Очерки Коканского ханства, Петровский Николай Фёдорович, Год: 1873 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 39 минут(ы)

ОЧЕРКИ КОКАНСКАГО ХАНСТВА

Еще очень недавно, на нашей такъ-сказать памяти, Коканское ханство считалось самымъ обширнымъ изъ всхъ независимыхъ владній въ Средней Азіи. Хотя его ханы не пользовались, и мусульманскомъ мір и въ глазахъ своихъ подданныхъ, тмъ значеніемъ, которое издавна было присвоено этимъ міромъ глав его — бухарскимъ эмирамъ, но тмъ не мене власть коканскихъ хановъ признавалась, въ большей или меньшей степени, на все’ пространств ныншнихъ Русскаго Туркестана (безъ Заравшанскаго округа) коканскихъ владній, Каратегина, Дарваза, Куляба, Шугнана, Бахана и даже (короткое время) Кашгара.— Историческія событія, въ которыхъ на долю насъ, русскихъ, выпала самая значительная роль, низвели Коканское ханство до весьма ничтожныхъ, сравнительно съ прежними, размровъ. Въ настоящее время ханство это заключаетъ въ себ только одну, довольно обширную впрочемъ, долину въ среднеазіатскомъ нагорь, прорзанную ркою Сыръ-Дарьей, и извстную, еще съ древности, подъ именемъ Ферганы, т.-е., иначе говоря, обнимаетъ, съ прилежащими горами, пространство градуса въ четыре по долгот и градуса въ два съ половиной по широт (неполныхъ) и, слдовательно, не превосходитъ 1000 кв. геогр. миль, или пространства нкоторыхъ большихъ уздовъ (Астраханскаго, Чердинскаго) или средней величины губерній Россіи (Казанской, Смоленской, Тверской, Харьковской). Впрочемъ, равнинная и вмст съ тмъ культурная часть ханства, лежащая, главнымъ образомъ, въ югу отъ р. Сыръ-Дарьи, занимаетъ не боле 275 кв. геогр. миль, т.-е. около четвертой части ханства. По свдніямъ покойнаго А. П. Федченко {Путеш. въ Туркестанъ (Изв. Имп. Общ. любителей естествознанія, XI т., 7 вып.)}, у котораго я взялъ вышеприведенныя цифры, сказанная долина представляетъ довольно ровное степное пространство, имющее, впрочемъ, нсколько возвышеній, которыя, по сравненію съ окружающими долину горами, кажутся не боле, какъ холмами. На запад долина эта, небольшою полосою земли, верстъ въ десять шириною, соединяется съ общею степью, а на свер, восток и юг она замкнута высокими горами, стоящими въ непосредственной связи съ тмъ обширнымъ среднеазіатскимъ нагорьемъ, для котораго усвоено названіе Тяньшана. Широкая горная масса отдляетъ эту долину, на свер, отъ долины р. Таласа, другая, на юг, еще боле трудно доступная,— отъ бассейна Аму-Дарьи. Горы, лежащія на восточной границ ханства, не составляютъ отдльнаго хребта или кряжа, а представляютъ скоре окраину общаго нагорья, разстилающагося къ югу отъ оз. Иссыкъ-куля. Такимъ образомъ, описанная мстность носитъ почти исключительно горный характеръ, но тмъ не мене культурная и историческая жизнь Коканскаго ханства, какъ ниже увидимъ, сосредоточилась не въ горахъ, а у ихъ подошвъ и на томъ ровномъ степномъ пространств, гд является возможность орошенія и воздлыванія продуктовъ, свойственныхъ осдлой жизни.— Если стать на крышу коканскаго кремля или даже на крышу какого-нибудь возвышеннаго зданія въ город, то общее очертаніе границъ ханства будетъ видно простому глазу. Почти кругомъ, какъ сказано выше, будутъ возвышаться, передъ глазами зрителя, предшествуемыя низкими предгорьями, громадныя, съ рзко очерченными формами, массы горъ, ясныхъ и длинныхъ, покрытыхъ снгомъ съ отдльными пиками, достающими на юг до 15 т. футъ и боле высоты. Между этими рядами горъ тянутся мстами продольныя, частію воздланныя, долины, а самыя гряды прорзываются поперечными, скалистыми или покрытыми рдкою лсною растительностію, трещинами, по которымъ стекаетъ съ горъ множество обильныхъ водою рчекъ, служащихъ главными источниками орошенія ханства, и потому почти никогда недостигающихъ Сыръ-Дарьи, единственной большой рки, входящей въ ханство изъ нашихъ предловъ, подъ названіемъ Нарына, и, по соединеніи близъ г. Намангана, съ Малою Сыръ-Дарьей, получающей свое настоящее названіе, орошеніе, при посредств разнообразной величины и ширины искусно развтвляющихся каналовъ (арыковъ) изъ сказанныхъ горныхъ ркъ и рчекъ, дало возможность превратить равнинную часть ханства въ богатый, хотя и не везд сплошной, оазисъ, перерывчатый степными пространствами, вслдствіе недостатка орошенія, на правой сторон Дарьи и разстилающійся непрерывною, на протяженіи около 250 верстъ, массою садовъ и полей — на лвой. Воздланныя пространства встрчаются также и въ горахъ — въ нижнихъ частяхъ продольныхъ долинъ и горнихъ склоновъ, но тамъ садоводства почти уже не встрчается, а обработка полей совершается преимущественно безъ орошенія, ‘подъ дождь’ и ‘подъ яръ.’ Верхнія части долинъ, съ ихъ обильною травяною растительностію, носятъ характеръ исключительно кочевой жизни: это — такъ-называемыя яйляу (лтовки), богатыя пастбища, куда на лто уходятъ и живутъ съ своими стадами киргизы и другіе кочевники.

Знаменитйшій изъ государей Средней Азіи, Султанъ Баберъ, оставившій намъ превосходныя собственноручныя записи о своей жизни, подробно и основательно описалъ, между прочимъ, и Фергану, въ которой, въ 1494 г., на двнадцати-лтнемъ возраст своей жизни, онъ началъ свое, обильное разнообразными событіями, царствованіе. Вотъ какъ описываетъ Баберъ мстность ныншняго Коканскаго ханства {По англійскому переводу Leydene’а и Erskin’а: Memoire of Zehir-ed-din Mahammed Baber. Lond. 1826 г.}:

‘Фергана — страна небольшихъ размровъ, но изобилующая зерномъ и фруктами. Со всхъ сторонъ она окружена горами, исключая запада — въ направленіи въ Самарканду и Ходженту — гд горъ вовсе не встрчается. Съ этой только стороны и можетъ войти въ нее чужеземный врагъ. Сейхунъ (т.-е. р. Сыръ-Дарья), извстная вообще подъ именемъ рки ходжентской, течетъ съ сверо-востока и, проходя черезъ всю страну, направляется къ западу. Протекая на свер отъ Ходжента и на югъ отъ Финиката (т.-е. древняго Бенакента), боле извстнаго теперь подъ именемъ Шахрохіи, рка уклоняется потомъ къ сверу, въ Туркестану, гд, непитаемая въ своемъ теченіи никакою другою ркою, она поглощается большою песчаною степью, лежащею ниже Туркестана, и въ ней пропадаетъ {Едва я стоитъ упоминать, это въ этомъ случа Султанъ Баберъ ошибается.}. Въ этой стран находится семь округовъ, изъ которыхъ пять лежатъ ка юг Сейхуна, а два на свер. Изъ округовъ, расположенныхъ на южной сторон, одинъ округъ, центральный, называется Андижаномъ и служитъ столицею Фергана {Теперь главный городъ ханства Коканъ, котораго тогда еще не было.}. Онъ изобилуетъ зерномъ и фруктами, его виноградъ и дыни превосходны и урожайны. Во время созрванія дынь ихъ даже не принято продавать на поляхъ: всякій можетъ пользоваться ими даромъ. Нигд нтъ такихъ нашбаты (грушъ) {Нашбаты — груша, а не сортъ дынь, какъ думаютъ англійскіе переводчики.}, какія родятся въ Андижан. Посл Самарканда и Кеша (древнее названіе Шахрисябза) во всемъ Маверанагр нтъ крпости, равной по величин Андижану. Городъ иметъ трое воротъ. Крпость его расположена на южной сторон города. Мельничныхъ канавъ, которыми входитъ вода въ городъ, девять. Замчательно при этомъ, что вся вода, входящая въ городъ, не выходитъ изъ него вовсе (т.-е. вся разбирается). Вокругъ крпости, по краю ея рва, облицованнаго камнемъ, проходитъ широкая мощеная дорога, а за ней расположены предмстья города, окруженныя валомъ, идущимъ вдоль этой дороги. Округъ изобилуетъ зврями и дичью. Говорятъ, что фазаны его такъ жирны, что кушаньемъ, приготовленнымъ изъ одного фазана, могутъ насытиться четыре человка, и кушанья все еще останется. Жители страны — тюрки, ни въ город, ни въ селеніяхъ нтъ никого, кто бы не понималъ по-тюркски. Обыкновенная рчь народа такова, какъ и правильный книжный языкъ. Творенія Миръ-Али-Шира, прозваннаго Давай, хотя онъ родился и процвталъ въ Герат, написаны на этомъ нарчіи. Жители замчательны своею красотою. Ходжа Юсуфъ, столь знаменитый своими познаніями въ музык, былъ уроженцемъ Андижана. Климатъ округа нездоровый, осенью господствуютъ лихорадки.

‘Другой округъ есть Ушъ, расположенный къ юго-востоку, но боле на востокъ, отъ Андижана и отстоящій отъ сего послдняго на четыре фарсанга {Фарсангь, или, по-узбекски, ташъ (камень) бываетъ разной величины, вообще отъ 6-ти до 8-ми верстъ.} пути. При превосходномъ климат, онъ обильно снабженъ текучими водами и чрезвычайно пріятенъ весною. Прелести Уша прославляются даже въ священныхъ преданіяхъ. На юго-восточной сторон города возвышается прекрасной фигуры гора, по имени Бара-Когъ, на вершин которой Султанъ Махмудъ-ханъ построилъ небольшой лтній домъ, а ниже его, на склон холма, я выстроилъ въ 902 (1496—7) году обширный дворецъ съ колоннадою. Хотя первый расположенъ на боле возвышенномъ мст, однакоже мною выстроенный дворецъ гораздо пріятне: изъ него виднъ весь городъ, разстилающійся внизу съ своими предмстьями. Андижанская рка, окаймленная по обоимъ своимъ берегамъ смотрящимися въ воду садами, проходитъ черезъ эти предмстья и течетъ по направленію въ Андижану. Кром нея, городъ обиленъ водою ручьевъ. Весною здсь растутъ въ изобиліи тюльпаны и розы, особенно красивы фіалки. У подошвы горы Бара-Когъ, между ею и городомъ, расположена мечеть, называемая мечетью Джуза, а съ верху горы стремится большой и широкій потокъ води. Ниже вншняго двора мечети разстилается прелестный, зеленющій лугъ — мсто всегдашняго отдыха путешественниковъ и прохожихъ и всегдашнихъ шутокъ простого народа, спускающаго на этотъ лугъ изъ сказанной рчки воду на спящихъ тамъ путниковъ {Это мсто кажется англійскимъ переводчикамъ не совсмъ яснымъ. Но въ подлинник (по изданію Ильминскаго), съ которымъ я сличалъ англійскій переводъ, оно совершенно понятно. Къ помянутому лужку, какъ это и теперь всегда бываетъ, вроятно проведена была изъ горной рчки оросительная канава (арыкъ), временами запиравшаяся. Открытіемъ запора вода напускалась на лугъ.}. Въ означенной гор, въ послднихъ годахъ царствованія Омера-Шейхъ-Мирзы, была найдена порода очень краснаго, тонко-струистаго краснаго съ блымъ цвта камня, изъ котораго выдлывались черенки для ножей, застежки для поясовъ и т. п. вещи. По здоровому климату и красот положенія, во всей Ферган нтъ мста, подобнаго Ушу.

‘Въ западу отъ Андижана, въ разстояніи семи фарсанговъ, лежитъ небольшой округъ, Маргинанъ (т.-е. Маргеланъ), замчательный своими гранатами и абрикосами. Одна порода гранатъ, называемая ‘дона-калянъ’ (большое зерно), сладкаго съ кислотою вкуса, превосходитъ гранаты Семнана. Жители знаютъ средство вынимать зерна изъ зердалю (абрикоса) и вставлять на ихъ мсто миндаль, посл чего плодъ засыхаетъ, и, такимъ образомъ приготовленный, бываетъ очень пріятнымъ на вкусъ и называется ‘сейхани’. Всякаго рода дичь здсь также очень хороша, въ окрестностяхъ водятся дикія козы. Вс жители сарти, племя забіякъ, шумливое и буйное, извстное во всемъ Маверанагр по своему самохвальству и склонности въ дракамъ. Самые извстные борцы Самарканда и Бухары — маргинанцы. Авторъ ‘Гидая’ (т.-е. Шейхъ-Бурханъ-Эддинъ-Али) былъ уроженецъ селенія Рашданъ, маргинанскаго округа.

‘Другой округъ — Асфера, лежащій въ юго-западу отъ Маргинала, въ разстояніи девяти фарсанговъ, у подошвы горъ, изобилуетъ горными потоками и красивыми садами, въ которыхъ особенно многочисленны миндальныя деревья. Жители его горцы и сарты. Среди небольшихъ горъ, къ юго-востоку отъ Асферы, находится каменная плита, называемая ‘сангъ-айна’ (зеркальный камень), шириною въ 10 гязовъ {Въ подлинник кары, т.-е. величинъ распростертыхъ, перпендикулярно къ туловищу, рукъ человка.} и высотою въ одномъ мст — въ ростъ человка, а въ другомъ — въ его половину. Вс предмета видны въ ней, какъ въ зеркал. Асфаринскій округъ состоитъ изъ четырехъ отдловъ, расположенныхъ у подошвы горъ. Одинъ есть собственно Асфера, другой — Варухъ, третій — Сухъ и четвертый Хушьяръ. Когда Могамедъ-Шейбани-Ханъ разбилъ Султана Махмудъ-хана и Улхи-хана {Въ подлинник — Алача-ханъ.} и взялъ Ташкентъ и Шахрохію, и жилъ, около года, въ горахъ Суха и Хушьяра, въ большой крайности, и оттуда уже отправился въ Бабуль’.

Затмъ Султанъ Баберъ даетъ столь же подробное описаніе находящагося нын въ нашихъ предлахъ ходжентскаго округа, которое, какъ не относящееся въ длу, я не перевожу, и перехожу въ слдующему затмъ округу.

‘Канбадамъ, сосдній съ Ходжентомъ округъ, отстоящій отъ сего послдняго въ востоку на пять или на шесть фарсанговъ, же великъ по своимъ размрамъ, но очень красивъ. Его превосходнаго качества миндаль, отъ котораго этотъ округъ и получилъ свое названіе {Кентъ — городъ, бадамъ — миндаль.}, вывозится въ Индустанъ, Ормузъ и другія страны. Между Канбадамомъ и Ходжентомъ тянется степь, называемая Хадервишь, въ которой господствуетъ чрезвычайно рзкій и пронзительный втеръ, дующій постоянно либо на востокъ, по направленію въ Маргиналу, либо на западъ, по направленію къ Ходженту. Разсказываютъ, что нсколько дервишей, встртивъ въ степи этотъ втеръ, разбились по-одиночк, ‘могли найти другъ друга и погибли, крича: ха, дервишъ, ха, дервишъ. Отъ этихъ словъ означенная степь и получила свое названіе.

‘Изъ округовъ, лежащихъ на сверъ отъ Сейхуна, одинъ есть Акси, извстный въ исторіи подъ именемъ Аксиката. Отъ него и поэтъ Асиръ-ед-динъ прозывается Аксикати. Посл Андижана городъ Акси, отстоящій отъ него на девять фарсанговъ къ западу, считается самымъ значительнымъ городомъ во всей Ферган. Омеръ-Шейхъ-Мирза сдлалъ его своею столицею. Рка Сейхунъ течетъ подъ стнами городского кремля, стоящаго на высокой стремнин, крутая рытвина которой служитъ ему рвомъ. Когда Омеръ-Шейхъ-Мирза сдлалъ городъ своею столицею, онъ раза два эскарпировалъ эту рытвину съ наружной стороны кремля. Акси — самая сильная крпость во всей Ферган. Предмстья города отстоятъ отъ него нсколько дале, чмъ на законную мру. Поговорка — ‘гд вашъ городъ и гд ваши сады’ {Города въ Средней Азіи состоять обыкновенно изъ самаго города и окружающихъ его садовъ. Въ Акси, какъ видно, все это было перемшано.} примняется въ Акси въ особенности. Дыни здсь превосходны, особенно одинъ ихъ сортъ, называемый ‘таймури’: такихъ дынь не существуетъ во всемъ мір. Хотя бухарскія дыни также знамениты, но, посл взятія мною Самарканда, когда я приказалъ привезти дыни изъ Бухары и Акси, и подать ихъ на одномъ пиру, то эти послднія оказались безъ всякаго сравненія лучшими. Акси изобилуетъ также мстами для охоты съ собаками и соколами. Между городомъ и Сейхуномъ находятся степь, въ которой водятся дикія козы, а въ мстности, лежащей въ сторону Андижана и покрытой гребеньщикомъ, встрчается много сайгъ, мараловъ, фазановъ и зайцевъ, чрезвычайно жирныхъ.

‘Другой округъ на свер Сейхуна, Касанъ — незначителенъ по своимъ размрамъ. Какъ андижанская рка течетъ отъ Уша, такъ точно аксуйская рка идетъ отъ Касана. Климатъ Касана чрезвычайно хорошій, сады его очень красивы, и такъ какъ вс они расположены вдоль рки, по низменностямъ ея береговъ, то мстность эта носитъ названіе ‘пуштинъ-пишь-бурра’ (т.-е. шуба изъ пяти барашковъ) и служитъ предметомъ свора между жителями Касана и Уша относительно красоты и климата ихъ округовъ.

‘На доходы Ферганы, безъ отягощенія страны, можно содержать три или четыре тысячи человкъ войска’.

Къ этому, замчательному по времени и личности автора, описанію Ферганы, или ныншняго Коканскаго ханства, можно прибавить только одно, что посл трехъ съ половиною вковъ, прошедшихъ со времени написанія означенныхъ записокъ, и посл десятилтняго, со времени занятія Ташкента, близкаго сосдства нашего съ Коканскимъ ханствомъ, мы знаемъ о немъ едва-ли не боле того, что передалъ намъ о своей родин, въ живыхъ и художественныхъ очеркахъ, умный и любознательный авганецъ. Самыя ошибки Бабера, какъ, напримръ, объ исчезновенія Сыръ-Дарьи въ пескахъ за Туркестаномъ, и нкоторое, извинительное впрочемъ, преувеличеніе при описаніи природы и красотъ своей родины, вполн окупаются подробностію и ясностію описаній, разнообразіемъ замченнаго, картинностію очерковъ. Въ этомъ отношеніи Султанъ Баберъ далеко оставляетъ за собою даже многихъ новйшихъ путешественниковъ и въ томъ числ одного наблюдательнаго русскаго, который, постивъ не давно Кашгаръ, съумлъ замтить въ немъ только одно: что ‘канцелярскій порядокъ Якубъ-Бека находится на весьма низкой степени развитія, и потому есть большое основаніе предполагать, что отпусковъ съ исходящихъ бумагъ у него при длахъ не оставляется’.

Записки Султана Бабера, нашедшія себ прекрасныхъ переводчиковъ у англичанъ и французовъ, къ стыду нашему, на русскій языкъ до сего времени не переведены. Если бы, вмсто изданія для туземцевъ газетъ на сартовскомъ и киргизскомъ нарчіяхъ и разныхъ никуда не годныхъ календарей, въ которыхъ мы высокоумно просвщаемъ туземцевъ о томъ, что перламутръ есть камень и что въ ‘Парансіи’ (т.-е. Франціи) есть ‘Тиръ’ (т.-е. Тьеръ), а у насъ городъ ‘Кильсункипарса’ (т.-е. Гельсингфорсъ), мы перевели и издали бы записки Бабера, то полагаю, что такое дло было бы несомннно полезне, во многихъ отношеніяхъ, водворенію киргизской прессы въ степяхъ Средней Азіи.

О населеніи Коканскаго ханства я не намренъ говорить здсь и именно потому, что общій характеръ двухъ главныхъ народностей, населяющихъ Среднюю Азію, узбековъ и таджиковъ, уже достаточно извстенъ изъ разныхъ сочиненій и между прочимъ изъ весьма хорошей статьи Гребенкина {‘Узбеки и Таджики’, въ Туркестанскомъ сборник.}, а частныя особенности этихъ народностей, живущихъ собственно въ Коканскомъ ханств, пока совершенно неизвстны. Могу съ своей стороны прибавить только одно, что, по своему географическому положенію на крайнемъ мусульманскомъ восток, между язычниками китайцами, занимавшими ныншній Кашгаръ, горными племенами, плохими мусульманами, и киргизами, почти не-мусульманами, Коканское ханство не имло возможности, или еще е успло, сложиться по тому типу мусульманскаго общества и государства, рельефное проявленіе котораго мы видимъ въ Буар. Поэтому въ коканскомъ народ, какъ я могъ замтить, гораздо меньше той фальши, скрытности, лицемрія, угодничества, напускной набожности и т. п., которыя особенно рзко проявляются въ характер бухарцевъ. Въ длахъ религіи коканецъ, хотя, повидимому, и мене набоженъ, чмъ бухарецъ, но за то гораздо искренне и вротерпиме сего послдняго, въ общественныхъ сношеніяхъ онъ честне, пряме и откровенне бухарца. Въ частной жизни онъ мене деспотъ, боле семьянинъ и вообще гораздо сердечне и добродушне бухарца. Словомъ, въ немъ мене того, что сарты такъ удачно характеризуютъ словомъ ‘шасдакъ’ (какъ лукъ), т.-е. той особенности, что сколько разъ ни узнавай сарта, въ немъ, подобно обнажаемой луковиц, всегда остается нчто скрытое, которое нужно опять узнавать. Этими характерными особенностями населенія Коканскаго ханства объяснятся, между прочимъ, и то обстоятельство, что въ ханств этомъ, вообще говоря, почти не существовало рабства или, по крайней мр, не было той открытой и беззастнчивой продажи людей на базар, которая еще очень недавно существовала, а можетъ и теперь еще существуетъ въ Бухар, и которую я самъ видлъ… Конечно, все мною сказанное о коканцахъ должно пониматься относительно, по сравненію съ другими среднеазіатцами, и мриться на мусульманскую, а не европейскую мрку.

Историческія свднія о Коканскомъ ханств, какъ вс вообще историческія свднія азіатцевъ, весьма шатки и неопредленны. Никакихъ записей, лтописей, а тмъ боле историческихъ сочиненій, въ ханств этомъ, сколько мн извстно, не существовало и не существуетъ. Все немногое, что мы знаемъ объ его исторіи — было добыто изъ сочиненій нсколькихъ лицъ, посщавшихъ ханство, изъ разсмотрнія его монетъ и изъ распросовъ туземцевъ. Послдній источникъ — самый главный — далъ наибольшее количество историческихъ свдній о ханств, но, къ сожалнію, къ свдніямъ этимъ нельзя относиться съ полнымъ довріемъ потому, что въ Средней Азіи лица, даже боле или мене образованныя (въ мусульманскомъ смысл), бывшія не только очевидцами, но и участниками извстныхъ событій, сплошь и рядомъ не въ состояніи разсказать о нихъ, не перепутавъ временъ, мстъ, лицъ и обстоятельствъ, или не украсивъ своего разсказа какими-нибудь вымыслами и небылицами. О боле древнихъ временахъ и говорить нечего: тутъ одинъ отвтъ на вс вопросы: ‘кадымъ заманда‘, т.-е. это было въ древнее время — нчто въ род нашего ‘при цар Горох’. На этомъ обстоятельств стоитъ нсколько остановиться. Наблюдая въ настоящее время населеніе Средней Азіи, весьма трудно составитъ себ, изъ этихъ непосредственныхъ наблюденій, осязательную картину его прошлой жизни. Есть у него, правда, грандіозные архитектурные памятники и своеобразныя поэтическія сказанія, свидтельствующіе о бывшей у него когда-то совершенно иной, чмъ нын, жизни, но на этомъ и кончается вся связь прошлаго съ настоящимъ. Теперешнее населеніе Средней Азіи до такой степени чуждо всмъ остаткамъ своего прошлаго, такъ далеко стоитъ отъ него по своему складу жизни, развитію, образованію и т. п., что непосредственному наблюдателю ршительно невозможно прослдить въ своемъ воображеніи историческую жизнь среднеазіатскихъ народовъ, связать ея начало съ концемъ. Ему не врится, напримръ, чтобы эти, тонущія теперь среди лачугъ и грязи, величественныя и изящныя зданія, на которыя ныншнее населеніе смотритъ съ такимъ же безучастнымъ любопытствомъ, какъ и онъ самъ, были воздвигнуты нкогда не другимъ какимъ-нибудь народомъ, а предками того же самаго населенія, и чтобы это невжественное, трусливое, льстиво-угодливое населеніе торгашей-‘халатниковъ’ было потомками сильнаго и по-своему образованнаго народа.— Въ общей причин равнодушія среднеазіатскаго населенія къ своему прошлому, объяснить которое можно разв тмъ, что самъ народъ никогда не жилъ историческою жизнью, что вс эти памятники не его, а его властителей, и напоминаютъ ему не годы народной славы, а страданія и притсненія,— скрывается и частная причина: забвеніе своей исторіи. За то, среди такого круглаго историческаго невжества и отсутствія всякой любознательности относительно событій своего прошлаго, съ какимъ удовольствіемъ останавливаешься передъ тми, немногими и рдкими, къ сожалнію, личностями въ Средней Азіи, которыя, какъ напримръ бывшій шахрисябзскій бекъ Джурабекъ, не только обстоятельно разскажутъ всякому желающему фактическую сторону того, что они видли и знаютъ, но и дадутъ еще, иногда своеобразное, но всегда интересное, подкрпленное ссылками на прошедшее, объясненіе внутренняго смысла событій.

Не желая уподобиться извстному путешественнику по Средней Азіи и историку Бухары, Арминію Вамбери, написавшему все сочиненіе — какъ доказано проф. В. В. Григорьевымъ въ его превосходномъ разбор {Жур. М. Н. П. 1873 г.} этой исторіи — безъ знакомства съ самыми существенными источниками, я не беру на себя смлости излагать здсь древнюю исторію Ферганы, а ограничусь только ближайшими къ намъ временами, свднія о когортъ раесяны въ разныхъ, иногда трудно доступныхъ, сочиненіяхъ, и получены мною самимъ отъ туземцевъ Средней Азіи.

Основателемъ управлявшей до сего времени Коканскимъ ханствомъ династіи считается Нарбута-Бій, изъ узбекскаго рода Мингъ, бывшій, какъ мн передавали туземцы, старшимъ аксакаломъ г. Кокана и потомкомъ какого-то Чумачъ-Бія. Этого Нарбута-Бія, управлявшаго Коканомъ, по разсказу спутника англійскаго путешественника Муркрофта, Миръ-Иссетъ-Уллы {Travels in Central Asia. Calcutta. 1872 г.}, въ послдней четверти прошлаго столтія, съ 1770 по 1800 г., Я. Ханыковъ {Вст. И. Р. Г. О. 1851 г. ч. 1-я, кн. 1-я.} отождествляетъ съ Ханъ-Ходжею, упоминаемыми въ путешествіи въ Ташкентъ Посплова и Бурнашева {Тамъ же.}, полагая, что имя Ханъ-Ходжа было только титуломъ Нарбуты. Чумачь же Бій (изъ моихъ свдній) провидится въ имени Джамчи-Бія, котораго Ханыковъ {Труды Вост. Отд. И. Арх. Об. ч. 2-я, стр. 119.} называетъ отцомъ Нарбуты и потомкомъ Султана Бабера. Въ ‘Обозрніи Коканскаго Ханства въ ныншнемъ его состояніи’ {Записи Рус. Геогр. Общ. 1849 г., кн. III.} отцомъ Нарбуты названъ Абдрахманъ-Батырь, владтель г. Исфары, убитый владтелемъ г. Кокана Эрдане-Бекомъ, убитымъ, въ свою очередь, Нарбутой въ отмщеніе за смерть отца. Какъ бы то ни было, но про основателя ныншней династіи коканскихъ хановъ, Нарбута-Біи, разсказывается, что онъ провелъ всю свою жизнь въ войнахъ съ сосдями и постепенно покорилъ Андиджанъ, Наманганъ, Ушъ, Ходжентъ и другія, прилегавшія къ его владнію, мстности, составлявшія въ то время отдльныя и независимыя области. Впрочемъ, были ли покорены эти области именно Нарбутой — сказать трудно, такъ какъ исторія всхъ среднеазіатскихъ ханствъ и къ томъ числ Коканскаго (до самыхъ послднихъ дней) даетъ много примровъ тому, что область, завоеванная какимъ-нибудь однимъ ханомъ, становится независимою при его преемник или отходитъ къ другому какому-нибудь хану и вновь завоевывается прежнимъ владтелемъ. Взаимные набги и войны были таи часты въ исторіи Коканскаго ханства, что, при недостатк точныхъ свдній, весьма трудно опредлить, когда именно совершилось окончательное присоединеніе къ нему той или другой области. Несомнннымъ остается только одинъ фактъ,— что и всхъ этихъ войнахъ и набгахъ успхъ былъ, по преимуществу, на сторон коканцевъ, вслдствіе чего Коканское ханство, въ продолженіе шестидесяти-пяти лтъ своего существованія (отъ Нарбуты до встрчи съ русскими), постоянно и весьма быстро разросталось. Относительно послднихъ годовъ жизни Нарбуты свднія разнорчивы: по однимъ оказывается, что въ 1799 г. онъ ходилъ войною на Ташкентъ, былъ разбитъ, взятъ въ плнъ и въ 1800 г. казненъ въ Ташкент, но другимъ — что онъ умеръ естественною смертію вскор посл завоеванія Ходжента, передавъ власть старшему сыну своему (а по другимъ свдніямъ — брату), Алимъ-хану. Въ ‘Обозрніи Коканскаго Ханства’ {См. выше.}, между прочимъ, говорится, что при поход Нарбуты на Ходжентъ защитникомъ этого города былъ Ура Тюбинскій владтель Худояръ-Бекъ. Внукъ этого послдняго, Абулъ-Гафаръ-Бекъ, потерявшій въ послдній разъ свое бекство посл штурма Ура-Тюбе русскими войсками 2-го октября 1866 г., разсказалъ мн много интереснаго объ исторіи своего бекства, бывшаго, почти каждогодно, яблокомъ раздора между Бухарой и Коканомъ. Исторія этой борьбы бросаетъ свтъ и на событія, происходившія въ самомъ Коканскомъ ханств. По словамъ Абулъ-Гафара, во время ханствованія Нарбуты въ Кокан владтелемъ Бухары былъ Абулъ-Фейзъ-ханъ, Шахрисябза — Бекъ Назаръ, Гиссара — Мухамедъ-Алимъ и Ура-Тюбе — Фазиль-Бій, умершій въ Самарканд отъ ранъ шахрисябзкаго похода, а посл него — сынъ его, вышеупомянутый Худояръ. Во время правленія Фавиля, Нарбута-Бій коканскій, и Рахимъ-ханъ бухарскій, приходили съ войскомъ подъ Ура-Тюбе, но не могли его взять и отступили. Вслдъ за отступившими командами погнался сынъ Фазиля, Худояръ, настигъ ихъ, разбилъ, вырзалъ 20 т. человкъ и изъ головъ ихъ сложилъ въ Ура-Тюбе пирамиду.— Преемникъ Нарбуты, старшій сынъ его Алимъ-ханъ, продолжалъ идти по стопамъ своего отца. При немъ Коканское ханство, какъ можно предполагать, увеличилось если не совершеннымъ пріобртеніемъ, то подчиненіемъ себ новыхъ областей и, кажется, въ ихъ числ Ташкента (въ 1803 или 1805 году). Исторія этого времени лучше всего рисуется въ судьбахъ Ура-тюбинскаго бекства, о которомъ, благодаря разсказамъ Абулъ-Гафара, мы знаемъ нсколько больше, чмъ объ исторіи сосдняго съ нимъ Копана. По словамъ разсказчика, по смерти его отца, Худояра, Ура-тюбинское бекство досталось брату Худояра, Баба-Беку Валями. Сынъ же Худояра, Бекъ-Мурадъ-Бекъ, братъ разсказчика, былъ правителемъ Ходжента. Желая завладть Ура-Тюбе, Бекъ-Мураду-Бекъ обратился съ просьбою о помощи къ ташкентскому беку Юнусъ-Ходж {При немъ въ Ташкент были наши Поспловъ и Бурнашевъ.} и вмст съ нимъ нсколько дней осаждалъ Ура-Тюбе, по взять его не смогъ и отступилъ. Въ отмщеніе за это нападеніе, Баба-Бекъ, владтель Ура-Тюбе, и Омаръ-ханъ, второй сынъ Нарбуты-Бія кованскаго, прогнали Бекь-Мурадъ-Бека изъ Ходжента. Вскор потомъ онъ явился въ Баба-Беку съ повинною, но какъ только былъ прощенъ, тотчасъ же убилъ своего дядю, за что и самъ былъ убитъ дтьми Баба-Бека и Самарканд, куда онъ былъ вызванъ эмиромъ Саидомъ бухарскимъ. Въ заключеніе всей этой рзни старшій сынъ Нарбуты-Бія, Алимъ, въ то время бывшій уже коканскимъ ханомъ, явился въ Ура-Тюбе съ войскомъ, присоединилъ его къ своимъ владніямъ и поставилъ тамъ своего правителя, коканца Махмудъ-Аталыка. Но на этомъ дло не остановилось. Нкто Махмудханъ, племянникъ по матери Худояра-Бека, назначенный эмиромъ Саидомъ бухарскимъ правителемъ Санзара, пожелалъ захватить Ура-Тюбе для себя. Посл неудачнаго похода Аликъ-хана подъ Джизакъ, Махмудъ явился изъ Санзара и взялъ Ура-Тюбе. Случилось это въ послднихъ дняхъ ханствованія Алима. Преемникъ его Омаръ поймалъ Махмудъ-хана, отправилъ его въ Коканъ, а въ Ура-Тюбе назначилъ своего правителя Раджаю-Гальчи. Но черезъ три мсяца отецъ разсказчика, Маараимъ-Аталыкъ, правитель Пишагара, подчинивъ себ Зааминъ, вновь овладлъ Ура-Тюбе.— Я нарочно привелъ этотъ сухой разсказъ, чтобы дать понятіе, какъ жили, еще очень недавно, семьдесятъ лтъ тому назадъ, среднеазіатскіе владтели и какъ слагалось Коканское ханство. Что происходило въ Ура-Тюбе, то повторялось и съ другими бекствами. Разницы почти не было.— Живя въ Ташкент, для устройства завоеванной провинціи, Алимъ-ханъ узналъ, что противъ него составился заговоръ, имющій цлію лишить его жизни и передать власть родному его брату Омару, второму сыну Нарбуты. Долго медля принять ршительныя мры противъ заговорщиковъ, отправился наконецъ Алимъ-ханъ съ небольшимъ отрядомъ въ Кованъ, но въ ущель Кендыръ-Тау былъ убитъ выстрломъ изъ ружья, посланнаго въ нему на встрчу джигита Омара, а по моимъ свдніямъ — былъ зарзанъ Майданъ-Юлдашемъ, приверженцемъ Омара, желавшимъ угодить этимъ своему господину. Сказанное происшествіе случилось и 1810 или 1812 году. По убіеніи Алимъ-хана власть надъ Коканомъ перешла въ его родному брату и виновнику его убійства Омару, ханствовавіе котораго отличалось тмъ же характеромъ, какъ и его предшественниковъ, т.-е. постепеннымъ расширеніемъ своихъ владній. Во время правленія этого хана была завоевана, между прочимъ, Туркестанская область съ ея священнымъ у мусульманъ городомъ Азретомъ (Туркестаномъ) {Въ мечети г. Туркестана хранятся останки популярнйшаго святого Средней Азіи, Ходжа-Ахметь-Ясави. При этомъ не лишнимъ замтить, что въ мусульманскомъ мір есть, такъ сказать, святые аристократическіе и демократическіе, святые плановъ и мулъ, и святые простого народа. Первыми полны Самаркандъ и Бухара, ко вторымъ принадлежитъ, между прочими, Ходжа-Ахметъ-Ясави. Къ сожалнію, мы, русскіе, плохо понимаемъ это различіе. Какія-нибудь крохи на поправленіе мечети Ясави привлекли бы къ намъ гораздо больше сердца народа, чмъ пожертвованія, напримръ, на мазаръ Тимура, на половину украденное святыми блюстителями его праха.}.— Омаръ-ханъ, умершій въ 1822 г., какъ кажется, былъ одинъ изъ любимыхъ народомъ хановъ. Мн помнилось одно, очень распространенное въ Кован, двустишіе, въ которомъ съ особенною теплотою и любовію говорится объ Омаръ-хан. Преемникомъ Омара былъ старшій сынъ его Магометъ-Али (въ просторчіи Мадали)-ханъ. Разнообразное по событіямъ правленіе этого хана намъ извстно гораздо боле, чмъ вс предшествующія. При Мадали-хан, едва ли не въ первый разъ, обнаружилась въ Коканскомъ ханств та борьба за господство и власть между двумя партіями — кочевниковъ-тюрковъ и осдлыхъ сартовъ — которая составляетъ главную характеристическую черту въ исторіи этого ханства за послднее время. Слдствіемъ этой борьбы были погибель самого Мадали-хана, безконечныя убійства и страшная рзня кочевниковъ при первомъ ханствованіи Худояра, убійство Малля-хана, смуты во время прихода русскихъ въ Среднюю Азію и, наконецъ — ныншнія событія въ ханств и бгство Худояра-хана въ наши предлы.

Мадали-ханъ началъ свое правленіе тмъ, что выслалъ за границу многихъ родственниковъ своихъ, навлекшихъ на себя его подозрніе. Та же участь готовилась и младшему его брату, Султану Махмуду, успвшему однакожъ въ-время скрыться изъ Кована въ Шахрисябзъ, гд онъ женился на дочери владтеля этого бекства и, сдланный впослдствіи правителемъ принадлежащаго Бухар Урамитана, постоянно поджигалъ бухарскаго эмира къ войн съ Кованомъ. Я не стану разсказывать здсь о войн Мадали съ китайцами въ Кашгар, въ которой онъ поддерживалъ противъ сихъ послднихъ прежнихъ, мусульманскихъ, владтелей Кашгара, а также о походахъ его въ Карагегинъ, Кулябъ, Дарвазъ, Шугнанъ, окончившихся присоединеніемъ этихъ горнихъ владній къ территоріи Кокана, я остановлюсь только на войн Мадали съ Бухарой, такъ какъ поводомъ къ этой войн были внутреннія событія Коканскаго ханства, а слдствіемъ — паденіе и убіеніе Мадали и продолжительныя смуты, тянувшіяся, съ небольшими перерывами, до самаго прихода въ Среднюю Азію русскихъ. Разсказываютъ, что первые годы ханствованія Мадали-хана отличались дятельностію и благоразуміемъ, но потомъ, въ 1840 году, посл казни главнаго совтника хана мингбашія (т.-е. тысяченачальника или главнаго лица ханства), Хаккъ-кулы, все круто измнилось: ханъ пересталъ занимала длами и проводилъ все свое время въ гарем. Результатомъ такого положенія длъ явились страшныя злоупотребленія и управленіи, общее недовольство и, наконецъ, заговоръ противъ хана вліятельныхъ лицъ ханства, желавшихъ избрать себ другого хана и пригласившихъ для этого въ себ на помощь бухарскаго эмира съ вспомогательнымъ войскомъ. Эмиръ Нассрулла, давно уже искавшій предлога къ походу на Коканъ, съ которымъ онъ за это время уже не разъ воевалъ и мирился, съ радостію принялъ приглашеніе, и въ 1842 г., явился подъ стнами Кована, оправдывая свой приходъ яко бы наказаніе Мадали за то, что онъ женился на своей родной мачих. Вслдъ затмъ Коканъ былъ занятъ, Мадали и часть его семейства убиты, а все Коканское ханство присоединено къ бухарскимъ владніямъ, подъ управленіемъ намстника. Разумется, при этомъ переворот, какъ всегда бываетъ въ Средней Азіи, дло не обошлось безъ грабежа и всяческихъ насилій: эмиръ отдалъ городъ на разграбленіе, и четыре дня предавались его воины всякимъ неистовствамъ и буйствамъ въ добровольно отдавшею имъ город. Устроивъ такимъ образомъ свои дла въ Кокан, возвратился торжествующій эмиръ домой, въ Бухару, но вскор долженъ былъ убдиться, что все его недавнее завоеваніе потеряно. Освободителями Коканскаго ханства явились кипчаки, которые съ этого времени и пріобрли, на долгое время, первенствующую роль въ ханств. Приглашенные жителями Ковша освободить ихъ отъ бухарскаго владычества, кипчаки, во глав со скрывавшимся у нихъ родственникомъ Мадали-хана, Ширъ-Али, тотчасъ же двинулись къ Кокану, избили бухарцевъ и провозгласили Ширъ-Али ханомъ. Узнавъ о случившихся въ Кокан происшествіяхъ, эмиръ Нассрулла, осенью того же 1842 года, вновь отправился войною на Коканъ, но на этотъ разъ походъ былъ безъ успха: одинъ изъ кипчаковъ, по имени Мусульманъ-кулъ, а по прозвищу Чулакъ, т.-е. калка, бывшій при Мадали-хан говбаши (сотникъ), съумлъ вкрасться въ довріе Нассруллы и обмануть его. Получивъ отъ сего послдняго позволеніе похать въ Бокалъ и уговорить жителей сдаться, Мусульманъ-кулъ, напротивъ того, началъ убждать коканцевъ биться до послдней капли крови. Совтъ былъ принять, средства обороны усилены, вылазки начали повторяться безпрестанно, и, посл сорока дней осады, эмиръ Нассрулла, испуганный извстіемъ о составившемся противъ него заговор и о нападеніи хивинцевъ на пограничныя бухарскія селенія, принужденъ былъ снять осаду Кована и возвратиться въ Бухару. Съ удаленіемъ бухарцевъ миръ и тишина водворились въ Коканскомъ ханств. Ширъ-Али-ханъ, въ то время довольно пожилой уже человкъ, оказался правителемъ добрымъ и кроткимъ {Вмст съ тмъ, онъ былъ и поэтомъ. Вотъ одно изъ стихотвореній, характеризующее его музу:

Адатъ булдыръ ханляръ такса ягмуръ ягаръ,

Санъ на ханъ санъ? юлга таксангь халкъ кузинданъ канляръ агаръ.

Т.-е., повріе таково: если ханы со двора выходятъ, дождь идетъ (т.-е. благополучіе льется), ты что за ханъ? если ты со двора выходишь, изъ глазъ народа кровь льется.}. Онъ носилъ прозвище ‘пустякъ’ (т.-е. мховой коврикъ для обтирки ногъ, а въ переносномъ смысл — тряпка), и вс вліятельные кипчаки, само собою разумется, заняли вс государственныя должности и взяли въ свои руки все управленіе ханствомъ. Такъ продолжалось дло до 1845 года, когда нкто Муратъ, сынъ поименованнаго выше Алимъ-хана (а не Ходжи-Бія, какъ находится въ большинств русскихъ извстій), скитавшійся до того времени въ Шахрисабз, Хив и Бухар, подстрекаемый эмиромъ Нассруллой, явился съ бухарскимъ отрядомъ въ Коканъ, убилъ Ширь-Али и провозгласилъ себя намстникомъ эмира. Муратъ владлъ Коканомъ всего нсколько дней — до прихода отлучавшагося въ это время въ Наманганъ Мусульманъ-кула.— Для пониманія дальнйшихъ событій ханства, необходимо знать, что посл Ширъ-Али-хана, отъ двухъ его женъ, осталось пять сыновей: Сарымсакъ, Суфи-Бекъ, Малля-Бекъ, Худояръ и Султанъ Муратъ. Узнавъ о случившемся въ Кокан переворот, Мусульманъ-кулъ, захвативъ съ собою Худояра, который былъ въ то время правителемъ Намангана, немедленно двинулся въ Кокану, ворвался въ городъ, казнилъ Муратъ-хана и поставилъ на ханство Худояра. Затмъ, зная о намреніи Сарымсака, управлявшаго тогда Ташкентомъ, заступить мсто своего отца, онъ измннически пригласилъ его въ Кованъ и на дорог, между этимъ городомъ и Ташкентомъ, приказалъ убить его своимъ людямъ. Съ этого времени, т.-е. съ перваго ханствованія Худояра (1845 г.) до 1853 г., началось въ Кожан исключительное господство кипчакской партіи. Пользуясь молодостію хана, которому въ то время было не боле 16-ти лтъ, Мусульманъ-кулъ управлялъ ханствомъ почти самовластно. Разсказываютъ, впрочемъ, что правленіе его, называемое противною, сартовскою, партіею страданіемъ подъ игомъ кипчаковъ, вовсе не было дурнымъ для народа, ибо строгій и суровый Мусульманъ-Кулъ былъ, по-своему, довольно справедливымъ правителемъ и хорошимъ хозяиномъ ханства. Все несчастіе его управленія заключалось не въ немъ самомъ, а въ общей, издавна существовавшей ненависти къ кипчакамъ и вообще къ кочевникамъ осдлой сартовской партіи, состоявшей въ большинств изъ таджиковъ, боле образованной и развитой (въ мусульманской смысл) и боле развращенной. Видть себя въ рукахъ кочевниковъ чуждаго племени, грубыхъ и мало развитыхъ, плохихъ мусульманъ,— было для этой партіи верхомъ униженія. Взаимная ненависть, вызываемая обоюдными оскорбленіями и насиліями, росла каждогодно и, благодаря сартовскому характеру самого хана, о которомъ будетъ сказано ниже, окончилась казнію Мусульманъ-кула и страшною рзнею кипчаковъ, вароломеевскою ночью Средней Азіи. Настало господство сартовъ, продолжавшееся до 1858 г., до перваго бгства Худояра. Время самостоятельнаго управленія Худояра съ его любимцами, сартами отличалось тми же чертами, какъ его послднее ханствованіе нестсняемыми никакой опекой удовольствіями въ мусульманскомъ род, притсненіями народа и полнымъ отсутствіемъ вниманія къ его нуждамъ и потребностямъ. Между тмъ, съ свера двигалась новая, невдомая еще сила, русскіе, забирая, пока медленно, но прочно, нижнее теченіе Сыръ-Дарьи. Важности и значенія этого движенія Худояръ-ханъ, конечно, понять не могъ, а тмъ боле не могъ предвидть его послдствій. Тмъ не мене, не безъ основанія опасаясь русскихъ, онъ послалъ управлять Ташкентомъ и наблюдать за русскими брата своего Малля-хана, который, считая себя боле законнымъ, чмъ Худояръ, наслдникомъ Коканскаго ханства, съумлъ, съ помощью кочевниковъ, устроить свое дло такъ, что въ одинъ прекрасный день торжественно объявилъ себя ханомъ, возмутился противъ своего младшаго брата, на-голову разбилъ высланное противъ него войско и овладлъ Коканомъ. Худояръ бжалъ въ Бухару къ эмиру Нассрулл, а потомъ переселился въ Джизакъ и занялся боле скромными занятіями — торговлею и каравешествомъ (т.-е. поставкой верблюдовъ, извозничествомъ). Малля-ханъ и вновь возродившаяся партія кочевниковъ съ новымъ ея предводителемъ, кипчакомъ Алимъ-куломъ, извстнымъ борцомъ съ русскими, убитымъ за нсколько времени передъ штурмомъ Ташкента, властвовали не долго, около двухъ лтъ. По зависти ли къ Алимъ-кулу, пользовавшемуся огромнымъ вліяніемъ на хана, или по какой-нибудь, неизвстной еще причин, но лица это же самой партіи, кипчаки: Чотанъ пансадъ, (пятидесятникъ), Рисали пансадъ, Хыдыръ-Али ишикъ-агаси (букв. начальникъ дверей, камергеръ), и ташкентцы: Худай-Назаръ и Шадымазъ Ходжа, составили противъ хана заговоръ, и въ одну ночь, когда ханъ (по разсказу его доктора, моего знакомца Ассадулабева, живущаго теперь въ Ташкент), выпивъ на ночь одуряющаго напитка изъ маковыхъ головокъ (кукнара), отправился спать, ворвались въ его спальню (предварительно заперевъ доктора въ его комнат) и изрубили его саблями, избравъ, на другой день, ханомъ 16-ти-лтняго юношу Шамурата, сына упомянутаго выше Сарымсака, старшаго брата Малля-хана. Дальнйшій разсказъ я приведу со словъ очевидца, вышеуказаннаго доктора Ассадулабева и жены Малля-хана, Джанеттъ, также живущей теперь въ Ташкент. Тотчасъ посл сказанныхъ происшествій правитель Туркестана Канаатъ-ша, а также и убійца Малля-хана, Шадыманъ Ходжа, возвратившійся въ Ташкентъ, написали письма въ Джизакъ къ Худояръ-хану и общали возвратить ему ханство. Худояръ тотчасъ же явился добывать ханство, но пришелъ безъ войска и даже безъ приближенныхъ. Все предвщало продолжительныя смуты. Лицомъ къ лицу становились дв недавно враждебныя партіи, съ равною силою и равнымъ значеніемъ: съ одной стороны Худояръ, надежда партіи сартовской, съ другой — Шамуратъ или, врне, Алимъ-кулъ съ кипчаками. Дйствія начались со стороны послднихъ. Объявивъ поголовное ополченіе (кылъ-куйрюкъ), Шамуратъ-ханъ двинулся въ Ташкенту съ огромнымъ войскомъ, въ числ котораго находились, между прочимъ, и убійцы Малля-хана. Однакожъ, несмотря на многочисленность войска, ярость приступовъ, отважность предводителей, Ташкентъ не сдался, и Шамуратъ-хану пришлось идти обратно. Вслдъ за отступившими двинулся и Худояръ и нагналъ Шамурата, переправившагося уже за Дарью близъ мстечка Самгара, на этой сторон рки. Такой успхъ Худояръ-хана произвелъ то, что въ войск Шамурата тотчасъ же явилась измна: первый примръ ей подали т самыя лица, которыя убили Малля-хана, они написали письма въ Худояру и ршались перейти на его сторону. Тогда Алимъ-кулъ, только-что пришедшій изъ Андиджана, приказалъ немедленно оцпить хана (Шамурата) стражей и въ его присутствіи произвелъ кровавую расправу съ измнниками: Хыдыръ-Али, Худай-Назаръ, Чотанъ и Рисали были немедленно зарзаны. Но и это не помогло: войско разбжалось, а Худояръ-ханъ вошелъ торжествующій въ Коканъ. Вс эти обстоятельства только разжигали взаимную ненависть партій, усиливая общее смятеніе. Шамуратъ-ханъ и Алимъ-кулъ бжали сначала въ Маргеланъ, потомъ въ Яру Мазаръ, причемъ первый будто бы былъ взятъ въ плнъ и былъ отправленъ въ Ташкентъ. Наконецъ, нкто мирза Ахметъ, бывшій нкогда правителемъ Ташкента и играющій теперь большую роль въ Кашгар, провозгласилъ ханомъ какого-то Шаруха. Словомъ, смятеніе было полное. Не надясь съ нимъ справиться и испытавъ уже подъ стнами Кокана битву съ вновь усилившимся Алимъ-куломъ, Худоярь-ханъ обратился за помощью къ теперешнему бухарскому эмиру Музаффаръ-Эддину, который прислалъ къ нему сначала войско, а потомъ пріхалъ самъ. Началась мелкая, отдльная рзня почти на всхъ пунктахъ. Войска эмира доходили до Уша и Узгента, но возстанія не усмирили. Поэтому, или по какимъ-либо другимъ соображеніямъ, но вслдъ за тмъ эмиръ быстро измнилъ свою политику: помирился съ Алимъ-куломъ, прислалъ ему подарки — золотую палку, тюбетейку, шашку, поясъ и прекрасный коранъ, и увелъ свои войска изъ Кокана. Освободившись отъ самаго главнаго и сильнаго врага, Алимъ-кулъ немедленно взялъ Коканъ и сдлалъ ханомъ Саидъ-Султана, сына Малля-хана. Худояръ-ханъ опять бжалъ въ Бухару. Повидимому, для Алимъ-кула и его партіи настало наконецъ спокойное время, которымъ онъ и началъ-было пользоваться для приведенія въ порядокъ длъ ханства и уничтоженія навсегда силъ противной ему партіи, но время это было недолго: съ свера надвинулись русскіе, въ борьб съ которыми, 9 мая 1865 г., ему суждено было погибнуть, а съ запада пришелъ эмиръ, занялъ Ходжентъ, и вновь посадилъ въ Кокан Худояра.

Въ заключеніе, я прилагаю здсь, не лишенную нкотораго интереса, родословную табличку коканскихъ хановъ, составленную мною но мстнымъ распросамъ. За полную ея врность поручиться не могу.

Запертое отъ всего образованнаго міра физическими и духовно-нравственными преградами, мусульманское населеніе Средней Азіи, въ продолженіе многихъ вковъ, вело жизнь совершенно исключительную, непохожую на жизнь прочихъ народовъ. Кореннымъ основаніемъ этой жизни служилъ и служитъ, какъ извстно, религіозный кодексъ, ‘шаріатъ’ {Шаріатъ, по своему составу и характеру, представляетъ систематически разработанное арабскими учеными каноническое и гражданское право мусульманъ, насколько оно проявилось въ основной книг мусульманства — коран. Поэтому, шаріатъ не есть названіе какой-нибудь одной книги, а содержаніе многихъ книгъ, излагающихъ права и обязанности мусульманъ. Въ Средней Азіи шаріатъ практикуется по книг, называемой ‘Мухтессеръ-уль-викаятъ’, въ Индія — по сборнику ‘Гидая’, къ Турціи — по ‘Мультека’.} — буквально ‘путь’ для достиженія дли, указанной Богомъ каждому мусульманину,— опредляющій вс проявленія жизни сего послдняго, отъ рожденія до смерти, и излагающій права и обязанности мусульманъ по отношенію въ Богу, самому себ и другимъ лицамъ. Подъ вліяніемъ этого кодекса, конечно, съ теченіемъ времени нсколько измнившагося противъ своего первоначальнаго типа, и при отсутствіи, вн шаріата, всякой умственной жизни и движенія {Не только всякое мусульманское сочиненіе, о какомъ бы предмет оно ни говорило (даже объ услад женщинъ, лязети ниса — книга, которую я самъ видлъ), всегда начинается религіознымъ предисловіемъ, и даже представленіе маскарабаза (шута), дарваза (канатнаго плясуна, фокусника и т. п.) постоянно предшествуется и оканчивается молитвою.}, мусульманское населеніе Средней Азіи сложилось въ весьма компактное и однообразное общество, съ своеобразнымъ бытомъ и особымъ міромъ понятій, идей, нравственныхъ правилъ и міровоззрній {Читавшаяся нкогда ради забавы и давно уже забытая прелестная книга Моріера ‘Мирза-Хаджи-Баба въ Испагани’, должна бы была получить, въ настоящее время, для насъ, русскихъ, занявшихъ осдлыя мстности Туркестана, особое значеніе. Такого глубокаго знанія мусульманской природы и такого мастерского и художественнаго сопоставленія мусульманскихъ идей съ европейскими, какія находятся въ этомъ роман, едва ли найдется въ самыхъ ученыхъ и серьёзныхъ сочиненіяхъ. Одинъ очень умный востоковдъ говаривалъ мн, что книгу Моріера слдовало бы давать, прежде всякой инструкціи, всмъ отправляющимся изучать Востокъ.}. При этомъ, какъ и слдовало ожидать, въ мусульманскомъ обществ должны были выработаться и свои особые, ему только свойственные, идеалы человка вообще и правителя страны въ особенности. Такихъ идеаловъ правители страны существуетъ въ Средней Азіи, если я не ошибаюсь, два, весьма различныхъ по своему характеру, краскамъ и обрисовк. Очень можетъ быть, что въ созданіи ихъ, кром указанныхъ причинъ, участвовало и племенное различіе въ характерахъ двухъ господствующихъ народностей Средней Азіи — таджиковъ и узбековъ, какъ это видно, напримръ, въ народной (а не книжной) легенд о царевн Ширинъ и ея двухъ женихахъ, въ дйствіяхъ которыхъ характерныя черты обоихъ племенъ высказались съ особенной рельефностью. Одинъ изъ народныхъ идеаловъ рисуетъ власть какъ ученаго и святого, строгаго исполнителя ‘шаріата’, суроваго святошу, скупого въ своей частной жизни, но щедраго на дла милосердія и духовнаго просвщенія, воинственнаго не ради своей собственной славы, а ради длъ божіихъ. Таковымъ, если не на самомъ дл, то въ воспоминаніи народа, былъ, напримръ, Шамуратъ, ханъ бухарскій, и таковымъ же старается бытъ теперешній и кубъ-бекъ (или Бадаулетъ и эмиръ) кашгарскій. Другой идеалъ власти — батырь (богатырь) и джигитъ (молодецъ), не особенный ревнитель шаріата, но справедливый въ душ, защитникъ народа, воинственный, щедрый и великодушный. Странное дло, по этотъ идеалъ воплотилъ себя въ неродномъ воображеніи въ послднее время не мусульманинъ, а кяфиръ и русскій — ‘Ширъ-наибъ’ (левъ-намстникъ), т.-е. генералъ Черняевъ. Въ этомъ обстоятельств, т.-е. въ нкоторомъ сходств характера перваго покорителя Туркестана съ народнымъ идеаломъ властителя, и лежитъ, по моему мннію, причина той громадной популярности, которою пользуется его имя въ Средней Азіи.

Бывшій владтель Коканскаго ханства, Саидъ-Могаметъ-Худояръ-ханъ, не обладаетъ ни однимъ изъ качествъ двухъ вышеописанныхъ народныхъ идеаловъ мусульманскаго властителя, и потому, въ связи съ другими обстоятельствами, о которыхъ будетъ сказано ниже, никогда не пользовался ни любовью народа, ни преданностію своихъ приближенныхъ и единомышленниковъ. Кипчакъ по происхожденію, проведшій свою раннюю юность среди кочевниковъ, Худояръ-ханъ, по разсказамъ лицъ, близко его знающихъ, не иметъ въ своемъ характер ни одной хорошей черты своего племени и вообще ничего кипчакскаго. По своимъ привычкамъ и наклонностямъ онъ приближается не къ кочевнику и узбеку, а скоре къ сарту и таджику, т.-е. промышленнику и торгашу по преимуществу. Независимое положеніе, или, въ мусульманскомъ смысл, безнаказанность, сгладили въ немъ ту приниженность, лживость, изворотливость и ласкательство, которыя такъ рзво бросаются въ глаза каждому въ характер сарта, но за то это же положеніе развило въ немъ неудержимую жажду къ личной нажив и страсть въ обогащенію всяческими средствами, даже въ ущербъ своимъ собственнымъ интересамъ. Я видалъ въ Средней Азіи много лицъ, бывшихъ въ прежнее время независимыми владтелями, и не знаю ни одного изъ нихъ, который бы умлъ или считалъ возможнымъ для себя занятіе торговлею и промышленностью. Буржуазный же Худояръ-ханъ, Людовикъ-Филиппъ Кокана, если такъ можно выразиться, смотрлъ на это дло иначе: какъ только неблагосклонная судьба лишала его помстья — Коканскаго ханства, онъ всегда съумлъ пристраиваться гд-нибудь въ Джизак, такъ, чтобы продолжать, хотя и въ меньшихъ размрахъ, свое любимое занятіе — наживу денегъ. Въ то время, когда другіе, подобные ему, несчастливцы служили при двор бухарскаго эмира, подвергаясь всмъ случайностямъ своего положенія {Извстный Достъ-Магометъ, эмиръ авганскій, бжавшій отъ англичанъ въ Бухару въ эмиру Нассрулл, выдержалъ большія непріятности отъ сего послдняго, желавшаго ваять въ себ въ ‘бачи’ сына Достъ-Магомета, красиваго мальчика Ширь-Али, теперешняго эмира авганскаго. Притсненія эти принудили Доста оставить Бухару.}, Худояръ-ханъ спокойно торговалъ себ въ Джизак, выжидая время возвратить утраченное, чтобы снова приняться за прежнее — выжиманіе денегъ у своихъ подданныхъ. Еслибы при такомъ характер Худояръ-ханъ обладалъ большимъ умомъ, чего однакоже нтъ, то и тогда трудно бы было предположить, чтобы онъ могъ помириться съ приходомъ въ Среднюю Азію русскихъ, отнявшихъ у Коканскаго ханства едва ли не девять-десятыхъ ея территоріи, и, какъ выражались наши мстные политики, искренно и нелицемрно понять свое положеніе и свои отношенія къ Россіи. Русскихъ, которыхъ онъ никогда не понималъ и не любилъ, онъ терплъ потому, что они защищали его отъ Бухары и своею дружбой съ нимъ поднимали его въ глазахъ своего народа, и тмъ самымъ давали ему возможность обирать этотъ народъ по своему усмотрнію. Объ этомъ предмет и нашемъ, на его счетъ, заблужденіи мы поговоримъ ниже, а теперь возвратимся къ прерванному. Не довольствуясь законными налогами, опредленными шаріатомъ и обычаемъ, Худояръ-ханъ каждогодно открывалъ новые предметы обложенія и разъ отъ разу становился изобртательне. Несмотря на то, что податями облагались каждый снопъ сна, чашка молока, десятокъ яицъ, вынесенные на базары, изобртательному хану все еще было мало: онъ сдлалъ регаліей пляски скомороховъ, вожденіе медвдей, игры фокусниковъ, поручивъ эти занятія своимъ людямъ или отдавъ ихъ на аренду за извстную плату. ‘Съ насъ тащутъ за все’, говорилъ мн одинъ коканецъ: ‘за караулъ лавокъ, которыя мы сами окарауливаемъ, за мсто на базар, гд мы временно останавливаемся съ своими конями, за купленную пьявку, за проданный хворостъ и солому. На ханскія работы выгоняются тысячи людей, рабочимъ не только не даютъ денегъ или пищи, но еще съ нихъ берутъ деньги, и, избави Боже, если кто-нибудь уклонится отъ работы: бывали примры, что такихъ людей, на самомъ мст работъ, живыми зарывали въ землю’.

Понятно, что подобное положеніе длъ, даже въ Средней Азіи, существовать долго не могло и рано или поздно должно было кончиться если не нашимъ вмшательствомъ, то общею народною вспышкою. Люди, благоразумные и неослпленные игрушечными отношеніями къ своей власти, давно видли исходъ коканскихъ длъ и не разъ говорили, кому слдуетъ, что, поддерживая Худояра-хана, мы безцльно вооружаемъ противъ себя коканское населеніе и этимъ самымъ отлаемъ его подъ вліяніе Кашгара. Но, къ сожалнію, этихъ людей не слушали.

Выше я уже замтилъ, что отношенія наши въ Худояръ-хану никогда не были и не могли быть съ его стороны искренними. О фактахъ, на которыхъ я основываю мое настоящее мнніе, далеко, впрочемъ, не единичное, я скажу ниже, а теперь не могу обойти молчаніемъ, что въ весьма дльной и хорошей книг М. А. Терентьева ‘Россія и Англія въ Средней Азіи’, отношенія наши къ Кокану и личность самого Худояръ-хана выставлены далеко не въ томъ свт, въ какомъ они дйствительно существовали. Обстоятельство это можно объяснить себ только тмъ, что г. Терентьевъ, смотрящій совершенно врно на нашу политику въ Средней Азіи и хорошо знающій, какое значеніе имютъ на Восток вс договоры и условія, отступилъ, по отношенію къ Кокану, отъ своего взгляда, принявъ писанное за дйствительно существовавшее и обычныя восточныя вжливости за неподдльную искренность отношеній. Выше уже было описано, что за личность Худояръ-ханъ, бывшій ханъ коканскій. Достаточно знать эту личность, такъ сказать саму по себ, ‘an sich’, не разсматривая ея отношеній къ русскимъ, чтобы сказать, что ни яснаго пониманія своего положенія, ни тмъ боле искренности отношеній отъ такого характера ожидать трудно, какъ трудно ожидать искренности въ длахъ со всякимъ сартомъ, гд замшаны его личные и, почти всегда, единственные въ его жизни интересы. Уврять же, что Худояръ-хану было выгодно имть двоими сосдями русскихъ, отнявшихъ около девяти-десятыхъ ханства и державшихъ его, хотя и не въ строгой, но въ постоянной опек — дло не статочное. Факты подтвердятъ сказанное. Кому неизвстно, что Худояръ-ханъ готовился къ войн съ нами вскор посл занятія нами Ташкента, и благоразумно удержался отъ нея только по совту нашего же туземца, обидвъ этимъ, какъ носились слухи, одного нашего покорителя,— что онъ готовился помогать эмиру во время самаркандскаго похода и не совершилъ этого только потому, что не получилъ желаемыхъ извстій отъ своего благоразумнаго посланника, бывшаго въ то время при нашихъ войскахъ, вс эти начинанія не привели въ желаемой развязк не по его собственному сознанію, а вслдствіе вншнихъ причинъ — не больше. Самъ онъ всегда былъ готовъ попытать счастья. Приготовленія къ войн длались въ ханств и во время хивинской экспедиціи, и во все время ханствованія Худояра. Откуда же взялись эти 39-ть пушекъ, которыя были недавно взяты при Махрам? Мы, жившіе въ Ташкент, хорошо знали, когда лилась каждая пушка. Что касается до нашего торговаго договора, то Худояръ-ханъ всегда смотрлъ на него какъ на нкую только любезность, сдланную въ угоду намъ, но которую онъ всегда можетъ и взять обратно. Для доказательства я приведу одинъ документъ, вполн достаточный, чтобы видть, какъ понимаетъ Худояръ торговые договоры, это отвтъ его по поводу жалобы нашихъ купцовъ на излишніе сборы за вывозъ изъ Кокана хлопка, составлявшіе, кром зякета, 1 руб. 90 коп. за каждаго верблюда (16 пуд.). Забывая статью имъ же подписаннаго торговаго договора, что со всхъ товаровъ, идущихъ изъ русскихъ предловъ въ Коканъ и обратно, должно взиматься столько же, сколько въ Туркестанскомъ кра, и зная, что у насъ никакихъ сборовъ, кром зякета, не существовало, Худояръ-ханъ, въ помянутомъ отвт, подтвердивъ справедливость заявленнаго въ жалоб факта, весьма наивно отвчалъ, что ‘четыре или пять лтъ тому назадъ, когда, по приказанію моего брата генералъ-губернатора, прізжалъ въ гости посломъ полковникъ Шауфусъ, то онъ передавалъ мн просьбу его высокопревосходительства (т.-е. дло идетъ о самомъ торговомъ договор) относительно хлопка, и я, изъ уваженія и желая порадовать (!) брата моего генералъ-губернатора, принялъ просьбу его (договоръ-то!) и сбавилъ взиманіе съ 60 теперь на ¹/₂ тилли (1 р. 90 к.), и съ этого времени взиманіе по ¹/₂ тилли съ каждаго верблюда съ хлопкомъ вошло въ обычай, какъ въ отношеніи русскихъ купцовъ, такъ и мусульманскихъ. Между русскими и мусульманскими купцами различія нтъ, относительно первыхъ, по приказанію моему, даже оказывается мехтеромъ (сборщикомъ), муллой Миръ-Касимомъ во всхъ случаяхъ вниманіе и великодушіе. Не знаю, что будетъ, если уничтожить существующій уже нсколько лтъ между нашими и русскими обычай, такъ какъ въ каждомъ государств существуетъ много подобнаго рода узаконеній. Вамъ, какъ образованнымъ, лучше должны быть извстны обычаи и постановленія каждой страны’. Гд тутъ пониманіе заключеннаго обязательства, сознаніе въ необходимости его исполненія? Любезность въ ‘брату’, не больше…

Причина нашего заблужденія относительно Худояръ-хана заключалась въ его посланник, живущемъ постоянно въ Ташкент. Мирза Хакимъ Парваначи, весьма почтенная личность, давно знаетъ русскихъ и ихъ порядки, вполн ихъ понимаетъ, и давно свыкся съ ними. Вращаясь между русскими и бывая въ Кокан наздомъ, мирза Хакимъ совершенно загородилъ собою, большинству изъ насъ, своего хана и тотъ дйствительный, а не фантастическій, въ его личности выражаемый, Коканъ, который, въ сущности говоря, не иметъ ничего общаго съ своимъ представителемъ. Слушая его мннія, высказывая ему свои взгляды, имъ понимаемые и одобряемые, мы совершенно забывали, что съ нами бесдуетъ совсмъ русскій человкъ, а не коканецъ, и наивно думали, что весь Кованъ долженъ быть непремнно точно такимъ же, какъ и его представитель, а между тмъ на дл выходило совсмъ не такъ. Этотъ самый представитель считался въ представляемой имъ стран чуть ли не кяфиромъ или, по меньшей мр, чужимъ человкомъ. Поэтому, уже вскор посл переселенія посланника въ Ташкентъ, а въ послднее время въ особенности, совтовъ его не только перестали слушать въ Кокан, но и нердко старались поступать противно его совтамъ, подозрвая въ нихъ неискренность и русское коварство. Съ другой стороны, мы, русскіе, чмъ боле жилъ среди насъ коканскій посланникъ, тмъ боле убждались, что Кованъ цивилизуется и воспитывается въ желаемомъ нами направленіи. Выходило пресмшное qui pro quo, котораго мы не замчали. Наконецъ длу надлежало разъясниться, и оно разъяснилось, какъ всякій водевиль, пятымъ дйствіемъ, открывшимъ взаимныя недоумнія.

Въ заключеніе мн хочется сказать нсколько словъ объ одномъ предмет, хотя прямо и не относящемся въ Коканскому ханству, но тмъ не мене имющемъ связь съ послдними событіями въ ханств. Я разумю вторженіе коканскихъ шаекъ въ наши предлы съ цлью возмутить, противъ русскихъ, населеніе Туркестанскаго края. Не только кто живалъ въ Средней Азіи и нсколько ее знаетъ, но даже и тотъ, кто хотя немного интересовался положеніемъ длъ въ этой стран и слдилъ за происходившими въ ней событіями, невольно недоумваетъ и становится втупикъ передъ объясненіемъ себ этого, нежданно-негаданнаго, вторженія. Какимъ образомъ могло случиться, что посл побдъ нашихъ въ Средней Азіи, посл страха, нагнаннаго взятіемъ Ташкента, посл Ирджара, самаркандскаго погрома, хивинской экспедиціи, маленькое ничтожное ханство Коканъ, ‘нашъ вассалъ’, какъ называли его наши мстные политики, проявило такую продерзость, что не только прогнало своего хана, не спросясь насъ, но и выслало въ наши предлы свои мятежныя шайки въ такихъ размрахъ, что объяснить ихъ вторженіе простымъ стремленіемъ къ грабежу уже не приходится, такъ какъ возстаніе въ ханств руководится не темными лицами изъ народа, а бывшими приближенными хана и, кажется, его старшимъ сыномъ {Относительно этого сына, Нассрединъ-Бека, сдлавшагося теперь коканскимъ ханомъ, слдуетъ замтить, что вс увренія объ его ум, любви къ прогрессу, расположеніе въ русскимъ, желаніе жить съ ними въ мир, также ненадежны, какъ и т восхваленія, которыя длались недавно относительно его отца. Достаточно припомнить одинъ, вполн достоврный фактъ, переданный, года два тому назадъ, г. Раевскимъ въ газет ‘Голосъ,’ о томъ, какъ этотъ Нассрединъ-Бекъ, пріхавши въ Ташкентъ въ гости къ русскимъ, чествуемый и прославляемый (одинъ мстный ораторъ сравнилъ его даже съ Петромъ Великимъ) въ тоже время секретно подсылалъ съ предложеніемъ денегъ и дружбы къ живущему въ Ташкент плнному беку и раздавалъ въ азіатскомъ город деньги и халаты жителямъ.}, которымъ, конечно, должно было бы лучше, чмъ другимъ, быть извстнымъ, съ какимъ сосдомъ затваютъ они ссору? Гд же это моральное значеніе русскаго имени въ Средней Азіи, сознаніе ея населеніемъ и владтелями независимыхъ ханствъ нашей силы и невозможности борьбы съ нами? Оказывается, что вліяніе наше въ Средней Азіи таково же, какимъ оно было передъ взятіемъ Ташкента, если не хуже, ибо тогда осдлый Туркестанъ насъ едва зналъ, а теперь, по истеченіи десяти лтъ, онъ могъ бы, казалось, познакомиться съ нами поближе и помириться съ свое’ судьбою. Однако-жъ ничего этого не случилось, и мы очутились въ томъ же положеніи, какъ будто сейчасъ только пришли въ Среднюю Азію. Такіе вопросы заставляютъ невольно призадуматься всякаго, кому дорога и близки наши политическіе интересы въ Средней Азіи, и вникнуть поглубже въ положеніе длъ на нашей среднеазіатской окраин. Я объясняю себ сказанныя обстоятельства двумя причинами — самою отдаленною и самой ближайшею: общихъ, объединяющаго характера, религіозно-политическихъ движеніемъ въ сред самаго мусульманства, и современнымъ положеніемъ длъ въ нашей среднеазіатской окраин.

Читателямъ ‘Встника Европы’ вроятно памятна статья гр. Кутайсова о магометанскомъ религіозномъ движеніи въ Индіи, помщенная въ двухъ книжкахъ этого журнала за 1873 г. Въ означенной стать, составленной по извстной книг Hunter’а (The indian musulmans), весьма обстоятельно разсказывается, какимъ образомъ чисто-религіозное и высоко-нравственное само по себ ученіе извстнаго аравійскаго сектатора Абдулъ-Ваггаба, перейдя на индійскую почву, стало страшною политическою сектою, постепенно разростающеюся и грозящею окончательно поколебать въ Индіи англійское владычество. Отбросивъ вс второстепенные религіозные вопросы, индійскіе ваггабиты занялись развитіемъ главнаго догмата ихъ секты — обязанности веденія священной войны противъ неврныхъ, создавъ для этого громадную литературу религіозныхъ трактатовъ, популярныхъ разсказовъ и псенъ, и ревностныхъ, энергическихъ проповдниковъ, распространяющихъ, съ полнымъ самоотверженіемъ и отъ глубины души, ученіе ихъ секты. Послдователи ваггабизма въ Индіи доказываютъ, что ни одинъ правоврный не можетъ надяться на блаженство будущей жизни, если онъ останется въ настоящемъ угнетенномъ положеніи, что для спасенія души ему слдуетъ выбрать или войну противъ угнетателей-неврныхъ, или бгство изъ проклятаго края. Истинный правоврный не можетъ и не долженъ быть преданъ неврному правительству, преданность его въ этомъ случа не только преступна, но и навсегда заграждаетъ ему путь въ царство небесное. Только лицемры могутъ препятствовать своимъ соотечественникамъ вести священную войну или бжать изъ оскверненнаго края. Въ стран, гд, противно вол Бога, допускается, вмст съ мусульманскою, другая религія, чистота истинной вры не можетъ быть сохранена. А потому магометане должны соединиться и приложить вс средства для достиженія одной цли — истребленія неврныхъ и освобожденія родины.— Вотъ какое ученіе, охвативъ, по сознанію самихъ англичанъ, почти всю Индію, движется къ намъ въ Среднюю Азію. Этимъ, конечно, я не хочу сказать, чтобы послднія событія въ Боканскомъ ханств и Русскомъ Туркестан были произведены послдователями ваггабизма и имли своею ближайшею причиною ученіе этой секты. Я далекъ отъ такого мннія, но я убжденъ, что общее, туманное и не вполн выяснившееся еще для самихъ среднеазіатскихъ мусульманъ, политико-религіозное броженіе въ Индіи, такъ сказать, атмосфера ваггабизма уже проникла въ Среднюю Азію и начинаетъ производить свое дйствіе, выражающееся пока въ отдльныхъ, еще мало замтныхъ, но уже знаменательныхъ явленіяхъ. Къ сожалнію, мы, русскіе, въ Средней Азіи слишкомъ мало знаемъ нашихъ мусульманъ! слишкомъ небрежно относимся къ тому, что длается въ ихъ умственномъ мір, потому подобныя явленія, въ большинств случаевъ, либо остаются намъ вовсе неизвстными, либо останавливаютъ на себ наше вниманіе только какъ частные случая. Мы запрещаемъ, напримръ, нашему офицеру, мусульманину, взвести въ кра литографію для туземцевъ, опасаясь проявленія мусульманскаго фанатизма, и либерально допускаемъ къ себ изъ Индіи десятками верблюдовъ литографированныя тамъ книга, не справляясь объ ихъ содержаніи. Случалось, по временамъ, что по всему краю ходила какая-то ‘васіятъ-нама’ (увщательная грамота), возбуждая равные толки, и едва ли многіе изъ насъ знали объ этомъ обстоятельств. Наконецъ, бывали и такіе случаи, которые прямо напрашивались, такъ-сказать, на боле серьёзное ихъ обсужденіе. Въ 1871-мъ году на почтовую станціи Карасу, близъ Ташкента, сдлано было нападеніе шайкой туземцевъ, причемъ самая станція была сожжена, а ночевавшій въ ней прозжій офицеръ, Колесниковъ, убитъ. Я не знаю, какъ посмотрло на это дло слдствіе — признало ли оно мятежную шайку разбойниками или фанатиками, стремившимися къ Ташкенту на соединеніе съ ожидавшимъ ее будто бы тамъ Магометомъ, но мн извстно, что глава этой шайки ишанъ Ишь-Магометъ-кулъ, житель селенія Юнгушкалика (Куль-кара тожъ), скрывшійся отъ преслдованія въ коканскіе предлы, былъ однимъ изъ любимыхъ учениковъ нкоего Суфи-Бадаля, коканскаго сектатора, приходившаго, лтъ двадцать тому назадъ, въ Ташкентъ распространять тамъ свое ученіе, ничмъ не отличающееся отъ ваггабизма. Хотя Суфи-Бадаль и былъ, какъ говорятъ, прогнанъ ташкентцами съ позоромъ, но несомннно, что ученіе его, судя по Ишь-Магометъ-кулу, нашло себ учениковъ и приверженцевъ. къ этому я долженъ прибавить, что индійскіе ваггабиты существуютъ уже въ Калх и Бухар, а слдовательно, они должны бытъ и въ нашемъ Самарканд, находящемся съ Бухарой въ самомъ тсномъ духовномъ общеніи.

Сводя все вышесказанное къ одному заключенію, я не прочь думать, что недавнее вторженіе въ наши предлы коканскихъ шаекъ имло своею отдаленною причиною именно то, вышеописанное, религіозно-политическое движеніе въ сред мусульманства, которое, въ рзко опредленной форм, выразилось уже въ англо-индійскихъ владніяхъ и въ неясномъ и несложившемся еще ученіи бродитъ уже въ Средней Азіи, а въ томъ числ и въ Коканскомъ ханств.— Теперь нсколько словъ о другой причин вторженія коканцевъ — положеніи длъ въ нашей среднеазіатской окраин.— Условлено говорить, что приходъ нашъ въ Среднюю Азію принесъ этой стран, взамнъ прежняго деспотическаго произвола ея владтелей, порядокъ и спокойствіе, обезпеченіе личности и имущества, и вообще вс условія къ спокойному и безмятежному пользованію гражданскою жизнію,— что успшное распространеніе нашего вліянія заключается будто бы въ томъ, что мы, русскіе, не стсняемъ туземцевъ не только въ ихъ религіозныхъ врованіяхъ, но даже и въ ихъ обычаяхъ. Мы ничего не навязываемъ имъ насильно, предоставляя имъ полную свободу въ этомъ отношеніи. Убжденіе же въ нашемъ превосходств и въ томъ, что масса туземцевъ постепенно мирится съ нами, привыкаетъ въ русскому владычеству, составляетъ постоянную причину неудовольствія противъ насъ духовенства и лицъ, бывшихъ вліятельными при мусульманскомъ владычеств.

Я не буду спорить, что это не такъ, но замчу, что съ занятіемъ русскаго Туркестана мы подчинили себ не одни только племена кочевыя, находящіяся на первыхъ ступеняхъ цивилизаціи, но также и племена осдлыя, жившія, какъ я сказалъ выше, въ продолженіе многихъ вковъ своеобразною историческою, политическою и гражданскою жизнію, и выработавшими себ особый складъ идей, понятій, отношеній и иное, чмъ у насъ, міросозерцаніе. Поэтому многое, что кажется иногда пригоднымъ, необходимымъ или нетерпимымъ и невозможнымъ въ европейскомъ смысл, бываетъ другимъ или не всегда такимъ въ смысл мусульманскомъ, особенно если это европейское является передъ мусульманами въ мало понятной или уродливой форм {Приходитъ разъ ко мн одинъ изъ живущихъ въ Ташкент бековъ, глуповатый и аляповатый узбекъ, и говоритъ, что вотъ уже три мсяца, какъ онъ ходитъ за деньгами и ихъ ему не выдаютъ. Отчего? спрашиваю. ‘Кагазъ кирекъ’ (нужна бумага) — отвчаетъ. По справк оказалось, что требуемая бумага есть такъ-называемое удостовреніе личности. А такъ какъ два этихъ отвлеченныхъ слова по-тюркски никакъ не переведешь, и самому беку, непонимающему, какъ можно еще удостоврятъ личность, когда она сама присутствуетъ, значеніе этой формальности не растолкуешь, то все, въ конц-концовъ, обратилось въ ‘кагазъ кирекъ’ и три мсяца ожиданія,.}.

Начнемъ съ мусульманскаго фанатизма, противодйствующаго, какъ говорятъ, распространенію нашего вліянія въ Средней Азіи. Всякій фанатизмъ, всякое отвращеніе къ чужому только потому, что оно чужое, сглаживается и уничтожается просвщеніемъ, т.-е. распространеніемъ въ масс населенія точныхъ знаній и здравыхъ идей и понятій, а не тмъ, что ихъ не трогаютъ. Въ этомъ отношеніи мы, русскіе, для уничтоженія фанатизма ровно ничего не сдлали въ Средней Азіи. Я не говорю уже о школахъ, учебникахъ, изданіи популярныхъ сочиненій и т. п., что было бы, какъ я скажу ниже, очень легко сдланъ при тхъ средствахъ, которыя имлись въ нашемъ распоряженіи и которыми обладаютъ сами мусульманскія общества. Мы даже не указали туземцамъ, путемъ собственнаго примра, ничего такого осязательно полезнаго, въ чемъ они могли бы подражать намъ, въ теченіи десяти лтъ мы не обучили ихъ, на почв коммерческо-практической, имъ хорошо знакомой, ничему такому, въ чемъ бы они могли видть и понять выгоды нашей европейской цивилизаціи. Мы показали имъ только нашу военную силу и наши деньги, которыя мы бросали передъ ихъ изумленными и нсколько насмшливыми взорами. Я не буду приводить здсь примровъ нашей коммерческой неумлости въ Средней Азіи: они не разъ заявлялись въ печати и боле или мене извстны. Естественно, что при такомъ положеніи длъ туземцамъ Средней Азіи весьма трудно проникнуться уваженіемъ къ нашей цивилизаціи. Во имя чего будутъ умалять они свой фанатизмъ и ненависть, къ непрошеннымъ гостямъ, пришедшимъ распоряжаться ихъ страною, откуда почерпнутъ они здравыя понятія о нашемъ умственномъ превосходств надъ ними? Конечно, уже не изъ тхъ календарей, о которыхъ я упомянулъ выше. А между тмъ въ этомъ отношеніи мы могли бы сдлать много хорошаго. Нигд частная благотворительность такъ много не жертвовала на просвщеніе, какъ въ этихъ нищенскихъ, сравнительно съ нами, странахъ. Возьмемъ хоть для примра Ташкентъ, не говоря уже о Самарканд и Бухар. Въ Ташкент существуетъ около 16-ти медрессе (т.-е. высшихъ учебныхъ заведеній) и боле 200 махтабовъ, т.-е. приходскихъ училищъ. Въ первыхъ обученіе не только безплатное, но каждый ученикъ получаетъ еще квартиру и деньги на содержаніе, во-вторыхъ — безплатное. Положимъ, что медрессе эти не велики, что вмсто серьёзныхъ знаній въ нихъ обучаютъ фанатизму, но кто же мшалъ намъ исподволь, осторожно, приступить къ этимъ школамъ и фанатизму. Опасности быть не могло. Вдь взяли же мы въ свое распоряженіе вакуфъ (пожертвованіе на богоугодныя дла) Назаръ-Бія и отдали его туркестанскому благотворительному обществу, лишили же мы многихъ медрессе ихъ доходовъ закрытіемъ въ старомъ город принадлежащихъ имъ караванъ-сараевъ для того, чтобы оптовая торговля производилась въ русской части г. Ташкента, на ярмарочной площади. Между мусульманскимъ духовенствомъ встрчаются много людей, серьёзно желающихъ изучить русскій языкъ и познакомиться съ Россіей, и не имющихъ никакихъ пособій и средствъ съ той, т.-е. нашей, стороны, на которой должна бы лежать главная забота объ этомъ. Вотъ этихъ-то личностей, вліяющихъ на мусульманскій фанатизмъ, и слдовало бы отмчать намъ, ибо черезъ нихъ, а не черезъ тхъ подонковъ мусульманства, о которыхъ я скажу ниже, мы можемъ проводить въ массу наши намренія и достигать нашей цли. Но говорятъ, что фанатизмъ населенія мы уничтожаемъ, такъ-сказать, пассивно, а не активно — тмъ, что не стсняемъ туземцевъ въ ихъ религіи, нравахъ и обычаяхъ. Это не совсмъ врно. Завоевавъ край, мы сдлали въ немъ такія преобразованія, которыя не могли не отразиться самымъ существеннымъ образомъ на религіозную и бытовую сторону туземца. Мы замнили въ кочевомъ населеніи родовое начало административнымъ и выборнымъ: вмсто киргизскихъ родовъ съ ихъ родоначальниками, стали волости и волостные управители, мы уничтожили въ осдломъ населеніи должность раисовъ (блюстителей религіозныхъ обрядовъ), предоставили русскимъ властямъ право разбирать семейныя дла и совершать разводы, завели русскій судъ для тяжбъ кочевниковъ съ осдлыми жителями, т.-е. этомъ случа лишили первыхъ ихъ прежняго суда по обычаю, а вторыхъ по шаріату. Мы измнили всю податную систему и притомъ такъ, что не ввели русскую, а передлали туземную, лишивъ ее, такъ сказать, почвы и разумнаго основанія. Вмсто хераджа и танапа, сбираемыхъ, первый — съ продукта, сообразно его урожаю, а второй — съ извстнаго размра земли, сборовъ, существовавшихъ въ прежнее время, мы установили недавно такъ-называемый поземельный сборъ, иначе говоря, мы просто назначаемъ теперь для каждаго узда (по прежнимъ даннымъ) извстную сумму, которую онъ долженъ внести въ казну, причемъ сумма эта иногда возвышается процентовъ на пять и боле. Понятно, что указанные мною факты не остаются и не могутъ остаться безъ вліянія на бытовую сторону народа. Предположимъ даже, что вс наши мропріятія по отношенію въ туземцамъ были превосходны во всхъ отношеніяхъ, но дло въ томъ, что, при сужденіи о положеніи длъ въ Средней Азіи, намъ необходимо знать, какъ приняты означенныя мропріятія самимъ туземнымъ населеніемъ и настолько повліяли они на уменьшеніе фанатизма. Я, долго жившій въ Средней Азіи, долженъ признаться, что мры эти не были удовлетворительными. Фанатизмъ населенія нисколько не умаляется и наше вліяніе не возрастаетъ. Если же, на первый взглядъ, намъ кажется, повидимому, обратное, то это происходитъ отъ одной весьма важной въ нашихъ отношеніяхъ къ туземцамъ ошибки, которую я постараюсь разъяснить здсь. Въ первое время посл завоеванія Туркестанскаго края, намъ, понятно, были нужны люди изъ туземцевъ, посредствомъ которыхъ мы могли бы извстнымъ образомъ вліять я дйствовать на населеніе. Какъ всегда бываетъ въ подобнаго рода случаяхъ, къ намъ на помощь явились люди не чистой нравственности, люди,— до нкоторой степени, поршившіе съ мусульманствомъ, ихъ, въ свою очередь презиравшемъ. На первыхъ порахъ, за невозможностью отличить въ чуждомъ намъ народ будущихъ полезныхъ намъ помощниковъ, мы принуждены были опереться на тхъ, которые пришли сами. Вотъ эти-то личности, толкающіяся среди русскихъ и позаимствовавшія отъ насъ нкоторый лоскъ, вводятъ насъ въ заблужденіе относительно умаленія мусульманскаго фанатизма и вредятъ нашему вліянію гораздо боле, чмъ самые завзятые фанатики. Видя этихъ лицъ, говорящихъ по-русски, берущихъ различнаго рода подряды, занимающихъ разныя должности, восхваляющихъ русскихъ и ихъ порядка, пьющихъ у насъ вино и насъ онымъ угощающихъ, мы вообразили, что это-то и есть цвтъ мусульманскаго общества, освободившійся подъ русскимъ вліяніемъ, въ лиц своихъ представителей, отъ фанатизма и нетерпимости. А между тмъ, сзади этихъ лицъ, застилающихъ намъ глаза, живетъ иной міръ — міръ именно того фанатизма, умаленіе котораго мы радостно привтствуемъ, но который, тмъ не мене, стоитъ крпко и будетъ жить долго, ушедши, такъ-сказать, въ себя и изрдка проявляя себя наружу въ такихъ явленіяхъ какъ, напримръ, убіеніе аксакала въ Ходжент, нападеніе на почтовую станцію и т. п. Для этого міра, какъ я сказалъ выше, мы ничего не сдлали, даже боле: посл подробнаго ознакомленія съ краемъ и населеніемъ, оставляя сказанныхъ лицъ, въ прежнихъ ихъ роляхъ, мы тмъ самымъ косвеннымъ образомъ подогрваемъ мусульманскій фанатизмъ, ибо многіе дйствительно хорошіе люди, хотя и фанатики, давно бы вошли съ нами въ общеніе, если бы не боялись, въ глазахъ мусульманъ, смшать себя съ лицами, нами покровительствуемыя, но потерявшими уваженіе въ мір мусульманскомъ. Что касается наконецъ до мусульманскаго произвола, уничтоженнаго русскими порядками, то едва ли можно поручиться, что порядки эти кажутся туземцамъ мене произвольными, чмъ ихъ прежнія, мусульманскія. При мусульманскомъ владычеств произволъ дйствительно существовалъ, но произволъ этотъ, далеко, впрочемъ, не безграничный, былъ такимъ же продуктомъ тысячелтней жизни этой страны, какъ и вс ея другія учрежденія, нравы и обычаи. Онъ былъ ей родной и былъ ей понятенъ. Мусульманскій владлецъ и его власти, воспитанные въ той же сред и въ тхъ же воззрніяхъ, какъ и ихъ подчиненные, хотя и дйствовали произвольно, но тмъ не мене хорошо знали, гд этотъ произволъ начинается и гд кончается, знали его объемъ и его границы. Въ силу своего исключительнаго религіознаго воспитанія, однороднаго со всей массой населенія, и одинаковости съ ней въ образ жизни, привычкахъ и нравахъ, мусульманскіе владтели практиковали свой произволъ въ извстныхъ опредленныхъ рамкахъ, считая его даже не произволомъ, а необходимымъ атрибутомъ своей власти, безъ котораго было бы немыслимо самое ея существованіе. Съ другой стороны, и самъ народъ смотрлъ на этотъ произволъ глазами своего владтеля, видя въ послднемъ не тирана и угнетателя, а счастливаго избранника судьбы, получившаго этимъ самымъ право на произволъ и самовластіе. Возросшій въ такихъ понятіяхъ, туземецъ Средней Азіи хорошо зналъ вс развтвленія этого произвола, отъ бека до послдняго аксакала включительно, ибо почва, на которой и въ предлахъ которой практиковался произволъ, была такъ же хорошо извстна первому, какъ и послднимъ. Словомъ, въ мусульманскомъ произвол туземецъ былъ дома и съ существованіемъ произвола сживался и мирился изстари. Съ точки зрнія европейской, такой произволъ, какой мы видимъ въ мусульманскихъ государствахъ, конечно, можетъ казаться ужаснымъ, но съ точки зрнія мусульманской онъ вполн естественъ и, пожалуй, законенъ. Случай съ Худояръ-ханомъ не можетъ служить доказательствомъ обратнаго, а напротивъ того, является подкрпленіемъ сказаннаго. Худояръ-ханъ потому именно и потерялъ ханство, что произволъ его пересталъ быть мусульманскимъ, а сталъ простымъ сумасбродствомъ нестсняемой никакими традиціями личности. Еслибы этотъ деспотъ, вмсто нескрываемаго и, такъ-сказать, откровеннаго грабежа своего народа, прикрылся бы своимъ правомъ и шаріатомъ и (какъ длаетъ бухарскій эмиръ) продолжалъ бы свое дло, то можно поручиться, что ему никогда не пришлось бы прохаться въ Оренбургъ по независящимъ отъ него обстоятелствамъ.

Въ 1865 году мы завоевали Туркестанскій край и начали вводить въ него наши порядки, совершенно отличные отъ мусульманскихъ и, разумется, мало имъ понятные. Порядки эти весьма часто и существенно измнялись. Въ начал, до 1868 г., явствовало временное положеніе о Туркестанской области, потомъ, съ 1868 г., проектъ положенія о Туркестанскомъ генералъ-губернаторств, который разршено было измнятъ въ частностяхъ, примнительно къ мстнымъ условіямъ. Заравшанскій округъ, присоединенный посл, остался совсмъ безъ положенія. Въ первое время Туркестанская область раздлена была на правой и лвый фланги и центръ, начальники которыхъ завдывали военною и гражданскою частью. Дальнйшее мстное управленіе составляли районы, подъ вдніемъ управляющихъ туземнымъ населеніемъ. Въ лиц этихъ управляющихъ были сосредоточеніе администрація, взиманіе податей и сборовъ, разборъ претензій и т. п. Кром того, нкоторые города, принадлежащіе къ занятымъ нами укрпленіямъ, были изъяты изъ вднія управляющихъ туземнымъ населеніемъ и подчинены комендантамъ. Несоотвтственность помянутаго положенія о Туркестанской области съ потребностью края, говоритъ пояснительная въ нын дйствующему положенію дописка, заявляема была уже неоднократно мстнымъ начальствомъ, которое, представляя хаотическое состояніе администраціи, доносило, что такое положеніе терпимо боле быть не можетъ. Степная коммиссія, личнымъ обозрніемъ края и собранными матеріалами, пришла къ тому же убжденію и заключенію. Такъ шло дло до 1868 г., въ начал котораго были составлены особыя коммиссіи для новой организаціи края и введенія въ дйствіе, въ вид проекта, новаго положенія, которое, уже на третій годъ своего существованія, начало претерпвать нкоторыя, довольно важныя, измненія, какъ, напр., въ устройств поземельнаго сбора, о которомъ уже было замчено выше. Новый проектъ положенія далъ краю другую администрацію, областную и уздную, другое дленіе уздовъ, далъ новое устройство суда, туземнаго и русскаго, установилъ подати, сборы и повинности, опредлилъ способы ихъ взиманія,— словомъ, дать краю совершенно иную, чмъ прежде, организацію съ значительнымъ количествомъ новыхъ учрежденій, мстъ и должностныхъ лицъ. Въ 1871 году сказанный проектъ долженъ былъ получки утвержденіе въ законодательномъ порядк, но такъ какъ нкоторыя его части были пригнаны, по мстнымъ обстоятельствамъ, не соотвтствующими цли, то предположено было составить для края новое положеніе, которое до сего времени еще не составлено, а между тмъ, до разршенія этимъ, будущимъ, положеніемъ вопроса о прав поземельной собственности, въ кра было пріостановлено заключеніе всякихъ актовъ на покупку и продажу недвижимыхъ имній, т.-е., иначе говоря, была прекращена одна изъ самыхъ важныхъ функцій всякаго гражданскаго общества. При этомъ нужно замтить, что ни прежнее положеніе, ни проектъ новаго, введеннаго въ дйствіе, никогда не были переведены на туземное нарчіе. Туземцамъ предоставлено было самимъ понять этотъ, довольно сложный для нихъ организмъ русскаго управленія и угадать вс соотношенія властей и учрежденій, совершенно для нихъ новыхъ и мало понятныхъ.— Отчего это прежде, спрашивалъ у меня разъ туземецъ, гораздо легче было получить изъ казны деньги: придешь бывало къ Черняеву, дастъ онъ записочку — и сейчасъ выдадутъ, а теперь ходишь, ходишь, и на силу добьешься? Конечно, на такой вопросъ приходилось отвчать, что тогда край былъ мало устроенъ, что не было подлежащихъ властей и т. п. Если во всему этому прибавить, что Туркестанскій край весьма бденъ людьми, знающими туземныя нарчія и крайне нуждается въ переводчикахъ, то станетъ понятнымъ, какими глазами смотритъ туземецъ на наши порядки, будь они даже самые совершеннйшіе изъ всхъ существующихъ въ мір. Конечно, порядки эти кажутся ему гораздо произвольнйшими, чмъ его прежніе, мусульманскіе,— не потому, что они дйствительно произвольны, а потому, что, видя ихъ частую перемну, онъ не въ состояніи понять и объяснить себ какъ значеніе этой перемны, такъ и существа этихъ порядковъ. Все это — я скажу не обинуясь — порождаетъ между туземцами общее неудовольствіе противъ русскихъ, которое нисколько не умаляется, а даже возрастаетъ и вмст съ тмъ разносится по сосднимъ ханствамъ, возбуждая въ нихъ несбыточныя надежды на возвратъ утраченнаго и подстрекая ихъ къ такимъ выходкамъ, какъ всегдашнія просьбы о возврат Самарканда, а въ настоящее время — и вторженіе въ наши предлы.

Н. Петровскій.

‘Встникъ Европы’, No 10, 1875

ОЧЕРКИ КОКАНСКАГО ХАНСТВА

Читайте также: