Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
О Ригр и направленіи газеты ‘Политика’.
‘Русь’, 16 Мая 1881 г.
‘Голосъ’ въ 129 No, ‘въ сознаньи грустнаго безсилья’ въ своей борьб съ ‘Русью’, хочетъ запугать насъ авторитетомъ западно-европейской печати, утверждая весьма развязно и боле развязно, чмъ добросовстно, будто ‘ложь, лицемріе’ и тому подобныя, по ‘Голосу’, качества нашихъ сужденій ‘поняты, разоблачены и осуждены во всей честной европейской печати, безъ исключенія’… ‘Честной’ по понятіямъ ‘Голоса’… Какъ опредлить эту Специфическую честность? Невольно припоминается недоумніе Аммоса едоровича по поводу одного слова въ Хлестаковскомъ письм… Ну, а англійскій журналъ ‘Spectator’ честный или не честный? Этотъ журналъ, ознакомясь съ произнесенною нами рчью 22 марта {См. Государственный и Земскій вопросъ, T. V. стр. 26.}, имлъ дерзость выразить намъ сочувствіе за то, что мы не увлекаемся дтскимъ подражаніемъ и отыскиваемъ самобытнаго пути развитія, который, даже по мннію иностранца, ‘не можетъ-де не существовать для такой великой страны какъ Россія’… Да будетъ же ему извстно, что приговоромъ ‘Голоса’ онъ исключенъ изъ честной печати!… Но опасаясь, что мы не дрогнемъ даже предъ западно-европейскимъ авторитетомъ (предъ которымъ такъ охотно труситъ наша мнимо-либеральная пресса), ‘Голосъ’ мнитъ уязвить насъ окончательно, сразить на повалъ — цитатой изъ враждебной ‘Руси’ и издвающейся надъ нею статьи, напечатанной въ ‘Politik’,— издающагося на нмецкомъ язык органа извстнаго Ригра, вождя старочешской партіи. Не въ первый разъ намъ полемизировать съ г. Ригромъ: мы его знаемъ лично, знаемъ давно и поближе, чмъ ‘Голосъ’ съ своими сотрудниками… ‘Кто упрекнетъ вождя старочешской партіи въ отсутствіи славянскаго духа?’ восклицаетъ съ паосомъ, ничего въ ‘славянскомъ дух’ не смыслящая, гавота г. Браевскаго. Кто упрекнетъ? Мы. Мы упрекаемъ г. Ригра въ отсутствіи истиннаго славянскаго духа. Девизомъ Ригра служитъ извстное выраженіе Палацкаго, его тестя и друга: ‘Еслибъ мн не суждено было быть Чехомъ, я хотлъ бы быть только Нмцемъ’. Или Чехъ, или Нмецъ: славянству тутъ мста нтъ. Можно, пожалуй, и Палацкаго и Ригра назвать ‘добрыми чешскими патріотами’, но приведенныя слова свидтельствуютъ о совершенномъ отсутствіи въ нихъ ‘духа славянскаго’. Даже и чешскую народность Ригеръ до сихъ поръ понималъ всегда узко, только вншнимъ образомъ, и интересовался ею почти лишь съ одной политической точки зрнія. Мы готовы были бы однако отнестись съ уваженіемъ къ его чешскому патріотизму, еслибъ г. Ригеръ былъ нсколько разборчиве въ выбор своихъ политическихъ орудій. Но Ригеръ именно потому, что духа-то славянскаго въ немъ нтъ и духовныхъ началъ славянскихъ никакихъ онъ не признаетъ, всегда искалъ и ищетъ опоры своимъ политическимъ планамъ: вопервыхъ, въ ‘феодалахъ’, т. е. въ крупныхъ чешскихъ аристократахъ, въ которыхъ собственно чешскаго ничего и нтъ и которые врность династіи Габсбурговъ и папскому престолу ставятъ превыше всякой народности, вовторыхъ, въ ультрамонтанств. Въ послднемъ особенно потому, что примасомъ Богеміи могучій магнатъ, князь Шварценбергъ, Чехъ по происхожденію, что въ Австріи латинство — сила и что по соображеніямъ Ригра ему положительно выгодно покровительство латинскаго духовенства и Рима — столь враждебнаго Россіи и православному Славянству! (Въ ныншнемъ же No, ниже, мы разоблачаемъ новыя коэни Шварценберга, Штроссмайера и папы, направленныя противъ Русскихъ Галиціи и вообще православныхъ Славянъ.) Очевидно, что такой союзъ съ феодалами и ультрамонтанами можетъ быть только въ ущербъ духовно-національнымъ интересамъ Чешскаго народа. Да и ‘выгоды’, которыхъ до сихъ поръ добился для Чеховъ Ригеръ, по правд сказать, довольно скудныя и большею частью вншнія. Когда въ Австріи хотли было освободиться отъ конкордата съ Римомъ, поддержку конкордату оказали Чехи, водимые Ригромъ. Въ 1876 г., когда движеніе Русскихъ добровольцевъ въ Сербію воодушевило всхъ Западныхъ Славянъ надеждою, что пробудившееся въ Россіи славянское самосознаніе можетъ оказатъ и имъ услугу, въ ихъ борьб съ Австріей за народную самостоятельность, Ригеръ дйствительно, отъ имени своей партіи, прислалъ въ Московскій Славянскій Комитетъ адресъ, въ которомъ выражалъ, нсколько свысока, не столько сочувствіе, сколько благоволеніе ‘культурнаго’ Чешскаго народа — ‘передоваго поста, на Восток, цивилизаціи Запада’ — Русскому, не культурному, юному!… ‘Древняя чешская культура’ — конекъ Ригра, предметъ его всегдашней похвальбы и гордости. Онъ убжденъ, намъ это лично приходилось отъ него слышать, что въ случа совпаденія границъ Чехіи съ границами Россіи, Россія бы непремнно очешилась — ‘въ силу закона объ отношеніяхъ высшей культуры къ пившей’…. На адресъ Ригра Славянскому Комитету мы тогда же отвтили цлымъ посланіемъ, на которое и ссылается теперь газета ‘Politik’. Благодаря за добрый о Россіи отзывъ и за благосклонныя выраженія о дятельности Славянскаго Комитета, мы однакожъ высказали мнніе, что предпочли бы видть въ Чехахъ передовой постъ Славянскаго Востока на Запад, что ‘древняя культура’, которою такъ надмевается Ригеръ, не принесла въ Чехіи никакихъ особенно пышныхъ плодовъ, именно потому, что была совсмъ чужда чешской національности, — тогда какъ она дала такой истинно-роскошный плодъ у Романо-Германскихъ народовъ, что единственное историческое лицо древности, которымъ въ прав гордиться Чехи, — это Гусъ, и самое достославное явленіе чешской исторіи — Гуситство: между тмъ современные Чехи, хотя и прославляютъ Гуса и ставятъ ему памятники, но состоятъ въ прямомъ противорчіи съ этимъ борцомъ чешско-славянской духовной самостоятельности’ Нельзя одновременно — писали мы — покланяться и Гусу, и Риму, который его сжегъ, готовъ былъ бы и сейчасъ сжечь, еслибъ Гусъ снова воскресъ и еслибъ въ наше время еще жгли, нельзя знаменемъ Гуса отдавать честь его палачамъ, ультрамонтанамъ, отрицателямъ именно тхъ началъ, защита которыхъ прославила этого по истин великаго и святаго мужа, лучшаго представителя Чешскаго народа. ‘Костеръ Гуса не угасъ,— сказали мы въ заключеніе, — онъ поддерживается, къ искреннему сожалнію, самими Чехами’! Трудно что-либо возразить противъ такой обличительной логики. Еще до полученія нашего отвта, Ригеръ подвергся, за свой адресъ Комитету, упрекамъ Шварценберга и всхъ фанатиковъ латинства — ‘феодаловъ’, и поспшилъ принести публичное покаяніе, нсколько постыднаго характера: произнесъ рчь, напечатанную въ одной ультра-католической газет, въ которой свидтельствовалъ о своей непоколебимой приверженности къ Римскому апостольскому престолу.
Слова Ригра въ ‘Politik’ о томъ, что ‘религія есть дло совсти каждаго отдльнаго лица и не должна оказывать вліянія на управленіе государствъ’, что вроисповданія не должны быть принимаемы въ соображеніе при сужденіи о ‘политическихъ отношеніяхъ’ и что Чехи ‘давно уже покончили со всми религіозными спорами’, — свидтельствуютъ только, что можно быть блестящимъ ораторомъ и очень плохимъ мыслителемъ. Эти слова для насъ не новость. Онъ высказалъ точно такое же мнніе и въ бытность свою на славянскомъ създ въ Москв, на общей съ нами бесд, увряя, что ‘Чехи, какъ и весь цивилизованный Западъ, переросли всякіе религіозные вопросы’. Ему возражалъ побдоносно покойный князь В. А. Черкасскій, котораго ужъ никто, конечно, не упрекнетъ въ религіозномъ фанатизм. Онъ указалъ ему на зачинавшуюся тогда въ самой Германіи борьбу между католическимъ и протестантскимъ міромъ,— борьбу не только продолжающуюся и досел, но составляющую для единства новосозданной имперіи вопросъ ‘быть или не быть’. Несмотря на все могущество этой имперіи и на совершенную, повидимому, въ наши дня ничтожность папства, какъ политической силы.— Желзный канцлеръ самодовольно, съ гордостью произноситъ знаменитое слово: ‘мы не пойдемъ въ Каноссу’: и вс Нмцы-протестанты привтствуютъ это слово, какъ кликъ побды! Спрашивается — съ какою же это, однако, силою приходится считаться? Не съ силою ли — политически мене чмъ ничтожною, но однакоже могучею именно потому, что это сила духовная, зиждущаяся на религіозной основ? Могутъ ли опускать, да и опускаютъ разв просвщенные государственные мужи Германіи религію ‘при сужденіи о политическихъ отношеніяхъ’ — именно религію какъ ‘народное вроисповданіе’, а не только какъ дло личной совсти? Какой позитивистъ, если только онъ мало-мальски способенъ мыслить, станетъ отрицать значеніе вроисповданія въ исторіи и жизни народовъ, какъ позитивнйшій изъ фактовъ?! Разв вроисповданіе не есть великій историческій факторъ, подъ воздйствіемъ котораго слагается духовный народный организмъ (понимая ‘народъ’ какъ цлое, а не какъ аггломератъ отдльныхъ лицъ)?!.. Теперь возникаетъ новая, умная отрасль исторической науки: ‘психологія народовъ’: возможно ли понять эту психологію вн того религіознаго идеала’ въ который вритъ народъ, къ осуществленію котораго онъ стремится?… Все это ясно, ясно до непререкаемости, можно только пожалть о Ригр и подивиться его легкомыслію, выражаемому съ такою авторитетною, нсколько забавною важностью, но можно и усомниться въ его искренности, или по крайней мр предположить самообманъ: изложенный имъ взглядъ нуженъ ему самому для оправданія его ухаживаній за ультрамонтанами и того роковаго противорчія съ основными началами чешской народности, въ которомъ нын обртаюся сами Чехи.
Въ самомъ дл, нельзя не подивиться слпот, добровольной слпот нашего мнимаго, лакействующаго предъ Западомъ либерализма! Предъ самыми нашими глазами Австрія, одна изъ ‘носительницъ европейской культуры’, — при содйствіи, увы! тхъ же свободно^мыслящихъ о религіи Чеховъ и Хорватовъ латинскаго вроисповданія (постоянно упрекающихъ ‘Русь’ въ религіозной нетерпимости!), — надвигается теперь на православно славянскій міръ Балканскаго полуострова и для успха своей ‘цивилизаторской миссіи’ признаетъ необходимымъ… что? Никакъ не торжество воззрнія, что ‘религія есть дло личной совсти и не должна оказывать вліянія на управленіе государства, ибо-де просвщенный Западъ уже переросъ (!!) вс религіозные споры’. Напротивъ, Австрія всми мрами, и преимущественно неправдой, гнетомъ, насиліемъ, стремится окатоличить православныхъ Славянъ! Мало того, она, обращая религію, въ политическое орудіе, куетъ вмст съ папою цлый обширный заговоръ для объединенія всхъ, принадлежащихъ ей, равно и чаемыхъ ею, какъ будущая добыча, Славянъ — въ вроисповданіи, разумется римскомъ. Да и не одна Австрія. Республиканская Франція, преслдующая клерикализмъ у себя дома, ревностно поддерживаетъ, изъ политическихъ видовъ, латинскую пропаганду и въ Африк, и также на Восток, между православными Славянами!
И противъ этого наши проповдники либерализма ни слова! То другое дло, то — Западъ! Ему можно. Онъ баринъ. И когда мы, въ нашемъ изданіи, не проповдуя никакого насилія, никакихъ кривыхъ и хитрыхъ путей, осмливаемся сказать, что ревностный римскій католицизмъ, что ультрамонтанство противно природ славянскаго духа, что истинный Славянинъ долженъ стремиться выйдти изъ этого внутренняго духовнаго противорчія, въ которомъ не обртаются славянскія племена вроисповданія православнаго, когда мы осмливаемся протестовать противъ козней католицизма,— на насъ обрушиваются хоромъ вс наши лживо-либеральныя газеты! Да* когда-же окончится у насъ это душевное холопство? Ему, т. е. Западу, ослаблять, оскорблять, угнетать, насиловать совсть я народность насъ, Русскихъ, и православныхъ Славянъ — можно. Если же мы поднимемъ руку для защиты себя отъ заушенія и отъ накидываемой на. насъ петли — сейчасъ со всхъ сторонъ, въ Европ и у насъ, либеральный гвалтъ: ‘какая дерзость! обскурантизмъ? варварство! ретроградство! Поднимать руку, рвать петлю — это грубо, это не либерально! поступай по либеральному’! Наша ‘либеральная’ пресса и не видитъ, какъ ее дурачатъ и польскіе и всякіе европейскіе интриганы: маскируясь либерализмомъ, предпосылая общія мста о религіи, какъ о ‘дл личномъ’, въ п., они межъ тмъ преусердно, посредствомъ нашей же печати, работаютъ въ пользу своихъ узкихъ, угнетательныхъ, именно религіозной-то свобод и угрожающихъ замысловъ!… Не умны наши мнимо-либеральные публицисты: это для нихъ самый снисходительный эпитетъ, единое ‘смягчающее вину обстоятельство’.
‘Голосъ’ утверждаетъ, что все, что только есть въ ‘честной европейской печати’ и Среди образованныхъ людей ‘мыслящаго’, ‘пользующагося нравственнымъ уваженіемъ’ — все это стоитъ противъ противниковъ ‘Голоса’, т. е. противъ ‘славянофиловъ’ и такихъ органовъ, какъ ‘Русь’. Не знаемъ, въ какой разрядъ зачисляетъ ‘Голосъ’ профессора Градовскаго, но не худо бы ему прочесть себ въ назиданіе произведеніе сего своего сотрудника: ‘Четыре лекціи о славянофильств’. Не можемъ также отказать себ въ удовольствіи привести слдующія выдержки изъ статьи одного извстнаго публициста по поводу ‘Руси’ и петербургской мнимолиберальной журналистики:
‘Что голосъ ‘Руси’ былъ дйствительно необходимъ въ данную минуту, это доказалось само собою… Газета ‘Русь’ съ своею искреннею своеобразностью мысли и чувствъ сразу завоевала себ почетное мсто среди толпы разныхъ безцвтныхъ и бездушныхъ литературныхъ эхо, выкрикиваемыхъ по заране всімъ извстному шаблону… Наша теперешняя петербургская литература отражаетъ собою только взгляды столичнаго, вообще городскаго меньшинства… Все что ближе къ земл, къ деревн, къ практическому длу, разумется, гораздо лучше знаетъ Россію и гораздо больше привязано къ историческимъ формамъ русской жизни, чмъ люди теоретическаго дла и космополитической среды. Многія глубоко русскія, истинно-народныя точки зрнія газеты ‘Русь’, конечно, несравненно ближе разуму и сердцу этой оплошной массы русскаго общества, чмъ озлобленныя надванья надъ Россіею и русскимъ какого-нибудь органа безплоднаго отрицанія и космополитическихъ грезъ, словно въ насмшку присвоившаго себ имя ‘Отечественныхъ Записокъ’, и другихъ органовъ нашей печати’ у которыхъ нтъ на душ ни одного русскаго чувства, ни одной русской мысли’.
Вотъ еще нсколько строкъ по адресу ‘петербургской либеральной прессы’: рекомендуемъ ихъ ея особенному вниманію.
‘Вс эти органы расхожаго европейскаго либерализма, безъ собственнаго труда и заботы, снабжаются всмъ готовымъ прямо съ базара… Люди, не только русскіе по своей душ, но престо искренніе, серьезные люди, не могутъ не порадоваться появленію среди, этой стаи литературныхъ попугаевъ — живаго, уважающаго себя человка. По крайней мр отчаянье не возьметъ, глядя на безшабашное и безпрепятственное гарцованье на пол общественной мысля однихъ только оторвавшихся отъ своей родной почвылиберальствующихъ нахаловъ, облаивающихъ вс историческія народныя святыми… Поэтому и мю, въ числ прочей читающей публики, не могли не порадоваться, что въ среду умственнаго растлнія и безплодія — созданную литературою отрицанія и хандры, вошелъ наконецъ элементъ разумной и открыто-противной имъ силы, которая будетъ способна хатъ нсколько очиститъ почву журналистики отъ накопившагося навоза’.
Мы гораздо боле скромнаго мннія о маніей сил,— во кто же наноситъ съ такимъ талантомъ и такой тяжкій ударъ нашей мнимо-либеральной пресс,— принадлежитъ ли его печатное слово, по мннію ‘Голоса’, къ категоріи честной печати’? Судя по вышеприведенной вами выписк изъ этой газеты, конечно, нтъ, а между тмъ эти строки принадлежатъ не кому другому, какъ постоянному же сотруднику ‘Голоса’, г. Евгенію Маркову, и напечатаны въ ‘Русской Рчи’ (за май)! Г. Маркова въ искренности никто, конечно, не заподозритъ… Онъ не согласенъ съ ‘Русью’ во многихъ вопросахъ, но мы благодарны ему за его безпристрастное слово ободренія, тмъ боле для насъ цнное, что оно идетъ отъ постояннаго жителя провинціи. Мы еще вернемся въ его стать. Съ нимъ возможенъ разумный споръ… Въ затруднительное же положеніе поставилъ газету ‘Голосъ’ г. Евгеній Марковъ!…