Письмо … к преосвященному Евгению, архиепископу Булгарскому и ответ сего святителя о том, что древние сарматы говорили языком славенским, Богуш-Сестренцевич Станислав, Год: 1785

Время на прочтение: 11 минут(ы)

Письмо от преосвященного Станислава Сестренцевича (1), архиепископа Могилевского, к преосвященному архиепископу Евгению Булгару, и ответ сего святителя о том, что древние сарматы говорили языком славенским (2).

Великое пространство, разделяющее нас, заставляет меня часто напоминать с сожалением о приятнейших минутах, проведенных в беседовании с вашим преосвященством. Желая вознаградить сию потерю письмом, которого предмет конечно не обеспокоит вас — ибо я уверен, что он находится всегда в памяти в. п., равно как источник его хранится в отборной вашей библиотеке — осмеливаюсь просить в. п. объяснить мне: какой был язык сарматов? Знаю, что древний народ сей простирался до Вислы, и потом вытеснен венедами, энетами, или антами (что по гречески значит славяне), которых колония, вышед из Иллирии, заступила его место, и названа полехи или поляхи от имени начальника своего Леха или Ляха, то есть Александра, почему и надеялся я найти некоторое сведение о языке сарматов в древней польской истории, но скоро увидел свою ошибку, узнав, что страна сия весьма долго была в невежестве, что древность ее столь же мало была известна, как и жителей залива Гудсонова, и что сия часть сарматов исчезла в обширных степях Польши, и смешалась с подобными себе, погруженными в невежество, народами.
Итак я обратил внимание на другую часть сарматов, простиравшуюся до Черного моря и Кавказа, где они нападали на греков, одерживали победы, были потом сами разбиты и прогнаны, и таким образом наполнили восточные летописи славою имени своего и подвигами. Кажется, что блистательнейшая эпоха их была — время завоевания ими царства Восфорского и нападения на Херсонскую республику и даже на владения империи, эпоха, в которую император от племени сарматского воссел на римском престоле. По повествованию Константина Порфирогенета, Константин Великий был сын полководца Констанция, происходившего от сарматов и защитившего, во время царствования императора Диоклитиана, малую Азию от нашествия своих соплеменников. Деяния сих времен хранятся в драгоценном Собрании византийских историков, из которого краткое извлечение у меня есть, но в. п. имеете и полное Собрание и совершенное о нем сведение. Не сказано ли там чего— нибудь об языке сарматском, подобно как об иллирийском, о котором свидетельство писателей вы изволили мне показывать. Весьма много обяжете меня, если соблаговолите дать мне о сем объяснение, и еще более обяжете, уведомив меня о состоянии вашего здоровья и о продолжении вашей драгоценной для меня дружбы, и проч.
Могилев.
18-го генваря 1785-го года.

(С французского.)

Ответ.

Не могу объяснить, с каким удовольствием читал я почтенное и ученое письмо вашего преосвященства. Кроме знаков благоволения ко мне, я заметил, что сочинитель письма, обладающий сокровищами духовной учености, еще собирает богатства светских познаний, заметил редкую, истинно философскую скромность, свойственную душам высоким, которые в своих ученых изысканиях не гнушаются сноситься со мнениями других, для приобретения обширнейших познаний и чтобы тем удобнее преодолеть встречающиеся затруднения. Сие два замечания более и более увеличивают отменное, искреннейшее к вашей особе уважение, которое со времени вашего здесь пребывания глубоко впечатлено во мне и никогда не изгладится.
Имея справедливую причину удивляться вам, желал бы я иметь и довольно способности удовлетворить вопросу, который вам угодно было предложить мне: какой был сарматский язык? Разумеется тот, которой древние сарматы или славяне употребляли. Чувствуя себя неспособным дать ответ удовлетворительный, будучи совсем не сведущ в нынешнем языке той нации, и не имея пред собою светильника, которой мог бы озарить мрак неизвестности, всего лучше было бы мне искренно признаться в своем неведении и последовать благоразумному наставлению Демокрита, советующего скрывать невежество. Но уверенность в доброте вашего сердца несколько ободряет меня и заставляет, единственно из послушания к вам, сказать что-нибудь о сем предмете.
Юстин Историк, в своем Сокращении Трога Помпея, говоря о древних сарматах, уверяет, что ‘язык сарматский сходен с мидийским и скифским, и из обоих смешан (3)’. Свидетельство Трога подтверждает старший Плиний, который пишет (4): ‘При Танаисе (Доне) живут cарматы, происходящие, как говорят, от мидян, и разделенные на многие поколения. ‘Также Помпоний Мела (5): ‘Народ сарматский по одежде и оружию весьма сходен с парфянами,’ следовательно и с мидянами, ибо статься может, что сии два народа, будучи смежны между собою и часто перемешаны, не очень рознились языком, равно как обычаями и нравами. Клуверий, следуя мнению сих авторов, пишет (6): Весь народ, от греков сарматским называемый, оружием, нравами и образом жизни подобен скифскому и парфянскому. — Хотя Клуверий наименование упомянутого народа приписывает грекам, которые однако ж ни по какой вероятной этимологии не могли производить имени сарматы или савроматы от слова греческого (ибо смешно было бы искать корня сарматов в Savra ящерица, как сказано у Евстафия в замечаниях на Дионисия Периигита стран. 328), но Бокарт с большею, может быть, справедливостью производит сие слово от халдейского языка, которой гораздо древнее греческого, называя сарматов сар мадай, что значит: остатки мидян. Охотно соглашаюсь с Рейскием (7), что сия догадка весьма похожа на правду. С равною вероятностью — так я думаю — можно бы заключить, что язык сарматской был тот же самый, что скифский и мидийский, по мнению Трога Помпея, или мидийской и парфянской, по свидетельству Плиния и Мелы. Теперь оставалось бы только иметь верное сведение о древнем парфо-мидийском, или мидо-парфянском языке, чтобы составить себе понятие об языке древнейших сарматов. Но какой был это язык? Мне не известно, а познание ignoti ex ignoto (8) есть явное в словах противоречие.
Византийские писатели, сколько я знать могу, ничего положительного не говорят о языке древних сарматов. — Один из новейших, Халкокондил, упоминает только (9), что ‘трибаллы, мизийцы, иллирийцы, кроаты, поляки и сарматы (взяв сие последнее имя в теснейшем смысле, может быть для того, чтоб означить жителей Меотиды (10) и других народов, простирающихся до Каспийского моря) имеют один язык’. Более Халкокондил не говорит ничего, и мне неизвестно, чтобы какой-нибудь другой писатель яснее предложил о сей материи. Но он верно разумеет здесь язык славянский, который в его время был в употреблении между упомянутыми народами. При всем том сомневаться можно, тот ли самый язык древнейшие сарматы употребляли, о котором говорит Халкокондил? Если сие отвергнуть — опять мы объяты прежнею тьмою неизвестности, если принять — мрак рассеян и вопрос решен, ибо тогда можно утвердительно сказать, что древний язык сарматов есть нынешний славянский или иллирийской, который, будучи в употреблении у разных народов, существенно один и тот же — с некоторыми только случайными переменами — доныне сохранил свое существование. Думаю, никто не усомнится, что нынешний язык есть тот же, которой был и во время Халкокондила, а кому угодно сомневаться, тот должен представить сильные и верные доводы, и доказать, когда и как оный язык исчез и забыт, так что никакого воспоминания о нем не осталось, когда, как и от какого прежнего языка произошел сей новый, по какой причине и каким образом столь многочисленные народы, жившие на великом расстоянии одни от других и разделенные между собою разностью выгод, могли все согласиться оставить природный язык свой и выбрать себе другой, совсем несходный с первым, но равно всем им общий, как и прежде? Каким образом не осталось никаких следов столь чудной перемены? Но как нельзя ничего вероятного на сие ответствовать, то должно согласиться, что язык, славянами ныне употребляемый, есть не другой какой-либо, но тот же самый, о котором Халкокондил упоминает.
Причины, заставляющие нас принять сие последнее мнение, кажется, служат верною порукою, что язык славенский прежде Халкокондила за несколько веков был известен. И подлинно, не должно ли предположить, что язык, за три или четыре века прежде нас существовавший, не заключенный в какой-нибудь стране, не удерживаемый тесными пределами жилищ, племени немноголюдного, но распространившийся на земном шаре, бывший в употреблении у народов многочисленных и сильных, не должно ли, говорю, предположить, что такой язык существовал во времена самые древние? Для чего не отнести его к эпохе изобретения и введения письма иллирийского? Для чего не ко времени преселения народов, которые под предводительством Леха и Чеха поселились на обширных равнинах Польских и на крутых горах Богемских? Для чего еще не к тому времени, когда сарматы занимали берега озера Меотийского и реки Дона, откуда они рассыпались в разные стороны, и встречаясь то с восфорянами, то с греками херсонскими, а потом с римлянами, вели кровавые войны? Для чего наконец не отнести его к самой отдаленной, самой глубокой древности? — Таким образом, переходя от одной эпохи до другой, можно бы, кажется, с довольною вероятностью сказать, что язык древних сарматов не много разнился от нынешнего, не смотря, как я уже говорил, на случайные изменения. Все языки, по причине различия в сложении, нравах и склонностях народов, преобразуются, и по встречающимся переменам и обстоятельствам то возвышаются к совершенству, то упадают, портятся, приходят в худшее состояние, и наконец в продолжение времени разделяются на разные диалекты.
Автор Российской истории Левек утверждает, что жители Лациума получили начало своего языка от славянского. В доказательство приводит сходство сих двух языков в словах простейших и самых нужных, в именах числительных, местоимениях и других частях речи. По такому предположению и греческий язык может присвоить себе то же преимущество перед латинским. Не любовь к родине заставляет меня утверждать это. Tros, Tyriusque mihi nullo discrimine agetur (11). В самом деле, почему латинское duo должно относить более к славянскому два, нежели к греческому duo? Латинское tres и tria более к славянскому три, нежели к греческому treis, tria? sex к славянскому шесть, нежели к греческому ex? septem более к семи, нежели греческому epta. Известно, то прибавление S заменяет гортанное произношение (‘) во многих греческих словах, принятых в язык латинский, как-то видно из слов sudor, udor от udwr (вода), salum от salos (волнение), которое происходит от sal, als (море), sylva от uln (лес), sulcus от olkos (бразда), sus от us, sub от upo (под), super от uper (над), serpo от erpw от (ползаю), salio от allomag (прыгаю), местоимения sui, sibi, se от x, oi, e (свой, себе, себя) и сим подобные, которые все и на латинском языке то же значат, и взяты с греческого с прибавлением буквы S. Левеку нужно было бы обратить на это внимание. Но он, следуя своей системе, вместо того, чтоб заметить, что латинское ego, есть греческое egw, что mei, me, произведены от emx, emoi, eme, me, tu от su переменив S на Т, как у аттиков было в обыкновении, думает только вывесть латинские местоимения от иллирийских я, аз, мы, ты, и таким образом доказывая, иногда принужденно переменяет значение слов, для достижения своей цели. Например: чтоб показать начало латинского слова vadum, прибегает к славенскому воды, хотя очень ясно, что оно происходит от vado badw, badixw (хожу), и что названо vadum, как Геснер говорит, quia vadere pedibus per aquam licet (потому что можно ходить по этой воде).
Предмет сего длинного отступления есть доказать, что с равною справедливостью можно бы произвести начало латинского языка от греческого — мнение всеобщее, принятое многими авторами и утверждаемое сочинителем книги О происхождении латинского языка. Однако я не только не намерен отвергать мнения Левекова, но еще могу им пользоваться, и тем более подтвердить сказанное мною, тем более уверить, что нынешний славянский язык есть древний сарматский. Вот как я о сем рассуждаю: Левек находит начало латинского языка в нынешнем славянском, следственно ныне существующий язык славянской с самого начала есть один и тот же, он уже тогда был образован и усовершенствован, когда аборигены латинские, переходя из дикого состояния в состояние общежития, составляли сильный, важный, величественный язык, который римляне потом возвысили до последней степени совершенства. Но если бы кто, оставив мнение Левека и придерживаясь обыкновеннейшего, принимал греческий, а не славянский язык корнем латинского, потом рассудив о сходстве означенных слов, захотел бы непосредственно вывесть греческий, а посредственно латинский от славянского, тот, поступая таким образом, придал бы сему языку непостижимую древность, ибо известно, что греческий язык восшел наверх блестящего совершенства еще во время Гомера, когда латинской только что начинал появляться.
Как бы то ни было, из всего сказанного за верное и несомненное принять можно, с чем и Левек согласен, что нынешний славянский язык, то есть под сим именем известный в наше время и с древних времен существующий, есть тот самый, от которого произошли разные языки, и от которого они заняли если не все слова, то по крайней мере великое число их. Итак, основательно утверждать можно, что к эпохе преселения народов, вышедших из известной части света и рассеявшихся по всему земному шару, должно относить и преселение сарматов. Многолюдные племена их, оставив страны восточные перешли в западные, и там, мешаясь с другими народами дикими и необразованными, приучали их к общежитию и сообщали им свои познания, а особливо правильные звуки голоса, которыми выражали свои понятия и чувствования. Сии племена и семейства принимали наименования от мест, на которых селились, однако имя сарматы (происшедшее, может быть, от Мадаи, или Сармадаи, по мнению Бокарта) взяло верх и означало всех народов, известных под названием народа сарматского.
Кроме общего имени, которое удержал при себе народ сей, распространившийся по всей Сармации, Европейской и Азийской, он известен еще под названием славов и славян, происходящим от имени Слава, или Словян, как другие полагают от Слова. Оба сии речения суть коренные славенские, и в нынешнем языке употребляются. Итак есть у нас еще другое немаловажное доказательство к подтверждению древности сего языка, между тем достойно внимания, что сия нация с отдаленнейших времен своим природным языком от других себя отличала. Левек замечает, что имя славов или славян неизвестно было в Европе до IV века, и что они сами себя испорченным словом называли склавами и склавянами. Однако ж я думаю, что если славы (по свидетельству писателей, приведенных Эрбелотом в его Восточной библиотеке) происходят от Секлаба, или Саклаба, сына Яфетова, то наименование славян или славов говорится не по испорченному произношению, но переменено с намерением (paranumws denominative) для славы нации, и есть весьма древнее.
Некоторые производят имя славов по переводу от древних энетов или венетов, народов пафлагонских, которые, по разорении Трои, следуя за Агенором, нашли себе убежище на краю Адриатического залива, а потом мало-помалу рассеялись по Германии даже до Балтийского моря, и от которых названы города Венетами, один в Ломбардии, другой при устье Одера, и третий на острове Ругене. Но я от сих пафлагонов-венетов не соглашаюсь выводить ни названия, ни происхождения славов: названия, потому что прилагательное Ainetos славный, похвальный, пишется и произносится двугласною ai, над которою должен стоять знак тонкий (‘), а пафлагонское Eneths пишется с простым e, и произносится с гортанным знаком (‘). Иначе не была бы верна мера стиха у Гомера:
Ex Everwn oJev hmionwn genos agroterawv
происхождения не могу принять потому, что преселение пафлагонов, — которых как говорит Клуверий, произвела баснословная древность (12) — если не совсем баснословно, по крайней мере сомнительно, ибо Страбон говорит (13), что о венетах есть двоякое мнение, и что некоторые почитают их галлами. Полибий народам Галлии Цизалпинской то же происхождение приписывает, какое и адриатическим венетам, называя их цельтами. Сверх того другие писатели древние представляют нам савроматов народом, известным под сим именем до преселения Антенора в Италию с своею троянскою и пафлагонскою дружиною, ибо амазонки, прогнанные от берегов Термодонта, соединились с сарматами, жившими уже вокруг Меотиды и у реки Дона, как-то читаем у Дионисия Периигита. Может быть, это баснословно, но не менее баснословно и происхождение сарматов от пафлагонов, венетов.
Итак народ славянский под именем сарматов или савроматов был известен в самой глубокой, баснословной древности, и сие название вошло в большее употребление в те времена, когда мрак истории начинал проясняться. Савроматы являлись в древней Греции не только простыми зрителями, но и действующими на играх Панафенейских. Грегорас говорит (у Стриттера о Сарматах), что они ездили в Грецию, как союзную землю, присутствовали на играх Панафенейских… и на колесницах спорили о первенстве (14). В последствии видим, что сарматы меотийские не только не были союзниками и друзьями греков, но напротив того часто поднимали оружие на греков восфорийских, своих соседов. Однако ж они не могли завладеть сим царством, которое оставалось до самого конца во власти греков, начиная от Археанактидов, первых владетелей его около 3 году 85 Олимпиады (почти в 438 году до Р. Х.) и продолжалось не только до последнего дня Спартака, умершего около 1 года 124 Олимпиады (за 284 года до Р. Х.), как видим у Диодора Сицилийского, но даже до Парезида, которой, по мнению Страбона (Геог. К. VIII), вручил Митридату верховную власть. Известно, что Митридат окончил жизнь в крепости Пантикапеи, столице царства Восфорского около 179 Олимпиады (почти за 64 года до Р. Х.).
Кроме греков, самые римляне узнали не только имя, но и храбрость сарматов во многих случаях, испытывая с ними свои силы. Находим в Сокращении дел сарматских, что Веспасиан в 69 году сарматов укротил, Адриан 109-го победил, М. Аврелий 171-го нападал на них, Кар 277-го увещевал, а Диоклитиан, при конце III века чрез Константина Трибуна, с помощью херсонцев, истребил племена их, взял Восфор и города меотийские. Наконец в начале четвертого века, сарматы испытали свои силы против Константина Великого и были разбиты, лишась своего предводителя или царя. Римские или греко-римские историки говорят: Желательно было бы, чтоб в те времена сарматы имели своих писателей, может быть, стали бы удивляться побежденным, не менее как и самим победителям, если б знали, с каким успехом с обеих сторон ведены были кровопролитные войны.
Меня то же думать заставляет историк Зосим, повествующий (15), что в 322 году, в бытность Константина в Фессалонике, сарматы не только набегами и грабительствами разоряли Фракию и Мизию, но даже осмелились идти на встречу императору, которой прогнал их за Дунай, переправился через реку сию, разбил их войско, умертвил царя их Раусимода, освободил пленников, потом с великою пышностью праздновал победу и в память ее учредил Сарматские игры, отправлявшиеся каждой год по шести дней в конце ноября месяца, что (как говорит новый писатель Ле-бо) делает честь сарматам.
Итак в рассуждении народа сарматского замечательны: 1) древность общежития и языка, 2) частые переселения и многочисленные колонии, 3) обширность стран, ими занимаемых, 4) сражения с греками, восфорцами и с римлянами, которые победили сармат, но не покорили. Сия нация существует и в наше время, сохраняя свободу свою и могущество, занимая обширные страны, составляя славнейшую республику (16) и пространнейшую империю в мире.
Главное мое намерение состояло дать какое-нибудь сведение о языке, которым в древности говорил народ сарматский. Вот все, что в ответ на почтеннейшее письмо в. п. я мог извлечь из слабых и весьма ограниченных моих знаний по сей части.
Прошу в. п. принять благосклонно маловажные замечания, и не считать их удовлетворительным решением данного вопроса, но только верным знаком моего почтения и проч.
Херсон. 1785 года. Февр. 25.

(С итал.)

—————————

(1) Нынешнего митрополита римских церквей в России.
(2) В подлинниках сообщены от е. с. господина действительного тайного советника и кавалера графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина. Изд.
(3) Sermo Sarmatis inter Scythicum Medumque medius. Lib.XLI.
(4) Tanaim colunt Sarmatae, Medorum, ut ferunt, soboles, et ipsi in multa genera divisi. Lib. VI. сap. 7.
(5) Sarmatae gens habitu armisque Parthis proxima. Lib IV. cap. 3.
(6) Gens universa, Graecis Sarmatae dicta, armis, moribus, vivendique ratione Scythicae et Parthicae fimilis. Introd. Geоgr. Lib. IV. cap.22. ї 1.
(7) См. его Замечания на Клуверия.
(8) Неизвестного из неизвестного же. Ибо чтобы узнать например, сколько должно заплатить за 10 аршин, надобно прежде знать, чего стоит один аршин, таким образом, по известному находим неизвестное.
(9) В книге I.
(10) Азовского моря.
(11) Между троянцем и тирянином у меня не будет никакой разницы.
(12) Quos fabulosa antiquitas deduxit. Lib. III. C. 24. ї5.
(13) De Venetis duplex sertur sententia, quidam enim eos Gallos faciant. Lib. V et XIII.
(14) Savromatae per Graeciam quasi sоederatam euntes et Panathenaeorum spectatores aderant, et curulibus in ludus… de palma certabant. ї1.
(15) Кн. II.
(16) Это писано, когда Польша еще существовала.

——

Сестренцевич-Богуш С.Я., Евгений (Булгарис). Письмо от преосвященнаго Станислава Сестренцевича, архиепископа Могилевскаго, к преосвященному Евгению, архиепископу Булгарскому [от 18 янв. 1785 г., Могилев] и ответ сего святителя о том, что древние сарматы говорили языком славенским. // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.21, N 9. — С.3-23.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека