О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки, как цельного знания В. Розанова. Москва, 1886., Страхов Николай Николаевич, Год: 1886

Время на прочтение: 8 минут(ы)

Н. Страховъ

ФИЛОСОФСКІЕ ОЧЕРКИ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
1893

О пониманіи. Опытъ изслдованія природы, границъ и внутренняго строенія науки, какъ цльнаго знанія В. Розанова. Москва, 1886.

Книга эта невольно останавливаетъ на себ вниманіе и даже возбуждаетъ нкоторое удивленіе. Мы видимъ предъ собою огромный трактатъ, составляющій правильное цлое, проникнутый одною руководящею мыслью, написанный легкимъ и яснымъ языкомъ и представляющій черты дйствительнаго философскаго мышленія. На каждой страниц мы находимъ нкоторый трудъ мысли, и совокупность всего множества этихъ страницъ (737) свидтельствуетъ о немаломъ трудолюбіи и настойчивости автора.
Но, не смотря на все это, книга постоянно оставляетъ въ читател чувство страннаго неудовлетворенія, а часто и большаго разочарованія. Авторъ задался огромнымъ вопросомъ: онъ, повидимому, думалъ создать какъ бы новую науку, излагающую, подъ руководствомъ одного общаго принципа (пониманія), основные методы, границы и отношенія всхъ частей научнаго познанія. Его книга есть методологія и классификація наукъ, ее можно, по ея предмету, поставить между такими сочиненіями, какъ De dignitate et augmentis scientiarum Бэкона, Philosophie des sciences Ампера и Энциклопедія Гегеля, Но авторъ разбираемой книги не обращаетъ вовсе вниманія на какихъ-нибудь предшественниковъ и полагаетъ, что длаетъ нчто совершенно новое, такъ какъ онъ нашелъ принципъ, который одинъ можетъ дать цльность всей области научнаго знанія. Этотъ принципъ — пониманіе. Въ настоящее время, какъ замчаетъ авторъ въ предисловіи,— ‘вс отношенія науки и философіи проникнуты глубокимъ антагонизмомъ’, и этотъ антагонизмъ ‘показываетъ, что и въ самомъ дл есть дв независимыя ооласти, куда разумъ несетъ свои пріобртенія, и что, слдовательно, единства познанія не существуетъ’ (стр. VIII). Поэтому ‘положеніе обозрвающаго (совокупность всего созданнаго разумомъ человка) могло бы стать безвыходнымъ, если бы вн науки и философіи не лежало третьяго, что можетъ быть поставлено на ряду съ ними, чего не можетъ коснуться сомнніе, и что способно послужить къ раскрытію природы, границъ и строенія обозрваемаго. Это — пониманіе’ (стр. IX).
Что такое пониманіе — видно изъ слдующаго мста:
‘Знаніе и пониманіе различаются по природ и по происхожденію. Первое ограничивается простымъ сознаніемъ, что объектъ его существуетъ, при чемъ ни одинъ изъ вопросовъ, которые могутъ быть предложены относительно этого объекта, не находитъ разршенія. Пониманіе же заключаетъ въ себ сознаніе, что то, что существуетъ, и не можетъ не существовать, причемъ совокупность всхъ вопросовъ, которые могутъ быть предложены относительно его объекта, получаетъ разршеніе’. ‘Первое ограничивается вншними признаками и формами существующаго и наружными формами происходящаго,— второе раскрываетъ то, что лежитъ подъ этими вншними признаками и формами и что производитъ ихъ’ (стр. 6).
‘Самое происхожденіе знанія и пониманія различно. Первое образуется въ человк потому, что онъ одаренъ органами чувствъ, его разумъ остается при этомъ пассивнымъ… Пониманіе образуется при господствующемъ участіи человческаго разума, и вншнія чувства — только орудія для него, которыя направляетъ онъ и впечатлнія которыхъ онъ изслдуетъ, чтобы раскрыть то, что лежитъ за этими впечатлніями и что вызываетъ ихъ’ (стр. 7).
Изъ этого видно, что подъ знаніемъ авторъ разуметъ одни чисто эмпирическія познанія, и что пониманіе соотвтствуетъ умозрнію, или тому, что Кантъ называлъ чистимъ разумомъ, и что составляетъ метафизическій элементъ во всхъ нашихъ познаніяхъ. Всякая наука состоитъ въ томъ, что мы подводимъ существующее подъ какія-нибудь категоріи, источникъ которыхъ не есть опытъ, а нашъ разумъ, образующій ихъ по поводу опыта. Такимъ образомъ, нашъ авторъ ршительно становится противъ эмпиризма и старается изслдовать самостоятельную дятельность разума. Объ эмпиризм онъ разсуждаетъ такъ:
‘Если бы разумъ, получивъ первое впечатлніе отъ вншняго міра и отразивъ его въ себ, продолжалъ затмъ оставаться въ поко до новаго впечатлнія, то мы могли бы утверждать, что онъ есть простой пріемникъ впечатлній и хранитель ихъ, есть та tabula rasa, на которой по произволу вншній міръ отмчаетъ моменты своего существованія. Каковы будутъ эти отражающіеся предметы и явленія, таковы будутъ и отраженія ихъ въ сознаніи человка, а слдовательно, и опредляющее значеніе будетъ принадлежать неразуму, а имъ… Но этотъ разумъ не есть простой пріемникъ впечатлній, если отвергаетъ одни изъ нихъ и ищетъ другихъ. Онъ не есть только tabula rasa, если самъ направляетъ пишущую руку и самъ слагаетъ слова опредленнаго содержанія и въ опредленномъ порядк объ этомъ вншнемъ мір. Первое полученное впечатлніе не остается въ немъ безплоднымъ, то, что за нимъ слдуетъ, далеко переступаетъ за предлы того, что это впечатлніе могло бы произвести въ мертвомъ механизм. Будучи разъ выведенъ изъ состоянія покоя, онъ тотчасъ обнаруживаетъ нкоторую дятельность, которая необъяснима вліяніемъ вншняго міра, и причину которой мы должны, слдовательно, отнести къ его собственной природ’ (стр. 50).
Такимъ образомъ, разумъ есть, по ученію автора, нкоторая потенція, которая, по внутренней необходимости образуетъ въ прикосновеніи съ вншнимъ міромъ рядъ идей: схемы или зачатки этихъ идей постоянно -заложены въ разум. Коренныхъ или главныхъ идей авторъ насчитываетъ семь, въ слдующемъ порядк: 1) идея чистаго существованія или бытія, 2) идея сущности или природы бытія, 3) идея свойствъ или аттрибутовъ, 4) идея причины, 5) идея цли или слдствія, 6) идея сходства и различія, 7) идея числа.
Мы, очевидно, имемъ здсь передъ собою таблицу основныхъ понятій или категорій, не логическихъ только, но метафизическихъ, то есть взятыхъ въ томъ же смысл, въ которомъ составилъ свою систему категорій Кантъ, а впослдствіи Гегель. Авторъ подробно разсматриваетъ указанныя имъ ‘идеи’, доказывая, что он возникаютъ изъ разума, а не изъ опыта, и что развитіе ихъ совершается именно въ указанномъ порядк. Внутренняя связь категорій, впрочемъ, не излагается, и самый процессъ, по которому одна изъ нихъ порождаетъ другую, не опредляется, то есть нтъ такого построенія всей системы, какое предложилъ Гегель. Нашъ авторъ беретъ все дло скоре какъ фактъ, какъ выводъ изъ наблюденія надъ ходомъ всякаго мышленія. Вотъ какъ, напримръ, онъ разсуждаетъ о порядк идей:
‘Знанія могутъ быть или о существованіи чего-либо, или о природ чего-либо существующаго, или о какомъ-нибудь свойств его, или о его причин или дли, или наконецъ о его сходств съ чмъ-нибудь, или различіи отъ чего-нибудь. Если до соприкосновенія съ вншнимъ міромъ разумъ не иметъ никакого существованія, то въ такомъ случа, изъ этихъ шести видовъ знанія въ немъ безразлично можетъ образоваться первымъ каждое. Посмотримъ, дйствительно-ли это можетъ произойти. И опытъ (его можетъ совершить каждый на себ), и наблюденіе надъ другими, и размышленіе одинаково убждаютъ насъ, что нтъ. Разумъ не можетъ образовать первое представленіе о природ чего-либо, потому что въ немъ нтъ еще представленія о существованіи чего-либо, разумъ не можетъ сперва узнать о свойств предмета, а потомъ о томъ, что существуетъ предметъ, обладающій этимъ свойствомъ, онъ не можетъ узнать сперва о цли чего-либо, а потомъ о томъ, что есть нчто, имющее цль, и т. д. Однимъ словомъ, опытъ убждаетъ, что и получаемыя разумомъ впечатлнія, и представленія возникающія въ немъ, слдуютъ одно за другимъ въ нкоторомъ строго опредленномъ порядк, правильность котораго не въ состояніи нарушить ни природа, ни самъ человкъ. Именно, первое соприкосновеніе разума съ міромъ вншнимъ необходимо отразится нкоторымъ сознаніемъ, которое будетъ первымъ для него, и этимъ сознаніемъ неизмнно будетъ идея чистаго существованія: ‘есть нчто’ — вотъ первое, что говоритъ въ себ разумъ, первое движеніе его, первая жизнь въ немъ. Идея чистаго бытія ране всхъ другихъ вступаетъ въ разумъ и составляетъ первое реальное, уже сформировавшееся содержаніе его’ (стр. 32, 33).
Такое же первое мсто, какъ извстно, занимаетъ категорія чистаго бытія въ Логик Гегеля, первая часть которой и называется ученіемъ о бытіи. Вторая категорія нашего автора, сущность, соотвтствуетъ второй части Логики Гегеля, которая называется ученіемъ о сущности. Наконецъ, третья главная категорія у Гегеля есть понятіе, предметъ послдней части Логики, и у нашего автора атому соотвтствуетъ идея свойствъ или аттрибутовъ. Группу первыхъ трехъ идей нашъ авторъ отдляетъ отъ остальныхъ въ особое цлое и полагаетъ, что ими ‘исчерпывается познаваемое, разсматриваемое въ самомъ себ’.
Не будемъ продолжать этихъ сближеній, и также не будемъ длать оговорокъ, которыхъ потребовало бы совершенно точное сравненіе. Мы хотли только указать на сходство въ основныхъ пріемахъ. Понятно, что, при подобномъ сходств, и выводы нашего автора должны походить на заключенія Гегелевой метафизики. Напримръ, онъ говоритъ:
‘Разумъ есть какъ бы міръ, выраженный въ символахъ, міръ есть какъ бы разумъ, выраженный въ вещахъ, и только поэтому возможно познаніе міра разумомъ, возможно пониманій, возникающее о мір въ разум, возможенъ міръ идей, отличныхъ отъ этихъ соотносительныхъ началъ, не изъ нихъ возникающій, но черезъ ихъ соприкосновеніе. Какъ будто все безконечно долгое и безконечно сложное развитіе свое космосъ совершилъ только для того, чтобы создать этотъ загадочный разумъ и, какъ въ смени своемъ, соединить въ немъ все, что онъ самъ заключалъ въ себ отъ начала, или какъ будто самъ разумъ раскрылся въ этомъ мір вещей, подобно тому, какъ содержимое сменъ раскрывается въ растеніи изъ него вырастающемъ. И если объясненія этого соотношенія мы не находимъ въ ихъ одновременномъ существованіи, если отъ начала мы видимъ его уже предустановленнымъ, то мы вынуждены искать разгадки этого явленія въ общемъ происхожденіи и космоса, и разума: было нчто, что дало жизнь и разуму, и космосу и что вложило и въ космосъ разумность, и въ разумъ космичность, что совмщало въ себ и то, и другое, но что не было въ отдльности ни тмъ, ни другимъ’ (стр. 60, 61).
Не смотря на нершительность тона и даже колебаніе самой мысли въ этомъ мст, мы видимъ, что мысль автора идетъ прямо по дорог къ абсолютному, и что ее останавливаетъ только эмпирическій взглядъ на все дло. Авторъ, очевидно, обладающій діалектическими способностями, по видимому, однако, не знакомъ съ понятіемъ діалектическаго метода, посредствомъ котораго Гегель выводилъ одну ‘идею’ изъ другой и показывалъ, какъ чистое мышленіе порождаетъ свои категоріи.
Мы не будемъ слдить за дальнйшими разсужденіями разсматриваемой книги и не станемъ трудиться надъ сопоставленіемъ этихъ разсужденій съ извстными философскими ученіями. Этотъ трудъ надлежало бы совершить самому автору, но онъ, слишкомъ занятый развитіемъ собственныхъ мыслей, наполняющихъ всю его толстую книгу, почти нигд не упоминаетъ какихъ-нибудь философскихъ именъ. Подобное отсутствіе всякихъ ссылокъ на предшественниковъ, всякаго указанія связи съ прежними ученіями, встрчается иногда въ философскихъ книгахъ, и именно въ тхъ, которыя имютъ притязаніе на большую оригинальность, на полную реформу науки. Такъ, ни одной ссылки на другихъ философовъ нтъ въ ‘Критик чистаго разума’ Канта и въ ‘Феноменологіи духа’ Гегеля. Но Кантъ прямо исходилъ изъ господствовавшей въ его время Вольфовской философіи, а Гегель — изъ философіи Шеллинга, находившейся въ самомъ зенит своего развитія. Между тмъ, относительно книги, которую мы разбираемъ, мы не можемъ указать ученія или школы, къ которой она примыкала бы, или изъ которой исходила бы.
Все сочиненіе ‘О пониманіи’ раздляется на три части: 1) Опредленіе науки, 2) Строеніе науки и 3) О соотношеніи между наукою, природою человка и его жизнью.
Въ первой части излагается основаніе всего сочиненія, именно разъясняется понятіе о наук, о разум, какъ источник науки, и объ идеяхъ или схемахъ разума, какъ основныхъ формахъ пониманія.
Вторая часть содержитъ въ себ планъ всей науки или всхъ возможныхъ наукъ, планъ построенный на основаніи требованій, указанныхъ въ первой части. Этотъ планъ собственно есть перечисленіе и формулированіе всякого рода вопросовъ, какіе должны ршать различныя частныя науки. Понятно, что эта часть сочиненія занимаетъ всего больше мста, девять десятыхъ всей книги. Въ предисловіи авторъ говоритъ: ‘Мы не ограничиваемся одною формальною стороною, но присоединимъ къ ней многое, что касается самого содержанія. Именно, отмчая формы, изъ которыхъ слагается наука, будемъ всякій разъ или устанавливать истины, которыя должны лечь въ основаніе каждой изъ нихъ, или указывать путь, которымъ эти истины могутъ быть найдены’ (стр. XI). Такимъ образомъ, изложеніе категорій и вопросовъ каждой науки переходитъ по мстамъ въ изложеніе ршенія этихъ вопросовъ и подведенія фактовъ подъ категоріи. Эти вставки, гд авторъ выходитъ изъ сти своихъ подраздленій и обобщеній и останавливается на частномъ предмет, имющемъ ясную опредленность, составляютъ конечно, лучшую часть книги и часто отличаются тонкостью и глубиною замчаній. Укажемъ на разсужденія вообще о словесности, какъ искусств (стр. 506—518), въ частности о русской изящной литератур (стр. 518—524), также на мысли о религіи (стр. 541—554), на главу о добр и зл (стр. 582—611), и т. д. Не смотря на то, что иногда нельзя согласиться съ терминологіею автора, что слишкомъ ршительныя утвержденія часто требуютъ поправки и оговорки, нельзя не видть, что автору доступны очень глубокія стороны этихъ важныхъ предметовъ, и нельзя не чувствовать живости и теплоты его мыслей.
Что касается классификаціи наукъ и плана каждой изъ нихъ, то тутъ передъ нами открывается необозримое поле всякихъ вопросовъ и соображеній. Вполн удивительно терпніе и вниманіе, съ которымъ авторъ разработалъ свою систему человческихъ знаній. Къ книг приложены три огромныя таблицы, на которыхъ синоптически изображена вся классификація. Эти таблицы несравненно подробне той таблицы, которая приложена Даламберомъ къ первому тому Encyclopйdie и составлена по плану Бэкона, он подробне и таблицы Ампера, въ которой перечисляется 160 наукъ, или уже. существующихъ, или только еще желательныхъ. Амперъ придумалъ и названія для каждой изъ предлагаемыхъ имъ наукъ, нашъ авторъ ограничивается только указаніемъ предметовъ или вопросовъ, подлежащихъ изслдованію.
Много и долго пришлось бы разсуждать, если бы мы вздумали оцнивать безусловное и сравнительное значеніе подобныхъ классификацій. Собственно, каждое подраздленіе составляетъ тутъ вопросъ и требуетъ строгаго оправданія. Если же авторъ касается наукъ, уже существующихъ, то онъ долженъ очень ясно понимать ихъ дйствительныя границы и установившіеся въ нихъ отдлы, и онъ не можетъ отступать отъ этихъ границъ и отдловъ иначе, какъ указывая обстоятельно и отчетливо основанія для своихъ отступленій. Такимъ образомъ, для составленія подобной всеобщей классификаціи нужны очень обширныя познанія и очень сложныя и многообъемлющія разсужденія. И критика могла бы здсь найти широкое поприще для всякаго рода замчаній. Но, останавливаясь на этихъ частностяхъ, мы только отодвинули бы на задній планъ существенную сторону дла. Сущность дла во всхъ подобныхъ предпріятіяхъ, очевидно, заключается въ основныхъ началахъ, которыя прилагаются къ каждой области знанія, и посредствомъ которыхъ авторъ думаетъ обнять всю эту область и возвести ее до высшей степени научности. Это вполн законныя стремленія, и законность ихъ не терпитъ никакого ущерба отъ того, что они весьма несовершенно выполняются. Мы видли семъ главныхъ категорій нашего автора, онъ повсюду ихъ примняетъ, и везд у него получаются седмеричныя дленія научныхъ областей. Поэтому сужденіе о его систем наукъ будетъ, очевидно, зависть отъ нашей оцнки его основныхъ категорій.
Всего сказаннаго, кажется, достаточно, чтобы получить нкоторое общее понятіе о разбираемой книг. Мы привели нкоторыя выдержки изъ нея, чтобы показать и пріемы мышленія автора, и самый способъ изложенія. Но мы не вдавались въ опредленіе врности или ошибочности его взглядовъ. Они требуютъ, конечно, многихъ развитій и поправокъ, и, къ несчастію, въ той области, къ которой они относятся, настоящую цну иметъ только то, что доведено до конца, что можетъ выдержать самую строгую пробу. Такую цнность трудно признать за этою обширною попыткой изобразить ‘внутреннее строеніе науки какъ цльнаго знанія’. Но нельзя не сочувствовать направленію книги, нельзя отрицать законность задачи, которой она посвящена, и не признать, что авторъ обнаруживаетъ въ своихъ разсужденіяхъ и умъ, и талантъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека