Письма Архиепископа Херсонского Никанора, Грот Николай Яковлевич, Год: 1889 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Николай Яковлевичъ Гротъ
въ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахъ
товарищей и учениковъ, друзей и почитателей.

Очерки и воспоминанія

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Министерства Путей Сообщенія (Товарищества И. Н. Кушнеревъ и К), Фонтанка, 117.
1911.

Письма Архіепископа Херсонскаго Никанора.

13 янв. 1886 г.

Любезный и сердечно уважаемый
Николай Яковлевичъ!

Къ совершенно заслуженнымъ общимъ и шумнымъ рукоплесканіямъ отборнйшей интеллигенціи я присоединяю свой голосъ, что мы вчера выслушали отъ Васъ эссенцію самоновйшей философіи, съ которою я уже незнакомъ.

Ваше направленіе вполн мн сочувственно. Развитіе и сжатое, и строго научное, и мастерское.

Я несогласенъ съ Вами, лучше сказать, съ господиномъ Лянге, въ одномъ, что, когда мы разлагаемъ атомъ на дальнйшія дроби безъ конца, то всегда нчто остающееся при этомъ и есть матерія. Нтъ. Атомъ весь въ совокупности, или точне, молекула вся въ совокупности есть явленіе, проявленіе силъ. Ея дроби — атомы — также явленіе и каждый атомъ есть проявленіе совокупности силъ. Дробь атома, мельчающая безъ конца, есть также явленіе, проявленіе совокупности силъ, явленіе не только мысленно отвлеченное, но и духовное, нчто осуществленное, осуществленіе творческой идеи изъ ничего…

‘Жаль, что ты незнакомъ

Съ нашимъ птухомъ’…

Подъ птухомъ я разумю свою собственную философію, въ которой я проводилъ, на чисто естественно-научныхъ основаніяхъ, Вашу же теорію. Мн пріятно было слушать Васъ. Разница между нами: моя теорія почти монистическая, вращающаяся между двумя полюсами, абсолютнымъ положительнымъ и абсолютнымъ же отрицательнымъ.

Вы повторяете философію Платона и Аристотеля. И я также. Но у нихъ матерія, борющаяся съ ‘омъ есть отрицаніе бытія, только. Ваша же матерія — положительно данное бытіе, основанное на голословномъ утвержденіи Herr’а Лянге.

И не могу теперь пока постигнуть, что еще можно вывести изъ Вашего дуализма. Вообразимъ, борьба между духомъ и матеріею, между фактическими данными бытіями, въ туман звздныхъ пятенъ,— замтимъ, борьба намченная… Чего-нибудь тамъ не доищемся, или матеріи или духа… Иначе придется солнечный лучъ, не состоящій изъ атомовъ, признать духомъ… По моему, лучъ не духъ, но проявленіе творческой идеи, осуществляющей нчто чувственное изъ ничего, но не настолько сконцентрированное, чтобы быть духомъ,— не духъ. Такова и всякая матерія, какъ продуктъ силы всецло, а не того матеріальнаго остатка, который Вы допускаете вмст съ Лянге и матеріалистами.

Примите выраженіе моего глубокаго уваженія.

Да… а борьба единаго начала съ самимъ собою? Да, борьба, предуставленная Творцомъ, зиждительной жизненной силы съ отрицаніемъ бытія. Море, волнуясь, не борется съ самимъ собою. Море борется съ втромъ?… Но возьмемъ волнующійся океанъ жизненной силы,— онъ движется, коли хотите, волнуется, но не борется: ему не съ кмъ бороться. 1) Абсолютное само въ себ не движется, а только движетъ. 2) Для абсолютнаго, при абсолютномъ, въ абсолютно-безконечномъ пространств нтъ движенія. 3) Движеніе только конечное относительно конечнаго, но не безконечнаго. 4) А движеніе конечнаго въ абсолютномъ и развиваетъ борьбу конечнаго съ конечнымъ, т. е. конечное движеніе относительно конечнаго же… Отсюда борьба. Ваша же идея — повтореніе неоплатонизма и гностицизма.

Вашъ усердный слуга и слушатель и ученикъ

Никаноръ Епископъ Херсонскій.

II.

20 марта 1880 г.

Любезный и сердечно чтимый
Николай Яковлевичъ!

Теперь я ршительно приступаю къ изученію Вашей философіи, къ чтенію, къ извлеченіямъ, къ общему обзору. Быть можетъ, составлю даже статью.

Прошу Васъ изобразить мн хронологическій порядокъ выхода всхъ Вашихъ произведеній.

Прошу Васъ, нтъ ли у Васъ подъ руками готовыхъ критикъ или рефератовъ на Ваши произведенія?

Всего больше прошу Васъ прислать мн оттискъ Вашей предпослдней лекціи о дух, душ и сил.

Прошу Васъ завернуть какъ-либо ко мн потолковать.

Сердечно уважающій Васъ
Никаноръ Епископъ Херсонскій.

PS. Сегодня въ 12 часовъ выду на часъ съ визитомъ.

III.

1880 г. Апрля 13. Одесса.

Любезный и сердечно уважаемый
Николай Яковлевичъ,

Есть чудеса на свт. Сегодня именно я подъ этимъ впечатлніемъ.

Спаситель Христосъ говорилъ на Тайной Вечер первоверховному Апостолу Петру: Симоне, Симоне! Се, сатана проситъ васъ, дабы сялъ яко пшеницу. Азъ молился о теб, да не оскудетъ вра твоя. И ты нкогда обращся утверди братію твою. И Симонъ Петръ отрекся отъ Христа, а потомъ, по Его молитв, обратившись сталъ камнемъ церкви, утвержденіемъ братіи.

Вы не подозрваете, что философія Ваша потрясла меня. Я со всми этими ученіями давно знакомъ, и моя душа нкогда очень глубоко болла. Но возобновленіе этихъ впечатлній въ глуби душевной снова возобновило во мн Weltschmerz. Именно въ пятницу на пасхальную субботу, за всенощной, я плакалъ и молился: ‘Господи! Увы! Для моей вры нужно знаменіе. Этотъ потокъ новйшихъ ученій топитъ все. Пресвятая Владычица! Ты слышишь же меня конечно. Для моей вры нужно знаменіе’.

Именно сегодня, между велико-субботнею утренею и обднею читаю Ваше послднее: О Душ. Это истинное чудо! Это Симонъ Петръ, обращающійся. Помолимся, быть можетъ, Вы станете и утвержденіемъ пошатнувшихся умовъ, утвержденіемъ братіи, заблуждающейся и не заблуждающейся.

Иду ночью на Дянія. Говорятъ: Профессоръ Гротъ присылалъ — освятить Пасхи. Съ Богомъ!

И Христосъ Воскресе! Пасхальная ночь. ду сію минуту въ церковь на пасхальную утреню.

Душевно преданный и уважающій

Никаноръ Епископъ Херсонскій и Одесскій,
камарадъ по мысли.

IV.

1880 г. Октября. 23. Одесса.

Сердечно уважаемый и любезный
Николай Яковлевичъ,

Благодарю Васъ за память. Доброжелательно кланяюсь Вашей супруг и дтямъ.

Сильно пошатнулось мое здоровье,— теперь зрніе, которое до сихъ поръ служило мн врно и нелицемрно. А теперь упорствуетъ.

Едва ли я буду работать для философіи. Обременяютъ и недуги, заваленъ длами. Никакъ не справлюсь.

Я совтовалъ Вамъ познакомиться съ издателемъ-редакторомъ Православнаго Обозрнія, Петромъ А. Преображенскимъ. В. С. Соловьевъ его знаетъ. Если увидитесь, если пожелаете, спросите у него мою статью о Вашей философіи. Вы увидите, что съ извстной, нашей точки зрнія она очень серьезна. Если захочете ее пріостановить, дамъ согласіе. Передлывать несогласенъ.

Скажите О. Редактору, что если онъ не хочетъ печатать ее,— пусть вышлетъ назадъ. Издержки я уплачу.

Я видлъ портретъ В. С. Соловьева у насъ на выставк. У всякаго павлина есть свои ноги. Я слышалъ, что его слушательницы высшихъ курсовъ влюблялись въ его волосы,— да, хорошіе волосы. Но ужели он обожали и его бороду,— смшную, косую бороду? Идолы бывали, большею частью, и некрасивы, а все-таки идолы. Онъ — да — даже красивъ, лицо умное, волоса великолпные, только рука уже слишкомъ тщательно отдлана, замтны жилы.

