Освобожденіе Москвы въ 1612 году. Драма въ пяти дйствіяхъ. Константина Аксакова. Москва. Въ тип. Н. Степанова. 1848. Въ 8-ю д. д. 212 стр.
Въ предисловіи, авторъ сказалъ нсколько словъ о своей драм въ историческомъ отношеніи. Оставляя въ сторон художественный вопросъ, онъ говоритъ, что его драма врна и относительно фактовъ и относительно дйствовавшихъ лицъ. Угадана ли эпоха, воспроизведена ли жизнь въ предлагаемой драм — это онъ предоставляетъ ршить читателямъ, а въ ршеніи этого вопроса и состоитъ существенное дло, потому-что изящное произведеніе историческое (драма или повсть), по словамъ самого автора, должно быть художественнымъ пониманіемъ исторіи въ извстную минуту.
Принадлежа въ классу обязанныхъ читателей, мы, по нкоторымъ причинамъ, поступаемъ противно автору, то-есть, оставляемъ въ сторон мысль драмы, легко открываемую при чтеніи, и обращаемъ вниманіе на вопросъ художественный: какъ выражена основная мысль?
Есть случаи, въ которыхъ, при оцнк поэтическаго труда, недурно доврять дачному впечатлнію. Когда моеў чувство, возбужденное драмой или повстью, находитъ сочувствіе въ душ другихъ читателей, очень-неглупыхъ и совершенно-безпристрастныхъ, тогда я не могу упрекнуть себя въ неврности взгляда, къ которому привело меня мое собственное ощущеніе: оно оправдано десятками другихъ подобныхъ ощущеній, и отзывъ лица будетъ заключеніемъ истинной критики, независящимъ отъ прихоти личнаго вкуса, часто своенравнаго а ложнаго. При этомъ, конечно, я не упускаю изъ вида того различія въ формировк мнній, которое условливается самимъ различіемъ внутренняго качества поэтическихъ произведеній. Если изъ числа ихъ одни должны необходимо возбуждать не только различные, но и противоположные толки, то, съ другой стороны, есть и такія, по прочтеніи которыхъ въ различныхъ читателяхъ непремнно возбуждаются одинаковыя чувства, такъ-что здсь нтъ и быть не можетъ мста разноголосиц. Въ первомъ случа, опасно полагаться на чувство личнаго впечатлнія, во второмъ — ‘послужитъ врнымъ приговоромъ автору. Сочиненіе г. Аксакова принадлежитъ ко второму разряду изящныхъ произведеній.
Какое же ощущеніе остается въ душ читателя, по прочтеніи пяти-актной драмы ‘Освобожденіе Москвы въ 1612 году’? Читатель убдительно, неотразимо чувствуетъ, что въ драм нтъ дйствія, что эпоха, въ ней изображенная, мертва и неподвижна. Душа его принимаетъ скуку — естественный плодъ всего неподвижнаго, и въ это время она больше чмъ когда-нибудь увряется въ справедливости эстетической сентенціи, что вс роды поэзіи хороши, кром скучнаго.
Зная причину такого тягостнаго вліянія на читателя, мы должны отъискать причины, найдти источникъ неподвижности. Здсь возможны только два объясненія: или эпоха, воспроизведенная авторомъ, лишена была движенія. въ самой жизни не было жизни — и тогда историческая драма, какъ художественное пониманіе исторіи въ извстную минуту, есть врная копія дйствительнаго, бывшаго, или авторъ не умлъ воспроизвести драму жизни — и тогда его произведеніе по принадлежитъ къ числу художественныхъ.
Но первое объясненіе, какъ ложное, не можетъ-быть принято. Допустивъ его, мы пойдемъ наперекоръ исторіи, которая Доказываетъ ясно, что 1611 и 1612 голы образуютъ чрезвычайно-любопытную эпоху въ жизни нашего отечества. они полны важными событіями и знаменитыми личностями, и художественное воспроизведеніе историческаго интереса этой эпохи, въ которую особенно явилась сила народной жизни, должно само выйдти интереснымъ и жизненнымъ.
Остается второе мнніе, какъ единственно безошибочное, именно: драма автора не есть художественное воспроизведеніе историческихъ данныхъ. Главнйшій недостатокъ ея заключается въ отсутствіи дйствующихъ лицъ, къ которымъ тяготли бы вс прочіе участники въ событіи. Отъ этого недостатка происходитъ ея неподвижность и то впечатлніе скуки, о которомъ мы говорили выше.
Борьба враждебныхъ силъ — вотъ необходимое условіе драматической пьесы. Каждая сила должна имть своего представителя, олицетворяться въ тхъ или другихъ дйствующихъ лицахъ, около которыхъ сосредоточивалось бы волненіе жизни и къ которымъ съ любовію устремлялось бы вниманіе читателя. Все отвлеченное, безличное — губитъ поэзію, особенно драматическую. Она требуетъ именъ собственныхъ, а не нарицательныхъ, такого-то человка, принадлежащаго къ извстному сословію, а не общаго названія сословіи, требуетъ индивидуальныхъ предметовъ, опредленныхъ и ясныхъ единицъ, а не собирательной величины, ршительно безполезной въ художественномъ произведеніи. Такъ Софоклъ въ Антигон и Креон, а Шиллеръ въ Вадленштейн и Пикколонини воплотили противоположныя стремленія, враждебныя начала. Такъ поступали и вс прочіе извстные драматурги. Различныя степени поэтическаго искусства производятъ различіе въ выраженіи идеи, такъ-что по всегда встрчаешь полное соотвтствіе между ею и поэтическимъ ея выраженіемъ. Иногда авторъ не въ силахъ скрыть свою задушевную мысль, иногда, наоборотъ, при всемъ желаніи автора поставить на первомъ план свою завтную идею, онъ не достигаетъ своей пли потому именно, что онъ поэтъ: публика, противно его желанію, увлекается прекрасными образами созданныхъ лицъ и положеніи, не заботясь о томъ, что думаетъ о томъ поэтъ, какого мннія онъ держится и какое вліяніе хотлъ произвести. Говорятъ, Альфьери сердился на публику за то, что ее сильно интересовали характеры дйствующихъ лицъ, и что за этимъ интересомъ не желала она видть идеи трагика.
Въ драм г-на Аксакова изображается борьба между Русскими и Поляками. Гд же ея главные представители? Со стороны польской, павъ Гонсвскій, но онъ является только въ третьемъ и четвертомъ явленіяхъ перваго дйствія и въ первомъ явленіи втораго, и говоритъ такія незначительныя вещи, что, право, безъ его появленія драма могла бы не повести ущерба — Судя по словамъ измнника Михаилы Салтыкова, онъ долженъ пользоваться большимъ вліяніемъ на бояръ и короля Сигизмунда. Вотъ что говоритъ онъ, оставшись одинъ въ пятомъ явленіи перваго дйствія: ‘Нтъ, голубчики, ‘вамъ отъ короля не у идти. Да и теб, ‘панъ Гонсвcкій, не уйдти отъ меня, ‘Да и королю-то прійдется безъ меня ‘ничего не длать’. Поэто вліяніе чмъ оправдывается въ драм? Ничмъ. Драма не историческое изложеніе, которое можетъ сопровождаться комментаріемъ, и комментарій объяснитъ, по какому праву такое-то лицо могло произносить такія-то рчи. Въ драм, безсиліе или могущество лица должны выражаться посредствомъ дйствія, такъ, чтобъ зритель видлъ событіе въ самомъ его ход, изъ него самого.— Во второмъ дйствіи выходитъ на сцену Ляпуновъ, но въ томъ же дйствіи и сходитъ со сцены. Не смотря на его величавый образъ и энергическія рчи, нельзя назвать его главнымъ лицомъ драмы ira его долк’ приходится только пятая часть всего дйствія.— Остаются Пожарскій и Монинъ, но они до того связаны общимъ дйствіемъ съ народомъ, что послдній заслоняетъ ихъ собою еще больше, чмъ Кирша, въ роман г-на Загоскина, заслонилъ собою Юрія Милославскаго. Оба они, то-есть и Мининъ и Пожарскій, не ступятъ шага ни взадъ ни впередъ безъ земскаго совта, съ которымъ почти сливаются воедино и, слдовательно, теряютъ самостоятельный поэтическій образъ. Приводить доказательства нашему мннію, значитъ указывать вс явленія, въ которыхъ говорятъ или дйствуютъ начальникъ русскаго войска и выборный отъ всея земли русскія.
Кто же, наконецъ, главное дйствующее лицо въ драм г-на Аксакова?.. Народъ?.. Но народъ — величина собирательная, безличная, а въ поэтическомъ произведеніи необходимы лица, предметы индивидуальные. Надобно же изъ массы выбрать нсколько единицъ и вручить имъ движеніе поэтическаго дйствія. У автора, въ-самомъ-дл, выбраны такія единицы: Андрей, Иванъ, Антонъ, Ермилъ, Елизаръ, Еремей, Андронъ, Егоръ, Антонычъ, Елисеичъ, Радивонъ, Борисъ, Ольга. Кром того есть общія наименованія: Крестьянинъ, Мальчикъ, Многіе, Вс, Народъ, и проч. По вс эти лица и массы до того безцвтны, страдательны въ своихъ дйствіяхъ, что ни одного поступка не позволятъ себ, не посовтовавшись прежде съ иными-прочими. Они даже обдаютъ и расходятся по домамъ по иначе, какъ скрпивъ свое желаніе одобреніемъ товарищей. Вотъ, для примра, нсколько словъ изъ послдняго явленія въ пятомъ дйствіи:
Ермилъ.
Совсмъ темно становится. Скоро стрльцы начнутъ свою перекличку.— Пойдемте по домамъ (уходятъ).
Еремей и Елизаръ (стоятъ еще нсколько времени и потомъ другъ къ другу). Пойдемъ (уходятъ).
Намъ, кажется, можно бы разойдтись по домамъ безъ раздумья и любовнаго совта…
Живописцы очень-хорошо понимаютъ необходимость индивидуальныхъ, рзко выдающихся предметовъ, при изображеніи массъ волы или земли. Ни одинъ изъ нихъ не рисовалъ необъятнаго пространства моря, взволнованнаго бурей, не бросивъ среди этого пространства одного или нсколькихъ предметовъ, къ которымъ бы устремлялись взоры зрителя. Каждый изъ нихъ чувствовалъ, что одного движенія волнъ, да бга облаковъ недостаточно — и вотъ бурныя волны носятъ корабль, погибающій или спасшійся. Съ великою опасностью споритъ и предметъ великій, ясный для зрнія, разительный для воображенія. По никогда не видали мы, чтобъ на лоно разъяренныхъ валовъ живописецъ бросилъ нсколько пробокъ!.. Он, конечно, не произвели бы въ душ смотрящаго ни малйшаго впечатлнія, еслибъ даже то были пробки отъ шампанскаго.
Не знаемъ, что выйдетъ изъ пьесы при постановк ея на сцену. Можетъ-быть, тогда окажется непредвиденное впечатлніе при возгласахъ ‘Многихъ’ или ‘Всхъ’, при голос ‘Народа’, который ‘весь обращается въ кликъ и громъ’ (стр. 35). Но въ чтеніи эти мста не производятъ художественнаго Эффекта. Мы чувствовали, отъ начала до конца пьесы, неизмнно-возрастающее томленіе скуки, мы видли рядъ безцвтныхъ дйствій — ясное свидтельство того, что авторъ пьесы не одаренъ талантомъ творчества.
Но есть и другая причина отсутствію художественнаго интереса, которую мы не должны пройдти молчаніемъ. Это особенный взглядъ автора на изображаемыя имъ событія. Когда такъ-называемое поэтическое произведеніе есть не что иное, какъ историческая теорія, изложенная въ форм драмы, тогда, конечно, художественный вопросъ подчинится вопросамъ доктрины, условіямъ теоріи. Служеніе поэзіи извстнымъ школамъ той или другой науки обращалось всегда въ гибель поэзіи!
Желая соблюсти врность событій, авторъ дозволилъ себ ввести въ пьесу цликомъ историческіе документы, чрезвычайно-важные въ ‘Актахъ, собранныхъ Археографическою Коммиссіей’, но неумстные въ поэтическомъ произведеніи. Такъ въ 9-мъ явленіи 4 то акта, при посольств къ Пожарскому является князь едоръ Оболенскій съ товарищи, и обращается къ нему съ слдующею рчью:
‘Князь Дмитрій Михайловичъ! Мы послы отъ великаго Новагорода къ теб и ко всмъ людямъ православнымъ. Преосвященный Исидоръ, митрополитъ великаго Новагорода и Великихъ Лукъ, и Ноугородскаго Государства бояринъ и воевода, князь Иванъ Никитичъ Одоевской, и дворяне и всякіе служивые люди велли вамъ говорить. Вдомо вамъ самимъ, какъ, по грхамъ всего православнаго хрестьянства…
Итакъ дальше, на четырехъ страницахъ. Пожарскій отвчаетъ ему такою же оффипіальною рчью, и этотъ форменный разговоръ тянется на семи страницахъ. То же самое въ явленіи 15-мъ. Спрашиваемъ всякаго, кому сколько-нибудь извстны сценическія условія: что можетъ произвести подобное введеніе литературныхъ памятниковъ въ драматическую пьесу?
Лучшія мста въ драм, по нашему мннію, т явленія, въ которыхъ дйствуетъ Ляпуновъ. Хороша семейная сцена въ дом Пожарскаго, когда къ нему являются посланные изъ Нижняго-Новгорода, Особенное достоинство пьесы заключается въ язык дйствующихъ лицъ: вс они, даже Пожарскій, говорятъ простымъ русскимъ языкомъ, какимъ могли говорить наши предки, сообразно указанію дошедшихъ до насъ литературныхъ памятниковъ.