Очерк истории международного общества рабочих, Засулич Вера Ивановна, Год: 1889

История
Время на прочтение: 68 минут(ы)
Скачать в PDF
Засулич В. И. Избранные произведения
М.: Мысль, 1983.— (Для науч. б-к).

ОЧЕРК ИСТОРИИ МЕЖДУНАРОДНОГО ОБЩЕСТВА РАБОЧИХ*

* По различным причинам очерк остался незаконченным. Нечто цельное он все-таки дает, мне кажется, охватывая период развития Интернационала от кружков самообразования к движению и организации рабочих масс и разложению прудонизма, господствовавшего над умами рабочей интеллигенции стран французского языка.— Прим. В. И. Засулич 1906 года.

[ЧАСТЬ 1-я]

Полная история Международного общества рабочих еще невозможна. Архив Генерального совета, его переписка с местными федерациями и секциями не обнародована. Источниками для знакомства с этим обществом остаются лишь появлявшиеся в печати во время его существования отчеты конгрессов, процессы, некоторые журналы того времени, вышедшие тогда же брошюры и проч. Но хотя Интернационал не был ни заговором, ни тайным обществом, далеко не все его касающееся доводилось до сведения публики. Негласная деятельность Генерального совета посредством переписки секретарей, посредством личных сношений, в особенности в Англии, для которой он являлся не международным только, а также и местным центром, была значительнее его открытой деятельности. В то же время и внутренняя жизнь секций и федераций, смена взглядов и настроений проявлялась публично лишь в своих общих результатах, борьба, предшествовавшая этим сменам, велась за глазами публики и прорывалась наружу лишь в случаях окончательного разрыва. В задачу этого очерка входит, таким образом, лишь гласная история Интернационала: борьба идей на его конгрессах, международная поддержка стачек, рост и развитие организации. Мы займемся при этом главным образом развитием общества во Франции, Швейцарии и Бельгии, где в шестидесятых годах рабочее движение росло вместе с ним, вылилось в форму его организации и замолкло вместе с его исчезновением. Мы постараемся показать, что внесло в Международное общество участие в нем представителей немецкой социалистической демократии и английских ремесленных союзов. Обратное влияние Интернационала на немецкое и английское рабочие движения, столь различные по характеру, но имеющие каждое свою богатую содержанием историю, далеко выходит за пределы этого очерка. Не войдет в него также и история второго, бакунинского Интернационала1, о нем придется говорить лишь постольку, поскольку он развивался внутри первого, его самостоятельной деятельности в Италии и Испании мы касаться не будем.

ГЛАВА I

В начале шестидесятых годов реакция, наступившая вслед за кровавым восстановлением порядка, нарушенного революционным 48-м годом, повсюду ослабевает и прерванное общественное движение начинается снова. В различных странах Европы почти одновременно замечается всегда предшествующее революционным эпохам возбужденное состояние промышленных рабочих, проявляющееся, смотря по условиям той или другой страны, в уличных беспорядках, в учащенных стачках, в росте коалиций, в поддержке радикальных кандидатов там, где рабочие участвуют в выборах, в большей отзывчивости ко всякой пропаганде. Соединить в одно сознательное целое эти разрозненные движения было задачей, поставленной Международному обществу рабочих его основателями.
Впрочем, во Франции подъем общественного настроения обнаруживается сперва в среде буржуазии, в особенности революционной. Здесь образуются кружки так называемых бланкистов и замышляются заговоры против правительства. Но рабочие массы остаются к ним равнодушны. В их среде движение возобновляется с воспоминаниями о том, как отплатила рабочим июньскими днями созданная ими республика2,— возобновляется с глубоким недоверием к революционерам из буржуазной среды, к заговорщикам, к ‘политикам’ и даже к самой политике, неразрывно связанной в умах рабочих с следованием за той или другой фракцией радикальной буржуазии. Идея самостоятельной, отдельной от буржуазии политики рабочего класса еще не знакома во Франции. Этому настроению вполне соответствует и социальная программа, складывающаяся, по Прудону, в интеллигентных кружках рабочего класса. Уже с давних пор теории этого писателя были единственными, проникавшими в рабочую среду Франции, Бельгии и французской Швейцарии. Читали Прудонау конечно, очень немногие, а понимали его запутанные, многотомные творения и того меньше, но отдельные фразы Прудона, отрывочные сведения о даровом кредите, об обмене продуктов по их истинной стоимости, о федерализме и анархии были наготове у каждого, кто желал порассуждать, потеоретизировать. Теперь, с началом оживления в рабочей среде, чувствуется потребность в практической программе, и прудонисты пытаются вывести ее из творений своего учителя. В Париже за эту задачу берется между прочими чеканщик Толеи и кружок его друзей, превратившийся впоследствии в первую секцию французского Интернационала. Свести к практически выполнимому плану выводы из экономической части учения Прудона (необходимость организации дарового кредита и обмена продуктов по их истинной стоимости) представлялось очень затруднительным. Зато политическая часть программы была совершенно ясна. Относясь отрицательно к самой идее государства, в котором, по их теории, после организации обмена не будет никакой надобности, прудонисты считали вредной всякую затрату сил и энергии рабочего класса на борьбу против той или иной современной формы государственного строя, против того или иного правительства. Рабочим ничего не нужно от правительства, лишь бы оно не мешало им организовать обмен. В данный момент не было никаких оснований ожидать таких помех со стороны императорского правительства. Оно старалось, наоборот, всячески задабривать рабочих в надежде противопоставить их начинавшей поговаривать о своих правах буржуазии.
Уничтоживши после государственного переворота все остатки созданных движением 1848 года рабочих союзов и ассоциаций, император3 начинает заботиться теперь о насаждении ‘истинного социализма’ и жертвует 500 000 фр. на помощь ассоциациям. Попытка, впрочем, остается бесплодной: основанные ассоциации почти тотчас же приходят в упадок и не приобретают ни малейшей популярности. Не доверяя буржуазии, лучшие элементы рабочего класса еще недоверчивее относятся к правительству — они гнушаются принимать от него денежную помощь.
То же стремление к популярности заставляет императора способствовать поездке в Лондон на Всемирную выставку 1862 года рабочих-делегатов от различных отраслей парижской промышленности. Выборы делегатов разрешено было произвести всеобщей подачей голосов, вне всякого постороннего вмешательства и при полной свободе собраний, вообще запрещенных. Делегатами были выбраны лица, слывшие за наиболее образованных в своей среде. Большинство из них осталось потом в стороне от дальнейших событий, но руководство всем делом попало в руки Толена, заведовавшего в качестве секретаря комиссии организацией поездки и всех сношений делегации.
Герой 2 декабря и не подозревал, конечно, что он содействует возникновению новой революционной силы— грозного впоследствии Интернационала.
В Лондоне после осмотра выставки французские гости были приглашены на банкет, устроенный для них местными рабочими. Хозяева обратились к ним с адресом, в котором обсуждалось положение рабочего класса цивилизованных стран. ‘По мере увеличения могущества машин необходимость в человеческом труде должна все более и более уменьшаться. Что же сделают с теми, которых лишают работы? Должны ли они оставаться праздными и участвовать в конкуренции? Оставят ли их умирать с голоду или будут кормить на счет трудящихся? Мы не имеем претензии решать такие вопросы, говорит адрес, но мы убеждены, что они должны быть решены и что для этого необходимы соединенные усилия всех — как философов, государственных людей, историков, так и работодателей и рабочих всех стран. Долг каждого человека — взять на себя часть этого труда…’ ‘Мы думаем, что, обмениваясь мыслями и наблюдениями с рабочими различных национальностей, мы скорее откроем тайны экономической жизни общества…’ {Proc&egrave,s de l’Association Internationale des Travailleurs, статья 62 4. — Прим. В. И. Засулич.}
Вопрос был поставлен, как видим, с самой жгучей его стороны, с той именно, с которой очевидно, что трудность положения рабочего класса растет и должна расти вместе с ходом промышленного развития. Mo с другой стороны, в наивном намерении рабочих решать свою ‘огромную задачу’ сообща с капиталистами и государственными людьми всех стран бросается в глаза полное отсутствие сознания непримиримости классовых интересов. ‘Единодушие между нами и нашими хозяевами есть единственное средство уменьшить окружающие нас трудности’,— говорится в другом месте адреса.
Французские делегаты ответили предложением устроить рабочие комитеты для письменных сношений по вопросам промышленности. Предложение встречено было сочувственно, но ничего формального устроено не было, да и комитет, написавший адрес, не принадлежал ни к какой рабочей организации.
Некоторые из делегатов нашли себе в Лондоне выгодную работу, остальные вернулись в Париж и принялись за составление отчетов своим избирателям. С оставшимися в Лондоне делегатами завязалась переписка. В Париже между пришедшими в соприкосновение по поводу делегации рабочими также продолжались деятельные сношения, и центром всего этого, естественно, явился кружок Толена, имевший правильные собрания и состоявший из людей сравнительно образованных. Поэтому когда летом 1863 года в Париже начались манифестации с целью побудить правительство высказаться в пользу восставшей Польши и явился проект вызвать такие же манифестации в Лондоне, то для поездки снова был выбран Толен и его друзья: Лимузен, Перрашон и два других.
В Лондоне и без того происходила сочувственная Польше агитация. По случаю приезда парижан состоялся большой рабочий митинг, на котором докладчиком явился Оджер, один из влиятельнейших членов английских ремесленных союзов. В адресе к ‘французским братьям’ докладчик от угнетенной Польши переходит к угнетению труда капиталом и говорит о необходимости международных рабочих конгрессов для успешной борьбы против этого угнетения. Такие конгрессы могли бы во всяком случае помешать предпринимателям вызывать при каждой стачке заграничных рабочих, являющихся в их руках орудием для понижения заработной платы местных производителей.
Французы взяли на себя распространение оджеровского адреса и условились подготовлять в Париже почву для основания международного рабочего союза. Они попытались также войти в сношения с французской эмигрантской колонией в Лондоне. Здесь главную роль играли чистокровные политики, как Ледрю Роллен и бланкисты. Они были в это время в полнейшем восторге от успеха парижской оппозиции на выборах 1863 года, и Ледрю Роллен заявил даже Толену, что этими выборами Наполеону прописана отставка. Делегаты восторга не разделяли и к заговорщицким стремлениям эмигрантов отнеслись отрицательно. Те со своей стороны недоверчиво смотрели на их специально рабочую, вовсе не революционную, как им казалось, затею. Отношения поэтому сразу установились очень натянутые.
В Лондоне кроме нескольких англичан, как Оджер и старый чартист Эрнест Джонс, подготовкой дела занялись главным образом немецкие эмигранты: Маркс и другие, бывшие члены Союза коммунистов, который уже в 40-х годах провозгласил международный характер движения пролетариата и выпустил знаменитый манифест Маркса и Энгельса, заканчивающийся известным лозунгом: ‘Пролетарии всех стран, соединяйтесь!’

ГЛАВА II

24 сентября 18G4 года состоялся наконец большой митинг в С.-Мартенс-Галле, созванный для учреждения Международного общества рабочих. Делегатами из Парижа снова явились Толен, Лимузен и Перрашон. Пришли также политические эмигранты различных стран: Маркс и его немецкие последователи, французские бланкисты, итальянцы, находившиеся целиком под влиянием Мадзини, поляки и т. д. Все эти разнородные и разномыслящие элементы хотели по-своему направить начавшееся движение.
Бланкисты желали превратить его в демократический радикальный заговор против наполеоновского правительства. Заговор же хотел в нем видеть и Мадзини, но другого цвета, чистый от всякой классовой борьбы и полный идеальной любви и нравственности. По мнению англичан, международный союз должен был иметь значение подспорья в стачках и вообще в той непосредственной борьбе с предпринимателями, которая велась местными ремесленными союзами. Парижане-прудонисты относились, наоборот, крайне отрицательно к стачкам и желали найти в новом обществе почву для пропаганды своих идей и для попыток их практического применения. Чего хотели Маркс и его сторонники, мы увидим из деятельности Генерального совета, все публичные заявления, все манифесты которого, до самого Гаагского конгресса, были написаны Марксом. Но в главных чертах стремления его можно было бы предугадать уже из Коммунистического манифеста 1848 года, который заключает в себе все основные положения современного научного социализма.
‘Коммунисты не составляют какой-либо особой партии, противостоящей другим рабочим партиям,— говорит манифест. — Они не выставляют никаких особых принципов, под которые они хотели бы подвести движение пролетариев’.
‘Коммунисты отличаются от других рабочих партий только тем, что, с одной стороны, в движении пролетариев различных наций они выделяют и отстаивают общие, независимые от национальности, интересы всего пролетариата, с другой стороны, тем, что на различных стадиях развития, через которые проходит борьба пролетариев против буржуазии, они всегда защищают общие интересы движения в его целом… Ближайшая цель коммунистов та же, что и других рабочих партий,— организация рабочего класса, свержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти.
Теоретические положения коммунистов ни в каком случае не основываются на идеях и принципах, открытых и установленных тем или другим всемирным реформатором.
Они представляют собой лишь общее выражение современных отношений, существующей ныне борьбы классов, совершающегося на наших глазах исторического движения’.
Говоря об отношении коммунистов к различным оппозиционным партиям, манифест заявляет, что ‘коммунисты повсюду поддерживают всякое революционное движение против существующих общественных и политических отношений’5.
Уже отсюда можно было предвидеть, что Маркс не захочет создать ни заговора, который никогда не может объединить рабочей массы, а всегда захватывает лишь отдельных фанатизированных личностей, ни секты с определенным символом веры, которая сразу оттолкнула бы от себя всё с этим символом несогласное. Можно было бы наперед сказать, что знаменитый коммунист постарается вызвать широкое движение, способное объединить все элементы рабочего класса, начавшие сознавать свои классовые интересы Дальнейшая история рабочего движения показала, что именно такая попытка была необходима и в высшей степени своевременна.
Митинг в С.-Мартенс-Галле вотировал основание Международного общества рабочих и выбрал временный комитет из 50 членов различных национальностей для выработки, устава, утвердить который предстояло первому конгрессу основанного общества.
Проект устава, представленный Мадзшж, был повторением обычных, строго централистических уставов тайных обществ, которыми так богата была первая половина столетия. Комиссия отвергла его так же, как и проект манифеста, в котором Мадзини ‘гремел против классовой борьбы’ {Eichhoff. Internationale Arbeiterassociation. Berlin, стр. 46,— Прим. В. И. Засулич.}.
Проникнутые совершенно другим духом, проекты Маркса были приняты огромным большинством.
Вот устав, утвержденный первым конгрессом общества:
‘Принимая во внимание:
что освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих, что, борясь за свое освобождение, рабочие должны стремиться не к созданию новых привилегий, по к установлению равных для всех прав и обязанностей и к уничтожению всякого классового господства,
что экономическое подчинение рабочего обладателю средств производства является источником рабства во всех его видах: нищеты, умственного отупения и политической зависимости,
что поэтому экономическое освобождение рабочего класса есть великая цель, которой всякое политическое движение должно быть подчинено как средство,
что все стремления рабочих к достижению этой цели оставались до сих пор безуспешными вследствие недостатка единодушия между рабочими различных отраслей труда в каждой стране и отсутствия братского союза между рабочими различных стран,
что освобождение рабочих является не местной только или национальной задачей, а затрагивает интересы всех цивилизованных наций и может быть достигнуто только их теоретическим и практическим содействием друг другу,
что движение, которое возобновляется теперь в наиболее промышленных странах Европы, вызывая новые надежды, дает вместе с этим торжественное предостережение против старых ошибок и заставляет стремиться к объединению всех пока еще разрозненных усилий.
Ввиду вышесказанного основывается Международное общество рабочих. Оно объявляет:
что все примыкающие к нему общества и отдельные личности принимают истину, справедливость и нравственность за основу своих отношений ко всем людям независимо от их расы, религии или национальности, не должно быть обязанностей без прав — прав без обязанностей.
Ст. 1. Общество основано для того, чтобы создать центральный пункт соединения и совместного действия рабочих обществ, существующих в различных странах и стремящихся к одной цели, именно: ко взаимной поддержке, развитию и полному освобождению рабочего класса.
Ст. 2. Это общество называется Международным обществом рабочих.
Ст. 3. Ежегодно собирается общий рабочий конгресс, состоящий из уполномоченных от различных ветвей Общества. Конгресс формулирует общие стремления рабочего класса, издает необходимые для успешной деятельности Общества постановления и выбирает членов Генерального совета Общества.
Ст. 4. Каждый конгресс назначает время и место созвания следующего конгресса. К определенному им сроку уполномоченные собираются в назначенном месте, не дожидаясь особых приглашений. В случае надобности Генеральный совет может переменить место созвания конгресса. Конгресс определяет ежегодно местопребывание Генерального совета и выбирает его членов. Избранный таким образом Генеральный совет имеет право принимать в свою среду новых членов. На каждом ежегодном конгрессе Генеральный совет представляет гласный отчет о работах своих за истекший год. В случае крайней нужды он может созвать конгресс ранее обыкновенного годового срока.
Ст. 5. Генеральный совет образуется из рабочих различных национальностей, имеющих в Обществе своих представителей. Он выбирает из своей среды членов необходимого для ведения дел бюро: казначея, главного секретаря, особых секретарей для различных стран и т. д.
Ст. 6. Генеральный совет должен действовать в качестве агентуры для сношений между различными национальными или местными ветвями Общества так, чтобы рабочие каждой страны всегда имели сведения о движении их класса в других странах, чтобы одновременно и по общему плану можно было предпринять исследование социального положения различных стран Европы, чтобы вопросы, возбужденные одной из ветвей Общества, но имеющие общий интерес, могли обсуждаться всеми прочими его ветвями и чтобы в том случае, когда со стороны Общества потребуется то или другое практическое действие — например, при международных столкновениях — все примыкающие к нему общества могли действовать одновременно и целесообразно. Генеральный совет может, когда найдет это нужным, обращаться с различными предложениями к местным или национальным рабочим обществам. Для облегчения своих сношений с различными ветвями Общества Генеральный совет будет печатать периодические отчеты.
Ст. 7. Так как успех движения рабочих каждой страны может быть обеспечен только их союзом и единодушием, так как, с другой стороны, деятельность Генерального совета существенно облегчится в том случае, когда он войдет в сношения лишь с немногими национальными центрами, а не с многочисленными и разрозненными местными обществами, то члены Международного общества рабочих всеми силами должны стремиться — каждый в своей стране — к объединению существующих в ней рабочих обществ в один национальный союз с центральным органом управления. Само собою разумеется, что исполнение этой статьи устава зависит от законов данной страны и что каждое местное общество может входить в непосредственные сношения с Генеральным советом, если к этому нет препятствий со стороны закона.
Ст. 8. Каждая секция имеет право для сношений своих с Генеральным советом назначить особого секретаря.
Ст. 9. Всякий разделяющий и отстаивающий принципы Международного общества рабочих может сделаться
50
его членом. Но каждая ветвь Общества ответственна за принятого ею члена.
Ст. 10. При переселении из одной страны в другую каждый член Международного общества встретит братскую поддержку со стороны местных членов общества.
Ст. 11. Примыкающие к Международному обществу рабочие общества, хотя и связываются друг с другом братскими узами взаимной поддержки, удерживают тем не менее свойственные им виды организации.
Ст. 12. Настоящий устав может быть изменен каждым конгрессом, если на это согласятся две трети уполномоченных.
Ст. 13. Всё не предусмотренное уставом будет пополняться особыми правилами, подлежащими контролю каждого конгресса’7.
Особенно нравились всюду основные положения, предпосланные статьям устава. Интернационал всегда гордился ими.
Под этими положениями действительно должен был, не колеблясь, подписаться каждый член топ части рабочих масс, которая защищает свои интересы, в какой бы форме ни велась ее борьба, на какой бы ступени развития она ни стояла, какие бы теории ни бродили в головах ее вожаков.
Против них не нашли ничего возразить даже ученики благочестивого доктора Куллери, защитника собственности и союзника местных консерваторов, основавшего в Юрских горах одну из первых секций Интернационала {Даже и более ученые друзья собственности не нашли в уставе Интернационала ничего для нее вредного. Что ‘освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих — это казалось утверждением принципа самопомощи и привлекло к новому обществу симпатии многих почтенных людей’,— говорит Лавеле (Socialisme contemporain 8, стр. 242)
‘Почтенный’ бельгийский экономист полагал, что эта фраза представляет собою новую вариацию на старую тему о воздержании, сбережении, трудолюбии и прочих добродетелях, усердно рекомендуемых почтенными людьми в качестве единственного рецепта для освобождения рабочих от всех бедствий. — Прим. В. И. Засулич.}. И потом, через несколько лет, когда Интернационал, сделав все, что было возможно на той ступени развития, на которой стоял тогда пролетариат, и приобретя всемирное значение, погиб и на его развалинах пытались действовать бакунисты, всей душой ненавидевшие Генеральный совет, в особенности Маркса, даже и они не решились ничего изменить в этих положениях.
Пришли в восторг и французские прудонисты, когда вскоре по возвращении из Лондона получены были в Париже отпечатанные по-английски проекты устава и манифест. Толен, впрочем, обративший особенное внимание на фразу о подчинении политического движения {Причем слова ‘как средство’ (as a mean), заканчивающие фразу в английском оригинале, были пропущены в 1-м французском переводе. — Прим. В. И. Засулич.}9 великой цели экономического освобождения рабочего класса, радовался, очевидно, по недоразумению. Он видел в ней оправдание воздержания рабочего класса от вмешательства в политическую борьбу, т. е. нечто прямо противоположное мысли Маркса, имевшего в виду политическую борьбу рабочего класса, сообразующуюся исключительно с его классовыми интересами.
Бланкисты, воевавшие с прудонистами главным образом именно из-за вопроса о ‘политике’, тоже присоединились, в лице лондонских эмигрантов, к новому обществу, и бланкист Ле Любе попал в избранный из среды комиссии первый Генеральный совет.
Вступительный манифест10 нового общества начинается указанием того факта, что нужда рабочего класса с 1848 по 1864 год нисколько не уменьшилась, несмотря на беспримерную быстроту развития промышленности и торговли за этот период.
В пятидесятых годах слышались пророчества, что пауперизм исчезнет в Англии, если ее ввоз и вывоз поднимутся на 50 процентов. Они почти утроились, а пауперизм усилился. В подтверждение как громадного роста промышленности, так и усиления нищеты рабочего класса приводится целый ряд цифр и фактов, официально констатированных английскими парламентскими отчетами.
‘С другой, местной окраской и в несколько меньшем масштабе,— продолжает манифест,— английские условия повторяются и во всех захваченных промышленным развитием странах континента. Во всех этих странах шло с 1848 года неслыханное развитие промышленности, такое расширение ввозной и вывозной торговли, о возможности которого прежде и не догадывались. И повсюду, так же как в Англии, этим увеличением богатства и могущества воспользовались одни имущие классы… Нищета рабочих повсюду возросла по меньшей мере в той же пропорции, в какой увеличилось богатство высших классов… Теперь уже во всех европейских странах незыблемо установлена та истина, что ни усовершенствование машин, ни приложение науки к промышленности и земледелию, ни какие бы то ни было ухищрения в области обмена, ни колонии и эмиграция, ни открытие новых рынков, ни все эти вещи, вместе взятые, не могут устранить нищеты рабочих масс, что, наоборот, на существующей ложной основе всякое новое развитие творческой силы труда лишь углубляет общественные противоположности, лишь обостряет столкновения. Эта истина несомненна, теперь для каждого беспристрастного исследователя, оспаривать ее можно уже не по убеждению, а только по расчету’ п.
Поражение революции 1848 года, уничтоживши все организации, все журналы рабочей партии, распространилось также и на Англию. Хотя между рабочим классом этой страны и его континентальными собратьями не было общности в борьбе, но им пришлось, тем не менее, испытать общность поражения. Победа реакции на материке возвратила английским землевладельцам и капиталистам их пошатнувшуюся самоуверенность и дозволила взять назад уже обещанные уступки.
И однако рабочий класс сделал за этот период два важных приобретения.
Первым было завоевание после 30-летней борьбы закона о 10-часовом рабочем дне, который удалось провести благодаря мимолетному расколу между поземельной и денежной аристократией. Весьма значительная физическая, умственная и нравственная польза этого закона для фабричных рабочих теперь обнаружена со всех сторон. Континентальные правительства вынуждены вводить у себя его более или менее искаженные копии, а английскому парламенту приходится с каждым годом все более и более расширять область его применения. Но чрезвычайный успех этой меры имел не одно только практическое значение… ‘Во время борьбы за нее буржуазия предсказывала и доказывала устами своих известнейших ученых, как доктор Юр и профессор Сениор, что всякое законодательное ограничение рабочего времени будет смертельным ударом английской промышленности… Борьба за законодательное ограничение рабочего времени велась тем упорнее, что грозила не только барышам предпринимателей, но прямо вторгалась в область великой распри между слепыми правилами закона спроса и предложения, составляющими всю суть буржуазной политической экономии, и целесообразно, сознательно организованным общественным производством, составляющим внутреннее содержание политической экономии рабочего класса. Поэтому-то 10-часовой билль был не только большим практическим успехом, но вместе и победой принципа. В первый раз политическая экономия буржуазии была при ярком свете дня побеждена политическою экономией рабочего класса’ 12.
Другим приобретением был успех опытов кооперативного производства, фактически доказавший, что крупные промышленные предприятия могут вестись сообразно требованиям науки без участия работодателей, что орудия труда могут функционировать и приносить плоды, не становясь орудиями господства и эксплуатации, и что наемный труд есть такая же преходящая, предназначенная к исчезновению форма, как и рабство или крепостничество. И тот же опыт периода 1848— 1864 годов доказал также, что кооперации, оставаясь предприятиями отдельных рабочих групп, никогда не будут в состоянии остановить растущей в геометрической пропорции монополии и освободить рабочий класс или хотя бы заметным образом облегчить его положение… ‘По этой-то, вероятно, причине благомыслящие аристократы, сладкоречивые буржуа и даже иные практичные экономисты после тщетных усилий задавить в зародыше систему кооперативного труда вдруг принялись осыпать ее такими слащавыми комплиментами’.
Чтобы освободить рабочие массы, кооперативный труд должен развиться до размеров национального производства, а следовательно, вестись государственными средствами. Пока государственная власть находится в руках имущих классов, они будут пользоваться ею лишь для увековечения своей монополии.
‘Завоевание политического могущества составляет поэтому великий долг рабочего класса’ 13.
И рабочие, по-видимому, это поняли: в Англии, Германии, Италии и Франции начинается одновременное возрождение рабочего движения.
‘Один из элементов успеха у рабочих имеется — это их многочисленность. Но тяжело ложатся на весы истории лишь числа, объединенные в союз и направляемые к сознательной цели… Опыт показал, что в борьбе за освобождение отсутствие братского союза между рабочими различных стран наказывается всеобщей неудачей их несогласованных усилий. Эти соображения побудили рабочих различных стран, собравшихся на открытый митинг в г. С.-Мартенс-Галле, основать Международное общество рабочих’ 14.
Манифест нового общества оканчивается, подобно своему предшественнику, Коммунистическому манифесту 1848 года, призывом пролетариев всех стран к соединению.
Прочтя повнимательнее этот документ, правоверные последователи Прудона легко могли бы заметить в выводах автора ненавистный коммунизм, но, по-видимому, они не обратили на них внимания.
Кружок Толена превращается в Парижскую секцию Интернационала и избирает бюро, состоящее из кассира, архивариуса и нескольких корреспондентов для сношений, пока еще с одним Лондоном, а впоследствии с имеющими образоваться другими секциями.
Вскоре начинаются индивидуальные присоединения к этой маленькой группе.
В комнатку на улице Гравилье, где поместилось бюро секции, приходят записываться некоторые бывшие члены республиканских ассоциаций 1848 года, распущенных реакцией. Приходят и люди, чуждые рабочему миру, как Фрибур или студенты Лонге, Эмиль Ришар, даже доктора и публицисты.
Несколько лиц с громким именем, с положением, как историк Генри Мартен, душеприказчик Прудона Густав Шоде, вице-президент Учредительного собрания 1848 года Корбон, выражают свое сочувствие и готовность содействовать, быстро исчезнувшую, впрочем, как только новое Общество начало приобретать значение. Лишь с бланкистами отношения не налаживаются. Некто Лефор 15, судившийся уже раз за участие в тайном обществе, доводит до сведения бюро, что мог бы сразу присоединить к ним до 10 000 рабочих. Бюро отмалчивается. Лефор сносится с Лондоном, и от Генерального совета получается письмо, назначающее его корреспондентом Интернационала во французской прессе. Он мог бы, таким образом, сразу придать делу ту или иную окраску перед публикой. Члены бюро заявили Лефору, что их цели различны, что они не стремятся к республиканской манифестации, о которой мечтает он. Они хотят основать ассоциацию, ведущую путем исследования и пропаганды к постепенному освобождению труда, а на этой почве его известность может быть лишь опасна, не принося никакой пользы делу. Лефор настаивал. Тогда Толси и Фрибур отправились в Лондон, добились отмены решения и приобрели вместе с тем деятельных врагов в лице бланкистов. С этих пор начинают ходить долго преследовавшие парижский Интернационал смутные слухи о его мнимых связях с императорским правительством.
Несмотря на некоторый видимый успех, секция чувствовала себя изолированной среди рабочих масс Парижа. В основанных при содействии кредитных учреждений ассоциациях, в синдикальных камерах, в различных ремесленных корпорациях, появившихся вслед за отменой в 1864 году закона о коалициях, она почти не имела связей. Чтобы помочь горю, была придумана следующая мера {Фрибур, L’Internationale16, стр. 31— 33. — Прим. В. И. Засулич.}. Члены бюро составили список наиболее влиятельных рабочих Парижа в различных отраслях промышленности и написали каждому из них отдельное приглашение — явиться в назначенный час по такому-то адресу. Более 100 человек откликнулось на призыв.
Им поспешили объяснить, что ответственность за незаконное собрание (собрания свыше 20 человек были запрещены) падет только на приглашавших, и затем, изложив цель Международного общества, просили собравшихся употребить все свое влияние в различных группах парижских рабочих, чтобы добиться от них выбора делегатов, которые, присоединившись к бюро Интернационала, помогли бы ему в его деятельности. В ответ на это один из приглашенных, Гелигоп, прямо заявил, что новое Общество должно прежде оправдаться от обвинения в бонапартизме, что о нем в Париже ходят недобрые слухи.
Толеп, наиболее подозреваемый, ответил Гелигону, что имел сношения с принцем Наполеоном в качестве секретаря выставочной комиссии, и более никаких, что Интернационал стремится вербовать своих членов по преимуществу в среде республиканцев, по как целое он намерен воздерживаться от всякого вмешательства в политику. Это — общество изучения, исследования, а не новый карбонаризм, и во всяком случае им, влиятельным рабочим, следует вмешаться в дело, чтобы изобличить членов Общества, если они обманщики, или присоединиться к ним, если они искренние деятели.
Собрание разошлось, обещав подумать и посоветоваться.
Выборы не состоялись, но результатом попытки было присоединение к Обществу нескольких ценных деятелей, и в том числе Варлена, ставшего впоследствии душой французского Интернационала. Присоединился также и Гелигон, очевидно удовлетворившийся объяснением. Вообще с этих пор положение нового Общества становится прочнее, оно приобретает некоторым образом права гражданства среди рабочих групп Парижа, хотя и не проявляет пока большой притягательной силы. К сентябрю 1865 года Парижская секция насчитывала до 500 членов.
Настало время предполагавшегося конгресса, но силы Интернационала были еще слишком незначительны. В Лондоне итальянские эмигранты отстали по совету Мадзини. После истории с Лефором из Генерального совета вышел Ле Любе и отшатнулись бланкисты, хотя и продолжала существовать французская секция с бланкистской окраской. Вне Лондона и Парижа имелось к этому времени только две секции: в Женеве, основанная старым немецким коммунистом Иоганном-Филиппом Беккером, и другая, в Юрских горах,— доктором Кул-лери. Решено было вместо конгресса созвать конференцию в Лондоне17. На этой конференции присутствовали Толен, Фрибур, Лимузен и Варлен от Парижа, Сезар де Пап от Брюсселя, Беккер и Дюпле от Женевы, Везинье и Ле Любе от Лондонской бланкистской секции и затем представители Генерального совета: Оджер — президент, Кример — генеральный секретарь, Маркс — секретарь для Германии, Дюпон — для Франции и Юнг — для Швейцарии.
По первому же вопросу, поднявшемуся при чтении устава, именно по вопросу о том, кого считать рабочим, парижане стали в противоречие со всеми остальными членами конференции. Они предлагали закрыть доступ в Общество гак называемым работникам мысли, опасаясь, что те увлекут Интернационал на путь политики. Следуя Прудопу, они желали также исключить женщин, которых природа, по их мнению, создала кормилицами и хозяйками, а не общественными деятелями, но и в этом случае они ни в ком не встретили поддержки. После дебатов было решено предоставить каждой секции понимать слово рабочий настолько широко или узко, как она пожелает. Французы для себя решили принимать вперед исключительно работников мускульного труда.
Второй вызвавший прения вопрос был о Польше. Французы желали исключить его из программы будущего конгресса. Но большинство было против исключения, а бланкисты заявили даже, намекая на парижан, что лишь бонапартисты могут возражать против обсуждения на конгрессе вопроса о восстановлении Польши, чем и вызвали бурный протест со стороны оскорбленных.
По окончании конференции был дан вечер с чаем и танцами. Пока Варлен и Лимузен, рассказывает Фрибур {Фриоур, L’Internationale, стр. 46. — Прим. В. И. Засулич.}, танцевали с дочерьми Маркса, последний пытался выяснить Толену и Фрибуру ложность прудонистской постановки рабочего вопроса. Объяснения, по словам Фрибура, вовсе не убедили их, а лишь заставили увидеть разницу взглядов и опасность, угрожавшую прудонизму со стороны Маркса.
В течение следующего года во Франции были основаны новые секции в Лионе, Руане и Марселе.
В Париже число членов почти не увеличивалось. Бюро собиралось по четвергам, перечитывало Прудона и приготовляло для конгресса свой мемуар в ответ на вопросы, предложенные конференцией. Оно продолжало также подчеркивать свою политическую нейтральность, свои мирные наклонности. Когда поднялась было агитация в пользу стачек, прудонисты ей противодействовали. Варлен и другие новые люди пока еще стушевывались перед группой Толена.
В Англии Генеральный совет старался сблизиться с ремесленными союзами. Правила этих обществ запрещали членам обсуждать политические вопросы на своих собраниях. Вне собраний организации они могли, конечно, заниматься чем угодно и вступать, как частные лица, в какие угодно политические союзы, но в общем они были равнодушны к политике. В Англии шла в это время агитация за избирательную реформу. Интернационал принял в ней деятельное участие. Многие из членов Генерального совета вступили в лигу реформы и говорили на ее митингах. Они употребляли все усилия, чтобы втянуть ремесленные союзы в это движение, и успели до некоторой степени. На одном многочисленном собрании, где большинство состояло из членов этих союзов и председателем был выбран Оджер, приняли резолюцию, признающую неотложную необходимость всеобщего избирательного права как первой ступени для приобретения рабочим классом политического могущества.
Генеральному совету удалось также помешать привозу иностранных рабочих во время большой стачки лондонских портных, что произвело на ремесленные союзы очень хорошее впечатление. Конференция делегатов этих союзов вотировала обращение к рабочим обществам с советом присоединиться к Интернационалу. Но ни одного полного присоединения не последовало. Некоторые общества вступили лишь в необязательные отношения. Были также личные присоединения к Интернационалу членов ремесленных союзов.
В Швейцарии за этот год было основано много маленьких секций благодаря главным образом пропаганде Куллери, а Женевская секция разделилась на две — французскую и немецкую, и последняя начала издавать первый орган Интернационала — ‘Vorbot’ под редакцией Беккера 18.

ГЛАВА III

3 сентября 1866 года состоялся в Женеве первый конгресс Международного общества, на который собралось 60 представителей от двадцати пяти его секций и тринадцати посторонних рабочих обществ. Особенно широко была представлена Франция (14 делегатов от 4 секций) и французская Швейцария. Немецкая делегация состояла из 6 человек, Генеральный совет прислал пятерых. Проект устава принят конгрессом единогласно, только французы снова подняли было вопрос об исключении представителей умственного труда, но встретили единодушный отпор со стороны всех остальных делегатов.
Кроме устава конгрессу предстояло высказаться по целому ряду вопросов, интересующих рабочий класс. Эти вопросы предлагались как секциями через посредство Генерального совета, так и самим Советом и заранее рассылались секретарями для предварительного обсуждения на собраниях секций. На этот раз они были составлены еще год тому назад Лондонской конференцией. Генеральный совет высказался по главнейшим из предложенных вопросов в краткой письменной ‘инструкции’ своим делегатам 19. Парижане явились со своим мемуаром, разросшимся ко времени конгресса в объемистое сочинение, обнимавшее почти всю программу прудонистов. Немцы тоже приготовили свою записку, но, ознакомившись с инструкцией Генерального совета, решили не читать ее на конгрессе и целиком присоединиться к лондонской делегации. Мы познакомим читателей как с этой инструкцией, намечающей взгляды Генерального совета на задачи Международного общества, так и с главнейшими чертами парижского мемуара, характеризующими первоначальную программу прудонистов, с различными видоизменениями которой мы будем встречаться во все время существования Международного общества.
По первому вопросу — о международной помощи рабочим отдельных стран в борьбе между трудом и капиталом — Генеральный совет говорит в своей инструкции, что с общей точки зрения вся деятельность Интернационала должна заключаться в объединении, в обобщении разрозненных усилий рабочего класса, борющегося за свои интересы. Задача общества — создать такую связь, при которой рабочие различных стран будут не только чувствовать себя товарищами в борьбе, но и действовать как члены одной освободительной армии. В пример проявления такой активной солидарности ставится международная помощь при стачках, препятствие патронам заменять непокорных местных рабочих заграничными и проч. Чрезвычайно важной международной задачей признается затем статистическое исследование положения рабочего класса всех стран, предпринятое по собственной инициативе рабочих. Выполнением такой задачи рабочий класс доказал бы, что он способен взять свою судьбу в собственные руки. Все секции должны заняться рабочей статистикой и посылать собранные сведения Генеральному совету для обработки в одно целое.
По второму вопросу — об отношении труда к капиталу и о ремесленных союзах — инструкция говорит, что ‘капитал есть концентрированная общественная сила, рабочий же располагает только своей личной рабочей силой, Поэтому контракт между капиталистом и рабочем не может быть установлен на справедливых основаниях. Единственной общественной силой рабочих является их число. Но эта сила уничтожается разъединением рабочих, вытекающим из их взаимной конкуренции. Ремесленные союзы выросли совершенно естественно из первых же попыток рабочих устранить или по крайней мере уменьшить конкуренцию в своей собственной среде, мешающую сопротивляться деспотизму капитала. Рабочие стремились посредством союза видоизменить в свою пользу условия контракта. Непосредственная деятельность ремесленных союзов в борьбе труда с капиталом ограничивалась до сих пор потребностями текущего времени, вопросами о заработной плате, о продолжительности рабочего дня и проч. Такая деятельность не только законна — она обязательна, и, пока существует современная система, от нее невозможно отказаться. Ее необходимо, наоборот, расширить и усилить объединением ремесленных союзов всех стран. Но еще важнее другая сторона дела: сами того не сознавая, ремесленные союзы создали центры организации рабочего класса так же точно, как средневековые коммуны и муниципалитеты создали такие же центры для буржуазии. Необходимые в партизанской борьбе труда против капитала, ремесленные союзы имеют еще большее значение в качестве могущественных орудий уничтожения самой системы наемного труда и диктатуры капитала. Кроме своей непосредственной задачи — противодействия капиталу они должны теперь сознательно взять на себя роль очагов организации рабочего класса ввиду великой цели его полного освобождения. Они должны содействовать всякому социальному и политическому движению в этом направлении, должны явиться представителями всего рабочего класса, охватить его целиком и обратить особенное внимание на привлечение рабочих всего хуже оплачиваемых отраслей промышленности’20.
Переходя к вопросу об ассоциациях и кооперациях, инструкция Генерального совета напоминает своим делегатам, что Международное общество не должно ни в каком случае навязывать рабочему движению ту или другую доктринерскую систему. Его задача лишь в том, чтобы расширять и связывать в одно целое все отдельные освободительные движения, самостоятельно возникающие в рабочей среде. Конгресс не должен бы поэтому вотировать за какую-нибудь специальную систему кооперации, но ограничиться заявлением некоторых общих основных положений. ‘Значение ассоциаций заключается в фактическом доказательстве возможности иных форм производства, кроме современных… И в этом смысле производительные ассоциации заслуживают большего внимания, нежели потребительные. Последние скользят лишь по поверхности экономического строя, тогда как первые захватывают его основания. Но не от ассоциаций, каких бы то ни было, можно ожидать устранения капиталистического строя. Для этого необходимы широкие, коренные изменения, распространяющиеся на целое общество. Такие изменения возможны лишь через посредство организованной общественной силы — государственной власти, которая из рук капиталистов и землевладельцев {В тексте ошибочно ‘земледельцев’. — Ред.} должна предварительно перейти в руки рабочего класса’21.
Совсем в другую область идей переносят нас авторы парижского мемуара22. Для осуществления их идеала не нужно государственной власти, не требуется мер, изменяющих условия производства и распределения в целом обществе. Их новый общественный строй может быть создан в небольших размерах усилиями убежденных личностей внутри существующего общества, чтобы, расширяясь силою примера и убеждения, постепенно заменить его собою. Для них поэтому нужно не объединение разнородных попыток пролетариата, не организация борющейся освободительной армии, а приобретение убежденных сторонников своей системе исправления существующего зла. В этом они сходятся со всеми предшествовавшими Марксу социалистическими системами.
К стачкам прудонисты относятся отрицательно. Они составляют в их глазах такое же вредное для обеих сторон проявление борьбы между трудом и капиталом, как и приостановки работ самими хозяевами. Капитал так же необходим для производства, как и труд. Причина борьбы между ними лежит в их современных отношениях, которые следует изменить посредством организации обмена на началах взаимности. В достижении этой цели и заключается, по мнению прудонистов, задача Международного общества. В настоящее время все продукты обмениваются на деньги, которые в свою очередь превращаются в продукты. Это посредничество не нужно. ‘Пусть употребляют деньги те, кому угодно платить проценты, лишь бы и нам дозволено было обмениваться удобным для нас способом. Для этого мы не требуем ни покровительства, ни вспомоществования. Мы не хотим никому ничего навязывать, но требуем, чтобы и нам ничего не навязывали’ {По вопросу о значении денег в обмене см. ‘Нищету философии’ Маркса, русский перевод которой составляет пятый выпуск ‘Библиотеки современного социализма’ 23. — Прим. В. И. Засулич.}.
Обмен на началах взаимности может осуществиться посредством кооперации, которую авторы мемуара противопоставляют ассоциации, стремящейся сливать индивидуальные интересы и создавать абсолютное равенство.
При кооперации индивидуумы остаются вполне самостоятельными, независимыми в своем производстве и потреблении личностями. Они связаны друг с другом лишь рядом свободно заключенных контрактов ввиду отдельных, определенных целей. Этими контрактами самостоятельные производители гарантируют друг другу доставление определенного количества продуктов, услуг, обязательств в обмен на равноценное количество других продуктов и проч. Здесь сумма услуг, свободы, благосостояния тем значительнее, чем большее число лиц участвует в контракте. Ассоциация, наоборот, распространяясь, привела бы к полному поглощению индивидуума, к государственному коммунизму. Несмотря на осуждение ассоциации за ее коммунистическую тенденцию, прудонисты знали, конечно, что существуют такие отрасли, где индивидуальное (т. е. ремесленное) производство уже немыслимо и где приходится выбирать между наемным и ассоциационным трудом. Они видели, что в таких отраслях для производства необходим капитал, для пролетариев желающих составить ассоциацию, надо приобрести этот капитал в кредит, и кредит, по мнению прудонистов, должен быть даровым, иначе будет нарушено равновесие обменов на начале взаимности. Кредит является для прудонистов краеугольным камнем их системы.
По предложению французской делегации конгресс вотировал резолюцию, рекомендующую всем секциям, во-1-х, заняться изучением вопроса о кредите и посылать свои работы Генеральному совету для напечатания, во-2-х, заботиться о том, чтобы соединить все существующие рабочие кредитные учреждения в один банк Международного общества.
Противники прудонистской постановки рабочего вопроса не пытались доказывать на конгрессе ее теоретическую несостоятельность. Лондонская и немецкая делегации сосредоточили всю энергию на отстаивании решений, определявших ближайшую практическую деятельность Интернационала в борьбе рабочих масс за свои непосредственные интересы.
Самые жаркие прения, самую горячую оппозицию французского большинства вызвал вопрос об ограничении часов труда.
Делегаты Генерального совета предложили следующее решение:
‘Конгресс объявляет ограничение рабочего дня необходимым предварительным условием, без которого невозможны дальнейшие шаги по пути освобождения рабочего класса. Он предлагает рабочим требовать законодательного ограничения рабочего дня восемью часами’24.
Большинство французских делегатов восстало против подобной регламентации. По их мнению, принцип свободы контрактов запрещает Интернационалу вмешиваться в частные отношения между хозяевами и рабочими. Государству также не должно быть никакого дела до таких вопросов. Количество часов труда зависит от условий производства, а эти условия различны в каждой стране.
Вместо ограничения часов труда французские делегаты предлагают ‘утвердить эквивалентность (равноценность) функций (т. е. труда различных отраслей) посредством установления минимума заработной платы (иначе сказать, равенства рабочей платы во всех отраслях)’.
Лондонские делегаты, Оджер в особенности, горячо защищают свое предложение. Восьмичасовой рабочий день должен стать общим всемирным лозунгом. Установить минимум заработной платы очень трудно, добиться же восьмичасового дня вполне возможно.
В Соединенных Штатах этим вопросом уже занято законодательство, там все рабочие общества требуют его разрешения и просят содействия европейцев. В Англии тоже идет агитация за 8-часовой день. Международное общество должно присоединиться к этому движению.
На больших фабриках, возражал Куллери, гигиена действительно требует уменьшения часов труда, но швейцарская мануфактура, часовая например, находится в таких условиях, что здесь без всякого вреда можно работать больше 10 часов. Многие представители французской Швейцарии присоединяются к заявлению Куллери.
Оджер снова берет слово. Прежде, говорит он, в Англии даже дети работали по 15—18 часов, и только закон уничтожил такую жестокость. При 8-часовом дне рабочий будет иметь время развивать свой ум. Наконец, американцы, почти добившиеся 8 часов, жалуются на европейскую конкуренцию и не могут быть солидарны с нами, если мы не пожелаем ограничить своего рабочего времени. Англичане присоединятся в данном случае к американцам.
Немцы поддерживают лондонскую резолюцию во имя народного образования, невозможного при продолжительном труде.
В конце концов большинство уступает и конгресс принимает как решение, предложенное Генеральным советом, так и французскую прибавку об ‘эквивалентности функций’.
Тот же практический способ аргументации, как и по вопросу о 8-часовом труде, употребляют лондонские делегаты и по вопросу о стачках. При сговоре рабочих всех стран для противодействия патронам, говорят они, можно будет устраивать громадные, непобедимые стачки, и для достижения такой цели английские ремесленные союзы не остановятся ни перед какими пожертвованиями, в противном же случае, при отрицательном отношении Интернационала к стачкам, их присоединение весьма сомнительно.
В своем решении конгресс постарался удовлетворить обе стороны. ‘При современном состоянии промышленности,— говорит принятое им решение,— рабочие различных стран должны поддерживать друг друга в защите заработной платы, но конгресс считает долгом заявить в то же время, что Международное общество рабочих имеет более возвышенную цель — уничтожение наемного труда. Он рекомендует изучение экономических средств, основанных на справедливости и взаимности’ 25.
Хотя редакция последней фразы несомненно прудонистская, но суть дела — международная помощь при стачках — была выиграна сторонниками Генерального совета.
Предложение этого последнего относительно рабочей статистики принято было без прений. Прудонисты тоже придавали ей большое значение.
По вопросу о работе женщин и детей, поставленному в связи с вопросом о воспитании, мнения самой французской делегации, единодушной по всем другим вопросам, разделились.
Большинство (Толен, Фрибур, Шемале, Мюра и другие) не считало образование детей делом государства. Оно не должно быть ни даровым, ни обязательным. ‘Государственное преподавание,— говорится в мемуаре Толена,— логически требует однородной программы, вылепляющей умы по одному типу, а это ведет к безжизненности и общей атрофии. Только семейное воспитание образует человека’. Следует восторженный панегирик семье, ‘без которой человечество погибнет вследствие отсутствия идеала’.
Что же касается до женщин, то все их время до 40—45 лет поглощено рождением детей (через 2 года по ребенку, счетом четверых) и их воспитанием (девочек до замужества, мальчиков до 16 лет). Незамужняя женщина есть ненормальное явление, которого нет нужды принимать во внимание. Из этого выводится полное отрицание всякой работы, всякой деятельности женщин вне дома.
Самая ‘преданность общественному делу, увлечение интересами коллективности, являющееся добродетелью в мужчине, представляет в женщине лишь ненормальное уклонение от ее истинного призвания…’.
Меньшинство французской делегации требует общественного, дарового и обязательного образования. Варлен и Бурдон утверждают также, что нужно не осуждать женский труд, а улучшить его условия. Целая масса женщин вынуждена искать заработка, если желает оставаться честной.
Куллери заверяет собрание, что честной женщине не понадобится искать работы: она всегда найдет себе мужа.
По вопросу об образовании конгресс принимает решение Генерального совета, требующее дарового и обязательного как умственного, так и профессионального образования, соединенного с производительным трудом: для детей от 9 до 12 лет по 2 часа, от 12 до 16 — по 4.
В мотивировке этого решения Генеральный совет говорит, что достигнуть образования подрастающего рабочего поколения возможно не иначе, как сделав его обязательным путем закона, изданного государственной властью. Добиваясь подобных законов, рабочий класс нисколько не усиливает этим государственной власти. Он заставляет, наоборот, служить себе ту силу, которая теперь всегда направлена против него. Одним общим актом он достигает того, чего не могли бы достигнуть никакие разрозненные, индивидуальные усилия.
В этом вопросе швейцарцы, знакомые на практике с даровым и обязательным образованием, отделились от прудонистов. Зато относительно женщин мнение французского большинства одержало верх при дружной поддержке Куллери и его последователей.
Затем конгресс единодушно вотировал за уничтожение постоянных армий и всеобщее народное вооружение и почти без прений отказался от всякого решения по вопросу ‘о влиянии религиозных идей’.
Как сторонники постановки Генерального совета, так и французские прудонисты могли быть довольны результатами конгресса. Первым удалось отстоять те решения, которым они придавали наибольшее значение. Отнесись конгресс отрицательно к международной помощи при стачках и к агитации за ограничение рабочего времени, Интернационалу пришлось бы отказаться от намеченной им цели — объединения разрозненных движений, самостоятельно возникающих в среде пролетариата. Его секциям предстояло бы оставаться кружками самообразования, какими они были в большинстве случаев во время Женевского конгресса, и отложить на неопределенный срок всякую надежду привлечь ремесленные союзы, придающие главное значение непосредственной борьбе с предпринимателями. Опасение оттолкнуть от Международного общества богатые и сильные английские ремесленные союзы и повлияло главным образом на уступчивость французов.
С другой стороны, несмотря на вынужденные у них уступки, могли быть довольны и прудонисты. Их мемуар встретил видимое сочувствие большинства. Они заставили также конгресс принять самые важные для них решения по вопросам о кредите, об уничтожении наемного труда ‘экономическими мерами, основанными на взаимности и справедливости’ и об ‘эквивалентности функций’. При этом ни в одном решении не было ничего, прямо говорящего в пользу не одобряемого ими коммунизма.
‘Это формальное отрицание коммунизма и защита прав индивидуума,— говорит о конгрессе парижская газета ‘Libert’26. — Отбросив старые утопии, социализм является теперь мютюелизмом’ {Мютюелистами (сторонниками взаимности) называли себя в это время прудонисты оттенка Толена. — Прим. В. И. Засулич.}. Полученное таким образом свидетельство о хорошем поведении приложено к отчету о конгрессе, изданному французской Женевской секцией.
Женевский конгресс положил, таким образом, формальное основание Международному обществу рабочих. Выработанный Марксом и принятый на конгрессе Устав Общества придавал ему широкий, чуждый всякого доктринерства, революционный в самом глубоком смысле слова характер. Этому характеру вполне соответствовали решения, принятые конгрессом по поводу различных практических вопросов. Но мы видим также, что теоретические основы движения понимались большинством представителей неясно и часто противоречиво. В этом отношении можно сказать, что главное влияние принадлежало на Женевском конгрессе прудонистам. Дальнейшее изложение покажет читателям, как влияла сама жизнь на уяснение теоретической стороны дела.

ГЛАВА IV

Судя по числу представленных на Женевском конгрессе секций (15), можно бы подумать, что Интернационал приобрел уже тогда значительные силы в Швейцарии, но такое заключение было бы ошибочно. Это были крошечные секции в маленьких городках, и все они, за исключением Женевской, находились под полнейшим влиянием доктора Куллери, усердно поддерживавшего прудонистов на конгрессе. Он, впрочем, не был и прудонистом и нимало не заботился ни об обмене на началах взаимности, ни об ‘эквивалентности функций’. По определению его органа ‘Voix de l’Avenir’ {Voix de l’Avenir за май 1867 г. Цитирован в Mmoire de la Fdration Jurassienne 28.— Прим. В. И. Засулич.}27, ‘социальное движение исходит из принципов христианства и философии’, а ведет оно ‘к царству справедливости на земле, подобному небесному царству’. Средства для достижения этой ‘великой цели’ заключаются в воспитании, труде, бережливости, нравственности, добродетели и в ассоциации во всех ее нравственных формах. Первое время Куллери был неутомим в своей пропагандистской деятельности. Он ездил из одного городка в другой, говорил трогательные речи на тему: бог, отечество, человечество, братство, нравственность, организуя секции, где сходились люди разных ремесел и говорили, по мере сил и умения, на те же темы. Ремесленные и другие рабочие союзы, довольно многочисленные в Швейцарии, до весны 1868 года не присоединялись к Интернационалу.
В таком же зачаточном состоянии, в виде небольших кружков, почти не соприкасавшихся с рабочей массой, продолжал оставаться и французский Интернационал, руководимый прудонистами. В Париже число сторонников Общества увеличивалось крайне медленно. Еженедельные собрания членов бюро посвящались теперь главным образом обсуждению плана устройства конторы для обмена продуктов по принципам взаимности. Прудонисты надеялись, что такая контора докажет на практике осуществимость и благодетельность их теории. Но между составлением плана и его осуществлением лежала еще целая пропасть. Не было ни малейшей надежды найти среди посторонней публики охотников обмениваться своими продуктами по способу, рекомендуемому прудонистами. Сами же члены Парижской секции: бронзовщики, механики, переплетчики, красильщики и т. п., работая по найму, не имели собственных продуктов для обмена. Приходилось начинать дело очень издалека, и бюро остановилось на следующем проекте: брать еженедельно с каждого из членов секции по 10 сантимов, на собранные деньги доставить одной ремесленной группе орудия производства и поддерживать ее против конкуренции капиталистов.
Когда группа достаточно окрепнет, сделать то же для другой, третьей и т. д., пока не образуется в каждой отрасли производства по подобной группе. Тогда можно будет приступить наконец к обмену продуктов этих групп по их истинной стоимости и без посредства денег. Но сантимные сборы с нескольких сотен членов отодвигали этот счастливый момент на долгие и долгие годы.
Подобные же планы занимают и некоторые провинциальные секции. ‘Мы поняли,— пишут интернационалисты Невиля в своем докладе следующему конгрессу,— что насильственные средства не ведут ни к чему полезному и что нашей эпохе предназначено решение мирных задач’. А мирная задача состоит, по мнению Невильской секции, в том, чтобы составить капитал из равных взносов всех членов и ‘противопоставить его привилегированному капиталу’. Но и в провинции все эти мирные задачи остаются лишь в области проектов и пожеланий. ‘Все наши усилия распространить в рабочем классе Руана идеи мютюелизма остались тщетны, не было еще возможности основать ни одного кооперативного общества’,— жалуется Обри, основатель Руанской секции в докладе конгрессу 1867 года.
Вне Интернационала существовало в это время немало различных кооперативных обществ, и прудонисты пытались внушить им, что продукты должны обмениваться по их истинной стоимости, состоящей сверх затрат на сырой материал, инструменты и т. п. лишь в заработной плате, и что поэтому выручать при продаже продуктов что-либо сверх этой платы было бы противоречием, превращающим членов кооперации в простых лавочников. Но, нимало не заботясь о противоречиях, кооперативные общества не только продавали свои продукты как можно дороже, но и еще сильнее нарушали все принципы, отсчитывая проценты на внесенный членами капитал, а если дела шли хорошо, то начинали даже требовать более или менее значительных взносов с вновь поступающих членов.
Теория ‘истинной стоимости’ не вызывала никакого стремления к материальным пожертвованиям во имя ее даже у людей, относившихся к ней весьма почтительно. Впрочем, полную, несомненную, ‘истинную’ стоимость в сущности еще нужно было найти и даже путь к ее открытию не был вполне ясен для самих прудонистов.
Истинная стоимость продукта должна была состоять, по их мнению, из заработных плат всех рабочих, участвующих в его производстве. Обыкновенная рыночная цена продуктов выше этой стоимости, ибо в нее кроме заработных плат входит, по учению прудонистов, еще процент на капитал (которого они не отличали от предпринимательской прибыли). Но не вполне совпала бы с истинной стоимостью, а лишь приблизилась бы к ней и цена продукта, самостоятельные производители которого удовольствовались бы за свой труд платой, равной заработной плате наемных рабочих в соответствующих отраслях производства данной местности. Не совпала бы потому, что сама существующая заработная плата не есть еще истинная справедливая заработная плата. Прудонисты Интернационала думали, что заработная плата должна быть равна для всех рабочих во всех отраслях производства, и это-то уравнение заработных плат имели они в виду, проводя на Женевском конгрессе свое решение относительно ‘эквивалентности функций’. Величину такой несуществующей, идеальной заработной платы можно бы узнать, предполагали прудонисты, посредством выведения средней заработной платы из всей суммы разнообразных плат, получаемых всей рабочей массой. Но подобное вычисление не сделано и не может еще быть сделано, подробной статистики заработных плат не существует, поэтому в настоящий момент нет никакой возможности определить стоимость продукта с полной точностью.
‘Лишь знание средней заработной платы может указать нам стоимость продуктов, и лишь при этом условии наши обмены могут стать справедливыми’,— говорит Обри в цитированном уже докладе. Он умоляет членов Интернационала избегать всяких отклонений от пути, ведущего к установлению стоимости. Стачки, однако, ему не кажутся такими уклонениями, он ожидает, наоборот, что они помогут определению средней заработной платы.
Подобной услуги стачки, конечно, оказать не могли, но несомненно, что лишь вмешательство в борьбу рабочих с предпринимателями мешало в это время французскому Интернационалу застыть над своими псевдоучеными, туманными теориями и микроскопическими планами. Такие планы, такие теории могли занимать, да и то ненадолго, отдельные группы рабочих, но самая весть о существовании Интернационала начала распространяться в рабочих массах лишь благодаря стачкам.
Первое столкновение, в котором Международное общество оказало французским рабочим существенную помощь, имело более общий интерес, чем обычные неудовольствия из-за заработной платы, из-за тех или иных порядков на фабрике и т. п. Дело шло о попытке хозяев помешать рабочим пользоваться законом 1864 года, разрешающим образование ремесленных союзов. Одними из первых воспользовались новым законом парижские бронзовщики, и к началу 1867 года их союз насчитывал уже тысячи членов.
Некоторые предприниматели в этой отрасли, обеспокоенные распространением в Париже вредной английской заразы ремесленных союзов, решили положить ей предел и в феврале 1867 года начали предлагать своим рабочим на выбор: или выходить из союза, или оставлять мастерские. В ответ на такие тенденциозные изгнания ремесленный союз бронзовщиков постановил, что все его члены должны тотчас же оставлять каждую мастерскую, из которых хоть один рабочий будет изгнан за участие в союзе {О стачке бронзовщиков: Eichhoff. Internationale Arbeiterassociation, Fribourg. L’Internationale29. — Прим. В. И. Засулич.}. В то же время оскорбительный характер борьбы, затеянной предпринимателями, подействовал возбуждающим образом и на тех из рабочих-бронзовщиков, которые прежде не присоединялись к союзу. Они начали теперь целыми массами приходить записываться в его бюро. Предприниматели со своей стороны на общем собрании обязались взаимно: закрыть свои мастерские и не открывать их, пока хоть одна останется под запрещением со стороны рабочих.
Таким образом несколько тысяч бронзовщиков остались без работы. Их запасной капитал был истрачен в первые же дни. Ремесленные союзы других профессий опустошили свои кассы на помощь бронзовщикам, но этого было мало.
Даже самому ярому прудонисту нельзя было не сочувствовать подобной стачке. Здесь была задета честь и гордость каждого рабочего. Парижское бюро Интернационала предложило союзу бронзовщиков обратиться за помощью к английским ремесленным союзам. На просьбу Генерального совета, который оказал уже немало услуг английским союзам, последние ответили полной готовностью и тотчас принялись за дело. Первые деньги и письмо с самыми щедрыми обещаниями прибыли в Париж как раз во время большого собрания стачечников, на котором присутствовали также делегаты от коалиции хозяев. Прочтенное во всеуслышание письмо и мелькнувшие перед глазами хозяев банковые билеты вызвали полный упадок духа в их среде. Коалиция рушилась, хозяева взяли назад свой ультиматум и открыли мастерские.
В марте того же года произошли беспорядки на прядильных и ткацких фабриках Рубэ, вызванные главным образом чрезвычайно строгими фабричными уставами, налагавшими огромные штрафы за малейшую оплошность, за каждую отлучку с фабрики и проч. 25 000 забастовавших рабочих опустошили несколько фабрик и поломали машины. Пришедшие из Лилля войска прекратили беспорядки и произвели много арестов, но стачка продолжалась, грозя страшными бедствиями. Парижское бюро издало прокламацию, где, порицая рабочих за беспорядки, и в особенности за порчу машин, оно в то же время протестовало против фабричных кодексов, в силу которых фабриканты помимо общих для всех судов налагали на рабочих суровые наказания, являясь при этом одновременно и истцами, и судьями в своем собственном деле, и исполнителями всегда выгодного для них приговора. Эта прокламация не осталась без последствий. Она обратила общественное внимание на незаконный характер штрафов, налагаемых в виде наказания, заставила заговорить об этом вопросе в прессе и даже в палате.
Кроме секций, существовавших во Франции и Швейцарии, к сентябрю 1867 года Интернационал имел в Германии несколько секций, группировавшихся около редакции Vorbot’a, и одну в Брюсселе, занявшуюся извлечением практических планов из теоретических измышлений Прудона с тем же усердием, какое вкладывали в это дело французские секции.
Несмотря на незначительное еще развитие Международного общества, Генеральному совету удалось уже за этот год на деле доказать английским ремесленным союзам все значение международной связи в борьбе с капиталом.
Обычная в прежнее время угроза хозяев заменить непокорных местных рабочих иностранными перестала оказывать свое действие. При каждой такой угрозе Генеральный совет давал знать в те местности, откуда можно было ожидать привоза рабочих, и агенты капиталистов наталкивались на упорные отказы. Вместо того чтобы угрожать и действовать открыто, капиталистам пришлось привозить рабочих тайком и удалять их от всяких сношений. Но и это удавалось лишь на самое короткое время. Стоило кому-нибудь из членов Генерального совета пробраться за санитарный кордон и поговорить с рабочими, чтобы те тотчас же согласились отправиться в обратный путь, получив на дорогу деньги из кассы заинтересованного союза.
Кроме этой борьбы на экономической почве Генеральный совет принимал также деятельное участие в политической агитации в пользу расширения избирательного права в Англии.

ГЛАВА V

Между тем приближалось время ежегодного конгресса Общества, который в этом, 1867 году состоялся в Лозанне {Compte rendu du II Congr&egrave,s31. — Прим. В. И. Засулич.}. На нем присутствовало только 50 делегатов30. Главными ораторами среди французов явились те же Толен, Шемале, Фрибур, Лонге. Между делегатами французской Швейцарии по-прежнему первенствовал Куллери, хотя слышались уже голоса молодежи, не отличавшейся благочестием почтенного доктора. Новой и выдающейся личностью среди говорящей по-французски части конгресса явился делегат Брюссельской секции Сезар де Пап — молодой журналист с университетским образованием, последователь Прудона, относившийся, однако, к теориям учителя гораздо свободнее и самостоятельнее своих французских товарищей. Немецкая делегация, более многочисленная, чем в прошлый раз, представляла кроме рабочих обществ немецкой Швейцарии также несколько секций в самой Германии. Из Лондона присутствовали члены Генерального совета Эккариус, Дюпон, Картер, Лесснер.
Часть вопросов, предложенных Лозаннскому конгрессу различными секциями, оказалась лишь повторением прошлогодних тем, уже разбиравшихся в Женеве. Кредит, воспитание, общественная роль женщины, отношение труда к капиталу снова подверглись обсуждению, причем последний вопрос снова свелся на споры о стачках, также и в речах обо всех этих предметах было высказано мало нового, и решения в главных чертах остались прежние.
Зато вопрос об ассоциациях, тоже поднимавшийся уже на прошлом конгрессе, но поставленный теперь с новой точки зрения, вызвал прения, сильно заинтересовавшие французскую и швейцарскую молодежь конгресса. На этих прениях мы остановимся подробнее.
Вопрос был внесен от имени немецких секций Филиппом Беккером в такой форме: ‘Не могут ли попытки освобождения четвертого сословия посредством ассоциаций привести к образованию пятого сословия, положение которого будет еще бедственнее’. Беккер пояснил при этом, что так как сословий давно не существует, а имеются лишь два класса: имущих и неимущих, то вопрос формулирован в сущности неправильно, но в такой именно форме он обсуждался уже многими немецкими рабочими обществами в Германии и Швейцарии, поэтому в такой же форме он предложил его и на обсуждение Интернационала.
Проект решения {Как на Лозаннском конгрессе, так и на двух последующих проекты решений вырабатывались делегатами заранее, вне заседаний конгресса, и затем уже вместе с мотивировками предлагались ему на обсуждение. — Прим. В. И. Засулич.} по вопросу об ассоциациях составил Сезар де Пап. Он предложил в нем конгрессу признать, что распространение ассоциаций в их теперешней форме должно повлечь за собой выделение из общей массы рабочего класса лучше обставленного меньшинства, оставляя большинство в положении еще более бедственном.
На эту часть проекта со стороны французов послышались возражения, что подобное возражение непрактично, что оно подорвет энергию пробивающих себе дорогу ассоциаций, пугая людей воображаемыми опасностями.
Там, где ассоциации прогрессируют, уже и теперь образуется нечто вроде пятого сословия, утверждал, наоборот, Беккер. Принимать участие в ассоциациях могут только наилучше поставленные рабочие, преимущественно самостоятельные мелкие производители, ремесленники. Ассоциации выделяют из солидарной по своим интересам массы рабочего класса самые способные элементы и часто обращают их против него. Успешно конкурировать они могут только с мелкими мастерами и не хуже их умеют эксплуатировать рабочих. Крупная промышленность, впрочем, добавил Беккер, сама позаботится о том, чтобы снова привести всех рабочих к одному уровню.
Ту же мысль об объединяющем значении крупной промышленности, которая уничтожает возможность выделения из общей массы рабочего класса отдельных частей, развивал и Эккариус. Эти предсказания не представляли, конечно, ничего утешительного для последователей Прудона, так как объединение, о котором говорили Беккер и Эккариус, могло быть достигнуто лишь путем уничтожения самого мелкого производства, самой возможности образования маленьких ассоциаций при помощи индивидуальных усилий и сбережений, а между тем на этой-то возможности и основывались волей-неволей все практические планы и начинания мютюелистов. С другой стороны, де Пап во второй части своего проекта предложил для предотвращения опасности от исключительного развития ассоциации обратить внимание на некоторые достойные изучения проекты различных социалистических школ, как-то: превращение национальных банков в банки дарового кредита, ограничение права наследования на известных степенях родства, обращение земли в коллективную собственность всего общества и проч.
Последнее предложение возмутило Куллери и мютюелистов. Они протестовали против него, называя требование коллективной собственности на землю коммунизмом, противоречащим идеалам свободы, взаимности и справедливости.
Де Пап усердно защищался от обвинения в коммунизме. ‘Я,— говорил он,— такой же мютюелист, как Толен и Шемале, но я не вижу, чтобы коллективное землевладение противоречило программе мютюелизма. Эта программа требует, чтобы весь продукт труда принадлежал производителю и обменивался лишь на продукт, стоивший такого же точно количества труда. Но почва не есть продукт чьего бы то ни было труда, и к ней неприменима взаимность при обмене. Чтобы стать в одинаковые условия с промышленным рабочим, земледелец должен сохранить право собственности лишь на произведения земли… отдать самую землю в собственность нескольким лицам — значит сделать все человечество данником этих нескольких. Им достаточно было бы сговориться, чтобы уморить его с голоду’.
По требованию Куллери и нескольких членов французской делегации прения о поземельной собственности, не входящие, по их мнению, в задачи конгресса,, были прекращены и принято решение, в котором признавалось, что в своей современной форме ассоциации действительно могут иметь вредные следствия, но что тем не менее их следует поощрять под условием ‘прекращения в их среде всякого выделения из общего продукта труда процента на капитал, т. е. под условием проникновения ассоциации духом взаимности и федерации’.
Де Пап, однако, снова нашел повод заговорить о коллективной собственности на землю при обсуждении внесенного Парижской секцией вопроса о роли государства.
Определяя государство как ‘манекен, предназначенный поддерживать уважение сторон к заключенному ими контракту’, французские прудонисты присоединились, тем не менее к проекту Лонге, по которому копи, мины {Mine — шахта.} и пути сообщения должны принадлежать коллективности, т. е. тому же государству, сдающему их по контрактам рабочим обществам, обязанным поставлять свои услуги по их истинной стоимости.
‘То же самое,— вмешался де Пап,— чего проект Лонге требует относительно подземных полей — мин и копей, я распространяю на поля, находящиеся на поверхности почвы… Говоря о коллективной собственности на землю, я очень далек от мысли о ее коллективной эксплуатации. Я думаю только, что, раз уж требуются гарантии против злоупотреблений тех, в руках которых находятся мины и пути сообщения, тем более причин для общества гарантировать себя против людей, эксплуатирующих почву, так как в крайности еще можно обойтись без минералов и железных дорог, но ни в каком случае без хлеба’.
Противники коллективного землевладения, настаивавшие на неуместности обсуждения этого вопроса, не воздержались от возражений, и прения о нем снова затянулись на целое заседание.
Лонге мотивировал предпочтение, оказываемое им частной собственности перед коллективной, политическими соображениями, заставляющими его опасаться вредного усиления власти государства, если бы земля сделалась государственной собственностью.
Толен со своей стороны доказывал, что полнейшей гарантией против злоупотреблений частных землевладельцев будет служить контракт, которым установится между производителями взаимный обмен продуктов по их истинной стоимости. ‘Моя формула,— закончил он,— такова: земля — земледельцу, кредит — промышленному рабочему’.
С наибольшей горячностью напал на общественную собственность Куллери. ‘Я сторонник свободы,— заявил он,— а следовательно, и частной собственности. Земля есть орудие труда. Если сделать ее общественной собственностью, то отчего не применить этой теории и к остальным орудиям труда? Это было бы логично, но нелепо. Общественная собственность на землю уже существует в Турции. Что же касается до коллективизма, распространенного на все виды собственности, то это было бы принижением индивидуума, общественной тиранией, и я надеюсь умереть прежде, чем дойдет до этого’.
Де Пап начал свою защиту с утверждения, что все возражения против коллективной собственности на земли относятся также и к коллективной собственности на мины, железные дороги и проч. ‘Я также,— продолжал он,— очень люблю индивидуальную свободу, но так как ее не может быть без хлеба, то я и хочу гарантий против владельцев источника хлеба. В Турции земля принадлежит султану. Я не хочу, чтобы собственником земли стало какое-нибудь современное, например французское, государство, уж лучше частная собственность. Коллективной собственности я желаю лишь в обществе, основанном на мютюелизме. Меня спрашивают, почему я не требую общественной собственности на все орудия труда. Потому что прежде общественных прав существуют права индивидуума. Так как большая часть орудий и инструментов является продуктами труда, то общество не имеет права налагать руку на мой продукт, потому что это мой труд, а мой труд — это я сам. Лонге я отвечу: вы требуете индивидуальной собственности на землю как гарантии индивидуальной свободы против угнетения ее коллективностью? Но чтобы эта гарантированная свобода не была привилегией, необходимо, чтобы каждый член общества имел свою собственную часть земли. В таком случае или все должны быть земледельцами, что было бы нелепо, или некоторые будут оставлять свои части необработанными, или, наконец, эти части будут обрабатываться не собственниками, а фермерами. Моя формула: кредит и земледельцу, и промышленному рабочему’.
Прения становятся всеобщими, все имеющие какое-нибудь мнение о вопросе спешат заявить свое согласие с той или другой стороной. Немецкие коммунисты высказываются за коллективное землевладение и коллективную эксплуатацию земли. Но, говоря об этом вопросе, Эккариус, Лесснер и Беккер защищают его с совершенно иной точки зрения, чем де Пап. Они напирают главным образом на исторический ход развития промышленности, вызывающий необходимость обработки земли все большими и большими участками и губительно действующий на мелкое землевладение.
В конце концов все согласились на том, что вопрос о поземельной собственности должен быть изучен и предложен на обсуждение следующего конгресса.
Последним решался внесенный вопреки правилам на самом конгрессе женевцем Перроном вопрос: ‘Не является ли отсутствие политической свободы препятствием к социальному освобождению рабочих и одной из главнейших причин общественного неустройства?’ Почти единогласно и без всяких прений по существу вопроса конгресс ответил на него следующим решением:
‘Принимая во внимание, что отсутствие политической свободы препятствует общественному развитию народа и освобождению пролетариата, конгресс объявляет, что социальное освобождение рабочих неотделимо от их политического освобождения и что установление политической свободы есть мера первой и абсолютной необходимости’ {Нюрнбергский конгресс рабочих союзов Германии, заседавший в сентябре 1868 г. и принявший программу Интернационала, прибавил к ней следующий пункт: ‘Политическая свобода есть необходимое предварительное условие экономического освобождения рабочего класса. Социальный вопрос поэтому неотделим от вопроса политического, решение первого обусловлено решением последнего и возможно лишь в демократическом государстве’. Этот же пункт вошел затем и в программу социал-демократической партии.
С другой стороны, Перрон и его товарищи, подпавши впоследствии под влияние Бакунина, стали считать борьбу за политическое освобождение буржуазной, не революционной, не социалистической, а вышеприведенный пункт социал-демократической программы, имеющий тот же самый, лишь точнее выраженный смысл, как и лозаннское решение, стал в их глазах главнейшим преступлением немецких социалистов. В Mmoire de la Fdration Jurassienne — книжке, изданной в 1873 году,— они так объясняют свое прегрешение на Лозаннском конгрессе: ‘В глазах Перрона вопрос должен был послужить пробным камнем искренности некоторых парижских делегатов, над которыми с прошлого (1866) года тяготело подозрение в империализме. Вопрос предназначался, следовательно, не для серьезного и глубокого обсуждения принципов, а лишь для того, чтобы вызвать со стороны подозреваемых публичное и решительное заявление… Повторяем, не следует придавать излишнего значения этой декларации’ (стр. 708). — Прим. В. И. Засулич.}.
Та же чувствовавшаяся в среде Интернационала потребность заявить о своем политическом радикализме высказалась и в отношении конгресса к Лиге мира и свободы 32.
9 сентября, т. е. тотчас же по окончании конгресса Интернационала, должен был собраться первый конгресс этой Лиги, насчитывавшей в своих рядах много светил политического радикализма и популярнейших имен буржуазии. Женевские члены Интернационала Перрон, Дюпле, Беккер, участвовавшие в комиссии, организовавшей конгресс Лиги, передали от ее имени приглашение собравшимся в Лозанне представителям Интернационала принять участие в конгрессе Лиги. Был предложен и проект адреса, выражающего солидарность рабочего конгресса с целями Лиги (уничтожение постоянных армий, сохранение мира и федерация свободных штатов Европы).
Эккариус сообщил, что Генеральный совет, не предполагая со стороны Лиги намерения бороться с действительными причинами войны, поручил своим делегатам воздержаться от выражений солидарности этому обществу. Де Пап и Толен также выразили некоторое сомнение относительно Лиги. Но Перрон и Дюпле так горячо уверяли, что Лига вполне разделяет идеи Интернационала, и казались, как организаторы ее конгресса, такими компетентными судьями в этом вопросе, что конгресс Интернационала принял адрес, обусловивши, однако, свою солидарность с Лигой признанием с ее стороны необходимости освобождения рабочего класса из-под власти капитала. А затем большинство лозаннских делегатов (41) отправились в Женеву на конгресс Лиги.
Нам придется еще вернуться к этой едва ли не последней вспышке умирающего в Западной Европе буржуазного радикализма и свободомыслия. Теперь же заметим только, что, хотя рабочим Интернационала, присутствовавшим на конгрессе Лиги, пришлось горько разочароваться в ее сочувствии к их освобождению, они тем не менее подали голоса за предложенную резолюцию— нечто вроде контракта, по которому рабочие обещают буржуазии помочь ей в деле приобретения политической свободы, за что со своей стороны буржуазия обещает помочь экономическому освобождению пролетариата.

ГЛАВА VI

Уже в начале ноября членам парижского Интернационала пришлось на практике выполнять заключенное с либеральной буржуазией условие, участвуя в демонстрациях против занятия Рима императорскими войсками. К этому открытию враждебных действий против империи давно уже толкали их, кроме того, вечно повторявшиеся обвинения Интернационала в связях с правительством. Последнее не замедлило ответить судебным преследованием.
30 декабря 1867 года в помещении бюро Парижской секции, так же как и на квартирах некоторых членов, сделаны обыски, захвачены списки, приходо-расходные книги и письма. Никто не был арестован, однако, но все члены бюро были преданы суду исправительного трибунала. Они объявили в газетах об этом происшествии, а затем вышли из бюро и назначили на 26 февраля новые выборы.
Суд начался 6 марта 1868 года {Смотри: Proc&egrave,s de l’Associations Internationale des Travailleurs, 1-i&egrave,re et 2-i&egrave,me Commissions du Bureau de Paris. — Прим. В. И. Засулич.}.
Подсудимые: чеканщик Толен, архитектор Шемале, печатник обоев Гелигон, бронзовщик Камелина, механик Мюра, бронзовщик Перрашон, красильщик Жерарден и 8 других рабочих — обвинялись в составлении без разрешения правительства сообщества, имеющего более 20 членов. Прокурор Лепелетье так начал свою речь:
‘Подсудимыми по настоящему делу являются трудолюбивые, умные, честные рабочие. Они никогда не подвергались ни одному приговору, на их нравственности нет ни одного пятна, и, поддерживая направленное против них обвинение, мне не придется произнесть ни одного слова, которое могло бы задеть их честь’. В том же духе изысканной любезности ведется и все обвинение.
Правительство, говорит прокурор, не разрешало вашего общества, но и не преследовало его, выжидая, чем окажется оно на деле. ‘Идеи, которые, по-видимому, одушевляли вас, которые провозглашались вашими статутами, были полезны, великодушны, прогрессивны, но общество уклонилось от этого прекрасного пути’. Уклонение заключалось в участии в стачках, в демонстрациях, в обсуждении общих вопросов политики и экономии. Коллективную защиту от лица всех подсудимых как в первой, так и во второй инстанции вел Толен и построил ее главным образом на том соображении, что закон о недозволенных сообществах фактически вышел из употребления, не применяется, что бесчисленное множество торговых, ремесленных, религиозных, ученых и других обществ существует без всякого разрешения и Интернационал не мог не считать себя в таком же точно положении. От своего первоначального пути Общество не уклонялось. В демонстрациях Интернационал как целое не участвовал, а отдельные члены его присутствовали там наравне с другими гражданами, которых никто не преследует. Он был и остается обществом изучения, исследования.
‘За последние 20 лет бесчисленные перемены в промышленности создали новые потребности и совершенно изменили социальную экономию,— продолжал Толен. — Для нас, рабочих, необходимо знать, что будет с нами, и в этой-то необходимости лежит первая причина создания Международного общества рабочих.
Прокурор находит, что мы занимались не той политической экономией, какой бы следовало. По его мнению, мы должны интересоваться только высотой заработной платы и величиной рабочего дня. Другая политическая экономия, имеющая профессоров в Coll&egrave,ge de France и оплачиваемая из бюджета, должна быть известна только образованным людям… но мы, рабочие, принуждены изучать официальную политическую экономию, так как несем последствия ее ошибок. Мы должны изучать ее, чтобы знать, где она ошибается, где лжет, так как лжет она нам всегда во вред…’
Суд приговорил каждого из подсудимых к 100 фр. штрафа.
За это время вновь избранной комиссии, и в особенности Варлену, было очень много дела со сбором пожертвований для поддержки происходившей в Женеве стачки. Сборы были так успешны и стачка благодаря газетному шуму, наделанному перепуганной женевской буржуазией, получила такую всеевропейскую огласку, что французское правительство отдало под суд вторую комиссию, даже не дождавшись окончательного приговора над первой.
Подсудимыми по второму процессу явились: переплетчик Варлен, красильщик Малон, чеканщик Ландрен, гравер Бурдон, золотильщик Моллин, столяр Шарбоно, щеточник Гранжон, гранильщик кристаллов Гумберт и бриллиантщик Комбо. Все это были люди сравнительно новые в движении, более увлекающиеся, менее обращавшие внимание на то, вытекает или нет их образ действий из теории Прудона.
Во вторую комиссию вошла значительная часть ‘коммунистов’,— говорит о них сторонник Толена Фрибур. Коммунистами они были, конечно, так же мало, как и де Пап, со взглядами которого мы познакомились на Лозаннском конгрессе, но замечание это доказывает во всяком случае, что разница взглядов успела уже ясно выразиться среди Парижской секции.
И процесс второй комиссии носит уже несколько иной характер: не так любезен прокурор, совсем иначе ведется и защита подсудимых.
Общую защитительную речь от имени всех товарищей произнес Варлен.
Рассказав вкратце историю Международного общества, он останавливается на роли Парижского бюро в женевской стачке — единственном преступлении, которое успело оно совершить после своего избрания.
‘Деятельность нашего бюро,— говорит он,— вполне соответствовала цели основателей Интернационала — создать постоянную связь между рабочими группами различных стран… Без Интернационала женевские рабочие при всеобщей стачке, которую невозможно поддержать одними местными средствами, не могли бы получить своевременной помощи от рабочих Франции, Англии и остальной Швейцарии. Теперь же женевскому комитету достаточно было известить одновременно различные бюро, чтобы отовсюду немедленно начали стекаться необходимые средства’. От фактического изложения своей деятельности он переходит на общую почву.
‘Хотя перед законом,— говорит он,— вы судьи, а мы обвиняемые, но в принципе мы являемся представителями двух партий: вы — партии порядка во что бы то ни стало, партии застоя, мы — партии реформаторов, партии социалистической. Рассмотрим же добросовестно, каков современный общественный строй, по отношению к которому все наше преступление состоит лишь в том, что мы считаем его способным к совершенствованию’.
Мрачными красками рисует он картину современного общества — рисует судьбу рабочего, рожденного в нищете и грязи, растущего без матери, принужденной покидать его для работы, с 8 лет начинающего каторжный труд, чтобы, не испытав в жизни ничего, кроме лишений и оскорблений, умереть в тюрьме, куда запрут его за нищенство. ‘А этот человек,— добавляет Варлен,— произвел в своей жизни в четыре раза больше, чем потребил’.
Затем следует картина полной наслаждения жизни богатого сына буржуазии, ‘который ничего не произвел, а лишь пользовался лишениями 99 % своих братьев.
Единственное утешение этих 99%,— продолжает Варлен,— состоит лишь в том, что из уроков прошлого они знают, как непрочно то общество, где люди могут умирать с голоду на порогах богатых дворцов.
Глухая ненависть разделяет уже классы. Присмотритесь, и вы увидите, что почва рушится под вашими ногами. Берегитесь!..’
Все подсудимые были приговорены сверх штрафа еще и к тюремному заключению.
Этими процессами заканчивает свое существование в Париже первоначальный Интернационал, уже более двух лет застывший на нескольких сотнях членов, мир* но обсуждавший по четвергам теории Прудона и строивший самые невинные и вместе с тем неосуществимые планы. Двумя процессами правительство достигло полного расстройства этой маленькой организации с правильно избранным бюро и правильным приемом членов. Некоторое время в Париже не существовало никакого официального центра, и желавшие вступить в Общество получали свои членские карты, каждый отдельно, прямо от Генерального совета. Но в то же время и отчасти благодаря именно преследованиям движение начало принимать широкий, массовый, неизмеримо больше соответствующий целям Интернационала характер. Синдикальные камеры, различные ремесленные организации и кооперативные общества Парижа, раньше почти не интересовавшиеся Интернационалом, берут теперь дело в свои руки и, не присоединяясь формально к его организации, начинают действовать заодно с ним, а в сентябре посылают представителей на его конгресс в Брюссель.
С другой стороны, вместо одного уничтоженного центра пропаганды появляются целые десятки новых. Вошедший в силу 28 июня (в двадцатую годовщину окончания июньской битвы) закон, дозволяющий публичные собрания, создал для социалистических теорий самую широкую трибуну. На публичных заседаниях не дозволялось, правда, говорить ни о политике, ни о религии, в особенности не дозволялось упоминать о 2 декабря и касаться формы правления и династии, а для наблюдения за тем, чтобы ораторы действительно всего этого не касались, на собраниях присутствовал полицейский комиссар, но об экономических, о социальных вопросах говорить дозволялось, и на первых же собраниях мютюелисты вступили в состязание с экономистами, с одной стороны, и со всеми последователями более крайних социалистических теорий — с другой. ‘Мы присутствуем при шумном пробуждении социалистических доктрин,— пишет де Молинари {Le mouvement socialiste et les r unions publiques 33, стр. I.— Прим. В. И. Засулич.},— они снова появляются, полные движения, снова оживают…’ Проводя параллель с 1848 годом, когда был усыплен проснувшийся теперь социализм, де Молинари замечает, что хотя ораторы ‘с уважением упоминают имена Кабе и Фурье {Ibidem, стр. 9. — Прим. В. И. Засулич.}, но никто не думает продолжать пропаганду их систем. Луи Блан также отошел на задний план, как и Пьер Леру. Только Прудон имеет учеников’. Но Прудон не оставил никакой системы, ученики принуждены сами строить ее из оставленного им материала. Они все согласны относительно недостатков существующего строя, но в их представлениях о тех порядках, которые должны заменить его, оказывается значительное разнообразие.
Все прудонисты единодушно отстаивали свои взгляды при спорах с тогдашними французскими экономистами, из которых многие, Курсель Сенель между прочими, пытались на первых собраниях доказывать рабочим законность и необходимость существующего экономического строя. Но как только предметом прений являлись проекты будущего строя, вчерашние союзники распадались на несколько фракций и между ними начиналась оживленная полемика. Первое время из членов Интернационала ораторами на публичных собраниях являлись почти исключительно мютюелисты группы Толена, представлявшие самый умеренный элемент среди социалистических фракций. Де Молинари называет их ‘жирондистами социализма’.
Но скоро мютюелистам Интернационала пришлось выдерживать на публичных собраниях словесные битвы не только с посторонней публикой, но и с собственными сочленами, излагавшими более крайние теории, а раз вмешались в спор даже члены второй комиссии. На одном из собраний был поднят столько раз ставившийся на конгрессах Интернационала вопрос об общественной роли женщины. Кто-то сообщил слух о появлении в Швейцарии женской секции Международного общества. Публика приветствовала это сообщение громкими аплодисментами. Но присутствовавшие на собрании члены первой комиссии выразили строжайшее порицание такому выступлению женщин на публичную арену, и Гелигон прочел из мемуара, представленного на Женевский конгресс Парижской секцией, уже известный нам параграф о роли женщины, добавив, что таково мнение о данном вопросе, принятое Интернационалом. Узнавши об этом диспуте, арестованные члены второй комиссии протестовали открытым письмом, где утверждали, что мемуар вовсе не выражает взглядов всего Интернационала, что в Интернационале существуют две группы, расходящиеся между собой по многим вопросам, и что они совершенно несогласны со взглядами, высказанными на публичном собрании от имени их общества.
В тюрьме С.-Пелажи Варлену с товарищами пришлось встретиться с заключенными там же за заговор бланкистами. При ежедневных сношениях взаимная враждебность между молодыми рабочими и их нерабочими товарищами по заключению быстро сгладилась. Такое же сближение появилось несколько позднее и на публичных собраниях, где наиболее крайние элементы Интернационала оказались по многим вопросам союзниками и единомышленниками тех революционеров из буржуазной среды, которые интересовались не одним лишь свержением Наполеона, но также и социальными вопросами. Под влиянием этих крайних элементов в связи с быстрым ростом числа его членов Интернационал во Франции начал принимать все более и более революционную окраску.

ГЛАВА VII

Не для одного Парижа весна 1868 года была моментом перелома в развитии Международного общества. В Швейцарии и Бельгии Интернационал в эту же весну приобретает тысячи членов и тем самым сразу теряет зачаточный характер союза кружков пропаганды и самообразования и становится организацией рабочих масс, борющихся за свои классовые интересы.
В Швейцарии вовлечению в движение рабочей массы помогла уже упомянутая женевская стачка, о которой мы расскажем подробнее, так как она имела значение далеко не для одного этого города {О женевской стачке смотри: Les proc&egrave,s de l’Internationale. — Mmoire de la Fdration Jurassienne, Eichhoff, Internationale Arbeiterassociation и проч. — Прим. В. И. Засулич.}.
Женевские рабочие распадались на два больших отдела. К первому принадлежали главным образом рабочие по часовому ремеслу и по производству различных драгоценных вещей. Почти все они были женевскими гражданами-избирателями. Задолго до появления Интернационала они были уже организованы в ремесленные союзы и владели богатыми кассами. Сравнительно они развиты, и уровень их потребностей довольно высок. Все эти отрасли вместе носят почему-то на женевском жаргоне название фабрики (la fabrique), хотя производство вовсе не имеет фабричного характера и части часов, например, делаются, правда, на хозяина, но на дому.
Второй отдел носит общее название рабочих по постройкам. Сюда кроме плотников, штукатуров, каменщиков, землекопов и т. д. относятся также слесаря, кузнецы и некоторые другие отрасли. Этот отдел рабочих состоял почти сплошь из пришлого, постоянно меняющегося люда: итальянцев, савояров, немцев. Они не пользовались правами гражданства, не соединялись в общества, не имели касс, получали почти вдвое меньшую заработную плату, чем рабочие фабрики, и вообще составляли более низкий класс населения.
До весны 1868 года в Женеве, как и во всей Швейцарии, ремесленные союзы не присоединялись к Интернационалу и его смешанные секции состояли главным образом из рабочих по различным отраслям постройки.
В среде этих рабочих уже с осени 1867 года замечалось особое оживление, происходили частые собрания, на которых толковалось о необходимости потребовать от хозяев увеличения заработной платы и уменьшения часов труда. 19 января 1868 года на большом собрании был принят проект общих требований, сводившихся к уменьшению работы с 12 на 10 часов и к увеличению заработной платы на 20%. Эти требования были сообщены всем хозяевам рабочим комитетом, специально избранным для ведения переговоров. Но со стороны хозяев никакого ответа не последовало, и затем целых два месяца рабочим неизменно сообщали, что за недосугом их требования еще не рассмотрены и для обсуждения дела будет назначено собрание. А между тем по городу ходили слухи, что хозяева составили коалицию, устраивают собрания, что-то постановляют и т. д.
Рабочие решили наконец сделать последнюю попытку и, назначив место и время свидания, предупредили хозяев, что, раз никто не явится, дело будет передано в руки Интернационала. Хозяева опять промолчали, и руководство предстоящей борьбой было поручено Женевской секции. На ее предложение вступить в переговоры хозяева ответили, что с Интернационалом они ни в каком случае не желают иметь никакого дела. Тогда афишами, расклеенными на всех стенах, Интернационал заявил, что, если до вечера 23 марта не получится от хозяев благоприятного ответа, барабанным боем созовут общее собрание для определения дальнейшего образа действий. Когда в 6 часов вечера действительно по барабанному бою толпы рабочих направились со всех сторон к назначенному месту собрания, паника охватила буржуазию. Лавки поспешно запирались, кассы перетаскивались в безопасные места, служащие некоторых контор запасались оружием. Рабочих собралось от 4 до 5 тысяч, но порядок был образцовый. Собрание выслушало доклад о неудаче всех попыток вступить в переговоры с хозяевами и единодушно решило, что стачка необходима. Каменщики, плотники и штукатуры должны были прекратить работу, все остальные отрасли обещали им свою поддержку. В 9 часов вечера собрание разошлось, и Женева снова приняла свой обычный, мирный вид.
Стачка началась. Хозяева расклеили прокламацию в которой объявляли, что рабочие Женевы находятся под руководством иностранных агентов, нарушающих доброе согласие между жителями города. С Интернационалом, этой иностранной агентурой, хозяева не хотят иметь никакого дела, но они охотно улучшат судьбу тех рабочих, которые поодиночке и без всяких переговоров возьмутся за работу. Если же, паче чаяния, этого не произойдет, хозяева прекратят работы и в тех отраслях ‘постройки’, которые не принимают участия в стачке.
Никто не соблазнился. Одушевление в среде рабочих было громадно. Не только вся ‘постройка’ примкнула к Интернационалу, но и ремесленные корпорации ‘фабрики’ одна за другой присоединялись к нему и опустошали свои богатые кассы на помощь стачечникам. Женевская буржуазия тоже не оставалась простой зрительницей стачки. Она действовала единодушнее и энергичнее, чем где-либо. Угроза прекратить работы по остальным отраслям была скоро приведена в исполнение, и до 3000 лишних семей нуждалось теперь в помощи.
Швейцарские газеты с ‘Journal de Gen&egrave,ve’34 во главе гремели против ‘иностранных агентов’ и заранее толковали о громадных суммах, присылаемых из Лондона и Парижа на помощь стачечникам. Из Швейцарии эти достоверные сведения проникли во французские, немецкие и английские газеты. Парижская ‘Presse’ 35 в корреспонденции из Женевы представляла стачку первой вылазкой Интернационала, за которой должна начаться всеобщая война против буржуазии, и извещала о получении из Парижа 100 000 фр., когда еще не начались сборы. Даже ‘Тайме’ 36 занимал свою публику подробными корреспонденциями с поля сражения.
Из простого несогласия между женевскими рабочими по постройке и их нанимателями стачка превратилась, таким образом, в открытую борьбу между буржуазией и пролетариатом, за которой жадно следила по газетам вся Европа.
Женевская секция обратилась за поддержкой ко всем центрам Интернационала. Самую скорую, а потому и самую существенную помощь оказал в данном случае Париж. Там благодаря энергии Варлена в несколько дней было собрано до 10 000 фр., которые и отсылались в Женеву по мере получения.
Потеряв надежду взять рабочих голодом, буржуазия обратилась за защитой к правительству и заговорила о необходимости содействия войск. Но женевские власти оказались, к счастью, вовсе не расположенными оказывать подобного содействия.
Обескураженные хозяева в начале апреля уже готовы были на уступки, но самолюбие мешало вступить в переговоры с Интернационалом. Рабочие же вовсе не желали щадить их в этом отношении, да им и надобности не было слишком торопиться с заключением мира. Из Лондона, а также из Германии, через редакцию ‘Vor-bot»a, начала приходить значительная помощь, и они легко могли продержаться еще несколько времени.
Чтобы не уронить своего достоинства, хозяева прибегли к посредничеству г. Камперио, начальника департамента юстиции и полиции Женевы, который строгим нейтралитетом во время стачки приобрел доверие рабочих.
Камперио обратился в комитет Интернационала с предложением посредничества, и при его помощи переговоры были приведены к благополучному окончанию, причем рабочие получили почти все, чего требовали.
Победа, во всяком случае, была полная. В Женеве Интернационал сразу вырос до своих крайних пределов. В отчете, представленном в сентябре на Брюссельский конгресс, говорится уже, что Интернационал насчитывает в Женеве до 4000 членов в двадцати четырех секциях, организованных по ремеслам. Радикальная женевская буржуазия начала заигрывать с Интернационалом как с силой, могущей при выборах помочь в борьбе с консерваторами. Радикальное общество de l’Affranchissement de la pense et de l’individu37, например, решило на общем собрании выразить симпатии Интернационалу и послать делегата на его конгресс. И действительно, на Брюссельском конгрессе присутствовал делегат этого общества — журналист Каталан.
И не в Женеве только, а всюду, где были секции Интернационала, эта громкая, получившая всемирную известность победа придала им много бодрости и энергии.
В эту же весну события, начавшиеся также со стачки, но окончившиеся кровью и судами, положили начало силе и быстрому росту бельгийского Интернационала.
Уже за год перед тем в каменноугольных копях близ Шарлеруа были беспорядки, за которыми последовало кровавое усмирение.
В марте 1868 года беспорядки повторились по следующему поводу: владельцы каменноугольных копей составили коалицию с целью повысить цену угля, но их главные клиенты — хозяева заводов, обрабатывающих железо, стали вывозить уголь из-за границы. В отчаянии от неудачи компания каменноугольных копей набросилась на рабочих. Она сразу сократила производство на 4 дня в неделю и уменьшила задельную плату на 10 %, что оставляло рабочему немного более половины его прежнего ничтожного заработка. С такой платой углекопам приходилось умирать с голоду, и отчаяние заставило их восстать. Работы прекратились во всем округе Шарлеруа. Голодные толпы под предводительством женщин ходили по окрестностям, производя опустошения. Явились войска и в первом же столкновении убили нескольких рабочих и многих ранили. За этим последовали другие избиения, а вслед за войсками шла полиция и арестовывала стачечников целыми массами.
В этом безнадежном положении доведенные до последней степени унижения и отчаяния углекопы Шарлеруа вдруг услышали дружеские, оправдывающие их голоса, увидели надежду на помощь и защиту в Интернационале.
Брюссельская секция подняла агитацию в прессе против ужасов Шарлеруа, созывала митинги, обличая на них жестокость хозяев и их прислужников — солдат и полиции. Она призывала всех рабочих к выражениям солидарности с несчастными углекопами и объявляла, что их дело есть дело всего Интернационала. Секция приискала также адвокатов арестованным рабочим, которые благодаря ее агитации были все оправданы. Интернационал оказал углекопам и денежную помощь, хотя незначительную сравнительно с массой голодающих.
Все это сразу создало Международному обществу огромную популярность среди бельгийских рабочих. К лету там образовалось уже до 200 секций, из которых многие насчитывали по нескольку сот членов.

ГЛАВА VIII

Успехи, сделанные Интернационалом в 1868 году, и массовый характер, который начала принимать его организация, отразились на конгрессе общества, собравшемся в Брюсселе в начале сентября того же года.
На первом конгрессе представителями больших рабочих организаций, насчитывающих тысячи и десятки тысяч членов, являлись почти исключительно делегаты посторонних, не принадлежащих к Интернационалу рабочих союзов, главным образом английских. На Брюссельском конгрессе мы в первый раз встречаем делегатов больших рабочих организаций, входящих в состав Интернационала, представителей тысяч его членов.
Здесь же впервые были серьезно представлены и рабочие Германии. За эти годы медленного и постепенного развития Интернационала рабочее движение в Германии было в сущности и сильнее, и организованнее движения французских стран, и тем не менее до осени 1868 года лишь незначительная часть затронутых им немецких рабочих принадлежала к Интернационалу. Из остальной массы так или иначе организованных рабочих одна часть составляла Лассальянский союз, о присоединении которого не могло быть и речи. Другая часть немецких рабочих, не вошедшая в Лассальянский союз, но соединенная в различные ремесленные общества, кооперативные товарищества и общества самообразования (Bildungsverein’ы), находилась под влиянием крайних фракций либеральной буржуазии, до 1866 года сильно не ладившей с Бисмарком и искавшей опоры среди рабочих. В политическом отношении эта часть была радикальнее лассальянцев, попавших в это время под двусмысленное влияние своего президента фон Швейцера, но в социальном она принимала теорию гармонии между трудом и капиталом и шульцеделичевскую самопомощь в виде всевозможных потребительных и иных товариществ. На эту-то часть рабочих начал действовать вернувшийся из лондонской эмиграции один из лучших учеников и вернейших последователей Маркса, Либкнехт, и талантливый рабочий Бебель. Их пропаганде сильно помогал быстрый рост немецкой промышленности, все ярче подчеркивавший вопиющую дисгармонию между интересами рабочих и капиталистов и быстрое ослабление вслед за успехами 1866 года оппозиционного духа в среде буржуазии. Дело пошло так успешно, что в 1868 году конгресс представителей 120 рабочих союзов и обществ, насчитывавших вместе до 14 000 членов, принял в Нюрнберге программу Интернационала с известным уже нам дополнением более точных и определенных политических требований и послал на Брюссельский конгресс своего делегата Буттера. Кроме того, из Германии присутствовали делегаты Клейн, Гесс, Шёпплер и другие. Немецкие секции швейцарского Интернационала представлял, по обыкновению, Филипп Беккер.
Из Франции вместе с членами первой комиссии Толеном и Мюра и представителями провинциальных секций Ришаром, Обри и другими явилось более десяти представителей различных ремесленных корпораций и синдикатов Парижа. Члены второй комиссии сидели еще в тюрьме.
Из Англии представителями Генерального совета и различных ремесленных союзов были Лекрафт, Шау, Эккариус, Юнг, Дюпон и Форстер.
Между многочисленными представителями Бельгии выдавались де Пап, Гинс, Брисме. От 24 женевских секций явились Мермильо, Перрон и Гралья.
Доклад Генерального совета {См.: Compte rendu du III Congr&egrave,s. — Прим. В. И. Засулич.} конгрессу о деятельности общества за истекший год38 сообщает кроме известных уже нам фактов об отношении Совета к ирландскому движению: Совет подал английскому правительству петицию об отмене казни приговоренных фениев и во время наибольшего развития в Англии фенианской паники созывал в Лондоне публичные митинги и защищал перед английскими рабочими права Ирландии. По поводу парижских процессов, ‘прекративших противоестественное кокетство империи с рабочим классом’, доклад замечает, что Интернационал достиг уже размеров, достаточных для возбуждения против себя ненависти буржуазии и правительственных преследований, и из периода мирного развития вступает теперь в фазис борьбы. Относительно Америки говорится, что там многие штаты приняли закон, ограничивающий рабочий день восемью часами, и федеральное правительство ввело его во всех своих мастерских. И тем не менее, чтобы заставить частных предпринимателей подчиниться этому закону, американским рабочим приходится вести упорную борьбу против капиталистов, которые не хотят закона. ‘Этот факт доказывает, что даже при самых благоприятных политических условиях всякий серьезный успех пролетариата зависит от организации концентрирующей его силы. Организация же пролетариата одной страны, оставаясь изолированной, неизбежно разобьется о дезорганизованность его сил в других странах, которые все конкурируют на всемирном рынке и взаимно влияют друг на друга. Только международное соглашение рабочего класса может гарантировать его окончательное торжество. Эта-то потребность и вызвала к жизни Международное общество рабочих. Оно порождено не той или иной сектой или теорией. Оно является непосредственным результатом движения пролетариата, вызванного в свою очередь естественными и непреодолимыми тенденциями современного общества. В глубоком сознании своей великой миссии, Международное общество рабочих не может ни поддаться устрашению, ни свернуть со своего пути. Его судьба неотделима с этих пор от исторического прогресса того класса, в недрах которого готовится возрождение человечества’ 39.
Заключительные слова доклада вызвали долгие аплодисменты конгресса 40.
Первым обсуждался внесенный немецкими секциями вопрос: ‘Какое положение должны принять рабочие в случае войны между европейскими державами?’ От имени тех же секций Беккер предложил и проект решения, в котором говорится, что, протестуя против всякой войны и считая нарушение мира между Германией и Францией междоусобием, могущим служить лишь интересам России, конгресс приглашает рабочих противиться войне всеми зависящими от них средствами. С этой целью он советует им прекратить всякое производство и высказывает надежду, что чувство солидарности, одушевляющее рабочих всех стран, обеспечит всеобщую поддержку этой стачке народов против войны.
Против такого решения высказаны были двоякого рода возражения: причина войны лежит, по мнению женевского радикала Каталана, в существовании государственной власти, стоящей над обществом и независимой от его воли. Он приглашает поэтому Международное общество употребить все силы на борьбу против людей, имеющих право затевать войны, против учреждений, дающих им это право, и против невежества, его увековечивающего.
Причина войны, говорят де Пап, Гинс и французские мютюелисты, заключается в недостатках современного экономического строя. Короли и императоры составляют лишь случайное, второстепенное явление. Рабочие могут решить вопрос войны лишь организацией экономических отношений на новых началах.
Как и всегда, делегаты Генерального совета и немецкой части Интернационала стараются свести вопрос с той отвлеченной точки зрения, на которой, по обыкновению, стоят прудонисты, на конкретную, историческую. Чтобы стать силой, рабочие должны принимать участие в жизни своей страны. При таком важном событии, как война, они должны выражать свою волю и настаивать на ее выполнении. Представленный Беккером проект решения был принят конгрессом лишь с опущением упоминания о России, Германии и Франции.
Вопрос о стачках, уже два раза всплывавший при обсуждении других предметов, на этот раз был поставлен самостоятельно и рассмотрен многими секциями в письменных докладах. Доклад только что образовавшейся Люттихской секции, находившейся, очевидно, в медовом месяце изучения Прудона, относится к стачкам так отрицательно, что большую часть его не отказался бы, вероятно, поместить злейший враг стачек ‘Journal de Gen&egrave,ve’. Стачка, по мнению авторов доклада, есть акт насилия, уничтожающий свободу сделок и стесняющий конкуренцию, которая в настоящее время является единственной гарантией против взаимных несправедливостей со стороны производителей и потребителей. Стачки, так же как и коалиции патронов, произвольно повышают стоимость продуктов, извращая таким образом закон спроса и предложения. ‘Производитель,— цитируют люттихцы слова Прудона,— имеет право на плату, равную стоимости его продукта, но и потребитель имеет также право платить за продукт ровно столько, сколько он стоит’.
В настоящее время единственным способом достижения такого результата является полная свобода сделок, ‘стачки же стесняют эту свободу’,— укоризненно добавляет Люттихская секция.
Такой же беспощадный прудонизм мы встречаем у многих только что начинающих действовать французских и бельгийских секций. Но пробывшие некоторое время в движении прудонисты если не устранялись от него, то по большей части впадали в ересь и начинали переделывать на свой лад теорию учителя, противоречащую как требованиям политической борьбы, так и фактам действительности.
Доклад Брюссельской секции, составленный де Напом, представлял собой именно подобную переделку, стремящуюся найти принципиальное оправдание стачкам, не отрекаясь окончательно от теории Прудона.
Де Пап старался защитить стачки с целью повышения заработной платы от возводимого на них обвинения, будто в случае удачи они ведут к повышению цен продуктов. Это обвинение основывается на законе, по которому цены продуктов складываются из заработных плат и прибыли капиталистов, причем всякое увеличение одной из составных частей ведет к повышению самой цены. Де Пап не отрицает этого мнимого закона. Он пытается обойти его. Так было бы, говорит он, в обществе, состоящем только из капиталистов и рабочих. При настоящей же сложной общественной организации, где разные посредники, даже такие, которые только доставляют заказы, берут по 10 и 25 процентов, вздорожание продуктов вслед за увеличением заработной платы далеко не несомненно. Увеличение может быть взято из процента посредников, в отраслях, где монополия дает очень большие барыши, оно может быть взято из этих барышей, так как монополист побоится поднимать цены продуктов, чтобы не уменьшить потребления, и т. д.
К стачкам за уменьшение часов труда во многих отраслях промышленности неприменимы и те возражения, какие приводятся против борьбы за увеличение заработной платы. Нельзя не признать, что рабочие в минах, спускаясь в 5 часов утра и выходя на поверхность в 10 часов вечера, работают в день по полтора дня. ‘Исключительные поклонники кооперации забывают, наконец,— продолжает де Пап,— что в копях и на многих заводах производство ведется в таких больших размерах, что здесь приобретение орудий труда ассоциациями немыслимо по громадности необходимых для этого капиталов. Чем же, кроме стачки, могут бороться эти пролетарии против постоянного понижения заработной платы? Неужели желательно, чтобы они умирали с голоду за работой без крика негодования, без попыток спастись? Так же точно и в большинстве других отраслей промышленности понадобилось бы слишком много времени, чтобы рабочие могли приобрести орудия труда, дозволяющие употреблять значительное число рук. А пока они будут собирать свой капитал, хозяева могут так спустить заработную плату, что не будет возможности сберегать ни при каких усилиях. Безусловная необходимость стачек очевидна, пока остаются категории рабочих, немедленное освобождение которых из-под власти капитала невозможно. Но для ведения стачек необходимы общества сопротивления, снабженные кассами и соединенные в международный союз. Начинать стачки без этого условия — все равно что вести войну без провианта и тактики…’ Де Пап надеется, что в будущем из обществ сопротивления выйдут большие производительные ассоциации, которые охватят целые отрасли производства и заменят собой компании капиталистов.
Относительно необходимости касс и обществ сопротивления согласны все. Сами уже немногочисленные в это время принципиальные противники стачек, оставшиеся в этом вопросе верными Прудону, и те признали, что избежать стачек невозможно, а следовательно, нужно обеспечить их успех. Женевцы рассказывают о своей существующей уже 15 лет союзной кассе трех ремесленных корпораций ‘фабрики’, выдавшей при последней стачке 3000 франков рабочим ‘постройки’ и опять уже наполненной взносами членов.
Адвокат Каталан снова подчеркивает необходимость политической свободы для успешного ведения стачек так же точно, как и для прекращения войн. Он приводит в пример свободу Женевы, где стачка обошлась без всяких столкновений с властями, хотя агитация велась совершенно открыто и на улицах происходили шумные собрания в несколько тысяч человек.
В своем решении конгресс ‘признает законность и необходимость стачек при современных условиях производства. Он считает обязательным подчинение стачек известным правилам относительно их организации и своевременности. Для организации стачек должны быть основаны союзы и кассы сопротивления во всех отраслях промышленности, где их еще не существует, причем все союзы и кассы различных стран должны образовать одну солидарную федерацию. Необходимо, одним словом, продолжать в этом направлении дело, уже предпринятое Международным обществом рабочих, и стараться привлечь всю массу пролетариата в его ряды. Своевременность стачки и правильность ее требований должны подлежать решению комиссии делегатов всех отраслей производства, входящих в союз сопротивления’.
В речах по вопросу ‘О влиянии машин на положение рабочих и заработную плату’ все делегаты единогласно признали, что распространение машинного производства, уменьшая спрос на рабочие руки, не только вытесняет часть рабочих, но ведет также к уменьшению заработной платы и увеличению часов труда для остающихся на фабриках. Лесснер, член Генерального совета и делегат Лондонской немецкой секции, цитирует по этому поводу недавно появившийся в печати ‘Капитал’ Маркса, который все немецкие делегаты горячо рекомендуют своим собратьям.
По вопросу о машинах прения возникли лишь о том, может ли конгресс постановлять в данном случае какие-нибудь решения.
Одни — Толен с друзьями — утверждали, что так как вредные для рабочих последствия введения новых машин будут устранены лишь после осуществления мютюелиз-ма, то конгресс не может предлагать против них никаких специальных мер. Другие возражали, что в этом вопросе, как и во многих других — о войне, о стачках и проч., Интернационал, никогда не теряя из виду своей конечной цели, не должен, однако, отказываться от принятия тех или иных мер, оказывающих немедленное действие. Такие меры необходимы, потому что рабочий, сживаемый со свету машиной, будет непременно так или иначе бороться с нею и не может утешиться соображением, что со временем она из конкурента превратится в его орудие.
Этот взгляд был принят большинством, и конгресс постановил следующее решение: ‘Машины, подобно другим орудиям труда, должны принадлежать самим рабочим, и это может быть достигнуто посредством кооперации и организации взаимного кредита между производителями, но тем не менее уже в настоящее время рабочие организации должны при введении новых машин требовать от фабрикантов известных гарантий или вознаграждения для заинтересованных в деле рабочих’.
По вопросу об образовании на этот раз было представлено до полудюжины докладов. Против вмешательства государства в это ‘семейное’ дело высказалась одна только Люттихская секция, процитировав в подкрепление своего мнения те самые места из Прудона, которые когда-то излагали и парижане в мемуаре, представленном Женевскому конгрессу. Другие доклады, в том числе представленный союзом парижских переплетчиков, требовали, наоборот, дарового, государственного и обязательного образования. Женевские секции прибавили к этому требование содержания детей школьного возраста на счет государства, без чего строгая обязательность образования невозможна, так как посещение детьми пролетариев школы вместо фабрики ляжет невыносимым бременем на родителей и дети будут голодать.
Конгресс добавил к прежним решениям приглашение всем секциям устраивать публичные курсы по программе научного и профессионального образования, причем уменьшение часов труда было признано необходимым предварительным условием организации таких курсов.
Снова, и уже в последний раз, выступает на сцену и любимый вопрос прудонистов о кредите. По этому поводу доклад был представлен одной только Брюссельской секцией, но зато очень длинный, с приложением прудоновских статутов банка дарового кредита и обмена продуктов без участия денег. Одних таких банков, говорилось к концу доклада, совершенно достаточно для полного переустройства всех общественных отношений, уничтожения государства, налогов, процента, ренты и проч. и проч.
Немцы, скромно выслушивавшие на прежних конгрессах бесконечные рассуждения о кредите, на этот раз пробуют возражать. Эккариус говорит, что в Германии, в Англии, в Соединенных Штатах очень мало знают о даровом кредите и вовсе им не интересуются. Ему кажется, что и в задачи Интернационала вовсе не входит обсуждение таких отвлеченных и сомнительных теорий. Кёльнский делегат Морис Гесс называет теорию дарового кредита фантазией. Лишь маленькая секта, замечает он, разделяет теории Прудона, опровергнутые величайшими экономистами. Его прерывают бурными протестами. Он предлагает протестующим прочесть ‘Нищету философии’ Маркса.
К Эккариусу и Гессу присоединяются и другие англичане и немцы, но воспитанные на Прудоне французы, уже поколебавшиеся в большинстве относительно многих членов своего символа веры, остаются еще неизменными поклонниками кредита.
Они снова перечисляют все те блага, которые принесет с собою их банк, и совершенно справедливо замечают, что возражения их противников не касаются вопроса по существу.
Теория кредита и обмена была тем пунктом прудонистской программы, который всего менее потерпел как от обмена идей на конгрессах, так и от столкновений с практикой.
Что могли, в самом деле, противники теории дарового кредита возразить ‘по существу’ людям, знакомым с экономическими вопросами почти исключительно по Прудону? Для этого им пришлось бы изложить чуть не целый курс политической экономии, совершенно неуместный на конгрессе. Оставалось только советовать противникам прочесть Маркса. Играло тут также некоторую роль обстоятельство, на которое часто жалуется Беккер в своем ‘Vorbot»e. На всех конгрессах большинство делегатов знало только французский язык, и речи немцев доходили до них лишь в более или менее сокращенных изложениях секретарей-переводчиков. По другим, практическим вопросам еще можно было удовольствоваться подобным способом обмена мыслей, по пускаться при таких условиях в сложные теоретические пояснения не могло быть охоты.
С практикой же вопрос о даровом кредите и обмене вовсе не сталкивался. Для практической попытки этого рода не находилось охотников. Обязанность осуществить программу мютюелистов возлагалась в принципе на ассоциации, но и те вели себя ничуть не лучше частных собственников. За это их громили на конгрессах, на них падала вся ответственность, теория же кредита оставалась невинной в глазах своих последователей.
На кооперативные общества, как потребительные, так и производительные, на этот раз жалуются все. У каждого оратора имелись наготове примеры их алчности, их буржуазных инстинктов и полного невнимания к теории. Те общества, дела которых идут особенно удачно, берут с новых членов по 100, 200 и даже по 600 франков за право вступления в ассоциацию, исключая таким образом из своей среды всю массу пролетариев.
Но гораздо интереснее всех этих вопросов как для многочисленной публики, присутствовавшей на конгрессе, так и для самих делегатов из стран французского языка был вопрос о поземельной собственности. Он не являлся практически жизненным вопросом для Интернационала, не имевшего ни одной секции среди земледельцев и не помышлявшего серьезно об их организации. Из всех стран, в которых действовал Интернационал, вопрос о землевладении мог бы иметь непосредственно агитационное значение в одной лишь Англии с ее громадной концентрацией поземельной собственности и вечными волнениями в Ирландии, где всего больше обострены именно аграрные отношения.
Не имея непосредственного практического значения, вопрос о поземельной собственности приобрел, однако, огромное идейное значение и главным образом для той французской части Интернационала, в которой и требования борьбы, и обмен мнений в среде общества расшатали уже безусловную веру в авторитет Прудона и разрушили ту цельность программы, которая замечалась до некоторой степени у мютюелистов группы Толена. Раз усомнившись хотя бы в одном только пункте мютюелизма, мысль прудонистов должна была наброситься именно на вопрос о поземельной собственности. Частная собственность на землю вполне гармонировала с политическим идеалом Прудона. Его крайний федерализм заставлял его стремиться к раздроблению народных масс на самостоятельные общины, группы, мастерские и проч., связанные между собой лишь свободными контрактами, которые каждый волен заключать или нет со своими соседями. Подобный федерализм был несовместим с существованием такой обязательной и прочной связи между всеми гражданами данной страны, как общая национальная собственность на землю.
Но, гармонируя с политическим идеалом мютюелистов, частная поземельная собственность находилась в вопиющем противоречии с тем идеалом экономического строя, который сложился у них под влиянием Прудона. В их идеальном, основанном на взаимности обществе производителей, владеющих всеми продуктами своего труда и обменивающих эти продукты по стоимости, измеряемой часами труда, затраченного на производство,— в таком обществе оказываются владельцы товара, на производство которого никто не затрачивал ни одного часа труда, и этот товар — земля, драгоценнейшее из орудий производства, источник всего сырого материала. Какое же это равенство? Где же тут справедливость, заговорило большинство прудонистов, как только обратило внимание на эту сторону своей программы. Равенство и справедливость — два слова, беспрерывно встречающиеся как у самого Прудона, так и у его последователей, и критика действовала всего сильнее именно с этой привычной точки зрения. Но кому же должна принадлежать земля? Всем вместе, коллективности, государству рабочих, указывали немцы-коммунисты, не поднимавшие вопроса о поземельной собственности, так как в его немедленном решении не было надобности для преследуемой ими цели объединения борющегося пролетариата всех стран, но высказавшие свое мнение, раз вопрос уже был поднят и привлек к себе внимание Интернационала.
За год, прошедший со времени Лозаннского конгресса, отрицание частной собственности на землю сделало, как оказалось, громадные завоевания. Два доклада по этому вопросу, доставленные Руанской и Брюссельской секциями, оба высказываются против частного землевладения. Проект решения, предложенный конгрессу комиссией, состоявшей из трех немцев, трех французов и трех бельгийцев, признает, что каменоломные копи, мины и пути сообщения должны принадлежать государству, ‘возрожденному и подчиненному закону справедливости, и сдаваться рабочим обществам по контракту, гарантирующему как рациональную эксплуатацию, так и взаимные отношения рабочих’. Переходя затем к поземельной собственности, проект полагает, что экономическое развитие создает необходимость поступления также и пахотных земель в общественную собственность, причем земля будет сдаваться компаниям земледельцев на условиях, аналогичных сдаче мин рабочим компаниям.
Немногие мютюелисты, оставшиеся верными своей программе, горячо возражали против такого решения. Все вредные, невыгодные стороны современного общественного строя, приписываемые индивидуальной собственности, вытекают, уверяли они, не из нее, а из плохой организации обмена. Собственность не представляет главного, основного факта в жизни обществ. Организуйте обмен, и исчезнут все злоупотребления, ей приписываемые. Прежде думали, что и в мануфактурной промышленности устранение современных злоупотреблений невозможно иначе как посредством замены частной собственности общественной, но теперь признано, что для достижения цели достаточно организации кредита и обмена. Все это относится и к поземельной собственности. Система Прудона, устраняя все злоупотребления современного строя, оставляет полный простор развитию индивидуумов, коммунистические же системы ведут к тирании и проч.
Прудонисты-еретики продолжали защищаться против обвинения в коммунизме. Их будущий строй основан по-прежнему на обмене продуктов по их истинной стоимости. Государство не должно само заниматься эксплуатацией земли, оно лишь распределяет ее между производителями, остающимися полными собственниками своих продуктов. Некоторые заявления де Папа указывают, однако, на дальнейшее развитие его еретических воззрений. Ом, энергично отрицавший год тому назад общественную собственность на орудия промышленного труда, говорит теперь, что машины и фабрики, требующие для применения к делу коллективной силы, не могут принадлежать отдельным лицам и должны составлять коллективную собственность ‘рабочих ассоциаций или целого общества, состоящего из одних рабочих’.
Конгресс принял проект комиссии большинством 30 голосов против 4. 15 депутатов воздержалось от участия в голосовании, ссылаясь на недостаточное знакомство с вопросом.
Вотировавшие против коллективного землевладения Толен с компанией составили письменный протест, в котором слагали с себя всякую ответственность за принятое конгрессом решение. Они были правы, видя в этом решении полный разрыв с мютюелизмом, хотя подававшим за него голос прудонистам принимаемое ими решение казалось простой поправкой к старой программе. Эта поправка одной нелогичности сама вызывала целый ряд других нелогичностей, и начавшаяся расчистка могла кончиться лишь с уничтожением всей системы. Кроме того, состоявшееся решение сразу вносило в программу самое существенное изменение, оставшееся не выраженным в безобидной по форме редакции конгресса.
По программе мютюелистов превращение наемных рабочих в самостоятельных производителей — собственников орудий труда и продуктов — может и должно произойти мирно, без нарушения чьих бы то ни было приобретенных юридических прав собственности. Оно достигается различными ‘ухищрениями в области обмена’, устройством банков дарового кредита, изменениями в условиях аренды и проч., без всяких общих принудительных мер. Превращение же частного землевладения в государственное было бы немыслимо без нарушения юридических прав, без насилия коллективной воли над волею отдельных собственников. Предполагалось, конечно, что задолжавшие мелкие землевладельцы сами захотят отдать свою землю государству, лишь бы избавиться от кредиторов. Но все-таки принятое решение, несомненно, заключало в себе идею общего революционного акта.
От землевладения мысль шла дальше: почему конфискуется земля, а под фабрики и машины надо еще подкапываться разными ухищрениями? Права капиталистов ничуть не справедливее прав землевладельцев. Далее, почему конфискованная земля остается собственностью государства, а фабрики, машины и проч. будут собственностью употребляющих их рабочих? Это продукты труда, но ведь не трудом же ткачей произведены станки и паровые двигатели, при помощи которых они работают? Нельзя также приписать право собственности на машины рабочим механических заводов, из которых они вышли. Иначе ткачи могут предъявить права собственности на все те давно купленные и изношенные публикой материи, которые соткали они в течение жизни. Словом, раз отрекшись от обычного юридического понятия о собственности, мысленно отобравши эту собственность у ее фактических владельцев, не было никакой возможности ‘по справедливости’ найти для нее новых обладателей. Она может принадлежать лишь всем вместе, коллективности. Но куда же денутся в таком случае самостоятельные группы и общины, вступающие между собой в свободные договоры?
Вся программа мютюелизма оказывалась расшатанной. С ними в сущности было уже покончено на Брюссельском конгрессе. Но от признания необходимости государственной собственности на все орудия труда, а следовательно, и необходимости для рабочего класса овладеть государственной властью мысль некоторой части прудонистов спаслась, как увидим впоследствии, сделав скачок назад, отрекшись от государственной собственности на землю, признавши и землю, и все существующие продукты труда вместо общей собственности всех вместе ничьей собственностью. Спаслась посредством отрицания всякой системы, всякой организации, заменив ее идеей ‘непрекращающейся революции’ (rvolution en permanance бакунистов).

ГЛАВА IX

Вся европейская пресса, в особенности французская, занялась Брюссельским конгрессом гораздо усерднее, чем предыдущими. Его решения показались буржуазным газетам крайне революционными, коммунистическими. Могущество, богатство Интернационала страшно преувеличивалось, ему предсказывали скорое господство над всем миром. ‘Рабочий народ,— говорит Фрибур {Association Internationale des Travailleurs, стр. 134. — Прим. В. И. Засулич.},— наслушавшись преувеличенных газетных сообщений, привыкал смотреть на эту ассоциацию как на великую восстановительницу справедливости. Встречая при всех демонстрациях имена членов Интернационала, со стороны думали, что все они делаются по его приказу. Наслушавшись рассказов о миллионах Интернационала, о его бесчисленных посланцах, разъезжающих по Европе, рабочий стал видеть такого посланца в каждом народном ораторе, в каждом выдающемся человеке… Интернационал приобретал действительную силу именно потому, что из него сделали воплощение опасности для всех господствующих и убежища для угнетенных’.
Все это очень огорчает Фрибура: он сторонник прежнего, спокойного и осторожного толеновского общества. А новый Интернационал все растет с увеличивающейся быстротой. И всё в эту пору: кровавые усмирения, процессы, стачки, не только удачные, но даже и неудачные,— всё идет на пользу движению, всё способствует его росту и силе.
‘В мастерских вербуют членов Интернационала так же легко, как предлагают и выпивают стакан вина… Но среди этих новых членов очень немногие прочли заранее общие статуты’,— ехидничает Фрибур {Ibidem [Association Internationale des Travailleurs], стр. 144.— Прим. В. И. Засулич.}. И по всему вероятию, это замечание совершенно верно относительно целой массы новых членов, в особенности провинциальных.
Но хотя нормандский ткач или бельгийский углекоп присоединялся к Интернационалу, не прочтя его статутов, все-таки это присоединение вносило массу нового в его жизнь, заставляло его сразу понять и перечувствовать потрясающие вещи. Он, одинокий рабочий, быть может с самого детства ни от кого не видавший никакой помощи, лишь смутно сознававший свою солидарность даже с тем товарищем, который изо дня в день рядом с ним надрывается над тем же непосильным трудом, вдруг сознал, воочию увидел свою солидарность с миллионами пролетариев всего мира.
Он не мог не почувствовать, что с рабочими какого-нибудь далекого, чуждого города, самого имени которого он раньше не слыхивал, присылающими ему в тяжелый момент стачки свои заработанные гроши, у него неизмеримо больше нравственной связи, чем с соотечественником-хозяином, чем со всеми его сытыми согражданами, всегда становящимися на сторону хозяина.
Интернационал дал почувствовать рабочему классу, если хотите, на тот момент даже в преувеличенном масштабе ту коллективную силу, которую придавало ему объединение.
Пока рабочий оставался изолированным, многочисленность его класса могла скорее грозить ему бедою, чем ободрять его и радовать: чем больше рабочих, тем больше голодных ртов, сбивающих плату конкурентов. Теперь та же многочисленность начинает вызывать совсем иные представления. ‘Нас миллионы!’ — с гордостью говорят рабочие, т. е. миллионы товарищей, союзников, помощников в борьбе. Даже в тех местностях, куда Интернационал еще не проникал, где рабочие только слышали о его существовании, они находили уже в нем нравственную опору и ободрение. ‘Мне не раз случалось слышать,— говорит Робен {Troisi&egrave,me proc&egrave,s de l’Association Internationale des Travail’ leurs Paris42. — Прим. В. И. Засулич.},— как в споре с хозяином рассерженный рабочий восклицал: ‘Эх, обождем! Придет Интернационал!’
Он для них своего рода Мессия’.
‘Даже там, куда не проникали еще члены нашего Общества,— сообщают бельгийцы Базельскому конгрессу41,— рабочие только и говорят, что о нем, только на него и возлагают надежды’.
Не беда, что, вступая в Интернационал, рабочий не прочел его статутов, он постарается прочесть их при первой возможности. Он заинтересуется понемногу всеми идеями, распространенными в великом союзе, которого он стал членом. Но для этого надо потратить много энергии полуграмотному рабочему, имеющему так мало свободных часов, на это нужно время. В этот полный блестящих надежд период существования Интернационала едва ли кто предвидел, как мало времени остается в его распоряжении.

ПРИМЕЧАНИЯ

Это была первая работа русского автора по истории I Интернационала, написанная с марксистских позиций. Засулич при ее написании использовала все доступные в то время источники — отчеты конгрессов, материалы судебных процессов над деятелями Интернационала, листовки, изданные в Швейцарии, Франции, США местными секциями, документы враждебных марксистам анархистских организаций, социалистическую прессу. Она изучила всю литературу, написанную об Интернационале к тому времени. Методологической основой и главными источниками послужили произведения К. Маркса и Ф. Энгельса, которые она переводила сама или пользовалась переводами Г. В. Плеханова. Засулич писала эту работу в 1886—1887 гг., она состоит из 17 глав, включающих всю историю Интернационала (1864—1873 гг.). Однако в то время удалось опубликовать только первые 9 глав. Остальные главы были восстановлены по рукописи и опубликованы в 1973 г. в сборнике ‘Из истории марксизма и международного рабочего движения’ (М., 1973, с. 427—548).
Первые три главы были впервые опубликованы в 1888 г. в сборнике ‘Социал-демократ’, изданном группой ‘Освобождение труда’ в Женеве. В 1889 г. удалось издать отдельной брошюрой первые девять глав, освещающих историю Интернационала с его основания в 1864 г. до 1868 г. Они были переизданы в Петербурге в 1 томе Сборника статей В. И. Засулич (Пб., ‘Библиотека для всех’, [1906]’ с. 245—318). В настоящем издании публикуются только первые девять глав ‘Очерка’ по изданию 1906 г., сверенному с изданием 1889 г.
1 М. А. Бакунин — русский революционер — народник, в 1864 г. вступил в I Интернационал, под прикрытием чего создал тайный ‘Интернационал братства’ анархистского характера. В 1868 г. на основе этого ‘братства’ он создал в Швейцарии ‘Международный альянс социалистической демократии’, который после роспуска его Генеральным советом Интернационала превратился в тайную организацию. При ее помощи Бакунин стремился захватить руководство Интернационалом. В 1872 г. за раскольническую деятельность был исключен из Интернационала.
2 В феврале 1848 г. в результате буржуазно-демократической революции, главной движущей силой которой был пролетариат, была свергнута во Франции монархия, но в результате предательства буржуазии революция была разгромлена. В июне 1848 г. в Париже с беспощадной жестокостью было подавлено вооруженное выступление рабочих. Буржуа-республиканцы, испуганные наступлением реакции, пошли на уступки монархистам. В декабре 1848 г. президентом Французской Республики был избран Луи Наполеон Бонапарт.
3 2 декабря 1852 г. во Франции была провозглашена империя во главе с императором Наполеоном III — бывшим принцем Луи Наполеоном Бонапартом. В стране установился режим полицейского произвола.
4 Засулич ссылается на отчет о судебном процессе над деятелями Интернационала: Proc&egrave,s de l’Association Internationale des Travailleurs Paris. Paris, 1870.
5 Засулич цитирует ‘Манифест Коммунистической партии’ по изданию группы ‘Освобождение труда’, выпущенному в 1882 г. в переводе Г. В. Плеханова. Ср.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 437—438, 459.
6 Засулич цитирует книгу В. К. Эйххофа — члена I Интернационала, соратника К. Маркса: Eichfioff W. Die Internationale Arbeiter-Assoziation. Ihre Grndung. Organisation, politischsociale Thtigkeit und Ausbreitung. Berlin, 1868 (Эйххоф В. Международное товарищество рабочих. Его основание, организация, общественно-политическая деятельность и распространение).
7 Засулич приводит в переводе Г. В. Плеханова ‘Общий устав Международного товарищества рабочих’, первоначальный текст которого был напечатан К. Марксом в октябре 1864 г. На Женевском конгрессе 1866 г. устав был утвержден с некоторыми изменениями и дополнениями. Он был опубликован в качестве II приложения к изданию ‘Манифеста Коммунистической партии’ 1882 г. (ср.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 445—448).
8 Засулич цитирует книгу бельгийского буржуазного историка: Laveleye E. L. W. Le socialisme contemporain. Paris, 1881.
9 Имеется в виду фраза из ‘Общего устава Международного товарищества рабочих’: ‘что экономическое освобождение рабочего класса есть, следовательно, великая цель, которой всякое политическое движение должно быть подчинено как средство…’ (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 445).
10 Имеется в виду ‘Учредительный манифест Международного товарищества рабочих…’, написанный К. Марксом (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 3—11).
11 См. там же, с. 7.
12 См. там же, с. 9.
13 См, там же, с. 10.
14 См. там же, с. 10—11.
15 Анри Лефор (Lefort) — французский адвокат, журналист, буржуазный республиканец, участвовал в организации Интернационала, из которого вышел в апреле 1865 г.
16 Засулич ссылается на книгу бакуниста: Е.-Е. Fribourg. L’Association Internationale des Travailleurs. Paris, 1871 (Э. Фрыбур. Международное товарищество рабочих).
17 Лондонская конференция состоялась 25—29 сентября 1865 г.
18 ‘Der Vorbote’ (‘Предвестник’) — ежемесячный журнал, официальный орган немецких секций Интернационала в Швейцарии, издавался в Женеве с 1866 по 1871 г.
19 ‘Инструкция делегатам Временного центрального совета по отдельным вопросам’ (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 194—203). Женевский конгресс принял с небольшими редакционными изменениями шесть из девяти пунктов ‘Инструкции…’. Засулич пользовалась, вероятно, публикацией документов конгресса в газете ‘Le Courrier international’, которая являлась органом Интернационала.
20 Засулич частично излагает, частично цитирует в своем переводе ‘Инструкцию делегатам’ К. Маркса. Цитата взята из 6 этого документа (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 200—201). Профессиональные союзы она переводит как ‘ремесленные союзы’.
21 Несмотря на то что этот абзац заключен в кавычки, он является не дословным цитированием, а скорее изложением — с перестановкой отдельных фраз 5 ‘Инструкции делегатам’ К. Маркса (Маркс /(., Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 199).
22 Записка бакунистов, автором которой был Дж. Гильом, называлась ‘Congr&egrave,s de Gen&egrave,ve. Mmoire des dlgus franais. Bruxelles, 1866. См. критику позиции прудонистов на конгрессе в письме К. Маркса Л. Кугельману от 9 октября 1866 г. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 31, с. 443—444).
23 Работа К. Маркса ‘Нищета философии. Ответ на философию нищеты г. Прудона’ вышла в январе 1886 г. в переводе Засулич в серии ‘Библиотека современного социализма’ (вып. 5), см. прим. 7 к соч. 9.
24 Ср.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 196.
25 В основу этого решения был положен 2 из ‘Инструкции делегатам’ К. Маркса (ср.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 195).
25 ‘La Libert’ (‘Свобода’) — ежедневная вечерняя газета консервативного направления, издавалась в Париже с 1865 по 1944 г., напечатала сообщение о Женевском конгрессе Интернационала.
27 ‘La voix de l’Avenir’ (‘Голос будущего’) — еженедельная газета, издававшаяся в Ла-Шо-де-Фоне с 1865 по 1868 г., официальный орган романских секций Интернационала в Швейцарии.
28 Сборник бакунистских документов и статей — Mmoire prsent par la Fdration Jurassienne de l’Association Internationale des Travailleurs toutes des fdrations de l’Internationale. Sonvillier, 1873 (‘Записка, представленная швейцарской федерацией Международного общества рабочих всем другим федерациям Интернационала’).
29 См. прим. 6 и 16.
30 На Лозаннском конгрессе присутствовало более 60 делегатов из шести стран. Прудонистам удалось навязать конгрессу свою повестку дня, а не ту, которая была предложена Генеральным советом по инициативе К. Маркса. Несмотря на это, прудонисты не смогли захватить руководство Интернационалом, так как Генеральный совет был переизбран в прежнем составе.
31 ‘Compte-rendu du II congr&egrave,s’ (Отчет II конгресса) был опубликован в газете ‘International Courrier’ No 12, 15 и 17 (март — май) 1867 г. и в кн.: Proc&egrave,s-verbaux du congr&egrave,s de l’Association Internationale des Travailleurs runi Lausanne du 2 au 8 sept. 1867. Chaux-de-Fonds, 1867.
32 Лига мира и свободы — буржуазно-пацифистская организация, созданная в 1867 г. при участии В. Гюго, Дж. Гарибальди и др. Проект резолюции об отношении Интернационала к Лиге, где рекомендовалось его членам не принимать официального участия в учредительном конгрессе, был составлен Марксом (см. Соч., т. 16, с. 210). Он обосновал свою точку зрения на этот вопрос на заседании Генерального совета Интернационала (см. там же, с. 556—557).
33 Речь идет о книге редактора ‘Journal de Dbate’ G. Molinari ‘Le mouvement socialiste et les runions publiques avant la rvolution du 4 sept. 1870’ (Paris, 1872) (Социалистическое движение и общественные собрания перед революцией 4 сентября 1870 г.).
34 ‘Journal de Gen&egrave,ve national, politique et litraire’ (‘Женевская национальная, политическая и литературная газета’) — консервативная газета, издается с 1826 г.
35 ‘La Presse’ (‘Пресса’) — буржуазная газета, издавалась в Париже.
36 ‘The Times’ (‘Времена’) — английская ежедневная газета консервативного направления, выходит в Лондоне с 1785 г.
37 Общество называлось ‘За освобождение мышления и личности’.
38 Доклад был написан К. Марксом —‘Четвертый годовой отчет Генерального совета Международного Товарищества Рабочих’ (Соч., т. 16, с. 331—336). Далее Засулич излагает его содержание.
39 См. там же.
40 Далее Засулич излагает работу Брюссельского конгресса в основном по публикации его отчета — Troisi&egrave,me Congr&egrave,s de l’Association Internationale des Travailleurs. Compte-rendu officiel. Bruxelles, septembre 1868. Supplment au journal ‘Le Peuple belge’, 1868 (Третий конгресс Международного товарищества рабочих. Официальный отчет. Брюссель, сентябрь 1868 г. Приложение к газете ‘Бельгийский народ’, 1868).
41 Базельский конгресс — IV конгресс Интернационала, он состоялся 6—11 сентября 1869 г. Выступления делегатов были опубликованы в кн.: Report of the fourth annual Congress of the International Working Men’s Association, held at Basle, in Switzerland. From the 6-th to the 11-th september, 1869. London, (1869). (Отчет о четвертом ежегодном конгрессе Международного товарищества рабочих, состоявшемся в Базеле, в Швейцарии, с 6 по 11 сентября 1869 года). Засулич использует материалы IV конгресса Интернационала, о котором она писала в следующей главе, для заключения главы о его деятельности в 1868 г. Поль Робен (французский учитель, бакунист), которого она цитирует выше, говорил о распространении влияния Интернационала тоже на Базельском конгрессе, а не на Брюссельском, как это можно было бы понять из текста.
42 Засулич ссылается на книгу: Troisi&egrave,me proc&egrave,s de l’Association Internationale des Travailleurs Paris. Paris, 1870 (Третий процесс над Международным товариществом рабочих в Париже).
Засулич Вера Ивановна
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Паткуль перед судом потомства, Бергман Б.Ф.Б., Год: 1806
  2. Вольтер. Его жизнь и литературная деятельность, Засулич Вера Ивановна, Год: 1893
  3. Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность, Гримм Эрвин Давидович, Год: 1894
  4. Мищенко, Апушкин Владимир Александрович, Год: 1908
  5. Образ Иоасафской Божией Матери в Московском Архангельском соборе, Любецкий Сергей Михайлович, Год: 1871
  6. Э. Ренан. Его жизнь и научно-литературная деятельность, Годлевский Сигизмунд Фердинандович, Год: 1895
  7. Императрица Екатерина II и ее два статс-секретаря, Шубинский Сергей Николаевич, Год: 1869
  8. Тайный брак, Шубинский Сергей Николаевич, Год: 1869
Электронная библиотека