О состояніи Австріи въ 1868 году.
О состояніи Австріи въ 1868 году.
‘Москва’, 17-го сентября 1868 г.
О состоянии Австрии в 1868 году, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1868
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
‘Италія не боле какъ географическій терминъ’, говаривалъ во время оно — плохой пророкъ, но знаменитый дипломатъ, послдній носитель австрійской государственной идеи, истый и едвали не послдній Австріецъ, князь Меттернихъ.
Австрійскому министру ошибиться было не трудно и даже очень естественно. Управляя длами государства, которое само не было ни выраженіемъ какого-либо національнаго духа, ни единымъ, цльнымъ народнымъ организмомъ, а было только искусственнымъ сцпленіемъ разныхъ національностей и политическихъ малыхъ тлъ, охваченныхъ общимъ государственнымъ механизмомъ (въ то время повидимому еще искусно и прочно свинченнымъ), — Меттернихъ не понималъ значенія живыхъ нравственныхъ силъ, двигающихъ исторіею народовъ, не признавалъ могущества національныхъ инстинктовъ. Онъ безусловно врилъ лишь въ политическое мастерство, лишь въ силу и мощь государственныхъ машинъ высокаго давленія, которыя, по его мннію, ловко заправляемыя, сумютъ всегда сломить всякое жизненное сопротивленіе, размолоть и перемолоть всякій органическій элементъ. Когда хе все подавленное, непризнанное, все презрнное живое, будто мертвецъ изъ гроба, поднялось и встало внезапно предъ нимъ, грозное, мстительное и въ то же время какъ власть имущее, когда народности, будто разгнванныя стихіи, выступивъ изъ береговъ, затопили и переломали колеса пресловутаго механизма, — тогда рушился Меттернихъ и его система, и стало явно, что судьбы Австріи свершились и историческое ея призваніе кончено.
Невдогадъ было австрійскому министру, когда произносилъ онъ свое знаменитое, но оболганное исторіею слово объ Италіи, что ни для кого такъ не пригодится оно, какъ для самой же Австріи. Именно про Австрію-то и можно теперь сказать, что она, въ настоящую пору, почти уже не боле какъ географическій терминъ… Въ самомъ дл, что такое теперь Австрія? Гд она? Гд центръ ея тяжести? Гд средоточіе ея прежняго государственнаго, цлыми вками составлявшагося механизма? Гд тотъ ключъ, которымъ онъ заводился, гд то маховое колесо, которое приводило въ одновременное движеніе вс эти пружины, ремни и колеса, большія и малыя, каждое въ своемъ мст и съ опредленною для каждаго скоростью? Ключъ не дйствуетъ, маховое колесо стоитъ, а непослушныя колеса своевольно вертятся, стучатъ, сталкиваются словно живыя… Въ томъ-то и дло, что вс повидимому бездушныя части, изъ которыхъ состояла Австрія, ожили,— отъ того для Австріи и наступаетъ смерть, вс погруженныя, казалось въ непробудный сонъ племена и народы, вс крупныя и мелкія политическія тла, уже какъ будто обращавшіяся въ удобный для государственной машины матеріалъ, — проснулись и возрождаются къ органической жизни… Механизмъ оказывается боле не пригоденъ: отъ того-то Австрія и перестаетъ быть. Вглядимся пристальне. Мы уже не видимъ того политическаго единства въ разнообразіи, той древней государственной организаціи, которая собственно и носила названіе Австрійской имперіи и которой средоточіе было въ Вн. Мы видимъ, напротивъ, самостоятельную и почти господствующую Венгрію, съ Пештомъ, какъ правительственнымъ центромъ Трансильваніи, Хорватіи и всего такъ-называемаго Тріединаго королевства,— съ цлою группою племенъ, которыя ведутъ свою тяжбу съ короной Св. Стефана, какъ будто и нтъ надъ нею никакой короны австрійскаго императора, мало того — Венгрія не скрываетъ, а почти явно заявляетъ стремленіе отмнить и послднюю связь съ старымъ строемъ Австрійской монархіи, т. е. делегацію своего сейма въ Вн, затмъ перенести центръ имперіи въ Пештъ и, какъ объявляетъ внская газета ‘Presse’, ‘возобновить иностранную политику мадьярскаго короля Лудовцка I и Матвя Корвина’. Мы видимъ дале Богемію или Чехію съ Мораванами, готовую воскресить блескъ короны Вячеслава, мы видимъ Штирію, Крайну, Каринтію, Истрію, Галицію, Тироль, даже нмецкія дв провинціи — вс съ притязаніями на личное-національное бытіе, — вс съ поползновеніями или обособиться, или примкнуть къ другимъ народнымъ и политическимъ сосднимъ организмамъ — германскому, русскому, италіянскому… И все это не только хочетъ жить, но и носитъ въ себ вс задатки жизни, все иметъ будущность, все влечется и движется въ разнообразныхъ направленіяхъ,— каждое въ свою сторону — и ни одно къ центру. Въ томъ-то именно и состоитъ вся разгадка положенія, что прежняго историческаго центра уже нтъ, онъ еще существуетъ какъ призракъ, какъ воспоминаніе,— но не какъ историческая власть и сила, его и быть не можетъ — этого средоточія политическаго единства имперіи, посл того какъ система дуализма раскроила единство монархіи на дв отдльныя, независимыя половины. Но дуализмъ только одна изъ преходящихъ формъ, въ которыхъ пробуетъ себя, сдвинутая съ своей исторической основы. Австрійская монархія, только послдствіе первоначальной причины. Причина же эта въ томъ, что Австріи, какъ Австріи, жить уже не чмъ. Механизмъ окончилъ свое служеніе, ему уже нтъ повода быть, въ виду оживившихся органическихъ элементовъ. Та историческая идея, которая приводила въ движеніе маховое колесо и, послушно съ нимъ, все стройное сцпленіе остальныхъ разнообразныхъ колесъ, уже изжита на вки. Остаются лишь обломки механизма, порванные или ослабшіе ремни и пружины, еще не убранные, еще сбивающіе съ толку людей и народы, еще хватаются за нихъ, обманываясь старыми воспоминаніями, мятущіяся племена, въ тщетной надежд найти въ нихъ опору, еще сохраняются вншнія формы, привычки, преданія, еще не совсмъ вымерло въ сознаніи Европы политическое понятіе объ Австріи, еще носится ея стародавній историческій призракъ надъ міромъ, но это только призракъ, это не живая, дйствующая политическая сила, — призракъ, который не замедлитъ разсяться…
Никогда ни одно государство не представляло такого страннаго явленія, какъ современная Австрія. Когда роль историческаго механизма окончилась и понадобилось житъ, то никакой жизненной, творческой матеріи, Lebensstoff, какъ говорятъ Нмцы, въ наличности не оказалось. За недостаткомъ внутренней, свободно самоопредляющейся я развивающейся органической силы, Австрія сама себя сочиняетъ. Пошли въ ходъ ученыя умозрнія, тонкія дефиниціи, книжныя системы, отвлеченныя теоріи: какъ жить, какъ устроиться, придумывались и передумывались равныя ‘организаціи’, пробовались и примривались различныя конституціи — и вс разбивались въ прахъ при первомъ столкновеніи съ живою дйствительностью. Сегодня вновь сочиненная Австрія должна была завтра пересочиняться снова. Все что ни исходитъ теперь изъ мысли центральнаго внскаго управленія, какой бы то ни былъ новый видъ организаціи,— все исходитъ мертворожденнымъ… Одинъ только живой результатъ даетъ каждая такая мертворожденная новая организація въ примненіи ея къ практик: новый ущербъ австрійскому единству, новый подъемъ національной жизни въ различныхъ концахъ распадающагося состава. Каждая новая Попытка преобразовать и починить Австрію — наноситъ только новый ударъ древней монархіи и разбиваетъ въ дребезги послдніе остатки государственнаго механизма.
‘Едва прошелъ годъ, говоритъ одинъ изъ органовъ австрійской печати, и ужъ партіи самыя разнообразныя возстаютъ противъ дуалистической системы… Не къ тому ли послужило довершеніе новаго зданія Австріи, чтобы пріютить въ немъ цлое шаривари національностей?… Если Австрія не успетъ сложиться въ вид монархической Швейцаріи. то австрійскимъ Нмцамъ позволительно безусловно предаться Германіи’… и т. д. Эти слова довольно врно рисуютъ современное состояніе этой отставной, или врне, отставленной исторіею имперіи, но покуда еще съ мундиромъ, — имперіи, которая еще не знаетъ: сдлаться ли ей чмъ-то на манеръ Швейцаріи, или уже приходится распроститься совсмъ съ государственнымъ нарядомъ’. Но если централизація, пробованная Бахомъ, оказалась для Австріи невозможною, а дуализмъ пагубнымъ, то федерализмъ убьетъ ее окончательно, потому что первымъ его дйствіемъ будетъ расторженіе Австріи на разныя, безконечно малыя группы, которыя если и соединятся, то вроятно не въ одинъ, а въ нсколько союзовъ, и во всякомъ случа не въ форм австрійской имперіи…. Съ другой стороны, если нтъ надежды для Австріи устроиться въ вид Швейцаріи, оставаясь Австріей, /го точно также невозможно ей оставаться и Цислейтаніей. Ничто такъ не характеризуетъ современной — длаемой и сочиняемой Австріи, какъ дтотъ забавный терминъ. Цислейтанія! Какая это новая страна — спрашиваютъ въ изумленіи австрійскіе же народы. Въ какомъ географическомъ лексикон обртается это названіе? Можетъ ли удержаться и получить жизненный смыслъ, среди разныхъ, полныхъ личной, индивидуальной жизни, національностей, такой абстрактный политическій миъ? Есть ли какая возможность вровать въ Цислейтанію? Не думаемъ, чтобы и сами цислейтанскіе министры, начиная съ сочинителя политическихъ миовъ, Бейста, и не исключая императора Франца-осифа, врили въ Цислейтанію и принимали это дло рукъ своихъ за что-то органическое, нерукотворенное! Посл дленіе имперіи на дв половины: по ту сторону рки Лейты (Литавы) или Венгрію, и по сю сторону Лейты или ‘Цислейтанію’, названіе ‘Австрія’ этимъ самымъ уже упраздняется, а между тмъ и названіе ‘Цислейтанія’ также не иметъ реальности, также упраздняется на практик, несмотря на созданіе цлаго особаго министерства. Эта ‘Цислейтанія’ задумана съ цлью объединенія второй, невенгерской половины имперіи, въ дух нмецкой національности. Но ни Чехія, ни Моравія, ни польская Галиція, ни Тироль, ни Крайня, ни одна почти изъ земель не венгерской группы, не признаютъ Цислейтаніи и не расположены повиноваться ея министерству. Изъ всхъ владній по ск’ сторону Дейты только дв нмецкія провинціи, казалось, скоре другихъ должны бы усвоить себ новую организацію, но и ихъ охватываетъ духъ оппозиціи. Такимъ образомъ, Цислейтаніею въ настоящемъ смысл слова оказывается одна Вна. Вна уже боле не правительственный центръ,— ибо настоящій центръ государственной тяжести — въ Пешт, не столица имперіи, ибо Венгрія не признаетъ Вну за свою столицу, не столица и другой половины монархіи, ибо въ этой другой половин для Богеміи столицею Прага, для Галиціи Львовъ, для Брайны Любляна, и т. д.: Вна теперь не боле какъ столица Цислейтаніи, и вся Цислейтанія въ ней.
Къ довершенію общей картины современнаго состоянія Австріи, нельзя не упомянуть о томъ, что ‘распаденіе монархіи’ стало обычнымъ предметомъ всхъ, бесдъ, толковъ и разсужденій — въ публичныхъ собраніяхъ, на трибунахъ, на каедрахъ и въ печати. Вс газетныя статьи не боле какъ варіаціи на эту тему. О ‘распаденіи’ говорятъ, какъ о дл боле чмъ возможномъ, не впадая въ отчаяніе, не рискуя прослыть за измнника, не огорчая ничьего національнаго чувства, не оскорбляя никого, кром разв небольшой группы людей, еще суеврно придерживающихся преданія, еще не разставшихся съ старыми привычками, воспоминаніями, упованіями и надеждами. Таковы, напримръ, вс австрійскіе аристократы нмецкаго, а также и ненмецкаго происхожденія, но отрекшіеся отъ своей національности и для которыхъ отечественный центръ — внскій Гофбургъ, таковы также вс чиновники — достойное издліе австрійскаго государственнаго механизма, безнародное племя, не знающее и не признающее никакой другой національности, кром предписанной начальствомъ. Но аристократы, врные старин, не пригодны для настоящей эпохи, не ловки и не способны на сдлки съ новымъ временемъ, на быстрыя политическія превращенія. Поэтому и понадобился во главу управленія иностранецъ, каковымъ и явился Саксонецъ Бейстъ,— поэтому и подобралъ онъ себ цислейтанское министерство частію изъ отступниковъ своей народности, какъ Искра и другіе, частью изъ профессоровъ, людей отвлеченныхъ, отршенныхъ отъ всякой жизненной почвы, сторонниковъ безусловнаго абстрактнаго прогресса и потому наклонныхъ къ деспотизму,— какъ это всегда бываетъ у теоретиковъ, не уважающихъ правъ дйствительности и презирающихъ указанія практики…
И вотъ, надъ живыми и порывающимися къ жизни народными организмами высится теперь въ Вн, еще въ мундир имперіи, какой-то сфабрикованный, политическій, бездушный и безсильный снарядъ власти и управленія, именуемый ‘Цислейтанія’. Снарядъ окружаютъ мастера — иностранцы, ренегаты, и доктринеры,— вс своего рода нигилисты относительно народности и религіи, т. е. всего, что есть наиболе жизненнаго, зиждительнаго и могущественнаго въ мір. Замтимъ кстати, что наиревностными Австрійцами и представителями австрійской интеллигенціи являются теперь Евреи: въ ихъ рукахъ почти вся внская пресса, ихъ вліяніе преобладаетъ въ цислейтанской столиц! Патріотизмъ новйшихъ Австрійцевъ — патріотизмъ нигилистовъ: такъ оно и должно было быть по логическому ходу вещей,— такъ оно есть и на дл. Въ ту самую минуту, какъ совершается расторженіе имперіи на разныя группы, образующіяся на началахъ народности и вроисповданія,— цислейтанское министерство, не имя корней ни въ какой національной и религіозной почв, издаетъ декреты, подтачивающіе вс вковыя историческія основы Австрійской монархіи. Оно разрываетъ связь имперіи съ Римомъ, не справляясь съ чувствами и желаніями ея католическаго населенія, оно воздвигаетъ гоненіе на духовенство во имя принциповъ свободы, не сообразивъ, что такого освобожденія вовсе не домогаются пока ни Чехія, ни Галиція, ни другія страны, гд народность находитъ себ въ духовенств опору, оно деспотически навязываетъ племенамъ, воспитаннымъ долгою церковною жизнью и въ ней пребывающимъ (напримръ Тиролю), презрніе къ требованіямъ церкви, хоть бы относительно браковъ. Очевидно, что весь этотъ цислейтанско-жидовскій либерализмъ, окружающій теперь его апостольское величество, потомка Габсбурговъ, воплощенное преданіе Австрійской монархіи, императора Франца-осифа,— нисколько не есть выраженіе народнымъ потребностей,— ни тмъ мене поступательное движеніе впередъ самой религіозной мысли. Несмотря на восторгъ Вны, цислейтанскіе либеральные декреты почти отринуты племенами, для которыхъ теперь самый насущный вопросъ: свобода и полноправность, національности, отвергаемыя цислейтанскими libres-penseurs!
Многіе сравниваютъ,— и это сравненіе въ большомъ ходу,— Австрію съ Турціей. Это не совсмъ врно: Турція — разлагающійся трупъ, а Австрія — развинтившійся, поломанный механизмъ. Въ Турціи была и еще есть національная и религіозная оттоманская стихія, а въ Австріи своей австрійской, національной и религіозной стихіи — не обртается. Турція изнемогаетъ подъ бременемъ задачи: примирить свою мусульманскую стихію, въ лиц Турокъ, съ христіанскою стихіей, въ лиц своихъ подданныхъ Славянъ и Грековъ, въ Австріи же вопросъ не о содержаніи, а о форм государственнаго существованія, несовмстной съ оживившимися органическими элементами. Въ Турціи предстоитъ борьба — тяжелая, долгая, кровавая борьба христіанъ съ магометанскимъ игомъ,— и Османъ, можно думать, не отдастъ своего владычества дешево, а истощитъ вс силы въ послднемъ бою, Австріи, чтобы погибнуть, даже и не нужно подобной борьбы: она можетъ просто уничтожиться de facto uh перестать быть, обанкрутившись окончательно съ своимъ государственнымъ механизмомъ, признавъ по необходимости несостоятельность всхъ своихъ попытокъ переустройства, придя наконецъ втупикъ, упершись въ стну на пути своихъ реорганизацій. Все зависитъ отъ взаимнаго соглашенія разныхъ политическихъ группъ имперіи между собою…
Въ настоящее время Австрія не боле какъ политическій предразсудокъ. Пора наконецъ европейскимъ правительствамъ сознать эту истину. Пора наконецъ догадаться о томъ и различнымъ національнымъ организмамъ, числящимся въ состав Австрійской имперіи, и раздлаться съ предразсудкомъ, еще угнетающимъ и сбивающимъ съ толку ихъ политическую мысль… Или они не видятъ, что они уже и теперь составляютъ не Австрію, передовую державу Западной Европы, а Европу Восточную, досел не признанную и не понимаемую Западомъ? Къ этой восточной Европ принадлежитъ и Россія…