Пріхавъ два дня тому назадъ въ Ялту, я только что перебрался изъ гостиницы въ очень симпатичный пансіонъ и сидлъ утромъ въ полномъ блаженств на балкон, какъ вдругъ ко мн влетаетъ моя сосдка по комнат и взволнованнымъ шопотомъ говоритъ:
— Вы сидите и врно ничего не знаете: турецкій флотъ обстрливалъ еодосію и теперь направился въ Ялту…
— Что такое, откуда вы знаете?— какъ будто просыпаясь отъ чуднаго сна, спросилъ я.
— Да я потомъ… подробностей не знаю…— И съ этими словами она исчезла.
‘Время военное,— подумалъ я,— шутить нечего’.
Я взялъ шляпу и отправился къ знакомому доктору. Утро было прямо удивительное. Посл мрачнаго, холоднаго Петрограда казалось, что попалъ въ рай. Все кругомъ залито солнцемъ, море едва колышется и переливается ослпительными струйками, горы разукрашены пятнами желтаго, краснаго и вяло-бураго кустарника, спокойно стоятъ зеленые, величавые кипарисы.
Докторъ жилъ рядомъ, и тамъ я засталъ уже цлое общество. Вс были встревожены, хотя опредленнаго никто ничего сказать не могъ. Самъ хозяинъ относился ко всему спокойно, даже съ оттнкомъ ироніи, и при взгляд на его насмшливое лицо какъ-то сразу отлегло отъ сердца.
— Ну, вотъ и вы,— встртилъ онъ меня.— Что жъ, на автомобил дете или на можар?
— Да я ничего не понимаю и хотлъ у васъ узнать, въ чемъ дло.
Дв дамы и очень взволнованный пожилой докторъ заговорили почти разомъ:
— Получено извстіе, что турецкій флотъ обстрливалъ еодосію въ 10 час. утра и теперь пошелъ по направленію къ Ялт.
— Да, дло не шуточное, придетъ, начнетъ палить, куда дваться? Говорятъ, черезъ два часа будетъ.
— Интересно знать, есть ли тамъ ‘Гебенъ’?— спросилъ взволнованный пожилой докторъ.
— А вамъ не все ли равно, съ какого крейсера васъ убьютъ: съ ‘Гебена’ или съ другого, — спокойно покуривая, вставилъ хозяинъ.
— Вотъ вы все шутите, а какъ начнутъ палить, сами спрячетесь.
— Обязательно, у насъ подвалъ отличный, вотъ только не знаю, куплены ли свчи.
— Ну, какъ хотите, а по-моему нужно бы хоть дтей отправить да цнныя вещи…
— Да, у кого есть, не мшаетъ,— спокойно отвтилъ съ оттнкомъ все той же насмшки хозяинъ,— мое вотъ богатство, къ сожалнію, ни въ одинъ сундукъ не уложишь.— Онъ указалъ рукой на двухъ своихъ сыновей и дочь.— А отправить ихъ съ вами на можар — это я могу.
— Мы безъ тебя и безъ мамы никуда не подемъ, — вскочили дти.
— Ну, вотъ, поневол останешься, а хать всмъ тоже неудобно: послзавтра за квартиру платить, да по лавкамъ долженъ, а сейчасъ платить нечмъ, сами знаете, какія теперь дла.
— Ну, знаете,— возмутился пожилой докторъ,— шутить можно въ мирное время, а теперь, когда черезъ часъ, можетъ быть, раздастся грохотъ, это не совсмъ умстно. Мы къ вамъ пришли за совтомъ, а вы…
— Да ужъ мы, какъ вы,— въ одинъ голосъ заговорили дамы:— если вы удете — и мы удемъ, если вы останетесь — и мы останемся.
— Да, я остаюсь, сегодня, по крайней мр, я думаю, что и завтра, ну, а тамъ не загадаешь.
Спокойный тонъ хозяина подйствовалъ и на пожилого доктора. Онъ какъ-то сразу повеселлъ и успокоился.
— Меня отъздъ тоже не очень то устраиваетъ, — отвтилъ онъ,— и я бы и не очень волновался, если бы только кто-нибудь опредленно могъ мн сказать, гд ‘Гебенъ’.
Вс расхохотались, и общее волненіе значительно улеглось. Шутили надъ пожилымъ докторомъ и такъ со смхомъ и шутками, въ нсколько взвинченномъ настроеніи вышли на улицу. То и дло попадались автомобили, линейки, экипажи. Прізжіе удирали изъ Ялты, убгали отъ яркаго солнца, отъ несравненнаго, живительнаго воздуха.
У автомобильной конторы испуганная дама взволнованно спрашивала шоффера, важно возсдающаго на автомобил, нагруженномъ людьми и вещами:
— А къ шести вы вернетесь и заберете насъ? А на поздъ мы успемъ?
— Ну, не успете, такъ въ Симферопол посидите, все-таки спокойне.
Мн потомъ говорили, что автомобили въ этотъ день брали до Симферополя 200 и даже 250 рублей.
Я ршилъ остаться и ждать дальнйшихъ событій.
Благоразумные и спокойные люди говорили, что въ Ялту турецкій флотъ не придетъ, потому что длать ему тамъ нечего. Въ еодосіи онъ мтилъ въ хлбные склады и надялся захватить находящіеся тамъ запасы, а стрлять по Ялт такъ, здорово живешь — нмцы слишкомъ экономны для этого.
Вечеромъ набережная имла своеобразный видъ. Огней зажигать не позволили, и въ 6 часовъ, когда только стемнло, магазины закрылись. Въ кондитерской, куда я зашелъ купить пирожковъ, продавщица освтила ихъ для меня маленькимъ электрическимъ фонарикомъ, опасливо оглядываясь на дверь.
Вс нервно настроены, молодежь шутитъ, смется, въ полутьм такъ заманчивъ милый, безпечный флиртъ, но нтъ-нтъ, да и посмотрятъ пристальнымъ взоромъ на горизонтъ. Но море спокойно и волшебно. Надъ нимъ робко и неувренно стоитъ еще блдный молодой мсяцъ и серебритъ спокойную гладь необъятнаго и капризнаго великана.
У воротъ своего пансіона встрчаю дворника.
— Что, Иванъ, боитесь турокъ?
— А чего бояться?
— А стрлять будутъ.
— Ну и пусть…
А. Сэдъ
16 октября 1914 г.
‘Женскій сборникъ в пользу ялтинского попечительства о прізжихъ больныхъ…’, М., 1915