Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
О созваніи конгресса по программ Наполеона III.
‘День’, 9-го ноября 1863 г.
Быть или не быть конгрессу? вотъ о чемъ гадаютъ теперь вс и всюду, надъ чмъ ломаютъ голову публицисты, дипломаты, государственные люди всхъ Европейскихъ обществъ и кабинетовъ. И если быть конгрессу, то приведетъ ли онъ къ миру? И если, напротивъ того, не будетъ конгресса, то что послдуетъ за тмъ, — война ли, какъ пророчествуетъ Наполеонъ, или ни война, ни миръ, а то же самое положеніе, въ которомъ и теперь пребываетъ Европа? Съ худо скрываемой досадой, сквозь зубы проклиная геніальный фокусъ-покусъ Наполеона, работаетъ теперь Англійская и Нмецкая пресса надъ придуманною для нея Наполеономъ работою, т. е. надъ головоломными вопросами, которые его величеству угодно было задать Европ на разршеніе! Въ Нмецкихъ газетахъ, кром досады, явно высказывается еще — невольный страхъ и смущеніе. Вообще надо признаться, что никогда никакая попытка къ миру и соглашенію не возбуждала такихъ опасеній, такой тревоги, какъ миролюбивыя вожделнія, внезапно возчувствованныя Наполеономъ -мъ! Впрочемъ, мы съ своей стороны считаемъ совершенно излишнимъ приходить въ негодованіе, какъ длаютъ нкоторые, отъ лицемрной роли, принятой на себя императоромъ Французовъ, отъ того торжества, которое доставляетъ ему его ловкій маневръ, отъ тхъ честолюбивыхъ и тщеславныхъ замысловъ, которые онъ, ради приличія, для виду, прикрываетъ маскою миротворца. На то онъ и Наполеонъ, и если этотъ маневръ ему удастся, то значитъ, онъ, съ точки зрнія своихъ выгодъ, поступилъ очень искусно, сыгралъ врно и хорошо зналъ своихъ партнеровъ. Англія, провозглашавшая гуманность Турокъ и вмст съ ними, во имя цивилизаціи, подъ общимъ знаменемъ воевавшая* Россію, Англія, на дняхъ выжегшая дотла цлый беззащитный Японскій городъ и вырзавшая сотни Японскихъ безоружныхъ семействъ со всею тою безчеловчностью — грубою, надменною, полною презрнія — на которую способенъ только цивилизованный Европеецъ въ отношеніи къ варварамъ, Австрія, такъ предательски поступившая съ Россіей въ Крымскую войну и также вырзавшая руками Галиційскихъ крестьянъ сотни Польскихъ семействъ лтъ пятнадцать назадъ, — не имютъ, въ нашихъ глазахъ, ни та, ни другая, ни малйшаго права хвастать предъ Наполеономъ своею политическою нравственностью. Признаться сказать, есть даже нчто комическое въ той досад, съ которою вс эти лгуны, лгавшіе въ послднее время въ такихъ громадныхъ размрахъ, поставлявшіе такіе grands spectacles лжи, съ такою пышною театральною обстановкою, путаются наконецъ въ собственной лжи и въ стяхъ, разставленныхъ имъ боле ихъ искуснымъ мастеромъ.
Если судить по тону газетъ Австрійскихъ и Англійскихъ, то Англія и Австрія, въ принцип, согласны уступить требованію Наполеона и допустить конгрессъ. Разсчетъ ихъ, кажется, слдующій: если он об откажутся отъ конгресса, а Россія приметъ предложеніе, то Наполеонъ протянетъ руку Россіи и заключитъ съ нею союзъ къ крайней невыгод Англіи и Австріи, если не только, он, но и Россія отвергнетъ предложеніе конгресса, и конгрессъ не состоится, то за все и прежде всхъ поплатится Австрія, на которую Наполеонъ спуститъ сдерживаемаго имъ до сихъ поръ Итальянскаго сокола, и въ которой чрезвычайно легко возбудить вопросъ Венгерскій и многіе другіе. Слдовательно Австріи нтъ возможности отказаться отъ конгресса, хотя конгрессъ ей невыгоденъ, противенъ и страшенъ. Если же Австрія приметъ участіе въ конгресс, то и Англія дастъ свое согласіе. Хотя бы съ тмъ только, чтобъ участіемъ своимъ стснить свободу дйствій Наполеона и парализировать то зло, которое можетъ возникнуть для нея изъ конгресса. Общая Европейская коалиція противъ Наполеона въ настоящее время состояться еще не можетъ. Австрія такъ имъ ущемлена, что должна поневол двигаться по его указанію, а прочія державы не чувствуютъ себя въ силахъ, не имютъ достаточно побужденій, да и слишкомъ разрознены другъ съ другомъ въ своихъ интересахъ, чтобъ отважиться на наступательную войну противъ Франціи. Погнваться каждая изъ нихъ не прочь, но еслибъ дошло до дла, то коалиція бы распалась: еще не пришло время!— Италія уже выразила, говорятъ, свое согласіе, хотя, по нашему соображенію, высказанному въ прошлой стать, для нея было бы въ высшей степени невыгодно, еслибъ конгрессъ затянулъ еще крпче и надолго узелъ Папскаго вопроса. Но вроятно правительство Виктора-Эммануэля разочло, что ему прежде всего нужно упрочить за собою то, что оно успло создать и что уже иметъ, вроятно также, оно обнадежено общаніемъ Наполеона выхлопотать ей на конгресс Венецію. Трудне сказать что-нибудь положительное о намреніяхъ Пруссіи. Едвали, впрочемъ, захочетъ она своимъ отказомъ стать снова въ то одинокое положеніе въ Европ, которое и безъ того ей уже надоло. Такимъ образомъ можетъ случиться, что вс государства въ Западной Европ, волей-неволей, скрпя сердце, дадутъ свое согласіе на конгрессъ — въ въ общемъ его основаніи. Остается одна Россія, но объ ней посл.
Но давши согласіе на конгрессъ, Европейскія державы, по всей вроятности, обстановятъ это согласіе разными условіями и не продадутъ его дешево, поторгуются-таки съ Наполеономъ на счетъ программы конгресса. Такъ какъ Наполеону хочется непремнно конгресса, то нтъ сомннія, что он могутъ выторговать для себя довольно выгодныя ограниченія программы, и что Наполеонъ съ каждой изъ нихъ (мы разумемъ только крупныя державы) заключитъ предварительныя, тайныя, успокоительныя для нихъ сдлки. Именно потому, что большинство державъ явится на конгрессъ нехотя, что конгрессъ вовсе не представляется необходимымъ послдствіемъ современнаго положенія длъ,— именно поэтому можно полагать, что державы будутъ всемрно хлопотать о сохраненіи statu quo и о наивозможно-меньшемъ измненіи Европейской карты. Это не то что въ 1815 году, когда все было сдвинуто съ мста, когда приходилось и настояла потребность разобрать, разсортировать, разставить награможденные Наполеономъ -мъ факты, и передлать съизнова уже совершенно исковерканную карту Европы. Ничего подобнаго теперь нтъ и никакого особеннаго преобразованія нельзя ожидать собственно отъ затваемаго конгресса,— по крайней мр въ громадныхъ размрахъ. Очевидно, что на этомъ мирномъ конгресс нтъ никакой нравственной возможности для Наполеона — предложить Германскимъ государямъ, такъ гостепріимно приглашаемымъ имъ въ Парижъ, чтобъ они отдали Франціи Рейнскія провинціи! или же, напримръ, просить короля Ганноверскаго, чтобъ онъ ‘сократился’ и вознаградилъ своимъ королевствомъ Пруссію за отходящія отъ нея въ пользу Франціи земли! Такія требованія предъявляются только, по Французскому выраженію, на острі меча, такіе замыслы исполняются не на основаніи протоколовъ по большинству голосовъ на конгресс, а на основаніи кровавыхъ побдъ и воли народонаселеній. Даже и Турецкому султану, къ которому также, говорятъ, отправлено пригласительное любезное письмо, даже и ему нтъ возможности предложить, хотябы самымъ наилюбезнйшимъ образомъ, чтобъ онъ пересталъ существовать въ Европ въ качеств владыки Балканскаго полуострова и убирался съ своими 3 милліонами Турокъ въ Азію! Точно также не думаемъ мы, чтобы Наполеонъ ршился, въ присутствіи католическихъ державъ на конгресс, возбудить вопросъ объ упраздненіи свтскаго владычества Папы. Оно упадетъ, это владычество, въ этомъ нтъ сомннія, но вслдствіе собственной дряхлости, подведенныхъ подкоповъ, при помощи событій и всеобщаго политическаго землетрясенія,— а не по предварительному ршенію католическихъ государей въ Париж,— которое и немыслимо!
Такимъ образомъ, вроятно, будутъ обойдены вс крупные вопросы. Иначе конгрессъ не состоится. Малйшее прикосновеніе къ нимъ разгонитъ собравшихся членовъ конгресса, сдлаетъ конгрессъ невозможнымъ. Мы не думаемъ, чтобы именно такова была цль Наполеона. Мы полагаемъ, напротивъ, что онъ не столько хлопочетъ о серьезномъ переобразованіи внутреннихъ границъ Европы, сколько о формальномъ и торжественномъ упраздненіи Внскаго трактата, объ укрпленіи своей династіи, о придач Франціи и своему имени новаго блеска и славы, объ удовлетвореніи Французскаго національнаго тщеславія. Ему нуженъ конгрессъ вовсе не ради дйствительнаго умиротворенія Европы, но для того, чтобъ занять выгодную позицію и уничтожить рея кую возможность враждебныхъ ему коалицій. Это не значитъ, чтобъ онъ не желалъ передлать карту Европы и не питалъ разныхъ честолюбивыхъ намреній, но не можетъ же онъ серьезно помышлять объ осуществленіи своихъ громадныхъ проектовъ путемъ мирнаго конгресса! И какого конгресса? конгресса государей, предубжденныхъ противъ Французскаго императора, не чувствующихъ въ себ никакой охоты къ революціоннымъ подвигамъ, проникнутыхъ духомъ консерватизма и старыхъ преданій, — и прибавимъ, еще не истощенныхъ борьбою! Поэтому мы полагаемъ, что Наполеонъ сдлаетъ Европейскимъ государямъ, которые согласятся на конгрессъ, большія уступки, лишь бы они не противились формальному уничтоженію Внскаго трактата, или, лучше сказать, замн Внскаго трактата новымъ, въ который будутъ съ любезностью внесены имъ вс т статьи Внскаго, которыя не лишены еще своей исторической силы, еще живы! Этотъ одинъ результатъ (т. е. упраздненіе Внскаго трактата) такъ для Наполеона важенъ и славенъ, что для достиженія его онъ отстранитъ на время все, что можетъ послужить ему помхой,— т. е. что способно слишкомъ напугать и разогнать собравшуюся на конгресс Европу.
Итакъ мы думаемъ, что на этомъ конгресс не будутъ ни разршены, ни даже возбуждены т громадные міровые вопросы, которыхъ назрваніе чуетъ и слышитъ Западъ съ невольнымъ трепетомъ и мрачнымъ предчувствіемъ,— которые носятся зловщими призраками надъ Европой,— которыхъ разршенія чаетъ одна лишь Россія и міръ Славянскій. Мы разумемъ вопросъ о свтскомъ владычеств Папы, который въ сущности есть вопросъ о паденіи католицизма,— потому что идея свтскаго владычества Папы неразлучна съ идеей католицизма, какимъ онъ явился, жилъ и дйствовалъ въ исторіи, неразлучна съ понятіемъ о католицизм, какъ о церкви-государств. Вселенное значеніе Рима — древняго владыки міра — неразрывно съ вселенскимъ характеромъ духовнаго владычества латинства, съ паденіемъ Римскаго престола — несомннно рухнетъ и все зданіе католицизма. Но католицизмъ породилъ духовно и держитъ собою весь Западный міръ,— что же будетъ изъ него, изъ этого міра, когда упразднится его духовная основа? Теперь не мсто и не время пускаться въ предршеніе этого вопроса: достаточно для насъ его обозначить и, въ соотвтствіе вопросу о сокрушеніи латинства въ Западномъ мір, указать на другой громадный вопросъ — Восточный,— т. е. на вопросъ объ освобожденіи и призваніи къ жизни духовной и политической Восточнаго христіанства и Славянскаго міра… Очевидно, что Западъ не можетъ ршить этихъ міровыхъ вопросовъ на конгресс, не можетъ совершить надъ собою самоубійства мирнымъ порядкомъ, собравшись, въ лиц своихъ оффиціальныхъ представителей, въ Париж, въ одной изъ дворцовыхъ залъ Наполеона! Напротивъ того, онъ приметъ вс мры къ тому, чтобы задержать роковую развязку, чтобъ равными палліативами еще разъ поддержать существованіе ‘больнаго человка’ на Восток, или чтобъ дать заране направленіе будущимъ не отвратимымъ событіямъ, захватить въ свои руки, если возможно, ключъ къ разршенію вопроса, отвлечь на свою сторону тхъ или другихъ Славянъ.
Чмъ же займется конгрессъ, если онъ обойдетъ эти два великіе вопроса?
Онъ, вопервыхъ, можетъ упразднить Внскій трактатъ, постаравшись въ то-же время сообщить новому трактату характеръ консервативный, — т. е. обманчивый, ложный колоритъ консерватизма. Прочнаго и твердаго конгрессъ не создастъ ничего.
Онъ, вовторыхъ, можетъ отдать Венецію Италіи и вознаградить Австрію или частью Турціи, или Дунайскими княжествами. Все это не можетъ быть противно видамъ и выгодамъ Западной Европы,— напротивъ, на такую сдлку охотно согласится Европа: этому могутъ противиться только Турція и Россія,— но Турція безсильна,— слдовательно одна Россія и здсь, какъ и везд, діаметрально противустоитъ своими интересами интересамъ Запада.
Онъ, втретьихъ, можетъ выговорить у Турціи какихъ-нибудь новыхъ правъ для Сербіи и Босніи, можетъ принять подъ свое покровительство Черногорію, сдлать что-нибудь незначительное и для Греціи. Нтъ ни малйшаго сомннія, что если конгрессъ состоится, то вс эти вышеупомянутыя земельки пришлютъ на конгрессъ своихъ депутатовъ, на поклонъ къ Наполеону, и дадутъ ему поводъ принять подъ свою высокую защиту и уважить — хотя бы и дешевымъ способомъ — ‘законныя желанія народовъ’, les aspirations lgitimes des peuples (какъ выразился онъ въ своей рчи).
Но этого еще мало, чтобъ придать пышность и серьезное значеніе конгрессу. Необходимы результаты боле существенной, осязательной важности, и потому, мы думаемъ, что главною задачею (le bouc-missaire) конгресса Западно-Европейскихъ государей пришлось бы быть — Польско-Русскому вопросу! Только насчетъ Россіи можетъ поживиться Наполеонъ выгодами отъ конгресса,— и уже теперь Нмецкія газеты проговариваются, что на конгрессъ согласиться можно и слдуетъ, если онъ будетъ спеціализированъ однимъ Польскимъ вопросомъ. Постараемся пояснить нашу мысль подробне.
Нкоторое уничиженіе и ослабленіе Россіи не противно ни одному интересу Запада. Напротивъ, можно сказать, что истинные интересы Россіи, ея призваніе, состоятъ въ совершенной противоположности съ выгодами и тенденціями Западной Европы. Это до такой степени врно, что ни одного союза съ Западно Европейскимъ государствомъ не можетъ купить для себя Россія безъ ущерба для своихъ интересовъ, безъ уклоненія отъ своего настоящаго пути. Священный союзъ блаженной памяти былъ выгоденъ для Австріи и Пруссіи, но былъ положительно вреденъ для Россіи, связавъ ей руки для дйствія и подвергнувъ ее ненависти Европейскихъ народовъ. Нмецкій абсолютизмъ, такъ долго тяготвшій надъ Прусскимъ, Австрійскими и разными Германскими народами, опирался, по общему мннію Европейцевъ, только на Россію, и только разрывомъ Священнаго Союза могли Германскіе государи обрсти вновь симпатію своихъ подданныхъ и спасти свое политическое значеніе. Если Австрія и прибгнетъ вновь къ тсному союзу съ Россіей, то этотъ союзъ будетъ вынужденный обстоятельствами, союзъ непопулярный ни въ Австріи, ни въ Россіи, полезный для первой, но для нашей политики въ высшей степени стснительный, и потому уже не общающій прочности. Соювъ нашъ съ Англіей можетъ быть пріобртенъ только дорогою цною — уступкою нашего значенія и вліянія на Восток. Союза же одной Пруссіи съ Россіей недостаточно при несимпатичности этого союза въ Прусскомъ народ и при враждебномъ отношеніи къ этому союзу всей остальной Европы. Что бы ни длала Россія, какъ бы смиренно себя ни держала, какъ бы ни старалась прикинуться Европейской, — она была, есть и останется не своя Западу, будетъ вчнымъ пугаломъ Западно-Европейскому міру. Эти отношенія Россіи къ Европ происходятъ не только отъ нашихъ политическихъ дйствій. Они, эти отношенія, коренятся глубже въ самой природ вещей, въ историческомъ призваніи Россіи, которое предносится сознанію всего человчества,— хотя бы даже сама Россія не сознавала этой природы, не понимала этого призванія, — хотя бы даже она отрекалась отъ него торжественно и явно! Чмъ заслужили мы такую всеобщую ненависть Европы, мы, столько разъ ее облагодтельствовавшіе, спасавшіе, избавившіе ее отъ ярма Наполеона -го, жертвовавшіе для нея своими выгодами и своей кровью? Чмъ не старались мы укротить эту ненависть, успокоить недовріе и заслужить милостивое расположеніе и дружбу Запада? Ничто не помогло и не поможетъ. Западъ чувствуетъ, что Россія не связана съ нимъ — ни единствомъ преданій, ни единствомъ исторической жмени, ни единствомъ духовнымъ — единствомъ началъ. Напротивъ — просвтительныя начала Россіи и Запада, выразившіяся въ латинств и православіи и обусловливающія собою духовное развитіе народовъ литинскаго и православнаго исповданія (фактъ историческій, котораго не можетъ отрицать самый отчаянный атеистъ), діаметрально, противоположны. Россія задерживаетъ Западъ на пути его духовныхъ завоеваній на Восток, и однимъ своимъ бытіемъ въ мір, однимъ соотвтственнымъ своему призванію развитіемъ, — грозитъ исторгнуть у Запада его Славянскую добычу, освободить порабощенный Востокъ, сокрушить блескъ и силу духовнаго владычества Запада. Все это, пожалуй, можно называть мечтою, фантазіей, утопіей — недостойною практическихъ умовъ, непригодною для высшихъ государственныхъ соображеній, но такой отзывъ обличилъ бы только крайнюю ограниченность пониманія и умственную близорукость. Жалки были бы т дипломаты, которые не принимали бы въ соображеніе нравственныхъ силъ, историческихъ тенденцій обществъ и народовъ, ихъ симпатій или антипатій! А что же такое вс эти нравственныя силы, тенденціи, симпатіи или антипатіи, откуда он берутся? изъ чего слагаются и образуются? почему переживаютъ он невзгоды, пересиливаютъ препятствія, выдерживаютъ борьбу, вопреки всякимъ благоразумнымъ разсчетамъ? Впрочемъ, нтъ дипломатовъ, которые бы не принимали всего этого въ соображеніе, — ихъ искусство даже и состоитъ въ томъ, чтобъ ловко играть на нравственныхъ струнахъ — въ былое время, однихъ потентатовъ міра, — а въ настоящее время, обществъ и даже народовъ, но тмъ не мене, по странному противорчію, ваши практики готовы назвать слова о борьб двухъ міровъ, двухъ цивилизацій — мечтою и вздоромъ!
Мы, впрочемъ, заговорили здсь объ этомъ только для того, чтобъ указать на присутствіе въ разршеніи возникшихъ политическихъ вопросовъ — особаго элемента, элемента естественной, внутренней безсознательной вражды къ Россіи.— Затмъ, самые положительные интересы Европы только выигрываютъ отъ униженія и ослабленія Россіи. Лишить Россію наслдства въ Турціи, отдать Дунайскія княжества Австріи, подчинить Славянъ Восточныхъ Германскому вліянію и владычеству, отодвинуть Россію на Востокъ — всего этого Европа можетъ лишь желать, всему этому можетъ она только радоваться Ей опасно, конечно, преобладаніе Наполеона, но если Наполеонъ суметъ расширить, укрпить, воэвеличить Германскій элементъ насчетъ Славянскаго Востока, то Германія нечего особенно бояться преобладанія Наполеона.
Вопросъ для Наполеона становится такимъ образомъ: что для него выгодне: союзъ съ Россіей или союзъ съ Европой? Россія не иметъ никакихъ причинъ противиться передлк Европейской карты. Россіи нтъ надобности пылать консервативнымъ жаромъ за Европу, ей нтъ никакого дла до сохраненія въ Европ феодальной старины, она не можетъ питать никакихъ сантиментальныхъ сочувствій къ дряхлымъ основамъ Европейскаго зданія. Революціонная разрушительная миссія Наполеонидовъ ей не противна, докол она не сталкивается съ положительнымъ, зиждущимъ, историческимъ призваніемъ самой Россіи. Пусть рушится католицизмъ — мы этому можемъ только радоваться, какъ сокрушенію лжи и очищенію мста для истины, грядущей съ Востока. Пусть слабетъ Австрія, рушится Турція, освободятся Славянскіе народы, пусть воздвигается знамя народностей, — всему этому — что такъ страшно для Западной Европы,— мы можемъ только сочувствовать! Пусть рушатся увы Внскаго трактата, — мы только почувствуемъ себя на вол, какъ скоро свалится съ насъ это старое бремя… Но именно поэтому союзъ съ Россіей пугаетъ и вооружаетъ противъ Наполеона Европу, не доставляя ему въ то же время никакихъ особенныхъ выгодъ. Вся выгода, покуда, состоитъ въ томъ, чтобы страхомъ союза съ Россіей держать Англію въ узд. Сама же Россія не можетъ и отчасти не хочетъ быть дятельною помощницею личныхъ замысловъ Наполеона, и въ этомъ отношеніи надежды его на Россію не оправдались. Хотя онъ и благодаритъ Россію за поддержку его въ Итальянскомъ дл, но извстно, что не того добивался отъ Россіи Наполеонъ, и если бы Россія начала, какъ онъ въ то время этого требовалъ, войну съ Австріей, то Итальянская кампанія не окончилась бы Виллафранкскимъ миромъ. Кром того, въ какомъ бы союз ни была съ Наполеономъ Россія, рано или поздно — ихъ расширившіеся интересы должны были бы встртиться. Союза Россіи съ Наполеономъ такъ боятся Англія и Германія, что пожертвовавъ этимъ союзомъ, онъ можетъ купить у нихъ много прибыльныхъ для себя уступокъ,— а такъ какъ союзъ съ Россіей въ настоящее время не можетъ придать ему много существенной силы, то самый простой разсчетъ указываетъ ему на необходимость принести его въ жертву.
Итакъ, если конгрессъ состоится, то Польскому вопросу придется, такъ-сказать, выносить на своихъ плечахъ весь успхъ Наполеоновскаго маневра. Главные расходы проектируемаго Наполеономъ умиротворенія Европы и собственнаго возвеличенія, — должны, по его предположенію, пасть на Россію… Россія приглашается въ тронной рчи императора Французовъ — перенести Польское дло на судъ ‘верховнаго трибунала’ Европы, — т. е. явиться какъ бы подсудимою.
Что же длать Россіи? Идти на конгрессъ или не идти? Разумется, ни въ какомъ случа не идти, какъ подсудимой. Объ этомъ не можетъ быть и рчи. Но не можетъ ли она отнестись къ конгрессу не въ качеств подсудимой? Что будетъ, если Россія просто откажется отъ участія въ конгресс, не предъявивъ никакой своей политической программы? Мы должны знать заране, что не идти на конгрессъ — значитъ не только поставить себя въ изолированное положеніе въ Европ, но создать противъ себя цлую коалицію, ибо, нтъ сомннія, вс державы, даже нежелающія конгресса и радующіяся въ душ тому, что отказъ Россіи длаетъ его несостоятельнымъ, непремнно изъявятъ согласіе на конгрессъ, какъ скоро Россія откажется, — дабы такимъ дешевымъ способомъ сохранить добрыя отношенія къ Наполеону! Кром того, конгрессъ все-таки можетъ состояться даже и безъ участія Россіи, и совершить нкоторыя измненія въ Турціи въ положеніи Славянъ, въ положеніи Дунайскихъ княжествъ. Россіи останется тогда протестовать противъ ршенія конгресса и поддерживать свой протестъ оружіемъ, — между тмъ значеніе ея на Восток сильно поколеблется, если ей придется, напримръ, протестовать противъ такихъ безъ ея участія сдланныхъ, распоряженій въ Турціи, которыя въ сущности полезны Славянскому населенію.
Простой положительный отказъ Россіи, безъ предъявленія политической программы, ведетъ къ войн и ставитъ ее въ фальшивое положеніе въ Европ. Посмотримъ на вопросъ съ другой стороны. Съ какого рода программой могла бы Россія согласиться на участіе въ конгресс?
Нтъ ни малйшаго сомннія, что разршеніе Польскаго вопроса не Россіей, а конгрессомъ чрезъ отдленіе Польши, поставленной подъ гарантію Западной Европы, было бы въ высшей степени невыгодно для Россіи. Оно еще тсне примкнуло бы Польшу къ Западу и создало бы на границахъ Россіи сильнаго, безпокойнаго врага, вооруженнаго гарантіей и поддержкою всей Европы. Нравственному дйствію полонизма, Польской пропаганд былъ бы открытъ свободный ходъ, безъ возможности для Россіи держать источникъ этой пропаганды въ узд, достать руками до гнзда враждебныхъ ей интригъ и козней. Нечего уже и говорить о томъ, что, согласившись на подобное разршеніе, Россія утратила бы вс выгоды своего настоящаго положенія, добытыя искусствомъ ея дипломатіи и крестьянскою реформою, предпринятою въ Царств Польскомъ!— Но такъ какъ и сама Россія желаетъ скорйшаго разршенія Польскаго вопроса, — разршенія для себя выгоднаго и соотвтственнаго ея историческому призванію, то она могла бы поставить разршеніе Польскаго вопроса въ зависимость отъ вопроса Восточнаго и вообще Славянскаго. Она можетъ поднять на конгресс знамя освобожденія угнетенныхъ народностей и такимъ образомъ вызвать къ себ сочувствіе всхъ этихъ угнетенныхъ народностей. Разумется, одно предъявленіе такого знамени, одно выраженіе такой политической программы равняется сигналу къ общей Европейской войн, въ состояніи поднять на ноги всю Европу. Но Россія такою программою могла бы увлечь на свою сторону всхъ Славянъ.
Въ обоихъ случаяхъ война: не идти на конгрессъ — война, и идти на конгрессъ подъ условіемъ вышеизложенной программы — также война, но въ послднемъ случа на нашей сторон будетъ больше выгодъ, ибо наше знамя будетъ сочувственно Славянскимъ угнетеннымъ племенамъ и можетъ поднять на ноги все Славянство.
И такъ вотъ наше мнніе:
Россія должна бы прежде всего стремиться къ тому, чтобы конгрессъ не состоялся,— помшать конгрессу.
Если же конгрессъ все-таки состоится, то Россіи ни въ какомъ случа не слдуетъ являться на конгрессъ какъ подсудимой предъ верховнымъ судилищемъ.
Просто отказываться отъ конгресса для Россіи, если онъ состоится, — невыгодно. Гораздо выгодне и гораздо совмстне съ ея достоинствомъ изъ оборонительной позиціи перейти въ позицію наступательную. Россія можетъ, по нашему мннію, явиться на конгрессъ только съ тмъ, единственно лишь съ тмъ, чтобы не ‘допускать разршенія Польскаго вопроса независимо отъ вопроса Славянскаго и Восточнаго, съ тмъ, чтобы смло поднять знамя народностей и вступить на новый путь народной, Славянской политики. Намъ кажется, что эту программу могла бы Россія поставить, предварительно, непремннымъ условіемъ своего участія на конгресс, условіемъ sine qua non.
Если же Россія приметъ участіе въ конгресс безъ предъявленія этихъ условій и допуститъ разршеніе Польскаго вопроса конгрессомъ независимо отъ вопроса Восточнаго, если она такимъ образомъ признаетъ въ этомъ дл принципъ верховнаго суда Европейскаго, то она утратитъ выгоды не только матеріальныя, но и нравственныя своего настоящаго положенія и измнитъ своему историческому призванію.