Под ледниками, Бойесен Хьялмар, Год: 1881

Время на прочтение: 23 минут(ы)

ПОДЪ ЛЕДНИКАМИ.

НОРВЕЖСКІЙ РАЗСКАЗЪ.

Хьялмара Хьорта Бойезена.

I.

Въ одной изъ глубокихъ долинъ западнаго берега Норвегіи сохраняется досел замчательная легенда. Нсколько столтій тому назадъ жилъ въ этомъ приход поселянинъ съ двумя сыновьями-близнецами. Въ дтств они такъ походили другъ на друга, что даже отецъ не всегда могъ ихъ различить, а такъ какъ мать умерла вскор посл ихъ рожденія, то некому было ршить вопроса о первородств. Съ теченіемъ времени умеръ и отецъ, тогда каждый изъ нихъ, чувствуя себя старшимъ, предъявилъ свои права на ферму. Впродолженіи года они ссорились и дрались, угрожая другъ другу сжечь домъ, если кто-нибудь изъ нихъ посметъ имъ завладть. На второй годъ, ихъ распр былъ положенъ конецъ сосдомъ, славившимся своей мудростью. Онъ посовтовалъ имъ посадить два растенія, и тотъ, чье растеніе примется, будетъ назначенъ самимъ небомъ въ собственники фермы. Братья согласились на такой Божій судъ, считая, что Богъ справедливе разсудитъ, чмъ человкъ. Одинъ изъ нихъ, по имени Арнъ, выбралъ папоротникъ, а другой, Ульфъ — шиповникъ. Спустя недлю, они отправились съ мудрымъ совтникомъ и двумя сосдями на отдаленное пастбище у подножія ледника, избранное ими для Божьяго суда. Папоротникъ Арна весело колыхался свжимъ утреннимъ втеркомъ, а шиповникъ Ульфа валялся на земл, засохшій и вырванный съ корнемъ чьей-то враждебной рукой. Глаза обоихъ братьевъ встртились въ гнвномъ, пылавшемъ ненавистью взгляд.
— Это — не Божій судъ, промолвилъ въ полголоса Ульфъ:— я знаю руку, учинившую это подлое дло.
Посредники, не обращая вниманія на эти слова, осмотрли вырванный съ корнемъ шиповникъ и ршили, что это работа какого-нибудь дикаго звря, вслдствіе чего и присудили Арну отцовскую ферму. Но скоре молніи сверкнулъ ножъ Ульфа, Арнъ поблднлъ и затрясся, какъ осиновый листъ. Посредники бросились къ нему на защиту, но въ ту же минуту Ульфъ съ дикимъ крикомъ бросилъ ножъ на землю и кинулся въ ледяную пучину, зіявшую у ихъ ногъ. Раздался отдаленный, глухой плескъ, и затмъ наступила мертвая тишина. Вс присутствующіе подбжали къ самому краю обрыва, ледникъ спокойно тянулся своей громадной, холодной поверхностью, сверкавшей на солнц. Тысячи маленькихъ ручейковъ наполняли воздухъ своимъ мелодичнымъ журчаніемъ.
— Богъ судья вамъ обоимъ, сказали сосди Арну и поспшно удалились.
Съ того времени Арна прозвали Армграсъ, т. е. папоротникъ — и это прозвище сохранили до сего дня его потомки. По той или другой причин, но со времени смерти Ульфа эта семья не пользовалась общей любовью и, живя въ гордомъ одиночеств на вершин подъ вчными ледниками, они еще боле чуждались сосдей, чмъ послдніе отъ нихъ отвертывались.
Въ начал ныншняго столтія, потомокъ Арна, Гудмундъ Армграсъ владлъ родовымъ помстьемъ, по несчастному стеченію обстоятельствъ, два сына его, Арнъ и Таральдъ, влюбились въ одну и ту же молодую двушку, самую гордую и прелестную красавицу всего околотка. Посл нкотораго колебанія, она сдлалась невстой Арна, потому что, какъ объявляли злые языки, онъ былъ старшій, а слдовательно наслдникъ фермы. Но за дв недли до свадьбы она родила ребенка, и не Арнъ былъ его отцомъ. Въ ту же ночь между братьями произошла страшная ссора, отъ словъ перешли къ ударамъ, и ножи пошли въ ходъ. Къ утру Таральда принесли на ферму безчувственнаго и съ глубокой раной въ плеч. Впродолженіи недли онъ былъ между жизнью и смертью, но потомъ мало-по-малу оправился. Арнъ же исчезъ, по слухамъ, онъ на слдующій день ушелъ въ море на судн съ деревомъ, отправлявшемся въ Гулъ. Въ конц года Таральдъ женился на невст брата и вступилъ во владніе фермой.

II.

Однажды утромъ, поздней весною 1868 года, лтъ тридцать пять посл только что разсказаннаго событія, въ долин на берегу Фьорда подъ ледниками была неожиданно нарушена обычная тишина тремя свистками. Это былъ сигналъ проходящаго мимо парохода, чтобы съ берега подали лодку для пассажира. Дв лодки тотчасъ отчалили отъ берега съ полдюжиною людей въ красныхъ колпакахъ и живописной одежд. Вскор лодки пристали къ пароходу. Прежде всего спустили въ лодки нсколько большихъ сундуковъ и чемодановъ, доказывавшихъ, что пассажиръ, сходившій на берегъ, былъ человкомъ достаточнымъ. Это впечатлніе тмъ боле подтвердилось, когда появился высокаго роста человкъ, съ смуглымъ цвтомъ лица, сопровождаемый небольшимъ мохнатымъ существомъ, кожа котораго была чисто адской черноты, что возбудило сильное волненіе среди лодочниковъ. Потомъ пароходъ далъ еще свистокъ, повторившійся безконечнымъ эхо въ снжныхъ пикахъ, и лодки медленно направились къ берегу по блестящей зеркальной поверхности Фьорда.
— Могу я здсь гд-нибудь на ферм найдти пріютъ съ моимъ слугой на все лто? спросилъ путешественникъ, обращаясь къ молодому поселянину: — я желалъ бы поселиться какъ можно ближе къ леднику.
Онъ говорилъ по норвежски, хотя и съ сильнымъ иностраннымъ выговоромъ, но правильно и очень внятно.
— Мой отецъ, Таральдъ Армграсъ, живетъ подл самаго ледника, отвчалъ юноша: — вроятно, онъ согласится васъ пріютить, если вы удовольствуетесь нашей скромной жизнью.
— Вы проводите меня къ вашему отцу?
— Конечно.
Юноша, не дожидаясь дальнйшихъ приказаній, пошелъ впередъ, а путешественникъ и его черный слуга послдовали за нимъ.
Морисъ Фернъ (такъ звали иностранца) былъ, какъ уже сказано, высокаго роста, очень смуглый, лтъ тридцати съ небольшимъ, съ прямымъ носомъ, изящно очерченнымъ ртомъ, выражавшимъ сильную волю, и блестящими карими глазами, которые доказывали, что онъ имлъ наклонность къ пламенному энтузіазму. Но, несмотря на это, онъ производилъ впечатлніе человка, одареннаго хладнокровнымъ разсудкомъ и спокойной энергіей. При замчательной вншности, которая тотчасъ видлила бы его изъ многочисленной толпы, онъ поражалъ своими граціозными, аристократическими манерами. Черты его лица отличались безспорно красотой и ясно говорили, что это культурный человкъ. Он не обнаруживали той варварской откровенности, которая, словно вывска, повствуетъ всмъ исторію происхожденія, расы и національности многихъ людей. Высшая культура враждебна сохраненію рзко опредленнаго типа, она придаетъ человческій оттнокъ зврскимъ скуламъ кельта и нкоторую блдность краснымъ щекамъ англо-саксонца, уменьшаетъ толщину германца и смягчаетъ крайнія угловатости фигуры и характера брата Іонаана. Однако, несмотря на это отсутствіе національной типичности, мы не можемъ оставить читателей въ невдніи тхъ обстоятельствъ, безсознательнымъ результатомъ которыхъ былъ мистеръ Фернъ.
Посл бгства изъ Норвегіи, Арнъ Армграсъ скитался по свту впродолженіи нсколькихъ мсяцевъ и, наконецъ, поселился въ Новомъ Орлеан, гд, вмст съ предпріимчивымъ молодымъ шведомъ, основалъ гостинницу подъ названіемъ ‘Валгала моряковъ’. Ему повезло, смлость, краснорчіе и особенно замчательная красота вскор составили ему завидную репутацію. Денегъ у него завелось много, онъ сломалъ старую гостинницу и выстроилъ новый блестящій отель, съ варварскимъ обиліемъ золота, пестроты и зеркалъ. Одна молодая двушка, съ длинною французской фамиліей и аристократическаго происхожденія, влюбилась въ Арна, не спокойно и благоразумно, какъ барышни на свер, но съ дикими трагическими жестами и пламенной декламаціей. Однако, для норвежца эта лихорадочная страсть была не очень пріятной новизной, онъ былъ смущенъ и испуганъ, встртивъ впервые въ жизни непонятную загадку. Ихъ тайныя свиданія были случайно открыты. Братъ молодой особы стрлялся съ Арномъ, затмъ послдовали похищеніе, тайный бракъ, наконецъ, возвращеніе въ лоно семейства и трогательное примиреніе.
Съ тхъ поръ Арнъ Фернъ (норвежская фамилія была просто переведена по-англійски, такъ кака Армграсъ и Фернъ одинаково означаютъ папоротникъ) сдлался человкомъ вполн приличнымъ и изящнымъ. Посл смерти своего тестя въ 1859 г., онъ продалъ свое помстье въ Луизіан и переселился съ женою и дтьми въ Сан-Франциско, гд успшными спекуляціями по части покупки и продажи недвижимой собственности быстро увеличилъ свое состояніе. Старшій сынъ его Морисъ, по личному желанію, былъ отправленъ въ восточные штаты, гд воспитательное дло стоитъ гораздо выше. Онъ поступилъ въ одинъ изъ лучшихъ университетовъ и, къ величайшему неудовольствію отца, обнаружилъ пламенную страсть къ естественнымъ наукамъ. Однако, видя, что вс сопротивленія наклонностямъ сына тщетны, старикъ мало-по-малу привыкъ смотрть съ нкоторымъ смутнымъ уваженіемъ на непонятныя ему занятія сына и, наконецъ, удивилъ его предложеніемъ значительной суммы денегъ на геологическую экскурсію въ Норвегію.

III.

Научный энтузіазмъ — одно изъ самыхъ непріятныхъ чувствъ, которыя только могутъ волновать человческое сердце. Конечно, для самого субъекта оно можетъ служить источникомъ личнаго удовольствія, но оно ставитъ его на недосягаемую высоту надъ всми мелкими требованіями общества. Такъ было и съ Морисомъ Ферномъ. Нельзя сказать, чтобы онъ намренно длалъ непріятности всмъ его окружающимъ, но онъ, повидимому, не сознавалъ ихъ существованія и походилъ на человка, который, пристально смотря на свточъ лучезарный, перестаетъ видть на два шага вокругъ себя. Однако, по природ, это былъ человкъ гуманный, великодушный и, въ т минуты, когда не находился при исполненіи своихъ научныхъ обязанностей, былъ способенъ на самопожертвованіе. Такъ, за нсколько недль передъ началомъ нашего разсказа, онъ отдалъ свой плэдъ дрожавшей отъ холода старух въ шотландскомъ мальпост и самъ отъ этого простудился, но онъ поступилъ въ этомъ случа такъ сдержанно, просто и прозаично, что его поступокъ казался самымъ обыкновеннымъ и нимало не геройскимъ. Онъ нашелъ, что ему пріятне самому страдать отъ холода, чмъ видть чужія страданія, и его великодушіе приняло такимъ образомъ характеръ добровольнаго выбора между двумя злами.
Подобныя сложныя натуры очень рдки въ Норвегіи, гд люди такъ же, какъ природа, представляютъ крупные, легкопонятные типы, и даже Таральдъ Армграсъ, который, несмотря на высокое мнніе о себ, не представлялъ изъ себя особенно зоркаго наблюдателя, былъ убжденъ въ чужестранномъ происхожденіи гостя, принятаго имъ въ свой домъ изъ финансовыхъ соображеній.
Большая низенькая комната, съ многочисленными зеленоватыми звеньями въ окнахъ, была отведена Морису Ферну, а его африканскій слуга, Джэкъ, помстился рядомъ въ маленькомъ чулан. Слдующій за его пріздомъ день Морисъ провелъ въ распаковк и чистк своихъ драгоцнныхъ инструментовъ, которые, среди неоштукатуренныхъ стнъ и пестро окрашенной мебели, принимали фантастическія очертанія. Служанка, приносившая ему пищу (такъ какъ онъ не имлъ времени для обда вмст съ семьей его хозяина), ходила на ципочкахъ, словно въ комнат больного, и по временамъ поглядывала на него съ любопытствомъ и страхомъ.
Армграсская ферма состояла изъ длинной, мрачной полосы земли по скату горы, покрытой частью репейникомъ и верескомъ, а частью большими, заросшими мхомъ валунами. Тамъ и сямъ виднлись, словно пятнами, поле озимой пшеницы и бурый снокосъ. Наверху горнаго ската громоздился чудовищный блестящій ледникъ. Явно наклоняясь къ западу, онъ какъ будто соединенъ былъ съ противоположной горой легкой связью, а всей своей громадной тяжестью онъ наперъ на армграсскій кряжъ съ цлью проложить себ дорогу внизъ къ ферм. Эта мысль пришла въ голову Морису, какъ только онъ, на второй же день посл своего прибытія, осмотрлъ подробно ледникъ. Онъ подошелъ къ нему не снизу, а съ запада, съ единственной стороны, гд можно было на него подняться. Обширное пространство льда лежало въ холодной тни, такъ какъ солнце, едва едва освщая вершину, еще не достигло своими лучами глубины долины. Всюду царила мертвая тишина. Джэкъ осторожно слдовалъ за своимъ господиномъ, неся барометръ и множество другихъ мелкихъ инструментовъ, а молодой сынъ Таральда Армграсса, исполнявшій должность проводника, быстро бгалъ по ледяной поверхности, безжалостно вонзая въ ледъ свои подкованные сталью каблуки. Конечно, всякая попытка прослдить научные опыты Мориса Ферна оказалась бы совершенно излишней для неспеціалиста, въ это время онъ былъ далеко неинтереснымъ для остального человчества по той простой причин, что оно для него вовсе не существовало. И все-таки неусыпная энергія, съ которой онъ стремился къ своей цли, и хладнокровное присутствіе духа въ виду опасности отличались своего рода величіемъ и могли возбудить сочувствіе въ самомъ равнодушномъ къ наук ум.
Къ часу дня три путника вернулись изъ своей ледяной экскурсіи: Морисъ сіялъ удовольствіемъ, черный Джэкъ, насупивъ брови, прихрамывалъ, а лицо юнаго Гудмунда дышало той нейтральной апатіей, которую молодежь часто принимаетъ за достоинство. Солнечные лучи теперь прямо ударяли въ ледникъ, и мертвая тишина была нарушена. Тысячи мелкихъ ручейковъ, то соединявшихся въ миніатюрные водопады, то разбгавшихся по синеватой сти ложбинъ, соединяли свои мелодичные голоса въ одну величественную симфонію.
Фернъ, погруженный въ тяжелую думу, слъ на край утеса подъ ледникомъ и, вынувъ памятную книжку, сталъ что-то въ ней записывать.
— Джэкъ, сказалъ онъ, не поднимая головы: — приготовьте вамъ обдъ.
— У насъ нтъ ничего, кром хлба, масла и говяжьяго экстракта, отвчалъ слуга.
— Этого достаточно. Вы найдете въ моемъ чемодан карманную печку и бутылку алькоголя.
Джэкъ повиновался, но не охотно, онъ одобрялъ науку лишь настолько, насколько она не шла въ разрзъ съ основательной системой прокормленія. Онъ поставилъ лампу на большой валунъ, испещренный разноцвтнымъ мхомъ, наполнилъ сосудъ водой съ ледника и зажегъ фитиль. Смшно было смотрть на этотъ контрастъ ледяной эпохи съ девятнадцатымъ вкомъ, могучей, дикой природы съ приспособленіями человческаго ума.
Въ эту минуту научныя думы Ферна вдругъ были прерваны раздирающимъ крикомъ, онъ поднялъ глаза и увидалъ, что существо, похожее по очертаніямъ на молодую двушку и соединявшее въ себ хитрую комбинацію цвтовъ желтаго, чернаго и краснаго, бжало безъ оглядки по узенькой тропинк черезъ ледникъ. Кром того, онъ замтилъ, что по валунамъ катились два деревянныя крашенныя ведра, и ловкимъ движеніемъ ноги онъ предотвратилъ ихъ паденіе на ледъ. Безпокоясь о молодой двушк и не понимая ея страха, онъ бросился за нею. Она продолжала бжать по леднику съ разввавшимися блокурыми волосами. Онъ приложилъ об руки ко рту и громко закричалъ. Эхо повторило этотъ крикъ, но очень слабо среди пустынныхъ, холодныхъ, ледяныхъ вершинъ. Молодая двушка оглянулась и обнаружила хорошенькое лицо, искаженное страхомъ. Она остановилась и потомъ упала въ изнеможеніи на камень. Еще минута, и онъ стоялъ подл нея. Она лежала лицомъ внизъ, хватаясь въ лихорадочномъ волненіи за мохъ, покрывавшій камень.
— Дитя мое, сказалъ, нагибаясь къ ней, Морисъ, который обращался къ страждущимъ всегда съ чисто отеческой нжностію:— что васъ такъ испугало? Конечно, не я?
Молодая двушка приподняла голову, ея губы зашевелились, но она не могла произнести ни слова.
Фернъ взялъ ее руку и пощупалъ пульсъ.
— Господи, воскликнулъ онъ:— какъ вы быстро бжали!
Безмолвный паническій страхъ, овладвшій молодой двушкой, тронулъ до глубины души Мориса, у котораго подъ вншней оболочкой холоднаго равнодушія скрывалась теплая, впечатлительная душа.
— Оправьтесь, продолжалъ онъ нжнымъ тономъ: — посмотрите, вамъ нечего и некого бояться.
Молодая двушка приподнялась на правомъ локт и бросила вокругъ себя безпокойный взглядъ.
— Я видла чорта, промолвила она, дрожа всмъ тломъ.
— Чорта? Гд?
— Здсь, онъ такой черный и такъ страшно скалилъ на меня зубы.
— Не будьте глупы, мое дитя, отвчалъ онъ со смхомъ: — вы видли не чорта, а моего слугу, Джэка. Богъ его сдлалъ чернымъ, для разнообразія. Вдь скучно было бы, еслибы вс на свт были такіе блые, какъ вы и я.
Она хотла улыбнуться, инстинктивно чувствуя необходимость улыбки, но тщетно. Ея черты не легко принимали искуственное выраженіе. Еслибы молодой двственной душ предстоялъ выборъ между безконечно разнообразными человческими масками, то она не нашла бы боле полнаго своего олицетворенія, чмъ черты этой молодой двушки. Въ ней не было ничего поразительнаго, но никто, кром циника, не назвалъ бы ея лица обыкновеннымъ: такой безукоризненной чистотой и нжностію дышали вс ея черты. Она произвела на Ферна столь сильное впечатлніе, что онъ не имлъ духа углубиться въ научное изслдованіе ея типа. Молодой человкъ, думающій о наук при вид юной красавицы, едва-ли можетъ быть названъ человческимъ существомъ, а нашъ герой, несмотря на всю его страсть къ наук, подчинялся общимъ законамъ человческихъ существъ.
Благодаря его нжнымъ попеченіямъ, молодая двушка вскор оправилась отъ испуга и усталости. Она встала и, стряхнувъ платье, хотла продолжать свой путь.
— Благодарю васъ, сказала она просто и протянула руку по норвежскому обычаю,— вы были очень добры ко мн.
— Нисколько, отвчалъ онъ, крпко пожимая ей руку: — но, прежде чмъ мы разстанемся, скажите: какъ васъ зовутъ?
— Ельси, дочь Таральда Армграса.
— Неужели? Такъ мы поближе съ вами познакомимся. Я живу въ дом вашего отца.

IV.

Прошло дв недли посл прибытія Мориса на ферму. Ельси сидла на верхней ступени лстницы, которая вела въ кладовую, и вязала что-то, походившее своими мшковатыми очертаніями на чулокъ. Дрожащіе лучи вечерняго солнца играли въ ея волосахъ, придавая имъ золотистый блескъ. У лстницы стоялъ ея отецъ и чистилъ шерстяной тряпкой серебряный наборъ стариннаго хомута. Въ эту минуту во дворъ вошелъ Фернъ своей обычной быстрой походкой. Ельси подняла голову и тотчасъ замтила, что въ его манерахъ было что-то необыкновенное, которое въ другомъ человк можно было бы принять за волненіе, но въ немъ принимало только видъ боле интенсивнаго самообладанія.
— Добраго вечера, сказалъ онъ, останавливаясь противъ отца:— я желалъ бы съ вами поговорить.
— Говорите, отвчалъ спокойно Таральдъ, не прекращая своей работы:— Ельси — не сплетница и не передастъ никому вашихъ словъ, даже еслибы они этого стоили.
— Это дло боле серьзное, чмъ вы думаете, продолжалъ Фернъ, вонзая въ землю свою палку съ заостреннымъ металлическимъ концомъ:— если ледникъ будетъ двигаться съ теперешней быстротой, то ваша ферма погибнетъ ране года.
Старый поселянинъ поднялъ свою сдую голову, медленно провелъ рукой по окладистой бород и бросилъ презрительный взглядъ на Мориса.
— Если наша пища вамъ не нравится, сказалъ онъ рзко:— то вамъ не для чего здсь оставаться. Мы не станемъ васъ удерживать.
— Я не думалъ о себ, спокойно отвчалъ молодой человкъ, уже успвшій привыкнуть къ непріятнымъ манерамъ своего хозяина:— вы, конечно, замтили, что отъ ледника пошла новая втвь къ западу въ послднія тридцать лтъ, и если эта втвь будетъ распространяться такъ же быстро, какъ теперь, то ничто, кром чуда, васъ не спасетъ. Впродолженіи первой недли моего пребыванія она подвинулась на пятнадцать футовъ по самымъ точнымъ измреніямъ, а въ послдніе семь дней она сдлала еще девятнадцать футовъ. Если зимой будутъ сильные снга, то край ледника можетъ обвалиться безъ всякаго предупрежденія, и на васъ грянетъ лавина, которая смететъ все — дома, сараи, самую землю въ воды Фьорда. Я надюсь, что вы обратите вниманіе на мои слова и примете мры, пока еще не поздно. Съ наукой шутить нельзя: она иметъ даръ пророчества, и ея предсказанія врне пророчествъ Езекіила и Даніила.
— Чортъ бы побралъ васъ и вашу науку! воскликнулъ старикъ вн себя:— еслибы вы не ковыряли своимъ ломомъ ледника, то онъ остался бы въ поко. Увидавъ васъ и вашего чернаго дьявола, я сразу понялъ, что не быть добру отъ вашихъ карманныхъ печекъ, длинныхъ газовыхъ трубокъ и всей прочей новомодной чертовщины. Если вы сегодня же не уберетесь изъ моего дома, то я васъ выгоню, какъ собаку.
Таральдъ, вроятно, продолжалъ бы безъ конца эту гнвную рчь, еслибы не почувствовалъ прикосновенія нжной ручки къ своему плечу и не увидалъ двухъ голубыхъ глазъ, обращенныхъ на него съ пламенной мольбой.
— Оставь меня, дочь, произнесъ онъ грубо, хотя подъ этой грубостью слышно было, что онъ сдается:— я не съ тобой говорю.
— О, отецъ! воскликнула молодая двушка, схвативъ его за об руки:— какъ вы можете съ нимъ такъ говорить? Вы очень хорошо знаете, что онъ никогда не сдлаетъ намъ вреда. Вы знаете, что онъ не можетъ сдвинуть съ мста такую махину, какъ ледникъ.
— Только чорту извстно, чего онъ не можетъ сдлать, промолвилъ Таральдъ, насупивъ брови.
Ему было стыдно своей безцльной вспышки, но онъ не считалъ совмстнымъ съ своимъ достоинствомъ сознаться, что онъ былъ не правъ.
— Этимъ ученымъ молодцамъ нельзя доврять, дитя мое, продолжалъ онъ тономъ серьзнаго протеста:— не безопасно давать имъ волю длать, что имъ вздумается. Я слышалъ, что одинъ такой ученый жилъ въ прошлое лто въ западномъ приход у Ларса Норби. Онъ все бгалъ по окрестностямъ съ мшкомъ и молоткомъ и совалъ свой носъ во вс разслины утесовъ. Во все время, пока онъ жилъ на ферм, домовой шалилъ тамъ безъ умолка. Три коровы пали, рыжая лошадь околла, цыплятъ стало корчить. Ни въ чемъ не было удачи бдному фермеру. Я говорю теб, дитя мое, Господь не любитъ, чтобы люди совали свой носъ въ его игру и учили его ходить съ козыря или съ простой карты. Вотъ въ чемъ дло. Если мы этого молодца не спустимъ, ты увидишь, какому длинному ряду несчастій мы подвергнемся.
Между тмъ, Морисъ, не желая подслушивать этого разговора, вошелъ въ домъ, и отецъ съ дочерью продолжали бесдовать наедин. Конечно, въ глазахъ Ельси опасенія старика были не безъ основанія, и положеніе, въ которое они были поставлены обстоятельствами, казалось ей очень затруднительнымъ. Она соглашалась, что вс ученые были люди предосудительные, но настаивала на томъ, что Фернъ, вншность и личныя качества котораго невольно ее очаровывали, былъ исключеніемъ изъ общаго правила. Она была убждена, что такой добрый человкъ не могъ ршиться на столь нечестивое дло и совать свой носъ въ тайны Божіи. Таральдъ долго ворчалъ, чтобы поддержать свое достоинство, но въ конц-концовъ сдался, и молодая двушка поставила на своемъ. Она добилась отъ отца позволенія сказать гостю, чтобы онъ остался и не придавалъ слишкомъ большого значенія словамъ, сказаннымъ съ-горяча. Такимъ образомъ произошло примиреніе. Фернъ пріостановилъ укладку своихъ вещей и снова принялся за свои предосудительныя наблюденія надъ тайнами природы.
Спустя недлю, Морисъ гулялъ вечеромъ по берегу, смотря съ любопытствомъ, какъ крестьянскіе мальчики багрили форель въ ближнемъ ручь. Солнце только нырнуло за горныя вершины, и прохладныя, синеватыя сумерки окутали широкую мирную долину. Воздухъ былъ такъ чистъ и живителенъ, что дышатъ имъ казалось роскошью. Факелы рыболововъ мерцали тутъ и тамъ за тощими стволами березъ и по временамъ освщали красноватымъ заревомъ листву, принимавшую фантастическій сро-зеленый цвтъ. Величественная тишина этой сцены произвела глубокое впечатлніе на Ферна, въ глубин его сердца проснулось какое-то новое, странное чувство, словно въ этихъ горахъ, фьордахъ и ледникахъ было что-то для него свое, близкое, родное. Онъ внезапно полюбилъ окружавшую его природу, и когда въ послдующіе годы онъ вспоминалъ о Норвегіи, то впечатлніе этой ночи всегда воскресало въ его памяти. Въ открытую дверь хижины пробивался лучъ свта отъ домашняго очага и, падая на блый берегъ, слегка освщалъ средину длинной сти, которая была растянута для сушки на кольяхъ. Уставъ ходить, онъ прислъ на бревно у двери и устремилъ глаза на блествшіе вдали ледники.
Пока онъ тутъ сидлъ, изъ хижины вдругъ раздался глухой, словно изъ могилы, голосъ.
— Я вижу книгу, запечатанную семью печатями, говорилъ этотъ голосъ:— дв печати уже сломаны, а когда третью сломаютъ, то все покроется мракомъ… и произойдетъ великое бдствіе.
— Не говорите этого, Гуритъ, промолвилъ другой голосъ, въ которомъ слышалась дтская мольба (Фернъ тотчасъ узналъ Ельси):— Богъ такъ могучъ и милостивъ, онъ можетъ разогнать мракъ, и все снова будетъ свтло. Я, кажется, ничего не сдлала дурного въ послднее время, а отецъ очень добръ, хотя иногда и говоритъ дурныя слова, но онъ не иметъ злого намренія и…
— Помолчи, дитя, прервалъ ее первый голосъ: — ты ничего не понимаешь, и благо теб. Но написано: ‘И за грхи отцовъ отвтятъ дти до третьяго и четвертаго поколнія’.
— Какъ страшно!
— Шш! Я вижу теперь мужчину… онъ высокаго роста… красавецъ… брюнетъ… темнаго цвта лица.
— Не говорите боле… я не хочу слушать. Разв онъ сломаетъ печати?
— А потомъ вода… вода… и долгое, долгое путешествіе.
Морисъ прислушивался съ смшаннымъ чувствомъ къ этому разговору, который его забавлялъ и вмст съ тмъ возбуждалъ въ немъ сожалніе къ суеврной невинности, врившей предвиднію старой ворожеи. Ему и въ голову не приходило, что онъ подслушивалъ, а слдовательно, велъ себя нечестно.— Вся эта сцена казалась ему столь фантастической, что онъ воображалъ себя въ театр, гд на сцен происходилъ дуэтъ между героиней и цыганкой въ старомодной опер. Но вдругъ онъ вздрогнулъ. Голосъ Ельси произнесъ поспшно и шепотомъ такія слова, при которыхъ, конечно, ему слдовало заткнуть уши:
— А я ему такъ же дорога, какъ онъ мн дорогъ?
Морисъ вскочилъ и, покраснвъ отъ стыда, побжалъ по берегу. Но черезъ минуту онъ подумалъ, что неблагородно было оставлять маленькую Ельси одну съ мрачной, грозной колдуньей. Быть можетъ, его помощь ей понадобится? Онъ хотлъ уже вернуться, какъ услышалъ шаги и инстинктивно почувствовалъ, что это — Ельси. Когда она приблизилась, луна залила своимъ серебристымъ свтомъ взволнованное лицо молодой двушки, сквозь прозрачную поверхность котораго можно было слдить за внутренней игрой чувствъ, словно за жизнью рыбъ и наскомыхъ въ акваріум.
— Кто обидлъ мою маленькую двочку? спросилъ Фернъ съ отеческой нжностью:— она плакала, бдняжечка.
Быть можетъ, неосторожно было обращаться такъ нжно съ молодой двушкой семнадцати лтъ, но ея короткое платье и распущенныя золотистыя косы невольно возбуждали въ его ум представленіе о такомъ возраст, въ которой не оскорбляются ни покровительственнымъ тономъ, ни даже поцлуемъ. Неожиданное открытіе, что Ельси питала къ нему нжное чувство, не только не польстило ему, но онъ смотрлъ на эту дтскую любовь, какъ на патологическое явленіе, какъ на болзнь, отъ которой надо ее вылечить. Однако, если такова была его цль, то избранное имъ средство подлежало критик. Но смягчающимъ обстоятельствомъ въ его пользу служило то, что Фернъ не былъ экспертомъ въ сердечныхъ длахъ, а растлвающій опытъ жизни не придалъ ему скоросплой мудрости.
Они долго шли молча, держась за руки, какъ дти. Шаги ихъ по шероховатому песку громко раздавались въ окружающей тишин.
— У кого вы были такъ поздно ночью, Ельси? спросилъ наконецъ Фернъ, смотря ей прямо въ лицо.
— Не говорите объ ней, отвчала шепотомъ молодая двушка:— это — колдунья Гуритъ, она много знаетъ тайнъ, не извстныхъ никому, кром Бога.
— Мн жаль, что вы врите такой обманщиц. Вы знаете, что библія осуждаетъ тхъ, которые обращаются за совтами къ колдунамъ и предсказателямъ будущаго.
— Нтъ, я не знала. Но вы не должны отзываться дурно о ней, а то она подвергнетъ васъ какой-нибудь болзни. Вотъ Нильсъ Сэтренъ однажды смялся надъ ней и съ тхъ поръ онъ калка.
— Пустяки. Я ея не боюсь. Она можетъ пугать дтей…
— Шш! Шш! Ради Бога, замолчите! воскликнула Ельси, вн себя отъ ужаса и нжно закрывая ему ротъ рукой:— я не хочу, чтобы съ вами случилось что-нибудь дурное.
— Ну, хорошо, глупенькая двочка, отвчалъ Морисъ со смхомъ:— если васъ это огорчаетъ, то я не скажу ни слова, но все-таки я не могу одобрить вашего суеврія.
— Пожалуйста, не думайте обо мн дурно, промолвила она съ пламенной мольбой, и на глазахъ ея показались слезы.
— Нтъ, нтъ, не буду, только не плачьте. Я не могу видть, какъ женщины плачутъ.
Она отерла свои слезы, но надула губки, хотя и съ видимымъ желаніемъ выказать свою покорность.
Спустя четверть часа, они стояли передъ лстницей, которая вела въ комнату Ферна. Въ большомъ дом было темно и тихо. Вс спали. Считая эту минуту удобной, чтобы дать ей полезный совтъ, Морисъ взялъ ее за об руки и посмотрлъ ей прямо въ глаза. Она, однако, иначе поняла его движеніе и, думая, что онъ хочетъ ее поцловать, невинно протянула губы. Самъ не сознавая что длаетъ, онъ нагнулся и поцловалъ ее. Глаза ихъ снова встртились, и ея лицо сіяло счастьемъ. Это не былъ минутный проблескъ удовольствія, который часто озарялъ ея, черты, но невыразимо нжный, лучезарный свтъ сердечной радости. Этотъ поцлуй какъ будто мгновенно превратилъ ее изъ ребенка въ женщину.

V.

Лто быстро приближалось къ концу, дни замтно уменьшались и перелетныя птицы собирались стаями на берегу и на горныхъ вершинахъ, громко совтуясь о предстоявшемъ имъ. долгомъ путешествіи на югъ. Морисъ все еще оставался на Армграсской ферм, но странное лихорадочное настроеніе овладло имъ. Онъ ежедневно съ тревожнымъ ожиданіемъ мрилъ на сколько подвинулся внизъ ледникъ, хотя въ научномъ значеніи вопросъ этотъ пересталъ уже его интересовать. Эта масса льда, накопившагося въ теченіи десяти тысячъ лтъ, пріобрла теперь въ его глазахъ боле могучій и человчный интересъ, то, что онъ потерялъ какъ ученый, онъ выигралъ какъ человкъ. При всемъ уваженіи къ наук, этой мраморной двственниц, у ногъ которой принесено въ жертву столько человческихъ иллюзій, нельзя не сознаться, что, съ ненаучной точки зрнія, хорошенькое маленькое созданіе съ розовыми щечками и золотистыми кудрями, какъ Ельси — боле достойный предметъ обожанія для молодого человка. И, несмотря на вс усилія, Морисъ не могъ отдлаться отъ мысли, что ледникъ таилъ въ своихъ снжныхъ ндрахъ роковой умыселъ противъ спокойствія и безопасности Ельси. Быть можетъ, онъ никогда не открылъ бы настоящаго характера своихъ чувствъ къ молодой двушк, еслибы надъ нимъ не тяготлъ постоянный страхъ, что онъ можетъ каждую минуту ея лишиться.
Въ его жизни, столь одинокой среди отвлеченныхъ стремленій, было совершенной новизной чувствовать присутствіе теплаго двственнаго дыханія въ тхъ глубинахъ его сердца, гд дотол царили холодные математическіе разсчеты о времени и о продолжительности ледяного вка. Горячій слой чувства, столь долго остававшійся скрытымъ подъ массой ледяного знанія, теперь началъ пробиваться наружу, приводя его самого въ изумленіе, подобно тому, какъ земля, вроятно, удивилась, когда впервые появилась на ней зеленая мурава подъ знойными лучами солнца. Разсуждая отвлеченно, эта любовь была до того невроятна, что могла служить сюжетомъ грошеваго романа, но, при свт ея хорошенькихъ глазокъ, развитіе этой любви казалось столь же логичнымъ, какъ любая алгебраическая формула. Во всякомъ случа, результатъ былъ неотвратимъ. Напрасно было настаивать на томъ, что она, по образованію и общественному развитію, стояла гораздо ниже его, она была молода, мягка какъ воскъ и представляла необыкновенную склонность къ ассимиляціи его идей. А если чистота души и искренняя любовь доказываютъ благородную кровь, то, конечно, она была одной изъ первыхъ аристократокъ на свт.
Въ теченіи лта, Фернъ нсколько разъ пытался убдить Таральда, что ледникъ дйствительно подвигается. Онъ охотно признавалъ, что ледникъ могъ перемнить свое направленіе и пойти назадъ, но неблагоразумно было рисковать жизнію, опираясь на такую призрачную надежду. Однако, старикъ не поддавался никакимъ аргументамъ, хотя уже не выходилъ изъ себя, когда рчь заходила объ этомъ предмет. Его предки жили на этой ферм изъ вка въ вкъ, говорилъ онъ, и ледникъ не причинялъ имъ никакого вреда. Онъ не видлъ причины, почему бы небо обошлось съ нимъ мене милостиво, чмъ съ ними. Онъ всегда велъ себя добропорядочно въ отношеніи всхъ и не могъ ни въ чемъ себя упрекнуть.
Услыхавъ въ третій или четвертый разъ это заявленіе стараго Таральда о его безгршности, Морисъ безъ всякаго намренія, а просто къ слову, замтилъ, что вс люди гршны передъ Богомъ.
Таральдъ вдругъ вспыхнулъ и ударилъ кулакомъ по столу.
— Вы поврили глупымъ сплетнямъ, молодой человкъ, воскликнулъ онъ.
— Слышалъ ли я что-нибудь, или нтъ, все равно, отвчалъ спокойно Морисъ:— но нтъ человка, который не могъ бы признать разразившагося надъ его головой несчастія вполн заслуженной карой.
— Ага! значитъ, вамъ сказали, что это ферма не моя, продолжалъ старикъ, безпокойно сверкая своими срыми глазами:— вамъ передали бабью сказку о папоротник и шиповник! Вамъ разсказали, что я похитилъ невсту моего брата Арна и что онъ бжалъ за океанъ, а вы всему этому поврили!
При имени Арна, Морисъ вскочилъ, зашатался и снова упалъ на стулъ. Въ ум его словно мелькнула молнія. Смутныя воспоминанія дтства предстали вдругъ передъ нимъ, онъ вспомнилъ, что его отецъ, мужественный и откровенный человкъ, никогда не говорилъ о своей прежней жизни до переселенія въ Новый Свтъ. Онъ схватился за эту соломенку, надясь и въ то же время боясь проникнуть въ тайну, упорно скрываемую отцомъ. Онъ медленно поднялъ голову и увидалъ, что Таральдъ смотрлъ на него съ искаженнымъ отъ гнва лицомъ.
— Что въ теб за дьяволъ сидитъ, чего тебя корчитъ? воскликнулъ онъ, злобно уставясь на него глазами.
Морисъ провелъ рукой по глазамъ, какъ бы отгоняя отъ себя какое-то видніе, и отвчалъ на взглядъ Таральда пристальнымъ, смлымъ взоромъ. Не было никакого сомннія, что въ грубо высченномъ, морщинистомъ лиц старика нчто неуловимое напоминало благородныя черты его отца. Это было скоре соотвтствіе физіономическихъ зачатковъ, чмъ дйствительное сходство, такъ, портретъ Ван-Дика можетъ походить на портретъ того же лица, работы какого-нибудь сельскаго маляра.
Подъ пристальнымъ взглядомъ молодого человка Таральдъ смутился, очевидно, безпокойныя воспоминанія тснились въ его голов. Онъ вскочилъ съ мста и началъ ходить по комнат взадъ и впередъ.
— Давно ли вашъ братъ Арнъ бжалъ за море? спросилъ твердо Морисъ.
— А вамъ какое дло?
— Большое, и я желаю это знать.
Таральдъ остановился и бросилъ на молодого человка вызывающій взглядъ. Потомъ покачалъ головой, злобно засмялся и, вынувъ изъ шкапа старинную тяжелую библію, бросилъ ее на столъ.
— Я теперь понимаю вашу игру, сказалъ онъ суровымъ тономъ: — вотъ семейная лтопись. Пересмотрите ее на досуг, и если вы правы въ своихъ предположеніяхъ, то увдомьте меня. Я теперь вижу, къ чему вели вс ваши сказки о ледник. Если вы намрены предъявить свои права на эту ферму, то я вамъ въ этомъ не помшаю.
Съ этими словами онъ вышелъ изъ комнаты и такъ сильно хлопнулъ дверью, что стны затряслись и стекла въ окнахъ задребезжали.

VI.

Былъ вечеръ, сквозь перистыя облака, покрывавшія небо, проглядывала полная луна, которая холодно смотрла на блествшій внизу ледникъ. Блый туманъ клубился тамъ и сямъ на ледяной поверхности, поднимаясь изъ глубокой синей разслины и исчезая въ тни высоко возвышающагося пика.
На маленькой извилистой тропинк, на краю ледника, стоялъ Морисъ и съ безпокойствомъ смотрлъ внизъ на долину. Вдругъ въ туман показалось пестрое пятно, которое, приближаясь, приняло форму краснаго корсажа, главной статьи туалета молодой двушки въ Норвегіи. Еще минута — и надъ корсажемъ показалось хорошенькое, свжее лицо, рельефно выступавшее изъ окружавшей мглы. Нижняя часть туалета, благодаря ея сроватому колориту и густот тумана, почти вовсе не была замтна.
— Я ждала васъ полчаса на берегу рки, раздался снизу мелодичный голосокъ:— я думала, что вы меня забыли.
— Я васъ забылъ! воскликнулъ Морисъ и однимъ прыжкомъ очутился подл Ельси, такъ какъ красный корсажъ и мелодичный голосокъ, конечно, принадлежали ей:— когда же я васъ забывалъ, неблагодарная?
— Ха-ха-ха! произнесла со смхомъ молодая двушка: — но вдь вы сказали, что будете меня ждать на краю ледника?
— Но я не говорилъ, что на нижнемъ краю. Еслибъ вы были одарены инстинктомъ, обычнымъ для влюбленныхъ, то вы знали бы, что я буду васъ ждать здсь, на западномъ краю ледника, и нигд иначе.
— Даже еслибъ вы мн этого не сказали?
— Даже еслибъ я вамъ не сказалъ.
Фернъ уже боле не жилъ на Армграсской ферм. Посл открытія родственныхъ узъ, которыя ихъ связывали, Таральдъ сталъ выказывать къ нему какой-то безмолвный, суеврный страхъ, очевидно, считая его Немезидой, явившейся отмстить вину его передъ отсутствующимъ братомъ. Никакія дружескія изліянія со стороны Мориса не могли уничтожить этого подозрнія, вполн овладвшаго старикомъ. И, наконецъ, молодой человкъ пришелъ къ тому убжденію, что и для старика, и для него самого имъ лучше разстаться. Эта разлука, однако, требовала пожертвованія, которое ученому геологу сначала казалось незначительнымъ, но дв недли исключительнаго углубленія въ науку убдили его, какимъ важнымъ факторомъ его жизни сдлалась Эльси, и мы видли, какъ онъ примирялъ дв противоположныя необходимости быть и не быть на Армграсской ферм. Въ настоящемъ случа, онъ назначилъ свиданіе, чтобъ передать Ельси нчто очень важное.
— Милая Эльси, сказалъ онъ, садясь вмст съ нею на камень: — мн надо съ вами поговорить объ очень серьзномъ дл.
— Отчего вы всегда, Морисъ, говоря со мною, принимаете такой торжественный тонъ?
— Ну, будьте храброй двочкой, Эльси, и не пугайтесь того, что я скажу.
— А это очень страшно? спросила Ельси, дрожа всмъ тломъ.
— Нтъ, ни мало не страшно, но дло очень важное для насъ обоихъ. Ну скажите мн, Эльси, честно: любите ли вы меня достаточно, чтобъ сдлаться тотчасъ моей женой?
Молодая двушка бросила безпокойный взглядъ вокругъ себя, чтобъ убдиться, что они одни, и потомъ, обнявъ его, посмотрла ему прямо въ глаза доврчивымъ, преданнымъ взглядомъ и протянула губы, прося поцлуя.
— Это не отвтъ, произнесъ Морисъ съ улыбкой и быстро исполняя ея желаніе: — я хочу знать: достаточно ли вы меня любите, чтобъ ухать со мной въ чуждую для васъ страну и жить тамъ вчно со мною?
— Я не могу жить гд бы то ни было безъ васъ, промолвила она грустно.
— Такъ вы исполните мое желаніе?
— Но вы знаете, что для оклика въ церкви требуется три недли, и отецъ никогда не дастъ на это своего согласія.
— Вотъ почему я и желаю, чтобъ вы обошлись безъ его согласія. Если вы сядете со мной завтра вечеромъ на пароходъ, то мы отправимся въ Англію и тамъ обвнчаемся, прежде чмъ насъ кто-нибудь догонитъ!
— Но вдь это очень дурно? Это запрещено гд-то въ библіи?
— Въ библейскія времена свадьба была совершенно инымъ дломъ, чмъ теперь. Къ тому же, тогда любовь не была столь пламенна и непреодолима.
Она посмотрла на него съ грустнымъ недоумніемъ.
— Такъ вы придете, милая Ельси, завтра ночью на берегъ, прибавилъ онъ съ убдительностью влюбленнаго юноши: — да? скажите, да?
— Я постараюсь, промолвила она сквозь слезы и спрятала свое взволнованное лицо у него на груди.
— Еще одно слово, продолжалъ онъ:— вашъ домъ стоитъ на краю бездны. Ледникъ медленно, но врно надвигается на васъ. Я предупредилъ вашего отца, но онъ мн не вритъ. Я избралъ этотъ способъ, чтобъ васъ спасти, такъ какъ другого я не вижу.
На слдующій вечеръ, Морисъ и его слуга-негръ стояли на берегу, нетерпливо ожидая Эльси до послдняго свистка парохода, который быстро удалился, разская воду. Но Ельси не явилась.
Прошла еще недля, и Морисъ, составивъ новый отчаянный планъ дйствія, отправился въ Христіанію, леднику было предоставлено, въ теченіи зимы, продолжать свою роковую работу вдали отъ зоркихъ глазъ науки. Немедленно по прибытіи въ городъ, Морисъ началъ судебное дло отъ имени отца противъ Таральда Гудмундсона Армграса о возвращеніи его отцовскаго наслдія.

VII.

Въ конц марта мсяца мы застаемъ Мориса снова въ долин. Онъ повелъ рискованную игру, но досел счастье ему везло. Подъ вліяніемъ благородной страсти, внушающей человку неограниченную вру въ себя, онъ ршился силой заставить Таральда Армграса спасти себя и дтей своихъ отъ врной погибели. Судъ призналъ его право на ферму за уплатой пятисотъ долларовъ номинальному ея владльцу. Деньги уже были внесены, и ферма стояла теперь пустая, заброшенная подъ хладнымъ вяніемъ ледника. Таральдъ съ своей семьей только-что перебрался на англійскій корабль, который стоялъ на якор во Фьорд, готовясь отплыть въ Новый Свтъ. На носу судна виднлась фигура старика, онъ грозно, вызывающе смотрлъ на отдаленный западъ, а Эльси, вся заплаканная и красная отъ холода, прижималась къ нему, бросая отъ времени до времени печальные взгляды на покинутое старое жилище.
Для бдной маленькой Эльси эта зима была тяжелой годиной. Пока длился процессъ, она слышала много рзкихъ выходокъ противъ Ферна, и он были для нея тмъ чувствительне, что она не знала, какъ его защитить. Она не могла не согласиться что его поведеніе было непонятно, и ея отецъ, повидимому, имлъ основаніе называть его жестокимъ, неблагодарнымъ, но, съ прелестной преданностью норвежскихъ двушекъ любимому человку, она все-таки врила въ его доброту, честность и великодушіе. Она была убждена, что когда-нибудь вс его странные поступки объяснятся, и тогда ея торжество и счастье будутъ безпредльны. Человкъ, знавшій столько непостижимыхъ вещей (чмъ она мене знала сама, тмъ боле гордилась его знаніемъ), не могъ быть низкимъ эгоистомъ, какъ другіе люди.
День былъ холодный, сомнительный. То солнце проглядывало на минуту и природа начинала улыбаться, то снова небо покрывалось тучами и все принимало однообразный срый колоритъ. По временамъ, изъ ледниковъ доносились громовые удары, и усянная льдомъ рка, голосъ которой обыкновенно не возвышался даже до баритона, теперь ревла и клокотала грознымъ басомъ.
На берегу Фьорда стоялъ Морисъ, въ шерстяномъ съют и въ матросской круглой шляп, которая держалась на резинк. Онъ тревожно смотрлъ на ферму, надъ которой блый край ледника надвигался въ туманномъ горизонт. Прошло нсколько минутъ. Морисъ выходилъ изъ себя отъ нетерпнія и безпокойства. Онъ вынулъ изъ кармана свою памятную книжку, просмотрлъ нсколько страницъ, покрытыхъ математическими разсчетами, и снова спряталъ съ видомъ отчаянія. Наконецъ, на гор показалась черная фигура его слуги-негра.
— Гд ты, разбойникъ, пропадалъ? воскликнулъ Морисъ: — какой отвтъ?
— Никакого, отвчалъ Джэкъ, едва переводя дыханіе: — вс ухали. Они вонъ на томъ судн, которое поднимаетъ паруса, чтобъ идти въ море.
Спустя нсколько минутъ, на Королев Анн произошло маленькое волненіе. Изъ приставшей къ борту лодки приняли, двухъ новыхъ пассажировъ, одного благо и одного негра.
— Англичане? спросилъ кто-то изъ экипажа.
— Нтъ, американцы.
Странное чувство торжества овладло Морисомъ. Онъ зналъ, что свтъ неправильно судитъ объ его поступкахъ, но не чувствовалъ необходимости себя оправдывать, а напротивъ, смялся въ кулакъ, словно онъ не былъ жертвою этого заблужденія свта. Съ сіяющимъ лицомъ и быстрыми шагами онъ направился къ той части судна, гд стояли Таральдъ и Эльси. Глаза его сверкали такой непреодолимой мощью, что старикъ, увидавъ его, вздрогнулъ. Лицо Ельси просіяло, она хотла броситься къ нему, но потомъ остановилась въ нершительности.
— Ельси! произнесъ ея отецъ глухимъ голосомъ: — не подходи къ нему. Онъ могъ бы теперь оставить насъ въ поко. Довольно, кажется, и того, что онъ лишилъ насъ родины и домашняго очага. Клянусь небомъ, онъ не дотронется до тебя пальцемъ.
Морисъ улыбнулся съ хладнокровіемъ торжества и крпко прижалъ молодую двушку къ своему сердцу.
Глаза старика дико заблестли, онъ застоналъ, какъ раненный зврь. Потомъ онъ бросился къ Морису и съ напряженнымъ усиліемъ схватилъ его за плечо. Но что это? На неб и въ горахъ раздался страшный гулъ, словно эхо повторяло стонъ Таральда. Въ воздух все задрожало. Вс глаза обратились къ леднику. Громадная блестящая масса двигалась по гор внизъ… среди облаковъ серебристаго тумана, безумнаго треска и осколковъ льда. Передъ ней шелъ какъ бы земляной валъ, на него медленно взбирались домъ, житница и сарай Армграсской фермы — выше, выше, и, наконецъ, съ оглушающимъ гуломъ чудовищная лавина низверглась во Фьордъ. Вода запнилась, забурлила, громадная волна, несущая на своемъ гребн остатки человческихъ жилищъ, быстро побжала отъ берега. Королеву Анну подбросило къ верху, якорный канатъ лопнулъ и ударилъ о мачту. Крики ужаса наполнили воздухъ. Потомъ наступила мертвая тишина. Туманъ медленно разсялся, обнаруживъ на горизонт черную, обнаженную гору.
На слдующее утро, на разсвт, Королева Анна вышла съ. попутнымъ втромъ въ море, держа путь къ берегамъ Новаго Свта. На носу стоялъ Морисъ, погруженный въ счастливыя мечты, у его ногъ на троес сидлъ Таральдъ Армграсъ, безцльно смотрвшій въ даль. Лицо его какъ бы замерло въ минуту страшнаго бдствія и съ тхъ поръ оставалось холоднымъ, неподвижнымъ. Вдругъ послышались легкіе шаги по палуб, и изъ-за благо паруса показалось заспанное личико Эльси.
Таральдъ увидалъ ее и растаялъ. Онъ хотлъ что-то сказать, но не могъ. Языкъ у него не шевелился.
— Боже, прости меня, произнесъ онъ, наконецъ, съ глубокимъ чувствомъ: — я виноватъ. Я вамъ не поврилъ. Она врила. Возьмите ее, пусть, наконецъ, уничтожится проклятіе, тяготющее на нашемъ род.
И отецъ соединилъ ихъ руки подъ открытымъ свободнымъ, небомъ.

‘Отечественныя Записки’, No 9, 1881

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека