Четыре письма к отцу, Грот Николай Яковлевич, Год: 1892

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Николай Яковлевичъ Гротъ
въ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахъ
товарищей и учениковъ, друзей и почитателей.

Очерки и воспоминанія

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Министерства Путей Сообщенія (Товарищества И. Н. Кушнеревъ и К), Фонтанка, 117.
1911.

Четыре письма Н. Я. Грота къ отцу 1).

1) Въ настоящій сборникъ мы не включили писемъ Н. Я., главнымъ образомъ, въ виду высказаннаго имъ самимъ (въ маленькой инструкціи по поводу будущаго изданія его трудовъ) желанія, чтобы писемъ его не печатать (см. ниже о его рукописяхъ). Однакожъ письма его, даже къ членамъ семьи, представляютъ чрезвычайно обильный и богатый автобіографическій матеріалъ, которымъ будущій біографъ его не можетъ не воспользоваться. Печатаемъ здсь для примра 4 письма его къ отцу, относящіяся къ самому разгару его кипучей московской дятельности и ярко иллюстрирующія ту характеристику, которая ему дана авторами статей настоящаго сборника. Ред.

I.

7 апр., 1889.

Дорогой папа,

Не слышалъ ли ты чего-нибудь новенькаго о журнал нашемъ злосчастномъ {Рчь идетъ о возникавшемъ тогда журнал ‘Вопросы Философіи и Психологіи’.}. Мн говорили люди близкіе къ генералъ-губернатору, что уже ршено допустить его только ‘съ предварительной цензурой’. Если это такъ, то нельзя не пожалть о недовріи. Вотъ ужъ грубая ошибка будетъ со стороны правительства — враговъ распускаютъ, а друзей прижимаютъ. Я задумалъ журналъ, чтобы отрезвить общество, направить его къ высшимъ духовнымъ идеаламъ, отвлечь его отъ пустой политической борьбы и повседневныхъ дрязгъ, помочь примиренію интеллигенціи съ національными началами жизни, возвратить его въ родной религіи и здравымъ государственнымъ идеаламъ, насколько такое примиреніе и возвращеніе неизбжно вытекаютъ изъ утвержденія философской вры въ личнаго Бога, безсмертіе души, свободу воли, въ абсолютную красоту, добро и истину.
А они что-то подозрваютъ, чего-то боятся, въ чемъ-то не довряютъ. Я не хотлъ всего изложеннаго выше ставить въ программу, ибо во-1), хотлъ все это проповдывать свободно, а не изъ корысти или по принужденію, а во-2), не хотлъ публику огорошивавать готовой программой, не сдлавъ сначала ничего для возбужденія ея доврія въ наши силы и искренность. И вотъ награда! Я зналъ, что у насъ легко получить великія льготы, провозгласивъ громко, что хочешь вести борьбу съ крамолой. Но не правъ ли я былъ, что не хотлъ прибгать къ этому пошлому средству captationis benevolentiae и хотлъ сначала безъ его помощи заручиться довріемъ? Вдь теперь они меня опять поставятъ въ скверное положеніе. Всего вышеуказаннаго я уже не могу проповдывать, не возбуждая кое-въ комъ подозрнія, что я хочу получить поскоре разршеніе на безцензурное изданіе. Вдь они меня свяжутъ именно въ нежелательную для нихъ сторону. Глупо, глупо и глупо! Все у насъ къ сожалнію длается глупо. Поэтому и торжествуютъ нахалы, лжецы, обманщики и шуты… Заболтался, прости.

Искренно тебя почитающій сынъ Николай.

II.

Москва, 14 дек. 90.

Дорогой и милый папа,

Мы до того за это время замотались вс, что я совершенно не усплъ своевременно написать теб письмо съ поздравленіемъ {15-го декабря — день рожденія Я. К. Грота.}. Еще вчера читалъ дв лекціи, въ среду дв, во вторникъ 4-ую — публичную и такъ какъ все это были послднія лекціи предъ Рождествомъ, въ которыхъ я кончалъ свои курсы, то и работы съ ними была масса. Вчера посл 2-й и послдней лекціи у меня даже закружилась голова, и я чуть не упалъ, а весь вечеръ все-таки пришлось просидть за корректурами журнала, которыя я это время запустилъ. Но я надюсь, что это письмо все-таки дойдетъ во время, а вмст съ тмъ пошлю завтра на всякій случай телеграмму.
Отъ души поздравляю тебя отъ всей семьи — съ днемъ 78-л. рожденія и желаемъ теб вс еще много лтъ также бодро и плодотворно потрудиться на томъ поприщ, куда теперь направила тебя судьба {Я. К. былъ передъ этимъ назначенъ вице-президентомъ Академіи Наукъ.} и сдлать много, много полезнаго для русской науки. Если бы я могъ со временемъ сдлать для русской философіи то, что ты сдлалъ и длаешь для спеціальной науки въ Россіи, то почелъ бы себя счастливымъ. Но мой трудъ въ томъ отношеніи представляетъ больше опасностей и затрудненій, что я нашелъ почву еще совсмъ неразчищенной и неустановленной,— дйствую надъ организаціей силъ совсмъ еще хаотическихъ и себя самихъ не понимающихъ и не признающихъ. Он еще сами въ себя не врятъ и часто даже себя отрицаютъ — мн приходится одному во всхъ и въ себя врить, во всхъ вселять убжденіе, что мы можемъ быть ‘силою’ и можемъ двигать массы, вести общество впередъ, его вдохновлять. Можешь себ вообразить, сколько мн это стоитъ борьбы, затраты нравственной энергіи, какъ часто я прихожу въ уныніе, чтобы потомъ снова ожить и быть въ состояніи въ другихъ вселить жизнь и вру. Если бы дло шло только объ исправленіи корректуръ и группировк готоваго матеріала,— но я его долженъ создавать, уговаривать писать, излагать мысли печатно, подгонять лнивыхъ, исправлять небрежныхъ, читать мораль начинающимъ, учить иныхъ употреблять правильно русскія слова. А тутъ еще Москва со своими особенными нравами, въ силу которыхъ всякое дло зарождается и развивается лишь на почв личной дружбы, въ обстановк салона или трактира. Бда, да и только! Сократилъ теперь до минимума свои знакомства и вечерніе выходы, но посл каждаго психологическаго засданія неизбжно участіе въ дружескомъ ужин у Патрикева, гд и рождаются идеи новыхъ рефератовъ въ Обществ, статей въ журнал, гд пьешь брудершафты и создаешь себ сотрудниковъ. Такова Московская жизнь въ самомъ корн ея. Купеческій обычай вспрыскиванья всякаго добраго дла господствуетъ и въ сферахъ литературныхъ, и если Петербургъ гршитъ офиціальною подтянутостью и педантическою прямолинейностью, то Москва — наоборотъ — гршитъ безшабашностью и распущенностью: душа на распашку — вотъ ея девизъ. Ты поймешь, какъ усложняется при такихъ условіяхъ задача философа и общественнаго дятеля…

Любящій тебя сынъ Николай.

III.

Москва, 26 окт. 91.

Милый папа!

Тотчасъ посл диспута Лопатина, который назначенъ на 29 окт., я ду въ Петербургъ для объясненій по поводу засданія Психологическаго Общества 19 октября и по поводу ноябрьской книги журнала, которая вслдствіе доноса ‘Московскихъ Вдомостей’, арестована до представленія въ Цензуру (противъ всхъ законовъ о печати). Поду 80-го, а если не удастся,— 31-го. По этому поводу у меня къ теб слдующая просьба. Повидай Бычкова и Побдоносцева и скажи имъ обоимъ, чтобы подождали принимать какія-либо поспшныя мры противъ Психологическаго Общества до моего прізда въ Петербургъ и личнаго объясненія съ ними, ибо едва-ли правильно на донос и клевет основывать правительственныя мропріятія. Сегодня я послалъ графу Капнисту, который, слава Богу, принялъ нашу сторону, отвтъ Совта Психологическаго Общества на его запросъ по поводу засданія 19 октября. Самъ Капнистъ былъ на засданіи и во время чтенія и во время преній и офиціально подтвердитъ правильность нашего отвта. Пусть же и Петербургская администрація немного подождетъ разъясненія истиннаго положенія дла.
Не дурно также указать ей, что я и лично сдлаю, что въ гораздо большій соблазнъ вводятъ общество своими лживыми доносами ‘Московскія Вдомости’, чмъ Психологическое Общество съ его рефератами въ полузакрытыхъ засданіяхъ.
‘Московскія Вдомости’ задались очевидно совершенно революціонною задачею — мутить общество и въ мутной вод рыбу ловить. Весьма желательно, чтобы люди честные, какъ ты, помогли разъясненію правды и отклоненію доносовъ. Я тебя прошу переговорить съ Побдоносцевымъ потому, что имю частное свдніе, что 21 октября во время его пребыванія въ Москв, разные господа являлись къ нему лично съ доносами на Общество. Твое энергичное слово могло бы ослабить впечатлніе клеветы, если ты, конечно, вришь мн, что ‘Московскія Вдомости’ извратили вс мысли Соловьева и въ реферат и во время преній, а также и мои дйствія во время засданія.
Я послалъ письма въ редакцію и въ ‘Московскія Вдомости, и въ ‘Новое Время’. ‘Московскія Вдомости’ пока не напечатали моего фактическаго опроверженія, а напечатали Соловьевское съ новыми клеветами и доносами, чего и слдовало ожидать.

Твой Николай Гротъ.

IV.

19 ноября, 1892 г.

Милый папа,

Я ршилъ отказаться отъ библіотекарства въ Румянцевскомъ Музе. Совсть — главное дло въ жизни, а я по совсти не могу бросить ни журнала своего, ни Общества (Психологическаго) и вообще своей философской пропаганды и общественной дятельности.
Я сознаю и самъ, что служба въ Музе не совмстима съ моими теперешними занятіями, такъ какъ я и теперь слиткомъ много работаю и часто дохожу до состоянія, въ которомъ чувствую возможность катастрофы. Сегодня, напримръ, у меня такое холодніе ногъ, отъ чрезмрнаго прилива крови въ мозгу (я читалъ 2 лекціи очень трудныя предъ аудиторіей въ 250—300 чел.), что я прямо чувствую, что надо осторожне быть въ работ, и завтра не пойду въ университетъ. Если я возьму на себя еще и Музей, то врядъ ли выдержу (т. е. проживу) доле года. Ріо что же можетъ меня заставить промнять журналъ на музей? Жалованье въ музе 2.000 р. (1.900 съ чмъ-то), а журналъ мн даетъ до 1.000 р., не считая заработка въ другихъ повременныхъ изданіяхъ (музей и это отниметъ):
Работы въ музе вдвое больше, чмъ при журнал. Затмъ библіотечная работа мало соотвтствуетъ моимъ вкусамъ, а журналъ и общество — мое любимое дло.
Очевидно, промнъ былъ бы нелпый и неосторожный. Поэтому, какъ ни важны были бы лишніе 1.500—2.000 р. въ годъ (въ этомъ все дло), щадя свою жизнь, нужную для дтей, я ршилъ (посл всхъ колебаній) отказаться отъ библіотекарства и завтра напишу объ этомъ Дашкову.
Цлую Васъ крпко.

Вашъ Ник. Гротъ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека