Об эпиграмме и надписи древних, Лагарп Фредерик Сезар, Год: 1814

Время на прочтение: 3 минут(ы)

Объ эпиграмм и надписи древнихъ.

(Изъ Ла-Гарпа.)

Въ новйшя времена эпиграмма, въ обыкновенномъ смысл означаетъ такой родъ стихотворенй, который особенно сходенъ съ сатирою по насмшк, или по критик, даже въ простомъ разговоръ колкая шутка называется эпиграммою, но въ особенности симъ словомъ означается острая мысль, или натуральная простота, которая часто составляетъ предметъ легкаго стихотвореня. Се наименоване само по себ означаетъ не что иное, какъ надпись, и оно сохранило у Грековъ свое первоначальное значене. Эпиграммы, собранныя въ Греческой Антологи Агафемъ, Планудомъ, Константиномъ, Героклесомъ и многими другими, содержатъ одн надписи на священныхъ жертвахъ, на гробницахъ, на статуяхъ, на памятникахъ: вообще он очень просты и согласны съ своимъ назначенемъ, он суть описаня какихъ либо произшествй. Нкоторыя очень длинны и вс не имютъ ничего общаго съ тмъ, что мы привыкли называть эпиграммою. Вотъ нкоторыя сходныя съ ныншнимъ понятемъ о семъ род стихотворени:
Къ Нобейной стату.
Зевесъ, во гнвъ къ Нобе,
Ее во камень превратилъ,
Но кто, скажите, былъ хитре?
Художникъ — камень оживилъ.
— И. —
На потоплепе Леандра.
Леандръ, въ послднй разъ возникнувъ изъ валовъ,
Молилъ взирающихъ сквозь зарево боговъ:
‘О боги боги! допустите
Взглянуть мн на нее, и посл потопите!’
nbsp, Дмитревъ.
Къ Венериной стату.
Парисъ и Марсъ — о томъ ни слова —
И Адонисъ, когда хотлъ,
Меня видали безъ покрова,
Но какъ увидлъ Пракситель?
Дмитревъ.
Геркулесу.
Сотъ меда съ молокомъ —
И Маинъ сынъ теб на вки благосклоненъ!
Алкидъ не такъ-то скроменъ:
Дай дв ему овцы, дай козу и съ козломъ,
Тогда онъ на овецъ прольетъ благословенье
И въ сндь не дастъ волкамъ!
Храню къ богамъ почтенье,
А стада не отдамъ
На жертвоприношенье….
Скажите, что за честь,
Когда не волкъ его, Алкидъ изволитъ състь?
Батюшковъ.
Послдняя есть одно изъ прекраснйшихъ произведенй въ семъ род: состарившаяся Лаиса приноситъ зеркало свое во храмъ Венеры съ сими стихами:
Вотъ зеркало мо — прими его Киприда!
Богиня красоты прекрасна будетъ ввкъ,
Сдова времени нестрашна ей обида:
Она не смертной человкъ,
Но я, покорствуя судьбин,
Не въ силахъ зрть себя въ прозрачности стекла,
Ни той, которой я была,
Ни той, которой нын.
— П. —
Марцалъ усовершенствовалъ у Римлянъ эпиграмму гораздо боле, нежели Греки. Онъ всегда старается превратить ее въ колкость, но очень рдко успваетъ. Главная его ошибка въ томъ, что онъ ихъ написалъ очень много. Собране его сочиненй состоитъ изъ дванадесяти книгъ, слдственно составляетъ около тысячи двухъ сотъ эпиграммъ, количество большое — но тмъ не мене можно изключить три четверти безъ всякой потери. Во многихъ мстахъ онъ самъ себя обвиняетъ въ излишеств, но се признане не уменьшаетъ той важности, которую онъ приписалъ симъ многочисленнымъ бездлкамъ. Он дошли до насъ точно въ томъ порядк, по которому онъ ихъ самъ раздлилъ и даже съ посвященемъ въ начал каждой книги. Безъ сомння се очень утшительно, но не столько, чтобы могло загладить потерю многихъ сочиненй Тита Ливя, Тацита и Саллустя, которыхъ время не столько уважило, какъ твореня Марцала. Первая книга наполнена похвалами Домитану. Потомство боле бы его благодарило за колкую эпиграмму противъ сего злодя. Впрочемъ, вс си похвалы имютъ одинъ общй предметъ, въ нихъ безпрестанно говорится о представленяхъ, которыя Домитанъ давалъ народу, и Марцалъ сто разъ различно повторяетъ, что онъ превосходятъ т, которыя были въ прежня времена. Изъ сего можно видть, какую важность Римляне приписывали сему роду великолпя, и также, какъ легко было льстить Домитаневу самолюбю.
Марцалъ былъ столь же неразборчивъ въ выбор предметовъ, какъ и Руссо, но между ними есть большое различе относительно къ достоинствамъ Поззи. Руссо столь превосходенъ въ своихъ вольныхъ эпиграммахъ, что ему можно се извинить, естьли только то прощается, что противно непорочности нравовъ. Излишнее безстыдство Марцала не умножаетъ его достоинства, будучи по нравственности достоинъ обвиненя, не можетъ быть извиненъ и въ Поэзи: кажется, что лучше было бы ему остаться въ предлахъ умренности. Онъ гд-то упоминаетъ, что стихотворецъ долженъ быть непорочнаго поведеня, но что не нужно, чтобъ стихи его были цломудренны. Ему, можемъ на се отвчать, что по крайней мръ они не должны быть наглы. Малое количество его эпиграммъ, сохранившихся въ памяти, состоитъ, къ щастю, изъ такихъ, которыя можно всюду помстить. Вотъ переводъ одной, которая можетъ везд служить наставленемъ, и которая однакожъ нигд и никого не исправитъ, она относится къ одному стряпчему,
Я обокраденъ! я лишился
Трехъ козъ, которыя вчерашняго же дня
Сосди со двора стащили у меня!
Прошене на нихъ подать я въ судъ ршился
И это, кажется, понятно: три козы!
А ты
Надутымъ голосомъ и видомъ принужденнымъ
Пришелъ мн говорить о Варр побжденномъ,
Помпе, Кесар и лютыхъ ихъ войнахъ
Оставь, пожалуйста, свои тлодвиженья:
И этотъ пышный бредъ и этотъ вздорный страхъ!
Къ чему мн вс твои герои и сраженья?
Хоть слово — о моихъ козахъ!
И.

Пер. —ЪЪ

‘Встникъ Европы’, No 18, 1814

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека