Объ уздномъ самоуправленіи
Объ уздномъ самоуправленіи
‘Русь’, 15-го ноября 1880 г.
Об уездном самоуправлении, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1880
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Много пережила Россія въ эти послдніе годы. Пережила и передумала. Величавыя міровыя событія, слава, какая рдко достается на долю народамъ,— и рядомъ: цлая вереница событій своихъ, безславныхъ,— точно позорныя язвы на тл, побды и пораженія, проявленіе мощныхъ, невиданныхъ міромъ силъ и гнетущей внутренней немощи, дивные подвиги, несмтныя жертвы,— и внцомъ всего, дома: нестроеніе, недоумніе, сомнніе въ себ самой и своемъ призваніи… Было всего. Но не даромъ, конечно, и въ мру ея исполни’ скому организму было суждено это испытаніе. Въ немъ, надо думать, какъ въ горнил перегорли наши сердца, оно, кажется, и послано какъ бы именно для того, чтобы собрать, сосредоточить разметавшуюся русскую мысль и вогнать ее внутрь, въ самую глубь русской жизни. Настоящая пора — пора великой исторической важности. Мы подошли, кажется, къ самому крайнему роковому распутью и остановились въ тяжкомъ, но добромъ разумь: отъ выбора дороги зависитъ теперь вся наша будущая участь, а выборъ зависитъ отъ насъ самихъ, ни отъ кого боле. На этотъ разъ, повидимому, никто и ничто, никакая счастливая случайность намъ не поможетъ, и мы предоставлены нашимъ собственнымъ, духовнымъ и умственнымъ силамъ. Судьба не въ шутку требуетъ отъ насъ отчетливаго самопознанія, строгой работы мысли.
И надобно сказать правду, она началась, эта работа. Благодаря большему простору слова, удленному намъ правительствомъ, признаки новаго времени отразились и въ нашей періодической печати, почти безъ различія направленій и партій. Больше отводится мста предметамъ внутренней, чмъ вншней политики, больше интересамъ общественнымъ, чмъ политическимъ. Въ ея ежедневномъ говор и крик слышатся норой серьезныя ноты, выражающія смущеніе и озабоченность. Хотя на большей части ‘органовъ общественнаго мннія’ и продолжаютъ еще красоваться флаги разнообразныхъ чуждыхъ доктринъ, но они уже не развваются гордо и самонадянно, какъ бывало, а какъ-то пристыженно висятъ и мотаются, оборванные, обтрепанные пыльнымъ вихремъ событій.— Мы теперь боле или мене вс (т. е. такъ-называемая ‘интеллигенція’) въ положеніи ‘себя ищущихъ’ — какъ называютъ себя иногда наши сектаторы-странники. Мы также ищемъ себя, своей русской, утраченной нашимъ сознаніемъ правды. Мы изслдуемъ, допрашиваемъ, неотступно пытаемъ отвта: ‘какъ быть? что длать? куда идти?’…
‘По пути реформъ’, ‘по пути мирнаго и разумнаго прогресса’, ‘внчать зданіе’, слышится иногда въ отвтъ. ‘Внчать зданіе’, повторяютъ и намъ нкоторые наши почтенные корреспонденты и подписчики.
Внчать зданіе! Да внчать-то нечего! Зданія-то еще никакого нтъ! То есть зданія вполн возведеннаго и довершеннаго. Приходится еще кирпичи класть. Вглядимся пристальне. Собственно говоря, прочно, изъ камня сложенъ только одинъ фундаментъ, остальное вчерн или лишь временныя соруженія. Какимъ же образомъ? а Петръ? а Екатерина?.. Нтъ ничего ошибочне мннія, будто великій ‘творецъ новой Россіи’, т. е. Петръ, сокрушивъ старый государственный нашъ домострой, надлилъ насъ если не вполн готовымъ, новымъ, цльнымъ зданіемъ, то по крайней мр готовымъ, отчасти даже исполненнымъ, архитектурнымъ планомъ, что затмъ этотъ планъ былъ подробно разработанъ, усовершенствованъ и осуществленъ Екатериною, и что теперь, съ помощью новйшихъ реформъ, довершившихъ дло обоихъ законодателей, остается будто бы только приспособить великое твореніе XVIII вка къ потребностямъ нашей пори, сообразно съ прогрессомъ XIX столтія… Не подлежитъ, разумется, ни малйшему спору, что Петръ, разбивъ ограду тсной, замкнутой въ себ національности, въ которой! пребывала старая Русь, вывелъ ее въ семью европейскихъ народовъ, на путь общечеловческаго просвщенія, пробудилъ насъ къ сознанію и т. д., и т. д. Все это извстно, въ этомъ отношеніи дло его безсмертно и погибнуть не можетъ. Въ этомъ собственно и заключается положительная сторона его сокрушительнаго подвига. Старый строй былъ имъ безспорно разрушенъ, но въ томъ-то и дло, что на новомъ воздвигнутомъ имъ стро не легло печати вковчнаго творчества и что прежде чмъ внчать зданіе, намъ приходится очищать фундаментъ отъ обломковъ великихъ сооруженій минувшаго, а частью и XIX вка…
Въ самомъ дл, пристально всматриваясь въ наше современное ‘зданіе’, мы въ сущности увидимъ лишь дв истинныя историческія основы, или, выражаясь техническимъ языкомъ русскихъ плотниковъ, дв державы, стоящія налицо, твердыя какъ гранитъ, пережившія вка, вс невзгоды и вс преобразованія. Это русскій народъ и единоличная верховная власть. Чуть ли это не единственный нашъ прочный устой посл тысячелтняго историческаго броженія. Эти два начала, дв существенныя реальныя силы, связаны между собою живымъ органическимъ союзомъ, которымъ и стоитъ наше государственное бытіе. Народъ упорно хранилъ и соблюлъ вру въ свой историческій идеалъ верховной власти сквозь вс испытанія, сквозь вс перевороты и недоразумнія, которыми былъ въ особенности богатъ знаменитый XVIII вкъ. Такая, можно сказать, органическая вра народа не можетъ не оправдаться,— отчасти уже оправдалась 19 февраля 1861 г., оправдается безъ сомннія и вполн. Во всякомъ случа эти дв ‘державы’, этотъ союзъ — такой жизненный фактъ, такія историческія данныя, съ которыми, независимо отъ своихъ личныхъ симпатій и влеченій, долженъ считаться всякій серьезный мыслитель (тмъ паче ‘позитивистъ’ и исповдующій принципъ ‘верховной народной воли’), всякій, кто хочетъ идти заодно съ народомъ и не отдляться отъ народа въ его дальнйшемъ развитіи. Но это еще не зданіе. Кром указанныхъ нами двухъ основныхъ началъ съ тми учрежденіями, которыхъ вся сила и достоинство порождены тою же народною русскою духовною стихіей (какъ напр. наша доблестная армія),— какой видъ, спрашивается, представляетъ, боле или мене, остальное сооруженіе? Почти только лса да лса, да нагроможденныя другъ на друг постройки, деревянныя, на скорую руку сколоченныя, нердко на обломкахъ таковыхъ же прежнихъ построекъ. Охотно признаемъ, что он были полезны и примнены къ преходящимъ потребностямъ своей поры, скажемъ даже, что он были необходимы для введенія въ жизнь хоть какого-нибудь порядка, для того, чтобъ этотъ громадный политическій организмъ могъ по крайней мр кое-какъ совершать свои отправленія. Но все же они были и остаются не боле какъ временными помщеніями, вн всякаго историческаго плана,— помщеніями, въ долговчность которыхъ едвали кому достаетъ вры. Едвали кто и при Петр врилъ въ жизненность, напримръ, учрежденія ландрихтеровъ, камерировъ и ландратовъ, или Ревивіонъ, Камеръ-. Комерцъ, Бергъ- и другихъ коллегій (какъ извстно, смненныхъ потомъ, въ свою очередь, министерствами, департаментами, комитетами, коммиссіями разнообразныхъ наименованій, которыя опять-таки часто приходится чинить, перетасовывать, переиначивать). Правительствующій Сенатъ Петра Великаго признается у насъ нкоторыми учрежденіемъ самымъ популярнымъ. Но что общаго между нимъ и Кассаціонными Департаментами Сената нашего времени?
‘Зданіе наше совсмъ воздвигнуто и закончено’, пишутъ намъ нкоторые внцеположники. Да укажите же намъ т историческія стропила (если ужъ держаться архитектурныхъ сравненій), на которыя бы можно было упереться, т капитальныя учрежденія, которыя успли бы обзавестись сильнымъ, добрымъ преданіемъ, которыя, во всеобщемъ сознаніи, пользовались бы безусловнымъ авторитетомъ, довріемъ и любовью народа? Гд они? Не табель ли о рангахъ, заимствованная у Германіи XVII вка, раздлившая русское общество на 14 классовъ съ непонятными, какими-то миическими, полунмецкими названіями? Дйствіе ея въ русской жизни на бытъ и нравы было и продолжаетъ быть еще очень глубоко, гораздо глубже чмъ думаютъ,— но если не она, такъ что же? Что сохранилось отъ величаваго, умнаго и стройнаго законодательства Екатерины, которое дйствительно, казалось, завершало собою зданіе? Въ итог окажется немного и притомъ важности далеко не крупной. Что осталось къ ныншнему дню отъ ея великолпныхъ грамотъ городамъ и сословіямъ? отъ дарованныхъ ею такихъ широкихъ, такихъ, повидимому либеральныхъ формъ самоуправленія, особенно же дворянству, которому былъ ввренъ въ губерніяхъ и высшій судъ, и полиція, и право выбора отъ предсдателей палатъ до послдняго становаго? Ничего почти, кром опыта столтней неудачи. Мало того. Оказалось, что почти и корней ничто не пустило, ничего не пришлось вырывать съ болью: довольно было отставить. Все это сошло со сцены безъ малйшей помхи, не оставивъ ни слда сожалнія, и доживаетъ свой вкъ въ обрывкахъ, въ развалинахъ, загромождая нашъ основной фундаментъ и вновь воздвигаемыя постройки.
А между тмъ, изъ подъ нихъ, около самаго фундамента, пробились всходы еще стараго историческаго посва… Въ томъ-то и дло, что мы, хоть и достигли уже тысячелтняго возраста, а все-таки считаемся, и справедливо, народомъ еще молодымъ! Мы еще до сихъ поръ въ період вншняго и внутренняго тлосложенія. Процессъ нашей исторической формаціи еще не закончился, не завершился онъ даже и въ географическомъ смысл, такъ какъ мы и до сихъ поръ кое-гд не нашли еще себ настоящихъ границъ! въ этомъ нтъ ни особеннаго достоинства, ни порока: это только свидтельствуетъ о громадности и своеобразіи нашей исторической задачи, ршаемой трудно и медленно. Но не о томъ теперь рчь. У насъ, какъ мы уже сказали, обыкновенно думаютъ, что XVIII вкъ, разрзавъ русскую исторію на-двое, далъ отвтъ на вс задачи, поставленныя древнею Русью, и явился самостоятельнымъ творцомъ Россіи новой. Именно самостоятельнаго творчества ему и недостаетъ, и не ему было суждено ршить вопросы, заданные старою жизнью. Съ точки зрнія исторической онъ представляется лишь промежуточенымъ вкомъ въ послдовательномъ ряд вковъ, чмъ-то / въ род кризиса къ росту или фильтра, сквозь который, очищаясь, просачивалось теченіе старой жизни. Мы и укажемъ на дв такія историческія формаціи, которыхъ процессъ идетъ изъ глубокой дали временъ и заключился или еще заключается только теперь, во второй половин XIX вка, и въ которыхъ мы видимъ залогъ нашего истиннаго будущаго строя.
Манифестомъ 19 февраля 1861 года окончательно завершилось образованіе крестьянскаго сословія и ршена задача, поставленная древнею Русью. Не пускаясь въ историческія изслдованія, скажемъ лишь нсколько словъ о самомъ историческомъ процесс. Просторъ и рдкость населенія съ самаго перваго дня нашей исторіи являются главнымъ дйствующимъ условіемъ или факторомъ нашего политическаго и экономическаго развитія, создаютъ инстинктивную и сознательную потребность колонизаціи. Не будучи кочевымъ, народъ не отличался и прочной осдлостью. Юридическое отношеніе крестьянъ къ земл и ихъ общественный строй не представляютъ въ первые вка рзко очерченной, ясной опредленности. Несомннно одно, что ‘оставить мсто впуст’, ‘разойтись врозь’ было постоянною, сплошь да рядомъ исполняемою угрозою правительству не только отъ черныхъ волостей и селъ, но и отъ жителей городовъ. Наконецъ Московскіе цари стали, вмсто жалованья, раздавать землю въ пользованіе служилымъ чинамъ, верстая ею по мсту, съ правомъ призывать и селить пришлыхъ людей. Эти пришлые селящіеся люди не составляли еще однакоже ни осдлаго населенія, ни цльныхъ обществъ. Да и не могли составить: каждый приходящій договаривался и заключалъ съ помщикомъ, или даже и съ вотчинникомъ, ‘порядную’ отдльно, самъ за себя, на особый, всегда недолгій срокъ, съ взаимнымъ правомъ отказа. Но и эти порядныя не удерживали крестьянъ на мст: съ каждымъ осеннимъ Юрьевымъ днемъ начиналось передвиженіе, да и сами помщики перевивали ихъ другъ у друга. Какія бы ни были постороннія побужденія, приписываемыя Борису Годунову, правившему государствомъ при цар еодор оаннович, но очевидно, что указъ 1592 года, положившій начало прекращенію переходовъ и прикрпленію крестьянъ къ земл, зиждется, въ основаніи своемъ, на соціальной и экономической потребности. Личное же рабство крестьянъ вовсе не имлось въ виду при изданіи этого знаменитаго указа: оно возникло постепенно, само собою, при беззащитности населенія, при благопріятныхъ для помщиковъ обстоятельствахъ и развилось, по преимуществу, уже въ XVIII вк.
Такимъ образомъ пришлые, бродячіе, безземельные люди, освъ твердо на помщичьей земл, сложились въ сельскія общества и стали родоначальниками большей части тхъ многочисленныхъ крестьянскихъ обществъ, которыя освобождены и призваны къ самостоятельной жизни Манифестомъ 19 февраля. Ставъ крпкими земл, они черезъ два съ половиною вка укрпили и землю за своими потомками. Мучительно-долго вырабатывалась формація крестьянскаго населенія, и благо ему, претерпвшему до конца! Въ великодушномъ порыв, подъ вліяніемъ западно-европейскихъ воззрній, не разъ пытались у насъ и прежде ршить вопросъ о крестьянскомъ освобожденіи. Но и ршили бы его тогда непремнно по-западному, подобно тому, какъ въ 1811 году освобождены были Наполеономъ крестьяне въ Польш, а въ 1819 г. императоромъ Александромъ I крестьяне прибалтійскихъ губерній,— т. е. безъ земли. Такое ршеніе было Россіи непригодно. Она выжидала ршенія пошире, полиберальне западнаго,— своеобразнаго, русскаго, отвчающаго задачамъ ея исторіи, и дождалась. Манифестъ 19 февраля 1861 года, сквозь XVIII и XVII вки, примыкаетъ прямо къ указу 1592 s г., и Государь Александръ II, чрезъ головы Петра и Екатерины, подаетъ руку Московскимъ царямъ еодору и Борису.
Въ результат: Россія пріобрла то, чего не иметъ ни одна страна въ Европ: могучее, крпкое, организованное крестьянское сословіе, котораго, по послднимъ статистическимъ даннымъ, считается слишкомъ 22 милліона душъ или 45 милліоновъ м. и и. п., съ 120 милліонами десятинъ земли. У насъ есть то, чего нтъ нигд: село, крестьянское, на своей земл сидящее, самоуправляющееся общество.
Вотъ что значитъ дождаться національнаго ршенія своихъ національныхъ задачъ. Вотъ что, не дале какъ 20 лтъ тому назадъ, легло въ основу нашего, къ счастію еще не завершеннаго зданія. Пусть т, которые, въ либерализм своемъ, воздыхаютъ по западномъ государственномъ устройств, скажутъ по совсти — чья основа человчне, справедливе, либеральне да и ‘консервативне’ въ то же время?
Не на Запад ли, надъ которымъ, какъ Дамокловъ мечъ, виситъ соціальная задача, уже разршенная (и разршенная мирно) въ Россіи? не на Запад ли, гд такъ-называемое четвертое сословіе буйно, съ проклятіемъ и воплемъ ломится въ двери тхъ самыхъ государственныхъ зданій, которымъ у насъ такъ многіе завидуютъ?— Но не вмстятъ его зданія, не такъ построены, тсны.а грозятъ рухнуть отъ неудержимаго напора. Не создались ли либеральныя конституціи Запада большею частью на соціальномъ рабств или на соціальной отчужденности народныхъ массъ? Представлены ли эти народныя массы хоть бы въ англійскомъ парламент, несмотря на ихъ подавляющее большинство? Франція ли,— эта классическая страна бюрократическаго и парламентскаго деспотизма,— французская ли ‘демократическая республика’ даетъ намъ слышать въ своихъ собраніяхъ истинную мысль и голосъ народный? Никто никогда такъ не лгалъ и до сяхъ поръ такъ не лжетъ на свой сельскій народъ, какъ французская правящая интеллигенція, именно когда она гласитъ ‘во имя народнаго верховенства’. Нигд сельскій людъ, хотя его считается боле десятка милліоновъ, не содержится въ такомъ подозрніи, отчужденіи и презрніи, какъ именно у французскаго республиканскаго правительства!
Понятно ли теперь, какъ тсны и узки, в’ примненіи къ государственной и соціальной задач Россіи, вс иноземныя наилиберальнйшія системы политическаго строя? Въ виду указаннаго нами процесса исторической формаціи, завершившагося лишь въ 60-хъ годахъ, умстно ли толковать объ ‘идеалахъ 40-хъ годовъ’! Если уже съ одною этою формаціей наши основы оказываются такъ своеобразны и притомъ шире чмъ гд-либо, то позволительно думать, что и строить зданіе придется въ своеобразномъ же архитектурномъ стил и по соотвтствующему масштабу, которому въ Европ и образца нтъ!…
Западныя понятія о ‘либерализм’ очень относительны и неопредленны, а въ примненіи къ явленіямъ русской жизни способны вредно смущать и правящихъ, и управляемыхъ, особенно же первыхъ. Скажите любому иностранцу, что въ Россіи ежедневно происходятъ тридцать или сорокъ тысячъ сходокъ совершенно свободно и безъ всякаго полицейскаго коммиссара: мы разумемъ наши сельскіе міры или вча. Онъ ахнетъ отъ такого ‘либерализма’, не подозрвая, что тутъ-то и сидитъ самая консервативная сила, онъ замтитъ, конечно, что такихъ порядковъ не разршаютъ многія, самыя демократичныя конституціи. Но русская жизнь, создавшая свой тысячелтній обычай, вовсе и не подозрвала себя причастною такому грху, а у насъ, къ счастію, составляя Положеніе 19 Февраля, не догадались спросить предваритедьно мннія иностранцевъ!.. Въ томъ-то и дло, что жизнь творятъ органически, а не по предвзятой доктрин, не справляясь съ классификаціей, которая будетъ ей дана за границей или къ нашей печати. Такъ, наилучшій идеалъ государственнаго устройства безъ сомннія тотъ, который отводитъ наиболе мста внутреннему самоуправленію. Извстно, что первый царь Московскій и всея Руси — первый же ввелъ въ земскую жизнь это начало и вообще ясно сознавалъ взаимныя отношенія земли и государства. Но не мало бы удивился Иванъ IV, когда вщалъ народу на Красной Площади или совщался съ выборными людьми по поводу войны съ Баторіемъ, если бы нкіимъ чародйствомъ предсталъ ему внезапно, въ видніи, какой-нибудь борзый газетный фельетонистъ нашихъ дней, потрепалъ его одобрительно по плечу и пожаловалъ бы его въ ‘либералы’!
Но упомянувъ объ Иван IV, мы съ тмъ вмст указываемъ и на процессъ другой исторической формація, завершающейся также въ наше время. Мы не станемъ говорить здсь объ отличіи самого понятія о государств, лежащаго въ основ нашей исторіи, отъ понятій римскихъ и западноевропейскихъ. Идея земли, земщины, земскаго дла никогда не поглощалась у насъ идеею государства. Въ торжественныя минуты исторіи, при общемъ сбор чиновъ и людей Московскаго царства, вс безъ различія включались въ понятіе ‘всей земли’, также какъ и сама царская или боярская дума. Но въ общемъ состав населенія проходила черта довольно рзкая. Къ земскимъ людямъ причислялись крестьяне, торговые и посадскіе люди, которые въ прошеніяхъ Оффиціально именовали себя ‘сиротами’. Бояре же и вс чины, до дворянъ и жильцовъ включительно, изъ рода въ родъ, наслдственно принадлежали къ классу служилому и пользовались названіемъ ‘государевыхъ слугъ’. Они состояли на служб или въ распоряженіи правительства — отъ колыбели до гроба. Начиная съ Ивана Грознаго, въ XVI и XVII вк производится цлый рядъ систематическихъ попытокъ ввести самоуправленіе въ волостяхъ и уздахъ, призвать къ участію въ суд, въ полиціи, частью въ администраціи земскихъ людей, съ широкимъ примненіемъ избирательнаго права. Но эти попытки, вообще говора, были неудачны, прививались непрочно: земщина была еще слишкомъ немощна, неустроена, сиротлива. Ей недоставало своего, боле образованнаго, верхняго земскаго слоя. Иванъ IV сдлалъ было и еще попытку: раздливъ государство на ‘Земщину’ и ‘Опричнину’, онъ далъ первой особаго царя и тмъ самымъ какъ бы призналъ ее оффиціально, оставивъ себ Опричнину. Черезъ восемь лтъ это раздленіе имъ уничтожено, съ достопамятными словами: ‘образецъ учиненъ готовъ’. Этимъ образцомъ раздленія, только въ другой форм и съ одной его стороны, воспользовался Петръ для совершенія своихъ преобразовательныхъ и цивилизаторскихъ замысловъ. О земл или земщин, естественно враждебной его иностраннымъ нововведеніямъ, при немъ не могло уже быть и помяну. Напротивъ, все было направлено къ тому, чтобы ослабить ее, чтобы рзво отдлить и крпко-накрпко приковать вс остальные общественные классы и всхъ вновь отъ земли отторгающихся къ созданному Петромъ типу государства, къ длу реформы. Отторженіе было не только покровительствуемо, но и организовано, обставлено соблазнами и выгодами. Поползновенія старыхъ родовъ къ созданію аристократіи были подкошены въ самомъ начал учрежденіемъ ‘табели о рангахъ’ (и въ этомъ ея историческая заслуга). Настежь раскрылись двери прежде замкнутаго служилаго или дворянскаго сословія — лицамъ всхъ званій, всякій, съ полученіемъ перваго офицерскаго чина, становился наравн съ дворяниномъ. Рядомъ съ военною, учреждена гражданская армія, армія чиновниковъ, вторгается цлая новая стихія въ русскую жизнь. Но смшавъ старый служилый слой съ новымъ, старые дворянскіе роды съ новопроизведенными, Петръ надлилъ ихъ и ‘авантажемъ’. Онъ обратилъ прежнія помстья въ вотчины и отдалъ имъ крестьянъ въ личную крпостную зависимость. Законодательнымъ источникомъ не только крпостнаго поземельнаго права, но и душевладльчества считается указъ Петра о первой ревизіи. Успхъ ‘преобразованія’ былъ такимъ образомъ обезпеченъ. Страна раздвоилась: въ одномъ стан своего рода опричные, или обособленные отъ земли люди, т. е. вся служилая, въ сущности правящая сила, отъ дворянъ до послдняго солдата и канцеляриста, отрекшаяся отъ преданій, отъ народности, но ставшая орудіемъ цивилизаціи и проводникомъ образованія, а впослдствіи и самосознанія. Вс они были, къ тому же, обязательно бритые, въ нмецкихъ кафтанахъ и пудр. Въ другомъ стан: купцы, мщане, посадскіе, крестьяне, однимъ словомъ, народъ съ своимъ древнимъ обычаемъ, со льготой: носить бороду и родную одежду. Система вншняго разъединенія была проведена такъ строго, что право не бриться и одваться по русски было возвращено русскому дворянству не ране какъ черезъ 150 лтъ, въ освободительное царствованіе ныншняго Государя!— Петръ III указомъ о вольности дворянства снялъ съ дворянъ, старыхъ и недавнихъ, тяжкую, но почтенную въ глазахъ народа повинность государственной службы. Такимъ образомъ создалось, вмсто прежняго наслдственно-служилаго, новое, подъ общимъ названіемъ дворянскаго, сословіе, въ основу котораго легла прерогатива крпостнаго права. Рабовладльчество, при поддержк правительства,— въ свою очередь искавшаго поддержки въ дворянств,— достигло во второй половин XVIII вка своего полнаго расцвта. Екатерина II окончательно организовала дворянство и надлила его грамотою. Она хвалилась тмъ, что въ лиц дворянъ иметъ 100 тыс. полицеймейстеровъ,— сколько помщиковъ, столько и полицеймейстеровъ. Успха отъ дарованныхъ дворянству широкихъ правъ самоуправленія, при такихъ условіяхъ, на подкладк рабовладльчества, исключавшаго всякую возможность земской жизни, нельзя было, разумется, ожидать, и его не было.
Но вра народа оправдалась. 19 Февраля 1861 года, рушивъ стну крпостнаго права, завалило вмст и ровъ, отдлявшій землю отъ государства. Освобождая крестьянъ, оно освободило одновременно и дворянство отъ позорной прерогативы и связанныхъ съ нею отношеній. Русское старое дворянство можетъ лишь гордиться тмъ, что стало наконецъ чуждо всякихъ вншнихъ, обидныхъ для другихъ преимуществъ. Оно выросло изъ узкихъ сословныхъ рамокъ. У него нтъ теперь сословныхъ дворянскихъ интересовъ, ибо интересы землевладнія общіе у него со всми личными вотчинниками, безъ различія званій. Его интересы — интересы просвщенія, интересы общегосударственные и земскіе. Его преимущества лишь т, который даются добрымъ историческимъ преданіемъ, образованіемъ, наслдственною опытностью и обычаемъ служебнаго труда, и добровольною постоянною готовностью состоять въ распоряженіи не только государства, но также и зенли, для служенія имъ обоимъ…
Изъ-за рушившейся стны крпостнаго права тотчасъ же высунулось, встрченное единодушнымъ сочувствіемъ народа, лицо ‘мироваго посредника‘ — перваго новаго земскаго человка. Этотъ типъ земскаго человка не былъ знакомъ древней Руси, это уже новый, но исторически организовавшійся типъ! Процессъ мучительной формаціи завершился, создались силы, интеллигентныя земскія силы, которыхъ именно недоставало древней сиротствующей земщин. Только теперь стала возможною организація земства и того земскаго самоуправленія, въ которомъ такъ искони нуждались я земля, и государство.
Вотъ значеніе реформъ истинно освободительнаго царствованія Александра II. Он могутъ назваться ‘реформами’ только по отношенію къ законодательству XVIII вка. Невольно припоминаются выраженія адреса, поданнаго Государю старообрядцами во время послдней польской смуты: ‘въ новизнахъ Твоего царствованія намъ старина наша слышится’.
Такимъ образомъ, при тхъ ‘державахъ’, которыми стоитъ наше государственное бытіе и о которыхъ было упомянуто нами въ начал, завершились формаціи новыхъ историческихъ основъ — только еще основъ нашего государственнаго зданія. Мы имемъ теперь: съ одной стороны крестьянское организованное сословіе съ крестьянскимъ самоуправленіемъ, и съ другой — вс нужные элементы для того же земскаго самоуправленія. Благодареніе Богу, мы можемъ строить не такъ, какъ строилось у другихъ народовъ: не на насиліи, не на принцип недоврія и антагонизма между власть’ и страною, не на отчужденности народныхъ массъ, но на начал мира, взаимной вры,— не именно въ народныхъ массахъ полагая вншній и нравственный упоръ, центръ тяжести и стойкости всего сооруженія. Намъ приходится класть, уже въ основаніе, именно то, что въ другихъ государствахъ представляется едвали досягаемымъ идеаломъ. Мы призваны, кажется, явить со временемъ міру зрлище небывалаго государственнаго строя — мирно и свободно самоуправляющейся земли подъ державою живой, личной, не фиктивной и не механической, верховной власти, связанной съ землею не только солидарностью интересовъ, но тснйшимъ органическимъ союзомъ любви, доврія и единаго народнаго духа. Только бы именно не отрывались мы отъ народа ни въ дух, ни въ мысли, а подвигались, хотя бы и медленно-медленно, но объ руку съ нимъ! Только бы не портили мы сами органическаго дла жизни своими искусственными подлками и не освщали постоянно нашей русской дйствительности фальшивымъ свтомъ иностранныхъ воззрній!
Можно ли однако строить верхніе ярусы, пока мы не обознаемъ въ точности, не утвердимъ самыхъ его основъ, тхъ основъ, въ которыхъ залогъ всей нашей будущности? Всмотритесь же, благополучно ли он обстоятъ? Не видите ли, какъ завалены, засорены он осколками и мусоромъ всяческихъ прежнихъ построекъ? Какой туманъ недоразумній виситъ надъ ними, какой хаосъ кишитъ около нихъ — противорчивыхъ системъ, понятій, представленій! Еще не переродились ни привычки, ни нравы, ни пріемы до-реформенныхъ дней, еще не совсмъ сгладились слды бытовой ровни между сословіями,— а главное, еще значительной части нашихъ ‘дятелей’ недостаетъ, въ поразительной степени недостаетъ,— пониманія народнаго духа. Въ томъ-то и дло, что еще плохо расчищено въ васъ историческое сознаніе, что мы сами еще не стоимъ мыслью въ уровень съ новыми исполинскими данными нашей исторической жизни!
Скажемъ прямо, что наши ‘основы’ обстоятъ не вполн благополучно. Если крестьянское самоуправленіе представляетъ еще организацію довольно стройную, хотя отчасти уже подпорченную, то земскаго самоуправленія, строго говоря, нтъ вовсе, разв только зачатки. Какъ? А уздныя и губернскія земскія собранія, уздныя и губернскія управы? Никто боле насъ не цнитъ дятельности почтенныхъ земскихъ тружениковъ, никто боле насъ не противится мысли объ ослабленіи значенія земскаго узднаго и губернскаго представительства. Но было бы едвали не опасно, а можетъ-быть даже и положительно вредно удовлетворяться настоящей постановкой земскаго дла или объяснять себ относительную неудачу. земской дятельности лишь тми ‘препонами’, какія любятъ приводить достоуважаемые ревнители настоящихъ земскихъ учрежденій. Конечно, было бы желательно, чтобъ представленія земскихъ собраній боле уважались и чтобъ въ нужныхъ случаяхъ они могли безпрепятственно сноситься другъ съ другомъ,— но съ устраненіемъ препонъ, не вышло ли бы разв опять то же и т же, только въ иной, боле обширной декораціи?
Такъ въ чемъ же дло? гд причина неудачи?
Въ томъ, что земскія учрежденія имются у насъ въ каждомъ узд, но общаго узднаго мстнаго самоуправленія все-таки нтъ. Крестьянскія общества, съ крестьянскимъ самоуправленіемъ, стоятъ особнякомъ среди множества разсянныхъ порознь, живыхъ единицъ, ничмъ не соединенныхъ между собою. Всмъ этимъ единицамъ, обществамъ, учрежденіямъ и всему уздному составу уздное земство не служитъ живою связью. Не оно въ этомъ виновато. Но, въ большинств уздовъ, едвали не заслуживаетъ оно упрека въ томъ, что мало о томъ и помышляетъ. Печально видть,— но это фактъ, и фактъ къ несчастію понятный,— что уздный, а тмъ боле губернскій земскій институтъ въ настоящемъ своемъ вид не пользуется въ народ ни популярностью, ни авторитетомъ, земскія управы въ глазахъ народа — то же, что казенныя, полицейскія, присутственныя мста, члены — т же чиновники. Это зло — и зло существенное. Оно еще подбавляется бюрократическою рутиной, отъ которой до сихъ поръ мы нигд не умемъ освободиться, даже когда она намъ и не навязана.
если такъ, если въ сфер мстной дятельности административно-хозяйственной не удается учрежденію пріобрсти мстный авторитетъ и довріе, то притязаніямъ на высшую дятельность и подавно нтъ еще мста. Если народъ въ узд не будетъ считать узднаго земства кровью отъ крови и плотью отъ плоти своей, то разв можно призавать это земство дйствительною мстною силою, живымъ представителемъ мстной земской мысли и воли? если же уздное земское представительство народу не свое, то губернскія собранія будутъ уже и совсмъ ему чужды. Если въ уздномъ представительств у васъ нтъ правды, то что же было бы въ послдующей градаціи?… Ложь кольми.
Обильно поросло ложью русское поле, разнообразнйшими сортами лжи. Но отъ одного и самаго высшаго сорта насу до силъ поръ Госцодь миловалъ,— отъ лже-народа… Послдняя ложь была бы горше всхъ….
Нтъ, не въ высь и не въ ширь простираться посовтовали мы бы теперь вашимъ земствамъ, а въ глубь да около.
Надо прежде всего стать живою правдой въ узд, а для достиженія этого едвали не безразлично все то, въ чемъ до сихъ поръ видли и видятъ они помху.
Вся бда современной уздной безурядицы и земскаго безсилія кроется въ недостатк цльной системы узднаго самоуправленія, системы въ которой бы вс отдльныя органическія части и нововводимыя учрежденія были объединены и согласованы. Этой системы не только нтъ въ жизни,— ея не имется, повидимому, даже и въ сознаніи, не только правительственномъ, но и общественномъ. Да и трудно было ей выработаться при той слабости нашего сознанія и разумнія народной и исторической жизни, при той пестрот воззрній и понятій, которая господствуетъ въ нашихъ вліятельныхъ сферахъ, а частью въ обществ и печати. Не успли показаться на свтъ Божій эти всходы историческаго посва, какъ уже со всхъ сторонъ, въ наивномъ, опрометчивомъ невжеств, спшатъ у насъ окарнать. обмундировать, взнуздать свободу и жизнь новой крестьянской организаціи по всмъ правиламъ европейскаго государственнаго искусства и новйшаго слова европейской науки. Когда, напр., государство ршилось признать существованіе поземельной общины, большая часть тогдашней печати завопила противъ закрпощенія личности и добилась таки мропріятій и правилъ, способствующихъ разложенію общины. Теперь ноютъ и воютъ по поводу ‘гнуснаго деспотизма волостныхъ судовъ’, требуютъ уничтоженія волостнаго самоуправленія, накликиваютъ регламентацію и регулировку.
Ну, что же вышло и выходитъ? Вотъ и пристегнули къ волостному самоуправленію исправника и становаго, обратившихъ его въ ничто, вотъ и подвернули къ крестьянскому обычному суду ‘кассацію’. Тамъ внесли принципъ ‘дленія административной и судебной власти’, здсь суютъ 10-й томъ Свода Законовъ, тутъ сулятъ Сельскій Уставъ канцелярскаго петербургскаго сочиненія, на дняхъ напечатаны слухи о предполагающемся введеніи высокаго ‘имущественнаго ценза’ для права участія мужиковъ въ своихъ сельскихъ міровыхъ сходкахъ!… И пр. и пр. и пр. Вс эти починки и поправки — зря, съ боку, кое-гд, кое-какъ, безъ общаго сознаннаго плана,— къ чему приводятъ или могутъ привести он? Къ совершенному разрушенію начавшагося самоуправленія, къ подавленію самаго духа жизни. А измите духъ жизни изъ организма,— что останется?
А между тмъ какіе богатые задатки будущаго строя даны намъ историческою судьбою, какіе чудные зародыши! Богатыря, на диво міру, могутъ они выростить,— но могутъ выростить и урода, отъ тснаго пеленанья, отъ ухода невжественныхъ нянекъ. Пора же намъ образумиться, пора перестать ‘по воздуху носиться по пустому’, а оссть на земл и на ней утвердиться. Дерево ростетъ изъ зерна. Вверхъ идутъ только снизу. Снизу и начнемъ работать дружно и сообща. Да и куда-жъ бы мы пошли, одни, врозь съ народомъ, еще не скрпивъ съ нимъ своихъ связей, еще не пріобртя его доврія, еще сами чуждые его духа? Постараемся прежде окончательно завалить ровъ, который два вка зіялъ между нимъ и нами, добьемся правды жизни и самоуправленія только въ узд, а остальное органически, разумно, національно и правильно, приложится само самою… Но какъ же быть, какъ приступить къ длу?
А вотъ какъ, по нашему мннію. Предположимъ, что правительство предоставляетъ намъ заняться составленіемъ плана административно-хозяйственной автономіи узда. Ничего конечно не можетъ быть скромне и дозволительне этой задачи, но какъ неизмримо плодотворно ея правильное разршеніе! Повидимому тсная, она такъ широка, что вмщаетъ въ себ всю трагическую соціальную задачу западнаго политическаго бытія, для самого Запада едвали разршимую… Въ узд, какъ въ клточк или ячейк, сходятся и соприкасаются у насъ вс элементы нашего земскаго и государственнаго строя. Въ узд, какъ въ зерн, наша будущность…
Вотъ и практическій выводъ тъ нашей, можетъ-быть слишкомъ пространной статьи, но мы хотли утвердить его на твердомъ логическомъ и историческомъ основаніи. Этотъ выводъ отвчаетъ задачамъ, поставленнымъ всей нашею русскою жизнью и именно указывается недавно завершившимися историческими формаціями.
И такъ, совокупимъ же вс наши разрозненныя умственныя силы для ршенія этой уздной проблемы. Какъ ни невинна, ни мелка покажется она многимъ изъ нашихъ земскихъ и литературныхъ дятелей, но странно однакоже, что никто, кажется, до сихъ поръ не поломалъ надъ нею головы и не предложилъ разршенія. Кто пишетъ спеціально о мировомъ институт, кто о сословной или всесословной волости, кто препирается о порядк и мст выбора непремннаго члена присутствія по крестьянскимъ дламъ, но цльной системы узднаго строя никто еще не представилъ. Задача эта не только не легка, но и очень трудна. Вс предметы. о которыхъ такъ часто, порознь, трактуется въ печати, вс входятъ въ эту задачу. Тутъ и вопросъ о волости, и о полиціи, и о взаимномъ отношеніи сословнаго, народнаго и безсословнаго, интеллигентнаго слоя, стихіи общинной и личной, мироваго суда и администраціи, наконецъ вопросъ о живомъ объединеніи всхъ элементовъ и силъ въ одно реальное цлое,— о томъ дйствительномъ значеніи, которое бы могло тогда имть мстное земское собраніе… Тутъ выдлилось бы и то, что относится до всей губерніи и то, что принадлежитъ къ сфер общегосударственныхъ интересовъ и верховной правительственной власти. Да, эта задача стоила бы того, чтобъ надъ нею поработали цлыя коммиссіи избранныхъ людей, по всмъ уздамъ Россіи!
Но если этого не сдлано, отчего же не потрудиться надъ нею печати, концентрируя вс разрозненныя теперь изслдованія?
‘Русь’ съ своей стороны ставитъ эту задачу на первомъ план своей открывающейся дятельности. Мы призываемъ къ содйствію всхъ нашихъ провинціальныхъ подписчиковъ и корреспондентовъ. Мы настойчиво просимъ ихъ поразвдать мысль крестьянъ и прочихъ классовъ узднаго общества и попытаться начертать обдуманно, на мстахъ, сообща, планы узднаго самоуправленія. Нужды нтъ, что наши планы можетъ*быть и останутся только планами. Практическое ршеніе задачи безспорно принадлежитъ одному правительству, которое, если не ошибаемся, отчасти съ этою же цлью назначило и ревизію гг. сенаторовъ въ нкоторыхъ губерніяхъ. Но одно другому не мшаетъ. Наша обязанность: ршить этотъ вопросъ для себя самихъ т нашемъ еознаніи. Было бы даже по меньшей мр странно, еслибы правительство, слыша безпрестанно наши собственные вопли и жалобы на безурядицу, обратилось къ намъ за совтомъ, а у насъ ни у кого даже отвта готоваго не нашлось!…
Неужели этому нашему призыву быть е гласомъ вопіющаго въ пустын’? Неужели по прежнему станемъ толковать о внц зданія, когда на нашихъ, чуть не на слпыхъ глазахъ, невжествомъ и небреженіемъ подкапываются самыя существенныя его основы? Неужели не уразумемъ, что строятъ зданіе не сверху, а снизу вверхъ, что ршая задачу самоуправленія для узда, ршаемъ ее для губерніи, а ршая для губерніи, хотя бы только въ области сознанія, потрудимся для всего нашего будущаго государственнаго и общественнаго строя?… Нтъ для Русскаго, любящаго свой народъ и землю серьезно и искренно, нтъ задачи потребне, шире и, при всемъ своемъ истинномъ консерватизм, дйствительно либеральне въ добромъ, не пошломъ смысл этого слова… Вдумайтесь только.