По поводу дла о старообрядц Петр едоров.
По поводу дла о старообрядц Петр едоров.
‘Москвичъ’, 18-го января 1868 г.
По поводу дела о старообрядце Петре Федорове, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1868
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Одно изъ величайшихъ достоинствъ новаго гласнаго уголовнаго судопроизводства состоитъ въ томъ, что противорчіе закона съ нравственными понятіями общества, съ требованіями общественной совсти, уже не можетъ, какъ прежде, укрываться во тьм судейскихъ и административныхъ порядковъ, а выступаетъ на свтъ дневной, колетъ глаза нестерпимою яркостью правды. Прежде надобное противорчіе почти даже и во оскорбляло общественную совсть, ни у нея, ни у суда не было никакихъ взаимныхъ притязаній другъ къ другу, ничего общаго, и приговоръ судейскій, равно какъ и все это формальное правосудіе, являлось дйствіемъ какой-то посторонней, особой силы, какой-то чуждой, вншней, самовластной стихіи, не способной надлежать ни критик, ни поврк Но теперь, когда правосудіе отправляется гласно, подъ надзоромъ общества и его контролемъ, когда само общество призвано къ участію въ суд въ лиц присяжныхъ, между уголовнымъ судомъ и обществомъ сама собой утверждается солидарность нравственныхъ интересовъ, правосудіе не можетъ не явиться отраженіемъ общественной совсти,— соотвтствіе закона высшему уровню общественнаго сознанія о правд и прав становится логическою необходимостью. Поэтому всякій разладъ между уголовнымъ закономъ и общественнымъ сознаніемъ, между правдою формальною и внутреннею, при новыхъ условіяхъ, при публичности и торжественности судопроизводства, длается въ настоящее время особенно ощутителенъ для общественнаго нравственнаго чувства, производитъ рзкій до невыносимости диссонансъ въ общемъ стро общественной жизни Такое томительное ощущеніе,— будто кто задлъ по больному мсту,— испытало московское общество въ засданіи суда, отчетъ о которомъ читатели найдутъ ниже. Разсматривалось дло о 82-лтнемъ старообрядц поповщнискаго толка, крестьянин деревни Селиванихи, Петр едоров, преданномъ суду, по требованію духовнаго вдомства, за сооруженіе на своемъ крестьянскомъ двор часовни или моленной. Петръ едоровъ не запирался въ постройк часовни: ‘на старости лтъ захотлъ почтить Господа Бога молитвой’, отвчалъ онъ на суд: ‘какая же тутъ вина, судьи милостивые’?.. Не сознавали тутъ вины милостивые судьи, которымъ и сама верховная власть начертала завтъ: ‘правда и милость да царствуютъ въ суд’!… Не сознавали вины и посторонніе постители, наполнявшіе валу. Но духовное вдомство обвиняетъ ‘въ соблазн’, бумага за нумеромъ, оффиціальная, требуетъ исполненія: фактъ налицо, и налицо же 206-я статья уголовнаго Уложенія, о томъ, чтобы виновныхъ ‘въ построеніи новыхъ и въ починк старыхъ какихъ-либо для службы и моленія по раскольническимъ обрядамъ зданій’ подвергать заключенію въ тюрьм, на время отъ 8 мсяцевъ до 16-ти, а ‘все ими устроенное подвергать сломк и матеріалы, продать въ пользу мстнаго приказа общественнаго призрнія’, т. е. Богоугодныхъ и благотворительныхъ православныхъ заведеній. Судъ дрогнулъ предъ необходимостью явиться правымъ,— правымъ юридически, т. е. примнить этотъ вполн подходяща законъ къ дряхлому старику. Такъ какъ все населеніе деревня Селиванихи состоитъ изъ старообрядцевъ’ то, очевидно, устроеніе молитвеннаго дома не могло производить на нихъ особеннаго ‘соблазна’, и судъ, подведи вс возможныя облегчающія вину обстоятельства, приговорилъ едорова къ заключенію въ тюрьм только на два мсяца, все же имъ построенное ршилъ сломать и продать, а иконы передать въ консисторію. Но вмст съ тмъ судъ опредлилъ: ‘ходатайствовать, чрезъ министра юстиціи, предъ Его Императорскимъ Величествомъ о замн слдующаго подсудимому но закону наказаніи ‘дланіемъ приличнаго внушенія’… Но старообрядецъ мало заботился о личной своей участи, онъ просилъ только одного: пощадить часовню: ‘Вдь она у меня давно… Свои ходили. Помолимся и пойдемъ. Кому мы помха?… Со мной что хотите. Я съ радостью куда угодно. Для Бога готовъ всмъ отвчать… Только вы часовню оставьте, судьи милостивые’… молилъ и тосковалъ безпрестанно, и вслухъ и шепотомъ, осьмидесяти-двухлтній старикъ.
Участь подсудимаго можетъ быть, конечно, смягчена милосердіемъ Государя, но это уже выступаетъ изъ сферы общественнаго правосудія. Мы имемъ дло съ положительнымъ закономъ. Лакомъ примненъ. Судейская совсть должна бы быть спокойна. Но судьи очевидно совстились, примняя законъ. Но совстились, смущались и невольно краснли постители изъ православныхъ, встрчаясь взорами съ присутствовавшими между ними старообрядцами. Да и читателю, наврное, вгонятъ краску въ лицо чтеніе о судебномъ засданіи. Что же это за правосудіе, котораго и судьи и публика какъ бы стыдятся? Что же это за- законъ, который такъ перечитъ и судейской, и общественной совсти? Но, можетъ-быть, возразятъ намъ, ‘такое отношеніе къ настоящему длу суда и публики — это все плоды западныхъ идей, прогресса 1 цивилизаціи,мало ли что этимъ идеямъ противорчитъ!’ Хотя, конечно, немного странно видть, какъ либеральныя формы судопроизводства, выработаннаго современною европейскою цивилизаціей, служатъ примненію закона, котораго нельзя назвать ни либеральнымъ, ни тмъ мене плодомъ новйшей цивилизаціи, хотя вс эти пріемы и обряды новаго уголовнаго процесса тмъ рзче выдаютъ внутреннюю противоположность нашего у головнаго законодательства о раскол съ духомъ вющимъ въ судебной реформ,— чмъ самые пріемы и обряда человчне, милосердне и такъ сказать просвщенне,— однако при всемъ томъ возражатели остаются неправа. Посадите на мсто судей, самихъ простыхъ русскихъ мщанъ или мужиковъ, усердныхъ сыновъ православной церкви,— такихъ, которыхъ ужъ никакъ нельзя заподозрить въ ‘цивилизаціи’, не зараженныхъ ‘западнями идеями’, непричастныхъ ‘прогрессу’, и нтъ сомннія, что еслибъ они имли право судить по совсти, они бы оправдали Петра едорова, они не нашли бы никакой вины въ томъ, что старообрядецъ строятъ или чинитъ для себя моленную. Можно даже наврное сказать, что чмъ больше было бы мста въ суд простонародному воззрнію, тмъ человчне или, пожалуй, ‘либеральне’ были бы ршенія по всмъ такъ-называемымъ въ Уложеніи ‘преступленіямъ противъ вры’. Не даромъ Русскій народъ славится вротерпимостью, при всей своей преданности православной вр….
Такимъ образомъ законъ о раскольническихъ зданіяхъ оказывается противорчащимъ не только общественному сознанію (разумя подъ обществомъ одну образованную часть народа), но и народному русскому сознанію (принимая слово ‘народъ’ и въ самомъ тсномъ, и въ самомъ широкомъ смысл). И это понятно, потому что этотъ законъ, равно какъ и все уголовное законодательство о раскол, находится въ совершенномъ разлад не только съ требованіями ‘цивилизаціи)’, на которую сослался на суд защитникъ крестьянина едорова, но и со всмъ духомъ христіанскаго вроученія. На цивилизацію собственно ссылаться было нечего, вопервыхъ потому, что это слово не выражаетъ никакого опредленнаго понятія, требованія цивилизаціи неуловимы, не формулированы, ни въ какой кодексъ не собраны и вообще имютъ характеръ истинъ относительныхъ, а не безусловныхъ, вовторыхъ потому, что страны, къ которымъ мы ходимъ справляться о требованіяхъ цивилизаціи, сажи понижаютъ и примняютъ ихъ различно: такъ Англія еще недавно признала за католическою церковью права гражданства, да и теперь еще не покончила, а еще собирается покончить съ вопросомъ о католической церкви въ предстоящую сессію парламента, Франція до сихъ поръ не признала, законодательнымъ порядкомъ, гражданскихъ правъ православной церкви (хотя и допускаетъ свободу богослуженія), такъ что русскіе православные священники, въ оффиціальныхъ актахъ меріи, причисляются къ протестантскому исповданію, какъ оффиціально признанному (см. ‘День’, No 1, 1861 г.). О пап, о Рим и говорить нечего. Недосягаемо выше всевозможныхъ цивилизацій стоитъ идеалъ христіанскій. Свобода совсти, духъ кротости въ обличеніи заблуждающихся, слово,— какъ единственный мечъ, духовной мечъ святой истины, не признающій никакого другаго вещественнаго меча,— примръ Христовой я апостольской проповди,— вотъ что заповдано намъ Новымъ Завтомъ, вотъ начала, исключающій всякую мысль о насиліи въ дл вры, которая есть, по существу своему, самое искреннее, самое свободное дйствіе духа въ человк. Безъ этой искренности и свободы вра не есть вра, и все обращается въ ложь. Впрочемъ едвали кто ршится доказывать, будто воспрещеніе старообрядцамъ устроивать или чинить молельни даже у себя на двор, даже въ крестьянскихъ избахъ — согласно съ духомъ евангельскаго ученія! Если кому и придетъ желаніе оправдывать существующій законъ, то конечно не на основаніи Евангелія, а на основаніи другихъ соображеній и побужденій. Оставимъ покуда этотъ вопросъ въ сторон и поспшимъ къ выводу.
Итакъ, вотъ законъ, находящійся въ разлад съ общественною совстью, съ народными воззрніями, съ требованіями цивилизаціи (допустимъ и это), съ духомъ и наставленіями христіанскаго ученія. Есть полное основаніе предполагать, что и само правительство стоитъ выше уровня понятій, выражаемыхъ Раздломъ II. статьями 176—218 Уложенія о наказаніяхъ. Это свидтельствуется отчасти равными циркулярными распоряженіями Министерства внутреннихъ длъ, словами самого раскольника Петра едорова, которыми онъ оправдывалъ построеніе часовни: ‘въ т поры легче стало, не танъ строго взыскивали’, наконецъ общимъ духомъ всхъ преобразованій, совершенныхъ въ ныншнее царствованіе, самымъ правомъ печати говорить о раскол и разоблачать его тайны.
Какимъ же образомъ можетъ держаться законъ, отрицаемый, повидимому, и совстью современнаго правительства, и совстью всхъ классовъ народа? На какомъ начал онъ зиждется? Если онъ и возникъ въ прежнее время, ори другомъ воззрніи правительства на отношеніе раскола къ православной церкви и къ государству, то какимъ образомъ теперь не упразднился онъ самъ собою, не вывелъ изъ употребленія? Мы найдемъ отвтъ на эти вопросы, если вспомнимъ, что есть область нашей общественной жизни, гд уголовное законодательство ‘о преступленіяхъ противъ вры’, находитъ главную себ поддержку,— что есть одно ‘вдомство’, по настояніи’ котораго почти исключительно вчинаются дла, подобныя длу о Петр едоров. Это — духовное. Мы вовсе не хотимъ этимъ сказать, чтобы духовныя лица, каждое отдльно, одушевлены были духомъ гоненія на иноврцевъ или отщепенцевъ отъ православія,— но не можемъ не признать, что именно въ такомъ дух сложилось издавна и закрпилось обычаемъ, преданіемъ и наконецъ закономъ, отношеніе духовныхъ правителей церкви духовныхъ пастырей въ нашемъ отечеств къ расколу. Корень этой системы дйствій кроется въ самомъ понятіи объ отношеніяхъ церкви въ государству, которое возведено въ значеніе меча гражданскаго, оберегающаго миръ и покой церковный. Углубляться въ подробную оцнку этого воззрнія и всхъ его вншнихъ проявленій въ нашей исторической жизни мы теперь не станемъ,— это завело бы насъ слишкомъ далеко,— но укажемъ только на ближайшія, осязательный послдствія такой круговой поруки церкви и государства. Тамъ, гд въ постоянномъ ходу, въ длахъ вры,— мечъ гражданскій, тамъ естественно упраздняется дятельность меча духовнаго. Этимъ объясняется отчасти мертвенность нашей проповди. За немногими исключеніями, духовенство наше, къ сожалнію, особенно сельское, чуждается миссіонерскаго дла, не ищетъ вразумлять раскольниковъ словеснымъ обличеніемъ и разумными доводами, и вмсто того, чтобы ограждать православныхъ отъ соблазна утвержденіемъ ихъ въ вр, предпочитаетъ прибгать къ содйствію полиціи, охранятъ ввренную имъ паству отъ духовныхъ ‘волковъ’ жандармами и квартальными. Едва появится въ сел какой-нибудь раскольникъ-проповдникъ, едва провдаетъ православный пресвитеръ про какую-нибудь моленную или часовню, сейчасъ доноситъ по своему начальству и доводитъ до свднія исправника, начальство и полиція идутъ выше, не имя права положить доносъ подъ сукно, въ виду положительнаго закона,— и дло завязывается. Вс эти дйствія, мы не споримъ, у большей части духовенства внушены ‘усердіемъ къ церкви’, желаніемъ отдалить ‘соблазнъ’ отъ ихъ паствы, но въ результат они послужили и служатъ только къ усиленію раскола, питая раскольническій фанатизмъ гоненіями, создавая ему мучениковъ, и къ усиленію соблазна между православными Поступая такимъ образомъ, священники оскорбляютъ религіозное чувство своихъ духовныхъ чадъ, являя имъ примръ насилія въ дл совсти и страхомъ гражданскаго наказанія замняя силу духовнаго просвщенія и вразумленія. Безъ сомннія, для церковныхъ пастырей несравненно покойне и удобне, чтобы твердость вры почивала боле на бдительности полиціи 4 чмъ на ихъ служеніи истин духомъ и словомъ, но дло въ тонъ, что такое явное противорчіе и букв и разуму христіанскаго ученія вноситъ ложь и фальшь во вс отправленія церковнаго организма, поселяетъ лицемріе, безвріе, и разлагаетъ, какъ ядъ, цлость церкви.
Такое-то именно воззрніе церковныхъ правителей и пастырей на отношеніе церкви къ государству и на огражденіе церковной цлости и мира вншнимъ, грубымъ насиліемъ, или ‘мечомъ гражданскимъ’, породило обратное оъ ношеніе и государства къ церкви, и создало все то законодательство о преступленіяхъ противъ вры, которое, въ настоящую пору, такъ затрудняется примнять судъ, котораго такъ стыдится и совстится общество, и которое само правительство ищетъ смягчить сверхзаконными, частными мрами и негласными административными распоряженіями. Пересмотръ этого законодательства столь противорчащаго той вротерпимости, которою такъ по справедливости славится Русскій народъ, становится ощутительно необходимыми Таково, по крайней мр, наше мнніе, основанное на томъ искреннемъ убжденіи, что одна лишь свобода совсти можетъ возвратить православному смени въ нашемъ народ въ вашемъ обществ его плодотворную живительную силу и спасти насъ, какъ отъ заразы чуждыхъ религіозныхъ ученій, отъ безврія, отъ лицемрія, отъ религіознаго индифферентизма, такъ и отъ разъдающаго духовнаго и умственнаго косннія… Мы, по весьма уважительнымъ и понятнымъ причинамъ, только слегка намекнули на законодательный вопросъ о раскол, остерегаясь всего, что могло бы раздражить прикосновенныхъ къ длу,— но мы еще не разъ къ нему возвратимся.