О различии между сказками и песнями русскими, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1852

Время на прочтение: 11 минут(ы)

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
КОНСТАНТИНА СЕРГЕВИЧА
АКСАКОВА.

ТОМЪ І.

изданныя подъ редакціей
И. С. АКСАКОВА.

МОСКВА.
Въ типографіи П. Бахметева.
1861.

О РАЗЛИЧІИ МЕЖДУ СКАЗКАМИ И ПСНЯМИ РУССКИМИ. (1)

(По поводу одной статьи).

(1) Напечатано въ 153 No Моск. Вдом. 1852 года. Пр. Изд.

Въ 21 No Москвитянина 1852 года помщена занимательная статья г. Шепинга, объ Иван царевич. Мы вполн уважаемъ постоянное трудолюбіе автора, и это самое заставляетъ васъ высказать ему наше мнніе со всею откровенностью.
Г. Шепингъ, какъ видно изъ самаго заглавія статьи, считаетъ Ивана царевича народнымъ Русскимъ богатыремъ. Имя Ивана царевича принимаетъ здсь г. Шепингъ за общее родовое имя разныхъ Ивановъ, о которыхъ много сказокъ въ народ. Но только въ одной сказк (сколько намъ извстно) названъ Иванъ богатыремъ, въ остальныхъ же онъ богатыремъ не называется и не изображается, онъ — просто любимецъ тайныхъ чародйныхъ силъ, ему помогающихъ. Въ сказк же, гд названъ онъ Русскимъ богатыремъ, ничего особенно народнаго въ немъ по является,— Впрочемъ не объ этомъ хотимъ мы поговорить.
Г. авторъ дале сравниваетъ Ивана царевича и находитъ сходство въ немъ съ лицами псенъ Владиміровыхъ: съ Иваномъ, гостинымъ сыномъ, съ Иваномъ Годиновичемъ, съ богатырями Ильею, Добрыней и пр.— Находя въ псняхъ о первыхъ двухъ лицахъ общій характеръ Ивановскихъ сказокъ, г. авторъ говоритъ:
Хотя въ нашихъ эпическихъ псняхъ и не упоминается нигд объ Иван царевич, тмъ не мене мы найдемъ много сходнаго съ нашимъ преданіемъ въ личности и дйствіяхъ Алеши Поповича и Добрыни Никитича и въ особенности (?) Дуная Ивановича и Ильи Муромца, быть можетъ, потому именно, что они оба Ивановичи (стр. 23).
Мы, напротивъ, здсь никакого сходства ни въ чемъ и нисколько не находимъ.
Ошибка автора произошла, кажется, отъ взгляда его на сказки и псни, по его мннію, ‘почти положительно сказать можно, что подлинно Русскія простонародныя сказки входили нкогда въ составъ нашихъ эпическихъ псенъ’ и проч. (стр. 20). Разницу между сказками и пснями считаетъ онъ дломъ времени, изустнаго преданія, личнаго произвола разскащика, и т. д. (стр. 21).
Мы несогласны съ этимъ.
Между сказками и пснями, по нашему мннію, лежитъ рзкая черта. Сказка и псня различны изначала. Это различіе уставилъ самъ народъ, и намъ всего лучше прямо принять то раздленіе, которое онъ сдлалъ въ своей литератур. Сказка — складка (вымыселъ), а псня — быль, говорить народъ, и слова его имютъ смыслъ глубокій, который объясняется, какъ скоро обратимъ вниманіе на псню и сказку.
Предметъ псни или религіозный (стихи), или народный: народныя событія, историческая и бытовая жизнь, или частный: событіе и чувство личное. Все это — быль. Пвца и сочинителя въ псн не слышно. Иногда попадается въ ней припвъ, гд поющій обращается къ слушателю: ‘здравствуй хозяинъ съ хозяюшкою’ и пр., но это не измняетъ дла. Припвъ уже не псня, онъ является по окончаніи псни, въ немъ спвшій псню обращается къ слушателямъ обыкновенію за наградой. Намъ скажутъ, можетъ быть, что въ псняхъ эпическихъ повствуются невроятныя дла, но они повствуются, какъ дла, бывшія дйствительно, былыя (отсюда и слова быль (фактъ) и былина).
Совсмъ другое сказки. Съ самыхъ первыхъ словъ дается знать, что это вымыселъ. Сказки безпрестанно сама называетъ себя сказкою, она даже начинается обыкновенно такими словами: ‘Начинается сказка отъ сивки отъ бурки, отъ вщей коурки, отъ богатырскаго посвисту, отъ молодецкаго позду.’ Нсколько разъ повторяется въ теченіи сказки: ‘скоро сказка сказывается, не скоро дло длается.’ Разскащикъ слышенъ постоянно, постоянно предъ нимъ слушатель, постоянно слышна даже какая-то затаенная шутка надъ всмъ разсказомъ, шутка, которая наконецъ проявляется въ окончаніи сказки, обыкновенно при описанія пира, гд разскащикъ, обращаясь прямо къ себ, говоритъ: ‘Я тамъ былъ, медъ пилъ, по усамъ текло, а въ ротъ не попало.’
Такъ сказываются сказки, даже и теперь, таковъ ихъ настоящій видъ. Печать отчасти измнила ихъ, но не изгладила основнаго общаго ихъ характера.
Къ сказк, кажется, преимущественно должна относиться пословица: красно поле рожью, а рчь ложью (вымысломъ).
Изъ этого же значенія псни, какъ были, и сказки, какъ вымысла, выходитъ, что само содержаніе сказокъ, мсто дйствія и лица — существенно различны отъ псенъ. Въ псняхъ географія можетъ быть плоха, во это происходитъ отъ незнанія. Въ сказк, очень сознательно, разскащикъ нарушаетъ вс предлы времени я пространства, говоритъ о тридесятомъ царств, о небывалыхъ странахъ и всякихъ диковинкахъ. Отсюда выходитъ также, что содержаніе эпическихъ псенъ народа — всегда лица или событія его народной жизни. Псни — всегда народны. Сказка же, напротивъ, уходитъ въ чужіе края, и, какъ вымыселъ, носится гд угодно. Значеніе вымысла даетъ возможность пользоваться чужою фантазіею, и потому многія изъ сказокъ зашли къ намъ цликомъ изъ чужихъ краевъ (наиболе съ востока), иныя переиначены по своему, и почта вс говорятъ о странахъ чуждыхъ. Само собою разумется, что самое наложеніе, слогъ народныхъ Русскихъ сказокъ принадлежитъ Русскому человку, что если, въ своихъ сказкахъ, народъ не всегда самъ выдумщикъ, то всегда разскащикъ, что и чужое, переиначивая его или нтъ, разсказываетъ онъ по своему, и это-то изложеніе придаетъ сказк народный характеръ и цну, независимо отъ ея содержанія. Въ какой же мр самое содержаніе той или другой сказки выраженъ народный духъ,— это уже особый, очень важный и занимательный вопросъ, ршаемый при разсматриваніи самихъ сказокъ.
Какъ на различіе между пснями и сказками, можно также указать на элементъ волшебный. Въ сказкахъ онъ постоянно присутствуетъ, и почти вс герои сказокъ находятъ себ опору помощь въ волшебств и волшебникахъ. Въ псняхъ хотя нельзя не признать чародйственнаго элемента, но онъ всегда на враждебной сторон, противенъ Русскому духу, и богатыри Русскіе не только не почерпаютъ въ немъ силъ, но постоянно ведутъ съ нимъ бой, прибгая съ молитвою къ одному Богу. Правда, есть псня о Волхв, но это преданіе (а не вымыселъ) о древнемъ сильномъ чарод, который самъ герой псни, и стоятъ совершенно одиноко между всми богатырями старины, глубже всхъ уходя въ древность, слдовательно эта псня составлять исключеніе не можетъ. Вс же богатыри и вообще вс герои псенъ, начиная съ Ильи Муромца до Гордея, не водятся ни съ волшебствомъ, ни съ волшебниками, а везд бьютъ и преслдуютъ ихъ, какъ мы уже сказали объ этомъ {Намъ могутъ указать, пожалуй, на то, что рка Смородина видитъ безвременного молодца, что Ильмень озеро посылаетъ богатую добычу Садку. Но это не волшебство и не волшебники, это олицетворенныя силы природы, благопріятствующія иногда человку. Сверхъ того, человкъ не входитъ здсь съ ними въ какія-нибудь близкія сношенія. Ему посылаетъ милость озеро или рка. Вогатырь Потокъ женятся во чародйк, но какъ-будто самъ того хорошенько не понимаетъ. Крестная мать Добрыни говоритъ Марин, что она мудре ея, но это угроза, а чародйства ея мы не видимъ нигд въ псняхъ.}.
Г. Шепингъ находитъ сходство въ язык и выраженіяхъ между сказками и пснями, по тутъ ничего нтъ удивительнаго. B тамъ и здсь языкъ Русской, народный, и тамъ и здсь подчиненъ онъ извстнымъ сочетаніямъ словъ, эпитетамъ, и пр. Такое сходство необходимо, оно основано только на единств языка. Но если вглядться попристальне, то сейчасъ увидишь существенную разницу языка и слога псеннаго съ сказочнымъ. Стоить обратить вниманіе хоть на т отрывки сказокъ, которые приводитъ г. Шепингъ, выставляя ихъ въ примръ сходства. Вотъ нкоторыя выраженія: ‘Шелкъ не рвется, булатъ не трется, яровицкое золото въ грязи не ржаветъ.’ Или: ‘Конь бжитъ, земля дрожитъ, изъ ушей дымъ столбомъ, изъ ноздрей полымя.’
Всякой, думаю я, согласится, что самый слогъ, отрывистый и скорый, пересыпанный близкими другъ отъ друга римами, показываетъ, что сказка сказывалась говоркомъ или даже скороговоркой, а не плась. Теперь, не угодно ли сравнить какую-нибудь псню, на пр.:
Да изъ Орды золотой земля,
Изъ тоя Могозеи богатыя,
Когда подымался злой Калинъ Царь,
Злой Калинъ Царь Калиновичь…

или

Немного съ Дюкомъ живота пошло, —
Что куякъ и панцирь чиста серебра….

или

А и буйные втры не вихнугь на ее,
А красное солнце не печетъ лице….

или

А ты мать быстра рка, ты быстра рка Смородина,
Ты скажи мн, быстра рка, ты про броды конные…. (1).
(1) Мы написали эта отрывки изъ псенъ старины, какъ читаются она въ сборник Кирши Данилова, но напишите ихъ хоть сплошною строкой, все выйдетъ тоже. Кстати, мы не видимъ, почему не удержать имени Кирши Данилова за сборникомъ и ихъ древнихъ псенъ, изданныхъ, а не собранныхъ Калайдовичемъ. Калайдовичъ издалъ сборникъ древнихъ псенъ, кмъ собранныхъ, не извстно. Прежній издатель уврялъ, какъ свидтельствуетъ Калайдовичъ, что на заглавномъ листк стояло имя Кирши Данилова. Въ какой степени это врно, ршить не беремся, но ужъ если нужно какое-нибудь названіе этому драгоцнному сборнику древнйшихъ народныхъ псенъ, то лучше и основательне удержать за нимъ названіе сборника Кирши Данилова.
Вы видите, что рчь здсь не торопится, медлитъ и очевидно указываетъ, что она должна пться. Эти повторенія, эти вставочныя: что, а и, тотъ и пр., показываютъ очевидно’ что они нужны были какъ для гармоніи пнія, такъ я для оттнка самого слога, совершенно особеннаго, слога собственно псеннаго.
И такъ, кром того необходимаго сходства, которое вытекаетъ изъ единства языка, мы. напротивъ, видимъ ршительную, глубокую и существенную разницу между слогомъ псенъ и слогомъ сказокъ.
Очевидно, что поэтическимъ произведеніемъ считалась только псня, и, подобно какъ въ древности Римскіе поэтъ называется vales, псня зовется былью. Къ псн также относится замчательная пословица: изъ псни слова не выкинешь.
Что касается до вопроса, стихами ли писаны псни, то мы здсь о немъ распространяться считаемъ неумстнымъ. У насъ уже написана статья о богатыряхъ Князя Владиміра (о другихъ лицахъ того-же времени мы не говоримъ въ ней), которая, можетъ быть, появится въ непродолжительномъ времени, въ ней коснулись мы вопроса о Русскихъ стихахъ. Здсь же скажемъ лишь въ нсколькихъ словахъ свое мнніе.— У нашего народа стиховъ собственно нтъ, т. е. нтъ данныхъ условныхъ формъ, по которымъ можно было бы писать Русскими стихами. Русской стихъ рождается и образуется въ ту минуту, какъ онъ говорится, это есть гармоническое сочетаніе словъ, гармоническое сочетаніе рчи, не подлежащее никакимъ, заране готовымъ условіямъ, и неуловимое вншнимъ образомъ, возникающее согласно съ поэтическимъ настроеніемъ духа. Первоначально пніе сопровождало такую рчь. Она длится, какъ на аккорды, на особыя сочетанія звуковъ слова, на цлыя гармоническія реченія, которыя, если хотите, назовите стихами, но вы не подведете ихъ ни подъ какія условныя правила стиховъ. Эту гармоническую рчь можемъ мы встртить всюду, въ грамотахъ, въ посланіяхъ и т. д., между прочимъ, мы встрчаемъ ее въ посланіи Гермогена, вотъ его слова, которыя мы раздляемъ на отдльные стихи:
Солгалось про старыхъ то слово,
Что красота граду старые мужи.
(Ак. Арх. т. II, стр. 290).
Какъ замчательное, глубокое чувство гармоніи въ Русской поэзіи, является нелюбовь нашего народа къ рим, музыкальность которой слишкомъ груба, матеріальна, нагла, такъ сказать. Рдко, рдко попадется она въ важной псн, и то совершенно особеннымъ образомъ. Русской народъ употребляетъ ее почти всегда только для шутокъ, да и часто замняетъ ассонансомъ, не столько осязательнымъ, какъ рима.
Но мы отдалились въ сторону, возвратимся къ Ивану царевичу.
Повствованіе объ Иван царевич, объ Иван крестьянскомъ сын, объ Иванушк дурачк и пр.,— есть сказка и, слдовательно, къ пснямъ быть отнесено не можетъ. Сказавъ это, мы ршительно отдлили сказочнаго Ивана отъ всего міра псенъ, въ которыхъ можетъ встртиться Иванъ, сходный по имени, но только по имени, съ сказочнымъ Иваномъ, только чисто наружно, не боле, а это не сходство.
Сверхъ того, мы видимъ, что даже нтъ здсь и наружнаго сходства. Г. Шепингъ длаетъ многія сближенія между Иваномъ сказочнымъ и въ особенности между Иваномъ гостинымъ сыномъ, а также между Иваномъ Годиновичемъ, лицами Владиміровыхъ псенъ. Если находить сходство (какъ находитъ г. авторъ) въ томъ, что Иванъ гостиный сынъ званія купеческаго, а Иванъ сказочный (въ иныхъ только сказкахъ) званія крестьянскаго, что у Ивана гостинаго сына — бурый конь, а у Ивана сказочнаго — сивка-бурка, то посл этого всюду можно найдти сходство: и у Дюка Степановича конь бурый. Конь Ивана гостинаго сына говоритъ, но и конь Добрыни, въ одной изъ псенъ, еще неизданныхъ, говоритъ. Сивка же бурка, напротивъ, ее говоритъ, и иметъ совсмъ другое значеніе. Этимъ-то и ограничивается все сходство. Съ Иваномъ Годиновичемъ сходства еще меньше. Я между Иваномъ сказочнымъ и между Ильею Муромцемъ Ивановичемъ и Дунаемъ Ивановичемъ есть сходство разв только въ томъ, что оба эти богатыри — Ивановичи, на это сходство между прочимъ указываетъ авторъ (см. выше). Впрочемъ между Ильей о Иваномъ авторъ хочетъ видть сходство въ характер того и другаго, на это, кажется, не нужно и возражать, на это возражаютъ всего сильне самъ Илья и Иванъ, если ихъ только поставить рядомъ.
И такъ между сказочнымъ Иваномъ и лицами Владиміровыхъ псенъ нтъ даже и наружнаго сходства, кром такого, но которому чуть не всякой человкъ можетъ попасть въ Иваны, или имть съ нимъ что-нибудь общее.
Кром этихъ замчаній на главное значеніе статьи автора, скажемъ нсколько замчаній на отдльныя его заключенія.
Авторъ говоритъ о смшеніяхъ въ нашихъ псняхъ Татарскаго съ Польскимъ, и приводитъ въ примръ выраженіе: ‘сидятъ мурзы улановья’ (стр. 18). Онъ видитъ, конечно, смшеніе въ томъ, что мурзы поставлены рядомъ съ словомъ улановья. Но уланъ слово Татарское и очень старинное на Руси. Оно упоминается въ древнихъ грамотахъ и стоитъ тамъ выше Татарскихъ князей. Напр. въ грамот 1508 года, въ шертной записи царя Абдулъ-Летифа говорится: ‘и мн Абдылъ-Летифу царю и моимъ уланомъ и княземъ и нашимъ казакомъ‘ (Спб. Г. Г. и Д., т. II, стр. 32). Народъ выраженіемъ своимъ: мурзы улановья, показалъ здсь ту историческую память, которая часто проникаетъ въ самую отдаленную древность, такъ въ псн о Калин цар, гд говорится о нашествіи Татарскомъ на Кіевъ, удержано имя Сартака, сына Батыева.
Г. Шепингъ приводитъ мсто изъ Сборника Кирша Данилова, гд перечисляются нкоторые Русскіе богатыри, вотъ это мсто:
Выходили тутъ князи бояра,
Bс Русскіе могучіе богатыри,
Самсоъ богатырь Колывановичь,
Суханъ богатырь сынъ Домантьевичь,
Святогоръ богатырь и Полканъ другой,
И семь-то братьевъ Збродовичей,
Еще мужики были Залешана,
И еще два брата Хопиловы,
Только было у Князя ихъ 30 молодцовъ….
‘Отыскать имена этихъ 30 молодцовъ — вещь для насъ теперь невозможная’, говоритъ авторъ (стр. 19). Но онъ нсколько ошибается. Часть этихъ молодцовъ уже названа въ предыдущемъ начисленіи. Псня, переставая вычислять, говоритъ разомъ: только было у князя ихъ 30 молодцовъ. Только значитъ здсь: однимъ словомъ.
Видя въ Афросинь королевичн особый типъ женскій, авторъ говоритъ: ‘Эта бдная и слабая двица, смиренно покоряющаяся вол родителей’, и пр. (стр. 35). Но Афросинья королевична вовсе не похожа на этотъ образъ. Она была ‘любимая’ дочь, берегли ее, какъ сокровище, за замками, берегли и отъ солнца и отъ втра, — и только. Ни на жалкую, ни на.слабую она не похожа, а еще мене посл замужства.
Подъ мужественный типъ женскій подводитъ авторъ Настасью Дмитріевну, но она вовсе не героиня: она ршается измнить мужу и погубить его: это еще не придаетъ лицу ни воинственнаго, ни мужественнаго характера.
Авторъ, въ доказательство древней привязанности простаго народа къ имени Иванъ, приводитъ одну весьма знаменательную, но его мннію, пословицу, ‘выражающую вполн всю любовь Русскаго человка къ имени Ивана: ‘Горе мужъ Григорій, лучше хоть болвана да Ивана’ (стр. 36).
Странно.— Позволяемъ себ замтить, что авторъ, по нашему мннію, не вникнулъ въ значеніе именъ собственныхъ въ вашихъ пословицахъ. Если изъ этой пословицы выводить любовь къ имени Ивана, то надобно вывести отвращеніе къ имени Григорія. Положимъ, имя Иванъ — употребительно (и только), но имя Григорій вовсе не въ пренебреженія. Подобное употребленіе собственныхъ именъ въ пословицахъ, прибауткахъ, шутливыхъ псенкахъ и разсказахъ, у насъ не рдко. Оно объясняется вообще желаніемъ, вполн художественнымъ, придать полную живость образу, употребленіе же такого или другаго имени вызывается римою и иногда музыкальнымъ значеніемъ слова, тнь значеніемъ, но которому рохля звуками выражаетъ вялаго чеяовка, и по которому фалалей значитъ розиня. Въ настоящемъ случа, имена вызваны римой, и вся пословица — шутка, шутка надъ тмъ, что какъ-будто вся бда въ томъ, что мужъ Григорій, а не Иванъ!
Иванъ и Марья встрчаются вмст, какъ имена самыя употребительныя. Приводя пословицу: Иванъ былъ въ Орд, а Марья всти сказываетъ, г. Шепингъ ставитъ въ скобкахъ вопросительный знакъ посл словъ: въ Орд. Мы не понимаемъ этого знака вопроса. Пословица очевидно временъ Татарскаго ига. Шутка здсь заключается въ томъ, что одинъ създилъ куда-нибудь далеко, а разсказываетъ, вмсто него, другой. Это все равно, какъ еслибъ теперь сказали: Иванъ здилъ въ чужіе край, а Марья разсказываетъ новости.
Вотъ наши замчанія. Мы сочли нужнымъ сдлать ихъ трудолюбивому автору. Это взаимная обязанность людей, для которыхъ занимательны вопросы науки {Нельзя не замтить здсь странной ошибки, въ которую впадаютъ два извстные наши собиратели псенъ, поврій и пр.: гг. Сахаровъ и Терещенко. Оба они, въ числ народныхъ игръ, говорятъ объ одной, которую называютъ: безъ соли соль (Сахарова, т. I. народныя игры стр. 74—75, Терещенко, часть IV, стр. 50). Описываютъ они ее довольно врно и почти одинаково, тмъ непонятне названіе, которое они придаютъ ей. Я самъ въ дтств игрывалъ не разъ въ эту игру, а потому разскажу ее, какъ она играется. Двое садятся другъ противъ друга, какъ бы образуя заставу, остальные проходятъ промежъ ихъ, какъ скоро проходящіе говорятъ: безъ соли, ихъ не трогаютъ. Какъ скоро скажутъ они: съ солью! они должны бжать, что есть духу, ибо тутъ ихъ ловятъ сидящіе, не вставая однакожъ съ мстъ. Это явно намекаетъ ни таможенную пошлину съ соли. Восклицаніе же: безъ соли соль! очевидно не иметъ смысла.}.
Въ заключеніе скажемъ наше мнніе о сказк: Иванъ царевичъ, со всми ея варіантами. Г. авторъ, кажется, справедливо во всхъ этихъ сказкахъ видитъ одну. Ошибка автора въ томъ, что онъ смшиваетъ псню съ сказкой вообще, и потомъ сближаетъ псня Сборника Кирши Данилова съ сказкою объ Иван.— Нечего и думать сравнивать Ивана съ Ильею Муромцемъ, совершенно особеннымъ, несравненнымъ, единственнымъ лицомъ, богатыремъ по преимуществу Русскимъ, выражающимъ собою Русскую землю, Русской народъ. Оставимъ же Илью Муромца въ сторон, ваша рчь теперь объ Иван. Самое лице Ивана — лицо, вполн принадлежащее Русскому народу, вполн Русское, но изъ этого, не слдуетъ, чтобы онъ былъ представителемъ Русскаго народа: это только одинъ изъ Русскихъ образовъ. Иванъ — это не видный, не яркій человкъ, вовсе не глупый, но не имющій гордости и блеска ума, слывущій дурачкомъ и длающій все лучше умныхъ. Въ этой сказк есть насмшка, не надъ разумомъ, по надъ умомъ людскимъ, надъ тмъ, что считается умомъ между людьми, вмст надъ гордостью ума. Во всемъ разсказ умъ постоянно побжденъ смиренною простотою, находящею сочувствіе и въ сверхъестественныхъ силахъ и силахъ природы, простот открывается таинственный міръ. Торжествующая простота производитъ зависть непримиримую въ тхъ, которые выдаютъ себя и слывутъ за умныхъ. Эта исторія повторяется и теперь нердко въ жизни, и ничто не обидно такъ для гордости человческой, какъ побда скромнаго смиренія. Мысль сказки, объясненная вами, проводится во всхъ сказкахъ объ Иван. Мысль вполн Русская, но она выразилась сказкою, и по этому здсь вся обстановка сказочна: здсь и тридесятое царство, и срый волкъ, сивка-бурка, и золотые дворцы и пр.
Вотъ наше мнніе, въ какой степени врно оно, ршитъ подробное изслдованіе сказокъ.
Что касается до того, что въ сказк объ Еруслан Лазаревич называется Иванъ царевичъ Русскимъ богатыремъ, то это пока зываетъ только, что мсто дйствія этой сказки не въ Россія. Въ чужихъ краяхъ Русскаго богатыря непремнно назовутъ Русскимъ. Такъ говоритъ и Илья Муромецъ, обращаясь къ иноземному королевичу: если бы ты попалъ на нашихъ Русскихъ богатырей.
Есть особый отдлъ сказокъ: это сказки домашнія, т. е., дтскія, о волк, медвд, лис, птух и пр. Он исполнены невыразимой красоты и также заслуживаютъ полнйшаго вниманія.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека