Обманутыя крылья.
Обманутыя крылья.
(Les ailes dues).
Катула Мендеса *).
*) Les petites legendes.
——
——
‘Русская Мысль’, No 9, 1884
Обманутыя крылья, Мендес Катюль, Год: 1884
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Влетла разъ пчелка въ окно и очутилась въ комнат молоденькой двушки. Влетла она и жужжитъ отъ восторга. Много пчелка видала цвтовъ въ зелени пестрой оврага, много видала въ широкомъ простор луговъ и въ прохлад тнистаго лса, но нигд не видала она такихъ чудныхъ и такъ много цвтовъ, какъ въ комнат двушки, куда пчелка случайно влетла въ окно.
По стнамъ на обояхъ, на матеріи, которою мебель обита, на занавск блой двичьей постели разсыпаны щедрой рукою бальзаминовъ и ландышей массы, гіацинтовъ, ранункулъ и какихъ-то невиданныхъ, дивныхъ цвтовъ, въ зеркалахъ отражается вчно-цвтущее лто, на стн виситъ платье, гирлянды шиповника прячутся въ складкахъ, втки сирени на шляпк смшались съ широкими лентами, а въ рукахъ двушки распускается роза изъ лоскутковъ полупрозрачнаго газа.
Пчелка въ восторг… Вотъ гд меда душистаго, вотъ гд чистаго воска она наберетъ для сотовъ родимаго улья! Такъ мечтаетъ она своей крошкой-пчелиной головкой и порхаетъ съ веселымъ жужжаньемъ, пытаетъ садиться на шляпку, въ складкахъ платья снуетъ, жаломъ щупаетъ ландышъ, сирень и шиповникъ, вьется надъ неконченной розой изъ лоскутковъ благо газа.
Но восторгъ скоро смнился тревогой. Замтила пчелка, что въ этихъ прекрасныхъ цвтахъ нтъ аромата, нтъ ни сока, ни жизни въ ихъ внчикахъ пестрыхъ. А, межъ тмъ, ужь и голодъ сказался… Вспомнила пчелка о скромныхъ цвтахъ въ прохлад тнистаго лса, въ зелени пестрой оврага, на широкомъ простор луговъ.
Пчелк туда захотлось вернуться, гд солнце играетъ, гд травы и листва шумятъ… Но закрыто окно и стекла не пробить бдной пчелк. Сложивши безпомощно крылья, забилась она въ гирлянду наряднаго платья и тамъ умерла въ лепесткахъ прелестныхъ, бездушныхъ цвтовъ…
Разъ въ окно залетлъ соловей и въ восторг заслушался псенъ молоденькой женщины.
Много псенъ слыхалъ онъ въ прохлад тнистаго лса, въ аллеяхъ роскошнаго парка, издавна знакомы ему и веселая псня щегла, и беззаботной малиновки трели, щебетъ чуть слышный овсянки и голосъ тоскливый кукушки… Поетъ онъ и самъ нжныя псни любви въ таинственной мгл яркихъ майскихъ ночей. Но псенъ такихъ, что пла теперь передъ нимъ женщина, сидя одна у рояля, не слыхалъ никогда соловей.
Разсянно бродятъ по клавишамъ нжные пальцы, псни поются на отчаянно бойкій мотивъ, точно смхъ превратился въ рулады, звонко сыплятся ноты за нотой, точно хрусталь отъ разбитыхъ бокаловъ. Беззаботенъ и веселъ голосъ пвицы. Всякій, кажется, въ плясъ бы пустился подъ эти игривые звуки.
Соловей удивленъ, и занятны ему шансонетки съ мотивомъ кадрили. Подъ потолкомъ онъ нашелъ что-то врод большаго гнзда и пріютился въ немъ втихомолку… Вотъ гд поучиться трелямъ чудеснымъ, вотъ гд псенокъ складныхъ набраться!… Такъ мечталъ соловей своей крошечной птичьей головкой и попробовалъ тутъ же пропть на одинъ изъ задорныхъ мотивовъ.
Вдругъ какая-то странная грусть больно сжала сердечко, стало жаль соловью нжной псенки вольной, что такъ сладко звучала въ таинственной мгл яркихъ майскихъ ночей. Вздумалъ снова ее онъ запть… и забылъ! Захотлось ему поскорй улетть на просторъ, въ тихій сумракъ знакомаго лса… Но дверка у клтки закрыта,— соловей очутился въ невол. Сложивши безпомощно крылья, въ клтк нарядной, средь псенъ веселыхъ и звонкихъ, онъ смолкъ навсегда и умеръ, тоскуя…
Поэтъ разъ случайно зашелъ,— не въ окно,— къ парижанк, смющейся весело, звонко, вошелъ и заглядлся въ восторг.
Много видалъ онъ молоденькихъ двушекъ въ тихомъ город дальней родной стороны, видалъ онъ ихъ рзвыя игры, видалъ ихъ по праздникамъ въ церкви и вечеромъ въ дружныхъ семейныхъ кружкахъ. Но нигд не встрчалъ такой прелести, граціи, нги, какъ у той парижанки, къ которой попалъ лишь случайно.
Взоры волшебницы міръ наслажденій сулили, тревожилъ, дразнилъ ароматъ причудливо взбитыхъ волосъ, отъ него точно хмль подступалъ къ голов. Изъ-за пурпура губъ блещутъ яркіе, острые зубки… Такъ и хочется вотъ, чтобъ впились они въ сердце и всю кровь изъ него чтобы выпилъ на то лишь и созданный ротикъ… Даже вдали отъ нея себя чувствуешь спутаннымъ складками платья, ароматною стью волосъ и захваченнымъ въ цпкихъ объятьяхъ.
Очарованъ поэтъ, опьяненъ жгучей страстью. Склонясь къ ногамъ красавицы, онъ ей шепталъ признанья и цловалъ ея паза, не видя въ нихъ обмана, и сердце съ наслажденьемъ подставлялъ подъ острія предательскихъ зубовъ, опутанный и складками ея одежды, и стью тонкою волосъ, и нгой объятій… А, между тмъ, головою поэта онъ мечталъ о восторженныхъ, звучныхъ стихахъ, что онъ сложитъ въ хвалу своей милой.
Но въ сердце нежданно закралась тоска… Ему показалось, что на порывы любви беззавтной нтъ отклика въ сердц красавицы, что неискрененъ пламень ея поцлуевъ, что не вызвать ему въ этой женщин свта истинной, чистой любви. Вспомнилъ поэтъ двушекъ милыхъ родины дальней своей, вспомнилъ ихъ рзвыя игры, ихъ скромныя лица и нжныя рчи, и вспышки румянца на свжихъ щекахъ…
Захотлось поэту вернуться къ тихому, сладкому прошлому. Но крпко сомкнуты объятья парижской красотки, и, опутанный складками моднаго платья, предательской стью волосъ, среди ласкъ безъ любви, умеръ поэтъ, какъ пчела умерла на бездушномъ цвтк и какъ смолкъ навсегда соловей подъ веселый и бойкій мотивъ шансонетки.