Ник. Смирнов-Сокольский. Грозное оружие, Радищев Александр Николаевич, Год: 1983

О творчестве автора
Время на прочтение: 41 минут(ы)
Скачать в PDF

Ник. Смирнов-Сокольский

Грозное оружие

О прижизненных и ранних изданиях сочинений Александра Радищева

Ник. Смирнов-Сокольский. Рассказы о книгах. Издание пятое
М., ‘Книга’, 1983
В курганах книг,
похоронивших стих,
железки строк случайно обнаруживая,
вы
с уважением
ощупывайте их,
как старое,
но грозное оружие.
Вл. Маяковский.

ВСТУПЛЕНИЕ

В ‘курганах книг’, написанных людьми предыдущих поколений, понятие ‘старого, но грозного оружия’ как нельзя более подходит к книгам великого русского писателя-революционера Александра Николаевича Радищева.
Направленные против самодержавия, рабства и крепостничества, книги Радищева более ста лет были ‘жупелом’ для царского правительства, которое не только беспощадно уничтожало все издания сочинений Радищева, вышедшие при его жизни, но и позже яростно пресекало попытки некоторых смельчаков-издателей напечатать их вновь.
Начиная с 1790 до 1905 года книги Радищева жгут на кострах или перемалывают на бумажных фабриках.
Однако от каждого такого ‘аутодафе’, устроенного царской цензурой для книг Радищева, всегда оставалось несколько считанных экземпляров, припрятанных и почитателями революционных идей автора ‘Путешествия из Петербурга в Москву’, и некоторыми ревностными книголюбами.
С этих уцелевших экземпляров снимались многочисленные рукописные копии, которые потом, переходя из рук в руки, делали свое революционное дело. Имея в виду именно это распространение сочинений Радищева в списках, Пушкин писал: ‘Радищев рабства враг — цензуры избежал!’
Революция 1905 года на время сбила цензурные оковы с сочинений Радищева, но по-настоящему широко, полно и научно произведения его дошли до народа только в наше, советское время. Огромными тиражами, во всех видах и вариантах напечатаны и продолжают печататься книги Радищева.
Советские люди знают и высоко чтут писателя, который ‘нам вольность первый прорицал’.
Но чем больше сейчас выпускается новых книг Радищева, чем богаче и роскошней их одежда, печать и бумага, тем драгоценней становятся те немногие, скромные на вид, уцелевшие экземпляры его ‘Путешествия из Петербурга в Москву’ и других произведений, напечатанные при жизни писателя или после его смерти, до 1905 года.
Книги эти — замечательные реликвии истории развития русской общественной мысли, истории революционного движения в России.
Иметь экземпляр ‘подлинного Радищева’ всегда было заветной мечтой каждого библиофила, начиная с самого Пушкина. До наших дней сохранилось первое издание ‘Путешествия из Петербурга в Москву’ из личной библиотеки поэта, с его собственноручной надписью: ‘Экземпляр, бывший в Тайной канцелярии, заплачен 200 рублей. А. Пушкин’.
Судьба каждого уцелевшего экземпляра ‘потаенного Радищева’ чрезвычайно любопытна и полна самого романтического интереса.
Много лет назад, начав собирать старые русские книги, я поставил себе целью во что бы то ни стало найти ‘всего Радищева’. Старые, седые антиквары, узнав о моем намерении, стали встречать меня ироническими улыбками. Известный книжник Павел Петрович Шибанов, ‘Шаляпин книги’, как его называли, весьма сердито сказал мне:
— Помню я, молодой человек, какую-то историю с синицей. Она что-то там пыталась зажигать, что именно — я уже забыл, но история весьма поучительная…
Милейший человек Павел Петрович! К старости его беззаветная любовь к книге начала уже переходить в манию, хотя именно против маньячества в книжном собирательстве он сам выступал неоднократно.
Заведуя крупнейшим книжно-антикварным магазином ‘Международной книги’ в Москве, он начал припрятывать более или менее редкие книги и замечательные книги от покупателей. Прятать не для кого-нибудь, а просто от всех. Когда вы подходили к нему с горкой отобранных книг, он делал такое печальное лицо, что вам становилось неловко.
— Ну зачем вам ‘Полтава’ Пушкина? — вдруг начинал ‘советовать’ Павел Петрович. — Подумаешь, прижизненное издание! И вид у книги не первс классный — явно ‘усталый’ экземпляр. Подождите, найдете для себя безукоризненный.
Потом вдруг, увидев помеченную им же самим на книге цену, он всплескивал руками и начинал кричать:
— Как тридцать рублей! За такую книгу? За такой изумительный экземпляр? Это ошибка! Я должен проверить! Вы оставьте книгу и приходите завтра!
Люди, хорошо его знавшие, давали ему вдоволь накричаться и… шли платить в кассу. Огорченный Шибанов провожал их напутствиями:
— Да вы хоть берегите ‘Полтаву’! Ведь это же Пушкин! Понимаете ли — Пуш-кин! Первое издание!
Многие собиратели очень обязаны Павлу Петровичу Шибанову. Он как бы делился с ними своей неистощимой любовью к книгам.
О книгах Радищева Шибанов говорил непременно складывая молитвенно на груди руки и произнося каким-то свистящим шепотом: ‘Ра-ди-щев!’
Более молодой, но не менее замечательный книжник-антиквар, ныне здравствующий Алексей Григорьевич Миронов продавал книги, наоборот, весело, с улыбкой, радуясь вместе с вами находке.
—Лишь бы книга попала в хорошие руки! — говорил он при этом. Именно ему я обязан лучшими книгами в своей радищевиане. Однако для того чтобы собрать ее полностью (книги прижизненные и отпечатанные до 1905 года), тридцати с лишком лет поисков не хватило. Я так и не нашел пока двух, правда не самых главных, книг Радищева: ‘Офицерские упражнения’ и ‘Письмо к другу’.
Ниже делается попытка изложить историю и сделать подробное описание всех отдельно вышедших до 1905 года книг Радищева с указанием обстоятельств, сопровождающих их появление в свет и некоторыми другими подробностями. Работа разбита на главы, из которых каждая посвящена отдельным книгам Радищева в хронологическом порядке их выхода в свет.

ПЕРВАЯ КНИГА РАДИЩЕВА

Первой отдельно изданной печатной работой А. Н. Радищева был перевод с французского1, сделанный им после возвращения (в конце 1771 года) в Россию из Лейпцига, куда он был отправлен Екатериной II для ‘изучения юридических наук’.
Определенный после возвращения из-за границы на службу протоколистом в сенат, с присвоением ему чина титулярного советника, молодой Радищев быстро разочаровывается не только в службе, но и во всех попечениях Екатерины II о ‘благоденствии’ своих подданных. Не удовлетворяясь только чиновничьей деятельностью, Радищев ищет возможности попробовать свои силы в литературно-общественных делах.
Обратившись в основанное в 1768 году ‘Собрание, старающееся о переводе иностранных книг на российский язык’, Радищев получает для перевода труд французского публициста, историка и политического мыслителя аббата Маблй (1709—1785), ярого противника просвещенного абсолютизма, проповедывавшего в некоторых своих произведениях ‘уже прямо коммунистические теории’2. Произведение Мабли в переводе Радищева называлось ‘Размышления о греческой истории или о причинах благоденствия и несчастия греков’.
Не говоря уже о том, что с сочинениями Мабли, как и со многими другими произведениями французских просветителей, Радищев познакомился еще будучи в Лейпциге, выбор именно этого труда для перевода далеко не случаен. Вопрос о судьбе греческого народна, находившегося в то время под турецким владычеством, был для России весьма актуальным, связанным с происходившей тогда (1768—1774) русско-турецкой войной. Рабство греческого народа наталкивало Радищева на мысли о рабстве крепостных крестьян в России.
Первое издание книги Мабли на французском языке было осуществлено в 1749 году, второе, значительно переработанное,— в 1766. Радищев, читавший оба издания книги, делает перевод по второму.
Этой своей работой Радищев начинает активную борьбу против усердно распространявшегося тогда мнения о якобы просвещенном характере самодержавного правления Екатерины II.
Радищев не только переводит книгу Мабли. Он снабжает ее семью собственными примечаниями, одно из которых начинается более чем смелыми для того времени словами: ‘Самодержавство — есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние’.
Полностью это примечание занимает в книге всего двадцать строк, но оно, по определению Г. П. Макогоненко, ‘было по сути краткой политической статьей. Оно сразу включало Радищева в начатую просветителями борьбу’3.
Напечатан был этот перевод ‘Обществом, старающимся о напечатании книг’, созданным в 1773 году передовым деятелем русского просвещения Николаем Ивановичем Новиковым, в то время уже издателем нашумевших сатирических журналов ‘Трутень’ и ‘Живописец’.
Перевод Радищева вышел в 1773 году в Петербурге4. Напечатана книга была без имени переводчика в количестве 650 экземпляров. В архиве Академии наук имеются две расписки Радищева в получении гонорара за перевод: одна от 7 мая 1773 года на 60 рублей данных ему ‘в зачет’, а другая, от 6 декабря того же года, на 45 рублей ‘остальных’.
Трудно установить — почему именно эта книга Радищева стала столь большой библиографической редкостью. Отнюдь не только сравнительно малый тираж этому причиной. Надо думать, что после трагедии, разыгравшейся с Радищевым в 1790 году в связи с его книгой ‘Путешествие из Петербурга в Москву’, все печатные труды его, в том числе и перевод ‘Размышления о греческой истории’, всячески изымались и уничтожались как по линии официальной, так и по собственному почину держателей книг ‘крамольного’ автора: обнаружение таких книг при обыске не сулило ничего приятного их владельцам.
За долгие годы книжного собирательства я видел эту книгу в частном собрании только у одного, ныне покойного, И. Д. Смолянова, много поработавшего над библиографией Радищева. Из прижизненных изданий Радищева у него была лишь эта книга, но он весьма дорожил ею.
Оказавший мне помощь в приобретении ‘Размышлений’ А. Г. Миронов удостоверяет, что он почти за полувековой период работы с антикварной книгой впервые провел этот труд Радищева через свои руки.

‘ОФИЦЕРСКИЕ УПРАЖНЕНИЯ’

Упомянутые выше две расписки Радищева в получении гонорара за перевод книги Мабли имеют одну, весьма важную подробность.
Первая из расписок — от 7 мая 1773 года — подписана: ‘Титулярный советник Александр Радищев’, а вторая, от 6 декабря того же года, имеет подпись: ‘Штаба его сиятельства графа Якова Александровича Брюса обер-аудитор Александр Радищев’5.
Эта перемена титулов ясно говорит о том, что в период между двумя этими расписками Радищев бросает службу в сенате и определяется в армию, по той же юридической части, в качестве прокурора. По мнению Радищева и его ближайших друзей, соучеников по Лейпцигу А. М. Кутузова и А. К. Рубановского, также ушедших из сената, служба в армии давала больше досуга для их самостоятельной деятельности.
Однако служба в штабе Брюса, командира финляндской дивизии, дислоцированной тогда на Карельском перешейке, оказалась тяжкой. Сопровождавшие разбирательство проступков военнослужащих неизбежные шпицрутены, битье кнутом и батогами, с ‘вырыванием ноздрей’ и прочим членовредительством, достававшимися на долю основной массы рекрутчины из крепостного крестьянства,— все больше и больше открывали глаза Радищеву на страдания народа.
Здесь он, между прочим, встречается с одним из своих подчиненных по работе, аудитором Тобольского полка поручиком Федором Кречетовым, будущим организатором вольнодумного общества, за которое поручику после пришлось расплачиваться казематами Шлиссельбурга6.
Глубоко принципиальный в каждом своем поступке, Радищев не хотел прийти в армию несведущим в армейских делах человеком.
С этой целью он в том же ‘Собрании, старающемся о переводе иностранных книг’ берет для перевода, а следовательно, и для изучения, военно-технический труд неизвестного немецкого автора под названием ‘Офицерские упражнения’, в 4-х частях. На части первой имеется подзаголовок ‘Упражнения пехотных офицеров, от капитана до прапорщика, в окружных местах их гарнизона’. Часть вторая содержала ‘Упражнения пехотных офицеров от капитана до прапорщика вне их гарнизона’, часть третья — ‘Упражнения пехотных офицеров от полковника до капитана вне их гарнизона’, часть четвертая — ‘Маневры одного батальона, на восемь плутонгов разделенного, которые равномерно могут представить восемь батальонов, восемь бригад или восемь дивизионов’.
Приведенные здесь заглавия отдельных частей этого перевода дают представление о характере и содержании второго, отдельно вышедшего печатного труда Радищева.
Переводя книгу, Радищев хотел помочь среднему офицерскому составу русской армии, в то время почти лишенному каких-либо руководств в своем ратном деле.
Перевод был осуществлен Радищевым в 1773—1774 годах. Сохранились его расписки в получении за перевод первых двух частей 84 рублей, а за две последующие — 70 рублей. Книги были напечатаны тем же новиковским обществом, дела которого к этому времени настолько пошатнулись, что напечатанные в 1773 году первые две части, а вскоре за тем и две последующие из типографии не были выпущены. Известен только один экземпляр первых двух частей, датированный 1773 годом. Он был преподнесен Екатерине II. Все остальные сохранившиеся экземпляры имеют дату на выходном листе: ‘1777 год’ — и уже без марки новиковского общества.
Напечатанные в количестве 650 экземпляров ‘Офицерские упражнения’ стали чрезвычайной редкостью. К предполагаемым причинам этого, изложенным мною при описании радищевского перевода Мабли, следует еще добавить узкоспециальный характер ‘Офицерских упражнений’, не способствовавший охоте книголюбов хранить эти книги в своих библиотеках.
Мне так и не удалось достать ни одной части ‘Офицерских упражнений’ — второго печатного труда Радищева.

‘ЖИТИЕ УШАКОВА’

Следующая отдельно изданная книга Александра Радищева появилась в свет только в 1789 году, примерно через шестнадцать лет после первых двух указанных выше книг.
Называлась она ‘Житие Федора Васильевича Ушакова, с приобщением некоторых его сочинений’7. Книга состоит из двух частей. В первой помещено ‘Житие Ушакова’, написанное Радищевым, во второй — ‘размышления’ самого Ушакова (они были написаны на французском и немецком языках): 1. О праве наказания и о смертной казни, 2. О любви, 3. Письма о первой книге Гельвециева сочинения о разуме.
Вторую часть Радищев не только перевел, но и отредактировал с внесением многого от себя8.
Федор Васильевич Ушаков — один из товарищей Радищева, посланный вместе с ним в Лейпциг для изучения юридических наук. Он оказал большое влияние на Радищева, был ‘вождем его юности’.
Вся книга об Ушакове, по существу,— повесть, первое художественное произведение Радищева, появившееся в печати. Об обстоятельствах, предшествовавших выходу в свет этой книги, необходимо сказать несколько слов.
Осенью 1773 года, когда Радищев продолжал еще оставаться обер-аудитором при штабе Брюса, вспыхнуло крестьянское восстание, возглавленное ‘мужицким царем’ Емельяном Пугачевым. Позже Пушкин писал: ‘Весь черный народ был за Пугачева. Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства’9.
Однако и среди дворян, в особенности из офицерства, было немало переходивших на сторону Пугачева. Перепугавшаяся Екатерина II мобилизовала армейские части для подавления восстания. В ноябре 1774 года ‘мужицкий царь’ Емельян Пугачев был пойман и доставлен в Москву, а 10 января 1775 года — казнен.
Несмотря на жестокую расправу над участниками восстания, оно оказало громадное влияние на развитие общественной мысли и было своего рода ‘университетом’ для революционного мировоззрения Радищева.
Служба в армии Радищеву становится невмоготу. Он уходит в отставку, женится на Анне Васильевне Рубановской и почти три года нигде не служит. Только в 1777 году он поступает в Коммерцколлегию, где сближается с А. Р. Воронцовым, вельможей, не убоявшимся позже, после ссылки Радищева за книгу ‘Путешествие из Петербурга в Москву’, всячески поддерживать писателя.
С 1780 года Радищев назначается на службу в столичную таможню, где занимает должность сначала помощника, а потом и управляющего до самых дней грозы, разразившейся над ним как автором ‘Путешествия из Петербурга в Москву’.
Все эти годы Радищев сосредоточенно работает над созданием новых литературных произведений. В 1780 году он пишет ‘Слово о Ломоносове’, в 1781 —1783 годах работает над созданием первого русского революционного стихотворения — оды под названием ‘Вольность’. Он ничего не печатает, бережет. Позже эти произведения войдут фрагментами в его книгу-подвиг ‘Путешествие из Петербурга в Москву’, давно уже им задуманную. Не печатает он и написанное в 1782 году ‘Письмо к другу, жительствующему в Тобольске’. Оно тоже позже выйдет отдельной, оттиснутой в собственной его типографии книгой.
За эти годы в печати точно известна только одна статья Радищева, появившаяся без его имени в журнале ‘Беседующий гражданин’ в 1789 году.
Статья называлась ‘Беседа о том, что есть сын отечества’.
В какой-то мере эта тема является и темой книги ‘Житие Ушакова’. После подавления крестьянского антифеодального восстания вопросы воспитания юношества являлись одной из главных ‘забот’ императрицы. Выпущенная по ее повелению книга ‘О должностях человека и гражданина’ поучала, что первой обязанностью ‘сына отечества’ является ‘повиновение’. Всякого рода ‘роптания, худые рассуждения, поносительные и дерзкие слова против государственного учреждения и правления, суть преступление…’
В противовес этому русские просветители выдвигали свою систему воспитания, основанную на теориях Руссо.
Радищев в ‘Житии Ушакова’ делает шаг вперед и, приводя в качестве своеобразного примера студенческий бунт в Лейпциге против жестокого обращения надзирателя Бокума, предлагает воспитывать ‘сынов отечества’ в духе непримиримой ненависти к поработителям.
О революционности и смелости высказанных в книге суждений лучше всего свидетельствует письмо сотоварища по образованию Радищева — А. М. Кутузова, которому посвящена эта книга. В своем письме на имя Е. И. Голенищевой-Кутузовой последний пишет: ‘Книга наделала много шуму. Начали кричать: какая дерзость, позволительно ли говорить так и прочее и прочее. Но как свыше молчали, то и внизу все умолкло…’10
И ‘свыше’ и ‘внизу’ молчали, однако, недолго. С момента ареста Радищева 30 июня 1790 года и уничтожения его ‘Путешествия’ все произведения писателя усердно изымались как из продажи, так и из частных собраний.
Получилось даже так, что книга ‘Житие Ушакова’ стала значительно более редкой, чем само ‘Путешествие’. Если уцелевших экземпляров последнего насчитывается сейчас библиографами все-таки около четырнадцати, то ‘Житие Ушакова’ известно в количестве всего пяти-шести, включая и находящийся в моей библиотеке экземпляр.
Логика подсказывает причину такой разницы. ‘Житие Ушакова’ возбуждало у современников интерес несравнимо более слабый, чем ‘Путешествие’. Если для утайки последнего стоило даже рискнуть, то охотников рисковать ради ‘Жития Ушакова’ было куда меньше. Отсюда, как мне думается, и меньшее количество дошедших до нас экземпляров этой книги.
‘Житие Ушакова’ было продано поэту Демьяну Бедному примерно в 1930 году московской Книжной лавкой писателей, куда этот экземпляр поступил из собрания известного библиофила доктора А. П. Савельева.
Обстоятельства, при которых книга эта перешла от Демьяна Бедного в мою библиотеку, как мне кажется, не лишены интереса и я позволю себе рассказать о них здесь.

* * *

Не все, может быть, знают, что скончавшийся в 1945 году замечательный советский поэт Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов) был большим знатоком и страстным любителем книги. Свою огромную (свыше тридцати тысяч томов) библиотеку он собирал несколько десятков лет и, доведя ее до совершенства в смысле полноты и подбора, отдал в Государственный литературный музей (Москва).
— Устраивай книги на место, пока сам еще жив. Не оставляй их сиротами!
Так примерно говаривал мне поэт, до самозабвения влюбленный в русскую литературу и в русскую книгу. Но, отдав свою великолепную библиотеку в музей, он заскучал и… начал собирать книги снова. Буквально за несколько дней до смерти Демьян Бедный еще путешествовал по букинистическим магазинам, похохатывая и радуясь той или иной находке.
Знал он книгу, как сейчас знают только немногие. Не было такого вопроса в русской литературе, на который бы не ответил Демьян Бедный. От допетровских старинных ‘Вечерей душевных’ до новой современной книги, вышедшей только вчера,— все знал и любил этот самобытный, талантливый русский поэт.
— Ефим Алексеевич,— обратился я раз к нему, будучи тогда еще сравнительно молодым собирателем,— как вы думаете, стоит ли мне взять ‘Житие Ушакова’ Радищева в издании 1789 года?
Я не обратил внимания на паузу, которую сделал Демьян, прежде чем ответить. Он знал, что я беспрекословно слушаю его советы — взять или не взять ту или иную книгу, и частенько звонил мне сам, рекомендуя: в такой-то лавке есть такая-то книга — возьми!
Он любил людей, ценящих книгу, и мог возненавидеть человека, небрежно с ней обращающегося. Он был рыцарем книги!
На этот раз, после паузы, он спросил, как бы совсем равнодушно:
— Где это тебе предлагают Радищева?
— Да вот, в Лавке писателей,— отвечаю,— только дороговато просят. Радищев-то, Радищев, но все-таки ‘Житие Ушакова’ это же не ‘Путешествие из Петербурга в Москву’! Как вы посоветуете?
И опять я не обратил внимания ни на сверлящие глаза Демьяна, ни на то, что поэт и на этот раз оставил мой вопрос без ответа.
За ночь раздумья я все-таки решил взять книгу и часов в 12 дня пошел в Лавку. Велико же было мое изумление, когда мне заявили, что Демьян Бедный часов в 8 утра, за час до открытия лавки, дежурил у ее дверей, вошел первым, купил ‘Житие Ушакова’ и просил передать, если кто меня увидит, чтобы я немедленно явился к нему на квартиру в Кремле. Через несколько минут Демьян пушил меня на все корки.
— Книгу, конечно, я взял себе!— гремел он.— Может быть, это и не красиво, и не этично — пожалуйста! Но собиратель, который смеет советоваться — взять или не взять ему ‘Житие Ушакова’ Радищева, обладать этой книгой не имеет права. Можно не знать многого, но не знать, что каждая прижизненная книга Радищева — на вес золота, значит не знать ничего! Собирай марки! Коллекционируй подштанники великих людей, но не смей думать о книгах!
Позже в мою библиотеку пришло и само ‘Путешествие из Петербурга в Москву’ Радищева и многое другое, но все мои собирательские радости не могли изгнать из памяти тех огорчительных дней, которые пережил я, попавшись Демьяну, как карась на муху…
— И не отдам! — гудел Ефим Алексеевич, — пока не увижу, что ты хоть что-нибудь знаешь о книгах! И не заикайся — срам!
Года три после этого, когда возникал какой-нибудь ‘книжный вопрос’, Демьян ехидно говорил:
— А вот спросим у знаменитого библиофила Сокольского!
Иногда, удовлетворенный ответом, он добродушно подшучивал:
— Вот, вот, еще лет пяток и выманит он у меня ‘Житие Ушакова’!
Выманить удалось чуточку раньше. Надо заметить, что у меня хорошая память, развитая, вероятно, профессионально, как у артиста. Как-то, копаясь в книгах Демьяна Бедного (редко кому позволял он это делать!), я обратил внимание на маленькую книжку издания 1827 года — ‘Фемида’. В книжке говорилось о правах и обязанностях лиц женского пола в России, и представляла она собою нечто вроде свода судебных узаконений по женскому вопросу11.
Для работы над каким-то фельетоном для ‘Правды’ Демьяну потребовалась именно эта книга. Звонок: — Слушай, ‘знаменитый библиофил’, нет ли у тебя, случайно, книжки ‘Фемида’ 1827 года?
Я затаил дыхание. Как? Я видел книгу у самого Демьяна на полках, а он ее разыскивает? Он, считающий незнание книг собственной библиотеки — самым смертным грехом на земле? Ну, сейчас грянет бой!
Дипломатично ответил, что сию минуту приеду. Приехал с вопросом:
— А разве у вас, Ефим Алексеевич, нет этой книги?
— Да нет, понимаешь ли! Ищу ее лет десять — ну не попадается, да и только. Книжка-то чепуховая, а вот нужна. У тебя-то она есть?
— У меня, Ефим Алексеевич, ее нет, но у одного моего знакомого собирателя она имеется. Собиратель, правда, чудной: книг насбирал уйму и даже не знает — какие у него есть, каких нет…
— Кто это безграмотное чудовище?
— Да вы его знаете, Ефим Алексеевич! Это — известный поэт Демьян Бедный. Книга у него дома в четвертом шкафу, на второй полке, а он, видите ли, ее десять лет у других разыскивает…
Пауза была тяжелая, как камень. Демьян молча открыл несгораемый шкаф, в котором у него хранились наиболее редкие книги, достал радищевское ‘Житие Ушакова’, сел за стол, раскрыл книгу и, вынув самопишущее перо, все еще молча, написал на обратной стороне переплета: ‘Уступаю Смирнову-Сокольскому с кровью сердца! Демьян Бедный’.
Молча отдал мне книгу и я, так же молча, унес домой драгоценный подарок поэта.
Сейчас его собственные книги стихов тоже стоят у меня на полках, как на жердочках птицы.
Но это грозные, суровые птицы. Орлы!
Подаренная Демьяном Бедным книга ‘Житие Федора Васильевича Ушакова’ издания 1789 года — одна из самых замечательных русских книг в моей библиотеке.

ПЕРВЕНЕЦ ВОЛЬНОЙ ТИПОГРАФИИ РАДИЩЕВА

Когда всеми правдами и неправдами Радищеву удалось провести через цензуру (как именно, будет рассказано в следующей главе) рукопись ‘Путешествие из Петербурга в Москву’, перед ним встал вопрос: где же ее напечатать?
Радищев обратился к известному московскому типографщику С. Селивановскому. Опытный типографщик, прочитав рукопись, понял, ‘чем она пахнет’, и печатать категорически отказался. Что было делать? Обращаться к Николаю Ивановичу Новикову, крупнейшему издателю и просвещеннейшему деятелю того времени, не имело смысла. В этот год положение самого Новикова было уже весьма критическим, и он, несмотря на близкое знакомство с Радищевым, печатать такую книгу никогда бы не согласился.
Радищев решается завести собственную типографию. В материалах следствия по поводу издания ‘Путешествия’ имеется такое его собственноручное показание: ‘Прошлым летом (1789) — получил я стан типографский от Шнора и с литерами, за который ему еще всех денег не отдал, но не мог начать печатание прежде прошлой зимы (1789—1790). Первую книжку в один лист на оном я напечатал под заглавием ‘Письмо к другу в Тобольске’12, вторую ‘Путешествие»13.
Это — исчерпывающие документальные данные обо всем, что было напечатано в собственной ‘вольной’ типографии Радищева за недолгий срок ее существования.
Помещалась типография в последнем перед арестом жилище Радищева в Петербурге, близ Владимирской церкви на улице Грязной, позже Николаевской, а ныне — Марата. Кстати, почему улица, на которой печаталась книга ‘Путешествие из Петербурга в Москву’, называется сейчас улицей имени Марата, — объяснить трудно. Носящие имя Радищева в городе Ленина бывшая Преображенская площадь, улица того же названия и бывший Церковный переулок, никакого отношения к Радищеву никогда не имели14. Первенец ‘вольной’ типографии Радищева, оттиснутый им на шноровском станке ‘для пробы’, полностью называется ‘Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего’. Это маленькая брошюра в 14 страниц напечатана без имени автора и датирована 1790 годом. На вид она чрезвычайно скромна.
‘Письмо’ было написано под свежим впечатлением реального события, происшедшего в Петербурге 7 августа 1782 года — открытия памятника Петру Великому работы скульптора Фальконе. ‘Письмо’ так и начинается: ‘Вчера происходило здесь с великолепием посвящение монумента Петру Первому’.
Воздавая должное заслугам Петра, патриотически отмечая его заслуги перед отечеством, Радищев проводит в ‘Письме’ чрезвычайно смелую мысль, что ‘мог бы Петр славнее быть, вознесяся сам и вознеся отечество свое, утверждая вольность частную’.
Непримиримый враг самодержавия, Радищев тут же делает вывод, что ‘вольностей’ этих напрасно ждать от царей, каковыми бы они ни были. ‘До скончания мира, — говорит он в ‘Письме’, — примера, может быть, не будет, чтобы царь упустил добровольно что ли <бо> из своея власти…’
Екатерина II, прочитав с негодованием ‘Путешествие из Петербурга в Москву’ и пожелав тут же ознакомиться с другими сочинениями Радищева, по поводу ‘Письма к другу’ ‘соизволила начертать’ такие слова: ‘Сие сочинение такожде господина Радищева и видно из подчеркнутых мест, что давно мысль ево готовилась по взятому пути, а французская революция — ево решила себе определить в России первым подвизателем’15.
Не установлено точно — кому адресовал это свое ‘Письмо’ Радищев. В примечаниях к академическому изданию его сочинений 1938 года высказывается предположение, что адресатом мог быть Александр Васильевич Алябьев, назначенный в 1787 году губернатором в Тобольск. Думается, что гораздо более заслуживает внимания сообщение советского литературоведа А. Старцева, утверждающего, что ‘другом, жительствующим в Тобольске’ является один из ближайших сотоварищей Радищева по обучению в Лейпциге — Сергей Николаевич Янов. В 1782 году, в год написания ‘Письма’, Янов был отправлен в качестве директора экономии отдаленного тобольского наместничества. Доказательства, приводимые А. Старцевым, весьма убедительны16.
Брошюра ‘Письмо к другу, жительствующему в Тобольске’ — одна из редчайших книг во всей радищевиане. Оттиснутая ‘в виде пробы’ перед началом печатания ‘Путешествия из Петербурга в Москву’, она не могла не привлечь после ареста Радищева внимания властей и, вне всякого сомнения, беспощадно истреблялась. В настоящее время книги этой известно не более 6—7 экземпляров.
Мне так и не удалось найти ее. Из собирателей-книголюбов, имеющих ‘Письмо к другу’ в своих собраниях, я знаю только двоих — это писатели Леонид Леонов и Владимир Лидин.

ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ ‘ПУТЕШЕСТВИЯ’

История этой многострадальной книги Радищева — история удивительная, почти напоминающая историю живого существа.
Черновая рукопись была написана рукой Радищева, а переписывал ее набело таможенный надзиратель Царевский, один из подчиненных Радищеву по службе его друзей — единомышленников. Считаясь заранее с возможными придирками цензоров, Радищев ‘умягчил’ некоторые, наиболее острые места. Однако это мало удовлетворило цензора Андрея Брянцева и он вычеркнул более половины книги. Печатая книгу, Радищев восстановил все вычеркнутые страницы, равно как и большинство им же самим ‘умягченных’ мест и уже в таком виде подал ее обер-полицмейстеру на предмет окончательного разрешения книги ‘на выпуск’.
Обер-полицмейстер Никита Иванович Рылеев ‘подмахнул’ разрешение, явно не читая книги, в чем после, когда началось следствие, встав на колени, сознался императрице. ‘За крайней глупостью’ Никиты Рылеева, дело лично против него не возбуждалось. ‘Вольная’ типография Радищева была устроена у него в доме ‘по-семейному’: наборщиком был таможенный надсмотрщик Богомолов, тискали крепостные, корректуру держал сам автор.
Начали печатать ‘Путешествие’ в январе 1790 года и к маю ‘выдали’ 650 экземпляров готовой книги17.
Едва первые экземпляры дошли до первых читателей, как молва о книге загудела набатом. Так смело и дерзко восстать против рабства, против крепостного права и самодержавия никто не смел до этого не только в печати, но даже в мыслях!
Прочитавшая ‘Путешествие’ императрица немедленно повелела разыскать автора анонимной книги. Закипело следствие.
Схвачен был книгопродавец Зотов18, которому Радищев дал для продажи первые пятьдесят экземпляров книги и из лавки которого ее получили первые читатели. На допросе Зотов назвал имя Радищева, и в 9 часов пополудни 30 июня 1790 года автор ‘Путешествия’ был доставлен к петербургскому коменданту Чернышеву для препровождения в Петропавловскую крепость.
Дальнейшая судьба Радищева известна. Он был приговорен к смертной казни, ‘милостиво’ замененной ему ссылкой на десять лет в Сибирь. Книга его предана сожжению, для чего было велено отобрать ее у всех купивших, а также и у получивших в дар от автора.
Однако основной тираж издания Радищев успел сжечь сам. После ареста книгопродавца Зотова ему уже было ясно, что книга не избежит рук палача и ее сохранение может только повредить ему. На допросе в Тайной канцелярии у Шишковского Радищев вел себя мужественно и умно.
Нет нужды останавливаться на подробностях этого следствия, равно как и на значимости книги Радищева ‘Путешествие из Петербурга в Москву’. Все это много раз уже рассказано в трудах литературоведов.
Жизни и творчеству великого писателя-революционера посвящено много отдельных специальных исследований.
Любопытно, как сами представители царского правительства расценивали книгу Радищева при первом ее появлении и позднее, когда делались попытки переиздать ‘Путешествие’.
Передо мной три документа, кстати сказать, не часто приобщаемые к многочисленным биографиям Радищева. Первый из них — это ‘Именной указ, данный Сенату о наказании коллежского советника Радищева’ 4 сентября 1790 года. В указе говорится, что книга ‘под названием ‘Путешествие из Петербурга в Москву’ наполнена самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтоб произвести в народе негодование противу начальников и начальства и, наконец, оскорбительными и неистовыми изражениями противу сана и власти царской… За таковое его преступление осужден он Палатою уголовных дел СПБ-ской губернии, а потом и Сенатом нашим, на основании государственных узаконений, к смертной казни’.
Далее в указе говорится, что в связи ‘со всеобщей радостью’ по поводу ‘вожделенного мира со Швецией’ повелевается освободить Радищева от ‘лишения живота’ и сослать ‘в Илимский острог на десятилетнее, безысходное пребывание’19.
Второй документ датирован 21 апреля 1873 года, то есть написан более чем через восемьдесят лет после указа императрицы Екатерины II.
Министр внутренних дел Тимашев по поводу напечатанных П. А. Ефремовым в 1872 году сочинений Радищева (о судьбе этого издания подробно будет рассказано ниже) в своем представлении комитету министров отметил: ‘Почти все сочинения Радищева, вошедшие в первую часть, особенно же ‘Путешествие из Петербурга в Москву’, носят на себе характер политического памфлета на существовавший при Екатерине II порядок вещей и вообще на весь государственный строй в монархиях, пропитанного либеральными фантазиями времени первой французской революции. Правда, что некоторые из учреждений, на которые с ожесточением нападает Радищев, относятся частью не к настоящему, а уже минувшему порядку вещей, но начало самодержавной власти, монархические учреждения, окружающие престол, авторитет и право власти светской и духовной, начало военной дисциплины, составляют и доныне основные черты нашего государственного строя и управления. Даже изображение в беспощадно резких чертах прежних злоупотреблений помещичьей власти нельзя признать уместными, имея в виду, что противопоставляемые сословия помещиков и крестьян, несмотря на измененные юридические отношения, продолжают существовать и соприкасаться между собой и воспроизведение прежних кровавых обид и несправедливостей может только вызвать чувство мести и препятствовать водворению мирных правомерных отношений сословий на новых началах. Столь же предосудительны крайне резкие и односторонние нападки на цензурные учреждения в их принципе, так как эти учреждения продолжают существовать рядом с дарованными печати льготами. При этом автор в ожесточенных выходках против цензурных учреждений старается заподозрить законодательную власть в эгоистических видах самосохранения’20.
Третий документ, относящийся к радищевскому ‘Путешествию из Петербурга в Москву’, написан 17 мая 1903 года, через тридцать лет после процитированного тимашевского представления и через сто тринадцать лет после появления первого издания книги. Другой министр внутренних дел — В. К. Плеве по поводу попытки П. Картавова (ниже будет рассказано и о ней) издать ‘Путешествие’ сделал комитету министров такое представление: ‘Вредный характер этого сочинения, объясненный комитету министров в записке министра внутренних дел (Тимашева) от 21 апреля 1873 года сохранился и в представленном ныне издании: его. И здесь, как и в издании 1872 года (ефремовском. — Н. С.-С.) особенное внимание обращает на себя помещенная в статье ‘Тверь’ ода ‘Вольность’. В статье ‘Выдропуск’ автор трактует о необходимости уничтожения придворных чинов, осуждает царей… Автор отрицательно относится к существующему у нас монархическому строю, подрывает авторитет и право власти светской и духовной и даже осуждает деятельность вселенских соборов’21.
Таковы эти три документа.
Расправа над Радищевым и его ‘Путешествием’ в 1790 году, как мы знаем, не остановила взрывного действия книги. Книгу стали усердно переписывать, и даже за одно прочтение рукописной копии или сохранившегося печатного издания ‘Путешествия’ предлагали немалые деньги.
‘Путешествие из Петербурга в Москву’ издания 1790 года стало одной из самых знаменитых и самых примечательных русских книг. Судьба уцелевших экземпляров этого издания чрезвычайно интересна для книговедов, и они внимательно следят за путями каждого из них.
Последний по времени список экземпляров первопечатного ‘Путешествия’ сделан Я. Л. Барсковым при переиздании этого произведения издательством ‘Academia’ в 1935 году.
Привожу этот список здесь, с несколько сокращенными примечаниями составителя, но с поправками, которые внесло время. Список этот22 теперь выглядит так:
1. Экземпляр с автографом Пушкина, бывший в Тайной канцелярии, по справедливому замечанию Я. Л. Барскова, самый ценный. По его сведениям, находился в Государственной публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина (Ленинград). Ныне он передан Институту русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский Дом).
2. Экземпляр Д. Н. Анучина, описанный им в брошюре ‘Судьба первого издания ‘Путешествия’ Радищева’ (М., 1918) — в Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина в Москве.
3. Экземпляр К. М. Соловьева, описанный в каталоге его библиотеки, составленном Ю. Битовтом, — там же.
4. Экземпляр П. В. Щапова (о нем будет рассказано особо) — в Государственной публичной исторической библиотеке в Москве.
5. Экземпляр, бывший ранее в Чертковской библиотеке, — там же. Ныне передан Пушкинскому Дому.
6. Экземпляр гр. П. С. Уваровой. Находился в свое время в библиотеке Московского исторического музея. В 1933 году был объявлен как продающийся в каталоге ‘Международной книги’ (каталог No 21— Москва 1933 год) Экземпляр был куплен одним из американских университетов (не гарвардским ли, в каталоге библиотеки которого ныне значится ‘Путешествие’?)
7. Экземпляр Пушкинского Дома, бывший там и до получения ‘Путешествия’ с автографом Пушкина.
8. Экземпляр без выходного листа, приобретенный Музеем Революции в Москве в 1928 году у гр. Бойчевской.
9. Экземпляр, хранящийся в Радищевском музее в Саратове. Музей организован потомками Радищева — Н. и А. Боголюбовыми. Предоставленный ими экземпляр ‘Путешествия’ любопытен тем, что в нем страницы 349—369 прошиты шнуром и запечатаны сургучной печатью. Братьями Боголюбовыми сделана надпись: ‘Печать должна быть неприкосновенна’. На запечатанных страницах находится часть главы ‘Тверь’ с одой ‘Вольность’. Только при этом условии было разрешено экспонировать ‘Путешествие’ в музее, открытом в 1885 году. К книге Радищева и в эти годы продолжали еще относиться, как к. бочке с порохом.
10. Экземпляр Ф. Мазурина, проданный П. П. Шибановым красноярскому собирателю Г. Юдину. Ныне находится в библиотеке конгресса в Вашингтоне.
11. Экземпляр, взятый А. С. Сувориным у Щапова для перепечатки, испорченный и якобы оставшийся у Суворина. Библиотека Суворина поступила в Государственную Публичную библиотеку им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. Однако ‘Путешествия’ в суворинском собрании не было. Судьба его неизвестна. Мое мнение — экземпляр не восстанавливали, и он погиб при перепечатке.
12. Экземпляр, проданный П. П. Шибановым собирателю В. А. Харитоненко. Дальнейшая судьба экземпляра Я. Л. Барскову была неизвестна. Ниже рассказано, как этот экземпляр попал в мое собрание.
13. Экземпляр, предложенный каким-то полковником из Полтавы П. П. Шибанову. Экземпляр дефектный. Дальнейшая судьба его Я. Л. Барскову была неизвестна. По-видимому, он не существует.
14. Экземпляр М. А. Синицына. Я. Л. Барскову судьба экземпляра неизвестна. По словам П. П. Шибанова, он вряд ли существует в природе, так как библиотека Синицына сгорела.
15. Экземпляр В. М. Лазаревского, по словам Шибанова, находится в Одесской публичной библиотеке. Там ли он сейчас?
16. Экземпляр Д. П. Трощинского. Библиотека его была продана букинисту Г. Федорову. Судьба экземпляра неизвестна.
17. Экземпляр петербургского библиофила Дурова. Был у И. Остроглазова, после — у Н. и В. Рогожиных. Судьба этого экземпляра Я. Л. Барскову была неизвестна. Однако за эти годы экземпляр нашелся. Я его увидел примерно в 1949 году у ленинградского собирателя Кантора (издательство ‘Аквилон’), показавшего мне этот экземпляр незадолго до своей смерти. Экземпляр купил Н. Старицын, агент по покупкам Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина.
Теперь экземпляр находится в этом государственном хранилище. 18 и 19. Экземпляр, бывший у А. Е. Бурцева (перепечатанный им в его каталоге), и экземпляр Ярославского общественного собрания. Судьба экземпляров неизвестна.
Таков список Я. Л. Барскова, с некоторыми поправками. Из списка видно, что более или менее точно известное число экземпляров на сегодня (отбросив невыясненные) — тринадцать, из которых два находятся за границей.
Среди этих тринадцати — два вновь найденных: мой и дуровский. Местонахождение их Я. Л. Барскову было неизвестно.
К ним необходимо добавить еще один (четырнадцатый) совершенно никому ранее неизвестный экземпляр, приобретенный в Москве в 1946 году Государственным литературным музеем у Е. Ф. Обуховой, которая получила его от родственников Александра Радищева23.
К списку экземпляров ‘Путешествия’, судьба которых неизвестна еще и сегодня, можно добавить экземпляр, бывший в собрании покойного С. П. Дягилева. Экземпляр остался за рубежом. Сведения об этом напечатаны в парижском журнале ‘Временник Общества друзей русской книги’ (1938, No 4).
Судьба находящегося у меня экземпляра ‘Путешествия из Петербурга в Москву’ тесно связана с историей перепечатки этой книги издателем А. С. Сувориным в 1888 году. О самой перепечатке, рассказывается ниже в особой главе, но некоторые подробности, касающиеся непосредственно самой книги Радищева, с которой эта перепечатка делалась, стоит припомнить здесь.
Когда А. С. Суворин благодаря личным связям добился наконец разрешения издать ‘Путешествие’ в количестве ста экземпляров ‘для любителей и знатоков’, он захотел перепечатать книгу ‘из строки в строку’ непременно с подлинника 1790 года.
Редкость этого подлинника и тогда была совершенно исключительной. Суворин обратился к старейшему московскому книжнику А. Астапову с просьбой поискать для него ‘Путешествие’ во временное пользование у кого-нибудь из московских библиофилов, владеющих этой книгой.
Выбор А. Астапова пал на известного в то время собирателя Павла Васильевича Щапова, дружившего со старым букинистом24.
Страстный книголюб, П. В. Щапов с трудом поддался на уговоры и, что называется, с трясущимися от страха руками, с тысячей предупреждений и оговорок предоставил свой безукоризненный экземпляр ‘Путешествия’ издания 1790 года для перепечатки.
Полученный таким образом экземпляр Суворин сдал в свою типографию, забыв предупредить работников о значимости и ценности книги. В типографии для удобства набора и по неведению книгу расшили по листам, листы замусолили и порвали. Книга, которой так дорожил П. В. Щапов, была погублена.
Суворин, узнав об этом, пришел в ужас. Немедленно, скрытно от Щапова, были организованы поиски нового экземпляра. Привлеченный на помощь московский антиквар П. П. Шибанов дал объявление с предложением 300 рублей за подлинник ‘Путешествия’.
Отклик был только один. Какой-то отставной полковник из Полтавы по телеграфу предложил книгу не за 300, а за 500 рублей. По телеграфу же его попросили приехать в Москву, что он незамедлительно и исполнил, заявившись в один прекрасный день к Шибанову со всеми своими ‘чадами и домочадцами’.
Привезенный им экземпляр был безобразный: выходной лист — фальшивый, тиснутый грубо на ‘американке’, не хватало страниц и т. д. Полковника жестоко разочаровали и он, в ярости (как мне потом уже рассказывал сам Шибанов) порвав не оправдавшую его надежд книгу, отбыл в Полтаву.
Время шло, а предложений не было. Узнав о несчастье с книгой и без того больной Щапов от огорчения слег в постель. Тогда дали объявление в ‘Русских ведомостях’ (No 56 за 1888 год) о том, что предлагают за ‘Путешествие’ совсем уже неслыханную по тому времени цену — полторы тысячи! Но и на это объявление предложений не поступило. К Суворину пришел на помощь петербургский собиратель В. М. Юзефович, служивший в Главном управлении по делам печати.
Он отдал Суворину свой экземпляр, как говорили, примерно за тысячу рублей.
Экземпляр был в новом, более позднем переплете, но настолько хорош, что все же удовлетворил Щапова. Однако вся эта история не прошла ему даром. Болезнь Щапова обострилась, и он вскоре умер. Замечательная его библиотека вместе с ‘Путешествием’ Радищева поступила по завещанию в Московский исторический музей. В настоящее время она находится в Государственной исторической библиотеке.
Года полтора спустя после описанных событий к Шибанову из провинции приехал какой-то священник, который привез ему экземпляр Радищева, желая получить за него, если не объявленные Сувориным полторы тысячи, то хотя бы обещанные Шибановым триста рублей. Внешне экземпляр имел неказистый вид. По словам священника, он, не зная ценности книги, отдал ее для забавы детям. По счастью ‘игрушка’ детям быстро надоела и они, выдрав ее из переплета и чуть попортив уголки на некоторых страницах, тут же о ней и забыли.
Экземпляр был абсолютно полон и легко поддавался реставрации.
Реставратор-переплетчик подобрал к книге подходящую по эпохе ‘одежду’, искусно нарастил уголки страниц, и Шибанов в своем каталоге No 34 за 1890 год объявил продажу ‘Путешествия’.
Книгу тут же купили известные богачи Харитоненко, которые некоторое время спустя преподнесли ее, как мне рассказывали, артисту Модесту Ивановичу Писареву, редактору полного собрания сочинений Островского.
М. И. Писарев умер в 1905 году. Его библиотека (свыше 10 тысяч томов) долго хранилась наследниками, но в 1918 году была куплена студенческой Книжной лавкой Петроградского университета и распродана в розницу. ‘Путешествие’ купил книгопродавец Романов. Продержав книгу у себя примерно до начала тридцатых годов, он продал ее в московскую Книжную лавку писателей, откуда она, пройдя еще через одни руки, попала ко мне.
Последний владелец хорошо знал ценность книги Радищева, но, на мое счастье, сам оказался неуемным любителем приключенческой литературы. Сохранившиеся у меня от юношеских увлечений всякого рода Луи Жаколио, Хаггарты, а главное, пресловутый ‘Рокамболь’ Понсона дю-Террандя — решили дело, и мы расстались с любителем этой литературы весьма довольные друг другом.
О степени редкости первопечатного ‘Путешествия’ писали многие библиографы, и нет нужды повторять их.
Не часто встречались на книжном рынке и ранние рукописные экземпляры ‘Путешествия’ Радищева — так называемые ‘списки’, сыгравшие, как известно, наиболее значительную роль в ознакомлении читателей с этим сочинением писателя-революционера. Речь идет о списках конца XVIII и первых лет XIX века. Я. Л. Барсков в упомянутой выше работе описал около тридцати пяти таких списков, среди которых есть чрезвычайно интересные, с различными разночтениями.
По всей вероятности, такие же ранние рукописные экземпляры ‘Путешествия’ сохранились и кроме описанных Я. Л. Барсковым, но их очень немного. За 35 лет собирательства мне они встретились раза четыре-пять, и только два из них были действительно ранними. Лучший я уступил Алексею Максимовичу Горькому, весьма интересовавшемуся этими списками.
Оставшийся у меня список внешне представляет из себя толстую тетрадь (448 листов) в четвертую долю листа, переплетенную в современный полукожаный переплет. Бумага голубоватая, время переписки — 1800-й год.
Переписчик, видимо образованный человек, решил внести кое-какие сокращения. Так, например, в главе ‘Хотилов’ после слов ‘О истинные сыны отечества, возрите окрест вас и познайте заблуждение ваше’ имеется примечание переписчика: ‘Далее софизм — переписки не стоящий’ и следует пропуск со слов ‘вот что, я прочел в замаранной грязью бумаге’. Есть кое-какие и другие мелкие сокращения.
Подобного рода сокращения, а иногда и дополнения или примечания переписчиков, встречаются почти во всех списках и бывают, порой, весьма любопытны.
Ранние списки и в особенности уцелевшие первопечатные экземпляры ‘Путешествия из Петербурга в Москву’ 1790 года — чрезвычайно волнующие документы. Эта книга русского писателя свыше ста лет мерещилась царскому правительству действительно как ‘Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй’.
Так неожиданно обернулись эти слова из ‘Телемахиды’ Тредьяковского, которые Радищев взял в качестве эпиграфа для ‘Путешествия’.

ПЕРВОЕ ЛЕГАЛЬНОЕ ИЗДАНИЕ СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ

Первое посмертное и до 1907 года единственное легальное собрание сочинений Александра Радищева было издано его наследниками — сыновьями — в шести частях в следующей последовательности: часть первая — в 1807 году, части вторая и третья — в 1809 и части четвертая, пятая и шестая — в 1811 году25.
Разумеется, ни ‘Путешествие из Петербурга в Москву’, ни ‘Письмо к другу, жительствующему в Тобольске’ в этих шести томиках напечатаны не были, а ‘Житие Ушакова’ вошло в весьма урезанном и ‘исправленном’ цензурой виде.
Зато подавляющее большинство остальных произведений Радищева вошло в это издание и впервые предстало перед читателем в печатном виде. Выход в свет собрания сочинений Радищева был большим событием. Особенно важна первая часть, вышедшая в 1807 году. В ней были собраны поэтические произведения 1780— 1790-х и начала 1800-х годов, игравшие значительную роль в борьбе просветительной литературы этого времени с литературой карамзинского направления.
Все томики были напечатаны в типографии и под наблюдением одного из замечательных московских издателей начала XIX века Платона Бекетова. Издание вышло весьма изящным.
К первой части был приложен портрет Радищева, гравированный Вендрамини.
Однако последующая судьба издания оказалась также трагичной. Об этом повествует прошение, поданное ‘на высочайшее имя’ сыном писателя Павлом Александровичем Радищевым в августе 1860 года. Прошение начинается такими словами: ‘Всемилостивейший государь! Родитель мой Александр Николаевич Радищев оставил после себя сочинения, которые были напечатаны нами, его наследниками в 1807, 1809 и 1811 годах в Москве, но в 1812 году, во время нашествия неприятеля, были истреблены и мы не могли воспользоваться их изданием, и с тех пор они не были перепечатаны’.
Далее следовала просьба о разрешении напечатать сочинения Радищева вновь. Но она, как и следовало ожидать, осталась без последствий. Хотя со дня выхода в свет первого издания ‘Путешествия’ прошло семьдесят лет, не только само ‘Путешествие’, но и все другие произведения Александра Радищева, ненадолго увидевшие свет в 1807—1811 годах, были строго запретными. Пожар 1812 года, истребивший почти весь тираж издания ‘Собрания оставшихся сочинений покойного Александра Николаевича Радищева’, в этом отношении сыграл как нельзя более на руку царскому правительству. Книги писателя-революционера были словно обречены пробивать себе дорогу к читателю только через пламя костров и пожаров.
Уцелевшие полные экземпляры этого издания — несомненная библиографическая редкость. Особо редки экземпляры с портретом. Именно такой экземпляр я раздобыл в московской Книжной лавке писателей в первые годы ее существования.

‘ПУТЕШЕСТВИЕ’ В ИЗДАНИИ ГЕРЦЕНА

Только через 68 лет после уничтожения первого издания ‘Путешествия из Петербурга в Москву’ вышло в свет второе полное издание этого главного произведения Радищева. Его издал Александр Герцен в Лондоне в 1858 году.
Основав в 1853 году ‘Вольную русскую типографию’ в Лондон Герцен наряду с ‘Полярной звездой’ и ‘Колоколом’ начал печатать ряд революционных книг, об издании которых в России не могло быть и речи. Среди этих книг было и ‘Путешествие из Петербурга в Москву’ Радищева, напечатанное Герценом в одном томе с работой историка князя М. Щербатова ‘О повреждении нравов в России’26. Обоим произведениям предпосланы предисловия А. И. Герцена.
Все издания лондонской ‘Вольной русской типографии’ предназначались не только для русских эмигрантов или лиц, приезжавших на время за границу. Назначением этих изданий, и в первую очередь ‘Полярной звезды’ и ‘Колокола’, было — непосредственно влиять на русское общество. С этой целью произведения герценовского печатного станка всеми способами экспортировались в Россию для нелегального распространения.
О самоотверженной переброске напечатанных Герценом изданий через русскую границу можно было бы написать увлекательный приключенческий роман.
Тут было использовано все: двойное дно в чемоданах, специальные костюмы с искусственными горбами и животами, полые внутри костыли и протезы и многое другое.
Обмануть бдительных жандармов и таможенных надсмотрщиков было трудно, но все-таки возможно.
‘Мы посмотрим,— писал А. Герцен,— кто сильнее — власть или мысль. Мы посмотрим, кому удастся — книге ли пробраться в Россию, или правительству не пропустить ее’27. Победила книга! Издания Герцена проникали в Россию и играли огромную роль в борьбе демократических сил с царским самодержавием. Разумеется, количество таких книг не могло быть велико, хранение и распространение их было делом весьма опасным. ‘Путешествие’, изданное Герценом в Лондоне, рассматривалось, в особенности до Октябрьской революции, как редкость.
По всей вероятности, Герцен печатал ‘Путешествие’ по одному из рукописных экземпляров, завезенных кем-нибудь за границу. В напечатанном им тексте есть кое-какие разночтения по сравнению с первым прижизненным изданием этого произведения. В ряде случаев ‘подновлен язык’.
В предисловиях Герцен дает сжатые характеристики Радищева и Щербатова, говоря, между прочим, что ‘оба они представляют собой два крайних воззрения на Россию времен Екатерины’. И конечно, только о мечтах Радищева Герцен пишет: ‘Это наши мечты, мечты декабристов’.
Герценовское издание — фактически второе издание ‘Путешествия из Петербурга в Москву’ — приобретено мною еще в первые годы революции. Тогда найти его не представляло большого труда. Сейчас книга стала весьма редкой.

‘ПУТЕШЕСТВИЕ’ В ИЗДАНИИ СПЕКУЛЯНТА

Третье по счету, а в России второе издание ‘Путешествия из Петербурга в Москву’ А. Н. Радищева было напечатано в 1868 году в Петербурге книгопродавцем Н. А. Шигиным с явно спекулятивной целью28.
Зная большой интерес читателей к ‘Путешествию’, ловкий книгопродавец решил заработать на запретном имени писателя-революционера, представив его произведение в таком виде, чтобы никакая цензура не могла опротестовать появление этой книги.
В безграмотно составленном предисловии Шигин прежде всего поспешил выставить самого себя преданнейшим слугой престола признающим всю ‘злонамеренность’ Радищева и прочих людей ‘которые, не имея возможности знать высоких причин и соображений монарха, хотят, как будто, упредить державную волю’ тем-де впадают в пропаганду, носящую ‘противозаконный характер’.
После такого откровенно реакционного предисловия в книге на 63 страницах напечатано нечто вроде биографии А. Н. Радищева написанной по заказу издателя писателем И. А. Кущевским, впоследствии получившим известность своим романом ‘Николай Негорев, или Благополучный россиянин’, опубликованным в ‘Отечественных записках’ в 1871 году29.
Биография Радищева, написанная Кущевским, по всей вероятности, также правлена ‘верноподданным’ издателем и поэтому, несмотря на сочувственный Радищеву тон, оставляет жалкое впечатление.
Далее в книге следует самое ‘Путешествие из Петербурга в Москву’, поданное, как сообщает издатель, ‘в выдержках’. Все эти ‘выдержки’ и ‘поправки’ сделаны издателем таким образом, что от произведения Радищева ровно ничего не осталось. Никакая, даже самая злейшая цензура, не смогла бы так изуродовать и выхолостить ‘Путешествие’.
Вся эта оскорбительная для памяти Радищева затея носила название ‘Радищев и его книга ‘Путешествие из Петербурга в Москву».
Царская цензура, всполошившаяся было при появлении этого издания, сначала наложила арест на книгу, но по рассмотрении ее разрешила к продаже. Спекуляция Шигину удалась полностью.
Нехитрая игра издателя на запретном имени Радищева была сурово встречена газетами и журналами. ‘Вестник Европы’, ‘Неделя’, ‘Голос’, ‘Дело’, ‘Иллюстрированная газета’, ‘Санктпетербургские ведомости’ и другие поместили статьи, выражавшие возмущение проделкой Шигина30
Во всей этой истории была и одна несомненно положительная сторона. Спекуляция Шигина привлекла пристальное внимание к имени Радищева и позволила ряду литераторов под видом рецензий на изданную книгу напомнить общественности о подлинных фактах из биографии писателя и о его труде-подвиге, именуемом ‘Путешествие из Петербурга в Москву’.
Даже царское правительство не могло не реагировать на вспыхнувший интерес к книге Радищева и предприняло шаги, якобы ослабляющие цензурный запрет на ‘Путешествие из Петербурга в Москву’. Что из этого получилось — мы увидим из описания следующей попытки издать сочинения Радищева в 1872 году.
Книгу, изданную книгопродавцем Шигиным, трудно причислить к так называемым ‘библиографическим редкостям’, однако уже в наше время она почта исчезла с книжного рынка. Мало кто из серьезных книголюбов сохранял у себя на полках это, скомпрометированное отзывами прессы, издание. Мне удалось найти его с немалым трудом.

ЕФРЕМОВСКОЕ ИЗДАНИЕ ‘ПУТЕШЕСТВИЯ’

В конце шестидесятых годов, ознаменованных подъемом общественного движения, а частично и под влиянием ряда критических статей, вызванных спекулятивным изданием ‘Путешествия’ Радищева книгопродавцем Шигиным, Главное управление по делам печати решило сделать вид, что в отношении разрешения на издание сочинений писателя-революционера ‘лед тронулся’. В 1868 году Петербургский цензурный комитет был извещен, что ‘высочайшим повелением’ запрещение, наложенное на ‘Путешествие’ Радищева указом 1790 года, снято, с тем, однако, чтобы ‘новые издания сего сочинения подлежали общим правилам действующих узаконений о печати’31.
Последняя оговорка делала все это ‘высочайшее повеление’ явной ловушкой, в которую и попался известный книголюб-библиограф П. А. Ефремов, затеявший в 1872 году издание всех сочинений I Радищева, включая и ‘Путешествие’32.
П. А. Ефремов был близок к известному в те годы либеральному издательскому товариществу, возглавлявшемуся Н. П. Поляковым, при участии В. И. Яковлева и других. Книжным складом товарищества значился магазин Черкесова в Петербурге. Издательство имело некоторое отношение к революционному кружку ‘чайковцев’, делавшему попытки использовать легальные возможности для революционной пропаганды. Книги, издававшиеся Н. П. Поляковым, не раз привлекали внимание цензуры. Это были ‘Капитал’ Карла Маркса (первый том, Спб., 1872), сочинения В. В. Берви-Флеровского, ‘История рационализма в Европе’ Уильяма Лекки, переводы сочинений Свифта, Дидро, Лассаля и т. д. Большинство этих книг не вышло за порог напечатавших их типографий, когда же некоторые из них прорывали цензурные рогатки, это вносило большое волнение и беспокойство в ряды ‘пресекающих и охраняющих’.
Именно это издательство и приступило к изданию собрания сочинений А. Н. Радищева в двух томах, включая и ‘Путешествие из Петербурга в Москву’. Редактор издания П. А. Ефремов, не слишком доверяя ‘высочайшему повелению’ о легализации Радищева, на всякий случай сделал кое-какие смягчения и пропуски, однако и они не спасли издание от когтей цензуры.
Начальником Главного управления по делам печати был в то время только что назначен тоже известный библиофил и библиограф М. Н. Лонгинов, автор книги ‘Новиков и московские мартинисты’.
Один из наивных друзей, узнав о назначении Лонгинова на эту должность, Поспешил поздравить Ефремова словами: ‘Теперь-то уж, благодаря Михаилу Николаевичу, ваше издание несомненно увидит свет…’
На что более проницательный Ефремов, знавший крайнюю реакционность Лонгинова, ответил: ‘По-моему, оно увидит не только свет, но и дым…’ — намекая этим на ‘свет и дым’ того костра, на котором, по предчувствию редактора, будут гореть сочинения Радищева33.
Предчувствие не обмануло Ефремова: 27 апреля 1872 года на издание был наложен арест и 23 мая Цензурный комитет просил прокурора возбудить судебное преследование против Н. П. Полякова как лица, ответственного за издание.
Официальное представление министра внутренних дел Тимашева по поводу этого издания мной приведено в главе о первопечатном ‘Путешествии’ 1790 года. ‘Представление’ датировано 21 апреля 1873 года, а уже 9 мая того же года состоялось постановление комитета министров о полном уничтожении всего издания, арестованного в типографии.
Протокол от 11 июня 1873 года гласит, что ‘полицмейстер 3 отделения Спб. полиции полковник Львов, приняв из типографии, бывшей Неклюдова, хранившуюся в оной книгу под заглавием ‘Сочинения Александра Николаевича Радищева, тт. 1 и 2, редакция П. А. Ефремова, изд. кн. маг. Черкесова’, отпечатанную 25 апреля 1872 года в количестве 1985 экземпляров, доставил таковую на картонную фабрику Крылова, где означенная книга, в присутствии ст. инспектора типографий, надв. советника Малоземова — уничтожена посредством обращения в массу сего 11-го июня в количестве 1960 экземпляров. Пять экземпляров оставлены не уничтоженными для представления в Главн. управление по делам печати, а двадцать были препровождены в оное в апреле сего года’34.
Таково официальное свидетельство об уничтожении ‘ефремовского Радищева’.
Предчувствуя гибель издания, П. А. Ефремов ошибся только в способе его уничтожения, хотя ходили упорные слухи, что оно, вопреки протоколу, было все-таки сожжено на стеклянном заводе. Но это — уже деталь. Такой же деталью является и то обстоятельство, что кроме 25 экземпляров, не уничтоженных официально, еще 15 экземпляров было выкрадено из типографии буквально под носом городовых букинистом-книгоношей, шутливо прозванным библиофилами ‘Гумбольдтом’.
Эти пятнадцать экземпляров купил у него по высокой цене сам Ефремов.
Разумеется, ‘ефремовский Радищев’ стал большой, библиографической редкостью. Особенно редки экземпляры, с обложками, выходным листом, портретом Радищева, предисловием Ефремова и его библиографическими примечаниями, помещенными в конце второго тома. В большинстве случаев все это в попадающихся экземплярах отсутствует. Можно предположить, что такие неполные экземпляры идут не из числа оставленных цензурой 25 экземпляров, а именно из тех пятнадцати, которые выкрал из типографии букинист-книгоноша и продал Ефремову. Это подтверждается и тем, что я видел экземпляр издания, к которому подклеены рукописный выходной лист, предисловие редактора и его же библиографические заметки. Сделано все это рукой самого Ефремова, вынужденного, очевидно, таким именно образом пополнять доставшиеся ему неполные экземпляры.
Впрочем, отсутствие на некоторых книгах подобного же ‘опасного’ заглавного листа и вообще каких бы то ни было указаний на автора происходит иногда и по другим причинам. Мне довелось видеть экземпляр ‘ефремовского Радищева’, тоже без выходного листа, портрета и прочего, но взамен этого был вклеен специально отпечатанный лист с заглавием ‘Жития святых апостолов’.
Это же заглавие было тиснуто на кожаном корешке книги и на верхней крышке ее переплета. Подобная ‘маскировка’ делалась владельцами нелегальных книг в расчете на то, что в случае обыска такая ‘загримированная’ книга не привлечет внимания полиции.
Кстати, абсолютно во всех уцелевших экземплярах ‘ефремовского Радищева’ отсутствует анонсированная на заглавном листе первого тома статья А. П. Пятковского ‘О жизни и сочинениях Радищева’. Она к моменту ареста издания не была даже еще и написана, чему у меня имеются документальные доказательства, на которых стоит остановиться.
Дело в том, что мне с ‘ефремовским Радищевым’ особенно посчастливилось. Кроме давно имевшегося у меня прекрасного и абсолютно полного экземпляра мне довелось набрести на личный экземпляр самого редактора сочинений Радищева — П. А. Ефремова. По присущей ему манере, он ‘нарастил’ такой же полный экземпляр сочинений Радищева не только вырезанными из различных журналов и газет статьями о Радищеве, всеми появившимися в виде брошюр его биографиями, но и рядом документов вроде повесток редактору из цензуры с приглашением явиться ‘для объяснений’, писем и записок от издательства Н. П. Полякова по поводу различных технических вопросов, связанных с редакцией и печатанием сочинений Радищева, писем А. Н. Пыпина, принимавшего некоторое участие в издании и т. д. и т. п.
Из этой переписки видно, что статья о Радищеве, которая должна была быть приложена к сочинениям, заказывалась помимо Пятковского еще В. Я. Стоюнину и А. Н. Пыпину, но оба они от написания ее категорически отказались.
Согласившийся писать статью А. П. Пятковский безнадежно подводил со сроками. По-видимому, издательство решило, что статью можно будет приложить уже после окончания верстки и печати книги, однако, статья до самого ареста, наложенного на издание, так и не была написана.
Кроме переписки по этому и другим вопросам, связанным с изданием, к экземпляру приложена также переписка Ефремова с министерством юстиции, в котором ему с трудом удалось получить на некоторое время хранившееся там подлинное ‘Дело Спб-ской Уголовной палаты о суде над Александром Радищевым’. На основании этого ‘дела’ к напечатанному Ефремовым ‘Путешествию’ дано было особое приложение, в котором изложены документы допроса Радищева, замечания Екатерины II и прочее.
Внешне описываемый экземпляр представляет из себя два толстенных тома, замечательно переплетенных в красивые полукожаные переплеты. Трудно переоценить богатство приложений, сделанных Ефремовым к своему экземпляру. Смело можно сказать, что все напечатанное о Радищеве примерно до 1880 года в газетах, журналах, в отдельных, всеми давно забытых брошюрах, — все это приложено к ефремовскому экземпляру. Здесь собрано и множество ценнейших мелочей: объявление о предложении 1500 рублей за подлинный экземпляр ‘Путешествия’, объявление о самом ефремовском издании, газетные заметки о наложении на издание ареста. Приложены к экземпляру и совершенно ненаходимые вещи, например, отдельный оттиск знаменитого экспромта Радищева, найденного Ефремовым и напечатанного им же первоначально на отдельном листочке в ничтожном количестве экземпляров ‘для друзей’:
Ты хочешь знать, кто я? Что я? Куда я еду? —
Я тот же, что и был и буду весь мой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!
Дорогу проложить, где не бывало следу,
Для борзых смельчаков и в прозе и в стихах,
Чувствительным сердцам и истине я в страх,
В осторг Илимский еду.
Только позже этот экспромт Радищева стал широко известен. Наконец, в описываемом экземпляре имеется и более значительный печатный документ. Считается, что первое полное издание оды ‘Вольность’ Радищева появилось в печати только в 1906 году в издательстве ‘Сириус’ по списку Ефремова, полученному им от сына Радищева. В своем, уничтоженном цензурой собрании сочинений Радищева, Ефремов поместил эту оду в значительно сокращенном виде, заменив все выброшенные ‘опасные’ строчки многоточиями.
Однако опять-таки для себя и своих друзей он отпечатал в 1872 году несколько (говорят десять) экземпляров оды ‘Вольность’ полностью, без пропусков. Фактически это и было действительно первое полное издание оды ‘Вольность’. Два таких оттиска ‘Вольности’ Ефремов приложил к описываемому экземпляру. Не боюсь сказать, что они чрезвычайно редки.
Экземпляр в целом содержит ценнейший материал для изучения жизни и творчества писателя.
Собрание сочинений А. Н. Радищева под редакцией П. А. Ефремова по счету — издание второе, а ‘Путешествие’, отпечатанное в нем, — в России третье издание, а если учесть зарубежное герценовское, то четвертое.

ЕЩЕ ДВА ЗАРУБЕЖНЫХ ИЗДАНИЯ ‘ПУТЕШЕСТВИЯ’

Интерес к Радищеву, связанный с подъемом революционного движения 1860—1870-х годов, побудил зарубежные издательства попытаться удовлетворить возросший спрос читателей на ‘Путешествие из Петербурга в Москву’ путем использования каналов, обычных для заграничной нелегальной литературы.
С этой целью издательство Э. Л. Каспровича, обосновавшееся в Лейпциге, напечатало в 1876 году в типографии Г. Ушмана в Веймаре одно за другим два издания книги Радищева35.
На первом издании стоит год 1876, на втором, полностью повторяющем первое, год издания не указан. По всей вероятности, второе издание напечатано со стереотипа первого, и к нему припечатан один только новый заглавный лист.
Первое издание вышло в серии ‘Международная библиотека’ в качестве тома XVII, а второе — в серии ‘Собрания материалов для истории возрождения России’. Впрочем, обе книги продавались и отдельно.
По тексту оба эти одинаковые издания полностью повторяют издание Герцена 1858 года, с его же предисловием (только без подписи). Никакого особого интереса оба издания Э. Л. Каспровича не представляют.
Обе эти книги — по счету пятое и шестое издания ‘Путешествия из Петербурга в Москву’. Издания эти сейчас довольно редки. Мне их подарил упомянутый выше радищевовед И. Д. Смоляное, пользовавшийся для своей работы некоторыми книгами из моего собрания.

СУВОРИНСКАЯ КОПИЯ ‘ПУТЕШЕСТВИЯ’

В 1888 году, через пятнадцать лет после уничтожения собрания сочинений Александра Радищева, напечатанного П. А. Ефремовым, издателю А. С. Суворину, как уже говорилось выше, удалось напечатать полностью ‘Путешествие из Петербурга в Москву’ исключительно ‘для знатоков и любителей’ в количестве только ста экземпляров36. Большего тиража цензура не разрешила.
В качестве еще одного непременного условия, поставленного цензурой А. С. Суворину, было обязательство издателя продавать книгу Радищева никак не дешевле 25 рублей за экземпляр, цены для своего времени весьма значительной. Этими двумя условиями цензура ограничивала возможность широкого распространения ‘Путешествия’ и появления его в руках массового читателя.
Книга была напечатана в количестве ста экземпляров по такой расценке: 45 экземпляров на слоновой бумаге, малого формата — по цене 25 рублей за экземпляр, 30 — на японской бумаге, малого формата — по цене 50 рублей и 25 экземпляров на японской бумаге, большого формата — по цене 60 рублей.
У меня, правда, имеется экземпляр, напечатанный тем же набором, но на обыкновенной, простой бумаге, никак не похожей ни на слоновую, ни на японскую. Возможно, что экземпляр этот из числа тех, которые надо было сдавать в качестве ‘обязательных’ Управлению по делам печати. Незначительное количество их печаталось сверх официального тиража.
Набиралась книга с одного из — экземпляров ‘Путешествия’ издания 1790 года, и этот экземпляр в типографии был испорчен, о чем рассказано подробно выше (см. ‘Первое издание ‘Путешествия из Петербурга в Москву»).
Типография А. С. Суворина допустила и еще одну ошибку при наборе и печатании этой книги: на обложке и на выходном листе перепутала инициалы Радищева — вместо А. Н. напечатала А. И. Пришлось к каждому экземпляру приложить второй выходной лист и вторую обложку с исправленной Ошибкой.
Затея Суворина имела сенсационный успех. Книга, несмотря на непомерную по тому времени цену, была расхватана в два дня.
Разумеется, для широкого читателя книга Радищева по-прежнему оставалась недоступной.
Суворинская перепечатка была первым легальным, не уничтоженным цензурой изданием ‘Путешествия’ в России. По счету оно в России четвертое, а вместе с зарубежными — седьмое издание этого сочинения Радищева.
Напечатанное в количестве всего ста экземпляров суворинское издание ‘Путешествия’ не могло не стать редким.

ПОСЛЕДНЕЕ, УНИЧТОЖЕННОЕ ЦЕНЗУРОЙ ИЗДАНИЕ ‘ПУТЕШЕСТВИЯ’

После удавшейся Суворину попытки напечатать ‘Путешествие’ Радищева в 1888 году через три года такую же удачную попытку совершил петербургский собиратель-книголюб А. Е. Бурцев, тот самый, о находке замечательной коллекции автографов, которого сообщил в ‘Литературной газете’ Ираклий Андроников.
Обладая пестрой по своему составу, но весьма значительной библиотекой, Бурцев осуществил ряд любительских изданий многотомных описаний своего собрания, с перепечаткой в них полного содержания некоторых редких книг.
В числе этих редких книг он дважды перепечатал полностью радищевское ‘Путешествие из Петербурга в Москву’. Первый раз в 1889 году в своем ‘Дополнительном описании библиографически редких, художественно-замечательных книг и драгоценных рукописей’ (том 5) и во второй раз — в 1901 году, тоже в томе пятом ‘Библиографического описания редких и замечательных книг’. Издавал Бурцев свои ‘Описания’ крайне беспорядочно, всегда в количестве 100—150 экземпляров, ‘не для Продажи’, и я, собрав почти все его каталоги, до сих пор путаюсь в их хронологической последовательности.
Какого-либо общественного значения его перепечатки не имели, цензурой они не преследовались, а так как перепечатки эти не представляют собой отдельных изданий сочинений Радищева, то в их общем счете, на котором я попутно останавливаюсь, они не упоминаются.
Гораздо интереснее последнее перед 1905 годом отдельное издание ‘Путешествия’, напечатанное петербургским книгопродавцем и издателем ряда собственных библиографичесих работ П. А. Картавовым.
Соблазненный, по-видимому, удачами Суворина и Бурцева, которым цензура разрешила перепечатку ‘Путешествия’, П. А. Картавов решил ‘рискнуть’ и в 1903 году в Петербурге напечатал это сочинение Радищева в количестве 2900 экземпляров37.
Затея была чисто коммерческой. Издатель предполагал выпустить книгу в продажу по цене 20 рублей за экземпляр на веленевой бумаге и по 10 рублей — на обыкновенной.
П. А. Картавов не учел, что цензура великолепно понимала разницу между изданиями, напечатанными в количестве ста экземпляров и предназначенными для узкого круга, и изданием, рассчитанным уже на массового читателя, которого царское правительство в 1903 году, в канун русской революции 1905 года, особенно оберегало от взрывного действия сочинений Радищева.
Весь тираж картавовского издания был немедленно арестован в типографии. Представление комитету министров по поводу этого издания, сделанное министром внутренних дел В. К. Плеве, мною уже приведено дословно в главе о первом издании ‘Путешествия’. По этому представлению комитет министров 10 июня 1903 года вынес решение о полном запрещении и уничтожении книги. 8 июля 1903 года весь тираж ее (2860 экземпляров) был перемолот в бумажную массу в типографии петербургского градоначальника38.
Оставленные для Управления по делам печати сорок экземпляров издания Картавова, по-видимому, все, что от него уцелело. На антикварном рынке ‘картавовский Радищев’ считается более редким, чем ефремовский, хотя в тех немногих случаях, когда он попадался, расценивался значительно дешевле.
Это было последнее перед революцией 1905 года издание ‘Путешествия из Петербурга в Москву’, уничтоженное по постановлению царской цензуры. Нашел я ‘картавовского Радищева’ чисто случайно в одном из книжных магазинов, работники которого не имели ни малейшего представления о значимости этой книги.

‘ПОТОМСТВО ЗА МЕНЯ ОТОМСТИТ!’

