По поводу письма из Англии Владимира Печерина, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1865

Публицистика
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Скачать в PDF
Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.

По поводу письма изъ Англіи Владиміра Печерина.

‘День’, 2-го сентября 1865 г.

Мы получили на дняхъ изъ-за границы письмо, которымъ хотимъ подлиться съ читателями. Они будутъ намъ благодарны за это,— мы знаемъ, оно, безъ сомннія, произведетъ на нихъ то же самое впечатлніе, что и на насъ. Это письмо прислано намъ изъ Дублина, отъ человка, который извстенъ намъ только по имени, по слухамъ, по тмъ воспоминаніямъ,— добрымъ воспоминаніямъ — которыя оставила въ сослуживцахъ и ученикахъ его профессорская дятельность. Владиміръ Печоринъ принадлежалъ къ той плеяд молодыхъ блистательныхъ профессоровъ, которая въ 1835—40 году такъ высоко подняла въ Русскомъ обществ значеніе Московскаго университета. Въ одно время съ покойнымъ Крюковымъ пріхалъ въ Москву и Печеринъ: Крюковъ занялъ каедру Римской, — Печеринъ Греческой словесности. Въ короткое время своего профессорства, онъ усплъ внушить и слушателямъ и товарищамъ чувства самой живо* симпатіи. Строгій ученый, онъ соединялъ съ замчательно* эрудиціей по части классической древней литературы — живое поэтическое дарованіе и нжную, хотя постоянно тревожную душу, болзненно-чутко отзывающуюся на вс общественныя задачи своего времени, на всякую боль тогдашней Русской дйствительности. Какова была эта дйствительность — пусть припомнятъ сами читатели. Направленіе мыслей его было атеистическое — общее почти всмъ его товарищамъ. Въ 1838 году похалъ онъ за границу, не вернулся къ сроку и скоро затмъ узнали въ Москв — сначала, что онъ увлекся крайними теоріями Европейскихъ революціонеровъ, а потомъ, что онъ поступилъ въ римско-католическій монашескій орден редемпторовъ. Усилія пріятелей вырвать Печерина изъ хитрыхъ стей, въ которыя была уловлена его изнывавшая душа,— всюду искавшая себ примиренія, вчно томившаяся по истин, — не увнчались успхомъ. ‘Я принесъ въ жертву Богу самое дорогое свое сокровище — волю’, сказалъ онъ тогда одному изъ ближайшихъ своихъ старыхъ друзей,— и съ страстію предалъ онъ себя въ безусловное повиновеніе — вол своего хитраго я умнаго монастырскаго пріора. ‘Плнить умъ въ послушаніе вры’ имло нчто плнительное для человка, котораго кичливость ума и гордость знанія не только не привели къ успокоенію, но едва было не привели въ нравственную пропасть,— на самомъ уже краю которой удержало его смутное религіозное чувство. Это-то чувство и подмтилъ въ Московскомъ атеист зоркій глазъ католическаго священника. Истина и ея миръ явились Печерпну въ вид латинской вроисповдной доктрины, и онъ сталъ ея жаркимъ адептомъ. Извстно, что римско-католическіе монахи, особенно іезуиты, владютъ необыкновеннымъ искусствомъ уловить и остить душу, взявши однажды ее въ свои руки, они, посредствомъ глубоко разсчитанной духовной дисциплины — выдлываютъ ее какъ какую-нибудь овчину, мягчатъ какъ лайку, выворачиваютъ какъ перчатку, шарятъ въ ней, какъ въ своемъ собственномъ карман, даютъ направленіе, какое имъ нужно и какое свойственне ея природ,— а сама душа, при всемъ этомъ, не только не реагируетъ, но испытываетъ какое-то сладострастное наслажденіе — самоуничиженія, смиренія, послушанія! Мы слышали, мы даже читали въ одной книг, напечатанной за границей, разсказъ, въ которомъ Печеринъ представлялся намъ совершенно такой, погибшей жертвой римскаго прозелитизма. Уже боле 25 лтъ прошло со времени его обращенія въ латинство, — и самому ему, по наведеннымъ нами справкамъ, теперь уже 57 или 58 годъ. Одно только невольно обращало на себя вниманіе: несмотря на то, что нашихъ Русскихъ ренегатовъ за границею довольно, имя Печерина не смшивалось съ ихъ именами, онъ былъ и остался какимъ-то одиночнымъ явленіемъ, которое не запятнано было, сколько намъ извстно, никакимъ враждебнымъ дйствіемъ противъ Россіи и вызывало къ себ не презрніе, а чувство искренняго соболзнованія во всхъ, кто знавалъ Печерина прежде. Въ какой степени правы были эти послдніе, пусть судятъ теперь сами читатели: вотъ письмо, о которомъ мы упомянули въ начал:

Дублинъ, 2-го Сентября 1865 г.

‘Милостивый государь.

‘Благородный духъ вашего журнала давно привлекаетъ мое вниманіе — хотя, къ сожалнію, я не всегда имю случаи читать его. Сверхъ того, тамъ часто встрчается дорогое для меня имя О. В. Ч—она. Неизбжная судьбина — ineluctable fatum — отдляетъ меня отъ родины, но прилагаемое стихотвореніе покажетъ вамъ, что я не забылъ ни Русскаго языка, ни Русскихъ думъ. Я самъ не могу себ объяснить, для чего я посылаю вамъ эти стихи. Это какое-то темное чувство — или просто желаніе переслать на родину хоть одинъ мимолетный умирающій звукъ.
Примите увреніе въ томъ искреннемъ уваженіи, съ которымъ пребываю,

милостивый государь,
вашимъ покорнымъ слугою
Владиміръ Печеринъ.

Г. Аксакову, издателю журнала-газеты ‘День’.
Въ письмо вложена визитная карточка:

Rev-d Vladimir Petcherine.
47 Lower Dominick Street,
Dublin.

Вотъ стихи:
Non! ca chaleur n’esl pas toute glace.
De souvenir je le sens tressaillir…
Demoulier.
Не погибъ я средь крушенья!
Не пришелъ еще мой часъ!
И средь бурнаго волненья
Мой свтильникъ не погасъ!
И подъ часъ, какъ молньи, блещутъ
Мысли юности моей,
И въ груди моей трепещутъ
Вдохновенья прежнихъ дней.
Чудится — плывутъ въ эир
Звуки псней удалыхъ,
И волшебница на лир
Мн поетъ о снахъ златыхъ.

——

Рано, рано съ утренней зарею
Вышелъ я изъ хижины родной,
И зеленый лсъ передо мною
Разцвталъ весеннею красой.
На втвяхъ алмазами сверкали
Капли крупныя росы ночной,
Дикіе цвты благоухали
Въ пышномъ лон зелени густой…
На сосн, сосн высокой.
Птичка дивная сидитъ,
И ея живое око
Прямо въ небеса глядитъ.
Встрепенулась и запла
И — весь лсъ безмолвенъ сталъ,
Птичка пла, пла, пла,
А я слушалъ и молчалъ.
Заливалась, разливалась
Будто соловей она,
И мн пснь ея казалась
Тайной грустію полна.
Райская была то птица
И о ра пснь вела,
И туда меня пвица
И манила и звала:
‘Вчнымъ солнцемъ тамъ сіяетъ
Правды незакатный свтъ!
Тамъ любовь не умираетъ
И разлуки вовсе нтъ!
‘О, духъ жаждою томимый!
Тамъ тебя блаженство ждетъ!
Тамъ струей неутомимой
Истины потокъ течетъ.
‘Тамъ подъ небомъ вчно чистымъ
Будешь птичкою парить,
Какъ пчела изъ розъ душистыхъ
Сладкій медъ ты будешь пить.
‘Что теб страна родная,
Межъ тумановъ и снговъ?
Тамъ — свобода золотая!
Жизнь эирная духовъ!’
Птичка пла, пла, пла,
А я слушалъ и — мечталъ,
Быстро жизнь моя летла,
Дни прошли — и я не зналъ.

——

И красуется, какъ прежде, въ пышной
Зелени, густой могучій лсъ,
Но пвицы дивной ужъ не слышно,
И на вки слдъ ея исчезъ.
Время хладною рукой сорвало
Юности внокъ съ главы моей,
Все померкло — сердце перестало
Врить сладкимъ пснямъ вешнихъ дней…

——

Безпріютнымъ сиротою
Я у хижины родной
Постучался въ дверь клюкою —
Мн отвтилъ гласъ чужой:
‘Кто ты, странникъ? изъ какого края?
Гд твой Богъ? и гд твоя семья?…
Или можетъ-быть — судьбина злая
На изгнанье обрекла тебя?
‘Есть народная святыня!
Есть завтный кровъ родной!
И семейство, какъ твердыня,
Насъ хранитъ въ годин злой.
‘Неужель на бломъ свт
Некому тебя обнять,
Пріютить, пригрть на сердц
И теб ‘люблю’ сказать?’

Странникъ.

Ахъ! поврь: и мн не чужды были
Ласки матери родной!
И друзья мн счастіе сулили
И звзда свтила предо мной!
Но — я слышалъ гласъ Красы незримой,
Этотъ гласъ меня очаровалъ.
Я отца и мать и край родимой —
Все на жертву ей отдалъ!
Гд ты? гд? Краса небесная!
Гд? въ какой стран тебя найду!
За горами-ль за высокими?
За морями-ль за широкими?
Всюду за тобой пойду!
Предо мной везд Она мелькала
И манила за собой,
Я за ней — Она вдругъ исчезала,
Будто призракъ въ тьм ночной.
И теперь бездомнымъ сиротою
По-міру одинъ брожу,
Сладкаго везд ищу покою —
И нигд не нахожу…
Miltown park. Авг. 1865.
Мы не знаемъ, найдется ли въ Россіи человкъ, которому глубокая скорбь этихъ искреннихъ, сердечныхъ, ароматическихъ стиховъ не выворотила бы всего сердца! Это братъ нашъ скорбитъ и страдаетъ, это родная намъ душа бьется, какъ птица въ клтк, изнываетъ, гибнетъ и стонетъ! Онъ нашъ, нашъ, нашъ — даже подъ латинскимъ фрокомъ!— онъ иметъ полное право на наше участіе и состраданіе! Неужели нтъ для него возврата? Ужели поздно, поздно?… Ужели это скорбь безсильная, не способная уже ни вырваться изъ-подъ привычнаго гнета, ни откликнуться живымъ дломъ раскаянія на призывъ горячей всепрощающей любви? Русь проститъ заблужденія, которыхъ поводъ такъ чистъ и возвышенъ, она оцнитъ страстную, безкорыстную жажду истины, она съ любовью раскроетъ и приметъ въ объятія своего заблудшаго сына! Да, ‘есть народная святыня’, которая оснитъ святымъ миромъ усталое тревожное сердце, есть кровъ родной, есть обширная родная Русская семья, которая пріютитъ и приласкаетъ его израненную, больную Русскую душу… Но не во имя только кровной связи съ родиной зовемъ мы сюда Печерина. Не тамъ онъ искалъ и ищетъ истины и покоя, гд бы могъ обрсти и истину и покой. Онъ мене всего знаетъ истину православія — прежде вовсе ему, благодаря систем нашего воспитанія, незнакомой, а впослдствіи заслоненной отъ него латинскою ложью. Пусть онъ познаетъ ее — здсь, среди роднаго народа, возросшаго подъ ея воздйствіемъ, и она освободитъ изъ рабскаго плна его умъ и волю, и дастъ его, жаждущей вры, душ истинное благо вры, миръ и свободу Христа.
Сколько благородныхъ умовъ, сколько душъ чистыхъ и прекрасныхъ, сколько силъ богатыхъ — уже истеряла и продолжаетъ терять Россія! Что за причина той безмрной тоски, которая или гонитъ вонъ изъ-нея далеко ея даровитйшихъ сыновъ, или поражаетъ преждевременною смертью самые яркіе ея таланты, или побуждаетъ ихъ растрачивать въ постыдномъ мелочномъ мотовств свои лучшія духовныя силы? Отъ того ли, что истина у насъ подъ спудомъ и трудно пробиваться къ ней сквозь толстый слой формализма и лжи отъ того ли, что въ Россіи нтъ свободы исканію истины и нтъ довольно простора для жизни духа?.. А какъ бы нужны были намъ такіе безумцы, которые способны безразсчетно, сполна, принести себя въ жертву святой истин к всецло отдаться ея служенію! Какъ недостаетъ намъ людей — не мысли отвлеченной, не празднаго слова, но убжденья и подвига!.. Пусть однако горькій опытъ научитъ Русскихъ, оставившихъ Русскую землю, что не найти Русскому себ удовлетворенія и покоя въ міросозерцаніи Запада и что дома оставлено ими неисчерпаемое, неразработанное и почти непочатое еще сокровище народнаго духа!..
Да проститъ намъ отецъ Печеринъ, что мы напечатали его стихи. Мы, можетъ-быть, оскорбили его скромность, но намъ дорого было — оправдать его въ общественномъ мнніи Россіи.— Мы вримъ, что голосъ его дойдетъ до сердца многихъ и что со многихъ концовъ ея понесутся къ нему братскіе призывы. Мы вримъ, что истина скажется душ, такъ страстно взыскавшей истины, и что не погибъ онъ для насъ безвозвратно… Богъ да направитъ тебя въ обратный путь — къ намъ, нашъ бдный братъ!
Аксаков Иван Сергеевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Ремесленный взгляд в вопросе о материальном обеспечении духовенства, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1868
  2. Папская энциклика, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1885
  3. Скобелев и Гамбетта, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1883
  4. О письмах В. Г. Белинского к К. С. Аксакову, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1881
  5. По поводу циркуляра Смоленского Епископа Антония об усилении средств на содержание духовных семинарий, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1864
  6. О связи вероисповедного вопроса с народным в Северозападном крае, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1864
  7. По поводу статьи B. Н. Лясковского: ‘Наши гимназии’, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1886
  8. О деле Токарева, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1881
Электронная библиотека