По поводу покушенія Березовскаго.
По поводу покушенія Березовскаго.
‘Москва’, 30-го іюня 1867 г.
По поводу покушения Березовского, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1867
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
Событіе 25 мая (6 іюня) само собою выдляется изъ общаго рода событій общественной и политической жизни прошедшихъ трехъ мсяцевъ, и по своей исключительности, а также по тмъ грознымъ послдствіямъ, которыя бы оно могло имть для Россіи, но которыя милостью Божіею были предотвращены, — занимаетъ первое мсто, стоитъ во весь ростъ, не умаляясь даже и въ перспектив времени. Намъ нтъ надобности вспоминать о томъ взрыв негодованія, который электрически потрясъ не только Россію, но и весь Старый и Новый міръ, вс подробности покушенія Поляка Березовскаго на жизнь нашего Государя въ Париж, а также и пріема, оказаннаго Ему французскимъ населеніемъ, давно перешли во всеобщее вдніе Россіи. Но это безумное покушеніе, вполн оправдывающее стародавнее слово Русскаго народа о польской ‘безмозглости’, оживило многія уснувшія чувства и вызвало вновь толки о Польш и польскомъ вопрос. Процессъ Березовскаго, который на дняхъ начнется т скоро наполнитъ собою страницы газетъ и журналовъ, и вновь займетъ умы всей Европы. Снова, въ защитительныхъ рчахъ адвокатовъ, затрещатъ, по поводу Польши, стереотипныя фразы и та пошлая либеральная реторика, которою только привычное ухо Европейца способно не оскорбляться. Мы, разумется, сообщимъ читателямъ этотъ процессъ во всей подробности, но въ ожиданіи процесса, который конечна не представитъ намъ ничего новаго, укажемъ на психическую, такъ*сказать, генеалогію преступленія, поговоримъ не о Березовскомъ собственно, но о Березовскихъ.
Еще не разсялся дымъ отъ выстрла, раздавшагося въ Булонскомъ лсу, какъ уже во Франціи, отчасти и у насъ въ Россіи, озаботились отдлить дло Польши отъ поступка Березовскаго и покушеніе на жизнь русскаго Государя представить одиночнымъ или ‘единичнымъ’, какъ выражается ‘Сверная Почта’, фактомъ. Такое направленіе не только ошибочно, ной вредно,— вредно потому, что мшаетъ пролиться свту на польское дло и умышленно удерживаетъ во тьм умы европейской публики. Само собой разумется, что между Березовскимъ и польскимъ простымъ народомъ нтъ ничего общаго, но между Березовскимъ и шляхтою — несомннная общность. Само собой разумется, что признавать таковую общность или солидарность вовсе не значитъ признавать сплошь всхъ польскихъ эмигрантовъ и такъ-называемыхъ патріотовъ способными лично на подлое убійство изъ-за угла, но не подлежитъ сомннію, вопервыхъ, что Березовскихъ не одинъ, а цлый легіонъ, вовторыхъ, что между Березовскимъ и всми польскими патріотами есть солидарность фанатизма и нравственныхъ началъ: они состоятъ на одной нравственной или, лучше сказать, безнравственной почв. Одна и та же нравственная почва создаетъ и Чарторыйскихъ и Мрославскихъ, и Свенторжецкихъ и Березовскихъ, и польскій жондъ и жандармовъ-вшателей: это — почва іезуитизма шляхетства, беззаконной политической похоти, посягающей на свободу и независимость чужихъ народностей и простаго народа вообще. Надо наконецъ понять, что само ‘польское дло’ есть дло нечистое, и польскій патріотизмъ есть явленіе безнравственное. Что такое польское дло, эта la sainte cause de la Pologne?— Стремленіе и усиліе осуществить польскій политичеспій идеалъ. Въ чемъ состоитъ этотъ идеалъ? Въ возстановленіи Польскаго государства, польской политической власти надъ Русскими въ Блой Руси, Украйн и Галиціи: польскій патріотизмъ не есть вовсе любовь къ польскому народу и народности, а къ польской гегемоніи, къ польскому политическому преобладанію. Разв въ нашей распр съ Поляками рчь идетъ о польской народности? Разв примнимъ къ польскому длу принципъ національностей. какъ ошибочно думаютъ въ Европ — принципъ справедливо получившій такую власть въ наше время?— Нисколько. Еслибы Поляки дйствовали во имя принципа національностей, такъ они не могли бы посягать насиліемъ на національность другихъ народовъ, національность большинства въ тхъ земляхъ, на которыя они простираютъ свои властолюбивыя притязанія. Но въ томъ-то и дло, что принципъ національностей, принципъ народности вовсе не служитъ имъ ни основой, ни точкой отправленія. О народности собственно Поляки думаютъ всего мене, да искренняя забота о ней и несовмстима съ презрніемъ шляхтича къ простому народу, для котораго нтъ у него другаго названія какъ быдло. Въ этомъ-то и состоитъ особенность польской исторіи, что изъ нея исключенъ народъ, и особенность польской шляхты, что предметомъ ея патріотической любви былъ и есть не польскій народъ и не польская народность, а Польское государство, или, врне сказать,— Польша какъ политическое понятіе, какъ политическій терминъ, то-есть какъ политическое своеволіе шляхты и утсненіе свободы чужихъ народовъ и своего собственнаго. Польская шляхта промотала то, что составляетъ самое драгоцнное сокровище, условіе силы и жизни каждой націи или государства — простой народъ, отъ чего и сама перестала существовать какъ политическое сословіе, и государство* Польское пало, и самъ народъ лишился политическаго бытія какъ народность. Извстно, что человкъ илъ простаго польскаго народа ни въ Царств Польскомъ, ни въ Австріи, и’ въ Пруссіи не называетъ себя Полякомъ: онъ считаетъ это имя обозначающимъ только шляхтича, а называетъ себя Мазуромъ, Кракусомъ или иначе по мстности. Еслибы Поляки были неравнодушны къ своей народности, такъ ихъ. бы всего боле пугало онмеченіе польскаго народа въ Познани, ихъ злоба преимущественно должна была бы падать на Пруссію, а не на Россію, которая до послдняго времени ни въ чемъ не касалась польской народности, не только въ ея этнографическихъ, но даже и въ своихъ русскихъ предлахъ, не производила даже ни малйшихъ попытокъ обруснія. Но утрата народности не такъ чувствительна для Поляковъ, какъ утрата политическаго преобладанія надъ Русью, и мы видимъ, что въ Познани Поляк’ не противопоставляютъ онмеченію и сотой доли тхъ усилій, какія проявляютъ въ борьб съ германизмомъ Чехи и прочіе Славяне. Еслибы дло шло только о польской народности, то не было бы мста и такъ-называемому польскому вопросу, и польское дло было бы не чуждо правды. Но нужна вся близорукость, вся эакорузлая непонятливость западно-европейскихъ либераловъ, чтобы не видть, до какой степени польскій вопросъ зиждется на отрицаніи всякихъ либеральныхъ началъ, и преимущественно тхъ, которыя повидимому наиболе дороги ревнителямъ польской ‘справы’ въ Европ. Въ самомъ дл, какія начала проповдуются передовыми либералами Запада? Начало демократическое? Но польскій политическій шляхетскій идеалъ есть совершенно антидемократическій въ томъ смысл, какъ понимается это слово на Запад, шляхта, конечно, не есть аристократія, но все же привилегированное меньшинство, стремящееся къ преобладанію надъ хлопомъ и во всю свою исторію не признававшее за большинствомъ, за быдломъ, никакихъ правъ на политическое и гражданское бытіе. Духъ шляхты есть духъ закоренлаго историческаго презрнія къ простому народу, одинаково причастный какъ партіи блыхъ, такъ и партіи красныхъ или демократовъ.— Начало соціалистическое? Но уже изъ сказаннаго видно, что этому началу нтъ мста въ польскихъ шляхетскихъ стремленіяхъ, это впрочемъ съ неопровержимою ясностью уже доказано Прудономъ. Начало общественнаго самоуправленія, противополагаемое элементу государственному? Но польскій идеалъ есть исключительно политическій, а не общественный, съ тмъ особеннымъ отличіемъ, что въ Польш самое понятіе государства, вмст съ властью, перенесено было на общество или собственно на шляхту, и даже не на шляхту, а на каждаго шляхтича, отъ чего въ ней не создалось ни общества, ни государства, а вмсто общественнаго самоуправленія и государственнаго порядка создалось личное самоуправство шляхтичей-государей.— Дале, начало національностей?… Но мы уже показали, что польская политическая программа, которая недавно тиснута новымъ изданіемъ, revue et augmente, въ адресахъ польской эмиграціи императору Наполеону по поводу преступленія Березовскаго, польское притязаніе возстановить Польшу отъ Балтики до Чернаго моря — есть совершена нйшее нарушеніе всякаго принципа національностей. Наконецъ, не противъ ли ультрамонтанства и іезуитизма воюютъ европейскіе либералы? И чье же дло такъ отождествилось съ ультрамонтанствомъ и съ іеэуитизмомъ, какъ не такъ-называемое польское дло, польская справа, la Rainte cause de la Pologne? Такимъ образомъ Польша какъ политическій идеалъ, Польша польскихъ поэтовъ и патріотовъ, простирающаяся отъ Балтики до Чернаго моря, включающая и Кіевъ, и Подолъ, и Волынь и прочія русскія земли, есть лозунгъ лжи, насилія, угнетенія и отрицанія всякой свободы.
Поэтому-то и польскій патріотизмъ есть такая безнравственная политическая похоть, которая иметъ свойство развращать всякаго ею зараженнаго, искажать вс его нравственныя понятія и дружить съ ученіемъ іезуитовъ. Безнравственное начало плодитъ безнравственность и поддерживается только безнравственностью. Отсюда прославленіе польскими поэтами подвиговъ коварства и вроломства въ род подвига Конрада Валленрода и тому подобныхъ, отсюда поддержка, оказываемая польскими эмигрантами мусульманскому игу надъ Греками и Славянами, отсюда подлое ренегатство, т. е. отреченіе отъ христіанства и принятіе ислама, отсюда наглая и гнусная клевета, употребляемая ими противъ насъ, сознательно и умышленно, какъ орудіе, отсюда жандармы-вшатели, поджигатели и политическіе убійцы. Лангевичи, Замойскіе, Чарторыйскіе отрекаются отъ солидарности съ убійствомъ изъ-за угла, на которое покусился Березовскій, но они не отрекаются отъ солидарности съ тремя тысячами убійствъ изъ-за угла, совершенныхъ польскимъ жондомъ, не отрекаются отъ солидарности съ Чайковскимъ и другими ренегатами, подъ именемъ Садыкъ-пашей и иныхъ, проливающими чистую кровь чистыхъ мучениковъ народности. Критянъ, Боснійцевъ, Болгаръ, Сербовъ,— не отрекаются потому, что стоятъ на одной безнравственной почв, принадлежатъ къ одному безнравственному политическому вроисповданію. Они устыдились поступка Березовскаго только потому, что онъ оскорбилъ чувство гостепріимства и нравственности Французскаго народа, слдовательно можетъ быть невыгоденъ для польскаго дла. Но Русскій народъ не даромъ признаетъ тхъ польскихъ ‘патріотовъ’, которые способны считать Кіевъ польскимъ городомъ и искать порабощенія Руси польскому игу, способными поэтому на всякое зло, и приписываетъ имъ, а никому другому, и поджоги, и покушенія на цареубійство.
Но непослдовательности человческой природы можетъ случиться, что иной Полякъ, сумасбродствуя о Польскомъ государств отъ Балтики до Чернаго моря, въ то же время не позволитъ себ нарушить предловъ чести и нравственности, но это — исключеніе и непослдовательность, точно такъ же какъ можно быть хорошимъ человкомъ и святымъ, будучи даже искреннимъ католикомъ. Но подобно тому, какъ въ католицизм, какъ въ зерн, лежитъ начало іезуитизма, и послдній есть его необходимый плодъ, логическій выводъ,— такъ и въ политическомъ вроисповданіи польскихъ патріотовъ лежитъ начало всякой безнравственности. Поэтому и Березовскій не есть случайное явленіе, но вполн логическій продуктъ постыднаго политическаго ученія польской шляхты и безнравственнаго польскаго патріотизма.
Вотъ собственно что мы находили нужнымъ разъяснить, и что стушевывать или замазывать мы считаемъ вреднымъ. Мы знаемъ, что многіе руководствуются въ этомъ замазываніи побужденіями, повидимому, весьма благовидными: ‘несправедливо заставлять цлую націю отвчать за поступокъ одного человка’ — не слдуетъ разжигать братскую вражду’ и т. д. Несправедливо было бы именно взваливать вину Березовскаго на простой польскій народъ, но вполн справедливо признавать солидарность вины Березовскаго со всею польскою эмиграціей и со всми тми, которые продолжаютъ считать Кіевъ польскимъ городомъ, Малую, Блую и Червонную Русь польскими землями, и домогаются господства польской народности надъ русскою. По поводу ‘вражды’ слдуетъ замтить, что Русскій народъ къ ней вообще склоненъ менйе всхъ народовъ въ свт, и съ этою проповдью противъ братской вражды лучше всею обратиться къ тмъ, которые вынуждаютъ Русскій народъ враждовать съ ними волей-неволей, которые постоянно нарушаютъ его миръ и мшаютъ ему отдлаться отъ столь несвойственнаго ему чувства вражды. Что касается до насъ собственно, то мы враждуемъ не противъ лицъ, а противъ началъ, и поддерживать вражду противъ польскихъ шляхетскихъ политическихъ началъ считаемъ священнымъ народнымъ долгомъ. Съ этими началами, съ этими польскими притязаніями, съ этою ‘Польшею’ польскихъ патріотовъ не можетъ и не должно быть ни малйшаго примиренія. Тмъ не мене мы видимъ, что у насъ въ Россіи благородная непріязнь къ ‘вражд’, благодушное желаніе мира и сожалніе о противник, если и не переходятъ въ совершенное примиреніе съ польскими притязаніями, то однакожъ нердко убаюкиваютъ нашу зоркость и осмотрительность. А между тмъ противникъ не мирится и не дремлетъ. Мы будемъ очень рады, если, по ходатайству нашего Государя, оставлена будетъ жизнь Березовскому (мы вообще отрицаемъ въ принцип всякую смертную казнь, какая бы ни была вина и кто бы ни былъ преступникъ — Каракозовъ или Березовскій), мы не враги польскаго простаго народа и польской народности, но въ то же время мы ршительные враги всякого послабленія, всякого снисхожденія политическому патріотизму польской шляхты, съ одной стороны протестующей противъ выстрла Березовскаго, съ другой — нахально предъявляющей, въ то же самое время, притязанія на порабощеніе Польш русской народности Западнаго края и Галиціи…