Время на прочтение: 10 минут(ы)
Одинъ поступокъ и нсколько мннiй г. Камня Виногорова въ No 8 газеты ‘Вкъ’
Извстно, что многiе издавна считали Пушкина безнравственнымъ поэтомъ. Уже поэма Русланъ и Людмила возбудила негодованiе почтенныхъ мужей, и одинъ изъ увнчанныхъ первокласныхъ отечественныхъ писателей привтствовалъ ее стихомъ:
‘Мать дочери велитъ на эту сказку плюнуть’.
Негодованiе на безнравственность Пушкина съ тхъ поръ не прекращалось. Въ свое время органомъ его былъ знаменитый журналъ Маякъ. Казалось бы, что вопросъ столь давнишнiй въ настоящее время уже достаточно проясненъ, что ршенiе его теперь уже ясно всякому, хотя мало свдущему человку. Но
‘Ничто не старо подъ луною!’
Нын вопросъ о Пушкин возникъ съ бльшею силою, чмъ когда бы то ни было. Одинъ наиболе читаемый и любимый публикою, журналъ — ‘Современникъ’ и нчто, Богъ знаетъ что такое, называющееся Домашнею Бесдою г. Аскоченскаго, постоянно стараются внушить публик, что Пушкинъ есть писатель безнравственный. Въ этомъ и ‘журналъ’ и ‘нчто’ вполн согласны и разнятся между собою только въ томъ, что г. Аскоченскiй считаетъ Пушкина противонравственнымъ, то-есть принимаетъ его за гибельное проявленiе темныхъ, злыхъ силъ, ‘Современникъ’ же признаетъ его только ненравственнымъ, то есть пустымъ празднословомъ, не производящимъ благого нравственнаго влiянiя на читателей. Такъ что ‘Современникъ’ очевидно ставитъ Пушкина еще несравненно ниже, чмъ г. Аскоченскiй.
Новый органъ нашей литературы, еженедльная газета Вкъ, начавшая выходить съ ныншняго года, недавно обнаружила, что и она раздляетъ мннiе о безнравственности Пушкина. До свденiя нкотораго участвующаго въ Вк, г. Виногорова, дошло, что 27 ноября въ Перьми, на музыкально-литературномъ вечер, г-жа Толмачева читала стихотворенiе Пушкина, Египетскiя ночи. И вотъ ‘Вкъ’ въ лиц г. Виногорова объявляетъ, что чтенiемъ такого произведенiя попирается всякое чувство стыдливости, и обнаруживается безнравственный взглядъ на вещи.
По видимому, нельзя не прiйдти въ умиленiе при вид такихъ заботъ о нравственности, такого ревностнаго старанiя устранить все, что могло бы повредить ей. Какъ не порадоваться, видя что люди безкорыстно служатъ столь высокой и чистой иде! Какъ не восхититься голубиною чистотою этихъ добрыхъ душъ, съ такимъ омерзенiемъ встрчающихъ всякое оскорбленiе идеала, носимаго ими въ сердц!
Мы сами очень любимъ нравственность, мы преданы ей всею душою и готовы содйствовать ея процвтанiю всми силами. А между тмъ, признаемся откровенно, мы никогда не могли удержаться отъ нкотораго подозрнiя и даже ужаса, когда встрчали жаркое ратованiе за нравственность. Намъ становилось страшно, когда мы замчали, съ какимъ презрнiемъ поборники нравственности смотрятъ на людей, какъ легко они врятъ всякой гадости, всякому разврату человческой души, съ какою жестокостью они торопятся оскорбить другихъ въ томъ, чт для каждаго составляетъ высочайшую святыню, — въ нравственномъ достоинств человка. Насъ поражала непоколебимая увренность поборниковъ въ чистот и глубин ихъ убжденiй, тогда какъ оскорбленiя, ими наносимыя, часто вытекали изъ узкости нравственныхъ понятiй или изъ грубаго непониманiя, изъ нелпаго перетолковыванiя чужихъ поступковъ или, какъ мы видимъ у г. Аскоченскаго, изъ угожденiя ханжеству и мракобсiю.
Но кром всего этого — есть важная причина, которая, какъ намъ кажется, должна бы воздерживать каждаго отъ упрековъ въ безнравственности. Нравственность есть идея, способная возбуждать фанатизмъ, то-есть слпое, неразумное увлеченiе, можно различаться въ пониманiи нравственности, но каждый питаетъ отвращенiе и презрнiе къ тому, что считаетъ безнравственнымъ. Поэтому т, которые бросаютъ въ лицо человку упрекъ въ безнравственности, должны помнить на какую силу они опираются, какую струну они задваютъ въ сердцахъ людей. Они должны помнить, какимъ страшнымъ орудiемъ они дйствуютъ, къ какому сильному, хотя часто слпому инстинкту они обращаются. Прибгать къ этому орудiю, вызывать противъ кого-нибудь эту силу, которая всегда дйствуетъ несоразмрно и чаще всего сильне, чмъ слдуетъ, намъ всегда казалось дломъ несправедливымъ, нечестнымъ.
То, что г. Камень Виногоровъ сдлалъ въ отношенiи къ г-ж Толмачевой какъ нельзя лучше показываетъ, до какой степени могутъ быть нравственны обвиненiя въ безнравственности.
Въ самомъ дл, выступивъ проповдникомъ нравственности, г. Камень Виногоровъ въ отношенiи къ г. Толмачевой сдлалъ поступокъ неизвинительный, оскорбляющiй всякую нравственность. Не имя ни малйшаго основанiя, кром собственнаго неправильнаго перетолковыванiя словъ корреспондента ‘Спб. Вдомостей’ (извстiе о литературномъ вечер въ Перьми напечатано было въ этой газет), онъ ршился публично, въ газет, предполагать въ г. Толмачевой какiя-то кавалерскiя убжденiя, намекать на какiя-то отношенiя слушателей госпожи Толмачевой къ поклонникамъ Клеопатры, толковать о томъ, что г. Толмачева принимала вызывающее выраженiе и т. п.
Наносить подобныя оскорбленiя, марать другихъ грязью, почерпаемою въ собственной голов, не позволитъ себ никто, уважающiй нравственность.
Само собою разумется, что мы не видимъ никакой нужды заступаться за г-жу Толмачеву. Защищать ее ршительно не отчего. Думать, что слова г. Камень Виногорова могутъ набросить на нее хотя малйшую недобрую тнь, значило бы оскорблять г-жу Толмачеву. Смотрть серьёзно на обвиненiе, значитъ допускать возможность вины. Кто и почему иметъ на это какое-нибудь право въ настоящемъ случа?
Мы убждены, что г-жа Толмачева встртитъ слова г. Виногорова, съ тмъ презрнiемъ, котораго они заслуживаютъ.
Съ нашей стороны, повидимому гораздо приличне — сильно вознегодовать на г. Виногорова. Но, если у насъ и вспыхнуло сперва негодованiе на его поступокъ, то скоро и погасло. Возможно ли сильно разсердиться на поступокъ до такой степени уродливый? На дло, которое очевидно сдлано не только безъ всякаго злоумышленiя, но и вообще безъ всякаго мышленiя, которое прямо вытекло изъ дикихъ, безсознательно процвтающихъ инстинктовъ г. Виногорова и, какъ мы надемся, никому вреда причинить не можетъ?
По этому вмсто негодованiя, у насъ скоро родилось боле мирное чувство. Намъ захотлось — желанiе чисто литературное — порыться немножко въ этой статейк, которая украшаетъ собою 8 No ‘Вка’, анализировать сердечныя чувства и внутреннiя убжденiя этого удивительнаго г. Виногорова. Намъ это показалось очень любопытно.
Нравственныя разсужденiя у г. Виногорова начинаются вотъ гд. ‘Г-жа Толмачева прочла публик Египетскiя ночи. Какъ? это стихотворенiе, въ которомъ Клеопатра громогласно предлагаетъ купить цною жизни одну изъ ночей ея? И дама ршилась публично произнести этотъ стихъ’?
Г. Виногоровъ дальше ничего не говоритъ. Что же такое совершалось въ его голов? Вы видите, что онъ находитъ неприличнымъ не столько цлое стихотворенiе, сколько стихи
Скажите, кто межъ вами купитъ
Но что же особенно соблазнительнаго нашолъ г. Виногоровъ въ этихъ стихахъ? Разв онъ не помнитъ, какое впечатлнiе они произвели и должны производить?
Рекла — и ужасъ всхъ объемлетъ.
Г. Виногоровъ очевидно къ ужасу не расположенъ, у него раждаются при этомъ другiя ощущенiя. Предложенiе Клеопатры онъ принимаетъ за одно изъ тхъ предложенiй, которыя длаются не громогласно, а потихоньку, продажа ея ночей ему напоминаетъ извстную продажу…
Ну, виноватъ ли Пушкинъ, что его стихи производятъ на г. Виногорова такое превратное впечатлнiе? Что они не очищаютъ его мыслей, а только приводятъ въ броженiе всю мерзость, накопляющуюся въ воображенiи?
И въ самомъ дл, нужно особенное настроенiе для того, чтобы найдти хоть тнь соблазнительнаго, или раздражающаго чувственность въ Египетскихъ ночахъ. Ужасъ въ нихъ покрываетъ развратъ, вы чувствуете жестокую нравственную борьбу, которую переносятъ пирующiе, вы видите, что душа человка возмущается противъ одного услажденiя чувствъ, что она требуетъ еще чего-то и съ странною радостью хватается за ужасъ и смерть, чтобы заглушить свою тоску, помирить себя съ пустотою жизни. А г. Виногоровъ при этомъ думаетъ о клубничк поручика Пирогова.
На слова г-жи Толмачевой: ‘что воспитанiе, безъ знакомства съ наукою и жизнью, положительно губитъ нашихъ двушекъ’, г. Виногоровъ восклицаетъ: ‘какой удивительный нравственный взглядъ — знакомить двушекъ съ наукою и жизнью, посредствомъ чтенiя ‘Египетскихъ ночей!’
Понятно, отчего г. Виногоровъ такъ сильно опасается за двушекъ, онъ воображаетъ, что имъ непремнно прiйдутъ въ голову тже хорошiя мысли, какъ и ему. Удивительныя понятiя о двушкахъ! Чтоже безнравственнаго могутъ он вынести изъ ‘Египетскихъ ночей’?
Научатся, что ли, продавать свои ночи цною жизни? На это очень мало вроятiя. Бываетъ вдь еще хуже, потомучто, какъ справедливо замтила г-жа Толмачева, двушки продаютъ себя за боле дешовую цну, выходя замужъ по разсчету и т. п… Но г. Виногорову все мерещется свое, все это дйствуетъ на него совершенно особеннымъ образомъ. Ему показываютъ Египетъ, а онъ все думаетъ о Мщанской, да о Вознесенскомъ проспект.
‘Руссая дама, пишетъ онъ, статская совтница, явилась передъ публикою въ вид Клеопатры, произнесла предложенiе купить цною жизни ночь ея, и какъ произнесла!’
Чтоже это то такое? Русская дама, статская совтница… вдь это прямо значитъ: до чего унизилась столь высокая особа! Понимаете, — если бы это была коллежская регистраторша или мщанка, если бы это была француженка или итальянка — то дло бы было совсмъ другое. До чего вы доходите, г. Виногоровъ, въ вашей ревности о нравственности! Такъ по вашему, что годится для какой-нибудь мщанки, то безнравственно для статской совтницы? Такъ по вашему актриса, являющаяся не то что въ вид Клеопатры, а даже въ вид Лукрецiи Борджiи, непремнно попираетъ всякое чувство стыдливости? Вотъ не ожидалъ, я думаю, г. Аскоченскiй, что найдетъ себ такого ревностнаго сподвижника въ Вк!
Произнесла предложенiе ‘купить цною жизни ночь ея‘. Мы уже знаемъ какъ мило понимаетъ г. Виногоровъ это чудовищно-страшное предложенiе. Въ такомъ смысл онъ приписываетъ его и г-ж Толмачевой, разумется это не боле, какъ милая шутка, которую г. Виногоровъ позволилъ себ, увлекшись своимъ игривымъ остроумiемъ. Дале г. Виногоровъ длаетъ выписку изъ письма корреспондента ‘Спб. Вдомостей’ и снабжаетъ ее замчанiями въ скобкахъ. Вотъ она:
Большiе глаза ея (т. е. глаза г-жи Толмачевой) то загорались, то меркли и погасали.. (ахъ! какъ это должно быть хорошо!) все лицо ея измнялось безпрестанно, принимая то нжно-страстное, то жгучее, то неуловимо-суровое, то горделиво-вызывающее (ого!!) выраженiе.
Положимъ, что корреспондентъ ‘Спб. Вдомостей’ чрезвычайно похожъ на тхъ литераторовъ-обывателей, о которыхъ говоритъ Щедринъ, что онъ смшонъ и длаетъ смшнымъ то что описываетъ, но чувствуете ли вы совершенно ясно, что выраженiя въ скобкахъ изображаютъ чувства какого-то сатира, при взгляд на женщину? Г. Виногоровъ въ полномъ волненiи. Замчаете, какъ онъ понимаетъ взгляды? Горделиво-вызывающее выраженiе онъ очевидно понялъ совершенно по своему. Да, передъ такими господами читать стихи дамамъ не слдуетъ, для нихъ всякая дама и всякiе стихи являются только съ одной стороны. Но только напрасно г. Виногоровъ тревожится, мы уврены, что въ Перьми не мало найдется мущинъ совершенно иныхъ понятiй, и что едвали даже найдутся способные прiйдти въ такой сильный соблазнъ, до какого дошолъ г. Виногоровъ.
Вы видите, какъ много личнаго, субъективнаго въ сужденiяхъ г. Виногорова? другими словами, онъ судитъ о другихъ по самому себ и обвиняетъ г-жу Толмачеву въ нечистот своихъ собственныхъ помысловъ. Продолжаемъ выписку изъ корреспондента:
Стихъ, слдующiй за предложенiемъ Клеопатры — купить ночь цною ея жизни — извстный стихъ: ‘И взоръ презрительный обводитъ кругомъ поклонниковъ своихъ’ прочитанъ былъ дйствительно съ такимъ выраженiемъ презрнiя и злой насмшки, молодая женщина такимъ взоромъ обвела при этомъ безмолвную толпу, что будь это въ театр — зала наврно потряслась бы отъ аплодисментовъ.
Читатель легко сообразитъ, что этотъ разсказъ долженъ былъ подйствовать на г. Виногорова. Г. Виногорову довольно было одного слова поклонникъ, находящагося въ стих, для того чтобы воображенiе его разыгралось и разгорлось. И вотъ онъ пишетъ:
Я не театральная зала, но я потрясся отъ аплодисментовъ, прочитавъ эти удивительныя строки. Не совсмъ я понялъ только какое отношенiе имли постители пермскаго литературнаго собранiя, слушавшiе г-жу Толмачеву, къ поклонникамъ Клеопатры, а отношенiе вроятно было, потомучто иначе, зачмъ бы г-ж Толмачевой обводить толпу взоромъ ‘презрнiя и злой насмшки.’ Но мн неизвстны пермскiя тайны и оттого понятно, что я тутъ ничего не понялъ…
Г. Виногоровъ здсь прикидывается, какъ будто онъ разсуждаетъ, но читатель видитъ, что этого нтъ, что въ словахъ Виногорова нтъ и слдовъ логики. Такъ что все это есть явная игра болзненно-настроеннаго воображенiя. Г. Виногоровъ не знаетъ пермскихъ тайнъ, но он такъ легко ему представляются, его мысли такъ мутны, что онъ не можетъ вобразить себ чистыхъ словъ и дйствiй, самымъ естественнымъ образомъ онъ не могъ удержаться отъ намека на то, что
считаетъ вроятнйшимъ и возможнйшимъ.
Таковъ, какъ намъ кажется, психологическiй процессъ, который довелъ поборника женственности и стыдливости до безстыдныхъ предположенiй и до публичнаго оскорбленiя женщины.
А между тмъ, будь у г. Виногорова хоть сколько-нибудь чистоты помысловъ и вры въ хорошее, онъ могъ бы убдиться, что г-жа Толмачева дйствовала сознательно, разумно и была далека отъ всего, что такъ легко приходитъ въ голову г. Виногорову. Въ самомъ дл, корреспондентъ приводитъ намъ ея мннiя, высказанныя ею посл чтенiя, именно по случаю упрека за выборъ Египетскихъ ночей. Вотъ что говорила г-жа Толмачева:
Это немножко странно, если мы вс, и мущины, и дамы, и двицы, читаемъ не конфузясь, грязные и безнравственные французскiе романы, смотримъ, не красня, сальные и пошлые французскiе водевили, то было бы въ высшей степени смшно и дико не прочесть публично прекрасное, художественное произведенiе великаго поэта. ‘Египетскiя ночи’ фактъ историческiй, подражательницъ Клеопатр между нами наврно не явится, а особенной нескромности въ стихахъ я не вижу. Не кажется ли ужь особенно нескромнымъ выраженiе: ‘Скажите, кто межъ вами купитъ цною жизни ночь мою?’ Но вдь если это не говорится, то за то длается на каждомъ шагу: мы чуть не каждый день видимъ, какъ молодыя женщины продаютъ себя — и не на одну ночь, а на всю жизнь, противнымъ, дряхлымъ, но богатымъ старикамъ… Воспитанiе, безъ знакомства съ наукою и жизнью, положительно губитъ нашихъ двушекъ. Ихъ замкнутость, вчныя помочи, на которыхъ ихъ водятъ, развиваютъ не умъ, требующiй знанiя, а воображенiе, только раскаляющееся отъ вчныхъ тайнъ и загадокъ. Рашель играла по большей части очень страстныхъ женщинъ. Вс были восхищены ея игрою, увлечены ею, но никто не былъ на столько пошлъ, чтобы назвать ея роли нескромными. Неужели же это одна грустная привиллегiя актрисъ, на которыхъ до сихъ поръ еще смотрятъ дико, и я не могу взять на себя никакой подобной роли, потомучто я — жена статскаго совтника? Какой нелпый взглядъ! Въ Англiи, напримръ, молодая двушка взойдетъ смло въ вертепъ разврата, узнаетъ вс его грязныя и печальныя стороны, и отъ этого ничуть не сдлается безнравственной. Наоборотъ: она только узнаетъ жизнь во всхъ ея проявленiяхъ, пойметъ ее и будетъ женщиной серьёзной.
Вотъ что говорила г-жа Толмачева тому офицеру, который напомнилъ ей о дурномъ впечатлнiи ея чтенiя на многихъ маменекъ и двицъ. Вчитайтесь въ слова г-жи Толмачевой, пересмотрите ихъ нсколько разъ, потомучто мы собираемся представить вамъ самый разительный примръ нжной стыдливости г. Виногорова. Поврите ли? онъ находитъ, что женщина попираетъ стыдъ и обнаруживаетъ кавалерскiя понятiя, если произноситъ слова, которыя вы сейчасъ прочитали. Дло доходитъ до того, что перечитывая слова г-жи Толмачевой, г. Виногоровъ начинаетъ язвительно стучать ногами и иронически кричать: браво! бисъ! (не врите — загляните сами въ 8 No ‘Вка’).
Глубина цломудрiя по истин непостижимая! Не поможетъ ли намъ понять ее хоть г. Аскоченскiй? Что касается до насъ, то по слабому своему разумнiю, мы не находимъ другого объясненiя, кром глубокаго развращенiя мыслей самаго г. Виногорова. Онъ не можетъ себ представить, чтобы женщина говорила серьёзно, спокойно, разумно о предметахъ касающихся отношенiй мущины и женщины. Говорить о разврат, о нарушенiи семейнаго счастiя, о несчастной судьб двушекъ, выходящихъ замужъ по разсчетамъ или по принужденiю, словомъ о всей страшной безсмыслиц, часто господствующей въ отношенiяхъ двухъ половъ, о тхъ жестокихъ страданiяхъ, которыя проистекаютъ съ одной стороны изъ преобладанiя чувственности, съ другой стороны изъ власти предразсудковъ, говорить обо всемъ этомъ, — г. Виногоровъ не считаетъ приличнымъ для женщины. Какъ видно онъ думаетъ, что говоритъ объ этомъ серьёзно, цломудренно, строго — могутъ только мущины, женщина же, заговоривъ объ этихъ предметахъ, по его мннiю, непремнно увлечется въ нечистыя мысли и не можетъ ихъ избжать никакимъ образомъ. Женщина — есть существо слабое — таково по истин кавалерское убжденiе г. Виногорова. Дьяволъ силенъ — сказалъ бы г. Аскоченскiй.
По нашему мннiю и для мущинъ и для женщинъ одинаково возможна серьёзная, цломудренная рчь обо всемъ, что необходимо входитъ въ сферу понятiй зрлаго человка. Если на слушателей рчь производитъ различное впечатлнiе, то виноватъ не тотъ, кто произноситъ рчь. Это впечатлнiе намъ кажется можно правильно подраздлить на три рода:
1) Одни, или поймутъ сказанное въ настоящемъ его смысл, или вовсе ничего не поймутъ, — тутъ не можетъ быть и рчи о вред.
2) Другiе обидятся, что имъ сказали о томъ, о чемъ они будто бы и понятiя не имли — обидчивость несправедливая и совершенно безвредная.
3) Третьи наконецъ (и въ числ ихъ г. Виногоровъ), поймутъ въ сказанномъ только то, что вызываетъ чувственность, найдутъ въ немъ только поводъ къ игр своей фантазiи. Для такихъ сказанное будетъ вредно, очень вредно. Но сдлайте милость, найдите мн, что же не вредно для такихъ господъ? Что можетъ исцлить ихъ? Очевидно только одно — повторенiе серьёзныхъ рчей о тхъ же предметахъ, внушенiе имъ серьёзнаго взгляда на нихъ.
Тоже самое мы должны сказать о содержанiи и о впечатлнiи поэтическихъ произведенiй.
Пушкинъ, какъ поэтъ и какъ великiй поэтъ, необходимо обнимаетъ вс сферы жизни. Какъ поэтъ вполн, безусловно (для русскихъ Пушкинъ есть мра всякой поэзiи), онъ понимаетъ жизнь глубоко, серьёзно.
Онъ вдохновенъ былъ свыше
И съ высоты взиралъ на жизнь.
Поэтому Пушкинъ — мы приводимъ это, какъ одно изъ сильнйшихъ доказательствъ его неизмримой великости — былъ цломудренъ и чистъ въ высочайшей степени. Его стихотворенiя могутъ быть прекраснйшею школою для истиннаго пониманiя любви, для проясненiя грубыхъ понятiй, для возведенiя животнаго чувства, иногда возникающаго въ человк, въ истинно-человческiй идеалъ. При этомъ мы конечно предполагаемъ правильное, глубокое пониманiе произведенiй Пушкина, а не такое, къ какому напримръ способенъ г. Виногоровъ.
Г. Виногоровъ разумется очень хорошо чувствовалъ, противъ кого онъ говоритъ. Онъ понималъ, что имя Пушкина опасный врагъ для такого рыцаря, который выступаетъ на поприще во имя нравственности и стыдливости. Вотъ почему онъ съ особенною радостью ссылается на стихотворенiе того же Пушкина.
Нтъ, я не дорожу мятежнымъ наслажденьемъ
Напрасныя усилiя! Смшно ссылаться на шутку, на мимолетное слово, которое было произнесено вовсе не съ тмъ, чтобы раздаваться публично. Но всего замчательне то, что и здсь, и въ этомъ мимолетномъ слов, высокая натура поэта не измнила себ. Г. Виногоровъ не замчаетъ, что весь смыслъ, все значенiе стихотворенiя уже содержатся въ этомъ первомъ стих:
Нтъ, я не дорожу мятежнымъ наслажденьемъ
Можетъ ли быть что-нибудь чище, какъ полная свобода отъ власти наслажденiй? Только г. Виногорову могло вообразиться, что описанiе этихъ наслажденiй, сдланное въ шутку, составляетъ главное содержанiе стихотворенiя, что поэтъ только шутя не дорожитъ наслажденiями, а на самомъ дл только и дорожитъ что ими. Вообще — о двушкахъ, о женщинахъ и о поэтахъ, г. Виногоровъ самаго страннаго мннiя. Онъ очень подозрителенъ, Богъ знаетъ по какой причин.
Таковы внутреннiя убжденiя и сердечныя чувства г. Виногорова. Читатель видитъ, что они вполн объясняютъ его поступокъ. Одно другого стоитъ.
Въ 9 No Вка явилась замтка отъ редакцiи. Редакцiя объявляетъ, что она получила письмо отъ г. Михайлова, касающееся статьи г. Виногорова, что это письмо и свои объясненiя она напечатаетъ въ слдующемъ No ‘Вка’. Но, что еще раньше этого письма, она приняла вс мры, чтобы извиниться передъ г-жею Толмачевою. Сердечно радуемся деликатности, которую такимъ образомъ обнаружила редакцiя. Мы вполн уврены, что она тутъ не виновата, а только одинъ г. Виногоровъ способенъ не только подумать то, что онъ думалъ, но изложить это письменно, пересмотрть, отправить въ типографiю, продержать корректуру и наконецъ спокойно выпустить въ свтъ свою чудовищную статью.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
