О преподавани русскаго языка въ школахъ Царства Польскаго.
О преподавани русскаго языка въ школахъ Царства Польскаго.
Москва, 21-го юля, 1867 г.
О преподавании русскаго языка в школах Царства Польского, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1867
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Сочиненя И. С. Аксакова. Томъ третй.
Польскй вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскй Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографя М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскй переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Въ опубликованныхъ на дняхъ извстяхъ о ход крестьянскаго дла въ Царств Польскомъ мы встрчаемся съ нкоторыми странными фактами, относящимися до преподаваня русскаго языка въ школахъ. Мы приводимъ ихъ ниже, а теперь считаемъ нужнымъ предпослать имъ нсколько словъ.
Царство Польское, созданное Императоромъ Александромъ -мъ, не представляетъ само по себ никакой органической цльности. Основанемъ ему послужило выкроенное Наполеономъ изъ бывшихъ частей Польскаго государства, доставшихся Прусси и Австри, Варшавское герцогство. Урзавъ это герцогство съ одной стороны въ пользу Прусси, прирзавъ съ другой часть Галици, его переименовали въ Царство и такимъ образомъ сочинили какое-то искусственно политическое тло, какое-то призрачное государство, безъ всякихъ, какъ мы уже сказали, внутреннихъ условй органической цльности и реальныхъ, дйствительныхъ задатковъ самостоятельнаго государственнаго развитя. Въ самомъ дл, отрзанное отъ морей, окруженное несравненно могущественнйшими державами, очерченное не живыми урочищами, а произвольными, на карт проведенными границами, это Царство было слишкомъ безсильно, чтобъ существовать собственною независимою политическою жизнью, и слишкомъ сильно для того, чтобы помириться съ своимъ безобраземъ, чтобы не поддаться искушеню бунтовать и не стремиться къ своему расширеню. Титуломъ Царства, вншними формами политической самобытности навязывались, такъ сказать, самимъ Полякамъ притязаня на совершенную независимость и на создане государственнаго объема боле соотвтственнаго громкому имени. Нтъ ничего удивительнаго въ томъ, что Поляки не возлюбили этого новаго, произвольно выкроеннаго, призрачнаго Польскаго государства, привязаннаго вдобавокъ къ Росси въ лиц ея монарха, презрительно называли Царство ‘Конгрессувкой’ и мирились съ нимъ только какъ съ точкой опоры, какъ съ почвой, на которой они могли стать на ноги и собраться съ силами для выполненя своихъ давнихъ замысловъ, для осуществленя своего политическаго идеала. Оно было, въ ихъ глазахъ, только ступенью въ возстановленю старой Польши, задаткомъ иной, блистательнйшей политической будущности. Такимъ образомъ въ Царство Польское, которое съ своимъ пышнымъ титуломъ было только карикатурою стараго Польскаго государства до 1772 года и всякого государства вообще, было въ самомъ основани заложено стремлене перестать быть карикатурой или политическою амфибей. Оно явилось постояннымъ воплощеннымъ запросомъ на прежня области, нкогда принадлежавшя Польш,— живою угрозой Росси, хищною дланью, занесенною надъ русскими землями.
Вышло то, что и слдовало ожидать. Два мятежа, кровавыя усмиреня, возрождене польской нацональности въ коренныхъ русскихъ земляхъ, исторгнутыхъ нами изъ-подъ польскаго гнета въ конц XVIII вка, и вынужденное насильственное ея подавлене — были результатомъ такого ненормальнаго положеня длъ. Царство Польское превратилось въ аванпостъ европейской интриги противъ Росси, пороховымъ погребомъ, отъ котораго велись подкопы подъ Сверозападный и Югозападный нашъ край, вчнымъ поводомъ къ тревог, вчною угрозой для безопасности и мира Русскаго народа. Росся истощала вс возможныя усиля, чтобы найти ладъ въ тхъ отношеняхъ, гд по самой натур вещей не могло быть ладу, она испробовала разныя программы управленя, заводила и изгоняла русскихъ чиновниковъ, русское общество также съ своей стороны придумывало всяческя проблемы ршеня ‘польскаго вопроса’, съ примрнымъ самоотверженемъ, не отваживаясь на крайнее средство,— пока опытъ не доказалъ, что вс эти проблемы сводятся въ дилемм. Эту дилемму, впрочемъ, поставили сами Поляки, формулируя свои притязаня такъ: все или ничего, и дйствительно вопросъ иначе и поставленъ быть не можетъ. Это самая логическая его постановка. Если старый принципъ политическаго существованя отдльной ‘Польши’ признанъ невозможнымъ, то гд же логическй поводъ признавать наприм. Люблинскую и Августовскую губерни и Холмскй округъ — Польшею, а Гродненскую и Ковенскую не Польшею? Или и то и другое Польша, или нтъ Польши, ибо вс эти области населены преимущественно не Поляками, а составляли одинаково ‘Польшу’ историческую. И наоборотъ: если политическое возрождене Польскаго государства допущено въ принцип, то почему же отрицать его право къ возвращеню себ и прочихъ ненаселенныхъ Поляками, но входившихъ въ политическое поняте о ‘Польш’, земель? Какое начало положено въ основане Царства Польскаго? Это не есть основане этнографическое, начало нацональности, это не есть и принципъ историческаго права, строго проведенный, ибо у вновь созданной Польши отнято все, что собственно и составляло Польское государство, чмъ оно жило и двигалось, что было дйствительною сущностью политическаго термина ‘Польша’. ‘Польша’, какъ государство, вся зиждется только на принцип историческаго права, а не на принцип народности или этнографическомъ. Какъ политическй терминъ, ‘Польша’ можетъ обозначать только государство основанное на историческомъ прав, слдовательно до произведенныхъ въ XVIII вк раздловъ. Другаго политическаго понятя о ‘Польш’ исторя не выработала. Росся постаралась его сочинить въ вид Царства Польскаго, но такое произвольное сочинене явилось вредною, лишенною логическаго и историческаго смысла аномалей, безъ всякихъ задатковъ политической жизни.
Когда однажды основной жизненный принципъ ‘Польши’, какъ историческаго явленя, т. е. какъ скоро историческое право, на которомъ зиждилось Польское государство, было поколеблено, то уничтожился этимъ самымъ всякй raison d’tre, всякая органическая причина бытя ‘Польши’, какъ, политическаго понятя. А не поколеблено оно быть не могло. Присоединене къ Росси Руси Малой, Блой, Черной, Червонной (послдней еще не вполн) совершилось въ силу самаго святаго права. Выдвигается — и только въ одной Росси — иное поняте о ‘Польш’, не признаваемое самими Поляками, выработанное не исторею, а отвлеченною теорей,— о Польш, какъ о народности, а не какъ о бывшемъ государств. Навязывается Полякамъ для существованя ‘Польши’, вмсто историческаго, другое начало — этнографическое. Но, вопервыхъ, Поляки пренебрегли имъ, заботясь не о духовномъ возрождени своей народности, а о возрождени Польши, какъ государства, въ прежней исторической форм Польши, вовторыхъ, быстрое онмечене приморскихъ областей Польши, свидтельствующее о томъ, какъ слабо само по себ внутреннее духовное содержане польской народности вн политическаго ея элемента,— есть невозвратно совершившйся фактъ, втретьихъ, Польша, какъ этнографическое поняте, не только ускользаетъ до сихъ поръ отъ точнаго опредленя, но и при самомъ широкомъ своемъ опредлени еще мене чмъ Царство Польское представляетъ какя-либо условя для самостоятельнаго политическаго бытя, да и сами Поляки, какъ мы уже сказали, такого основаня не признаютъ и не желаютъ. Все или ничего, говорятъ Поляки, и сами вызываютъ справедливый во всхъ отношеняхъ отвтъ — ничего.
Очевидно, что Царство Польское, не имя никакого повода къ историческому бытю и наказавъ Россю за такое, на отвлеченныхъ принципахъ основанное зиждительство, пятидесятью годами неестественныхъ отношенй, безсмыслицы, лжи, смутъ и мятежей,— Царство Польское, какъ политическй non-sens, содержало въ себ съ самаго начала зародышъ смерти и должно неминуемо исчезнуть. Къ этому убжденю и пришло русское правительство въ 1864 году и рядомъ послдовательныхъ мръ приводитъ свое ршене въ исполнене. Не говоря о прочихъ мрахъ, остановимъ наше внимане на преобразовани учебной части въ Царств, или врне на одной изъ задачъ тамошняго управленя народнаго просвщеня. Создавъ Царство Польское, русская власть признала оффицальнымъ или политическимъ языкомъ — польскй, навязавъ его всмъ обывателямъ безъ различя, а въ томъ числ и русскимъ, и присоединенной части Галици. Понятно, что какъ скоро изъ Царства Польскаго изъемлется (субстрагируется, какъ сказали бы Нмцы) его политическое основане, искусственно созданное, но тмъ не мене державшее вс части въ связи единымъ политическимъ цементомъ,— Царство Польское, переставая быть политическою единицей, распадается на разныя отдльныя народности, его составлявшя. Уничтожая оффицальное или политическое значене польскаго языка, русское управлене въ той области должно было неминуемо принять за руководящя начала для народныхъ школъ: съ одной стороны начало народности, начало этнографическое, съ другой — политическй живой фактъ русскаго господства. Въ силу этого логическаго основаня учреждены народныя школы съ преподаванемъ на язык мстной народности, литовскомъ, польскомъ, русскомъ и даже нмецкомъ, смотря по численному преобладаню народности въ данной мстности и съ обязательнымъ обученемъ языку русскому, какъ общему, государственному. Теперь, ознакомивъ читателей съ положенемъ вопроса о Царств Польскомъ, еще сохраняющемъ свой гршный титулъ, съ системою и задачею русскаго управленя въ области народнаго просвщеня, сообщимъ имъ и т скудныя извстя о народныхъ школахъ, которыя сообщаетъ намъ отчетъ о ход крестьянскаго дла въ Царств:
‘Важнйшй фактъ по крестьянскому длу въ Царств Польскомъ заключается въ успхахъ русскаго языка въ томъ краю. Въ отдл Клецкой коммисси по крестьянскимъ дламъ (около 1/12 всего Царства) преподаване русскаго языка введево въ 159 мужскихъ и 3 женскихъ сельскихъ училищахъ. Крестьяне съ замтною охотой учатся русскому языку тамъ, гд сношеня правительственныхъ лицъ и учрежденй съ тминными (волостными) управленями производятся на русскомъ язык. Въ крестьянахъ вовсе не замчается нацональнаго предубжденя противъ русскаго языка, напротивъ, поступающя отъ разныхъ административныхъ властей въ волостныя (гминныя) управленя бумаги на польскомъ язык возбуждаютъ недоумне, и войты гминъ (волостные головы) обращались неоднократно къ предсдателю крестьянской коммисси за разъясненемъ: какой языкъ слдуетъ считать правительственнымъ, русскй или польскй? Въ отдл еальской коммисси, изъ всхъ 86 народныхъ училищъ, преподаване русскаго языка введено въ 44-хъ, устроенныхъ въ мстностяхъ съ литовскимъ и русскимъ населенемъ, и идетъ съ положительнымъ успхомъ. Преподаване въ литовскихъ’ школахъ ведется исключительно на русскомъ и литовскомъ языкахъ, польскй же языкъ вовсе не преподается. Въ мстахъ, населенныхъ Мазурами и Нмцами, успхи по введеню русскаго языка въ народное образоване весьма слабы, несмотря на дятельныя мры, принятыя мстною учебною дирекцей къ повсемстному распространеню русской грамотности. Въ школахъ, устроенныхъ нмецкимъ населенемъ, замчено, что учителя въ нихъ, обучая охотно дтей польскому языку, уклоняются, подъ разными предлогами, отъ преподаваня языка русскаго. По наблюденямъ коммиссаровъ Сувальскаго и Августовскаго уздовъ, подтвержденнымъ и мстною дирекцей училищъ, преподаване русскаго языка въ школахъ съ польскимъ населенемъ стало замтно ослабвать къ осени 1866 года, такъ что русскя книги для первоначальнаго чтеня, розданныя дтямъ въ прошедшемъ году, принимались ими весьма неохотно, тогда какъ въ 1865 году эти книги были принимаемы съ явно выражавшимся удовольствемъ.’
Въ этихъ извстяхъ обращаютъ на себя наше внимане слдующя обстоятельства. Вопервыхъ, какя же это бумаги на польскомъ язык могутъ поступать въ тминныя управленя отъ административныхъ властей? Это обстоятельство не разъяснено. Впрочемъ нельзя конечно и требовать, чтобы ране увеличеня, помощью школъ, числа знающихъ русскую грамоту въ сельскомъ люд, администраця обходилась совсмъ безъ польскаго языка, посл столь долгаго узаконеннаго его преобладаня: школы же введены такъ недавно. Вовторыхъ, отношене нмецкаго населеня къ русскому языку.
‘Въ школахъ (говоритъ отчетъ)-, устроенныхъ нмецкимъ населенемъ, замчено, что учителя въ нихъ, обучая охотно дтей польскому языку, уклоняются, подъ разными предлогами, отъ преподаваня языка русскаго’. Что это такое? Неужели же и въ Царств Польскомъ крошечное нмецкое населене вырабатываетъ себ нмецкя привилеги Прибалтйскихъ губернй? Тамъ, на берегу Балтики, гд, по выраженю покойнаго графа С. С. Уварова, ‘добрые жители мечтаютъ, что они Германцы Арминя или Карла Великаго’,— такъ мы уже привыкли къ тому, что русскй языкъ, ‘подъ разными предлогами’, не вводится въ среду ненмецкаго населеня, сильно жаждущаго русской грамотности, хотя бы для того, чтобы имть возможность читать русске законы о крестьянств не въ искаженномъ нмецкомъ перевод,— тамъ эти разные, очень изворотливые ‘предлоги’ уже какъ-то узаконились, приняли такой легальный видъ въ глазахъ и мстной и всякой иной администраци, что даже ихъ обличене не безопасно. Тамъ мы — nolens-volens — осуждены на молчане, хотя бы и находили такя отношеня къ русскимъ интересамъ несовмстными съ честью русскаго народа и государства. Но тамъ край привилегированный, почему же здсь, въ Царств Польскомъ, допускаются эти разные предлоги? Какимъ образомъ могутъ быть терпимы таке учителя? Спрашивается: какая участь постигла бы того Латыша, который, не любя нмецкаго языка, вздумалъ бы въ одной изъ школъ прибалтйскихъ губернй учить по-латышски и не учить по-нмецки?
Итакъ, желане со стороны польскихъ крестьянъ учиться русскому языку несомннно, но расположене это находится въ опасности отъ интригъ и польскихъ, и нмецкихъ. ‘Народныя русскя книги’, говоритъ тотъ же отчетъ, принимались осенью 1866 г. весьма неохотно, тогда какъ въ 1865 г. он были принимаемы съ явно выражавшимся удовольствемъ’. Желательно было бы, чтобъ это послднее обстоятельство было удовлетворительне разъяснено. И почему именно такая перемна къ концу 1866 года? Была перемна въ личномъ состав управленя въ Царств Польскомъ — это правда, выбыли Н. А. Милютинъ и князь В. А. Черкасскй, но разв самая система съ отбытемъ ихъ измнилась??