Первое представленіе ‘Ревизора’ на московской сцен.
Первое представленіе ‘Ревизора’ на московской сцен.
Н. С. Тихонравовъ.
‘Русская Мысль’, кн. V, 1886
Первое представление ‘Ревизора’ на московской сцене, Тихонравов Николай Саввич, Год: 1886
Время на прочтение: 27 минут(ы)
Ревизоръ проданъ былъ петербургской театральной дирекціи за 2,500 рублей. Въ ‘Ресконтро’ дирекціи подъ рубрикой ‘За принятіе на театръ пьесъ’ записано: ‘1836 г. марта 9. Г. Гоголю за коммедію (sic!) Ревизоръ, въ 5 дйств.— 2,500 р.’ {Сообщено И. . Горбуновымъ. Ср. Русь 1880 г., No 4, стр. 17.}. Дирекція получила, такимъ образомъ, право давать эту комедію на петербургскихъ и московскихъ театрахъ. 19 апрля 1836 г. Ревизоръ представленъ былъ въ Петербург на сцен Александринскаго театра {Въ С.-Петербургскихъ Вдомостяхъ 1836 г. (воскресенье, 19 апрля), No 86, стр. 370, подъ рубрикой ‘Зрлища’ напечатано было: ‘Сегодня, 19 апрля, на Александринскомъ театр въ первый разъ Ревизоръ, оригинальная комедія въ пяти дйствіяхъ, Сватъ Гаврилычъ или сговоръ на яму, картина русскаго народнаго быта’. Любопытно, что въ этомъ объявленіи не названа даже фамилія Гоголя. Достойно также замчанія, что ‘театральный разъздъ посл представленія новой комедіи’ открывается въ то время, какъ долженъ былъ начаться незначительный водевиль. Зрители стали разъзжаться. ‘Бжитъ офицеръ, другой удерживаетъ его за руку. Первый офицеръ. Да останемся!— Друг. оф. Нтъ, братъ, на водевиль и калачомъ не заманишь’, и т. д. И такъ, даже эта незначительная черта въ Разъзд врна дйствительности.}. Въ Москв въ конц апрля комедія неизвстна была даже людямъ, близкимъ къ Гоголю. 28 апрля М. С. Щепкинъ писалъ артисту Сосницкому въ Петербургъ. ‘Благодарю тебя, дружище, за письмо (о Ревизор), оно меня оживило. Благодаря театру, я приходилъ уже въ какое-то не спящее, но дремлющее состояніе, бездйствіе совершенно меня убиваетъ. Я сдлался здсь на сцен какою-то ходячею машиной или вчнымъ дядей, я давно уже забылъ, что такое комическая роль, и вдругъ письмо дало новыя надежды и я живу новою жизнью… Пришли мн съ первою почтой комедію Ревизоръ, здсь до сихъ поръ нтъ въ книжныхъ лавкахъ‘ {Записки и письма М. С. Щепкина, стр. 179—181.}. Въ этомъ сказалась черта нжной заботливости Гоголя о сценической судьб комедіи въ Москв. Еще 21 февраля онъ писалъ Погодину: ‘Не хочу даже посылать (рукопись Ревизора) прежде моего прізда актерамъ, потому что ежели они прочтутъ безъ меня, то уже трудно будетъ переучитъ ихъ на мой ладъ. Думаю быть если не въ апрл, то въ ма въ Москв’ {Сочиненія и письма Гоголя, V, 252.}. Гоголь предполагалъ самъ заняться постановкой Ревизора на московской сцен посл перваго представленія комедіи въ Петербург. Пріемъ, оказанный петербургскою публикой, разрушилъ этотъ проектъ. 29 апрля Гоголь уже пишетъ Щепкину: ‘Посылаю вамъ Ревизора. Можетъ быть, до васъ уже дошли слухи о немъ. Я писалъ лнивцу 1-й гильдіи и безпутнйшему человку въ мір, Погодину, чтобъ онъ увдомилъ васъ {Ср. въ Сочиненіяхъ и письмахъ Гоголя письмо отъ 21 февраля, въ которомъ, однако, нтъ имени Щепкина.}, хотлъ даже посылать къ вамъ его, но раздумалъ, желая самъ привезти къ вамъ и прочитать собственногласно, дабы о нкоторыхъ лицахъ не составились заблаговременно превратныя понятія, которыя, я знаю, чрезвычайно трудно посл искоренить, но я такое получилъ отвращеніе къ театру, что одна мысль о тхъ пріятностяхъ, которыя готовятся для меня еще и на московскомъ театр, въ силахъ удержать поздку въ Москву и попытку хлопотать о чемъ-либо. Мочи нтъ! Длайте, что хотите съ моею пьесой, но я не стану хлопотать о ней. Мн она сама надола такъ же, какъ хлопоты о ней’ {Сочиненія и письма Гоголя, V, 254.}. Чтеніе Ревизора наполнило Щепкина давно неиспытанною радостью. ‘Благодарю васъ за Ревизора,— пишетъ онъ Гоголю,— не какъ за книгу, а какъ за комедію, которая, такъ сказать, осуществила вс мои надежды, и я совершенно ожилъ’. Но отказъ пріхать въ Москву совершенно разстроилъ Щепкина, и артистъ обращается къ Гоголю съ горячею просьбой, почти съ требованіемъ, не отстраняться отъ постановки Ревизора въ Москв. ‘Не грхъ ли вамъ оставлять его на произволъ судьбы, и гд же? Въ Москв, которая такъ радушно ждетъ васъ, такъ отъ души смется въ Гор отъ ума! И вы оставите ее отъ нкоторыхъ непріятностей, которыя вамъ доставилъ Ревизоръ? Во-первыхъ, на театр такихъ непріятностей не можетъ быть, ибо М. Н. Загоскинъ, благодаря васъ за экземпляръ, сказалъ, что для него весьма пріятно бы было, есть ли бы вы пріхали, дабы онъ могъ совершенно съ вашимъ желаніемъ сдлать все, что нужно, для постановки пьесы. Со стороны же публики, чмъ боле будутъ на васъ злиться, тмъ боле я буду радоваться, ибо это будетъ значить, что она раздляетъ мое мнніе о комедіи и вы достигли своей цли. Вы сами лучше всхъ знаете, что ваша пьеса боле всякой другой требуетъ, чтобы вы прочли ее нашему начальству и дйствующимъ. Вы это знаете и не хотите пріхать! Богъ съ вами! Пусть она вамъ ‘надола’, но вы должны это сдлать для комедіи, вы должны это сдлать по совсти, вы должны это сдлать для Москвы, для людей, васъ любящихъ и принимающихъ живое участіе въ Ревизор’. Чувствуя, что ‘Москва теперь не доставитъ ему спокойствія’, Гоголь не ршился ‘пріхать въ такомъ тревожномъ состояніи, бъ какомъ находился тогда’ {Тамъ же, V, 255.}. Но постановка Ревизора, на московской сцен не могла не занимать его. 10 мая онъ пишетъ Щепкину: ‘Я забылъ вамъ, дорогой Михаилъ Семеновичъ, сообщить кое-какія замчанія предварительныя о Ревизорѣ,. Во-первыхъ, вы должны непремнно изъ дружбы ко мн взять на себя все дло постановки ея. Я не знаю никого изъ актеровъ вашихъ, какой и въ чемъ каждый изъ нихъ хорошъ, но вы это можете знать лучше, нежели кто другой. Сами вы, безъ сомннія, должны взять роль городничаго. Жаль, очень жаль, что я никакъ не могу быть у васъ. Многія изъ ролей могли быть совершенно понятны только тогда, когда бы я прочелъ ихъ. Но нечего длать. Я такъ мало спокоенъ духомъ, что врядъ ли бы могъ быть слишкомъ полезнымъ… Скажите Загоскину, что я все поручилъ вамъ: Я напишу къ нему, что распредленіе ролей я послалъ къ вамъ. Вы составьте записочку и подайте ему, какъ (бы?) сдлано мною’ {Тамъ же, V, 256 и 257.}. Обойти дирекцію московскаго театра и ‘начальство’ при постановк Ревизора, конечно, не удалось. С. Т. Аксаковъ разсказываетъ: ‘Вдругъ приходитъ ко мн Щепкинъ и говоритъ, что ему очень неловко ставить Ревизора, что товарищи этимъ какъ-то обижаются, не обращаютъ никакого вниманія на его замчанія и что пьеса отъ этого будетъ поставлена плохо, что гораздо было бы лучше, если бы пьеса ставилась безъ всякаго надзора, такъ, сама по себ, по общему произволу актеровъ, что если онъ пожалуется репертуарному члену или директору, то дло пойдетъ еще хуже: ибо директоръ и репертуарный членъ ничего не смыслятъ и никогда такими длами не занимаются, а господа артисты на зло ему, Щепкину, совсмъ уронятъ пьесу. Щепкинъ плакалъ отъ своего затруднительнаго положенія и отъ мысли, что онъ такъ худо исполнилъ порученіе Гоголя. Онъ прибавилъ, что единственный исходъ въ томъ, чтобъ я взялъ на себя постановку пьесы, потому что актеры меня уважаютъ и любятъ, и вся дирекція состоитъ изъ моихъ короткихъ пріятелей, что онъ напишетъ объ этомъ Гоголю, который съ радостью передастъ это порученіе мн. Я согласился и въ ту же минуту написалъ въ Петербургъ къ Гоголю горячее письмо, объяснивъ, почему Щепкину неудобно ставить пьесу и почему мн это будетъ удобне, прибавя, что, въ сущности, всмъ будетъ распоряжаться Щепкинъ только черезъ меня’ {Русь 1880 г., No 4, стр. 17.}. Письмо С. Т. Аксакова было получено Гоголемъ 14 мая {Это видно изъ слдующихъ словъ самого Гоголя въ письм къ Щепкину: ‘Я получилъ письмо отъ Сер. Тим. Аксакова тремя днями посл того, какъ я писалъ къ вамъ со вложеніемъ письма къ Загоскину’. Соч. Гоголя, V, 259.}, на другой день посланъ былъ ему отвтъ. Поблагодаривши Аксакова за готовность ‘принять на себя обузу и хлопоты по пьес’, Гоголь отвчаетъ очень уклончиво на его предложеніе: ‘Я поручилъ уже ее Щепкину и писалъ объ этомъ письмо къ Загоскину. Если же ему точно нтъ возможности ладить съ дирекціей и если онъ не отдавалъ еще письма, то извстите меня, я въ ту же минуту приготовлю новое письмо къ Загоскину’ {Тамъ же, Сочиненія и письма Гоголя, V, 258. С. Т. Аксаковъ замчаетъ: ‘Какъ это странно, что письмо такое простое, искреннее, не понравилось всмъ и даже мн!’ Русь 1880 г., No 4, стр. 17.}. Но въ тотъ же день (15 мая) Гоголь увдомляетъ Щепкина: ‘Аксаковъ такъ добръ, что самъ предлагаетъ поручить ему постановку пьесы. Если это точно выгодне для васъ тмъ, что ему, какъ лицу стороннему, дирекція меньше будетъ противорчить, то мн жаль, что я наложилъ на васъ тягостную обузу. Если же вы надетесь поладить съ дирекціей, то пусть остается такъ, какъ поршено‘ {Сочиненія и письма Гоголя, V, 259—260.}. Ревизоръ былъ поставленъ безъ участія Аксакова на московской сцен {Собственное свидтельство Сергя Тимоеевича. Русь, l. с., стр. 18.}, Щепкинъ волей-неволей устранился отъ постановки {Сверная Пчела 1836 г., No 169, стр. 673.}. Такъ, за десять дней до перваго представленія Ревизора въ Москв еще шли споры о томъ, кому должна была достаться честь постановки комедіи на московской сцен: Щепкину, Аксакову или дирекціи. Ревизоръ ставился въ Москв спшно: пьесу начали разучивать не ране первыхъ дней мая. Постановка сопровождалась закулисными пререканіями, актеры лишены были непосредственныхъ указаній и бдительнаго надзора автора комедіи, замнить Гоголя Щепкину не удалось.
Между тмъ, въ субботу, 9 мая, въ No 38 Московскихъ Вдомостей, на стр. 1,172, появилось отъ Императорскаго театра объявленіе: ‘Въ непродолжительномъ времени представлено будетъ въ первый разъ: Ревизоръ, оригинальная комедія въ 5 дйствіяхъ, въ проз, соч. г-на Гоголя’ {Эта публикація повторена была въ NoNo 39, 40 и 41 Московскихъ Вдомостей.}. Вскор показались въ Москв первые печатные экземпляры Ревизора. Коммиссіонеръ публичной библіотеки, Андрей Васильевичъ Глазуновъ, объявилъ (13 мая) въ No 39 Московскихъ Вдомостей (стр. 1,184), что въ его книжныхъ лавкахъ поступила въ продажу вновь вышедшая книга Ревизоръ. Въ Москву прислано было только двадцать пять экземпляровъ желаннаго Ревизора и уже до перваго представленія въ Москв ‘онъ былъ какою-то библіографическою рдкостью, которой,— по словамъ современника,— нельзя было сыскать даже въ книжной лавк А. С. Ширяева, неоспоримо перваго нашего книгопродавца’ {Молва, т. XI, стр. 250 и 251.}. 20 мая, черезъ недлю посл первой публикаціи о поступленіи Ревизора въ продажу, книжный магазинъ Полеваго уже объявлялъ, что Ревизоръ продается по 6 рублей ассигнаціями (вмсто 5 руб., объявленныхъ Глазуновымъ) {Московскія Вдомости 1836 г., No 41, стр. 1,235. Ревизоръ, ком. въ 6 (sic) дйствіяхъ, соч. И (sic) Гогеля (sic).}. Между тхъ, Гоголь, раздосадованный первымъ представленіемъ комедіи въ Петербург, ‘распродалъ съ уступкой вс оставшіеся экземпляры Ревизора и другихъ своихъ сочиненій’ {Свидтельство С. Т. Аксакова. Русь 1880 г., No 4, стр. 17.}.
‘Только слухъ, молва, перелетающая изъ Петербурга въ Москву словно по чугунной дорог (говорила Молва, газета Надеждина), возбудила вниманіе къ новому произведенію г. Гоголя и любопытство участія возрасло до высшей степени’. ‘Всякій желалъ видть Ревизора. Впередъ и вдвое давали за билеты’ {Молва,1836 г., т. XI, стр. 254.}. ‘Въ общему удовольствію (продолжаетъ та же газета), московская дирекція воспользовалась благоразумнымъ распоряженіемъ петербургской, т.-е. дозволила записывать билеты за нсколько представленій. Наконецъ, 23 мая въ No 42 Московскихъ Вдомостей появилось слдующее достопамятное объявленіе: ‘Въ Маломъ Театр. Въ понедльникъ, 25 мая, въ абонементъ въ первый разъ: Ревизоръ, оригинальная Комедія въ 5 дйствіяхъ, въ проз, соч. Г. Гоголя, дивертисементъ. Сія комедія будетъ дана во вторникъ, 26 мая, не въ счетъ абонемента, въ пятницу, 29 мая, не въ счетъ абонемента. Продажа билетовъ на вс сіи три спектакля будетъ производиться въ понедльникъ, 25 мая, въ 10 часовъ утра, на первое, т.-е. на понедльникъ, въ большомъ театр у параднаго подъзда, снаружи, на второе, т.-е. на вторникъ, съ лвой стороны отъ дома г. Полторацкаго, на третье, т.-е. на пятницу, въ маломъ Театр. Желающіе имть билеты на 4-е и 5-е представленіе сей Комедіи, могутъ получать оные заблаговременно ежедневно въ контор большаго Театра’ (стр. 1,272).
Спектакль 25 мая происходилъ въ Маломъ театр, Большой въ это время переламывали {Тамъ же, стр. 255.}. Дирекція распорядилась написать для Ревизора новую декорацію {Неизданное письмо Щепкина къ Гоголю.}. Редакторъ Московскаго Наблюдателя Андроссовъ разсказываетъ: ‘Комната городничаго устроена была,, по петербургскимъ традиціямъ и превосходно. Кто не помнитъ и этихъ фамильныхъ портретовъ хозяина и хозяйки, которые для поврки тутъ же и сами на лицо, и этихъ патентовъ на чинъ титулярнаго совтника въ рамкахъ, и этой, наконецъ, вчной огромной бутыли съ настойкою на окн, которая при всхъ нашихъ общественныхъ перемнахъ, улучшеніяхъ, нововведеніяхъ, движеніяхъ впередъ и назадъ, осталась неподвижна на прежнемъ мст, въ прежнемъ величіи’? {Московскій Наблюдатель 1836 г., май, книжка первая, стр. 131.}.
Вншняя декоративная часть обстановки Ревизора на московской сцен была хороша, но костюмы были ‘нелпые, допотопные’ {Молва, стр. 261.}. Какъ же разыграна была комедія въ первое представленіе?
Молва отвчаетъ на этотъ вопросъ такъ: ‘сыгранный на московской сцен безъ участія автора, поставленный въ столько же репетицій, какъ какой-нибудь воздушный водевильчикъ съ игрою г-жи Рпиной, не упалъ въ общественномъ мнніи, хотя въ томъ же мнніи московскій театръ спустился отъ него, какъ барометръ передъ вьюгою’ {Молва, стр. 252.}. Справедливость этого отзыва подтверждается всми дошедшими до насъ свидтельствами безпристрастныхъ современниковъ. На другой день посл представленія Ревизора въ Москв Щепкинъ пишетъ Сосницкому: ‘Теперь Ревизоръ далъ немного мн пріятныхъ минутъ и вмст горькихъ, ибо въ результат оказался недостатокъ въ силахъ и въ язык. Можетъ быть найдутся люди, которые были довольны, но надобно заглянуть ко мн въ душу. Ну, меня въ сторону. Ежели H. В. Гоголь не ухалъ за границу, то сообщи ему, что вчерашній день игрался Ревизоръ — не могу сказать, чтобы очень хорошо, но нельзя сказать, чтобы и дурно’ {Записки и письма Щепкина, стр. 181 и 182.}. На требованіе подробностей объ успх пьесы Щепкинъ въ новомъ письм извщаетъ Сосницкаго: ‘Ленскій въ Хлестаков очень недуренъ, Орловъ въ слуг хорошъ, Бобчинскій и Добчинскій порядочны, а особливо въ сцен, гд они являются съ просьбой — одинъ о сын, а другой хлопочетъ о томъ, чтобы привести въ извстность о его мстопребываніи, а первой сценой я недоволенъ, а особливо первымъ актомъ. Петръ Степановъ въ судь безподобенъ. Женщинами я вообще недоволенъ, а особливо женой и дочерью: чрезвычайно нежизненны!’ {Тамъ же, стр. 182 и 183.}. Лучше другихъ исполнены были роди Щепкинымъ (городничаго), Потанчиковымъ (почтмейстера), Степановымъ (судьи) и Орловымъ (Осипа) {Молва, стр. 260.}, слабе другихъ разыграны были роли Анны Андреевны (г-жею Синецкою), Марьи Антоновны (Пановою), Земляники (Барановымъ) и Хлопова (Волковымъ) {Тамъ же.}. Относительно игры Степанова Молва длаетъ любопытное указаніе. ‘Замтимъ здсь г. Степанову (говоритъ она), одинъ разъ навсегда, что передразниванье недостойно таланта, надобно создавать роль, а не копировать съ кого бы то ни было‘ {Театральные старожилы сообщаютъ, что Петръ Степановъ очень любилъ копировать съ натуры, за что нердко журилъ его режиссеръ Богдановъ.}. ‘Потанчиковъ былъ отмнно простъ, естественъ, даже не позволялъ себ пародировать костюма, что сдлали гг. Степановъ, Барановъ и другіе’. Игра Ленскаго въ Хлестаков вызвала со стороны Молвы несправедливый упрекъ, будто бы онъ позволялъ себ перемнятъ слова роли, ‘поправлять Гоголя’, между тмъ какъ этотъ артистъ буквально держался сценическаго текста во многихъ мстахъ расходившагося съ начальнымъ текстомъ комедіи 1831 года {См. мою статью: Очеркъ исторіи текста комедіи Гоголя ‘Ревизоръ’ въ изданіи Ревизора по первоначальному сценическому тексту, стр. XLI.}.
Главнымъ, общимъ недостаткомъ игры актеровъ въ это первое представленіе Ревизора была торопливость, скороговорка. Въ этомъ упрекали актеровъ, вполн справедливо, оба разбора перваго представленія комедіи, помщенные въ лучшихъ московскихъ журналахъ того времени, Телескоп и Московскомъ Наблюдател. Газета, издававшаяся при Телескоп, Молва говоритъ: ‘Мы должны упрекнуть г. Щепкина, а вмст съ нимъ и всхъ артистовъ безъ исключенія за эту болтовню, скороговорку, вовсе не согласную съ духомъ пьесы, и если кто-либо будетъ утверждать противное, беремся указать ему неоспоримые признаки, что весь ходъ пьесы, для того чтобы вполн выразить характеръ провинціальности, долженъ быть тихъ, медленъ, осмотрительно важенъ. Поврьте, нигд и никогда въ уздномъ город нтъ такой быстроты въ дйствіяхъ, мысляхъ, словахъ, и: тамъ никто не торопится жить, потому что жизнь тамъ безцвтна, тянется однообразно. Кто же станетъ торопиться жить? Медленность, эта напрасная трата времени, есть тамъ наслажденіе, потому что этого времени слишкомъ много для провинціальной жизни. Право, на недльное событіе и происшествіе иного города довольно бы получасу петербургскаго, какъ тамъ все сжато во времени, такъ тутъ все растягивается, чтобы замстить пустоту его хоть пустяками. И вотъ гд Причина повсемстности и необходимости Бобчинскихъ и Добчинскихъ… Мы твердо уврены, что основнымъ характеромъ исполненія комедіи Гоголя должны быть медленность и вялость всхъ лицъ, которыя хотя и оживились чрезвычайнымъ происшествіемъ, но не могли же въ два-три часа утратить привычекъ цлой жизни, самая суетливость ихъ должна быть тиха, мрна, лнива, какъ вс мысли, которыя не вяжутся въ ихъ головахъ, не потому чтобы они были вовсе глупы, а потому что отвыкли мыслить, облнились, завязли въ коле своей, опустились нравственно. И этого-то именно ни одинъ актеръ, кром г. Потанчикова, не выдерживалъ’ {Молва, стр. 262 и 263.}. На тотъ же недостатокъ въ игр артистовъ указываетъ и Андроссовъ въ Московскомъ Наблюдател. Ботъ его слова: ‘Считаемъ не излишнимъ замтить, что при первомъ представленіи пьеса шла очень скоро. Въ разговорахъ не было той лнивой медленности, той благоразумной неспшности, которыя составляютъ природныя принадлежности нашего темперамента. У насъ немного пылкихъ говоруновъ, мы говоримъ разсудительно. Даже въ столицахъ у насъ, гд общественное положеніе возбуждаетъ большую движимость по крайней мр, если не дятельность, скороговорка {Курсивъ въ подлинник.} вещь рдкая, а тмъ мене въ провинціяхъ, гд можно иногда говорить цлый вкъ въ просонкахъ. Гоголь глубоко понялъ это. Перечтите его комедію, вы увидите, съ какимъ необыкновеннымъ искусствомъ онъ умлъ передать намъ эту вчно затруднительную, полузаикающуюся фразу провинціи, съ этими прибавленіями: онъ говоритъ, мы говоримъ, какъ онъ мастерски схватилъ эту лнивую неточность, бдность въ выраженіи съ добавкою руки. Дале, по свойству комедіи, жизнь всегда въ ней изображается ярче, рзче, нсколько усиленне, нежели мы находимъ ее между нами. Въ Ревизор эта яркость сама по себ доведена уже нкоторымъ образомъ до рзкости, а потому усиливать ее значитъ подымать до каррикатуры, что отчасти и было на нашей сцен’ {Московскій Наблюдатель, май, книжка первая, стр. 130 и 131.}.
Какая публика присутствовала при первомъ представленіи Ревизора въ Москв и какой пріемъ она оказала ему?
Въ первомъ письм къ Сосницкому о представленіи Ревизора (26 мая) Щепкинъ пишетъ: ‘Игранъ былъ въ абонементъ, и потому публика была высшаго тона, которой, какъ кажется, она (комедія) многимъ не по вкусу. Несмотря на то, хохотъ былъ безпрестанно, вообще принималась пьеса весело’ {Записки и письма М. С. Щепкина, стр. 182.}. Въ слдующемъ письм (3 іюня) Щепкинъ сообщаетъ тому же артисту: ‘Публика была изумлена новостью, хохотала чрезвычайно много, ко я ожидалъ гораздо большаго пріема. Это меня чрезвычайно изумило, но одинъ знакомый забавно (?) объяснилъ мн этому причину: ‘помилуй, говоритъ, какъ можно было ее лучше принять, когда половина публики берущей, а половина дающей? И послдующіе разы это оправдали: принималась (комедія) чрезвычайно хорошо, принималась съ громкими вызовами, и она теперь въ публик общимъ разговоромъ, и до кого она не коснулась — всѣ, въ восхищеніи, а остальные морщатся‘ {Тамъ же.}.
Смутно и, пожалуй, даже забавно намчена здсь главная причина того холоднаго пріема, который оказанъ былъ Ревизору при первомъ представленіи на московской сцен. За то газета Телескопъ коснулась не вскользь серьезнаго общественнаго вопроса объ отношеніи къ Ревизору публики ‘высшаго тона’, несомннно раздлявшей, въ большинств, убжденіе Репетилова: ‘Водевиль есть вещь, а прочее все гиль!’
Молва, прежде всего, очень врно замчаетъ, что въ Москв ‘каждый спектакль иметъ свою публику’, потому что и самое общество раздлено ‘на дв половины, не имющія ничего между собою общаго, которыхъ жизнь, занятія, удовольствія разны, чуть ли не противуположны, и, слдовательно, то, что можетъ и должно дйствовать на однихъ, не возбуждаетъ въ другихъ участія, занимательное для круга высшаго не встрчаетъ сочувствія въ среднемъ’ {Молва, стр. 256. Не безъинтересно сравнить съ этимъ мстомъ заключительный монологъ автора въ Театральномъ разъзд: ‘Какая пестрая куча толковъ! Счастье комику, который родился среди націи, гд общество еще не слилось въ одну недвижимую массу, гд оно не облеклось одною корой стараго предразсудка, заключающаго мысли всхъ въ одну и ту же форму и мрку’, и т. д.}. Это ‘раздленіе состоянія и вкусовъ’ рзко выражалось въ состав театральной публики. ‘Взгляните (продолжаетъ Молва) на спектакль воскресный или праздничный: даютъ трагедію, или Филатку, играютъ Мочаловъ, Живокини, кресла и бельэтажи пусты, но средніе слои театра утыканы головами зрителей, и вы видите, между лсу бородъ, страусовыя перья на желтыхъ шляпкахъ, раекъ полонъ чепчиками гризетокъ, обведенныхъ темною рамой молодежи всякаго рода. Посмотрите на тотъ же театръ въ будни, когда даютъ, напр., Невсту, Роберта, постители наоборотъ: низъ, дорогія мста полны, дешевыя, верхнія пусты’.
Посл этихъ общихъ замчаній Молва характеризуетъ впечатлніе, которое оказалъ Ревизоръ при первомъ представленіи на московскую публику ‘высшаго тона’. Приводимъ эти глубоко врныя по мысли и блестящія по изложенію страницы: ‘Публика, постившая первое представленіе Ревизора, была публика высшаго тона {Это же выраженіе употребляетъ и Щепкинъ въ своемъ письм.}, богатая, чиновная, выросшая въ будуарахъ, для которой посщеніе спектакля есть одна изъ житейскихъ обязанностей, не радость, не наслажденіе. Эта публика стоитъ на той счастливой высот жизни общественной, на которой исче* заетъ мелочное понятіе народности, гд нтъ страстей, чувствъ, особенностей мысли, гд все сливается и исчезаетъ въ непреложномъ, ужасающемъ простолюдина исполненіи приличій. Эта публика не обнаруживаетъ ни печали, ни радости, ни нужды, ни довольства, не потому, чтобы ихъ вовсе не испытывала, а потому, что это неприлично, что это вульгарно. Блестящій нарядъ и мертвенная холодная физіономія, разговоръ изъ общихъ фразъ или тонкихъ намековъ на отношенія личныя,— вотъ отличительная черта общества, которое низошло до посщенія Ревизора, этой русской, всероссійской піесы, изникнувшей не изъ подражанія, но изъ собственнаго, быть можетъ, горькаго чувства автора. Ошибаются т, которые думаютъ, что эта комедія смшна и только. Да, она смшна, такъ сказать, снаружи, но это лыкомъ подпоясано, мочалами изпутано. И та публика, которая была въ Ревизор, могла ли, должна ли была видть эту подкладку, эту внутреннюю сторону комедіи? Ей ли, знающей лица, составляющія піесу: городничаго, бднаго чиновника министерства, которому нечего сть, узднаго судью и т. п.,— ей ли, знающей эти лица только изъ разсказовъ своего управляющаго, видавшей ихъ только въ передней объятыхъ благоговйнымъ трепетомъ,— ей ли, говоримъ, принять участіе въ этихъ лицахъ, которыя для насъ, простолюдиновъ, составляютъ власть, возбуждаютъ страхъ и уваженіе? Мы сбираемся {Курсивъ въ подлинник.} идти къ судь или городничему, думаемъ, какъ говорить ему и что сказать ему, а публика, о которой говоримъ теперь, кличетъ судью, зоветъ городничаго и велитъ имъ повременить, подождать, или, разв изъ особенной Милости, посидть въ зад. Различіе необъятное: смотрть на предметъ сверху или снизу — не заботиться о немъ, если вовсе не презирать — и уважать, если не бояться! Что значитъ для богатаго вельможи буднишняя, мелочная жизнь этихъ чиновниковъ? И какъ много значитъ она, какое вліяніе иметъ на классъ, отъ нихъ зависящій. Съ этой-то точки глядя на собравшуюся публику, пробираясь на мстечко между дйствительными и статскими совтниками, извиняясь передъ джентльменами, обладающими нсколькими тысячами душъ, мы невольно думали: врядъ ли Ревизоръ имъ поправится, врядъ ли они поврятъ ему, врядъ ли почувствуютъ наслажденіе видть въ натур {Курсивъ въ подлинник.} эти лица, такъ для насъ страшныя, которыя вредны не потому, что сами дурно свое дло длаютъ, а потому, что лишаютъ надежды видть на мстахъ своихъ — достойныхъ исполнителей распоряженій, направленныхъ къ благу общему. Такъ и случилось. Ревизоръ не занялъ, не тронулъ, только разсмшилъ слегка бывшую въ театр публику, а не порадовалъ ее. Уже въ антракт былъ слышенъ полуфранцузскій шепотъ негодованія, жалобы, презрнія: mauvais genre!— страшный приговоръ высшаго общества, которымъ клеймитъ оно самый талантъ, если онъ иметъ счастіе ему не нравиться. Піеса сыграна и, осыпаемая мстами апплодисмаіюмъ, она не возбудила ни слова, ни звука по опущеніи занавса. Такъ должно было быть, такъ и случилось! Ни одинъ актеръ не былъ вызванъ, и мы слышали, выходя изъ театра, какъ иные въ изумленіи спрашивали: ‘что же это значитъ?’ Эти {Курсивъ въ подлинник.} забыли различіе публики или не знаютъ, что даже въ удовольствіяхъ уже прошла та неизгладимая черта, которая длитъ общество, достигнувшее извстнаго развитія, на дв параллельныя, никогда не сходящіяся полосы. Смшно другимъ покажется, что мы увидали это въ представленія Ревизора, а тутъ-то, гд мене всего требованій, гд, казалось бы, вс одинаково могутъ одобрять или нтъ спектакль, тутъ-то, въ этихъ, повидимому, бездлицахъ и обнаруживается то, что каждая сторона скрываетъ такъ тщательно: высшая изъ благоразумія, низшая, боясь показаться необразованною, не смя сказать, что ей не нравится то, что любятъ люди знатные. Недоразумніе, и только, какъ и всякая странность общественная!’ {Молва, стр. 256—259.}.
Статья Молвы, изъ которой воспроизвели мы эти страницы, иметъ для изучающаго литературную дятельность Гоголя высокій историческій интересъ. Она, прежде всего, представляетъ намъ такой же живой, врный разсказъ о первомъ представленіи Ревизора въ Москв, какой о первомъ представленіи той же комедіи въ Петербург написанъ П. В. Анненковымъ {Анненковъ: ‘Воспоминанія и критическіе очерки’, I, стр. 193.}. Но этимъ не исчерпывается значеніе излагаемой статьи. Она была первою попыткой объяснить читающей публик ‘внутреннюю сторону, подкладку Ревизора и освтить значеніе гоголевскаго смха’. Разбирая игру московскихъ актеровъ въ Ревизор и ‘предоставляя другимъ опредлять его мсто въ русской литератур’, авторъ этой статьи долженъ былъ коснуться и самой комедіи, ‘вроятной до нельзя’, ея характеровъ. ‘Актеры (говорится въ этой стать) думали быть смшны, мысль ложная! Они должны быть жалки, страшны, и все это должно проистекать отъ точнаго исполненія характеровъ, безъ всякаго увеличенія, усиленія, прибаутокъ, просто, врно, тихо, добродушно. Этой-то черты добродушія, глубокой во всхъ созданіяхъ Гоголя и проникающей всю комедію, вовсе не было въ игр артистовъ ни у кого, кром гг. Потанчикова, Щепкина и отчасти Ленскаго, и потому въ представленіи было утрачено лучшее, что есть въ характер пьесы’ {Молва, стр. 261.}. Чтобы оцнить врность этихъ указаній, свидтельствующихъ о глубокомъ пониманіи комедіи авторомъ излагаемой статьи, достаточно сблизить эти замчанія, набросанныя тотчасъ посл перваго представленія Ревизора въ Москв, съ тми страницами, которыми открывается собственное Предувдомленіе Гоголя, для тхъ, которые пожелали бы съиграть, какъ слдуетъ, Ревизора. Это драгоцнное Предувѣ,домленіе, лишь недавно найденное въ бумагахъ Гоголя, начинается такъ: ‘Больше, всего надобно опасаться, чтобы не впасть въ каррикатуру. Ничего не должно быть преувеличеннаго или тривіальнаго даже въ послднихъ роляхъ. Напротивъ, нужно особенно стараться актеру быть скромнй, проще и какъ бы благороднй, чмъ какъ въ самомъ дл есть то лицо, которое представляется. Чмъ меньше будетъ думать актеръ о томъ, чтобы смшить и быть смшнымъ, тмъ боле обнаружится смшное взятой имъ роли. Смшное обнаружится само собою именно въ той сурьезности, съ какою занято своимъ дломъ каждое изъ лицъ, выводимыхъ въ комедіи… Зрителю лишь со стороны виднъ пустякъ ихъ заботы’ {См. мое изданіе ‘Ревизоръ’, первоначальный текстъ, извлеченный изъ рукописей, стр. XLIV.}. Въ Предувдомленіи Гоголя, написанномъ не ране 1842 года, излагается тотъ же взглядъ на характеръ пьесы и обусловливаемый имъ характеръ игры актеровъ, какой высказанъ авторомъ Театральной хроники въ Молв 1836 года. Автору этой хроники принадлежитъ честь перваго истолкованія и указанія того значенія, которое эта комедія должна занять въ исторіи нашего театра. Въ первомъ ‘извщеніи’ о Ревизорѣ, {Молва, ч. XI, стр. 209—211.}, внезапно оживившемъ нашу сцену, авторъ хроники уже заявляетъ, что ‘надется многаго отъ Гоголя на поприщ комедіи’. ‘Его оригинальный взглядъ на вещи, его умнье схватывать черты характеровъ, налагать на нихъ Печать типизма, его неистощимый гуморъ,— все это даетъ намъ право надяться, что. театръ нашъ скоро воскреснетъ, скажемъ боле, что мы будемъ имть свой національный театръ, который будетъ насъ угощать не насильственными кривляньями на чужой манеръ, не заемнымъ остроуміемъ, не уродливыми передлками, а художественнымъ представленіемъ нашей общественной жизни, что мы будемъ хлопать не восковымъ фигурамъ съ размалеванными лицами, а живымъ созданіямъ съ лицами оригинальными, которыхъ, увидвши разъ, никогда нельзя забыть. Да, г. Гоголю предлежитъ этотъ подвигъ, и мы уврены, что онъ въ силахъ его выполнить’. Такъ объяснялъ московскій критикъ значеніе Ревизора: онъ правдиво и горячо исполнялъ ту обязанность, которую налагалъ на критику Гоголь. Въ письм отъ 28 февраля 1843 года поэтъ писалъ Шевыреву о первомъ том Мертвыхъ душъ: ‘Книга писана долго, нужно, чтобъ дали трудъ всмотрться въ нее долго. Нужно, чтобы устоялось мнніе. Противъ перваго впечатлнія я не могу дйствовать. Противъ перваго впечатлнія должна дйствовать критика и только тогда, съ помощью ея, впечатлнія получатъ образъ, выйдутъ сколько-нибудь изъ перваго хаоса и станутъ опредлительны и тогда только я могу дйствовать противъ нихъ‘ {Русская Старина 1875 г. No IX, стр. 126.}. Эту задачу критики ‘дйствовать противъ перваго впечатлнія’ Ревизора съ успхомъ выполняетъ авторъ Театральной хроники въ Молв. Проникнутый горячимъ сочувствіемъ къ Гоголю и его комедіи, критикъ Молвы считаетъ необходимымъ коснуться статей Булгарина и Сенковскаго (въ Сверной Пчел и Библіотек для Чтенія), такъ какъ эти статьи не могли не оставить извстнаго ‘впечатлнія’ на публику. На вопросъ, что дйствовало на московскую ‘публику, хлынувшую’ смотрть Ревизора, московскій критикъ отвчаетъ: ‘Инстинктуальное чувство, которое сказало, что комедія Гоголя должна быть хороша, потому что въ Петербург обратила на себя просвщенное вниманіе и не понравилась только двоимъ, т.-е. гг. Сенковскому и Булгарину, покровителямъ посредственности, литераторамъ, занемогающимъ чужими успхами, людямъ раздражительнымъ, припадочнымъ, какъ всѣ, ихъ соотечественники… Никто не обращалъ на ихъ горячность вниманія, всякій желалъ видть Ревизора’ {Молва, ч. XI, стр. 254.}.
Булгаринъ провозглашалъ въ Сверной Пчел (1 мая, No 98, стр. 389), что въ Ревизор нтъ правдоподобія и натуры. ‘Весьма жаль (стовалъ Булгаринъ), если кто-нибудь изъ зрителей, не знающихъ нашихъ прокницій, подумаетъ, будто въ самомъ въ Россіи существуютъ та кіе нраш и будто можетъ быть городъ, въ которомъ нтъ нгорой честной души и порядочной головы’. Сенховски вторилъ Булгарину въ Библіотек для Чтенія: ‘Его (Гоголя) сочиненіе даже не иметъ въ предмет нравовъ общества, безъ чего не можетъ быть настоящей комедіи: его предметъ — анекдотъ, старый, всмъ извстный, тысячу разъ напечатанный’ {Библіотека для Чтенія 1836 г., т. XVI, отд. V, стр. 42.}. ‘О картин русскаго общества (продолжаетъ Сенковсній) и говоритъ нечего, самый анекдотъ выдуманъ не въ Россіи’ {Тамъ же, стр. 43.}. ‘Авторъ Ревизора (объясняетъ Булгаринъ читателямъ Сверной Пчелы) почерпнулъ свои характеры, нравы и обычаи не изъ настоящаго русскаго быта, но изъ временъ предъ-недорослевскихъ, изъ комедій Ябеда, Честный секретарь, Судейскія имянины и другихъ но нын забытыхъ произведеній прошлаго (или, что все равно, начала ныншняго) вка’ {Сверная Пчела 1836 г., 1 мая, 98, стр. 889.}. Въ Молв Телескопа высказывается взглядъ, діаметрально-противуположный увреніямъ Пчелы и Библіотеки для Чтенія. ‘Полученные въ Москв экземпляры Ревизора (читаемъ здсь) перечитаны, зачитаны, выучены, превратились въ пословицы и пошли гулять по людямъ, обернулись эпиграммами и начали клеймить тхъ, къ кому придутся. Имена дйствующихъ лицъ изъ Ревизора обратились на другой день въ собственныя названія: Хлестаковы, Анны Андреевны, Марьи Антоновны, Городничіе, Земляники, Тяпкины-Ляпкины пошли подъ руку съ Фамусовымъ, Молчалинымъ, Чацкимъ, Простаковыми. И все это такъ скоро, еще до представленія, сдлалось. Посмотрите: они, эти господа и госпожи, гуляютъ по Тверскому бульвару, въ парк, но городу и везд, везд, гд есть десятокъ народу, между ними наврно одинъ выходитъ изъ комедіи Гоголя… Отчего-жь это? Кто вдвинулъ это созданіе въ жизнь дйствительную? Кто такъ сроднилъ его съ нами? Кто натвердилъ эти прозванія, эти фразы, эти обороты смшные и неловкіе? Кто? Это сдлали два великіе, два первые дятеля: талантъ автора и современность произведенія. То и другое дали ему успхъ блистательный, но, съ тмъ вмст, то и другое оскорбили безталанность и ложное въ понятіяхъ, снабдили автора врагами, завистниками, клеветниками, на все готовыми.
Напрасно аддей Венедиктовичъ Булгаринъ и г. профессоръ Осипъ Ивановичъ Сенковскій, уцпясь за Ревизора съ перваго явленія, потащили его на плаху своихъ литературныхъ сужденій, напрасно, печатно и письменно, увряли они, что это созданіе допотопное, нелпое, баснословное, напрасно въ числ доказательствъ божились, что Горе отъ ума Грибодова… хуже Недовольныхъ г. Загоскина, а Ревизоръ хуже все было напрасно… Ревизоръ сталъ, встряхнулся и разбрелся отдльными сценами по всмъ закоулкамъ Москвы’ {Молва, стр. 251—252.}. Критикъ Молвы даетъ понять, что Булгаринъ и Сенковскій, помимо печатныхъ статей, въ которыхъ Гоголь обзывался ‘клеветникомъ на Россію’, не останавливались и передъ письменною клеветой на творца Ревизора. Любопытное современное свидтельство! Не тогда ли прибгнули къ ‘письменному’ средству эти два ‘благонамренные критика’ {Въ отзыв о Ревизор Библ. для Чтенія читаемъ: ‘Его (Гоголя) личное самолюбіе поможетъ ему воспользоваться благонамренными замчаніями тхъ, которые ничего столько не желаютъ, какъ полнаго развитія его таланта, не доврять умышленнымъ панегирикамъ’ и т. д. (Библ. для Чт., т. XVI, отд. V, стр. 31). Ср. Сверная Пчела, No 98, стр. 892.}, когда таже статья Молвы и, можетъ быть, собственныя наблюденія уврили ихъ, что ‘прошелъ уже золотой вкъ журналистики, когда издатели, злоупотребляя правомъ книгопечатанія, давали послушной публик свои законы чернильные’? Въ продажной журналистик своего времени критикъ Молвы обратился съ такими словами: ‘Публика не вритъ вамъ, господа, боле, она только платитъ вамъ подать свою, даетъ то, чего вы такъ усердно каждую осень просите, вноситъ въ декабр поголовщину, но не покупаетъ вашихъ мнній, ихъ ей и даромъ не надобно, у ней есть свои мннія живыя, неподкупныя, которыми она готова снабдить и васъ безъ обезпеченія. Будьте же осторожны, гг. законодатели журнальные, не навязывайте учтивой, щедрой публик вашихъ заказныхъ мнній: Богъ съ вами! Получайте ваши деньги и забавляйте насъ, но не замышляйте на насъ дйствовать. Публика не мшаетъ никому заниматься своимъ промысломъ, если этотъ промыселъ терпимъ въ обществ, но не приметъ и не раздлитъ вашихъ мнній, не продастъ своего образа мыслей за подписную цну ассигнаціями’ {Молва, стр. 252—253.}.
Но Булгарины обыкновенно твердо стоятъ на запроданныхъ ими мнніяхъ. Сверная Пчела, подъ видомъ отчета о нелпой комедіи князя Циціанова ‘Настоящій Ревизоръ, служащей продолженіемъ комедіи г. Гоголя’ {Эта спекуляція снята была со сцены посл нсколькихъ представленій, ее ошикали. Но любопытна оцнка этой пьесы петербургскою дирекціей. Въ Ресконтр записано: ‘1836 г. іюня 19 чиновнику Толбинскому за піесу Настоящій Ревизоръ 800 рублей’. Сообщено И. . Горбуновымъ.}, возвращается къ Ревизору, чтобы въ усиленной форм повторить свой первый, отзывъ объ этой комедіи. Здсь встрчаются уже ясные намеки на статью Телескопа. Булгаринъ признается теперь, что въ талант Гоголя есть ‘много юмору (гуморъ Молвы), очень дкаго, остроумнаго, живаго, наблюдательнаго…’ Въ то же время, Булгаринъ ршительно высказываетъ: ‘Основать комедію на злоупотребленіяхъ административныхъ есть уже мысль, показывающая недостатокъ въ автор драматическихъ дарованій‘ {Сверная Пчела 1836 г., 29 іюля, No 171, стр. 681.}.
Критикъ Молвы зналъ хорошо закулисную сторону постановки Ревизора на московской сцен. Въ стать о первомъ представленіи этой комедіи въ Москв онъ приподнялъ завсу съ этой закулисной исторіи. Вотъ ‘то разсказъ: ‘Авторъ, какъ извстно, поручилъ заняться обстановкой піесы г. Щепкину, и точно: не могъ найти человка достойне. Страстная любовь къ своему искусству, глубокое, сознательное уваженіе къ таланту автора, давнее, непреодолимое желаніе выбиться изъ колеи французской комедіи и образовать что-нибудь собственное, тщательно изученіе характера лицъ, способъ его олицетворенія,— все это указывало на г. Щепкина, и только на него одного на пустыр московской сцены.
Не знаемъ, могъ ли онъ посвятить себя на сдланное ему порученіе, имлъ ли средства, по крайней мр, ручаемся, что онъ имлъ полный запасъ доброй воли, полное желаніе, весьма простительное и похвальное присовокупить къ піес: ‘и была играна актеромъ Щепкипымъ, создавшимъ на сцен, что создалъ авторъ на бумаг’. Нсколько дале критикъ Молвы замчаетъ: ‘Г. Щепкинъ имлъ обязанность ставить піесу, но кто ставливалъ когда-нибудь піесы, тотъ знаетъ, что онъ можетъ распоряжаться всмъ для успха піесы, всмъ, кром выбора персонажей, костюмовъ, декорацій и даже объясненія ролей. Что же остается длать? Чего имемъ мы право требовать?’ {Молва, стр. 260.}.
Теперь намъ понятно, почему Щепкинъ прибжалъ къ С. Т. Аксакову въ слезахъ, съ отказомъ ставить Ревизора… Вскрывши виновника небрежной и поспшной обстановки на московской сцен комедіи Гоголя, ‘поставленной во столько же репетицій, какъ какой-нибудь воздушный водевильчикъ’, {Молва, стр. 252.}, критикъ Молвы указываетъ на высокое значеніе для сцены ‘вниманія и изученія автора’ разыгрываемой пьесы: ‘Воспроизвести на сцен характеръ, очерченный только словами автора, прибавить къ этимъ невидимымъ словамъ все,— лица, костюмъ, движеніе, жизнь,— сдлать видимой идею автора,— дло немаловажное, заслуживающее полнаго вниманія. Поврьте, сыграть иную роль трудне, чмъ разыграть партитуру Бетговена, а кто и когда даетъ кадансъ оркестру актеровъ, гд иные съ трудомъ разбираютъ свою партицію? Кто заботится объ нихъ? Суфлеръ только. Онъ одинъ проситъ Бога, чтобы уроки поскоре были выучены и ему поменьше было бы работы. Гд вниманіе и изученіе автора? Но перестанемъ: это вопросы безотвтные, горестные для всякаго любителя театра… замолчимъ о нихъ… мимо’ {Тамъ же, стр. 260.}.
На этотъ разъ вопросы критика Молвы не остались безъ отвта. Вызовъ, брошенный дирекціи московскихъ театровъ, былъ принятъ и возраженіе на статью Молвы появилось на столбцахъ Сверной Пчелы. Во глав дирекціи московскихъ театровъ стоялъ тогда М. Н. Загоскинъ, авторъ настоящаго (не Хлестаковскаго) Милославскаго и порядочнаго числа комедій, въ ряду которыхъ одно изъ первыхъ по времени мстъ (1815 г.) занимала Комедія противъ комедіи, написанная въ защиту Липецкихъ водъ Шаховскаго, въ которыхъ осмивался Жуковскій и его страсть писать баллады. 2 декабря 1835’года на московскомъ театр представлена была оригинальная комедія Загоскина, въ 4 дйствіяхъ, въ стихахъ, Недовольные. Блинскій посвятилъ этому спектаклю строгій разборъ, комедіи Загоскина особенно досталось за то, что картина высшаго общества не соотвтствовала дйствительности, что нкоторыя дйствующія лица выведены авторомъ для утшенія райка и т. д. {Этотъ разборъ перепечатанъ въ сочиненіяхъ Блинскаго, I, стр. 526—235.} Въ Петербург на эту комедію Загоскина Сенковскій взглянулъ другими глазами. Въ Библіотек для Чтенія 1836 года (т. XVI, отд. V) появилась критическая статья, посвященная разбору трехъ драматическихъ произведеній, которыя въ начал статьи перечислены были въ такомъ порядк: Недовольные, комедія въ 4 дйствіяхъ, сочиненіе М. Н. Загоскина. М., 1836.— Ревизоръ, комедія въ 5 дйствіяхъ, сочин. Н. Гоголя. С.-Петербургъ, 1836.— Bon Sbastien de Portugal, drame historique en prose en trois actes et cinq tableaux, par le comte Alexandre Przezdiecki. St.-Ptersbourg, 1836. Въ такую компанію втиснулъ Сенковскій Ревизора передъ лицомъ читателей Библіотеки для Чтенія. И въ этой ‘компаніи критикъ отводитъ Ревизору, конечно, не первое мсто. Благосклонно относится авторъ этой критической статьи къ пьес Загоскина, о комедіи же Гоголя замчаетъ: ‘Мы, къ сожалнію, должны сказать, что Ревизоръ г. Гоголя далеко не заслуживаетъ имени комедіи по своему плану и созданію. У г. Загоскина была идея и хорошая комическая идея, у г. Гоголя идеи нтъ никакой’ (стр. 42). И вотъ Загоскину пришлось ставить на московской сцен Ревизора, когда Гоголь отказался пріхать въ Москву. Щепкинъ оттсненъ былъ отъ этого дла чуть ли не на другой же день посл полученія письма, въ которомъ авторъ Ревизора поручалъ ему постановку комедіи. Мы сгруппировали выше данныя, показывающія, какъ исполнилъ Загоскинъ ту отвтственную обязанность первой постановки на сцену великаго произведенія, которую онъ добровольно на себя принялъ. Слабая игра актеровъ въ первое представленіе Ревизора,— игра, не основанная на ‘изученіи автора’, ‘невнимательная, торопливая, такъ что въ представленіи утрачено было лучшее, что есть въ характер піесы’, эта игра въ значительной степени обусловлена была дйствіями тхъ, которые распоряжались постановкою Ревизора. Съ тупымъ равнодушіемъ, если не съ затаеннымъ нерасположеніемъ, отнеслись представители московской дирекціи къ постановк Ревизора на сцену, они могли здсь дйствовать, не стсняясь: самъ творецъ комедіи не присутствовалъ на репетиціяхъ. Воспитанный на французской комедіи, Загоскинъ могъ ли понять Ревизора? могъ ли сознать тотъ великій грхъ, который онъ совершалъ передъ лицомъ е любителей театра’, устраняя Щепкина отъ постановки комедіи? Боле чмъ когда-нибудь нужно было привлечь актеровъ къ изученію комедіи, къ постиженію ея ‘внутренней стороны’, ‘лучшаго въ ея характер’, боле чмъ когда-нибудь необходимо было руководство такого опытнаго художника, какъ Щепкинъ, актерами, воспитанными на пошлости и лжи переводныхъ мелодрамъ, водевилей и комедій въ стил Шаховскаго и Загоскина… Актеры отнеслись къ Ревизору съ ‘невиданнымъ участіемъ’, необходимо было воспользоваться ихъ одушевленіемъ и поддержать, облегчить для нихъ выходъ на новую дорогу. Послушаемъ, однако, разсказъ критика Молвы: ‘Эти послдніе (артисты) обрадовались комедіи Гоголя, потомъ видимо оробли, совершенно справедливо предчувствуя, что если и тутъ, также какъ въ Гор отъ ума, будетъ неудача, то судьба ихъ кончена во мнніи публики, что въ ней пробудится, наконецъ, неотразимое желаніе перемнитъ персонажи, явится слишкомъ ярко сознаніе ихъ недостатковъ, а что значитъ актеръ, возбудившій въ публик желаніе перемнить себя? Онъ становится бутафорною принадлежностью. Это они предчувствовали, боялись комедіи Гоголя, и, увы, предчувствіе многихъ не обмануло. Такъ всегда необыкновенное произведеніе, появляясь, ведетъ за собою тысячи незамтныхъ, повидимому, ничтожныхъ происшествій, понятій, чувствъ, которыя составляютъ въ сумм своей то, что называется движеніемъ впередъ. Слово страшное для посредственности: она сознаетъ это, но не признается въ томъ и мститъ причин своего уничиженія нелпою клеветой, кривыми толками или наглымъ увреніемъ, что мы и видли‘ {Молва, стр. 253-255.}.
Статья Молвы, выгораживавшая московскихъ актеровъ при помощи такихъ намековъ и рзко порицавшая Сенковскаго за то, что онъ поставилъ Ревизора и Горе отъ ума ниже Недовольныхъ задла Загоскина и какъ писателя, и какъ директора московскихъ театровъ. Нужно было оправдаться, по крайней мр, отъ тхъ нареканій, которыя направлены были на ‘дирекцію’. Въ защиту Загоскина, кліента Библіотеки для Чтенія, появляется въ Сверной Пчел письмо изъ Москвы на имя редакторовъ этой газеты, подписанное такъ: ‘титулярный совтникъ Иванъ Евдокимовъ сынъ Покровскій’. Оффиціозное происхожденіе письма несомннно. ‘Кто знаетъ (спрашиваетъ Блинскій) настоящій рангъ почтеннаго нелитератора, скрывшагося подъ скромнымъ именемъ титулярнаго совтника? Изъ словъ его видно, что онъ иметъ большой кругъ дятельности, силу немаловажную, по крайней, для гг. актеровъ‘ {Сочиненія Блинскаго, II, 273.}.
‘Оный мнимый или истинный Иванъ Евдокимовъ сынъ Покровскій’ (говоря словами Блинскаго), прежде всего, старается открыть задорнаго автора статьи о первомъ представленіи, напечатанной въ Молв. Не обращая вниманія на буквы, поставленныя подъ этою невинною статьей: А. Б. В., загадочный титулярный совтникъ заявляетъ Булгарину и Гречу: ‘эта статья никмъ не подписана, но, кажется, судя по слогу, энергіи, логик и вжливому тону, она сочинена г. Блинскимъ’ {Сверная Пчела 1836 г., No 169, стр. 673.}. Чиновникъ, стоявшій подъ патронатомъ Библіотеки для Чтенія, въ то время не могъ и думать иначе. Въ этомъ самомъ журнал, въ седьмой книжк 1835 года, помщена была ‘карикатура’-повсть безталаннаго рецензента Ушакова Піюша. Въ повсти-карикатур выведенъ былъ В. Г. Блинскій подъ именемъ Висяши. Беллетристъ журнала Сенковскаго разсказываетъ о Висяш, существ не выдуманномъ: ‘Висяша теперь всмъ недоволенъ, даже и тмъ, что солнце свтитъ. Такъ, почтенный читатель, когда вы въ театр, сидя въ креслахъ, съ удовольствіемъ смотрите на пьесу и игру актеровъ и слышите, что позади васъ кто-то ропщетъ, презрительно насмхается и говоритъ въ полголоса, по-русски: что за мерзость! по-французски: ‘quelle horreur!’ вы не оглядывайтесь: знайте, что за вами сидитъ Висяша’ {Сочиненія Блинскаго, II, 39 и 40.}.
Конечно, руководясь этою правдивою характеристикой, защитникъ Загоскина приписалъ, безъ дальнйшихъ разсужденій, статью Молвы Блинскому и потомъ пустился уврять читателей Сверной Пчелы, что Блинскій ‘гнвается на московскій театръ, можетъ быть, за то, что въ немъ мста кажутся ему слишкомъ дороги’. ‘Титулярный совтникъ’ досадуетъ, что ‘не проходитъ разу, чтобы въ Молв онъ (Блинскій) не училъ уму-разуму московскихъ актеровъ, а помилуйте, что-жь имъ бднымъ длать? (вопрошаетъ ‘совтникъ’). Всегда безъ вины виноваты!’ {Сверная Пчела 1836 г., No 169, стр. 673.} Достойный кліентъ Пчелы прибгаетъ къ недостойнымъ выходкамъ противъ Блинскаго, къ площадной брани…
‘Г. Блинскій (пишетъ ‘титулярный совтникъ’), говоря о вашемъ Каратыгин, закричалъ въ Молв: ‘не надо намъ актера аристократа!’ А изъ всхъ твореній г. Блинскаго замтно, что, по его мннію, тотъ, кто носитъ чистое блье, моетъ лицо и отъ кого не пахнетъ ни чеснокомъ, ни водкою,— аристократъ! {Къ этой пошлой выходк подало поводъ слдующее мсто въ стать Блинскаго ‘объ игр Каратыгина’: ‘Гд нтъ истины, природы, естественности, тамъ нтъ для меня очарованія. Я видлъ г. Каратыгина нсколько разъ, и не вынесъ изъ театра ни одного сильнаго движенія, въ его игр все такъ удивительно, но, вмст съ тмъ, такъ поддльно, придуманно, изысканно… У него есть ‘талантъ ходить, говорить, разсчитывать эффекты, понимать гд и что надо длать, но не увлекать души зрителей собственнымъ увлеченіемъ, не поражать ихъ чувства собственнымъ чувствомъ… О, нтъ, давайте мн актера-плебея, но плебея Марія, не выглаженнаго лоскомъ паркетности, а энергическаго и глубокаго въ своемъ чувств. Пусть подергиваетъ онъ себя плечами и хлопаетъ себя по бедрамъ, это дерганье и хлопанье пошло и отвратительно, когда длается отъ незнаніи, что надо длать, но когда оно бываетъ предвстникомъ бури, готовой разразиться, то что мн вашъ актеръ-аристократъ!’ Сочиненія Блинскаго, I, 521 и 522.} Ну, разсудите сами, какъ же посл этого какой-нибудь порядочный артистъ, который дорожитъ своимъ мѣ,стомъ, можетъ угодить г. Блинскому?’ {Сверная Пчела 1836 г. No 169, стр. 673.} Въ письм ‘титулярнаго совтника’ Блинскій усмотрлъ ‘извтъ на себя и вдобавокъ еще не какъ на литератора, а какъ на человка’, и помстилъ въ Телескоп замтку подъ заглавіемъ: ‘Отъ Блинскаго’. Выписавши изъ письма совтника только что приведенное мсто, Блинскій спрашиваетъ: ‘Что это значатъ? Почтенный титулярный совтникъ не даетъ ли этимъ знать, что актеръ, который подорожилъ бы моимъ мнніемъ или послдовалъ бы моему совту, вслдствіе своей доброй воли и своего убжденія, долженъ ‘лишиться мста’? Странно!.. Этотъ г. титулярный совѣ,тникъ что-то очень грозенъ! {Сочиненія Блинскаго, II, 273.}. Таинственный апологетъ Загоскина, по примру своего патрона Булгарина, готовъ былъ перенести вопросъ литературный и художественный въ сферу административныхъ взысканій… Таковы были первые хулители Ревизора въ печати! Впрочемъ, авторъ апологетическаго письма уврялъ, по крайней мр, издателей Сверной Пчелы, что онъ ‘не литераторъ, а дйствительно человкъ неизвстный’. Но растерявшійся ‘нелитераторъ’, защищая московскую дирекцію, въ изступленія Гарпагона схватилъ и повлекъ въ Сверную Пчелу совсмъ не то лицо, которое въ Москв потревожило неприкосновенность литературной и административной репутаціи Загоскина. ‘Съ нкотораго времени (отвчаетъ Блинскій неизвстному ‘совтнику’) мои великодушные непріятели начали приписывать мн вс замчательныя статьи въ Телескоп за ныншній (1836 годъ), подъ которыми не значатся полнаго имени. Такъ, въ помянутомъ петербургскомъ журнальчик, находящемся на содержаніи у Библіотеки для Чтенія и на послугахъ у ‘свтскихъ журналовъ’, приписана мн повсть Она будетъ счастлива,— повсть, обнаруживающая въ неизвстномъ автор неподдльный талантъ, живое чувство и умніе владть языкомъ {Эта повсть принадлежитъ И. И. Панаеву. Ср. его Литературныя воспоминанія, стр. 48.}, такъ, въ No 169 Сверной Пчелы мн же приписана статья объ игр гг. актеровъ здшняго театра въ Ревизор г. Гоголя. Мн было бы очень пріятно подписать свое имя подъ обими этими статьями, но долгъ справедливости повелваетъ мн отклонить отъ себя незаслуженную честь’. Блинскій прибавляетъ, что онъ ‘согласенъ съ большею частью мнній, выраженныхъ въ этой стать Молвы съ талантомъ, умньемъ и знаніемъ своею дла’ {Сочиненія Блинскаго, II, 271 и 272.}.
Переходя къ главному предмету своего ‘письма’, титулярный совтникъ длаетъ сначала ироническое замчаніе: ‘Комедія Ревизоръ, хотя поставлена въ Москв не актеромъ, а дирекціею, но, несмотря на это, по мннію моему и ршительно по мннію почти всей московской публики, разыграна была прекрасно и поставлена на сцену такъ отчетисто и съ такою врностію, что, безъ всякаго сомннія, самъ почтенный авторъ этой комедіи сказалъ бы спасибо московской дирекціи’ {Сверная Пчела, No 169, стр. 673 и 674.}. Затмъ авторъ письма подмниваетъ обвинительные пункты Молвы слдующими тремя, собственнаго сочиненія: ‘Пунктъ 1. Московская публика не должна была смяться, глядя Ревизора, потому что дйствующія лица въ этой комедіи не смшны, а страшны. Пунктъ 2. Если бы въ московскихъ актерахъ была хотя капля здраваго смысла, если бы они хотя нсколько постигли высокую мысль автора, то должны бы были играть не съ огнемъ и жизнью, но медленно и вяло {‘Не врите? Бога ради прочтите!’ — прибавляетъ къ этому пункту довольный своею изобртательностью совтникъ.}. Пунктъ 3. Какъ смла дирекція объявлять, за нсколько дней, въ афишахъ, что въ непродолжительномъ времени будетъ дана комедія Ревизоръ, когда точно также объявляли заблаговременно о появленіи оперы Панъ Твардовскій, балета Розальбы, Волшебнаго Стрлка и точно также объявляютъ, что за Рогожской заставой дикая лошадь будетъ поражать медвдя зубами {Вотъ мсто Молвы, которое извращаетъ здсь авторъ: ‘Представленію предшествовала на хвост афиши обыкновенная повстка или фраза, т.-е ‘въ непродолжительномъ времени’ и т. д. Эта фраза потеряла все свое достоинство съ тхъ поръ, какъ надола московской публик, повторяясь равно передъ Паномъ Твардовскимъ… ‘Судите же милостиво, могла ли подобная фраза обратить чье-нибудь взиманіе?’ (стр. 253 и 254).}.
Можно ли въ этихъ трехъ пунктахъ узнать т ‘горестные для всякаго любителя театра вопросы’, которые были сдланы въ Молв?
Дале неизвстный ‘титулярный совтникъ’ пытается оправдать дирекцію московскихъ театровъ отъ такого обвиненія, котораго не высказывалъ критикъ Молвы. Этотъ ‘титулярный совтникъ’ увряетъ читателей Пчелы: ‘онъ (‘господинъ критикъ’) сердится также на дирекцію за то, что въ числ актеровъ, которые играли эту комедію, были у потреблены для мелкихъ ролей актеры второклассные. Оно, конечно, дурно (отвчаетъ ‘совтникъ’) и врно бы дирекція этого не сдлала, если бы имла поболе первоклассныхъ актеровъ, которые вс безъ исключенія были употреблены для первыхъ ролей въ сей же самой комедіи. Одинъ г. Живокини въ ней не игралъ, потому что его нтъ въ Москв’ {Сверная Пчела, No 169, стр. 675.}.
Послдняя фраза также доказываетъ оффиціозное происхожденіе письма ‘нелитератора’.
Таковы были обстоятельства, сопровождавшія постановку Ревизора на московской сцен. Первая сочувственная статья объ этой комедіи, напечатанная въ московскомъ журнал, вызвала полемическій отвтъ дирекція московскихъ театровъ и этотъ полемическій отвтъ уже задлъ ни въ чемъ неповиннаго Блянскаго. Въ апологіи Ревизора (какъ называлъ статью Молвы ‘титулярный совтникъ’, очевидно, полагавшій, что комедія Гоголя нуждается въ апологіи, думали видть энергію и логику Блинскаго. Послдній отклонилъ не принадлежавшую ему высокую честь быть въ Москв первымъ литературнымъ цнителемъ этой всероссійской пьесы и, оставляя безъ отвта нападки Сверной Пчелы на критика Молвы, ограничился пока замчаніемъ, что Ревизоръ г. Гоголя превосходенъ, а Недовольные г. Загоскина… что длать? очень плохи {Сочиненія Блинскаго, II, 274.}.
Прошло два года. 17 мая 1838 года Ревизоръ игрался на театр Петровскаго парка. Актеры освоились уже съ комедіей, ‘изучили’ и поняли ‘внутреннюю ея сторону’, они играли не попрежнему, самъ Щепкинъ значительно усовершенствовалъ свою игру. Блинскій съ восторгомъ разсказываетъ объ этомъ спектакл: ‘Городничаго игралъ Щепкинъ… И какъ онъ выполнилъ ее (роль)! Нтъ, никогда еще не выполнялъ ее такъ! Этотъ первый актъ, который всегда какъ-то не удавался ему, былъ у него на этотъ разъ чудомъ совершенства. Какое одушевленіе, какая простота, естественность, изящество! Все такъ врно, глубоко, истинно — и ничего грубаго, отвратительнаго, напротивъ, все такъ достолюбезно, мило! Актеръ понялъ поэта: оба они не хотятъ длать ни каррикатуры, ни сатиры, ни даже эпиграммы, но хотятъ показать явленіе дйствительной жизни,— явленіе характеристическое, типическое. По что Щепкинъ былъ превосходенъ (продолжаетъ Блинскій), это въ порядк вещей, удивительно то, что вся пьеса идетъ прекрасно. О гг. Орлов и Степанов мы уже не говоримъ, не желая повторять одно и то же: чудо совершенства да и только! Г. Шумскій, играющій Добчинскаго, превосходень. Кислое лицо, видъ какого-то добродушнаго идіотства, провинціальность природы, какія онъ уметъ принимать на себя,— все это выше всякихъ похвалъ. Г. Никифоровъ играетъ Бобчинскаго немного съ фарсами, но, по крайней мр, не портитъ роли. Г. Соколовъ, играющій купца Абдулина, чудесенъ. Слесарша — живая природа до nec plus ultra. Мишка, трактирный слуга, гости городничаго,— все это прелесть. Даже Анна Андреевна, наконецъ, вошла въ свою роль, какъ должно, также и Марья Антоновна, словомъ, кром г. Ленскаго, играющаго Хлестакова несносно дурно, вс хороши, и въ ход піесы удивительная общность, цлость, единство и жизнь’… ‘Драматическіе поэты творятъ актеровъ (заключаетъ Блинскій свой отчетъ). Намъ нужно имть свою комедію, и тогда у насъ будетъ свой театръ. Подражательность ввела къ намъ идею и потребность театра, а самобытная поэзія должна, создать театръ. Какія богатыя надежды сосредоточены на Гогол! Его творческаго пера достаточно для созданія національнаго театра. Это доказывается необычайнымъ успхомъ Ревизора. Какое глубокое, геніальное созданіе!’ {Сочиненія Блинскаго, II, 593 и 594.}
Почти черезъ два года посл этого отчета въ третьей книжк Отечественныхъ Записокъ 1840 года появился достопамятный анализъ Ревизора, написанный Блинскимъ.
Такъ, первыми по времени врными и искренними толкователями Ревизора въ Москв были: на сцен М. С. Щепкинъ, въ литератур — критикъ Молвы. Воздадимъ должное мало оцненной заслуг великаго артиста и помянемъ добрымъ словомъ критика Молвы.