Новые стихотворения, Кошкаров Сергей Николаевич, Год: 1909

Поэзия
Время на прочтение: 19 минут(ы)
Скачать в PDF

Под телеграфным столбом

Старый Пахомыч дорогой большой
С внуком Ванюшей плелся раз домой,
Внучек был болен, он тихо шагал, —
Путь-то был дальний и мальчик устал.
‘Дедушка милый, неможется мне
Сядем вот здесь, отдохнем в стороне…
Скоро-ль деревня?’ — ‘Да будет верст пять…
Только бы рощу вон ту миновать, —
Там уже близко… А ты потерпи,
Видишь, как славно весною в степи:
Яркое солнце сверкает лучом,
Птички порхают, щебечут кругом’…
Ваня не слышит, поник головой, —
Тихо шагает усталый, больной…
Старый Пахомыч печально глядит:
‘Болен ты, Ваня, — головка горит…
Будет мне горя с тобою опять,
Снова ты начал, бедняжка, хворать…
Что-же, присядем вот здесь под столбом,
Славно цветы здесь пестреют кругом…
Чу!.. Ветерок со степи набежал..
Столб, загудел, застонал, задрожал.
‘Ты не тревожься, ну что за беда!
Это гудят и поют провода!..’
Сели. Свой старый, дырявый армяк
Внучку родному Пахомыч добряк
Грустно послал, и Ванюша прилег,
Трудно бедняжке, совсем занемог…
К дедушке внучек прижался, дрожит:
‘Дедушка, слушай — нам кто-то грозит!
Кто-то там страшный поет с высоты…
Дедушка, дедушка, слышишь-ли ты?..’
— ‘Полно, Ванюша, какая беда? —
Это гудят и поют провода!..’
Ваня замолк… И как будто сквозь сон: —
‘Дедушка, дедушка, шепчет вновь он,
Слышишь, как струны звенят в вышине?..
Ангел Господень поет это мне…
Слышишь, как крылья его шелестят?
Вот и еще и еще к нам летят…
Льется их песня… Звенит с высоты…
Дедушка… дедушка, слышишь-ли ты?..’
Вот они смолкли… Опять надо мной
Голос раздался и страшный и злой,
Снова грозит он, поет и кричит,
Громко хохочет, куда-то спешит…
Вот загудел, зашипел все быстрей,
Кружится, вьется над нами, как змей…
Кто это, дедушка, там в вышине?
Дедушка, дедушка, страшно как мне!..’
— ‘Полно, Ванюша, беда? —
Это гудят и поют провода!..’
Смолкнул Ванюша… Раскрывши глаза,
Зорко он смотрит — глядит в небеса…
Новая песня звенит с высоты…
‘Дедушка, дедушка, слышишь-ли ты?’
Старый Пахомыч заслушался сам:
‘Правда, как будто поет кто-то там…
Славно поют провода и гудят, —
Словно там струны какие звенят,
Словно кто плачет, рыдает, зовет,
Словно кто грустную песню поет…’
Вспомнил Пахомыч былые года,
Жизнь была та же — печаль, да нужда!
Часто так вьюга зимой под окном
Пела, кружилась во мраке ночном,
Песни те были печальны, грустны,
Горя и скорби тяжелой полны…
Вот ветерок набежал посвежей —
Струны рокочут, звенят веселей, —
Светлая, бодрая песня звучит…
Столб задрожал весь, поет и гудит…
Словно там праздник… Как будто народ
Смело и бодро идет и идет…
— ‘Слышишь-ли дедушка, шум там какой?
Кто-же, скажи, там поет надо мной?’
Зорко Пахомыч на небо глядит:
Чудная песня звенит и звенит…
Песня свободна, воздушна, легка…
Радостно блещут глаза старика,
Нежно он внука ласкает рукой:
‘Спи, мой малютка, лежи, дорогой!..
Полно, не бойся, какая беда?
Эго гудят и поют провода!..
Пусть они дольше гудят и поют —
Радость на землю они принесут…
Правда придет к нам… и скроется ложь…
Вырастешь, Ваня, и сам все поймешь!’

Отрывки из воспоминаний

Отец мой жил, как раб в неволе.
Бывало, солнышко взойдет,
А он, больной, на пашне в поле,
За клячей старою бредет,
Идет, шатаясь, пашней тощей…
Я был тогда и глуп, и мал,
На целый день в поля и рощи
Я из деревни убегал…
Я рвал цветы… Мне ландыш тонкий
Привет шептал в лесной тиши
И птичка весело в глуши
Меня встречала песней звонкой.
Ручей журчал невдалеке,
Струей сверкая серебристой,
И выбегал, смеясь, к реке
На тихий берег каменистый.
Широкой лентой голубой
Река струилася лениво…
И очарованный, немой,
Следил за нею я с обрыва…
А дальше — крадучись, тайком,
Я шел смотреть на барский дом,
И он вставал передо мною,
Сверкая чудной красотою.
* * *
Рядами легких, стройных башен
Был барский дом кругом украшен,
Пред ним фонтан и дивный сад…
Зеркальных окон длинный ряд
От солнца весь сверкал огнями.
Всегда был полон дом гостями…
Печали, горя он не знал,
Он весь смеялся и сверкал!
Террасы светлые ступени…
На них решетки вырезной
Легли узорчатые тени…
Простерши руки пред собой,
Вблизи, на белом пьедестале,
Два светлых ангела стояли…
На клумбах дивные цветы,
Господской прихоти затеи,
Легли на пышные кусты.
Тонули в зелени аллеи…
И в легком сумраке аллей
Был слышен громкий смех гостей…
Звенели тихо, нежно струны…
И чей-то голос молодой,
Весь полон страсти неземной,
Рыдал о светлой жизни юной.
Звучала песня… Нежной лаской
Ложилась на сердце она,
Душа была потрясена
И очарована, как сказкой.
* * *
Весенний вечер наступал…
Средь зеленеющего сада
Ложились сумрак и прохлада…
Уж соловей не раз свистал…
И, очарованный, домой
Я шел, поникнув головой…
Роса ложилась на равнины,
Родные, бледные картины
Вставали снова предо мной…
Как за решетчатой оградой
Сверкало солнце за леском,
Крича и хлопая кнутом,
Пастух уж гнал в деревню стадо.
И тени всюду на поля
Ложились длинными рядами,
Дышала влажными парами
Сохою взрытая земля.
Чернели пашни… Предо мною
Виднелись избы в стороне.
И грусть давила сердце мне
Какой-то тайною тоскою…

* * *

Оберегал господской сад,
Следил за ним ревниво, строго,
Садовник старый Каллистрат.
Он был отцу сродни немного…
Меня любил он, баловал…
Я к Каллистрату забегал
Частенько в сад… Седой, косматый,
Высокий, рослый, бородатый,
Старик имел угрюмый вид,
Смотрел на всех сердито, строго…
Несчастья, горя и обид
Он в жизни встретил очень много…
И дожил он до дряхлых дней,
Боясь, чуждаяся людей…
И одинокий и угрюмый
Он мне свои поведал думы…
Он говорил мне: ‘Что ни год,
То мне становится понятней,
Как все бедней и неопрятней
Кругом становится народ…
Все обветшало, все упало,
И в людях чести стало мало!..’
Но я рассеянно внимал
И слов его не понимал.
И, погружась в свои мечты,
Старик с улыбкой светлой, ясной,
Шептал тайком: ‘Одни прекрасны…
Не люди, нет, — цветы, цветы…
От них обид никто не встретит…
Над ними солнце ярче светит…’
Старик мне многое открыл,
Хоть нелюдим и скрытен был,
Из тайны прошлого былого…
И я узнал так много, много
Про барский дом… Там жизнь иная:
Там в блеске, в золоте сверкая,
Живет, с гостями веселясь,
Помещик знатный, гордый князь…
Его желаньям нет границы —
Они свободны, словно птицы,
Что вьются в небе голубом
Над зеленеющим холмом…

* * *

За то холодною зимой
Над мертвою равниной белой
Господский дом стоял пустой,
Угрюмый, хмурый, почернелый…
Фонтан молчал… И все кругом
Объято было мертвым сном.
Над снежной пеленой глубокой
Стонал лишь ветер одиноко…
Хозяин дома, гордый князь,
Жил в Петербурге, веселясь,
Давал друзьям балы, обеды,
И для красивой, милой Леды
Цветы, подарки покупал
И деньги бешено бросал…
Богат, красив собою, знатен,
Был наш помещик, князь Гусятин,
Высокородный господин
Имел сто тысяч десятин.
Но он считал, что он обижен,
Судьбой безжалостно унижен:
Имели предки в старину
Почти что целую страну!..
И он завидовал друзьям:
Баронам, графам и князьям —
Их предков земли сохранились,
И чем они пред ним кичились!
Так триста тысяч десятин
Имеет граф Сковородин.
А если земли взять барона, —
Его доходы с полмильона…
И князь Гусятин тут, вздыхая,
Проклятье деду посылал: —
Он, деньги бешено кидая,
Так много, много промотал…

* * *

Отец мой был крестьянин бедный,
Здоровья не дал Бог ему…
Чтоб не надеть на нас суму,
Он в поле каждый грош нам медный
Горячим потом добывал
Он счастья, радости не знал,
Ему судьба терпеть велела,
Земли имел он полнадела!
На ней он сеял рожь, овес,
Под паром оставлял не мало,
И каждый год она давала
Не столько хлеба — сколько слез.
Законом, в силу разных правил,
Быть может в них кто и слукавил —
Но всей деревне, для крестьян,
Положен был большой изъян
В земле надельной… В барской воле
Остались лучший луг и поле…
Нам их не отдали в надел —
Отдать их князь не захотел…
И речи шли меж стариками…
Не прямо… так… обиняками: —
‘Хотел пожаловать нас Царь,
Да не пожаловал нас псарь’…
Зато, боясь нужды злодейки,
Чтобы скопить гроши, копейки,
Деревни нашей мужики
Арендовали близь реки
Поля господские издавна,
Платя за них рубли исправно,
И обходились они в год
Рублей без малого в пятьсот,
И управляющий именья
Оброк сбирал без замедленья…
Так были у господских рук
Все сорок деревень вокруг.

* * *

Поля, леса родного края,
Близь рек поемные луга —
Цветете вы весной не зная
Тяжелой доли бедняка.
Нуждой измученный, угрюмый,
Бредет крестьянин полосой
И с невеселой горькой думой
Глядит на край родимый свой…
Он отдает и труд и силы
Для вас, родимые поля,
Но урожай желанный, милый,
Он соберет не для себя…
Пластает землю плуг тяжелый,
Идет по пашне борона…
Рыдает песней невеселой
Моя родная сторона!..

* * *

И умер бедный мой отец
Нуждой истерзанный в конец.
Я помню ночь… Шумела вьюга…
Страдая тяжко от недуга,
Отец метался и стонал.
И тихо, робко повторял:
‘Дай срок, дай срок, ну хоть не много,
Ну подожди, ну ради Бога!..
За землю деньги я отдам…
Землицы мало знаешь сам…’
И было страшно вьюга злилась…
И дико бешено носилась,
Кружася в сумраке ночном…
И кто-то плакал за окном,
А день пришел — отца не стало…
Тут было слез в семье не мало.
Неделька минула одна —
И в дом приехал старшина:
Именье наше описали
И со двора корову взяли.
И говорили мужики —
За землю будто, за долги…

* * *

И много лет прошло потом.
Былое кажется мне сном…
Уж грезам детства нет возврата!
Душа усталая объята
Тяжелой думой роковой!..
Покинув край родимый свой,
Я много в жизни видел горя
И много плакал и страдал,
И, чуждый всем, я погибал
Средь пошлой жизни, словно в море…
Но я все вынес, перенес,
Я стал певцом родного края
И песнь моя звучит, рыдая, —
В ней много горя, много слез!
Я помню, помню день счастливый,
Когда, вернувшись в край родной,
Я вновь увидел пред собой
Поля, леса, деревни, нивы,
И дом мой милый, дом родной,
И берег речки молчаливый…
И, вспоминая о былом,
Я шел родимыми полями…
Лесок прошел… И вдруг огнями
Вдали сверкнул господский дом.
И дрогнул я… в душе моей
Вдруг стало сумрачней, темней,
И сжалась грудь моя больная…
И песня грустная, рыдая,
Как нож вонзаясь в сердце мне,
Вдруг зазвучала в стороне…
Склонясь уныло над сохою,
Брел пахарь тощей полосою
И песнь его была грустна
И стона скорбного полна…
Я слушал звуки эти жадно,
Они среди родных полей
Рыдали в песне безотрадной
О бедной родине моей!

* * *

Они с улыбкою румяной
К себе позвали в дом меня…
Там было шумно… Голос пьяный
Кричал, ругаясь и браня…
И я вошел к ним молчаливо,
И стало мне чего-то жаль,
Смеясь, мужчины пили пиво,
Качались тени их лениво,
Табачный дым вился в спираль…
И дерзко в такт смеялись скрипки
Духами пахло и вином…
И, разливая свет свой зыбкий,
Дрожала люстра над столом.
У женщин были ярки платья,
Сверкал нахально взгляд у всех…
Я помню белых рук объятья,
И чей-то гадкий, сиплый смех.
К моим устам уста припали,
Сказал мне кто-то: ‘милый мой!’
И нам вина, я помню, дали,
Меня сильней к груди прижали
И тень смеялась надо мной…
Старухой старой, гадкой, мерзкой
Она кривлялась в вышине
На ярко-розовой стене…
И чей-то голос грубый, дерзкий
Кричать вдруг начал что-то мне…
И долго он потом безумно
Кружился в зале, хохотал…
Там кто-то в сером танцевал…
И все смеялись, было шумно!..
А я смотрел, как сквозь туман,
И скрипок млеющие звуки
Вливали в сердце мне дурман…
Я за стаканом пил стакан…
И кто-то мне, сжимая руки,
Шептал, ласкаясь, нежно вздор…
А дальше вспомнить… мерзко… гадко…
Объятья… трепет… томный взор….
И, уходя походкой шаткой,
Я свой оплакивал позор!..

* * *

Я понял все… Я отгадал…
Примите труд мой скромный,
Как вы, я мучился, страдал,
Средь жизни этой темной…
Как комнатный больной цветок,
Я видел мало света,
Томился, рос я — одинок,
Без солнца, без привета…
Я этот мир считал тюрьмой,
Он мне казался тесен
И страстно ждал я день иной,
Восторгов, светлых песен…
Я встретил вас… Вы не могли
Помочь мне в горькой доле,
Вы тоже, как цветок росли
Средь хмурых стен, в неволе…
Я понял все… Я отгадал…
Примите, труд мой скромный,
Как вы, я мучился, страдал,
Средь жизни этой темной!

На сенокосе

Вот и степь предо мной… Отблеск ранней зари
В золотых облаках разгорается…
А кругом тишина… Лишь звенят косари,
Да пичужка поет, заливается…
Молодцы — косари протянулися в ряд,
Им работа — как будто забавушка!
Бодро цепью идут, косы блещут, звенят
И к земле преклоняется травушка.
А заря все светлей и светлее вдали…
Бьются ласточки, в небе купаются…
Вон с далеких полей поднялись журавли, —
Высоко, высоко поднимаются!
Золотые лучи и дрожат и горят,
Скоро солнце покажется ясное…
Как в степи хорошо!.. Косы блещут, звенят…
Здравствуй утро родное, прекрасное!

* * *

С тобой не знал я страсти нежной…
Во мне кипела бурно кровь,
Я проклинал твою любовь,
Бежал, безумствуя, и вновь
Искал, молил ее, мятежный…
Я был душой тревожен, дик,
И в час полуночный свиданья,
Впивая уст твоих лобзанья.
Я заглушал любви страданья
В блаженстве чудном лишь на миг.
Ты мне сжимала нежно руки…
А я, встревоженный мечтой,
Свиданьем радостным с тобой,
Твоим лобзаньем, красотой,
Вновь полон страсти был и муки.
Нет, нежно я любить не мог
Моя душа огнем пылала,
С тобой в блаженстве замирала,
И если б вдруг тебя не стало, —
То я завял-бы, как венок!

* * *

Крепок я, братец, был смолоду…
Двести мне верст — пустяки,
Так-то я хаживал в Вологду,
Ноги-то были легки.
Ныне — ушла моя силушка,
Стар я служу, пастухом!
Скоро сырая могилушка
Скроет меня под крестом…
Что же, пора, я измаялся.
Время пришло отдохнуть,
Весь износился, состарился,
Ноет усталая грудь…
Жизнь моя, Богом хранимая,
Вся-то в труде протекла,
Силу сторонка родимая
Мне, знать, не даром дала…
Много здесь леса мы сплавили,
Много покорчили пней,
Землю вспахали, разгладили,
Только вот пользы нет в ней…
Наша сторонушка бедная…
Горькое-горе, нужда,
Песни поют здесь победные…
Каждой весною вода
Грозно из рек поднимается,
Все заливая кругом,
Стонет крестьянин и мается, —
Почва здесь — глина с песком!
Лето короткое, вялое.
Здесь не порадует взор,
Солнышко — словно усталое…
Жалок, печален простор.
Едешь — в пути попадаются —
Сосны… болота… пески…
Дикие утки купаются,
Стонут, кричат кулики.
Часто с ружьишком я хаживал,
Уток стрелял, куликов,
Верши здесь ставить налаживал,
Лавливал щук, окуньков…
Щука зубастая… утка-ли…
С ними здесь делать-то что?
Город уездный наш, шутка-ли,
Будет отсюда верст сто!
Редки здесь, братец, селения,
Беден, печален народ…
Грешны пред Богом моления…
Вечный в краю недород!

* * *

Скажи, — там был ли ты, где мирные дубравы
Красуются под чистой неба синевой,
Где пахарь-труженик, склоняся над сохою,
Бредет в тиши уныл по пашне трудовой?
Поля, леса, деревни, рощи, нивы…
Любил-ли ты бродить, печальный и немой,
По тихим берегам, по глинистым обрывам,
Где чайки стонут, плачут над рекой?…
Любил ли слушать ты печальные напевы,
И песни грустные и полные скорбей,
Что поздно вечером, склоняся над свирелью,
Играет пастушек средь сумрачных полей?..
Ты знаешь-ли людей запуганных и темных?
Мой милый друг, когда их вижу я,
Тогда в душе моей так много слез и скорби, —
О, бедный, бедный край!… О, родина моя!..

* * *

Домой я еду невеселый,
Душа печальна и грустна…
А на полях моих родимых
Такая скорбь и тишина.
Вдали виднеются деревни,
Сверкает сонная река,
И в вышине — так хмуро небо,
И так унылы облака.
Вот лошадь тощая, телега,
Мужик угрюмый… В стороне
Спешит куда-то, подбоченясь,
Урядник пьяный на коне…
Прими привет, мой край родимый
Тебя я снова узнаю,
И на полях твоих читаю
Всю долю горькую твою!

* * *

Вьются белые снежинки,
Заметают санный путь…
Ну, пошел-же, конь мой серый,
Понатуж сильнее грудь!..
Этот путь тебе знакомый,
А дорога так легка…
И горит вся в лентах алых
Золоченая дуга.
На крылечке встретит Таня,
Заблестят у ней глаза,
Обоймет меня, согреет,
Вволю даст тебе овса…
Вьются белые снежинки,
Заметают санный путь…
Ну, пошел же, конь мой серый,
Понатуж сильнее грудь!

* * *

Я иду зеленым лугом…
Светлой лентой, полукругом,
Изогнулася река.
На душе — светло, отрадно…
И ловлю я грудью жадно
Дуновенье ветерка.
В синем небе жаворонок…
Голосок и чист и звонок,
Замирает нежно трель…
А в ложбине, где осока,
Не смолкая, одиноко,
Стонет, плачет коростель.
Я иду зеленым лугом…
Светлой лентой, полукругом,
Изогнулася река.
На душе светло, отрадно…
И ловлю я грудью жадно
Дуновенье ветерка…

* * *

Зимою… вечером… когда бушует вьюга…
Когда я одинок и сердце у меня
Щемит тоска, души моей подруга, —
Беру я письма старые от друга…
Их вновь читаю я…
Их вновь читаю я!..
В вечерней тишине… чуть лампа нежным светом
Страницы бледные печально озарит…
А я — я вновь живу!.. Все светлое с приветом,
С живой весной, с былым веселым летом,
Смеясь ко мне спешит…
Смеясь ко мне спешит!..
И каждого письма поблекшая страница
Чарует и живит мой скромный уголок…
И прежних светлых дней проходит вереница…
Я слышу бодрый смех… Друзей я вижу лица…
И я не одинок…
И я не одинок!..
И снова счастлив я!.. И молод я душою!..
Пусть ночь темней, пусть вьюга у окна
И стонет и стучит костлявою рукою…
А я — я уношусь с восторженной мечтою…
Вокруг меня весна…
Вокруг меня весна!..

Мои слезы

Евгений, мой брат!.. Я печальный, угрюмый
Тоскую, грущу о тебе,
Мне сердце терзают тяжелые думы
И шлю я проклятье судьбе…
Пусть годы проходят, а я безутешен…
Нам выпала доля рабов…
И был ты, Евгений, невинный повешен
Меж черных позорных столбов.
Да, казнь совершилась… Твои оправданья
Не тронули грозных судей…
И горько я плакал — то были рыданья
Над родиной бедной моей!

* * *

Под вечер, на паре гнедых, губернатор
В коляске летел, развалясь…
Веселый, он думал: ‘Прочтет Император…
Затея моя удалась —
Вконец раздавил я гнилую крамолу!
Доклад мой оценит министр…
Сжимая в руке своей земство и школу,
Был тверд я в решеньях и быстр.
Я выслал из края народа немного,
Так — тысячу только всего…
Пускай вольнодумцы, этапной дорогой,
Меня побранят… ничего!
Терпеть не могу я гуманные меры,
Я старый вояка, солдат,
Так пусть же боятся, трепещут ‘эс-эры’
И гордый, презрительный взгляд
Тут бросил в толпу генерал поседелый,
И вдруг — побледнел, задрожал…
Какой-то рабочий и быстро и смело
К коляске его подбежал…
И бомба о камни упала, и с треском
Она разорвалась, и дым
Смешался з землею и с огненным блеском,
И с криком и стоном глухим…
Проклятье! Как будто бы демон из ада
Поднялся и цепи порвал,
И с хохотом грозным, средь дыма и смрада,
Могучий, ликующий встал!..
Рассеялся дым… И толпа задрожала:
Средь груды обломков, камней —
В крови голова генерала лежала
И билася пара коней!

* * *

И утро настало… Повсюду сновали
Газетчики с грудой газет
И громко они об убийстве кричали…
‘Кровавое дело… попали на след’…
Прочел торопливо в газете я местной:
‘К убийству причастны: еврей,
Студент, два рабочих, один неизвестный
И тоже, как видно, еврей…
Студент оказался — Сергей Забелянский,
Рабочий — Игнатий Ковров,
Еврей — типографщик Иосиф Миранский,
И сельский учитель — Лавров
Евгений’… И тут задрожав, замелькали
Все буквы в глазах у меня:
Евгений — мой брат! Мы вчера его ждали
В течении целого дня!
Он должен приехать вчера… Неужели
Он взят и посажен в тюрьму?
Я знаю его все желанья и цели —
Он зла не желал никому!
Он любит народ, но особой любовью…
Он верит, что русский народ
Свободу возьмет не пожаром, не кровью,
Иные пути он найдет!..
Евгений — учитель, в народные силы
Он верит так страстно душой,
И он ли, Евгений, и добрый, и милый —
Мог бросить снаряд роковой?

* * *

Поспешно домой я вернулся, не зная,
Как дома про брата сказать…
Но только вошел я — и сразу услышал,
Как плакала бедная мать.
Седой головою поникнув, безмолвно
Отец мой сидел у стола
И тихо из глаз по глубоким морщинам
Слеза за слезою текла…
Ужасная весть стариков поразила,
Она обогнала меня!..
Все было известно… И бледный, усталый
Заплакал, заплакал и я!..

* * *

Как сердце людское черство, безучастно!..
Три дня я просил, хлопотал,
Чтоб дали в тюрьме мне свидание с братом
Отец мой ходил, умолял,
Но тронуть не мог он мольбой прокурора,
Короток ответ был для нас:
‘Свиданье дадут вам, но вы подождите,
Я занят ужасно сейчас!’
О да, он был занят!.. Поспешно и быстро
Улики сбирались кругом…
И люди глумились над чувством высоким,
Над бедным несчастным отцом.

* * *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Желанный день пришел для нас…
В тюрьме свиданье разрешили!..
И мы бумагу получили,
В ней был указан день и час…
Пришли с отцом в тюрьму мы рано,
Нас попросили подождать,
Смотритель, рослый и румяный,
Дежурных начал распекать…
В широком, темном коридоре
Гремел его могучий бас…
Смотритель бросил взгляд на нас
И гнев его сверкнул во взоре…
В цепях кого-то провели
Солдаты с ружьями поспешно…
Раздался чей-то крик вдали…
И кто-то плакал безутешно!..
А время шло… Мы долго ждали…
И сердце билося в груди,
Душа была полна печали:
Что будет с братом впереди?..
Вот голосу чей-то… Нас позвали…
И загремел в дверях замок…
Отец переступил порог:
И бледный, с впалыми глазами
Предстал Евгений перед нами…
Евгений! Мой несчастный брат!
Я не забуду этой встречи!
В моей душе живут, звучат
Твои слова, твои все речи,
Что нам в тюрьме поведал ты…
Опять встают передо мною…
В тумане… бледные черты…
Евгений! Брат мой, это ты!..
И вновь охваченный тоскою
Я слышу голос пред собою:

Евгений.

Отец! Отец!.. Мой милый брат!
Как много вынес я страданья
От черных дум, от ожиданья…
Но вас я вижу — как я рад!
Отец — твой сын не виноват…
Взгляни в глаза мне без сомнений:
Я тот-же, добрый твой Евгений…
Гнетет меня твоя печаль…
О, как, отец, тебя мне жаль!
Под сводом сумрачным, тяжелым,
Тебя я видел здесь во сне:
Печальный, грустный, невеселый
Ты приходил сюда ко мне,
И здесь, обняв мои колени,
Рыдала мать моя не раз…
Отец, мой брат, молю я вас —
Не надо слез и сожалений!
Я много, много так страдал…
Охваченный тоской глубокой,
Во тьме тюремной, одинокий,
Я горько плакал и рыдал…
Но ныне сердцем я спокоен!
И в час тяжелый, роковой,
Готов молиться я душой,
Как перед грозной битвой воин,
За угнетенный край родной!
Не омрачу тоской жестокой
Последних дней моих закат…

Отец.

О, верю, верю я глубоко,
Что ты, мой сын, не виноват!
Об этом нет во мне сомнений…
Но как же вышло, почему
Ты взят, посажен здесь в тюрьму?
О, расскажи мне, мой Евгений!

Евгений.

Отец, отец, ты знаешь сам,
Как сильно я стремился к вам…
Обнять тебя, и мать, и брата,
Увидеть снова дом родной, —
Как страстно рвался я душой!
Моя душа была объята
Какой-то странною тоской,
Как знать, быть может роковой…
Я помню — вечер был прелестный…
С вокзала я стремился к вам,
Встречая франтов, модных дам…
И на панели было тесно.
Как раз тут встретился со мной
Один студент, знакомый мой,
Мы оба встретились случайно,
Я рад был встрече чрезвычайно.
Но в этот, в этот самый миг
Услышал я какой-то крик —
И грянул взрыв необычайный!
Вблизи, над местом роковым,
Взвился, поднялся черный дым.
Рыданья, плач, и стон и крики
Слилися в шум какой-то дикий…
Вблизи меня, где я стоял —
Лежал убитый генерал,
И кони бились и хрипели…
А мы все с ужасом глядели…
Отряд казаков прискакал:
Нас оцепили всех и с места
В тюрьму, к допросу повели…
Мы спорить с ними не могли…
И дни тяжелого ареста
Изведал я!..

Отец.

Евгений мой!
Придет нам правды день святой,
И ты расстанешься с тюрьмой.

Евгений.

О, нет, отец!.. Мой жребий брошен!
И мой конец уж не далек!
Пусть солнце светит… а цветок…
Косою в поле будет скошен!
Сберись-же с силами, отец!
Рассей несбыточные грезы,
Нет, не помогут нам и слезы —
Уж близок страшный мой конец.
И смерть близка моя, я знаю,
Не будем спорить мы с судьбой:
Я расстаюсь, отец, с тобой!..
Прости и брат мой… Я желаю,
Чтоб тверды были вы душой —
Мне будет казнь!..

Отец.

Мой сын! Евгений!
В суде улики разберут…
И верю я, о, без сомнений —
Тебе не страшён будет суд!
Пусть каждый вызванный свидетель
Там много скажет пред судом,
Но будешь ты и чист и светел,
Как солнце в небе голубом!

Брат.

О, да, Евгений, будет ясно,
Что ты ни в чем не виноват!

Евгений.

Отец… отец… Мой милый брат…
Вы говорите мне напрасно…
Настанет казни день ужасный —
И мне ее не миновать!
Я должен буду жизнь отдать,
Как жертва грозного закона…
И я отдам ее без стона, —
На плаху лягу головой
За бедный край родимый свой!
Мне акт предъявлен обвиненья…
И лживых масса в нем улик!
И нет в душе моей сомненья,
Что эту ложь всю, ухищренья, —
Уж не рассеет правды крик!
И что мои все оправданья?
Моя печаль, мои страданья?
Зачем мне плакать о себе? —
Под гнетом тяжким изнывая,
Страдает в тягостной борьбе
Моя отчизна дорогая!..
Народ запуган, беден, дик…
Ликуют в ней с душой продажной:
Развратник, вор, палач отважный,
Наемник наглый, клеветник…
Для них свободен путь кровавый…
Моя родимая страна
От жизни тягостной, бесправой,
Потрясена, развращена!..
И в ней — тлетворной речью лживой
С продажной совестью своей
О правде учит фарисей,
А сам, и сытый, и ленивый —
Уже давно забыл о ней!
И светлой правде нет привета…
Она осмеяна кругом…
И жизнь в краю моем родном
Идет во тьме, не зная света…
Я здесь томлюся одинокий…
И тих, бессилен голос мой…
Да, я расстануся с тюрьмой, —
То будет казни день жестокий!..

Брат.

Евгений! Много ты страдал!..
Я вижу — духом ты упал…
Но ты расстанешься с тюрьмою:
Оправдан будешь ты судом,
И встреча наша здесь с тобою
Тебе казаться будет сном.
Не взглянут судьи безучастно…
Защитой будет для тебя
Вся жизнь прошедшая твоя,
В ней все понятно так и ясно…
Ведь в земской школе, средь детей,
Душою нежною своей
Чуждался ты борьбы кровавой…

Евгений.

О, да!.. В стране моей бесправой
Я прожил жизнь свою в глуши…
В селе… И дни текли в тиши…
Мечты, надежды для души
Погибли, умерли без славы…
Их нет — они давно опали,
Как хмурой осенью цветы,
И мне остались дни печали…
Мой брат, и сам ведь знаешь ты,
Как наша жизнь бледна, бесцветна,
И ночь в стране моей родной
Легла тяжелой пеленой,
Она темна и беспросветна…
И если я в моей стране,
Средь темной ночи, в тишине,
Так страстно жаждал солнца, света,
То сколько вынес я за это!
Везде в краю моем родном,
Не я один, а все кругом
Томились, мучились, страдали…
И светлый день напрасно ждали!..
И что-ж, ужели я дитя?
Ужель могу поверить я,
Что там, в суде, страна иная? —
Нет, правда светлая, святая
И там нередко слезы льет…
И черный день ко мне придет:
Не миновать мне грозной казни!..
Ее я встречу без боязни…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Входит солдат:

Защитник к вам сейчас войдет!..

* * *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О, нет!.. Рассказать не имею я силы!..
Нас весть поразила как гром:
Виновным был признан Евгений мой милый
И был осужден он судом!..
И грозная казнь совершилась поспешно…
И горько я плакал, рыдал!..
Рыдали отец мой и мать безутешно…
Я хмурым и сумрачным стал.
Все стало мне чуждо… Доныне рыданья
Таю я в груди у себя…
И с братом последнее наше свиданье
Доныне терзает меня.
Пред смертью письмо написал нам Евгений,
Письмо нам вручили тайком…
О, сколько в душе моей слез и мучений,
Когда я грущу над письмом…

* * *

И горе, и слезы поведал я скрипке…
И струны дрожат под смычком,
И сладкие звуки, средь сумрака ночи,
Рыдают, поют о былом.
О, плачь мое сердце… Унылые звуки
И скорбного сердца печаль —
Сильнее вы рвитесь, рыдая, на волю,
Летите смелее вы в даль.
Как дороги сердцу печальные строки!..
Как много в них слез и скорбей!
Евгений! Отныне письмо твое стало
Любимою песней моей…

* * *

Письмо.

Ты все уже знаешь, родная:
Мне жизни осталось два дня,
Но в час роковой, дорогая,
Не плачь, не страшись за меня…
Отец мой, не падай душою…
Я сердцем спокоен, поверь,
Напрасны, отец, надо мною
Рыданья и слезы теперь…
О, брат мой! Хотел бы я много,
Прощаясь, тебе рассказать,
И сердцем над жизнью убогой
Как прежде, с тобою рыдать…
Нам радости не было в жизни,
Но кончен тяжелый мой путь…
Привет оставляя отчизне,
Тоской не терзаю я грудь…
Я верю, — заря золотая
Свободу стране подарит,
И правда, как солнце сверкая,
Родимый мой край озарит!

Лесная сказка

Я видел — в лесу, под зеленым кустом,
Красивая птичка лежала,
Беспомощно, вяло махая крылом,
Бедняжечка там умирала.
Напрасно ей солнце горячим лучом
С лазурного свода сверкало…
Забылась бедняжка, забылася сном —
И птички-певуньи не стало!
Я видел жучков и букашек там рой,
Беспечно они там играли,
И ярко и быстро над птичкою той
Кружились они и сверкали…
Но цветики, грустно склонясь головой,
Над птичкой печально стояли,
И капали тихо на землю росой,
И, капая, будто рыдали!..

* * *

Кто дал мне горячее сердце,
И голос правдивый, живой?..
О, кто меня позвал на битву
За край угнетенный, родной?
Кто в сердце вдохнул мне надежду,
Зарю предо мною зажег?
Кто думы навеял… и смело
Восстать на тирана помог?
В чертоге своем золоченом
Он дрогнул, услыша меня…
Свободно пред ним зазвучала
Могучая песня моя.
Слова у ней — бурное пламя,
А мысли, как острый кинжал,
Вонзалися каждому в сердце
И день роковой наступал…
Свободное, смелое слово.
Сияньем живого луча,
Встрежило сердце тирана,
Смутило покой палача!….
Изменой кровавой и черной
Я схвачен и брошен в тюрьму…
И гневно, звеня кандалами,
Гляжу я в тюремную тьму.
Я в крепкие цепи закован,
Я этих цепей не порву,
В окне за решеткой я вижу
Одну лишь небес синеву….
Но думы, заветные думы,
Летят далеко, далеко,
A песни мои огневые
В стране разлились широко!
Воркует ли голубь с голубкой,
Иль птичка вспорхнет над окном —
Сильнее душой я тоскую
О крае далеком, родном!
И сердце мое безутешно,
И думы терзают меня:
Под гнетом тяжелым тирана
Томится отчизна моя!
Летите вы, вольные птицы!…
В далеком, родимом краю
Друзей моих милых найдите
И скорбь расскажите мою!

* * *

Мои песни — песни флейты…
Я пою — несутся вдаль
Над отчизной, в скорбных звуках,
Горе, слезы и печаль.
Кто услышит мои песни,
Тот, я знаю, вслед за мной
Зарыдает и заплачет
Над отчизной дорогой…
Вспомнит он, как много горя
Средь родных его полей,
Сколько слез и сколько стона,
Неоплаканных скорбей.
Край мой милый, край родимый,
Ты рассвет напрасно ждал…
На поля, деревни, села
Сумрак ночи вновь упал…
Мои песни — песни флейты…
Я пою — несутся вдаль
Над отчизной, в скорбных звуках,
Горе, слезы и печаль.

* * *

Деревня наша бедная,
Землей она обижена…
А доля наша горькая,
Запугана, унижена.
Скотинка наша тощая
Идет-бредет, шатается,
Она зимой холодною —
Соломкою питается…
Родимых малых детушек
Болезни, наши вороги,
Косят, как в поле травушку…
Врачи, лекарства дороги…
И жаль детишек бедненьких,
Как в зимушку суровую
Идут они верст за восемь,
Учиться в школу новую…
Пуста мошна крестьянина,
Пришли к нам дни тяжелые,
Гнетут нас думы черные,
Все думы невеселые…
Придет весна зеленая —
Весь день на пашне трудишься,
Кипит работа спешная,
Кой как и позабудешься…
Идет косуля пашнею,
Шагает конь мой пегенький,
Весну на пашне весело
И он встречает бедненький!
Отхлынут с сердца думушки,
Глядишь — вокруг все радостно,
В кустах порхает пташечка
С веселой песней сладостной.
Эх, спел и я бы песенки
Веселые и складные,
Да с детства мной заучены
Все песни безотрадные!…

Горе Пантелея

Пантелей крестьянин мается
С волокитой злой тяжелою,
По судам бедняк таскается
С думой горькой, невеселою…
Написал он в суд прошение,
О земле хлопочет, трудится,
Будет суд, придет решение,
Бедняку земля присудится…
Ставить свечи пред иконами
В церкви Божей Пантелеюшка,
И твердит, крестясь, с поклонами:
‘Воротись ко мне, земелюшка!’
Вот и три годочка минуло,
А в суде все дело тянется…
Ой, ты, правда, где ты сгинула?
Где ты ходишь, Божья странница?
Ждет бедняк… И вот решение
Из суда ему читается:
‘Рассмотрели… и прошение
Без последствий оставляется!’
С. Н. Кошкаров. Новые стихотворения. Углич: Типография И. В. Колотилова, 1909
Кошкаров Сергей Николаевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Чары земли, Кошкаров Сергей Николаевич, Год: 1916
  2. Стихотворения и Басни, Кошкаров Сергей Николаевич, Год: 1907
  3. Стихотворения, Кошкаров Сергей Николаевич, Год: 1917
  4. Сермяжная Русь, Кошкаров Сергей Николаевич, Год: 1916
  5. Стихотворения, Булгаков Александр Иванович, Год: 1834
  6. Стихотворения, Кичуйский Вал., Год: 1914
  7. Стихотворения, Бефани Василий Павлович, Год: 1881
  8. Стихотворения, Федоров Борис Михайлович, Год: 1822
Электронная библиотека