончилась февральская революція, какъ уже выступилъ на сцену грубый и жестокій эгоизмъ, и Франія стала переходить изъ реакціи въ реакцію. Французы, какъ древніе афиняне, любятъ мораль, но при непремнномъ условіи, чтобы она выдавалась малыми дозами. Французскій народъ восторгался республикой и восторгался бы ею до сихъ поръ, еслибъ при ея существованіи могъ избавить себя отъ обязанностей, налагаемыхъ ею. Когда реакція произвела государственный переворотъ, то посл второго декабря народъ протестовалъ разными способами противъ него, но скоро успокоился и даже сталъ твердить: ‘очень хорошо, ловко распорядились!’ И онъ утвердилъ новый порядокъ своимъ лотомъ, онъ также, какъ афиняне, осудилъ своего Аристида на изгнаніе, онъ, легкомысленный, усталъ слушать постоянное прибавленіе къ имени Аристида — ‘справедливый.’ Ему, этому французскому народу сказали: ‘разбогатй сперва и тогда все теб будетъ дано: и могущество, и уваженіе, и обаяніе и слава. И какъ легко получить все это. Для того чтобы обогатиться, теб не нужно будетъ работать, достаточно только играть счастливо, и ты играй на бирж.’ И онъ играетъ на бирж, и уже потерялъ изъ своего богатства отъ 7 до 8 милліардовъ, онъ теряетъ по 500 милліоновъ въ годъ, онъ теряетъ плоды своего труда, изчезло его могущество, обаяніе, не пріобрлъ онъ ни славы, ни уваженія. Вокругъ него постоянно раздаются зловщія слова: упадокъ, разрушеніе, катаклизмъ, катастрофа. Онъ уже наказанъ въ своей гордости, онъ страшится еще большаго наказанія и его душа узнала тоску и горе. Но горе для него полезно, оно внушаетъ ему иногда великія ршенія. Онъ любитъ забываться въ разныхъ пустякахъ, въ нихъ онъ большой эгоистъ, въ худшемъ значеніи этого слова, но онъ способенъ на великія дла, если только великая идея или даже большое несчастіе живо затронутъ его, потрясутъ его душу до того, что онъ забудетъ тщеславіе, постоянно разъдающее его. Мы не станемъ жалть, если Франція будетъ наказана, потому что она заслуживаетъ наказанія, и потому еще, что оно вроятно будетъ причиной ея благосостоянія въ будущемъ.
Однакоже справедливость требуетъ сказать, что, и недожидаясь нашествія извн, Франція повидимому начала приходить въ себя и какъ будто желаетъ предупредить несчастіе. Она уже почувствовала стыдъ за свое невжество, за свое рабство и начала убждаться въ ложности своей славы, снова она начинаетъ желать честной, серьезной работы, справедливости, свободы, истины. Но мр того, какъ она возрождается къ жизни, имперія приближается къ упадку. Читаютъ теперь такъ много, какъ никогда прежде не читали, читаютъ даже серьезные вещи, земледльцы, работники, мелкіе буржуа, почерпавшіе мудрость въ Маленькомъ монитер и въ Petit Journal, теперь ищутъ ее въ иллюстрированныхъ изданіяхъ и даже въ оппозиціонныхъ журналахъ. Учреждаются ученыя общества, библіотеки и кабинеты для чтенія, устраиваются рабочіе клубы и кооперативныя ассоціаціи. Журналы говорятъ другимъ языкомъ, чмъ прежде, потому что разговоры теперь стали иные — стоитъ прислушаться о чемъ и какъ говорятъ на улиц, въ омнибусахъ, въ вагонахъ, въ салонахъ, въ дружескихъ кружкахъ. Но такъ говорятъ не только ‘неисправимые,’ пропагандирующіе программу покой Франціи,— новую рчь можно услышать даже отъ чиновниковъ, занимающихъ видныя мста въ различныхъ административныхъ сферахъ. Приближенные ихъ превосходительствъ Руэ и Пинара скажутъ вамъ, что во Франціи вс согласны въ трехъ пунктахъ: 1) Отдленіе церкви отъ государства, 2) Большее число постоянной арміи и вооруженіе цлой націи по швейцарской систем, 3) даровое и обязательное обученіе. Но вн этихъ трехъ вопросовъ мннія сильно раздляются и идутъ безконечные споры.
Такъ какъ я не имю права требовать, чтобы мн врили на слово, то, для поясненія моихъ положеній, насколько позволяетъ мн память, возьму на удачу нсколько знаменательныхъ происшествій, которыя еще такъ недавно, во времена покойныхъ Билльо и Морни, во Франціи казались бы просто невроятными.
Вотъ, напримръ, Фигаро, предметъ нжнйшей любви Морни и жокей-клуба,— Фигаро, мониторъ кокотокъ, игроковъ Баденъ-Бадена, Эмса и Гамбурга, почитатель ханжи Луи Бельо, — этотъ самый Фигаро переходитъ въ самую ршительную, въ самую радикальную оппозицію и затрогиваетъ правительство, биржу и даже духовенство.
Или, судья, который объявляетъ, что гражданинъ иметъ право противиться полиціи, въ случа неправильныхъ ея распоряженій… Тни Пьетри, Карлье не обезпокоили ли васъ въ вашихъ гробницахъ!
Или, въ Сен-мартенскомъ театр шло такъ называемое ‘обозрніе,’ т. е. пьеса съ выставкой обнаженныхъ женщинъ, шумомъ отъ разныхъ взрывовъ и блескомъ бенгальскаго огня и электрическаго освщенія,— нчто въ род балагана. Одинъ изъ зрителей ршился свисткомъ протестовать противъ безобразнаго представленія вообще, и противъ какой-то ужь очень нелпой выходки актера въ частности. Начальнику клакеровъ не понравилась такая свобода дйствій, и онъ обратился къ полиціи съ просьбою унять безпокойнаго. Полицейскій агентъ, съ особенной любовью и съ пылкой энергіей, взялся за дло, но, къ своему удивленію, встртилъ сопротивленіе со стороны мирнаго гражданина, который настаивалъ на прав свистать или аплодировать по своему произволу. Полицейскій агентъ потребовалъ подкрпленія и, заручившись силою, пытался арестовать противника безобразныхъ театральныхъ представленій. Но тотъ, схватившись за барьеръ галереи, упорно сопротивлялся. Чтобы побдить его упорство, полицейскіе затянули свистуну галстукъ до того, что онъ лишился чувствъ, почему не могъ уже оказывать сопротивленія и это понесли на рукахъ. Свидтель возмутительнаго произвола полиціи,— публика, въ дв тысячи человкъ, пришла въ страшный Гнвъ. ‘Мы не выйдемъ изъ театра, пока не возвратятъ сюда удушеннаго.’ — ‘Подайте удушеннаго, или мы разнесемъ театръ на куски,’ кричали въ разныхъ мстахъ театра. Никакія извиненія директора театра, режиссера, полицейскихъ, ничто не производило вліянія и публика продолжала кричать: ‘Подайте сюда удушеннаго!’ Наконецъ побда осталась за публикой, и удушенный, приведенный въ сознаніе медиками, предсталъ на сцен предъ нею, поддерживаемый своими друзьями, жестами и взглядами онъ, едва держащійся на ногахъ, благодарилъ своихъ избавителей. Полиція понесла совершенное пораженіе.
Еще случай. Нсколько театровъ стоятъ на томъ же самомъ бульвар, на которомъ построенъ Сенъ-мартенскій театръ, къ полночи тысячи зрителей, выходящихъ изъ театровъ, собираются на этомъ бульвар. Ныншняя зима была очень холодна, вода замерзла и выпало очень много снга, подл укрпленія Шато-д’О мальчики устроили катокъ. На этотъ импровизированный катокъ собралось много охотниковъ развлечься катаньемъ на конькахъ и просто по льду. Окончилось представленіе въ театрахъ и къ катку прибыли новые охотники, такое громадное скопленіе людей въ одномъ мст воспрепятствовало правильному движенію по бульвару, но какъ ни велико подобное неудобство, однакоже парижане легко примиряются со всякими неудобствами, въ особенности, если съ ними сопряжено развлеченіе, а потому, вмсто того, чтобы негодовать на невольное препятствіе, массы людей, вышедшія изъ театра, не умющія или не желающія кататься по льду, остановились у катка какъ простые зрители, что разумется не могло способствовать установленію правильности движенія. Полицейскій, наблюдающій здсь за порядкомъ, ршился энергически возстановить его и немедленно первый, попавшійся подъ руку, гражданинъ былъ схваченъ имъ за-воротъ и приглашенъ прогуляться въ префектуру. Но чрезъ секунду, при громкомъ смх, и полицейскій и его жертва, влекомые толпой народа, катились по невол по льду. Еще моментъ, и жертва очутилась вдалек отъ своего врага. Полицейскій оказался изъ числа угрюмыхъ, онъ поклялся, что отомститъ и возстановитъ достоинство имперіи, оскорбленной въ его лиц, почему, собравъ товарищей, отправился къ начальнику военнаго поста въ Шатод’О и донесъ ему о сопротивленіи публики. Тотъ разсудилъ дать необходимую военную силу въ помощь полиціи и послалъ на мсто происшествія капрала и четырехъ солдатъ, однимъ словомъ такую силу, съ какой маршалъ Бюжо считалъ возможнымъ предупредить февральскую революцію. Полицейскіе, подъ прикрытіемъ четырехъ солдатъ и капрала, прибыли на мсто происшествія, но въ то время, какъ они объявляли приказъ, трехъ изъ нихъ схватили и, при неистовыхъ крикахъ и громкихъ аплодисментахъ, прокатили по льду. Полицейскіе побагровли отъ гнва, схвативъ какого-то скромнаго гражданина, они приказали военной сил, немедленно отвести его въ казарму, что было тотчасъ же исполнено и ворота казармы затворились за арестованнымъ и солдатами. Толпа послдовала за ними и постоянно прибывала въ числ, такъ, что къ тремъ часамъ утра собралось нсколько тысячъ народа. Вся эта толпа была въ сильнйшей агитаціи. Крики: ‘Прочь В..! Прочь Шасспо! Да здравствуетъ Гарибальди’ — раздавались непрерывно. Вскор, запли Марсельезу и разгоряченная толпа стала ломиться въ ворота, бить стекла и произносить весьма энергическія угрозы. Желая предупредить дальнйшія непріятности, начальникъ военнаго поста разсудилъ лучше освободить плнника, обратившись къ публик съ просьбою разойдтись и не длать безпорядковъ. Тмъ дло и кончилось. Но кто, еще наканун, могъ предвидть, что толпа атакуетъ укрпленіе Шато-д’О, снабженное пушками и имющее гарнизонъ слишкомъ въ тысячу человкъ. Шато-д’О — одно изъ двухъ главныхъ укрпленныхъ стратегическихъ сооруженій Парижа, хорошо вооруженное,— и на него сдлано нападеніе раздраженной толпой, бросавшей въ осажденныхъ, лучше сказать въ стны, не пули и ядра, а снжки и куски льда.
Все это можетъ показаться смшнымъ въ другой стран, но слдуетъ замтить, что французъ становится самимъ собою, только миновавъ фазисъ веселости, его серьезное настроеніе, даже его геройство сильно приправлено ребячествомъ. Этими подробностями доказывается лучше, чмъ длинными разсужденіями о законодательномъ корпус, о военномъ закон, о затрудненіяхъ при выборахъ, что обаяніе, внушаемое правительствомъ, изчезаетъ, а вслдствіе этого падаетъ и само правительство, такъ какъ французами можно управлять только обаяніемъ.
Надо сознаться, что если бы правительство предположило нарочно лишиться обаянія, оно не могло бы поступать иначе, чмъ теперь. Посл блистательной, колоссальной неудачи мексиканской экспедиціи, оно должно бы одуматься, имя уже передъ собою мудрый примръ другой державы. Нтъ, оно надялось скрыть пораженіе, бывшее результатомъ битвы подъ Садовой, скрыть свою явную непредусмотрительность, свое полнйшее невденіе истиннаго положенія вещей, и продолжало вмшиваться во вс дла, съ напускною важностью. Создавъ сильнаго врага въ Соединенныхъ штатахъ, французское правительство раздражило побдоносныхъ пруссаковъ, требуя платы за сохраненіе боле или мене враждебнаго нейтралитета, оно потребовало округленія границъ подъ предлогомъ, что Пруссія слишкомъ расширила свои предлы и можетъ вознаградить Францію. Нмцамъ это конечно показалось страннымъ. ‘Какъ, если я получу наслдство, если найду деньги, я обязанъ вознаграждать сосдей’. Разбитое со стороны Саррелуи и Сарребрюка, французское правительство набрасывается на Люксенбургъ. Офиціальный владтель этой маленькой страны соглашается продать своихъ подданныхъ по пятидесяти франковъ за душу, и вотъ Наполеонъ III требуетъ, чтобы Бисмаркъ вывелъ изъ Люксембурга прусскій гарнизонъ, такъ какъ эта крпость — пушка, направленная противъ Франціи, какъ будто пограничныя крпости де пушки, направленныя одна на другую: Метцъ на Триръ, Майнцъ на Страсбургъ. Къ великому удивленію Европы, секундантамъ этой дуэли удалось уладить дло, такъ какъ Бисмаркъ не билъ еще готовъ къ войн, а Наполеонъ III и подавно, сами военные сознаются теперь, что если бы война разразилась въ то время, французскій главный штабъ, незнакомый съ стратегическими путями страны, не зналъ бы, гд встртить прусскія войска, которыя пришлось бы можетъ быть ожидать подъ стнами Парижа. Французскіе арсеналы опустли вслдствіе отдаленныхъ экспедицій. Понадобился еще годъ труда и чрезвычайныхъ издержекъ (въ Метц 75 мил.) для того, чтобы маршалъ Ніэль могъ сказать Наполеону: ‘ваше величество, когда вамъ угодно!’ а между тмъ, не побоялись длать вызовъ Пруссіи, опьяненной гордостью побды.
Таже непредусмотрительность въ итальянскомъ вопрос. Гарибальди сказалъ: ‘Ментана была для меня гибельне Аспромонте. При Аспромонте я былъ раненъ въ ногу, при Ментан въ сердце’. И несмотря на это, французы не думаютъ, что изъ четырехъ дйствующихъ лицъ при Ментан (Гарибальди, Викторъ Эммануилъ, пана Пій IX, и императоръ Наполеонъ) освободитель обихъ Сициліи получилъ самый тяжкій ударъ. Не говоря уже о другихъ, императоръ французовъ достигъ искренней вражды единственнаго союзника, на помощь котораго онъ могъ еще разсчитывать въ приготовляющейся великой воин. Съ этихъ норъ итальянскій народъ — непримиримый врагъ его. Между тмъ, воля Франціи была совершенно ясна, буржуазія и народъ довольно громко кричали: оставьте нану вдаться самому съ Гарибальди, дайте Антонелли самому устроить дло съ Ратацци. Съ 1848 г. во Франціи не встрчалось подобнаго единодушія, вс удивлялись этому всеобщему согласію, за исключеніемъ впрочемъ духовенства, и Дюпанлу съ Бельо надлали такого шума своими клерикальными выходками, что испуганный императоръ напугалъ Виктора Эммануила, поддался своимъ врагамъ легитимистамъ, и Гарибальди встртилъ не итальянскія войска, которыхъ онъ ждалъ, а ружья Шасспо. ‘Наши Шасспо надлали чудесъ,’ воскликнулъ французскій генералъ съ глупою радостью. Конечно, надлали чудесъ! Со времени Ментаны, въ особенности посл знаменитаго никогда, произнесеннаго г. Руэ въ приснопамятное засданіе 5-го декабря: ‘никогда не позволимъ мы Италіи занять Римъ,’ приготовляется война между Франціей и Италіей. Съ этихъ поръ идутъ постоянныя толки о мюратистскихъ интригахъ, поддерживаемыхъ въ Неапол и подкрпляемыхъ французскимъ правительствомъ, на лету схвачены слова посланниковъ Наполеона III при римскомъ и флорентинскомъ дворахъ: ‘1808 г. увидитъ конецъ итальянскаго единства’. Но, если настанетъ конецъ итальянскому единству, настанетъ конецъ и піемонтской монархіи, къ которой присоединилось съ охотою республиканское и федеративное населеніе Италіи, именно для скорйшаго достиженія національнаго единства. Отнын между Италіей и Франціей можетъ существовать только одно отвращеніе, благодаря Наполеону, водворились недоразумнія между Италіей и ея правительствомъ, обвиняемымъ въ трусливомъ подчиненіи внушеніямъ тюильрійскаго кабинета. И конечно, не періодически возобновляющимся слухамъ о государственномъ переворот., готовящемся во Флоренціи, успокоить и утишить умы. Однимъ словомъ, Италія идетъ быстрыми шагами къ банкротству, къ революціи, къ войн съ Франціей, и этимъ она обязана г. Руэ и ружьямъ Шасспо. Мы обвиняли французскую политику въ непредусмотрительности — это обвиненіе намъ кажется теперь слишкомъ слабымъ.
А что же Англія? Англія чуетъ, что опасная болзнь постигла ея союзника императора французовъ, и отъ времени до времени, изъявляетъ ему свое соболзнованіе. Она уже принимаетъ предосторожности, отправляетъ экспедицію въ Абиссинію, для того чтобы овладть еще новыми морскими станціями, укрпиться на Восток, и еще боле противодйствовать тамъ французскому вліянію. Въ настоящую минуту, впрочемъ, вниманіе ея обращено на другой предметъ. Въ вид подарка къ Новому году, французское правительство представило ей истинную или предполагаемую переписку между предводителями феніанскаго движенія и нкоторыми изъ главнйшихъ дятелей партіи дйствія на континент. Англія, уже не та Англія, которую мы знали,— скрытная, самодовольная, разумно либеральная и очень положительная. Гнвъ и бшенство душатъ ее, она содрогается отъ страха и негодованія, Она также ранена и рана ея воспаляется. Все, что принадлежитъ къ аристократіи, высшей-или мелкой буржуазіи, говоритъ только о томъ, чтобы залить кровью Ирландію и стснить народъ,— незабудьте, англійскій народъ, такъ какъ англійскихъ рабочихъ подозрваютъ въ симпатіи къ феніямъ, что еще впрочемъ не доказано, и уличаютъ въ ненависти къ аристократіи и англиканской церкви въ Ирландіи. Такимъ образомъ, въ правительственныхъ классахъ говорится только о репрессивныхъ мрахъ, и въ настоящую минуту реформисты и либералы находятся въ смущеніи. Какъ бы не разыгрался этотъ кризисъ, французскому правительству нечего надяться ни на тори, въ рукахъ которыхъ находится теперь власть, ни на виговъ, и тмъ мене, на помощь народа.
По императоръ Наполеонъ разсчитываетъ, можетъ быть, на своего новаго союзника императора Франца-осифа. Наполеонъ III сломилъ силу и могущество Австріи при Маджент и Сольферино, и заставилъ ее играть грустную роль побжденной. Онъ увлекъ несчастнаго Максимиліана и привелъ его изъ Мирамаре въ Кверетаро. Въ Вн, при погребеніи истерзанныхъ останковъ этого молодаго мечтателя, почетное мсто было занято посланникомъ императора французовъ, къ нему обращались вс взоры и вполн справедливо. Союзъ и дружба съ Наполеономъ гибельне для Австріи вражды и войны. Этотъ союзъ заключается противъ Пруссіи — эта тайна извстна, всмъ, но всмъ извстно также, что лишь только пуля перелетитъ черезъ Рейнъ, вся Германія возстанетъ противъ Франціи, составляющей для нея предметъ ненависти и вражды. Южныя государства съ восторгомъ воспользуются случаемъ присоединиться къ свернымъ, возникнетъ полное единеніе въ ущербъ императору австрійскому и тмъ державамъ, которыя хотли бы воспрепятствовать этому.
Не слдуетъ забывать, что и съ этой стороны возникаетъ такое стеченіе обстоятельствъ, которое, не будучи благопріятнымъ для Бисмарка, въ тоже время чрезвычайно невыгодно для императора Наполеона.

——

Для Австріи было полезно и благодтельно быть побжденной и униженной, подобно Пруссіи посл іенскаго сраженія, она поняла, что для возстановленія упавшихъ силъ ей необходимо преобразоваться и возродиться. Императору нужно было прежде всего примириться съ своими австрійскими и венгерскими подданными, онъ призналъ конституцію, которая возбуждаетъ слдующія восклицанія во Франціи: ‘свободу, какъ въ Австріи’! Мы едва вримъ собственнымъ глазамъ, читая въ внскихъ газетахъ слдующія. ‘Новыя положенія военнаго устройства’, предложенныя венграми, принятыя министерствомъ и одобренныя императоромъ:
1) Истинное и дйствительное вооруженіе всего народа. Замнъ не допускается.
2) Гражданское и политическое раздленіе страны на округа и приходы сохраняется и для военной организаціи.
3) Рекруты обучаются военному искуству на мст жительства.
4) Постоянное войско должно быть доведено до mininum’а, при короткомъ срок служб, оно постоянно будетъ состоять изъ новобранцевъ, которые, обучившись военному искуству, расходятся по домамъ и замняются опять вновь поступающими на службу.
5) Срокъ службы, т. е. обученія въ постоянной арміи назначенъ годовой. Но и этотъ срокъ предполагается ограничить одною или двумя годичными третями’.
Какая разница между этими положеніями и закономъ, предложеннымъ императоромъ Наполеономъ законодательному корпусу, по которому 800,000 человкъ должны служить въ войск впродолженіи девяти съ половиною лтъ! Враги наполеоновскихъ войска и династіи не могли бы придумать ничего лучшаго, чтобъ вселить непріязненныя чувства къ обоимъ.
Но вернемся къ Австріи, и для доказательства на сколько глубока, серьезна и радикальна перемна, происходящая въ Verdummungs Oestreich, представимъ нкоторыя подробности заимствованныя главнымъ образомъ изъ кореспонденціи англійскаго обозрнія ‘the Spectator:’
Порывъ восторга охватившій Австрію, при извстіи, чо императоръ нсколько проучилъ епископовъ, можетъ быть одно изъ самыхъ замчательныхъ событій этого года. Оно показываетъ, что послднее государство, считавшееся вполн преданнымъ пап, покидаетъ его дло. Въ Англіи, Австрію считали ультрамонтанскимъ государствомъ, думали, что она обречена реакціи, но теперь положеніе вещей измнилось. Посл 18-ти лтъ неограниченнаго владычества въ политик, обществ, въ области воспитанія, духовенство возбудило къ себ ненависть въ томъ самомъ поколніи, которое оно воспитало. Въ Австріи, какъ и всюду, духовное владычество поселило къ себ неудовольствіе и ту странную и глубокую ненависть, которую оно постоянно возбуждаетъ.
Еще недавно 2000 школьныхъ учителей, подверженныхъ чисто солдатской дисциплин, объявили публично въ большой зал внскаго дворца, что предпочитаютъ голодную смерть дальнйшему подчиненію тиранніи духовенства. Императоръ, меланхоликъ, воспитанный іезуитами, привыкшій къ несчастію, въ глубин души — ультрамонтанецъ, по событія заставляютъ его дйствовать теперь противъ духовенства. Нкоторыя лица изъ знати готовы бы были поддерживать духовную власть,— но теперь и они должны молчать. Въ отдаленныхъ дистриктахъ, напримръ въ Тирол, крестьяне и мщане еще порабощены духовенствомъ. По боле богатая часть населенія совершенно освобождена отъ его вліянія. Лица ‘высшаго полета’ считаютъ приверженность къ духовенству признакомъ посредственнаго ума и недостатка образованія, вжливость требуетъ раскланиваться съ священникомъ, но этимъ и ограничивается связь этихъ сословій съ духовнымъ. Но нынче даже и мщане стали относиться къ духовенству весьма враждебно, столкновенія нескончаемы по поводу воспитанія, свободы слова и пр., такъ что теперь изъ четырехъ избирателей трое убждены, что врны ли, нтъ ли, религіозные догматы, священникамъ нечего вмшиваться въ гражданскую администрацію, и какъ уже высказано муниципальнымъ совтомъ въ Вн, ‘священникъ, замороженный въ своей безплодной индивидуальности, принадлежитъ къ иной пород людей чмъ мы, а потому не долженъ вмшиваться въ наши дла. Пусть онъ держится въ сторон, на пьедестал какой угодно вышины, но не слзаетъ съ него, подъ страхомъ непріятностей’. Австрійцы, люди вовсе не наклонныя къ революціямъ, судя по дйствіямъ ихъ рейхсрата, сдлались чрезвычайно либеральными во взглядахъ на вопросъ о вліяніи духовенства, они уже избавляются отъ притязаній духовной власти, они намреваются ввести ее въ должные предлы и идутъ къ этой цли съ ршимостью и настойчивостью, несказанно удивляющими тхъ, кто до сихъ поръ считалъ себя вполн знакомымъ съ ихъ характеромъ.
Даже во Франціи, евреи не получили бы такъ легко права занимать политическія и муниципальныя должности, какъ въ Австріи. Даже въ Англіи, крещеніе маленькой израильтянки, наперекоръ вол ея родителей, не возбудило бы такого негодованія парламента. какъ въ австрійской палат. Не потому, чтобы христіане, засдающіе въ рейхсрат особенно заботились объ іудейств, по потому, что они намрены ограничить церковь въ ея вмшательств въ области государства и семейства. Пусть это желаніе народа, исполнится — и онъ останется удовлетвореннымъ,— въ противномъ случа, неудовольствіе его противъ духовенства обратится въ фанатизмъ.
Первая причина — недовольство всми существующими учрежденіями, овладвшее мало по малу всми умами. Недовольство повсемстно, оно проистекаетъ изъ доказанной несостоятельности всхъ общественныхъ учрежденій. Духовенство распоряжается воспитаніемъ и не учитъ ничему, администрація въ рукахъ бюрократовъ, и для идутъ вкривь и вкось. Дворяне предводительствуютъ войскомъ, разбитымъ на пол сраженія…
Кром того, въ Австріи, какъ и во всей Германіи, общество подвержено двумъ вліяніямъ, важность которыхъ очевидна. Во-первыхъ, примръ Америки. Три милліона нмцевъ, изъ которыхъ 1,500,000 вышли изъ южныхъ государствъ, сдлались гражданами великой республики. Каждый день сотни нмцевъ покидаютъ старый свтъ, ежедневно прізжаютъ въ гости въ Германію нмцы, ставшіе совершенными американцами, каждый мсяцъ приходятъ цлыя тонны писемъ, наполненныхъ выраженіями боле яраго либерализма, чмъ либерализмъ самихъ англо-саксовъ. Ирландія мене подвержена вліянію Америки, чмъ Германія, и люди, наиболе ненавидящіе притязанія духовенства,— американизированные нмцы.
Въ непрестанной войн противъ духовенства, нмцамъ, вернувшимся изъ Америки, сильно помогаютъ евреи. Преслдуемые впродолженіи 12 вковъ, евреи не пали, они крпли въ истязаніяхъ и теперь чувствуютъ свою силу. Дятельность ихъ изумительна, ихъ можно встртить всюду, университеты наполнены ими, они занимаются искуствами и литературой. Римъ хвалится своимъ умньемъ ждать, но терпніе еврея упорне терпнія священника. Поэтому, можетъ быть нмецкое духовенство питаетъ самую непримиримую ненависть къ евреямъ.
Очевидно, что власть ультрамонтановъ вскор рушится въ Австріи, если только не уничтожится существующій теперь избирательный законъ и не будутъ призваны для подачи голоса неумющіе ни читать, ни писать… А это едва ли вроятно. Прибавьте, что теперь въ Вн возбуждено множество общественныхъ вопросовъ, для обсужденія которыхъ по воскресеньямъ собираются митинги въ дв, три, четыре тысячи рабочихъ, которые вовсе не раздляютъ буржуазныхъ взглядовъ нмецкихъ либераловъ, и идутъ въ своихъ желаніяхъ несравненно дальше. Почти единодушно они заявили себя послдователями Ласалля, а не Шульце-Делича.
Какъ видно, броженіе происходитъ всюду. Общественное мнніе становится очень либеральнымъ во Франціи и въ Австріи, но въ Англіи, по крайней мр, въ настоящую минуту, либерализмъ не въ мод. Положеніе Италіи полно тревогъ, надъ Апеннинами собирается мрачная туча. Этого мало: голодъ и неурожай сопровождаютъ комерческій кризисъ, достигающій ужасающихъ размровъ. Въ сундукахъ банка лежитъ милліардъ, положенный туда капиталистами, потому что они потеряли довріе и сомнваются въ завтрашнемъ дн. Этотъ милліардъ признакъ неудовольствія, протеста противъ дурной политики правительства, но при всемъ томъ, этотъ милліардъ отнимается у производства, и нищета увеличивается. Всюду слышатся только жалобы, разсказы о банкротствахъ. объ умершихъ отъ холода и голода. Въ Алжир, какъ говорятъ, умерло съ голода 200,000 туземцевъ, одинъ этотъ фактъ доказываетъ, что Франція не иметъ права владть Алжиріей, страна завоевывается не для того, чтобы морить голодомъ несчастныхъ жителей. Въ Пруссіи также ужасное бдствіе, цлая провинція умираетъ съ голода. Нужно около пятидесяти милліоновъ на хлбъ и пищу, и они есть въ прусскомъ казначейств, но ихъ предназначаютъ для лучшаго употребленія,— ими воспользуются для того, чтобы пріобрсти новыя усовершенствованныя ружья и убивать французовъ.
Вотъ каково положеніе. Какъ оно вамъ правится?

Жакъ Лефрень.

‘Дло’, No 2, 1868

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека