Первый русский печатник, Волкова Е. Ф., Год: 1903

Детская
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Скачать в PDF

Первый русскій печатникъ.

Историческій разсказъ изъ временъ царя Ивана Васильевича Грознаго Е. Волковой.

‘Да вдаютъ потомки православныхъ
Земли родной минувшую судьбы’.
Пушкинъ.

ГЛАВА I.
Царь Иванъ Васильевичъ IV въ Золотой палат ожидаетъ датскаго посла.

Въ Золотую палату, предназначенную для пріема пословъ и для другихъ дворцовыхъ церемоній, торжественно вступилъ, окруженный своими боярами, царь Иванъ Васильевичъ IV. Дло происходило въ 1553 году, и царю было въ то время только 23 года. Это былъ красивый, статный юноша, съ правильными, выразительными чертами лица, съ смлымъ орлинымъ взглядомъ прекрасныхъ темныхъ глазъ. Онъ былъ одтъ въ широкую одежду изъ золотой парчи, богато расшитую жемчугомъ, голову его покрывала сверкающая драгоцнными камнями шапка Мономаха, изъ подъ собольей опушки которой выбивались пряди его густыхъ черныхъ волосъ. Въ рукахъ у него былъ золоченый, украшенный камнями и жемчугомъ, посохъ. Медленно направляясь къ своему мсту, царь смотрлъ на живопись, украшавшую своды палаты надъ его рзнымъ позолоченнымъ трономъ. Краски были свжи, ярки, стнопись была недавно окончена итальянскими художниками. Съ лвой стороны царскаго мста въ полукружіи стны былъ изображенъ индйскій царевичъ оасафъ, который сидлъ ‘на престол злат’, его молодое лицо выражало душевное смятеніе, глаза съ напряженнымъ вниманіемъ были устремлены на пустынника Варлаама, который сидлъ передъ нимъ тоже ‘на престол злат’. Лицо пустынника было сурово, глаза строго глядли на молодого царевича, онъ какъ будто поучалъ его, какъ будто звалъ его куда то. А рядомъ съ этой картиной изображены были т чудныя притчи, которыми поучалъ пустынножитель индйскаго царевича, притчи о сятел, о небесномъ царствіи, о богатомъ и убогомъ Лазар,— вс он были изображены въ лицахъ. А вотъ и притча о заблудшей овц, которая повствовала о томъ, какъ исполняются радостью небеса о единомъ кающемся гршник противъ девяноста девяти праведниковъ, не нуждающихся въ покаяніи.
Въ этомъ кающемся гршник, въ этомъ молодомъ царевич оасаф, который внимательно слушалъ поученіе старца, царь Иванъ узнавалъ себя, а пустынникъ Варлаамъ былъ не кто иной, какъ его главный совтникъ, Благовщенскій попъ Сильвестръ. Да, это онъ, молодой царь, это его поучалъ попъ Сильвестръ, ему говорилъ притчи о сятел, о заблудшей овц, его порицалъ за порочную, безпорядочную жизнь, за нерадніе его о земл Московской…- Это было шесть лтъ тому назадъ, въ годъ его внчанія на царство, въ тотъ ужасный годъ, когда страшный, небывалый пожаръ обратилъ въ пепелъ большую часть Москвы. Тысячи москвичей остались тогда безъ крова и безъ хлба. Пошли по Москв разные слухи, говорили, что лихіе люди колдовствомъ напустили бду на Москву, начались народныя волненія… Обвиняли въ несчастій нелюбимыхъ бояръ и въ особенности родственниковъ царя, князей Глинскихъ, которые завдывали всми длами въ государств и творили всякія насилія и неправды. Разъяренная чернь убила въ Успенскомъ собор дядю царя Юрія Глинскаго, и повалила ко дворцу. Тысячная толпа, голодная, безпріютная, подступила къ царю и громкими криками требовала выдачи нелюбимыхъ бояръ. Она жаловалась на притсненія и насилія начальныхъ людей, она хотла расправы надъ притснителями, она грозно требовала отъ царя правды…
И молодой царь, чуткій, впечатлительный, былъ пораженъ этимъ страшнымъ движеніемъ народа. Онъ далъ приказъ разогнать толпу выстрлами, но съ той минуты онъ крпко задумался. Зачмъ приходила къ нему эта грозная толпа, зачмъ убила его дядю, на какія обиды жаловалась она, какой правды требовала отъ него?
Въ эти минуты тяжелаго раздумья къ молодому царю явился Благовщенскій попъ Сильвестръ, человкъ твердаго характера, умный, благочестивый. Онъ обратился къ царю съ такими рчами, которыхъ тотъ никогда еще не слыхалъ.
Царь Иванъ остался трехъ лтъ посл смерти отца великаго князя Василія Ивановича III, его мать умерла, когда ему пошелъ только девятый годъ. Ребенокъ остался круглымъ сиротою, никто не заботился объ его воспитаніи, окружающіе его бояре думали только о своихъ выгодахъ, творили свою волю, на глазахъ ребенка они совершали всякія безчинства и убійства, они потакали его дурнымъ наклонностямъ, поощряли его грубыя забавы, они часто оскорбляли его и безцеремонно ссылали изъ Москвы людей, къ которымъ онъ привязывался своимъ нжнымъ дтскимъ сердцемъ. Мальчикъ росъ, чувствуя себя одинокимъ, несчастнымъ, глубоко затаивъ въ душ чувство обиды противъ окружающихъ. Никто не указывалъ будущему царю на его обязанности по отношенію къ своему народу, вс вокругъ него думали только о себ, никто не научилъ его думать о другихъ. Сильвестръ первый заговорилъ съ юнымъ царемъ совсмъ новымъ, незнакомымъ ему языкомъ.
‘Толпа была права, когда жаловалась ему на притсненія,— говорилъ онъ, толпа была права, грозно требуя отъ него суда и правды… Онъ — государь, ему власть дана отъ Бога для того, чтобы заботиться о благ своего народа… а онъ что длаетъ… Онъ тратитъ все свое время на грубыя потхи, онъ думаетъ только о забавахъ, а народъ страдаетъ подъ властью корыстолюбивыхъ бояръ, которые его царскимъ именемъ творятъ беззаконія и всякую неправду. Пора бросить свою порочную жизнь, пора вспомнить о своихъ высокихъ обязанностяхъ, вникнуть самому во вс дла государственныя, онъ обязанъ дать своему народу судей праведныхъ, искоренить въ своемъ царств зло и неправду. Этотъ опустошительный пожаръ и страшное волненіе народа — это испытаніе Божіе, это предостереженіе ему, государю. Онъ еще молодъ, передъ нимъ цлая жизнь, есть много времени, чтобы искупить грхи своей молодой, неопытной жизни. Богъ съ радостью приметъ раскаявшагося гршника.!!’
Долго говорилъ попъ Сильвестръ, увщевая молодого царя вспомнить о своихъ обязанностяхъ, и слова его не пропали даромъ…
Вотъ этотъ моментъ изъ жизни царя и былъ изображенъ, съ благословенія митрополита Макарія, на картинахъ, украшавшихъ своды Золотой палаты надъ царскимъ трономъ, и передъ этимъ изображеніемъ невольно остановился молодой царь, чтобы лишній разъ подивиться искусству чужеземныхъ художниковъ…
Любовались живописью и бояре, и вспоминалось имъ, какъ съ той поры все пошло по другому. Въ душ молодого царя произошелъ крутой переворотъ, онъ внялъ словамъ попа Сильвестра, онъ ршилъ исправиться и всей душой отдаться своимъ высокимъ обязанностямъ. Съ Лобнаго мста онъ просилъ у народа, прощенья за т беззаконія, которыя творились _его именемъ, онъ давалъ народу общаніе быть ему ‘судьей и обороной’, уничтожить въ Московской земл зло и неправду. И онъ старался сдержить свое слово… Повсюду закипла работа, были пересмотрны вс законы, исправлены и дополнены, были смнены запятнавшіе себя насиліемъ и лихоимствомъ чиновники, созваны были со всей земли избранные люди для того, чтобы ч этотъ ‘земскій соборъ’ могъ обсуждать разныя дла. Было обращено вниманіе и на церковныя дла, въ которыхъ было много ‘нестроенія и смуты’, для ршенія ихъ въ 1551 году созывался соборъ ‘Стоглавъ’. Во вс дла вникалъ юный царь, всюду хотлъ ввести порядокъ и справедливость. Добрые совтники пришли къ нему на помощь. Вотъ рядомъ съ нимъ, по правую его руку, стоитъ окольничій Алексй Адашевъ, человкъ умный, честный, вотъ князья Воротынскій, Одоевскій, вотъ князь Курбскій, князь Рпнинъ и др. Все это лучшіе, честнйшіе, способнйшіе люди своего времени… Вс они дятельно помогаютъ юному царю водворять въ Московской земл новые порядки, своими добрыми совтами поддерживаютъ его благія начинанія. Эта была самая лучшая пора царствованія Ивана IV. Лучшія чувства наполняли его душу, смлые замыслы, широкіе планы волновали его въ то время…
Вотъ и теперь… Царь явился въ Золотую палату, чтобы принять здсь посла датскаго короля ХристіанаIII. Сильно уже чувствовалась въ то время въ Москв необходимость сблизиться съ Западомъ: лучшіе люди начали понимать цну знанія, сказывалась нужда въ знающихъ иностранцахъ, въ ‘хитрыхъ мастерахъ’, какъ называли ихъ тогда. Еще въ годъ своего внчанія на царство, молодой царь поручилъ нмцу литте навербовать за границей въ русскую службу этихъ ‘хитрыхъ мастеровъ’, знающихъ разныя искусства и ремесла, зодчихъ, литейщиковъ, рудознатцевъ и пр. И другого рода свдущіе люди понадобились царю Давно уже на Запад было заведено книгопечатаніе, а на Руси книги были все еще рукописныя. И того же нмца Шлитте царь, между прочимъ, просилъ привести свдущаго друкаря {Друкарь отъ нмецкаго слова druckerei — ‘печатня’.}, т. е. типографщика, который бы научилъ русскихъ людей типографскому длу. Но сосди Московской земли, ливонцы, зорко слдили за тмъ, чтобы не проникали въ нее изъ западныхъ странъ никакія знанія, никакія искусства: страшна становилась Московія своимъ западнымъ сосдямъ, боялись они, какъ бы знанія и искусства не усилили ее еще боле.
По проискамъ ливонцевъ, ‘хитрые мастера’ не попали въ Московію, не попали и типографщики. А между тмъ, надобность въ книгопечатаніи оказывалась все сильне. Въ 1552 году было покорено Казанское царство. Въ новозавоеванной земл стали строить церкви, понадобилось много богослужебныхъ книгъ, а книгъ было мало, да и т, которыя нашлись, были полны самыхъ грубыхъ ошибокъ. И мысль о томъ, чтобы завести въ Москв книгопечатапіе все больше и больше занимала царя, ее повдалъ онъ митрополиту московскому Макарію. Митрополитъ Макарій, извстный составитель книги Четьи Минеи, человкъ умный, начитанный, одобрилъ намреніе царя.
‘Эта мысль — сказалъ онъ — внушена самимъ Богомъ, это — даръ, свыше исходящій’.
По гд достать свдущихъ людей, которые въ печатномъ дл были бы искусны?
И вотъ нсколько дней тому назадъ прибыло въ Москву посольство изъ Даніи. Король Христіанъ, прослышавъ о намреніи московскаго царя завести въ Москв книгопечатаніе и желая придти къ нему на помощь въ этомъ дл, послалъ ему своего типографа. Вотъ посолъ сейчасъ войдетъ въ Золотую палату…
Бояре размстились вдоль стнъ палаты по обимъ сторонамъ царскаго трона, а царь, занявъ свое мсто, устремилъ полный ожиданія взглядъ на входную дверь.

ГЛАВА II.
Предложеніе датскаго короля принять лютеранскую вру.— Отказъ Московскаго царя.

‘Великій Государь, Гансъ Миссенгеймъ, посолъ датскаго короля Христіана, бьетъ теб челомъ’,— прозвучало среди тишины Золотой палаты, и черезъ минуту посл доклада въ палату вошелъ высокій мужчина среднихъ лтъ. Его короткая бархатная одежда темнаго цвта такъ не похожа была на длинныя, широкія одежды московскихъ людей, коротко подстриженная бородка рзко отличалась отъ густыхъ длинныхъ бородъ, которыми такъ гордились русскіе бояре. Въ рукахъ онъ держалъ три книги. Низко поклонившись Московскому государю и прикоснувшись къ его рук, датскій посолъ подалъ ему грамоту отъ своего короля. По знаку царя грамоту принялъ стоявшій возл него дьякъ.
‘Братъ нашъ, превысокій король датскій, здоровли?’ — обратился къ послу съ обычнымъ вопросомъ царь.
Посолъ держалъ свой отвтъ на правильномъ русскомъ язык, безъ помощи переводчика, и затмъ, еще разъ поклонившись царю, отошелъ въ сторону.
Царь приказалъ дьяку читать грамоту.
‘Мы, Христіанъ Божіею милостью, король Датскій, Норвежскій и пр. могущественнйшему,побдоноснйшему и славнйшему государю всея Руси, оанну, великому государю Московскому, возлюбленному брату и другу нашему, желаемъ благоденствія и благопоспшенія въ длахъ’,— началъ дьякъ мрнымъ, однообразнымъ голосомъ.
‘Съ самаго начала правленія нашего ни о чемъ мы столько не заботились, побдоноснйшій и славнйшій государь, другъ и возлюбленный о Христ братъ, какъ о сохраненіи общественнаго спокойстія и мира въ государств нашемъ, такъ равно и о всемстномъ распространеніи славы и слова исуса Христа въ церквахъ владній нашихъ, убждены, что исусъ Христосъ, котораго царство несомннно близко есть, по неизрченной любви своей къ намъ бднымъ смертнымъ, разсявъ тьму папежскую, коею долгое время омрачены были страны наши, снова желаетъ явиться намъ въ осужденіе неврующихъ и во спасеніе правоврующихъ. На это дло вызывали мы прочихъ государей и князей, исповдующихъ наніу вру и при томъ не безъ успха… по наслдственному же нашему расположенію и усердію къ возлюбленному брату нашему, къ его народу и подданнымъ, мы осмлились склонять къ тому же самому и тебя, возлюбленный братъ…’
Дьякъ замедлилъ чтеніе и нершительно, исподлобья взглянулъ на государя. Государь сурово нахмурилъ свои густыя брови и, крпко опершись на свой посохъ, съ недоумніемъ глядлъ то на посла, то на бояръ.
Что же это такое? Ему докладывали, что датскій король посылаетъ ему типографщика, а здсь, въ письм, рчь идетъ совсмъ о другомъ. Король Христіанъ пишетъ ему о своемъ намреніи распространять въ другихъ государствахъ вру Христову. Но вдь датскій король лютеранинъ, неужто жъ онъ осмливается склонять къ принятію лютерова ученья его, государя православнаго. Или онъ ослышался? Государь еще не вритъ своимъ ушамъ…
‘Съ такою цлью — продолжаетъ дьякъ чтеніе письма, — посылаемъ къ теб искренно нами любимаго слугу и подданнаго, Ганса Миссенгейма съ Библіей и двумя др у гими книгами, въ коихъ находится содержаніе и сущность нашей вры…’
Царь взглянулъ на книги, которыя посолъ держалъ въ рукахъ. Нтъ, онъ не ослышался, его превысокій братъ предлагаетъ ему принять его вру… Онъ переводитъ свой взглядъ на бояръ, лицо его гнвно, легкая судорога подергиваетъ его губы… Зачмъ допустили они къ нему этого посла со вздорными предложеніями?
Но Алексй Адашевъ, ближе другихъ стоящій къ царю, спокойно встрчаетъ гнвный взглядъ царя. Не самъ ли онъ, государь, приказалъ привести къ нему посла, не дожидаясь, пока бояре переговорятъ съ нимъ и прочтутъ его грамоту!
Они правы, подумалъ царь, но разв могъ онъ предполагать, что написано въ письм! Онъ, православный царь, будетъ мнять свою вру! Датскій король не знаетъ, видно, обычаевъ московскихъ. Но гд же здсь рчь о типографщик?
А дьякъ, испугавшись гнва царскаго, медленно, нершительно продолжалъ читать:
‘Если приняты и одобрены будутъ тобою, митрополитомъ, епископами и прочимъ духовенствомъ наше предложеніе принять лютеранскую вру и дв книги вмст съ Библіей, то оный слуга нашъ напечатаетъ въ нсколькихъ тысячахъ экземпляровъ означенныя сочиненія, переведя на отечественный вашъ языкъ, такъ что симъ способомъ можно будетъ въ немногіе годы содйствовать польз вашихъ церквей и прочихъ подданныхъ, ревнующихъ слав Христовой и своему спасенію’…
— Остановись,— вдругъ рзко оборвалъ дьяка царь, — не пригоже намъ слушать такія слова, братъ Христіанъ неладное пишетъ… Отъ нашихъ отцовъ и ддовъ перешла къ намъ наша вра и нерушимой будетъ, докол стоитъ земля Московская…
— Скажи ты братцу нашему, королю Христіану,— обратился онъ къ послу, стараясь сдержать свой гнвъ, — скажи ему, не надобно намъ лютерово ученье, не надобны его книги, увези ихъ назадъ, не будетъ того, чтобы православный царь перемнилъ свою вру… Не надобны ваши друкари, коли они будутъ лютеровы книги печатать…
Посолъ растерянно глядлъ на разгнваннаго государя всея Руси, дьякъ перекладывалъ изъ одной руки въ другую злополучную грамоту, не зная, что съ ней длать, бояре перешептывались и, недовольные, поглядывали на посла,
А царь поднялся съ мста и, уже обращаясь къ своимъ боярамъ, продолжалъ говорить:
— Не надобны они намъ, не пригоже православную вру на друкарню мнять. Своихъ друкарей найдемъ, не можетъ того быть, чтобы въ Московской земл друкаря не нашлось… Онъ медленно, не глядя на посла, прошелъ мимо него къ двери, ведущей во внутреніе покои… Бояре молча послдовали за царемъ.
Такъ неудачно кончились попытки Московскаго государя добыть книгопечатниковъ изъ чужой земли.

0x01 graphic

ГЛАВА III.
Первый русскій книгопечатникъ, Иванъ Федоровъ.— Его планы и надежды.— Первая русская друкарня.

Царь Иванъ Васильевичъ не ошибся: на Руси нашелся свой друкарь. Это былъ дьяконъ кремлевской церкви св. Николая Гостунскаго, Иванъ Федоровъ.
Прошло десять лтъ съ тхъ поръ, какъ датскій посолъ ни съ чмъ ухалъ изъ Московскаго государства. На Никольской улиц, рядомъ съ Никольскимъ греческимъ монастыремъ, на томъ мст, гд стоитъ нын синодальная типографія, поднимались почти совсмъ новые хоромы. Они были поставлены изъ толстыхъ бревенъ, свтъ пропускали въ нихъ слюдяныя оконца, затйливая рзьба украшала ихъ снаружи. Это была первая русская друкарня, или ‘печатня’, годъ тому назадъ построенная по приказу царя Ивана Васильевича. Вотъ уже нсколько мсяцевъ, какъ въ друкарн идетъ кипучая работа.
Въ невысокой, но просторной горниц, ближе къ оконцамъ, стоитъ первый русскій книгопечатный станокъ, ‘верстакъ друкарскій’, сдланный русскими рабочими по указанію перваго русскаго книгопечатника. Передъ станкомъ работаетъ его помощникъ Маруша Нефедьевъ, онъ накладываетъ на готовый наборъ одинъ листъ бумаги за другимъ, на чистыхъ листахъ отпечатываются слова… Рядомъ съ Марушей Нефедьевымъ передъ высокимъ, покатымъ столомъ, стоитъ Петръ Мстиславецъ, преданный другъ Ивана Федорова, его ближайшій помощникъ. Изъ множества буквъ разной величины, которыя лежатъ въ ящикахъ на лавк, онъ готовитъ наборъ новой страницы. Много уже готовыхъ, отпечатанныхъ страницъ лежитъ на лавкахъ, стоящихъ по стнкамъ горницы, еще больше ихъ на большомъ дубовомъ стол возл окна. За столомъ сидитъ самъ Иванъ Федоровъ. Это худощавый, сутуловатый мущина, лтъ сорока. Онъ одтъ въ темный потертый подрясникъ. Длинные свтлорусые волосы его, расчесанные на прямой рядъ, падаютъ на плечи, когда онъ склоняетъ голову надъ кипой отпечатанныхъ листовъ. Его продолговатое лицо съ рдкой, блокурой бородкой, съ мелкими неправильными чертами, серьезно, сосредоточенно. А глаза, свтлые, ясные, смотрятъ мягко, дтски доврчиво. Онъ весь ушелъ въ свою работу, онъ перебираетъ одинъ за другимъ вышедшіе изъ печати листы, отыскивая нтъ-ли въ нихъ какихъ описей и ошибокъ. Нтъ, ихъ работа сдлана внимательно, онъ не доврялъ никому даже мелочей. Онъ самъ вырзалъ вс формы, самъ отливалъ вс буквы, вс рисунки, самъ просматривалъ каждую вновь набранную страницу, все самъ длалъ онъ, пользуясь услугами двухъ преданныхъ ему людей: Маруши Нефедьева и Петра Мстиславца. И вотъ эта первая книга ‘Дянія Апостольскія’ почти совсмъ готова. Послднія страницы набираетъ Петръ Мстиславецъ, черезъ нсколько дней книга выйдетъ изъ печати.
Время близится къ полудню. Пора подумать объ обд. Маруша Нефедьевъ и Петръ Мстиславецъ оставляютъ работу, крестятся на образа, украшающіе передній уголъ друкарни, и уходятъ… А Иванъ Федоровъ не спшитъ покинуть друкарню. Онъ какъ будто забылъ объ обд и продолжаетъ просматривать готовые листы первой печатной книги. Онъ словно не можетъ оторваться отъ этой работы, она слишкомъ дорога ему, о ней мечталъ онъ съ юныхъ лтъ.

——

Какъ ни зорко слдили ливонцы за тмъ, чтобы знающіе иноземцы не проникли въ Московію, однако, имъ не всегда удавалось задержать ихъ, уже въ царствованіе Ивана III въ Москв не мало было иноземцевъ. Они охотно поступали на службу къ московскому царю. Царь Иванъ IV отвелъ имъ для жительства особую слободу, которая и стала называться Нмецкой слободой.
Вотъ съ этими то иноземцами еще въ ранней молодости свелъ знакомство Иванъ Федоровъ, онъ часто заходилъ въ Нмецкую слободу и подолгу бесдовалъ съ умными, образованными иностранцами. Они разсказывали ему о жить быть иноземномъ, о нравахъ и порядкахъ въ чужихъ краяхъ. Цлый новый міръ открывался передъ юношей, когда слушалъ онъ эти разсказы. Все у иноземцевъ было не такъ, какъ на Руси, и жизнь совсмъ другая, и порядки иные. И понялъ онъ тогда, какъ во всемъ отстала Московія отъ западныхъ государствъ, какъ грубъ и невжествененъ русскій народъ сравнительно со своими западными сосдями. Понялъ онъ и причины этого грубого невжества русскихъ людей
— Темный вы народъ,— говорили ему иноземцы,— темный, невжественный, во всемъ отъ насъ отстали, нтъ у васъ ни мастеровъ, ни рудознатцевъ, ни докторовъ, ни художниковъ, за всякими свдущими людьми къ иноземцамъ обращаетесь, и все потому, что нтъ у васъ училищъ, гд бы люди могли всему научиться, нтъ грамотности на Руси, нтъ истиннаго просвщенія…
Особенно внимательно слушалъ Иванъ Федоровъ ихъ разсказы о начал книгопечатанія на Запад, объ оанн Гуттенберг, объ этомъ великомъ человк, который изобрлъ типографскій станокъ и подвижныя буквы. Въ чужихъ краяхъ давно ужъ книги печатаютъ, говорили иноземцы, давно ужъ тамъ во всхъ городахъ типографскіе станки заведены, и печатается на нихъ книгъ множество, а тамъ, гд книгъ много, гд он доступны не однимъ только богачамъ, тамъ и свдующихъ людей больше, не то, что на Руси, гд книга въ диковинку.
Глубокое впечатлніе производили на молодого Ивана Федорова эти разсказы, и чуткая, полная самотверженной любви къ людямъ, душа его скорбла о темнот, о невжеств своей родины. Въ сильномъ волненіи возвращался онъ изъ Нмецкой слободы, и смлыя думы проходили въ его разгоряченной голов. Вотъ если бы и на Руси печатный станокъ завести, если бы ему Богъ помогъ уразумть искусство книгопечатанія… И онъ снова спшилъ въ Нмецкую слободу, онъ разспрашивалъ у своихъ пріятелей иноземцевъ, какъ устроенъ типографскій станокъ, какъ отливаются формы печатныхъ буквъ, про все подробно разспрашивалъ онъ, и иноземцы длились съ нимъ тми свдніями, которыя имли. И вотъ въ свободное отъ церковной службы время, онъ бдный, никому неизвстный дьяконъ Гостунской церкви, зажигалъ у себя лучину и при ея тускломъ свт пробовалъ отливать формы литеръ, вырзалъ рисунки… Работа, въ которую онъ вкладывалъ всю свою душу, шла успшно Онъ постигъ искусство печатать книги, и въ сердц его загорлось горячее желаніе подлиться своимъ искусствомъ, послужить имъ своей родин… Но какимъ образомъ принести пользу своими знаніями, къ кому обратиться? Съ кмъ посовтоваться? Онъ упорно думалъ надъ этими вопросами, продолжая вырзать замысловатыя формы для заглавныхъ буквъ… Онъ думалъ и врилъ въ то, что Богъ придетъ къ нему на помощь. И онъ не ошибся.
Какъ разъ въ это время до него дошелъ слухъ, что царь Иванъ Васильевичъ ищетъ друкаря. Не помня себя отъ радости, поспшилъ онъ тогда къ окольничему Алексю Адашеву и умолялъ его доложить объ немъ государю. Много лтъ прошло съ той поры, а словно сейчасъ все это происходило, такъ хорошо памятна ему эта ршительная въ его жизни минута: онъ въ царской палат, государь говоритъ съ нимъ о книгопечатаніи, спрашиваетъ его, гд научился онъ этому длу. И покойный митрополитъ Макарій былъ тутъ же, и бояре… Все разсказалъ онъ имъ, и какъ научился печатному длу, и какія думы были у него тогда въ голов, говорилъ и про то, какъ хотлось ему послужить своимъ искусствомъ родин… показалъ онъ имъ и образцы своего искусства, и сдланныя имъ литеры, и отпечатанные этими литерами листы бумаги. И дивились вс его искусству, а молодой царь словно просвтллъ весь и, указывая на него боярамъ, сказалъ: ‘Говорилъ я вамъ тогда, когда прізжалъ датскій посолъ, найдется у насъ свой друкарь, вотъ и нашелся!’ И приказалъ обрадованный царь тутъ же начать постройку печатнаго двора, далъ ему, Ивану Федорову, рабочихъ и казны не жаллъ… ‘Сколько хочешь казны бери, говорилъ, только выстрой мн друкарню, пускай и у насъ будутъ печатныя книги, какъ въ Греціи, въ Венеціи и другихъ прочихъ земляхъ’. И митрополитъ Макарій благословилъ его на это великое дло. Господи, какъ счастливъ онъ былъ тогда, какъ горячо принялся за дло, въ которое такъ искренно врилъ! Началась постройка печатнаго двора…
Легкая тнь набгаетъ на лицо Ивана Федорова, когда вспоминаетъ онъ, что было потомъ.
Вскор началось завоеваніе Астраханскаго царства, борьба съ крымскими татарами, а тамъ подоспли войны со Швеціей и Ливоніей. Государь занялся военными длами и какъ будто совсмъ охладлъ къ печатному двору. Тяжелые наступили для него, Ивана Федорова, дни, думалъ онъ, совсмъ забылъ о немъ государь, забылъ и о печатномъ двор, и рабочихъ то всхъ пришлось распустить, нечмъ было платить имъ… Такъ нсколько лтъ и стоялъ недостроенный печатный дворъ… Тяжелое было время! Московскіе люди смялись надъ нимъ, не врили въ его искусство. ‘Вонъ царскій печатникъ идетъ’, говорили они, указывая на него пальцами, величали его ‘басурманомъ’ за его дружбу съ иноземцами. Терпливо переносилъ онъ вс насмшки, и все надялся, все дожидался, и надежды не обманули его: покончивъ съ войнами, государь вспомнилъ о печатномъ двор, и снова казна его открылась дли Ивана Федорова. Печатный дворъ выстроился наконецъ, были изготовлены и станокъ печатный, и литеры… и работа началась. Государь уже присылалъ намедни къ нему, спрашивалъ, скоро ли будетъ готова книга? Любопытно ему взглянуть на эту первую печатную книгу. И вотъ она почти окончена.
Иванъ Федоровъ съ любовью перебираетъ листы, въ нихъ все дорого ему, каждая черточка, каждый рисунокъ, каждый завитокъ заглавной буквы, все это дло его рукъ, и въ этотъ трудъ вложилъ онъ всю свою душу… Слезы умиленья выступаютъ у него на глазахъ, онъ устремляетъ свой взглядъ на образъ Спасителя, и невольно уста его шепчутъ слова молитвы: онъ благодаритъ Бога за то, что Онъ сподобилъ его окончить это святое дло.

0x01 graphic

ГЛАВА IV.
Первая русская печатная книга передъ судомъ царя и духовенства.

Первая печатная книга вышла изъ типографіи въ начал марта 1564 года. Для разсмотрнія ея въ царской палат собрались бояре и лица духовнаго чина. Передъ столомъ, посреди палаты, въ глубокомъ кресл съ высокой рзной спинкой, сидлъ почти совсмъ старикъ. Неужели это царь Иванъ Васильевичъ, десять лтъ тому назадъ принимавшій въ золотой палат датскаго посла? Тогда онъ былъ молодъ и красивъ, онъ былъ полонъ жизни и энергіи. А теперь! Куда двался гордый, смлый взглядъ, что сталось съ его величественной осанкой? Глаза его потухли, густые волосы значительно пордли, онъ похудлъ, осунулся, его фигура сгорбилась… Лвой рукой онъ крпко опирался на посохъ, словно искалъ опоры, пальцы правой руки замтно дрожали, когда онъ переворачивалъ ими листы лежавшей передъ нимъ на стол первой печатной книги. Что же сдлалось съ царемъ?
Другія времена настали на Руси. Счастливая пора правленія Ивана IV миновала. Началась страшная эпоха царствованія грознаго царя. Тяжелые годы дтства, полные душевнаго одиночества среди чужихъ людей, дурное воспитаніе, сцены убійствъ и насилій, свидтелями которыхъ онъ былъ ребенкомъ, не прошли для него безслдно. Ненадолго овладли его душой прекрасныя чувства къ своему народу, не надолго поддался онъ вліянію добрыхъ наставниковъ. Царь возмужалъ и захотлъ жить своимъ умомъ, онъ скоро началъ тяготиться совтами близкихъ людей. Напуганный въ дтств своеволіемъ бояръ, онъ сталъ опасаться за свою власть, сталъ всюду искать измны. Добрыя чувства въ его душ смнились злобой и ненавистью къ окружающимъ. Въ немъ заговорило чувство мести за обиды, полученныя имъ въ дтскіе годы. Начались опалы, казни близкихъ людей, полилась кровь мнимыхъ измнниковъ… Первыми были удалены отъ двора Сильвестръ и Адашевъ. Сильвестръ былъ сосланъ въ Соловецкій монастырь, Адашевъ умеръ въ заточеніи Бжалъ въ Литву отъ гнва царскаго князь Курбскій, убитъ былъ по приказу царя князь Рпнинъ, былъ сосланъ на Блоозеро князь Воротынскій. Никого нтъ въ царской палатк изъ прежнихъ ‘добрыхъ’ совтниковъ его, которые вмст съ нимъ принимали тогда датскаго посла. Вс либо казнены, либо томились въ заточеніи.
Вотъ эта мнительность, эта постоянная душевная тревога, преувеличенный страхъ за себя, за свою власть, боязнь измны, а вмст съ тмъ безпорядочный образъ жизни — вотъ что такъ сильно измнило царя, вотъ что сдлало его почти старикомъ въ тридцать три года.
Но не эта рзкая перемна въ государ занимаетъ Ивана Федорова, когда онъ пристально, не спуская глазъ, слдитъ за выраженіемъ его лица.
Онъ принесъ на судъ царю свою первую работу, онъ ждетъ его приговора, отъ царскаго слова зависитъ судьба любимаго имъ книгопечатнаго дла… Продолжать или не продолжать печатаніе книгъ…
Онъ смотритъ на бояръ, на духовенство… Митрополита Макарія, благословившаго его на этотъ трудъ, уже нтъ въ живыхъ, возл царя, по правую сторону отъ него сидитъ новый митрополитъ Аанасій. Что скажетъ собраніе объ этой первой печатной книг? И онъ снова переводитъ свой взглядъ на царя.
А царь продолжаетъ переворачивать страницы книги, онъ внимательно разглядываетъ и литеры, и рисунки.
И видитъ Иванъ Федоровъ, какъ проясняется нахмуренное чело царя Ивана Васильевича, что то похожее- на улыбку озаряетъ его лицо, глаза вспыхиваютъ радостно. Царь доволенъ. Указывая боярамъ на книгу, онъ отмчаетъ ея достоинства, хвалитъ и рисунки, и печать. И въ угоду царю бояре и духовенство дивятся красот книги, хвалятъ искусство друкаря.
А первый русскій друкарь не помнитъ себя отъ счастья. Книга одобрена и царемъ, и духовенствомъ, его искусство признано всмъ собраніемъ. Это награда ему за вс насмшки московскихъ людей, за ихъ недовріе къ нему, за вс тревоги и опасенія за успхъ любимаго дла. Царь не остановится на этой первой попытк, и новыя книги будутъ выходить изъ его друкарни. Въ этомъ онъ, Иванъ Федоровъ, видитъ весь смыслъ, всю цль своей жизни. Съ помощью печатныхъ книгъ онъ будетъ ‘разсвать по вселенной смена духовныя и всмъ раздавать эту духовную пищу’…
Какъ бы въ отвтъ на эти мысли, царь, закрывъ книгу, подзываетъ его къ столу, ласково говоритъ съ нимъ и приказываетъ приступить къ печатанію ‘Часовника’.
‘Не жалй казны на это дла, много ея у московскаго царя’, говоритъ онъ, отпуская Ивана Федорова.
Низко, до земли поклонившись царю, Иванъ Федоровъ уходитъ изъ царскихъ палатъ.

0x01 graphic

ГЛАВА V.
Отношеніе Московскихъ людей къ первой печатной книг.— Ивана Федорова обвиняютъ въ волшебств.

Появленіе первой печатной книги, казалось-бы, должно было вызвать всеобщую радость… Казалось-бы, почетъ и уваженіе долженъ былъ снискать себ Иванъ Федоровъ за то, что онъ содйствовалъ введенію книгопечатанія на Руси. Сдланный по его указанію типографскій станокъ, выпуская книги въ большомъ количеств, тмъ самымъ удешевлялъ ихъ, длалъ ихъ доступными для многихъ…
Въ древней Руси, какъ и на Запад до введенія книгопечатанія, книги распространялись посредствомъ переписки, а это требовало большой затраты времени. Книги переписывались, главнымъ образомъ, въ монастыряхъ монахами. Совершивъ передъ началомъ дла молитву, писецъ древней Руси проводилъ на бумаг прямыя параллельныя черты для веденія строкъ, оставляя на каждой страниц широкіе ‘берега’ во вс стороны, т. е. поля. Затмъ онъ вооружался тростью ‘каламой’ и принимался старательно срисовывать каждую букву лежавшей передъ нимъ книги. Особое вниманіе удлялось при этомъ заглавной букв: ее писецъ вырисовывалъ красными чернилами, ей придавались самыя затйливыя формы, начальныя буквы каждаго стиха, каждой статьи были изукрашены золотомъ и красками, всевозможными узорами и цвтами. При такой кропотливой работ писецъ успвалъ переписать въ день не больше двухъ съ половиной листковъ… т. е. пять страничекъ… извстно, напримръ, что понадобилось 7 мсяцевъ для того, чтобы переписать Остромирово евангеліе, въ которомъ 294 листка. Переписывались преимущественно книги священныя, богослужебныя, другихъ книгъ въ то время почти не было.
Эти переписанныя книги были полны самыхъ грубыхъ ошибокъ. Переписчики длали ихъ частью по безграмотности, частью по недосмотру. Сами писцы признавались въ ошибкахъ и смиренно просили за нихъ прощенья. Такъ въ одномъ Евангеліи, въ послсловіи читаемъ: ‘аще гд криво налзете, т. е. если найдете ошибки, то исправивше чтите же, а не кляните’.
Типографскій станокъ, изобртенный Гутенбергомъ, явился величайшимъ въ мір открытіемъ. Выпуская книгу сразу въ нсколькихъ десяткахъ тысячъ экземпляровъ, онъ страшно понизилъ на нее цну, книги удешевились и стали доступны для большаго количества людей… число грамотныхъ стало возрастать, знанія начали проникать туда, куда они не могли проникнуть раньше… Такъ было въ западныхъ странахъ, такъ должно было быть и на Руси. Вотъ почему появленію первой печатной книги въ Москв, должны были радоваться люди, которымъ дорого было просвщеніе… Но не даромъ Иванъ Федоровъ скорблъ о темнот и невжеств своей родины: такихъ людей б
Волкова Е. Ф.
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Горе матери-посадницы, Волкова Е. Ф., Год: 1901
  2. Петр Басманов, Волкова Е. Ф., Год: 1901
  3. Царева потеха, Черский Леонид Федорович, Год: 1913
  4. Братья, Иванчина-Писарева Софья Абрамовна, Год: 1929
  5. Анку, Рэнсом Артур, Год: 1914
  6. Мирра, Леметр Жюль, Год: 1892
  7. Сильнее смерти, Ставский Владимир Петрович, Год: 1932
  8. По следам оленя Песчаного Холма, Сетон-Томпсон Эрнест, Год: 1899
Электронная библиотека