Памяти Н. М. Ядринцева, друга переселенцевъ. *)
Памяти Н. М. Ядринцева, друга переселенцевъ. *)
А. А. Исаевъ.
‘Сверный Встникъ’, No 4, 1895
Памяти Н. М. Ядринцева, друга переселенцев, Исаев Андрей Алексеевич, Год: 1895
Время на прочтение: 9 минут(ы)
*) Изъ рчи, произнесенной 26 марта 1895 г. на общемъ собраніи общества для вспомоществованія нуждающимся переселенцамъ.
Николай Михайловичъ Ядринцевъ не удовлетворялся одними кабинетными занятіями. Любя родину, онъ хотлъ знать ее не только со словъ другихъ, но и изъ книги жизни. Его воображеніе создавало тотъ идеальный образъ общественнаго дятеля, который пробуждаетъ дремлющія силы людей, обращаетъ пытливость ихъ ума на важнйшіе вопросы современности, говоритъ съ ними языкомъ не только ученаго, познавшаго многое, но и гражданина, который многое пережилъ. Знать Сибирь, любить Сибирь, служить ей словомъ, перомъ и примромъ, собрать воедино немногочисленныя силы сибирской молодежи и поставить передъ нею задачи, которыя неотложно требуютъ ршенія, воспитать въ этой молодежи нжную привязанность къ суровой и пустынной родин — вотъ въ чемъ было честолюбіе покойнаго. Едва достигнувъ 21 года, Ядринцевъ началъ изслдовать Сибирь и своимъ убжденнымъ словомъ призывать сибиряковъ на служеніе краю. За 30 лтъ онъ усплъ заглянуть въ ея отдаленные уголки и освтить такія стороны ея жизни, которыя ране вовсе не были изслдованы. Что онъ ни изучалъ въ Сибири, гд онъ ни производилъ изысканія, везд онъ встрчалъ переселенца. Тюмень и Забайкалье, Алтай и Томскъ, Омскъ и Бараба ставили его лицомъ къ лицу съ нуждами переселенцевъ во всей ихъ нагот. Онъ скорблъ вмст съ этимъ измученнымъ людомъ, онъ понималъ, что переселенія составляютъ центральный вопросъ сибирской жизни, онъ изслдовалъ бытъ переселенцевъ и старался облегчать ихъ тяжелую долю. И самая смерть застигла его во глав отряда статистиковъ, который прибылъ на Алтай, чтобы изучить жизнь переселившихся.
Николай Михайловичъ, начиная отъ 1878 года, неоднократно предпринималъ поздки для спеціальнаго изученія переселенческаго дла. Онъ позналъ его во всхъ формахъ его проявленія, онъ много думалъ о немъ. Все виднное и передуманное нашло себ мсто въ его книг ‘Сибирь, какъ колонія’, а также во многихъ десяткахъ статей, которыя онъ напечаталъ о переселенцахъ въ Восточномъ Обозрніи, Встник Европы, Русскихъ Вдомостяхъ, Русской Жизни и другихъ изданіяхъ. Многія стороны переселенческаго вопроса изслдованы за послдніе годы съ большей полнотой. Но не забудемъ заслугъ Ядринцева: и то въ переселенческомъ дл, чего онъ не развилъ въ подробностяхъ, отмчено и указано въ его журнальныхъ и газетныхъ статьяхъ.
Связанный съ Сибирью всмъ существомъ своимъ, Ядринцевъ даетъ въ одной изъ статей очеркъ заселенія Сибири и характеристику мстъ, которыя особенно пригодны для переселенцевъ. Исторія колонизаціи Сибири показываетъ, что колонизація направлялась первоначально сверными путями, втвилась по сибирскимъ ркамъ. Расположившись на громадныхъ бассейнахъ Иртыша и Оби и достигнувъ крайняго свера, колонизація оставила незаселенными огромныя пространства между этими водораздлами: Тарскій округъ, Барабу до Томска и обширное пространство до Енисея. Съ главныхъ ркъ заселеніе шло понемногу по притокамъ, спускаясь на югъ къ боле плодороднымъ мстамъ. Припоминая американскаго экономиста Кэри, который выяснилъ историческую постепенность въ занятіи отдльныхъ мстностей страны. Ядринцевъ старался прослдить этотъ порядокъ и въ заселеніи Сибири: какъ въ Америк люди шли отъ мене плодородныхъ земель вглубь страны, на плодородныя долины, такъ и въ Сибири старинные поселенцы заняли мене благопріятныя мста и только поздне стали проникать въ земледльческую полосу, лучшіе округа Тобольской и Томской губерній. Ядринцевъ предостерегаетъ отъ излишняго увлеченія, свойственнаго многимъ оптимистамъ, будто почти вся Сибирь пригодна для заселенія: однако, если признать таковою только небольшую часть Азіатской Россіи, то въ ней найдется мсто для многихъ и многихъ милліоновъ. Съ особеннымъ чувствомъ описываетъ онъ нкоторыя мста: Семирчье, окрестности озера Балкаша, долину Борохудзира, Минусинскій округъ, Кокчетавскій край и, во глав всего, Алтай, этотъ ‘драгоцнншій перлъ Сибири’.
Горячій поклонникъ широкой личной свободы, Николай Михайловичъ одушевленно говоритъ о томъ період въ исторіи Сибири, когда переселенецъ за Ураломъ чувствовалъ себя вольнымъ, какъ птица, и могъ разорвать многочисленныя путы, сковывавшія его въ Россіи. Но и поздне Сибирь сохранила для переселенцевъ много привлекательнаго. Но… Сибирь не знала крпостного права. А потому, крпостной крестьянинъ старался попасть въ нее, чего-бы это ни стоило. Подневольная ссылка была формой, которая помогала многимъ уйти въ Сибирь и тмъ исполнить затаенное желаніе быть свободнымъ отъ крпостного ярма. Въ слов ‘непомнящій’ объединялись понятія преступника, бродяги и переселенца. Съ освобожденіемъ крестьянъ, какъ врно отмчаетъ Ядринцевъ, должна была высоко подняться волна переселеній. Тысячи и тысячи должны были двинуться въ Сибирь: личная свобода дала многимъ слишкомъ мало, а разорванная цпь крпостничества вызывала особенно сильное влеченіе на простор развернуть силы. Это не оправдалось, вроятно, потому, говоритъ онъ, ‘что легальныя условія нашихъ переселеній, какъ и многія условія народнаго хозяйства, не совсмъ совпадали со стремленіемъ къ передвиженіямъ’. Каждый годъ, отмчаетъ онъ, потребность въ переселеніи возростаетъ, такъ какъ становится все мене благопріятнымъ отношеніе площади земли къ числу людей, которые живутъ на ней. Переселеніе иметъ естественные предлы: эмиграція продолжается до тхъ поръ, пока на заселяемыхъ мстахъ условія жизни гораздо боле выгодны, нежели въ мстахъ покидаемыхъ. Первые поселенцы пожнутъ въ новой стран обильные плоды, а ихъ преемники, по мр занятія края, будутъ получать уже меньшее вознагражденіе за трудъ. А въ покидаемыхъ мстахъ, съ боле рдкимъ населеніемъ заработки будутъ возрастать. Конецъ выселенію наступитъ тогда, когда противоположныя теченія цнъ труда — восходящее и нисходящее — сойдутся на одномъ уровн. Ядринцевъ указалъ также на выгодность занятія переселенцами государственныхъ земель. Если переселенецъ садится на земли частныхъ владльцевъ, то доходъ отъ его хозяйства идетъ цликомъ на уплату ренты, возрастающей безостановочно, только ничтожныя крохи служатъ для поддержанія его домашняго быта. Пріобртеніе-же государственныхъ земель безъ особой платы и ренты представляетъ драгоцнную особенность Сибири. Николай Михайловичъ не забываетъ и о тхъ выгодахъ, которыя переселенцы могутъ доставить Сибири: усовершенствованные способы веденія хозяйства, неизвстные старожиламъ, улучшенныя орудія, новыя отрасли промышленности. Мы не найдемъ преувеличеній въ предсказаніи покойнаго, что устройство переселенческаго дла, при богатой природ Сибири, ея плодородной почв, обильныхъ залежахъ минеральныхъ богатствъ, поможетъ извлекать изъ нея въ сто разъ больше дохода, нежели она даетъ въ настоящее время. Приподнимая завсу, которая отдляетъ отъ насъ далекое будущее, Ядринцевъ говоритъ о важности переселеній и въ чисто политическомъ смысл: мы должны помнить, что нашими восточными сосдями являются Китай и Японія съ многомилліоннымъ населеніемъ. Теперь они находятся въ состояніи застоя. Разъ эти государства усвоятъ начатки европейской цивилизаціи, разъ въ нихъ проснется національный духъ, они могутъ стать для насъ очень опасными сосдями. Нужно торопиться, чтобы не дать имъ культурою обогнать наши восточныя окраины.
Оцнивая важность переселеній, Ядринцевъ возражаетъ тмъ, кто доказываетъ ихъ вредное вліяніе ссылкою на дороговизну рабочихъ рукъ, которую, будто-бы, они причиняютъ. Во-первыхъ, такое опасеніе неосновательно, а, во-вторыхъ, стсненіе свободы изъ за этихъ опасеній поведетъ къ самой страшной несправедливости. Нельзя задерживать людей въ мстности, гд вслдствіе ихъ выселенія можетъ подняться заработная плата. Такая задержка равносильна наложенію на свободныхъ людей обязанности продавать трудъ по низшей цн, нежели та, которая господствуетъ на рынк. Вотъ слова самого Николая Михайловича: ‘Вопросъ объ обиліи и недостатк рабочихъ рукъ можетъ быть ршаемъ совершенно различно, смотря по тому, смотритъ-ли ршающій на дло съ точки зрнія крестьянина или землевладльца. Кто-бы ни былъ судьею врности этихъ противоположныхъ взглядовъ, ему, во всякомъ случа, будетъ трудно, подъ многообразными побочными вліяніями удержаться въ столь деликатномъ вопрос на почв строгой справедливости. Во всякомъ случа, колонизація не можетъ быть разсматриваема съ точки зрнія интересовъ лицъ, заинтересованныхъ въ конкуренціи рабочихъ, хотя-бы часть ихъ умирала съ голоду, она не можетъ быть подчинена также частнымъ интересамъ губерніи, она есть дло самихъ лицъ, чувствующихъ потребность въ выселеніи, и дло государства, которое отъ этого не проигрываетъ, а, напротивъ, выигрываетъ, получая, вмсто разоренныхъ пролетаріевъ, зажиточныхъ производителей’ {Сибирь, какъ колонія, 1882. 148.}.
Какъ ни дйствуютъ переселенія на здоровое развитіе народнаго хозяйства, не слдуетъ видть въ нихъ панацею противъ всхъ общественныхъ золъ. Ядринцевъ правильно и разумно относится къ этому явленію, переселенія служатъ палліативнымъ средствомъ, но, вмст съ другими палліативами, особенно распространеніемъ знаній и разными мрами, способствующими боле справедливому распредленію богатствъ, могутъ оказать народу большія услуги. ‘Никто, конечно, не будетъ указывать на колонизацію, какъ на разршеніе всхъ народно-экономическихъ вопросовъ, которые находятся въ связи съ аграрными законами, установившимися соціальными отношеніями, распредленіемъ богатствъ, знаній и т. п. Въ этомъ отношеніи колонизація, безъ сомннія, должна быть признана палліативою соціальныхъ золъ, но она важна тмъ, что въ переходныя времена кризисовъ, по мр движенія экономическаго прогресса, она предотвращаетъ бдствія и катастрофы’ {Тамъ-же. 149.}.
Ядринцевъ не только доказывалъ важность переселеній и, дйствуя на умъ, старался направить въ эту сторону вниманіе русскаго общества, онъ живо изображалъ бдствія переселенцевъ и дйствовалъ на сердце. И въ многочисленныхъ статьяхъ своихъ и неоднократно въ этой зал и въ засданіяхъ нашего комитета онъ живописалъ лишенія русскихъ людей въ вагон и сибирской тайг, въ тюменскомъ барак, на барж и на мст водворенія. Много разъ читало русское общество въ газетахъ его телеграммы, краснорчивыя при всей своей краткости, телеграммы о томъ, какъ голодъ и болзни опустошаютъ ряды армій, несущихъ русское имя на дальній востокъ. И не разъ, читая эти строки, русскій человкъ чувствовалъ тяжесть укора, котораго заслуживаетъ пренебреженіе къ этому истинно народному длу. Тяжело видть эти лишенія, говоритъ Ядрипцевъ, когда они постигаютъ взрослыхъ, но особенно болзненно отзываются въ душ страданія дтей. Иной, встрчая переселенческій таборъ въ пол, способенъ прійти въ идиллическое настроеніе. Взрослые сидятъ у костра, обдаютъ, отдыхаютъ, маленькія дти лежатъ на зеленомъ ковр, который разостлала для нихъ мать-природа. Подростки, полные веселья, играютъ, рзвятся. Но эта идиллія скоро разсевается горькою дйствительностью. Чуткую душу волнуютъ не только болзни и смерть дтей на всхъ пунктахъ долгаго странствія переселенцевъ, но и судьбы дтей, покинутыхъ родителями и нашедшихъ мсто въ пріют. Есть что-то особенно трагическое въ покинутіи дтей, которыя добровольно осуждаются родителями на сиротство. Такая необходимость встрчается только среди переселенцевъ. Ребенокъ тяжко заболлъ, а родители не могутъ ждать, уходятъ за сотни и тысячи верстъ и оставляютъ его въ пріют. Вотъ отрывокъ изъ его разсказа:
‘Въ углу переселенческаго двора, въ одномъ изъ маленькихъ бараковъ данъ былъ пріютъ сиротамъ, оставшимся отъ лтняго переселенческаго потока. Родители ихъ или умерли во время эпидемій, или-же ушли дальше, оставивъ этихъ дтей больными. Компанія эта теперь состоитъ изъ 10 человкъ отъ 6 до 10-лтняго возраста, только одной двочк 12 лтъ. Маленькіе карапузики съ большими головами постоянно возились на полу и около кроватей, они были дтски безпечны и мало сознавали свое положеніе, а если и сознавали, то какъ-то по-дтски примирялись. Среди остальной компаніи былъ постоянный разговоръ и болтовня, но только обычныя для дтей слова ‘тятя’ и ‘мама’ не раздавались среди нихъ… Скрытый драматизмъ этой семьи собранныхъ дтей заключался въ томъ, что никто изъ посщающихъ не позволялъ здсь напоминать о родныхъ и родителяхъ, чтобы не растравить свжую, незажившую сиротскую рану. Напротивъ, всякій старался, отвлечь дтей отъ этихъ воспоминаній. Пришедшіе стараются ободрить, развеселить ихъ ласковымъ словомъ, затять съ ними игру, дать имъ какое-нибудь лакомство. Дти, повидимому, довольны посщеніемъ и обхожденіемъ, но странно — при этихъ ласкахъ вдругъ въ нихъ что-то пробуждается, они становятся томны и даже веселая Маша вдругъ задумывается, а въ ея нжномъ голос звучитъ какая-то грусть. Точно дтямъ напомнили этими ласками о чемъ-то другомъ, о тхъ ласкахъ, которыя такъ недавно еще были чмъ-то постояннымъ, неотъемлемымъ у нихъ и куда-то исчезли. Дтское воспоминаніе заставляетъ ихъ моментально сосредоточиться, и при этомъ дтскіе глазки вдругъ тускнютъ и тускнютъ… Поститель невольно обращается съ вопросомъ къ угрюмому Пет, который возбуждаетъ большое сожалніе, мальчикъ, по обыкновенію, упорно молчитъ и молчитъ, проходитъ минута, другая — среди всеобщей тишины. Вдругъ ласка, обращенная къ мальчику, внезапно производитъ рефлексъ на чувствительной Маш. Она бросается въ уголъ, закрываетъ личико свое маленькими ручками и начинаетъ тихо рыдать. Тогда приходится обратиться къ Маш и, лаская, спрашивать, что ее огорчаетъ. ‘Тятя гд? Мама гд?’ повторяетъ два слова ребенокъ, у котораго проснулась цлая буря воспоминаній и грусти. Выростутъ, поздоровютъ, они станутъ сильными работниками, но жребій сиротства положить на нихъ печать въ душевномъ стро. Кто замнитъ имъ мать и отца? Эти дти знаютъ свой жребій: одни будутъ разобраны на воспитаніе чужими людьми, другія попадутъ въ воспитательный пріютъ. Да и теперь маленькіе обитатели переселенческаго пріюта видятъ, какъ отдаютъ одного за другимъ ихъ товарищей незнакомымъ женщинамъ. Дтскій страхъ охватываетъ ихъ при этомъ представленіи, и они пугаютъ другъ друга этой участью. Теперь даже этотъ маленькій сиротскій домикъ, гд они сжились и подружились, кажется имъ семьей,— семьей, правда, случайной, но тмъ не мене родной, близкой по той взаимной дтской любви, которая связала ихъ… Положеніе какъ переселенческихъ покинутыхъ сиротъ, такъ и невинныя жертвы переселенія, умирающія дти должны, кром сожалнія, конечно, возбудить практическій вопросъ объ уменьшеніи этихъ жертвъ и улучшеніи участи дтей во время слдованія переселенцевъ. Все, конечно, связано съ лучшей организаціей, вообще, переселенческаго дла. Облегчится участь отцовъ и матерей, облегчится и участь дтей. Можно только сказать одно, что выбывшая дтская сила въ переселенческихъ партіяхъ — это живая колонизаціонная сила, утраченная безвозвратно. Она цнне, чмъ сила и наличность взрослыхъ, ей предстояла цлая будущность {Сборникъ ‘Въ путь-дорогу’, 188З. 66—70.}’.
Призывая общество и государство къ забот о переселенцахъ, Ядринцевъ начертываетъ систему мропріятій, необходимость которой уже начинаетъ проникать въ общее сознаніе. Мы, поэтому, не будемъ перечислять мры, которыя онъ предлагаетъ. Но отмтимъ его неоднократное напоминаніе, что правительство, вдая это дло, не должно создавать для него искусственныя отвлеченныя правила. Оно должно цнить здравый смыслъ народа и разумно, осторожно руководить имъ. Вотъ прекрасныя слова, въ которыхъ покойный выразилъ творческую силу народныхъ движеній. ‘Народная колонизація, въ вид народа-плотника, мало того, что осуществляетъ планъ, но и наполняетъ вс промежутки и стку колонизаціи живымъ матеріаломъ, мало того, она часто идетъ дальше архитектора, расширяетъ зданіе, при чемъ вхи, колья и планъ являются посл того, какъ уже началась постройка. При правительственной колонизаціи мы видимъ массу обязанныхъ служилыхъ людей, казаковъ, водворенныхъ крестьянъ по распоряженію правительства, прикрпляемыхъ ямщиковъ, назначенныхъ на мста преступниковъ, высланныхъ ремесленниковъ и мастеровъ, даже женщинъ для уравновшиванія половъ, но государство къ этому вынуждается только необходимостью. Это не административная обязанность. Когда настоящій работникъ появляется, эта работа исчезаетъ подъ новой громадной работой настоящихъ плотниковъ. Казенная колонизація, составляя временную функцію, весьма часто длаетъ промахи, увлекается планомъ и фасадомъ, не сообразивъ прочности почвы и окружающихъ удобствъ, она ломитъ и заставляетъ создавать массу непроизводительной работы, не щадитъ силъ и не соблюдаетъ экономіи, много народу гибло на казенныхъ трактахъ, не мало было создано искусственныхъ деревень и городовъ, которые посл падали и теряли значеніе. Образецъ такой колонизаціи въ степяхъ и на Амур. Но еще важне то, что эта искусственная и принудительная колонизація не можетъ создать настоящаго импульса жизни, здсь не достаетъ живой силы, могучей воли, энергіи, творчества, народнаго вдохновенія. Сама по себ, она одна не создала-бы Сибири. Это могла сдлать только добровольная колонизація. Сколько-бы ни было употреблено изобртательности и остроумія со стороны администраторовъ и регламентаторовъ, они не могутъ замнить народнаго ума, они не изыщутъ тхъ новыхъ путей и тропъ по своей карт, которые находить народъ среди лсовъ и пустынь, пролагая самъ себ дорогу. Вотъ почему народно-историческія зданія выростаютъ такъ неожиданно и созидаются такъ оригинально, какъ не можетъ вообразить себ самый смлый государственный умъ. Общать, въ пустынномъ кра, въ извстный срокъ создать населеніе, культурную жизнь, водворить осдлость, построить деревни и города, проложить дороги, насадить промышленность, едва-ли возьмется самый могущественный государственный человкъ, по-крайней мр онъ не можетъ ручаться за успхъ подобной работы, онъ не можетъ, силою одной своей воли, сотворить культурную жизнь, хотя бы его воля и способность двигать массами превосходила силы Фараона. Но народъ, пущенный живымъ токомъ въ новую страну, создаетъ это съ непредусмотрнной быстротой. Оттого часто тамъ, гд копошился незамтно народный трудъ, гд работалъ онъ втайн, гд, какъ муравей, скользилъ онъ подъ почвою и за корою деревьевъ, гд часто скрывался онъ въ подземельяхъ, въ тайникахъ и дебряхъ лсовъ отъ регламентаціи и принудительной работы, срывая занавсъ, мы внезапно открываемъ нчто грандіозное… величественныя архитектурныя зданія подобно тмъ, какія насаждены народными силами въ дебряхъ Америки и Австраліи. Подобные примры показываютъ намъ, во-первыхъ, настоящаго фактора жизни и исторіи, во-вторыхъ, убждаютъ, что народный трудъ въ дл колонизаціи въ области его самодятельности и творчества не долженъ быть стсняемъ, а предоставленъ до извстной степени самому себ. До сихъ поръ въ дл государственной колонизаціи борются еще два направленія: это — регулированіе народныхъ движеній, управленіе ими, искусственныя поощренія, назначеніе на извстныя мста, доходящее до указаній пунктовъ поселеній, до вышивки казенныхъ узоровъ, и другое — оставившее эти цли и имющее въ виду лишь помогать народному движенію въ томъ направленіи, куда оно стремится, содйствовать народной самостоятельности и выбору мстъ, сообразно требованіямъ жизни и условіямъ культуры. Послдній способъ составляетъ пріемъ, практикуемый нын европейской колонизаціей {Сибирь, какъ колонія. 154—156.}’.