Поэмы свободы
Поэмы свободы
Сочинение Ламеннэ
* * *
Сильные мира
Сильные мира
Смерть матери
Смерть матери
Поэмы свободы, Ламенне Фелисите-Робер, Год: 1854
Время на прочтение: 6 минут(ы)
<,В исходном экземпляре отсутствует начальная страница (236) текста…>,
И шестеро остальных с коронами на головах поднялись все разом и все разом испустили тот же крик:
— Будь проклят Христос, который принес на землю Свободу!
После того, как они сели на свои седалища из железа, первый сказал:
— Братья мои, что нам делать, чтобы задавить Свободу? Ибо наше царство кончается там, где начинается ее царство. Это наше общее дело: пусть каждый предлагает то, что ему кажется лучшим… Вот совет, который я могу дать. До появления Христа, кто мог выстоять против нас? Это его учение погубило нас: уничтожим учение Христа.
И все ответили:
— Это правда. Уничтожим учение Христа.
И второй приблизился к трону, взял человеческий череп, налил в него крови, выпил и сказал:
— Не одно только учение Христа нужно уничтожить, но также науку и мысль, ибо наука хочет знать то, что нехорошо для нас, чтобы люди знали, а мысль всегда готова восстать против силы.
И все ответили:
— Это правда. Уничтожим науку и мысль.
И, сделав то, что сделали двое первых, третий сказал:
— Когда мы, отняв у людей и религию, и науку, и мысль, превратим их снова в скотов, мы сделаем много, но нам останется сделать еще кое-что… У скотов есть инстинкты и опасные склонности. Надо, чтобы ни один народ не слышал голоса другого народа, из страха, чтобы первый не жаловался и не волновался, а другой не соблазнился подражать ему. Пусть ни один звук извне не проникает к нам.
И все ответили:
— Это правда. Пусть ни один звук извне не проникает к нам.
И четвертый сказал:
— У нас—свои интересы, и у народов также свои интересы, противоположные нашим. Если они соединятся для защиты своих интересов против нас, как мы будем им сопротивляться?.. Разъединим, чтобы царствовать. Создадим в каждой области, в каждом городе, в каждой хижине интересы противоположные таковым в других хижинах, других городах и других областях… При таком образе действий все возненавидят друг друга и им не придет в голову соединиться против нас.
И все ответили:
— Это правда. Разъединим, чтобы царствовать: единение убьет нас.
И пятый, наполнив дважды человеческий череп кровью и дважды осушив его, сказал:
— Я одобряю все эти средства, они хороши, но они недостаточны. Сделайте людей скотами — это хорошо, но устрашите этих скотов, поразите их ужасом неумолимого правосудия, жестоких казней, если вы не хотите рано или поздно быть ими пожраны. Палач — первый министр доброго государя.
И все ответили:
— Это правда. Палач первый министр доброго государя.
И шестой сказал:
— И признаю преимущества казней скорых, ужасающих, неизбежных. Однако, есть души сильные и души отчаявшиеся, которые презрят казни… Если вы хотите спокойно и легко управлять людьми, расслабьте их похотью. Добродетель не пригодна нам, она воспитывает силу: изведем ее растлением.
И все ответили:
— Это правда. Истощим силу, мощь и смелость растлением.
Затем седьмой, осушив подобно всем прочим человеческий череп, сказал следующее, наступив на распятие:
— Долой Христа: война на жизнь и смерть, война вечная между ним и нами… Но как отторгнуть от него народы? Это тщетная попытка. Что же делать? Выслушайте меня: нужно нам переманить к себе служителей Христа богатством, почестями и могуществом… И они прикажут народу от имени Христа подчиняться нам во всем, что бы мы ни делали, что бы мы ни приказали… И народ, поверит им и будет повиноваться нам из убеждения, и власть наша укрепится, как никогда раньше.
И все ответили:
— Это правда. Переманим к себе служителей Христа.
И вдруг лампа, которая освещала покой, погасла, и все семь человек разошлись в потемках.
И было сказано одному праведнику, который в это время бодрствовал и молился перед Крестом:
— Мой день приближается. Молись и не бойся.
И сквозь туман, серый и тяжелый, я увидел, как видишь на земле в час сумерек, равнину голую, пустынную и холодную.
Посреди нее возвышалась скала, из которой капля за каплей падала черноватая вода, и слабый и глухой шум падающих капель был единственным слышным звуком.
И семь тропинок, змеясь по равнине, оканчивались у скалы, и у скалы, в конце каждой тропинки, лежал камень, покрытый чем-то, мне неведомым,—влажным и зеленым, похожим на слюну пресмыкающегося.
И вот, на одной из тропинок я заметил как бы тень, которая медленно подвигалась, и мало-помалу, по мере приближения тени, я начал различать — но не человека, а некоторое подобие его.
И на месте сердца это подобие человека имело кровавое пятно.
И оно село на влажный, зеленый камень, члены его дрожали, оно опустило голову и охватило себя руками, как будто желало удержать в себе остатки тепла.
И по шести остальным тропинкам шесть других теней, одна за другой, подошли к подножию скалы.
И каждая из них, дрожа и сжимая себя руками, села на влажный, зеленый камень.
И так они сидели там молчаливые и согбенные под гнетом какой-то непостижимой тоски.
И молчание их длилось долго, — сколько времени, я не знаю, ибо никогда не подымается солнце над этой равниной: там неизвестны ни вечер, ни утро. Одни только капли черноватой воды падением своим измеряют длительность — монотонную, мрачную, тяжелую, вечную.
И вид этот был так ужасен, что, если бы Бог не подкрепил меня, я бы не выдержал этого.
И вдруг одна из теней, конвульсивно содрогнувшись, подняла голову и издала звук хриплый и резкий, будто ветер, прошумевший в костях скелета.
И скала отразила до моих ушей следующие слова:
— Христос победил: будь он проклят!
И шесть остальных теней содрогнулись, все разом подняли головы, и вырвалось то же богохульство:
Христос победил: будь он проклят!
И сразу после этого они задрожали еще сильнее, туман сгустился, и на один миг черноватая вода перестала течь.
И снова семь теней согнулись под гнетом их неведомой тоски, и снова наступило молчание, на этот раз более продолжительное.
Затем одна из них, не поднимаясь с камня, неподвижная и согбенная, сказала другим:
— Итак, с вами случилось то же, что и со мной, на что пригодились нам все наши решения?
И другая тень ответила:
— Вера и мысль разбили оковы народов, вера и мысль освободили землю.
И еще одна сказала:
— Мы хотели разъединить людей, и гнет наш соединил их против нас.
И еще одна сказала:
— Мы пролили кровь, и эта кровь пала на наши головы.
И еще одна сказала:
— Мы посеяли среди них растление, но оно пустило ростки в нас и пожрало наши кости.
И еще одна:
— Мы хотели задушить Свободу, а ее дыхание иссушило нашу власть до корня.
Затем седьмая тень сказала:
— Христос победил: будь он проклят!
И все в один голос ответили:
— Христос победил: будь он проклят!
И я увидел приближавшуюся руку: она омочила палец в черноватой воде, капли которой падением измеряли вечную длительность, и отметила ею чело семи теней, и это было навеки.
Я видел бук, вознесшийся на громадную высоту. От вершины и почти до земли он простирал огромные ветви, которые покрывали всю землю вокруг такою тенью, что земля была совершенно обнажена, на ней не росло ни одной былинки. У подножия гиганта рос дуб, поднявшись на несколько футов, он изогнулся, скрутился и направился горизонтально, потом еще раз поднялся и снова изогнулся, и, наконец, можно было увидеть его тощую и обезлиственную верхушку, вытянувшуюся из-под могучих ветвей бука, чтобы найти хоть немного воздуха и немного света.
И я подумал про себя: вот как малые растут в тени великих.
Кто собирается вокруг сильных мира? Кто льнет к ним? только не бедняк: его гонят, его вид осквернил бы их взоры. Его заботливо удаляют от них и их дворцов, ему даже не позволяют перейти через их сады, открытые всем, кроме него, потому что его тело изнурено работой и покрыто одеждой нужды.
Итак, кто же собирается вокруг сильных мира? — богачи и льстецы, хотящие стать богачами, падшие женщины, бесчестные пособники их тайных пороков, фигляры, шуты, сумасшедшие, развлекающие совесть своих владык, и лжепророки, которые ее вводят в обман.
И еще кто? — люди насилия и хитрости, пособники угнетения, неумолимые сборщики податей, — все те, кто говорит: ‘Отдайте нам народ, и мы заставим течь его золото в ваши сундуки и его кровь в ваши жилы’.
Туда, где лежит труп, слетаются орлы.
Маленькие птички вьют свои гнезда в траве, а хищные — на высоких деревьях.
Два человека были соседями, и у каждого была жена и маленькие дети, и каждый кормился только своим трудом.
И один из этих двух людей постоянно беспокоился в душе, говоря:
— Если я умру или заболею, что будет с моею женой и моими детьми?
И эта мысль не покидала и точила его сердце, как червь точит плод, в котором он скрывается.
И вот та же мысль явилась и у другого отца, но он не остановился на ней:
— Ибо, — сказал он, — Бог, который знает все свои создания и заботится о них, позаботится также и обо мне, моей жене и моих детях.
И этот жил спокойно, между тем как первый не имел более в душе ни покоя, ни радости.
Однажды, когда он работал на поле, печальный и удрученный вследствие своего страха, он увидел, как несколько птичек влетели в куст, вылетели оттуда и вскоре снова вернулись.
И приблизившись он увидел два гнезда и в каждом гнезде несколько птенчиков, недавно высиженных и еще не успевших опериться.
Возвратясь к своей работе, он время от времени поднимал глаза и наблюдал этих птиц, которые улетали и прилетали, принося корм своим птенчикам.
И вот, в то время, как одна из матерей возвращалась со своей ношей в клюве, ее схватил ястреб и унес, и несчастная мать тщетно билась в его когтях, испуская пронзительные крики.
При виде этого, человек, который работал, почувствовал, что его душа пришла в еще большее смятение, чем прежде: ‘ибо,— подумал он, — смерть матери — это смерть детей. У моих детей нет никого, кроме меня. Что станется с ними, когда меня не будет?’
И весь этот день он был сумрачен и печален и не спал всю ночь.
На следующий день, возвратясь на поле, он сказал:
— Я хочу взглянуть на птенчиков этой несчастной матери: некоторые из них без сомнения уже погибли.
И он подошел к кусту.
Заглянув туда, он увидел, что все птенчики здоровы, ни один, казалось, не пострадал.
Будучи удивлен этим, он спрятался, чтобы посмотреть, что тут происходит.
Немного времени спустя, он услышал слабый крик и увидел вторую мать, торопливо летящую с кормом, который она собрала, и она поделила его между всеми птенчиками без разбора, и его хватило на всех, и сироты вовсе не были покинутыми в их несчастий.
И отец, который усомнился в благости Провидения, рассказал вечером другому отцу то, что видел.
И этот сказал:
— Зачем беспокоиться? Никогда Бог не оставляет своих детей. Его любовь имеет тайны, неизвестные нам. Будем верить, надеяться и любить и с миром продолжать наш путь. Если я умру раньше тебя, ты будешь отцом моих детей, если ты умрешь раньше меня, я буду отцом твоих. Если же мы оба умрем прежде, чем наши дети подрастут настолько, чтобы самим заботиться о своих нуждах, то им будет отцом Отец наш небесный.
Источник текста: журнал ‘Пробуждение’, 1917, No 5.