Письма сибиряка из Европы, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1885

Время на прочтение: 8 минут(ы)

ПИСЬМА СИБИРЯКА ИЗЪ ЕВРОПЫ

ШВЕЙЦАРІЯ.

Мелькнула предъ моими глазами Германія, нмецкіе города, деревни, старыя церкви, замки. Помню, что за Касселемъ въ сумрачное утро я увидлъ синія горы съ носящимися по нимъ туманами и темное ущелье, изъ-за котораго мрачно смотрлъ Вильгельмсгеэ. Мрачный замокъ, если ты предсталъ въ такое же срое утро Наполеону III, наврно ощущеніе было не веселое. Въ это ущелье ввела Германія своего плнника. Что онъ чувствовалъ въ этихъ горахъ посл блестящаго Парижа! Островъ Эльба, Святая Елена и Вильгельмсгеэ, обладаютъ прекраснымъ климатомъ, но для Наполеоновъ они были Сибирью.
Мои ощущенія въ это утро были иныя. Нмецкіе сады, нмецкая культура веселили глазъ, но я ждалъ еще нетерпливе Швейцарію. Вотъ онъ Ble, или Базель, швейцарская таможня, забавный швейцарскій жандармъ въ старинной треуголк и фрак, скоре архаическая диковина, чмъ представитель грознаго воинства. Нсколько швейцарскихъ военныхъ въ вагон, напоминающихъ скоре добродушныхъ пейзанъ съ тяжелыми старинными саблями. Нтъ у нихъ прусской важности, чванства и военныхъ прусскихъ корсетовъ, французскій языкъ мшается съ нмецкимъ — знакъ, что мы въ федеративной стран. Веселая болтовня въ вагонахъ, добродушный видъ спокойныхъ швейцарцевъ, и скоро роскошная горная природа сразу перенесли насъ въ другой міръ.
Вотъ мы и въ Швейцаріи, поздъ мчится среди ущелій, насъ окружаютъ склоны горъ съ спускающимися лсами, точь въ точь Кузнецкая чернь, только породы деревьевъ другія. Вонъ чудныя синющія горы, для людей, незнакомыхъ съ горными видами, он часто кажутся живописными фантастическими облаками на горизонт, но я узналъ ихъ. Мн показалось, что и эту синющую горную даль, и ущелья, и камни, и утесы эти гд-то я видлъ. Вонъ тамъ, гд вьется тропинка среди темнаго лса, что-то мелькаетъ: не черневой ли это татаринъ пробирается на кон, скользя по камнямъ? Мелькнула горная рчка. По Упала ли, или Найма шумитъ это, прыгая по камнямъ? Эти синющія горы напомнили мн Удалу и первые виды предгорій близъ Чергачака {Удала селеніе въ Алта, какъ и Чергачакъ, Удала и Пай для горныя рчки Алтая.}! На меня пахнуло старымъ знакомымъ горнымъ воздухомъ. Неужели я опять тамъ?!
Съ громомъ възжаетъ поздъ въ темный тоннель, мы мчимся во мрак нсколько секундъ, а потомъ вдругъ свтлая чудная долина, вдали швейцарскія веселыя деревни, на скалахъ замки, капеллы, а вотъ и сверкающая зелеными альпійскими водами Лара. Такъ это сонъ, я не въ родной пустын, а въ многолюдныхъ швейцарскихъ долинахъ, наполненныхъ жизнью, населеніемъ. Я въ стран, гд не одна береза ласкаетъ взоръ, а вьются виноградники, гд каждый шагъ обработанъ, культированъ, гд все искусство, и горы по капризу и велнію человка не грозныя чудовища-исполины, не миическія существа, подавляющія человка и наводящія страхъ, не Яики (священныя горы алтайцевъ), на которыя вызжая я привязывалъ шерстяную яламу (ленту) къ священному обо (языческій жертвенникъ), гд преклонялись мои инородцы,— нтъ! это были покорные, послушные камни, въ рукахъ европейскаго зодчаго и инженера. Ущелья отступили и дали мсто человку, скалы отодвинулись или разсыпались во прахъ передъ могуществомъ человческой руки, пропасти набросили мосты, кручи стали пологи, хребты и горы открыли свои заповдныя галлереи съ слезящимися стнами, съ кристаллами горныхъ породъ и таинственно провели въ нихъ человка съ тмъ, чтобы вывести въ свтлыя долины, открывъ отступающую горную декорацію среди мирной, тихой деревенской жизни.
Я сравнилъ теперь свой мгновенный дтскій страхъ при възд въ тоннель съ тмъ чувствомъ, которое охватывало меня въ долин Чулышмана. Тамъ стояли страшныя величественныя громады, ущелья походили на геологическія расщелины, оставшіяся зіяющими со времени мірозданія. Огромные выдающіеся утесы висли надъ головами и наводили трепетъ, груды чудовищныхъ, причудливыхъ камней, которые схвачены такъ хорошо на рисункахъ Чихачева (Voyage scientifique dans l’Altai oriental. Paris. 1885.), поражали глазъ своей величиной. Предъ ними всадникъ былъ миніатюрной игрушкой, они были бы насмшливымъ пьедесталомъ для него, если бы онъ захотлъ порисоваться, взобравшись на нихъ. Эти камни у суеврнаго дикаря носятъ названіе окаменлыхъ богатырей, заколдованныхъ навки посл своихъ древнихъ подвиговъ. Когда-то эти камни падали въ долины, сокрушая все по дорог. Въ этой долин, когда я вздумалъ разъ беззаботно остановиться и удержалъ лошадь, я услышалъ грозный шумъ, похожій на отдаленный раскатъ грома, и увидлъ блдное лицо проводника, онъ усплъ крикнуть мн только: ташъ! (камень) — и понесся какъ сумасшедшій верхомъ, я послдовалъ за нимъ. Проскакавъ съ полверсты, я узналъ, что сзади насъ пронеслась каменная лавина, одинъ изъ тхъ страшныхъ камней, которые лежатъ въ этихъ долинахъ, но которые когда-то здсь совершали опустошенія и жертвою которыхъ можетъ сдлаться великій господинъ природы, подобно раздавленной мух. Въ европейской Швейцаріи уже это невозможно. Человкъ покорилъ громады и раздавилъ ихъ, а не он раздавили ого!
Я помню, какъ тамъ (въ Алта) въ нашей Швейцаріи мы пробирались по извилистымъ крутымъ тропинкамъ, длая зигзаги по кручамъ, а внизу у насъ сверкали пропасти. Я помню путь по Аргуту, когда онъ съ блою пною шумлъ и бился въ ущель, въ то время, какъ мы лпились, какъ мухи на верху, вспомнилъ странствія въ непроходимыхъ лсахъ по топкимъ тропинкамъ, эти перевалы, ночевки на чистомъ воздух, и сравнилъ теперь свой путь, въ спокойномъ вагон. Здсь не было дикой поэзіи пустыни, не было этого благоговйнаго трепета, первобытнаго ужаса, путь былъ удобенъ, чувства, впечатлнія были спокойны.
Мы минуемъ мирныя долины, ноля, заселенные города, расположившіеся въ долинахъ и на красивыхъ террасахъ. Нотъ Вернъ, старинный швейцарскій городокъ, столица федеральнаго правительства. Какъ этотъ скромный городокъ не похожъ на другія пышныя, чопорныя столицы! Это скоре уздный городокъ съ тихою мирною жизнью: узенькія улицы, старый готическій соборъ съ причудливыми часами, маленькій рынокъ, аркады надъ панелями, фонтаны XVI столтія и Bundes-Rathhaus, парламентъ, и университетъ — два центра народной жизни. Какая простота, подумаешь,— нтъ шуму, жизнь установилась, она идетъ среди труда, спокойствія и свободы. Городъ окруженъ аллеями, садами, гд гуляютъ швейцарки въ своихъ скромныхъ чорныхъ платьяхъ съ серебряными цпями эксельбантами, возя съ собою маленькія колясочки съ румяными, здоровыми дтьми. Вдали сверкаютъ снгами Бернскія Альпы.
Я присматривался къ этому сочетанію древности и покой культуры города, которое везд поражаетъ глазъ. Смотрю на стиль собора XV вка, присматриваюсь къ его забавнымъ часамъ съ дтскими куклами, птухомъ, шутомъ и рыцаремъ на колокольн, меня удивляетъ, какъ сохранилось уродливое изображеніе Kinderfresser’а, пожирателя дтей, стоящаго подъ фонтаномъ, намекающее на какое-то средневковое событіе. Но у швейцарцевъ связано все это съ своей исторіей, съ своей традиціей. Оригинальные слды наложила эта исторія на швейцарскіе города. Странно иногда мирить и великія историческія событія, и эту дтскую традиціонную любовь къ старымъ бездлушкамъ. Въ Берн особенно чтутъ медвдя, я встрчаю его на всхъ монументахъ, на всхъ гербахъ, это девизъ бернцевъ. Любопытно видть, какъ этотъ сверный зврь, обитатель нашихъ лсовъ, здсь пользуется самой нжной привязанностью. Мало того, что имъ изукрашены статуи, что онъ изображается на всхъ вещахъ, — какое-то старинное семейство медвдей ведетъ нескончаемый родъ въ одномъ изъ парковъ Берна. Швейцарцы не боятся насмшекъ и чтутъ своихъ медвдей. Когда-то у человчества былъ особый культъ медвдю. Я вспомнилъ здсь цлую теорію моего ученаго друга земляка объ этомъ древнйшемъ культ. Бернцы не испугались своего роднаго историческаго символа. За то я вспомнилъ, какъ мы стыдимся нашего роднаго медвдя.
Національныя привязанности швейцарцевъ къ всему ихъ родному меня поражали. Я воображалъ ране швейцарцевъ какими-то космополитами, они такъ много силъ и способностей отдавали другимъ націямъ. Отряды швейцарцевъ защищаютъ французскаго короля и умираютъ съ нимъ, швейцарцы даютъ контингентъ педагоговъ всему міру, швейцарки вскармливаютъ и нянчатъ дтей всхъ націй, и тмъ не мене сколько еще сосредоточиваютъ они любви на своемъ маленькомъ отечеств.
Въ Берн я постилъ два музея, археологическій и естественно-историческій, оба музея составляютъ гордость Швейцаріи. Богатая археологическая коллекція красуется въ первомъ: здсь свайныя постройки, каменныя орудія, бронзовыя орудія и множество любопытныхъ палеонтологическихъ находокъ. Швейцарія обогатила въ числ первыхъ археологію Европы.
Въ этнографическомъ отдленіи я увидлъ массу предметовъ и всевозможныхъ рдкостей, начиная съ плаща австралійскаго короля, доставленнаго Кукомъ, изъ разноцвтныхъ перьевъ птицъ, и кончая русской деревянной чашкой, пріобртенной у самодовъ. Швейцарцы свезли эти вещи съ разныхъ концовъ свта. Интересно, что каждый швейцарецъ, куда бы ни закинула его судьба: въ Китай, на Сандвичевы острова или въ Америку, считалъ своимъ долгомъ послать какую либо коллекцію въ родной музей. Привязанности этихъ дтей Швейцаріи остаются въ родномъ дом. Въ самомъ космополитизм швейцарцевъ видна память объ ихъ маленькой Швейцаріи.
Я вспомнилъ вашъ Минусинскій музей и ту кропотливую работу по собиранію этнографическихъ и археологическихъ рдкостей, которая идетъ здсь. Я желалъ, чтобы также росли паши маленькіе музеи и каждый изъ нашихъ земляковъ, гд бы онъ ни находился, не забывалъ послать подарокъ своей родин.
Тихая жизнь Берна такъ располагаетъ къ занятію наукой. Въ Верп, въ семь моего друга, милаго профессора И., вблизи университета, музеевъ, у подножія этихъ величественныхъ горъ, я забывался и чувствовалъ олимпійское спокойствіе. Здсь не было бурь, волненій, страсти, жолчи, проклятій! Я понялъ, какъ швейцарская свобода и тишина настраиваетъ мирно людей, какъ спокойно они могли отдаваться здсь наук, погружаясь безмятежно въ нее нацлую жизнь, сколько въ этой стран было ученыхъ, изобртателей, сколько школъ и филантропическихъ заведеній раскинулось среди мирной жизни! Въ Швейцаріи бьютъ въ барабанъ только школьники, а на трубахъ играютъ одни пастухи. Даже пушки палятъ въ этой стран только для резонанса за 50 сантимовъ для путешественниковъ. Когда смотришь на здоровыхъ и флегматически спокойныхъ швейцарцевъ, затрудняешься сказать, бываютъ ли у нихъ драмы, волненія, катастрофы. За то мятежный путешественникъ иностранецъ часто приноситъ ихъ и на мирныя поля Швейцаріи.
Вотъ вилла въ окрестностяхъ Берна, гд розыгрался романъ одного великаго нмецкаго писателя. Здсь жила коварная Елена Дённигес, въ вид прелестной двушки, которая стоила столькихъ мукъ душ европейскаго титана. Образъ этого человка, могучій и страстный, красивый и гордый, съ огнемъ Прометея въ глазахъ, съ геніемъ на чел и печатью смерти, часто являлся мн въ этихъ аллеяхъ. Я представлялъ себ, какъ онъ мучился, какъ ревновалъ, какъ онъ метался по этимъ аллеямъ, гд такъ спокойно гуляютъ швейцарскія фрау съ своими медвдеобразными буржуа. Обуреваемый, сжигаемый страстью, этотъ человкъ не нашелъ блаженства въ мщанской Швейцаріи и палъ какъ молодой орелъ, подстрленный соперникомъ близь Женевы.
Человческій духъ такъ капризенъ и, когда у одного этотъ воздухъ и горы заставляютъ погрузиться въ безмятежный покой, даютъ отдыхъ, блаженство, у другаго болятъ старыя раны, грудь рвутъ ‘проклятые вопросы’ и чудныя голубыя Альпы не даютъ заглушить міровой тоски. Можетъ быть, поэтому чужеземцу не сидится въ Швейцаріи на одномъ мст, онъ подвиженъ, безпокоенъ и старается въ смн впечатлній заглушить то, что щемитъ внутри.
Я также не знаю, какъ очутился на дорог изъ Берна къ женевскому озеру. Опять цпь Альпъ и лсистыя горы, напоминающія паши ‘Синюхи’. Поздъ то спускается въ ущелья, то поднимается на высоты, то огибаетъ горы, дорога извивается и вьется по кручамъ, и кругомъ открываются широкія, дивныя панорамы. Вотъ крпость, городъ Фрибургъ, долина Ромовъ, на высот и точка перевала. Я припомнилъ наши перевалы, припомнилъ подъемъ нашего тяжелаго экипажа на перевалъ близь Устькаменогорска. Мы поднимались по ручью, повозка громыхала по камнямъ, медленно, почерепашьи мы лзли въ гору, иртышскій казакъ помахиваетъ кнутикомъ, жара печетъ, усталыя лошади выбиваются изъ силъ.
Здсь же мы несемся по горамъ и спускамъ на крыльяхъ втра, быстро пробгая тоннели. Вотъ Сиверьё и выздъ въ чудную зеленую равнину, съ массой раскиданныхъ въ ней швейцарскихъ домиковъ, вдали городокъ Oron de la ville, Шексбре. Опять тоннель, мы влетли въ него, на минуту скрылся свтъ и окружающіе виды: точно вы закрыли глаза или очутились въ темной зал, въ перерывъ между туманными картинами. Посл этой темноты открывающіеся виды блещутъ еще ослпительне.
Выскочивъ изъ одного подобнаго тоннеля, вы видите вдругъ передъ собой знаменитый Леманъ — Женевское озеро. Я увидлъ его и узналъ альпійское озеро по цвту воды. Вонъ синющія горы, вонъ горная дымка и туманъ, заволакивающій дальнія вершины, выси и облака. Все это напоминало Телецкое озеро, только все это тоньше, нжне, пластичне.
У подножія этого озера не было пустынныхъ береговъ, здсь лежали города, деревни, которые представлялись съ вышины точно вырисовывавшимися въ план, берега усяны виноградниками. Предстала Лозанна, залитая солнцемъ, красивйшій городокъ Швейцаріи. Поздъ сталъ. Какая суетня, шумъ, движеніе, желзныя дороги, точно вены, скрещиваются здсь, позда несутъ жизнь и питаніе, какъ кровяные шарики, цлыя толпы народа мелькаютъ безпрестанно. Швейцарцы совершаютъ обыденное движеніе по этимъ дорогамъ, другая часть — иностранцы: это толпа безпокойная, нервная, впечатлительная, любопытная. Она пожираетъ глазами красоты Швейцаріи.
Мы торопимся садиться въ вагоны. Дождь застилаетъ виды, но въ туман видны легкіе абрисы горъ и роскошнаго озера, что длаетъ его еще боле фантастичнымъ. Поздъ мчится по берегу озера. Городки, церкви, мосты, чудныя виллы, обвитыя зеленью, переносятъ васъ въ другой міръ, невдомый досел.
И я вспомнилъ наши бомы, и т невроятныя усилія, которыя мы употребляемъ, прозжая ихъ съ вьюками, на разстояніи нсколькихъ верстъ {Бомы — скалы, или пригоры, подходящіе къ рк и препятствующіе прозду. Въ горномъ Алта на нихъ проложены тропинки, но которымъ едва идутъ верховыя и вьючныя лошади, рискуя свалиться въ пропасть, дорога адская. Такимъ путемъ совершается сообщеніе и провозятся товары по Чу къ границамъ Китая.}. Я вспомнилъ нашу злосчастную Чуйскую дорогу, которую мы не можемъ преодолть, хотя разработать ее нужно только на нсколько верстъ. Вспомнилъ печальный финалъ этой дороги и отчаяніе моего друга, молодаго инженера, который тщетно строилъ планы и остановился не передъ скалами, которыя такъ легко было сокрушить, по предъ канцелярскимъ равнодушіемъ, которое сильне самыхъ скалъ. Наши бомы остаются непроходимыми, хотя нужны небольшія средства и силы сдлать чрезъ нихъ торную дорогу въ Китай.
Но вотъ здсь т же горы, т же скалы, а мы прорзываемъ ихъ съ такою быстротою и легкостью. Цлые корридоры и огромные тоннели, идущіе спиралями въ этихъ горахъ, выводятъ въ свтлыя долины.
Надобно видть эти тоннели, въ которыхъ дешь нсколько минутъ, эти віадуки, висячіе мосты, эти чудеса искусства, проходы, укрпленія надъ безднами, превращеніе ущелій и пропастей въ проходимыя мста, сооруженія надъ бурными горными рками, стоитъ сообразить т усилія, бездну искусства, которыя положены здсь, чтобы понять, что это стоило человку!
Когда я прозжалъ С.-Готардъ, направляясь изъ Швейцаріи въ Италію, видя страшныя горы и отвсные утесы, такъ живописно теперь окружающіе дорогу, а когда-то страшные и грозные,— я припомнилъ изъ своего дтства картинку, висвшую въ моей спальн ‘Переходъ Наполеона чрезъ C.-Готардъ’. Онъ сидлъ съ своимъ классическимъ спокойствіемъ въ знаменитой треугольной шляп и сромъ сюртук, верхомъ на арабской лошади, у ногъ его ползли облака, а надъ нимъ леталъ альпійскій орелъ, снжное поле его окружало. Великій полководецъ переходилъ Альпы. Когда мн разсказывали о его подвиг, мн представлялась эта громадная армія, лзущая по кручамъ, по обрывамъ, люди падаютъ, изнемогаютъ, но ползутъ, сзади везутъ пушки, люди, лошади срываются въ пропасти, но идутъ. Его желзной вол захотлось перевести съ собой великую армію во что бы то ни стало и она перейдетъ, сколько бы ей ни стоило это. Когда я былъ ребенкомъ, я удивлялся этому героизму, но впослдствіи я узналъ, что такое былъ Наполеонъ. Конечно, много отваги, ршимости нужно, чтобы идти и тащить за собою людей въ снговыя горы, среди дикихъ ущелій, я зналъ о подвигахъ и другихъ полководцевъ. Но теперь мн рисовался другой Наполеонъ, тотъ, который не перешелъ, а просверлилъ эти горы своимъ трудомъ, кто преодоллъ ихъ искусствомъ, и тмъ совершилъ величайшую побду цивилизаціи и культуры. Этимъ Наполеономъ былъ швейцарскій крестьянинъ!

Н. Я—цевъ.

‘Восточное Обозрніе’, No 42, 1885

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека