ОБЪ ИСКУССТВ ЖИТЬ.
ОБЪ ИСКУССТВ ЖИТЬ.
(Посвящается Юнош) (*).
Л.
‘Отечественныя Записки’, No 4, 1846
Об искусстве жить, Мельгунов Николай Александрович, Год: 1846
Время на прочтение: 9 минут(ы)
(*) Поводомъ къ этой стать, сколько намъ кажется, послужила статья г. Погодина, помшенная во 2-мъ нумеръ ‘Москвитянина’ ныншняго года и называющаяся: Къ Юнош. По-крайней-мр, эти слова утшенія и надежды, доставленныя намъ неизвстнымъ авторомъ (которому приносимъ за нихъ искреннюю благодарность), могутъ служить прекраснымъ отвтомъ на мрачный, проникнутый горькимъ разочарованіемъ диирамбъ г. Погодина. Ред.
Вопросъ о жизни необъятенъ. Онъ вмщаетъ въ себ все, потому-что все жизнь. Не мене необъятенъ вопросъ о жизни человка, человкъ, какъ малый міръ, какъ вершина извстнаго намъ творенія, вмщаетъ въ себ весь великій міръ, все сущее. А потому, не въ бглой журнальной стать разршить удовлетворительно такой вопросъ. Да это и не моя цль. Я бы желалъ лишь намекнуть на главныя его стороны, во сколько онъ касается нашего счастья на земл, нашего искусства жить, судебъ бытія нашего.
Жизнь! Страшное, таинственное слово! Но въ чемъ эта таинственность, въ чемъ это страшное? Въ томъ, что жизнь намъ представляется борьбою между тмъ, что въ нашей власти, и тмъ, что не въ нашей. Гд я властелинъ надъ окружающимъ, гд увренъ въ себ, въ своей сил и превосходств, тамъ я не страшусь ничего, тамъ я смлъ и спокоенъ. Жизнь сама-по-себ не есть борьба: борьба не есть необходимое условіе. Напротивъ того, жизнь въ полнот своей, въ высшемъ своемъ развитіи, должна быть торжествомъ, обладаніемъ, разумной и любовной свободой, исключающей все противоборствующее, все неразумное и случайное. Когда жизнь достигнетъ своей полноты, тогда ея тайна будетъ разгадана, и человкъ, какъ Эдипъ, перестанетъ страшиться сфинкса. Да и чего намъ страшиться, когда мы станемъ властителями міра?
Но что значитъ быть властителемъ? Не тотъ властитель, который вокругъ себя все подавляетъ, который, для того, чтобъ жить самому, не дозволяетъ жить другимъ. Нтъ, истинный властитель тотъ, кто, стоя выше всего, вступилъ со всмъ ему низшимъ въ прямой, законный, естественный союзъ, кто не похитилъ насиліемъ свою высшую ступень, а занялъ ее по праву натуры своей, по непреложному закону первенства. Здсь рчь не о побдител и побжденномъ, не о насиліи и слабости, во о нормальномъ, здоровомъ состояніи организма, гд каждое должно занять свое естественное мсто, гд человкъ долженъ стать во глав земнаго творенія.
Такова цль, темная для однихъ, для другихъ ясная, борющагося, стремящагося человчества. Немногіе сознаютъ ее разумно, вс сознаютъ ее инстинктивно. Каждый изъ насъ природный музыкантъ, который, сквозь безпрерывные диссонансы, непреодолимо стремится къ заключительному, полному, всеразршающему аккорду. Жажда гармоніи, стремленіе разршить разногласія жизни — вотъ ея возбуждающее начало, вотъ пружина нашего стремленія, нашего движенія впередъ. Въ этомъ движеніи впередъ, мы, какъ выражались прежде, стремимся, конечно, къ совершенствованію, но цль нашего стремленія не безконечна, предлъ нашего пути не безпредленъ, это не абсолютъ, передъ которымъ и единица, и децильйоны равно ничтожны, потому-что для безусловнаго нтъ ни мры, ни всу, потому-что оно, въ отвлеченной пучин своей, равно поглощаетъ и безконечно-великое, и безконечно-малое. Наше движеніе впередъ не по прямой безконечной линіи, а по сомкнутой, и цль наша конечна, предвидима, какъ и цль всякаго организма. Только тамъ, гд цль опредлена, только тамъ возможна и гармонія, возможно и стремленіе къ ней. Исторія наша — это божественная симфонія, въ которой, сквозь длинный рядъ диссонансовъ и частныхъ разршеній, мы непреодолимо стремимся все дале и дале, къ всеразрушающему концу, къ великому благозвучному fermato. И мы, члены необъятнаго оркестра, потому только съ увлеченіемъ и играемъ въ немъ, что въ насъ, въ каждую минуту нашей жизни, ирису ще предчувствіе этой заключительной гармоніи, этого всеконечнаго аккорда.
Что такое жизнь человка?— Организмъ. А организмъ самъ-по-себ конеченъ, ибо онъ предполагаетъ развитіе, развитіе же тамъ, гд начало и конецъ. Вотъ источникъ и нашей личности, и, стало-быть, нашего несовершенства, потому-что всякая личность по существу своему ограничена, а что ограничено, то, разумется, и несовершенно.
И между-тмъ, скажутъ, мы стремимся къ совершенству. Да, мы, несовершенные, стремимся къ совершенству. Какъ же разршить такое противорчіе?
Оно разршается просто. Стоитъ только оглянуться вокругъ себя. Что я такое съ своей отдльной личностью? Я отдльный музыкантъ всемірнаго оркестра. А разв гармонія, созвучіе, можетъ разршиться однимъ звукомъ? Разв для меня, съ моей нотой, не нужна терція, квинта, октава? Я самъ-по-себ отдльный, потерянный звукъ, и получаю значеніе лишь въ сочетаніи съ другими звуками. Лишь другими голосами и можетъ опредлиться мой голосъ. Простой ли я музыкантъ, или солистъ, но я значу лишь черезъ другихъ, какъ и другіе черезъ меня, лишь покорствуя вчнымъ законамъ гармоніи, я могу годиться въ оркестръ. Не то, я негодный скрипачъ, котораго надо вонъ изъ капеллы.
Отсюда, думаю, ясно, что первымъ условіемъ счастія — умть найдтись между людьми, т. е. умть понять, что играетъ оркестръ, а понявъ, играть въ согласіи со всми. Горе же тому, кто разногласитъ съ окружающимъ, кто думаетъ въ своемъ безуміи, что онъ одинъ играетъ врно, а вс прочіе бредятъ, пиликаютъ вздоръ и сбились съ такту!
Юноша! Помни глубокую французскую пословицу: ‘lorsque tout le inonde а tort, tout le inonde a raison’. Извлеки изъ нея для себя великое правило жизни: когда вокругъ тебя идетъ что-нибудь не такъ, когда ты недоволенъ окружающимъ, когда тебя не понимаютъ, — не спши обвинять другихъ, свой народъ, свой вкъ, современное общество. Обратись къ себ, углубись въ свою собственную внутренность и посмотри, не тамъ ли что-нибудь не такъ, не тебя ли обвинять слдуетъ, не собой ли долженъ ты быть недоволенъ. Это самая лучшая, самая надежная поврка твоего взгляда на міръ, твоего образа дйствій, всей твоей жизни. Не разрывай своихъ связей съ окружающимъ, и въ самыхъ диссонансахъ современной жизни ищи тхъ путей и тхъ сторонъ, гд разногласіе должно превратиться въ созвучіе, гд теб кажущійся разладъ представляется необходимымъ звномъ въ цпи движущихся и развивающихся аккордовъ. Когда вс теб кажутся неправыми, вспомни, что эти вс, вроятно, правы, а неправъ ты одинъ!
Но чтобъ укоренить въ себ это благоволеніе ко всему, что не ты съ своей ограниченной личностью, — старайся съ раннихъ лтъ уважать дйствительность {Въ избжаніе недоразумній, я считаю нужнымъ напомнить, что слдуетъ разумть подъ ‘уваженіемъ дйствительности’. Это не упорное status quo, не эгоистическое ‘только бъ мн было хорошо’, не близорукое довольство настоящимъ и окружающимъ въ его тсномъ и матеріальномъ значеніи, а стремленіе уразумть свою среду, — свой народъ и свой вкъ, — во всемъ ея объем, со всми ея задачами, врованіями, надеждами, недостатками и достоинствами,— словомъ, уразумть настоящее, какъ плодъ прошедшаго и зародышъ будущаго. Дйствительность, взятая въ этомъ смысл, объемлетъ все, всю жизнь въ настоящій моментъ ея развитія. Говорю: въ настоящій, ибо живое можетъ быть познано лишь живо, въ минуту самаго акта, во время самаго творчества. Конечно, намъ необходимо знаніе прошедшаго, какъ необходимо знаніе анатоміи, но прошедшее безъ настоящаго такъ же мало иметъ смысла, какъ анатомія безъ физіологіи. Мертвое иметъ для насъ цну лишь по своему отношенію къ живому, не будь этого живаго, на что намъ знать мертвое?
Прійдетъ время, и, надюсь, скоро, когда стыдно будетъ объяснять даже дтямъ такія непреложныя истины. Но покамстъ, особливо у насъ, еще много такихъ, кому нужно напоминать, что дважды-два-четыре.}. Бойся мечты, самообольщенія, бойся оптическаго обмана. Ему такъ легко поддаться! Не одни дти тянутся къ мсяцу, гоняются за тнью. Оптика играетъ огромную, часто страшную роль въ судьбахъ нашихъ. И еще счастливы мы, когда, признавъ обманъ за обманъ, отбрасываемъ его далеко отъ себя. Нтъ, многіе изъ насъ, себялюбиво упиваясь мечтою, держатся за нее, ищутъ уловить фатаморгана, и гибнутъ, завлеченные ею, въ болотахъ жизни.
Преклоняйся передъ дйствительностью, передъ природой, передъ исторіей, но преклоняйся не слпо и безотчетно: подымай притомъ высоко свою голову и ищи, по мр силъ своихъ, уразумть тебя окружающее и теб современное. Тогда только ты можешь узнать, на какой точк земнаго шара и земнаго развитія стоишь ты. У тебя два отечества, потому-что твоя жизнь двойственна: ты живешь и въ пространств, и во времени. Если ты, на-прим., Русскій, то помни, твердо помни, что ты и Русскій, и гражданинъ девятнадцатаго столтія. У тебя двойныя, равно священныя обязанности: обязанности передъ твоимъ народомъ и передъ твоимъ вкомъ. Ищи уразумть значеніе и того и другаго, не противопоставляй эти два отечества другъ другу, а старайся понять ихъ взаимное отношеніе, ихъ взаимное воздйствіе.
Одни скажутъ теб: ты Русскій, другіе: ты Человка. Я теб скажу, другъ мой, что ты и то и другое: ты Русскій Человка. Кром того, ты еще и третье: ты — ты, самъ-по-себ, ты личность. Вотъ твоя тройственная сущность.— Когда ты являешься на свтъ, чмъ ты являешься? Ты разв Русскій, Французъ, Англичанинъ? Ты разв язычникъ, мусульманинъ, православный? Ты еще ничто, но ты можешь быть всмъ, потому-что прежде всего ты человкъ. У тебя твоя человческая натура, и точно такъ, какъ ты, съ перваго дня, принимаешь лишь ту пищу, которая по твоей природ, условлена твоей организаціей,— точно такъ ты можешь принять въ себя лишь ту духовную пищу, которая согласна съ твоей духовной человческой сущностью. Эта сущность, это неотъемлемое, коренное твоей натуры не извн же пришло къ теб, не извн же данъ теб твой желудокъ, твое кровообращеніе, функціи твоего мозга: все это — существенная, непремнная принадлежность твоего бытія, твое conditio sine qua non. Какъ желудокъ, сердце или мозгъ, такъ и духъ твой — это сущность твоей жизни. Стало-быть, ты прежде всего человкъ, ты то же, что я, чти третій, сотый, тысячный, что вс остальные люди. Но ты междутмъ не похожъ ни на меня, ни на кого, ты сама-по-себ, ты единственъ въ своемъ род. Ты, стало-быть, не только человка, но и лицо. Это твоя вторая натура. Какъ человкъ, ты принадлежишь всмъ, какъ лицо, ты принадлежишь себ. Но это еще не все: какъ лицо, ты принадлежишь извстному мсту, семь, твоя личность условлена мстомъ твоего рожденія, кровной средой твоею. Лишь то и другое даетъ теб физіономію. Это мсто и эта семья, или, въ распространеніи и полномъ опредленіи своемъ,— эта земля, этотъ народъ, суть т посредствующіе члены, которые соединяютъ тебя, какъ лицо, съ тобою, какъ человкомъ. Самъ-по-себ, въ своей чистой личности и ограниченности, какъ я сказалъ и прежде, ты ничего не значишь. Ты, конечно, лицо, но, какъ лицо, ты тогда лишь получаешь смыслъ и значеніе, когда входишь въ соглашеніе себя и съ своимъ народомъ, и съ своимъ вкомъ. Тогда лишь ты вполн начинаешь существовать, потому-что получаешь опредленность. Вс отдльные элементы твоего духовнаго бытія — чистыя отвлеченности. Ты не Петръ, или Иванъ — и только: ты не Русскій — и только, ты не человкъ — и только. Ты все это вмст, и лишь въ тсномъ, неразрывномъ сочетаніи всхъ трехъ элементовъ становишься ты полной, совершенной личностью, подчиняя, разумется, низшее высшему, твое личное народному, твое народное человческому.
Итакъ, человкъ длается, согласно съ своей внутренней натурой, съ своей личной, мстной и общечеловческой сущностью. Конечно, большая часть людей еще не длается, а ее длаютъ. И въ томъ-то заключается наша временная несвобода. Достигнуть такихъ условій, такой среды, гд-бы мы могли развить вполн свою тройственную сущность, согласно съ ея внутренними непреложными законами: — вотъ цль, вотъ идеалъ человка и человчества. И это идеалъ не нашего только времени, это идеалъ, темный или ясный, всхъ народовъ, всхъ людей, отъ начала міра. Выпутаться изъ-подъ пеленъ вншнихъ, намъ чуждыхъ условій, вы Идти съ честью и торжествомъ изъ борьбы съ необходимостью, съ рокомъ, съ вншними и внутренними преградами, изъ борьбы со всмъ тмъ, чмъ загроможденъ окружающій насъ міръ, чмъ засорена наша, съ раннихъ пеленъ искажаемая натура: вотъ неутомимое, непрерывное стремленіе людей везд и всегда. На что указываетъ, это стремленіе? На то, что наша человческая натура, въ своемъ нормальномъ состояніи, есть здоровый, полный организмъ, стало-быть, гармоническое цлое, и что мы, въ вчно присущемъ предчувствіи этой гармоніи, этого здороваго состоянія, понуждаемые имъ, неумолкно и безостановочно стремимся распутать нити, связывающія нашу свободу, эту коренную сущность нашу, съ необходимостью, — стремимся, какъ куколка червяка, выкарабкаться изъ гнетущей насъ, хотя для нашего развитія и необходимой, личинки.
Если же въ насъ корень нашей сущности, то, не смотря на ея еще неполное развитіе, въ насъ же должна заключаться и наша судьба, и наше счастье.
Къ-чему, сказалъ я, стремятся люди? Къ торжеству свободы надъ произволомъ, т. е. къ гармоніи, къ нормальному соглашенію своей натуры со всмъ окружающимъ, себя съ цлымъ. Что побуждаетъ ихъ къ тому? Глубокая, ни чмъ не искоренимая потребность блаженства, которое есть то же, что гармонія, только въ субъективномъ значеніи. Блаженство заключается въ удовлетвореніи требованіямъ своей сущности, и чмъ боле удовлетворены мы въ своихъ коренныхъ требованіяхъ, тмъ мы блаженне. Очевидно отсюда, что наше счастье неразрывно съ нашей свободой. Но мы видли, что корень того и другаго не вн насъ, а въ насъ самихъ. Стало-быть, даже и на теперешней ступени человческаго развитія, счастіе наше боле или мене зависитъ отъ насъ самихъ. ‘Познай себя’, говоритъ древняя мудрость. Да, познай себя, но не только въ себ лично, познай себя и въ твоемъ народ, и въ твоемъ времени. Познай себя, то-есть, познай свое мсто, свое соотношеніе къ окружающему и современному. А познать, или по-крайней-мр стремиться позвать это,— разв не въ нашей власти, не въ нашемъ разум, не въ нашей вол?
И какой плодъ такого стремленія? О, это такой плодъ, для достиженія котораго стоитъ не спать ночей, трудиться въ пот лица, жертвовать всмъ, что для насъ есть условно и произвольно драгоцннаго! Плодъ этого стремленія — это наше успокоеніе, наше блаженство, радость нашей жизни, величайшая добродтель человка — свтлость души, гтева Heiterkeit. При ней мы будемъ навсегда чужды разочарованію, злоб, ожесточенію, мы не будемъ накликать на себя безплодныхъ, никого не исправляющихъ испытаній, не будемъ питать ненависти къ чему бы ни было, не будемъ знать всего того, что отравляетъ нашу жизнь, льетъ желчь въ чашу бытія нашего. Награда намъ за наше стремленіе къ разумности и къ неразрывной съ нею любви — это ясное чело и ясная душа, открытая ко всему прекрасному, доблестному, истинному, потому-что она открыта ко всему человческому.
И такъ, другъ юноша, подай мн руку! Пойдемъ вмст, пойдемъ со всми, въ разумномъ и любовномъ союз, по пути жизни. Пусть каждый изъ насъ думаетъ и о другихъ, не презираетъ ни кмъ и ни чмъ, и гд только нужна помощь, или утшеніе, пусть протягиваетъ руку брату, помогаетъ ему возстать, выкарабкаться изъ-подъ гнета вншностей, идти вмст впередъ къ цли блаженства!
Для всего этого — повторяю совтъ, чти, уразумвай дйствительность, уважай жизнь, какъ она есть, и ищи, подъ оболочкой случайностей и произвола, понять глубокій, сокровенный смыслъ ея. Не прилпляйся къ міру сему, т. е. къ міру преходящаго, и того мене къ міру былаго, прошлаго. Не обращай для себя временнаго въ вчное, не думай, что ты достигъ столбовъ геркулесовыхъ, не преклоняйся ни передъ какимъ историческимъ явленіемъ исключительно, бойся пуще всего сдлаться человкомъ поконченными, для котораго уже нтъ движенія впередъ, который вертится лишь около собственной оси. Иди не останавливаясь, помни, что, отставъ на минуту, ты, отдльный музыкантъ, уже съ трудомъ найдешься, а всего чаще и вовсе не найдешься, въ великой, стройно, правильно и непрерывно развивающейся симфоніи человчества. Помни, что въ нашъ вкъ, когда вс пульсы бьются скоре, когда движеніе, по закону исторической механики, все боле-и-боле усиливается, — отстать значитъ погибнуть, умереть заживо, ходить мертвецомъ между живыми. Помни, что тотъ, кому становятся чужды интересы вка, который не сочувствуетъ его вопросамъ, рано или поздно станетъ въ свою очередь чуждъ своей сред, всему его окружающему. И тутъ его осужденіе.— Если же ты имешь счастье быть Русскимъ, то помни также, что на теб лежитъ двойная обязанность — удовлетворить своей натур человческой и своей русской натур, которая, какъ кажется мн, создана развиваться не по, днямъ, а по часамъ, готова летть въ исторіи, какъ ямщикъ по степи, и въ полтораста лтъ во многомъ почти ужь догнала медленное историческое шествіе западной Европы. Сущность русскаго человка долго спала свернымъ крпящимъ сномъ, но Петръ разбудилъ насъ, мы очнулись, и посмотри, какъ мы уже шагаемъ!.. Въ русскомъ человк чутье дйствительнаго необыкновенно-сильно, и чтобъ не идти дале, стоитъ только вспомнить, что на нашемъ язык слово: настоящее значитъ и современное, и истинное. Будемъ же, другъ юноша, настоящими Русскими, отбросимъ мечты романтизма, какъ бы онъ намъ ни являлся, и пойдемъ бодро путемъ прямой, здоровой дйствительности!