Радищев был выслан в Илимск в конце 1790 года. Путь шел через Москву. От Москвы до Илимска считалось 6788 верст. Весть о смерти Екатерины II дошла до Илимска в декабре 1796 года. Вступивший на престол Павел I, стремившийся дезавуировать все мероприятия своей матери, ‘помиловал’ Радищева, разрешив ему пребывание в селе Немцове Калужской губернии. Пребывание было безвыездное и под неусыпным надзором полиции — то есть та же ссылка. ‘Милость’ Павла I оказалась весьма относительной. Окончательное освобождение пришло лишь 15 марта 1801 года, когда на престол воссел следующий самодержец — Александр I. Освобождение было подано как ‘высочайшая милость’, хотя в 1800 году закончился срок наказания, определенный Радищеву Екатериной II…
Радищев приехал в Петербург больной, измученный, но непримиримый. Он был определен на службу в Комиссию по составлению законов, где попытался отстаивать свои революционные взгляды. Председатель Комиссии гр. Завадовский весьма недвусмысленно напомнил ему о Сибири.
Затравленный, нервно-раздраженный Радищев ответил на эту угрозу самоубийством. 11 сентября 1802 года его не стало.
Царские попы с церковного амвона прокляли его имя, как имя самоубийцы. Незадолго до смерти Радищев написал свои последние слова: ‘Потомство за меня отомстит!’39. И потомство жестоко и по заслугам отомстило палачам Радищева. Буря Великой Октябрьской социалистической революции не только навсегда смела с трона последнего российского самодержца, но и подняла проклятое попами имя Александра Радищева на недосягаемую высоту.
Сейчас даже смешно читать глупейшие разлагольствования махрового реакционера М. Н. Лонгинова, который в 1868 году в ‘Русском архиве’ пробовал изрекать такие ‘истины’: ‘Собственно литературный талант Радищева ничтожен. Язык его решительно варварский, чудовищный и для его эпохи. Читать его ‘Путешествие’ могут только литературные археологи и люди, одаренные особым любопытством’40. Невдомек было М. Н. Лонгинову, что когда с народом говорят о его нуждах, о вольности, о презрении к рабству и поработителям — нет такого языка в мире, который не был бы близок и понятен народу!
Впрочем, цену таланта Радищева сам Лонгинов и ему подобные знали прекрасно. Недаром более ста лет они боялись его имени как огня. Буржуазное литературоведение сознательно записывало Радищева в число людей, которые якобы ‘известны гораздо более своим несчастьем, нежели литературными трудами’. Еще бы! Ведь по словам Лонгинова, Радищев боролся с ‘некоторыми недостатками тогдашних порядков’, но в числе этих ‘некоторых недостатков’ было рабство, самодержавие и весь класс поработителей, к которому принадлежал и сам Лонгинов. Признавать литературный талант Радищева никак не входило в его интересы.
Однако Радищев — ‘рабства враг’ не только ‘цензуры избежал’. Талант, его~ победил и ту ложь, которую пыталось нагородить вокруг его имени дореволюционное литературоведение, приписывая ему то ‘подражательство’, то ‘идейное одиночество’, то еще что-нибудь похожее. Ничто не помогло!
Владимир Ильич Ленин, говоря о национальной гордости великороссов, поставил имя писателя Александра Радищева на первое место.

Примечания

1 Размышления о греческой истории, или О причинах благоденствия и несчастия греков, сочинение г. аббата де Мабли. Переведено с французского иждивением Общества, старающегося о напечатании книг. Продается в луговой Миллионной улице, у книгопродавца К. В. Миллера. Цена 60 коп. В Санктпетербурге, при Императорской Академии наук, 1773 года. На заглав. листе — гравированная виньетка с девизом ‘Согласием и трудами’. (Подпись: Г. Н. Саблин). Загл. л., 235 с. 8R.
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 14. М., 1931, с. 18.
3 Макогоненко Г. П. Радищев и его время. М., 1956, с. 145.
4 Офицерские упражнения. Ч. I—IV. Переведено с немецкого языка. При И. А. Н., 1777 года. Ч. I. Загл. л., 3, 110 с., ч. II. Загл. л., 111 — 188 с., ч. III. Загл. л., 78,2 с., ч. IV. Загл. л., с. 79—152. К изданию приложено 28 гравир. фигур. 8R.
Издание описано по работе В. П. Семенникова ‘Собрание, старающееся о переводе иностранных книг’. Приложение к ‘Русскому библиофилу’, 1913, с. 59.
5 См. работу В. П. Семенникова, указанную в предыдущем примечании, с. 8.
6 О Ф. Кречетове — см. журн. ‘Былое’, 1906, No 4, с. 43.
7 Житие Федора Васильевича Ушакова, с приобщением некоторых его сочинений. В Санктпетербурге при Императорской типографии, 1789 года. 228 с., включая загл. л. 8R.
8 Радищев А. Н. Полн. собр. соч., т. 1. Л.: Изд-во АН СССР, 1938, с. 463
9 Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. 8. М., Л. Изд-во АН СССР, 1949, с. 357.
10 Барсков Я. Л. Переписка московских масонов XVIII века. П., 1915, с. 65.
11 Васильев Илларион. Фемида, или Начертание прав, преимуществ и обязанностей женского пола в России на основании существующих законов. М., в Универс. тип., 1827. 96 с., 1 л. ил. 16R.
12 Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего. С дозволения Управы благочиния. В Санктпетербурге, 1790, 14 с. 8R (малая).
13 См. статью Я. Л. Барскова в кн.: Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. Т. 2. Материалы к изучению ‘Путешествия’. М., Л.: ‘Academia’, 1935, с. 304.
14 Ульянинский А. И. Радищев в Петербурге. Л., 1939, с. 17.
15 Радищев А. Н. Полн. собр. соч., т. I. Л.: Изд-во АН СССР, 1938, с. 461.
16 Старцев А. Университетские годы Радищева. М.: Сов. писатель, 1956, с. 171.
17 Путешествие из Петербурга в Москву. ‘Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй’. Телемахида, том II. Кн.: XVIII, сти: 514. 1790. В Спб-ге. Загл. л., 2 ненум., 453 с. 8R.
18 Книгопродавец Зотов был ставленником Радищева, который так же, как и в вопросе с типографией, поняв, что никто другой печатать его книгу не станет, и завел типографию собственную, решил позаботиться и о книжной лавке со своим человеком во главе. Таким своим человеком у Радищева был книгопродавец Зотов. Сведения об этом см. в кн.: Бабкин Д. С. Процесс А. Н. Радищева. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1952, с. 80.
19 Цитируется по книге Д. С. Бабкина, указанной в предыдущем примечании, с. 282.
20 Глав. упр. по делам печати, 1872, II отд., дело No 81. Спб-ский Ценз, ком-т, 1872, дело No 54.
21 Глав. упр. по делам печати, 1902, III отд., дело No 17 и No 68. Спб-ский Ценз, ком-т, 1902, No 105.
22 См. кн.: Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга и Москву. Т. 2. Материалы к изучению ‘Путешествия’. М., Л.: ‘Academia’. 1935. Список Барскова взят мною в качестве отправного пункта, дающего хотя бы приблизительную историю судьбы каждого экземпляра. Я попытался установить фактическое наличие ‘Путешествия’ в наших госхранилищах сегодня. В Ленинграде я обнаружил всего четыре экземпляра: три в Пушкинском Доме: а) с автографом Пушкина, б) с печатью Чертковской библиотеки и в) экземпляр неизвестно откуда и когда поступивший, в Государственной Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина — всего один экземпляр, дефектный, без одного листа, в позднейшем ледериновом переплете. Узнать — откуда и когда он поступил — не удалось. В Москве имеются: в Б-ке им. В. И. Ленина — три, в Гос. ист. б-ке — один, в Лит. музее — один, в Музее Революции — один. Где есть еще — не знаю.
23 См. статью: Вайншенкер П. Л. О недавно обнаруженном первопечатном экземпляре ‘Путешествия из Петербурга в Москву’. — ‘Известия АН СССР. Отд. лит. и яз.’, т. XI, вып. 5, 1952, с. 421.
24 Об этом см.: Ульянинский Д. В. Среди книг и их друзей. М., 1903, с. 57.
25 Собрание оставшихся сочинений покойного Александра Николаевича Радищева. Ч. I—VI. М., в тип. Платона Бекетова. Иждивением издателей, 1807—1811. Ч. I. 1807. Гравир. портрет А. Радищева (подп. Вендрамини). Шмуцтитул, 197 с., включ. загл. л., 7 ненум, с., ч. П. 1809. 194 с., включ. загл. л., ч. III. 1809. 151 с., включ. загл. л., ч. IV. 1811. 181 с., включ. загл. л., ч. V. 1811. 157 с., включ. загл. л., ч. VI. 1811. 167 с., включ. загл. л. 8R (малая).
26 ‘О повреждении нравов в России’ князя М. Щербатова и ‘Путешествие’ А. Радищева с предисловием Искандера. Лондон, Трюбнер и КR, 1858. XIV, 2 ненум., 2, 340 с. 8R.(‘Путешествие’ занимает с. 97—331).
27 ‘Лит. наследство’, т. 39/40, 1941, с. 170.
28 Радищев и его книга: ‘Путешествие из Петербурга в Москву. Спб., 1790 г.’. Спб., в печатне В. Головина, 1868. Загл. л. IV. 256 с. 8R (малая).
29 Имя Кущевского как автора предисловия впервые раскрыто И. Г. Ямпольским в книге: Радищев. Статьи и материалы. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та им. А. А, Жданова, 1950, с. 290.
30 В статье П. Н. Беркова ‘К цензурной истории ‘Путешествия’ Радищева’, напечатанной в книге, указанной в предыдущем примечании, на с. 292 приводится библиографический список всех рецензий на книгу в издании Шигина.
31 См. статью П. Н. Беркова, указанную в примечании 30.
32 Сочинения Александра Николаевича Радищева. С портретом автора и статьей ‘О жизни и сочинениях Радищева’ А. П. Пятковского. (Редакция изд. П. А. Ефремова). Т. 1. С.-Петербург, издание книжного магазина Черкесова, тип. Н. Неклюдова, 1872.
Обложек и выходного листа для второго тома не напечатано, Гравир. портрет Радищева (с гравюры Вендрамини, приложенной к изданию 1807—1811 гг.). Шмуцтитул, загл. л., 2 ненум. (‘Несколько слов об издании’), 2 ненум. (Оглавление), 292 с. 8R.
То же, т. 2. 424 с.
33 См. брошюру: ‘Памяти П. А. Ефремова’, М,, 1908, с. 12 и далее.
34 См. кн.: Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. Т. 2, Материалы к изучению ‘Путешествия’. М., Л.: ‘Academia’, 1935, с, 343.
35 Путешествие из С.-Петербурга в Москву А. Радищева (1790). Лейпциг, Э. Л. Каспрович, 1876. (Имя автора, заглавие и имя издателя— повторены на нем. языке). На последней странице: Веймар. Типография Г. Ушмана и КR. 239 с., включ. загл. л. 8R (малая). То же. Изд. 2-е (Б. г.). В остальном — полное стереотипное повторение.
Путешествие из Петербурга в Москву. Сочинение А. Н. Радищева. Воспроизведение издания 1790 года. Изд. А. С. Суворина. Спб., 1888. Шмуцтитул, загл. л., 10 ненум.. 453 с. 4R. (Загл. л. и обложка повторены ввиду опечатки в инициалах Радищева).
37 Путешествие из Петербурга в Москву. ‘Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй’. Телемахида, том II, кн. XVIII, сти: 514. 1790 в Санктпетербурге. (На обложке: Спб., изд. П. А. Картавова, 1903). На последней странице: Спб., Коммерческая типография. 182 с., включ. загл. л. 8R.
38 См. об этом примечание 21.
39 Благов Д. Д. История русской литературы XVIII в. Изд. 2-е. М., 1951, с. 552.
40 ‘Русский архив’, 1868, No 11, стб. 18Ц.
Радищев Александр Николаевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Поэтическое наследие Тютчева, Пигарев К. В., Год: 1966
  2. Шутки жизни, Деледда Грация, Год: 1905
  3. Рифмой за нефть, Димаян К., Год: 1930
  4. Приключения Рольфа, Сетон-Томпсон Эрнест, Год: 1911
  5. Струны прошлого, Унсет Сигрид, Год: 1930
  6. ‘Баня’ Маяковского идет на следующей неделе, Маяковский Владимир Владимирович, Год: 1930
  7. Немецкая куртуазная лирика, Дитмар Фон Айст, Год: 1984
  8. Памятник Плениры, Чехов Александр Павлович, Год: 1892
Электронная библиотека