Его идеямъ, особенно по части вры и откровенія я не особенно сочувствую. Это какая-то мистическая символика. Такъ мыслили и писали о предметахъ откровенія во времена Филона Александрійскаго. Однако же, еслибъ онъ чуточку подлился съ Вами избыткомъ своего духа, ударяющагося въ крайность, то для Васъ это было бы, пожалуй, и полезно.

Съ Иваномъ Степановичемъ {Некрасовъ, профессоръ.} дружественныя отношенія мы поддерживаемъ.

Работайте. Успвайте. Вы молоды и начали блистательно. Журналъ Вашъ, если оснуете, выпишемъ. Свою критику критики Канта я выслалъ бы охотно. Переписана отлично.

Богъ съ Вами, любезный мой другъ. Съ уваженіемъ и сочувствіемъ,—

Вашъ покорнйшій слуга

Никаноръ Архіепископъ
Херсонскій и Одесскій.

Ваша философія обнимаетъ вс отрасли философіи. Но направленіе мн несочувственно. Оснуйте, даже по Вашей теоріи, философскую школу русскаго творчества.

16 ноября 1886 г.

Любезный и сердечно уважаемый
Николай Яковлевичъ,

По послднему письму отъ 10 ноября:

Душевно радъ, что моя статья о Вашей философіи не огорчила Васъ.

Я польщенъ тмъ, что Вы мое изложеніе Вашей философіи признаете даже въ. нкоторыхъ отношеніяхъ благотворнымъ.

Слова въ скобкахъ нердко оканчиваются знаками вопроса?? Такъ ли?! Писалъ я спшно, по особымъ обстоятельствамъ.

‘Дополненіе къ моему разбору’ написать и напечатать благославляю Васъ. Съ своей стороны полемизировать съ Вами не стану, какъ не полемизирую и съ Моск. Вдомостями по поводу классицизма. Dixi, что сказано.

Догадался ли редакторъ Петръ Алексевичъ сдлать оттиски съ моей статьи? Если догадался, попросите прислать. Съ Вашей будущей статьи благоволите сдлать свои оттиски и мн прислать.

Кстати. Меня занимаетъ забавная мысль: нельзя ли мн получить отъ Университета дипломъ Доктора философіи? Но, конечно, безъ предварительнаго диспута.

По письму отъ 9-го ноября.

Думаю, что Министерство не испугается моей критики. Имю основаніе такъ думать.

Моя вра въ Васъ и въ Ваше будущее мною выражена въ моей стать.

У Васъ былъ М. Н. Катковъ. Это я знаю отъ Ивана Степановича Некрасова, съ которымъ мы стоимъ на дружеской ног. Вроятно, онъ судитъ обо мн ‘по статьямъ’… Онъ отнесся ко мн безъ деликатности, должной сану. Допустилъ въ своей газет передержку, навязывая мн свою мысль: я не утверждалъ, что классицизмъ не нуженъ для теологіи. Онъ нуженъ для всхъ, не такой односторонній, какой введенъ новой школой, да и въ практик онъ падетъ. Ныть можетъ, еще при нашей жизни мы увидимъ его склоненіе къ упадку. По поводу моего классицизма я получилъ много заявленій. Въ печати ихъ остановилъ тотъ же Михаилъ Никифоровичъ чрезъ графа Дмитрія Андреевича. А умри сей послдній,— впрочемъ да здравствуетъ онъ для Россіи на многая лта!— и Михаилу Никифоровичу одному классицизма не поддержать. Это мн врно извстно. Теперь пока не хотятъ трогать этотъ слишкомъ наболвшій вопросъ. А тронутъ его,— вся Россія закричитъ, застонетъ… Вы вотъ увидите, хотя, быть можетъ, мы тогда будемъ уже и въ могил.

Своего Антиканта, отлично переписаннаго, я вышлю Вамъ на-дняхъ.

Поздравляю Васъ со всмъ хорошимъ. Кланяюсь Вашей супруг. Цлую Вашихъ дтей. Этакая Вы — одаренная натура!

Извстно, что усиленная мозговая дятельность ослабляетъ успшность работы противоположнаго полюса. И та и другая потребляетъ много нервной матеріи. У Васъ же оба полюса замчательно плодотворны. Значитъ, Вы не изъ рода Октавія Августа, отъ котораго родились только безплодные кретины…. врод Кая Калигулы и другихъ.

Кланяюсь Вл. С. Соловьеву. Онъ, должно быть, работаетъ только головою, не какъ сподвижники Катилины, по подлиннымъ выраженіямъ исторіи Саллюстія, которую мн удалось проглядть когда-то именно въ подлинник, гд поразило меня одно слишкомъ рдко встрчающееся въ печати выраженіе…

Кланяюсь Вамъ. Съ сердечною любовію и глубокимъ доброжелательствомъ вспоминающій Васъ

Никаноръ Архіепископъ Херсонскій.

VI.

1886 г. декабря 1, Одесса.

Любезный и высокоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

Письмо это пишу единственно только, чтобы обратиться къ Вамъ съ покорнйшей просьбою — оставить всякую мысль о докторств безъ малйшей тни приложенія ея къ длу. Судите, что оное докторство могло бы прибавить къ другому докторству и къ прочимъ вншнимъ достоинствамъ, украшающимъ уже 7-ой десятокъ лтъ.

Моя статья зла Вамъ не сдлала, сдлала добро. Тмъ не мене я не скажу, чтобы очень уже опасался причинить Вамъ большее или меньшее огорченіе. Тамъ написано, что полезно было бы преподать Вамъ настоятельные совты. Что написано, то и теперь повторяю. Полезно…

Философію Вашу я признаю боле всякой другой радикальною. Разв вотъ теперь оказывается еще радикальне философія графа Льва Толстого, если только послднюю можно назвать сколько-либо философіею. Въ то же время Вы вольною волею и вольнымъ разумомъ лишаете Вашу философію всякой основательности, признавая ее свободнымъ творчествомъ, по настроенію духа времени и духа самого творца, подобно картин, роману, поэм, сказк врод: ‘не любо не слушай, а ‘ и проч., а не изслдованіемъ обязательной для общаго смысла истины.

Ваше ученіе о свобод и вмняемости я лично назвалъ Вамъ антигосударственнымъ. Къ этому прибавляю, что оно основано на qui pro quo: несвободная свобода свободна, и потому за убійство казнить нужно не убійцу, а воспитавшее его общество… Вамъ это ученіе кажется натуральнымъ, мн ужаснымъ…

Вы пишете апологію религіи Христіанской вообще и Вашей религіозности въ частности, въ какомъ-то странномъ самообольщеніи, какъ бы не подозрвая, что каждая изъ Вашихъ статей и книгъ, за исключеніемъ, и то только отчасти, Джордано Врупо и О душ, подрываетъ Христіанство въ самомъ его корн, напр. Ваше ученіе о свобод воли. Если христіанство — не истина, по крайней мр, въ основныхъ догматахъ и въ своей исторіи,— то прости прощай религія и Ваша религіозность. Въ такомъ случа, оно не боле, какъ Ваше личное творчество по настроенію минуты. Вотъ Вамъ захотлось попть на клирос, и Вы попли, а затмъ пошли на каедру учить, что души нтъ, что о Бог ничего мы знать не можемъ — метафизика, будущая жизнь — свободный плодъ фантазіи, свобода — безусловная, даже смшная выдумка, вс догматы — credo quia absurdum.

Вотъ по моей архіерейской совсти, это — названіе вещей по ихъ имени. А я давно уже пережилъ тотъ періодъ, когда убжденія мняются.

Это мой Вамъ и отвтъ и совтъ. Допустимъ, что философовъ Богъ судить не будетъ. Но подумайте. Вс Вамъ подобные, съ графомъ Львомъ Толстымъ во глав, роете яму солидарными усиліями, въ которую скоро низвергнется все…. но меньшей мр, какъ во Франціи. Но и тамъ еще Ваша наука не сказала своего послдняго слова. Его сказали пока только русскіе мыслители-бары: Герценъ, князь Крапоткинъ и графъ Левъ Николаевичъ Толстой. А паденіе можетъ быть веліе. Дай Богъ не въ наше поколніе.

Простите, любезный по воспоминаніямъ, Николай Яковлевичъ. Прошу Васъ впередъ не касаться этого предмета. Конечно, Вы теперь въ круговорот сильныхъ противоположныхъ теченій. Покажите, что Вы и пловецъ сколько сильный, столько же и искусный. Кстати Кантъ, умъ славный, правда, хотя и не столько — сколько думаютъ, разрушалъ, чтобы создать. Разрушилъ… и только. Его Критика Практическаго разума — шутка, написанная въ утху богобоязненнаго камердинера.

Никаноръ Архіепископъ Херсонскій.

VII.

1887 г., января 8. Одесса.

Любезный и сердечно уважаемый
Николай Яковлевичъ,

Съ Новымъ годомъ, новою дятельностью. Желаю новыхъ успховъ.

Прочиталъ, наконецъ, и Ваше возраженіе на мою статью и Вашу вступительную лекцію. Нашелъ, что самоапологія ведена Вами ловко, для несвдущаго. Но этимъ методомъ самъ Эдуардъ Гартманъ могъ бы доказать, что его система не далеко ушла отъ теистическаго созерцанія. Безконечная, слдовательно, всемогущая воля отъ вчности соединилась съ безконечнымъ сознаніемъ, которое, какъ безконечное, слдовательно неопредлимое, необъятное для сознанія ограниченнаго, не было для послдняго и сознаніемъ (темное, непостижимое, безсознательное, коли хотите — глупое, нмецкое dumm), соединилась для того, чтобы въ созданіяхъ воли отражалось безпредльное сознаніе, какъ въ своемъ предл и ограниченіи, и тмъ становилась, больше и больше до безконечности, самосознательнымъ въ самосознательныхъ ограниченныхъ бытіяхъ, порожденіяхъ глупой воли…. Чего Вы хотите? Такое міросозерцаніе не лишено было бы и величія, въ смысл Фихте старшаго, и недалеко было бы отъ теизма, даже отъ Христіанства. Стоило бы только Эдуарду Гартману стать своимъ собственнымъ антиподомъ.

Я думаю, что подъ старость онъ этимъ и кончитъ, обращеніемъ къ Христіанству и всенародною исповдью, что онъ сталъ своимъ собственнымъ антиподомъ, совершивъ философскую циркуляцію вокругъ всей сферы высшаго человческаго міросозерцанія.

Что жъ? Относительно Васъ душевно радъ. Грядущаго ко Мн не изжену вонъ,— сказалъ самъ Господь.

Относительно вступительной лекціи скажу только, что мн думать не хочется, я боленъ нервами и глазами, много думалъ и мозги устали, въ начал лекціи меня коробило, не по мн, а въ конц ничего себ, сталъ нсколько сближаться съ Вашими воззрніями.

Вы корнемъ философіи ставите чувство, и чувствуется мн, что ставите не философски. Такъ Вамъ угодно. Вы смотрите на него по Канту. Увы! Я вдумывался въ Канта и чувствую, что онъ ставитъ дло, не скажу фальшиво, да, и фальшиво, но ставитъ крайне невыгодно для выводовъ о бытіи Бога, духа, вчности и т. д. Его чувство ничего не доказываетъ, все разрушая. Я не Кантъ, и Вы отнеслись ка мн пренебрежительно.

А жаль, что незнакомъ

Ты съ нашимъ птухомъ,

Еслибъ у него ты поучился,

То еще бы больше навострился.

Жаль, что Вы, быть можетъ, пробжали, но не прочитали моей философіи, Томъ I, стр. 60—69, 221—252.

Тамъ я напрягаю мозги, чтобы выяснить значеніе основного чувства въ дл сознанія и знанія. Если у Васъ нтъ моей философіи, то теперь я имю возможность презентовать Вамъ экземпляръ.

Затмъ, отъ всего сердца благословляю Васъ на новые труды, на новые успхи, на новую славу, которой и ‘мы пахали’ — мы положили одинъ изъ первыхъ камешковъ. Молю Бога, да направитъ Васъ на путь правый!

Ту же самую тему я подстроиваю и въ III том.

Душевно уважающій Васъ и глубоко доброжелательный

Никаноръ Архіепископъ Херсонскій и Одесскій.

VIII.

Одесса, 19 февраля 1887 г.

Высокоуважаемый и любезнйшій
Николай Яковлевичъ,

Когда вотъ теперь я удосужился взяться за перо, написать неотложныя письма,— то оказалось, что книга моя, моя философія, Вамъ уже послана. Извините, что поэтому безъ надписи. Но я въ своей стать о Вашей философіи сдлалъ Вамъ мою надпись одинъ разъ навсегда вслухъ всей Россіи.

Не стану касаться многаго. Относительно Толстого — слово. По Вашимъ словамъ, ‘мой символъ — не Вашъ символъ’. Скажу и обратно: Вашъ символъ — не мой символъ.

Вонмемъ! Ректоръ Саратовской Римско-Католической Семинаріи Каноникъ Жельвовичъ, очень умный и ученый человкъ, лично мн сказывалъ, что профессоръ римско-католическаго богословія въ Кіевскомъ Университет, Головинскій, впослдствіи Митрополитъ всхъ римско-католическихъ церквей въ Петербург, высоко-даровитый, очень твердо и очень искусно доказывалъ благотворность инквизиціи для своего времени. Какъ онъ доказывалъ, этого я не помню. Но вотъ, какъ можно доказывать,— цифрами. Какъ Вы думаете, погубила ли инквизиція 100.000 человкъ?! Допустимъ, что погубила. Но столько не погубила. Но возьмите, что она въ продолженіе 500 лтъ ограждала духовный миръ юныхъ, чуть не дикихъ народовъ. Поврьте,— я еще чуточку вспоминаю по своимъ дтскимъ впечатлніямъ, что церковь и наша и католическая, къ которой я соприкасался, могла и можетъ доставлять, думаю, наиглубочайшую отраду по временамъ, а постоянно — тихо отрадное настроеніе духа, чего теперь не доставляетъ Ваша философія, Ваша наука, Ваша разлагающая интеллигенція. Хорошо. Сколько же понадобилось жизней, чтобы разрушить прочность церкви и отстоять реформацію! Тридцатилтняя война унесла 20.000.000 жизней! Сколько понадобилось жизней, чтобы воцарить господство разума надъ ортодоксіею Христіанства въ революціи? Т же 20.000.000 жизней! А сколько еще понадобится?! Подумайте о свалк, которая произойдетъ въ Россіи! Устоитъ ли самый народъ? А подумайте, много ль счастья принесла человчеству ныншняя разнузданность умовъ? Везд пессимистическія жалобы!

Зачмъ не кланяться ‘геніальному’ графу? А вотъ зачмъ. Герценъ сводилъ съ ума всю Россію. И вдь онъ весьма даровитъ. А свдній у него было побольше, чмъ у графа Толстого, хотя Герцена никто не называлъ геніемъ, даже поклонники его, которыми была также вся интеллигентная Россія. Что и продолжалось, пока Аскоченскій не обругалъ его ‘псомъ, лающимъ изъ-за подворотни’, а Катковъ не обругалъ ‘папою, который самъ обезопасивъ себя правомъ Англійскаго убжища и выработаннымъ русскими мужиками милліономъ, благословляетъ изъ своего благонадежнаго убжища итти Русскую молодежь въ Сибирь’.— Я первый обругалъ Льва Толстого, при всеобщемъ поклоненіи. Хорошо, если-бъ Правительство вылило ему добрый душъ воды на разгоряченную голову…

Чего Вы хотите? Теперь, достоврно извстно,— Религію толстовскую читаютъ кухарки г. Одессы и мщанки г. Николаева. Слышу, будто сія религія распространена по Россіи милліонами гектографированныхъ экземпляровъ. Появились уже и печатные, и у меня лежитъ экземпляръ. Порадуетесь ли этому даже Вы? Я говорилъ Вамъ, что Толстой отрицаетъ Бога и безсмертіе. Вы мн не врили тогда и защищаете Толстого теперь. Чернышевскій и Писаревъ были честне,— т проповдывали голое отрицаніе, не имя наглости низвесть глаголемаго ‘исуса’ до себя, до отрицанія Бога и безсмертія.

Доброжелательный
Никаноръ Архіепископъ Херсонскій.

IX.

(С.-Петербургъ), 13 мая 1888 г.

Любезный и сердечно уважаемый
Николай Яковлевичъ,

Добраго Вамъ здоровья и душевнаго мира. Свтлый праздникъ я встртилъ здсь по обычаю въ трудахъ до изнеможенія, по эти праздничные труды и утомленіе Бога ради составляютъ, въ нашемъ монашескомъ быту, лучшую отраду жизни. Всегда бываетъ жаль праздника, когда онъ уходитъ, всегда думаешь съ грустью, а доживемъ ли до слдующаго въ слдующемъ году.

III томъ моей философіи я издалъ только потому, что онъ былъ написанъ, сколько написанъ. Продолженія мой трудъ не увидитъ потому, что силы оскудваютъ, а главное, времени нтъ, другихъ занятій слишкомъ много. Мои мысли устремлены теперь въ иную, совсмъ не философскую, совсмъ не теоретическую сторону, къ отъзду въ Одессу на лтніе мсяцы, почему мн и думать о моей философіи лнь. Но думаю, что именно въ III том я представилъ цлую систему моей самодльной философіи, систему философскихъ принциповъ. Дальше остается только приложить эти принципы къ частнымъ вопросамъ о бытіи духа. Но я уже не думаю продолжать. Много, что проштудирую Данилевскаго о Дарвинизм, быть можетъ, и Пирогова о цлесообразности, о разум природы…. Врне, что и того не сдлаю.

Да, о Толстомъ въ предпослднемъ Вашемъ письм прозвучала какая-то рзкая нота. Я не разсердился. И не по этому прекратилъ переписку, а потому, что на большихъ разстояніяхъ времени и пространства разрываются всякія, даже ближайшія связи. Это я, какъ уже старый человкъ, знаю отлично по опыту. Всегда такъ. Сперва съ близкимъ человкомъ перекинешься двумя-тремя письмами, а потомъ переписка обыкновенно прекращается. Общіе интересы изсякаютъ.

Слышу, что Вы у Графа Толстого persona grata. Слышу (знаю), что его творенія лежатъ на столахъ самыхъ Высшихъ въ Россіи особъ. Слышу (знаю), что самыя высокія дамы (за исключеніемъ Высочайшей) лзутъ изъ кожи изъ-за Толстого.

Слышу и удивляюсь. Удивляюсь непостижимому недомыслію однихъ. Удивляюсь … отваг Вашего друга и кумира. Вдь это увеличенное въ квадратъ и кубъ: Радуйся, Царю удейскій… Радуйся Царю Всероссійскій! и облобыза его… Нтъ, нашъ вкъ поразительно безнравственъ. Нтъ, мы катимся въ какую-то бездну катаклизма… Съ одной стороны великій, пусть — величайшій умъ учиняетъ столь великій грхъ…. Съ другой стороны, самый простой умъ Русскаго мужика, умъ, руководившійся до сихъ поръ однимъ страхомъ Вожіимъ, нанимается за грошъ учинить убійство…

‘NN, можешь спустить такого-то кабатчика на тотъ свтъ’?— Отчего же, можемъ. Что дашь?— Столько-то.— Ладно. Задатокъ.— Вотъ теб красненькая.— Ладно, за остальными посл приду.— Вдь убилъ и за остальными деньгами посл пришелъ! Вотъ что ужасно и неслыханно на Руси. Радуйся, графъ Левъ Николаевичъ,— хоть тому, что послднюю узду религіи съ народной совсти снимаешь, научая всхъ весьма коварно, что все это сказки.

‘Юпитеръ, ты сердишься, ты неправъ’. Банальная фраза — Толстовское: не противься злому. Кто-нибудь далъ бы на Вашихъ глазахъ пощечину Вашей матери, изнасиловалъ Вашу жену, хватилъ бы Вашего сынишку за ноги и расквасилъ бы ему голову ударомъ объ уголъ… И Вы были бы въ глазахъ Толстого неправы, если бъ разсердились? Нтъ, Вы должны были бы еще посодйствовать Вашему обидчику.— Полноте: это противоестественно. Да я и не сержусь на Толстого. Укусить его я не могу. Я только называю вещи по имени. Толстовскую Каренину я не имлъ терпнія дочитать, тогда какъ отъ романовъ Достоевскаго не могъ отрываться. За что же предъ человкомъ такое низкопоклонство? Геній, великій учитель. Вдь я не видалъ, чтобы Гоголя, чтобы Лермонтова кто назвалъ геніемъ. Вдь Гончаровъ, вдь Тургеневъ производили переворотъ мыслей. Писаревъ, Добролюбовъ, Чернышевскій проводили свою разрушительную тенденцію честно, открыто подставляя свои лбы, и когда увидли, что заврались, одинъ утопился въ мор, другой сгорлъ отъ быстротечной чахотки, третій пошелъ въ каторгу…

Отчего же Герцена, отчего Достоевскаго не зовутъ геніями? А Вашъ кумиръ, Вашъ Графъ принимаетъ обожаніе… и отъ Васъ… въ Московскихъ своихъ палатахъ, извиняя себя тмъ, что это не онъ держитъ свой Московскій домъ…

…Куда итти дальше? ужели можно думать, что такое великое море, и грозное море, какъ великая Русь, всколыхнувшись, не разрушитъ многое… А Вы его колышете до основаній… И первымъ дломъ — будетъ только мокро тамъ, гд нын пышные центры интеллигенціи, воздвигаемые на кроваво-потлую денежку мужика.

Кстати. Я читалъ Толстовскую Жизнь — въ Свят. Синод, не дочиталъ. Онъ — умъ, правда, тонкій, изворотливый, даже — скажемъ — инд глубокій. Но все это сцпленіе самыхъ… шитыхъ нитками софизмовъ. Замчательно, что въ Одесс чуть ли не съ пною у рта бранилъ Толстого самъ великій Мечниковъ, какъ…. вреднйшаго противонаучника-мечтателя. Я въ Свят. Синод писалъ критику на Прошедшее философіи Де-Роберти. Жизнь осуждена Московскимъ Духовно-Цензурнымъ комитетомъ, Свят. Синоду оставалось только утвердить. Кстати. Де-Роберти, это — только развитіе и завершеніе Вашей (прежней) философской системы,— анафематствуетъ всякую метафизику, даже позитивистовъ, даже, кажется, Васъ,— пантеизмъ Джордано Бруно, конечно.

Съ глубокимъ доброжелательствомъ кланяюсь Вамъ и супруг Вашей, цлую Вашихъ дтей

Никаноръ Архіепископъ Херсонскій.

А вотъ что Вы тутъ жили-были, да ко мн не зашли, это худо. Тутъ поболтали бы, подлились бы мыслями.

PS. Кстати. Мы безъ шутокъ собираемся провозгласить торжественную анаему Фофанову, его учителю Толстому, быть можетъ, и Пашкову, да и другимъ кстати.

1889 г. Мая 31, СПБ. напослдяхъ.

Любезный и сердечно уважаемый
Николай Яковлевичъ.

Узжаю въ Одессу совсмъ, на Вильну, а не на Москву.

Журналъ Вашъ я выпишу.

Но какъ человкъ дла, а не общаній, записываться на страничкахъ будущаго журнала въ качеств будущаго сотрудника не желаю. А вотъ если что по части философіи напишу, и Вы напечатаете, то тогда мое имя и появится у Васъ, какъ имя дйствительнаго сотрудника.

Благословеніе Господне да будетъ на Вашемъ труд, на Васъ и дом Вашемъ.

Всегда глубоко доброжелательный Вамъ и чающій отъ Васъ блага для Россіи, по молитвамъ благочестивой, богобоязненной Вашей матери, которая боится Бога личнаго, а не безличнаго Толстовско-Случевскаго Синтеза жизни,—

Никаноръ Архіепископъ Херсонскій и Одесскій.

Николай Яковлевичъ Гротъвъ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахътоварищей и учениковъ, друзей и почитателей.

Письма Архіепископа Херсонскаго Никанора.

Читайте также:

Николай Яковлевичъ Гротъ
въ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахъ
товарищей и учениковъ, друзей и почитателей.