По поводу нмецкаго памфлета Менцеля: ‘Наши границы’.
По поводу нмецкаго памфлета Менцеля: ‘Наши границы’.
‘Москва’, 17-го іюля 1868 г.
По поводу немецкого памфлета Менцеля: ‘Наши границы’, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1868
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
Съ ногъ до головы вооруженная и богатая, свжая и увнчанная лаврами, еще не увядшими на ея чел, Прусссія стоитъ у береговъ Майна, этого германскаго Рубикона. Она не можетъ сдлать шагу, чтобы не переступить завтной линіи.. Но что такое Майнъ? Конечно, не одна изъ тхъ жалкихъ географическихъ и этнографическихъ границъ, которыя существуютъ лишь на язык коварныхъ дипломатовъ, а въ сущности уже давно презрнныя человкомъ, ежедневно побждающимъ вншнюю природу. Нтъ, значеніе Майна состоитъ въ томъ, что онъ — граница культурная, намченная историческимъ развитіемъ юга Германіи. Югъ Германіи, пропитанный католическими и феодальными началами, привыкшій къ независимости, выработавшій себ, благодаря безсилію верховной власти, извстную долю свободы, находитъ во всемъ противорчіе себ по ту сторону Майна, особенно во всемогущей Пруссіи. Этого мало. Въ немъ гнздится симпатичное воспоминаніе объ одномъ изъ великихъ благъ исторіи, которому серьезно угрожаютъ объединительныя стремленія Берлина,— воспоминаніе, привлекающее къ нему часть разума сверной Германіи. Мы говоримъ объ опасеніяхъ многихъ людей, стоящихъ во глав нмецкаго образованія, за будущее нмецкой мысли, науки, развитіе которыхъ, какъ извстно, съ трудомъ уживается съ обширностію государственной территоріи, требующей централизаціи жизненныхъ соковъ націи, стоющей нкоторыхъ жертвъ. Нмцы чувствуютъ, что предстоитъ одно изъ двухъ: или остаться ‘народомъ мыслителей’, космополитомъ, работающимъ на благо всего человчества, но ничтожнымъ и смшнымъ Донъ-Кихотомъ въ государственномъ смысл, или обратиться въ націю дловую, практическую и разстаться съ своимъ вковчнымъ идеализмомъ, лишиться высокаго мста, по праву занятаго ими въ исторіи духовнаго развитія человчества. Пока исторія еще не выработала способа соединенія этихъ двухъ задачъ, надъ этимъ вопросомъ не можетъ не задуматься германская нація.
И вотъ, среди крика и гама разныхъ партій, возникшихъ или встрепенувшихся посл прусскихъ побдныхъ громовъ у Садовой, всплываетъ наверхъ идея о предупрежденіи исторіи, объ осуществленіи формы соединенія двухъ указанныхъ задачъ. Оставаться въ своемъ ныншнемъ вид, при усиленіи Франціи и Италіи, при грядущемъ ршеніи Восточнаго вопроса, нельзя: это сознаетъ югъ Германіи. Онъ желалъ бы объединиться помимо Пруссіи и съ сохраненіемъ самостоятельности своихъ частей. Онъ желалъ бы составить федерацію, на подобіе швейцарской, наименовавъ ее ‘Южнымъ Союзомъ’. И въ этомъ онъ нашелъ себ поддержку въ демократахъ Сверной Германіи. Послдніе нумера всхъ иностранныхъ (не однхъ нмецкихъ) газетъ наполнены толками и извстіями о ход этой важной идеи, подогртой подошедшими выборами членовъ второй виртембергской палаты. Но, по нашему мннію, она гораздо интересне для историческихъ книгъ, чмъ для органовъ публицистики. Въ ней выражается внутренняя физіономія Нмца, его трагическая душевная борьба. Существованіе же ея скоротечно. Въ ней нтъ силы, она — пигмей передъ гигантскою логикой событій. Вообще федерація въ обширныхъ территоріяхъ Европы пока еще не боле, какъ мечта безъ твердой почвы. Федерація на юг Германіи, даже, какъ мечтаютъ нкоторые, подъ протекторатомъ Пруссіи, Австріи и Франціи, немыслима: по крайней мр, мы желали бы, чтобы намъ объяснили, что общаго найдется между полу-деспотическою и полу-теократическою Баваріей, протестантскимъ и демократическимъ Виртембергомъ, умренно либеральнымъ Баденомъ?
А вотъ какъ отвчаетъ на эти мечты логика событій, теперь уже достаточно выяснившихся. Оказывается, что мысль о федераціи принадлежитъ главнымъ образомъ лишь демократической, такъ-называемой ‘народной’ партіи въ Виртемберг, съ ея безпардоннымъ органомъ ‘Beobachter’. Оказывается, что Баварія первая противъ нея, быть-можетъ мечтая объ устройств юга Германіи на подобіе свера, разумется съ условіемъ, чтобы Людвигу I досталась роль Вильгельма I, а Гогенлоэ — роль Бисмарка. Оказывается дале, что вс толки о пресловутой федераціи возникли изъ проекта южногерманскаго союза, теперь дйствительно близкаго къ осуществленію. Но этотъ союзъ иметъ лишь военную цль. Онъ долженъ сообща съ Сверною Германіей защищать Южную. Онъ прямо вытекаетъ изъ пражскаго трактата: его проектъ, наконецъ, сочиненъ г-мъ Гогенлоэ и одобренъ Бисмаркомъ, въ рукахъ котораго крпость Майнцъ — этотъ ключъ къ защитительной систем юга Германіи.
Несмотря на то пришло время жалкой Австріи передать Пруссіи свое старое названіе ‘счастливой’. То, что для первой было бы гибелью, для второй становится выгодой. Мысль о южной федераціи непосредственно подвигаетъ Пруссію за Майнъ: она также послужила къ ея счастію и косвенно. Она наврно привлекла къ Берлину не одно патріотическое сердце, вскрывъ стремленіе заклятыхъ враговъ нмецкой націи. Французы, съ свойственнымъ имъ легкомысліемъ, вообразивъ, что федерація уже созрла подъ благосклонными лучами тюльерійскаго свтила, поспшили откровенничать. Когда ихъ дипломатія нажимала въ этомъ смысл правителей Вны, ихъ правительственная печать, и столичная (‘Etendard’, ‘Patrie’) и провинціальная (‘Nouvelliste de Rouen’, ‘Messager de Toulouse’), на вс лады воспвала этого феникса. Вслдъ затмъ, съ высоты псевдо-законодательной трибуны, раздался самонадянный голосъ Тьера: ‘Возстановить равновсіе въ Европ можетъ лишь возрожденіе въ Германіи федеративнаго чувства (le sentiment fdral), и мы не должны теперь вмшиваться въ ея внутреннія дла, чтобы не прервать этого драгоцннаго направленія умовъ’. Счастлива Пруссія и тмъ, что въ эти роковыя минуты ея жизни ею руководитъ человкъ, который представляетъ рдкое чутье потребностей дня. рдкое умнье налетать на падаль, какъ орлы Наполеона I, и останавливаться, какъ Фабій Медлитель, тамъ, гд таятся искры жизни. Бисмаркъ теперь знать не хочетъ про югъ Германіи. Онъ даже отбивается отъ него: въ ‘Nord. Allg. Ztg.’ и другихъ его органахъ каждый день доказывается, что полное объединеніе Германіи не нужно и почти непригодно. Бисмаркъ теперь сталъ больнымъ человкомъ, который, нуждаясь въ поко, борется ‘съ воинственною партіей въ Берлин, Бисмаркъ теперь ‘стражъ европейскаго мира и тишины’, по сознанію даже прямодушныхъ англійскихъ газетъ. Онъ дйствительно взялъ себ въ союзники время и, окруженный арміей, готовою къ бою, дружно идетъ съ нимъ рука объ руку. И онъ не ошибся.
Неотразимая сила Бисмарка въ Германіи основывается не на одной арміи. Она заключается въ томъ, что въ этомъ политическомъ тактик съ чертами прежнихъ Гогенцоллерновъ олицетворяется историческое призваніе Пруссіи — собираніе разсыпавшейся храмины нмецкой націи. Великій двигатель нашего времени, національная идея безустанно работаетъ въ пользу его въ т минуты, когда онъ болетъ, сидитъ сложа руки. Она выразилась и въ таможенномъ парламент, и въ кильскихъ торжествахъ, и въ жалкой роли гитцингскаго изгнанника. Она вызываетъ праздничныя заявленія единства нмецкаго духа не на одномъ Свер, но также и въ Гессен, Баден, даже Нюренберг. Она направляла отчасти даже новйшіе выборы во вторую виртембергскую палату, которые, кажется, заставятъ правительство опереться на національную партію, чтобы не погибнуть подъ ударами ‘народной’. Наконецъ, эта же идея руководитъ перьями германскихъ публицистовъ, одушевленныхъ всегермайскимъ патріотизмомъ, число которыхъ возрастаетъ съ каждымъ днемъ.
Современная германская публицистика — многознаменательна. Ея гордый, кичливый тонъ, ея побдоносная увренность въ успх дла, которому она служитъ, притягательная сила, которою она влечетъ къ себ извстныхъ представителей литературы и науки,— все это указатели будущаго для нашего поколнія. Какъ быстро измнились времена! Давно ли вдохновляющая ее идея была посмшищемъ для множества Нмцевъ же, подъ именемъ ‘великогерманства’! А теперь ея противникъ рискуетъ получить печать измнника и предателя… Какъ же мечтаетъ о будущемъ эта публицистика? Какія окончательныя цли предписываетъ ей великогерманская идея?
Передъ нами лежитъ политическій памфлетъ, не лишенный нкотораго значенія. Онъ занимаетъ 17 листовъ весьма убористой печати и изданъ на дняхъ въ Штутгарт. Это — новое изданіе старыхъ мыслей, стараго гнва и лжи уже изветшавшаго бойца на пол публицистики. Это — ‘Наши границы’ Вольфганга Менцеля, того самого 70-лтняго Менцеля, который во время оно странствовалъ по пустынямъ либерализма и раціонализма 30-хъ годовъ, ненавидлъ Гте заодно съ Берне, котораго потомъ возненавидлъ въ свою очередь, и своими доносами навлекъ преслдованія на своего друга, нмецкаго нигилиста Гутцкова. Этотъ Менцель издалъ на своемъ вку множество политико-историческихъ памфлетовъ, къ которымъ должно отнести и его ученую ‘исторію Нмцевъ’, лишенную всякой учености, руководилъ нсколькими журналами, и вотъ уже лтъ сорокъ воюетъ на пол публицистики. Онъ давно отличался чисто-нмецкимъ національнымъ, узкимъ и брюзгливымъ, духомъ. Теперь, предвидя предлы своей дятельности, онъ ршился завщать своему народу истинныя границы Германіи.
Менцель весьма развязно обращается съ своимъ землеизмрительнымъ аппаратомъ Зная исторію, конечно по-своему, онъ прилагаетъ его не только къ настоящей Германія, но и къ прошедшей, которая, мечтаетъ онъ, пожалуй, можетъ современемъ обратиться въ будущую. По крайней мр, онъ оплакиваетъ горючими слезами, осыпая притомъ бранью вс другія государства, особенно Австрію, т утраты, которыя потерпла нмецкая нація съ ходомъ исторіи. Въ самомъ дл, не обидно ли, что когда-то (извстно только, что посл Адама и Ноя) достояніемъ нмецкой націи были: Нидерланды отъ Дюнкирхена до Остфрисландіи, эти ФламанДцы, не желающіе теперь ‘писать по hochdeutsch’, чуть не вся Италія, съ Лонгобардами на свер и Норманнами на юг, Швейцарія, къ счастію, еще не расторгшая хоть духовныхъ узъ съ Нмцами и ‘стремящаяся теперь поддерживать связи съ обновляющеюся Германіей’, Скандинавія, эта сверная колонія Германіи, если иногда и возстающая противъ своей митрополіи, то лишь по интригамъ какихъ-нибудь Русскихъ, этихъ Нмцедовъ, ‘уже поглотившихъ Финляндію, Лифляндію и Эстляндію’. О прибалтійскихъ губерніяхъ и говорить нечего: он въ глазахъ Менцеля всегда были и будутъ нмецкими. Онъ по поводу ихъ позволяетъ себ только излить всю свою патріотическую желчь на соплеменниковъ, которые не энергично даютъ отпоръ русскому варварству и, въ теченіе полутораста лтъ, не успли преобразовать сверныхъ медвдей въ нмецкихъ носителей цивилизаціи. Его утшаетъ тутъ лишь лучшее будущее, открывшееся съ воцареніемъ въ Пруссіи Вильгема I, ‘правдивою оффиціальною запиской русскаго человколюбиваго генерала’, Бобринскаго, о церковныхъ длахъ Лифляндіи, да появившимися въ прошломъ году въ Берлин ‘Livlndische Beitrge’. Самихъ Русскихъ Менцель,— увы! не признаетъ Нмцами, какъ всхъ остальныхъ Европейцевъ, не исключая и Англичанъ Но за то же онъ посылаетъ имъ изъ Виртембергскаго королевства замчательно-пошлые комплименты. Въ виду зарождающагося теперь русскаго направленія въ Россіи, онъ упрекаетъ насъ въ неблагодарности къ своимъ учителямъ и прибгаетъ къ такому грозному пророчеству: ‘Искоренитъ Россія германизмъ — и окончательно впадетъ въ варварское, чувственное и безсовстное (gewissenlose) славянство. Нельзя даже предвидть, что станетъ творить возстановленное боярство и импровизованная путемъ отмны крпостничества демократія, если ихъ уже не будетъ обуздывать нмецкая дисциплина’. Впрочемъ, здсь мы не потратимъ больше чернилъ, чмъ сколько нужно на изъявленіе самой решпектной благодарности за состраданіе автору, который бьетъ самъ себя своимъ невжествомъ и неприличіемъ. Мы обратимся къ юговосточнымъ границамъ Германіи, которыя всего боле занимаютъ Менделя. Здсь лежитъ Венгрія. Авторъ, конечно, съ презрніемъ отвергаетъ невыгодное родство съ этимъ финскимъ отродьемъ. Но… тутъ опять замшалось состраданіе. Того и гляди, что ‘Россія натянетъ мундиръ своихъ подданныхъ на плечи несчастныхъ Мадьяръ, получившихъ отъ Нмцевъ рыцарскіе нравы, конституцію, право, сословное расчлененіе, образованіе’. ‘Только Германія можетъ уберечь ихъ отъ обрусенія’! восклицаетъ Мендель и прибавляетъ: ‘Мадьяры и Румыны сами по себ слишкомъ слабы, чтобы противостоять долго славянскому наводненію, если ихъ не скрпитъ германскій цементъ, боле сильный, чмъ въ Трансильваніи. Нмцы не должны щадить ничего, чтобы Нижній Дунай, этотъ оплотъ противъ Россіи, всегда оставался въ нмецкихъ рукахъ’.