Оливер Кромвель, Кромвель Оливер, Год: 1846

Время на прочтение: 24 минут(ы)

ОЛИВЕРЪ КРОМВЕЛЛЬ (*).

(*) Letters and Speeches of Oliver Cromwell, with elucidations, etc., by Thomas Carlyle. (Письма и рчи Оливера Кромвелля, съ поясненіями и проч., изданныя Томасомъ Карлэйлемъ).

Статья первая.

Молодость Кромвелля.

‘Собственныя слова Кромвелля, подлинныя письма этого человка, ‘вотъ-что я отъискивалъ вблизи и вдали, что я добылъ со дна Леты, вытащилъ изъ болота педантовъ, я закинулъ туда свой неводъ и извлекъ ихъ оттуда. Вотъ они!’
‘Я произвелъ’ (продолжаетъ издатель, Томасъ Карлэйль, котораго юмористическаго слога мы не перемняемъ) ‘это промываніе, эту стирку, эту дегатировку, бездна постороннихъ глупостей, въ которыхъ завалялось это грязное блье, длали работу мою особенно-трудною, и оборони меня Богъ, чтобъ я въ другой разъ принялся за то же самое! Какъ бы то ни было, публика увидитъ результатъ въ настоящемъ его совт. Я прожилъ цлью годы груда въ темныхъ и неизвстныхъ странахъ исторіи, и съ каждымъ днемъ боле и боле убждался въ истин, что народное воображеніе было право, что человкъ, именовавшійся Оливеромъ Кромвелломъ, былъ дйствительно душою пуританской революціи, что безъ него она бы никогда не была великою и достопамятною эпохою въ жизни народовъ, что эпоха эта составляетъ эпопею Кромвелля, Кромвелліаду, что онъ иметъ неоспоримое право ‘назвать этотъ переворотъ своимъ именемъ, и что результатъ его будетъ безпрестанно длаться очевидне. Но, съ другой стороны, воображеніе народа ошибается: нтъ, этотъ Оливеръ Кромвелль не обманщикъ! Вс слова его проникнуты значеніемъ и заслуживаютъ быть взвшенными и обдуманными. Внимательный умъ, который станетъ углубляться въ инстинкты, въ таинственное молчаніе этого человка, который разберетъ ихъ тщательно и добросовстно, не останется безъ вознагражденія. Характеръ Кромвелля и духъ его времени неизмримо-далеки отъ лицемрія и лукавства, которыми ихъ окружаетъ давноукоренившееся мнніе’.
Приведенный здсь отрывокъ изъ книги Карлэйля, можетъ дать настоящее понятіе о план, который авторъ предначерталъ себ. Онъ предлагаетъ публик нкоторыя неизданныя письма Кромвелля, которыя долгое время залежались въ фамильныхъ архивахъ и библіотечныхъ кладовыхъ, къ этому онъ прилагаетъ другія письма, напечатанныя равными издателями съ такимъ нерадніемъ, съ такою неточностью, что едва-едва можно въ нихъ добраться до смысла.
Ничего не могло быть естественне этой неточности и этого нераднія, потому-что Кромвелль умеръ почти-немедленно посл того, какъ достигъ верховной власти, сынъ его Ричардъ (котораго Карлэйль называетъ аркадскимъ пастушкомъ) исчезаетъ съ политической сцены, и старинная династія снова воцаряется въ Англіи. Тогда принялись отрывать остовы пуританъ, чтобъ сжигать ихъ, и, до вступленія на престолъ Вильгельма III, все, что иметъ малйшее сношеніе съ именемъ Кромвелля, предано анаем. Между 1688 и 1800 годами, знатныя фамиліи и богатое купечество торжествуютъ, а о пуританахъ-республиканцахъ никто не думаетъ, письма Кромвелля и рчи его, искаженныя еще давнымъ-давно, преданы забвенію, никому и въ голову не приходитъ расшевелить эти остатки, на которыхъ видны неизгладимые слды пламени междоусобной воины. Наконецъ, два вка спустя, является Томасъ Карлэйль, чтобъ отрыть эти заброшенныя письма, пояснить и очистить забытыя рчи, онъ приводитъ ихъ въ хронологическій порядокъ и оказываетъ истинную услугу исторіи. Мы напередъ займемся основою его книги, а потомъ разберемъ, какимъ образомъ онъ выполнилъ дло издателя.
Карлэйль несправедливо презираетъ своихъ предшественниковъ-историковъ: Юма, Лингарда, Вилльмена, у которыхъ не было доставшихся ему документовъ. Но изъ этихъ-то неизвстныхъ имъ документовъ, онъ не сдлалъ употребленія, какого могла бы отъ него требовать строгая историческая критика: онъ оставилъ ихъ въ видъ матеріаловъ, вмсто того, чтобъ разработать ихъ. Что же до системы его, то должно замтить, что онъ слишкомъ-пылко беретъ на себя отвтственность за пуританизмъ и за вс дйствія пуританъ, его мораль и политика, заключенныя въ предлахъ восторженнаго энтузіазма, не имютъ ничего удовлетворительнаго, не смотря на всю ихъ поэзію. Метода Карлэйля ршительно не годится для исторіи: онъ перепуталъ и затемнилъ факты, требовавшіе особенно внимательной очистки и приведенія въ ясность, онъ собралъ вс документы для составленія великаго историческаго творенія, но не съумлъ соорудить изъ нихъ стройнаго цлаго.
Постараемся соединить и сгруппировать то, что Карлэйль отъискалъ важнаго о генеалогіи, рожденіи, семейств и сорока первыхъ годахъ жизни Кромвелля, современные лтописцы оставили объ этомъ одн только загадки и басни, а Броди и Годвинъ только ипотезы. Большая часть историковъ XVIII вка приписывала Кромвеллю гнусные пороки, которыми памфлетистъ Гесъ (Heath) обременилъ его память въ маленькомъ томик, подъ заглавіемъ Бичъ, — Flagellum, или жизнь и смерть Оливера Кромвелля. Это весьма походитъ на то, еслибъ кто-нибудь вздумалъ составлять жизнеописаніе Наполеона Бонапарте по брошюрамъ, которыя выходили между 1815 и 1817 годами. Нтъ ничего любопытне возстановленія характера Кромвелля въ первые годы его жизни: какимъ-образомъ приготовлялся онъ къ судьб, къ которой былъ призванъ? по какимъ ступенямъ поднимался на высоту? каково было постепенное воспитаніе этого диктатора? Карлэйль не объяснилъ этого: онъ удовольствовался тмъ, что извлекъ изъ мрака и собралъ данныя, по которымъ можно добраться до искомаго этой исторической задачи. Постараемся доискаться, чмъ былъ въ частной жизни представитель свернаго кальвинизма XVII вка? Потомъ займемся зрьлымъ возрастомъ Кромвелля, то-есть эпохою борьбы, возведшей его на степень протектора, и самимъ протекторствомъ. Для послднихъ двухъ эпохъ у насъ передъ глазами гораздо-больше документовъ и частныхъ писемъ, нежели для первой.
Старинная саксонская фамилія бароновъ Кромвеллей, которыхъ феодальное помстье находилось въ Таттерсалль въ Линкольншир, получила, по-видимому, названіе свое отъ незначащей саксонской деревушки Crumwell или Cromwell (Кромскій-Колодецъ), находившейся на восточной границ Ноттингемшира. Въ царствованіе Эдуарда II, одинъ баронъ Кромвелль засдалъ въ парламент, начиная съ среднихъ вковъ и до начала XVII, многіе изъ Кромвеллей, богатые и бдные, дворяне и мщане, одни шерифы, другіе фермеры, разсяны по этимъ странамъ, по вс они держатся въ сторон отъ движеній двора и Лондона, и никто изъ нихъ не роднится съ нормандскимъ племенемъ. Замтивъ (чего Карлэйль не сдлалъ) саксонское и народное происхожденіе Оливера Кромвелля.
Генрихъ VIII, разгнванный папою, увлекаетъ саксонское народонаселеніе, мщанъ и земледльцевъ Англіи, въ революціонное движеніе, поднявшее сверъ противъ католицизма: этотъ дурной человкъ, понимавшій свое время и свое государство, заставляетъ вельможъ слдовать внушеніямъ протестантизма и утшаетъ ихъ монастырскими помстьями, тогда, одинъ изъ Кромвеллей является въ довольно-ужасной роли на историческомъ поприщ. Онъ длается разорителемъ монастырей, malleus monachorum, правою рукою Генриха VIII въ дл разрушенія. Это Томасъ Кромвелль, въ-послдствіи графъ эссекскій. Отецъ его, говорятъ, имлъ въ Путне кузницу, а самъ онъ былъ, вроятно, однимъ изъ членовъ многочисленной фамиліи Кромвеллей, какой-нибудь младшій сынъ, пріхавшій изъ Линкольншира, чтобъ найдти себ въ Лондон сродства для пропитанія. Томасъ Кромвелл былъ ревностнйшимъ поборникомъ папизма, — а подъ рукою его католики и монастыри падали какъ осенніе листья. Во многихъ графствахъ жители возмутились, Томасъ Кромвелль вооружилъ противъ мятежниковъ племянника своего, сэра Ричарда Кромвелла, дда протектора — племянникъ весьма усердно содйствовалъ своему дяд. Никто не подозрвалъ существованія этого Ричарда, племянника перваго министра, Томаса Кромвелля, до Карлэйля, приводящаго въ доказательство два письма, находящіяся въ собраніи коттоновскихъ манускриптовъ: въ нихъ ясно можно видть взаимныя отношенія дяди и племянника. Первый изъ нихъ одушевленъ настоящимъ бшенствомъ противъ панской власти и монашества, а другой носится изъ одного угла Англіи въ другой, изъ монастыря въ монастырь, преслдуетъ бдныхъ монаховъ, охотится за католическимъ духовенствомъ, во исполненіе приказаній своего дяди, наполняетъ тюрьмы игумнами, потомъ возвращается въ Лондонъ, чтобъ принять участіе въ турнир, осчастливленномъ присутствіемъ его величества, и тамъ удостоивается весьма-благосклоннаго пріема со стороны защитника вры и врага папы. Награжденный за свое усердіе нсколькими аббатствами, Ричардъ округляетъ и расширяетъ значительнымъ количествомъ духовныхъ помстій свои собственныя земли, такъ-что у него образуется весьма-порядочное имніе. Человкъ дйствующій и исполнительный, онъ требуетъ заключенія въ тюрьму сосда своего, какого-то сэра Джона Тимбльби, противящагося святому преобразованію церкви, совтуетъ своему дяд обезоруженіе всего графства, потомъ, переносится изъ Кембриджа въ Эли, изъ Эли въ Рамзей, оттуда въ Питерборо, смняетъ аббатовъ, выгоняетъ монахинь, поступаетъ довольно-милостиво съ покорными игумнами, отрекающимися отъ папы, и неумолимо жестокъ съ ослушниками. Таковъ ддъ Оливера Кромвелля.
Отъ этого фанатически-протестантскаго племени, въ помсть, составленномъ изъ смертныхъ останковъ величія католицизма, родился, въ 1599 г., Оливеръ Кромвелль, который, слдовательно, не былъ ни сыномъ пивовара, ни потомкомъ мясника. Шекспиръ былъ еще живъ, народъ обожалъ старую королеву Елизавету, ускорившую движеніе протестантизма, весь сверъ Европы былъ въ броженіи, тогда-какъ Англія предчувствовала свое будущее величіе, котораго опорою будетъ возстаніе ея противъ Рима, фамилія Кромвеллей, приставшая къ новымъ идеямъ, которыя должны были произвести такія огромныя событія, сдлалась могущественною, Ричардъ, разоритель монастырей и главный сотрудникъ своего дяди Томаса, завщалъ сыну своему, сэру Генри Кромвеллю, извстному подъ названіемъ ‘золотаго кавалера’, древній женскій монастырь Гинчинбрукъ, находящійся на львомъ берегу Узы, рки, которой меланхолическія воды катятся по ровному руслу между поросшими камышомъ берегами. Генри Кромвелль превратилъ монастырь въ прекрасный замокъ, и гостепріимство Гинчинбрука прославилось во всей окрестности. Старшій сынъ его, сэръ Оливеръ, поддерживавшій эту репутацію, продалъ свое наслдіе фамиліи Монтегю, члены которой сдлались въ-послдствіи графами сандвичскими, имъ принадлежитъ теперь замокъ, въ огромныхъ залахъ котораго и понын висятъ старые портреты Кромвеллей, зеленые луга, наклоненные къ лнивому потоку, и длинныя ивовыя и вязовыя аллеи. Робертъ Кромвелль, отецъ протектора, поправилъ свои разстроенныя дла странною женитьбой. Но сосдству отъ Кромвеллей была фамилія Стюартъ (Slcwart), сродни королевской. Одинъ изъ членовъ ея, католическій пріоръ города Эли, ршился-было сопротивляться реформ, Генриху VIII, Томасу и Ричарду Кромвеллямъ, сопротивленіе его не устояло, однако, противъ предложеннаго пріору титула протестантскаго декана собора и наслдственнаго владльца духовныхъ десятинъ, что обезпечивало его состояніе. Мать Оливера Кромвелля, Елизавета Стюартъ, была правнучкой этого новообращеннаго прелата и внучатною сестрою англійскаго короля Карла I, приданое ея состояло изъ помстій и духовныхъ десятинъ, отнятыхъ у католиковъ. Католическое сопротивленіе держалось однимъ изъ Стюартовъ, протестантскія гоненія XVI вка нашли себ пламенныхъ дятелей въ лиц двухъ Кромвеллей, наконецъ, имніе, проистекшее изъ этихъ двухъ источниковъ, революціоннаго и теологическаго, досталось въ удлъ пуританскому диктатору Оливеру Кромвеллю, символу вооруженнаго протестантизма.
Имніе это, почтенное для провинціи, но слишкомъ-незначительное для того, чтобъ усыпить честолюбіе, давало дохода около тридцати тысячъ ныншнихъ франковъ въ годъ. Оливеру было четыре года, и Гинчинбрукъ не былъ еще проданъ, какъ вдругъ шумъ охоты возвстилъ прибытіе Якова I, отправлявшагося изъ Шотландіи, чтобъ возссть на англійскій престолъ, и вознамрившагося почтить своимъ посщеніемъ родню мистриссъ Кромвелль, которая была изъ рода Стюартовъ, какъ мы выше сказали. Король прохалъ черезъ Бельвойръ, прекраснйшій феодальный замокъ въ цлой Англіи, и прибылъ въ Гинчинбрукъ, ‘не переставая охотиться’, какъ говорить хроника. Маленькій Оливеръ, племянникъ гинчинбрукскаго владльца, сэра Оливера, могъ любоваться зрлищемъ царственнаго великолпія. Яковъ I провелъ дв ночи у Кромвеллей-Стюартовъ, своихъ родственниковъ, возводилъ въ рыцарское достоинство въ большой зал замка, въ числ прочихъ, роднаго дядю протектора съ отцовой стороны, не забывая и своего собственнаго родственника, Томаса Стюарта, или Стюарта-изъ-Эли, брата матери молодаго Оливера. Посл этого, король похалъ въ Лондонъ, оставя состояніе сэра Оливера значительно-разстроеннымъ своимъ посщеніемъ, нсколько лтъ спустя, возвращаясь въ Шотландію и удостоивъ его снова той же чести, монархъ былъ скромно угощенъ обднившимъ владльцемъ Гничинбрука. Въ 1627 году, сэръ Оливеръ нашелся вынужденнымъ уступить сбой замокъ сэру Сиднею Монтегю за сумму, равняющуюся 75,000 франкамъ нашего времени, изъ которыхъ 32,500 сдлались добычею одного кредитора, потомъ онъ отправился въ болота Рамзей-Мира, гд у него было маленькое имніе, чтобъ горевать на свобод о своемъ исчезнувшемъ блескъ и скрыть тамъ свои огорченія и закоренлый свой роялизмъ. Племянникъ его, сдлавшійся главою пуританъ, постилъ его въ-послдствіе, какъ мы увидимъ, съ толпою богомоловъ въ кожаныхъ перевязяхъ.
Вотъ каково было положеніе фамиліи Кромвеллей, въ которой не являются ни пивовары, ни мясники, и второй членъ которой, отецъ протектора Оливера Кромвелля, разбогатвшій отъ женитьбы и жившій въ Гонтингдон, вскор затмилъ своего старшаго брата, возведеннаго королемъ въ званіе барона и скрывшагося въ своихъ болотахъ. Въ Гонтингдон, между 1599 и 1620 годами, когда Испанія и Римъ вооружались за католицизмъ, а Шотландія, Англія, Саксонія и Скандинавія соединялись между собою противъ юга Европы, въ-продолженіе этого глухаго національнаго броженія, проникнувшаго во вс закоулки малйшихъ англо-саксонскихъ деревушекъ, — Робертъ Кромвелль воспитывалъ на берегахъ Узы свое многочисленное семейство. Въ такомъ суровомъ уединеніи, пятое дитя его, Оливеръ, не могъ не слышать весьма-частыхъ разговоровъ о ‘гнусныхъ папистахъ’, о ‘Вавилонской Развратниц’ (какъ пуритане величали Римъ), о Равальяк, мнимомъ іезуит, умертвившемъ Генриха IV, объ испанскомъ корол, очевидно тождественномъ антихристу, въ особенности о Лауд, полу-католикъ, который, будучи въ Гонтингдон архидьякономъ, былъ, конечно, сыномъ самого Вельзевула: вс эти предметы живо занимали умы. О нихъ мечталъ маленькій Кромвелль, отправляясь охотиться въ болота, окружавшія Эли. Семейства его отца и матери вели жизнь суровую и набожную, какъ слдуетъ новымъ реформаторамъ, по-видимому, все клонится къ опроверженію преданій, разсказываемыхъ его врагами о буйныхъ подвигахъ молодаго Оливера въ тавернахъ и кабакахъ, объ обезьян, преслдовавшей его но крышамъ, о его разгульныхъ привычкахъ и развратной молодости. ничто не призывало его къ подобнаго рода увеселеніямъ.
Народонаселеніе этихъ сырыхъ странъ было всегда нерасположено ко всему, что отзывается сладострастіемъ и суетными удовольствіями. Окрестные виды, спокойнымъ и отчасти мертвеннымъ однообразіемъ своимъ, напоминаютъ нкоторые пейзажи Вувермана {Нтъ нужды сказывать, что при описаніи мстностей авторъ этой статьи нисколько но старался романизировать ихъ, точность его показаній подтверждается областными топографами и лтописцами.}, на запад едва-замтныя возвышенія покрыты густымъ дерномъ темнаго цвта, на которомъ мстами видны группы деревьевъ и кустарники, на восток горизонтъ черенъ, и всмъ пространствомъ завладла обширная болотная равнина, тамъ блдныя ивы и блолиственныя ольхи качаются отъ втра, а по воздуху тяжело летаютъ водяныя птицы. Рка Уза, прежде чмъ входитъ въ эти страны, описываетъ множество изворотовъ, и, перемняя цвтъ по мр своего приближенія, превращается изъ желтой въ черную, отражая солнечные лучи въ своихъ свинцовыхъ водахъ, а потомъ теряется въ болотныхъ растеніяхъ, поростахъ, камышахъ и кувшинкахъ. Подобнаго рода мстность, оживленная только маленькими деревушками, не представляла Оливеру Кромвеллю случая предаваться вкусу къ оргіямъ, который ему приписываютъ. Откуда же взялись преданія, описывающія предковъ его людьми ничтожными, отца его бднымъ пивоваромъ, а его-самого человкомъ, котораго молодость протекла въ грубомъ разврат? Изъ ненависти партій, ничего нещадящихъ для униженія своихъ враговъ, а также отъ мрака, покрывавшаго неизвстностью первыя сорокъ лтъ его жизни. Семейство Кромвелля довольствовалось значеніемъ своимъ въ провинціи и не являлось на поприщъ государственномъ, отецъ его обработывалъ свои земли, продавалъ свой хлбъ, и, безъ сомннія, по обычаю хорошихъ хозяевъ, откладывалъ часть его въ сторону, вываривая себ пиво для домашняго употребленія. Ручеекъ Гинчинбрукъ, протекающій черезъ дворъ его дома, существующаго еще и теперь, облегчалъ ему этотъ родъ заготовленія, въ которомъ, вроятно, помогала ему и мистриссъ Кромвелль, добрая мать и добрая хозяйка, не смотря на происхожденіе свое отъ дома Стюартовъ.
Дяди Оливера жили деревенскими дворянами отъ доходовъ съ своихъ земель, въ простомъ довольств и не безъ уваженія въ своемъ околодк: дочь одного вышла замужъ за Оливера Сент-Джона, республиканскаго адвоката, одна изъ ттокъ протектора, сестра Роберта Кромвелля, вышла за некоего Гэмпдена и сдлалась матерью того Гэмпдена, который подалъ знакъ къ возмущенію, отказавшись заплатить королю требуемые двадцать шиллинговъ. Вся родня Кромвеллей имла такое же направленіе. Молодой Оливеръ росъ среди такихъ вліяній, которымъ былъ однако чуждъ глава фамиліи, разорившійся кавалеръ, добрый роялистъ и сомнительный протестантъ.
23 апрля 1616 года, въ самый день смерти Шекспира и десять дней спустя посл смерти Сервантеса, Кэмбриджскій Университетъ, находящійся въ двадцати миляхъ отъ Гонтингдона, записалъ молодаго Кромвелля въ число своихъ студентовъ или gentlemen commoners, тамъ онъ пробылъ одинъ только годъ. 23 іюня 1617 года, умеръ его отецъ, и восьмнадцатилтній юноша, оставя тотчасъ же Кэмбриджъ, возвратился домой, чтобъ пещись о своей матери и шести молоденькихъ сестрахъ. Развратная жизнь его, о которой преданія разсказываютъ столько назидательныхъ анекдотовъ, физически-невозможна. Въ 1620 году, имя отъ роду 21 годъ, Оливеръ женится на дочери одного богатаго купца, Елизавет Бурчьерь, привозитъ ее къ своей матери и продолжаетъ жить въ Гонтингдон помщикомъ, ведя этотъ свободный и дятельный родъ жизни, который такъ много способствуетъ размышленію и такъ мало распутству.
Десять лтъ уединенія лишаютъ возможности знать о тогдашнихъ дйствіяхъ Кромвелля, которому суждено было играть такую грозную роль. Извстно о немъ только, что, живя въ довольств, любимый въ своемъ семейномъ кругу и уважаемый сосдями, онъ былъ часто подверженъ сильнымъ припадкамъ угрюмой меланхоліи. ‘Часто’ говоритъ Барвикъ въ своихъ запискахъ: ‘онъ въ полночь посылалъ за докторомъ Симкоттомъ, городскимъ врачомъ, воображая себя близкимъ къ смерти, онъ говорилъ ему о своей ипохондріи и о своихъ воображеніяхъ по случаю креста въ город‘. Этотъ папистскій крестъ мучилъ его. Кальвинистскіе проповдники бродили въ сосдств, послушавъ ихъ поученій, онъ обыкновенно впадалъ въ мрачную хандру, тогда онъ отправлялся гулять по берегамъ описанной нами грустной рки, подъ тнью изъ, подъ сырымъ и пасмурнымъ небомъ, мечтая о человк и Бог, о жизни и смерти, въ особенности о догмат предназначенія. Весьма-вроятно, что вечеромъ, погруженный въ ужасы этого врованія, онъ посылалъ за Симкоттомъ и спрашивалъ у человческой науки лекарствъ противъ недуга, отъ котораго Гамлетъ не зналъ какъ исцлиться.
Почему умнйшіе и наиболе-уважаемые Англіею люди подвергались такого же рода страданіямъ? Лордъ Брукъ, лордъ Сэй, лордъ Монтегю испытывали ту же самую болзненную горесть. Гэмпденъ, двоюродный братъ Кромвелля, былъ такимъ же пуританиномъ, какъ они. Было это суевріе, или обманъ?
Съ-тхъ-поръ, какъ объявленный Генрихомъ VIII протестантизмъ вооружилъ Англію противъ Рима, расколъ развернулъ свои послдствія, католицизмъ былъ потрясенъ на свер, единство церкви разрушено. То же сомнніе, которымъ великій поэтъ растерзалъ сердце своего Гамлета, гнело души. Реформа была начата, ее хотли довершить, переворотъ, совершенный королемъ, казался недостаточнымъ. Еще въ начал XVII вка, прошеніе, подписанное почти тысячью духовными, было подано королю о радикальномъ уничтоженіи религіозныхъ церемоній и обрядовъ, и о возвращеніи къ простот первобытнаго христіанскаго богослуженія. Особенно возставали противъ пожалованія придворнымъ духовныхъ десятинъ и помстій, принадлежавшихъ монастырямъ: просители требовали, чтобъ хотя часть этихъ богатствъ была отдана проповдникамъ покой вры, распространителямъ кальвинизма. Радикализмъ реформы былъ естественнымъ слдствіемъ перваго удара, нанесеннаго старинному католическому единству вроисповданія. Религіозные демократы кричали: ‘Должно ниспровергнуть идолопоклонство, истребить ложь, возвратиться къ святому смыслу христіанизма, предаться истин и свобод, не оставить слда рабства и обмана, искоренить чуждое иго и смерть души, возвыситься до созерцанія Бога и земной независимости!’ Не намъ осуждать или одобрять это отреченіе, достаточно, если скажемъ, что таковы были мысли и страсти всего свера Европы. Въ-особенности вооруженіе Германіи считалось въ Рим самою ужасною ересью. Вольность возставала противъ власти, отреченіе противъ любви, будущность противъ прошедшаго, сверъ противъ юга. Я не сужу объ этомъ движеніи, я только объясняю его.
Такое движеніе умовъ должно было испугать какъ гражданскую, такъ и духовную власть — это необходимо, Старались поддержать немногія церемоніи, украшавшія еще богослуженіе, Мшать проповдникамъ кальвинизма и противиться распространенію этого дикаго изуврства въ отдаленныхъ областяхъ Англіи, но протестанты съ своей стороны ниспровергли эти преграды и старались доставить пуританскимъ проповдникамъ часть прежнихъ духовныхъ десятинъ, захваченныхъ вельможами. Тогда зашевелился средній классъ народа, та часть общества, къ которой принадлежали и Кромвелли. Протестанты сложились, чтобъ доставить земной насущный хлбъ распространителямъ слова жизни, составились капиталы для содержанія странствующихъ миссіонеровъ (running lecturers), и другихъ, которымъ предназначалось постоянное мстопребываніе и которые должны были являться на площадяхъ и рынкахъ, во время ярмарокъ или посл церковной службы, чтобъ воспламенять ненависть народа къ Риму и гремть противъ ризъ, стихарей, четокъ, крестнаго знаменія, распятій и деспотизма юга. Оливеръ Кромвелль былъ не изъ послднихъ, присоединившихся къ этой оппозиціи, доказательствомъ, что онъ былъ врнымъ представителемъ духа своего околодка, можетъ служить то, что 17 марта 1627 года, когда имя его находилось въ списк подписчиковъ пуританской складчины, его избрали въ члены парламента.
Этотъ провинціальный дворянинъ, молчаливый и незавидно-одтый, присутствовалъ не говоря ни слова при бурныхъ засданіяхъ первыхъ парламентовъ царствованія Карла I, онъ слушалъ обвиненія противъ герцога Бокингэма, пренія о билль пошлинъ, и былъ свидтелемъ странной сцены, когда Пимъ (Pym), Кукъ и президентъ (speaker) оплакивали втроемъ горячими слезами упорство короля, защищавшаго своего любимца. Мечтатель береговъ Узы опасался больше всего, чтобъ его lecturers (проповдники) не были замнены папистами. Въ тотъ день, когда палата занялась этимъ предметомъ, онъ ршился говорить, рчь его была обдумана въ религіозномъ комитет, составившемся для разсмотрнія злоупотребленій духовенства. Кромвелль, съ грубостью суроваго деревенскаго жителя, прямо обвинилъ четырехъ папистовъ: Лауда, Мэйнваринга, Нейля и Элебластера. Вотъ его слова:
‘Докторъ Бирдъ (старый учитель его деревни) увдомилъ меня, что докторъ Элебластеръ проповдуетъ чистый папизмъ у креста св. Павла, и длаетъ это но приказанію епископа своего, доктора Нейля. Я этотъ епископъ недавно далъ богатый приходъ тому самому Мэйнварингу, котораго палата справедливо осудила. Если по такимъ ступенямъ доходятъ до высокихъ духовныхъ званій, что же насъ ожидаетъ?’
‘Что насъ ожидаетъ?’ вотъ первыя слова Кромвелля, которыя приводитъ Карлэйль и которыя онъ нашелъ въ рукописныхъ примчаніяхъ г. Крюва, сохраненныхъ въ Британскомъ Музе. Кажется, будто слышишь рзкіе и звонкіе звуки голоса, который всегда заставлялъ себ повиноваться.
Въ-самомъ-дл, палата повиновалась гонтингдонскому члену и повелла произвести слдствіе надъ четырьмя обвиненными, слдствіе это было поручено ‘мистеру Кромвеллю’. Возвратившись домой по распущеніи парламента, онъ по потерялъ высокаго мнніи своихъ сосдей, потому-что, немедленно посл засданія его въ палат, его и пуританскаго учителя его, того же самого доктора Бирда, избираютъ въ мирные судьи. Честолюбіе Кромвелля не заносилось выше, земледліе и скотоводство казались единственными занятіями его жизненной дятельности, онъ продалъ тысячъ на пятьдесятъ франковъ земли, купилъ себ въ Сент-Айвз, на пять миль ниже Гонтингдона, по той же рк Уз, пространныя пастбища, и перехалъ туда жить вмст съ своимъ семействомъ, въ самое унылое мстоположеніе.
Надобно видть городокъ Сент-Айвзъ, чтобъ составить себ понятіе о его наводящей сонъ и тоску наружности: рыжіе домики, угловатый мостъ, по которому три человка едва могутъ идти рядомъ, черноватые луга, окружающіе его со всхъ сторонъ и владычествующіе надъ нимъ, и, наконецъ, металлическаго цвта тина, которую проносятъ мимо полустоячія воды обмывающей его Узы. Крыши домовъ такъ низки, что издали незамтно никакого слда обитаемости, остроконечный шпицъ колокольни выходитъ изъ купы плакучихъ ивъ и показываетъ путешественнику, удивленному такою встрчей, что тутъ есть городъ. Вокругъ него только и видны ивы да черный дернъ, все молчитъ, городъ кажется вчно-спящимъ. Только въ дни продажи на рынк звукъ звонковъ смшивается съ мычаніемъ рогатаго скота и блеяніемъ овецъ. Старинное названіе главнаго помстья въ околодк, гд Кромвелль нанялъ нкоторые участки, называется и теперь ‘Соннымъ-Замкомъ’ (SlepeHall), на старыхъ документахъ онъ называется Saint-Yves cum Slepa. Туда-то отправился Оливеръ Кромвелль съ своими кальвинистскими идеями и мрачными думами, тамъ онъ угрюмо мечталъ цлыя пять лтъ, продавалъ своихъ быковъ, слушалъ проповди своихъ lecturers, съ упоеніемъ читалъ библію, благоденствовалъ въ качеств фермера и скотоводца и, при помощи Елизаветы Бурчьеръ, доброй хозяйки, воспитывалъ шестерыхъ дтей. Дла, касающіяся вчной жизни, занимали его, однако, боле земныхъ предметовъ. Не смотря на вс усилія и преслдованія Лауда, пытавшагося остановить нотокъ пуританизма, подписки на содержаніе миссіонеровъ или lecturers продолжались втайн, и одинъ изъ нихъ, Велльсъ, при содйствіи такого вспомоществованія, вполн удовлетворилъ ожиданіямъ Кромвелля и жителей Сент-Айвза. Чтобъ проповди не умолкали, надобно было, чтобъ продолжалась и подписка. Основателемъ этой миссіи въ Сент-Айвз былъ кальвинистъ Стори, по-видимому, какой-нибудь богатый лондонскій купецъ, онъ какъ-то замшкался присылкою денегъ, предназначенныхъ на поддержаніе кальвинистскаго краснорчія, и получилъ тотчасъ же отъ мирнаго судьи и недавняго члена парламента, скрывшагося въ Сент-Айвз для спасенія души своей, слдующее письмо, которое мы переведемъ съ самою рабскою точностью,
‘Моему любезнйшему и доброму другу, мистеру Стори, подъ вывскою ‘Собаки’ у Лондонской Биржи, передать прилагаемое:

Сент-Айвзъ, 11 января 1638.

‘Мистеръ Стори!

‘Въ списк добрыхъ длъ, свершенныхъ вами и вашими согражданами, а нашими соотечественниками, не послднимъ сочтется то, что они пекутся о нищъ духовной. Воздвиженіе больницъ приноситъ пользу тлу человческому, строеніе вещественныхъ храмовъ считается дломъ благочестивымъ, но т, которые даютъ духовную пищу, которые строятъ храмы духовные,— т истинно благочестивые люди. Подобнымъ дломъ было основаніе вами проповднической каедры, на которую вы помстили доктора Велльса, человка добраго, ревностнаго и способнаго къ добру всякаго рода, человка, который въ Англіи не уступаетъ никому въ этихъ качествахъ, сколько я знаю. И я убжденъ, что съ прибытія его, Господь сдлалъ намъ много благаго черезъ его посредство.
‘Теперь остается только желать, чтобъ Тотъ, Кто подвигнулъ васъ къ началу этого дла, поддержалъ васъ и для продолженія его, слдственно, чтобъ довершилъ его. Вознеситесь къ Нему вашими сердцами. И, право, мистеръ Стори, жаль было бы видть паденіе слова въ рукахъ такихъ способныхъ и благочестивыхъ людей, какъ основателя этой каедры, въ чемъ я убжденъ, мы сегодня видимъ, что враги божественной истины ниспровергли ее съ поспшностью и насиліемъ. Мы далеки отъ того, чтобъ считать столько грха на вашихъ рукахъ. Вы, который живете въ город, славномъ блестящимъ свтомъ Евангелія, вы знаете, мистеръ Стори, что остановить плату значитъ уничтожить каедру, ибо кто пойдетъ воевать на свой счетъ? А потому я умоляю васъ, ради ндръ исуса Христа, дайте этому длу хорошій ходъ, и пусть заплатятъ достойному человку. Души чадъ Божіихъ благословятъ васъ, что сдлаю и я, оставаясь навсегда

‘вашимъ врнымъ другомъ о Господ
‘Оливеръ Кромвелль.’

‘Уврьте въ моей искренней дружб мистера Бюсса и прочихъ добрыхъ друзей моихъ (пуританъ). Я было-думалъ писать къ г. Бюссу, но мн не хотлось безпокоить его длиннымъ письмомъ, и я боялся, что не получу отъ него отвта: а отъ васъ я жду отвта, лишь-только вы найдете удобнымъ это сдлать. Vale.’
Вотъ первое изъ дошедшихъ до насъ инеемъ Кромвелля, человкъ, писавшій его, дюжій и угрюмый тридцати-шести-лтній фермеръ, не имлъ никакой причины прикидываться энтузіастомъ: онъ взялся за перо въ пользу поселившагося въ его стран миссіонера, и слдуетъ по иди, избранному имъ еще въ молодости, когда онъ подписался пользу дла пуританъ и обвинилъ въ парламентъ папистовъ. Въ глуши своего болотнаго жилища, онъ представляетъ собою самую энергическую часть революціоннаго броженія. 11 января 1635 года, въ тотъ самый день, когда онъ пишетъ это письмо, двоюродный братъ его, Джонъ Гэмпденъ, конюшій, отказывается, при собраніи цлаго прихода Большаго-Кимбля, заплатить королю тридцать-одинъ шиллингъ и шесть пенсовъ. Одновременность движенія была очень-глубока и очень-существенна.
Такимъ-образомъ, единодушно и согласно поднимался огромный протестантскій потокъ, долженствовавшій ниспровергнуть тронъ и епископовъ, то было движеніе религіозной и гражданской независимости, поддержанное мщанами, жителями деревень, основою стариннаго саксонскаго народонаселенія.
Ожесточенная сильне и находящаяся дале къ сверу, Шотландія клялась со слезами и молитвами, что не покинетъ дла. Напрасно палачи отрзали уши и носы: кровь и непомрные налоги раздражали народъ до бшеной восторженности, а королевская казна оставалась въ самомъ жалкомъ положеніи. 6 ноября 1637 года, когда дядя Кромвелля, Стюартъ-изъ-Эли, о которомъ было говорено выше, умиралъ въ этомъ город, оставляя своему племяннику, Оливеру, въ наслдство папистскія десятины, въ это самое время Сент-Джонъ, республиканскій и кальвинистскій адвокатъ, женатый на одной изъ Кромвеллей, говорилъ публично противъ короля, въ защиту Джона Гэмпдена. Въ-продолженіе трехъ дней его законовдческое краснорчіе старалось доказать, что Гэмпденъ не долженъ былъ платить двадцати шиллинговъ {Гэмпденъ отказался заплатить 20 шиллинговъ въ одномъ приход и 31 шиллингъ 6 пенсовъ въ другомъ, но его потребовали къ суду только за первые 20 шиллинговъ.}, и въ-продолженіе слдующихъ трехъ дней Гольборнъ, адвокатъ противной стороны, также настойчиво доказывалъ, что это неправда. Наконецъ, ршили тмъ, что Гэмпденъ долженъ былъ заплатить, и что король былъ правь.
Кромвелль, окруженный пуританскими и революціонными семействами, занимался по-прежнему своими домашними и судейскими длами, онъ перехалъ въ Эли, въ домъ своего дяди, бывшаго собирателя духовной десятины. Домъ этотъ былъ такъ же печаленъ, какъ и вс жилища Кромвелля, онъ состоялъ изъ полутора этажей съ готическими каминами въ мрачныхъ залахъ, съ неправильными перилами, и вообще имлъ какой-то угрюмо-величественный видъ. Теперь въ немъ гостинница, и его можно видть на углу площади этого стариннаго города. Эли и теперь еще центръ болотъ, занимавшихъ въ т времена пространства больше тридцати квадратныхъ миль и къ изсушенію которыхъ было уже приступлено. Дло состояло въ томъ, чтобъ прорыть каналъ для Узы и направить ея лнивыя воды по прямой линіи къ морю, защитивъ между-тмъ насыпями сырую страну, планъ этотъ, составленный еще въ средніе вка и покинутый нсколько разъ по равнодушію правительствъ, снова началъ приходить въ исполненіе при Елизавет, но работы опять должны были остановиться вдругъ въ 1037 году, отъ совершеннаго безденежья въ казнь злополучнаго Карла -го. Отъ ршенія вопроса объ изсушеніи болотъ зависло благосостояніе того края, и Кромвелль счелъ своимъ долгомъ требовать, чтобъ опять принялись за работы. Кальвинистскій фермеръ Сент-Айвза, суровый обитатель ‘Соннаго-Замка’, составилъ, предложилъ и подписалъ прошеніе своихъ земляковъ, послалъ его къ королю, созвалъ собраніе гонтингдонскихъ помщиковъ и фермеровъ и противопоставилъ себя открыто правительству, у котораго были еще палачи. Но Кромвелль побдилъ. Повелно было продолжать изсушеніе, и жители Линкольншира и Ноттингэмшира прозвали его ‘господиномъ болотъ’ (lord of the fens).
Этотъ эпизодъ, имющій свою важность въ ряду событій, приведшихъ Кромвелля къ верховной власти, былъ въ первый разъ поясненъ Карлэйлемъ. Сдлавшись первымъ лицомъ въ своей провинціи, этотъ суровый и задумчивый дворянинъ нисколько не перемняетъ своего образа жизни. Фанатическій мистицизмъ его усиливается. Молодость его кажется ему временемъ безпутныхъ страстей: онъ жилъ въ невдніи Бога, онъ проливаетъ слезы, какъ царь Давидъ, о часахъ, посвященныхъ имъ житейскимъ заботамъ, онъ думаетъ только объ уничтоженіи смертнаго и передъ вчностью. Этотъ обманщикъ, какимъ его выставляютъ, который былъ не что иное, какъ восторженный символъ кальвинистскаго предопредленія, писалъ тогда слдующее письмо къ своей двоюродной сестр, женъ адвоката Сент-Джона, прозванной глухимъ фонаремъ республиканцевъ. Письмо это достаточно доказываетъ страшную глубину его энтузіазма:
‘Моей любезнйшей сестрицъ, мистриссъ Сент-Джонъ, у сэра Уильяма Мэшема, въ дом ея, Отз, въ Эссекс.

‘Эли, 10 октября 1638.’

‘Милая сестрица.

‘Узнаю ваше доброе расположеніе и благодарю за вашу дружбу по этому случаю. Увы! слишкомъ-высоко цните вы мои письма и мое общество. Я долженъ стыдиться отъ вашихъ выраженій, зная, какъ мало я полезенъ и какъ достоинства мои незначительны.
‘Впрочемъ, чтобъ прославить Бога, говоря о томъ, что Онъ сдлалъ для моей души, я надюсь и хочу надяться. По-истин, вотъ что я нахожу: Онъ творитъ источники въ сухой и безплодной пустын, гд нтъ воды. Вы знаете, что я живу въ Мешек, что означаетъ продленіе, въ Кедар, что означаетъ мракъ и черноту,— однако Господь меня не покидаетъ. Хотя Онъ и длитъ, но, надюсь, приведетъ меня къ своей скиніи завта, къ своему мсту отдохновенія. Душа моя обртается въ сообществ Первенца, сердце мое отдыхаетъ въ упованіи, и если я могу здсь прославить Бога дломъ или страданіемъ, то буду до крайности доволенъ.
‘По-истин, нтъ человческой твари, которая имла бы больше моего причинъ подвизаться въ дл своего Бога. Я получилъ отъ него впередъ дары изобильные, и увренъ, что никогда не буду въ силахъ уплатить малйшую частицу. Да прійметъ меня Господь въ Сын своемъ и да озаритъ свтомъ своимъ путь мой, потому-что Онъ есть свтъ! Онъ просвтитъ пашу черноту, нашъ мракъ. Я не могу сказать, что Онъ отвращаетъ лицо свое отъ меня. Онъ допускаетъ меня видть свтъ въ Его свт. Лучъ свта въ потемкахъ иметъ въ себ много освжительнаго, благословенно имя Его, что Онъ заглянулъ въ сердце, столь темное, какъ мое! Вы знаете, каковъ былъ образъ моей жизни. О! я любилъ тьму, я жилъ въ ней и ненавидлъ свтъ, я былъ главою гршниковъ. Это слишкомъ-справедливо. Я ненавидлъ гласъ Божій, ненавидлъ святость, но Богъ умилосердился надо мною. О, сокровища милосердія! Хвалите Его за меня, молитесь за меня, чтобъ Онъ, начавшій великое дло, довершилъ его въ день Христа.
‘Привтствуйте всхъ друзей моихъ того семейства, въ которомъ вы живете, я у нихъ весьма въ долгу за ихъ дружбу. Благословляю ‘Господа за нихъ и за то, что, ихъ попеченіями, сыну моему такъ хорошо. Поминайте его въ вашихъ молитвахъ, давайте ему совты, молитесь также и обо мн.
‘Кланяйтесь отъ меня своему мужу и сестр своей. Онъ не держитъ своего слова!— Онъ общалъ написать по случаю г. Рата изъ Эппинга, но я до-сихъ-поръ не имю отъ него писемъ.— Попросите его, чтобъ онъ сдлалъ что нужно для бднаго родственника, о ко’торомъ я его просилъ.
‘Еще разъ, прощайте и будьте здоровы. Да будетъ Господь съ вами, объ этомъ молится

‘искренно-любящій васъ братъ
‘Оливеръ Кромвелль’.

Очевидно, что самое пламенное убжденіе оживляло человка, забравшагося въ болота, исключительно занятаго своими любезными проповдниками и проливавшаго слезы о несчастныхъ и грховныхъ дняхъ своей юности. Произносимыя имъ библейскія слова точь-въ-точь т же, которыя и понын поются въ пуританскомъ псальм, въ дикихъ долинахъ Шотландіи:
‘Woe’s me that I in Mechec am,
А sojourner so long!
Or that I in the tents do dwell,
To Kedar that belong!’
‘Горе мн, живущему такъ долго въ Мешек! И что я обитаю шатры, принадлежащіе Кедару!’
Вотъ-что поютъ въ носъ гнусливыми хорами препочтенные фермеры и предобрйшіе мщане средней-руки, обитающіе въ шотландскихъ городахъ и мстечкахъ, люди, непогршившіе ничмъ, кром того, что они существуютъ, первородный грхъ, основаніе кальвинистскаго ученія, и вчная горесть предназначенныхъ, дышатъ въ этихъ погребальныхъ напвахъ. Въ глазахъ людей, думающихъ такимъ образомъ, десница Божія вчно тяготетъ надъ этимъ грховнымъ міромъ. Долгъ нашъ состоитъ въ преданности вол Всевышняго, поставленные между двумя безднами вчности, въ невдніи о своей участи, исполненные презрнія къ жизни земной, мы не должны думать ни о чемъ, кром освобожденія и достиженія странъ высокихъ и чистыхъ, гд ждетъ насъ вчная свобода. Но есть ли что-нибудь невозможное для людей, движимыхъ подобными пружинами? Вопросъ о томъ, довольствовался ли Кромвелль тмъ, что онъ управлялъ подобными побужденіями презирая ихъ, перестаетъ быть загадкою: доказательствомъ тому письмо его къ двоюродной сестр, гд онъ говоритъ о ‘мрачной душ своей, озаряемой только Богомъ!’ Безъ сомннія, письмо это было прочитано въ большой зал замка Отза, за завтракомъ сэра Уильяма Мэшема, за которымъ сидли люди степенные, въ черныхъ камзолахъ, обшитыхъ кружевомъ, въ накрахмаленныхъ брыжжахъ, огромныхъ сапогахъ съ никогда-неснимавшимися шпорами и въ широкихъ исподнихъ платьяхъ, присутствующіе, вроятно, разбирали, для собственнаго назиданія, посланіе дворянина-фермера: можно вообразить, сколько благочестиво-замысловатыхъ вещей было при этомъ сказано и представить себ все, что долженъ былъ внушить имъ мрачный характеръ англійскаго общества передъ 1645 годомъ!
Шотландцы, изгнавшіе католичку Марію Стюартъ, даютъ возмущенію первый толчокъ, черезъ нихъ осуществляются библейскія предвщанія: шатры Израиля развертываются, воины выходятъ изъ Мешека и Кедара. Демократія, фанатизмъ, народная ненависть — все это соединяется въ страшномъ воинств, которому Карлъ I тщетно противоставить своихъ утомленныхъ царедворцевъ и недовольныхъ епископовъ. Полководцами у возмутившихся — воины Густава-Адольфо, эти старые богатыри протестантскаго Свера. Невольно представляется вопросъ: почему ни одинъ изъ англійскихъ историковъ не хотлъ видть этого воинственнаго похода Свера, идущаго мстить Риму, уничтожить пышность богослуженія, растерзать изящную роскошь искусствъ, возстановить простоту и наготу первобытнаго Евангелія, и не оставить слда папской іерархіи?.. Это движеніе отъискиваетъ въ глуши соннаго городка Сент-Айвза и въ маленькомъ домик его въ Эли, внучатнаго племянника гонителя католиковъ Томаса Кромвелля, Оливера Кромвелля.
Вскор король очутился безъ денегъ, находясь въ необходимости требовать ихъ у парламента, онъ открылъ новое засданіе, въ которомъ присутствовалъ и Кромвелль. Шотландцы продолжали наступать, народъ киплъ возрастающею яростью противъ украшеній богослуженія и стихарей, войско короля раздляло это демократическое негодованіе. Проходили ли солдаты его мимо дома какого-нибудь пуританина, они привтствовали хозяина троекратными ‘ура!’, по если на бду они узнавали жилище одного изъ проклятыхъ, облачавшихся въ праздникъ всхъ-святыхъ въ ризу, то врывались къ нему, ломали его мебели и выбрасывали ихъ за окно. А между-тмъ, шотландское ополченіе, предводительствуемое Давидомъ Лесли, переходило черезъ Твидъ, напвая псалмы, каждый воинъ несъ съ собою ранчикъ съ мукой, вс были одты однообразно въ срое платье, въ синихъ шапкахъ, не позволяя себ никогда никакихъ клятвъ, они шли чинно и стройно, какъ подобаетъ воинамъ Господнимъ. Карлъ, покинутый большинствомъ своихъ подданныхъ, слабо вспомоществуемый своими кавалерами, не могъ вытснить изъ Нортомбэрланда и Дэргама этихъ шотландскихъ пуританъ, исполненныхъ братской любви, ‘кроткихъ какъ агнцы, грозныхъ какъ львы’, которые держались тамъ въ-продолженіе цлаго года, призывая своихъ англійскихъ братій къ оружію противъ трона и епископовъ, противъ Рима и стихарей. Воззванія эти не оставались безъ дйствія: на Шотландцевъ смотрли какъ на спасителей и передовую стражу протестантизма. Когда, за недостаткомъ денегъ, нужно было еще разъ созвать парламентъ въ 1640 году, Оливеръ Кромвелль, засдавшій тамъ вмст съ пуританиномъ Лоури, слышалъ гремвшую по улицамъ Лондона балладу, сохранившуюся до насъ:
‘Благодаримъ, добрые Шотландцы
Вы спасаете Англію’.
Народъ толпился вокругъ пвцовъ и благословлялъ своихъ шотландскихъ братій, вооружившихся за библію, за владычество праведниковъ на земл и за истребленіе митръ и епископскихъ посоховъ. Между-тмъ, является около Церкви-св.-Бригитты человкъ образованный, много путешествовавшій, знающій нсколько языковъ, задумчивый какъ Кромвелль и такой же пуританинъ, онъ приготовляетъ нсколько памфлетеровъ, а имя его Мильтонъ. Триста другихъ памфлстеровъ принимаютъ участіе въ той же битв, которой результаты погребены въ томахъ Британскаго Музея. Изъ всхъ ихъ удержались въ памяти только писанные Мильтономъ.
Памфлеты, прошенія, баллады, стихи и проза — все это употреблено въ дйствіе кальвинистскою демократіей. 11 декабря пятнадцать тысячь человкъ подписываютъ прошеніе въ парламентъ, въ которомъ засдаетъ Кромвелль, о смн епископовъ и уничтоженіи стихарей, мощей, крестовъ и остатковъ папистскихъ церемоній. 23 января слдующаго года семьсотъ проповдниковъ требуютъ того же. Шотландцы, какъ добрые братья, все еще тутъ, они продолжаютъ пть псалмы съ библіею въ карман, съ фитилемъ на запал пищали. Оливеръ Кромвелль внимательно слдитъ за всми преніями парламента и ревностно участвуетъ въ нихъ. Это доказывается маленькою подлинною и выразительною записочкой, которую отрылъ и предлагаетъ намъ Карлэйль. Виллингамъ, корреспондентъ, къ которому обращается будущій диктаторъ, очевидно пуританинъ, пользующійся значительною довренностью Шотландцевъ, наканун, въ корридорахъ парламентскаго зданія, онъ, вроятно, показалъ Кромвеллю письменные аргументы, на которыхъ они основывали свои требованія, оружія, денегъ и религіознаго однообразія, вотъ эта записка:
‘Моему любезному другу, мистеру Виллингаму, въ домъ его на Свитинс-Лен, это письмо.

Лондонъ, февраля 1640 года.

‘Сэръ,

‘Прошу васъ прислать мн аргументы Шотландцевъ, чтобъ поддержать ихъ требованіе религіознаго однообразія, выраженныя въ восьмой стать, я говорю о тхъ, которые вы мн уже сообщили. Желаю прочитать ихъ передъ тмъ, какъ о нихъ начнется преніе, что будетъ скоро.

‘Вашъ слуга
‘Оливеръ Кромвелль.’

Слуга Кромвелля отнесъ эту записку къ Виллингаму, на Спитинс-Ленъ (тамъ, гд теперь живетъ банкиръ Ротшильдъ), въ 1640 году, наканун междоусобной войны, много другихъ заботъ, религіозныхъ и политическихъ, направленныхъ къ одной цли, занимало тогда Кромвелля, который все еще былъ не боле, какъ ‘господинъ болотъ’.
Около Сент-Айвза разстилался тучный и болотистый лугъ’ Бдные сосдніе поселяне пригоняли туда свои стада, и это было для нихъ большимъ пособіемъ. Королева Генріэтта, дочь Генриха IV, вздумала оградить этотъ общественный лугъ заборомъ и подарить его въ награду одному изъ своихъ служителей, который поспшилъ воспользоваться подаркомъ. Такимъ-образомъ, пастбище это, проданное лорду Манчестеру, министру-хранителю печати, и знаменитому сыну его Мандевиллю, не могло уже даромъ кормить стада обывателей. Обиженный околодокъ протестовалъ противъ этого черезъ Кромвелля, который очутился черезъ то въ четвертый разъ въ войн съ правительствомъ. До теперешняго случая, онъ поддерживалъ кальвинистскихъ проповдниковъ своими деньгами и вліяніемъ, потомъ обвинилъ папистскихъ ораторовъ, потомъ боролся съ государственнымъ совтомъ въ дл изсушенія болотъ: теперь онъ является снова защитникомъ мстныхъ и народныхъ выгодъ противъ могущественнаго Мандевилля и краснорчиваго Кларендона. Безъ сомннія, голосъ его былъ суровъ и манеры грубы, но какъ бы то ни было, онъ требовалъ правосудія бднымъ обывателямъ и не былъ не правъ.
Описаніе этого дла можно прочесть въ запискахъ Кларендона, он покажутъ Кромвелля уже готоваго къ великой борьб. ‘Я былъ’, говоритъ Кларендонъ: ‘президентомъ особаго комитета, собраннаго по случаю огороженія, безъ согласія фермеровъ, обширнаго пространства необработанныхъ земель, принадлежавшихъ къ помстьямъ королевы. Мста эти были отданы королевою одному изъ ея довренныхъ слугъ, который тотчасъ же продалъ ихъ графу Манчестеру, лорду-хранителю печати, который, какъ и сынъ его Мандевилль, употребляли вс усилія, чтобъ поддержать загороды. Противъ нихъ возставали обыватели всхъ другихъ помстій, требовавшіе права пасти свои стада на общественныхъ лугахъ, также фермеры королевы изъ тхъ же мстъ, вс они громко жаловались на несправедливыя притсненія, поддерживаемыя правительствомъ.
‘Комитетъ засдалъ на половин королевы, и Оливеръ Кромвелль, одинъ изъ членовъ, по-видимому сильно интересовался протестующими, которыхъ было много, равно какъ и свидтелей ихъ. Лордъ Мандевилль былъ тутъ же, и, какъ участникъ, сидлъ, по требованію комитета, съ покрытою головою. Кромвелль, котораго я, по-крайней-мр, никогда не слыхалъ говорящаго въ нижней палат, наставлялъ свидтелей и челобитчиковъ во время производства ихъ дла, онъ съ большимъ жаромъ поддерживалъ и пояснялъ ихъ показанія, свидтели и прочія лица, замшанныя въ спор, были люди грубые, съ шумомъ прерывавшіе адвоката и свидтелей противной стороны, когда они говорили что-нибудь не по ихъ вкусу, такъ-что я, въ качеств президента, долженъ былъ нсколько разъ обращаться къ нимъ съ строгими замчаніями и угрозами, чтобъ удержать ихъ въ порядк и быть въ состояніи продолжать изслдованіе. Кромвелль весьма-дерзко упрекалъ меня въ пристрастіи и будто я хочу запугать свидтелей. Я обратился къ комитету, который одобрилъ мои поступки и объявилъ, что я исполнилъ свою обязанность. Это еще боле ожесточило Кромвелля, и безъ того уже сильно раздраженнаго. Когда лордъ Мандевилль длалъ свои возраженія съ большою умренностью, или кротко пояснялъ нкоторые факты, приводимые въ доказательство его свидтелями, то Кромвелль возражалъ такъ грубо и неприлично, употреблялъ такія оскорбительныя выраженія, что вс единодушно сознались, что манеры и свойства его и Мандевилла были такъ же противоположны, какъ ихъ интересы въ этомъ дл. Подъ конецъ, слова Кромвелля сдлались очень-жестки и поведеніе его слишкомъ-нагло, такъ-что я увидлъ себя вынужденнымъ остановить его и объявить, что если онъ, мистеръ Кромвелль, будетъ вести себя такимъ-образомъ, то я немедленно остановлю дйствіе комитета и завтра же подамъ на него жалобу въ парламентъ. Кромвелль не могъ мн этого простить.’
Этотъ жесткій и рзкій голосъ, который испугалъ Кларендона, начиналъ уже говорить въ увренностью человка ршительнаго, который поражаетъ метко и сильно. Въ это мгновеніе, рисуется будто новое владычество, основанное на непреклонной вол и смлости, поддерживаемыхъ врностью взгляда. Разнощикъ памфлетовъ противъ короля, былъ пойманъ на дл, на самомъ двор королевскаго дворца. То былъ самый запальчивый пуританскій фанатикъ, молодой Лильборнъ, секретарь того самого Принца, у котораго отрзали уши и разскли носъ за клевету на актровъ. Палачъ провлекъ Лильборна отъ Вестминстера къ флитской тюрьм, и во время этого перехода ему отсчитали двсти ударовъ плетью. Кромвелль, 9 ноября 1640 года, представилъ парламенту просьбу и оправданіе Лильборна, во все засданіе того дня, читали подобнаго рода протесты, которымъ члены парламента внимали въ безмолвной ярости: ‘они были блдны’, говоритъ сэръ Симмондъ Ювзъ: ‘какъ народъ во время исполненія наказанія.’ Если угодно знать, что длаетъ въ это время ‘господинъ болотъ’, засдавшій также въ парламент, то стоитъ заглянуть въ записки одного молодаго человка, бывшаго тамъ. Молодой сотоварищъ Кромвелля (хотя и не родственникъ его, какъ предполагали нкоторые), привыкшій носить на шляп красное перо по испанской мод, украшать дорогимъ кружевомъ откидной воротникъ, упадавшій на бархатный камзолъ, и носить на плащ своемъ золотые галуны, онмлъ отъ изумленія, глядя на деревенскаго дворянина, защищавшаго Лильборна. ‘Тогда’, говоритъ сэръ Филиппъ Барвикъ: ‘я видлъ его въ первый разъ, при самомъ открытіи парламента, происходившемъ въ ноябр 1640 года. Я былъ членомъ за Радноръ и воображалъ себя образцомъ щеголеватости и благородныхъ пріемовъ, потому-что мы, молодые придворные, тщеславились изяществомъ своихъ нарядовъ. Я вошелъ въ палату въ понедльникъ утромъ и былъ очень-хорошо одтъ. Тамъ я увидлъ какого-то незнакомаго мн господина, который говорилъ. Онъ былъ одтъ очень-просто, въ суконномъ плать, сшитомъ, по-видимому, какимъ-нибудь дряннымъ деревенскимъ портнымъ, блье на немъ было толстое и не отличалось свжестью, я припоминаю даже, что на воротник его рубашки были капли дв крови. На шляп его не было снурка. Онъ былъ довольно хорошаго роста, со шпагою при бедр, съ краснымъ раздутымъ лицомъ, говорилъ рзкимъ, непріятнымъ и повелительнымъ голосомъ, и выражался краснорчиво, съ жаромъ, потому-что въ предмет его рчи было мало смысла: онъ защищалъ какого-то слугу Принца, который разносилъ по городу пасквили. Объявляю чистосердечно, что уваженіе мое къ этому собранію значительно уменьшилось: оно слушало съ большимъ вниманіемъ грубаго провинціала.’
Вотъ каковъ былъ Кромвелль на сорокъ-первомъ году своей жизни, въ то время, когда Англія готова была раздлиться на дв арміи — Сверный протестантизмъ и рыцарственная монархія. Новые документы, служившіе намъ для разъясненія этой остававшейся неизвстною молодости, состоятъ во множеств мелочныхъ фактовъ, доказывавшихъ, что Кромвелль присоединялся по своему имнію, по предкамъ, родн и характеру, къ самой жаркой части кальвинизма. Народный трибунъ и неумолимый реформаторъ обнаружилъ себя уже нсколько разъ. То былъ человкъ положительный, всегда успвавшій въ своихъ хозяйственныхъ длахъ и умвшій пріобрсти себ личное вліяніе, семьянинъ, строго воспитывавшій дтей своихъ, заботившійся о своей матери и кроткій въ обращеніи съ женою, но это противникъ ужасный и необузданный, котораго львиная физіономія, пламенный взглядъ, грубыя и рзкія черты (какъ онъ изображенъ на портрет Купера) устрашаютъ уже министровъ и испугали историка Кларендона. Мы здсь не разбираемъ его длъ, какъ моралиста, ни врованій его, какъ христіанина: ясно только, что онъ представитель своего времени. Часы пылкой меланхоліи и отчаянія, достойнаго Гамлета, проведенные имъ въ Сент-Айвз, и которыхъ не могъ излечить докторъ Симкоттъ, достаточно доказываютъ непритворныя убжденія этого человка, котораго принято было считать обманщикомъ. Кром глубокомыслія, хитрости и душевной силы, Оливеръ Кромвелль заключилъ въ самомъ-себ великое условіе успховъ: онъ былъ убжденъ въ своемъ дл.

‘Отечественныя Записки’, No 4, 1846

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека