Оливер Кромвель, Кромвель Оливер, Год: 1846

Биографическая проза
Время на прочтение: 39 минут(ы)
Скачать в PDF

ОЛИВЕРЪ КРОМВЕЛЛЬ.

Статья третья и послдняя.

Кромвелль — глава англійской республики.

Посл уорчестерской битвы, торжествующій кальвинизмъ является раздленнымъ на дв партіи: на пуританъ-воиновъ, въ главъ которыхъ стоитъ Кромвелль, и на законниковъ, поддерживаемыхъ пресвитеріанами и парламентомъ.
Долгій парламентъ продолжалъ засдать. Побдитель при Донбар, Уорчестер и Треда, воплощенный кальвинистъ и первый пуританинъ Англіи, увидлъ противъ себя около сотни членовъ парламента, у которыхъ было довольно и мужества, и мудрости, и дарованій. Пока судьба его совершалась на поляхъ битвъ, эти люди могущественно правили государствомъ и пріобрли уваженіе во мнніи общества: они составляли высшую власть въ государств.
Но въ самыхъ достоинствахъ ихъ не было ничего царственнаго, составляющаго принадлежность законной монархической власти. Философъ Годвинъ {См. его ‘Исторію Республики’ (3 тома).} и еще недавно Форстеръ {‘Государственные Люди Республики’ (6 томовъ).} слишкомъ ихъ прославили. Ни одинъ изъ нихъ не достигалъ этой высоты: ни тяжелый Бульстродъ, исполненный педантическихъ тонкостей, довольный своей чиновной важностью и своей судейской мантіей, ни старый адвокатъ Сент-Джонъ ‘курносый, говорившій прерывисто’, мрачный фанатикъ и въ старости скряга, ни метафизикъ Ванъ, ловкій строитель химеръ, переносившій въ дйствительную жизнь любовь свою къ отвлеченностямъ и страсть ума къ тонкостямъ, боле затрудняющимъ жизнь практическую, нежели служащимъ ей пособіемъ, ни самый блистательный и могучій изъ нихъ, Генрихъ Мартинъ, который, нравясь всмъ и даже внушая страхъ, никого не могъ руководить или заставить себ повиноваться по недостатку достоинства, привычки къ власти и уваженія. Онъ иметъ нкоторое сходство съ Камиллемъ Демуленомъ и, мимоходомъ сказать, принадлежитъ къ числу самыхъ интересныхъ и кроткихъ лицъ этой важной и страшной эпохи. Поэтъ, человкъ съ умомъ, съ твердымъ и живымъ характеромъ, этотъ маленькій человчекъ, про котораго современники разсказываютъ, что онъ ‘всегда держался прямо и носилъ узкія платья’, одной кстати-сказанной шуткой перемнялъ направленіе парламентскихъ преній, живые каламбуры его пережили два столтія. Но могъ ли онъ быть главою государства?
16 сентября 1651 года, посл уорчестерской битвы, Кромвелль прізжаетъ въ Лондонъ и находитъ парламентъ, который долженъ былъ прекратить свои засданія еще до апрля 1649, но который отъискалъ прекрасное средство продолжить свое существованіе, собираясь каждую среду, чтобъ ничего не длать, или, какъ выражается Генрихъ Мартинъ, ‘чтобъ разсуждать о томъ, что нужно будетъ длать’. Народъ, называвшій Кромвелля только генераломъ, далъ этимъ недвижнымъ обломкамъ мене-лестное имя: онъ прозвалъ его задомъ. Чтобъ остановить ложные слухи, по внушенію Кромвелля, это собраніе опредляетъ, что оно продолжитъ свое существованіе еще на три года. Въ немъ-то, въ-теченіе тридцати мсяцевъ, бродятъ и стараются соединиться безпорядочно-набросанные элементы государственной жизни. Военные хотятъ учредить республику и сдлать главою ея Кромвелля, законники требуютъ правленія смшаннаго, кто бы ни былъ его главою. Кромвелль назначаетъ нсколько совщаній, въ которыхъ, какъ обыкновенно бываетъ, много говорятъ и ничего не ршаютъ, онъ не за республику, ни противъ нея, только не хочетъ имени Стюартовъ и представляетъ необходимость правительства сильнаго и централизованнаго.
Между-тмъ, страшные пуританскіе матросы вселяютъ уваженіе къ національному флагу и возбуждаютъ въ народ чувство славы и гордости, законники и коммиссары продаютъ конфискованныя имущества роялистовъ и изъискиваюгъ насильственныя пени со всхъ джентльменовъ, служившихъ королю Карлу. Изъ этихъ изъисканій длаютъ злоупотребленія, примшивается алчность и, благодаря крючкотворству законниковъ, не одинъ честный мщанинъ смшанъ съ роялистами, изъ общаго ужаса длаютъ спекуляцію, каждый изъ членовъ парламента принимаетъ утромъ по тридцати и сорока просителей. Тогда начальники войска, двигатели парламента подаютъ Кромвеллю жалобу на эти обломки парламента и требуютъ совершеннаго измненія въ образ правленія. Просьбы мшаются съ угрозами въ этомъ странномъ акт, испугавшемъ защитниковъ парламента. ‘Дло опасно’, сказалъ Бульстродъ Кромвеллю: ‘обратите на это вниманіе, остановите это.’ Кромвелль ничего не остановилъ, напротивъ. Эта воинственная сила, его поддержка и орудіе, готовилась уничтожить въ его пользу говоруновъ парламента. Онъ поручилъ президенту ихъ, Ленталлю, поблагодарить офицеровъ, и Карлилль, никогда неупускающій случая попаясничать, говоритъ, адресуясь къ несчастному президенту: ‘Ваша рчь, милостивый государь, вроятно была вамъ столько же пріятна, какъ доброму ослу, когда ему даютъ сть чертополохъ колючій!’
Парламентъ понимаетъ народное неудовольствіе, предвидитъ свою судьбу и, проработавъ мсяцы и годы съ процессіональной медленностью надъ учредительнымъ актомъ государства, вдругъ пробуждается и хочетъ постановить законъ въ ту же минуту. Надобно удовлетворить всхъ: дло трудное. Пресвитеріане хотли бы снова получить власть, законники удержать ее, пуританскіе офицеры прежде всего требуютъ чистаго кальвинизма и свободы религіознаго толкованія) имъ согласиться трудно, и билль, который бы всмъ имъ понравился — мечта несбыточная. Соглашаются только въ одномъ, на одномъ пунктъ, одинаково-пріятномъ всмъ членамъ парламента, именно, что самъ онъ, преобразовавшись въ избирательный комитетъ, будетъ судить о правильности избранія — ловкое средство продолжать и увковчивать свое существованіе. Новыя собранія происходятъ у Кромвелля, и тамъ офицеры, ставшіе смле, клянутся подъ носомъ находящихся тамъ членовъ парламента, что задъ будетъ истребленъ. Генералъ молчитъ, онъ ждетъ, зная, что дло можетъ кончиться только въ его пользу.— Мы на 20-мъ апрля 1653 года.
Судья Бульстродъ, возвратившійся наканун домой ‘съ слезами на глазахъ’, приходитъ утромъ къ Кромвеллю и находитъ его въ гостиной, ‘въ черномъ плать и срыхъ нитяныхъ чулкахъ’, въ ожиданіи членовъ парламента, которые должны были имть новое совщаніе съ Офицерами. Они нейдутъ) они ршились постановить свой билль и дать ему силу закона. Пока они спшатъ окончить этотъ актъ, который долженъ уничтожить Кромвелля и войско, Кромвелль, едва вря тому, что ему разсказываютъ, велитъ привести роту мушкетеровъ его полка, восклицаетъ: ‘это не честно, нтъ, въ этомъ нтъ самой обыкновеи — ной добросовстности’, и идетъ прямо въ палату. Ее составляли всего пятьдесятъ-три члена, шли пренія о билл, который готовились утвердить, когда вошелъ. Кромвелль и слъ на обыкновенномъ своемъ мст. Эта сцена пояснена новымъ историкомъ кой-какими, впрочемъ весьма-ничтожными фактами.
Слушавъ нсколько времени споры, онъ сдлалъ знакъ Гаррисону, который подошелъ и сталъ возл него. Съ четверть часа онъ молчалъ, но когда начали балотировать вопросъ о томъ: ‘пройдетъ ли билль?’ онъ сдлалъ знакъ Гаррисону, и сказалъ: ‘теперь время, это должно, я это сдлаю’. Потомъ онъ всталъ, положилъ шляпу на столъ и говорилъ сперва довольно-долго въ пользу парламента, потомъ, измнивъ тонъ, напомнилъ ему о его ошибкахъ, о его несправедливостяхъ, о его эгоизм и всякаго рода низостяхъ, и разгорячился до того, что сталъ говорить вещи обидныя. Сэръ Петеръ Вентвортъ напомнилъ ему о приличіи. ‘Такой языкъ’, сказалъ онъ, ‘страненъ, неслыханъ въ стнахъ парламента и со стороны человка, который имлъ наше довріе, котораго мы такъ высоко почтили, который…’ — Довольно! довольно! закричалъ генералъ изо всей силы:— довольно съ насъ, я это тотчасъ окончу и заставлю молчать болтуновъ — и вышедъ на середину залы, надвинувъ шляпу и стуча ногою въ полъ, сказалъ: ‘Вы не должны боле засдать здсь, уступите ваши мста лучшимъ людямъ, вывести ихъ!’ И, по команд Гаррисона, тридцать мушкетеровъ, страшныхъ ветерановъ междоусобной войны, выстроиваются въ дв шеренги и отдаютъ честь. Ярость Кромвелля продолжаетъ вырываться наружу: ‘Вы называетесь парламентомъ!’ говоритъ онъ имъ: ‘вы не парламентъ, я повторяю вамъ: вы не парламентъ, между вами есть пьяницы’ — и взглядъ его устремляется на бднаго мистера Чалонера. ‘Между вами есть волокиты’ — и онъ обращается на маленькаго Генриха Мартина, который соединялъ въ себ и качества поэта и привычки Фавна. ‘Между вами есть лихоимцы’ — и онъ посмотрлъ на Бульстрода: ‘люди безстыдные, которые недостойны называться людьми евангельскими! Какъ же вамъ быть парламентомъ богоизбраннаго народа! Подите! ступайте! чтобъ объ васъ не было и слышно! во имя Господа, ступайте!’
Вс члены встали, и генералъ, поднявъ серебряную палицу, лежавшую на стол, священную эмблему власти нижней палаты, сказалъ: ‘Что намъ длать съ этой игрушкой? унесите ее!’ — и отдалъ ее мушкетеру. Потомъ, замтивъ, что президентъ или ораторъ Ленталль не сходитъ съ мста, сказалъ, обратясь къ Гаррисону: ‘Заставь его сойдти.’ — Я уступлю только сил!— ‘Хорошо!’ возразилъ Гаррисонъ: ‘я подамъ вамъ руку!’ — Остальное извстно, это 18 брюмера было описано нсколько разъ, и сходство описаній въ малйшихъ подробностяхъ не позволяетъ сомнваться въ ихъ справедливости. Говорили, что Кромвелль въ этомъ случа разъигралъ комедію. Кажется, онъ просто былъ взбшенъ за то, что его хотли предупредить и обмануть. Бшенство его было велико, и нельзя предполагать, чтобъ оно было лицемрно, достоврно по-крайней-мр то, что члены парламента исчезли, какъ сонъ, что о нихъ пропалъ и слухъ, и что народъ нисколько не принялъ ихъ стороны. ‘При уход ихъ’, говорилъ Кромвелль, смясь своимъ серьзнымъ смхомъ, который былъ такъ страшенъ: ‘я не слыхалъ, чтобъ собака залаяла!’
Онъ успокоился, когда была одержана эта странная побда, въ тотъ же день, 23 апрля 1653 года, онъ занимался уже мстными выгодами тхъ болотъ у которыхъ былъ владльцемъ въ своей юности, и собственноручно написалъ слдующее письмо, найденное Карлилемъ въ подлинник въ архивахъ Sergeant’s Inn, въ Лондон. Онъ веллъ продолжать въ своей провинціи высушиваніе земель и насыпи (new Bedford level), которыя оканчиваются теперь англійскими инженерами и о которыхъ мы уже говорили, онъ даже вступилъ съ собственнымъ капиталомъ въ компанію антрпренровъ (adventurers), принявшую на себя эти работы. Владльцы смежныхъ земель, понесшіе убытки отъ разрытія поверхности, требовали вознагражденія убытковъ и оцнки ихъ, парламентъ общалъ удовлетворить ихъ просьбу и заставилъ дожидаться, измученный этими проволочками, народъ возмутился, уничтожилъ траншеи, разрушилъ работы и разогналъ работниковъ. Этого не хотлъ терпть Кромвелль. Вышедши изъ нижней палаты, отъ которой ключъ онъ положилъ ‘себ въ карманъ’, онъ написалъ:

‘Мистеру Паркеру, агенту компаніи антрпренровъ для высушки болотъ.

‘Уитегаллъ, 23 апрля, 1653.

‘Мистеръ Паркеръ!

‘Я слышалъ, что нсколько безпорядочныхъ людей надлали значительныхъ поврежденій въ графств Кэмбриджъ, около Сватема и Ботшема, что они разрушили работы, начатыя антпрпренрами и угрожали работникамъ, которыхъ употребляли въ этихъ мстахъ. Прошу васъ послать туда одинъ изъ моихъ полковъ, подъ командою капитала, который долженъ употребить вс средства, чтобъ возстановить между жителями порядокъ, который имъ скажетъ, что никто не доложенъ возбуждать смятеній, что это не будетъ терпимо, но, если антрпренры кого-либо обижаютъ, то должно жаловаться: въ этомъ случа будутъ приняты мры, которыхъ потребуетъ справедливость, и всякому будетъ отдано должное. Остаюсь

‘вашъ добрый другъ
‘Оливеръ Кромвелль’.

Вслдъ за тмъ сто-сорокъ пригласительныхъ писемъ разосланы къ знатнйшимъ пуританамъ, на которыхъ Кромвелль и его ффицеры могли полагаться, и которые вс почти, за исключеніемъ двухъ, отвчали на приглашеніе, никто не возразилъ,— до того сошлись его личные виды съ дйствительными началами гражданскаго кальвинизма. ‘Въ числ ихъ’ говоритъ Кларендонъ: ‘были люди достойные уваженія и земельные владльцы’.— ‘Многіе изъ нихъ’ прибавляетъ Бульстродъ (одинъ изъ членовъ разогнаннаго парламента) знали дло и имли состояніе’. Въ числ этихъ-то людей засдалъ кожевникъ Бербонъ (Barbone), человкъ богатый, строгихъ правилъ, котораго магазинъ былъ посщаемъ боле другихъ, находившихся на Флит-Стрит. Злые языки, искажая его имя, звали его Barebone (сухія кости) и дали это прозвище парламенту, въ которомъ онъ былъ членомъ. Тамъ находились и другіе пуритане, въ свое время пользовавшіеся большимъ значеніемъ, альдерменъ Иртонъ, Джеффрей изъ Абердина, Суинтонъ изъ Эдимборга, знаменитый адмиралъ Блекъ, духовный поэтъ Русъ, превотъ Итна, котораго старые гимны еще до-сихъ-поръ поются въ глуши Шотландіи, и вмст съ ними Эшлей Куперъ, сдлавшійся потомъ лордомъ Шефтсбри, Чарльсъ Гоуардъ и полковникъ Эдуардъ Монтегю, которые вс трое сдлались родоначальниками знатныхъ фамилій, потомки этихъ республиканцевъ въ настоящее время — пэры Англіи.
Парламентъ-сухія-кости, изъ презрнія названный такъ исторіею, собирается и длится только пять мсяцевъ. Не соглашаясь въ началахъ, утомленный зависимостью отъ воли Кромвелля и своимъ униженнымъ положеніемъ, этотъ парламентъ разрушается самъ-собою и громкими криками требуетъ короля. Пятидесяти-четырехъ лтъ фермеръ-пуританинъ, ‘котораго каштановые волосы начинали отсвчивать сдиною’, какъ говоритъ Медстонъ, торжественно получаетъ званіе лорда-протектора трехъ соединенныхъ королевствъ. Все замолкаетъ, все успокоивается, все утихаетъ, кром нсколькихъ темныхъ тавернъ, гд остатки анархическаго мистицизма шевелятся въ глухой ярости. Шестьдесятъ актовъ одинъ за другимъ выходятъ изъ канцеляріи протектора. Съ иностранными государствами заключаются мирные трактаты. Франція, даже Испанія шлютъ пословъ. Голландія, Швеція, Данія, Португалія признаютъ Кромвелля въ званіи протектора. Онъ покидаетъ ‘Пулалье Генриха VIII’ и поселяется въ Уитегаллъ, въ самомъ дворц Стюартовъ. Въ это время онъ пишетъ Ричарду Майору, который предлагалъ ему выгодную покупку земли, слдующее письмо:

‘Моему доброму брату Ричарду Майору, сквайру, въ Грслей, въ Гампшир, это письмо.

‘Уитегалль, 4 мая 1654.

‘Любезный братъ!

‘Я получилъ ваше милое письмо и благодарю за него. Еслибъ мн было прилично продолжать это дло, то оно стоило бы вамъ однихъ трудовъ, но не издержекъ, потому-что я употребилъ бы на это свою землю, что въ Эссекс, и кой-какія деньги, которыя теперь у меня въ рукахъ.
‘Но, право, я чувствую отвращеніе отъисканія богатствъ сего міра, когда Господь удостоилъ меня столькихъ милостей, которыхъ я не просилъ, и мн непріятно возбудить въ людяхъ мысль, что я гоняюсь за этими вещами, а это непремнно подумаютъ, если только вы хоть немного ввяжетесь въ это дло (потому-что тмъ или другимъ способомъ они объ этомъ узнаютъ), мн это до того противно, что, право, я не смю по этому длу ни дйствовать, ни вмшиваться въ него. Такимъ-образомъ я обнажилъ передъ вами мысль свою. Пріймите увреніе, вы и сестра, въ моей врной дружб, благословенія мои и поклонъ милой Дороте и ея ребенку, мой поклонъ всмъ.

‘Остаюсь любящій васъ братъ,
‘Оливеръ Кромвелль’.

Между-тмъ, англійскій пуританизмъ, кормиломъ котораго правитъ Кромвелль, благоденствуетъ. Приступаютъ къ первому въ-продолженіи сорока лтъ правильному избранію. Оно даетъ парламенту четыреста членовъ, изъ которыхъ тридцать Шотландцевъ и тридцать Ирландцевъ, большинство держится началъ пресвитеріанскихъ и конституціонныхъ. Давъ присягу, Кромвелль открываетъ этотъ парламентъ.— ‘Вы собраны’, говоритъ онъ членамъ нижней палаты: ‘для величайшаго дла, которое когда-либо видла Англія. У васъ на плечахъ интересы трехъ великихъ націй и всхъ владній, отъ нихъ зависящихъ… могу сказать безъ преувеличенія. Эти слова служатъ введеніемъ къ рчи, въ которой онъ требуетъ отъ депутатовъ ‘сохраненія Англіи’, съ одной стороны ‘благочестія’, съ другой ‘дисциплины’. Онъ однимъ разомъ порицаетъ и тиранство пресвитеріанизма, который вздумаетъ силою подчинить совсти одному и тому же закону, и анархическій мистицизмъ, который можетъ предать общество утопіямъ мечтателей. ‘Въ старой систем’ (пресвитеріанскаго однообразія), говоритъ Кромвелль: ‘было слишкомъ-много строгости и суровости… да, слишкомъ много тиранніи надъ совстью, духъ, не похожій на духъ христіанства во всякое время, тмъ-боле въ наше.’ Уничтоживъ деспотизмъ и нетерпимость пресвитеріанизма, Кромвелль обращается къ крайнимъ либераламъ, анархистамъ, съ которыми обходится не такъ жестоко: большая часть изъ нихъ — его старые пріятели. ‘Это заблужденіе боле утонченное, въ которое впало много людей чистыхъ и достойныхъ, много людей чистосердечныхъ… Ихъ духовныя притязанія весьма-велики, они ожидаютъ царства Христова на земл, когда святой духъ превозможетъ, изгладитъ всякое земное беззаконіе и когда вчная и совершенная справедливость будетъ управлять міромъ. Еслибъ они держали свои мысли и свои теоріи (notions) про себя, ихъ оставили бы въ поко. Но когда ихъ хотятъ осуществить, то время вмшаться въ это дло судьб. Если, сверхъ-того, употребляютъ вс усилія, чтобъ поставить вверхъ дномъ вс отношенія, семейство противъ семейства, мужа противъ жены, родителей противъ дтей, когда только и повторяютъ: разрушайте, разрушайте, разрушайте (overturn, overturn, overturn)… о! тогда, я говорю, врагъ общественный бодрствуетъ и въ дло долженъ вмшаться судья!’ Таково вообще политическое краснорчіе Кромвелля.
Когда онъ окончилъ эту рчь, говоритъ одинъ старый журналъ: ‘члены парламента сказали гм! {Parliamentary history, XX, 318, 33.} и выразили свое одобреніе и довольство страннымъ образомъ’. Это взаимное согласіе было не продолжительно. Едва собравшись, парламентъ пустился въ жаркія разсужденія ‘отъ восьми часовъ утра’ говоритъ Гибонъ Годдаръ: ‘до восьми часовъ вечера, ежедневно, о томъ, иметъ ли онъ право засдать, и кому принадлежитъ власть, одному ли человку или нсколькимъ и въ какой мр. Этимъ разрушалось установленіе протекторатства въ самомъ его основаніи и, безъ сомннія, не нравилось тому, чью власть колебали такимъ образомъ’. ‘Спустя восемь дней посл открытія камеры’, я хотлъ’ говоритъ одинъ изъ членовъ (тотъ же самый Гибонъ Годдаръ, оставившій посл себя любопытныя записки) ‘идти въ Вестминстеръ и нашелъ, что двери въ палату депутатовъ заперты: передъ ними стояли часовые.— Нельзя пройдти, сказали мн:— если вы членъ парламента, то ступайте въ писаную комнату, гд будетъ протекторъ.— Я пошелъ туда. Между девятью и десятью часами, онъ пріхалъ со свитою изъ офицеровъ, аллебардщиковъ и тлохранителей, слъ съ покрытою головою подъ балдахинъ и говорилъ полтора часа’.
Теперь обращаемся къ новой части труда Карлиля: къ собранію и врному возстановленію рчей, публично произнесенныхъ Кромвеллемъ,— прекрасному труду, представляющему пуританскаго фермера, политическую главу Англіи, совершенно въ новомъ вид. Эти импровизированныя рчи, которыя Кромвелль никогда не пересматривалъ и не поправлялъ, были напечатаны безъ знаковъ препинанія, неврно, съ вставками и смшивши комментаріями, которыми reporters украсили оригиналъ и совершенно его обезобразили. Карлиль принялъ въ соображеніе регистры палаты, современные памфлеты, рукописныя замчанія нкоторыхъ членовъ парламентовъ, бывшихъ во время протектората, и возстановилъ подлинникъ съ величайшимъ тщаніемъ. Изъ этой работы оказывается, что двусмысленныя отступленія, приписывавшіяся Кромвеллю, ни мало ему не принадлежатъ.
Эти рчи очень-просты и не носятъ на себ ни малйшихъ слдовъ лицемрія или шарлатанства. Онъ не скрываетъ своего происхожденія, онъ солдатъ и считаетъ себя воиномъ Божіимъ. Главныя черты его рчей состоятъ въ великой энергіи, въ совершенной ясности, въ сильномъ и часто лишнемъ желаніи его заставить понять себя и выставить въ осязательномъ вид мысль свою, въ частыхъ повтореніяхъ словъ. Онъ нердко затрудняется въ выраженіи того, что онъ думаетъ, мы видимъ работу ума, стремящагося понять самого-себя, чувствуемъ, что ремесло оратора затрудняетъ его$ чмъ глубже, чмъ странне или возвышенне мысль, его тревожащая, тмъ чувствительне муки ея рожденія на свтъ. Напрасно приписываютъ затрудненіямъ въ выраженіяхъ и перифразахъ этого фермера-мистика, удивленнаго своимъ могуществомъ, намренную темноту: подобная тонкость необъясима. Темнота другаго рода происходитъ отъ частаго повторенія библейскихъ выраженій, которыя онъ въ особенности заимствуетъ у Давида, Исаіи и ереміи и которыя придаютъ рчамъ его совершенно-восточный характеръ. Такъ въ зал Уитегалля, прислонясь къ окошку, съ офицерами по правую и лвую руку, передъ зеленымъ столомъ, окруженнымъ знатнйшими пуританами, имъ созванными, вычисляетъ онъ рядъ чудесъ Провиднія, котораго онъ былъ орудіемъ, и вдругъ, какъ на пол донбарской битвы, запваетъ торжественный гимнъ. ‘Да!’ восклицаетъ онъ: ‘побда чрезвычайно-велика, и то, что совершилъ Господь, чрезвычайно-велико. Конецъ этого гимна бьетъ мн въ сердце и я увренъ, онъ также ударяетъ и въ ваши сердца, Богъ громитъ горы такъ же какъ холмы, и он трепещутъ… Самъ Богъ иметъ свой холмъ, возвышенный подобно холму Баніана, и возницъ Божіихъ двадцать тысячь и ангеловъ боле тысячи, и Богъ будетъ всегда пребывать на этомъ холм!’
Потомъ онъ продолжаетъ съ фамильярностью человка, вышедшаго изъ народа: ‘мн очень-жаль, что я говорилъ вамъ такъ долго въ такой тсной комнат, гд очень-жарко!’ Не смотря на то, предшествовавшія слова очень-краснорчивы, точно такъ же какъ и стихи гимна, который ‘поражаетъ въ сердце Кромвелля и тхъ, которые его слушаютъ’ (It closeth with ту heart).
Когда онъ хочетъ объяснить свое возвышеніе и показать, по какой роковой связи событій достигъ онъ верховной власти, онъ говоритъ: ‘Я человкъ (вы это знаете, я, разумется, объ этомъ помню), который постепенно возвышался и былъ возводимъ въ должности, требовавшія ‘большой довренности. Сперва, будучи кавалерійскимъ капитаномъ, я трудился какъ только могъ, и Господу угодно было оказать мн покровительство. Мн пришла простая и счастливая мысль, которую весьма великіе и весьма-умные, даже весьма-честные люди считали пошлою и почти-глупою,— мысль заставить помогать себ орудія, у которыхъ были бы такіе же взгляды, какъ и у меня. Я скажу вамъ всю правду: тогда у меня былъ другъ, человкъ весьма-почтенный,— чрезвычайно благородный, котораго память, я увренъ, дорога для всхъ,— мистеръ Джонъ Гампденъ. Когда мы начали это дло, я увидлъ, что нашихъ людей всюду бьютъ. Я это видлъ и просилъ, чтобъ прибавили нсколько полковъ къ арміи милорда Эссекса, я сказалъ ему, что могу дать ему нсколько людей, въ которыхъ, по моему мннію, есть духъ, необходимый для того, чтобъ подвинуть дло. То, что говорю вамъ, вполн справедливо: Богъ знаетъ, что это справедливо! Ваши солдаты, сказалъ я ему, по-большой-части старые лакеи, трактирные слуги и подобные имъ люди, наши же непріятели дти джентльменовъ, младшіе сыновья семействъ, люди знатные, и не-уже-ли вы думаете, что мужество подобныхъ людей устоитъ противъ храбрости и ршимости кавалеровъ? По-истин, я представилъ это ему по совсти и сказалъ ему: надобно, чтобъ ваши люди были проникнуты духомъ, — не принимайте въ худую сторону словъ моихъ,— духомъ, который по’шелъ бы такъ же далеко, какъ далеко могутъ идти эти джентльмены, безъ чего вы будете побиты, всегда побиты! Дйствительно, я это сказалъ ему. Это былъ человкъ умный и почтенный, и онъ отвчалъ ‘мн, что мн пришла хорошая мысль, но осуществить ее на дл не’возможно. Я возразилъ ему, что въ этомъ могу немного ему помочь, и сдлалъ это. И, право, я долженъ наконецъ сказать это,— приписывайте кому хотите!— мн удалось набрать людей, у которыхъ передъ глазами былъ страхъ Божій и которые дйствовали добросовстно, и съ этого времени донын они ни разу не были побждены, но всегда побждали, лишь только вступали въ дло. По-истин, есть за что благодарить Бога, и это можетъ научить васъ выбирать тхъ, которые религіозны и благочестивы. А между ними столько тихихъ, честныхъ, готовыхъ жить подъ устроеннымъ правленіемъ, повиноваться начальникамъ и властямъ, по закону евангельскому! Безъ духа порядка и дисциплины, что бы ни говорили, можетъ быть только духъ дьявольскій, демонскій, выходящій изъ пучинъ сатаны!’
Такъ говоритъ Кромвелль парламенту о событіяхъ своей жизни. Ничто не можетъ быть ясне. По его мннію, онъ достоинъ власти и достигъ ея, потому-что вложилъ душу въ протестантскую армію и создалъ духъ своего ополченія. Онъ до конца жизни будетъ поддерживать, съ одной стороны, порядокъ и дисциплину, съ другой кальвинизмъ.
По поводу этой мнимой темноты съ трудомъ импровизировавшихся рчей Кромвелля, Томасъ Карлиль сравниваетъ на пяти длинныхъ страницахъ выработанныя искусствомъ реторическія фразы съ выраженіями убжденія, медленно обличающаго себя посреди шаткости и неопредленности неопытной рчи. ‘Ораторское искусство!’ восклицаетъ странный комментаторъ: ‘ораторское искусство! двуногій реторическій призракъ! выродокъ природы! поди прочь! Уступи мсто понятливости, правдивости этихъ словъ, блеску истины и геройской глубин этого человка, который говоритъ и у котораго есть что сказать! А ты, риторъ, не заглядывай споимъ косымъ глазомъ. Ты не проникнешь до глубины!’ Каковы бы ни были сужденія объ этой шутовской выходк, остается доказаннымъ, что Кромвелль, рзкій въ употребленіи дерзкой хитрости, былъ откровененъ въ стремленіи къ своей цли и убжденъ въ Фаталистической необходимости своего призванія.
На ораторскій талантъ Кромвелль не иметъ ни малйшаго притязанія, онъ знаетъ, чего ему не достаетъ, онъ признается въ затрудненіяхъ, которыя встрчаетъ, и въ своей неловкости на этомъ пути. ‘Я не изучалъ’ говоритъ онъ парламенту: ‘реторическаго искусства, я не состою въ большемъ согласіи съ риторами и съ ихъ товаромъ (what they deal with)… словами. Правда, господа, правда, что наше дло говорить здсь о длахъ (speak things). Первое дло, о которомъ я долженъ говорить — сохраненіе… право существовать, природное право… надобно сохранить Англію. Какъ мы сохранимъ ее? какъ мы будемъ существовать? Это намренъ я разсмотрть. Какъ бы ни была груба или безсвязна фразеологія, закрывающая подобныя мысли,— это чисто-политическое краснорчіе, краснорчіе сообразное съ обстоятельствами. Онъ всегда попадаетъ въ цль.
Итакъ, собравъ парламентъ, виновный, по его мннію, въ томъ, что онъ вздумалъ колебать его новую власть, изъискивая съ слишкомъ-большимъ любопытствомъ ея основанія, онъ говоритъ ему весьма-просто, что его ‘возвели на тронъ, что его просили принять его, что теперь нельзя уже отступать’, посл торжественнаго возведенія и окончательнаго ршенія, поздно уже спорить объ основаніяхъ существующаго правительства. И потому нсколько-педантическій парламентъ, неблагоразумно возбуждающій подобные вопросы, долженъ остерегаться, распустить его недолго… Между-тмъ, какъ ‘правленіе Кромвелля, по словамъ Брюссельскаго Корреспондента’ длается страшне и важне, нежели оно когда-либо было въ глазахъ всхъ націй’, позволитъ ли Кромвелль, постоянно остающійся главою своей арміи, существовать этому парламенту, который не увеличиваетъ силы націи,— парламенту, который забавляется тмъ, что строитъ на бумаг, который сжигаетъ одного или двухъ еретиковъ (дло само-по-себ довольно-безполезное) и не даетъ денегъ, вещь необходимую? Нтъ. Онъ говоритъ имъ это очень-прямо, довольно-грубо и вовсе не ораторски:
‘Не я призвалъ себя на это мсто. Повторяю: не я призвалъ себя на это мсто. Богъ мн въ этомъ свидтелемъ, и у меня много свидтелей, которые поручатся жизнію и засвидтельствуютъ это. Нтъ, не я призвалъ себя на это мсто! И когда я нахожусь на немъ, не я одинъ свидтельствую о себ и о своей должности, Богъ и народъ этихъ націй также свидтельствовали за мою должность и за меня. Если Богъ меня призвалъ для нея и если народъ за меня свидтельствуетъ, Богъ и народъ у меня отнимутъ ее, иначе я ея не оставлю! Я нарушилъ бы залогъ, ввренный мн Богомъ, и выгоду народа, еслибъ ее оставилъ.
‘Что я не самъ призвалъ себя на это мсто, вотъ мое первое положеніе.
‘Что я не самъ о себ свидтельствую, но что у меня много другихъ свидтелей, вотъ мое второе положеніе. Я беру смлость говорить вамъ подробне объ этихъ двухъ предметахъ. Чтобъ сдлать свои положенія ясне и понятне, позвольте мн обратиться нсколько назадъ.
‘Я былъ природный джентльменъ и жилъ ни въ большомъ блеск, ни въ забвеніи. Я былъ призываемъ націею ко многимъ должностямъ, служилъ въ парламент и въ другихъ должностяхъ, и, входя въ другія подробности, старался исполнять во время служенія обязанности честнаго человка въ-отношеніи къ Богу, на пользу его народа и въ-отношеніи къ обществу (commonwealth)) въ это время я имлъ достаточное одобреніе въ сердцахъ людей и получилъ нкоторыя тому доказательства. Не хочу описывать вс эпохи, обстоятельства и случаи, которые, волею Божіею, призывали меня служить Ему, ни явленія и благословенія Божіи, свидтельствовавшія о томъ.
‘Имвъ нсколько случаевъ видть, съ моими братьями и соотечественниками, счастливый конецъ вашихъ жестокихъ войнъ и нашихъ упорныхъ преній противъ общаго врага, я надялся въ частной жизни собрать вмст съ братьями своими плоды и вознагражденія за наши труды и опасности, которымъ мы подвергались,— именно, насладиться миромъ и свободою, правами христіанина и человка, почти равнаго съ другими, столько, сколько Богу угодно было бы мн это позволить. Когда, говорю я, Бог положилъ конецъ нашимъ войнамъ, или, по-крайней-мрь, довелъ ихъ до результата, позволявшаго надяться, что он скоро кончатся,— посл уорчестерской битвы,— я пріхалъ въ Лондонъ, чтобъ, по обязанности, изъявить почтеніе собранному тогда парламенту, въ надежд, что вс умы будутъ расположены сдлать то, что казалось Божіею волею, именно: дать миръ и покой народу Божію и особенно тмъ, которые пролили наиболе своей крови въ длахъ военныхъ. Я былъ обманутъ въ своихъ ожиданіяхъ, конецъ былъ не таковъ (Глухой ропотъ Брадшау и его партіи). Несмотря на вс шарлатанства и ложныя представленія, конецъ былъ не таковъ… былъ не таковъ.
‘Могу сказать въ простот души своей, я не люблю, я не люблю, — я не хотлъ сказать этого въ своей прежней рчи, — говорю, что я не люблю рыться въ ранахъ, раскрывать наготу. Хочу сказать только, что я для себя надялся получить позволеніе удалиться въ частную жизнь. Я просилъ, чтобъ меня освободили отъ моей обязанности, я просилъ опять и опять, и пусть Богъ судитъ меня со всми людьми, если въ этомъ случа говорю неправду. Многіе знаютъ, что я говорю правду въ-отношеніи къ фактамъ, но если я говорю неправду сердцемъ, стараясь представить вамъ то, чего не было въ моемъ сердц,— этому пусть будетъ судьею Господь. Пусть люди безъ милосердія, которые мрятъ другихъ на свой аршинъ, думаютъ какъ хотятъ. Относительно фактовъ, я правъ. Что же касается до искренности и правоты моего сердца, въ которомъ было это желаніе, то предоставляю судить о томъ верховному судь!— Но я не могъ получить того, о чемъ просилъ, о чемъ вздыхала душа моя, и справедливость требуетъ сказать, что многіе было того мннія, будто просьбы моей нельзя удовлетворить.’
Теперь, когда ему дали власть и сдлали его тмъ, что онъ есть, онъ не покинетъ своего мста. Онъ требуетъ, чтобъ т, которыхъ онъ созвалъ, признали власть, ихъ созвавшую, и продолжаетъ:
‘Мн жаль, мн жаль, мн смертельно жаль, что есть къ этому поводъ, но есть поводъ, есть поводъ, и если вы не сдлаете того, что у васъ благоразумно просятъ, я съ своей стороны сдлаю то, что долженъ сдлать по своей обязанности, и спрошу совта у Бога. Вотъ что (онъ показалъ исписанный пергаментъ) будетъ вамъ представлено, и, надюсь, будетъ для васъ достаточно посл того, что я говорилъ.
‘Объявите въ этомъ отношеніи свое мнніе, согласившись и подписавъ, это будетъ вашимъ приступомъ къ дламъ парламента, имющимъ цлію благо народа. Этотъ пергаментъ, когда вамъ его покажутъ и вы его подпишете, какъ я сказалъ, окончитъ нареканіе, и это можетъ дать парламенту счастливое существованіе и хорошій конецъ.
‘Я внутренно подумалъ, что не будетъ ни безчестно, ни неприлично, ни противно свобод парламентской, если, по избраніи парламента, какъ это было съ вами въ силу власти правительства и сообразно съ этимъ правительствомъ, отъ васъ потребуютъ, прежде вступленія вашего въ камеру, чтобъ вы признали свое избраніе и власть, васъ посылающую. Вы отказались отъ этого, то, отъ чего я сперва удерживался по справедливой довренности, къ тому въ настоящее время вы меня принуждаете. Видя, что власть, васъ избравшая, мало уважена, что она презрна, я дйствую, — до-тхъ-поръ, пока вы не выдадите подобнаго манифеста и онъ не будетъ объявленъ, до-тхъ-поръ, пока вы не признаете вашего посланія, я приказалъ не допускать васъ въ камеру парламента.’
Этотъ парламентъ долженъ былъ жить пять мсяцевъ, до 3 февраля, и вроятно Кромвелль очень помнилъ это число, когда вздумалъ распустить его 22 января, двнадцатью днями ране законнаго срока, посредствомъ одного изъ тхъ хитрыхъ насилій, которыхъ дйствіе всегда было врно, и которыя такъ часто встрчаются въ жизни главы какой-либо партіи. Онъ упрекаетъ палату депутатовъ въ томъ, что она длаетъ для него невозможнымъ принять конституцію и управлять государствомъ.— ‘У меня были, милостивые государи’ говоритъ онъ имъ: ‘весьма-утшительныя надежды, что Богъ обратитъ въ благословеніе созваніе этого парламента и, да будетъ Господь свидтелемъ! я желалъ привести къ этому концу дла народа. Это благословеніе, до котораго мы добирались съ такимъ трудомъ,— это истина, справедливость, миръ. Я надялся все улучшить. Я сдлался тмъ, что я теперь, по вашей просьб, вы, обращаясь къ прежней конституціи, убдили меня принять мсто протектора. Ни одинъ живой человкъ не можетъ сказать, чтобъ я искалъ этого мста і нтъ, не скажетъ этого ни одинъ человкъ, ни одна женщина, попирающая ногами англійскую землю! Но видя печальной положеніе, изъ котораго выходила наша нація посл междоусобной войны, чтобъ насладиться пяти или шестилтнимъ миромъ, я думалъ, что она считала себя счастливою. Вы обратились ко мн, вы просили меня, чтобъ я принялъ на себя правленіе, бремя слишкомъ-тяжкое для всякаго: это была просьба ко мн со стороны собранія, имвшаго тогда законодательную власть, и, разумется, я думалъ, что т, которые построили зданіе, сдлаютъ его для меня удобнымъ. Я могу это сказать передъ Богомъ, передъ которымъ мы — бдные пресмыкающіеся муравьи: я былъ бы счастливъ, еслибъ могъ жить въ углу моего лса и пасти стадо овецъ!..’ — Не похоже ли это на пассажъ изъ Шекспира, за исключеніемъ идеала поэзіи? И такъ, въ письмахъ, столько же какъ въ рчахъ, душа Кромвелля видна насквозь, и если въ ней являются тучи и мракъ, если въ ней видны темныя печали и тяжелыя затмнія, тмъ она наивне: она является въ своемъ настоящемъ свт, ничего не скрывая. Къ-тому же, цль и смыслъ этой рчи — необходимость: ‘Если вы будете управлять, Англія проняла, потому-что вы не управляете. Что касается до меня, котораго вы сдлали протекторомъ, я не могу пятиться назадъ, я останусь на томъ же мст, на которомъ стою, и прогоню васъ.’ Онъ говоритъ это безъ перифразъ и самымъ грубо-краснорчивымъ образомъ. ‘Находясь въ настоящемъ моемъ положеніи и на этомъ мст, я не могу его оставить. Пусть прежде нежели я соглашусь на это, меня низвергнутъ въ гробницу и погребутъ съ безчестіемъ.’
Между 1655 и 1656 годами онъ пытается управлять Англіею посредствомъ генерал-майоровъ, которые вс пуритане, можно сказать маршалы пуританизма, они преданы Кромвеллю и его длу, между ними онъ раздляетъ Англію. Конституціонное правленіе для него не годилось: онъ хочетъ ввести произволъ и вводитъ, никто не жалуется: платятъ подати, порядокъ водворяется, судьи снова садятся на свои мста въ ассизныхъ судахъ, голландскіе журналы съ дкостью извщаютъ, что въ Лондон начинаетъ возрождаться торговля.
Этотъ образъ управленія приноситъ прекрасные плоды: Кромвелль наблюдаетъ за Америкой, сносится съ протестантами цлой Европы, защищаетъ пьемонтскихъ кальвинистовъ, наконецъ, однимъ актомъ касательно сокращенія судебныхъ сроковъ и сокращенія издержекъ судопроизводства, онъ привязываетъ къ себ вс сердца и удовлетворяетъ интересамъ средняго сословія. Онъ видлъ въ этомъ средство къ пріобртенію огромной популярности, дйствительное благодяніе для бдныхъ классовъ и средство подавить и наказать адвокатовъ и законниковъ, на которыхъ давно точила зубы его армія. Адвокаты противятся, Бульстродъ и Виддрингтонъ, ученые юристы, отвчаютъ, что они ‘не смютъ’ повиноваться приказанію, не утвержденному парламентомъ. Архиваріусъ, Лептоль, этотъ Брутъ, котораго Гаррисонъ заставилъ сойдти съ мста, когда онъ предсдательствовалъ въ парламент, восклицаетъ: ‘Я никогда не соглашусь на это, прежде меня повсятъ у дверей архива!’ Онъ не былъ повшенъ и остался на своемъ мст… Виддрингтонъ и Бульстродъ оставили? свои мста съ восклицаніемъ: ‘мы теряемъ тысячу фунтовъ дохода’. ‘Между-тмъ, однако’ прибавляетъ Бульстродъ, разсказывающій этотъ анекдотъ: ‘протекторъ, чувствуя, что онъ намъ повредилъ, въ вознагражденіе сдлалъ насъ коммиссарами казны.’ Такимъ-образомъ, ловкостью, твердостью и терпніемъ, Кромвелль достигъ едва вроятнаго, пересилилъ эту крикливую и обиженную толпу, уменьшилъ ея доходы, и она замолчала. ‘Кром того’ прибавляетъ Бульстродъ: ‘ничтожными ласками, ничего-незначащими, онъ привлекалъ къ себ сердца весьма-многихъ и далъ обдъ, на которомъ былъ очень-веселъ…’ Мимоходомъ сказать, на этотъ обдъ Бульстродъ приглашенъ не былъ. Эти ласки, что бы ни говорили, много значатъ. Дружеское расположеніе къ тмъ, которые насъ любятъ, суровость къ тмъ, которые противятся, щедрость для тхъ, кто приноситъ пользу, благосклонность для всхъ, открытая дорога для великодушныхъ и врныхъ — это такія достоинства, но которымъ узнатся величіе честолюбія.
Кромвелль имлъ эти достоинства, и цлая Европа уважала ихъ въ немъ, его адмиралы Блекъ, Пеннъ и Гудсонъ, всегда побдоносные, преслдовали Испанцевъ, шведскій чрезвычайный посолъ поздравлялъ его въ торжественной аудіенціи, въ сопровожденіи своихъ тлохранителей ‘въ зеленыхъ мундирахъ съ черными бархатными отворотами’, вс южные народы обнималъ ужасъ при его имени. Онъ хотлъ воспользоваться случаемъ, чтобъ окончательно устроить большой сверный союзъ, приготовленный домомъ нассаускимъ, союзъ протестантскаго свера, но еще не пришло время, еще не созрли событія. Вильгельму III суждено было окончить это ужасное дло, котораго первыя нападки почувствовалъ Лудовикъ XIV, а послдніе удары — Наполеонъ.
Между-тмъ, Ирландія волновалась, и сынъ Кромвелля долженъ былъ подавлять въ ней и мятежъ, и анархію, и слишкомъ-справедливыя жалобы. Протекторъ писалъ ему слдующее:

‘Сыну моему Генри Кромвеллю, въ Дублинъ, въ Ирландію.

Уитегалль, 21 ноября 1655.

‘Сынъ мой,

‘Я видлъ письмо твое къ г. секретарю Турло и понялъ изъ него поступки нкоторыхъ лицъ, тебя окружающихъ, какъ въ-отношеніи къ теб-самому, такъ и въ-отношеніи къ дламъ общественнымъ.
‘Я увренъ, что могутъ быть нкоторые не очень-довольные настоящимъ положеніемъ длъ, которые охотно пользуются случаемъ, чтобъ выразить свое неудовольствіе, но это не должно бы на тебя слишкомъ-сильно дйствовать. Время и терпніе могутъ привести ихъ къ лучшему расположенію духа и заставить ихъ признать то, что въ настоящее время, кажется, имъ неизвстно, особенно, если они увидятъ твою умренность и любовь къ нимъ въ то время, какъ они питаютъ къ теб противоположныя чувства. Я серьзно поручаю теб обратить на это вниманіе, употреби для этого вс свои усилія. Я и ты, мы вмст соберемъ плоды твоего образа дйствія, каковъ бы ни былъ конецъ его и заключеніе.
‘Что касается до помощи, о которой ты просишь, я давно объ этомъ думаю и непремнно пошлю теб въ совтъ новое подкрпленіе, лишь-только найдутся люди, которые могутъ годиться для подобной должности. Думаю также и о томъ, какъ бы послать теб человка, способнаго командовать на свер Ирландіи — въ стран, которая, какъ я думаю, въ этомъ очень нуждается, думаю такъ же, какъ и ты, что Треворъ и полковникъ Мервинъ люди весьма-опасные, которые могутъ сдлаться предводителями новаго мятежа. Потому-то совтую теб перемнить мстопребываніе совта, чтобъ онъ былъ подъ защитою какой-нибудь выгодной позиціи, чмъ дальше будутъ эти люди отъ мста ихъ жительства, тмъ лучше.
‘Поручаю тебя Господу и остаюсь любящимъ тебя отцомъ.

‘Оливеръ П.’

Терпніе, умренность, твердость, терпимость, но также бдительность и предусмотрительность, — вотъ качества, которыхъ протекторъ требуетъ отъ своего сына. Впрочемъ, онъ самъ подаетъ ему примръ и прощаетъ всхъ, кого можетъ спасти безъ опасности для себя и для государства. Прелестный поэтъ Клевлендъ, авторъ столькихъ сатирическихъ стиховъ на пуританъ и самого Кромвелля, человкъ блестящій и остроумный, Тиртей своей партіи, котораго привелъ къ нему капитанъ Гайнъ, былъ обязанъ ему спасеніемъ жизни. Сочиненія его, въ небольшомъ изданіи (въ двадцатую долю листа), безъ всякаго сомннія, бывали въ карман не одного кавалера и возились съ поля сраженія въ таверну, между Уорчестеромъ и Эджгиллемъ. Бдный поэтъ очень ‘упалъ’ въ 1655 году, ‘очень постарлъ, но все былъ одтъ блестящимъ образомъ’, онъ скрывается въ Норич, у одного джентльмена, котораго учитъ литератур ‘за тридцать луи въ годъ’ — единственное средство существованія, оставшееся этому воспитаннику Кембриджскаго Университета, замчательному адвокату, который былъ въ то время славенъ больше Мильтона. Его муз, то сладострастной, то грубой, принадлежитъ знаменитая псня, которую кавалеры такъ часто Пвали въ своихъ походахъ…
Глава этихъ пуританскихъ кавалеровъ, Давидъ Лесли, взялъ Клевленда въ плнъ при Ньюмерк, и отослалъ его, сказавъ: ‘Пустите эту дрянь, пусть онъ поетъ свои псни гд-нибудь въ другомъ мст!’ Кромвелль сдлалъ то же и былъ великодушенъ не мене Лесли.
Наблюденіе за анабаптистами, папистами, заговорщиками, направленіе дйствій Блека, Монтегю и адмираловъ, покровительство пьемонтскимъ протестантамъ не мшали Кромвеллю проводить въ порядокъ свои денежныя дла, продавать и покупать, устроивать свои имнія такъ же, какъ о въ то время, когда онъ жилъ въ Сент-Айвс. Онъ хочетъ продать помстье свое Ньюгалль и пишетъ сыну своему, Ричарду, какъ будущему наслднику:

‘Моему доброму сычу, Ричарду Кромвеллю, сквайру, въ Горслей, это письмо.

Уитегалль, 29 мая 1665.

‘Сынъ мой,

‘Ты знаешь, что я всегда желалъ продать Ньюгалль, потому-что вотъ уже четыре года, какъ онъ приноситъ мало или вовсе не приноситъ дохода, и что я никогда не слыхалъ отъ тебя, чтобъ онъ теб нравился какъ мсто для житья.
‘Кажется, находится покупщикъ, который даетъ за него 18,000 фунт. стерл. Я помщу эти деньги куда ты хочешь, къ мистеру Уаллону или въ другое мсто, и деньги будутъ отданы на руки фидеикоммиссарія, которому поручено будетъ помстить ихъ такимъ образомъ, или отдамъ теб Брелей, который приноситъ около 1,300 фунтовъ {Надъ этой суммой написано: 1,260 фунтовъ.} въ годъ, кром лса. Уатергоузъ разскажетъ теб вс другія подробности.

‘Остаюсь любящимъ тебя отцомъ,
‘Оливеръ П.’

Ньюгалль не былъ проданъ. Содержаніе протектора сдлалось весьма-значительно, и въ 1658 году онъ могъ располагать въ пользу своего семейства двнадцатью помстьями, которымъ списокъ, съ означеніемъ доходовъ, представилъ Ричардъ по смерти отца: Дальби съ 989 фунт. стерл. 9 шилл. 1 д. дохода, Брутонъ — 5,33 ф. ст. 8 шил. 8 д., Коуэръ — 479 ф. ст., Ньюгалль — 1,200 ф. ст., Чипсталль — 559 ф. ст. 7 ш. 3 д., Магоръ — 448 ф. ст. 16 ш. 6 д., Тиденгамъ — 3,121 ф. ст. 9 ш. 6 д., Вуластонъ — 664 ф. ст. 16 ш. 6 д., Чаульгонъ — 500 ф. ст. 8 д., Борлей — 4,236 ф. ст. 12 ш. 8 д., Окамъ — 326 ф. ст. 14 га. 11 д., Эгльтонъ — 79 ф. ст. 11 ш. 6 д. Эти значительныя суммы достаточно показываютъ, что Кромвелль, великодушный въ-отношеніи къ республик, которой онъ служитъ, знаетъ, однако, что нельзя долго держаться на высот, не имя въ рукахъ вещественной денежной силы, и что онъ умлъ пользоваться дарами своего парламента и плодами войны. Черное время можетъ воротиться, Ирландія еще не спокойна.

‘Генри Кромвеллю, генерал-майору арміи въ Ирландіи.

Учтегалль, 20 августа 1656.

‘Сынъ мой Гарри,

‘Насъ извщаютъ со многихъ сторонъ, что старый врагъ иметъ намреніе напасть на Ирландію и на многіе другіе пункты государства (commonwealth), и что онъ, такъ же, какъ Испанія, дятельно переписывается съ нкоторыми значительными Ирландцами, чтобъ внезапно поднять возстаніе въ этой стран.
‘По-этому, мы считаемъ для тебя необходимымъ употребить всевозможныя старанія и расположить войска такимъ образомъ, чтобъ они были въ состояніи встртить всякое въ этомъ род событіе, — сосредоточить вс ирландскіе гарнизоны и имть въ ноль дйствующую армію, раздливъ ее на два или на три корпуса, которые должны быть расположены въ мстахъ самыхъ выгодныхъ для дйствія, если къ тому представится случай, заботься также какъ-можно-больше во всхъ длахъ о томъ, чтобъ разстроить дйствія и соображенія непріятеля и помшать имъ. Особенно должно наблюдать за сверомъ, гд, безъ всякаго сомннія, недовольные и мятежники стараются возбудить новыя смятенія. Я ни мало не сомнваюсь, что ты сообщишь это письмо полковнику Куперу, чтобъ онъ удвоилъ бдительность, дятельность и отвратилъ эту опасность.

‘Остаюсь любящимъ тебя отцомъ,
‘Оливеръ Кромвелль.’

Съ Ирландіей справились, собирается новый парламентъ. Кромвелль, небоящійся парламентовъ и безъ труда ломающій ихъ, открываетъ его. Рчь его этому новому собранію содержитъ въ себ не мене пятидесяти страницъ, она заслуживала бы, чтобъ ее перевесть всю, столько въ ней ясности и силы въ логической послдовательности мыслей и фактовъ. ‘Испанія, католицизмъ — необходимые, вчные враги ваши’ говоритъ онъ. ‘Германія, Данія, Швеція имютъ одн выгоды съ нами. Безъ сомннія, есть Англичане паписты, но это Англичане объиспанившіеся, они больше не Англичане, они враги ваши’. Какъ въ первой рчи, о которой мы говорили выше, отъ папистовъ переходитъ къ мистикамъ, къ квакерамъ, къ утопистамъ, которыхъ онъ на этотъ разъ щадитъ нсколько меньше, сильная иронія его стоитъ быть упомянутою. ‘Мн жаль говорить вамъ о нкоторыхъ заоблачныхъ ‘идеяхъ… Это мечты очень-скудныя и очень-малоцнныя!’ И онъ продолжаетъ, ломая все на пути своемъ и неоспоримо доказывая, что Сверный кальвинизмъ требуетъ главы и этой главою должна быть Англія. Такія мысли, обличающія высокую политику, льются потокомъ, безъ порядка и грамматики, иногда съ трудомъ, по всегда краснорчиво.
Однако, онъ очищаетъ свою палату депутатовъ и изъ четырехъ-сотъ выбранныхъ членовъ оставляетъ въ парламент только съ небольшимъ триста. Это исключеніе, совершенно-произвольное, совершенно-беззаконное, не производитъ ни малйшаго ропота въ народ, который видитъ, какъ тріумфально дутъ изъ Портсмута въ Лондонъ тридцать-восемь возовъ, наполненныхъ деньгами, отнятыми Блекомъ у Испанцевъ, какъ они прозжаютъ по улицамъ столицы, еще довольно-плохо вымощеннымъ, и складываютъ добычу въ подвалы крпости. Генерал-майоры, начинавшіе длать роялистамъ невыносимыя притсненія, отозваны, и протекторъ держится тверже, нежели прежде. Его не колеблютъ дв или три попытки убить его,— напротивъ! Въ глазахъ кальвиниста-мщанина и даже въ глазахъ устрашеннаго кавалера, примрный правитель, необходимый правитель — протекторъ. Что же касается до парламента, то, порабощенный незаконной рукою властителя, онъ длается послушенъ, любезенъ, униженъ и предупредителенъ.
Только для того, чтобъ чмъ-нибудь заняться, эти четыреста человкъ судятъ въ-продолженіе трехъ мсяцевъ съ половиной одного квакера, бднаго дурака, по имени Нейлера… Повсить ли его, изжарить, изуродовать, запереть въ тюрьму, заклеймить, высчь? Сто-десять засданій посвящены разршенію этого вопроса, ‘который доказываетъ’, говоритъ довольно-зло Шотландецъ Карлиль, ‘глубину и бездонную пропасть безсмыслія’… Бдняка Нейлера присуждаютъ ‘посадить на ‘осла, задомъ напередъ, съ головою обращенною къ хвосту животнаго,— заклеймить въ плечо, — проколоть ему языкъ, — къ содержанію на хлб и вод, — и къ вчной каторжной работ’. Кромвелль, безъ сомннія, недовольный этимъ приговоромъ, и находя опаснымъ наказывать такъ строго квакеровъ, даже и сумасшедшихъ, а также не желая, чтобъ палата присвоивала себ судебную власть, посылаетъ президенту или оратору (speaker) Виддрингтону, ‘ловкому говоруну’, говоритъ дюкъ де-Креки въ одномъ письм, — слдующее посланіе:

Нашему много любимому и много врному сэру Томасу Виддрингтону, президенту (speaker) парламента, для сообщенія парламенту.

О. П.
‘Многолюбимый и многоврный,
‘Съ нашей стороны привтствіе.

‘Замтивъ приговоръ, произнесенный вами (парламентомъ) надъ однимъ Джемсомъ Нейлеромъ,— хотя мы отвращаемся и страшимся мысли оказывать или дозволять оказывать какое-либо покровительство людямъ, оказывающимъ подобныя мннія и подобныя дйствія, или которые находятся подъ тяжестію преступленій, вообще приписываемыхъ этому лицу, — не смотря на то, мы, которымъ вврено въ настоящее время правленіе для блага народа этихъ націй, не зная до чего могутъ простереться послдствія сужденія, предпринятаго совершенно безъ насъ,— мы желаемъ, чтобъ палата извстила насъ на основаніи какихъ началъ и по какимъ причинамъ она дйствовала.’
‘Дано въ Уитегалл 25 сентября 1656.’
Бдный парламентъ униженно просилъ прощенія и не судилъ больше квакеровъ. Впрочемъ, и для Кромвелля не было дломъ легкимъ удерживать, заглушать или прекращать мистическія выходки пуританизма и осуждать на покой и неподвижность живой и дятельный элементъ новаго британскаго общества. Начало личнаго изслдованія, низвергшее папистическую іерархію, продолжало волноваться и выражалось тысячью нелпостей. Всякій молящійся былъ убжденъ, что въ немъ Духъ Святый, и этимъ оправдывали его дйствія, каковы бы они ни были. Таково начало квакерства, секты мирной, подвергавшейся сперва преслдованіямъ и всми презрнной. Джонъ Дэви, прозванный Теауро Джонъ (Teauro John), т. е. божественное дыханіе, вошелъ однажды въ палату депутатовъ съ обнаженною шпагою, сталъ колоть о рубить и воскликнулъ: ‘Что вы здсь длаете? Богъ это запрещаетъ!’ Боле тихій и кроткій, сапожникъ Джорджъ Фоксъ повиновался, по его мннію, божественному велнію гораздо тягчайшему. Онъ покидаетъ свою лавку и тихо сходитъ въ прекрасную долину Бевера или Бельвуара, ‘гд вчная ‘твердь небесная покрываетъ и защищаетъ бдныя соломенныя кровли, ‘и гд ропщущій втерокъ едва колышетъ дымовой столбъ, подымающійся съ этихъ кровель’. Изъ этихъ хижинъ онъ слышитъ кроткіе голоса, взывающіе къ нему: ‘Спаси наши души, спаси насъ!’ и онъ продолжаетъ идти, покорный этимъ голосамъ, онъ входитъ въ хижины, проповдуетъ ученіе о божескомъ вдохновеніи, о святомъ дух, котораго надобно слушать, — и основываетъ націю квакеровъ. Такъ, рядомъ съ католическимъ спиритуализмомъ Рима, развивается спиритуализмъ кальвинистскій, который вскор производитъ удивительныхъ чудовищъ.
Протектору Кромвеллю предоставлено подавить ихъ, хотя они возрождаются какъ лернейская гидра и хотя этотъ геркулесовскій трудъ не безъ опасности: кальвинизму нельзя рубить собственные свои корни. Кромвелль показываетъ себя довольно-милостивымъ. Колъ, веревка и топоръ, которые парламентъ хочетъ употребить противъ мятежныхъ, кажутся ему излишними: онъ не убиваетъ и не увчитъ, по немъ довольно тюрьмы и легкаго штрафа. За то Буніанъ, кальвинисткій солдатъ-кашеваръ, и Фоксъ, ‘нашедшій весьма-нжныя души въ долин Беверъ’, продолжаютъ свои мистическіе крестовые походы, время-отъ-времени запираютъ ихъ въ тюрьму, а они продолжаютъ идти своей дорогой. Въ октябрь 1655 года, восемь мужчинъ и женщинъ, изъ которыхъ ‘одинъ, верхомъ, съ двумя женщинами, державшими за удила его лошадь, человкъ сильный, пятидесяти лтъ, съ длинными желтоватыми и гладкими волосами, падавшими ниже щекъ его, съ тонкими и сжатыми губами, молчаливый и мрачный, съ надвинутою на глаза шляпою’ проходятъ торжественно Бристоль. Пятеро другихъ, верхомъ и пшкомъ, поютъ духовныя псни, и на предлагаемые имъ вопросы отвчаютъ только пніемъ. Ихъ не останавливаютъ ни жестокій дождь, ни грязь на дорог, они все поютъ ‘свои мелодіи’ какъ говоритъ Бутлеръ, до-тхъ-поръ, пока начальство останавливаетъ тріумфальное шествіе квакеровъ и отсылаетъ ихъ въ Лондонъ, гд ихъ будетъ судить парламентъ.
Эти симптомы ужасны. Мистическій кальвинизмъ, враждебный Риму, возмущается противъ власти Кромвелля. Фокса, не смотря на его тихій нравъ, берутъ подъ стражу въ Лейчестерширь, нисшіе полицейскіе чиновники переводятъ его изъ одной тюрьмы въ другую, онъ часто принужденъ ночевать въ погреб или подъ открытымъ небомъ, ‘при чемъ ему были очень-полезны’ (онъ самъ признаетъ это въ своемъ журнал) ‘кожанные панталоны, въ которыхъ онъ ходилъ всю жизнь и которые сшилъ въ начал своего поприща’.
Среди всхъ этихъ преслдованій, онъ нашелъ средство написать къ протектору и попросить у него свиданія. Кромвелль согласился. Это было утромъ, протектора одвали, когда вошелъ квакеръ: ‘Да будетъ миръ въ этомъ дом!’ вскричалъ онъ.— ‘Благодарствуй, Джорджъ,’ тихо отвчалъ Кромвелль.— ‘Я пришелъ увщевать тебя’ возразилъ Джорджъ: ‘оставаться въ страхъ Божіемъ, что можетъ низвести на тебя премудрость Божію, столь необходимую для тхъ, которые управляютъ. Аминь.’ — И онъ слушалъ меня очень-хорошо, продолжаетъ Фоксъ {Fox’s journal, 1636, Leeds, I, 205.}: — я ему долго и безъ страха говорилъ о Бог и Его ныншнихъ служителяхъ, о жизни и смерти, о безграничномъ міръ, о луч и свт, и протекторъ часто прерывалъ меня, говоря: очень хорошо, правда, и обошелся со мной очень-кротко и умренно.— Какъ было Кромвеллю и не симпатизировать Джорджу Фоксу, бывшему именно въ такомъ же состояніи умственныхъ способностей, въ какомъ нкогда находился сент-айвскій фермеръ, подъ вліяніемъ своихъ черныхъ мыслей? Эти мистическія понятія открывали въ немъ источникъ волненій его юности. ‘Глаза его сдлались влажны, и такъ-какъ вошло въ комнату нсколько человкъ изъ тхъ, которые называли себя благородными и господами, то онъ взялъ меня за руку и сказалъ: ‘пріиди еще ко мн, поди, ты и я, если проведемъ вмст часъ, очень сблизимся. Я столь же мало желаю теб зла, какъ и собственной душ моей.’ — Внимай же Богу! сказалъ я ему, уходя.— Капитанъ Друри просилъ меня остаться и отобдать съ тлохранителями Оливера. Я отказался.— Такимъ-то способомъ, такимъ-то смшеніемъ жалости, сочувствія и уваженія, лечилъ Кромвелль болзни и злоупотребленія кальвинизма.
Еще нтъ исторіи сношеній Мазарини съ Кромвеллемъ, и, безъ сомннія, монографія, которая сведетъ вмст Сициліянца, управлявшаго Франціею, и ноттингампширскаго фермера, сдлавшагося правителемъ Англіи, будетъ весьма-занимательна. Ихъ сближалъ общій интересъ, опасеніе Испаніи. Мазарини, плохой католикъ, и Кромвелль, глава кальвинизма, сходились какъ-нельзя-лучше, чтобъ унизить испанское владычество и остановить возрастаніе этой великой католической монархіи, владычицы половины Европы и всего новаго-свта. У Кромвелля и Мазарини были общіе шпіоны, тайныя козни, планы, которые могло привести въ дйствіе одно взаимное ихъ содйствіе, и тотъ и другой старались поссорить обоихъ Стюартовъ, Карла и акова, и слдующее секретное письмо, котораго подлинность неопровержима, показываетъ, до какой степени короткости достигли наконецъ ихъ сношенія.

‘Его эминенціи кардиналу Мазарини.

‘Обязательства и многочисленные знаки привязанности, которые я получилъ отъ вашей эминенціи, поставляютъ мн долгомъ отвчать на нихъ согласно съ вашимъ достоинствомъ 5 но въ настоящихъ обстоятельствахъ и при ныншнемъ положеніи моихъ длъ, не смотря на ршимость, которую я принялъ въ душ, очень можетъ быть {I may not (shall I tell jou, I cannot?).} (могу ли я сказать вамъ, что это необходимо?), что я не исполню вашего ходатайства о терпимости (въ-отношеніи къ католикамъ).
‘Я говорю, что не могу только въ-отношеніи публичнаго выраженія моихъ чувствъ въ этомъ отношеніи, но думаю, что ваша эминенція мене можетъ жаловаться на притсненія католиковъ въ-отношеніи ихъ совсти, нежели по время парламента, ибо я имлъ состраданіе къ нкоторымъ изъ нихъ, а эти нкоторые — многочисленны, я Длаю между ними различіе. По истин (и я могу сказать это въ присутствіи Бога, который свидтель въ моей душ истины того, что я говорю), я сдлалъ между ними различіе, и, по словамъ уды ‘многихъ изъ нихъ спасъ отъ огня’,— отъ пожирающаго огня преслдованія, которое тиранило ихъ совсти и незаконно отнимало у нихъ имущества. И въ этомъ, лишь только освобожусь отъ препятствіи и длъ, тягость которыхъ давитъ меня, я намренъ идти далн и выполнить общаніе, которое я далъ по этому предмету вашей эминенціи.
‘Теперь я долженъ благодарить васъ за хорошій выборъ человка, которому вы вврили самое важное дло наше,— дло, касающееся до вашей эминенціи, но не столь серьзно и глубоко, какъ до меня. Я долженъ признаться, что имлъ нкоторыя сомннія въ успх, пока Провидніе не разсяло ихъ послдствіями. По-истин, и говоря откровенно, я былъ въ нкоторомъ сомнніи, и мн не стыдно было сообщить вашей эминенціи причины, заставившія меня сильно сомнваться. Я боялся, что Берклей неспособенъ вести это дло и привести его къ хорошему концу и что герцогъ {Герцогъ Йоркъ, братъ Карла II.} охладетъ въ своемъ преслдованіи, или уступитъ брату. Я боялся также, чтобъ инструкціи, которыя я послалъ съ 290 {Это цифра вмсто фамиліи, вроятно, ключъ къ ной потерянъ.}, изложены не довольно-ясно, кой-какія дла здсь лишали меня возможности принять вс предосторожности, которыя я принялъ бы въ другихъ случаяхъ. Если я не ошибаюсь на счетъ характера герцога, то, согласно съ извстіями, сообщенными мн вашей эминенціею, не нужно раздувать огонь, разгорвшійся между ними, чтобъ онъ оживился и продолжалъ горть, но я сообщу вашей эминенціи черезъ Локгарта о моемъ мнніи на счетъ того, что еще необходимо сдлать въ этомъ отношеніи.
‘Теперь я похвалюсь передъ вашей эминенціей своимъ совершеннымъ спокойствіемъ, основанномъ на врь въ Господа, потому-что не сомнваюсь, если будутъ увеличивать эту холодность {Ссора двухъ братьевъ и раздленіе партіи роялистовъ,— раздленіе, которое поддерживалъ Мазарини.} и поддерживать это несогласіе осмотрительнымъ выборомъ людей, которымъ вврятъ дло, — не сомнваюсь, что эта партія унизится окончательно въ глазахъ цлаго міра.
‘Если я занялъ у вашей эминенціи этимъ письмомъ слишкомъ-много времени, припишите это радости моей о счастливомъ окончаніи этого дла. Заключу увреніемъ, что я никогда не останусь назади, и докажу намъ, какъ прилично брату и союзнику, что я остаюсь вашимъ слугою.

‘Оливеръ П.

Довольно-вроятно, что кардиналъ надялся обмануть пуританина, и, безъ сомннія, этотъ остроумный министръ имлъ все нужное для того, чтобъ оставлять въ дуракахъ другихъ. Казалось, тяжелая грубость Кромвелля легко поддастся. 23 марта 1656 года, былъ подписанъ трактатъ, которымъ французскій король обязался выставить двадцать тысячъ войска, Кромвелль десять тысячъ и флотъ, эти соединенныя силы должны были напасть на Испанію съ слабой стороны ея, съ Фландріи, взять Гравелинъ, который долженъ остаться за Франціею, Дюнкирхенъ и Мардикъ, которые должны были перейдти Англіи, очень-желавшей имть подобныя приморскія владнія. Десять тысячь кромвеллева войска высадились въ Булони, ‘въ совершенно-новыхъ красныхъ мундирахъ’, говоритъ одинъ памфлетъ, молодой Лудовикъ XIV долженъ сдлать имъ смотръ, — безъ-сомннія единственный смотръ, сдланный имъ англійскомъ войскамъ. Между-тмъ, кардиналъ, немножко-боящійся Кромвелля и трактата, уклоняется отъ его исполненія, направляетъ армію на Монмеди и Камбре и пренебрегаетъ или притворяется, что забылъ Дюнкирхенъ и Мардикъ, на которые обращено вниманіе союзника. Дворъ и Мазарини находятся въ Пероннь, вдругъ Локгартъ, человкъ умный, посланникъ Кромвелля, находясь вмст съ Мазарини, получаетъ два слдующія жаркія письма, писанныя протекторомъ въ одинъ и тотъ же день: такъ онъ былъ сердитъ и ршителенъ!

‘Сэру Вилліаму Локгарту, нашему посланнику во Франціи.

Уитегалль, 31 августа 1657.

‘Милостивый государь,

‘Я видлъ послднее письмо ваше къ г. секретарю, точно такъ же, какъ и многія другія, и хотя не сомнваюсь ни въ вашемъ рвеніи, ни въ способностяхъ вашихъ, чтобъ служить намъ въ этомъ важномъ дл, по совершенно убжденъ, что кардиналъ исполняетъ свое дло недобросовстно. И еще боле увеличивается наше неудовольствіе въ этомъ отношеніи отъ принятаго съ нашей стороны намренія сдлать скорй больше, нежели меньше того, къ чему мы обязались договоромъ. И хотя мы никогда не были такъ просты, чтобъ поврить, будто Французы и ихъ выгоды во всхъ длахъ составляютъ одно съ нашими, однако въ отношеніи къ Испанцамъ, которые во вс времена были самыми неумолимыми врагами Франціи, мы никогда не могли предполагать, до заключенія трактата, чтобъ при такихъ отношеніяхъ они могли измнить намъ, какъ измнили.
‘Говорить о томъ, что намъ дадутъ внутри гарнизоны, въ залогъ того, что сдлаютъ для насъ въ будущемъ, говорить о томъ, что должно длать въ слдующую кампанію,— вс эти слова годятся для дтей. Если они хотятъ дать намъ гарнизоны, пусть отдадутъ Кале, Діеппъ и Булонь, что они, я думаю, столько же расположены сдлать, какъ и отдать намъ, согласно ихъ общанію, одну изъ береговыхъ испанскихъ крпостей. Я ршительно думаю то, что говорю вамъ: они опасаются, чтобъ мы не заняли позиціи по-ту-сторону моря, хотя бы она была и испанская.
‘Прошу васъ сказать отъ меня кардиналу, что, по моему мннію, если Франція желаетъ сохранить свою территорію, или, еще лучше, занять землю Испанцевъ, то исполненіе договора способствовать этому съ нами будетъ гораздо-больше, нежели вс другія намренія его, которыя мн извстны. Хотя у насъ нтъ претензій на такія войска, какія она иметъ, однако полагаемъ, что, пользуясь возможностью усилить и обезопасить ея осаду со стороны моря о увеличить, если захотимъ, силы ея на мор, тогда-какъ непріятель будетъ не въ состояніи подать осажденнымъ какую-либо помощь,— мы лучше всего сдлаемъ, если нападемъ теперь же, въ-особенности, если пріймемъ во вниманіе, что непріятельская кавалерія можетъ опустошить Фландрію, что нельзя подвезти осажденнымъ никакого вспоможенія, и что французская армія такъ же, какъ и наша, будетъ постоянно и безпрепятственно получать столько вспоможеній, сколько могутъ доставить Англія и Франція, — да притомъ еще въ настоящее время Голландцы очень заняты на юг.
‘Прошу васъ сообщить ему, что Англичане очень опытны въ экспедиціяхъ. Они уврены, что если Испанцы останутся въ пол, то будутъ не въ состояніи противиться осад, ни напасть на Францію, ни доставить себ возможность ретироваться. Въ такомъ случа, что значатъ вс эти промедленія, какъ не то, что они даютъ Испанцамъ средство подкрпиться и заставляютъ нашихъ солдатъ служить Франціи еще другое лто, безъ малйшей надежды на взаимность и безъ малйшей для насъ выгоды?
‘А потому, если этого не хотятъ слышать, я желалъ бы, чтобъ они взвсили вещи и удовлетворили насъ за огромныя издержки, употребленныя нами на нашу морскую силу и въ другихъ случаяхъ, — издержки, которыя мы взяли на себя съ благороднымъ и честнымъ намреніемъ — исполнить принятыя на себя обязанности. Наконецъ, можно принять въ соображеніе, какимъ-образомъ устроить, чтобъ намъ возвратили нашихъ солдатъ, которыхъ мы надемся употребить съ большею пользою, нежели какую они приносятъ, оставаясь тамъ, гд теперь находятся.
‘Желаю знать, что скажетъ Франція и что она сдлаетъ въ этомъ отношеніи: мы всегда готовы, съ помощію Божіею, сдлать все, что съ благоразуміемъ отъ насъ ожидать можно. Сверхъ-того, скажите кардиналу, что мы намрены, такъ же, какъ и прежде, оказать вс зависящія отъ насъ услуги для того, чтобъ подвинуть впередъ общіе наши интересы.
‘Считая нужнымъ, чтобъ эта депеша дошла до васъ скоре, посылаемъ ее съ нарочнымъ.

‘Вашъ искренній другъ,
‘Оливеръ П.’

И тотчасъ потомъ онъ берется за перо и пишетъ:

‘Сэру Вилліаму Локгарту, нашему посланнику во Франціи.

Уитегалль, 31 августа 1657.

‘Посл письма, которое мы вамъ написали, желаемъ, чтобъ цлію лучше былъ Дюнкирхенъ, нежели Гравелинъ, и очень желаемъ этого, но лучите одинъ изъ двухъ, нежели оставить это такъ.
‘Мы непремнно пошлемъ туда, на счетъ Франціи, два старые полка наши и дв тысячи человкъ пхоты, когда этого потребуетъ необходимость, — если цлью будетъ Дюнкирхенъ. Полагаю, что если армія хорошо окопалась и если къ нее прибавить пхотный полкъ де-Лаферте, то мы можемъ предоставить большей части французской конницы имть наблюденіе за Испанцами, оставивъ ея столько, сколько необходимо для прикрытія инфантеріи.
‘Это движеніе, вроятно, помшаетъ Испанцамъ помочь Карлу Стюарту во всякомъ покушеніи противъ насъ, и будьте уврены, что если сколько-нибудь основательнымъ образомъ можно разсчитывать на содйствіе французовъ, то мы, съ своей стороны, сдлаемъ все, чего только потребуетъ отъ насъ благоразуміе, но если французы дйствительно такъ коварны въ-отношеніи къ намъ, что не хотятъ позволить намъ утвердиться по-ту-сторону залива,— тогда, прошу васъ, такъ же, какъ въ прежнемъ письм пашемъ, сдлайте все, чтобъ насъ удовлетворили за понесенныя нами издержки и чтобъ войска наши возвратились домой.
‘Прошу васъ, милостивый государь, принять на себя больше смлости и свободы въ сношеніяхъ вашихъ съ французами касательно этихъ предметовъ.

‘Вашъ искренній другъ,
‘Оливеръ П.’

Не смотря на Кромвелля и Мазарини, Испанія и Стюарты еще поднимаютъ голову. Донъ-Хуанъ-Австрійскій общаетъ десять тысячь войска, голландскіе купцы, кальвинисты по убжденіямъ, но завидуя распространенію англійской торговли, даютъ двадцать-два корабля. Хотятъ употребить вс средства, чтобъ возвратить Карлу Стюарту престолъ его отца и низвергнуть пуританизмъ и Кромвелля. Нужно только, чтобъ лондонскіе кавалеры готовы были подняться за короля. Какой-то человкъ, похожій на фермера, прізжаетъ изъ Фландріи ‘въ шляп, покрытой навощеннымъ полотномъ, съ колпакомъ на голов и съ небольшимъ чемоданомъ, привязаннымъ сзади на лошади’, скачетъ отъ Кольчестера до Стратфорда на Боу, останавливается въ самыхъ бдныхъ гостинницахъ, ‘пьетъ съ фермерами горячій эль, играетъ съ ними въ триктракъ’ и не возбуждаетъ никакаго подозрнія. Онъ пріхалъ за тмъ, чтобъ поднять Англію за короля Карла: это герцогъ Ормондъ, правая рука и первый совтникъ Карла Стюарта. Онъ ‘краситъ себ волосы’ и останавливается весьма-скрытно ‘у одного паписта-цирюльника, живущаго въ Дрюрилэнь’. Немногіе подозрваютъ, зачмъ онъ пріхалъ въ Лондонъ, Кромвеллю и его шпіонамъ все извстно какъ-нельзя-лучше. Герцогъ Ормондъ скрывается уже недли дв, какъ вдругъ протекторъ встрчаетъ въ парк лорда Брогалля и начинаетъ съ нимъ разговоръ слдующими словами: ‘Здсь одинъ изъ вашихъ старыхъ друзей — герцогъ Ормондъ, онъ живетъ теперь въ Дрюрилэнь, у паписта-цирюльника. Онъ хорошо сдлаетъ, если удетъ, скажите это ему’. Лордъ Брогилль, ничего не знавшій, очень удивился, собралъ свднія, убдился въ истин и сообщилъ разговоръ свой съ Кромвелломъ герцогу Ормонду, который не заставилъ повторять себ два раза, и опрометью поскакалъ изъ Лондона въ Дувръ, тамъ слъ на корабль и пріхалъ въ Брюгге, гд пашемъ претендента. ‘У Кромвелля много враговъ’ сказалъ онъ ему: ‘но низвергнуть его посредствомъ возстанія роялистовъ — мечта несбыточная!’ Впрочемъ, Карлъ на это и не надялся. Чистосердечными союзниками его были только Римъ и Испанія, — союзники опасные, потому-что ихъ глубоко ненавидло кальвинистское народонаселеніе. Мазариновская Франція поддерживала Кромвелля, и Карлу не оставалось ничего больше длать. Изъ англійскихъ роялистовъ, люди благоразумные складывали руки и молчали, другіе собирались въ тавернахъ, замышляли убійства, составляли безумные планы, подготовлялись поджечь крпость, овладть городомъ (City), съ величайшимъ трудомъ и величайшимъ шумомъ возбуждали смятенія и, какъ всегда бываетъ въ длахъ подобнаго рода, въ самую минуту исполненія, ихъ брали подъ арестъ. 22 мая 11358 года, Баркстедъ, губернаторъ крпости, въхалъ въ Сити крупнымъ галопомъ въ сопровожденіи пяти пушекъ (drakes), ‘производившихъ страшный шумъ’, обратилъ мятежниковъ въ бгство, перехваталъ начальниковъ, и этимъ все кончилось.
Крови было пролито какъ-нельзя-мене. Пало нсколько роялистовъ… Кромвелль позволилъ многимъ уйдти, другихъ простилъ. Дюнкирхенъ былъ вырванъ изъ рукъ Испанцевъ, побды слдовали за побдами. Англійская-Республика завоевала въ ряду европейскихъ государствъ такое же мсто, какое въ 1802 году Бонапарте занялъ для Французской-Республики. Надежды Карла II рушились, самъ испанскій министръ донъ-Лудовикъ де-Гаро обнаруживаетъ недоврчивость, когда ему говорятъ о возстановленіи Стюартовъ, Мазарини, довольный этимъ результатомъ для самого-себя, хотя Кромвелль взялъ на свою часть львиную долю, а собрату оставилъ лисью, — встрчаетъ Ормонда на большой дорог и говоритъ ему мимоходомъ: ‘Нтъ больше надежды!’ — Племянникъ его прізжаетъ въ Лондонъ и детъ въ раззолоченномъ экипаж поздравить ‘самаго непобдимаго изъ государей’, и англійскіе журналы говорятъ даже (что, однако, вовсе невроятно), что юный Лудовикъ XIV пріхалъ бы вмст съ нимъ, еслибъ не былъ остановленъ оспою. Пуританская Англія, возвеличенная непобдимымъ сент-айнскимъ фермеромъ, — Англія, стоя, ‘опираясь ногою на католическую Испанію, держа въ одной рукъ Библію, а -въ другой мечъ’, — выразительный символъ, поставленный Кромвеллемъ на Темпль-Баръ, — принимаетъ посланника Креки, а красавецъ Фоконбергъ, знаменитость кромвеллева двора, тотъ самый, котораго дядя былъ обезглавленъ за участіе въ заговоръ, детъ верхомъ на встрчу посланника Мазарини и поздравляетъ его съ пріздомъ въ Лондонъ передъ изумленной толпою.
Посреди такихъ успховъ, Кромвелль не ослабляетъ своей дятельности, и въ одномъ изъ самыхъ замчательныхъ писемъ уже бросаетъ взоры на Гибралтаръ,
‘Насъ извщаютъ, что Испанцы отправили вс войска, которыми только могли располагать, на шести или семи корабляхъ, въ Западную-Индію, въ прошломъ мартъ мсяц. Мы знаемъ также и то, что всегда было признаваемо, т. е. что Испанцы всего боле имютъ недостатокъ въ людяхъ, такъ же, какъ теперь въ деньгахъ. Вы можете знать, сколько войска находится въ Кадикс и его окрестностяхъ. Мы говоримъ только о вроятномъ. Не удостоите ли вниманія своего вы-сами, или не обсудитъ ли вашъ совтъ слдующихъ вопросовъ: нтъ ли возможности сжечь или какимъ-нибудь другимъ образомъ истребить флотъ, который теперь у нихъ въ Кадикс, достаточно ли укрплены Пунталь и бастіоны, чтобъ заставить отказаться отъ подобнаго предпріятія, нельзя ли напасть на самый Кадиксъ и помшать доставленію припасовъ черезъ мостъ въ городъ съ острова, на которомъ онъ расположенъ, такъ-какъ этотъ островъ во многихъ мстахъ очень-узокъ, нтъ ли другаго мста, на которое можно было бы напасть, особенно нельзя ли напасть на городъ и замокъ Гибралтаръ? и, если бъ мы могли захватить его и удержать, то не будетъ ли это выгодно для нашей торговли и невыгодно для Испанцевъ? а это не дастъ ли намъ возможности, поставивъ тамъ шесть легкихъ фрегатовъ, длать больше зла Испанцамъ, не содержа при этихъ берегахъ такого значительнаго флота и уменьшивъ наши издержки?
Указаніе на большія колоніи Англіи, даже начало ихъ, устройство финансовъ, союзъ и дружба съ Франціею, разбитіе Испанцевъ, покореніе морей, обузданіе всхъ враговъ протектора, достаточно показываютъ, что Кромвелль пользовался полною властію. Тогда, въ 1657 году, когда дйствительная власть давно уже была въ его рукахъ, Виддрингтонъ, отъ имени парламента, предлагаетъ ему королевскій титулъ, ‘перо на шляпу’, только, какъ самъ онъ говоритъ генераламъ, которые предупреждаютъ его, что народъ Божій будетъ оскорбленъ, если онъ сдлается королемъ. ‘Я уже король’ отвчаетъ онъ имъ на сто-двадцати страницахъ, шестью рчами и огромнымъ количествомъ словъ. ‘Что касается до этого титула, я не знаю, принять ли его’. Изъ предложенія Кромвеллю королевскаго титула, сдлали дло слишкомъ-важное, онъ ужь имлъ въ рукахъ королевскую власть, титулъ придавалъ только опасность его положенію. Онъ долго колеблется между этой опасностью и своимъ честолюбіемъ, между страхомъ взволновать народъ и раздражить солдатъ, слды этого колебанія видны во всхъ безконечныхъ доводахъ его рчей, которыя считали крайнимъ выраженіемъ лицемрія. Онъ былъ только въ большомъ затрудненіи. Торжественное теченіе республики продолжается. Но приходитъ старость, и тонъ Кромвелля, въ двухъ послднихъ рчахъ, печаленъ.
‘…Сказать вамъ правду, я былъ нездоровъ, и потому не смю говорить вамъ долго, хочу только довести до вашего свднія, что я прямо и откровенно объявилъ положеніе, въ которомъ находится наше дло, и что пріобрло оно усиліями и трудами этого парламента, когда онъ собрался въ послдній разъ. Я буду счастливъ, если положу свои кости рядомъ съ вашими, и сдлалъ бы это съ радостью и отъ чистаго сердца въ самомъ низкомъ положеніи, какое я когда-либо занималъ, служа парламенту.
‘Если, какъ я надюсь, Богъ дастъ вамъ… Онъ уже далъ вамъ, потому-что о чемъ же другомъ говорилъ я, какъ не о томъ, что вы сдлали? Онъ далъ вамъ силу сдлать то, что вы сдлали, и если Богъ благословитъ васъ въ труд вашемъ и осчастливитъ настоящій парламентъ въ этомъ отношеніи, — вы вс будете названы благословенными отъ Господа. Будущія поколнія благословятъ васъ. Вы будете ‘исправителями проломовъ и путями, въ которыхъ надобно жить’, и если есть въ этомъ мір труднйшее дло, которое могутъ исполнить смертные, то, признаюсь, я не знаю его.
‘Я сказалъ вамъ, я болнъ. Не могу дольше говорить съ вами, но я просилъ почтеннаго члена, который сидитъ здсь рядомъ со мною, поговорить нсколько-подробне о томъ, что можетъ быть прилично для этого случая и для этого собранія’.
Твердые и смлые виды политика видны въ послдней рчи, гд ‘его свтлость’, говоритъ Карлиль: ‘озирая будущее и прошедшее, вншнія отношенія и положеніе самой страны, и взвсивъ все это, выражается съ истиннымъ благородствомъ’.

‘Милорды и господа двухъ камеръ парламента,

‘(потому-что такими я долженъ признавать васъ)! Въ васъ, такъ же какъ во мн, лежитъ законодательная власть этихъ націй! Мысль о тягости этихъ длъ и этихъ интересовъ, для которыхъ мы собрались, такова, что я по совсти не могу быть доволенъ собою, если не изложу вамъ нкоторыхъ опасеній своихъ на-счетъ положенія длъ этихъ націй и не предложу вамъ въ то же время средство, которое полезно было бы употребить противъ опасностей, угрожающихъ намъ въ эту минуту.
‘Полагаю, что благосостояніе, самое существованіе этихъ націй въ настоящее время находится въ опасности. Если Богъ благословитъ это собраніе, нашъ миръ и спокойствіе наше могутъ продолжиться, если будетъ иначе, то — окончивъ рчь, я предоставлю вамъ сообразить и обсудить, есть ли для насъ въ томъ, что касается чести, возможность исполнить тяготющую на насъ обязанность — обезпечить сохраненіе и спокойствіе этихъ націй! Когда я выскажу вамъ мысли, представляющіяся уму моему, тогда предоставлю имъ произвесть на ваши сердца такое впечатлніе, какое угодно будетъ Богу всемогущему.
‘Считаю это главною обязанностью моей должности, смотрю на себя, какъ-будто я поставленъ на сторожевой башн, чтобъ видть, что можетъ послужить къ общественному благу этихъ націй, что можетъ воспрепятствовать злу, — и чтобъ такимъ образомъ совтами мудраго и великаго собранія, въ которомъ сосредоточены жизнь и духъ этихъ націй, можно было, говоря человчески, достигнуть этого блага и отвратить это зло, каково бы оно ни было.
‘Настоятельно прошу васъ обратить вниманіе на внутреннія дла, посмотрите, въ какомъ они положеніи! Я увренъ, что вы вс, — допускаю, что вы вс люди добрые, честные и достойные, и что между вами нтъ ни одного, который бы не желалъ, чтобъ его считали добрымъ патріотомъ — я увренъ, что вы вс желаете этого. Мы иногда любимъ хвалиться тмъ, что мы есть, и разумется, для насъ не стыдно быть Англичанами,— но это должно быть для насъ поводомъ дйствовать по-англіиски и имть въ виду дйствительное благо и пользу этой націи.— Но спрашиваю васъ, до чего дошли у насъ для?— Съ своей стороны объявляю, что не знаю, съ чего начать и чмъ кончить въ подобномъ дл, — я ничего этого не знаю, но я долженъ вамъ сказать, съ чего бы ни начинали, трудно выйдти изъ тяжкаго положенія, о которомъ говорю вамъ. Мы полны несчастій и разногласій между собою на-счетъ духа, который долженъ оживлять людей, и въ этомъ нтъ ничего удивительнаго, однако, благодаря Божескому провиднію, провиднію чудесному, удивительному, которому нельзя довольно надивиться, мы еще въ мир! А битвы, которыя мы вынесли! а побды, которыя мы одержали!— Да, но-истин, мы, собравшіеся здсь, мы составляемъ удивленіе свта, и принимая въ соображеніе, какъ мы устроены, или лучше, какъ мы разстроены, это величайшее чудо, которое когда-либо совершилось надъ сынами человческими, что мы обратились къ миру. И кто попытается нарушить его, да искоренитъ его всемогущій Богъ изъ ндръ этой націи! И Онъ сдлаетъ это, какіе бы тамъ ни были предлоги!..
‘Нарушающіе миръ думаютъ ли, къ чему ведутъ насъ? Имъ должно бы обратить на это вниманіе. Тотъ, кому нтъ дла до беременной женщины въ этомъ народ, до грудныхъ младенцевъ, неумющихъ отличить правой руки отъ лвой (а такими людьми, сколько я знаю, столица наша такъ же полна, какъ нкогда, говорятъ, была полна Ниневія), тотъ, кому нтъ дла до этихъ существъ и до плодовъ, которые принесутъ живущія и которые надобно къ нимъ прибавить,— тотъ, кому нтъ дла до всего этого, долженъ имть сердце Каина, который былъ заклейменъ и сдлался врагомъ всхъ людей, его враговъ! Да, гнвъ и Божеское правосудіе будутъ преслдовать такого человка до могилы, если не до ада!..’
Изъ своихъ старыхъ генерал-майоровъ, этихъ маршаловъ кальвинизма, Кромвелль длаетъ лордовъ и устроиваетъ свою палату перовъ. Первое засданіе парламента оканчивается довольно-хорошо, второе начинается довольно-худо для Кромвелля. Онъ не колеблется, призываетъ членовъ въ Уитегалль и кассируетъ палату. ‘Если бъ они просидли еще два или три дня’, говоритъ Самуилъ Гартлибъ въ одномъ письм: ‘вспыхнуло бы роялистское возмущеніе, и Лондонъ былъ бы облитъ огнемъ и кровью’.
Кромвеллю шелъ шестидесятый годъ. Онъ былъ еще крпокъ, но утомленъ: Богъ поразилъ его въ семейств многими ударами, слдовавшими одинъ за другимъ, онъ провелъ четырнадцать дней у смертнаго одра своей дочери Елизаветы Клайполь, и колоссальная энергія его, въ-продолженіи двадцати лтъ несшая бремя ‘слишкомъ-тягостное для человка’, — бремя, о которомъ онъ говоритъ такъ часто, ослабвала и давала предчувствовать свой упадокъ. Тогда-то явился къ нему въ послдній разъ квакеръ Джорджъ Фоксъ съ просьбою о прекращеніи гоненія противъ квакеровъ. Не смотря на свою снисходительность къ мистическимъ сумасбродствамъ, Кромвелль не позволялъ нарушать общественнаго порядка. Въ Мьюс взяли и посадили въ тюрьму нсколько ‘большихъ шляпъ’, хотвшихъ проповдывать на площади и слишкомъ-послушныхъ своему вдохновенію, Джорджъ Фоксъ имлъ ту же участь, ‘Божіе могущество подйствовало однакожь на гонителей’ — ихъ скоро выпустили. Однако онъ хотлъ сдлать протектору нсколько упрековъ, и когда Кромвелль, ‘въ своей большой карет, окруженный стражею, катался вечеромъ въ Гайд-Парк’, Фоксъ подошелъ къ нему, его сперва не допустили, Кромвелль опустилъ стекло и принялъ его весьма-радушно. На другой день, въ Уитегалл, когда Фоксъ былъ увренъ въ успх своего дла, сцена перемнилась, Кромвелль (говоритъ квакеръ) ‘нсколько посмялся надо мною… онъ слъ на край стола… говорилъ мн смшныя вещи… и обошелся со мной легкомысленно’. Это естественно, Кромвелль понялъ его слабую сторону. ‘Онъ сказалъ мн, что моя чрезмрная увренность въ себ-самомъ, то-есть въ Бог, который во мн, составляетъ одно изъ моихъ замчательнйшихъ качествъ {Журналъ Фокса, I, 381, 2.}’. Квакеръ ушелъ недовольный, и на другой день, говоритъ онъ: ‘я взялъ лодку и отправился по Темз до Кингстона, откуда пошелъ въ Гамптонъ-Куртъ, чтобъ сказать протектору о страданіяхъ друзей. Я встртилъ его въ парк, онъ былъ верхомъ, передъ своими тлохранителями, прежде, нежели я увидлъ его, я замтилъ и почувствовалъ дуновеніе смерти, которое летло къ нему но воздуху, и когда я къ нему подошелъ, онъ былъ блденъ какъ смерть. Когда я объяснилъ ему страданія друзей и предупредилъ его, какъ мн было приказано Богомъ, онъ сказалъ: ‘пріиди ко мн завтра…’ На завтра мн сказали, что онъ болнъ, и я больше не видалъ его’.
Дло Кромвелля было кончено. 20 августа онъ занемогъ, перехалъ изъ Гамптон-Курта въ Лондонъ и уже не вставалъ съ постели. Какимъ мы видли Кромвелля-фермера въ сент-айвскомъ уединеніи, мечтателемъ, мистикомъ, раздираемымъ гамлетовскими сомнніями,— такимъ же встрчаемъ его и при смерти. Въ молодости онъ не имлъ никакой причины притворяться фанатикомъ, умирая, не имлъ надобности продолжать скрываться подъ маскою. ‘Дти мои’, говорилъ онъ, приподнимаясь: ‘живите христіанами. Доставляю вамъ для пропитанія душъ вашихъ союзъ съ Господомъ!’ — Три дня его предсмертныхъ страданій, во время которыхъ разразилась страшная буря, были для него продолжительною и таинственною мукою, борьбою съ Богомъ, выражавшеюся стонами, рыданіями и безпрерывными молитвами.
Кромвелль оставилъ Англію не только цвтущею, но и наполненною сменами, изъ которыхъ развилось ея величіе въ-теченіе двухъ послдующихъ столтій. Этого величія не признатъ Карлиль, по его мннію, Англія должна бы остаться пуританскою и сохранить вру въ законъ ковенанта. Онъ не только сожалетъ о той эпох, но и порицаетъ времена, которыя за нею слдовали, не щадя ни XVIII вка, ни ХХ-то. Онъ думаетъ, что развитіе Англіи со времени Кромвелля должно считать ни во что: Индія, торговля, богатство, промышленность — ничто по его мннію.
Въ этомъ упрек, въ этомъ сужденіи, въ этомъ притязаніи, нтъ ни ума, ни философіи. Горячечное состояніе, развивающее силы народа и оплодотворяющее его будущность сосредоточенностью желанія съ порывами энтузіазма, — это абнормальное и непродолжительное состояніе должно уступить мсто фазамъ не столь блистательнымъ, но и не столь бурнымъ, по окончаніи кризиса, силы обыкновенно пользуются своимъ обновленіемъ и жизнь обычная начинаетъ идти своей чередою.

‘Отечественныя Записки’, No 7, 1846

Кромвель Оливер
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Оливер Кромвель, Кромвель Оливер, Год: 1846
  2. Оливер Кромвель, Кромвель Оливер, Год: 1846
  3. Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и дела, Телешов Николай Дмитриевич, Год: 1900
  4. Вильям Питт, Питт Уильям, Год: 1806
  5. Талейран, Тарле Евгений Викторович, Год: 1939
  6. Мария-Тереза Угрюмова, Карнович Евгений Петрович, Год: 1884
  7. Архимандрит Фотий,, Карнович Евгений Петрович, Год: 1884
  8. Князь А. Н. Голицын (1773-1844.), Карнович Евгений Петрович, Год: 1884
Электронная библиотека