Очерки новой Ирландии, Шашков Серафим Серафимович, Год: 1873 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 27 минут(ы)

**ОЧЕРКИ НОВОЙ ИРЛАНДІИ *).**

(New Ireland by А. М. Sullivan, 2 v., Lend. 1878.)

*) Исторія Ирландіи и экономическое состояніе ея разсмотрны мною въ статьяхъ ‘Судьбы Ирландіи’, ‘Дло’, 1873 г.

‘Исторія Ирландіи со времени завоеванія ея Англіей, говоритъ Брайтъ, есть исторія безпрерывнаго насилія и преступленій съ одной стороны, постоянныхъ возстаній и протестовъ съ другой. Это исторія нескончаемаго уголовнаго процесса, въ которомъ боле сильный признается правымъ, только благодаря своей сил, и слабый обвиняется только потому, что онъ слабъ и беззащитенъ.’ (Ireland and England, стр. 43.) Желзная рука завоевателя рдко давала себя такъ подавляюще чувствовать завоеванному, какъ въ Ирландіи, и потому вс силы ея ‘продолженіи цлыхъ столтій были направлены на борьбу съ англичанами, и несчастный ирландскій народъ, угнетенный и ограбленный, лишенный земель и преслдуемый варварскими уголовными законами за свою религію, жилъ только чувствомъ мести и мечтами о будущей независимости своего ‘зеленаго Эрина’. Его иптелигепціей было духовенство, невжественное, фанатическое, но любимое народомъ, страданія котораго оно длило, руководя національными движеніями его. Такую же роль играла туземная ирландская аристократія, полудикая, вплоть до новйшаго времени почти вовсе неотличавшаяся по своей культур отъ народной массы. Будущее Ирландіи рисовалось ея патріотамъ въ ореол прошедшаго, когда зеленый Эринъ былъ ‘островомъ святыхъ’ и принадлежалъ полудикимъ патріархальнымъ королямъ. По мстамъ древняя жизнь во всей ея неприкосновенности сохранилась вплоть до нашего времени, какъ, напр. на остров Торри, населенномъ общиной рыбаковъ душъ въ 400, которыми еще недавно управлялъ выборный ‘король’. Не боле двухъ лтъ тому назадъ, эта община не платила никакихъ налоговъ и когда сборщикъ податей въ первый разъ потребовалъ уплаты, то ему, какъ Вильгельму Завоевателю, пришлось снаряжать противъ острова цлую флотилію. Дло, впрочемъ, не дошло до ‘завоеванія’ и кончилось компромиссомъ. Крупныхъ преступленій на этомъ остров вовсе не бываетъ, и даже первый незаконный ребенокъ родился двадцать лтъ назадъ, произведя большой переполохъ среди патріархальнаго населенія. Родила одна двушка, вернувшаяся съ материка, гд она жила служанкой. Для суда надъ нею собралась вся обп^ипа подъ предсдательствомъ короля и единогласно ршила изгнать родильницу навсегда въ Ирландію. Когда она съ ребенкомъ садилась на судно, чтобы переплыть черезъ проливъ, сосди пришли проводить ее и помогли, кто чмъ могъ, но вернуться на родину она ne смла вплоть до самой смерти. При такой патріархальности въ стран царило страшное невжество. Въ большей части сельскихъ приходовъ, лтъ пятьдесятъ назадъ, человкъ, умвшій читать газету и написать письмо былъ важною особою. Онъ писалъ и читалъ письма всмъ прихожанамъ, а въ воскресенье посл обдни, если священникъ имлъ средства для выписки газеты, тотъ-же ученый мужъ читалъ вслухъ новости за недлю,— рчи О’Коннеля и т. п. По мстамъ, такому писцу и чтецу приходъ платилъ постоянное жалованье, какъ это случается и въ Италіи даже въ настоящее время. Въ этой безграмотности виновато исключительно англійское правительство, которое вплоть до настоящаго столтія преслдовало, какъ уголовныхъ преступниковъ, школьныхъ учителей изъ ирландскихъ католиковъ и не дозволяло существованія ирландско-католическихъ училищъ. Эти гоненія прекратились только въ 1830 году и съ тхъ поръ число народныхъ школъ въ Ирландіи начало быстро увеличиваться, хотя ихъ развитіе и до сихъ поръ сильно задерживается религіознымъ соперничествомъ католиковъ съ протестантами. Школа сдлалась средствомъ не умственнаго развитія, а церковной пропаганды. Правительство хотло, чтобы школы были мірскими, но впродолженіи многихъ лтъ он были исключительно церковными, протестанты не пускали въ свои училища ни одного католика, а католики ни одного протестанта, или-же и т, и другіе старались совращать въ свое исповданіе иноврныхъ дтей и укрплять въ дтскихъ сердцахъ духъ сектантской нетерпимости. Сюлливанъ разсказываетъ, какъ въ одномъ изъ бднйшихъ кварталовъ Дублина ревностные протестанты открыли свою школу по казенной програм и съ пособіемъ отъ казны. Въ преподаваніи закона божія они строго держались тхъ правилъ, которыми правительство хотло избавить народную школу отъ эксплоатаціи ея фанатизмомъ секты, но въ часы, назначенные для закона божія, распорядители раздавали завтракъ и тмъ привлекали массу голодныхъ дтей католическаго населенія. Узнавъ объ этомъ, католическія монахини открыли для противодйствія свою школу противъ протестантской, тоже по правительственной програм и съ казеннымъ пособіемъ. Когда Сюлливтнъ постилъ эту школу, то изумился ея церковной обстановк, не дозволенной училищнымъ уставомъ: тутъ была цлая католическая часовня, украшенная цвтами и коврами, а ученики пли хоромъ священные гимны. ‘Какъ это училищный совтъ дозволяетъ вамъ держать часовни?’ спросилъ Сюлливанъ.— ‘А вотъ, подождите немного’, отвчала учительница-монахиня, и вдругъ, по звуку колокольчика, двери, которыхъ я раньше не замтилъ, закрылись и заслонили собою часовню, ступеньки исчезли и на мст часовни осталось одно учительское кресло’. Завернувъ посл этого въ упомянутую протестантскую школу, Сюлливанъ долженъ былъ выслушивать здсь горькія жалобы ея распорядителей на ихъ католическихъ соперницъ. ‘Хуже всего то, говорили они, что молодые канальи ходятъ къ намъ по утрамъ только ради завтрака, а потомъ отправляются черезъ улицу къ монахинямъ’. Но въ послдніе годы эта эксплоатація народной школы сектами значительно ослабла и распространеніе грамотности даетъ ирландскому народу возможность хоть какого-нибудь умственнаго развитія. Старинная патріархальность исчезаетъ и народъ мало-по-малу преобразуется къ лучшему, чему не мало способствовало сближеніе ирландцевъ съ сверной Америкой посредствомъ эмиграціи. Крестьянинъ, побывавшій въ Америк и вернувшійся домой, приноситъ съ собой новыя понятія и привычки, усвоенныя имъ въ стран свободы, и мало-по-малу распространяетъ ихъ въ кругу своихъ родныхъ и знакомыхъ. Соединенные Штаты длаются идеаломъ свободолюбиваго ирландца и въ значительной степени подрываютъ прежнее обаяніе Рима, бывшаго такъ долго Меккою для правоврныхъ сыновъ зеленаго Эрина. Народъ постепенно освобождается изъ-подъ исключительной власти своего духовенства, и въ этомъ отношеніи въ начал настоящаго вка имли особенно большое значеніе агитація О’Коннеля и проповдь Матью.

О’Коннель представлялъ собою эпоху перехода отъ древнекатолической Ирландіи къ современной. Идолъ большинства, націи, онъ, однакожь, былъ пугаломъ для всхъ ирландскихъ протестантовъ. Когда въ 1844 году шелъ судебный процесъ О’Коннеля, въ одномъ замк умиралъ старый ирландецъ-тори, Фолліотъ. ‘Возлагаете-ли вы вс свои надежды на Искупителя, мистеръ Фолліотъ’, спросилъ его духовникъ.— ‘Да’, отвчалъ умирающій.— ‘Устремлены-ли въ настоящую минуту вс ваши мысли къ небесному Іерусалиму, мистеръ Фолліотъ?’ — ‘Да, именно’.— ‘Прощаете-ли вы враговъ и чувствуете-ли себя примирившимся со всми?’— ‘Со всми’. Послдовала молитва, посл которой Фолліотъ спросилъ патера: ‘пришла-ли дублинская почта?’ — ‘Около часа тому назадъ’. Умирающій мгновенно приподнялся. ‘Ну, что судъ? Осужденъ-ли О’Коннель?’ — ‘Признанъ виновнымъ, сэръ’.— Благодареніе Богу’, набожно прошепталъ умирающій. О’Коннель не быль ни фанатикомъ, ни клерикаломъ, и былъ-бы не прочь вести свою агитацію расторженія союза съ Англіей въ союз съ протестантскою аристократіей Ирландіи, онъ желалъ не только возстановленія стариннаго ирландскаго парламента, но и политическихъ реформъ въ дух своего времени. Однакожъ, ‘освободитель Ирландіи’ никакъ по могъ сойтись съ ирландскими протестантами, потому что онъ опирался, главнымъ образомъ, на католическую народную массу и руководилъ ею при помощи патеровъ. При этомъ высшее католическое духовенство и большинство католической аристократіи ненавидли агитатора такъ-же сильно, какъ протестанты, они считали его ‘демагогомъ’, ужасались его ‘крайнихъ’ идей, и изъ боязни, чтобы правительство не лишило ихъ только-что данной религіозной свободы и не возстановила направленные противъ католиковъ уголовные законы, заигрывали съ правительствомъ. За О’Коннелемъ шли часть католическаго дворянства, почти вс католики среднихъ классовъ, многіе изъ приходскаго духовенства и вся народная масса, которою онъ съ такимъ искуствомъ управлялъ посредствомъ преданныхъ ему патеровъ. Несчастный народъ возбуждалъ нкоторое состраданіе въ лучшихъ представителяхъ аристократіи и католической, и протестантской, но это состраданіе было совершенно платоническое, и ирландскій землевладлецъ сочувствовалъ мужику не больше, чмъ рабу изъ негровъ, изнывавшему въ египетской работ на американскихъ плантаціяхъ. Между ландлордомъ и мужикомъ былъ экономическій антагонизмъ и ни малйшей нравственной связи, замокъ былъ враждебенъ деревн, а деревня ненавидла замокъ и не врила, чтобы кто-нибудь изъ его жителей готовъ былъ жить и умереть за нее. Между тмъ, такіе люди, такіе друзья были и у деревни. Въ каждомъ приход былъ человкъ не только грамотный, но и сравнительно образованный, находившійся въ ежедневномъ обращеніи съ поселянами, ихъ пастырь, учитель, совтникъ, законодатель, адвокатъ и защитникъ передъ сильными міра. Патеръ былъ единственнымъ человкомъ, которому вполн могъ довряться простой и невжественный крестьянинъ, и онъ тмъ охотне доврялся ему, что священникъ, хотя-бы то и во имя однихъ своихъ личныхъ интересовъ, ряди поддержки и усиленія своего авторитета, употреблялъ вс усилія, чтобы, по возможности, лучше устроить не только небесныя, но и земныя дла своей паствы. О’Коннель воспользовался патерами, раскинувъ при ихъ помощи по всей стран сти своей агитаціи. Патеры получали отъ него приказы, они думали за свою паству, они говорили и дйствовали за нее, указывали ей, что длать, какъ и за что подавать голоса, кого считать другомъ и кого врагомъ. Авторитетъ патеровъ сдлался безграничнымъ и хотя они нердко злоупотребляли имъ, но ихъ вліяніе основывалось все-таки главнымъ образомъ на служеніи нуждамъ невжественнаго и неразвитаго народа, оно было неизбжно при данныхъ условіяхъ народной жизни и должно было продолжаться до тхъ поръ, пока не начали измняться эти условія. О’Коннель хорошо понялъ это и, превративъ патеровъ въ своихъ агентовъ, впродолженіи почти сорока лтъ держалъ всю страну въ постоянномъ возбужденіи, съ геніальной ловкостью удерживая народъ на той черт, которая отдляетъ законность отъ революціи. О’Коннель только пугалъ Англію революціей, и Англія боялась, но онъ хотлъ мирнымъ путемъ добиться расторженія союза съ Англіей и полнаго самоуправленія для своей родины. Онъ не достигъ своихъ цлей, но онъ пробудилъ народъ къ политической жизни, онъ поднялъ духъ его, онъ далъ ему сильный толчекъ и заставилъ идти по новой дорог, по пути развитія. Съ 1846 года приходскіе патеры уже начали терять свой безграничный авторитетъ, всюду чувствовалось вліяніе школъ и газетъ, и О’Коннель увидлъ, что на смну ему идетъ новое поколніе людей, которые не могли уже слдовать его принципу ‘слпого повиновенія’. О’Коннель ужаснулся новаго движенія, его вра въ свое призваніе была разбита, ему казалось, что ‘молодая Ирландія’ погубитъ отечество, и старый агитаторъ сошелъ въ могилу, повторяя съ отчаяніемъ: ‘О, Боже, погибъ твой врный народъ’ Ему казалось смертью то, что было началомъ новой жизни, въ пробужденіи которой онъ самъ принималъ такое горячее участіе.

Одновременно съ ‘освободителемъ’ дйствовалъ въ Ирландіи ‘апостолъ воздержанія’ Теобальдъ Матью. Матью родился въ 1790 году и въ 1814 году вступилъ въ орденъ капуциновъ. Онъ посвятилъ всего себя служенію бднйшему классу коркскаго населенія, заводя школы, помогая бднымъ, участвуя во всхъ филантропическихъ обществахъ, ухаживая за больными и возбуждая къ себ всеобщія симпатіи не только католиковъ, но и протестантовъ. Въ это время, около половины тридцатыхъ годовъ, въ Корк составилось общество трезвости, имвшее цлью полное воздержаніе отъ спиртныхъ напитковъ и состоявшее преимущественно изъ протестантовъ и квакеровъ. Любящіе выпить ирландцы смялись надъ членами этого общества, какъ надъ помшанными, вообразившими, что человкъ можетъ жить, не употребляя ни портера, ни водки. Глава этого общества, квакеръ Мартинъ, отличавшійся такою-же благотворительностью, какъ и Матью, посщая однажды вмст съ нимъ бднйшіе кварталы города, вдругъ остановился и воскликнулъ: ‘Ахъ, Теобальдъ Матью, Теобальдъ Матью, что могъ-бы сдлать ты, еслибы только захотлъ вооружиться противъ врага, опустошающаго дома твоего народа!’ Молодой патеръ былъ пораженъ этими словами. Вернувшись домой, онъ не могъ уснуть цлую ночь и ему все слышалось: ‘ахъ, Теобальдъ Матью, что могъ-бы сдлать ты, еслибы только взялся за это дло!’ Онъ размышлялъ объ этомъ нсколько дней и однажды утромъ, посл горячей молитвы, поднялся съ колнъ со словами: ‘гряду во имя Господне’. ‘Другъ Уильямъ, сказалъ онъ, входя къ Мартину, — я принесъ вамъ новость: сегодня я присоединяюсь къ вашему обществу трезвости’. Честный квакеръ бросился цловать католическаго монаха и, сжимая его въ своихъ объятіяхъ, восклицалъ: ‘слава Богу, слава Богу!’ Слухъ объ обращеніи Матью скоро облетлъ весь городъ, и народъ толпами бросился слушать, что скажетъ его любимецъ о такой странной штук, какъ безусловная трезвость. Черезъ нсколько недль списки обращенныхъ ватеромъ новыхъ членовъ общества трезвости составили огромный томъ и все управленіе этимъ оригинальнымъ движеніемъ сосредоточилось въ рукахъ Матью, Съ каждымъ днемъ къ нему присоединялись новые послдователи, и каждая улица, каждый переулокъ, каждый большой домъ были свидтелями чудныхъ перемнъ, совершавшихся во всей жизни людей посл ихъ ‘присоединенія къ Матыо’. Рабочая масса боле и боле отставала отъ пьянства, воодушевлялась энтузіазмомъ трезвости и каждый обращенный пьяница длался, въ свою очередь, ревностнымъ апостоломъ воздержанія. Изъ Корка движеніе распространялось по всей стран и съ 1839 по 1845 года охватило всю Ирландію, по которой путешествовалъ Матью, проповдуя новый крестовый походъ противъ водки, увлекая толпу своимъ любвеобильнымъ словомъ, своею сердечною симпатіей къ ея горю и страданіямъ. Когда онъ посщалъ какой-нибудь городъ или деревню, то все населеніе окрестностей на нсколько миль въ окружности поголовно спшило слушать его проповдь. Въ Лимерик стеченіе народа было такое, что драгунскій полкъ не могъ пробраться черезъ толпу. Желзныхъ дорогъ въ то время было еще мало, и о. Матью здилъ въ почтовомъ дилижанс, придорожные жители, услышавъ о его прозд, останавливали ‘дилижансъ его величества’ и дозволяли ему продолжать путь не прежде, чмъ услышатъ проповдь знаменитаго монаха. Несмотря на то. что политическая агитація О’Коннеля была въ это время въ самомъ разгар и вражда партіи доходила до крайности, пропаганд Матью одинаково сочувствовали и католики, и протестанты, и виги, и тори, и послдователи О’Коннеля. Въ 1845 году онъ постилъ Англію, проповдуя въ Манчестер, Лидс, Іорк, Лондон. Кабатчики готовы были-бы убить его, они поднимали противъ него чернь и осыпали проповдника оскорбленіями, но ‘апостолъ’ не унывалъ, тмъ боле, что его готовы были слушать цлые десятки тысячъ народа и онъ встрчалъ самый радушный пріемъ во всхъ классахъ общества, начиная съ пролетаріевъ и кончая протестантскими епископами и перами, которыхъ онъ, впрочемъ, нсколько стснялъ своимъ демократизмомъ. Однажды за обдомъ у одного лондонскаго аристократа въ числ прислуги онъ увидлъ лакея, котораго звалъ въ Корк, какъ члена общества трезвости. Съ неподдльною радостью онъ бросился обнимать его и разспрашивать, какъ поживаетъ, приводя тмъ въ немалое замшательство обдавшихъ высокорожденныхъ особъ. О сил движенія, вызваннаго о. Матью, можно судить потому, что водочная продажа на время почти вовсе прекратилась въ Ирландіи. въ нкоторыхъ городахъ и мстечкахъ она не возобновлялась съ тхъ поръ вплоть до настоящаго времени, и тысячи ирландцевъ до сихъ поръ врно хранятъ обтъ, данный ими незабвенному пастору. Въ большей части Ирландіи, правда, виноторговля и пьянство возобновились, іюль скоро остылъ первый энтузіазмъ трезвости, но все-таки движеніе, вызванное Матью. не прошло безслдно: народъ почувствовалъ стремленіе и силы къ самоусовершенствованію, въ немъ пробудилось сознаніе человческаго достоинства и своего жалкаго положенія. Вмст съ агитаціей О’Коннеля проповдь Матью была началомъ новой эпохи въ народной жизни бднаго острова.

II.

Ни О’Коннель, ни тмъ мене о. Матью не были провозвстниками переворота и насильственныхъ мръ: одинъ хотлъ расторгнуть союзъ Ирландіи съ Англіей посредствомъ легальной агитаціи. другой хлопоталъ о нравственномъ воспитаніи народной массы. Но все прошлое Ирландіи неизбжно вело за собой кровавыя смуты и отчаянную борьбу обезземеленнаго народа съ насажденною англичанами поземельной аристократіей, и еще съ конца XVIII вка аграрныя и политическія преступленія сдлались въ Ирландіи обыденными явленіями. Съ 1820—1870 годы всю страну держали въ страх многочисленныя тайныя общества ‘оборванцевъ’ (ribbon confederacy), разсянныя по всему острову, но составлявшія изъ себя одну организованную конфедерацію. ‘Оборванцы’ въ разныхъ мстностяхъ и въ разное время преслдовали не одинаковыя цли. Въ Ульстер они дйствовали главнымъ образомъ противъ протестантовъ: въ Мюнстер противъ десятиннаго налога: въ Коннот противъ притсненій ландлордовъ: въ Лейнстер они заправляли стачками рабочихъ и т. д. Въ составъ этой организаціи входили исключительно мелкіе фермеры, мелкіе торговцы и рабочіе. Вс извстные документы этихъ обществъ свидтельствуютъ о необразованности ихъ членовъ, хотя, съ другой стороны, дло ихъ было организовано и велось съ энергіей, честностью и замчательной ловкостью. Несмотря на то, что эти общества состояли исключительно изъ католиковъ, духовенство чуждалось ихъ и даже отлучало отъ церкви ихъ членовъ, вслдствіе тхъ насилій, которыя постоянно совершали оборванцы. Нужно, впрочемъ, замтить, что кровавая репутація оборванцевъ сильно преувеличена ихъ врагами, доходившими до сочиненія подложныхъ документовъ, набрасывавшихъ на конфедерацію самую мрачную тнь. Въ март 187] г., напр. депутатъ Монкъ прочелъ въ палат общинъ слдующую ‘присягу’ оборванца: ‘Клянусь содйствовать и помогать всми силами ума и тла всякому избіенію протестантовъ, истребленію еретиковъ, сожженію христіанскихъ церквей, уничтоженію протестантскихъ королей, принцевъ и всхъ, непринадлежащихъ къ римской церкви и ея систем. Врую, что ни папа римскій, ни какая другая власть нашей церкви не можетъ разршить меня отъ сей клятвы’. Подложность этой присяги вн всякаго сомннія уже по одному тому, что ни одинъ католикъ,— а вс оборванцы — католики, — не назоветъ папу римскимъ папою, а католичество — римской церковью. Страхъ и отвращеніе, возбуждаемые въ англичанахъ этою тайною организаціей, были тмъ сильне, что цлые двадцать лтъ судамъ не удавалось открыть покровы, скрывавшіе ея тайны, и только въ 1840 году, во время судебнаго процеса одного агента оборванцевъ, Джонса, правительству достались важные документы таинственной конфедераціи. Мелкій чиновникъ Джонсъ былъ генеральнымъ секретаремъ и главнымъ руководителемъ этихъ обществъ, которыя онъ направлялъ къ ‘освобожденію отечества и объединенію всхъ католиковъ’. ‘Соединяйтесь и освобождайте свою родину’, постоянно твердилъ онъ ирландцамъ и словесно, и письменно. ‘Насталъ часъ опасности для Англіи, писалъ онъ въ 1838 году,— и русскій медвдь приближается къ ней со стороны Индіи’. Такимъ образомъ, въ это время вожаки оборванцевъ имли въ виду чисто-политическія цли, между тмъ, какъ англійскіе чиновники приписывали имъ невозможные вздорные планы, врод намренія воцарить О’Коннеля, и относили на ихъ счетъ вс преступленія, виновники которыхъ не были открыты. Но въ донесеніяхъ этихъ чиновниковъ была и значительная доля истины. Оказывалось, что оборванцы хотли отдлить Ирландію отъ ‘британской имперіи’ и отнять вс земли, захваченныя англичанами. Общество распространялось по всему острову и управлялось центральною ложей, состоявшей изъ представителей мстныхъ обществъ. Въ каждомъ приход былъ свой ‘совтъ двнадцати’ и свой ‘приходскій мастеръ’. Всмъ распоряженіямъ общества члены повиновались подъ страхомъ смерти, узнана ли-же они другъ друга, какъ масоны, посредствомъ особыхъ знаковъ, паролей и лозунговъ. Что-же касается убійствъ, поджоговъ и другихъ уголовныхъ преступленій, то значительную часть ихъ совершенно напрасно приписывали оборванцамъ и тмъ только усиливали страшную репутацію этого общества. Оборванцы и убивали, и поджигали, но это не было ихъ постоянной системой, и вс подобныя преступленія ихъ обусловливались не столько внутренними цлями ихъ организаціи, сколько вншними обстоятельствами. Сорокъ лтъ назадъ католическое населеніе графства Лангфордъ, напр., было страшно взволновано слухами опредположенномъ будто-бы истребленіи всхъ католиковъ. Слухи были порождены тмъ, что мстный лордъ Лортонъ безжалостно прогонялъ съ своихъ земель католическихъ арендаторовъ и замнялъ ихъ протестантскими колонистами. Ирландцы взволновались и принялись мстить тмъ, которымъ ландлордъ отдавалъ земли ихъ изгнанныхъ земляковъ. Вотъ что разсказываетъ самъ лордъ о страшной судьб принятыхъ имъ арендаторовъ-протестантовъ: ‘Что сталось съ Брокомъ?— Вскор посл поселенія на ферм онъ убитъ подл своего дома, въ 6 часовъ вечера.— На Діамонда сдлано было нападеніе и онъ остался калкой.— У Александра Мурхеда въ январ перерзали весь скотъ.— Коль во время поздки на рынокъ былъ остановленъ, избитъ самымъ зврскимъ образомъ и чуть не умеръ.— Въ Каткарта стрляли четыре раза и наконецъ убили подл его собственнаго жилища.— Роллинъ и Діамондъ-младшій жили вмст. У нихъ угнали все стадо, перебили его, содрали кожи, а трупы бросили.— Гута Мурхеда застрлили тогда, когда онъ сидлъ у камина среди своей семьи.— Моррисона убила вооруженная шайка въ одномъ дом въ Друмлиш’. Но лордъ, разсказывая объ этихъ ужасныхъ злодйствахъ, умалчиваетъ о предшествовавшихъ имъ собственныхъ подвигахъ, врод слдующаго приказа: ‘Если въ извстной части имнія будетъ совершено убійство или другое уголовное преступленіе и преступники не будутъ осуждены на ближайшихъ асизахъ, то вс арендаторы, сроки которыхъ кончаются, должны быть изгнаны’. Онъ изгналъ всхъ жителей Боллипамюка и безъ остатка истребилъ самую деревню. Все это возбуждало месть, равно какъ и многія дйствія коряныхъ чиновниковъ и землевладльческихъ агентовъ. Таковъ былъ, напр., жестокій сборщикъ податей и вмст судебный приставъ Мадденъ, Онъ зналъ, что ненавидимъ всми, но презиралъ опасность и не обращалъ вниманія на смерть, которая угрожала ему на каждомъ шагу. Крестьяне долго подстерегали его, но все напрасно, наконецъ, тридцать шесть человкъ, раздлившись на четыре партіи, сдлали засады на каждой дорог, по которой Мадденъ могъ возвратиться съ базара домой. Его убили и закопали на пашн. Полиція сбилась съ ногъ, отыскивая его трупъ и убійцъ, но вс поиски были тщетны, и только дочь убитаго совершенно случайно открыла его полусгнившее тло. Подобныя кровавыя дла особенно часты были съ 1835 до 1855 года, но въ послднее время, съ усиленіемъ эмиграціи въ Америку и Англію, организація оборванцевъ постепенно ослабвала и въ настоящее время отъ нея остаются только слабые слды. Этому не мало содйствовало общее смягченіе ирландскихъ нравовъ, распространеніе образованія, развитіе свободной журналистики и политической жизни. Преступленія оборванцевъ были порождаемы отчаяніемъ, безправіемъ, произволомъ и они уменьшились, какъ скоро измнились возбуждавшія ихъ обстоятельства.

Въ этомъ, какъ и во всхъ другихъ отношеніяхъ, на судьбы Ирландіи имли громадное вліяніе бдствія 1847 года. Къ этому времени народонаселеніе Ирландіи увеличилось до 9,000,000 человкъ. Масса жила трудомъ рукъ своихъ, въ полной зависимости отъ урожая и произвола землевладльцевъ, но никто не предчувствовалъ страшной бды, такъ-какъ въ продолженіи нсколькихъ лтъ урожаи картофеля были превосходны, а агитація О’Коннеля и Матью значительно подняла духъ народа и онъ доврчиве прежняго смотрлъ на будущее. Особенно хорошъ былъ урожай 1845 года и общалъ такой сборъ, который могъ обез іечить земледльца на нсколько лтъ. Но въ одинъ мсяцъ, а во многихъ мстахъ въ одну недлю, даже въ одну ночь, картофель погибъ и началъ гнить, распространяя въ атмосфер ужасное зловоніе. Страна заволновалась, но пока еще не доходила до отчаянія, надясь на слдующій посвъ, Зимой-же оказалось, что и сять нечего: оставленный на смена картофель проросъ и испортился, — но и тутъ крестьяне не опустили рукъ, а напрягли вс свои силы, чтобы достать средства для посва, они работали день и ночь, они лишали себя даже необходимаго, они занимали деньги на самыхъ тяжкихъ условіяхъ. Вс ихъ труды и хлопоты пропали даромъ, и втеченіи одной іюльской ночи весь картофель, общавшій превосходный урожай, погибъ безъ остатка. Надъ всей страной пронесся голодъ, и народъ въ отчаяніи палъ духомъ. Еще осенью 1845 года правительство предостерегали относительно угрожающей катастрофы, но оно не обращало на это вниманія и даже когда начался поголовный голодъ, оно все еще воображало, что размры бдствія сильно преувеличиваются. Такъ-какъ въ это время шла ожесточенная борьба за хлбные законы, то протекціонисты и ихъ пресса оспаривали дйствительность ирландскаго голода, который для противниковъ ихъ служилъ сильнйшимъ аргументомъ въ пользу безпошлиннаго ввоза иностраннаго хлба. Только въ 1847 году, когда въ Ирландіи умерло съ голода уже не мене 1,000,000, англійское правительство начало помогать несчастной стран, но и тутъ одни твердили, что такая помощь ‘деморализируетъ народъ’, другіе находили, что она ‘противорчитъ ученію Адама Смита’ и т. д. По всей стран открыты были общественныя кухни, около которыхъ, какъ голодныя собаки, тснились и дрались толпы исхудавшаго, больного и голодающаго народа. До 1846 года предназначенные для заключенія бдняковъ рабочіе дома въ Ирландіи стояли почти пустыми, и народъ ненавидлъ эту безчеловчную систему, каравшую бдняка, какъ преступника, и разрушавшую вс семейныя связи. Но голодъ поставилъ дло иначе. Ирландцы начали ломаться въ рабочіе дома, отцы разлучались съ дтьми, мужья съ женами и лзли въ эти тюрьмы часто для того только, чтобы тотчасъ-же умереть. Эти убжища были, наконецъ, переполнены и только смерть очищала мста для новыхъ кандидатовъ. Все сельское населеніе кормилось милостынею и казенными работами по устройству дорогъ, предпринятыми по случаю голода правительствомъ. На этихъ работахъ истощенные голодомъ поселяне умирали, какъ мухи, и работы, предпринятыя съ тою цлью, чтобы не деморализировать народъ даровою помощью, лишали несчастныхъ крестьянъ уже не нравственности, а жизни. Смертность была повсюду такъ велика, что вовсе исчезли похороны, на обстановку которыхъ даже нищій ирландецъ тратитъ послдніе гроши, и хоронили не только безъ всякихъ обрядовъ, но даже безъ гробовъ, случалось, что отецъ, который самъ уже былъ наканун смерти, волокъ по земл за ноги трупъ дочери или сына. Трупы валялись по улицамъ и дорогамъ, голодные умиряли на папертяхъ церквей и на подъздахъ домовъ. За голодомъ явился тифъ, одинаково поражавшій бдныхъ и богатыхъ, голодныхъ и сытыхъ, вымирали цлыя семейства безъ всякаго ухода, безъ всякой помощи.

Голодъ, тифъ и чрезвычайно усилившаяся вслдствіе ихъ эмиграція совершенно преобразили страну и на-вки похоронили старую Ирландію. ‘Подъ вліяніемъ голода, говоритъ Сюлливапъ, — бдняки шныряли около ригъ и амбаровъ, воруя хлбъ, картофель, капусту, рпу,— все, что можно было състь. Дошло до того, что пашни пришлось караулить съ ружьями въ рукахъ, въ противномъ случа, колосья вырывались и зерно съдалось въ сыромъ вид. Такое положеніе вещей нанесло роковой ударъ многимъ прекраснымъ обычаямъ ирландской сельской жизни. Оно разрушило патріальхальную доврчивость, которая вовсе не запирала дверей, оно уничтожило навсегда господствовавшій по всему острову обычай гостепріимства, въ силу котораго каждому приходящему давался радушный пріютъ на ночь, боязнь ‘горячки’, если даже не опасались грабежа, заперла вс двери, и он уже боле не отпирались, какъ прежде. Исчезло множество прекрасныхъ обычаевъ и дружески-сосдскихъ отношеній. Когда впродолженіи трехъ лтъ страшнаго бдствія и общей паники надъ страною звучали слова: ‘спасайся, кто можетъ’, человческая природа огрубла въ своихъ симпатіяхъ и ‘каждый для себя’ надолго сдлалось правиломъ жизни и поведенія. Веселыя, общительныя привычки сельскаго населенія видимо измнились. Сельскія забавы всюду исчезли и во многихъ мстностяхъ никогда уже боле не возобновлялись. Уличныя игры и деревенскія вечеринки прекратились’. Народъ сдлался осмотрительне и бережливе. Вслдствіе голода и усиленной эмиграціи число жителей Ирландіи уменьшилось на 3,000,000 и за океаномъ, въ Соединенныхъ Штатахъ, возникла новая Ирландія, на которую съ надеждою и гордостью смотрятъ вс жители старой. ‘Вы помните, говорилъ однажды въ парламент Брайтъ, что когда древнееврейскій пророкъ молился въ своемъ заточеніи, онъ молился съ открытымъ окномъ, обращеннымъ въ сторону Іерусалима. Вамъ извстно, что поклонники Магомета во время молитвы обращаются лицомъ къ Мекк. Такъ ирландскій крестьянинъ, прося себ пищи, свободы и благоденствія, устремляетъ свои взоры къ заходящему солнцу, страстные порывы его души перелетаютъ черезъ широкій океанъ и весь онъ принадлежитъ мыслью великой республик Запада’.

III.

Голодъ и эмиграція сильно ‘очистили’ Ирландію, но нисколько не улучшили отчаяннаго положенія безземельнаго земледльца, который работаетъ на чужой земл, какъ волъ и съ трудомъ добываетъ себ кусокъ насущнаго хлба. Аграрный вопросъ по-прежнему остался тучей, которая не перестаетъ угрожать стран ужасными потрясеніями, не умерли также и стремленія ирландцевъ къ политической свобод и независимости. Изъ партіи О’Коннеля выдлилась ‘молодая Ирландія’, которая стремилась къ тому-же расторженію союза съ Англіей, какъ и ‘освободитель’, по вносила много совершенно новыхъ элементовъ въ ирландскую политику. Молодая Ирландія отвергала обычныя интриги и злоупотребленія при выборахъ, отрицала неограниченный деспотизмъ политическихъ вожаковъ, какъ свтскихъ, такъ и духовныхъ, энергически хлопотала о возбужденіи народа къ самодятельности, пользуясь для этого школами и газетами и провозглашая при всякомъ удобномъ случа свой девизъ: ‘развивайтесь, чтобы сдлаться свободными’. ‘Сорокъ лтъ назадъ, говоритъ Сюлливанъ, — ирландскій депутатъ былъ еще въ значительной степени самохваломъ, лошадинымъ охотникомъ, дуэлистомъ, кутилой, словомъ, образцомъ патріота, нарисованнаго перомъ Чарльза Левера. Не настало еще время, когда личная честность и безупречность частной жизни принимаются во вниманіе при оцнк правъ человка на общественное довріе и уваженіе. ‘Популярный депутатъ’ того времени вызжалъ на патріотическомъ энтузіазм и религіозномъ настроеніи съ добавленіемъ подкупа и застращиванья. Раздача денегъ и водки, съ одной стороны, и сворачиванье скулъ съ другой довершали побду народа’. Съ агитаціей О’Коннеля, съ развитіемъ школъ и прессы эти порядки измнились, новое поколніе выростало при другихъ условіяхъ и выступало на сцену подъ именемъ ‘Молодой Ирландіи’. Лтнимъ вечеромъ 1842 года въ парк Фениксъ, въ Дублин, сидло трое молодыхъ людей Дёффи, Девисъ и Дилонъ, они толковали объ О’Коннел, о расторженіи, о необходимости политическаго воспитанія народа, о неудовлетворительности газетной прессы, и ршили, наконецъ, издавать новую газету ‘Нація’, которая сдлалась политическою воспитательницею народа, а ея редакція — центромъ ирландской интелигенціи и средоточіемъ всхъ длъ страны политическихъ, литературныхъ, промышленныхъ и художественныхъ. Стихи и проза, повсти и научныя статьи ‘Націи’ — все было направлено къ одной цли — къ развитію ирландской народности. Газета имла огромный успхъ, равно какъ и другое дешевое ежемсячное изданіе Дёффи ‘Ирландская Библіотека’. Издатели пропагандировали религіозную терпимость, стремились сблизить католиковъ съ протестантами и собрать вс классы общества подъ одно національное знамя, они горячо вооружались противъ упомянутыхъ уже нами злоупотребленій при выборахъ и, питая глубокое уваженіе къ О’Коннелю, по хотли имть ничего общаго со многими изъ его послдователей сомнительной нравственности. Первые члены ‘Молодой Ирландіи’, Дёффи, Макъ-Ги, Дилопъ, Мегиръ, О’Бріенъ были все люди несомннно честные и способные, и многіе изъ нихъ играли потомъ немаловажныя роли въ общественной жизни Америки и Австраліи. Были и женщины-поэтесы: Мери Келли и миссъ Эльджи, которая въ 1845 году играла въ Ирландіи роль мадамъ Роландъ. Главою этой партіи былъ Смитъ О’Бріенъ, который въ 1826—43 году, въ качеств члена парламента, держался боле консервативной партіи и хлопоталъ только о матеріальныхъ интересахъ Ирландіи, но, убдившись въ безплодности этой системы, сдлался ршительнымъ сторонникомъ отторженія страны отъ Англіи, хотя въ то-же время высказывалъ положительное отвращеніе отъ всякихъ революціонныхъ попытокъ. ‘Невозможно было и представить себ, говоритъ Сюлливанъ, — что онъ впослдствіи сдлается вождемъ ‘Новой Ирландіи’. Въ первый разъ я встртился съ нимъ въ іюл 1848 года, за три недли до катастрофы, подвергшей его участи измнника. Онъ объзжалъ югозападныя и южныя графства, желая, очевидно, познакомиться съ состояніемъ общественнаго мннія и съ матеріальными ресурсами національной партіи. Онъ пріхалъ въ Гленгарифъ, жители нашихъ береговъ и горъ устроили ему королевскій пріемъ. Суда всхъ рыбаковъ за нсколько миль въ окружности сопровождали по всему заливу яхту, на которой онъ плылъ’. Его популярность равнялась популярности О’Коннеля и его называли, вторымъ человкомъ въ Ирландіи’. По общему ихъ длу много повредили разногласія между ‘старой’ и ‘новой Ирландіей’. Об партіи стремились къ національной независимости, но послдователи О’Коннеля были ревностные католики, а послдователи Бріена желали вротерпимости, полнаго сліянія протестантовъ съ католиками въ одномъ національномъ дл. Споры переходили во вражду, ‘старые’ ирландцы проклинали ‘молодыхъ’, какъ еретиковъ, а молодые ругали старыхъ — ханжами и пустосвятами. Дло кончилось полнымъ разрывомъ съ партіей О’Коннеля, что сильно повредило популярности Молодой Ирландіи, которая долго была чрезвычайно подозрительна католической масс своею вротерпимостію и своими заботами о распространеніи образованія.

Посл упомянутаго разрыва въ стран очутились дв организаціи, во глав одной стоялъ сынъ О’Коннеля, во глав другой — молодые ирландцы. Об партіи держались легальной почвы, об высказывались противъ революціи, но въ сред Молодой Ирландіи скоро выдлилась крайняя фракція наиболе пылкихъ и нетерпливыхъ дятелей, къ голосу которыхъ многіе начали сочувственно прислушиваться, особенно во время бдствій 46 и 47 годовъ когда эти агитаторы проповдывали, что народу лучше было бы погибать съ оружіемъ въ рукахъ, чмъ отъ голода. Въ конц 1847 г. вопросъ еще боле обострился, и Джонъ Мичель, одинъ изъ издателей ‘Націи’, объявилъ, что время призвать ирландскій народъ къ вооруженной борьб. Это предложеніе возбудило продолжительные и страстные споры, въ которыхъ ршительными противниками революціи выступили О’Бріенъ, Дёффи, Дилопъ, Мегиръ, Догени, Макъ-Ги —.поди, которые черезъ нсколько мсяцевъ были осуждены за участіе въ ирландскомъ мятеж. Джонъ Мичель, по убжденію республиканецъ и революціонеръ, со времени голода не упускалъ ни малйшаго случая, чтобы проповдывать о войн за независимость. Онъ снова провозгласилъ програму старинной партіи сепаратистовъ, о которой не слышно было уже съ 1803 г., такъ-какъ съ тхъ поръ вс политическія движенія въ Ирландіи совершались на конституціонной почв и даже самые рьяные сторонники національной независимости и расторженія союза съ Англіей не думали добиваться ихъ путемъ мятежа и войны. Мичель воскресилъ идеи сепаратизма, ему казалось, что конституціонная легальность деморализируетъ страну, которая можетъ спастись только ‘желзомъ и кровью’. Вс эти идеи возбуждали ужасъ въ О’Бріен и другихъ вождяхъ конфедераціи и послужили предметомъ дебатовъ на двухдневномъ митинг, въ феврал 1848 года, посл чего Мичель вышелъ изъ состава Молодой Ирландіи и во вновь основанной имъ газет ‘Соединенный Ирландецъ’ началъ открыто проповдывать инсурекцію. И молодые, и старые ирландцы считали его съумасшедшимъ, потшаясь надъ нелпостью его агитаторскихъ затй. Но посл выхода третьяго No газеты начали ежедневно приходить съ континента всти о февральской революціи въ Париж, Берлин, Вн, и подъ вліяніемъ настроенія, возбужденнаго ими въ Ирландіи, не только ‘Соединенный Ирландецъ’ пошелъ въ ходъ, но даже О’Бріепъ и друзья его увлеклись мыслью о томъ, что при такихъ обстоятельствахъ имъ нетрудно будетъ добиться отъ Англіи согласія на расторженіе союза. По всей стран открывались конфедератскіе клубы, а Мичель своей газетой раздувалъ загоравшееся пламя, печаталъ письма къ ирландскому вице-королю, лорду Кларендону, ‘ея величества генералъ-палачу и генералъ-живодеру Ирландіи*, разсуждалъ объ уличной войн, о ‘берлинской систем’ и т. д. Члены конфедераціи надялись, что въ виду столь тревожныхъ событій правительство уступитъ имъ и дло обойдется мирно, но Мичель не шелъ ни на какіе компромисы. Онъ жаждалъ возстанія и ругалъ конфедератовъ идіотами, между тмъ, какъ третья партія, предводимая сыномъ О’Коннеля, всячески противодйствовала планамъ и Мичеля, и О’Бріена, и хотя она но блистала въ это время талантами, но ее поддерживало столь вліятельное въ стран католическое духовенство. Лордъ Кларендонъ, зная слабость Молодой Ирландіи, но желая предупредить мелкія вспышки, 21 марта распорядился арестовать и предать суду О’Бріена, Мегира и Мичеля: но первые двое были оправданы, а Мичель приговоренъ къ ссылк на 14 лтъ. Выслушавъ свои приговоръ въ зал суда, наполненной его единомышленниками, Мичель сказалъ: ‘лорды, я знаю, что я рисковалъ своею жизнію. Дло только-что начинается. Римлянинъ, который сжегъ передъ тираномъ свою руку, общалъ, что за нимъ послдуетъ 300 такихъ-же героевъ. А разв я не могу поручиться за 100, за 200 и за многія сотни?’ При этихъ словахъ онъ указалъ на Мартина, Рейльи, Мсгира и другихъ своихъ друзей. Судъ огласился громкими криками: ‘Ручайся и за меня, Мичель! И за меня!’ Друзья окружили его и полиціи съ трудомъ удалось отвести его обратно въ тюрьму. Городъ былъ въ волненіи, а когда всть о приговор и о состоявшейся уже отправк Мичеля въ ссылку разошлась по стран, то заволновалась вся Ирландія, даже О’Бріенъ и друзья его были увлечены общимъ движеніемъ. Они объзжали всю страну, собирая митинги, инспектируя организацію клубовъ, увщевая народъ запасаться оружіемъ и готовиться къ борьб. Правительство тоже не дремало, усиливало гарнизоны, размщало войска, наконецъ, парламентъ отмнилъ дйствіе habeas corpus и въ тотъ-же день вышелъ приказъ объ арест вождей конфедераціи, О’Бріенъ былъ въ Килкенни, окруженный нсколькими тысячами крестьянъ, готовыхъ защищать его. Онъ ршился драться, но въ самый ршительный моментъ на сцену выступило католическое духовенство и, вмшавшись въ толпу инсургентовъ, начало убждать ихъ успокоиться. ‘Гд у васъ оружіе, говорили крестьянамъ патеры,— гд у васъ комисаріатъ, артилерія, кавалерія? Гд ваши предводители, генералы, офицеры? О’Бріенъ и Дилонъ, конечно, благородные люди, но они не военные. Вы идете на врную погибель’. Эти увщанія вполн достигли своей цли, большинство крестьянъ разошлось по домамъ, и у О’Бріена осталась только небольшая толпа, большею частію, невооруженныхъ мужиковъ, съ которою онъ выдержалъ стычку съ полицейскимъ отрядомъ и затмъ бжалъ въ горы.

Издатель ‘Націи’ Дёффи былъ арестованъ, газета прекращена, аресты производились всюду сотнями, о сопротивленіи не было и рчи, затмъ начались судебные пронеси, ссылки, побги заочно осужденныхъ за-границу. О’Бріенъ и нсколько его сообщниковъ были схвачены и приговорены къ смертной казни, но адвокатъ съумлъ избавить ихъ отъ вислицы, возбудивъ обвиненіе въ измн противъ генерала Непира и перваго министра лорда Джона Росселя. Были обнародованы письма, доказавшія, что во время агитаціи 1831—32 г. министры, и въ томъ числ Россель, затвали тоже самое, что О’Бріенъ, хотли поднять народъ, чтобы принудить правительство къ уступкамъ. Эти письма спасли жизнь осужденнымъ и казнь замнилась пожизненною ссылкою.

Часть Молодыхъ Ирландцевъ была сослана, другая разбжалась въ разныя стороны, рискуя на каждомъ шагу своею жизнію и подвергаясь самымъ романическимъ приключеніямъ. Въ числ раненыхъ во время упомянутой схватки съ полиціей сподвижниковъ О’Бріена былъ молодой инженерный студентъ Джемсъ Стефенсъ, будущій глава феніевъ. Онъ бжалъ вмст съ поэтомъ Догони. Цлыхъ два мсяца бродили они въ горахъ и болотахъ, скрываясь въ кустарникахъ и камышахъ, и изрдка ночуя въ крестьянскихъ хижинахъ. Имъ хотлось добраться до какой-нибудь гавани и ссть на корабль. Однажды они забрели въ монастырь траппистовъ. ‘Было воскресенье, холодъ и дождь, бывшіе наканун, смнились тихою, ясною погодою и мы скоро шли впередъ. Главная трудность состояла въ переход черезъ глубокіе овраги. Подъемы и спуски были обыкновенно покрыты кустарникомъ и терномъ, а внизу катились быстро горные потоки, черезъ которые мы переходили не раздваясь. Особенно утомительно было пробираться сквозь колючій кустарникъ. Около 3 часовъ вечера мы подошли къ живописному абатству, сдлавъ по горамъ 30 миль безъ пищи. Извстное гостепріимство траппистовъ было большимъ искушеніемъ для насъ, измученныхъ и голодныхъ, но мы боялись скомпрометировать абата и монаховъ, и ршили не говорить имъ, кто мы’. Подкрпивъ свои силы, бглецы продолжали путь. Замчательно, что ни они и никто изъ остальныхъ многочисленныхъ бглецовъ не были выданы жителями, хотя за поимку ихъ назначено было и о 300 фунтовъ за каждаго. Крестьяне, у которыхъ часто останавливались они, обыкновенно страшно бдствовали, голодъ въ стран все еще продолжался, вс они знали, кому даютъ пріютъ, и тмъ не мене никто не ршился на доносъ. Стефенсъ и Догони благополучно добрались до Лондона, а оттуда перехали въ Парижъ. Стефенсъ впослдствіи сталъ во глав феніевъ, а два сына Догени, бывшіе дтьми во время его бгства, до сихъ поръ еще въ тюрьм за участіе въ заговор феніевъ.

IV.

Бдствія 1846—48 г. разорили многихъ ирландскихъ землевладльцевъ, но большинство ландлордовъ воспользовалось ими для поправленія своихъ хозяйствъ. Англійская пресса твердила, что ирландскій голодъ — благодяніе, ниспосланное провидніемъ ради спасенія страны отъ массы нищихъ, у которыхъ не было ни капитала для развитія земледлія, ни знаній для веденія раціональнаго хозяйства. Пусть, говорили газеты, — выселяются эти жалкіе нищіе, пусть эмигрируютъ, — ихъ мста займутъ зажиточные фермеры изъ Англіи и Шотландіи, страна процвтетъ, успокоится и окончательно сольется съ Англіей. Эти планы соблазнили и ирландскихъ ландлордовъ: вдь англійскіе фермеры платятъ боле высокія ренты, чмъ ирландцы, и платятъ исправно, они поднимутъ хозяйство, а главное, съ приходомъ ихъ прекратятся всякія аграрныя преступленія и изъ страны исчезнутъ послдніе слды ‘оборванцевъ’ и всякихъ агитаторовъ. Голодъ, казалось, окончательно разршилъ ирландскій вопросъ и сама судьба подготовила превращеніе мятежнаго острова въ англійскую провинцію. И вотъ, въ то время, какъ гонимыя голодомъ тысячи ирландцевъ ежедневно отправлялись въ Америку, ландлорды начали усиленно ‘очищать’ свои помстья отъ арендаторовъ, для которыхъ эти изгнанія были равносильны нашествію орды какихъ-нибудь баши-бузуковъ. Ирландскій арендаторъ страстно привязанъ къ своему родному очагу, къ своей ферм, въ ней жили его предки, въ ней онъ родился и женился, каждое дерево, каждый клочекъ земли имли какое-нибудь значеніе въ его жизни, все здсь создано его трудомъ, все дорого для него, — и вдругъ его изгоняютъ! ‘Эти изгнанія, говоритъ Сюллинань, — потрясали самыя суровыя натуры. Я зналъ шерифовъ и ихъ помощниковъ, которые признавались, что какъ ни тяжело имъ присутствовать по служебной обязанности при совершеніи смертной казни, но это все-таки не такъ потрясало ихъ, какъ ‘очищеніе’ помстій и разрушеніе фермъ. Никакія обстоятельства не давали права на малйшую отсрочку. Въ бурю, въ грозу, въ снгъ и дождь арендаторы изгонялись немедленно. Слабосильные старики, колыбельныя дти, больные и умирающіе — вс должны были убираться и, за неимніемъ другого крова, проводитъ ночь подъ открытымъ небомъ. Это не фантазія, а врное, вполн точное изображеніе дйствительности, свидтельницею которой была вся Ирландія впродолженіи десяти лтъ, слдовавшихъ за голодомъ. Я приведу здсь слова очевидца, описывающаго одну изъ этихъ сценъ. ‘Семьсотъ человкъ, говоритъ епископъ митскій, были выгнаны сегодня изъ своихъ жилищъ, хотя, кром одного человка, никто изъ нихъ не долженъ былъ ландлорду ни одного шилинга. Помощники шерифа, назначенные для разрушенія жилищъ этихъ честныхъ, трудолюбивыхъ людей, были заняты своей страшной работой вплоть до вечера. Наконецъ, они въ ужас остановились передъ двумя фермами, осужденными на сломку вмст съ прочими Они только-что узнали, что въ этихъ домахъ свирпствуетъ тифъ, уже погубившій нкоторыхъ изъ ихъ обитателей. Они умоляли земледльческаго агента пощадить эти дома, но онъ былъ неумолимъ и требовалъ, чтобы ихъ разнесли тотчасъ-же. Онъ веллъ покрыть находившихся въ бреду больныхъ широкой простыней и снять съ домовъ крыши. На-завтра я напутствовалъ четырехъ изъ этихъ больныхъ, лежавшихъ подъ простыней, сверхъ которой ихъ покрывало только небо. Сценъ этого изгнанія мн не забыть до смерти. Рыданія женщинъ, визгъ испуганныхъ дтей, молчаливое отчаяніе мужчинъ извлекали слезы у всхъ, кто видлъ и слышалъ ихъ. На моихъ глазахъ чиновники и полисмены, присутствовавшіе при этомъ, рыдали, какъ дти. Проливной дождь холодными потоками лился цлую ночь и съ перваго-же шага бездомныхъ страдальцевъ показалъ имъ весь ужасъ ихъ положенія. Я пошелъ къ нимъ на слдующее утро, чтобы помочь и утшить на-сколько могъ. Поземельные собственники на нсколько миль въ окружности запретили своимъ фермерамъ давать имъ пріютъ даже на одну ночь. Многіе изъ этихъ бдняковъ не могли даже эмигрировать и посл напрасной борьбы съ нищетой и тифомъ, они переходили изъ рабочаго дома въ могилу’. Фермы очищали такъ поспшно, что ручная работа оказывалась слишкомъ медленною и одинъ почтенный землевладлецъ изобрлъ для разрушенія домовъ особую машину, которою пользовались вс его сосди ландлорды, и съ помощію ея живо разносили цлыя деревни. Изгнанные фермеры уходили обыкновенно не сразу, а долго ютились среди развалинъ или по краямъ дорогъ, прикрываясь какой-нибудь одеждою и травою. Одинъ изъ друзей Сюлливана видлъ въ 1849 г. множество такихъ лагерей по дорогамъ графства Клэръ: сотни мужчинъ, женщинъ и дтей жили подъ открытымъ небомъ. Тоже самое было въ графств Майо. Т изъ этихъ несчастныхъ, которые могли выселиться, эмигрировали въ Австралію, въ Америку, въ Англію, а у которыхъ не было никакихъ средствъ на дорогу, т тащились въ ближайшій городъ, сначала работали здсь въ качеств поденьщиковъ, потомъ нищенствовали и попадали въ рабочій домъ. Отъздъ эмигрантскихъ партій сопровождался тоже самыми потрясающими сценами. На платформ станціи раздавался стонъ и плачъ, то эмигранты прощались съ родными и знакомыми, рыдали, обнимались, и когда поздъ уже шелъ, его сопровождали бгомъ сотни плачущаго народа, только-что простившагося съ дорогими ему изгнанниками. Многіе ландлорды поддерживали эту эмиграцію и давали неимущимъ средства къ выселенію, чтобы только побольше ‘очиститъ’ страну, ни мало не задумываясь о томъ, что станется съ этими нищими-эмигрантами на улицахъ Лондона или Нью-Йорка. Они погибали тысячами еще въ Пути, такъ-какъ по пятамъ за ними гнался голодный тифъ и американскія газеты ежедневно извщали о корабляхъ, пришедшихъ съ тифомъ и холерой. Въ 1847 г. изъ 106,000 эмигрантовъ, отправлявшихся въ Канаду и новый Брунсвикъ, 6,100 человкъ умерло въ пути, 4,100—по прибытіи на мсто, 5,200 въ госпиталяхъ и 1,900 въ городахъ, въ которыхъ они остановились. Изъ оставшихся-же живыми эмигрантовъ образовалась масса страстныхъ враговъ Англіи, одинаково ненавидящихъ ее, одинаково готовыхъ вредить ей, въ какой-бы стран свта они ни жили.

Очистивъ Ирландію отъ мелкихъ фермеровъ, англичане затяли очистить ее и отъ ирландскихъ ландлордовъ, замнивъ ихъ англичанами и шотландцами. Въ силу изданнаго парламентомъ закона (encumbered estates-act) обремененыя долгами ирландскія помстья были пущены въ продажу, — цны на нихъ страшно пали, землевладльцы были раззорены, но цль этой очистки далеко не достигнута. Съ конца 1849 года по августъ 1857 г. проданныя помстья купили 7,849 человкъ, изъ которыхъ 7,180 были ирландцы и только 309 англичанъ, шотландцы и иностранцы, изъ 20,475,000 фунтовъ ст., заплаченныхъ за нихъ, 17,639,000 было ирландскихъ денегъ. Новые землевладльцы были преимущественно изъ разжившихся торгашей, привыкшихъ извлекать возможную пользу изъ каждаго гроша, и съ ихъ водвореніемъ положеніе нищаго мелкого фермера значительно ухудшилось. Аграрныя преступленія, убійства изъ-за угла, поджоги, мелкіе мятежи противъ мстныхъ властей продолжались по-прежнему, кровавое уголовное возмездіе только разжигало страсти, и эта тревожная, полная опасностей жизнь вырабатывала крайне оригинальные характеры и понятія.

Утромъ 1 марта 1848 года должны были казнить трехъ убійцъ передъ воротами клонмельской тюрьмы. Около эшафота тснились густыя толпы народа, горожанъ и крестьянъ, мужчинъ и женщинъ, вс смотрли на три приготовленныя вислицы, силуэты которыхъ рзко выдлялись на свтломъ фон утренняго неба. Въ защиту осужденныхъ не раздавалось ни одного голоса, и только нкоторые жалли ихъ молодость, тмъ не мене, начальство не довряло этой толп и, не полагаясь на полицію, окружило эшафотъ двумя пхотными ротами и взводомъ драгунъ. Вотъ по толп пронесся смутный говоръ: вышелъ палачъ, онъ хладнокровно ощупалъ висличныя веревки и понюхалъ каждую изъ нихъ, чтобы узнать, просмолены-ли он. Народъ спокойно смотрлъ на вс эти приготовленія, но когда палачъ, вынувъ изъ кармана кусокъ сала, началъ смазывать имъ веревки, толпа заволновалась, зашумла, и исполнитель правосудія поспшилъ скрыться въ тюремныя двери, осыпаемый ругательствами. Вскор раздался погребальный звонъ тюремнаго колокола, и толпа упала на колни, въ дверяхъ, ведшихъ изъ тюрьмы на эшафотъ, показалась высокая фигура патера Повера въ риз, его голосъ, читавшій похоронныя молитвы, былъ слышенъ даже въ самыхъ отдаленныхъ рядахъ толпившагося народа. Затмъ вывели преступниковъ. Двое изъ нихъ были братья, вс трое были очень молоды и красивы и невольно возбуждали состраданіе въ присутствовавшихъ при этомъ женщинахъ. Братья Генри и Филиппъ Коди были осуждены за убійство Маддена, а Лонергамъ, ‘сынъ вдовы’, какъ называли его свидтели, за то, что застрлилъ нкоего Рэ, оба преступленія имли аграрный характеръ. Палачъ прежде всего надлъ петлю на шею Лонергама, который, обратившись къ народу, просилъ его молиться за него. Генри Коди, смотрвшій на эту сцену, вскричалъ: ‘Господи Іисусе, помилуй насъ!’ Палачъ подошелъ къ младшему Коди и₎надвинувъ ему на глаза колпакъ, началъ закидывать петлю, при этомъ онъ сдлалъ какое-то замчаніе, услышанное старшимъ братомъ. При звук его голоса, Генри внезапно пересталъ молиться и задрожалъ: онъ узналъ въ палач свидтеля, показанія котораго стоили жизни ему и брату, хотя, кажется, онъ ошибся и палачъ только очень походилъ на этого свидтеля. Генри бросился на палача, какъ зврь, и своими скованными руками началъ наносить ему удары, потомъ схватилъ его и силился сбросить съ эшафота. Палачъ боролся и кричалъ о помощи, Младшій братъ слышалъ шумъ борьбы, но сквозь надвинутый колпакъ онъ не могъ видть, что происходило, а патеръ старался отвлечь его вниманіе, усиленно нашептывая ему молитвы и утшенія. Но, услышавъ голосъ брата, Филиппъ сорвалъ колпакъ и увидлъ страшную борьбу Генри съ палачемъ, онъ хотлъ броситься на помощь брату, но патеръ удержалъ его, и юноша, склонивъ голову на плечо духовника зарыдалъ, восклицая: ‘Генри, Генри, братъ мой! О, Боже!’ Патеръ просилъ шерифа отложить казнь, преступниковъ отвели въ тюрьму, женщины въ толп плакали, многіе мужчины молились, народъ вообразилъ, что казнь отмнена. Но осужденныхъ вывели снова и на площади поднялись крики негодованія, но по одному знаку патера народъ умолкъ и сталъ на колни: убійцы были повшены.

Подобныя сцены очень часты въ Ирландіи и особенно часто он повторялись въ конц сороковыхъ годовъ, напр. въ Типперари, гд аграрныя убійства случались почти ежедневно. Каждую ночь толпы крестьянъ рыскали по стран, забирая и отнимая силою оружіе, какое только имъ попадалось водъ руку, потомъ начались нападенія на жилища ландлордовъ и ихъ агентовъ, грабили почты, охотились на сборщиковъ налоговъ. Нравы страшно загрубли, по рядомъ съ этою грубостью самые отчаянные ‘оборванцы’ сохраняли вполн симпатичныя черты. Не разъ случалось, напр., что слуга помщика, принимавшій самое дятельное участіе въ нападеніяхъ на другихъ ландлордовъ, защищалъ своего хозяина отъ своихъ-же сподвижниковъ. Вотъ, напр. одинъ изъ самыхъ отчаянныхъ аграрныхъ преступниковъ, Кьютъ Кипланъ. Онъ вмст съ своимъ братомъ арендовалъ небольшую ферму у нкоего Блэка. Рядомъ съ ними жили четыре брата Генесси, изъ которыхъ одинъ служилъ у ландлорда приказчикомъ. Блэкъ прогналъ Киплановъ, они заподозрили, что онъ сдлалъ это по наущенію Генесси, и Кьютъ ршилъ перебить всхъ ихъ. Черезъ три мсяца приказчикъ былъ застрленъ, а братъ его убитъ на большой дорог. Вс были убждены, что это дло Кьюта, но уликъ противъ него никакихъ не было. Третій Генесси, Девисъ, испугался и бжалъ въ Америку, но Кьютъ отправился вслдъ за нимъ, убилъ его и, вернувшись домой, началъ играть роль какого-то общаго мстителя судебнымъ приставамъ, полиціи, ландлордамъ и ихъ агентамъ. У одной вдовы крестьянки была описана за недоимку послдняя утварь, три пристава, назначенные для отобранія этихъ вещей, ночевали въ ея жилищ, въ полночь окно отворилось и Кьютъ появился въ комнат. Пристава бросились бжать, но Кьютъ одного изъ нихъ застрлилъ немедленно, другой залзъ въ каминную трубу, Кьютъ вытащилъ его за ноги и пистолетнымъ выстрломъ размозжилъ ему голову, третій выскочилъ въ окно, но убійца нагналъ и застрлилъ. Свидтелей и уликъ и на этотъ разъ не было, но Кьютъ замтилъ, что населеніе начинаетъ относиться къ нему враждебно, и онъ нанялся въ солдаты въ Индію. Прошли годы. Кьютъ служилъ примрно, отличался въ битвахъ храбростью, былъ лучшимъ солдатомъ въ полку. Потомъ онъ вернулся въ Типперари, и прошелъ слухъ, что онъ принялся за прежніе подвиги. Однажды приходскій катеръ, встртившись съ нимъ, началъ увщевать его придти къ нему на исповдь, Кьютъ согласился. ‘Но когда, спросилъ патеръ, — въ слдующую суботу?’ — ‘Ахъ, нтъ, это очень ужь скоро, я не могу’.— ‘Почемуже?’ — ‘Да видите-ли, ваше преподобіе, тутъ есть шотландцы, корыхъ я…’ — ‘Какъ, вы ршились сказать мн, что замышляете новое убійство?’ — ‘Ахъ, нтъ, ваше преподобіе,— я хочу только сказать, что но могу простить этимъ чертямъ-шотландцамъ, которые приходятъ сюда и отнимаютъ десятки фермъ у честныхъ людей. Нтъ, я не могу идти на исповдь, я ршился подстрлить шотландца’. Патеръ началъ снова уговаривать его придти на исповдь и, наконецъ, добился его согласія, но Кьютъ, нсколько разъ приходившій въ церковь и о чемъ-то горячо молившійся, на исповдь все-таки не шелъ. Встртившись съ нимъ недли черезъ дв, патеръ сказалъ: ‘я не буду больше спрашивать васъ, идите своей преступной дорогой, я сдлалъ все, что могъ и предаю васъ Богу. Вы трусъ и лжецъ’.— ‘Нтъ, воскликнулъ Кьютъ, я не трусъ, и не лжецъ, но я знаю, что на исповди я долженъ отказываться отъ истребленія другихъ ландлордовъ, а этого я никогда не сдлаю. Прощайте’. Вскор Кьютъ былъ пойманъ ца покушеніи совершить убійство и преданъ суду. Онъ написалъ своему бывшему командиру письмо, умоляя его дать въ суд показаніе въ его пользу. Командиръ явился и горячо говорилъ о честности и беззавтной храбрости Кьюта. ‘Онъ долго служилъ мн, показывалъ капитанъ, — и я не знавалъ солдата врне его. Я обязанъ жизнію его геройству и врности. Однажды, когда пули сыпались, какъ градъ, и я упалъ раненымъ, когда никто изъ обыкновенныхъ храбрецовъ не смлъ идти навстрчу этому урагану смерти, этотъ молодецъ, не щадя своей жизни, бросился впередъ, отыскалъ меня и вынесъ на рукахъ съ поля битвы. Благодарю Бога, что и я сегодня могу спасти жизнь его. Онъ неспособенъ на преступленіе, въ которомъ его обвиняютъ’. Но виновность Кьюта не подлежала сомннію и онъ былъ приговоренъ къ пожизненной ссылк. Подобныхъ личностей въ Ирландіи множество, и они возбуждаютъ вообще сочувствіе къ себ въ сред сельскаго населенія. Аграрныя преступленія дйствуютъ, можно сказать, эпидемически. Извстный округъ живетъ мирно, ландлордъ и фермеры терпятъ другъ друга, по достаточно какой-нибудь безтактной выходки управляющаго помстьемъ, повышенія ренты и т. д., чтобы возбудить злобу и мщеніе фермеровъ. Ландлорды стараются выказать твердость своего характера, не идутъ на уступки, по-своему мстятъ, и преступленія усиливаются, распространяя въ одной изъ враждующихъ сторонъ ужасъ, въ другой — злорадство. Сюлливанъ описываетъ слдующую сцену въ одномъ магазин графства Мэйо. Въ базарный день магазинъ былъ наполненъ крестьянами. Вдругъ они одинъ за однимъ начали снимать шляпы, креститься и шептать: ‘слава Богу!’ — ‘Что такое случилось, спросила одного изъ нихъ хозяйка магазина’.— ‘Ахъ, мадамъ, благодареніе Богу, да разв вы не слышали? Сегодня утромъ застрлили величайшаго тирана въ графств Мэйо. ‘Но, говоритъ Сюлливанъ,— нтъ предмета въ Ирландіи, о которомъ-бы искреннее, врное и независимое мнніе было такъ рдко, какъ объ аграрныхъ преступленіяхъ. Эти преступленія во многихъ случаяхъ столь ужасны, что никто не сметъ и заикнуться о причинахъ ихъ, не навлекая на себя обвиненія въ сочувствіи имъ. Съ другой стороны, причины, вызывающія эти преступленія, столь чудовищны, что если кто проклинаетъ преступниковъ, какъ они того заслуживаютъ, то предполагается, что онъ непросительно равнодушенъ къ жадности, скряжничеству и бездушію ландлордовъ, наталкивающихъ людей на злодянія. Такимъ образомъ, тридцать или даже двадцать лтъ тому назадъ вс мы стояли, раздленные на два враждебныхъ лагеря: съ одной стороны ландлорды и вс сочувствующіе безчеловчной ‘очистк’ имній, съ другой — фермеры, явно симпатизирующіе забрызганнымъ кровью убійцамъ’.

С. Ш.

(Окончаніе слдуетъ.)

‘Дло’, No 3, 1879

ОЧЕРКИ НОВОЙ ИРЛАНДІИ *).

Читайте также:

**ОЧЕРКИ НОВОЙ ИРЛАНДІИ *).**