Семьдесят три дня Коммуны, Мендес Катюль, Год: 1871 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 14 минут(ы)

Семьдесятъ три дня Коммуны

Отрывки изъ дневника Катюлля Мендеса *).

*) Catulle Mend&egrave,s: Les 73 journes de la Commune (du 18 mars au 29 mai 1871). Paris, E. Lachaud, diteur. 1871.

I.

Сегодня, 18 марта, около четырехъ часовъ утра, я былъ разбуженъ шумомъ многочисленныхъ человческихъ шаговъ. Изъ окна, сквозь тусклый туманъ, между домами съ запертыми ставнями, я увидлъ проходившій отрядъ солдатъ. Они шли медленно, въ срыхъ шинеляхъ, нкоторые почти касались стнъ домовъ. Падалъ мелкій дождь. Я поспшно сошелъ внизъ и спросилъ двухъ отставшихъ солдатъ:

— Куда идете?

— Не знаемъ,— отвтилъ одинъ изъ нихъ.

— Кажется, идемъ на Монмартръ,— сказалъ другой.

Они шли, дйствительно, на Монмартръ. Въ пять часовъ утра 88-й армейскій полкъ занялъ площадку на вершин холма и узенькія, прилегающія къ ней улицы…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ахъ, пушки національной гвардіи, проклятыя пушки! Чтобы он врою и правдой послужили противъ пруссаковъ, — этого никто утверждать не будетъ. Он стояли спокойно во время осады, объ нихъ только и слышно было, когда за нихъ платили и когда имъ давали имена. Он были новехонькія, нарядныя и красивыя и, казалось, всего мене желали покрыться пороховою копотью. Можно было надяться, по крайней мр, что он навсегда сохранятъ свое мирное положеніе и что, не принеся пользы, он зато никогда не принесутъ и вреда. Ничуть не бывало! Тотъ вредъ, который он не принесли Пруссіи, он стараются причинить Франціи…

Это т самыя пушки, за которыми 88-й армейскій полкъ отправился на Монмартръ. Сначала онъ овладлъ ими, но затмъ он были у него отняты обратно или, точне сказать, онъ ихъ вернулъ. Кому? толп, женщинамъ, дтямъ. Что сталось съ начальниками, неизвстно. Разсказываютъ, что генералъ Леконтъ былъ взятъ въ плнъ и отведенъ въ Шато-Ружъ. На площади Пигаль въ девять часовъ африканскіе стрлки дали сильный залпъ, солдаты національной гвардіи отвчаютъ пальбой взводомъ. Отъ нихъ отдляется и выходитъ впередъ офицеръ, онъ падаетъ, пораженный пулей. Солдаты разбгаются, большею частью по кабачкамъ, гд братаются съ патріотами, угощающими ихъ виномъ. Меня увряютъ, что генералъ Винуа въ ту минуту былъ въ двухъ шагахъ отъ площади Пигаль, верхомъ на лошади. Женщины окружили его кольцомъ и осыпали насмшками. Одинъ мальчишка бросилъ въ него камнемъ, другой швырнулъ ему въ голову свою фуражку. Генералъ исчезъ. Національная гвардія и солдаты прогуливаются подъ-руку по Монмартру и по вншнимъ бульварамъ. Они начинаютъ появляться и въ Париж. Мимо только что прошла группа пьяныхъ людей. Все это дло начинаетъ смахивать на дуэли, которыя кончаются завтраками.

Что будетъ дальше? Никто не можетъ этого сказать. Чья вина? Вина падаетъ на неискусныхъ.

Разумется, національная гвардія Монмартра не имла права удерживать пушки, принадлежавшія всей національной гвардіи, она не имла никакого права нарушать водворявшуюся мало-помалу тишину, тревожить оправлявшуюся торговлю, возвратившихся иностранцевъ, весь Парижъ — этими мдными жерлами, наведенными на наши жилища, и правительство, по всей справедливости, могло и должно было положить конецъ этому порядку вещей. Но необходимо ли было употреблять силу, чтобы достигнуть этого результата? Были ли истощены вс средства примиренія? Разв нельзя было надяться на то, что граждане Монмартра, охваченные усталостью, въ конц-концовъ покинутъ пушки, уже едва охранявшіяся, и, испытывая помху отъ своихъ собственныхъ баррикадъ, заново вымостятъ свои площади и улицы? Г. Тьеръ и его министры были иного мннія, они предпочли дйствовать, и дйствовать жестоко! Хорошо! Но когда принимаешь подобныя ршенія, то надо быть увреннымъ въ томъ, что сумешь ихъ выполнить. Въ столь важныхъ обстоятельствахъ не имть успха — значитъ нести вину за сдланную попытку.

Эхъ, скажутъ мн, разв правительство могло предполагать, что армейскіе солдаты будутъ стрлять въ воздухъ, что стрлки, потерявъ всего-навсего одного офицера, разбгутся и что вс подвиги регулярнаго войска сведутся къ обильнымъ кутежамъ и пьянству въ компаніи съ мятежниками? Правительство не только могло предполагать это, но я не допускаю, чтобы оно могло хотя бы на минуту надяться на иную развязку. Какъ? уже многіе дни праздные солдаты бродили по улицамъ вмст съ національной гвардіей, они получали ночлегъ у парижанъ, ли ихъ супъ, ухаживали за ихъ женами, за ихъ дочерьми или служанками. Отвыкнувъ отъ дисциплины вслдствіе распущенности, внесенной въ военную организацію пораженіемъ, разочарованные въ престиж, который начальство ихъ тщетно старалось поддержать посл всхъ бдствій, тяготящіеся мундиромъ, который впредь не могъ уже внушать имъ гордости,— они, очевидно, должны были стремиться слиться съ населеніемъ, смшаться съ тми, на кого униженіе за пораженіе падало мене прямо. Побжденный солдатъ хотлъ спрятаться за спину гражданина. Разв генералы, полковники, капитаны не знаютъ духа войскъ? Слдуетъ ли допустить, что они жестоко ошиблись въ этомъ случа, или что они обманули правительство? Итакъ, правительство могло и, слдовательно, должно было предвидть результатъ своей попытки подавленія мятежа. У него, быть можетъ, было право свирпствовать, но оно не имло права не знать, что у него нтъ на это силы! Въ настоящую минуту сто тысячъ ружей, курковъ, табакерокъ и пистоновъ чокаются у торговцевъ виномъ и водкой. Выйдетъ ли правительство изъ этого тупика, въ который оно бросилось, очертя голову?

II.

Въ три часа собралась значительная толпа — солдатъ, гвардейцевъ, женщинъ, подростковъ — въ улиц, примыкающей къ ЭлизеМонмартръ. Лицо, которое разсказывало мн объ этомъ, не помнитъ названія улицы. Толпа оживленно разсуждала, размахивая руками. Говорили главнымъ образомъ о генерал Леконт, обвиняя его въ томъ, что онъ три раза приказывалъ стрлять по городской милиціи.

— Онъ поступилъ правильно,— сказалъ старикъ, стоявшій въ толп.

При этихъ словахъ раздалась буря ругательствъ и проклятій.

— Онъ получилъ приказъ отъ начальства овладть пушками и разсять толпу,— продолжалъ старикъ спокойно,— онъ долженъ былъ повиноваться

Крики и вой усилились. Женщина, шинкарка, подошла къ человку, подвергавшемуся такимъ образомъ ярости толпы, посмотрла на него въ упоръ и сказала:

— Это Клеманъ Тома!

То былъ въ самомъ дл генералъ Клеманъ Тома, онъ былъ одтъ въ штатское. Самыя грубыя оскорбленія посыпались на него изъ сотни глотокъ, и по всмъ признакамъ гнвъ толпы не ограничился бы словами, если бы одинъ мужчина не воскликнулъ:

— А, ты защищаешь этого негодяя, Леконта! Отлично, мы посадимъ тебя вмст съ нимъ! Вы составите превосходную пару…

Планъ былъ принятъ, и Клеманъ Тома, осыпаемый оскорбленіями, былъ отведенъ въ Шато-Ружъ, гд генералъ Леконтъ былъ заключенъ съ утра.

Начиная съ этой минуты, разсказъ, слышанный мною, мало отличается отъ различныхъ версій, ходящихъ по городу.

Въ четыре часа оба генерала были выведены изъ тюрьмы сотнею національныхъ гвардейцевъ. У генерала Леконта были связаны руки. Клеманъ Тома не былъ связанъ. Ихъ отвели на вершину холма Монмартръ. У дома No 6, по улиц Розье, остановились. Это — небольшой домикъ, который я ходилъ смотрть съ тхъ поръ, передъ домикомъ палисадникъ, видъ у домика мирный, мщанскій. Того, что происходило въ домик, никто никогда не узнаетъ. Засдалъ ли тамъ центральный комитетъ національной гвардіи? Находился ли комитетъ въ полномъ состав, или былъ представленъ лишь нкоторыми изъ членовъ? Иные предполагаютъ, что домикъ не былъ занятъ и что національные гвардейцы ввели туда плнниковъ съ цлью внушить толп, что тамъ будетъ происходить судъ, чтобы придать видъ законности замышляемой ими казни.

Слдуетъ добавить, что согласно нкоторымъ свидтельствамъ среди національныхъ, окружавшихъ генераловъ, гвардейцевъ были и солдаты.

Судъ,— если предположить, что тамъ происходилъ судъ,— былъ недологъ.

Въ конц улицы Розье тянется стна ограды, туда-то и отвели плнниковъ.

Едва они остановились, какъ офицеръ національной гвардіи яростно схватилъ Клемана Тома за воротникъ одежды, нсколько разъ встряхнулъ его и приставилъ къ его груди револьверъ.

— Признавайся,— сказалъ онъ,— что ты предалъ республику!

Клеманъ Тома отвтилъ только пожатіемъ плечъ. Офицеръ отошелъ.

Генералъ стоялъ одинъ у стны.

Кто подалъ знакъ? Никто не знаетъ. Два десятка выстрловъ грянули одновременно. Клеманъ Тома перевернулся и упалъ лицомъ впередъ.

— Твой чередъ!— сказалъ одинъ изъ присутствующихъ генералу Леконту.

Генералъ самъ вышелъ изъ толпы, переступилъ черезъ трупъ Клемана Тома, прислонился къ стн и сталъ ждать.

— Пли!— крикнулъ офицеръ.

Часъ тому назадъ на улиц Акасіа я встртилъ старушку, предлагавшую за 3 франка пулю, которую она вытащила изъ штукатурки стны въ конц улицы Розье…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

IV.

Сегодня второй день. Я торопился узнать, что произошло за ныншнюю ночь и какую позицію занялъ Парижъ, пришедшій въ себя отъ перваго изумленія. Какъ знать? Утро вечера мудрене! Правительство и центральный комитетъ, быть можетъ, уладили свои несогласія, возможно, что все и покончено!

На улиц, проснувшейся рано, все дышало миромъ. Лавки были открыты, какъ всегда. Проходили взадъ и впередъ хозяйки и кухарки. Мн повстрчался добрый человкъ, съ которымъ я иногда бесдовалъ, въ караул, ночью, когда мы ходили къ укрпленію.

— Ну, спросилъ я, что новаго?

— Новаго? Не знаю. Ахъ, да! Кажется, вчера что-то произошло на Монмартр.

Этотъ отвтъ былъ полученъ мною въ самомъ центр города, на улиц Грашкъ-Бательеръ. Существуютъ въ Париж такіе удивительно равнодушные люди. Готовъ биться объ закладъ, что, поискавъ, въ конц-концовъ найдешь въ какомъ-нибудь отдаленномъ квартал человка, который думаетъ, что живетъ еще при правительств Наполеона III, и который о войн съ Пруссіей слышалъ лишь, какъ о невроятномъ предположеніи.

На бульварахъ мало оживленія. Мальчишки выкрикиваютъ газеты. Я не люблю узнавать новости изъ газетъ. Какъ бы ни былъ безпристрастенъ и искрененъ репортеръ, онъ можетъ представлять факты лишь тмъ способомъ, какимъ онъ ихъ воспринялъ. А для меня является почти невозможнымъ оцнить важность факта по чужимъ впечатлніямъ.

Я направился въ улицу Друо, ожидая найти тамъ афиши. Какое множество афишъ, въ самомъ дл, и афишъ блыхъ сколько угодно! Это обозначаетъ, что въ Париж есть правитель. ство, такъ какъ блый цвтъ является цвтомъ офиціальнымъ, даже при красной республик.

Французская республика.
Свобода, равенство, братство.
Къ народу.

‘Граждане!

‘Парижское населеніе стряхнуло съ себя то иго, которое пытались на него наложить’.

Какое иго, господа члены комитета, виноватъ,— граждане? Увряю васъ, что я, который составляю, однако, часть населенія, ни малйшимъ образомъ не замтилъ того, что на меня собирались наложить иго. Дло идетъ, если память мн не измняетъ, о нсколькихъ пушкахъ, но во всемъ этомъ происшествіи не было ни малйшаго ига… Я думаю, что лучше было бы сказать просто:

‘Граждане, жители Монмартра и Бельвиля не отдавали тхъ пушекъ, которыя хотли у нихъ взять’.

Но это не имло бы вида прокламаціи. Странная вещь! Цлая страна можетъ быть потрясена, но офиціальный слогъ остается непоколебимымъ. Ниспровергаютъ правительства, но побдить общія мста не могутъ. Продолжаемъ чтеніе:

‘Спокойное, безстрастное въ своей сил, оно ждало безъ боязни, равно какъ и безъ вызова, безстыдныхъ безумцевъ, осмлившихся посягнуть на республику’.

Республику? Еще одно неточное выраженіе: посягнуть хотли на пушки.

.На этотъ разъ наши братья, принадлежащіе къ арміи’…

А ваши братья, принадлежащіе къ арміи! Они вамъ братья, потому что стрляли въ воздухъ. Въ такихъ семьяхъ люди бываютъ родственниками, только когда держатся одного мннія.

‘На этотъ разъ наши братья, принадлежащіе къ арміи, не захотли поднять руку на святое святыхъ нашихъ свободъ’.

Полноте! Теперь пушки являются уже ‘святымъ святыхъ’! Сверхъ того, это черезчуръ библейская метафора для людей, которые, повидимому, не долюбливаютъ поповъ!

‘Пусть Парижъ и Франція закладываютъ вмст основанія республики, привтствуемой со всми ея послдствіями, единственной формы правленія, которая навсегда закончитъ эру нашествій и гражданскихъ войнъ.

‘Осадире положеніе снято’.

‘Населеніе Парижа приглашается въ свои участки для производства коммунальныхъ выборовъ. Безопасность обезпечена всмъ гражданамъ содйствіемъ національной гвардіи.

‘Ратуша Парижа, 19 марта 1871 г.

‘Центральный комитетъ національной гвардіи:

‘Асси, Бильорэ, Ферра, Лабитъ, Эд. Моро, Ш. Дюпонъ, Варленъ, Бурсье, Мортье, Гуіе, Лавалетъ, Фр. Журдъ, Руссо, Ш. Люлье, Бнанше, Грильяръ, Барру, Жерэмъ, Фабръ, Пужерэ’.

Существуетъ упрекъ, который никакъ нельзя будетъ предъявить къ послднему парижскому возстанію: это упрекъ въ томъ, что оно поставило во глав людей завдомо бездарныхъ. Тотъ, кто осмлился бы утверждать, что каждое изъ вышеназванныхъ лицъ обладаетъ геніальностью въ большей степени, чмъ какая нужна для спасенія двухъ или трехъ націй, весьма удивилъ бы меня. Въ одной изъ драмъ Гюго говорится, что дитя безвстнаго происхожденія должно считаться дворяниномъ, человкъ, никому неизвстный, съ тмъ же правомъ можетъ сойти за генія.

Но на стнахъ улицы Друо было еще множество прокламацій:

Французская республика.
Свобода, равенство, братство.
Парижской національной гвардіи.

‘Граждане!

‘Вы возложили на насъ обязанность организовать защиту Парижа и вашихъ правъ’.

А что касается этого, то нтъ, тысячу разъ нтъ! Я уже согласился — ибо вы, повидимому, настаивали на этомъ, что пушки — ‘святое святыхъ’, но я ни подъ какимъ предлогомъ не сознаюсь, что я возложилъ на васъ организацію чего бы то ни было. Я васъ не знаю, я никогда о васъ не слыхалъ, на свт нтъ человка, котораго я зналъ бы столь же мало, какъ Ферра и Лабита, кром, быть можетъ, Грильяра и Пужерэ (межъ тмъ какъ я былъ, однако, національнымъ гвардейцемъ и схватилъ простуду и насморкъ не хуже всякаго другого на укрпленіяхъ)!…

‘У насъ есть сознаніе того, что мы выполнили эту миссію’.

Вы очень добры, взявъ на себя этотъ трудъ, но, чортъ возьми, если бы я могъ припомнить, что я вамъ давалъ какое-либо порученіе?

‘Опираясь на ваше мужество и на ваше хладнокровіе…’

Ахъ, милостивые государи, вы мн льстите….

‘Мы свергли это правительство, которое васъ предавало’…

‘Въ настоящую минуту наши полномочія кончились’…

Полномочія, которыя я вамъ далъ, вы настаиваете?

‘И мы возвращаемъ ихъ вамъ обратно, ибо мы не имемъ притязаній занимать мста тхъ, кто свергнутъ волею народа.

‘Итакъ, подготавливайте и осуществляйте коммунальные выборы, и дайте намъ единственную награду, которой мы когда-либо жаждали: счастье видть, что вы учреждаете настоящую республику.

‘Въ ожиданіи этого мы удерживаемъ за собою ратушу.

‘Ратуша, Парижъ, 19 марта 1871 г.

‘Центральный комитетъ національной гвардіи:

‘Асси, Бильорэ, и т. д., и т. д., и т. д…’

Рядомъ съ этой афишей виднлась другая, не хуже первой подписанная гражданами Асси, Бильорэ и прочими, возвщавшая, что коммунальные выборы будутъ происходить въ ближайшую среду, 22 марта, т.-е. черезъ три дня.

Итакъ, вотъ результатъ того, что произошло вчера, и революція 18 марта можетъ быть изложена въ нсколькихъ словахъ:

На Монмартр стояли пушки, правительство хотло ихъ взять и не смогло, благодаря трусливому братанію солдатъ. Тайное общество, состоящее изъ делегатовъ нсколькихъ батальоновъ, воспользовалось случаемъ, чтобы заявить высокомрно, что оно представляетъ собою все населеніе, и чтобы приказать населенію избрать, хочетъ ли оно или нтъ, парижскую коммуну.

Что будетъ длать Парижъ между этими диктаторами, вышедшими неизвстно откуда, и правительствомъ, укрывшимся въ Версали?…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

IX.

Стрльба взводомъ. Въ кого? Въ пруссаковъ? Нтъ, въ французовъ, въ прохожихъ, кричащихъ: ‘Да здравствуетъ республика! Да здравствуетъ порядокъ!’ Падающіе раненые и убитые, бгущія женщины, магазины, закрывающіеся съ трескомъ ружейныхъ залповъ, весь Парижъ въ смятеніи,— вотъ, что я сейчасъ видлъ и слышалъ. Итакъ, на этотъ разъ намъ пришелъ конецъ! Мы увидимъ на нашихъ улицахъ окровавленныя баррикады, намъ будутъ попадаться зловщія носилки, изъ которыхъ свшиваются руки, почернвшія отъ пороха, и каждая женщина будетъ плакать по вечерамъ, когда мужъ долго не возвращается, и матери будутъ трепетать отъ страха. Франція,— увы!— Франція, эта страждущая мать, падетъ, убитая своими собственными дтьми.

Я выходилъ изъ пассажа Шуазель. Я шелъ въ обществ друга, къ Тюпльри, занятому со вчерашняго дня батальономъ, преданнымъ центральному комитету. Дойдя до угла улицы Сенъ-Рокъ и улицы Невъ-де-Пети-Шанъ, мы увидли въ конц послдней, въ направленіи улицы Мира, довольно густую толпу.

— Что такое происходитъ?— спросилъ я моего пріятеля.

— Я думаю,— отвчалъ онъ,— что это мирная манифестація, направляющаяся къ Вандомской площади. Недавно она проходила по бульварамъ съ криками: ‘Да здравствуетъ порядокъ!’

Разговаривая такимъ образомъ, мы приблизились къ улиц Мира. Вдругъ раздался оглушительный трескъ. То была ружейная пальба. Блый дымъ поползъ вдоль стнъ, и со всхъ сторонъ раздались крики, толпа въ ужас побжала, въ ста шагахъ передъ собою я увидлъ, какъ упала женщина. Ранена или убита? Что это за бойня? Что произошло въ Париж, среди благо дня, подъ яркимъ, радостнымъ солнцемъ? Мы едва успли свернуть въ переулокъ и слдуемъ за бгущей толпой, а магазины закрываются и черная всть несется по объятому ужасомъ Парижу.

Она распространяется съ необычайной быстротой, но весьма различно, здсь она смягчается, дальше преувеличивается. ‘Двсти жертвъ’, говоритъ одинъ. ‘Стрляли холостыми’, утверждаетъ другой. По поводу причинъ столкновенія мннія страннымъ образомъ раздляются. Быть можетъ, никогда не удастся узнать точно, что произошло на Вандомской площади и на улиц Мира. Я находился слишкомъ близко и въ то же время слишкомъ далеко отъ театра событія, слишкомъ близко, такъ какъ могъ быть убитъ, черезчуръ далеко, такъ какъ ничего не видлъ, кром порохового дыма и бгства прохожихъ.

…Три или четыре тысячи людей направились около двухъ часовъ дня по улиц Мира съ криками: ‘Порядокъ! Порядокъ! Да здравствуетъ порядокъ!’ Центральный комитетъ, безъ сомннія, отдалъ строгія приказанія, такъ какъ первые часовые, вмсто того, чтобы взять на караулъ передъ манифестаціей, какъ они сдлали это вчера, форменно отказались пропустить ее дальше. Что же произошло? Дв толпы стояли другъ противъ друга, одна безоружная, другая вооруженная, об возбужденныя, одна, желавшая пробиться впередъ, другая, ршившая преградить ей дорогу. Раздался выстрлъ изъ револьвера. То было сигналомъ. Спустились курки. Вооруженная толпа дала залпъ, а безоружная толпа разсялась въ отчаянномъ бгств, оставляя по пути убитыхъ и раненыхъ.

Но кто сдлалъ этотъ револьверный выстрлъ? ‘Одинъ изъ гражданъ, участвовавшихъ въ манифестаціи, и сверхъ того толпа вырывала ружья у часовыхъ’, утверждаютъ сторонники центральнаго комитета и въ числ прочихъ воспроизводятъ свидтельство иностраннаго генерала, смотрвшаго на событіе изъ окна дома на улиц Мира. Это утвержденіе, однако, едва ли достоврно. Разсказъ, согласно которому револьверный выстрлъ былъ произведенъ на Вандомской площади, у подножія колонны, офицеромъ федеральной гвардіи, подававшимъ, такимъ образомъ, сигналъ къ залпу гражданамъ, находившимся подъ его командованіемъ,— этотъ разсказъ, сколь ни неправдоподобенъ такой излишекъ холоднаго варварства,— гораздо ближе къ дйствительности.

А въ настоящую минуту женщины оплакиваютъ мужей, сыновей, убитыхъ, раненыхъ. Какъ велико количество жертвъ? Точное число еще неизвстно…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Куда заведетъ насъ эта революція, начавшаяся убійствомъ двухъ генераловъ и продолжающаяся разстрломъ прохожихъ?

Среди этихъ страховъ и ужасовъ я видлъ зрлище, грустное, какъ все кругомъ, но въ то же время и освщенное улыбкой. Вообразите идиллію, превратившуюся въ элегію. Три наемныхъ кареты хали внизъ по улиц Нотръ-Дамъ-де-Лоретъ, то была свадьба. Въ первой карет сидла невста, красивая, молоденькая и плакала. Женихъ во второй карет, также не выглядлъ довольнымъ. Такъ какъ лошади хали медленно вслдствіе спуска, я подошелъ и спросилъ шафера. Произошло нчто весьма непріятное. Они здили въ мэрію, чтобы совершить бракосочетаніе, но въ мэріи вмсто мэра или его помощниковъ стоялъ караулъ національной гвардіи. Сержантъ предложилъ замнить представителей города, но родственники жениха и невсты не согласились на это предложеніе, и женихъ съ невстой возвращались домой повнчанные не боле того, чмъ они были наканун. Это было большимъ несчастьемъ.

— Ахъ, Боже!— сказала кумушка, проходившая мимо,— они повнчаются завтра! Всегда успешь накинуть себ на горло эту петлю.

Разумется, они повнчаются завтра, но эти дти хотли быть повнчаны сегодня! Имъ нтъ дла до революцій…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

XIV.

Въ пятницу, 24 марта, въ девять часовъ утра, мы находимся еще въ квартал Биржи, есть люди, которые не спали уже сорокъ восемь часовъ. Вс утомлены, но попрежнему тверды. Число нашихъ увеличивается съ минуты на минуту. Я вижу, какъ подходятъ послдовательно три баталіона, почти въ полномъ состав, съ горнистами во глав. Можно будетъ предоставить нсколько часовъ отдыха національной гвардіи, которая всхъ дольше несла службу. Между тмъ, что такое происходитъ? Мы ничего не знаемъ. Федералисты укрпляются все боле и боле на площади городской думы и на Вандомской площади. У нихъ много артиллеріи и они многочисленны. Почему не идутъ они въ атаку? Разв у нихъ, какъ и у насъ, одинъ только планъ — держаться оборонительной тактики? Разумется, не мы первые прольемъ французскую кровь! Среди этого общаго колебанія протекаютъ часы, успокаивая умы. Депутаты и мэры города Парижа ходатайствуютъ передъ національнымъ собраніемъ, чтобы добиться признанія нашихъ городскихъ вольностей. Если у правительства хватитъ благоразумія пойти на уступки, столь же законныя, сколь и неотложныя, если оно не замкнется въ сопротивленіи, убжденное, что иметъ на него право, словомъ, если оно припомнитъ истину: ‘Summum jus, summa injustitia’, то гражданской войны можно будетъ избгнуть. Говорятъ, и я врю, въ самомъ дл, въ то, что члены объединенной національной гвардіи не безъ нкотораго страха взираютъ на послдствія той авантюры, въ которую они бросились. Предводители ихъ также должны безпокоиться. Даже т, которые въ опьянніи торжества утверждали себя, какъ непримиримые, не были бы, по всей вроятности, недовольны, если бы небольшая снисходительность со стороны національнаго собранія явилась бы для нихъ предлогомъ не углублять дальше возстанія. Сейчасъ подошли гвардейцы 117 баталіона, часть котораго присоединилась къ центральному комитету, и какъ бы случайно остановились поговорить съ нашими аванпостами. Смертный гражданскій бой не является, повидимому, ихъ самымъ горячимъ стремленіемъ. Иные говорили:

— Пробили тревогу, я явился. Мн платятъ жалованье, я повинуюсь.

Были ли они искренни? Пришли ли они, чтобы присоединиться къ намъ, или чтобы шпіонить за нами? Другіе, боле ршительные или мене лукавые, говорили откровенно:

— Мы хотимъ, чтобы у насъ была коммуна, и мы ея во что бы то ни стало добьемся!

Но такихъ было немного. Если большинство возставшихъ думаютъ, какъ т немногіе, что пришли побесдовать съ нами, то можно поврить, не создавая чрезмрныхъ иллюзій, что соглашеніе стало возможнымъ…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

XV.

Все идетъ хорошо, черезъ нсколько часовъ все пойдетъ, быть можетъ, еще лучше. Вс радуются заране предстоящему умиротворенію,— возможному, почти врному. Солнце блеститъ, бульвары кишатъ гуляющими, есть даже женщины съ расцвтшими лицами. Откуда эта радость? Источникъ ея — афиша, расклеенная одновременно на всхъ стнахъ Парижа. Я переписываю ее съ радостью, я готовъ переписать ее дважды!

‘Дорогіе сограждане!

‘Спшу довести до вашего свднія, что, въ согласіи съ депутатами Сены и выборными мэрами Парижа, мы добились отъ правительства національнаго собранія:

‘1) Полнаго признанія вашихъ муниципальныхъ вольностей,

‘2) Избранія всхъ офицеровъ національной гвардіи, въ томъ числ и главнокомандующаго,

‘3) Измненія закона о срочныхъ платежахъ,

‘4) Проекта уплатъ за наемныя помщенія, благопріятнаго для нанимателей, касающагося наемныхъ помщеній съ оплатой въ 1.200 франковъ и ниже.

‘Въ ожиданіи того, чтобы вы утвердили мое назначеніе или чтобы вы замнили меня, я останусь на моемъ почетномъ посту, чтобы наблюдать за выполненіемъ примирительныхъ законовъ, которыхъ намъ удалось добиться, и содйствовать упроченію республики.

‘Парижъ, 23 марта.

‘Вице-адмиралъ, временный комендантъ
Сэссэ’.

Слава Богу. Это ясно, точно, своевременно, полно… Признавъ наши права, Собраніе укрпилось въ своихъ правахъ, мы считаемъ впредь всякое возстаніе противъ его авторитета, усиленнаго тмъ употребленіемъ, которое оно изъ него сдлало, преступленіемъ, заслуживающимъ немедленной кары.

По правд сказать, этотъ поворотъ въ позиціи собранія такъ же страненъ, какъ и счастливъ. Вчера еще собраніе говорило другимъ языкомъ. Пріемъ, оказанный большинствомъ нашимъ мэрамъ, не давалъ возможности надяться на столь благопріятную для общихъ интересовъ развязку. Но что до того, что произошло. Не надо взаимныхъ упрековъ. Будемъ радоваться настоящему благополучію и забудемъ о несчастіяхъ, которыя казались неизбжными. Со всхъ сторонъ сообщаютъ, что депутаты Сены и мэры, облеченные всми полномочіями, въ эту самую минуту устанавливаютъ условія соглашенія. Говорятъ о намчающихся на 2 апрля городскихъ выборахъ, такъ быстро таятъ вс причины раздоровъ. Чудесно! Парижъ доволенъ. Лавки вновь открываются. Вс гуляютъ. Вандомская площадь хранитъ еще свой суровый видъ, но все это скоро кончится. Какая прекрасная погода! Незнакомые бесдуютъ другъ съ другомъ, вс другъ другу улыбаются, еще немного, и вс бросились бы другъ другу въ объятія. Сегодня пятница, нтъ, воскресенье. Ахъ, чудесное Національное Собраніе!

Перев. Александра Чеботаревская.

‘Русская Мысль’, кн. I—II, 1918

Семьдесятъ три дня Коммуны

I.

Читайте также: