Перикл — принц Тирский, Шекспир Вильям, Год: 1608

Драматургия
Время на прочтение: 56 минут(ы)
Скачать в PDF

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ
ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,
ВЫПРАВЛЕННЫЙ И ПОПОЛНЕННЫЙ ПО, НАЙДЕННОМУ Пэнъ Колльеромъ, старому экземпляру IN FOLIO 1632 года.

ЧАСТЬ 9.

БУРЯ.
ВЕНЕЦІЯНСКІЙ КУПЕЦЪ.
ВЪ НОЧЬ НА ИВАНА СНОВИДНЬЕ.
ТИТЪ АНДРОНИКЪ.
ПЕРИКЛЪ.

Изданіе К. Солдатенкова.

ЦНА 2 РУБ. СЕРЕБ.

МОСКВА.
ВЪ ТИПОГРАФІИ МАРТЫНОВА И КОМП.
1879.

ПЕРИКЛЪ — ПРИНЦЪ ТИРСКІЙ.

ДЙСТВУЮЩІЕ.

Антіохъ, царь Антіохіи.
Периклъ, принцъ Тирскій.
Геликанъ, Эсканъ, тирскіе вельможи.
Симонидъ, царь Пентаполиса 1).
Клеонъ, правитель Тарза.
Лизимахъ, правитель Митиленъ.
Церилонъ, вельможа Эфесскій.
Тальярдъ, вельможа Антіохійскій.
Филемонъ, слуга Церимона.
Леонинъ, слуга Діонисы.
Маршалъ.
Хозяинъ дома разврата, и его жена. Засовъ, слуга ихъ.
Говеръ, какъ хоръ 2).
Дочь Антіоха.
Діониса, жена Клеона.
Таиса, дочь Симонида.
Марина, дочь Перикла и Таисы.
Лихорида, кормилица Марины.
Діана.

Вельможи, Рыцари, Рыбаки, Матросы, Пираты, Гонцы и другіе.

Мсто дйствія въ разныхъ странахъ.

1) Никогда въ Греціи не существовавшій городъ.
2) Поэтъ шестнадцатаго столтія, современный Чоссеру, авторъ поэмы Confessio amantis, изъ которой и заимствовано содержаніе этой трагедіи.

ДЙСТВІЕ I.

Передъ дворцемъ Антіоха.

Входитъ Говеръ.

Пропть вамъ псню лтъ давнихъ возсталъ Говеръ изъ праха, пріялъ снова бренный видъ смертнаго, чтобъ потшить ваше ухо, угодить глазамъ вашимъ. Плась она на пирахъ, въ заговнья, въ праздники, и часто наслаждались чтеніемъ ея и дамы, и кавалеры. Цль ея сдлать людей лучшими, et bonum quo antiquius, eo melius. Если вы, родившіеся во времена позднйшія, боле образованныя, не погнушаетесь моими виршами, и пнье старика доставитъ вамъ удовольствіе, пожелаю и я пожить еще, чтобъ сгорть для васъ, какъ свча.— Итакъ, передъ вами Антіохія, городъ этотъ, во всей Сиріи прекраснйшій, построилъ Антіохъ великій, и сдлалъ его своей столицей.— Говорю, что говорятъ писатели.— Царь этотъ взялъ себ подругу, которая умерла, оставивъ дочь, да такую веселую, игривую и красивую, что, казалось одарило ее небо всми своими прелестями. И воспылалъ къ ней отецъ страстію, и вовлекъ ее въ грхъ. Скверна дочь, скверне еще отецъ, вовлекающій свое дтище въ преступленіе, никому не дозволительное. Отъ долгой привычки къ тому до чего дошли, они и забыли считать это грхомъ. Красота гршной этой двы влекла сюда много принцевъ, чтобъ добыть ее въ сопостельницы, въ товарки брачныхъ наслажденій, вотъ онъ, чтобъ не отпустить ее и отпугнуть отъ нея всхъ, и издалъ законъ, по которому каждый, желающій получить ее въ жены, если не разгадаетъ его загадки долженъ лишиться жизни, вслдствіе этого многіе изъ искателей и лишились ужь ея, какъ свидтельствуютъ вонъ т свирпые созерцатели {Говеръ вроятно указываетъ тутъ на головы, которыя, какъ въ. его поемъ значится, разставлены на воротахъ дворца Антіоха.}. За симъ что слдуетъ, предоставляю сужденію вашихъ глазъ, боле способныхъ оправдать мое творенье. (Уходитъ.)

СЦЕНА 1.

Антіохія. Комната во дворц.

Входятъ Антіохъ, Периклъ и Свита.

АНТ. Юный принцъ Тирскій, повдалъ я теб всю опасность предпринимаемаго тобой.
ПЕР. Повдалъ, Антіохъ, и осмленный величіемъ награды, не страшусь я смерти. (Музыка.)
АНТ. Введите жь дочь мою, разодтую невстой, какъ бы для объятій самого Юпитера. При самомъ уже ея зачатіи — когда царила еще Лунина,— даровала ей природа красоту въ приданое, вс планеты держали совтъ, какъ бы соединить въ ней самыя высшія всхъ ихъ совершенства.

Входитъ Дочь Антіоха.

ПЕР. Вотъ, идетъ она, какъ весна убранная, Граціи — подданныя ея, а помыслъ — царь каждой добродтели, смертныхъ прославляющей! Лице ея — книга хваленій, въ которой не вычитаешь ничего кром высочайшихъ радостей, какъ будто печаль навсегда изъ нея вычеркнута, и суровый гнвъ никогда не могъ быть товарищемъ ея кротости. О боги, содлавшіе меня мужемъ и рабомъ любви, зажегшіе въ груди моей желаніе отвдать плодовъ небеснаго этого дерева, или умереть отъ этой попытки, помогите же сыну и рабу вашей воли достигнуть безпредльнаго этого блаженства.
АНТ. Принцъ Периклъ —
ПЕР. Жаждетъ онъ сдлаться сыномъ великаго Антіоха.
АНТ. Передъ тобой прекрасный садъ Геснеридъ съ золотыми плодами его, но коснуться ихъ опасно, потому что грозны смертоносные при нихъ драконы. Лице, ея какъ небо, влечетъ тебя къ созерцанію безчисленныхъ ея прелестей, но добыть ихъ можно только заслугой, не заслужишь — за то, что безъ того задумалъ овладть ими, умрешь ты. Т вонъ, нкогда, какъ ты, славные принцы, привлеченные сюда молвой, страстью осмленные, говорятъ теб безгласными языками, блднымъ ликомъ, что стоятъ они здсь, безъ всякой, кром звзднаго поля, покрышки, какъ мученики, на войн Купидона павшіе, и совтуютъ теб мертвыми щеками бжать стей неизбжной смерти.
ПЕР. Благодарю тебя, Антіохъ, что помогъ бренной моей смертности уразумть себя, что тмъ страшнымъ приготовилъ тло мое къ тому, чмъ быть, можетъ быть, и ему. Память о смерти должна быть зеркаломъ, говорящимъ намъ, что жизнь — вздохъ, что полагаться на нее — заблужденіе. Сдлаю потому завщаніе, поступлю какъ извдавшій свтъ и прозрвшій небо больной, который, чувствуя страданія, не дорожитъ уже, какъ прежде, земными радостями. Завщаю теб и всмъ добрымъ людямъ, какъ и каждому властителю слдовало бы, благодатный міръ, богатства мои — земл мн ихъ даровавшей, (дочери Антіоха) а теб — чистйшій пламень любви моей. Такъ, готовый въ путь на жизнь, или смерть, жду роковаго удара.
АНТ. Пренебрегъ ты совтомъ — читай же загадку, прочтешь, и не отгадаешь — ршено: умереть и теб, какъ умерли т вонъ твои предшественники.
ДОЧ. Во всемъ, кром этого, желаю теб удачи! Во всемъ, кром этого, желаю теб счастія!
ПЕР. Какъ смлый боецъ вступаю я на поприще, ничмъ, кром любви и мужества, не руководствуясь. (Читаете загадку) ‘Не ехидна я, и все-таки питаюсь тломъ матери, меня родившей. Искала мужа я, и нашла его въ отц. Отецъ онъ, сынъ и нжный мужъ, я же — мать, жена и все-таки дочь его. Какъ все это въ двухъ можетъ соединиться — коль хочешь жить отгадай,’.— Горькое лкарство послднее, но, о боги, даровавшіе небу безчисленныя очи созерцать дянія людей, зачмъ же не заволакиваются они постоянно, если правда, что, блдня, прочелъ я?— Дивное зерцало свта, [Берете ее за руку) любилъ я тебя, и любилъ бы еще, еслибъ великолпный ларецъ этотъ не былъ наполненъ зломъ, долженъ я сказать теб: возмущенъ я теперь, чуждъ вдь тотъ чести, кто, зная что внутри грхъ, все-таки стучится въ дверь. Прекрасный ты альтъ, и твои чувства — струны его, правильная игра на немъ заставила бы и небо понизиться, и всхъ боговъ заслушаться, безтактная же — разв только адъ заставитъ плясать подъ раздирающія звуки. Врь, не ищу ужь я тебя.
АНТ. Принцъ Периклъ, подъ страхомъ смерти, не прикасайся къ ней, это тоже статья нашего закона, и такъ же, какъ и остальное, опасная. Срокъ, теб дарованный, прошелъ, отгадай, или или на казнь.
ПЕР. Великій государь, немногіе любятъ слушать о грхахъ, совершать которые любятъ, оскорбилъ бы я тебя жестоко, еслибъ все высказалъ. Имющему книгу, въ которой было бы все, что властители длаютъ, безопасне держать ее закрытой, чмъ открытой, потому что порокъ повторяющійся, какъ блуждающій втеръ, засыпаетъ, поднимаясь, глаза другихъ пылью, и дорого купленный конецъ всего все-таки тотъ, что пронесся, и пострадавшіе глаза снова прояснились, попытка же удержать его погубила бы ихъ. Слпой кротъ, поднимаетъ закругленные холмики къ небу, чтобъ сказать ему, что придавлена земля гнетомъ людей, и умираетъ за то бдная крошка. Цари — боги земли, въ порокахъ имъ законъ ихъ только воля, заблуждается Юпитеръ, кто посметъ сказать: дурно Юпитеръ длаетъ? Достаточно знаете вы, то, что отъ большаго знанія длается еще худшимъ — лучше затемнить нсколько. Вс любятъ тло, даровавшее имъ бытіе, позвольте же и моему языку любить мою голову.
АНТ. (Про себя) О, еслибъ была ужь у меня голова твоя! отгадалъ онъ, прибгну къ ласк.— (Громко) Юный принцъ Тирскій, хотя по смыслу строгаго нашего закона, такъ какъ твое объясненіе совершенно ложно, мы и могли бы сейчасъ же пресчь дни твои, но надежда, внушаемая твоимъ происхожденіемъ отъ древа такъ же, какъ ты самъ, прекраснаго, настроиваетъ насъ иначе. Даемъ теб еще сорокъ дней отсрочки, если въ теченіи этого времени ты отгадаешь нашу тайну — эта милость покажетъ какъ рады мы такому сыну, а до тхъ поръ твое содержаніе будетъ вполн соотвтственно и нашей чести и твоей доблести. (Уходить cs дочерью и свитой.)
ПЕР. Какъ благорасположеніемъ хочется ему прикрыть преступленіе! Похоже что на лицемріе — хорошо оно только съ виду. Если правда, что моя разгадка ошибочна — не такъ, конечно, ты гадокъ чтобъ осквернить свою душу гнуснымъ кровосмшеніемъ, но вмст и отцемъ и сыномъ вдь можешь ты быть только вслдствіе неумстнаго объятія дочери — забавы мужа, не отца,— и она не пожирала бы тла матери, еслибъ не оскверняла ея ложа, и не были бы и онъ и она ехиднами, которыя, питаясь прекраснйшими цвтами, порождаютъ ядъ.— Прощай же, Антіохъ! благоразуміе говоритъ мн, что не краснющіе отъ длъ чернйшихъ ночи, не пренебрегутъ ничмъ, чтобъ скрыть ихъ отъ свта. Одно преступленіе, знаю, вызываетъ и другое. Убійство такъ же близко къ сладострастію, какъ дымъ къ огню. Ядъ и предательство — руки грха, и щиты его отъ позора. Изъ боязни, чтобъ вы, для вашей очистки, не подскли моей жизни, спасуся отъ того, чего опасаюсь, бгствомъ. (Уходите.)

Антіохъ возвращается.

АНТ. Разгадалъ онъ загадку, и поплатится за то головой. Не жить ему для разглашенія моего позора, не скажетъ онъ міру какъ страшно гршитъ Антіохъ. Долженъ онъ для этого умереть немедленно, смерть его — охрана моей чести.— Эй, кто тамъ есть?

Входите Тальярдъ.

ТАЛ. Меня звалъ ты, государь?
АНТ. Тальярдъ, ты нашъ приближенный и повряемъ мы сокровенныя дла наши твоей молчаливости, и за врность твою вознаградимъ мы тебя. Смотри, Тальярдъ, вотъ ядъ, вотъ и золото. Мы ненавидимъ принца Тирскаго, и ты долженъ умертвить его. Мы повелваемъ, и спрашивать: для чего, теб неприлично. Скажи, исполнено?
ТАЛ. Исполнено, государь.

Входитъ Гонецъ.

АНТ. Довольно.— Переведи духъ передачей причины твоего успха.
ГОН. Государь, пршгцъ Тирскій бжалъ. (Уходить.) АНТ. Хочешь жить — лети за нимъ, и какъ стрла, пущенная ловкимъ стрлкомъ, попадаетъ въ точку его прицла, и не возвращайся безъ словъ: мертвъ принцъ Тирскій.
ТАЛ. Государь, удастся мн подобраться къ нему на длину моего пистолета, уложу его непременно, съ тмъ и прощай, государь. (Уходить.)
АНТ. Прощай, Тальярдъ.— Пока не умретъ Периклъ, не поможетъ никакъ мое сердце голов моей. (Уходитъ.)

СЦЕНА 2.

Тиръ. Комната во дворцъ.

Входятъ Периклъ, Геликанъ и другіе Вельможи.

ПЕР. Не дозволяйте никому тревожить насъ, зачмъ же тревожитъ этотъ напоръ думъ? Грустная собесдница, скорбная тоска такая обычная у меня гостья, что нтъ и часа свтлаго дня и мирной ночи — этой могилы, усыпляющей всякое горе,— который даровалъ бы мн успокоеніе. Удовольствія ухаживаютъ здсь за моими глазами, а они отворачиваются отъ нихъ, и опасность, которой я боялся, въ Антіохіи, а рука ея слишкомъ, кажется, коротка чтобъ достать сюда, и все таки, ни удовольствія не развеселяютъ меня, ни отдаленность не успокоиваетъ. Видно, тревоги духа, зарождаемыя боязнію недобраго, питаются и живутъ за тмъ опасеніемъ, и то, что было сначала только боязнію того, что можетъ случиться, превращается, старясь, въ заботу о томъ, чтобъ не случилось оно. Такъ и со мной: великій Антіохъ — съ которымъ не могу я бороться, потому что такъ онъ могущь, что всякое его желаніе можетъ быть и дломъ, подумаетъ, что проговорюсь я, хотя бы и поклялся молчать,— не помогутъ мн и увренія, что уважаю его, если подозрваетъ, что могу обезчестить его, и то, что можетъ, извстностью вогнать его въ краску, предотвратитъ онъ уничтоженіемъ того, что можетъ сдлать это извстнымъ. Наводнитъ онъ всю страну враждебными полками, будетъ грозой войны такъ страшенъ, что лишитъ все государство всякаго мужества, побдитъ прежде, чмъ успютъ сопротивляться, и примется карать нашихъ подданныхъ за оскорбленіе, въ которомъ они нисколько не виноваты. Только забота о нихъ, отнюдь не боязнь за себя — вдь я то же, что верхушки деревъ, которыя охраняютъ и защищаютъ корни, ихъ питающіе, — томитъ и тло, и душу мою, и заране наказываетъ то, что хотлось бы наказать ему.
1. вел. Да возвратятся снова въ доблестную твою грудь и радость, и покой!
2. вел. И да пребудутъ съ тобой, такъ какъ ты возвратился къ намъ, и миръ, и счастіе!
ГЕЛ. Перестаньте, перестаньте, дайте слово опыту. Ругается тотъ надъ царемъ, кто льститъ ему, потому что лесть — мхъ вздувающій пороки, тотъ кому льстятъ, только искра, которой это раздуванье даетъ и нылъ, и пламя, тогда какъ почтительное, дльное осужденье приноситъ царямъ пользу, потому что и они вдь люди и могутъ ошибаться. Возвщаетъ теб синьоръ Угодникъ миръ — льститъ онъ теб, ведетъ войну противъ твоей жизни. Прости мн, мой повелитель, или накажи, коли хочешь, ниже колнъ моихъ не могу я быть.
ПЕР. Оставьте насъ вс, ступайте въ гавань, и осмотрите какіе въ ней корабли и грузы, и за тмъ возвратитесь къ намъ. (Вельможи уходятъ.) Геликанъ, ты разсердилъ насъ, что видишь ты во взорахъ моихъ?
ГЕЛ. Хмурый гнвъ, мой повелитель.
ПЕР. Если такая стрла въ хмурень властителя, какъ же осмлился языкъ твой вызвать гнвъ на лице его?
ГЕЛ. Какъ осмливаются растенія смотрть на питающее ихъ небо?
ПЕР. Ты знаешь, властенъ я лишить тебя жизни.
ГЕЛ. Я самъ наточилъ топоръ, теб остается только нанести ударъ.
ПЕР. Встань, прошу, встань. Садись, не льстецъ ты. Благодарю тебя за то, и да не попускаетъ небо, чтобъ цари слушали о недостаткахъ своихъ заткнувъ уши. Отличный совтникъ и слуга царя кто, какъ ты, своей мудростью, заставляетъ царя подчиняться ей. Что же долженъ я, по твоему, длать?
ГЕЛ. Переносить терпливо скорби, которыя самъ создаешь себ.
ПЕР. Ты говоришь, Геликанъ, какъ врачь, который, прописавши мн лкарство, призадумался бы самъ принять его.— Выслушай же меня: я былъ въ Антіохіи, гд, какъ теб извстно, съ опасностью для жизни добивался знаменитой красавицы, которая могла даровать мн потомство — это, радующее подданныхъ, оружіе властителей. Лице ея было, на мои глаза, выше всякаго дивованья, а остальное — скажу теб на ухо — черно какъ кровосмшенье. Я отгадалъ смыслъ загадки, и преступный отецъ разразился не грозей, а любезничаньемъ, но ты знаешь: цлуетъ тиранъ — бойся. Боязнь эта возрасла во мн до такой степени, что я бжалъ подъ покровительствомъ благопріятствовавшей мн ночи. Прибывъ сюда, я размыслилъ о случившемся, и о томъ, что изъ этого можетъ послдовать. Я знаю, тиранъ онъ, а страхи тирановъ не умаляются, а ростутъ быстре, чмъ годы. Усомнится онъ,— какъ безъ сомннья и усомнился,— въ томъ, что не передамъ я любопытному воздуху сколькихъ доблестныхъ принцевъ кровь пролилась для скрытія срамоты его ложа, чтобъ не сомнваться заполонитъ онъ всю нашу страну войсками, подъ предлогомъ нанесеннаго ему мною оскорбленія, и по моей вин, если только можно назвать это виной, мои подданные подвергнутся всмъ ужасамъ войны, не щадящей и невинныхъ. Эта-то любовь ко всмъ, въ числ которыхъ и ты, меня за то укоряющій —
ГЕЛ. О государь!
ПЕР. И гонитъ сонъ отъ глазъ моихъ, краску со щекъ, повергаетъ въ раздумье, порождаетъ тысячи сомнній въ возможность остановить эту бурю прежде, чмъ разразится. Не находя средствъ къ избавленію ихъ, я считалъ царственнымъ долгомъ сокрушаться объ этомъ.
ГЕЛ. Такъ какъ ты, государь, позволилъ говорить мн, буду говорить откровенно. Боишься ты Антіоха, и полагаю, справедливо боишься ты тирана, который войной, или какимъ-либо скрытнымъ предательствомъ хочетъ лишить тебя жизни — отправляйся, мой повелитель, путешествовать на время, пока гнвъ его и ярость забудутся, или пока Судьбы не перержутъ нити жизни его. Правленіе же поручи кому нибудь, довришь мн, и день не будетъ служить свту врне, чмъ я теб.
ПЕР. Въ твоей врности я не сомнваюсь, но если въ моемъ отсутствіи покусится онъ и на права мои?
ГЕЛ. Упьется тогда земля, общая мать наша, и его и нашей кровью.
ПЕР. Такъ прощай же Тиръ, отправляюсь въ Тарзъ, и жду тамъ отъ тебя извстій, по твоимъ письмамъ соображу я и дальнйшее. Заботу о благ моихъ подданныхъ, которая никогда, какъ и теперь, не покидала меня, повряю я теб, на нее достаточно ума у тебя. Полагаюсь на твое слово, никакой клятвы не требую. Вдь кто не боится не сдержать его — измнитъ наврное обоимъ. Но мы будемъ жить въ нашихъ сферахъ такъ правдиво и честно, что никогда не удастся времени заставить насъ извдать справедливость двойной этой истины, останемся: ты — врнымъ подданнымъ, я — истиннымъ царемъ. (Уходятъ.)

СЦЕНА 3.

Тиръ. Передняя во дворц.

Входитъ Тальярдъ.

ТАЛ. Вотъ и Тиръ, вотъ и дворецъ. Здсь долженъ я убить Перикла, не убью — угожу, возвратившись, на вислицу, скверное это дло.— Вижу, умный былъ онъ малый, и поступилъ весьма разумно, пожелавъ, когда его спросили чего онъ отъ царя хочетъ, не знать никакихъ тайнъ его. Смекаю теперь, имлъ онъ нкую на то причину, потому что приказалъ царь кому нибудь сдлаться бездльникомъ — и обязанъ онъ, въ силу своей клятвы, имъ сдлаться.— Но вотъ, вельможи Тира идутъ сюда.

Входятъ Геликанъ, Эсканъ и другіе.

ГЕЛ. Боле, любезные мои товарищи, нечего вамъ меня объ отъзд вашего царя распрашивать. Его, скрпленное печатью, полномочіе мн, говоритъ вамъ ясно, что отправился онъ путешествовать.
ТАЛ. (Про себя). Какъ! ухалъ онъ?
ГЕЛ. Хотите еще узнать какъ и почему ухалъ онъ не простившись съ вами — могу кое что сообщить вамъ. Когда онъ былъ въ Антіохіи —
ТАЛ. (Про себя). Что-то скажетъ онъ объ Антіохіи?
ГЕЛ. Царь Антіохъ, не знаю изъ чего, вознегодовалъ на него, такъ по крайней мр ему показалось, и вотъ онъ, боясь, что дйствительно въ чемъ нибудь согршилъ, или провинился, чтобъ показать какъ это ему прискорбно, въ наказанье за то, обрекъ себя на тревоги моряка, которому смерть грозитъ ежеминутно.
ТАЛ. (Про себя). Отлично — вижу, не быть мн повшеннымъ, хоть и захотлъ бы, царю наврное будетъ пріятно, что ухалъ онъ. Избгъ вдь опасностей суши, чтобъ погибнуть на мор. Представлюсь,— (Громко) Привтъ вельможамъ Тира.
ГЕЛ. Привтъ и теб, любезный Тальярдъ, какъ послу Антіоха.
ТАЛ. Отъ него я именно, и съ порученіемъ къ царственному Периклу, но такъ какъ, по моемъ прибытіи сюда, я узналъ, что отправился онъ въ невдомое куда путешествіе, то порученіе мое и должно возвратиться туда, откуда прибыло.
ГЕЛ. Требовать сообщенія его мы не въ нрав, такъ какъ оно не къ намъ, а къ нашему повелителю, но до твоего отъзда все-таки позволь намъ, какъ друзьямъ Антіоха, угостить тебя въ Тир. (Уходятъ.)

СЦЕНА 4.

Тарзъ. Комната въ домъ Правителя.

Входят Клеонъ, Діониса и Свита.

КЛЕО. Отдохнемъ, милая Діониса, здсь, попробуемъ не облегчимъ ли нашего горя разсказами о горахъ другихъ.
ДІОН. Раздувать это огонь въ надежд затушить его, кто срываетъ холмы, потому что слишкомъ ужь высоки, уничтожая одинъ, наваливаетъ другой, еще большій. О мой несчастный другъ, точно тоже и съ нашимъ горемъ, такъ мы только чувствуемъ его, созерцаемъ его грустными очами, но, какъ дерево, подстриженное разростается оно еще сильне.
КЛЕО. О Діониса, кто же, нуждаясь въ пищ, не захочетъ сказать, что нуждается въ ней, или сможетъ утаивать голодъ до самой смерти отъ него? Пусть наши языки и наша скорбь заставляютъ воздухъ громко звучать нашимъ горемъ, пусть наши глаза плачутъ, пока языки наберутъ достаточно духа, чтобы еще громче провозгласить его, чтобы — если спятъ небеса, когда созданья ихъ въ нужд, — разбудить ихъ на помощь. Буду жь поэтому говорить о горахъ нсколько уже лтъ испытываемыхъ, а не достанетъ словъ — помогай мн слезами.
ДІОН. Постараюсь.
КЛЕО. Тарзъ, которымъ я правлю, городъ, въ которомъ полнйшій царилъ избытокъ, потому что богатства были разбросаны даже по улицамъ, башни котораго, всегдашнее дивованье иноземцевъ, поднимали верхи свои такъ высоко, что лобызали облака, мужи и жены котораго были такъ увшаны и убраны драгоцнностями, что могли служить другъ другу зеркалами для наряжанья передъ ними, въ которомъ столы накрывались съ изумительной роскошью не столько для ды, сколько для услажденія глазъ, въ которомъ всякая бдность презиралась, а гордыня возрасла до того, что даже и самое ужъ слово: помощь сдлалась ненавистнымъ.
ДІОН. О, правда это.
КЛЕО. И видишь, что можетъ сдлать небо! Уста, которыхъ, такъ еще недавно, ни земля, ни море, ни воздухъ, какъ ни обильно приносили они имъ дань свою, не могли ни удовлетворить, ни удовольствовать, такъ же какъ загаживаются дома отъ недостатка жильцевъ, заморились теперь отъ недостатка упражненія, уста, которыя, нтъ еще и двухъ лтъ, должны были придумывать, чмъ бы потшить вкусъ — радехоньки теперь и кусочку хлба, и вымоленному еще, матери, которыя не считали ничего слишкомъ дорогимъ для малютокъ своихъ, готовы теперь пожрать этихъ, такъ прежде любимыхъ, крошекъ. Такъ остры зубы голода, что мужья и жены кидаютъ жеребій, кому прежде умереть дли продолженія жизни. Здсь рыдаетъ мужъ, тамъ — жена, умираютъ по нскольку, а у видящихъ это не хватаетъ силъ и похоронить ихъ. Не правда это!
ДІОН. Наши щеки и ввалившіеся глаза свидтели.
КЛЕО. О, еслибы города, до пресыщенія изъ чаши обилія всми его благами упивающіеся, слышали эти вопли! Бдствіе Тарза можетъ вдь быть и ихнимъ.

Входитъ Вельможа.

ВЕЛ. Гд, правитель?
КЛЕО. Здсь. Говори, какую еще бду спшишь ты сообщить намъ, радость слишкомъ вдь далека отъ насъ, чтобъ ждать ее.
ВЕЛ. Не въ далек отъ нашихъ береговъ показались нсколько большихъ кораблей, сюда направляющихся.
КЛЕО. Этого и ждалъ я. Горе никогда не приходитъ одно, безъ преемника, готоваго ему наслдовать, такъ и наше. Какой нибудь сосдній народъ, пользуясь нашимъ бдствіемъ, нагрузилъ корабли свои войскомъ, чтобъ побить и безъ того ужь побитыхъ, чтобъ одержать надо мной несчастнымъ побду, нисколько не славную.
ВЕЛ. Бояться этого, кажется, нечего, потому что, судя по разввающимся блымъ Флагамъ, они несутъ намъ миръ, скорй друзья, чмъ враги.
КЛЕО. Ты говоришь, какъ никогда не слыхавшій поговорки: чмъ видимость красиве, тмъ обманчивй. Но неси они намъ что хотятъ и что могутъ, чего намъ бояться? Могилы — мы ужь на полдорог къ ней.— Ступай, скажи начальствующему, мы ждемъ его здсь, чтобъ повдалъ зачмъ и откуда прибылъ, и чего требуетъ.
ВЕЛ. Иду, мой повелитель. (Уходитъ.)
КЛЕО. Привтъ миру, если это миръ, война — не въ силахъ мы сопротивляться.

Входитъ Периклъ со Свитой.

ПЕР. Доблестный правитель — сказали намъ что правитель ты,— не принимайте нашихъ кораблей и воиновъ за огни, зажженные для устрашенія васъ. Прослышали мы въ Тир о вашемъ несчастій, видли бдствіе на улицахъ вашего города, и не для того мы здсь, чтобы подбавить горя къ слезамъ вашимъ, а для того чтобъ облегчить тяготу ихъ, и не кровавымъ замысломъ погрома, подобно Троянскому коню, какъ могли вы подумать, начинены корабли наши, а хлбомъ для твоихъ нуждающихся, для дарованія жизни полумертвымъ уже отъ голода.
ВС. Да хранятъ тебя за это боги Греціи! будемъ за тебя молить ихъ.
ПЕР. Встаньте, прошу васъ, встаньте! Не подобострастнаго почета, а любви желаемъ мы, гостепріимства для меня, кораблей и спутниковъ моихъ.
КЛЕО. Если кто либо, когда нибудь откажетъ теб въ этомъ, или даже помыслитъ только заплатить теб неблагодарностью, будь это наши жены, наши дти, или мы сами, проклятье неба и людей да покараетъ провинившагося такой гнусностью! До того же — чего надюсь никогда не будетъ,— привтъ твоему величеству и отъ нашего города и отъ насъ.
ПЕР. Принимаю привтъ вашъ, погощу здсь, пока хмурыя наши звзды не улыбнутся намъ. (Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ II.

Входитъ Говеръ.

ГОВ. Вы сейчасъ видли здсь царя могучаго, его дтище, вовлеченное имъ въ кровосмшеніе, и другаго, лучшаго властителя, государя добраго, который и на дл и на словахъ окажется вполн доблестнымъ. Будьте жь, до минованія его напастей, какъ подобаетъ мужамъ, покойны. Я покажу вамъ, какъ въ борьб съ невзгодами, теряя кроху, пріобртаютъ горы. Этотъ добродтельный, котораго восхваляю я, все еще въ Тарз, гд всякій, все что ни скажетъ онъ считаетъ священнымъ, гд въ память и въ прославленіе его благодяній воздвигаютъ его статую, но вотъ инова рода всти вамъ предъявляются, и я умолкаю.

НМАЯ СЦЕНА.

Входятъ въ одну дверь Периклъ, разговаривая съ Клеономъ, за которыми слдуетъ его свита, въ другую входитъ Гонецъ съ письмомъ къ Периклу. Периклъ показываетъ письмо Клеону, даетъ Гонцу награду, посвящаетъ его въ рыцари, и за тмъ уходитъ съ нимъ въ одну сторону, а Клеонъ со свитой — въ другую.

ГОВ. Добрый Геликанъ остался дома, и не подать, какъ трутень, медъ, другими выработанный, старается, напротивъ, подавлять зло и поддерживать хорошее, и вотъ, исполняя желаніе своего принца, извщаетъ онъ его о всемъ что было въ Тир: что Тальярдъ прізжалъ со злымъ, затаеннымъ замысломъ убить его, и что не безопасно ему оставаться въ Тарз. Узнавъ это, онъ пустился снова въ море, рдко человку привтное, поднялись втры, и громы вверху, глубь внизу такъ разбушевались, что корабль, долженствовавшій беречь и охранять его, разбился, пошелъ ко дну, и принялись волны бросать моего добраго, всего лишившагося принца, отъ берега къ берегу. Погибло все: и спутники, и имущество, спасся только онъ одинъ, утомившись, наконецъ, злодйствомъ, Фортуна выбросила его на это прибрежье, и вотъ онъ идетъ. Что будетъ дальше, простите старому Говеру, дло ужь это представленія. (Уходитъ.)

СЦЕНА 1.

Пентаполисъ. Плоскій морской берегъ.

Входитъ Периклъ, весь мокрый.

ПЕРИ. Укротите же вашу ярость, гнвныя созвздія неба! Втеръ, дождь, громъ, вспомните что смертный существо, которое должно уступать вамъ, и я, какъ слдуетъ моей природ, покорился вамъ. Ахъ! море бросало меня на камни, носило отъ берега къ берегу и оставило въ живыхъ только для помышленій о близкой смерти. Да удовольствуется же великое ваше могущество и тмъ, что лишило принца всего его достоянія, выбросивъ его изъ водной вашей могилы, дайте же ему покойно умереть здсь, это все, чего проситъ онъ.

Входятъ три Рыбака.

1 РЫБ. Эй, Колпакъ, сюда.
2 РЫБ. Иди, да и сть тащи сюда.
1 РЫБ. Ну же, теб вдь говорятъ, Дырявые-штанишки.
3 РЫБ. Что говоришь ты, хозяинъ?
4 РЫБ. Поворачивайся. Иди, или вытяну багромъ.
3 РЫБ. Я все, хозяинъ, думаю о бднякахъ, сейчасъ вотъ передъ нашими глазами унесенныхъ.
1 РЫБ. Несчастные! ужь какъ же и больно было мн слышать жалостные ихъ крики, чтобъ помогли мы имъ, да намъ и себ-то едва, едва удалось помочь.
3 РЫБ. Не предсказывалъ я, хозяинъ, этого, когда увидалъ дельфина, и какъ онъ прыгалъ и метался? Говорятъ, на половину онъ рыба, а на половину мясо, чертъ ихъ возьми! никогда они не показываются безъ того, чтобъ не пришлось выкупаться. Дивлюсь я, хозяинъ, какъ это рыбы живутъ въ мор.
1 РЫБ. Да такъ же какъ люди на земл: большія подаютъ маленькихъ. Ни съ чмъ не могу я такъ хорошо сравнить богатыхъ нашихъ скаредовъ, какъ съ китомъ, играя гонитъ онъ передъ собою стаю мелюзги, и за тмъ всю ее разомъ и проглатываетъ. Такіе киты, слыхалъ я, водятся и на земл, и не перестаютъ глотать, пока не проглотятъ весь приходъ, и церковь, и колокольню, и колокола, и все.
ПЕРИ. Нравоучительно.
3 РЫБ. Нудь, хозяинъ, я звонаремъ, желалъ бы я быть въ этотъ день на колокольн.
2 РЫБ. Зачмъ же, дурень?
3 РЫБ. За тмъ, что проглотилъ бы онъ тогда и меня, а я, попавъ въ его животъ, принялся бы звонить во всю мочь, и не пересталъ бы до тхъ поръ, пока не выбросилъ бы онъ назадъ и колокола, и колокольню, и церковь, и весь приходъ. Согласись, добрый царь Симонидъ, со мной —
ПЕРИ. Симонидъ?
3 РЫБ. Очистили бы мы всю страну отъ этихъ трутней, похищающихъ у пчелъ медъ ихъ.
ПЕРИ. Какъ, по снабженнымъ плавательными перьями обывателямъ моря, угадываютъ рыбаки эти человческія слабости, какъ водное ихъ царство наводитъ ихъ на все, что могутъ люди одобрять, или обличать!— Миръ трудамъ вашимъ, честные рыболовы.
2 РЫБ. Честные! что же, любезный, изъ того? выдался теб день — выскобли его изъ календаря, и никто не хватится его.
ПЕРИ. Вы видите, море выбросило меня на вашъ берегъ —
2 РЫБ. Какимъ же пьянымъ бездльникомъ было море, если на нашу выблевало тебя дорогу.
ПЕРИ. Человкъ, которымъ втры и волны играли на широкомъ этомъ поприщ какъ мячемъ, проситъ васъ сжалиться надъ нимъ, проситъ васъ никогда не просившій.
1 РЫБ. Не умешь ты, дружище, просить? а у насъ, въ Греціи, нищенствомъ добываютъ вдь боле, чмъ мы работой.
2 РЫБ. Не можешь ли, по крайней мр, ловить рыбу?
ПЕРИ. Никогда не лавливалъ.
2 РЫБ. Такъ ты, наврное, умрешь съ голоду, потому что, не умя ловить рыбу, ничего нынче не добудешь.
ПЕРИ. О томъ, чмъ былъ, забылъ я, о томъ же, что теперь, нужда напоминаетъ, окоченлъ я отъ холода, кровь въ жилахъ застыла и жизни въ нихъ не боле, чмъ нужно чтобъ согрть языкъ для просьбы о помощи, откажете мн въ ней, прошу васъ, когда умру — такъ какъ человкъ вдь я,— похоронить меня.
4 РЫБ. Умрешь когда? Да сохранятъ тебя отъ этого боги! вотъ, возьми мой кожухъ, наднь его, согрйся. Да ты прекрасивый малый! Пойдемъ ко мн, будетъ у насъ мясо для праздниковъ, рыба для постовъ, будутъ и блины, и пудинги, и буду радъ я теб.
ПЕРИ. Благодарю тебя.
2 РЫБ. Послушай, дружище, ты вдь сказалъ, что нищить-то ты не можешь.
ПЕРИ. Прошу только.
2 РЫБ. Просишь только? Такъ сдлаюсь же и я просильщикомъ, ускользну такимъ образомъ отъ порки.
ПЕРИ. Да разв всхъ нищихъ скутъ у васъ?
2 РЫБ. О нтъ, не всхъ, любезный, не всхъ, еслибъ всхъ то ихъ скли — предпочелъ бы я должность порольщиковъ всякой.— Пойду однакожь вытаскивать сть, хозяинъ. (Уходите ея третьими рыбакомъ.)
ПЕРИ. Какъ соотвтствуетъ честная эта веселость трудамъ ихъ!
1 РЫБ. А знаешь ты, любезный, гд ты?
ПЕРИ. Не совсмъ.
1 РЫБ. Такъ я скажу теб, прозывается нашъ городъ Пентаполисомъ, а царь нашъ — добрымъ Симонидомъ.
ПЕРИ. Добрымъ царемъ Симонидомъ называешь ты его?
1 РЫБ. Да, и заслужилъ онъ это названье мирнымъ своимъ царствованіемъ и хорошимъ правленіемъ.
ПЕРИ. Счастливый онъ царь, когда правленіемъ своимъ заслужилъ отъ подданныхъ прозванье добраго. А далеко отъ этого берега дворецъ его?
1 РЫБ. Да какіе нибудь полдня пути, и скажу теб еще: есть у него дочь, красавица — завтра день ея рожденія, и вотъ, по этому случаю, со всхъ концевъ міра съхались принцы и рыцари, ристать и ломать изъ-за нея копья.
ПЕРИ. Равняйся мое счастье моимъ желаніямъ — могъ бы я пожелать быть въ числ ихъ.
1 РЫБ. Э, любезнйшій, все должно быть такъ, какъ можетъ, но вдь и то, чего пріобрсти не можемъ, поторговать-то все-таки можемъ. Женнина, напримръ, душа —

Два Рыбака возвращаются, таща сть.

2 РЫБ. Помоги, хозяинъ, помоги! завязла въ сти рыбина, какъ дло бдняка въ суд, и не вытянешь. А, чертъ возьми, выползла наконецъ, и превратилась въ ржавыя латы.
ПЕРИ. Латы, друзья? Прошу, дайте взглянуть на нихъ. Благодарю тебя, судьба, что посл всхъ напастей шлешь ты мн хоть что нибудь, чтобъ поправиться, хоть и мою собственность, часть моего наслдства, завщаннаго мн отцемъ съ такимъ строгимъ, въ самый часъ смерти, наказомъ: ‘береги ихъ, Периклъ, они были щитомъ между мной и смертью, за то, что спасли меня’ — говорилъ онъ, указывая на эти поручни,— ‘береги ихъ, въ такой же крайности, отъ которой да избавятъ тебя боги, они могутъ защитить и тебя.’ — И гд бы ни былъ я, были тамъ и они, такъ дорожилъ я ими, пока жестокое, и людей не щадящее море, въ неистовств своемъ, не отняло ихъ, но вотъ, успокоившись, оно возвратило ихъ. Благодарю тебя за это, теперь, когда даръ отца моего отыскался, и мое крушеніе кажется мн не такъ уже жестокимъ.
1 РЫБ. Ты что же это задумалъ?
ПЕРИ. Просить васъ, любезные друзья, уступить мн эти такъ дорогіе для меня латы, бывшіе нкогда щитомъ царя, узналъ я ихъ вотъ по этому значку. Онъ очень любилъ меня, ради его и прошу я ихъ у васъ, попрошу затмъ и проводить меня ко двору вашего властителя, къ которому въ нихъ могу явиться рыцаремъ, и если когда-нибудь жалкая судьба моя поправится, заплачу я вамъ за доброту вашу, до того же останусь должникомъ вашимъ.
4 РЫБ. Какъ, хочешь и ты потягаться за принцессу?
ПЕРИ. Хочу показать какъ я владлъ оружіемъ.
4 РЫБ. Такъ возьми ихъ, и да помогутъ теб боги!
2 РЫБ. Такъ, да вотъ что только, дружище, не изъ легкихъ вдь разсдинъ водъ вытащили мы нарядъ этотъ — стоитъ это стало нкоего соотвтствія, нкоего вознагражденія. Припомнишь, надюсь, если повезетъ теб, отъ кого ты добылъ его?
ПЕРИ. Врь, не забуду. Благодаря вамъ облекся я въ желзо, а этотъ брилліантъ, не смотря на все хищничество моря, удержавшійся на моемъ пальц, осдлаетъ мн коня, красота котораго восхититъ зрителей. Недостаетъ за симъ, любезный, только пары еще чепраковъ.
2 РЫБ. Добудемъ, дамъ теб на нихъ лучшій мой плащь, и самъ провожу тебя ко двору.
ПЕРИ. Да будетъ же честь цлью всхъ моихъ усилій! Возстану нынче же, прибавлю иначе бду къ бд. (Уходятъ.

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Терасса, ведущая къ мсту ристанія. На одной сторон павильонъ для Царя, Принцессы, Госпожъ, Господъ и другихъ.
Входятъ Симонидъ, Таиса, Вельможи и Свита.

СИМО. Готовы ль рыцари начать ристаніе?
1. ВЕЛ. Готовы, мой повелитель, ждутъ только твоего прихода, чтобъ теб представиться.
СИМО. Скажи же имъ, что готовы и мы, что и наша дочь, въ честь рожденія которой задумано торжество это, сидитъ здсь, какъ дитя красоты, созданное природой на любованье и удивленье смертныхъ. (Вельможа уходитъ.)
ТАИС. Царственный отецъ мой, твое превозношеніе меня такъ велико, меньше достоинства мои.
СИМО. Такъ подобаетъ, потому что цари — образецъ, который небо длаетъ себ подобнымъ. Какъ драгоцнности теряютъ свой блескъ отъ пренебреженья, такъ точно и цари утрачиваютъ свое значенье отъ недостатка уваженья.— Теб, дочь моя, предстоитъ теперь честь объясненія намъ помысловъ каждаго изъ рыцарей его девизомъ.
ТАИС. Чтобъ поддержать честь мою, постараюся оправдать это довріе.

Входитъ Рыцарь съ Оруженосцемъ, который, проходя съ нимъ черезъ сцену, представляетъ щитъ его Принцесс.

СИМО. Кто первый представляющійся?
ТАИС. Рыцарь Спартанскій, славный отецъ мой, девизъ на щит его: черный Еіопъ, протягивающій руку къ солнцу: съ подписью: Lux tua vita mihi {Свтъ твой — жизнь моя.}.
СИМО. Любитъ тебя, кто живетъ тобой, достаточно.

Проходитъ Вторый Рыцарь.

Кто второй?
ТАИС. Принцъ Македонскій, добрый мой отецъ, и девизъ его щита: вооруженный витязь, побжденный дамой, а подпись: Piu per dulzura que per fuerza {Больше нжностью, чмъ силой.}.

Проходитъ Третій Рыцарь.

СИМО. Кто третій?
ТАИС. Третій изъ Антіохіи, его девизъ: лавровый внокъ съ подписью: Me pompae provexit apex {Вознесенъ на вершину славы.}.

Проходитъ Четвертый Рыцарь.

СИМО. Что четвертый?
ТАИС. Обращенный внизъ горящій факелъ съ подписью: Quod me alit, me extinguit {Что питало, то и тушитъ.}.
СИМО. Это значитъ, что красота можетъ, какъ захочетъ, и воспламенить и убить.

Проходитъ Пятый Рыцарь.

ТАИС. Пятый: рука окруженная тучами съ кускомъ золота, на оселк испытываемымъ, съ надписью: Sic spectanda fides {Такъ узнается врность.}.

Проходитъ Шестой Рыцарь.

СИМО. Кто шестой и послдній, самъ такъ ловко представившій теб щитъ свой?
ТАИС. Кажется иностранецъ, девизъ его: засохшая, съ зеленющей только верхушкой, втвь, и съ подписью: In hac spe vivo {Этой только надеждой и живу.}.
СИМО. Прекрасно. Въ жалкомъ своемъ положеніи, онъ надется, что отъ тебя зацвтетъ его счастіе снова.
1. ВЕЛ. Ему слдовало бы общать поболе того, чего можно ожидать по его вншности, потому что, судя по ржавымъ его доспхамъ, привычне онъ къ кнуту, чмъ къ копью.
2. ВЕЛ. Очень можетъ быть, что дйствительно онъ иностранный, потому что въ странномъ такомъ вооруженіи на турниръ такъ знаменитый явился.
3. ВЕЛ. Можетъ быть и съ намреніемъ давалъ онъ своимъ доспхамъ до ныншняго дня ржавть, разсчитывая сегодня пескомъ ихъ вычистить.
СИМО. Глупо судить о человк по его наружности. Но довольно, рыцари вызжаютъ, идемъ и мы въ нашу галлерею.

(Уходятъ. За сценой громкія восклицанія, вс кричатъ: Жалкій Рыцарь!)

СЦЕНА 3.

Тамъ же. Зала во дворц. Накрываютъ столъ.
Входятъ Симонидъ, Таиса, Дамы, Вельможи, Рыцари и Свита.

СИМО. Говорить вамъ, рыцари, что рады мы вамъ, считаю я совершенно излишнимъ, перечисленія воинскихъ вашихъ доблестей, какъ на заглавномъ лист сборника вашихъ подвиговъ, надюсь, вы и не ждали отъ меня, полагаю это даже неприличнымъ, такъ какъ всякое достоинство само говоритъ за себя. Приготовьтесь же къ веселію, потому что веселіе подобаетъ пиршеству. Вы мои гости.
ТАИС. (Периклу). Теб, мой гость и рыцарь, дарую я внецъ побды, внчаю тебя царемъ благодатнаго дня этого.
ПЕРИ. Не столько достоинству, принцесса, сколько случайности обязанъ я этимъ.
СИМО. Приписывай это чему тамъ хочешь, а день все-таки твой, и надюсь, злостныхъ завистниковъ не найдешь ты здсь. Образуя художниковъ, искусство образуетъ и хорошихъ, и еще лучшихъ, и ты лучшій изъ учениковъ его.— Ну, царица празднества — это вдь ты, дочь моя, — займи свое мсто. Остальныхъ разсадитъ нашъ маршалъ по сану.
РЫЦАР. Премного намъ чести, добрый Симонидъ.
СИМО. Ваше присутствіе радуетъ насъ, любимъ мы честь, ненавидитъ кто честь — ненавидитъ и боговъ.
МАРШ. Вотъ твое, доблестный витязь, мсто.
ПЕРИ. Другое было бы мн приличне.
1. РЫЦ. Не спорь. Вс вдь мы настолько благородны, что неспособны, ни сердцемъ, ни глазами, завидовать высшимъ, пренебрегать низшими.
ПЕРИ. Вы такъ любезны, рыцари.
СИМО. Садись, садись.— (Про себя) Клянусь Юпитеромъ, царемъ всхъ помышленій, дивлюсь какъ это, отъ раздумья о немъ, и пирогъ въ горл останавливается.
ТАИС. (Про себя). Клянусь Юноной, царицей браковъ, вс эти блюда, отъ желанія, чтобы онъ былъ моей пищей, кажутся мн совершенно безвкусными. Прекраснйшій онъ рыцарь.
СИМО. (Про себя). Простой онъ деревенскій дворянчикъ. И сдлалъ не больше другихъ рыцарей, переломилъ копье иль два, да будетъ же о немъ.
ТАИС. (Про себя). Для меня онъ тоже что брилліантъ передъ стекломъ.
ПЕРИ. (Про себя). Царь этотъ точь въ точь портретъ моего отца, говорящій мн: такъ же былъ и я славенъ, такъ же возсдали принцы, какъ звзды, вокругъ моего трона, и былъ я для нихъ солнцемъ, которое чествовали они. Вс, видвшіе его, какъ свтила меньшія, склоняли передъ его превосходствомъ короны свои, а сынъ его, какъ свтлякъ, свтелъ только во мрак, нисколько — днемъ. Вижу теперь, что время — царь людей, и творецъ, и могила ихъ, и даруетъ имъ только то, что само хочетъ, а не то, чего они требуютъ.
СИМО. Ну что же, весело вамъ, рыцари?
1. РЫЦ. Кому жь не будетъ въ этомъ царственномъ обществ?
СИМО. Вотъ, также по самый край полнымъ кубкомъ, какимъ любите вы пить за вашихъ владычицъ, пью я ваше здоровье.
РЫЦАРИ. Благодаримъ, государь.
СИМО. Постойте. Тотъ вонъ рыцарь такъ мраченъ, какъ будто пиръ нашъ, какъ онъ ни роскошенъ, все еще не соотвтствуетъ его достоинству.— Замчаешь ты это, Таиса?
ТАИС. Какое же мн до этого, отецъ мой, дло?
СИМО. О, помни, дочь моя, что цари и въ этомъ должны уподобляться богамъ, которые щедро воздаютъ всякому являющемуся чествовать ихъ, что цари не длающіе этого похожи на комаровъ: жужжатъ сильно, а убьютъ — изумляютъ ничтожностью. Потому, чтобъ усладить хоть сколько нибудь раздумье его, скажи ему, что пьемъ мы его здоровье изъ этой вотъ чаши.
ТАИС. Неприлично мн, отецъ, быть съ незнакомымъ рыцаремъ такъ смлой. Онъ дурно можетъ истолковать мое обращеніе къ нему, мужчины часто вдь принимаютъ любезность женщинъ за нахальство.
СИМО. Какъ! Длай что велю, или разсердишь меня.
ТАИС. (Про себя). Клянусь богами, не могъ онъ ничего пріятне этого потребовать.
СИМО. Скажи ему за тмъ, что желаемъ мы еще узнать, откуда онъ, его имя и происхожденье.
ТАИС. Рыцарь, царственный отецъ мой пьетъ твое здоровье.
ПЕРИ. Благодарю его.
ТАИС. И желаетъ теб столько же крови для жизни.
ПЕРИ. Благодарю и его и тебя, и отъ души отвчаю ему тмъ же.
ТАИС. А за тмъ, желаетъ онъ узнать отъ тебя откуда ты, твое имя и происхожденье.
ПЕРИ. Дворянинъ я Тирскій, а имя мое Периклъ, изучивъ художества и дло ратное, отправился я искать приключеній, и злостное море лишило меня и кораблей и спутниковъ, кораблекрушеніе выбросило меня на этотъ берегъ.
ТАИС. Благодаритъ онъ тебя, государь, имя его Периклъ, дворянинъ онъ Тирскій, злоба моря лишила его и кораблей и спутниковъ, и выбросила на этотъ берегъ.
СИМО. Клянусь богами, жалю я о его несчастій, и выведу его изъ тяжкаго раздумья.— Ну, любезные витязи, слишкомъ ужь мы засидлись, по пустому тратя время, другихъ жаждущее увеселеній. Не останавливайтесь тлъ что вы въ доспхахъ: не портятъ, а красятъ они пляску воина. Не отговаривайтесь и тлъ, что музыка ихъ слишкомъ для дамскихъ головокъ груба, любятъ вдь он мужчинъ и въ оружіи такъ же, какъ постели. (Рыцари пляшутъ.) Гакъ, такъ! прекрасно! попрошено хорошо — превосходно и исполнено.— Сюда, сюда, рыцарь, вотъ дама такъ же безъ дла, а я слыхалъ: вы Тирскіе рыцари мастера заставлять дамъ прыгать, и пляшете превосходно.
ПЕРИ. Т, государь, которые въ этомъ упражняются.
СИМО. Значитъ это: хотлось бы вжливо отдлаться?— (Рыцари и дамы пляшутъ.) Ну довольно, довольно. Благодарю, рыцари, благодарю всхъ, вс отличились, (Периклу) а ты больше всхъ.— Пажей и огня, проводить рыцарей въ ихъ комнаты. (Периклу) Теб, веллъ я приговить подл нашей. дкр. Располагай мной, какъ твоему величеству угодно, СИМ. Принцы, слиткомъ ужь теперь поздно чтобъ говорить о любви, на что, знаю, вы разсчитывали, и потому, ступай каждый на покой, и хлопочи завтра, чтобъ успть, какъ можетъ. (Уходятъ.)

СЦЕНА 4.

Тиръ. Комната во дворц.

Входятъ Геликанъ и Эсканъ.

ГЕЛ. Нтъ, Эсканъ, узнай: виновенъ былъ Антіохъ въ кровосмшеніи, всемогущіе боги не пожелали откладывать еще готовую уже кару за грхъ такъ гнусный и страшный, и вотъ, въ то самое время, какъ во всемъ своемъ горделивомъ величіи, сидлъ онъ съ своей дочерью въ великолпнйшей колесниц, сошелъ огонь съ неба и сморщилъ ихъ до отвратительности, потому что тла ихъ издавали такой смрадъ, что даже и т, чьи глаза до этого восхищались ими, боялись осквернить руки погребеніемъ ихъ.
ЭСК. Странно.
ГЕЛ. Но правосудно, какъ бы ни былъ могущественъ царь этотъ, и все его могущество не могло быть охраной отъ стрлы небесной, и не могъ грхъ не получить должнаго возмездія.
ЭСК. Правда.

Входятъ три Вельможи.

1 ВЕЛ. Видите, ни въ совт, ни въ обыкновенной бесд никто не пользуется такимъ, какъ онъ, довріемъ.
2 ВЕЛ. Не досаждать намъ боле этимъ безъ всякаго съ нашей стороны порицанія.
3 ВЕЛ. И проклятье тому, кто въ этомъ намъ не поможетъ.
1 ВЕЛ. Ступайте-жь за мной.— Доблестный Геликанъ, намъ надо поговорить съ тобой.
ГЕЛ. Со мной? очень радъ.— Здравствуйте, господа.
1 ВЕЛ. Знай, что недовольство наше дошло до высшей степени, перехватитъ скоро черезъ край.
ГЕЛ. Недовольство! чмъ же? Не вредите государю, котораго вдь любите.
1 ВЕЛ. Такъ не вреди же, почтенный Геликанъ, себ самому, живъ еще принцъ позволь намъ привтствовать его, скажи: какая страна счастливится его дыханіемъ. Если на этомъ онъ еще свт — отыщемъ мы его, покоится въ могил — найдемъ его и тамъ, хотимъ знать это положительно, живъ — пусть управляетъ нами, умеръ — оплачемъ смерть его, и прибгнемъ къ свободному нашему выбору.
2 ВЕЛ. Всего, по нашему мннію, вроятне, что умеръ онъ, и мы, зная что государство безъ головы, какъ домъ безъ кровли, скоро разваливается, изберемъ тебя, лучше всхъ умющаго и царить и управлять, въ цари наши
ВС. Да здравствуетъ, благородный Геликанъ!
ГЕЛ. Оставайтесь врны чести, повремените выборомъ, если только любите вы принца Перикла, повремените.— Уступлю, вашему желанію — попаду въ море, въ которомъ за минуту спокойствія платятъ часами тревоги.— Потерпите отсутствіе царя вашего еще двнадцать мсяцевъ, не возвратится онъ по истеченіи ихъ, потяну съ старческимъ терпніемъ ярмо ваше. Не могу склонить васъ на это доказательство любви вашей, отправляйтесь, какъ благородные и врные подданные на поискъ его, истощите на этотъ поискъ всю отважную вашу ревность. Найдете его и убдите возвратиться — будете брилліантами внца его.
4 ВЕЛ. Глупецъ только не уступитъ мудрости, Геликанъ посовтовалъ, и мы отправимся.
ГЕЛ. Любите вы стало насъ, мы — васъ, подадимъ же другъ другу руки. Дружны такъ сановники — прочно государство. (Уходятъ.)

СЦЕНА 5.

Пентаполисъ. Комната во дворц.

Входятъ съ одной стороны Симонидъ, читая письмо, съ другой — Рыцари.

4 РЫЦ. Добраго доброму Симониду утра.
СИМ. Рыцари, дочь моя поручила мн передать вамъ, что до истеченія двнадцати еще мсяцевъ не ршится она на жизнь брачную. Причина этого извстна только ей, никакъ не могъ я ее отъ нея выпытать.
2 РЫЦ. Нельзя ли намъ повидаться съ ней?
СИМ. Никакимъ образомъ, накрпко заперлась она въ своей комнат. Поклялась очами Цинтіи и двственной своей честью двнадцать еще мсяцевъ не слагать съ себя ливреи Діаны.
3 РЫЦ. Какъ ни непріятно намъ прощаться, должны, однакожь, государь проститься съ тобой. (Уходятъ.)
СИМ. Отдлался отъ нихъ отлично, за письмо теперь дочери. Пишетъ она мн, что выйдетъ за незнакомаго рыцаря, или никогда не увидитъ ужъ ни дня, ни свта. Прекрасно, сударыня, выборъ твой согласенъ съ моимъ, и я радъ этому — но такое своевольство безъ всякаго соображенія: будетъ, или не будетъ это мн пріятно. Ну да одобряю вдь я ея выборъ, и не затяну дла. Но вотъ онъ идетъ сюда, попритворствуемъ.

Входитъ Периклъ.

ПЕР. Всякаго счастія доброму Симониду!
СИМ. Того же и теб, любезный рыцарь. Благодарю тебя за прекрасную твою игру прошедшей ночью, никогда, поврь, не наслаждались мои уши такой плнительной гармоніей.
ПЕР. Только по твоему, государь, расположенію ко мн, не по достоинству хвалишь ты меня.
СИМ. Нтъ, ты можешь быть учителемъ музыки.
ПЕР. Худшій разв изъ учениковъ.
СИМ. Позволь мн предложить теб одинъ вопросъ: какого ты мннія о моей дочери?
ПЕР. Что достойнйшая она изъ принцессъ.
СИМ. И съ тмъ вмст прекрасна, не такъ ли?
ПЕР. Какъ свтлый лтній день, изумительно прекрасна.
СИМ. Дочь моя, рыцарь, очень хорошаго о теб мннія, до того хорошаго, что хочетъ чтобъ ты былъ ея учителемъ, хочетъ быть твоей ученицей, прими это къ свднію.
ПЕР. Недостоинъ я быть ея учителемъ.
СИМ. Она этого не думаетъ, прочти это писаніе.
ПЕР. (Про себя). Что это? письмо, что любитъ Тирскаго рыцаря? Хитрый это замыселъ царя на жизнь мою. (Громко) О, не старайся, государь, запутать бднаго, злощастнаго рыцаря, никогда не заносившагося такъ высоко, чтобъ добиваться любви твоей дочери, оказывавшаго всяческое ей уваженіе.
СИМ. Околдовалъ ты дочь мою, негодяй ты.
ПЕР. Нтъ, клянусь всми богами, никогда такая гнусность и на умъ мн не приходила, никогда не длалъ я ничего такого, чмъ бы могъ вынудить ея любовь, или твое негодованіе.
СИМ. Лжешь, предатель.
ПЕР. Предатель?
СИМ. Да, предатель.,
ПЕР. Въ самую глотку всякаго, кто назоветъ меня имъ, не будь онъ только царь, возвращу я ложь эту.
СИМ. (Про себя). Клянусь богами, нравится мн его неустрашимость.
ПЕР. Дйствія мои такъ же благородны, какъ и помыслы, всегда чуждые всего низкаго. Ради чести прибылъ я ко двору твоему, не для того, чтобъ сдлаться бунтовщикомъ противъ ея владычества, и тому, кто другаго обо мн мннія, мечъ этотъ докажетъ, что онъ врагъ чести.
СИМ. Нтъ!— Вотъ дочь идетъ сюда, она можетъ засвидтельствовать.

Входите Таиса.

ПЕР. О, если ты такъ же добродтельна, какъ прекрасна, скажи гнвному отцу твоему: просилъ ли когда-нибудь языкъ мой, написала ль теб рука моя хоть одинъ слогъ любви?
ТАИС. А еслибъ это и было, кто же оскорбился бы тмъ, что обрадовало бы меня.
СИМ. Такъ вотъ какъ ты, сударыня, ршительна? (Про себя) чему отъ души радехонекъ. (Громко) Смирю же и тебя, заставлю быть покорной. Хочешь ты, безъ моего согласія выйдти за незнакомца? (Про себя) знаю, по крови непремнно мн равнаго. (Громко) Такъ слушай же: или согласи свою волю съ моей,— слушай и ты, рыцарь: или подчинись ты мн, или сдлаю я васъ — мужемъ и женой.— Ну, давайте жь руки, и губами слдуетъ скрпить это, соединяя васъ — разстроиваю я вс ваши надежды, а для большей еще кары — да благословитъ васъ богъ всевозможными радостями!— Ну, довольны вы?
ТАИС. Да, если только ты любишь меня.
ПЕР. Какъ мою жизнь, кровь ее питающую.
СИМ. Какъ! согласны оба?
ТАИС. и ПЕР. Если твоему величеству такъ угодно.
СИМ. Такъ угодно, что сейчасъ же и обвнчаю, и за тмъ, какъ только можете, проворне въ постель. (Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ III.

Входите Говеръ.

ГОВ. Покончилъ сонъ шумное пиршество, по всему дворцу раздается одно только храпнье, отъ пресыщенія роскошнйшей свадебной трапезой, громче обыкновеннаго. Присвъ подл дырокъ, сторожатъ кошки мышей глазами, какъ уголь горящими, распваютъ въ печуркахъ сверчки, радуясь ихъ сухости. Возведенная Гименеемъ на ложе невста перестала быть двой, зародился ребенокъ.— Будьте жь внимательны, и пополните тонкимъ вашимъ воображеніемъ время такъ сокращенно пройденное. Нмое жь представленіе объясню я вамъ рчью.

НМАЯ СЦЕНА.

Входятъ Периклъ и Симонидъ со Свитой и встрчаютъ Гонца, который преклоняетъ передъ, Перикломъ колна и подаетъ ему письмо, Периклъ показываетъ его Симониду, вельможи также преклоняютъ передъ Перикломъ колна. Входятъ Таиса, беременная, и Лихорида, Симонидъ показываетъ дочери письмо, и она радуется, за симъ она и Периклъ прощаются съ Симонидомъ и вс уходятъ.

ГОВ. Ищутъ Перикла старательно по всмъ странамъ, и пустыннйшимъ и непроходимйшимъ четырехъ противоположныхъ угловъ свта, и на лошадяхъ и на корабляхъ, не щадя никакихъ издержекъ. Наконецъ, молва помогла многотрудному этому исканію, и вотъ, приходитъ изъ Тира ко двору Симонида письмо такого содержанія: ‘Антіохъ и дочь его умерли, граждане Тира пожелали возложить корону на главу Геликана, но онъ не захотлъ этого, и чтобъ предотвратить возмущеніе, общалъ покориться ихъ желанію и принять корону, когда царь Периклъ и по истеченіи дважды шести мсяцевъ не возвратится’.— Всть эта, прибывъ въ Пентаполисъ, породила всеобщую радость, каждый, ликуя, восклицалъ:, несомннный наслдный нашъ принцъ и самъ царь вдь! кто бы могъ это подумать, кому бы могло это и присниться?’ — Коротко, ршили что долженъ онъ отправиться въ Тиръ. Царица его, беременная, заявляетъ желаніе — котораго кто жь не исполнилъ бы?— хать съ нимъ. Не станемъ распространяться о слезахъ и скорби разставанья, беретъ она съ собой свою кормилицу, Лихориду, и пускается въ море. Понесся корабль ихъ по валамъ Нептуна, прорзалъ ужь полпути килемъ своимъ, какъ вдругъ — новая превратность причудливаго счастія: сдой сверъ разразился такой бурей, что бдное, и вверхъ и внизъ бросаемое судно заныряло, какъ спасающаяся утка. Принцесса вскрикнула, и отъ испуга начала мучиться родами, то же что за тмъ въ эту самую бурю послдовало представитъ вамъ здсь само. Не разсказъ мой, а представленіе сообщитъ вамъ остальное несравненно лучше меня. Вообразите только, что помостъ этотъ — корабль, на палубу котораго кидаемый моремъ Периклъ выходитъ говорить. (Уходите.)

СЦЕНА 1.

ПАЛУБА КОРАБЛЯ.

Входитъ Периклъ.

ПЕР. О богъ великой этой пустыни, уйми же волны, вмст и небо и адъ ополаскивающія, а ты, повелвающій втрами, закуй ихъ, вызвавъ изъ глуби, въ желза. О, заставь же за молчать страшные, оглушительные громы, угаси быстрыя, срныя молніи!— О, что же, Лихорида, что царица моя?— Хочешь ты, буря, ядовито всю себя выхлестать?— Свистокъ матроса, какъ шепотъ уху смерти, не слышимъ.— Лихорида!— Луцина! о божественная покровительница и повитуха, благодатная для взывающихъ къ теб и ночью, сведи свою божественность на ныряющій корабль нашъ, сократи муки моей царицы.

Входитъ Лихорида съ ребенкомъ.

Что, что, Лихорида?
ЛИХ. Вотъ теб существо, такъ для этого мста юное, что, понимай оно, непремнно умерло бы, какъ придется, врно, мн. Возьми эту частицу твоей умершей царицы.
ПЕР. Какъ! какъ, Лихорида!
ЛИХ. Терпнье, государь, не помогай бур. Вотъ все что живаго осталось теб отъ твоей царицы — крохотная только дочка, ради ея — будь мужемъ, утшься.
ПЕР. О боги! зачмъ же заставляете вы насъ любить богатые дары свои, когда такъ скоро за тмъ отнимаете ихъ у насъ. Мы смертные, того, что даемъ, не беремъ назадъ, лучше мы, въ этомъ отношеніи, васъ.
ЛИХ. Терпніе, добрый государь, ради именно этой обузы.
ПЕР. Да будетъ же жизнь твоя безмятежна, потому что боле бурнаго рожденья ни одному ребенку не выпадало еще, да будетъ нравъ твой милъ и кротокъ, потому что никогда еще появленіе на свтъ царской дочери такъ грубо не привтствовалось. Да будетъ все послдующее счастіемъ! Рожденіе твое такъ шумно, какъ только могутъ сдлать его такимъ огонь, воздухъ, вода, земля и небо, чтобъ возвстить твой выходъ изъ чрева матери, и тотчасъ же за тмъ, понесла ты потерю, какой не вознаградитъ уже и все, что найдешь ты здсь.— Да воззрятъ же на тебя милосердые боги благосклоннйшимъ окомъ!

Входятъ два Матроса.

1. МАТ. Мужайся, государь! Храни тебя господь!
ПЕРИ. Мужества у меня достаточно. Не боюся я бури. Самое для меня ужасное она ужь соверишла, только изъ жалости къ бдному этому ребенку, только для новаго этого мореплавателя желаю я, чтобъ стихла она.
4. МАТ. Ослабь тотъ вонъ канатъ. Ну же, слышишь?— Дуй теперь, рви себ.
2. МАТ. Только бы въ открытое-то намъ выбраться, а тамъ цлуйтесь себ мутныя, соленыя волны хоть и съ мсяцемъ, ни почемъ это мн.
4. МАТ. Государь, царицу-то твою надо за бортъ, море такъ расходилось, втеръ такъ разбушевался — не стихнутъ, пока не освободимъ корабля отъ мертваго.
ПЕРИ. Предразсудокъ это вашъ.
1. МАТ. Прости намъ, государь, постоянно мы это въ мор соблюдаемъ, крпко этого держимся. И потому, уступи, непремнно надо ее сейчасъ же за бортъ.
ПЕРИ. Если такъ ужь по вашему нужно.— Несчастная!
ЛИХО. Тамъ лежитъ она, государь.
ПЕРИ. Страшная родильная постель привелась теб моя дорогая. Ни свта, ни огня, непріязненныя стихіи совсмъ за. были тебя, не могу я и схоронить тебя въ освященной могил, долженъ тотчасъ же, только что уложу въ гробъ, бросить тебя въ илъ, гд вмсто памятника и неугасаемой лампады надъ костями твоими, лежащее межь простыхъ раковинъ тло твое, будутъ давить только бьющіе фонтанами киты, да рокочущіе воды.— О Лихорида, скажи Нестору, чтобъ принесъ мн ароматы, чернилъ, бумаги, мой ларецъ и драгоцнности, а Никандру, чтобъ вынесъ мой платеной сундукъ, ребенка положи на подушку. Ступай, я между тмъ прощуся съ ней. Ну же, проворнй. (Лихорида уходитъ.)
2. МАТ. Государь, у насъ подъ палубой готовъ совсмъ ужь выконопаченной и осмоленной ящикъ.
ПЕРИ. Спасибо, какой это, скажите, берегъ?
2. МАТ. Не въ далек мы отъ Тарза.
ПЕРИ. Направь же корабль, вмсто Тира, туда. Какъ скоро можемъ мы до него добраться?
2. МАТ. Къ разсвту, если только втеръ постихнетъ.
ПЕРИ. Такъ въ Тарзъ, прошу васъ.— Тамъ прибгну я къ Клеону, потому что до Тира, ребенку не выдержать, оставлю его у него хорошей кормилиц. Ступай же, добрый морякъ, тло я сейчасъ же вынесу. (Уходитъ.)

СЦЕНА 2.

Эфесъ. Комната въ дом Церимона.

Входятъ Церимонъ, Служитель и нсколько человка, претерпвшихъ кораблекрушеніе.

ЦЕР. Эй, Филемонъ!

Входитъ Филемонъ.

ФИЛ. Ты, господинъ, звалъ меня?
ПЕР. Разведи огонь и дай пость бднякамъ этимъ. Страшно была бурна и свирпа ночь эта.
СЛУЖ. Видалъ я ихъ много, но такой, какъ эта, не приводилось еще.
ЦЕР. Господинъ твой умретъ прежде, чмъ ты вернешься. Нтъ ничего въ природ, чмъ бы можно было помочь ему. (Филемону) Отдай это аптекарю, и скажи мн какъ оно подйствуетъ. (Филемонъ, служитель и претерпвшіе кораблекрушеніе уходятъ.)

Входятъ два Господина.

1. ГОС. Добраго, многоуважаемый, утра.
2. ГОС. Добраго, почтеннйшій, утра.
ЦЕРИ. Что это такъ рано подняло васъ?
1. ГОС. Дома наши, стоящіе на самомъ берегу моря, колебались, какъ при землетрясеніи, казалось, самые переводы ломались, и все готово было рухнуть. Испугъ и страхъ заставили меня покинуть домъ.
2. ГОС. Только это — не какое нибудь дло побудило насъ потревожить тебя такъ рано.
1. ГОС. Меня вотъ удивляетъ, что и ты, такъ разодвшись, такъ рано стряхнулъ съ себя золотой сонъ отдохновенія. Не донимаю я такого, ничмъ не вынуждаемаго расположенія къ безпокойству.
ЦЕРИ. Я всегда считалъ добродтель и знаніе дарами далеко драгоцннйшими знатности и богатства. Беззаботные наслдники могутъ опозорить и растратить послднія, первыя же ведутъ къ безсмертію, длаютъ человка богомъ. Вамъ извстно, что я постоянно занимался медициной, изученіе таинственной этой науки по книгамъ и по опыту, открыло мн какія цлебныя начала находятся въ растеніяхъ, металлахъ и камняхъ, дало мн возможность судить о разстройствахъ, какимъ природа подвергается, и уврачевывать ихъ, что и доставляетъ мн не несравненно больше удовольствія, чмъ жажда суетныхъ почестей, или увязываніе богатствъ въ мшки шелковые, на радость дурней да смерти.
2. ГОС. Благотворительность свою распространилъ ты по всему Эфесу, и сотни нацленныхъ тобою называютъ себя твоими созданіями. И не только знаніями и трудами, но и всегда открытымъ кошелькомъ стяжалъ добрый Церимонъ такую славу, какой время никогда —

Входятъ два Служителя съ ящикомъ.

1. СЛУ. Ставь сюда.
ЦЕРИ. Это что такое?
2. СЛУ. Сейчасъ, господинъ, море выбросило этотъ ящикъ на нашъ берегъ. Съ какого нибудь онъ разбитаго корабля.
ЦЕРИ. Опускайте, посмотримъ.
2. ГОС. Похожъ онъ на гробъ.
ЦЕРИ. Что бы тамъ ни былъ, а тяжелъ онъ удивительно. Вскроемъ его сейчасъ же. Переполнился желудокъ моря золотомъ — не дурно, что выблевало оно его на насъ.
2. ГОС. Дйствительно.
ЦЕРИ. Какъ законопаченъ и засмоленъ онъ. Море, говоришь ты, выбросило его?
СЛУЖ. Такой громадной волны, какъ та, которой онъ выкинутъ на берегъ, я и не видывалъ еще.
ЦЕРИ. Ну, открывайте-жь. Тише, тише! какъ хорошо изъ него пахнетъ.
2. ГОС. Удивительно хорошо.
ЦЕРИ. Никогда еще такое благовоніе не касалось ноздрей моихъ. Поднимай крышку. О боги! что же это? трупъ!
4. ГОС. Чудеса!
ЦЕРИ. Завернутый въ великолпнйшую ткань, облитый бальзамами и обложенный полными благовоній мшками. И при немъ свитокъ! О Аполлонъ! помоги мн разобрать письмена его! (Читаетъ) ‘Заявляю, если гробъ этотъ когда нибудь будетъ выброшенъ на землю, что въ немъ утраченная мною, царемъ Перикломъ, драгоцннйшая всхъ сокровищь міра царица: кто найдетъ ее — похорони. Царскою была она дочерью. Кром сокровищь въ награду, да наградятъ его и боги за доброе это дло’.— живъ ты, Периклъ, растерзано твое сердце горемъ!— А случилось это ныншней же ночью.
2. ГОС. Весьма вроятно.
ЦЕРИ. Непремнно этой ночью, потому, видите какъ свжа она. Варвары, бросившіе ее въ море.— Разведите огонь, принесите изъ кабинета вс мои коробки сюда, смерть можетъ иногда подавлять природу на многіе часы, а огонь жизни все-таки снова зажигаетъ угнетенныя чувства. Слышалъ я объ одной Египтянк, лежавшей семь часовъ мертвой, и воскрешенной старательнымъ уходомъ.

Входитъ Служитель съ ящиками, бльемъ и огнемъ.

Прекрасно, прекрасно, и блье, и огонь.— Какъ ни плоха и не жалка наша музыка, прошу, скажите чтобъ играла въ сосдней комнат.— Дай еще склянку,— да поварачивайся же, чурбанъ!— Играй, музыка!— Прошу, дайте ей больше воздуха.— Оживетъ, господа, царица эта, природа вызываетъ ужь теплое ея дыханіе, не боле она пяти часовъ въ этомъ состояніи. Смотрите, какъ она снова начинаетъ подувать на цвтокъ жизни!
1. ГОС. Черезъ тебя умножаетъ небо чудеса свои, прославитъ тебя навсегда.
ЦЕРИ. Ожила! смотрите, ея вки, эти ларцы, утраченныхъ Перикломъ, брилліантовъ, начинаютъ ужь раздвигать свою бахрому изъ свтлаго золота. Брилліанты, воды чистйшей, обнаруживаются, чтобъ вдвойн обогатить міръ этотъ. О, живи, прекрасное созданье, и разсказомъ о судьб своей такъ же, какъ ты, дивной, заставь насъ плакать.
ТАИС. О Діана, гд я? Гд мужъ мой? Какіе это люди?
2. ГОС. Не удивительно это?
1. ГОС. Изумительно.
ЦЕРИ. Молчите, любезные сосди! Помогите мн перенесть ее въ сосднюю комнату, теперь необходима величайшая осторожность, потому что возвратъ въ прежнее состояніе — смерть. Ну же, ну, о Эскулапъ, помоги намъ! (Уходятъ, унося ея собою Таису.)

СЦЕНА 3.

Тарзъ. Комната въ домъ Клеона.

Входятъ Периклъ, Клеонъ, Діониса и Лихорида съ Мариной.

ПЕРИ. Благороднйшій Клеонъ, не могу я не хать, двнадцать мсяцевъ прошли, и миръ Тира весьма не благонадеженъ. Примите жь, и ты, и добрая жена твоя, мою искреннйшую благодарность, все же остальное да даруютъ вамъ боги!
КЛЕО. Смертельно поранившія тебя стрлы судьбы сильно задли и насъ.
ДІОН. Несчастная царица! Зачмъ жестокая судьба не дозволила теб привесть ее сюда, чтобъ осчастливить мои взоры!
ПЕРИ. Приходится поневол покоряться вол боговъ. Еслибъ я и могъ ревть и бсноваться какъ море, въ которомъ лежитъ она — въ конц концовъ было бъ все тоже. Милую мою крошку, Марину, названную мною такъ, потому что родилась она на мор, поручаю я вашему благодушію, оставляю дщерью вашей заботливости, и прошу воспитать ее царственно, соотвтственно ея рожденію.
КЛЕО. Будь, государь, покоенъ, твое великодушіе, снабдившее всю страну мою хлбомъ, за что народъ досел благословляетъ тебя, попомнится въ твоей дочери. Унижусь до гнуснаго пренебреженія ею — народъ, тобой спасенный, заставитъ меня вспомнить о долг, а понадобится такое мн побужденіе — да вымостятъ это боги на мн, на моихъ, и на всемъ моемъ потомств.
ПЕРИ. Врю я теб, твоя честь и доброта достаточныя и безъ клятвъ ручательства. До ея замужества, добрая Діониса, клянусь всми нами чествуемой Діаной, не коснутся ножницы волосъ моихъ, хотя бы и видли въ этомъ одно только упрямство. Прощайте. Осчастливь же меня, моя добрйшая, заботливымъ возращеніемъ моей дочери.
ДІОН. Есть и своя у меня дочь, но не будетъ для меня и она дороже твоей, государь.
ПЕРИ. Благодарю, и не забуду тебя въ молитвахъ.
КЛЕО. Мы проводимъ тебя до самаго моря и предоставимъ тебя тамъ улыбающемуся Нептуну и благопріятнйшимъ втрамъ неба.
ПЕРИ. Принимаю твое предложеніе. Идемъ, моя многоуважаемая.— О не плачь же, Лихорида, не плачь! береги маленькую госпожу твою: отъ нея зависитъ -вдь вся твоя будущность.— Идемъ, друзья. (Уходятъ.)

СЦЕНА 4.

Эфесъ. Комната въ домъ Церимона.

Входятъ Церимонъ и Таиса.

ЦЕРИ. Свитокъ этотъ и драгоцнности лежали съ тобой въ гробу, твои они. Знаешь ты письмена эти?
ТАИС. Моего они мужа. Помню я хорошо, что сла на корабль на сносяхъ, но разршилась или не разршилась на немъ, клянусь богами, не могу сказать наврное. Но такъ какъ не увижу ужь боле царя Перикла, законнаго супруга моего, облекусь въ одежду весталки, и откажусь отъ всхъ радостей.
ЦЕРИ. Ршилась ты на это, Діанинъ храмъ не въ далек отсюда, тамъ можешь ты жить до конца дней твоихъ, и если хочешь, моя племянница будетъ тамъ прислуживать теб.
ТАИС. Могу заплатить вамъ за все только благодарностью, вознагражденіе, при всей моей готовности на большее, самое жалкое. (Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ IV.

Входитъ Говеръ.

ГОВ. Представьте себ, что Периклъ прибылъ въ Тиръ, встрченъ съ восторгомъ и зажилъ въ немъ какъ желалось. Скорбную царицу его мы оставимъ въ Эфес поклонницей Діаны, и займемся Мариной, которую быстро возращающая сцена наша представитъ вамъ въ Тарз, отлично воспитанною Клеономъ, сдлавшеюся, благодаря своему музыкальному и научному образованію, предметомъ общаго дивованья. Но увы! чудовище зависть, подкапываясь подъ заслуженную славу, ищетъ ножемъ измны лишить Марину жизни. Въ этомъ род у Клеона дочь, вполн ужь для замужества созрвшая, два эта, Филотена по имени, старалась всячески, какъ за врное вы, дается нашей повстью, не отставать отъ Марины: плела ли эта размотанный шелкъ пальчиками длинными, тонкими, какъ снгъ блыми,— ранила ль острой иглой полотна, самымъ этимъ раненьемъ длая ихъ еще крпче,— заставляла ль своимъ пніемъ, сопровождая его игрой на лютн, умолкать птицу ночи, всегда жалобно стонущую, — чествовала ли богато витіеватымъ перомъ владычицу свою, Діану,— Филотена во всемъ споритъ умньемъ съ совершеннйшей Мариной, такъ, пожалуй, и ворона можетъ вдь соперничать близной съ Паосской голубицей. Но вс хвалы достаются Марин, и не какъ даръ, а какъ долгъ. Это такъ затемняетъ вс прелести Филотены, что жена Клеона, побуждаемая чудовищною злобой, замышляетъ на жизнь Марины, чтобъ убійствомъ сдлать дочь свою несравненной. Смерть кормилицы Лихориды помогаетъ гнусному замыслу, и у проклятой Діонисы готово уже жестокое орудіе для нанесенія удара. Обращаю теперь ваше вниманіе на то, что не свершилось еще, я только гналъ хромающими стопами моего стихоплетства крылатое время, и не угналъ бы до этого, не или ваша мысль моей дорогой.— Вотъ, является Діониса съ Леониномъ, убійцей. (Уходить.)

СЦЕНА 1.

Тарзъ. Открытое мсто близъ морскаго берега.

Входятъ Діониса и Леонинъ.

ДІОН. Помни клятву, поклялся ты, въ одномъ вдь все удар, о которомъ никто и не узнаетъ. Ничмъ въ мір не можешь ты такъ быстро добыть такъ много. Не дай холодной совсти разжечь любовь въ груди твоей, разжечь до нжности, не дай состраданію, отброшенному даже женщиной, разжалобить тебя, будь мужемъ.
ЛЕОН. Буду, а славное она все-таки созданіе.
ДІОН. Тмъ пріятне богамъ принять ее въ свои селенія. Но вотъ и она, все еще оплакивающая смерть своей кормилицы. Ршился ты?
ЛЕОН. Ршился.

Входитъ Марина, съ корзиной цвтовъ.

МАРИ. Лишу я землю ея одежды, чтобы усыпать твою могилу цвтами, желтыя, синія, багряныя, фіалки и ноготки, какъ ковромъ, будутъ покрывать ее все лто. Горе мн, бдной дв, рожденной въ бурю, въ часъ смерти моей матери, міръ этотъ постоянная для меня буря, уносящая меня отъ друзей моихъ!
ДІОН. Какъ это ты, Марина, одна, и въ слезахъ? Какъ случилось, что дочь моя не съ тобой? Не изсушай себя гореваньемъ, во мн найдешь ты другую кормилицу. Боги, какъ измнило лице твое безполезное это сокрушеніе! Полно, полно, дай мн твои цвты, пока еще не испортило ихъ море. Погуляй тутъ съ Леониномъ, воздухъ здсь свжъ, разшевелитъ, возбудитъ аппетитъ. Подай ей, Леонинъ, руку, погуляй съ ней.
МАРИ. Нтъ, зачмъ же, не лишу я тебя твоего прислужника.
ДІОН. Полно, полно, я люблю царя, отца твоего, и тебя родственнымъ сердцемъ. Со дня на день ждемъ мы его сюда, прідетъ онъ, и увидитъ наше, всми превозносимое сокровище такъ исхудавшимъ, раскается онъ въ долгомъ своемъ странствованіи, вознегодуетъ и на меня, и на мужа моего за то, что не сберегли тебя. Прошу, погуляй, и будь весела по прежнему, береги дивную красоту, плняющую взоры и молодыхъ, и старыхъ. Не безпокойся обо мн, могу возвратиться домой и одна.
МАРИ. Хорошо, погуляю, хоть и не хочется.
ДІОН. Полно, полно, знаю я, что хорошо это для тебя. Погуляй съ полчаса, а ты, Леонинъ, не забудь же что говорила.
ЛЕОН. Будь покойна.
ДІОН. Оставляю тебя, моя милая, ненадолго. Прошу только гулять потише, не разгорячай слишкомъ крови. Должна вдь я заботиться о теб.
МАРИ. Благодарю тебя. (Діониса уходите.) Западный дуетъ это втеръ?
ЛЕОН. Юго-западный.
МАРИ. При рожденьи моемъ дулъ сверный.
ЛЕОН. Сверный?
МАРИ. Отецъ, какъ разсказывала кормилица, ничего не боялся, кричалъ только матросамъ: дружнй ребята, и обдиралъ царственныя свои руки, натягивая канаты. Обнявъ мачту, онъ устоялъ противъ моря, почти что разрушившаго уже палубу.
ЛЕОН. Когда же это было?
МАРИ. Какъ родилась я. Никогда ни волны, ни втры такъ не свирпствовали еще, одного изъ крпившихъ паруса снесли они въ море. А! все кончено! закричалъ кто-то, и вс, соскочивъ проворно со снастей, бросились къ корм, боцманъ свиститъ, капитанъ кричитъ, и утрояетъ смятеніе.
ЛЕОН. Будетъ, читай молитву.
МАРИ. Что хочешь ты?
ЛЕОН. Потребуешь немного на нее времени — допущу. Молись, но проворнй, у боговъ слухъ вдь острый, а я поклялся мигомъ все покончить.
МАРИ. Зачмъ хочешь ты убить меня?
ЛЕОН. Чтобъ угодить госпож моей.
МАРИ. Зачмъ желать ей моей смерти? Сколько могу припомнить, клянусь, никогда, во всю мою жизнь ничмъ не оскорбила я ее. Никогда ни одному живому существу не сказала я дурного слова, никакого зла не сдлала. Поврь мн, никогда и мыши, и мухи я не убила, если и наступала на червяка, то ненарокомъ, и плакала объ этомъ. Какъ же могла я оскорбить ее? чмъ можетъ быть смерть моя ей полезна, чмъ жизнь опасна?
ЛЕОН. Мое порученіе не разсуждать о немъ, а исполнить его.
МАРИ. Не исполнишь ты его ни за что въ мір. Ты такой хорошій, глаза твои говорятъ, что сердце у тебя доброе. Видла я недавно, какъ ты и ранъ не побоялся, разнимая двухъ дравшихся, это было такъ благородно съ твоей стороны, будь же такимъ и теперь. Твоя госпожа ищетъ моей смерти, стань между нами, и спаси меня бдную, слабйшую.
ЛЕОИ. Я поклялся, и покончу съ тобой.

Входятъ въ то самое время какъ Марина отбивается отъ него, Пираты.

1. ПИР. Стой, бездльникъ!
2. ПИР. Добыча, добыча!
3. ПИР. Пополамъ, други, пополамъ. Тащите ее проворнй на корабль. (Уходятъ съ Мариной.)

СЦЕНА 2.

Не въ далек отъ того же мста.

Входитъ Леонинъ.

ЛЕОН. Разбойники это изъ шапки знаменитаго Вальдеса, и похитили они Марину. Чтожь, счастливая ей дорога. Но всему, не возвратиться ужь ей. Поклянусь, что убилъ ее, и бросилъ въ море.— Подожду однакожь, можетъ они только потшутся ей, и не возьмутъ съ собой. Останется — придется убить обезчещенную ими. (Уходите.)

СЦЕНА 3.

Митилены. Комната въ дом разврата.

Входитъ Хозяинъ, жена его и Засовъ.

ХОЗЯ. Засовъ!
ЗАСО. Здсь!
ХОЗЯ. Обыщи хорошенько весь рынокъ. Митилены полны охотниковъ, сколько теряемъ мы, обднявъ такъ на этотъ разъ женщинами.
ЗАСО. Никогда не бывали еще мы въ такомъ недостатк. Три вдь только у насъ, и прежалкія, не могутъ он больше, чмъ могутъ, сгнили почти отъ безпрестанной работы.
ХОЗЯ. И потому добудь свженькихъ, что бы тамъ ни пришлось заплатить за нихъ. Безъ совстливости ни въ какомъ не процвтешь промысл.
ЖЕНА. Правду ты говоришь, не выращиваньемъ же только бдныхъ незаконныхъ, штукъ ужь, думаю, одиннадцать выходила я —
ЗАСО. Да, до одиннадцати, чтобъ уходить ихъ за тмъ. Чтожь, идти мн на рынокъ?
ЖЕНА. Непремнно. Нашу дрянь и чуть сильный втеръ разнесетъ вдь клочками, такъ она износилась.
ХОЗЯ. Правду ты говоришь, слишкомъ ужь он, по совсти, неблагонадежны. Бдный Трансильванецъ, бывшій съ маленькой-то, умеръ вдь.
ЗАСО. Проворно она его уходила, сдлала жаренымъ для червей. Ну, иду на рынокъ. (Уходите.)
ХОЗЯ. А тремя или четырьмя тысячами секиновъ могли бы мы жить преспокойно, бросивъ нашъ промыселъ.
ЖЕНА. Зачмъ же, скажи, бросать намъ его? позорно разв промышлять въ старости?
ХОЗЯ. Да вдь добрая-то наша слава нейдетъ въ ровенъ съ прибылью, и прибыль не перевшиваетъ опасности, а Потому, удалось сколотить порядочное состояньице въ молодости, и не мшало бы намъ замкнуть наши двери, Крол того, и по сквернымъ нашимъ отношеніямъ къ небу слдовало-бъ намъ отказаться отъ нашего промысла.
ЖЕНА. Полно, и другіе гршатъ не меньше вдь нашего.
ХОЗЯ. Не меньше? и больше, пожалуй, но нашъ хуже. Паять промыселъ и не ремесло, и не торговля, но вотъ и Засовъ.

Входятъ Засовъ и Пираты съ Мариной.

ЗАСО. Сюда, Такъ она два говорите вы, почтеннйшіе.
1. ПИР. Уврены.
ЗАСО. Много, хозяинъ, надавалъ я за эту вотъ штуку, понравится она теб — хорошо, не понравится — прощай мой задатокъ.
ЖЕНА. Иметъ она, Засовъ, какія нибудь досужства?
ЗАСО. Лице у ней хорошее, говоритъ складно, и платье на ней отличное, какихъ же еще досужствъ нужно вамъ, чтобъ не принять ее?
ХОЗЯ. А цна ей, Засовъ?
ЗАСО. Ни полушки изъ тысячи золотыхъ не могъ я выторговать.
ХОЗЯ. Ладно, ступайте, друзья, за мной, сейчасъ же заплачу я вамъ.— Возьми ее жена къ себ, и наставь что ей длать, чтобъ не была въ обращеніи слишкомъ глупой. (Уходитъ съ Пиратами.)
ЖЕНА. Повсти, Засовъ, примты ея, цвтъ ея волосъ, сложеніе, ростъ, возрастъ, и съ ручательствомъ за двственность, кричи: кто больше дастъ, тому первому она и достанется. Не дешево обошлась бы такая двственность, будь мущины такими какъ были. Ступай же, дйствуй какъ сказано.
3AC. Дйствіе воспослдуетъ. (Уходите.)
МАРИ. Ахъ, зачмъ Леонинъ былъ такъ копотливъ, такъ мшкотенъ! зачмъ не убилъ безъ разговоровъ, зачмъ и пираты, недостаточно свирпые, не бросили меня за бортъ отыскивать мать мой!
ЖЕНА. О чемъ горюешь ты, моя красавица?
МАРИ. О томъ, что красавица.
ЖЕНА. Полно, красотой то боги вдь наградили тебя.
МАРИ. Я и не виню ихъ за то.
ЖЕНА. Попала ты въ руки, въ которыхъ, по всему, житье будетъ теб.
МАРИ. Тмъ хуже, что ускользнула изъ рукъ, въ которыхъ, по всему, не жить бы мн.
ЖЕНА. Заживешь, поврь, превесело.
МАРИ. Нтъ.
ЖЕНА. Непремнно, извдаешь мужчинъ всхъ сортовъ. житье будетъ теб, будутъ у тебя всхъ сложеній.— Что затыкаешь ты уши?
МАРИ. Женщина ты?
ЖЕНА. Чмъ же по твоему должна я быть, если не женщина?
МАРИ. Честной женщиной, или не женщиной.
ЖЕНА. Посчь тебя, котенокъ. Вижу, придется съ тобой повозиться. Полно, глупенькое молодое ты деревце, пригну я тебя какъ мн надо.
МАРИ. Да защитятъ меня боги!
ЖЕНА. Будетъ имъ угодно защитить тебя мущинами — мущины и должны утшить тебя,— мущины и должны и питать и оживлять тебя.— Засовъ возвратился.

Входитъ Засовъ.

Что, прокричалъ ты о ней на рынк?
ЗАСО. Прокричалъ почти столько жь, сколько волосъ у ней, написалъ моимъ голосомъ портретъ ея.
ЖЕНА. Ну, а какъ же, скажи, подйствовало это на людъ, на молодой въ особенности?
ЗАСО. Слушали меня, какъ бы слушали завщаніе отца. У одного Испанца тотчасъ же потекли слюньки, и онъ, отъ одного ужь описанья, хоть бы сейчасъ же на постель.
Жена. Явится къ намъ завтра же въ лучшихъ своихъ манжетахъ.
ЗАСО. Нынче жь, нынче жь вечеромъ. А французъ-то, знаешь, съ подгибающимися-то колнками. Жена. Кто? Монсье Вероль?
ЗАСО. Ну да, при возвщеніи, хотлъ было онъ подпрыгнуть, да и заохалъ, и поклялся, что завтра съ ней повидается.
ЖЕНА. Отлично, отлично, что до него, занесъ онъ сюда свою болзнь, здсь ее и возобновляетъ. Онъ, знаю, придетъ подъ снь нашу, чтобъ осыпать наше солнце своими кронами.
ЗАСО. Будь здсь путешественники всхъ націй, всхъ залучили бы мы къ себ такой вывской.
ЖЕНА. Подойди ко мн, моя милая, на минуточку. Валитъ теб счастье. Слушай же: ты какъ бы съ боязнію должна приступать къ тому, на что охотно соглашаешься, при наибольшемъ пріобртала, какъ бы пренебрегать прибылью. Слезами о томъ, что должна жить какъ живешь, ты возбудишь въ своихъ любовникахъ состраданіе, состраданіе же рдко не породить хорошаго о теб мннія, а такое мнніе чистйшая прибыль.
МАРИ. Не понимаю я тебя.
ЗАСО. Веди, веди ее, хозяйка къ себ, надо сейчасъ же знакомствомъ съ дломъ отучить ее отъ стыдливости.
ХОЗЯ. Твоя правда, отъучитъ ее это, вдь невсты и къ тому, на что полное имютъ право, приступаютъ стыдясь.
ЗАСО. Иныя — да, другія — нисколько. Однакожь, хозяйка, если кусъ-то добыть мной —
ХОЗЯ. Можешь и себ отрзать отъ него частичку съ вертела.
ЗАСО. Могу?
ХОЗЯ. Кто жь помшаетъ?— Му, милая, мн очень нравится нарядъ твой.
ЗАСО. Отличный, и перемнять его не надо.
ХОЗЯ. Распространяй же, Засовъ, по всему городу какая у насъ жиличка, ничего обычнаго ты этимъ не потеряешь. Думала природа и о теб, создавая эту штучку, расписывай какое это совершенство, и восхваленіе твое приготовитъ теб жатву.
ЗАСО. Поврь, и громы не расшевелятъ такъ угрей, какъ мое разглашеніе ея красоты склонныхъ къ распутству. Приведу не одного къ ночи.
ХОЗЯ. Пойдемъ, или за мной.
МАРИ. Если огонь жжетъ, ножи ржутъ, воды глубоки — не допущу я сорвать съ меня двственный мой поясъ. Помоги же мн въ этомъ, Діана!
ХОЗЯ. Никакого намъ до Діаны нтъ дла? Чтожь, идешь ты съ нами? (Уходятъ).

СЦЕНА 4.

Тарзъ. Комната въ домъ Клеона.

Входятъ Клеонъ и Діониса.

ДІОН. Съ ума ты сошелъ? Можно разв сдланное сдлать не сдланнымъ?
КЛЕО. О Діониса, такого убійства ни мсяцъ, ни солнце виконта не видывали еще.
ДІОН. Кажется, хочешь ты, снова возвратиться къ дтству.
КЛЕО. Будь я властелиномъ и всего необъятнаго этого міра, отдалъ бы я его за уничтоженіе этого дла. О два, добродтелями далеко превышавшая рожденіе свое, хотя и не уступала имъ ни одному изъ внценосцевъ земли! О гнусный Леонинъ, тобой отравленный! отрави ты за одно съ нимъ и себя, было бы это для тебя дломъ вполн благодатнымъ, что скажешь ты благородному Периклу, когда потребуетъ вн дочь свою?
ДІОН. Что умерла она. Парки не нянька, которыя могутъ и выращивать и сохранять долго. Умерла она, скажу, ночью. Кто можетъ опровергнуть это, если только ты не вздумаешь разыграть совстливаго глупца, и не закричишь, изъ-за прилагательнаго — честный, умерла она отъ злодйства.
КЛЕО. О да, да! И изъ всхъ злодйствъ совершавшихся подъ небомъ это — богамъ противнйшее.
ДІОН. Будь же однимъ изъ тхъ, которые могутъ подумать что красивые крапивники Тарза улетятъ отсюда и откроютъ это Периклу. Стыжусь я за благородное твое происхожденіе, видя какъ ты слабодушенъ.
КЛЕО. Неблагородно происхожденіе того, кто такое дло одобритъ, хотя бы ни сколько въ немъ и не участвовалъ.
ДІОН. Пусть будетъ такъ, но вдь никто, кром тебя, такъ какъ Леонинъ умеръ, не знаетъ и не можетъ знать какъ она умерла. Она пренебрегала моей дочерью, стояла между ей и ея счастіемъ, никто не хотлъ и взглянуть на нее, вс глядли только на Марину, нашей же гнушались, считали ее чучелой, не стоющей никакого вниманія. Это терзало меня, и хотя ты, не любящій своего дтища, и называешь мое дло чудовищнымъ, для меня оно дло любви, ради единственной твоей дочери совершенное.
КЛЕО. Да простятъ теб его боги!
ДІОН. Что касается Перикла, что можетъ онъ сказать? Мы рыдая шли за ея гробомъ, и теперь носимъ еще по ней трауръ, надгробный ея памятникъ почти конченъ, и говоритъ онъ блестящими золотыми буквами ея эпитафіи о ея достоинствахъ, и о нашей заботливости, на нашъ счетъ его воздвигнувшей.
КЛЕО. Похожа ты на Гарпію, которая, обманывая ангельскимъ лицемъ, хватаетъ орлиными когтями.
ДІОН. Похожъ ты на тхъ, которые тоскливо негодуютъ на боговъ за то, что убиваетъ зима мухъ, но теперь, знаю, послдуешь моему совту.. (Уходята)

Тамъ же. Надгробный памятникъ Марины.

Входитъ Говеръ.

ГОВЕ. Такъ сокращаемъ мы время, укорачиваемъ и длиннйшія мили, переплываемъ, только что пожелаемъ, моря въ раковинахъ, переносимъ васъ, на крылахъ воображенія, съ одного конца свта на другой. Такъ какъ, благодаря вашей снисходительности, не ставите вы намъ въ вину, что во всхъ странахъ, въ которыя переносится наша сцена, говоримъ однимъ языкомъ, позвольте мн, пополнителю пробловъ, повдать вамъ дальнйшій ходъ нашей исторіи. Периклъ, сопровождаемый большой свитой сановниковъ и рыцарей, разскаетъ снова бурливыя моря, чтобъ увидать дочь свою, единственную радость его жизни. Старый Эскалъ, которому Геликанъ помогъ недавно занять почетное и важное мсто, оставленъ правителемъ, старый же Геликанъ — помните,— сопутствуетъ царю. Благодаря быстрому ходу кораблей и благопріятнымъ втрамъ, царь прибылъ въ Тарзъ — сдлайте мысль свою его кормчимъ, и мыслію будете вы тамъ же,— прибылъ, чтобы взять домой дочь, уже пропавшую. Явлю ихъ вамъ на минутку, какъ тни, соглашу ваши уши съ глазами.

Нмая сцена.

Входятъ въ одну дверь Периклъ съ своей свитой, Клеонъ и Діониса въ другую. Клеонъ показываетъ Периклу гробницу Марины. Периклъ терзается, надваетъ на себя одежды печали и уходитъ въ страшномъ отчаяніи, а за нимъ и вс.

ГОВ. Видите, какъ доврчивость можетъ страдать отъ гнуснаго обмана. Накидная печаль замняетъ тутъ истинное давнее сокрушеніе, и Периклъ, растерзанный горемъ, стоная и заливаясь слезами, покидаетъ Тарзъ, и садится на корабль. Поклялся онъ не мыть лица и не стричь волосъ, облекся въ одежды печали, и пустился въ море. Тутъ испыталъ онъ бурю, почти что разбившую бренный корабль его, но онъ выдержалъ ее. Теперь прошу выслушать эпитафію Марин, преступной Діонисой сочиненную. (Читаетъ) ‘Покоится здсь прекраснйшая, добрйшая, лучшая изъ двъ, въ весн дней своихъ увядшая. Была она, гнусной смертью умерщвленная, дочерью царя Тирскаго, и имя ей было Марина. При, рожденьи ея етида, возгордись, поглотила часть земли, и земля, убоясь, чтобъ не залила она ее всю, подарила дщерь етиды небу, и за то не перестаетъ она, поклялась, что никогда и не перестанетъ, неистово напирать на кремнистые берега ея’.— Никакая маска не пригодна такъ черному злодйству, какъ кроткая, нжная лесть. Но оставимъ Перикла, убжденнаго въ смерти дочери, странствовать по вол судебъ, пока сцена наша будетъ представлять вамъ горе его дочери, и тяжкую ея участь въ гнусной невол. Итакъ терпніе, вообразите теперь что вы въ Митиленахъ. (Уходитъ.)

СЦЕНА 5.

Митилены. Улица передъ домомъ разврата.

Выходятъ изъ него два Господина.

1. ГОС. Слыхалъ ты когда нибудь, что либо подобное?
2. ГОС. Нтъ, да никогда въ такомъ мст, когда ея въ немъ не будетъ, и не услышу.
1. ГОС. Прослушать тутъ такую богобоязненную проповдь, этого наврное никогда и не снилось теб?
2. ГОС. Нтъ, нтъ. Нога моя не будетъ боле въ притонахъ разврата. Не пойтить ли намъ послушать пніе весталокъ?
1. ГОС. Пойду на все добродтельное, свернулъ я навсегда съ дороги распутства. (Уходятъ.)

СЦЕНА 6.

Тамъ же. Комната въ дом разврата Входятъ Хозяинъ, его жена и Засовъ.

ХОЗЯ. Далъ бы, право, вдвое противъ того, что заплатилъ за нее, за то, чтобъ совсмъ она ко мн не поступала.
ЖЕНА. Срамница! способна она заморозить бога Пріапа, загубить цлое поколнье, надо или изнасилованьемъ приспособить ее, или ужь совсмъ отъ нея избавиться. Пряталось угождать гостямъ должнымъ съ готовностью ремесла нашего, она сейчасъ съ своими увертками, отговорками, уговариваньемъ, просьбами, мольбами на колнахъ, и самого черта, вздумай онъ поторговать у ней хоть только поцлуй, сдлаетъ она пуританиномъ.
ЗАСО. Непремнно надо мн ее изнасиловать, отгонитъ ока иначе всхъ нашихъ постителей, подлаетъ ихъ монахами.
ХОЗЯ. Венеру блдной ея немочи!
ЖЕНА. Именно, путемъ только къ Венер и можемъ мы съ ней справиться. А вотъ и знатный Лизамахъ, переодтый, идетъ сюда.
ЗАСО. Повалили-бъ къ намъ и господа, и слуги, будь только своенравная эта дрянь съ постителями податлива.

Входитъ Лизимахъ.

ЛИЗИ. Ну какъ дла? Что дюжина двственностей?
ЖЕНА. Боги да благословятъ вашу милость!
ЗАСО. Какъ радъ я, что въ добромъ вижу вашу милость здоровья.
ЛИЗИ. Еще бы вамъ этому не радоваться, вамъ же вдь лучше, когда на ногахъ, да еще здоровыхъ, постители ваши. Ну, угодливый грхъ, есть у васъ что, съ чмъ бы можно побесдовать, безъ необходимости прибгать за тмъ ко врачу?
ЖЕНА. Есть, ваша милость, одна, еслибы только захотла — никогда еще такой въ Митиленахъ и не бывало.
ЛИЗИ. Если бы только захотла длами мрака заняться, хотла ты сказать?
ЖЕНА. Ваша милость знаете что хотла я сказать.
ЛИЗИ. Хорошо, позовите, позовите ее.
ЗАСО. Относительно, ваша милость, тла и крови — бла и румяна, увидите розу, и была бы она настоящей розой, еслибъ —
ЛИЗИ. Что? говори.
ЗАСО. О, вдь я, ваша милость, могу быть и скромнымъ.
ЛИЗИ. Этимъ увеличивается и слава сводни не мене доброй славы многихъ цломудренныхъ.

Входить Марина.

ЖЕНА. Вотъ она, на стебельк еще цвтущая, не сорванная еще, могу васъ уврить.— Не дурна вдь?
ЛИЗИ. И очень, для долго странствовавшихъ по морю въ особенности. Вотъ теб, оставь насъ.
ЖЕНА. Позвольте, ваша милость, сказать ей словечко, я сейчасъ же.
ЛИЗИ. Сдлай одолженіе.
ЖЕНА. (Марин тихо). Прежде всего возьми въ толкъ, что человкъ это очень почтенный.
МАРИ. желаю такимъ и найдти его, чтобъ могла уважать, какъ слдуетъ.
ЖЕНА. За тмъ, онъ правитель страны, и я многимъ ему обязана.
МАРИ. Если онъ управляетъ страной этой, конечно ты многимъ ему обязана, но на сколько это длаетъ его почтеннымъ — не знаю.
ЖЕНА. Прошу быть съ нимъ безъ двичьихъ твоихъ увертокъ, полюбезне. Наполнитъ онъ твой передникъ золотомъ.
МАРИ. Все благородно предложенное приму я съ благодарностью.
ЛИЗИ. Кончили?
ЖЕНА. Она, ваша милость, не объзжена еще, придется вамъ не много повозиться, чтобъ съ ней справиться.— Идемте, оставимъ его милость съ ней. Смотри же! (Уходить съ Хозяиномъ и Засовомъ).
ЛИЗИ. Идите.— Ну, моя красавица, давно занимаешься ты ремесломъ этимъ?
МАРИ. Какимъ ремесломъ?
ЛИЗИ. Не могу назвать его, не обидвъ.
МАРИ. Моимъ ремесломъ меня обидть нельзя. Прошу назвать его.
ЛИЗИ. Давно ты имъ занимаешься?
МАРИ. Съ тхъ поръ какъ запомню себя.
ЛИЗИ. Начала ты такъ рано? Сдлалась распутной по пятому, или седьмому?
МАРИ. Раньше, если теперь распутна.
ЛИЗИ. Но вдь домъ, въ которомъ ты живешь, говоритъ, что продажное ты созданье.
МАРИ. И вы, зная что такой это домъ, посщаете его? Я слышала, что вы почтенный человкъ и правитель страны этой.
ЛИЗИ. Сказала теб кто я твоя хозяйка?
МАРИ. Какая моя хозяйка?
ЛИЗИ. Да наша огородница, сющая смена, сажающая корни грха и позора. Ты узнала кое что о моей знатности, и дичишься ради только боле серьознаго ухаживанія. Увряю тебя, моя милая, моя знатность не увидитъ тебя, а и увидитъ — взглянетъ ласково. Полно, веди жь меня въ мстечко поуединенне, идемъ, идемъ.
МАРИ. Благороднаго вы рода, докажите-жь теперь благородство свое. Достался вамъ почетъ, оправдайте мнніе, что вы достойны его.
ЛИЗИ. Что же, что же это?— Продолжай,— будь умницей.
МАРИ. Что до меня, невинная я двушка, хотя и заброшена жестокою судьбой въ этотъ хлвъ, въ которомъ, съ тхъ поръ какъ я въ немъ, вижу — за болзни платятъ дороже, чмъ за. за лекарства.— О, еслибъ боги вырвали меня изъ гнуснаго этого мста, хотя бы и обративъ въ малйшую изъ птичекъ, порхающихъ въ чистомъ воздух!
ЛИЗИ. Не думалъ я, и во сн мн не снилось, чтобы могла ты говорить такъ хорошо. Пришелъ я сюда не съ хорошими помышленіями, твоя рчь измнила ихъ. Вотъ, возьми это золото, оставайся на чистомъ пути, которымъ идешь, и да укрпятъ тебя на немъ боги.
МАРИ. Да хранятъ они и васъ!
ЛИЗИ. Думай что не съ дурнымъ пришелъ я сюда намреніемъ, и самыя здсь двери и окна отвратительны мн. Прощай. Сама ты добродтель, убжденъ, что благородно ты воспитана. Постой, возьми еще золота. Да будетъ проклятъ, да умретъ, какъ воръ, кто лишитъ тебя чистоты твоей! Услышишь обо мн — для твоей это будетъ пользы.

Входитъ Засовъ.

ЗАСО. Прошу, ваша милость, и мн хоть одну монетку.
ЛИЗИ. Прочь, гнусный придверникъ! Вашъ домъ изъ-за этой только двы и держится, безъ нея рухнулъ бы онъ, и раздавилъ, бы и тебя. Прочь! (Уходите.)
ЗАСО. Что же это? Надо стало инымъ съ тобой путемъ. Если твоя сумасбродная цломудренность, не стоящая и завтрака въ дешевйшей стран, подъ открытымъ небомъ, не погубитъ цлаго хозяйства — позволю охолостить себя, какъ испанскую гончую. Идемъ.
МАРИ. Что теб отъ меня надо?
ЗАСО. Надо мн лишить тебя твоей двственности, достанется она иначе палачу. Идемъ. Не хотимъ мы боле, чтобъ отгоняли нашихъ постителей. Идемъ, говорятъ теб.

Входитъ жена хозяина.

Жена. Что у васъ тутъ? въ чемъ дло?
ЗАСО. Да все, хозяйка, хуже и хуже, и Лизимаху напла она какой-то святости.
ЖЕНА. О, гнусная!
ЗАСО. Длаетъ нашъ промыселъ вонью предъ лицемъ боговъ.
ЖЕНА. Повсить ее!
ЗАСО. Дворянинъ этотъ обошелся бы съ ней, какъ дворянину слдуетъ, а она отослала его холоднымъ, какъ комъ снга, да еще причитывающимъ молитвы.
ЖЕНА. Бери ее, Засовъ, распорядись съ ней какъ знаешь, разбей хрусталь ея двственности, сдлай податливой.
ЗАСО. Будь она и еще боле тернистымъ полемъ, будь покойна, вспашу я ее.
МАРИ. Услышьте, услышьте, о боги!
ЖЕНА. Заклинаетъ она, убирайся съ ней. желала бы, чтобъ никогда она въ мои двери и не входила.— Повсься!— Родилась она на нашу гибель.— Не хочешь идти путемъ всего женскаго рода? Погоди же ты, блюдо цломудрія съ розмариномъ и лавровымъ листомъ! (Уходите.)
ЗАСО. Идемъ же, идемъ, мое нщечко.
МАРИ. Что хочешь ты со мною сдлать?
ЗАСО. Отнять у тебя сокровище, которымъ такъ дорожишь ты.
МАРИ. Отвть мн прежде на одно только.
ЗАСО. Разражайся своимъ одно.
МАРИ. Чмъ пожелалъ бы ты быть врагу твоему?
ЗАСО. Моимъ хозяиномъ, или еще лучше, хозяйкой.
МАРИ. И тотъ и другая далеко не такъ скверны какъ ты, лучше они тебя, ужь по своему надъ тобой господству. Ты занимаешь такое мсто, на которое и измученнйшій изъ демоновъ ада не промняетъ своего, ты проклятый придверникъ для каждаго негодяя, ищущаго здсь свою негодницу, ухо твое подвергается гнвному кулаку всякаго бездльника, пища твоя то же, что харкотина гніющихъ легкихъ.
ЗАСО. Что жь ты хочешь чтобъ длалъ я? Пошелъ на войну, прослужилъ семь лтъ, потерялъ ногу, и не добылъ бы даже и на замну ея деревянной?
МАРИ. Длай что хочешь, только не то, что теперь. Чисти стоки, помойныя ямы, наймись въ помощники къ палачу, все это будетъ лучше твоего теперешняго занятія, которое и мартышка, умй она только говорить, назвала бы слишкомъ для себя унизитлнымъ,— О, еслибъ боги освободили меня отсюда! Ботъ, вотъ теб золото. Хочетъ твой хозяинъ, чтобъ я приносила ему доходъ, скажи ему, что могу я пть, плесть, шить и плясать, знаю многое еще, чмъ не хочу здсь хвастаться, что всему этому могу я учить. Уврена, что въ такомъ многолюдномъ город учениковъ у меня будетъ достаточно.
ЗАСО. И ты въ самомъ дл всему этому учить можешь?
МАРИ. Окажется что не могу, возьмите меня опять сюда, и предайте послднему конюху, у васъ бывающему.
ЗАСО. Ладно, посмотрю что могу для тебя сдлать, удастся пристроить — пристрою.
МАРИ. Только къ честнымъ женщинамъ.
ЗАСО. Ну, съ такими, сказать правду, мало знакомъ я. Такъ какъ однакожь ты куплена хозяиномъ съ хозяйкой, то безъ ихъ согласія ничего вдь не подлаешь, сообщу имъ поэтому твое предложеніе, и найду ихъ наврное достаточно сговорчивыми. Идемъ же, сдлаю для тебя все что могу, идемъ. (Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ V.

Входите Говеръ.

ГОВ. Такимъ вотъ образомъ, говоритъ наша исторія, Марина и освободилась изъ дома разврата, и поступила въ домъ честный. Поетъ она, какъ безсмертная, и пляшетъ, какъ божество, подъ свои, всхъ изумляющія, псни. Заставляетъ она нмть и велемудрыхъ ученыхъ, а иглой своей творитъ, какъ природа, цвты, птицъ, втки, ягодки, длаетъ и искуственныя розы родными сестрами естественныхъ, шерсть и шелкъ ея становятся близнецами красной вишенки. Нтъ у ней недостатка въ ученикахъ изъ высшихъ сословій, щедро платятъ они ей, а она все получаемое отдаетъ гнусной сводн. Тутъ мы ее и оставимъ, и возвратимся къ отцу, покинутому нами на мор. Гонимый по безпокойнымъ волнамъ втрами, присталъ онъ наконецъ къ тому самому мсту, гд живетъ дочь его, представьте же себ, что стоитъ онъ теперь на якор близь этого берега. Городъ справляетъ ежегодный праздникъ Нептуна, и Лизимахъ, замтивъ нашъ Тирскій корабль, убранный множествомъ черныхъ флаговъ, спшитъ тотчасъ же къ нему въ ладь своей. Замните еще разъ зрніе воображеніемъ: вообразите, что это печальный корабль Перикла, и вамъ представятъ, что за тмъ произошло на немъ, прошу же, садитесь и слушайте. (Уходитъ.)

СЦЕНА 1.

Палуба Периклова корабля передъ Митиленами, на ней палатка съ занавсомъ, и въ ней лежитъ Периклъ на лож. Подл корабля лодка.

Входятъ два Матроса, одинъ служащій на корабл, другой съ лодки и за тмъ Геликанъ.

1 МАТ. Гд же Геликанъ? только онъ и можетъ разршить. А, вотъ и онъ.— Изъ Митиленъ, господинъ, пристала лодка, и въ ней Лизимахъ, правитель, желаетъ онъ взойти на корабль. Какъ вашей милости угодно?
ГЕЛИ. Допустить ему угодное. Позови придворныхъ.
1 МАТ. Господа, пожалуйте.

Входятъ двое или трое Придворныхъ.

1 ПРИ. Ты звалъ?
ГЕЛИ. Господа, особа весьма знатная желаетъ взойти на корабль, прошу, встртьте ее полюбезне. (Придворные сходятъ съ матросами въ лодку.)

Придворные возвращаются съ Лизимахомъ, ею свитой и съ матросами.

1 МАТ. Вотъ тотъ, кто можетъ разршить вамъ, все, что пожелаете.
ЛИЗИ. Здравствуйте, почтеннйшій господинъ! Да хранятъ васъ боги.
ГЕЛИ. И васъ, чтобъ могли вы пережить мои лта и умереть, какъ я желалъ бы умереть.
ЛИЗИ. Хорошо пожелали вы мн. Чествуя на берегу Нептуна, увидалъ я прекрасный вашъ корабль, и поспшилъ сюда, чтобы узнать откуда вы.
ГЕЛИ. Позвольте прежде узнать, кто вы?
ЛИЗИ. Я правитель этого города.
ГЕЛИ. Корабль нашъ Тирскій, и на немъ нашъ царь, три уже мсяца не говоритъ онъ ни съ кмъ, и пищу принимаетъ для продленія только горя своего.
ЛИЗИ. Какая же причина такого разстройства его?
ГЕЛИ. Разсказъ объ этомъ былъ бы слишкомъ длиненъ, главная — потеря любимой жены и дочери.
ЛИЗИ. Могу я видть его?
ГЕЛИ. Можете, но безъ всякой пользы, не будетъ онъ говорить съ вами.
ЛИЗИ. Все таки позвольте.
ГЕЛИ. Вотъ. (Отдергиваете завсу.) Былъ онъ очень красивъ до ужасной ночи, до этого его доведшей.
ЛИЗИ. Привтствую тебя, государь! да хранятъ тебя боги! да здравствуетъ царственный властитель!
ГЕЛИ. Напрасно, не будетъ онъ говорить съ вами.
1 СПУТ. Есть, многоуважаемый, у насъ въ Митиленахъ двушка, которая, бьюсь объ закладъ, заставитъ говорить его.
ЛИЗИ. Отличная мысль. Нтъ никакого сомннія — сладостной гармоніей своего голоса и другими обаятельными своими свойствами, она непремнно разшевелитъ его, пробьется въ его оглушенное, на половину заткнутое ухо. Одареннйшая и прекраснйшая всхъ, она теперь съ подругами своими на берегу, въ осняющей его рощ. (Говорите на ухо одному изъ своихъ спутниковъ, и тотъ уходите.)
ГЕЛИ. Увряю, все безполезно, но мы не пренебрежемъ ничмъ, что зовется цлительнымъ.— Если же такъ ужь вы добры, позвольте намъ и запастись у васъ на наше золото състными припасами, и не по недостач ихъ, а потому что наши поиспортились.
ЛИЗИ. Сдлайте милость, за отказъ въ этомъ праведные боги послали бы на каждый нашъ колосъ по червю, и такъ наказали бы всю страну нашу.— Но еще разъ прошу васъ, сообщить вамъ поподробне причину печали царя вашего.
ГЕЛИ. Присядемъ, разскажу вамъ все, но видите — не даютъ.

Входятъ Господинъ изъ свиты Лизимаха и Марина съ молодой двушкой.

ЛИЗИ. А, это двица, за которой посылалъ я.— Милости просимъ, прекрасная!— Не дурна вдь?
ГЕЛИ. Красавица.
ЛИЗИ. Такая, что, убдись я вполн въ благородномъ ея происхожденіи, не пожелалъ бы лучшаго избранія, и бракъ мой былъ бы счастливйшимъ. Ждетъ тебя здсь, моя милая, все доброе отъ щедротъ царственнаго этого больнаго. Удастся теб дивнымъ твоимъ даромъ заставить его хоть что нибудь теб отвтить — получишь въ награду за благодатное твое лкарство все, что только можешь пожелать.
МАРИ. Употреблю все, чтобъ помочь ему, пусть только никто, кром меня съ моей подругой, къ нему не приближается.
ЛИЗИ. Отойдемъ, оставимъ ее съ нимъ, и да помогутъ ей боги!— (Они отходятъ. Марина поетъ.) Что? обращаетъ онъ вниманіе на пніе твое?
МАРИ. Нтъ, и не взглянулъ на насъ.
ЛИЗИ. Слушайте, хочетъ она говорить съ нимъ.
МАРИ. Государь! о послушай, повелитель мой —
ПЕРИ. А!
МАРИ. Я, государь, двушка, до этого никогда еще не старавшаяся обращать на себя вниманіе, на которую глядли, какъ на комету, говоритъ теб, государь, испытавшая горе, если врно взвсить его съ твоимъ, твоему, можетъ быть равное. Хотя злобная судьба и унизила меня, происхожу я отъ предковъ съ могущественными царями равнявшихся, время истребило родныхъ моихъ, и сдлало меня рабой міра и противныхъ случайностей. (Про себя.) Готова отказаться, но что-то вспыхиваетъ на щекахъ моихъ и шепчетъ мн: не уходи, пока не заговоритъ онъ.
ПЕРИ. Судьба — родные — знатные родные — моему равное!— такъ вдь кажется? что сказала ты?
МАРИ. Сказала, государь, знай ты родство мое — не оттолкнулъ бы ты меня.
ПЕРИ. Думаю. Прошу, взгляни еще на меня.— Похожа ты на кого-то.— Откуда ты родомъ? Родилась на этихъ берегахъ?
МАРИ. Нтъ, и ни на какихъ берегахъ, родилась однакожь какъ вс люди, и то самое, чмъ кажусь.
ПЕРИ. Чреватъ я горемъ, и разршусь слезами. Дорогая жена моя походила на эту двушку, такой была бы теперь и дочь моя: чело высокое моей царицы, ея и ростъ, и стройность тростинки, и серебристый голосъ, ея и глаза — брилліанты въ прекраснйшей оправ, и походкой — другая она Юнона, такъ же, кормя уши, заставляетъ она ихъ голодать, алкать, чмъ боле рчью ихъ насыщаетъ.— Гд живешь ты?
МАРИ. Въ дом совсмъ мн чуждомъ. Его можешь ты видть отсюда.
ПЕРИ. Гд же родилась ты? и какъ пріобрла дарованія, которыя отъ принадлежности теб становятся еще прекрасне?
МАРИ. Разскажи я свое прошедшее, показалось бы оно ложью, и въ разсказ противной.
ПЕРИ. Прошу, разскажи, не можешь ты лгать, ты скромна, какъ правда, кажешься мн дворцемъ увнчанной истины. Не усомнюсь я, заставлю чувства мои врить и тому, что въ твоемъ разсказ покажется даже невозможнымъ, потому что похожа ты на ту, которую истинно любилъ я. Кто были твои близкіе? Ты вдь сказала, когда я, только что увидавъ, оттолкнулъ тебя, что хорошаго ты происхожденія?
МАРИ. Сказала.
ПЕРИ. Повдай же, кто твои родные. Кажется, ты говорила что испытала злобу и несправедливости, и что твои несчастія могли бы оказаться равными моимъ, еслибъ и т и другія были высказаны.
МАРИ. Нчто подобное говорила я, и сказала только то, что полагаю весьма вроятнымъ.
ПЕРИ. Разскажи же свои. Окажутся твои хоть тысячною частью перенесеннаго мной — ты мущина, а я страдалъ, какъ двченка, но ты смотришь какъ Терпніе на царскихъ могилахъ, улыбкой обезсиливая отчаяніе. Кто были твои родные? Какъ лишилась ты ихъ? Твое имя, милое дитя мое? Скажи же, црошу тебя. Присядь ко мн.
МАРИ. Имя мое Марина.
ПЕРИ. О, насмшка это надо мной, и ты прислана сюда какимъ нибудь гнвнымъ богомъ, чтобы сдлать меня посмшищемъ всего міра.
МАРИ. Успокойся, государь, или не скажу ни слова боле.
ПЕРИ. Нтъ, буду покоенъ. Ты не знаешь, какъ потрясла ты меня именемъ, твоимъ именемъ Марины.
МАРИ. Имя это дано мн лицемъ властительнымъ, моимъ отцомъ и царемъ.
ПЕРИ. Какъ! дочь царская? и имя Марина?
МАРИ. Ты сказалъ, что повришь мн, но чтобъ не тревожить тебя боле, кончу этимъ.
ПЕРИ. Плоть ты и кровь? бьются жилы твои? не волшебный ты призракъ?— Хорошо, продолжай. Гд родилась ты, и почему назвали тебя Мариной?
МАРИ. Назвали Мариной, потому что родилась я на мор.
ПЕРИ. На мор! кто мать?
МАРИ. Мать моя была дочерью царя, и умерла въ то самое мгновенье какъ родилась я, это часто, рыдая, разсказывала мн Лихорида, добрая моя кормилица.
ПЕРИ. О, постой, остановись на минутку на этомъ! Рдчайшее это изъ сновидній, какимъ отуманивающій сонъ никогда не издвался еще такъ надъ глупыми несчастливцами, не можетъ это быть. Дочь моя схоронена.— Но хорошо,— гд воспитывалась ты? Дослушаю твою повсть до конца, ни разу не прервавъ тебя.
МАРИ. Ты сердишься, поврь, лучше не продолжать мн.
ПЕРИ. Поврю до послдняго слова всему, что бы ни сказала. Но позволь, какъ попала ты сюда? гд воспитывалась ты?
МАРИ. Царь, отецъ мой, оставилъ меня въ Тарз, жестокій Клеонъ, съ преступной женой своей, задумали умертвить меня, пріискали гнуснаго для своего замысла исполнителя, и онъ занесъ уже на меня мечъ свой, по толпа пиратовъ спасла меня и привезла въ Митилены. По, добрый государь, чего ты отъ меня хочешь? О чемъ плачешь ты? Можетъ, ты думаешь, что обманщица я, нтъ, клянусь, дочь я царя Перикла, если добрый царь Периклъ существуетъ.
ПЕРИ. Геликанъ!
ГЕЛИ. Государь.
ПЕРИ. Ты честный и врный совтникъ, и во всемъ чрезвычайно мудрый, скажи мн, если можешь, кто, или кмъ можетъ быть эта двушка, заставившая меня плакать?
ГЕЛИ. Не знаю, государь, но вотъ, правитель Митиленъ отзывается о ней съ большею похвалой.
ЛИЗИ. Она никогда не хотла сказать какого она происхожденіе, когда ее о немъ спрашивали, она молча только плакала,
ПЕРИ. О, Геликанъ, ударь меня, порань, почтенный другъ, дай почувствовать какую нибудь боль, чтобы хлынувшее на меня море радостей не залило береговъ моей смертности и не утопило меня въ блаженств. О, ко мн, даровавшая жизнь тому, кто даровалъ ее теб, рожденная на мор, похороненная въ Тарз, и снова найденная на мор!— О Геликанъ, на колни, благодари боговъ такъ же громко, какъ грозящіе намъ громы: Марина это!— Какъ звали мать твою? скажи только еще это, потому что подтвержденіе истины никогда не излишне, даже и тогда какъ спитъ всякое сомнніе.
МАРИ. Прежде, прошу, скажи кто ты, государь?
ПЕРИ. Периклъ я Тирскій, теперь только имя моей въ мор покоящейся царицы — такъ какъ все досел тобой повданное божественно правдиво,— и будешь ты наслдницей царства, другою жизнью Перикла, отца твоего.
МАРИ. И чтобъ сдлаться твоей дочерью, достаточно сказать, что имя моей матери было Таиса? Таиса была моей матерью, и умерла она въ самое мгновеніе моего рожденія.
ПЕРИ. Благословляю тебя! встань, мое ты дитя! Давайте другія мн одежды! Мое она, Геликанъ, рожденье, не умерла она въ Тарз, какъ хотлось гнусному Клеону, она все теб разскажетъ, когда ты преклонишь предъ ней колна и признаешь ее царственной моей дочерью.— А это кто?
ГЕЛИ. Правитель это, государь, Митиленъ, узнавъ о твоей болзни поспшилъ онъ къ намъ.
ПЕРИ. Позволь обнять тебя. Давайте жь другія одежды, не красивъ я въ этомъ наряд. О небо, благослови дочь мою!— Но, слышите! какая это музыка? Скажи Геликану, разскажи ему, моя Марина, все отъ слова до слова, потому что кажется онъ все еще сомнвается въ несомннности, что ты дочь моя.— Но что это за музыка?
ГЕЛИ. Не слышу я, государь, никакой.
ПЕРИ. Никакой? Музыка это сферъ! слушай, моя Марина.
ЛИЗИ. Не хорошо противорчить ему, соглашайтесь.
ПЕРИ. Дивные звуки! Слышите?
ЛИЗИ. Музыку? Слышу, государь —
ПЕРИ. Божественная музыка. Нудитъ она меня слушать, а тяжелый сонъ налегаетъ на вки, дайте соснуть мн. (Засыпаетъ.)
ЛИЗИ. Подложите подушку ему подъ голову, и оставимъ его вс. (Задергиваютъ завса) — Ну, друзья-товарищи, сбудется, что предполагаю — не забуду я васъ. (Уходятъ)

СЦЕНА 2.

Тамъ же.

Периклъ спитъ, и во сн является ему Діана.

ДІАН. Храмъ мой въ Эфес, спши туда, и принеси на алтар моемъ жертву. Тамъ, когда двственныя мои жрицы соберутся, повдай иродъ лицемъ всего народа, какъ на мор лишился ты жены своей, чтобы оплакать свои и своей дочери несчастія, призови ихъ снова къ жизни разсказомъ. Исполни мое требованіе, или оставайся несчастнымъ. Исполни, и будешь счастливъ, клянусь серебрянымъ моимъ лукомъ. Проснись, и разскажи сонъ свой. (Исчезаетъ.)
ПЕРИ. Діана небесная, богиня серебристая, исполню я твое велнье.— Геликанъ!

Входятъ Лизимахъ, Геликанъ и Марина.

ГЕЛИ. Государь.
ПЕРИ. Думалъ я хать въ Тарзъ, чтобъ наказать негостепріимнаго Клеона, но долженъ прежде совершить другое дло: поверните надмвающіеся паруса наши къ Эфесу, для чего — сообщу вамъ посл.— (Лизимаху) Позволишь ты отдохнуть намъ на берегу твоемъ, и запастись за наше золото всмъ, что намъ нужно?
ЛИЗИ. Съ величайшимъ удовольствіемъ, будетъ и у меня, когда вы выйдете на берегъ, къ теб просьба.
ПЕРИ. И не получишь отказа, еслибъ даже посватался за дочь мою, ты былъ вдь, кажется, очень добръ къ ней.
ЛИЗИ. Обопритесь на мою, государь, руку.
ПЕРИ. Идемъ, Марина. (Уходятъ.)

Входитъ Говеръ.

ГОВ. Песокъ въ часахъ нашихъ почти что вытекъ, еще не много, и конецъ. Прошу, какъ послдней милости, потому что такая съ вашей стороны снисходительность облегчитъ меня,— вообразите разомъ какими представленіями, пиршествами, зрлищами, музыкальными и пвческими потхами угощалъ царя правитель Митиленъ. Онъ такъ усплъ, что прекрасная Марина общана ему въ супруги, но только за принесеніемъ Перикломъ жертвы предписанной Діаной. Дорогу ихъ туда вы позволите пропустить совершенно. Паруса наполнились крылатой быстротой, и все шло, какъ хотлось. Вы сейчасъ увидите храмъ въ Эфес, и передъ нимъ нашего царя со всми его спутниками. Если онъ могъ прибить сюда такъ скоро, такъ это благодаря только вашему воображенію. (Уходитъ.)

СЦЕНА 3.

Храмъ Діаны въ Эфесъ, Таиса стоитъ передъ алтаремъ, какъ верховная жрица, по обимъ сторонамъ Весталки, Церимонъ и жители Эфеса.

Входятъ Периклъ съ своей свитой, Лизимахъ, Геликанъ, Марина и Дама.

ПЕРИ. Слава теб, Діана! исполняя мудрое твое велніе, объявляю я здсь, что царь я Тира, что, выпугнутый изъ страны моей, женился я въ Пентаполис на прекрасной Таис. На мор, на родильномъ лож умерла она, но давъ жизнь двочк, названной Мариной, которая, о богиня, и досел носитъ еще твою серебристую одежду. Воспитывалась она въ Тарз у Клеона, и онъ, когда минуло ей четырнадцать лтъ, задумалъ убить ее, но благодатныя звзды привели ее въ Митилены и на нашъ корабль, когда мы пристали къ ихъ берегу, и тутъ совершенно ясныя ея воспоминанія обнаружили, что дочь она моя.
ТАИС. Голосъ и лице!— Ты, ты — О царственный Периклъ! (лишается чувствъ.)
ПЕРИ. Что съ этой женщиной? умираетъ она. Помогите, господа!
ЦЕРИ. Сказалъ ты, государь, передъ алтаремъ Діаны правду — жена это твоя.
ПЕРИ. Нтъ, почтенный. Я самъ, этими самыми руками перебросилъ ее черезъ бортъ.
ЦЕРИ. Близь этого, ручаюсь, берега.
ПЕРИ. Да.
ЦЕРИ. Взгляни же на нее.— О, это только отъ чрезмрной вдь радости.— Рано, бурнымъ утромъ была она выброшена на этотъ берегъ. Я вскрылъ гробъ и нашелъ въ немъ драгоцнныя украшенія, призвалъ ее снова къ жизни, и помстилъ сюда, въ храмъ Діаны.
ПЕРИ. Можете украшенія-то показать мн?
ЦЕРИ. Покажу въ моемъ дом, куда приглашаю васъ. Смотрите, пришла ужь Таиса въ себя.
ТАИС. О, дайте мн взглянуть на него! Еслибъ не былъ онъ моимъ, не склонилъ бы святой мой санъ къ моей страсти своевольнаго уха, обуздалъ бы напротивъ ее, глазамъ на зло. О, государь, Периклъ вдь ты? Какъ онъ говоришь ты, и такъ схожъ ты съ нимъ. Не упоминалъ ты о бур, рожденьи, смерти? ПЕРИ. Голосъ покойной Таисы!
ТАИС. Эта Таиса — я, мнимо- умершая, въ море брошенная.
ПЕРИ. Безсмертная Діана!
ТАИСА. Теперь совсмъ узнала я тебя. Когда мы со слезами узжали изъ Пентаполиса, царь, отецъ мой, далъ теб это кольцо. (Показываетъ его.)
ПЕРИ. Это, это, довольно, боги! теперешняя ваша благость длаетъ вс мои прошедшія бдствія бездлками, хорошо сдлали-бъ вы, еслибъ дали мн возможность, коснувшись устъ ея, растаять, и не быть боле зримымъ. О, приди жь, схоронись во второй разъ въ этихъ объятіяхъ.
МАРИ. Сердце мое рвется въ грудь моей матери. (Становится переда Таисой на колни.)
ПЕРИ. Смотри, кто склоняетъ передъ тобой колни. Плоть отъ твоей плоти, Таиса, твое бремя на мор, Мариной названное, потому что на немъ ты сложила его.
ТАИС. Благословляю тебя, дитя мое!
ГЕЛИ. Привтствую тебя, царица моя!
ТАИС. Тебя я не знаю.
ПЕРИ. Говорилъ я теб, что, бжавъ изъ Тира, оставилъ я въ немъ стараго намстника. Можешь вспомнить имя его? Часто вдь называлъ я его.
ТАИС. Такъ Геликанъ это.
ПЕРИ. Новое доказательство!— Обними же его, дорогая Таиса, онъ это. Теперь сгараю я нетерпніемъ узнать какъ нашли тебя, какъ возвратили къ жизни, и кого, кром боговъ, долженъ я благодарить за такое чудо.
ТАИС. Добрйшаго Церимона, мой государь, черезъ нея проявили боги свое могущество, онъ можетъ разсказать теб все, до мельчайшихъ подробностей.
ПЕРИ. Почтенный старецъ, не могутъ боги имть смертнаго служителя, боле тебя богу подобнаго. Скажи, какъ возвратилъ ты эту усопшую царицу къ жизни?
ЦЕРИ. Скажу, государь, но прежде, прошу васъ ко мн въ домъ Тамъ покажу я вамъ все, что нашелъ при ней, объясню и ея нахожденіе здсь, въ этомъ храм, не пропущу ничего.
ПЕРИ. Благословляю тебя, чистйшая Діана, за сонъ, тобой ниспосланный, и принесу ночныя теб жертвы!— Таиса, это вотъ женихь твоей дочери, и будетъ онъ ея мужемъ въ Пентаполис. А теперь подстригу я это, такой зловщій видъ придававшее мн украшеніе, приправлю къ брачному твоему торжеству и это, четырнадцать лтъ никакой бритвы не знавшее.
ТАИС. Но у Церимона есть вполн достоврное письмо. Умеръ, государь, отецъ мой.
ПЕРИ. Да сдлаетъ же его небо звздой своей! И все таки царица моя, тамъ отпразднуемъ мы бракъ ихъ, въ этомъ царств проведемъ мы и остатокъ дней нашихъ, сынъ же и дочь будутъ царить въ Тир.— Почтенный Церимонъ, мы затянули нашу жажду услышать остальное, не досказанное.— Веди, добрйшій. (Уходятъ)

Входитъ Говеръ.

ГОВ. Въ Антіох и его дочери вы видли, какъ чудовищное сладострастіе получаетъ должное и справедливое возмездіе. Периклъ, его царица и дочь показали вамъ, что добродтель, какъ бы ни злобствовала, ни свирпствовала судьба, избгаетъ гибели, и, руководимая небомъ, увнчивается наконецъ счастіемъ. Геликанъ представилъ вамъ образецъ правды, чести, и врности, а почтенный Церимонъ — доблесть соединеннаго съ благотворительностью знанія.— Что же касается до преступнаго Клеона и жены его, когда молва о проклятомъ ихъ дл и свтлой слав Перикла распространилась — народъ разсвирплъ до того, что сжегъ ихъ со всмъ ихъ отродьемъ въ ихъ собственномъ дворц. Вотъ какъ было богамъ угодно покарать ихъ за убійство, если и не свершенное, такъ задуманное. Въ надежд и въ будущемъ на ваше терпніе, желаю вамъ новаго удовольствія. Симъ піеса наша и кончается.
Шекспир Вильям
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Перикл, царь Тирский, Шекспир Вильям, Год: 1608
  2. Перикл, принц Тирский, Шекспир Вильям, Год: 1608
  3. Перикл, князь тирский, Шекспир Вильям, Год: 1608
  4. Перикл, Шекспир Вильям, Год: 1608
  5. Все хорошо, что кончается хорошо, Шекспир Вильям, Год: 1602
  6. Как вам угодно, Шекспир Вильям, Год: 1599
  7. Укрощение строптивой, Шекспир Вильям, Год: 1594
  8. Гамлет, принц Датский, Шекспир Вильям, Год: 1601
Электронная библиотека