О врагахъ стихотворства — новое сочиненіе Лагарпа, переведенное изъ Французскаго Журнала.
Во время Регента былъ во Франціи двойной заговоръ: противъ стихотворства и (еще важнйшій) противъ благонравія. По смерти Лудовика XIV (который въ средин своего царствованія истощилъ всю хвалу, и наконецъ, утративъ блескъ щастія, казался только строгимъ), духъ французовъ стремился избавить себя отъ бремени Морали и почтенія къ талантамъ. Извстно, что Регентъ и Дворъ его шутили надъ честностію, и въ то же самое время нкоторые остроумцы, тайно завидуя слав многихъ великихъ Геніевъ хотли славу ихъ вмстить въ число предразсудковъ: слово, которое уже начинало тогда входить въ моду. Фонтенель и Ламотъ, главные изъ сихъ остроумцевъ, писали въ разныхъ родахъ, но чувствовали, что мста везд были заняты — и кмъ? Корнелемъ, Расиномъ, Мольеромъ, Боало, Лафонтеномъ, Кино. Какъ ихъ уронить или стать на ряду съ ними? Невольнымъ образомъ признаваясь, что они были великіе Поэты, Фонтенель и Ламотъ вздумали унижать Поэзію, и доказывая ничтожность Искусства, хотлъ уменьшить славу Артистовъ. Самолюбіе есть развязка всхъ нелпыхъ и странныхъ мнній, оно служитъ ключемъ къ безуміямъ ума. Говорили, что Стихотворство иметъ великой порокъ, за которой люди разсудительные не могутъ любить его: а именно, тотъ, что оно мрою и римою мшаетъ дйствію разума, и стихотворцы никогда не скажутъ всего,что бы имъ хотлось или должно было сказать. Въ слдствіе такого правила, желая иногда похвалить хорошіе стихи, они говорили: это не уступаетъ проз! Я слыхалъ еще сію похвалу отъ Дюклоса. Она вообще не лестна, но въ ихъ смысл была весьма велика. Софисмы обыкновенно заключаютъ въ себ тнь истины, которую Софисты во зло употребляютъ: такъ и наши остроумцы. Всякой знаетъ, что хорошіе стихи, кром великихъ пріятностей мры и гармоніи, должны имть еще полноту смысла, совершенную правильность, легкость и ясность лучшей прозы, имя боле смлости и силы въ выраженіяхъ. Дло состоитъ въ томъ, что по дурнымъ стихамъ, въ которыхъ нтъ сего достоинства, смшно заключать объ истинной и хорошей Поэзіи. Они считали механизмъ Стихотворства за самое Стихотворство, которое заслуживаетъ имя Искусства единственно тогда, когда побждаетъ вс трудности и скрываетъ необходимый трудъ мой. Тотъ единственно Поэтъ, кто уметъ писать хорошо, пріятно, умно, мрою и римою украшая свои выраженія. Знаю, что такихъ стихотворцевъ не много, но ихъ не надобно въ большомъ числ: довольно пяти или шести въ цлой вкъ.
Натура мудрая предвидла сама,
Что слава Генія, великаго ума,
Должна быть рдкою….
Естьли всегда и везд находимъ боле хорошихъ музыкантовъ, живописцевъ и ваятелей, нежели Поэтовъ, то сіе доказываетъ превосходную красоту и трудность Поэзіи, но всегда по хорошимъ. Артистамъ надобно судить о достоинств Искусства, и смшно осуждать ихъ за безсиліе неспособныхъ. Пусть разберутъ какую нибудь сцену лучшихъ Расиновыхъ трагедій, эпистолу Поэта Боало, оду Жан-Батиста Руссо — и тогда увидятъ, можно ли въ проз написать лучше ихъ стиховъ! увидятъ, что мра и рима не мшали имъ выражать своихъ мыслей, и что слогъ Поэтовъ отличается отъ прозы одною красотою Стихотворства, которую чувствовалъ и самъ Ламотъ гно только называлъ ее безполезною игрою разума. Какъ самолюбіе можетъ ослпишь умнаго человка! Какое различіе между прозою и стихами? то, что одна есть обыкновенный языкъ, а другіе языкъ искусственный. Проза ничто иное, какъ слова написанныя, а Поэзія искусство ума, слуха и воображенія: предметъ же всякаго искусства не есть ли доставлять нжное удовольствіе людямъ чувствительньтъ? Вы грубо ошибаетесь, предполагая, что прозою и стихами надобно только выражать мысли. Можно ли укорять искусство тмъ, что оно трудне неискусства? Оно безъ сомннія не легко, особливо для хорошихъ Артистовъ, которые знаютъ, что такое совершенство.
Не мудрено, что Трюбле, усердный подражатель Ламота и Фонтенеля, — Мариво, завистникъ Вольтеровъ, называвшій его творенія совершенствомъ обыкновенныхъ идей, и холодной философъ Дюкло не любили Поэзіи, ‘но, жаль, что Монтескьё въ Персидскихъ Письмахъ своихъ причисляетъ Стихотворцевъ къ сумасшедшимъ, и что философъ Кондильякъ испортилъ свой Курсъ Литтературы глупою критикою на стихи Поэта Боало. Бюффонъ по крайней мр не писалъ о семъ предмет, но такъ часто говорилъ о томъ, что мнніе его всмъ извстно. Онъ былъ послднимъ непріятелемъ стиховъ изъ людей славныхъ, и непріятелемъ самымъ жестокимъ. Однажды при мн и многихъ дерзкихъ сей великой Писатель утверждалъ, что никакіе стихи не выдержатъ критическаго разбора, что лучшіе Расиновы наполнены ошибками — и вызвался доказать то первою сценою Аталіи. Онъ говорилъ долго, и одинъ. Изъ уваженія къ его слав не хочу повторять сказанныхъ имъ глупостей, а тогда, изъ уваженія къ его старости, не хотлъ я противорчитъ ему, и вмст съ другими молчалъ, искренно жаля, что великой человкъ длаетъ себя смшнымъ, говоря о томъ, чего ни мало не разуметъ.