Ни за что бы вы этого не сказали, Шоу Бернард, Год: 1898

Время на прочтение: 108 минут(ы)

Б. Шоу.

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ.

Томъ V.

Изданіе В. М. Саблина.

Ни за что бы вы этого не сказали.

(Пьеса пріятная.)

Переводъ съ англійскаго Л. Экснера.

Москва. — 1910.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Дйствіе происходить въ 1896 году. Прекрасное августовское утро. Кабинетъ зубного врача. Не какая-нибудь крохотная каморка, какія обыкновенно встрчаются въ Лондон, а лучшая гостиная въ богато убранной квартир съ террасою на море въ модномъ морскомъ курорт. Оперативное кресло поставлено на половин разстоянія между центромъ комнаты и однимъ изъ угловъ ея. Около кресла газометръ съ газовымъ насосомъ, Передъ кресломъ въ лвой стн окно. Посредин правой стны каминъ, налъ нимъ въ рамк дипломъ, передъ каминомъ черное кожаное кресло, ближе къ зрителямъ изящный табуретъ и столикъ съ тисками, инструментами, чашечкой съ пестикомъ. Около столика стройная машина, похожая на хлыстъ, снабженный подставкою, педалью и чрезмрно большимъ колесомъ. Узнавши, что это боръ-машина, вы содрогаетесь и, отвернувшись налво, видите другое окно, подъ которымъ стоитъ письменный столъ съ прессъ-папье и календаремъ-дневникомъ и стулъ. За письменнымъ столомъ, ближе къ двери, обтянутая кожею софа. Проги воположная стна, отъ васъ направо, занята почти вся длиннымъ книжнымъ шкапомъ. Оперативное кресло прямо противъ васъ, передъ нимъ немного влво столикъ съ инструментами. Бросается въ глаза, что машина, инструменты и вс требуемыя профессіей приспособленія новехонькія, обои расписаны въ погребальномъ стил фестонами и урнами, коверъ со своими симметричными узорами въ вид пышныхъ букетовъ, хрустальная газовая люстра, красивые, голубые, съ позолотою на ободкахъ и также съ хрустальными подвсками подсвчники на консол камина и между ними подъ стекляннымъ колпакомъ позолоченные часы. Ихъ безполезность подчеркивается поставленными рядомъ дешевыми американскими часами, показывающими теперь 12. Отъ всего этого вмст съ чернымъ мраморомъ, придающимъ камину подобіе фамильнаго склепа въ миніатюр, ветъ солидною торговою благопристойностью временъ начала царствованія Викторіи, врою въ деньги, библейскимъ фетишизмомъ, боязнью ада, постоянно борющагося со страхомъ передъ бдностью, инстинктивнымъ ужасомъ передъ страстнымъ характеромъ искусства, любви и римско-католической религіи, ветъ вообще первыми плодами плутократіи на раннихъ стадіяхъ промышленной революціи.
Ни тни этихъ традицій не замтно на двухъ лицахъ, находящихся теперь въ этой комнат. Это, во-первыхъ, очень миленькая женщина въ миньатюр, крохотная фигурка которой одта въ изящнйшій костюмъ самыхъ веселыхъ цвтовъ. Принадлежитъ она къ молодому поколнію, ей всего врядъ ли уже восемнадцать лтъ. Это маленькое очаровательное созданіе, очевидно, чужое въ этой комнат и и даже въ этой стран, потому что ея впрочемъ очень тонкая кожа окрашена въ смуглый цвтъ лучами боле горячаго чмъ въ Англіи солнца. И однакоже для очень тонкаго наблюдателя есть какая-то связь между нею и этой комнатой. Потому что въ рук своей она держить стаканъ съ водою и на углахъ ея крохотнаго рзко очерченнаго ротика и причудливо сведенныхъ бровяхъ замтно быстро исчезающее облако спартанскаго упорства. Если бы между ея бровями можно было прослдить хоть малйшую линію сознательности, то послдователь евангельскаго христіанства могъ бы льстить себя хоть слабою надеждой найти здсь овечку въ волчьемъ одяніи,— а ея костюмъ дйствительно легкомысленно милъ и наряденъ — но когда облако исчезаетъ, то ея лобикъ оказывается такъ же чисть и свободенъ отъ сознанія грховности, какъ у какого-нибудь котенка.
Дантистъ, молодой человкъ лтъ тридцати или около того, глядитъ на нее, довольный собою, въ виду удачно сошедшей операціи. Онъ не производитъ впечатлнія много работавшаго въ своей профессіи человка, не видно въ немъ и жадной погони за паціентами, какъ это бываетъ у начинающихъ дантистовъ, беззаботная шутливость его выдаетъ въ немъ молодого человка, еще не устроившагося своимъ домомъ и ищущаго развлеченій и приключеній. Наружность его и манеры не лишены серьезности, но его немного приподнятыя ноздри подчеркиваютъ, что это серьезность юмориста. Глаза его ясные, зоркіе, съ умренно скептическимъ выраженіемъ, немного черезчуръ подвижные, лобъ превосходный, высокій и широкій, носъ и подбородокъ мужественно прекрасны. Въ общемъ это привлекательный, обращающій на себя вниманіе и довольно много общающій новичокъ, которому дловые люди могли бы предсказать довольно благопріятныя перспективы.
Молодая двушка, отдавая ему стаканъ, Спасибо.
Несмотря на смуглый цвтъ кожи, у нея не слышно ни малйшаго иностраннаго акцента.
Дантистъ ставитъ стаканъ на столикъ съ инструментами. Это былъ мой первый зубъ.
Молодая двушка испуганно. Вашъ первый! Вы хотите сказать, что съ меня вы начали свою практику?
Дантистъ. Каждому зубному врачу приходится начинать съ кого-нибудь.
Молодая двушка. Да, съ кого-нибудь въ больниц, но не съ людей, которые платятъ.
Зубной врачъ, смясь. О, больница въ счетъ не идетъ! Я хотлъ только сказать — первый зубъ въ моей частной практик. Почему вы не хотли, чтобы я выдернулъ вамъ зубъ подъ веселящимъ газомъ?
Молодая двушка. Потому что вы сказали, что это будетъ стоить еще пять шиллинговъ.
Зубной врачъ, шокированный. Не говорите этого. У меня при вашихъ словахъ такое чувство, какъ будто я причинилъ вамъ боль изъ-за пяти шиллинговъ.
Молодая двушка съ холодною дерзостью. Вдь это же такъ и есть. Встаетъ. Иначе вамъ и нельзя. Такое ужъ ваше занятіе — причинять людямъ боль. Его забавляетъ такое отношеніе съ ея стороны: онъ тихонько смется, начиная чистить и убирать свои инструменты. Она оправляетъ свой костюмъ, съ любопытствомъ оглядываетъ обстановку, подходитъ къ окну, У васъ прекрасный видъ на море изъ этихъ комнатъ! Что, он дорого обходятся?
Зубной врачъ. Да.
Молодая двушка. Но вы снимаете не весь домъ, не правда ли?
Зубной врачъ. Нтъ, не весь.
Молодая двушка откидываетъ и вертитъ на одной ножк стулъ у письменнаго стола, критически оглядывая его. Мебель-то ваша не совсмъ послдней моды.
Зубной врачъ. Это хозяйская.
Молодая двушка. А это прекрасное удобное кресло тоже хозяйское?
Зубной врачъ. Нтъ. Я взялъ его напрокатъ.
Молодая двушка пренебрежительно. Я такъ и думала. Оглядывается кругомъ, очевидно ища, нельзя ли сдлать еще какихъ-нибудь выводовъ. Вы повидимому здсь недавно?
Зубной врачъ. Всего шесть недль. Хотите еще что-нибудь спросить?
Молодая двушка, совершенно не замчая скрытой въ этихъ словахъ насмшки. У васъ есть семья?
Зубной врачъ. Я не женатъ.
Молодая двушка. Разумется, нтъ. Это по всему видно. Я хотла спросить, есть ли у васъ сестры, мать или кто-нибудь еще?
Зубной врачъ. Не здсь.
Молодая двушка. Гм!.. Если вы здсь уже шесть недль и я ваша первая паціентка, то практика у васъ не слишкомъ-то большая. Да?
Зубной врачъ. Да, покамстъ. Перечистивъ и уложивъ вс инструменты, закрываетъ ящикъ стола.
Молодая двушка. Ну, желаю вамъ счастья. Вынимаетъ кошелекъ. Вы сказали, пять шиллинговъ?
Зубной врачъ. Пять шиллинговъ.
Молодая двушка, вынимая крону, А вы за все берете по пяти шиллинговъ?
Зубной врачъ. Да.
Молодая двушка. Почему?
Зубной врачъ. Такая моя система. Я — то, что называется пятишиллинговымъ зубнымъ врачомъ.
Молодая двушка. Это очень хорошо. Ну, вотъ вамъ, подавая крону, хорошенькая, новенькая пятишиллинговая монета! Вашъ первый заработокъ! Просверлите въ ней дырочку вотъ этой штукой, которою вы сверлите зубы, и носите на цпочк вмсто брелока.
Зубной врачъ. Спасибо.
Горничная бъ дверяхъ. Братъ барышни.
Въ комнату быстро входитъ миніатюрный красивый мужчина, очевидно близнецъ молодой двушки. На немъ кашемировый костюмъ цвта терракота, элегантно сшитый сюртукъ на коричневой шелковой подкладк, въ рукахъ у него высокая коричневая шляпа и кожаныя спортсменскія перчатки. У него такая же какъ и у сестры тонкая смуглая кожа и такая же крохотная фигурка, но мускулы у него упругіе и сильные, движенія ршительныя, голосъ неожиданно басистый и рзкій, манеры безукоризненныя и индивидуальность настолько опредлившаяся, что въ этомъ ему могъ бы позавидовать и человкъ вдвое старше его. Пунктъ его чести — сохранять всегда любезность и самообладаніе, и хотя, если разобраться, въ этомъ проявляется — правда, на современнйшій ладъ — только ребяческое самомнніе, однако на старшихъ это производитъ поразительный эффектъ который показался бы невыносимымъ, будь это мене располагающій къ себ юноша. Онъ быстръ и находчивъ, и вопросъ у него на устахъ чуть только онъ вошелъ въ комнату.
Молодой человкъ. Что, я не опоздалъ?
Молодая двушка. О, все уже кончено!
Молодой человкъ. Ты кричала?
Молодая двушка. Ужасно. Господинъ Валентинъ,— это мой братъ Филиппъ. Филь,— это господинъ Валентинъ, нашъ новый зубной врачъ, Валентинъ и Филиппъ раскланиваются. Она продолжаетъ, не переводя дыханія. Онъ здсь всего шесть недль, и онъ баккалавръ наукъ. Этотъ домъ не его, и мебель тоже хозяйская, а приспособленія для зубоврачебнаго кабинета взяты напрокатъ. Мой зубъ онъ выдернулъ артистически, единымъ махомъ, и мы съ нимъ большіе друзья.
Филиппъ. Ты его засыпала массой вопросовъ?
Молодая двушка съ такимъ видомъ, какъ будто она на такія вещи неспособна. Ахъ, нтъ!
Филиппъ. Радъ слышать. Валентину. Это такъ мило съ вашей стороны, что вы не сердитесь на насъ. Дло въ томъ, что до сихъ поръ мы еще не бывали въ Англіи, а мама говоритъ, что здшніе люди просто не въ состояніи будутъ выносить насъ. Приходите къ намъ завтракать. Валентинъ въ замшательств по поводу той порывистой быстроты, съ которою подвигается впередъ ихъ знакомство, переводитъ дыханіе, но отвтить ему не удается, потому что близнецы говорить все время быстро и непрерывно.
Молодая двушка. Ахъ, пожалуйста, господинъ Валентинъ!
Филиппъ. Въ Морской отель — въ половин второго.
Молодая двушка. Тогда мы объявимъ мам, что одинъ респектабельный англичанинъ общалъ притти завтракать съ нами.
Филиппъ. Ни слова больше, господинъ Валентинъ! Вы придете.
Валентинъ. Ни слова больше! Но вдь я еще ни слова и не говорилъ. Позвольте спросить, съ кмъ я имю удовольствіе бесдовать? Не могу же я въ самомъ дл итти въ Морской отель завтракать съ двумя какими-то незнакомыми чужестранцами.
Молодая двушка задорно. О-о-о! Скажите пожалуйста! Это при одномъ-то паціент за шесть недль! И вдь вздоръ какой! Ну, разв вамъ не все равно?
Филиппъ здравомысленно. Нтъ, Долли: мое знаніе человческой природы подсказываетъ мн, что онъ правъ. Позвольте мн представить вамъ миссъ Доротею Кландонъ, или, какъ мы ее зовемъ попросту, Долли. Валентинъ кланяется. Она киваетъ ему головой. А я Филиппъ Кландонъ. Мы съ острова Мадейры. Но изъ вполн порядочнаго общества.
Валентинъ. Кландонъ! Вы не родственники ли…
Долли, неожиданно восклицая съ отчаяніемъ. Да, да, родственники!
Валентинъ изумленный. Простите!..
Долли. Родственники, родственники. Все пропало, Филь. Они ту*гъ въ Англіи уже все знаютъ о насъ. Валентину. Ахъ вы не знаете, какъ это непріятно быть въ родств съ какой-нибудь знаменитостью! Никогда съ тобой ради тебя самой никто не считается. Прямо до сумасшествія можно дойти.
Валентинъ. Извините пожалуйста. Тотъ господинъ, о которомъ я думалъ, совсмъ не знаменитость.
Долли съ изумленіемъ глядитъ на него. Господинъ! Филиппъ также удивленъ.
Валентинъ. Ну, да, господинъ. Я собирался спросить, не дочь ли вы случайно господина Денсмора Кландона изъ Ньюбери-Голля.
Долли разсянно. Нтъ.
Филиппъ. Стой, Долли! Откуда ты знаешь, что нтъ?
Долли, повеселвъ. Ахъ, я и забыла! Разумется. Можетъ быть, и да.
Валентинъ. Какъ? Неужели вы не знаете?
Филиппъ. Совсмъ не знаемъ.
Долли. Есть такое мудрое…
Филиппъ, прерывая ее. III-ш-ш!.. Валентинъ нервно вздрагиваетъ, потому что звукъ, произведенный Филиппомъ, хотя и моментальный, но напоминаетъ звукъ разорванной съ быстротою молніи на дн части шелковой матеріи. Выработался онъ у Филиппа благодаря долгой практик, такъ какъ ему часто приходилось останавливать нескромности на устахъ Долли. Дло въ томъ, господинъ Валентинъ, то мы дти знаменитой госпожи Ланфрей Кландонъ, писательницы съ большимъ именемъ — на остров Мадейр. Тамъ ни одной семьи вы не найдете, гд бы не читались ея произведенія. Отъ нихъ-то мы и сбжали сюда въ Англію. Общее ихъ заглавіе: ‘Трактаты о двадцатомъ вк’. У нея есть…
Долли. Кухня двадцатаго вка.
Филиппъ. Врованія двадцатаго вка.
Долли. Одежда двадцатаго вка.
Филиппъ. Взаимныя отношенія людей двадцатаго вка.
Долли. Дти двадцатаго вка.
Филиппъ. Родители двадцатаго вка.
Долли. Безъ переплета по полъ-доллара.
Филиппъ. А въ прочномъ коленкоровомъ переплет для семейнаго чтенія по два доллара. Ни одной семь нельзя обойтись безъ этихъ книгъ. Прочтите ихъ, господинъ Валентинъ. Он усовершенствуютъ вашъ разумъ.
Долли. Только, пожалуйста, не при насъ.
Филиппъ. Совершенно врно. Мы предпочитаемъ людей съ неусовершенствованнымъ разумомъ. Наши собственные умы пребываютъ именно въ такомъ свжемъ и неиспорченномъ состояніи.
Валентинъ съ выраженіемъ сомннія. Гм!..
Долли, повторяя испытующе. Гм?.. Филь, онъ предпочитаетъ людей съ усовершенствованнымъ разумомъ.
Филиппъ. Въ такомъ случа мы представимъ его другому члену нашей семьи: женщин двадцатаго вка — нашей сестр Глоріи.
Долли тономъ дифирамба. Это шедевръ природы!
Филиппъ. Дочь науки!
Долли. Гордость Мадейры!
Филиппъ. Классическая красавица!
Долли, внезапно возвращаясь къ проз. Вздоръ! Стройности не хватаетъ.
Валентинъ въ отчаяніи. Можно мн попросить слова?
Филиппъ вжливо. Извините насъ. Говорите.
Долли съ милою деликатностью. Простите пожалуйста.
Валентинъ, пытаясь взять отцовскій тонъ. Знаете ли, я долженъ дать вамъ совтъ, молодые люди.
Долли, снова вспыхивая. Скажите пожалуйста — это мн нравится. Сколько вамъ лтъ?
Филиппъ. За тридцать.
Долли. Нтъ меньше.
Филиппъ увренно. Больше.
Долли запальчиво. Двадцать семь.
Филиппъ невозмутимо. Тридцать три.
Долли. Вздоръ!
Филиппъ Валентину. Я апеллирую къ вамъ, господинъ Валентинъ.
Валентинъ, протестуя. Ну, знаете ли… Смиряясь. Тридцать одинъ.
Филиппъ къ Долли. А что! Ты не права.
Долли. И ты также.
Филиппъ, спохватившись. Мы забываемъ наши манеры, Долли.
Долли съ раскаяніемъ. Да, да.
Филиппъ, извиняясь. Мы васъ перебили, господинъ Валентинъ.
Долли. Вы собирались усовершенствовать нашъ разумъ.
Валентинъ. Дло въ томъ, что ваша…
Филиппъ, перебивая. Наша вншность?
Долли. Наши манеры?
Валентинъ, обращаясь къ ихъ милосердію, Да дайте же мн говорить.
Долли. Старая исторія. Мы болтаемъ черезчуръ много.
Филиппъ. Правда, правда. Ну, теперь цыцъ! Садится на ручку оперативнаго кресла.
Долли. М-м-м! Садится на стулъ у письменнаго стола и закрываетъ губы кончиками пальцевъ.
Валентинъ. Спасибо. Беретъ у столика въ углу табуретъ, ставитъ его между ними и садится съ видомъ судьи. Они внимаютъ съ величайшей серьезностью его словамъ. Онъ обращается сначала къ Долли. Для начала позвольте васъ спросить, случалось ли вамъ до этого бывать въ мстахъ, куда съзжается фешенебельная англійская публика на морскія купанья? Она медленно и торжественно качаетъ отрицательно головой. Онъ поворачивается къ Филиппу, который также безмолвно отрицаетъ это, но только качаетъ при этомъ головой быстро и выразительно. Я такъ и думалъ. Ну, господинъ Кландонъ, наше знакомство было непродолжительное, но довольно говорливое, и я наслушался довольно, чтобы убдиться, что никто изъ васъ не иметъ представленія о томъ, что такое жизнь въ такихъ мстахъ. Поврьте, дло тутъ не въ манерахъ и не во вншности. Въ этомъ отношеніи мы пользуемся здсь такою свободой, которая даже неизвстна на остров Мадейр. Долли энергично мотаетъ головой. О, да, увряю васъ! Сестра лорда де-Крешчи катается на велосипед въ шароварахъ, а жена ректора сторонница реформированной одежды и носитъ гигіеническія ботинки. Долли тайкомъ быстро взглядываетъ на свои ноги, Валентинъ замчаетъ это и быстро прибавляетъ. Ахъ, нтъ, я имлъ въ виду не такія ботинки! Нога Долли исчезаетъ подъ платьемъ. Мы, въ Англіи, не слишкомъ-то заботимся объ одежд и о манерахъ, потому что вся наша нація вообще одвается безвкусно и манеръ у насъ нтъ никакихъ. Но… вы извините меня за откровенность? Они киваютъ утвердительно. Спасибо. Ну, такъ если вы желаете, чтобы кто-нибудь знался съ вами въ такихъ мстахъ, нужно прежде всего имть одну вещь: нужно имть отца, живого ли или мертваго, это все равно. Выразительно смотритъ поочереди то на одного, то на другого. Они встрчаютъ этотъ взглядъ съ видомъ мучениковъ. Слдуетъ ли мн заключить, что у васъ не хватаетъ этой необходимой части вашего соціальнаго снаряженія? Они меланхолически киваютъ въ подтвержденіе его словъ. Въ такомъ случа мн очень жаль, но долженъ сказать вамъ, что если вы собираетесь остаться здсь на боле продолжительное время, то мн невозможно будетъ принять ваше любезное приглашеніе притти къ вамъ на завтракъ. Встаетъ, всмъ видомъ говоря, что разговоры съ ними вс кончены, и ставитъ табуретъ на мсто.
Филиппъ встаетъ, серьезно, вжливо. Пойдемъ, Долли. Предлагаетъ ей руку.
Долли. Прощайте, Съ достоинствомъ идутъ къ двери.
Валентинъ, почувствовавъ угрызенія совсти. Постойте, постойте! Они останавливаются и поворачиваются, рука въ руку. Я чувствую себя форменнымъ извергомъ! Бестіей!
Долли. Это дло вашей совсти, а не нашей.
Валентинъ энергично, отказываясь отъ всякихъ претензій разыгрывать роль респектабельнаго дантиста. Моей совсти! Моя совсть разорила меня. Послушайте. Два раза уже я начиналъ свою карьеру респектабельнымъ врачомъ въ разныхъ концахъ Англіи. Въ обоихъ случаяхъ дйствовалъ по совсти и говорилъ своимъ паціентамъ голую правду вмсто того, что они желали бы слышать. И въ результат было разореніе. И вотъ я устроился теперь зубнымъ врачомъ, пятишиллинговымъ врачомъ. Я съ совстью ршилъ покончить разъ Навсегда. Это мой послдній шансъ. Я затратилъ свой послдній золотой на перездъ, и до сихъ поръ еще не заплатилъ за квартиру. мъ и пью я въ кредитъ, хозяинъ мой богатъ какъ еврей и твердъ какъ кремень, а я за шесть недль заработалъ всего пять шиллинговъ. Если я хоть на волосокъ уклонюсь съ прямого пути строжайшей респектабельности, я пропалъ. Посудите сами, справедливо ли при такихъ обстоятельствахъ требовать съ меня, чтобы я пошелъ завтракать съ вами, когда вы не знаете, кто былъ вашъ отецъ?
Долли. Ну, все-таки, нашъ ддушка каноникъ Линкольнскаго собора.
Валентинъ, точно затерянный въ океан морякъ, который видитъ парусъ на горизонт. Что! У васъ есть ддушка?
Долли. Только одинъ.
Валентинъ. Милые, дорогіе юные друзья мои, почему же ради всего святого не сказали вы мн этого съ самаго начала? Каноникъ въ Линкольн! Въ такомъ случа все дло въ шляп. Разумется. Извините меня на минуточку, Я только переоднусь. Однимъ прыжкомъ достигаетъ двери и исчезаетъ. Долли и Филиппъ смотрятъ ему вслдъ и затмъ другъ на друга. Съ его уходомъ они какъ-то сразу увядаютъ и становятся банальны.
Филиппъ, освобождая руку отъ Долли и подходя въ очень дурномъ настроеніи къ оперативному креслу. Этотъ несчастный обанкротившійся авантюристъ полагаетъ, что оказываетъ намъ честь, согласившись пойти завтракать съ нами, хотя наврное у насъ онъ настся какъ слдуетъ въ первый разъ за нсколько мсяцевъ. Наноситъ кулакомъ ударъ креслу, какъ будто это и есть Валентинъ.
Долли. Это безобразіе. Я не хочу больше выносить этого, Филь. Здсь въ Англіи каждый первымъ долгомъ спрашиваетъ, кто твой отецъ.
Филиппъ. Я тоже не хочу выносить этого. Мама должна сказать намъ, что онъ былъ за человкъ.
Долли. Или кто онъ такой. Можетъ быть, онъ еще живъ?
Филиппъ. Надюсь, что нтъ. Я не желалъ бы, чтобы кто-нибудь выступалъ передо мною съ отцовскимъ авторитетомъ.
Долли. А вдругъ у него масса денегъ.
Филиппъ. Сомнваюсь. Мое знаніе человческой природы подсказываетъ мн, что если бы у него было масса денегъ, то онъ бы не отдлался такъ легко отъ своей нжно-любящей семьи. Во всякомъ случа будемъ надяться на лучшее и предположимъ, что онъ умеръ. Подходитъ къ камину и становится, потягиваясь, спиною къ огню. Входитъ горничная. Близнецы при постороннемъ человк моментально снова начинаютъ сіять прежнимъ блескомъ.
Горничная. Къ вамъ, барышня, какія-то дв дамы. По виду какъ будто ваша мать и сестра.
Входятъ госпожа Кландонъ и Глорія. Госпожа Кландонъ — женщина лтъ сорока, пятидесяти, съ легкой наклонностью къ полнот и пріятной неподвижности и съ остатками красоты, довольно сохранившейся, очевидно, благодаря тому, что по доброму старомодному обычаю посл выхода замужъ она забросила всякія заботы о своей наружности и ее почти можно заподозрить въ томъ, что дома она носитъ чепчикъ. Держится она хорошо, но нсколько искусственно, какъ учили когда-то женщинъ учителя танцевъ, когда они еще не были заражены современнымъ артистическимъ культомъ красоты и здоровья. Ея блокурые, орховаго цвта съ пробивающимися серебряными нитями волосы завиты, раздлены проборомъ посередин, на концахъ заплетены въ косы и сложены узломъ. Наблюдательные люди извстнаго возраста могли бы по этой прическ заключить, что госпожа Кландонъ обладала въ свои двичьи годы достаточно сильной индивидуальностью и хорошимъ вкусомъ, чтобы ршительно возстать противъ теперь уже забытыхъ шиньоновъ. Словомъ, старомодность ея сказывается и въ ея одежд и въ ея манерахъ. Но она принадлежитъ къ передовымъ людямъ своего поколнія (именно поколнія 1860—1880) по своему уму и настойчивому характеру. Вообще это женщина съ преобладаніемъ умственныхъ интересовъ надъ личными привязанностями. Въ голос и манерахъ ея чувствуется ласковость и гуманность, и она сознательно даже вызываетъ иногда и идетъ навстрчу тмъ проявленіямъ нжности, которыми дти свидтельствуютъ ей свое почтеніе, но втайн проявленіе личнаго чувства приводитъ ее въ замшательство, ея страсть боле гуманитарнаго, чмъ гуманнаго характера, сильныя чувства возбуждаются въ ней соціальными вопросами и принципами, а не людьми. Къ Глоріи и Филиппу она относится почти такъ, какъ если бы это были не ея дти, И только въ отношеніяхъ ея къ Долли можно замтить, что здсь нарушена и ея разсудительность и сильная личная обособленность. Правда, почти каждое слово, съ которымъ она обращается къ своей младшей дочери, неизбжно облечено въ форму выговора за какія-нибудь нарушенія приличій, но нжность ея голоса при этомъ не допускаетъ толкованій въ другую сторону, поэтому и немудрено, что Долли безнадежно избалована голами такихъ выговоровъ и внушеній.
Глорія, которой врядъ ли больше двадцати лтъ, особа погрозне своей матери. Это воплощеніе заносчивой гордости, прорывающейся съ нетерпливостью пылкаго властнаго характера, сдерживаемаго только благодаря сознанію молодой неопытности и постоянной боязни насмшекъ со стороны боле находчивыхъ младшихъ членовъ семьи. Въ противоположность своей матери она сама страстность, и конфликтъ этой страстности съ упрямою гордостью въ связи съ ея сильною разборчивостью порождаетъ леденящую холодность ея манеръ. Въ безобразной женщин все это дйствовало бы отталкивающимъ образомъ, но Глорія — женщина привлекательная. Густые каштановые волосы, оливково-смуглая кожа, длинныя рсницы, окаймляющія ея срые, порою сіяющіе какъ звзды глаза, нжно очерченныя полныя губы и крпкая, гибкая, но немного черезчуръ мускулистая фигура, вообще вся наружность откровенно бьетъ на чувства, будитъ воображеніе. Можно было бы сказать, очень опасная двица, если бы на прекрасномъ благородномъ лбу ея не было отпечатка и нравственныхъ страданій. Ея шитый у портного костюмъ шафранно-коричневаго цвта нисколько не бросается въ глаза, если глядть на него сзади, но спереди изъ-подъ него такъ экстравагантно выглядываетъ въ вид жилета шелковая блузка цвта зеленой морской воды, что и она такъ же, какъ и близнецы, сразу выдляется изо всей фешенебельной публики курорта.
Госпожа Кландонъ длаетъ нсколько шаговъ и оглядывается, чтобы посмотрть, кто въ комнат. Глорія, стараясь не доказать близнецамъ, что она интересуется узнать, что съ ними, — а то еще возмечтаютъ о себ!— проходитъ къ окну и погружается въ созерцаніе, далеко уносясь своими мыслями.
Горничная, закрывъ дверь, остается ждать въ комнат.
Госпожа Кландонъ. Ну что, дти? Какъ твоя зубная боль, Долли?
Долли. Слава Богу, теперь уже ничего не болитъ. Я выдернула зубъ. Садится на подножку оперативнаго кресла. Госпожа Кландонъ занимаетъ мсто у письменнаго стола.
Филиппъ, стоя у камина, вмшивается въ разговоръ, возвщая съ важностью. А зубной врачъ, первоклассный представитель своей профессіи, будетъ сегодня у насъ къ завтраку.
Госпожа Кландонъ, выразительно оглядываясь на горничную. Филь!
Горничная. Извините пожалуйста, барыня. Я жду барина. У меня къ нимъ порученіе.
Долли. Отъ кого?
Госпожа Кландонъ шокированная. Долли! Долли зажимаетъ кончиками пальцевъ свои губы, подавляя при этомъ легкій взрывъ смха.
Горничная. Ахъ, это всего лишь отъ хозяина, барыня!
Валентинъ въ синемъ костюм, съ соломенной шляпой въ рук возвращается, очень радостно настроенный и немного запыхавшись оттого, что очень спшилъ. Глорія поворачивается отъ окна и изучаетъ его съ ледянымъ вниманіемъ..
Филиппъ. Позвольте васъ познакомить, господинъ Валентинъ. Это моя мать, госпожа Ланфрей Кландонъ. Госпожа Кландонъ кланяется. Валентинъ кланяется непринужденно и вполн на высот положенія. Моя сестра Глорія. Глорія кланяется съ холоднымъ достоинствомъ и садится на софу. Валентинъ влюбляется съ перваго же взгляда и конфузится самымъ жалкимъ образомъ: нервно мнетъ пальцами поля своей шляпы и отвшиваетъ низкій почтительнйшій поклонъ.
Госпожа Кландонъ. Дти сказали, что мы будемъ имть удовольствіе видть васъ сегодня у насъ за завтракомъ, господинъ Валентинъ?
Валентинъ. Спасибо… э-э… если вы ничего не имете противъ — то-есть я хочу сказать, если вы будете такъ любезны, Горничной, раздраженно. Въ чемъ дло?
Горничная. Хозяинъ просилъ передать вамъ, баринъ, что желалъ бы поговорить съ вами, прежде чмъ вы уйдете.
Валентинъ. Ахъ, скажите ему, что у меня тутъ четыре паціента, Кландоны переглядываются въ изумленіи за исключеніемъ Филиппа, который сохраняетъ свою невозмутимость. Если онъ не захочетъ подождать нсколько минутъ, то я… я урвусь на минутку и сбгаю поговорить съ нимъ. Конфиденціально, полагаясь на ея сообразительность. Скажите, что Я занятъ, но хочу его видть.
Горничная тономъ, говорящимъ, что на нее можно положиться. Хорошо, баринъ. Уходитъ.
Госпожа Кландонъ, собираясь встать. Боюсь, мы задерживаемъ васъ.
Валентинъ. Ни капли, совсмъ нтъ. Наоборотъ. Ваше присутствіе въ нкоторомъ смысл выручаетъ меня изъ бды. Дло въ томъ, что я не платилъ за квартиру за шесть недль, и до сегодняшняго дня у меня не было паціентовъ. Мое свиданіе съ хозяиномъ будетъ значительно смягчено благодаря видимому процвтанію моей практики.
Долли съ досадою. Ахъ, ну зачмъ вы выболтали все это! Мы тутъ только что расписали васъ какъ выдающагося зубного врача перваго ранга, вполн респектабельнаго и съ положеніемъ въ обществ.
Госпожа Кландонъ съ ужасомъ. О, Долли, Долли! Милая, ну разв можно быть такою грубою? Валентину. Вы извините, пожалуйста, господинъ Валентинъ. Мои дти такіе варвары.
Валентинъ. О, ничего, ничего! Я ужъ къ нимъ привыкъ. Ничего, если я васъ попрошу подождать тутъ минутъ пять? я только спущусь внизъ поговорить съ хозяиномъ.
Долли. Только недолго. А то мы голодны.
Госпожа Кландонъ, снова останавливая ее. Долли!
Валентинъ къ Долли. Ничего, ничего. Госпож Кландонъ. Благодарю. Я не задержусь! Уже поворачиваясь, чтобы уйти, украдкою бросаетъ взглядъ на Глорію. Она серьезно смотритъ на него. Онъ снова смущается. Э-Э… да… благодарю васъ. Ему удается наконецъ кое-какъ выбраться изъ комнаты, но видъ у него при этомъ очень жалкій.
Филиппъ. замтили? Указывая на Глорію. По уши! Съ перваго взгляда! Глорія! Можешь прибавить его скальпъ къ своей коллекціи.
Госпожа Кландонъ. III-ш!.. Филиппъ, пожалуйста! Онъ можетъ быть слышалъ твои слова.
Филиппъ. О, нтъ! Собираясь съ духомъ. А теперь слушай, мама! Беретъ табуретъ у столика и садится на него величественно посреди комнаты, копируя недавнюю позу Валентина. Долли, чувствуя, что ея мсто на ступеньк оперативнаго кресла не соотвтствуетъ достоинству предмета, встаетъ съ важнымъ и ршительнымъ видомъ, подходитъ къ окну и становится, опираясь заложенными за спину руками на письменный столъ. Госпожа Кландонъ смотритъ на нихъ, недоумвая, въ чемъ дло. Глорія становится внимательною. Филиппъ выпрямляется, кладетъ руки симметрично на колни и начинаетъ. Мы съ Долли только что довольно долго обсуждали этотъ вопросъ, и я думаю, судя по моему знанію человческой природы… мы думаемъ говорить очень отчетливо, отчеканивая каждое слово, что ты недостаточно оцниваешь тотъ фактъ…
Долли, прыжкомъ усаживаясь на край стола…что мы уже выросли.
Госпожа Кландонъ. Въ самомъ дл? Разв я чмъ-нибудь дала вамъ поводъ жаловаться?
Филиппъ. Да, есть нкоторыя вещи, относительно которыхъ мы начинаемъ чувствовать, что теб слдовало бы оказать намъ немного больше доврія.
Госпожа Кландонъ встаетъ. Все ея мягкое спокойствіе внезапно исчезаетъ, она охвачена сильнымъ возбужденіемъ и выступаетъ съ достоинствомъ, но и съ упорствомъ, безъ грубости, но непреклонно — въ ней просыпается старый борецъ за права женщинъ. Филиппъ, берегись! Вспомни, чему я всегда учила васъ. Есть два рода семейной жизни, Филь, и твое знаніе человческой природы въ этомъ отношеніи простирается только на одинъ родъ ея. Риторически. Извстный теб родъ семейной жизни основанъ на взаимномъ уваженіи, на признаніи за каждымъ членомъ семьи права на независимость, каждый членъ такой семьи иметъ право быть огражденнымъ отъ ывмшательства — она выразительно подчеркиваетъ эти слова — другихъ членовъ семьи въ его личныя дла, пользуется правомъ имть свои личные секреты, свои личныя тайны, И такъ какъ вы всегда пользовались этимъ правомъ, то оно вамъ кажется до такой степени естественнымъ, само-собою разумющимся, что вы не цните его. Но — съ дкою язвительностью — есть и другой сортъ семейной жизни: жизни, когда мужья распечатываютъ письма своихъ женъ и требуютъ отчета въ каждомъ израсходованномъ грош и въ каждомъ проведенномъ гд-либо момент времени, жизни, при которой женщины поступаютъ точно такъ же по отношенію къ дтямъ, жизни, при которой нельзя затвориться у себя въ комнат, жизни, когда ни одинъ часъ не принадлежитъ теб и когда долгъ, послушаніе, привязанность, нравственность и религія превращаются въ отвратительную тиранію и вся жизнь является пошлою цпью наказаній и лжи, принужденія и возмущенія, ревности и взаимныхъ обвиненій, дрязгъ… О, я не могу описать вамъ такой жизни: счастье ваше, великое счастье, что вы совсмъ не испытали ее! Садится, задыхаясь отъ волненія. Глорія слушала ее со сверкающими глазами, раздляя все ея негодованіе.
Долли, не поддаваясь на удочку краснорчія. Смотри трактатъ ‘Родители двадцатаго вка’, глава ‘О свобод’, въ разныхъ мстахъ.
Госпожа Кландонъ нжно касается ея плеча, радуясь даже насмшк съ ея стороны. Милая Долли, если бы ты только знала, какъ я рада, что для тебя все это только предметъ шутки, хотя для меня это страшно серьезная вещь. Боле ршительно обращаясь къ Филиппу. Филь, я никогда не спрашиваю тебя о твоихъ личныхъ длахъ. И ты тоже, не правда ли, не собираешься ставить мн вопросовъ? Да?
Филиппъ. Я думаю, мы обязаны передъ собою сказать теб, что вопросъ, который мы собираемся задать теб, касается насъ въ такой же степени какъ и тебя.
Долли. Впрочемъ, это ни къ чему и не ведетъ, если человкъ закупоритъ въ себ массу секретовъ. Ты попробовала сдлать это, мама. Ну, и что же вышло? Вс эти вопросы теперь и всплыли во мн.
Госпожа Кландонъ. Я вижу, вы все-таки хотите задать свой вопросъ. Ну что жъ, задавайте.
Долли и Филлипъ начинаютъ одновременно. Кто… Останавливаются.
Филиппъ. Такъ нельзя, Долли. Кто изъ насъ выступаетъ отъ имени всхъ, ты или я?
Долли. Ты.
Филиппъ. Ну, такъ попридержи-ка свой язычокъ. Долли исполняетъ это буквально. Вопросъ простой. Когда этотъ искатель слоновой кости…
Госпожа Кландонъ, останавливая его. Филь!
Филиппъ. Зубной врачъ, дантистъ — звучитъ безобразно. Искатель кости и золота спросилъ насъ, не дти ли мы господина Депсмора Кландона изъ Ньюбери-Голля. Слдуя правиламъ твоего трактата о поведеніи въ двадцатомъ вк и постояннымъ твоимъ личнымъ увщаніямъ какъ можно боле сокращать количество произносимой нами ненужной лжи, мы откровенно отвтили, что сами не знаемъ.
Долли. Мы вдь и въ самомъ дл не знаемъ этого.
Филиппъ. III-ш!.. Въ результат получились серьезныя затрудненія для архитектора временныхъ и постоянныхъ пломбъ принять наше приглашеніе къ завтраку, хотя я сильно сомнваюсь, лъ ли онъ за послднія дв недли что-нибудь кром чая и хлба съ масломъ. Ну, мое знаніе человческой природы заставляетъ меня врить, что отецъ у насъ былъ и что ты, вроятно, знаешь, кто онъ такой.
Госпожа Кландонъ, снова охваченная возбужденіемъ. Остановись, Филиппъ. Вашъ отецъ и для меня и для васъ ничто. Съ силою. И довольно объ этомъ. Близнецы молчать, но не удовлетворены. Ихъ лица вытягиваются. Но тутъ внезапно вмшивается Глорія, все время внимательно слдившая за препирательствомъ.
Глорія, приближаясь. Мама! Мы имемъ право знать это.
Госпожа Кландонъ, вставая и глядя ей въ лицо. Глорія! ‘Мы’! Кто это ‘мы’?
Глорія твердо. Мы трое. Въ тон ея ошибиться нельзя: въ немъ слышно, что она въ первый разъ ршается противопоставить свою силу сил матери. Близнецы моментально переходятъ на сторону врага.
Госпожа Кландонъ, уязвленная. Въ твоихъ устахъ ‘мы’ обыкновенно обозначало меня съ тобою, Глорія.
Филиппъ, поднимаясь ршительно и ставя на мсто табуретку. Мы длаемъ теб больно. Довольно объ этомъ. Мы не думали, что теб это непріятно. Я не желаю знать.
Долли, вставая со стола. Разумется. Я тоже. О, мама, не гляди ты такъ! Враждебно смотритъ на Глорію.
Глорія неумолимо. Мы имемъ право знать это, мама.
Госпожа Кландонъ съ негодованіемъ. А! Ты настаиваешь?
Глорія. Ты хочешь сказать, что мы никогда этого не узнаемъ?
Долли. Глорія, перестань. Это варварство.
Глорія съ спокойнымъ презрніемъ. Къ чему быть слабой? Ты слышала, мама, что было здсь у Долли и Филя съ этимъ господиномъ. То же самое недавно пришлось пережить и мн.
Госпожа Кладонъ { вс Что ты хочешь сказать?
Долли } вм- разскажи намъ!
Филиппъ } ст Что случилось съ тобою?
Глорія. О, ничего важнаго! Отворачивается отъ нихъ и идетъ къ креслу у камина, гд и садится почти спиною къ нимъ. Когда они вс все-таки ждутъ, что она скажетъ, она прибавляетъ черезъ плечо съ дланнымъ раздраженіемъ. На пароход старшій офицеръ сдлалъ мн честь, предложивъ мн руку и сердце.
До лли. Не теб, а мн.
Госпожа Кландонъ. Старшій офицеръ! Ты это серьезно, Глорія? Что же ты ему отвтила? Спохватившись. Виновата. Я не имю права спрашивать объ этомъ.
Глорія. Отвтъ былъ довольно ясный. Женщина, не знающая, кто ея отецъ, не можетъ принять такого предложенія.
Госпожа Кландонъ. А ты и дйствительно не хотла принять его?
Глорія, немного поворачиваясь и повышая голосъ. Нтъ. Но предположимъ, я бы хотла.
Филиппъ. А ты также нашла въ этомъ затрудненіе, Долли?
Долли. Кто? Я? Нтъ. Я приняла его предложеніе.
Глорія } вскрикива- Ты приняла!
Госпожа Кландонъ } ютъ вс од- Долли!
Филиппъ } новременно. Вотъ, жъ штука!
Долли наивно. Онъ выглядлъ такимъ глупенькимъ!
Госпожа Кландонъ. Но почему же ты это сдлала Долли?
Долли. А просто такъ. Чтобы позабавиться. Ему пришлось потомъ снимать мрку съ моего пальца для кольца. Ты и сама на моемъ мст наврное сдлала бы то же самое.
Госпожа Кландонъ. Нтъ, Долли, я бы этого не сдлала. А старшій офицеръ и въ самомъ дл началъ съ того, что сдлалъ мн предложеніе, ну, я ему посовтовала обращаться съ такого рода вещами къ женщинамъ помоложе, которыхъ это еще забавляетъ. Оказывается, онъ послдовалъ моему совту. Встаетъ и идетъ къ камину. Мн очень жаль, Глорія, что ты считаешь меня слабою, но я не могу отвтить вамъ на вашъ вопросъ. Вы вс еще слишкомъ молоды.
Филиппъ. Это довольно таки поразительное уклоненіе отъ принциповъ двадцатаго вка.
Долли, цитируя. ‘Отвчайте на вс вопросы вашихъ дтей и отвчайте искренно и откровенно, какъ только они окажутся настолько взрослыми, чтобы поставить ихъ’. Смотри трактатъ ‘Материнство двадцатаго вка’.
Филиппъ. Страница первая.
Долли. Глава первая.
Филиппъ. Сентенція первая.
Госпожа Кландонъ. Дорогіе мои! Я не говорю, что вы еще слишкомъ молоды для того, чтобы узнать это. Я сказала, что вы слишкомъ молоды для того, чтобы я оказала вамъ свое довріе. Вс вы очень умныя дти, но я рада за васъ, что вы еще очень неопытны. Но именно вслдствіе вашей неопытности я могу встртить въ васъ очень мало сочувствія. Я въ моемъ прошломъ есть вещи, о которыхъ я могу говорить только съ тми, кто самъ пережилъ что-нибудь подобное. Надюсь, что вы никогда не окажетесь удовлетворяющими этому условію. Но я позабочусь о томъ, чтобы вы узнали то, что вамъ интересно знать. Ну, довольны вы?
Филиппъ. Еще новая жалоба на насъ, Долли.
Долли. Въ насъ нтъ сочувствія.
Глорія, наклоняясь впередъ въ своемъ кресл, серьезно смотритъ на мать. Мама, я совсмъ не хотла сказать, что во мн не найдется сочувствія.
Госпожа Кландонъ. Разумется, моя милая. Неужели же ты думаешь, я не понимаю.
Глорія, вставая. Но, мама…
Госпожа Кландонъ, немного отступая назадъ. Ну что?
Глорія упрямо. Вдь это же нелпость говорить намъ, что нашъ отецъ ничто для насъ.
Госпожа Кландонъ, задтая этими словами, принимая внезапно ршеніе. Помнишь ли ты своего отца?
Глорія задумчиво, какъ будто бы ловя смутное воспоминаніе. Я не уврена въ этомъ. Мн кажется, что да.
Госпожа Кландонъ сердито. Не уврена?
Глорія. Нтъ.
Госпожа Кландонъ съ спокойною силою. Глорія! Если бы я тебя когда-нибудь била… Глорія вздрагиваетъ, Филиппъ и Долли непріятно шокированы, вс трое смотрятъ на нее съ возмущеніемъ, она продолжаетъ безжалостно. Била хладнокровно, разсчитанно, съ намреніемъ причинить теб боль, била нарочно съ этою цлью купленнымъ хлыстомъ! Помнила ли бы ты объ этомъ, какъ ты думаешь? Глорія издаетъ восклицаніе негодующаго отвращенія. Это было бы твое послднее воспоминаніе о твоемъ отц, Глорія, если бы я не отняла тебя у него. Я избавила твою жизнь отъ него, избавь же теперь и ты въ свою очередь меня отъ напоминанія о немъ. Глорія съ содроганіемъ на мгновеніе закрываетъ лицо руками. Заслышавъ, что кто-то идетъ, она отворачивается и притворяется, будто занята разглядываніемъ книгъ въ книжномъ шкапу. Госпожа Кландонъ садится на софу. Возвращается Валентинъ.
Валентинъ. Надюсь, я не слишкомъ долго заставилъ насъ ждать. Этотъ мой хозяинъ такой дйствительно удивительный типъ.
Долли съ любопытствомъ. Ахъ, разскажите. Что, на много получили отсрочку?
Госпожа Кландонъ, недовольная ея манерами. Долли, Долли, Долли, ну разв такъ можно? Ты не должна задавать вопросовъ.
Долли. Съ притворной покорностью. Каюсь. Но вы намъ разскажете, господинъ Валентинъ?
Валентинъ. Онъ совсмъ и не спрашивалъ о квартирной плат. Онъ хотлъ разгрызть бразильскій орхъ и сломалъ себ зубъ, онъ просилъ посмотрть, нельзя ли чмъ помочь ему, а затмъ пригласилъ меня къ завтраку.
Долли. Такъ позовите его сюда и сейчасъ же выдерните ему зубъ. И мы тогда захватимъ и его съ собою и позавтракаемъ вс вмст. Скажите служанк, чтобы она позвала его. Бросается къ звонку и звонитъ долго и сильно. Затмъ съ внезапнымъ сомнніемъ обращается къ Валентину, прибавляя. Конечно, онъ человкъ порядочнаго общества — не правда ли?
Валентинъ. О, онъ очень почтенный человкъ! Не такой, какъ я.
Долли. Слава Богу. Госпожа Кландонъ безпомощно вздыхаетъ, израсходовавъ вс свои средства обузданія.
Валентинъ. Да, слава Богу.
Долли. Ну, тогда сбгайте сами и приведите его.
Валентинъ, съ сомнніемъ взглядывая на госпожу Кландонъ. Осмлюсь сказать, онъ очень будетъ польщенъ и обрадованъ… если… э-э?
Госпожа Кландонъ, вставая и взглядывая на часы. Я буду очень рада видть вашего пріятеля у насъ, если вы уговорите его притти къ завтраку, но сейчасъ я должна извиниться, мн некогда ждать, потому что я условилась въ четверть перваго встртиться въ отел съ однимъ старымъ другомъ, съ которымъ я не видалась уже восемнадцать лтъ,— съ самаго моего отъзда изъ Англіи. Вы извините?
Валентинъ. О, конечно, госпожа Кландонъ!
Глорія. Пойти и мн съ тобою, мама?
Госпожа Кландонъ. Нтъ, милая. Мн нужно побыть съ нимъ наедин. Уходить, повидимому еще довольно-таки разстроенная. Валентинъ открываетъ передъ ней двери и слдуетъ за нею.
Филиппъ многозначительно Долли, Гм… гм!..
Долли многозначительно Филиппу. Ага! Горничная является на звонокъ.
Долли. Приведите сюда стараго господина.
Горничная въ недоумніи. Кого, барыня?
Долли. Стараго господина съ больнымъ зубомъ.
Филиппъ. Хозяина.
Горничная. Господина Крамптона?
Филиппъ. А его зовутъ Крамптономъ?
Долли Филиппу. Звучитъ ревматически, не правда ли?
Филиппъ. Да, можно пожалуй оговориться и назвать его Чокстономъ.
Долли черезъ плечо, горничной. Позовите сюда господина Крампстона {Непереводимая игра словъ. Слово ‘крампстонъ’ (crainpstones) — означаетъ отложенія, вызывающія корчу, ‘чокстонъ’ — (chalkstones) — твердыя отложенія при подагр.}.
Горничная поправляетъ ее. Господина Крамптона, барышня. Уходитъ.
Долли, повторяя точно урокъ. Крамптонъ, Крамптонъ, Крамптонъ, Крамптонъ, Крамптонъ. Садится съ видомъ ученицы за письменный столъ. Я должна правильно заучить его имя, иначе я могу еще Богъ знаетъ какъ обозвать его.
Глорія. Филь, могъ бы ты поврить такой ужасной вещи насчетъ нашего отца — вотъ, что сейчасъ разсказала мама?
Филиппъ. На свт масса есть людей такого рода. Старый Шамико, напримръ, стегалъ свою жену и дочерей прямо кнутомъ.
Долли презрительно. Но вдь онъ португалецъ.
Филиппъ. Ну, знаешь ли, голубушка, когда люди — скоты, то разницы большой не замтишь между португальской и англійской ихъ разновидностью. Можешь положиться на мое знаніе человческой природы. Снова становится на коврикъ у камина съ видомъ человка взрослаго и принимающаго на себя отвтственность за свои слова.
Глорія недовольно и съ раскаяніемъ. Думаю, что больше не слдуетъ намъ браться за нашу старую игру, когда мы бывало гадали о томъ, кто бы могъ быть нашимъ отцомъ. Что, Долли, жаль теб твоего отца — отца съ массою денегъ?
Долли. Нуисъ твоимъ-то отцомъ тоже не совсмъ благополучно: куда двался твой одинокій старикъ съ нжнымъ тоскующимъ сердцемъ? Тоже вдь, кажется, пропалъ безвозвратно.
Филиппъ. Не подлежитъ сомннію, что всякія суеврія насчетъ отца должны теперь разсяться. За дверью слышенъ голосъ Валентина, разговаривающаго съ кмъ-то. Однако чу! Онъ идетъ.
Глорія нервно. Кто?
Долли. Чокстонсъ.
Филиппъ. III-ш!.. Смирно. Они принимаютъ самый приличный видъ, Филиппъ прибавляетъ вполголоса, обращаясь къ Глоріи. Если онъ окажется достаточно хорошъ для завтрака, то я кивну Долли, а она кивнетъ теб. Тогда приглашай его не смущаясь.
Возвращается Валентинъ со своимъ хозяиномъ. Господинъ Фергюсъ Крамптонъ, человкъ лтъ шестидесяти, высокій, жилистый, сухой, съ ужасно упрямымъ, недовольнымъ и хищнымъ ртомъ и сварливымъ, нетерпящимъ возраженій голосомъ. Вмст съ тмъ онъ чрезвычайно нервенъ и чувствителенъ, судя по тонкимъ подвижнымъ пальцамъ и топкой прозрачной кож. Что онъ глубоко страдаетъ отъ вызываемой его гнвнымъ упрямымъ характеромъ отчужденности и нелюбви, видно по его задумчивымъ скорбнымъ глазамъ, по жалобной нот, слышной въ его голос, по его манер кланяться, въ которой чувствуется мучительная жажда произвести пріятное впечатлніе, и по постояннымъ, хотя не всегда успшнымъ стараніямъ смягчать свою врожденную непривтливость и сдерживать свою обидчивость. Брови его недовольно нахмурены.
По вншности производитъ впечатлніе человка, не стсненнаго въ матеріальныхъ средствахъ, и его можно бы принять за образцоваго предпринимателя, хорошо справляющагося со своимъ унаслдованнымъ отъ старой родовитой семьи изъ промышленной аристократіи предпріятіемъ. На немъ темносиній пиджакъ не обычнаго покроя: не то чтобы совсмъ ужъ матросская куртка, но что-то въ род, съ двойною грудью, большими пуговицами и широкими лацканами,— словомъ, костюмъ, боле подходящій для моряка, чмъ для человка’ занятаго въ контор.
Къ Валентину онъ чувствуетъ нкоторую нжность за то, что тотъ не обращаетъ вниманія на его сварливую угрюмость и обходится съ нимъ безъ особыхъ церемоній, но запросто и человчно. И старикъ втайн благодаренъ ему за это.
Валентинъ. Позвольте васъ познакомить: это господинъ Крамптонъ — миссъ Доротея Кландонъ, господинъ Филиппъ Кландонъ, миссъ Кландонъ. Крамптонъ нервно раскланивается. Они вс кланяются. Садитесь, господинъ Крамптонъ.
Долли, указывая на оперативное кресло. Это очень удобное кресло, господинъ Ч… Крамптонъ.
Крамптонъ. Спасибо, но можетъ быть сначала вы? Обращается къ Глоріи, которая стоитъ у кресла.
Глорія. Благодарю васъ. Мы уже собирались уходить.
Валентинъ съ добродушной настойчивостью толкаетъ его къ креслу. Садитесь, садитесь. У васъ вдь болитъ.
Крамптонъ. Ну, я воспользуюсь привилегіей своего возраста. Заканчиваетъ фразу, усаживаясь немного ревматически на кресло. Тмъ временемъ Филиппъ, все время критически изучавшій его, киваетъ Долли, а Долли — Глоріи.
Глорія. Господинъ Крамптонъ! Мы, оказывается, помшали осуществиться вашему намренію завтракать съ господиномъ Валентиномъ, такъ какъ мы раньше уже пригласили его къ намъ на завтракъ. Но мама будетъ очень рада, если вы также пожалуете къ намъ.
Крамптонъ съ благодарностью, серьезно поглядвъ на нее нсколько времени. Благодарю васъ. Приду съ удовольствіемъ.
Глорія } вжливо Очень вамъ благодарны… э-э.
Долли } бормо- Я такъ рада… э-э.
Филиппъ } чутъ Мы такъ польщены… э-э.
Разговоръ обрывается. Глорія и Долли взглядываютъ другъ на друга, затмъ на Валентина и Филиппа. Валентинъ и Филиппъ оказываются не на высот положенія и, взглянувъ на нихъ, смотрятъ другъ на друга, при этомъ смущаются, немного отворачиваются и встрчаются взглядами съ Глоріей и Долли. Посл такого переглядыванія вс они совершенно растеряны и стараются не глядть ни на кого. Крамптонъ оглядывается, ожидая, что они начнутъ разговоръ. Молчаніе становится невыносимымъ.
Долли внезапно, чтобы сказать хоть что-нибудь для начала.
Сколько вамъ лтъ, господинъ Крамптонъ?
Глорія поспшно. Намъ кажется пора, господинъ Валентинъ. Такъ ршено, мы встртимся въ половин второго. Направляется къ двери. Филиппъ идетъ съ нею. Валентинъ подходитъ къ звонку.
Валентинъ. Въ половин второго. Звонитъ. Очень вамъ благодаренъ. Идетъ за Глоріей и Филиппомъ и уходить вмст съ ними.
Долли тихонько подходитъ къ Крамптону. Вы ему скажите, чтобы онъ вамъ подъ газомъ зубъ дергалъ. Это будетъ на пять шиллинговъ дороже. Но стоитъ.
Крамптонъ, его это забавляетъ. Хорошо. Глядитъ на нее серьезне. Такъ вы хотите знать, сколько мн лтъ? Пятьдесятъ семь.
Долли убжденно. Вы такимъ и выглядите.
Крамптонъ недовольный. Я думаю, что да.
Долли. Почему вы на меня такъ смотрите? Что, у меня что-нибудь не въ порядк? Поправляетъ шляпку.
Крамптонъ. Вы мн напоминаете кого-то.
Долли. Кого?
Крамптонъ. Мою мать. У васъ глаза такіе же любопытные.
Долли недоврчиво. Вашу мать! Вы не обмолвились ли? Можетъ быть вы хотли сказать: ‘вашу дочь’?
Крамптонъ, внезапно исказившись отъ злобы. Нтъ. Я увренъ, что не хотлъ сказать ‘дочъ’.
Долли сочувственно. Что, у васъ зубъ заболлъ?
Крамптонъ. Нтъ, нтъ, ничего. Это такъ, воспоминаніе одно мучительное, миссъ Кландонъ, а не зубная боль.
Долли. А вы забудьте. ‘Изъ памяти вырвите скорбь застарлую’ — подъ веселящимъ газомъ, обойдется на пять шиллинговъ дороже.
Крамптонъ мстительно. Нтъ, это не скорбь. Это обида, нанесенная мн когда-то: только и всего. Я не забываю обиды, и не хочу забывать. Лицо его принимаетъ неумолимое выраженіе.
Долли, критически оглядывая его. Не думній, чтобы мы полюбили васъ, когда вы такъ заняты своими обидами.
Филиппъ, незамтно возвратившійся въ комнату, тихо подходитъ къ сестр. Сестра моя хорошая, добрая двица, господинъ Крамптонъ, только она болтлива. Ну, Долли, маршъ. Идемъ. Берегъ ее подъ руку и ведетъ къ двери.
Долли, понизивъ голосъ, но все-таки достаточно громко. Онъ говоритъ, что ему только пятьдесятъ семь лтъ, и говоритъ, что я похожа на его мать, и ненавидитъ свою дочь, И… Ее прерываетъ возвращеніе Валентина.
Валентинъ. Миссъ Кландонъ уже ушла..
Филиппъ. Такъ не забудьте же: въ половин второго.
Долли. И оставьте у господина Крамптона достаточно зубовъ во рту, чтобы онъ могъ сть вмст съ нами. Уходятъ. Валентинъ подходить къ шкапу съ инструментами и открываетъ его.
Крамптонъ. Избалованный ребенокъ. Тоже продуктъ вашей хваленой современности. Когда я былъ въ ея возраст, то у меня въ памяти еще свжо было, какъ меня скли, чтобы я помнилъ, какъ надо держать себя въ обществ.
Валентинъ, взявъ съ полки шкапа зубное зеркальце и зондъ. А какъ вы находите ея сестру?
Крамптонъ. Вамъ-то небось она больше понравилась?
Валентинъ пвуче. Она поразила меня какъ… Останавливается, прибавляя прозаически. Это, однако, къ длу не относится. Становится позади праваго плеча Крамптона и принимаетъ свой дловой тонъ. Откройте ротъ пожалуйста. Крамптонъ открываетъ. Валентинъ вводитъ туда зеркальце и изслдуетъ его зубы, Гм!.. И такой зубъ вы сломали! Какая жалость! Испортить такой блестящій рядъ зубовъ! Ну къ чему вамъ было щелкать ими эти дурацкіе орхи? Вынимаетъ зеркальце и становится передъ кресломъ, чтобы поболтать съ Крамптономъ.
Крамптонъ. А я всегда щелкаю орхи зубами: иначе на что же мн зубы? Поучительно. Чтобы зубы были у человка въ порядк, надо всегда задавать имъ большую работу, чтобы они упражнялись: грызть кости, щелкать орхи. И каждый день мыть ихъ мыломъ — простымъ желтымъ мыломъ.
Валентинъ. Какъ? Мыломъ?!
Крамптонъ. Въ дтств меня сначала принуждали, а потомъ я привыкъ. И съ тхъ поръ я пестоянно мою зубы мыломъ. И никогда въ жизни у меня не было зубной боли.
Валентинъ. А не находите ли вы, что это все-таки противно?
Крамптонъ. Я нахожу, что большая часть полезныхъ для меня вещей противны. Но меня учили терпливо переносить ихъ, и я заставилъ себя преодолть отвращеніе. А теперь я привыкъ, и мн даже нравится этотъ вкусъ, когда мыло хорошее.
Валентинъ не можетъ удержаться отъ гримасы. Вы, повидимому, получили очень заботливое воспитаніе, господинъ Крамптонъ.
Крамптонъ недовольный. Во всякомъ случа я не былъ избалованъ и испорченъ
Валентинъ, немного улыбаясь про себя. А вы въ этомъ уврены?
Крамптонъ. Что вы этимъ хотите сказать?
Валентинъ. Да вотъ, я, напримръ, согласенъ, что ваши зубы хороши. Но мн приходилось видть такіе же хорошіе и въ очень избалованныхъ ртахъ. Подходить къ шкапу и беретъ другой зондъ,
Крамптонъ. Воспитаніе оказываетъ вліяніе не на зубы, а на характеръ.
Валентинъ примирительно. Да, на характеръ! Ну, это другое дло. Снова берется за работу. Немножко шире, пожалуйста. Гм!.. Ну, этотъ зубъ придется удалить. Его уже не спасешь. Вынимаетъ зондъ и снова становится передъ кресломъ, чтобы немножко поболтать. Вы не пугайтесь. Боли не будетъ никакой. Я вамъ дамъ вдохнуть газу.
Крамптонъ. Ерунда! Не нужно никакого газу. Дергайте, да и конецъ! Въ мое время люди учились переносить необходимую боль.
Валентинъ. И, если вамъ нравится переносить страданіе, такъ за мною дло не станетъ. Боли я могу причинить сколько угодно, и благодтельное воздйствіе ея на вашъ характеръ не будетъ вамъ стоить ни гроша лишняго.
Крамптонъ встаетъ и смотритъ на него. Молодой человкъ! Вы мн должны за шесть недль квартирную плату.
Валентинъ. Знаю.
Крамптонъ. Можете вы заплатить мн?
Валентинъ. Нтъ.
Крамптонъ, удовлетворенный сознаніемъ своего превосходства, Я такъ и зналъ. Когда же, по-вашему, сумете вы заплатить мн свой долгъ, если у васъ такая манера пересмивать своихъ паціентовъ. Снова усаживается въ кресло.
Валентинъ. Милостивый государь, у моихъ паціентовъ не у всхъ характеръ сложился на кухонномъ мыл.
Крамптонъ, внезапно хватая его за локоть, когда тотъ поворачиваетъ къ шкапу. Тмъ хуже для нихъ! Говорю вамъ, вы не понимаете моего характера. Если бы я могъ обойтись безъ зубовъ, я бы далъ вамъ повырывать ихъ одинъ за другимъ, чтобы показать вамъ, что можетъ вытерпть закаленный человкъ, если только онъ пожелаетъ заставить себя. Киваетъ Валентину, чтобы подтвердить свое заявленіе, и отпускаетъ его локоть.
Валентинъ совершенно спокойно, съ безпечною шуткою. А вамъ хочется еще боле закалиться, такъ что ли?
Крамптонъ. Да.
Валентинъ, отходя къ звонку. Ну, для меня-то выгодне, чтобы вы были помягче.— вдь вы же мой хозяинъ. Крамптонъ встрчаетъ эту шутку сердитымъ ворчаніемъ. Валентинъ звонитъ и въ ожиданіи, покуда на звонокъ появится горничная, длаетъ невзначай самымъ безобиднымъ образомъ замчаніе. Эхъ, напрасно вы не женились, господинъ Крамптонъ! Жена и дти сняли бы съ васъ кое-что изъ вашей жесткости и угрюмости.
Крамптонъ съ неожиданною свирпостью. А какого чорта вы спрашиваете объ этомъ? Въ дверяхъ появляется горничная.
Валентинъ вжливо. Пожалуйста, немного теплой воды. Она уходитъ, а Валентинъ возвращается къ шкапу, и, нисколько не смущаясь грубостью Крамптона, выбирае нужные щипцы, чтобы имть ихъ наготов вмст съ ватой и стаканомъ. Вы хотите знать, какого чорта я спрашиваю объ этомъ? Ну такъ вотъ какого. У меня идея жениться самому.
Крамптонъ ворчливо, съ ироніей. Ну, конечно, милостивый государь, это такъ естестественно. Когда молодой человкъ израсходовалъ послдній грошъ и хозяинъ собирается отнять у него черезъ двадцать четыре часа всю обстановку, тогда онъ ршаетъ жениться. Я уже давно замтилъ, что это такъ водится. Ну что жъ! Женитесь, женитесь, батенька мой, и бдствуйте себ на здоровье.
Валентинъ. Ну, вы-то тутъ, положимъ, не судья. Вы жъ не женаты.
Крамптонъ. Я не холостякъ.
Валентинъ. Такъ, значитъ, на свт есть и госпожа Крамптонъ?
Крамптонъ съ лицомъ, искаженнымъ отъ муки вновь переживаемой въ памяти обиды. Да… чортъ бы ее побралъ!
Валентинъ невозмутимо. Гм!.. У васъ можетъ быть и дти есть, господинъ Крамптонъ?
Крамптонъ. Трое дтей.
Валентинъ вжливо. И вы ихъ прокляли? Да?
Крамптонъ съ ревнивымъ чувствомъ. Нтъ, милостивый государь. Дти эти мои точно такъ же, какъ и ея. Горничная приносить кружку кипятку.
Валентинъ. Спасибо. Беретъ у нея кружку и несетъ къ шкапу, продолжая съ тою же непринужденностью свою досужую болтовню. Мн бы очень хотлось познакомиться съ вашей семьею, господинъ Крамптонъ. Право! Горничная уходить, онъ наливаетъ немного кипятку въ стаканъ,
Крамптонъ. Жаль, что не могу васъ познакомить. Я счастливъ, что не знаю, гд они, и мн нужды нтъ до нихъ, пока они не показываются мн на глаза. Валентинъ, пожимая плечами и подымая брови, опускаетъ щипцы въ стаканъ съ кипяткомъ. Незачмъ вамъ грть эту штуку для меня. Я не боюсь холодной стали. Валентинъ нагибается, чтобы установить газовый насосъ и цилиндръ около кресла. Что, это трудная штука?
Валентинъ. О, совсмъ нтъ! Мн стоитъ только подавить ногою, чтобы получить предостаточную порцію. Крамптонъ, несмотря на свои усилія сохранить спокойствіе, выглядитъ встревоженно. Валентинъ выпрямляется и ставитъ стаканъ со щипцами такъ, чтобы онъ былъ у него подъ рукою, болтая въ то же время съ вызывающимъ равнодушіемъ. Да-а, такъ вы не совтуете мн жениться? Такъ, что ли, господинъ Крамптонъ? Нагибается, чтобы попробовать рукоятку механизма, подымающаго и опускающаго кресло.
Крамптонъ раздражительно. Я вамъ совтую выдернуть мой зубъ и перестать напоминать мн о моей жен. Приступайте же наконецъ къ длу. Схватывается за ручки кресла и собирается съ духомъ, приготовляясь перенести операцію.
Валентинъ съ рукою все еще на рукоятк кресла, останавливается, чтобы взглянуть на Крамптона, и говоритъ. Хотите, ударимся объ закладъ, что вы совсмъ не почувствуете, какъ я выдерну вамъ его? Что ставите?
Крамптонъ. Вашу квартирную плату за шесть недль, молодой человкъ. Не морочьте вы меня.
Валентинъ радостно выпрямляясь и сильнымъ движеніемъ повернувъ рукоятку, такъ что кресло сразу подымается. Идетъ! Вы готовы? Крамптонъ, выпустившій отъ испуга, при внезапномъ поднятіи, ручки кресла, складываетъ руки, принимаетъ неподвижную позу и приготовляется къ худшему. Валентинъ такъ же внезапно опускаетъ спинку кресла подъ тупымъ угломъ,
Крамптонъ, схватываясь за ручки кресла, боясь, что падаетъ. П-п! Осторожне! Вы! Я совершенно безпомощенъ въ этомъ…
Валентинъ, проворно запихивая ему въ ротъ между десной и щекой валики изъ ваты и берясь за наличникъ газовой машины. Сейчасъ вы будете еще боле безпомощны. Прижимаетъ наличникъ ко рту и носу Крамптона, наклоняясь надъ нимъ сзади всей грудью, чтобы какъ слдуетъ прижать къ креслу его голову и плечи. Крамптонъ произноситъ какіе-то нечленораздльные звуки въ наличникъ и пытается схватиться за Валентина, котораго онъ предполагаетъ передъ собою. Нсколько мгновеній его протянутыя руки безпомощно ловятъ воздухъ, затмъ опускаются и падаютъ. Онъ совершенно потерялъ сознаніе. Валентинъ съ восклицаніемъ предвкушаемаго торжества быстро снимаетъ наличникъ, ловко схватываетъ щипцы изъ стакана, и — занавсъ опускается.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Терраса Морского отеля. Это квадратная расцвченная флагами площадка, вся залитая солнцемъ, обнесенная со стороны моря оградою изъ тяжелыхъ четырехугольныхъ выкрашенныхъ масляною краской колоннъ, поддерживающихъ широкую каменную крышу. Главный офиціантъ накрываетъ столъ къ завтраку. Онъ стоитъ спиною къ морю, направо отъ него знаніе отеля, налво въ углу ближе къ морю ступени, спускающіяся ко взморью. Передъ нимъ, немного влво, на стул изъ желзныхъ планокъ за желзнымъ же столикомъ сидитъ господинъ среднихъ лтъ и читаетъ ‘Standard’. На столик сахарница, надъ которою кружатся три осы. Господинъ защитился зонтикомъ отъ солнца, которое припекаетъ (августъ и часъ дня!) его протянутыя ноги. Прямо противъ него, ближе къ зданью отеля, садовая скамейка обычнаго эспланаднаго образца. Пара широкихъ каменныхъ ступенекъ ведетъ ко входу въ отель посреди его фасада. Ближе къ оград ходъ на кухню, замаскированный зеленымъ ршетчатымъ крылечкомъ. Столъ, накрываемый офиціантомъ, длинный, поставленный поперекъ террасы, съ приборами и стульями на пять персонъ, по два съ каждой стороны, и одинъ приборъ на краю стола, ближе къ отелю. У ограды другой столъ, который долженъ служить буфетомъ.
Офиціантъ — замчательная въ своемъ род личность. Гибкій старикъ, съ сдыми какъ лунь волосами и такой деликатный, такой ласковый и уравновшенный, что въ его ободряющемъ присутствіи кажутся совершенно неумстными и пошлыми всякіе мелкіе претензіи, счеты, личности, и хочется говорить о дйствительно интересномъ и важномъ. У него особое выраженіе, свойственное тмъ выдающимся въ своей профессіи людямъ, которые, сознавая тщету успховъ, неспособны къ чувству зависти.
Господинъ за желзнымъ столикомъ, очевидно, случайный поститель курорта. На немъ лондонскій сюртукъ и перчатки. На стол около сахарницы его шелковый цилиндръ. Богатый костюмъ, золотая оправа очковъ, черезъ которыя онъ читаетъ ‘Standard’, и лежащій у его локтя надъ мстной газеткой ‘Times’ — все свидтельствуетъ о его принадлежности къ ‘порядочному’ обществу. Ему около пятидесяти лтъ, онъ гладко выбритъ и коротко остриженъ, и углы его рта упрямо опущены, какъ будто подозрвая, что они хотятъ подняться, онъ ршилъ не допускать ихъ до этого. У него широкія уши, глаза какъ у трески и ршительно приподнятыя брови, какъ будто онъ съ юности ршилъ быть искреннимъ, великодушнымъ и неподкупнымъ, но не разршилъ задачи превратить эту привычку въ автоматичную и безсознательную. Однакоже онъ отнюдь не производитъ впечатлнія человка смшного. Въ немъ незамтно ни слда глупости или слабости воли. Наоборотъ, гд угодно онъ можетъ сойти за человка съ боле чмъ средними способностями и притомъ за человка, на котораго можно положиться. Въ данную минуту онъ слиткомъ наслаждается погодой и моремъ, чтобы по_ терять терпніе, но новости въ газетахъ онъ прочелъ уже вс и теперь дошелъ до объявленій, которыя для него недостаточно интересны, чтобы читать еще и ихъ.
Господинъ, звая и складывая надовшую газету. Человкъ!
Офиціантъ. Что прикажете? Подходитъ къ нему.
Господинъ. Вы уврены, что госпожа Кландонъ вернется до завтрака?
Офиціантъ. Убжденъ въ этомъ. Она ждетъ васъ въ безъ четверти часъ. Господинъ, сразу приходя въ хорошее настроеніе подъ впечатлніемъ голоса офиціанта, глядитъ на него съ лнивой улыбкой. Голосъ, дйствительно, спокойный и ласково мелодичный, такъ что у слушателя невольно рождается сочувственный интересъ къ самому обыкновенному замчанію, сказанному имъ, и говоритъ онъ съ самой мягкой отчетливостью, не глотая слоговъ, совершенно литературнымъ языкомъ. Онъ вынимаетъ часы, продолжая. Однако уже сорокъ три минуты перваго. Всего дв минуты еще подождать. Прекрасное утро сегодня!
Господинъ. Да, свжій чистый воздухъ посл Лондона.
Офциіантъ. Да. Вс наши гости говорятъ это, сударь. Милая семья эти Кландоны.
Господинъ. Вамъ они понравились?
Офиціантъ. Да, они держатся съ такою подкупающею простотою, особенно младшая барышня и баринъ.
Господинъ. Это миссъ Доротея и Филиппъ?
Офиціантъ. Да, сударь. Младшая барышня, когда отдаетъ приказаніе или что-нибудь въ род, непремнно скажетъ: ‘Помните, Вильямъ, мы явились въ этотъ отель только ради васъ, такъ какъ мы слышали, какой вы превосходный офиціантъ’. А молодой баринъ говоритъ, что я ему очень напоминаю его отца… Господинъ вздрагивалъ при этихъ словахъ — и что онъ надется, что я такъ къ нему и буду относиться, какъ къ сыну. Со свтлою лаской въ голос. Ахъ, они такіе милые, такіе ласковые и милые!
Господинъ. Вы похожи на его отца! Смется такому сопоставленію.
Офиціантъ. Ахъ, сударь, нельзя же принимать серьезно все, что они говорятъ. Разумется, если бы это было врно, то и барышня тоже нашла бы это сходство.
Господинъ. А она этого не находитъ?
Офиціантъ. Нтъ, сударь. Она говоритъ, что я похожъ на бюстъ Вильяма Шекспира въ Стратфордской церкви. Поэтому она и называетъ меня Вильямомъ. А мое настоящее имя Вальтеръ, Поворачивается, чтобы пойти къ столу, и видитъ госпожу Кландонъ, подымающуюся на террасу по ступенькамъ со взморья. А вотъ и госпожа Кландонъ, сударь. Къ госпож Кландонъ конфиденціальнымъ безъ навязчивости тономъ Тутъ къ вамъ господинъ пришелъ, сударыня.
Госпожа Кландонъ. Къ завтраку у насъ будутъ еще двое господъ.
Офиціантъ. И прекрасно, барыня. Спасибо. Уходитъ въ отель. Г-жа Кландонъ идетъ впередъ, оглядываясь и ища своего гостя, но скользитъ взоромъ по сидящему за столикомъ господину, не узнавая его.
Господинъ, вглядываясь въ нее изъ-подъ зонтика, привтливо. Не узнаете меня?
Г-жа Кландонъ, недоврчиво, пристально вглядываясь въ него. Вы — Финчъ Макъ-Комасъ?
Господинъ. Не догадываетесь? Складываетъ зонтикъ, ставитъ его въ сторону и, руки къ бедрамъ, шутливо выстраивается, чтобы она осмотрла его.
Г-жа Кландонъ. Врю, что это вы. Протягиваетъ руку. Слдуетъ рукопожатіе старыхъ друзей посл долгой разлуки А гд же ваша борода?
Макъ-Комасъ съ юмористическою торжественностью. А разв вы обратились бы къ повренному по дламъ съ бородою?
Г-жа Кландонъ, указывая на шелковый цилиндръ на стол. И это ваша шляпа?
Макъ-Комасъ. Разв вамъ внушилъ бы довріе адвокатъ въ сомбреро?
Г-жа Кландонъ. Вс эти восемнадцать лтъ я васъ представляла себ съ бородою и въ сомбреро. Садится на садовую скамейку. Макъ-Комасъ садится на свой стулъ. Бываете ли вы на митингахъ Діалектическаго общества?
Макъ-Комасъ важно. Теперь я не посщаю митинговъ.
Г-жа Кландонъ. Финчъ, я вижу, что съ вами произошло. Вы стали респектабельнымъ человкомъ.
Макъ-Комасъ. А вы разв нтъ?
Г-жа Кландонъ. Ни капли.
Макъ-Комасъ. Вы еще держитесь своихъ старыхъ взглядовъ?
Г-жа Кландонъ. Съ такою же твердостью, какъ и всегда,
Макъ-Комасъ. Господи благослови! Неужели же вы попрежнему готовы выступать публично съ ораторской трибуны, несмотря на свой полъ, г-жа Кландонъ киваетъ, настаивать на прав замужней женщины имть свое особое имущество… Она снова киваетъ. Защищать мннія Дарвина о происхожденіи видовъ и Джона Стюарта Милля о свобод. Кивокъ. Читать Гексли, Тиндаля и Джорджа Элліота. Три кивка. И добиваться доступа въ университеты, права заниматься либеральными профессіями и избирательнаго права въ парламентъ для женщинъ наравн съ мужчинами?
Госпожа Кландонъ ршительно. Да. Я не отступила назадъ ни на пядь. И я воспитала Глорію себ на смну. Это-то и привело меня обратно въ Англію. Я почувствовала, что не имю права заживо погребать ее на остров Мадейр — на моемъ остров святой Елены, Финчъ! Конечно, ее вроятно освищутъ, какъ освистали когда-то меня, но она готова и къ этому?
Макъ-Комасъ. Освищутъ! Милая моя, добрая госпожа Кландонъ. Въ настоящее время въ этихъ взглядахъ уже не находятъ ничего такого, что помшало бы ей выйти замужъ хоть за архіепископа. Вы упрекнули меня только что за то, что я сталъ респектабельнымъ. Вы не правы: я точно также ни въ чемъ не поступился нашими старыми взглядами. Я не хожу въ церковь и не притворяюсь, будто посщаю ее. Я открыто заявляю себя философскимъ радикаломъ, защитникомъ свободы и правъ личности, какъ училъ этому мой учитель Гербертъ Спенсеръ. И что же, вы думаете, меня освистываютъ? Нтъ, ко мн относятся снисходительно какъ къ старому чудаку. Я оказался не у длъ, потому что отказался преклонить колни передъ соціализмомъ.
Госпожа Кландонъ, шокированная. Соціализмомъ!
Макъ-Комасъ. Да, соціализмомъ. И дайте вы только волю вашей Глоріи, ручаюсь вамъ, и мсяца не пройдетъ, какъ она станетъ самой заядлой соціалисткой. Выше ушей преисполнится.
Госпожа Кландонъ выразительно. Но я могу доказать ей, что соціализмъ — это ложь и обманъ.
Макъ-Комасъ трогательно. Вотъ именно я и доказывалъ все время, госпожа Кландонъ, и на этомъ-то именно я и растерялъ всхъ своихъ молодыхъ учениковъ. Будьте осторожне въ своихъ дйствіяхъ: предоставьте ей итти своею собственной дорогой. Съ нкоторою горечью. Мы съ вами устарлые люди: міръ думаетъ, что онъ оставилъ насъ позади себя. Во всей Англіи найдется только одно мсто, только одно единственное учрежденіе, гд ваши взгляды могутъ еще сойти за передовые.
Госпожа Кландонъ неубжденная, съ презрніемъ Вроятно, церковь?
Макъ-Комасъ. Нтъ, театръ. Однако мы заболтались. Къ длу! Зачмъ вызвали вы меня сюда?
Госпожа Кландонъ. Ну, отчасти затмъ, что.мн хотлось повидаться съ вами.
Макъ-Комасъ съ добродушною ироніей. Спасибо.
Госпожа Кландонъ. А отчасти потому, что хочу, чтобы вы разъяснили кое-что моимъ дтямъ. Они ничего не знаютъ, а теперь, когда мы вернулись въ Англію, невозможно оставлять ихъ доле въ невдніи. Возбужденно. Финчъ! Сама я не въ состояніи разсказать имъ. Я… Не кончаетъ, потому что въ это время показываются близнецы и Глорія. Долли запыхавшись спшитъ по ступенямъ вперегонку съ Филемъ, который также торопится изо всхъ силъ, стараясь въ то же время сохранить видъ самаго безмятежнаго спокойствія человка, никуда не спшащаго. Однакоже благодаря этому онъ проигрываетъ состязаніе, такъ какъ Долли первая достигаетъ матери, чуть не опрокинувъ при этомъ въ своей стремительности садовую скамейку.
Долли, еле переводя дыханіе. Все благополучно, мама. Зубной врачъ придетъ и приведетъ своего старика.
Госпожа Кландонъ. Долли, милая, разв ты не видишь господина Макъ-Комаса. Макъ-Комасъ встаетъ съ улыбкою.
Долли съ обиднйшимъ выраженіемъ самаго очевиднаго разочарованія на лиц. Это! А гд же разввающіяся кудри?
Филиппъ, горячо вторя ей. Гд борода? Гд плащъ? Гд поэтическая наружность?
Долли. О, господинъ Макъ-Комасъ, вы погубили себя! Совсмъ испортили свою наружность. Почему же вы не, могли подождать, покуда мы хоть посмотримъ на васъ?
Макъ-Комасъ, немного смутившись, но сейчасъ же обртая свой юморъ въ такой непредвиднной крайности. Потому что восемнадцать лтъ не стричь волосъ — это немножко черезчуръ долго для присяжнаго повреннаго.
Глорія, подходя къ Макъ-Комасу. Какъ поживаете, господинъ Макъ-Комасъ? Онъ поворачивается къ ней, она жметъ его руку съ открытымъ и долгимъ взглядомъ ему прямо въ глаза. Мы рады васъ видть, несмотря ни на что.
Макъ-Комасъ. Правда, миссъ Глорія? Глорія утвердительно улыбается и отпускаетъ его руку, еще разъ пожавъ ее. Затмъ отходитъ за садовую скамейку и становится, опираясь на ея спинку, урядомъ съ госпожой Кландонъ, А этотъ молодой человкъ?
Филиппъ. Я былъ окрещенъ довольно прозаическимъ именемъ. Меня зовутъ…
Долли заканчиваетъ его фразу, декламируя. ‘Норваль. На Грэмпьенскихъ холмахъ’.
Филиппъ подхватываетъ, декламируя съ важнымъ видомъ. ‘Отецъ мой пасетъ свое стадо.— Онъ скромный пастухъ’.
Госпожа Кландонъ, останавливая его. Перестаньте, дти, не дурачьтесь. Все для нихъ тутъ такъ ново, Финчъ, что они совсмъ взбудоражены и все время шалятъ. Имъ представляется, что каждый англичанинъ, котораго они встрчаютъ, только предметъ для шутокъ.
Долли. Что жъ длать, когда они такіе. Это не наша вина.
Филиппъ. Мое знаніе человческой природы, господинъ Макъ-Комасъ, очень широко, но я нахожу невозможнымъ принимать обитателей этого острова въ серьезъ.
Макъ-Комасъ. Полагаю, что вы — маленькій Филиппъ. Протягиваетъ ему руку.
Филиппъ беретъ руку Макъ-Комаса и торжественно смотритъ на него. Я былъ маленькимъ Филиппомъ — такъ, нсколько лтъ тому назадъ, все равно какъ вы когда-то были маленькимъ Финчемъ. Пожимаетъ руку Макъ-Комаса и затмъ отворачивается съ задумчивымъ восклицаніемъ. Какъ это странно,— оглянуться на наше дтство? Макъ-Комасъ смотритъ на него, не совсмъ довольный.
Долли къ госпож Кландонъ. А ты угостила чмъ-нибудь Финча?
Госпожа Кландонъ тономъ выговора. Ахъ, Долли, господинъ Макъ-Комасъ будетъ завтракать съ нами.
Долли. А ты приказала накрыть на семь душъ? Не забудь, вдь и старый господинъ придетъ.
Госпожа Кландонъ. И его не забудемъ. Какъ его зовутъ?
Долли. Чокстонсъ. Онъ придетъ въ половин второго. Макъ-Комасу. А мы похожи на то, какъ вы себ насъ представляли?
Госпожа Кландонъ серьезно и нсколько повелительно. Долли, господинъ Макъ-Комасъ иметъ сообщить вамъ кое-что посерьезне. Дти! Я просила моего стараго друга отвтить вамъ на вопросъ, который вы поставили сегодня утромъ. Онъ другъ вашего отца, точно такъ же какъ и мой, и онъ разскажетъ вамъ исторію моей замужней жизни лучше, чмъ сумла бы это сдлать я. Глорія, ты довольна?
Глорія серьезно и со вниманіемъ. Господинъ Макъ-Комасъ очень любезенъ.
Макъ-Комасъ нервно. О, что вы, что вы! И при этомъ это предложеніе застаетъ меня нсколько врасплохъ. Я совсмъ не подготовился. Э… э…
Долли подозрительно. О, мы вовсе не желаемъ чего-нибудь подготовленнаго.
Филиппъ тономъ увщанія. Скажите намъ правду!
Долли выразительно. Голую истину!
Макъ-Комасъ задтый. Я надюсь, вы примете мой слова серьезно.
Филиппъ съ глубочайшею важностью. Надюсь, ваши слова окажутся заслуживающими серьезнаго отношенія, господинъ Макъ-Комасъ. Мое знаніе человческой природы учитъ меня не разсчитывать на многое.
Госпожа Кландонъ, останавливая его. Филь!
Филиппъ. Слушаю, мама. Ничего. Прошу прощенія, господинъ Макъ-Комасъ. Не сердитесь на насъ.
Долли примирительно. Мы ничего дурного противъ васъ не имемъ.
Филиппъ. Ну, ты замолчи.
Долли закрываетъ рукою губы. Макъ-Комасъ берегъ стулъ у накрытаго стола, ставитъ его между столикомъ и садовой скамейкой такъ что Долли оказывается отъ него направо, а Филиппъ налво, и садится съ видомъ человка, собирающагося начать длинное сообщеніе Кландоны устремляютъ на него взоры въ ожиданіи.
Макъ-Комасъ. А… гм!.. Вашъ отецъ…
Долли. Сколько ему лтъ?
Филиппъ. Ш-ш…
Госпожа Кландонъ мягко. Слушай, Долли: не надо перебивать господина Макъ-Комаса.
Макъ-Комасъ выразительно. Благодарю васъ, госпожа
Кландонъ, благодарю васъ. Къ Долли. Вашему отцу пятьдесятъ семь лтъ.
Долли пораженная, возбужденно вскакивасъ съ мста. Пятьдесятъ семь лтъ! А гд онъ живетъ?
Госпожа Кландонъ, унимая ее. Долли, Долли!
Макъ-Комасъ, останавливая ее. Позвольте мн отвтить на этотъ вопросъ, госпожа Кландонъ. Отвтъ чрезвычайно удивитъ васъ. Онъ живетъ въ этомъ город. Госпожа Кландонъ встаетъ, страшно недовольная, затмъ садится безмолвно: Глорія съ изумленіемъ глядитъ на нее.
Долли убжденно. Я знаю, Филь: Чокстонсъ нашъ отецъ.
Макъ-Комасъ. Чокстонсъ!
Долли. Ну, Крампстонсъ, или какъ его тамъ. Онъ сказалъ, что я похожа на его мать. Я знала, что онъ вроятно хотлъ сказать: на его дочь.
Филиппъ очень серьезно. Господинъ Макъ-Комасъ. Я желаю отнестись съ полнымъ уваженіемъ къ вашимъ чувствамъ, по предупреждаю васъ, что если вы станете тутъ распространяться насчетъ различныхъ совпаденій и утверждать, будто господинъ Крамптонъ изъ этого города — мой отецъ, то я моментально отказываюсь продолжать разговоръ дале.
Макъ-Комасъ. Позвольте узнать, почему?
Филиппъ. Потому что я видлъ этого господина. И онъ совершенно не годится быть моимъ отцомъ, или отцомъ Долли или Глоріи, или мужемъ моей матери,
Макъ-Комасъ. Ахъ, вотъ какъ! Ну, милостивый государь, позвольте мн сказать вамъ, что нравится ли это вамъ или нтъ, а онъ вашъ отецъ и отецъ вашихъ сестеръ и мужъ вашей матери. Ну вотъ. Что вы скажете на это?
Долли всхлипывая. Вы не должны быть такимъ злымъ. Дло идетъ не о вашемъ отц.
Филиппъ. Господинъ Макъ-Комасъ, ваше поведеніе безсердечно. Передъ вами семья, члены которой наслаждались совершеннйшимъ миромъ и полнйшей свободой, будучи сиротами. Родственниковъ мы до сихъ поръ и въ глаза не видали — родственныхъ узъ мы никогда не знали, мы знали только основанную на свободномъ выбор дружбу. И вотъ теперь вы желаете навязать намъ съ притязаніями на самыя интимныя чувства человка, котораго мы совершенно не знаемъ.
Долли горячо. Ужаснаго старика! Съ упрекомъ. И вдь какъ начали-то! Точно и нивсть про какого милаго отца!
Макъ-Комасъ раздраженно. Откуда вы знаете, что онъ не милый? И какое у васъ право выбирать себ отца? Повышая голосъ. Позвольте вамъ сказать, миссъ Кландонъ, что вы слишкомъ молоды, чтобы…
Долли, внезапно прерывая его, настойчиво. Постойте! Я и забыла! Есть у него деньги?
Макъ-Комасъ. Онъ очень богатъ.
Долли въ восхищеніи. А что! Я говорила, Филь!
Филиппъ. Долли, мы, можетъ быть, черезчуръ поспшно осудили старика. Продолжайте, господинъ Макъ-Комасъ.
Макъ-Комасъ. Отказываюсь, милостивый государь. Я слишкомъ пораженъ, я слишкомъ шокированъ, чтобы продолжать.
Госпожа Кландонъ, стараясь побороть свое волненіе и раздраженіе. Финчъ! Представляете ли вы себ, что случилось? Понимаете ли вы, что дти пригласили его къ завтраку и что черезъ нсколько минутъ онъ зайдетъ сюда?
Макъ-Комасъ, совершенно растерявшись. Что! Вы хотите сказать… Врно ли я васъ понялъ… воз…
Филиппъ, производя впечатлніе своимъ хладнокровіемъ. Не волнуйтесь, Финчъ. Обдумайте это спокойно и основательно. Онъ придетъ, явится сюда къ завтраку.
Глорія. Кто изъ насъ возьмется сообщить ему правду? Подумали ли вы уже объ этомъ?
Госпожа Кландонъ. Финчъ, вы должны взять это на себя.
Филиппъ. Н-тъ, Финчу такихъ вещей поручать нельзя. Посмотри, какая путаница получилась изъ его сообщенія намъ.
Макъ-Комасъ. Я протестую противъ этого. Мн не дали вдь говорить.
Долли ласково беретъ его за локоть. Финчъ, милый, вы не сердитесь.
Госпожа Кландонъ. Глорія, уйдемъ отсюда. Вдь онъ можетъ нагрянуть сюда каждую минуту.
Глорія гордо. Не волнуйся, мама. Я буду совершенно хладнокровна. Мы не должны уходить отсюда. Это было бы похоже на бгство.
Госпожа Кландонъ тономъ выговора. Милая моя, не можемъ же мы ссть за столъ въ такомъ вид. Мы вернемся, конечно. Но не нужно никакихъ бравадъ. Глорія хмурится, но идетъ въ отель, не говоря ни слова. Пойдемъ, Долли. Когда она подходить къ двери отеля, оттуда выходитъ офиціантъ съ тарелками и проч. на поднос для двухъ добавочныхъ кувертовъ.
Офиціантъ. Нужно еще приборы накрыть, барыня?
Госпожа Кландонъ. Да, еще для двухъ, пожалуйста, Они сейчасъ придутъ. Уходитъ въ отель. Офиціантъ ставитъ подносъ на буфетный столъ.
Филиппъ. А у меня идея. Господинъ Макъ-Комасъ, не правда ли, такую вещь слдовало бы поручить человку безконечно тактичному.
Макъ-Кома съ. Разумется, тутъ нуженъ тактъ.
Филиппъ. Прекрасно! Долли! Чей тактъ бросился теб въ глаза сегодня утромъ?
Долли, съ восторгомъ ухватившись на эту мысль. О, да, да, да! И еще разъ подтверждаю: Вильяма!
Филиппъ. Самый подходящій человкъ! Зоветъ. Вильямъ!
Офиціантъ. Иду.
Макъ-Комасъ въ ужас. Поручить офиціанту! Стойте, стойте! Этого я не допущу. Я…
Офиціантъ, становясь между Филиппомъ и Макъ-Комасомъ, Что прикажете? Лицо Макъ-Комаса окрашивается въ каменистосрый цвтъ, глаза теряютъ всякое выраженіе, становясь неподвижными. Онъ сидитъ въ полнйшемъ оцпенніи,
Филиппъ. Вильямъ, помните, я просилъ васъ смотрть на меня какъ на своего сына?
Офиціантъ съ почтительнымъ снисхожденіемъ. Да, баринъ. Вы говорили какъ-то въ шутку.
Филиппъ. Ну, Вильямъ, въ самомъ начал вашей новой карьеры у васъ появился соперникъ.
Офиціантъ. Вашъ настоящій отецъ? Ну, этого такъ и слдовало ожидать, не правда лиг Оборачивается съ радостной улыбкой къ Макъ-Комасу. Это вы, сударь?
Макъ-Комасъ, обртая свою энергію въ негодованіи. Ну, конечно, нтъ. Мои дти умли бы вести себя.
Филиппъ, Нтъ, Вильямъ. Этотъ господинъ былъ только близокъ къ тому, чтобы стать моимъ отцомъ: онъ сватался къ моей матери, но неудачно.
Макъ-Комасъ, оскорбленный. Ну, знаете ли, изо всхъ…
Филиппъ. III-ш!.. Онъ сталъ только нашимъ повреннымъ по дламъ. Знаете ли вы нкоего Крамптона въ этомъ город?
Офиціантъ. Пучеглазаго Крамптона, содержателя зазжаго двора?
Филиппъ. Не знаю, Финчъ, содержитъ ли онъ зазжій дворъ?
Макъ-Комасъ, вставая, скандализованный. Нтъ, нтъ, нтъ. Вашъ отецъ извстный судостроитель, одинъ изъ почтеннйшихъ гражданъ здшняго города.
Офиціантъ, на котораго это произвело впечатлніе. Ахъ, простите, сударь! Такъ вы сынъ Крамптона! Да, это важная персона!
Филиппъ. Господинъ Крамптонъ придетъ завтракать съ нами.
Офиціантъ, сбитый съ толку. Да, сударь… Дипломатически. Обыкновенно онъ вроятно завтракаетъ не съ семьей?
Филиппъ выразительно. Вильямъ! Онъ не знаетъ, что мы его семья. Онъ не видалъ насъ восемнадцать лтъ. Онъ не хотлъ знать насъ. Чтобы усилить впечатлніе своихъ словъ, однимъ прыжкомъ усаживается на желзный столикъ и глядитъ на офиціанта, сжавъ губы и болтая ногами.
Долли. Мы хотимъ, чтобы вы сообщили ему эту новость, Вильямъ.
Офиціантъ. Но я думаю, барышня, онъ самъ догадается объ этомъ, когда увидитъ вашу мать. Ноги Филиппа останавливаются. Онъ смотритъ на офиціанта съ восхищеніемъ,
Долли, пораженная. Мн это совсмъ не пришло въ голову.
Филиппъ. И мн тоже. Подходитъ къ столу и оборачивается съ упрекомъ къ Макъ-Комасу. И вамъ тоже.
Долли. Какой же вы присяжный повренный!
Филиппъ. Финчъ, ваша недогадливость поразительна при вашей профессіи. Вильямъ, вы пристыдили насъ всхъ своею сообразительностью.
Долли. Вы-таки дйствительно похожи на Шекспира, Вильямъ.
Офиціантъ. Что вы, что вы, сударь. Полноте, барышня. Не стоитъ объ этомъ говорить. Скромно возвращается къ столу и ставить два добавочныхъ прибора, одинъ на конц стола, обращенномъ къ ступенямъ, а другой по длин стола третьимъ, въ ряду, обращенномъ ближе къ зрителямъ.
Филиппъ, безъ дальнйшихъ словъ подхватывая Макъ-Комаса подъ руку и ведя его къ отелю. Финчъ, пойдемте, вымоемъ руки.
Макъ-Комасъ. Господинъ Кландонъ, я оскорбленъ и обиженъ.
Филиппъ, прерывая его. Вы привыкнете къ намъ. Пойдемъ, Долли. Макъ-Комасъ стряхиваетъ его руку и идетъ въ отель. Филиппъ слдуетъ за нимъ, нисколько не смущаясь.
Долли, слдуя за ними, останавливается на мгновенье на ступенькахъ. Вильямъ, вы будьте на-сторож. Потому что тутъ будутъ эффекты со вспышками.
Офиціантъ. Слушаю, барышня. Можете положиться на меня. Она уходитъ въ отель.
Со взморья легко вбгаетъ по ступенямъ Валентинъ, за нимъ тяжело подымается Крамптонъ, У Валентина въ рукахъ тросточка, Крамптонъ, по своей ли стариковской зябкости или, можетъ быть желая нсколько ослабить впечатлніе своей невеликосвтской мичманской куртки, одть въ легкое пальто. Онъ останавливается у стула, оставленнаго Макъ-Комасомъ по средин террасы, и отдыхаетъ нсколько мгновеній, опираясь рукою на его спинку.
Крамптонъ. Отъ этихъ ступеней у меня даже голова закружилась. Проводить рукою по лбу. Я до сихъ поръ еще не продышался отъ этого дьявольскаго газа. Подходитъ къ желзному стулу и садится, положивъ локти на столь и опирая голову на руки. Отдохнувъ немного, начинаетъ разстегивать пальто. Тмъ временемъ Валентинъ заводить разговоръ съ офиціантомъ.
Валентинъ. Человкъ!
Офиціантъ подходитъ и становится между ними. Что прикажете?
Валентинъ. Здсь госпожа Ланфрей Кландонъ?
Офиціантъ съ пріятной улыбкой привтствія. Здсь, здсь, сударь. Мы васъ ждали. Столъ уже накрытъ. Госпожа Кландонъ сейчасъ выйдетъ. Барышня и молодой баринъ только что вотъ сейчасъ говорили о вашемъ друг, сударь,
Валентинъ. Въ самомъ дл?
Офиціантъ ласково и мелодично. Да, сударь. Въ нихъ много экзальтаціи, сударь. Есть и шутливая жилка, тоже можно сказать. Быстро Крамптону, который поднялся, чтобы снять пальто. Простите, сударь, но вы позволите… Помогаетъ ему снять пальто и беретъ его у него. Спасибо, сударь. Крамптонъ снова садится, офиціантъ продолжаетъ прерванную мелодію. Послдняя новость у молодого барина это — что вы его отецъ, сударь!
Крамптонъ. Что!
Офиціантъ. Это только шутка, сударь, его любимая шутка. Вчера онъ настаивалъ, что его отцомъ долженъ быть я. А сегодня, какъ только онъ узналъ, что вы придете, онъ сталъ уврять меня, что вы его отецъ — его давно потерянный отецъ! Отецъ, который, по его словамъ, восемнадцать лтъ уже не видалъ ихъ.
Крамптонъ, пораженный. Восемнадцать лтъ!
Офиціантъ. Да, сударь. Съ милой, лукавой улыбкой. Но меня онъ не проведетъ, сударь. Я видлъ, какъ эта мысль зародилась въ его голов, когда онъ стоялъ здсь, размышляя, какую бы новую шутку выдумать ему для меня. Да, сударь, такой ужъ онъ по природ: очень веселый, оч-чень находчивый и чрезвычайно ласковый юноша. Снова мняя темпъ своей рчи, чтобы сказать Валентину, который прислоняетъ свою тросточку къ углу садовой скамейки. Вы позволите, сударь? Беретъ тросточку. Спасибо, сударь. Валентинъ подходитъ къ столу и разсматриваетъ меню. Офиціантъ возвращается къ Крамптону и продолжаетъ свой мелодично льющійся разсказъ. И даже повренный поддержалъ его шутку, хотя, вообще говоря, онъ человкъ серьезный. Да, да, увряю васъ, сударь. Вы и представить себ не можете, на что способенъ бываетъ солидный дловой лондонецъ, когда онъ вызжаетъ на прогулку и его опьянитъ морской воздухъ, сударь.
Крамптонъ. А, такъ съ ними и присяжный повренный?
Офиціантъ. Повренный по дламъ ихъ семьи, сударь. Да, сударь. Его фамилія Макъ-Комасъ. Направляется къ двери отеля съ пальто и палкою въ рукахъ, въ блаженнйшемъ невдніи того эффекта, который какъ взорвавшаяся бомба производитъ это имя на Крамптона.
Крамптонъ, вставая, взволнованный, въ гнв и тревог. Макъ-Комасъ! Зоветъ Валентина, Валентинъ! Снова, уже свирпо. Валентинъ!! Валентинъ оборачивается. Вдь это обдуманный планъ, это заговоръ! Это вдь моя семья… мои дти… моя инфернальная жена!
Валентинъ хладнокровно. Въ самомъ дл? Интересная встрча! Снова углубляется въ изученіе меню.
Крамптонъ. Встрча! Не для меня. Я ухожу. Кричитъ офиціанту. Подайте мн пальто!
Офиціантъ. Сію минуту, сударь. Возвращается, осторожно прислоняетъ тросточку Валентина къ накрытому столу и, слегка отряхнувъ пальто, становится позади Крамптона, готовый помочь ему надть его. Мн кажется, я тутъ наболталъ что-то неладное насчетъ молодого барина?
Крамптонъ. Р-р-р-р! Останавливается, уже готовый просунуть руки въ рукава пальто, и поворачивается къ Валентину съ внезапнымъ подозрніемъ. Валентинъ, вы также въ заговор. Вы подстроили всю эту исторію. Вы…
Валентинъ ршительно. Вздоръ? Положивъ меню на мсто, проходитъ вокругъ стола къ оград и глядитъ за нее съ самымъ безпечнымъ видомъ.
Крамптонъ сердито. Что вы при… Входитъ Макъ-Комасъ, за нимъ Филиппъ и Долли. Увидавъ Крамптона, Макъ-Комасъ колеблется нсколько мгновеній.
Офиціантъ ласково прерываетъ Крамптона. Успокойтесь, сударь. Они уже здсь, сударь. Беретъ тросточку Валентина и направляется къ отелю, перекинувъ на руку пальто Крамптона, Макъ Комасъ, ршительно опустивъ углы своего рта, приближается къ Крамптону, который пятится назадъ, сверкая глазами и спрятавъ руки за спину. Макъ-Комасъ, раздвинувъ брови еще шире обыкновеннаго, смло наступаетъ на него съ величіемъ ничмъ незапятнанной совсти.
Офиціантъ, проходя мимо Филиппа, тихо. Я сообщилъ ему это.
Филиппъ. Безцнный Вильямъ! Подходитъ къ столу.
Долли тихо офиціанту. А какъ онъ это принялъ?
Офиціантъ тихо. Сначала былъ пораженъ, барышня по затмъ успокоился, барышня, право, совсмъ успокоился. Уносить палку и пальто въ отель.
Макъ-Комасъ, приведя своимъ пристальнымъ взоромъ Крамптона въ замшательство. Итакъ, вы здсь, господинъ Крамптонъ.
Крамптонъ. Да, здсь… поймался въ ловушку… въ подлую западню. Это мои дти?
Филиппъ съ убійственной вжливостью. Это нашъ отецъ, господинъ Макъ-Комасъ?
Макъ-Комасъ, самъ приходя въ замшательство. Да… э-э…
Долли вжливо. Мы рады вашему приходу. Безцльно идетъ вокругъ стола, обмниваясь по дорог улыбкой и словами привта съ Валентиномъ.
Филиппъ. Позвольте мн какъ хозяину исполнить свой долгъ, прежде всего заказавши для васъ вино. Беретъ со стола карту винъ. Его вжливое вниманіе и безпечное равнодушіе Долли оставляютъ Крамптона на почв случайнаго знакомства, завязаннаго утромъ у зубного врача. Это задваетъ сердце отца такою мучительною болью, что его бросаетъ въ дрожь и трепетъ отъ сознанія такой отчужденности, глаза его становятся влажны, и онъ безмолвно глядитъ на сына, который въ данный моментъ настолько далекъ отъ всякой мысли о сыновнихъ чувствахъ, что, ничуть не теряя своего юмора и ловкости, шутливо продолжаетъ. Финчъ, для васъ какъ для солиднаго фамильнаго повреннаго по дламъ засмоленную бутылочку стараго портвейна, хорошо?
Макъ-Комасъ твердо. Нтъ, мн только Аполлинарисъ. Я предпочитаю не употреблять ничего горячительнаго. Отходитъ въ сторону съ видомъ человка, поборовшаго искушеніе.
Филиппъ. А вамъ, Валентинъ?..
Валентинъ. Пиво стараго розлива не покажется ли черезчуръ вульгарнымъ за вашимъ столомъ?
Филиппъ. Конечно, нтъ. Долли также пьетъ его. Такъ значитъ пива. Обращаясь къ Крамптону съ ласковой вжливостью. Ну-те, а вамъ, господинъ Крамптонъ, что вы позволите предложить?
Крамптонъ. Что вы хотите сказать, молодой человкъ?
Филиппъ. Молодой человкъ! Очень торжественно. Чья же вина, что я молодой человкъ?
Крамптонъ рзкимъ движеніемъ выхватываетъ у него изъ рукъ карту винъ и нершительно притворяется, будто читаетъ ее. Филиппъ съ совершеннйшею учтивостью предоставляетъ карту въ его распоряженіе.
Долли, заглядывая въ карту черезъ правое плечо Крамптона.
Виски только одинъ сортъ, на послдней страниц.
Крамптонъ. Оставьте меня, дитя.
Долли. Дитя! Нтъ, нтъ. Можете назвать меня, если угодно, Долли. Но только не дитя. Беретъ Филиппа подъ руку и оба смотрятъ на Крамптона, какъ на какого-нибудь эксцентричнаго чужеземца.
Крамптонъ, нахмуриваясь въ бшенств и въ.мучительномъ замшательств и однакоже чувствуя нкоторое удовлетвореніе даже при надъ нимъ. Макъ-Комасъ, насъ тутъ ждетъ повидимому… ха! ха!.. много удовольствія за завтракомъ.
Макъ-Комасъ малодушно. Не вижу, почему бы и не Такъ. Выглядитъ отчаянію мрачно и уныло.
Филиппъ. Одно лицо Финча — цлое удовольствіе.
Изъ отеля появляются госпожа Кландонъ и Глорія. Г-жа Кландонъ выступаетъ съ мужественнымъ самообладаніемъ и съ большимъ достоинствомъ. Она останавливается на ступенькахъ у порога двери, чтобы привтствовать Валентина. Глорія также останавливается и съ нкоторымъ враждебнымъ чувствомъ глядитъ на Валентина.
Г-жа Кландонъ. Рада васъ видть, господинъ Валентинъ. Онъ улыбается. Она направляется къ Крамптону, собираясь обратиться къ нему съ холодною вжливостью. Но вншній видъ его потрясаетъ ее. Она останавливается внезапно и говоритъ встревоженная, съ нкоторымъ угрызеніемъ совсти. Фергюсъ! Вы сильно измнились.
Крамптонъ сердито. Нше бы! За восемнадцать лтъ человкъ можетъ сильно измниться.
Г-жа Кландонъ, смутившись. Я… я не это хотла сказать. Надюсь, вы здоровы?
Крамптонъ. Спасибо. Нтъ, тутъ здоровье ни при чемъ. Тутъ о счастіи спросить надо. Мн кажется, вы въ такомъ смысл говорили О перемн. Внезапно прорываясь. Посмотрите на нее, Макъ-Комасъ! Взгляните на нее и… Наполовину со смхомъ, наполовину съ рыданіемъ, И взгляните на меня!
Филиппъ. III-ш!.. Указываетъ на дверь отеля, въ которой только что показался офиціантъ. Подавайте къ завтраку, Вильямъ!
Долли касается локтя Крамптона, предостерегая. А-хм!
Офиціантъ идетъ къ буфетному столу и даетъ знакъ въ кухню откуда выходятъ младшій офиціантъ съ супными тарелками и поваръ въ бломъ передник и колпак съ супною мискою. Младшій офиціантъ остается и прислуживаетъ при стол, поваръ уходитъ и отъ времени до времени появляется затмъ то съ тмъ, то съ другимъ блюдомъ. Онъ разливаетъ супъ по тарелкамъ и разрзаетъ мясо, но самъ къ столу не подаетъ. Старшій офиціантъ становится у края стола, обращеннаго къ ведущимъ на взморье ступенямъ.
Г-жа Кландонъ, когда вс собираются къ столу. Мн кажется, вы, господа, уже вс встрчались сегодня утромъ, такъ что знакомить нтъ надобности. Ахъ, нтъ, виновата. Представляя, Господинъ Валентинъ, господинъ Макъ-Комасъ. Занимаетъ мсто на конц стола, обращенномъ къ отелю. Фергюсъ, пожалуйста садитесь на почетное мсто.
Крамптонъ. Ха-ха! Съ горечью. На почетное мсто…
Офиціантъ, подставляя ему стулъ, съ необиднымъ поощреніемъ. Вотъ здсь, сударь. Крамптонъ покоряется и садится.
Г-жа Кландонъ. Господинъ Валентинъ, вы сядете съ этой стороны… Указываетъ налво Рядомъ съ Глоріей. Валентинъ и Глорія усаживаются, Глорія ближе къ Крамптону, а Валентинъ къ г-ж Кландонъ. Финчъ, я посажу васъ съ этой стороны, между Долли и Филиппомъ. Вы ужъ защищайтесь отъ нихъ какъ умете. Долли садится ближе къ матери, Филиппъ къ отцу, Макъ-Комасъ между ними. Подается супъ.
Офиціантъ Крамптону. Вамъ пожиже или погуще сударь?
Крамптонъ къ г-ж Кландонъ. Въ этой семь никто не читаетъ молитвы передъ обдомъ?
Филиппъ, искусно вставляя свою фразу. Прежде всего нужно установить, что для кого заказать. Вильямъ!
Офиціантъ. Что прикажете? проворно скользитъ вокругъ стола и становится у лваго локтя Филиппа. По дорог шепчетъ младшему офиціанту. Погуще.
Филиппъ. Дв маленькихъ кружки пива стараго розлива для насъ съ Долли какъ обыкновенно, и одну большую для этого господина. Указываетъ на Валентина. Большую бутылку Аполлинарисъ для господина Макъ-Комаса.
Офиціантъ. Слушаю, сударь.
Долли. Не желаете ли кром того рюмочку ирландской водки, Финчъ?
Финчъ скандализованный. Нтъ… нтъ, благодарю васъ.
Филиппъ. Номеръ 413 для мамы и для Глоріи какъ обыкновенно, И — поворачиваясь вопросительно къ Крамптону — ну-те?
Крамптонъ, нахмурившись и собираясь отвтить рзкостью. Я…
Офиціантъ, вмшиваясь, сладкозвучно. Не нужно и спрашивать. Мы тутъ и безъ того знаемъ, что употребляетъ обыкновенно господинъ Крамптонъ. Уходитъ въ отель.
Филиппъ смотритъ серьезно на отца. Вы посщаете рестораны. Дурная привычка! Поваръ въ сопровожденіи младшаго офиціанта, который несетъ нагртыя тарелки, выносить изъ кухни блюдо съ рыбой, ставитъ на буфетный столъ и начинаетъ разрзывать ее широкимъ ножомъ.
Крамптонъ. Я вижу, вы научились у вашей матери.
Госпожа Кландонъ. Филь, не забывай пожалуйста, что твои шутки могутъ показаться обидными для людей, не привыкшихъ къ намъ, и что твой отецъ сегодня нашъ гость.
Крамптонъ съ горечью. Да, гость въ своей собственной семь, на почетномъ мст за столомъ. Младшій офиціантъ убираетъ су иныя тарелки.
Долли сочувственно. Да, какое-то странное положеніе, не правда ли? Неловко какъ-то. Знаете, мы также чувствуемъ это и стсняемся.
Филиппъ. III-ш!.. Долли, у насъ у обоихъ не хватаетъ такта. Крамптону. Мы очень расположены къ вамъ, но по части родственныхъ чувствъ мы совсмъ швахъ. Изъ отеля возвращается офиціантъ съ бутылками, стаканами и проч. Вильямъ, иди, возстанови добрыя чувства.
Офиціантъ ласково. Слушаю, баринъ. Сейчасъ. Маленькая кружка Lager для васъ, сударь. Крамптону. Сельтерская съ ирландской водкой, это для васъ, сударь. Макъ-Комасу. Вамъ Аполлинарисъ, сударь. Долли. Вамъ, барышня, маленькая кружка Lager. Госпож Кландонъ, наливая вино. Вамъ, сударыня, 413. Валентину. Вамъ, сударь, большая кружка Lager. Глоріи. 413, барышня.
Долли пьетъ. За семью!
Филиппъ пьетъ. За домашній очагъ. Подается рыба.
Макъ-Комасъ съ бросающимся въ глаза усиліемъ показать что онъ чувствуетъ себя непринужденно, совсмъ какъ въ домашнемъ кругу. Въ конц концовъ у насъ тутъ очень мило. Компанія дружная.
Долли критически. Въ конц концовъ! Въ конц чего, Финчъ?
Крамптонъ саркастически. Онъ хочетъ сказать, что у васъ тутъ очень мило, несмотря на присутствіе вашего отца. Врно ли я уловилъ вашу мысль, господинъ Макъ-Комасъ?
Макъ-Комасъ, растерявшись. Нтъ, нтъ. Я сказалъ ‘въ конц концовъ’ только для закругленія фразы. Я… ээ-ээ…
Офиціантъ, тактично выручая его. Не угодно ли тюрбо, сударь?
Макъ-Комасъ, чрезвычайно благодарный за то, что тотъ прервалъ его. Спасибо, спасибо.
Офиціантъ тихо. Не стоитъ говорить объ этомъ. Возвращается къ буфетному столу.
Крамптонъ Филиппу. Вы уже думали о выбор профессіи?
Филиппъ. На этотъ счетъ у меня еще вопросъ открытый. Вильямъ!
Офиціантъ. Что, сударь?
Филиппъ. Какъ по-вашему, долго ли мн понадоби, лось бы учиться, чтобы стать хорошимъ офиціантомъ.
Офиціантъ, Этому не научишься, сударь. Тутъ требуется подходящій характеръ, сударь. Вполголоса Валентину, который что-то ищетъ. Хлба для барышни? Сію минуту, сударь. Подаетъ Глоріи хлбъ и продолжаетъ прежнимъ тономъ. Немногіе рождаются съ такимъ характеромъ, сударь.
Филиппъ. У васъ случайно можетъ быть есть сынъ?
Офиціантъ. Да, сударь. О, да. Глоріи, снова понижая олосъ. Еще кусочекъ рыбы, барышня? Вдь въ полдень вы отказались закусить.
Глорія. Нтъ, спасибо. Прибираются тарелки отъ рыбы.
Долли. Вашъ сынъ также служитъ въ офиціантахъ. Вильямъ?
Офиціантъ, подавая Глоріи дичь. О, нтъ, барышня! Для этого у него былъ черезчуръ безпокойный нравъ.
Макъ-Комасъ покровительственно. Онъ вроятно сталъ трактирщикомъ? А?
Офиціантъ съ оттнкомъ грусти въ голос, какъ будто вспоминая какое-то разочарованіе, потерявшее съ теченіемъ времена свою остроту. Нтъ, сударь, онъ избралъ вашу профессію. Онъ тоже адвокатъ.
Макъ-Комасъ, смутившись. Ахъ, простите пожалуйста!
Офиціантъ. О, что вы, что вы, сударь! Вдь это очень естественно было ошибиться. Я часто желалъ прежде, чтобы онъ сталъ трактирщикомъ, сударь. Тогда бы онъ гораздо раньше сталъ самостоятельнымъ человкомъ, не нуждающимся въ моей поддержк. Тихо Валентину, который снова чего-то ищетъ. Солонка вотъ здсь. Продолжаетъ. Да, сударь, пришлось мн его поддерживать до тридцати семи лтъ. Но теперь его дла прекрасны: право, очень удовлетворительно устроился. Не меньше пятидесяти гиней, сударь, за каждое дло.
Макъ-Комасъ. Вотъ что значитъ демократія, Крамптонъ! Современная демократія!
Офиціантъ спокойно. Нтъ, сударь, не демократія, а только воспитаніе. Знаніе, ученіе. Курсъ въ Кембридж. И затмъ въ Сиднеевскомъ колледж въ Суссекс, сударь. Долли дергаетъ его за рукавъ и шепчетъ ему, когда онъ наклоняется, Имбирнаго пива, барышня? Сію минуту. Макъ-Комасу. Это очень хорошо для него, сударь, что такъ вышло: онъ никогда не чувствовалъ склонности къ физическому труду. Уходить въ отель, оставляя компанію немного подавленною выдающимися качествами его сына.
Валентинъ. У кого изъ насъ теперь повернется языкъ отдавать приказанія этому человку!
Долли. Надюсь, онъ не разсердится, что я послала его за имбирнымъ пивомъ.
Крамптонъ недовольный. Онъ офиціантъ, и его дло прислуживать. Если бы вы обращались съ нимъ какъ подобаетъ вести себя съ офиціантомъ, то онъ зналъ бы свое мсто и держалъ бы языкъ за зубами.
Долли. Ну и вышло бы только для насъ же хуже! Можетъ быть, онъ дастъ намъ рекомендацію къ своему сыну, и тотъ введетъ насъ въ лондонское общество. Офиціантъ возвращается съ имбирнымъ пивомъ.
Крамптонъ презрительно ворчитъ. Лондонское общество, лондонское общество! Вы не годитесь для общества, дитя!
Долли, теряя терпніе. Ну, знаете ли, господинъ Крамптонъ… Если вы думаете…
Офиціантъ ласково, наклоняясь надъ ея локтемъ. Имбирное пиво въ каменной кружк, барышня.
Долли, опшивъ, глубоко переводитъ дыханіе и приходитъ снова въ хорошее настроеніе. Ласково обращается къ офиціанту. Спасибо, милый Вильямъ. Вы принесли какъ разъ вовремя. Пьетъ.
Макъ-Комасъ, длая новое усиліе перевести разговоръ въ область незатрогивающихъ страстей темъ. Извините, что я мняю предметъ разговора. Позвольте васъ спросить, миссъ Кландонъ, какая государственная религія на остров Мадейр?
Глорія. Думаю, что португальская. Я никогда не справлялась объ этомъ.
Долли. Наканун великаго поста слуги обыкновенію приходили къ намъ и становились на колни, исповдуясь во всхъ своихъ прегршеніяхъ, а мы должны были сдлать видъ, что прощаемъ ихъ. Существуетъ ли и въ Англіи такой же обычай, Вильямъ?
Офиціантъ. Нтъ, барышня. Можетъ быть, въ какихъ-нибудь захолустьяхъ и бываетъ такъ, но мн не приходилось слышать. Замтивъ выраженіе лица госпожи Кландонъ, съ которымъ она смотритъ на младшаго офиціанта, когда тотъ подаетъ ей салатъ. Вы любите безъ луку, сударыня? Сію минуту, у меня для васъ приготовлено особо. Своему младшему товарищу, указывая ему, что нужно подойти съ салатникомъ къ Глоріи. Съ этой стороны, Джозефъ. Берсть съ буфетнаго стола блюдце со спеціальною порціей салата и ставитъ около тарелки г-жи Кландонъ. При этомъ замчаетъ гримасу на лиц Долли. Вамъ по ошибк положили немного крессу. Убираетъ блюдце у ея тарелки, Сію минуту, барышня. Младшему офиціанту, указывая, чтобы тотъ подалъ Долли свжаго салату. Джозефъ! Продолжая. У насъ вдь большинство населенія принадлежитъ къ Англиканской церкви, барышня.
Долли. Англиканской церкви! Это что же за секта такая?
Крамптонъ, шумно подымаясь, среди всеобщаго изумленія Вы видите, какъ воспитаны мои дти, господинъ Макъ-Комасъ! Вы видите! Вы слышите! Призываю васъ всхъ во свидтели. Рчь его становится нечленораздльна, и онъ готовъ, не взирая ни на что, ударить кулакомъ по столу, когда офиціантъ намренно убираетъ его тарелку.
Госпожа Кландонъ твердо. Садитесь, Фергюсъ. И нечего вамъ тутъ такъ выходить изъ себя. Не забывайте, что Долли тутъ на правахъ иностранки. Пожалуйста, садитесь.
Крамптонъ недовольный садится. Не знаю, слдуетъ ли мн и вообще-то оставаться здсь и созерцать все это. Право, не знаю.
Офиціантъ. Сыру не угодно ли, сударь? Или хотите пирожное?
Крамптонъ, не ожидавшій вопроса. Что? Ахъ, да! Сыру, сыру.
Долли. Вильямъ! Принесите коробку папиросъ.
Офиціантъ. Сію минуту, барышня. Беретъ съ буфетнаго стола коробку съ папиросами и ставитъ ее передъ Долли. Та выбираетъ папироску и собирается закурить, а онъ возвращается къ буфетному столу, чтобы взять спичечницу.
Крамптонъ смотритъ на Долли съ ужасомъ. Она куритъ!
Долли, потерявъ терпніе. Ну, знаете ли, господинъ Крамптонъ, я боюсь, что порчу вамъ завтракъ. Я пойду и выкурю свою папироску на взморьи. Встаетъ изъ-за стола съ шумной внезапностью и быстро спускается по ступенямъ ко взморью. Офиціантъ пытается подать ей спички, но не успваетъ догнать.
Крамптонъ бшено. Маргарита, позови ее назадъ. Позови ее назадъ, говорю я теб!
Макъ-Комасъ, пытаясь умиротворить его. Э, Крамптонъ, не стоитъ обращать вниманія. Она попросту дочь своего отца: вотъ и все тутъ.
Госпожа Кландонъ съ глубокой обидой. Надюсь, нтъ, Финчъ. Встаетъ, вс немного приподнимаются. Господинъ Валентинъ, вы меня извините: боюсь, что Долли чувствуетъ себя совсмъ изобиженной. Я должна пойти къ ней.
Крамптонъ. Чтобы стать на ея сторону противъ меня, хотите вы сказать.
Госпожа Кландонъ, не обращая на него вниманія. Глорія, ты займешь мое мсто, покамстъ я не вернусь. Направляется къ ступенямъ. Крамптонъ провожаетъ ее взглядомъ, полнымъ жгучей ненависти. Остальные смотрятъ на нее съ молчаливымъ замшательствомъ, чувствуя всю мучительность инцидента.
Офиціантъ перехватываетъ ее еще на террас, подавая ей коробочку спичекъ. Барышня забыла захватить спички, сударыня. Вы можетъ быть передадите, будьте такъ добры, сударыня.
Госпожа Кландонъ, поддаваясь очарованію его ласковаго и пріятнаго голоса, съ благодарной вжливостью. Очень вамъ благодарна. Берегъ спички и спускается ко взморью. Офиціантъ уводитъ своего помощника черезъ кухонный входъ въ отель, предоставляя завтракающихъ самимъ себ.
Крамптонъ. Вотъ она маменька въ вашемъ вкус, Макъ-Комасъ! Восхищайтесь! Въ вашемъ вкус!
Глорія твердо. Да, прекрасная мать.
Крамптонъ. А отецъ дурной? Вы это хотли сказать? А?
Валентинъ, вставая съ негодованіемъ и обращаясь къ Глоріи Миссъ Кландонъ, я…
Крамптонъ, обращаясь къ нему. Имя этой двицы Крамптонъ, господинъ Валентинъ, а не Кландонъ. Вы что же, желаете присоединиться къ нимъ, чтобы оскорблять меня заодно со всею компаніей?
Валентинъ, не обращая на него вниманія. Я ошеломленъ, миссъ Кландонъ. Во всемъ этомъ виноватъ я: я привелъ его сюда, отвтственность падаетъ на меня. И я стыжусь его.
Крамптонъ. Что вы хотите сказать?
Глорія, вставая, холодно. Вреда отъ этого не произошло, господинъ Валентинъ. Боюсь, что вс мы вели себя немного по-дтски. Вся наша затя съ этимъ завтракомъ была ошибкой. Намъ нужно покончить съ этимъ. Отодвигаетъ свой стулъ и направляется къ ступенямъ. Проходя мимо Крамптона, она прибавляетъ съ пренебрежительнымъ спокойствіемъ. Прощайте, отецъ. Спускается по ступенькамъ съ видомъ холоднаго равнодушія. Вс смотрятъ ей вслдъ, не замчая возвращающагося изъ отеля офиціанта съ цлымъ грузомъ на рукахъ: онъ несетъ пальто Крамптона, палку Валентина, шали и зонтики, въ томъ числ одинъ блый кружевной, и нсколько складныхъ табуретокъ.
Крамптонъ про себя, глядя вслдъ Глоріи съ ужаснымъ выраженіемъ. Отецъ! Отецъ!! Съ силою ударяетъ по столу кулакомъ. Ну…
Офиціантъ, предлагая ему пальто. Это, кажется, ваше, сударь? Крамптонъ сверкаетъ на него глазами, затмъ рзкимъ движеніемъ схватываетъ пальто и отходитъ по террас къ садовой скамейк, сердито стараясь надть его. Макъ-Комасъ встаетъ и идетъ къ нему на помощь, затмъ беретъ свою шляпу и зонтъ съ желзнаго столика и поворачиваетъ къ ступенямъ. Тмъ временемъ офиціантъ, поблагодаривъ съ невозмутимою, ласковостью Крамптона за то, что тотъ взялъ у него изъ рукъ пальто, предлагаетъ часть своего груза Филиппу. Вы понесите, пожалуй ста, дамамъ зонтики, сударь. А то сегодня море такъ сверкаетъ, даже глазамъ больно. А я понесу складные стулья, сударь.
Филиппъ. Вы старикъ, отецъ Вильямъ, но вы замчательно много вниманія проявляете къ людямъ. Нтъ, вы понесете зонтики, а я стулья. Беретъ ихъ.
Офиціантъ съ благодарностью. Спасибо, сударь.
Филиппъ. Финчъ, давайте подлимся. Даетъ ему пару стульевъ. Идемте, Спускаются вмст ко взморью.
Валентинъ офиціанту. Дайте и мн что-нибудь нести, дайте одинъ изъ зонтиковъ.
Офиціантъ скромно. Это младшей барышни, сударь.
Валентинъ беретъ. Спасибо, сударь. Если позволите, сударь, мн кажется лучше вамъ взять вотъ что. Кладетъ зонтики на стулъ Крамптона и вынимаетъ изъ бокового кармана своего фрака книжку съ женскимъ платкомъ вмсто закладки. Это старшая барышня читаетъ. Валентинъ съ оживленіемъ схватываетъ книжку. Спасибо, сударь. Какъ видите, Шопенгауеръ. Снова беретъ зонтики. Очень интересный писатель. Особенно насчетъ женщинъ, сударь. Спускается по ступенькамъ. Валентинъ собирается послдовать за нимъ, но вспоминаетъ о Крамптон и измняетъ намреніе.
Валентинъ, нсколько возбужденно подходя къ Крамптону. Послушайте, Крамптонъ, вы теперь вроятно сами стыдитесь себя?
Крамптонъ враждебно. Стыжусь самого себя! Чего это ради?
Валентинъ. А того ради, что вели вы себя какъ медвдь. И я привелъ васъ сюда. Что подумаетъ обо мн ваша дочь?
Крамптонъ. Я не думалъ о томъ, что о васъ подумаетъ моя дочь.
Валентинъ. Еще бы! Вы думали только о себ. Вы эгоистъ, настоящій эгоманьякъ.
Крамптонъ съ сердцемъ, раздираемымъ скорбью. Она сказала вамъ, что такое я — я, отецъ,— отецъ, у котораго отняли его дтей. Что за сердца у этого поколнія? Что же вы требуете отъ меня, чтобы я, придя сюда черезъ столько лтъ, въ первый разъ увидавъ, что такое мои дти! услыхавъ ихъ голоса!— что же вы требуете, чтобы я велъ себя при этомъ какъ великосвтскій поститель?! Случайно быть приглашеннымъ къ завтраку и быть господиномъ Крамптономъ… господиномъ Крамптономъ! Какое право имютъ они обращаться ко мн такимъ образомъ? Я ихъ отецъ! Не отрицаютъ же они этого! Я человкъ со всми чувствами обыкновеннаго средняго человка. Такъ, что же, у меня разв нтъ правъ? Разв я не могу заявлять требованій? Кто былъ около меня въ теченіе всхъ этихъ долгихъ лтъ? Горничныя, лакеи, служащіе, дловые знакомые. И они относились ко мн съ уваженіемъ и даже съ расположеніемъ. Разв кто-нибудь изъ нихъ, изъ этихъ чужихъ людей, заговорилъ бы со мною такъ, какъ эта двчонка? Разв кто-нибудь изъ нихъ сталъ бы насмхаться надо мною такъ, какъ этотъ мальчуганъ? Бшено. Мои собственныя дти — и господинъ Крамптонъ! Мои…
Валентинъ. Ну, полноте, вдь они же только дти. И единственное, изъ нихъ, которая заслуживаетъ вниманія, названа васъ отцомъ.
Крамптонъ. Да: ‘прощайте, отецъ!’ Прощайте! О, да, она затронула мое чувство — точно палкой ударила!
Валентинъ, обнаруживая очень мяло сочувствія. Ну, что вы, Крамптонъ. Она обошлась съ вами очень хорошо. Мн за завтракомъ было гораздо хуже, чмъ вамъ.
Крамптонъ. Вамъ!
Валентинъ съ возрастающимъ пыломъ. Да, мн. Я сидлъ рядомъ съ нею, и за все время я не сказалъ ей ни слова… не могъ придумать ни одного умнаго, блестящаго, красиваго выраженія. И она тоже не сказала мн ни слова.
Крамптонъ. Ну-те?
Валентинъ. Ну-те, ну-те??? Схватываетъ его довольно крпко на руки и говоритъ все быстре и быстре, Крамптонъ, знаете ли, что случилось со мной сегодня? Вы вдь не думаете, разумется, что у меня такая привычка шутить со своими паціентами, какъ я шутилъ съ вами?
Крамптонъ. Надюсь, что нтъ.
Валентинъ. Дло въ томъ, что я совсмъ съ ума сошелъ. Или, врне сказать, никогда раньше я не чувствовалъ себя въ такомъ полномъ обладаніи всми своими силами и всми своими чувствами. Я способенъ на что угодно, я выросъ, наконецъ-то я чувствую себя взрослымъ, и все это сдлала со мною ваша дочь.
Крамптонъ недоврчиво. Вы влюбились въ мою дочь
Валентинъ, его слова теперь мчатся какъ потокъ. Влюбился! Любовь! Вздоръ! Это выше, это больше любви! Это жизнь, это вра, это сила, это увренность въ себ, это блаженство.
Крамптонъ, прерывая его съ дкимъ презрніемъ. Ерунду вы порете! Разв вы можете содержать жену? Вы не можете жениться на ней.
Валентинъ. Кто говоритъ о женитьб? Я хочу руки ея цловать, стоять на колняхъ у ея ногъ, жить для нея, умереть за нее. Съ меня этого довольно. Посмотрите, это ея книга! Видите! Цлуетъ платокъ. Если бы вы предложили мн вс свои деньги за одинъ этотъ предлогъ спуститься на взморье и снова заговорить съ нею, я бы только посмялся надъ вами. Стремительно бросается внизъ по ступенькамъ, гд попадаетъ прямо въ обнятія офиціанта, который какъ разъ подымается по лстниц. Чтобы не упасть, они крпко обнимаютъ другъ друга, совершая при этомъ быстрое вращательное движеніе,
Офиціантъ деликатно. Осторожне, сударь, осторожне.
Валентинъ, стыдясь своей стремительности. Извините пожалуйста.
Офиціантъ. Что вы, что вы! Это очень естественно сударь. Разумется, въ вашемъ возраст. Барышня послала меня за книгой. Можно васъ попросить передать ей ее немедленно, сударь?
Валентинъ. Съ удовольствіемъ. И если вы позволите предложить вамъ шестинедльный заработокъ зубного врача. Даетъ ему крону, полученную отъ Долли.
Офиціантъ, какъ будто эта сумма превышаетъ его самыя радужныя ожиданія. Благодарю васъ, сударь, премного вамъ благодаренъ. Валентинъ стремительно спускается внизъ по ступенькамъ. Очень жизнерадостный молодой человкъ, сударь, очень мужественный и очень прямодушный.
Крамптонъ ворчитъ презрительно. И безъ сомннія, скоро составитъ себ состояніе. Знаю я его шестинедльный заработокъ. Подходитъ къ желзному столику и садится.
Офиціантъ философски. Ну, сударь, напередъ вы никогда ничего не предскажете. Это мой жизненный принципъ, сударь, если вы извините, что у меня есть вообще Принципы. На мгновеніе деликатно превращаясь изъ философа въ офиціанта. Вы можетъ быть, сударь, не обратили вниманія, что вы встали изъ-за стола, не притронувшись къ сельтерской съ ирландской водкой? Беретъ со стола, гд завтракали, большой стаканъ съ напиткомъ и ставитъ передъ Крамптономъ. Да, сударь, никогда вы впередъ не предскажете. Взять напримръ хотя бы моего сына. Ну кто бы могъ подумать, что онъ когда-нибудь будетъ носить одежду на шелковой подкладк? И однакоже теперь, сударь, онъ зарабатываетъ не меньше пятидесяти гиней за каждое выступленіе на суд. Какой это урокъ, сударь!
Крамптонъ. Надюсь, онъ чувствуетъ благодарность и признаетъ, чмъ онъ обязанъ вамъ.
Офиціантъ. Уживаемся мы очень хорошо, право, очень хорошо, сударь, принимая во вниманіе различіе общественнаго положенія. Снова съ однимъ изъ своихъ неуловимыхъ и милыхъ переходовъ. Маленькій кусочекъ сахару, сударь, отниметъ прсный вкусъ у сельтерской, а сладости чувствительной отъ этого не будетъ. Вы позволите, сударь? Кладетъ въ стаканъ кусочекъ сахару. Но, какъ я ему говорю, въ чемъ въ конц концовъ все различіе? Если я долженъ надвать фракъ, чтобы было видно, кто я такой, такъ вдь и ему приходится тоже обязательно облачаться въ свой костюмъ, надвать парикъ и мантію, чтобы показать, кто онъ. Если мои доходы состоятъ большею частью изъ денегъ, полученныхъ на-чай, и отъ меня какъ будто требуется, чтобы я сдлалъ видъ, точно и не получалъ ихъ, такъ вдь и его доходъ большею частью состоитъ изъ судебныхъ пошлинъ, и я-понимаю, что и у него требуется видимость, будто онъ не получалъ ихъ! И если благодаря своей профессіи онъ сталкивается съ людьми всхъ слоевъ и ранговъ, то вдь и моя профессія отличается такимъ же свойствомъ, сударь. И если адвоката немного компрометируетъ то, что его отецъ офиціантъ, такъ вдь и офиціанту тоже немного неловко, что у него сынъ адвокатъ. Многіе считаютъ это большою дерзостью, сударь, увряю васъ. Не хотите ли еще чего-нибудь, сударь?
Крамптонъ. Нтъ, благодарю васъ. Съ горькимъ смиреніемъ. Мн кажется, это не можетъ вызвать, никакихъ возраженій, если я посижу здсь немного. Компаніи на взморьи я вдь отсюда не мшаю.
Офиціантъ съ чувствомъ. Это очень любезно съ вашей стороны, сударь, представить дло такъ, какъ будто ваше присутствіе уже само по себ не является большою честью для насъ. Право, это очень любезно, сударь. Чмъ боле вы себя чувствуете здсь какъ дома, тмъ больше чести для насъ.
Крамптонъ съ убійственной ироніей. Какъ дома!
Офиціантъ задумчиво. Да, сударь. Можно смотрть на это и такимъ образомъ. Я постоянно говорилъ, что великое преимущество отеля заключается въ томъ, что онъ является убжищемъ отъ домашней жизни, сударь.
Крамптонъ. Сегодня, мн кажется, этого преимущества нельзя было замтить.
Офиціантъ. Да, да, сударь. Въ томъ-то и дло, что всегда случается неожиданное, не правда ли? Качаетъ головою Предсказать ничего нельзя, ничего нельзя. И никогда не предскажете. Уходитъ въ отель.
Крамптонъ, глаза его горятъ жестокимъ огнемъ, когда онъ опираетъ на руки свое усталое, жалкое лицо. Семья! Семья!! Опускаетъ руки на столъ и склоняетъ на нихъ свою голову, по сейчасъ же поспшно выпрямляется, заслышавъ чьи то шаги. Это Глорія поднимается по лстниц съ зонтикомъ и съ книгою въ рук. Онъ выпывающе глядитъ на нее съ выраженіемъ грубаго упрямства въ очертаніяхъ рта и трогательно противоречащей ему скорбью во взор. Она подходитъ къ краю садовой скамейки и становится къ ней спиною, опираясь на ея спинку, удивленная его слабостью, слишкомъ заинтересованная имъ, чтобы остаться хо, одною, но не чувствуя въ себ ни искорки родственнаго чувства. Ну?
Глорія. Я хочу поговорить съ вами нсколько минутъ.
Крамптонъ, твердо глядя на нее. Въ самомъ дл? Это поразительно. Встртилась черезъ восемнадцать лтъ со своимъ отцомъ и дйствительно желаетъ поговорить съ нимъ нсколько минутъ! Это трогательно. Не правда ли? Опираетъ голову на руку и глядитъ внизъ и въ сторону въ мрачномъ раздумь.
Глорія. Все это кажется мн безсмысленнымъ, ничмъ не вызваннымъ. Какихъ чувствъ ожидаете вы отъ насъ къ себ — какихъ поступковъ? Чего вы хотите? Почему вы мене учтивы, чмъ другіе люди? Очевидно, вы насъ не особенно-то любите, — да и разв можно ожидать, чтобы это было иначе? Но вдь можемъ же мы встрчаться безъ ссоры.
Крамптонъ, ужасная срая тнь проходитъ по его липу. Ты себ ясно представляешь, что я твой отецъ?
Глорія. Совершенно ясно.
Крамптонъ. А знаешь ли ты, какія это налагаетъ на тебя обязанности по отношенію ко мн?
Глорія. Напримръ?
Крамптонъ, вставая, какъ бы для того, чтобы сразить чудовище. Напримръ! Напримръ!! Напримръ почтительность, нжность, уваженіе, послушаніе.
Глорія, оставляя свою беззаботно прислоненную лозу и быстро подступая къ нему съ гордымъ видомъ. Я повинуюсь только голосу совсти, я уважаю только то, что благородно. Въ этомъ я вижу свой долгъ. Прибавляетъ съ меньшею твердостью. Что касается чувства нжности, то оно не подчиняется моему контролю. Я не уврена, что понимаю, что такое нжное чувство. Отворачивается съ очевиднымъ неодобреніемъ къ этой части предмета разговора и подходитъ къ столу за стуломъ. Книгу и зонтикъ она кладетъ на другой стулъ.
Крамптонъ, провожая ее глазами. Ты дйствительно думаешь то, что говоришь?
Глорія, быстро оборачивается, строго. Извините меня, это невжливый вопросъ. Я разговариваю съ вами серьезно и отъ васъ ожидаю серьезнаго отношенія къ моимъ словамъ. Беретъ одинъ изъ стульевъ, поворачиваетъ его отъ стола и садится съ нкоторымъ раздраженіемъ, со словами. Неужели же вы не въ состояніи обсудить этотъ вопросъ разсудительно и хладнокровно?
Крамптонъ, Разсудительно и хладнокровно? Нтъ, я не могу. Понимаешь ты это? Не могу.
Глорія выразительно. Нтъ, Этого я понять не могу. Я не сочувствую.
Крамптонъ, нервна содрогаясь. Стой! Не говори больше ни слова: ты не понимаешь, что ты длаешь. Ты меня до сумасшествія хочешь довести? Она хмурится, находя такіе къ призы невыносимыми. Онъ поспшно прибавляетъ. Нтъ, я не сержусь. Серьезно, я не сержусь. Подожди, подожди. Дай мн только немножко подумать. Встаетъ и нсколько мгновеній стоитъ, растерянно наморщивая брови и сжимая руки, затмъ беретъ крайній стулъ у накрытаго стола и садится рядомъ съ нею, говоря съ трогательнымъ усиліемъ быть ласковымъ и терпливымъ. Ну, теперь мн кажется, да, я могу. По крайней мр попытаюсь.
Глорія твердо. Вотъ видите! Все можетъ быть улажено, если только продумать ршительно до конца.
Крамптонъ, съ внезапнымъ страхомъ. Нтъ, нтъ, не думай, Я хочу, чтобы ты почувствовала. Это единственная вещь, которая можетъ намъ помочь. Послушай! Ты, — но сначала — постой, я забылъ. Какъ тебя зовутъ? То-есть я спрашиваю, какъ твое ласкательное имя. Не можетъ же быть, чтобы они тебя звали Софроніей.
Глорія съ недовольствомъ и изумленіемъ, Софронія! Мое имя Глорія. И меня такъ всегда и зовутъ.
Крамптонъ со снова вспыхивающимъ гнвомъ. Твое имя Софронія, двочка. Тебя окрестили въ честь твоей тетки Софроніи, моей сестры: она подарила теб твою первую библію, и тамъ написано твое имя.
Глорія. Ну, тогда мама дала мн новое имя.
Крамптонъ сердито. Она не имла на это права. Я этого не допущу.
Глорія. Вы также не имли права давать мн имя своей сестры. Я ея не знаю.
Крамптонъ. Ты говоришь вздоръ. Есть предлы и моему терпнію. Этого я не хочу. Слышишь ты?
Глорія, вставая, предостерегающе. Вы ршили поссориться со мною?
Крамптонъ, испуганный, извиняясь. Нтъ, нтъ, садись. Садись, пожалуйста. Не хочешь? Она смотритъ на него, держа его въ ожиданіи. Онъ пересиливаетъ себя и произноситъ непріятное имя. Глорія. Она отмчаетъ удовлетвореніе легкимъ сжатіемъ губъ и садится. Вотъ такъ! Видишь ли, я хочу только показать, что я твой отецъ, мое… мое милое дитя. Слово ласки такъ жалобно и безпомощно неумло, что она невольно улыбается и ршаетъ отнестись къ нему немного снисходительне. Ну, слушай. Я хочу спросить тебя вотъ что. Ты совсмъ не помнишь меня? Ты была совсмъ маленькая, когда тебя увезли отъ меня. Но ты была очень развитымъ ребенкомъ. Ты не можешь вспомнить кого-то, кого ты любила, или — робко — кто теб былъ милъ, по крайней мр, какъ ребенку, кто нравился теб? Ну, кого-то, кто пускалъ тебя въ свой кабинетъ и давалъ смотрть свои, какъ теб казалось, игрушечные корабли и пароходы? Нсколько мгновеній трепетно вглядывается въ ея лицо, ожидая какого нибудь отклика, и продолжаетъ съ сильно упавшей надеждой и боле настойчиво. Кого-то, кто позволялъ теб длать все и никогда не ругалъ тебя, а только просилъ, чтобы ты сидла смирно и не болтала? Кто-то, кто былъ для тебя чмъ-то, чмъ никто другой не можетъ быть — кто былъ твоимъ отцомъ?
Глорія, не тронутая этимъ. Когда вы описываете мн эти вещи, то несомннно, что я сейчасъ же начинаю себ представлять, будто я помню это. Но бъ сущности я ничего не помню.
Крамптонъ, съ жаднымъ любопытствомъ. А твоя мать никогда теб ничего не разсказывала обо мн?
Глорія. Она никогда не упоминала мн вашего имени. Изъ груди у него вырывается невольный стонъ. Она смотритъ на него съ нкоторымъ презрніемъ и продолжаетъ. Исключая одного раза. И тогда она напомнила мн объ одной вещи, о которой я забыла.
Крамптонъ, съ надеждою поднимая на нее глаза. О чемъ же это?
Глорія безпощадно. О хлыст, который вы купили, чтобы бить меня.
Крамптонъ скрежещетъ зубами. О! Выдвинуть противъ меня такую вещь! Это чтобы отвратить тебя отъ меня! Когда теб никогда не нужно было знать объ этомъ! Со скрежетомъ, задыхаясь, Проклятая!
Глорія, вскакивая. Ахъ вы, несчастный! Съ выразительнымъ удареніемъ. Несчастный!! Вы осмливаетесь проклинать мою мать!
Крамптонъ. Замолчи! Или ты раскаешься потомъ. Я твой отецъ!
Глорія. Какъ ненавистно мн это имя! Какъ люблю я имя матери! Лучше вамъ уйти отсюда.
Крамптонъ. Я… я задыхаюсь. Ты хочешь убить меня. Во… я… Голосъ его прерывается, съ нимъ что-то въ род припадка удушья.
Глорія быстро и не теряясь подходитъ къ балюстрад и зоветъ оттуда внизъ на взморье, Господинъ Валентинъ!
Валентинъ отвчаетъ снизу. Что такое?
Глорія. Идите сюда. Пожалуйста на минуту. Вы тутъ нужны господину Крамптону. Возвращается къ столу и наливаетъ стаканъ воды.
Крамптонъ, снова обртая способность рчи. Нтъ, оставьте меня одного. Я не хочу его видть. Я уже справился съ собою, говорю теб. И не нуждаюсь ни въ его помощи ни въ твоей. Встаетъ и собирается съ силами. Такъ ты говоришь, мн лучше уйти. Надваетъ шляпу. Это твое послднее слово?
Глорія. Надюсь, что да. Нсколько мгновеній онъ смотритъ на нее упрямымъ взглядомъ, яростно киваетъ, какъ будто онъ очень радъ, и уходитъ въ отель. Она смотритъ на него съ такимъ же упрямствомъ и, когда онъ исчезаетъ за дверью, вздыхаетъ съ облегченіемъ. Затмъ поворачивается, чтобы заговорить съ Валентиномъ, который быстро взбгаетъ по лстниц.
Валентинъ, запыхавшись. Въ чемъ дло? Оглядывается. А гд же Крамптонъ?
Глорія. Ушелъ. Лицо Валентина озаряется радостью, сквозь которую просвчиваетъ робость и лукавство. Онъ сразу соображаетъ, что онъ наедин съ Глоріей. Она продолжаетъ равнодушно. Я думала, что ему дурно, но онъ оправился и не захотлъ ждать васъ. Мн очень жаль. Идетъ за книгой и зонтикомъ.
Валентинъ. Тмъ лучше. А то онъ дйствуетъ на нервы, когда съ нимъ побудешь долго. Притворяется, будто забылся. И какъ такой человкъ можетъ быть отцомъ такой чудно-прекрасной дочери!
Глорія, на мгновеніе смутившись, но затмъ, отвчая ему съ вжливымъ, но подчеркнутымъ презрніемъ, это, повидимому, попытка сказать, что называется, комплиментъ. Позвольте же сразу заявить вамъ, господинъ Валентинъ, что комплименты производятъ на меня тошнотворное дйствіе. Пожалуйста, если хотите, чтобы мы были друзьями, то помните, что отношенія у насъ должны быть простыя и разумныя. Выходить замужъ я не намрена, и если вы не согласны считаться съ этимъ, то лучше намъ не продолжать нашего знакомства.
Валентинъ осторожно. Понимаю. Но позвольте задать вамъ только одинъ вопросъ. Являетесь ли вы противницей брака вообще, отрицаете ли вы его какъ институтъ, или же ваше возраженіе относится только ко мн лично?
Глорія. Я слишкомъ малознакома съ вами, господинъ Валентинъ, чтобы составить себ мнніе относительно вашихъ личныхъ качествъ и заслугъ. Отворачивается отъ него съ безконечнымъ равнодушіемъ и садится со своей книгой на садовую скамейку. Я полагаю, что въ настоящее время условія брачной жизни таковы, что ни одна уважающая себя женщина не можетъ согласиться принять ихъ.
Валентинъ, моментально мняя свой тонъ и обращаясь къ ней съ нотою сердечной искренности въ голос, какъ будто онъ отъ всей души принимаетъ ея условія и въ восхищеніи отъ ея принциповъ. О, въ такомъ случа у насъ есть уже одинъ пунктъ симпатіи съ вами! Я совершенно согласенъ съ вами: условія эти въ большинств случаевъ безобразныя. Снимаетъ шляпу и весело бросаетъ ее на желзный столикъ. Нтъ, чего я хочу, такъ это избавиться отъ всего этого хлама. Садится рядомъ съ нею такъ естественно, что ей и въ голову не приходитъ возражать противъ этого, и продолжаетъ съ энтузіазмомъ. Не кажется ли вамъ это ужаснымъ, что мужчина и женщина не могутъ и встртиться другъ съ другомъ безъ того, чтобы ихъ сейчасъ же не заподозрили въ намреніяхъ такого рода? Какъ будто бы не существуетъ другихъ интересовъ — какъ будто бы нтъ другихъ предметовъ для разговора — какъ будто бы женщины не способны ни на что лучшее!
Глорія заинтересованная. Ахъ, ну вотъ теперь вы начинаете говорить по-человчески и разумно, господинъ Валентинъ.
Валентинъ съ глазами, заискрившимися отъ радости, что его охотничья хитрость удалась. Разумется! Два интеллигентныхъ человка какъ мы съ вами! Разв это не радость встртиться въ этомъ глупомъ, связанномъ тысячами условностей мір съ кмъ-нибудь, кто раздляетъ наши взгляды — встртить человка съ просвщеннымъ умомъ, безъ предразсудковъ?
Глорія серьезно. Я надюсь встртить еще много такихъ людей въ Англіи.
Валентинъ тономъ сомннія. Г м!.. Здсь довольно много народу — почти сорокъ милліоновъ. Но процентъ дйствительно образованныхъ людей здсь можетъ быть ниже, чмъ на Мадейр.
Глорія, попавши на своего конька. О, тамъ вс такіе глупые, такіе ограниченные, набитые всевозможными предразсудками! Слабыя сантиментальныя созданія! Я ненавижу слабость и ненавижу сантиментальность.
Валентинъ. Вотъ это и длаетъ васъ такой вдохновляющей.
Глорія съ легкимъ смхомъ. Разв я вдохновляющая?
Валентинъ. Да. Вы заражаете силою.
Глорія. А сама я слабая, я знаю.
Валентинъ съ убжденіемъ, Вы сильная. Знаете ли вы, что сегодня утромъ вы измнили для меня весь міръ? Меня грызли заботы, я думалъ о томъ, что нечмъ заплатить за квартиру, меня страшило будущее. Когда вы вошли, меня точно ослпило. Ея брови немного нахмуриваются. Онъ быстро продолжаетъ. Разумется, это было глупо. Но въ сущности со мною и въ самомъ дл что-то произошло. Объясняйте это какъ хотите, но моя кровь… Останавливается, пытаясь подыскать какое-нибудь въ достаточной мр безстрастное слово — стала богаче кислородомъ: мои мускулы окрпли, мой умъ прояснился, и мужество мое возросло. Не правда ли, это странно? Особенно принимая во вниманіе, что я человкъ совсмъ не сантиментальный.
Глорія съ нкоторымъ безпокойствомъ, вставая. Пойдемте назадъ, на взморье.
Валентинъ загадочно, взглядывая на нее. Какъ! Неужели вы чувствуете то же самое?
Глорія. Чувствую что?
Валентинъ. Страхъ.
Глорія. Страхъ?
Валентинъ. Да. Такое чувство, точно что-то должно произойти. Оно внезапно охватило меня какъ разъ передъ тмъ, какъ вы предложили бжать къ остальной компаніи.
Глорія пораженная. Это странно… очень странно! У меня было такое же предчувствіе.
Валентинъ. Какъ это необычайно! Вставая. Ну, что же, надо бжать?
Глорія. Бжать! О нтъ, это было бы по-дтски. Садится. Онъ снова садится рядомъ съ нею и слдитъ за нею съ серьезнымъ и сочувственнымъ видомъ. Она задумчива и немного смущена, когда прибавляетъ. Хотлось бы мн знать научное объясненіе этихъ фантазій, которыя иногда приходятъ намъ въ голову!
Валентинъ. Да, это удивительная вещь! Курьезное чувство какой-то безпомощности, не правда ли?
Глорія, возставая противъ слова. Безпомощности?
Валентинъ. Да. Какъ будто природа, позволивъ намъ въ теченіе цлаго ряда лтъ принадлежать себ самимъ и длать то, что мы. считали правильнымъ и разумнымъ, вдругъ протягиваетъ свою громадную руку, чтобы схватить за шиворотъ насъ — ея двухъ маленькихъ дтей — съ такими слабенькими шейками — и воспользоваться нами, вопреки нашей вол для своихъ цлей такъ, какъ она сама хочетъ.
Глорія. Не фантастично ли это немножко?
Валентинъ съ поразительнымъ переходомъ къ новому тону крайняго равнодушія. Не знаю. Да и знать не хочу. Вдругъ разражаясь упреками. Ахъ, миссъ Кландонъ, миссъ Кландонъ, какъ могли вы, какъ могли вы сдлать это?
Глорія. А что такое я сдлала?
Валентинъ. Вы очаровали меня. Я честно стараюсь быть разсудительнымъ, научнымъ — всмъ, чмъ только вы пожелаете. Но… но разв же вы не видите, какъ вы подйствовали на мое воображеніе?
Глорія съ негодующей, презрительной суровостью. Надюсь, вы не собираетесь стать такимъ глупымъ… такимъ пошлымъ, чтобы начать объясняться въ любви.
Валентинъ, съ ироническою торопливостью отрекаясь отъ такой слабости. Нтъ, нтъ, нтъ. Это не любовь. Это что-то высшее. Назовемъ это химическимъ сродствомъ. Вы не станете отрицать такихъ вещей, какъ химическая реакція, химическое сродство, химическія соединенія — это самая непреодолимая изо всхъ природныхъ силъ. Ну такъ вотъ, вы непреодолимо привлекаете меня — химически.
Глорія презрительно. Это вздоръ!
Валентинъ. Разумется, вздоръ, глупая вы двушка. Не ожидавшая такого оскорбленія, Глорія отступаетъ пораженная. Да, глупая двушка, однакоже это научный фактъ. А вы гордячка, надутая спесью гордячка… вотъ что вы такое. Вставая. Ну теперь вы вроятно окончательно порвете со мною. Подходитъ къ желзному столику и надваетъ шляпу.
Глорія съ выработаннымъ спокойствіемъ, сидя съ величіемъ позирующей для фотографа директрисы высшей женской школы. Это только доказываетъ, какъ мало вы въ сущности понимаете мой настоящій характеръ. Я совсмъ не оскорблена. Онъ медлить и снимаетъ шляпу. Я всегда рада, господинъ Валентинъ, когда мои друзья указываютъ мн мои недостатки, даже когда они сами до такой степени нелпо заблуждаются насчетъ меня. У меня много недостатковъ… и притомъ очень серьезныхъ недостатковъ… и характера и темперамента, но въ одномъ меня нельзя упрекнуть — я не гордячка. Красиво сжимаетъ губы и глядитъ на него твердо и вызывающе. Видъ у нея при этомъ боле сосредоточенно-хладнокровный, чмъ когда-либо.
Валентинъ возвращается къ краю садовой скамейки, чтобы выразительне смрить се взглядомъ. Нтъ, да. Вы — гордячка. Это говоритъ мн мой разумъ, мои знанія и моя опытность.
Глорія. Извините, я напомню вамъ, что и разумъ вашъ и знанія и опытность не отличаются непогршимостью. По крайней мр я такъ надюсь.
Валентинъ. Я долженъ имъ врить. Не хотите же вы въ самомъ дл, чтобы я врилъ своимъ глазамъ, своему сердцу, своимъ инстинктамъ и своему воображенью, которые вс говорятъ мн самую чудовищную ложь насчетъ васъ.
Глорія, ея сосредоточенное хладнокровіе начинаетъ ослабвать. Ложь!
Валентинъ упрямо. Да, ложь. Садится снова рядомъ съ нею. Вы думаете, я врю тому, что вы красивйшая женщина въ свт?
Глорія. Это смшно и притомъ вашъ вопросъ нсколько личнаго характера.
Валентинъ. Разумется, смшно. Ну, это говорятъ мн мои глаза. Глорія длаетъ движеніе презрительнаго протеста. Нтъ, я не льщу. Говорю вамъ, я не врю этому. Она со стыдомъ находить, что это тоже ей совсмъ не нравится. Вы думаете, что если вы отвернетесь съ отвращеніемъ къ моей слабости, такъ я буду сидть здсь и плакать какъ ребенокъ?
Глорія, начиная находить, что ей нужно говорить кратко и колко, для того чтобы слова ея сохраняли увренный тонъ. Почему это, скажите на милость?
Валентинъ разсчитай но дрожащимъ будто бы отъ избытка чувства голосомъ. Разумется, нтъ. Я вовсе не такой дуракъ. Правда, сердце говоритъ мн, чтобы я поступилъ именно такимъ образомъ — мое глупое сердце! Но я съ сердцемъ буду спорить и урезоню его. И если бы я тысячу разъ любилъ васъ, я сумю заставить себя твердо посмотрть правд въ глаза. Въ конц концовъ легко быть разсудительнымъ. Факты остаются фактами. Гд я сейчасъ? Въ раю? Нтъ, въ морскомъ отел. Или, вопросъ о времени: Что это, вчность протекаетъ? Нтъ сейчасъ около двухъ часовъ пополудни. А что такое я?— Дантистъ, пятишиллинговый дантистъ.
Глорія. А я — надутая спесью феминистка и гордячка.
Валентинъ страстно. Нтъ, нтъ, этого я не могу вынести. Одну иллюзію я себ долженъ оставить — иллюзію насчетъ васъ, я люблю васъ. Поворачивается къ ней какъ будто подъ давленіемъ непреодолимаго импульса, заставляющаго его искать прикосновенія къ ней. Она гнвно встаетъ и становится на-сторож. Онъ нетерпливо вскакиваетъ и отступаетъ на одинъ шагъ. О, какой же я дуракъ! Идіотъ! Вы не поняли: я. могъ бы съ такимъ же успхомъ обращаться къ камнямъ на взморья. Отворачивается обезкураженный,
Глорія, успокоенная его отступленіемъ и чувствуя даже маленькое раскаяніе. Мн очень жаль. Я не хочу, чтобы вы думали, что я не сочувствую вамъ, господинъ Валентинъ. Но что же могу я сказать?
Валентинъ возвращается къ ней, безпечный видъ его исчезъ, во всхъ чертахъ его любезность и рыцарское уваженіе къ ней. Вы не можете ничего сказать, миссъ Кландонъ. Прошу прощенія. Виноватъ тутъ я или, врне, моя горькая судьба. Вотъ видите ли, все зависло тутъ отъ того, нравлюсь ли я вамъ, чувствуете ли вы ко мн естественное влеченіе. Она собирается отвчать, онъ останавливаетъ ее съ умоляющимъ видомъ. О, я знаю, вамъ нельзя сказать мн, нравлюсь ли я вамъ или нтъ, но…
Глорія, сразу вооружаясь всми своими принципами. Нельзя! Почему нельзя? Я свободная женщина, почему мн и не сказать вамъ.
Валентинъ, представляясь, будто онъ въ ужас, и отступая. Нтъ, не говорите. Я боюсь услышать то, что вы скажете.
Глорія уже безъ презрительной насмшки. Вамъ нечего бояться, я считаю васъ сантиментальнымъ и немного чудакомъ, но вы мн нравитесь.
Валентинъ, опускаясь на желзный стулъ, какъ будто сокрушенный тяжестью ея словъ. Въ такомъ случа все пропало. Изображаетъ изъ себя воплощенное отчаяніе.
Глорія въ недоумніи, приближаясь къ нему. Но почему же?
Валентинъ. Потому что нравиться — этого еще недостаточно. Теперь, когда я вдумываюсь въ это серьезно, я не знаю, нравитесь ли вы мн или нтъ.
Глорія. Ну что жъ длать? Съ удивленіемъ и огорченіемъ.
Валентинъ въ мукахъ сдерживаемой страсти. О, не жалйте меня! Вашъ голосъ разрываетъ мое сердце на части. Оставьте меня, Глорія. До самой глубины души моей смущаете вы и волнуете меня… Я не могу выдержать этой борьбы… я не могу сказать вамъ.
Глорія, внезапно переставая сдерживаться. Ахъ, перестаньте вы разсказывать мн о томъ, что вы чувствуете! Я не могу этого вынести.
Валентинъ вскакиваетъ съ торжествомъ, и голосъ его уже не звучитъ страданіемъ, а крпнетъ и становится звонкимъ, ликующимъ. Наконецъ-то онъ пришелъ… насталъ мигъ моего мужества! Схватываетъ ее за руки, она съ ужасомъ смотритъ на него. Нашъ моментъ мужества! Привлекаетъ ее къ себ и горячо и страстно цлуетъ, а затмъ смется какъ мальчуганъ. Ну, теперь вы пропали, Глорія. Все кончено: мы. влюблены другъ въ друга. Она въ состояніи только раскрыть ротъ, чтобы перевести дыханіе. Но какой же ужасный драконъ вы были! И какъ я ужасно боялся!
Голосъ Филиппа зоветъ со взморья, Валентинъ!
Голосъ Долли. Господинъ Валентинъ!
Валентинъ. Прощайте… и простите. Быстро цлуетъ ея руки и сбгаетъ внизъ по ступенькамъ, гд встрчаетъ подымающуюся на террасу госпожу Кландонъ. Глорія, совсмъ растерявшись, въ состояніи только глядть ему вслдъ.
Госпожа Кландонъ. Дти зовутъ васъ къ себ, господинъ Валентинъ. Боязливо оглядывается кругомъ. Что онъ, ушелъ?
Валентинъ въ недоумніи. Онъ? Вспоминая, Ахъ, Крамптонъ! Давно уже. Шумно сбгаетъ по ступенямъ.
Глорія, въ изможеніи опускаясь на скамейку. Мама!
Госпожа Кландонъ встревоженная спшитъ къ ней. Что такое, моя милая?
Глорія съ упрекомъ, взывая къ ней изъ глубины сердца. О мама, почему ты не воспитала меня какъ слдуетъ?
Госпожа Кландонъ съ изумленіемъ. Дитя, я сдлала все, что могла.
Глорія. Ты ничему не научила меня… ничему.
Госпожа Кландонъ. Но что съ тобой? Что случилось?
Глорія съ самымъ отчаяннымъ выраженіемъ. Только стыдъ… стыдъ… стыдъ… Невыносимо красня, закрываетъ лицо руками и отворачивается отъ матери.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Гостиная Кландоновъ въ отел. Обширная комната въ нижнемъ этаж съ французскимъ окномъ до полу, ведущимъ въ садъ, Посредин комнаты массивный столъ, окруженный стульями и накрытый коричневой скатертью. На немъ раскрытые путеводители по желзнымъ дорогамъ и отелямъ, въ богатыхъ переплетахъ. Войдя изъ сада и пройдя до стола, поститель увидлъ бы налво отъ себя каминъ, а направо у стны письменный столъ и рядомъ съ нимъ, поближе къ зрителямъ, дверь. Если это въ его вкус, то онъ обратилъ бы вниманіе на декоративно расписанныя Линкруста Вольтовомъ стны, цвта сливы, съ бронзовымъ лакомъ — съ карнизомъ и фундаментальными камнями, на позолоченные консоли по угламъ, на вазы по обимъ сторонамъ окна на колонкахъ изъ мрамора съ прожилками, установленныхъ на подставкахъ изъ чернаго дерева, на изукрашенный шкапъ, стоящій около вазы по направленію къ камину: центральная часть этого шкапа закрывается инкрустированной дверцей, а на округленныхъ углахъ сквозь выпуклыя стеклянныя стнки видны полки дешевой голубой и блой гончарной работы, по другую сторону окна бамбуковый чайный столъ со складывающимися сторонами, картины изображающія океаническіе пароходы и ландсирскихъ собакъ, на одной линіи съ дверью, но по другую сторону комнаты отоманка, дв удобныхъ скамейки такого же образца на коврик передъ каминомъ, и, наконецъ, надъ окномъ массивная мдная перекладина, поддерживающая пару коричневыхъ репсовыхъ портьеръ, съ каймою, солиднаго зеленаго цвта. Вообще убранство комнаты можетъ польстить самомннію занимающихъ ее лицъ и примирить ихъ съ платою въ фунтъ стерлинговъ за день.
Госпожа Кландонъ сидитъ за письменнымъ столомъ и читаетъ корректурные оттиски. Глорія стоить у окна и глядитъ въ садъ въ мучительномъ раздумья.
Часы на консол бьютъ пять. Звонъ слабый, такъ какъ колокольчикъ вдланный въ черную мраморную кенотафію, не иметъ резонанса.
Госпожа Кландонъ. Пять! Я думаю, дтей не стоитъ уже ждать. Они, наврное, остались гд-нибудь на чай.
Глорія усталымъ голосомъ. Позвонить?
Госпожа Кландонъ. Позвони пожалуйста. Глорія подходитъ къ камину и звонитъ. Слава Богу, кончила я, наконецъ, эту корректуру!
Глорія разсянно, проходя по комнат и останавливаясь за стуломъ матери. Какую корректуру?
Госпожа Кландонъ. Новое изданіе трактата о женщинахъ двадцатаго вка.
Глорія съ горькою улыбкой. Тамъ не хватаетъ одной главы.
Госпожа Кландонъ, начиная перелистывать оттиски.
Разв? Мн кажется, вс.
Глорія. Я хотла сказать: ненаписанной. Можетъ быть я напишу эту главу для тебя… когда я буду знать, чмъ она кончится. Идетъ обратно къ окну.
Госпожа Кландонъ. Глорія! Опять загадки! Новыя!
Глорія. О, нтъ. Загадка та же самая.
Госпожа Кландонъ въ недоумніи и немного смущенная, нсколько мгновеній наблюдаетъ ее. Милая?
Глорія, обернувшись. Что?
Госпожа Кландонъ. Ты знаешь, я никогда не ставлю вопросовъ.
Глорія, становясь на колни рядомъ съ ея стуломъ. Знаю, знаю, Внезапно обнимаетъ мать и страстно цлуетъ.
Госпожа Кландонъ, ласково улыбаясь, но растерявшись. Милая моя, ты становишься совсмъ сантиментальною.
Глорія. Ахъ, нтъ, нтъ. О, не говори этого. Ахъ! Встаетъ и отворачивается съ жестомъ, свидтельствующимъ, что она страдаетъ.
Госпожа Кландонъ мягко. Милая, въ чемъ дло?.. Что… Входитъ офиціантъ съ подносомъ со всми принадлежностями для чая.
Офиціантъ ласково и пріятно. Вы за чаемъ звонили, сударыня?
Госпожа Кландонъ. Спасибо, да. Поворачиваете свой стулъ въ сторону отъ письменнаго стола и снова садится. Глорія идетъ къ камину и садится, отвернувъ лицо, на полу.
Офиціантъ, временно поставивъ свой подносъ на столъ посреди комнаты. Я такъ и думалъ, сударыня. Удивительно право, какъ нервамъ какъ будто чего-то не хватаетъ, если нтъ послобденнаго чая. Подхватываетъ чайный столъ и ставитъ его передъ госпожою Кландонъ, разговаривая въ то же время. Барышня и молодой баринъ только что вернулись, сударыня, они катались на лодк. Очень пріятное развлеченіе въ такой чудный денекъ посл обда… и пріятное и укрпляющее. Беретъ подносъ съ центральнаго стола и ставитъ на чай, ный. А господинъ Макъ-Комасъ къ чаю не придетъ, сударыня. Онъ ушелъ по приглашенію господина Крамптона Беретъ пару стульевъ и ставитъ по одному съ каждой стороны,
Глорія, оглядываясь, побуждаемая страхомъ. А другой господинъ?
Офиціантъ успокоительно, на мгновеніе безсознательно впадая въ ритмъ старой псенки ‘Я ходилъ, я бродилъ’, которую онъ пвалъ когда-то еще мальчикомъ. Онъ придетъ, онъ придетъ, барышня. Онъ гребъ все время, барышня, а теперь забжалъ по дорог къ аптекарю за пластыремъ на свои волдыри. Но онъ явится сюда, барышня, сію минуту явится. Глорія въ безотчетномъ страх встаетъ и спшитъ къ дверямъ.
Госпожа Кландонъ, привставая. Гло… Глорія уходитъ. Госпожа Кландонъ въ замшательств смотритъ на офиціанта, который сохраняетъ свой невозмутимый видъ.
Офиціантъ ласково. Вы что-нибудь еще прикажете сударыня?
Госпожа Кландонъ. Нтъ, ничего, спасибо.
Офиціантъ. Будьте здоровы, сударыня. Направляется къ двери. Въ это время въ комнату врываются въ самомъ жизнерадостномъ настроеніи Филиппъ и Долли. Офиціантъ придерживаетъ для нихъ дверь, затмъ уходитъ, закрывая ее за собою.
Долли съ жадностью. О, дай мн чашку чаю! Госпожа Кландонъ наливаетъ ей чашку. Мы вызжали въ море. Валентинъ сейчасъ придетъ.
Филиппъ. Онъ не уметъ грести. А гд Глорія?
Госпожа Кландонъ, наливая ему чаю, встревоженно. Филь, съ Глоріей что-то случилось. Ты не знаешь? Филиппъ и Долли переглядываются, стараясь подавить взрывъ смха. Что такое?
Филиппъ, садясь съ лвой стороны, Ромео…
Долли, садясь съ правой. …Джульета.
Филиппъ беретъ чашку чаю изъ рукъ госпожи Кландонъ.
Да, милая мама, это старая, престарая исторія. Долли, не выливай всего молока. Проворно отнимаетъ у нея молочникъ, Да, — весною…
Долли…воображеніе молодого человка…
Филиппъ…легко обращается… спасибо… Госпож Кландонъ, передающей ему бисквитъ… къ мыслямъ о любви. Это случается также и осенью. Молодой человкъ въ этомъ случа…
Долли. …есть Валентинъ.
Филиппъ. И его мечты обратились къ Глоріи, и онъ…
Долли. …поцловалъ ее…
Филиппъ. …на террас…
Долли. …прямо въ губы.
Госпожа Кландонъ недоврчиво. Филь! Долли! Вы шутите. Они отрицательно качаютъ головами. И она позволила?
Филиппъ. Мы ожидали, что дерзновенный будетъ повергнутъ во прахъ молніей ея презрнія.
Долли. Но этого не случилось.
Филиппъ. Ей, повидимому, это понравилось…
Долли. Насколько мы могли судить объ этомъ. Останавливая Филиппа, который хочетъ налить себ еще чашку. Филь, нельзя: ты вдь общалъ не больше двухъ.
Госпожа Кландонъ, очень взволнованная. Дти, вы должны уйти, когда придетъ господинъ Валентинъ. Мн нужно серьезно поговорить съ нимъ насчетъ этого.
Филиппъ. Ты спросишь его относительно его намренія? Какое грубое нарушеніе принциповъ двадцатаго вка!
Долли. Ничего, мама, ты его отчитай какъ слдуетъ. Можешь при этомъ воспользоваться принципами девятнадцатаго.
Филиппъ. Ш-ш!.. Онъ идетъ. Входить Валентин.
Валентинъ. Простите, что опоздалъ къ чаю, госпожа Кландонъ. Она берется за чайникъ. Нтъ, спасибо, я въ это время не пью. Миссъ Долли и Филиппъ, конечно, уже разсказали вамъ о томъ, что случилось со мною.
Филиппъ важно, вставая. Да, Валентинъ, мы разсказали.
Долли многозначительно, также вставая изъ-за стола. Разсказали со всми подробностями.
Филиппъ. Это былъ нашъ долгъ. Очень серьезно. Пойдемъ, Долли. Предлагаетъ Долли руку, она беретъ. Они задумчиво смотрятъ на него и торжественно уходятъ рука въ руку. Валентинъ въ недоумніи глядитъ имъ вслдъ, затмъ переводитъ свой взоръ на госпожу Кландонъ, ожидая разъясненій.
Господа Кландонъ, вставая изъ-за чайнаго стола. Не присядете ли, господинъ Валентинъ? Мн нужно перемолвить съ вами нсколько словъ, если позволите. Валентинъ садится не спша на отоманку. Совсть подсказываетъ ему, что ему придется провести дурную четверть часа. Госпожа Кландонъ беретъ стулъ Филиппа и намренно садится на почтительномъ разстояніи. Мн приходится начать съ маленькаго извиненія. Я собираюсь говорить о предмет, о которомъ я знаю очень мало, и можетъ быть даже ничего. Словомъ, хочу поговорить съ вами о любви.
Валентинъ. О любви!
Госпожа Кландонъ. Да, о любви. О, вамъ незачмъ глядть такимъ испуганнымъ, господинъ Валентинъ: я въ васъ не влюблена.
Валентинъ подавленный. О, госпожа… Придя въ себя, Я бы только сталъ гордиться, если бы это случилось.
Госпожа Кландонъ. Спасибо, господинъ Валетинъ. Но я слишкомъ стара, чтобы начинать.
Валентинъ. Начинать! Разв вы никогда?..
Госпожа Кландонъ. Никогда. Моя судьба довольно обыкновенная, господинъ Валентинъ. Замужъ я вышла такою молодою, что не понимала еще, что я длаю. Въ результат, какъ вы сами видли, получилось горькое разочарованіе для обоихъ, и для мужа моего и для меня самой. Такимъ образомъ и вышло, что я никогда не была влюблена, хотя я и замужняя женщина, и никогда у меня не было любовныхъ увлеченій. Да, правду сказать, господинъ Валентинъ, то, что мн пришлось наблюдать въ этомъ смысл у другихъ людей, не заставило меня жалть объ этомъ пробл въ моемъ опыт. Валентинъ, глядящій очень удрученнымъ, вскидываетъ при этомъ на нее скептически свой взоръ взоръ и ничего не говоритъ. Она немного краснетъ и прибавляетъ со сдержанной досадой. Вы мн не врите?
Валентинъ, смутившись, что она прочла его мысли. О, что вы? Почему же нтъ?
Госпожа Кландонъ. Позвольте вамъ сказать, господинъ Валентинъ, что жизнь, посвященная длу человчества, полна своего воодушевленія и своихъ страстей, далеко превосходящихъ себялюбивыя личныя радости сантиментальныхъ романовъ. Ваши восторги и ваша страсть очевидно не таковы? Валентинъ, которому совершенно ясно, что она презираетъ его за это, отвчаетъ отрицательно меланхолическимъ качаньемъ головы. Я такъ и думала. Какъ видите, я совсмъ плохо вооружена для разговора о такъ называемыхъ сердечныхъ длахъ, тогда какъ вы повидимому знатокъ по этой части.
Валентинъ безпокойно. На что это вы намекаете, госпожа Кландонъ?
Госпожа Кландонъ. Будто бы вы ужъ не догадываетесь?
Валентинъ. Это насчетъ Глоріи?
Госпожа Кландонъ. Да, насчетъ Глоріи.
Валентинъ, сдаваясь. Ну что жъ. Я люблю Глорію. Вставляя, когда она собирается начать говорить. Я знаю, вы хотите сказать, что у меня нтъ средствъ.
Госпожа Кландонъ. Деньги меня интересуютъ очень мало, господинъ Валентинъ.
Валентинъ. Въ такомъ случа вы совсмъ непохожи на всхъ другихъ матерей, съ которыми мн приходилось имть дло.
Госпожа Кландонъ. А-а, ну вотъ теперь мы и подошли вплотную къ самому вопросу, господинъ Валентинъ. У васъ оказывается есть уже богатый опытъ на этотъ счетъ. Онъ открываетъ ротъ, чтобы протестовать, но она прерываетъ его съ нкоторымъ негодованіемъ. Неужели же вы думаете, что при всей моей неопытности въ такого рода длахъ у меня не хватитъ простого здраваго смысла, чтобы понять, что врядъ ли можетъ быть признанъ новичкомъ въ этомъ искусств человкъ, который сумлъ въ одно свиданіе добиться столь многаго у такой двушки, какъ моя дочь?
Валентинъ. Увряю васъ…
Госпожа Кландонъ, останавливая его. Я не осуждаю васъ, господинъ Валентинъ. Глорія, конечно, должна сама заботиться о себ, и вы имете право забавляться какъ вамъ угодно. Но…
Валентинъ, протестуя. Забавляться! О, госпожа Кландонъ!
Госпожа Кландонъ, не смягчаясь. Скажите по совсти, господинъ Валентинъ, у васъ это серьезное чувство?
Валентинъ отчаянно. Клянусь честью, серьезное! Она испытующе глядитъ на него. Его чувство юмора беретъ въ немъ перевсъ, и онъ прибавляетъ чистосердечно, Только мн и всегда казалось всякій разъ тоже самое, и однакоже — я здсь, какъ видите!
Госпожа Кландонъ. Я именно это и подозрвала. Сурово. Господинъ Валентинъ, вы одинъ изъ тхъ людей, которые играютъ женскою любовью.
Валентинъ. А почему же бы мн и не играть этимъ, если единственно серьезное дло — это дло человчества? Однакоже Я понимаю… Встаетъ и съ формальною вжливостью беретъ свою шляпу. Вы желаете, чтобы я прекратилъ свои посщенія?
Госпожа Кландонъ. Нтъ, я достаточно умна, чтобы понять, что для Глоріи лучшее лекарство отъ своего увлеченія вами заключается въ лучшемъ знакомств съ вами.
Валентинъ, немного обезпокоившись, но непринужденно. О, не скажите этого, госпожа Кландонъ! Вы этого не думаете, не правда ли?
Госпожа Кландонъ. Я полагаюсь, господинъ Валентинъ, на здоровый дисциплинированный умъ Глоріи, которымъ она отличалась съ дтства.
Валентинъ, поразительно успокоившись. А-а! Ну, тогда все Прекрасно. Снова усаживается и проворно скидаетъ свою шляпу съ видомъ человки, которому больше нечего бояться.
Госпожа Кландонъ, негодуя по поводу такой самоувренности. Что вы этимъ хотите сказать?
Валентинъ, поворачиваясь къ ней, конфиденціально. Научить васъ кое-чему, госпожа Кландонъ?
Госпожа Кландонъ натянуто. Я всегда рада поучиться.
Валентинъ. Не случалось ли вамъ какъ-нибудь познакомиться съ оружейнымъ дломъ, съ артиллеріей, пушками и броненосцами и т. п.?
Госпожа Кландонъ. Какое это иметъ отношеніе къ Глоріи?
Валентинъ. Большое — для иллюстраціи примромъ. Въ теченіе всего послдняго вка прогрессъ артиллеріи заключался въ состязаніи, такъ сказать, дуэли между заводчиками, изготовляющими пушки, и заводчиками, изготовляющими броню, выдерживающую пушечныя ядра. Вы строите военное судно, отъ брони котораго отскакиваютъ ядра любого изъ извстныхъ орудій, а кто-нибудь отливаетъ пушку посильне прежнихъ и топитъ вашъ броненосецъ. Вы строите боле тяжелое судно съ бронею непробиваемой и изъ этого орудія, а кто-то отливаетъ боле тяжелое орудіе, которое топитъ ваше новое судно. И такъ дале. Ну, дуэль между мужчиной и женщиной совершенно подобна этой.
Госпожа Кландонъ. Дуэль между мужчиной и женщиной!
Валентинъ. Ну да, дуэль двухъ половъ. Вы разв не слыхали этого выраженія? Ахъ, да, я и забылъ: вы были на остров Мадейр. А это выраженіе вошло въ моду за время вашего отсутствія. Нужно ли объяснить его?
Госпожа Кландонъ презрительно. Нтъ.
Валентинъ. Разумется. Оно и безъ того ясно. Ну, такъ что же происходить въ дуэли двухъ половъ? Старомодная женщина получала старомодное воспитаніе, которое должно было защитить ее отъ коварства мужчины. Ну, результаты вамъ извстны: старомодный мужчина побждалъ ее. Старомодная женщина ршилась защитить свою дочь боле дйствительнымъ способомъ — изобрсти такъ сказать броню, достаточно сильную, чтобы выдержать нападеніе старомоднаго мужчины. И вотъ она дала своей дочери научное образованіе — таковъ былъ и вашъ планъ, это давало защиту противъ старомоднаго мужчины: онъ протестовалъ, говорилъ, что это не женственно и т. д. Ко это ему не помогло. Ему пришлось въ виду этого отказаться отъ своего старомоднаго плана атаки — ну, знаете, когда онъ падалъ на колни и клялся въ любви, врности, послушаніи и т. д.
Госпожа Кландонъ. Извините, въ этомъ клялась женщина.
Валентинъ. Разв? Ахъ, да! Можетъ быть вы и правы. Ну разумется. А что же сдлалъ мужчина? А то же самое, что и въ артиллеріи: превзошелъ женщину. Онъ самъ усвоилъ научное образованіе и побдилъ ее и въ этой игр, какъ побдилъ въ старой. Я научился, какъ нужно обращаться съ защитницами правъ женщины еще раньше, чмъ мн исполнилось двадцать три года: вс эти открытія были сдланы мною уже давнымъ давно. Какъ видите, въ моемъ распоряженіи самые современнйшіе методы.
Госпожа Кландонъ, съ спокойнымъ отвращеніемъ. Безъ сомннія.
Валентинъ. Но именно въ виду всего этого есть одна категорія двушекъ, противъ которыхъ они безсильны.
Госпожа Кландонъ. Что же это за категорія?
Валентинъ. Двушки совсмъ старомодныя. Если бы вы воспитали Глорію по старинному, то мн пришлось бы затратить мсяцевъ восемнадцать, чтобы достичь того пункта, котораго я достигъ сегодня посл обда въ какихъ-нибудь восемнадцать минутъ. Да, госпожа Кландонъ, высшее женское образованіе предало Глорію въ мои руки. А врить въ высшее женское образованіе научили ее вы.
Госпожа Кландонъ вставая. Господинъ Валентинъ, вы очень умны.
Валентинъ, также вставая. О, госпожа Кландонъ!
Госпожа Кландонъ. И вы не научили меня ничему. Прощайте.
Валентинъ, испугавшись. Прощайте! А нельзя ли передъ уходомъ мн повидаться съ нею?
Госпожа Кландонъ. Боюсь, что она не захочетъ вернуться, покуда вы здсь, господинъ Валентинъ. Она ушла изъ комнаты спеціально, чтобы не встртиться съ вами.
Валентинъ задумчиво. Это хорошій знакъ. До свиданья. Раскланивается и направляется къ двери, видимо довольный.
Госпожа Кландонъ, встревоженная. Почему выдумаете, что это хорошій признакъ?
Валентинъ, поворачиваясь у двери. Потому что я смертельно боюсь встртиться съ нею, а это означаетъ, что и она смертельно боится встртиться со мною. Поворачивается, чтобы уйти, и оказывается лицомъ къ лицу съ Глоріей, которая какъ разъ въ эту минуту появляется въ дверяхъ. Она съ твердостью смотритъ на него. А онъ, совершенно растерявшись, безпомощно глядитъ сначала на нее, потомъ на госпожу Кландонъ и затмъ опять на нее
Глорія блдная, съ трудомъ владя собою. Мама, правда ли то, что сказала мн Долли?
Госпожа Кландонъ. А что она теб сказала, моя милая?
Глорія. Что ты говорила обо мн съ этимъ господиномъ?
Валентинъ бормочетъ. Съ этимъ господиномъ! О!
Госпожа Кландонъ рзко. Господинъ Валентинъ! Не можете ли вы помолчать минуту? Онъ смотритъ на нихъ, жалкій и растерянный, затмъ, съ отчаяніемъ пожимая плечами, возвращается къ отоманк и бросаетъ на нее свою шляпу.
Глорія, подступая къ матеря, съ глубокимъ упрекомъ. Мама! Какое право имла ты сдлать это?
Госпожа Кландонъ. Я не думаю, чтобы я сказала что-нибудь, чего бы я не имла права сказать, Глорія.
Валентинъ заискивающе, подтверждая ея слова. Ничего. Ршительно ничего. Глорія смотритъ на него съ невыразимымъ негодованіемъ. Виноватъ. Садится на отоманку, чувствуя себя окончательно оскандалившимся.
Глорія. Я не думаю, чтобы кто-нибудь имлъ право даже думать о вещахъ, которыя касаются только меня лично. Отворачивается отъ нихъ чтобы скрыть мучительную борьбу съ овладвшимъ ею волненіемъ.
Госпожа Кландонъ. Дорогая моя, я задла твою гордость.
Глорія, моментально поворачиваясь къ нимъ. Мою гордость! Мою гордость! О, она исчезла! Теперь я узнала, что у меня нтъ силы быть гордой. Снова отворачивается. Но если женщина не можетъ сама защитить себя, то никто не можетъ помочь ей. Не иметъ права и пытаться, никто,— даже мать. Я знаю, что потеряла твое довріе, такъ же какъ потеряла уваженіе этого человка… Останавливается, чтобы подавить рыданье.
Валентинъ съ прерывающимся дыханіемъ. Этого человка! Бормочетъ. О!
Госпожа Кландонъ вполголоса. Прошу молчать, милостивый государь.
Глорія, продолжая. Но у меня есть по крайней мр право самой переживать свое несчастіе, не допуская ничьего вмшательства въ мои дла. Я одно изъ тхъ слабыхъ созданій, которыя рождены подчиняться первому встрчному мужчин, которому они понравятся. И я полагаю, мн придется покориться своей судьб. Избавьте же меня по крайней мр отъ униженія видть ваши попытки спасти меня. Садится у стола, подальше отъ нихъ, прижимая платокъ къ глазамъ.
Валентинъ, вскакивая. Послушайте…
Госпожа Кландонъ. Господинъ Ва…
Валентинъ, не обращая вниманія. Нтъ, я хочу говорить, я молчалъ почти тридцать секундъ. Подходитъ къ Глоріи. Миссъ Кландонъ…
Глорія съ горечью. О, нтъ, не миссъ Кландонъ: вы вдь нашли, что меня можно безнаказанно называть Глоріей.
Валентинъ. Нтъ, не хочу, а то вы потомъ еще поставите мн это въ строку и станете обвинять меня въ неуваженіи. Я утверждаю, что это сердце раздирающая ложь, будто я не уважаю васъ. Правда, я не питалъ уваженія къ вашей прежней гордости. Но почему? Потому что въ ней не было ничего кром трусости. Я относился безъ достаточнаго почтенія къ вашему уму: это мужская спеціальность, и себя я считаю умне васъ. Но когда вы взволновали меня до самой глубины моей души, — когда насталъ мой моментъ!— когда вы сдлали меня храбрымъ!— о, тогда, тогда, тогда!..
Глорія. Тогда вы уважали меня, скажете вы?
Валентинъ. Нтъ, не уважалъ: я обожалъ васъ. Она быстро подымается и поворачивается къ нему спиною. И этого момента вы у меня никогда не сможете отнять. Такъ что теперь я ничего не боюсь. Проходитъ по комнат, весело, не обращаясь ни къ кому въ частности. Я вполн сознаю, что говорю вздоръ. Но что длать? Иначе я не могу. Къ госпож Кландонъ. Я люблю Глорію. Вотъ и все.
Госпожа Кландонъ выразительно. Господинъ Валентинъ. Вы очень опасный человкъ. Глорія, пойди сюда Глорія, немного изумленная такимъ приказаніемъ, повинуется и становится, опустивъ голову, рядомъ съ матерью по правую руку. А Валентинъ стоитъ на противоположной сторон комнаты. Госпожа Кландонъ говоритъ съ выразительнымъ презрніемъ. Спроси у этого человка, котораго ты вдохновила и сдлала храбрымъ, сколько женщинъ уже вдохновляло его до тебя. Глорія изумленно глядитъ на него въ порыв внезапной ревнивой злобы. Спроси-ка его, сколько разъ онъ уже ставилъ ту самую западню, въ которую поймалъ тебя, сколько разъ уже говорилъ для приманки т же самыя рчи, и сколько понадобилось ему практики для того, чтобы достичь такого совершенства въ выбранной имъ самимъ роли постояннаго участника въ дуэли двухъ половъ.
Валентинъ. Это нехорошо. Вы употребили во зло мое довріе, госпожа Кландонъ.
Глорія въ бшенств, подходя къ нему со сжатыми кулаками. Правда ли это?
Валентинъ. Не сердитесь…
Глорія, прерывая его, неумолимо. Правда ли эте? Говорили ли вы это когда-нибудь раньше? Чувствовали ли вы это когда-нибудь раньше — къ какой-нибудь другой женщин?
Валентинъ напрямикъ. Да. Глорія подымаетъ свои сжатые кулаки.
Госпожа Кландонъ въ ужас подбгаетъ къ ней и схватываетъ за поднятую руку. Глорія!! Милая! Ты забываешься! Глорія, глубоко выдыхая воздухъ, медленно мняетъ свою угрожающую позу.
Валентинъ. Вспомните: способность любви у человка подобна всмъ другимъ его способностямъ. Ему нужно много разъ пускать ее въ ходъ, прежде чмъ онъ узнаетъ, что дйствительно достойно ея.
Госпожа Кландонъ. Еще одна изъ его старыхъ рчей. Берегись, Глорія!
Валентинъ, протестуя. О!
Глорія къ госпож Кландонъ съ презрительнымъ самообладаніемъ. Ты думаешь, что меня еще нужно теперь предупреждать? Валентину. Вы пытались заставить меня полюбить васъ.
Валентинъ. Да.
Глорія. Ну, вы достигли того, что я васъ… страшно ненавижу.
Валентинъ философски. Удивительно, какъ мало различія между этими двумя чувствами. Глорія съ негодованіемъ отворачивается отъ него, Онъ продолжаетъ, обращаясь къ госпож
Кландонъ. У меня есть Знакомые, которыхъ любятъ ихъ жены. И выходитъ похоже на это какъ дв капли воды. Госпожа Кландонъ. Извините меня, господинъ
Валентинъ, но не лучше ли вамъ уйти?
Глорія. Теб незачмъ, мама, прогонять его изъ-за меня. Для меня онъ теперь ничто. А онъ можетъ забавлять Долли и Филя. Съ презрительнымъ равнодушіемъ садится у стола, ближе къ окну.
Валентинъ весело. Конечно. Вотъ это разумное отношеніе. А то, что это вы, госпожа Кландонъ? Неужто же вы станете ссориться съ такимъ мотылькомъ, какъ я?
Госпожа Кландонъ. Я питаю къ вамъ очень сильное недовріе, господинъ Валентинъ. Но мн не хотлось бы думать, что ваше жалкое легкомысліе въ данную минуту объясняется безстыдствомъ и низостью…
Глорія сама съ собою, но громко. Оно безстыдно и низко.
Госпожа Кландонъ. …такъ что можетъ быть, дйствительно, лучше позвать сюда Филя и Долли и позволить вамъ закончить свой визитъ, какъ будто ничего и не произошло.
Валентинъ съ такимъ видомъ, точно онъ выслушалъ самый любезный комплиментъ. Вы поражаете меня, госпожа Кландонъ. Спасибо. Входитъ офиціантъ.
Офиціантъ. Васъ спрашиваетъ господинъ Макъ-Комасъ, сударыня.
Госпожа Кландонъ. Хорошо. Пригласите его сюда.
Офиціантъ. Онъ желалъ бы видть васъ въ пріемной, сударыня.
Господа Кландонъ. Почему же не здсь?
Офиціантъ. Вы извините, сударыня, что я говорю объ этомъ, но мн кажется, что господинъ Макъ-Комасъ чувствуетъ, что онъ можетъ лучше разсказать то, что хочетъ, въ отсутствіи младшихъ членовъ семьи.
Госпожа Кландонъ. Скажите ему, что ихъ здсь нтъ.
Офиціантъ. Они недалеко отъ дверей, сударыня, и, повидимому, чего-то ожидаютъ.
Госпожа Кландонъ. Ну, хорошо, я пойду къ нему.
Офиціантъ раскрываетъ передъ ней дверь, она уходитъ, онъ заходитъ въ комнату и встрчаетъ направленный на него взглядъ Валентина, выражающій желаніе, чтобы онъ ушелъ. Я только взять посуду, сударь, я сейчасъ. Беретъ подносъ. Извините, сударь. Уходитъ.
Валентинъ Глоріи. Послушайте. Вдь раньше или позже, но простите же вы меня. Такъ простите же сейчасъ.
Глорія, вставая, чтобы усилить выразительность своихъ словъ. Никогда! Покуда трава растетъ или вода течетъ, никогда, никогда, никогда!!!
Валентинъ, не смущаясь. Ну, ладно. Меня это не тревожитъ. Я ничмъ не могу огорчаться. Несчастнымъ я больше не буду, никогда, никогда, никогда, пока трава растетъ или вода течетъ. Мысль о васъ всегда будетъ наполнять меня самою дикою радостью. Губы ея змятся насмшкой, онъ быстро вставляетъ. Нтъ, этого я раньше никогда не говорилъ. Это — ново.
Глорія. Оно перестанетъ быть ново, когда вы повторите это слдующей.
Валентинъ. Глорія, перестаньте, не надо. Становится на колни у ея ногъ.
Глорія. Встаньте. Встаньте! Какъ вы смете? Филиппъ и Долли, по обыкновенію состязаясь, кто скоре, врываются въ комнату, при вид происходящаго, они останавливаются, Валентинъ вскакиваетъ на ноги.
Филиппъ скромно. Прошу прощенія. Пойдемъ, Долли. Поворачивается, чтобы уйти.
Глорія, раздосадованная. Мама сію минуту вернется, Филь. Строго. Пожалуйста подождите ее здсь. Идетъ къ окну и становится тамъ къ нимъ спиною, глядя въ садъ.
Филиппъ многозначительно. Ахъ, вотъ какъ. Гм… гм!..
Долли. Ага!
Филиппъ. Вы, повидимому, въ прекраснйшемъ настроеніи, господинъ Валентинъ.
Валентинъ. Да. Становится между ними. Ну, слушайте. Вы оба, конечно знаете, что тутъ у насъ происходить. Не правда ли? Глорія быстро поворачивается, предполагая какую-нибудь новую обиду.
Долли. Да, знаемъ.
Валентинъ. Ну, такъ знайте, все кончено. Я получилъ отказъ,— я отвергнутъ съ презрніемъ. И здсь меня только терпятъ. Понимаете, все кончено. Ваша сестра не обнадеживаетъ меня нисколько и даже не снисходитъ до того, чтобы вообще интересоваться мною. Глорія, удовлетворенная, снова презрительно отворачивается къ окну. Поняли?
Долли. И подломъ васъ. А то вы больно торопитесь.
Филиппъ, хлопая его по плечу. Не кручиньтесь: если бы она вышла за васъ замужъ, то вамъ бы уже никогда не пришлось назвать свою душу своею: она бы васъ измучила. А теперь вы можете начать новую главу своей жизни.
Долли. Главу семнадцатую или въ род этого. Я ужъ представляю себ.
Валентинъ, смутившись при этой шутк. Не говорите такихъ вещей. Такого рода безобидное замчаніе можетъ породить массу непріятностей.
Долли. Неужто! Гм… гм!
Филиппъ. Ага-а! Идетъ къ камину и становится тамъ съ своей самой солидной поз — поз главы семейства.
Макъ-Комасъ съ очень серьезнымъ видомъ быстро входитъ въ комнату. За мимъ госпожа Кландонъ, прежде всего торопящаяся узнать, что съ Глоріей. Еще въ дверяхъ она ищетъ ее глазами и направляется къ окну, чтобы стать рядомъ съ нею. Глорія идетъ ей навстрчу съ видимыми знаками доврія и привязанности. Госпожа Кландонъ занимаетъ, наконецъ, свое прежнее мсто, а Глорія становится за ея стуломъ. Макъ-Комасъ направляется къ отоманк. Долли привтствуетъ его.
Долли. Что хорошаго, Финчъ?
Макъ-Комасъ мрачно. Серьезнйшія новости отъ вашего отца, миссъ Кландонъ. Чрезвычайнйшія, серьезно говорю. Подходитъ къ отоманк и садится. Долли, на которую его слова произвели глубокое впечатлніе, идетъ за нимъ и садится съ нимъ рядомъ, отъ него по правую руку.
Валентинъ. Можетъ быть мн лучше уйти?
Макъ-Комасъ. Нтъ, нтъ, господинъ Валентинъ, оставайтесь. Вы тутъ глубоко замшаны въ эту исторію. Валентинъ беретъ стулъ у стола, придвигаетъ его къ отоманк и садится на него верхомъ, опираясь руками на спинку. Госпожа Кландонъ, вашъ супругъ требуетъ, чтобы ему было предоставлено право надзора надъ его двумя младшими, еще несовершеннолтними дтьми. Госпожа Кландонъ въ сильной тревог инстинктивно оглядывается на Долли посмотрть, не случилось ли съ ней чего.
Долли, тронутая. Ахъ, какъ это мило съ его стороны! Мы, значитъ, поправились ему, мама.
Макъ-Комасъ. Мн очень жаль, но я долженъ разочаровать васъ въ такой иде, миссъ Доротея.
Долли въ экстаз. Дороте-е-е-я! Въ полнйшемъ восторг, прижимаясь къ его плечу. О, Финчъ!
Макъ-Комасъ, нервно отодвигаясь. Нтъ, нтъ, нтъ, нтъ!
Госпожа Кландонъ тономъ выговора. Долли! Дорогая! Макъ-Комасу. Условія, на которыхъ мы разошлись, предоставляютъ мн право попеченія и надзора за дтьми.
Макъ-Комасъ. Да, но тамъ есть также оговорка, что вы не должны длать попытокъ новаго сближенія съ нимъ и вообще не должны докучать ему.
Госпожа Кландонъ. А разв съ моей стороны было сдлано что-нибудь подобное?
Макъ-Комасъ. Можно ли поведеніе вашихъ младшихъ дтей юридически истолковать въ томъ смысл, что они докучали ему, это такой вопросъ, о которомъ слдуетъ выслушать мнніе адвоката. Во всякомъ случа, господинъ Крамптонъ жалуется не только на то, что ему докучали, онъ полагаетъ, что его завлекли сюда обманомъ, при чемъ господинъ Валентинъ дйствовалъ въ роли вашего агента.
Валентинъ. Что такое? Да ну-те!
Макъ-Комасъ. Онъ утверждаетъ, что вы одурманили его какимъ-то одуряющимъ газомъ.
Валентинъ. Это правда. Вс изумлены.
Макъ-Комасъ. Но чего ради вамъ это понадобилось?
Долли. Ради пяти лишнихъ шиллинговъ.
Макъ-Комасъ, вспыливъ. Я принужденъ настоятельнйшимъ образомъ попросить васъ, миссъ Кландонъ, не прерывать этого чрезвычайно серьезнаго разговора не относящимися къ длу замчаніями. Громко и сердито. Я настаиваю, чтобы серьезные предметы обсуждались серьезно и съ должнымъ вниманіемъ. Эта вспышка вызываетъ у присутствующихъ виноватое молчаніе и смущаетъ и самого Макъ-Комаса, онъ откашливается и начинаетъ снова, обращаясь къ Глоріи. Миссъ Кландонъ, на мн лежитъ также обязанность сообщить вамъ, что вашъ отецъ убжденъ, что господинъ Валентинъ хочетъ жениться на васъ…
Валентинъ, быстро вставая. Да, хочу.
Макъ-Комасъ оскорбленный. Въ такомъ случа, милостивый государь, васъ не должно поразить то обстоятельство, что отецъ молодой двицы считаетъ васъ искателемъ приданаго.
Валентинъ. Я этого не отрицаю. Неужели же вы полагаете, что моя жена можетъ прожить на мой заработокъ? На десять пенсовъ въ недлю!
Макъ-Комасъ возмущенный. Мн больше нечего сказать, милостивый государь. Я вернусь и сообщу господину Крамптону, что эта семья — не подходящее мсто для отца. Направляется къ двери.
Госпожа Кландонъ съ спокойнымъ авторитетомъ. Финчъ! Онъ останавливается. Если господинъ Валентинъ не можетъ быть серьезнымъ, то это не должно мшать вамъ самимъ. Садитесь. Макъ-Комасъ посл недолгой борьбы между чувствомъ собственнаго достоинства и дружбой уступаетъ и садится посредин между Долли и госпожей Кландонъ. Вы знаете, что все это выдумка и что самъ Фергюсъ вритъ этому не больше, чмъ вы. Такъ вотъ, дайте мн положительный совтъ, какъ мн быть. Вотъ искренній дружескій совтъ. Вы знаете, я всегда полагалась на ваше сужденіе. Общаю вамъ, что дти будутъ спокойны.
Макъ-Комасъ, покоряясь. Ну, хорошо, хорошо! Я хочу указать вамъ вотъ на такое обстоятельство. Въ прошлый разъ, когда вы устанавливали условія съ вашимъ супругомъ, госпожа Кландонъ, онъ былъ въ страшно невыгодномъ положеніи по сравненію съ вами.
Госпожа Кландонъ, Какъ такъ, позвольте васъ спросить?
Макъ-Комасъ. Ну, да. Вдь вы были передовая женщина, привыкшая не считаться съ общественнымъ мнніемъ, не обращающая вниманія на то, что о васъ станутъ говорить.
Госпожа Кландонъ, гордясь этимъ. Да, это правда. Глорія, стоящая за ея стуломъ, нагибается и цлуетъ ея волосы, чмъ повергаетъ ее въ немалое смущеніе.
Макъ-Комасъ, Съ другой стороны, вашъ супругъ, госпожа Кландонъ, страшно боялся, чтобы его какъ-нибудь не пропечатали въ газетахъ. Тутъ, конечно, играли роль отчасти интересы его фирмы, отчасти же предразсудки старосвтскихъ родственниковъ.
Госпожа Кландонъ. Не говоря уже о его собственныхъ.
Макъ-Комасъ. Безъ сомннія онъ велъ себя очень дурно, госпожа Кландонъ…
Госпожа Кландонъ презрительно. Безъ сомннія.
Макъ-Комасъ. Но разв вся вина была на его сторон?
Госпожа Кландонъ. А разв на моей?
Макъ-Комасъ поспшно. Нтъ. Разумется, нтъ.
Глорія, внимательно наблюдая его. Господинъ Макъ-Комасъ, вы говорите не то, что думаете.
Макъ-Комасъ. Милая барышня, вы очень рзки. Но позвольте разсказать вамъ, въ чемъ дло. Когда человкъ вступаетъ въ неподходящій бракъ — тутъ никто не виноватъ, понимаете ли, тутъ чисто случайное несоотвтствіе вкусовъ, когда, благодаря такому несчастью, человкъ лишенъ сочувственной домашней среды — а ради нея только, по-моему, человкъ и женится, словомъ, когда съ женою ему хуже, чмъ безъ жены — она тутъ, разумется, совсмъ не виновата, — то удивительно ли, что онъ еще боле ухудшаетъ положеніе, во-первыхъ, сваливая вину на нее и даже иногда начиная съ горя пьянствовать или искать сочувствія гд-нибудь на сторон?
Госпожа Кландонъ. Я не осуждала его: я просто забрала своихъ дтей и ушла.
Макъ-Комасъ. Да. Но вы выговорили жестокія условія, госпожа Кландонъ. Онъ былъ совершенно въ вашихъ рукахъ. Вы довели его до того, что онъ на колняхъ ползалъ передъ вами, когда вы грозили вынести скандалъ на улицу, обратившись въ судъ по бракоразводнымъ дламъ. Предположите, что у него была бы такая власть надъ вами и что онъ воспользовался бы ею, чтобы отнять у васъ вашихъ дтей. Каковы были бы ваши чувства? Что бы и и тогда длали?.. Ну, такъ неужели же вы не хотите отнестись съ нкоторымъ снисхожденіемъ къ его чувствамъ? Сдлайте хоть какую-нибудь уступку — но имя простой гуманности.
Госпожа Кландонъ. Я никогда не замчала въ немъ чувства, я видла только его гнвъ и… содрогается остальныя проявленія его характера.
Макъ-Комасъ задумчиво. Женщины иногда могутъ быть очень жестоки, госпожа Кландонъ.
Валентинъ. Это врно.
Глорія сердито. Молчите. Онъ подчиняется.
Макъ-Комасъ, собирая вс свои силы, Позвольте мн сдлать послднюю попытку убдить васъ! Госпожа Кландонъ, поврьте, есть люди съ большимъ запасомъ добрыхъ чувствъ, которыхъ они однакоже не умютъ выразить. То, что вамъ ржетъ глаза въ Крамптон, вдь это всего лишь отсутствіе у него вншняго лоска цивилизаціи, его неумнье проявлять пустое вниманіе, говорить ласковые, чарующіе, но неискренніе комплименты. Пожили бы вы въ Лондон, такъ открылись бы ваши глаза и узнали бы вы, какая цна всей этой систем фальшивыхъ пріятельскихъ отношеній, когда можно двадцать лтъ вести знакомство съ человкомъ, не замчая, что онъ питаетъ къ вамъ самую ядовитую ненависть. Мы тутъ совершаемъ возмутительныя подлости самымъ любезныхъ манеромъ: говоримъ обиднйшія колкости самымъ пріятнымъ голосомъ и даемъ друзьямъ своимъ хлороформъ, когда разрываемъ ихъ на части. Но не забывайте, что бываетъ и наоборотъ! Бываютъ люди, которые съ самымъ грубымъ видомъ совершаютъ благія дла — люди, которыхъ прикосновеніе оскорбляетъ, голосъ ржетъ ухо, люди, о которыхъ получаешь самое ложное представленіе благодаря ихъ несуразному бшеному нраву, люди, которые мучаютъ и терзаютъ любимыхъ людей даже тогда, когда собираются примириться съ ними, и которые однакоже точно такъ же нуждаются въ нжной любви и привязанности, какъ и вс мы. У Крамптона, я допускаю это, ужасный характеръ. Манеры его возмутительны, такта никакого, граціи ни капли. Онъ положительно не суметъ снискать ни чьей любви, если не поврить ему напередъ, что онъ желаетъ добиться ея. Неужели же для него не найдется хоть капли любви или хотя бы даже состраданія — у его собственныхъ дтей?
Долли, совсмъ растаявъ. О, Финчъ! Какъ это мило съ вашей стороны! Ахъ, какъ прекрасно!
Филиппъ убжденно. Финчъ! Это краснорчіе! Это настоящее краснорчіе!
Долли. Мама! Дадимъ ему еще одинъ случай попробовать сговориться съ нами. Пригласимъ его къ обду.
Госпожа Кландонъ, не тронувшись рчью Макъ-Комаса. Нтъ, Долли. Я и завтракъ не въ состояніи была вынести. Дорогой Финчъ, не говорите со мною насчетъ Фергюса — это совершенно безполезная вещь. Вы никогда не жили съ нимъ, а я была за нимъ замужемъ.
Макъ-Комасъ къ Глоріи. Миссъ Кландонъ, я до сихъ поръ не обращался къ вамъ, потому что, если врно то, что разсказалъ мн господинъ Крамптонъ, вы еще безпощадне своей матери.
Глорія вызывающе. Вы апеллируете отъ ея силы къ моей слабости!
Макъ-Комасъ. Не къ слабости вашей, миссъ Кландонъ. Я апеллирую отъ ея разсудка къ вашему сердцу.
Глорія. Я научилась недоврять своему сердцу. Съ сердитымъ взглядомъ на Валентина. Если бы я могла, я бы вырзала и выбросила бы свое сердце. Мой отвтъ такой же, какъ и мамы. Подходитъ къ госпож Кландонъ и становится, обнимая ея станъ рукою, но госпожа Кландонъ, неспособная выносить такого рода демонстративныхъ нжностей, освобождается отъ нея помедливъ нсколько времени, чтобы не задть ея чувства.
Макъ-Комасъ, измнившись въ лиц. Жаль, жаль, очень жаль. Ну, что жъ, я сдлалъ все, что могъ. Встаетъ и собирается уйти, страшно недовольный.
Госпожа Кландонъ. Но чего же вы ждали, Финчъ? Чего вы хотите?
Макъ-Комасъ. Первое, что нужно и для васъ и для Крамптона, это узнать мнніе адвоката насчетъ того, связанъ ли онъ или нтъ фактомъ раздленія. Ну такъ вотъ я бы и предложилъ выслушать адвоката теперь же, устроить дружеское совщаніе — лицо госпожи Кландонъ принимаетъ жесткое выраженіе — или скажемъ нейтральное, для того, чтобы уладить это затрудненіе, здсь, въ этомъ отел, сегодня же вечеромъ. Что скажете вы на это?
Госпожа Кландонъ. Но гд же взять адвоката?
Макъ-Комасъ. На этотъ счетъ не безпокойтесь. Адвокатъ для насъ какъ будто съ неба свалился. Возвращаясь сюда отъ Крамптона, я встртилъ одного выдающагося адвоката, я имлъ дло съ нимъ по одному громкому процессу, на которомъ онъ составилъ себ имя. Онъ прибылъ сюда, чтобы подышать морскимъ воздухомъ отъ субботы до понедльника и навстить заодно какого-то родственника, живущаго въ этомъ городк. Ну, онъ былъ такъ любезенъ, что общалъ притти и помочь своимъ совтомъ, если бы мн удалось уговорить стороны сойтись для переговоровъ. Вотъ я и предлагаю воспользоваться этимъ шансомъ для мирнаго семейнаго полюбовнаго соглашенія. Позвольте мн привести сюда своего пріятеля и попытаться уговорить и Крамптона притти сюда для переговоровъ. Ну же, соглашайтесь.
Госпожа Кландонъ, подумавъ, нсколько зловще. Финчъ, я не желаю выслушивать мнніе адвоката, я намрена руководиться своимъ собственнымъ мнніемъ. И не хочу больше встрчаться съ Фергюсомъ, потому что не выношу его и не думаю, чтобы изъ этихъ переговоровъ вышло что доброе. Впрочемъ — вставая — вы убдили дтей, что онъ не окончательно безнадеженъ. Длайте, какъ знаете.
Макъ-Комасъ беретъ ея руку и пожимаетъ. Спасибо, госпожа Кландонъ. Ничего, если въ девять часовъ?
Госпожа Кландонъ. Превосходно. Филь, позвони пожалуйста. Филь звонить. Но если противъ меня выдвигается обвиненіе, будто я въ заговор съ господиномъ Валентиномъ, то, по моему, нужно, чтобы и онъ присутствовалъ при нашихъ переговорахъ.
Валентинъ, вставая. Вполн присоединяюсь къ вашему мннію. Полагаю, что это чрезвычайно важно.
Макъ-Комасъ. Я думаю, противъ этого не можетъ быть возраженій. Я сильно надюсь, что все уладится благополучно. Ну, до свиданья покамстъ. Уходитъ, встрчая офиціанта, который придерживаетъ для него дверь.
Госпожа Кландонъ. Къ девяти мы ждемъ нсколькихъ постителей, Вильямъ. Нельзя ли приготовить для насъ обдъ къ семи вмсто половины восьмого.
Офиціантъ въ дверяхъ. Къ семи, сударыня? Разумется, можно. И даже для насъ это будетъ удобне, такъ какъ сегодня вечеромъ у насъ масса дла, сударыня. Будутъ музыканты и бенгальскіе огни и еще разныя вещи, сударыня.
Долли. Бенгальскіе огни!
Филиппъ. Музыканты! По какому случа, Вильямъ?
Офиціантъ. Будетъ костюмированный балъ, барышня.
Долли и Филиппъ, одновременно бросаясь къ нему. Костюмированный балъ!
Офиціантъ. О, да, сударь. Устраиваемый комитетомъ регатты въ пользу общества спасанія на водахъ, сударь. Къ госпож Кландонъ. У насъ это часто бываетъ, мадамъ. Въ саду будутъ китайскіе фонарики: свтло и мило, весело и невинно. Право, мадамъ. Филиппу. Билеты, сударь, у подъзда въ касс. По пяти шиллинговъ. Для дамъ половинная плата, если он въ сопровожденіи кавалера.
Филиппъ, схватывая его подъ руку, тащитъ. Къ касс, Вильямъ! Идемъ!
Долли, задыхаясь отъ волненія, схватываетъ его подъ другую руку. Скоре, а то еще не достанемъ! Увлекаютъ его изъ комнаты.
Госпожа Кландонъ. Что это они съ ума сходятъ! Уходя. Надо пойти и остановить ихъ. Слдуетъ за ними все время, говоря что-то. Глорія холодно смотритъ на Валентина, затмъ намренно и демонстративно на часы.
Валентинъ. Понимаю. Я слишкомъ долго оставался тутъ. Я ухожу.
Глорія съ пренебрежительной щепетильностью. Я должна извиниться передъ вами, господинъ Валентинъ. Я сознаю, я говорила нсколько рзко — можетъ быть грубо.
Валентинъ. Совсмъ нтъ.
Глорія. Мое единственное оправданье въ томъ, что очень трудно относиться къ человку съ уваженіемъ, когда онъ не проявляетъ достоинства.
Валентинъ прозаически. Откуда же у человка взяться достоинству, когда онъ совсмъ съ ума сходитъ.
Глорія дйствительно безъ реторики. Не говорите мн такихъ вещей. Я запрещаю это. Это оскорбленіе.
Валентинъ. Нтъ, это только безуміе. Тутъ я безсиленъ.
Глорія. Если бы вы дйствительно любили, то не сходили бы съ ума,— любовь придала бы вамъ достоинство, серьезность и даже красоту.
Валентинъ. Вы серьезно полагаете, что любовь сдлала бы меня красавцемъ? Она поворачивается къ нему спиною съ самымъ холоднымъ презрніемъ. Ну вотъ, видите, вы это не серьезно говорите. Любовь не можетъ придать человку новыхъ качествъ. Она можетъ только усилить т дары, съ которыми онъ родился,
Глорія снова оглядываетъ его. А съ какими дарами родились вы, позвольте спросить?
Валентинъ. Съ легкимъ сердцемъ.
Глорія. И съ легкою головою. И вообще у васъ все легкое, такъ что на васъ положиться нельзя.
Валентинъ. Да, теперь весь міръ для меня какъ пушинка, танцующая въ луч свта, а солнце — это Глорія. Она сердито закидываетъ голову. Прошу прощенія. Я ухожу. Обратно буду въ девять. До свиданья. Весело убгаетъ, оставляя ее посреди комнаты со взглядомъ, устремленнымъ ему вслдъ.

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Та же самая гостиная. Девять часовъ. Никого нтъ, лампы зажжены, но занавси не спущены. Окно раскрыто настежь, видно звздное небо и гирлянды зажженныхъ китайскихъ фонариковъ между деревьями. Въ саду, заглушая шумъ моря, оркестръ играетъ бальную музыку.
Входитъ офиціантъ, указывая дорогу Крамптону и Макъ-Комасу. Крамптонъ выглядитъ подавленнымъ и встревоженнымъ. Съ усталымъ видомъ онъ робко садится на отоманку.
Офиціантъ. Дамы пошли пройтись по саду, посмотрть костюмы. Садитесь пожалуйста, я сейчасъ доложу имъ. Собирается выйти въ садъ. Макъ-Комасъ останавливаетъ его.
Макъ-Комасъ. Подождите минутку. Если насъ спроситъ еще одинъ господинъ, проведите его безотлагательно сюда къ намъ. Мы его ждемъ.
Офиціантъ. Слушаю, сударь. Какъ его фамилія?
Макъ-Комасъ. Боунъ. Господинъ Боунъ. Съ госпожою Кландонъ онъ незнакомъ, поэтому онъ, можетъ быть, передастъ свою визитную карточку. Не забудете фамиліи?
Офиціантъ улыбаясь. Можете положиться на меня, сударь. Этого-то я не забуду, потому что моя фамилія тоже Боунъ, хотя здсь меня больше знаютъ подъ кличкою Вальтеръ Отрадный… Однакоже я задерживаю васъ, сударь. Извините пожалуйста, сударь, это я невольно, потому что вы такъ привтливы. Сію минуту скажу барын, что вы пришли, сударь. Уходитъ въ садъ.
Макъ-Комасъ. Крамптонъ, могу я положиться на васъ?
Крамптонъ. Да, да, Я буду спокоенъ. Буду терпливъ. Сдлаю все, что въ силахъ.
Макъ-Комасъ. Помните: я стоялъ за васъ. Я имъ сказалъ, что это они во всемъ виноваты.
Крамптонъ. А мн вы сказали, что вина вся на моей сторон.
Макъ-Комасъ. Я сказалъ вамъ правду.
Крамптонъ. Если бы они отнеслись ко мн только какъ слдуетъ, по справедливости! Жалобно.
Макъ-Комасъ. Дорогой мой, этого нельзя требовать отъ ихъ возраста. Не могутъ они быть справедливыми. Если вы собираетесь предъявлять такого рода не выполнимыя претензіи, то лучше намъ сразу уйти отсюда
Крамптонъ. Но вдь имю же я право.
Макъ-Комасъ нетерпимо. Не добьетесь вы никакихъ правъ. Слушайте, Крамптонъ. Разъ навсегда: вы что же, своими общаніями вести себя тутъ хорошо и сдержанно, вы хотли только сказать, что не будете жаловаться тамъ гд и безъ того не на что жаловаться? Такъ, что ли? Потому что, если такъ… Поворачивается, какъ будто собираясь уйти
Крамптонъ жалкимъ голосомъ. Нтъ, нтъ — перестаньте. Достаточно я уже измученъ, достаточно настрадался. Говорю вамъ, я сдлаю все, что могу. Но если эта двочка снова начнетъ такъ разговарить со мною и смотрть на меня, какъ будто… Прерываетъ свою рчь и закрываетъ лицо руками.
Макъ-Комасъ, смягчаясь. Ну, ничего, ничего, все устроится и уладится, если только вы будете терпли вы и осторожны. Ободритесь же. Кто-то идетъ. Крамптонъ въ слишкомъ угнетенномъ состояніи, чтобы заботиться еще и о церемоніяхъ, еле мняетъ позу. Изъ сада входитъ Глорія. Макъ-Комасъ идетъ къ окну ей навстрчу, такъ что онъ можетъ говорить съ нею неслышно для Крамптона. Вотъ онъ здсь, миссъ Кландонъ. Будьте съ нимъ поласкове. Я васъ оставлю однихъ на нсколько времени. Уходитъ въ садъ. Глорія равнодушно проходитъ до середины комнаты,
Крамптонъ, оглядываясь въ тревог. А гд же Макъ-Комасъ?
Глорія разсянно, но не безъ сочувствія. Ушелъ — чтобы оставить насъ однихъ. По-моему это деликатность съ его стороны. Останавливается передъ нимъ и ласково глядитъ на него. Ну, отецъ?
Крамптонъ, несмотря на свое отчаяніе, съ ласковою шутливостью. Ну, дочка? Смотрятъ нсколько мгновеній другъ на друга съ меланхолическимъ юморомъ.
Глорія. Пожмемъ другъ другу руки. Обмниваются рукопожатіемъ.
Крамптонъ, задерживая ея руку въ своей. Милая моя, боюсь, я слишкомъ грубо отозвался сегодня о твоей матери.
Глорія. Не извиняйтесь. Я сама была очень надменна и заносчива, но съ тхъ поръ у меня сильно поубавилось спеси. О, да, теперь я совсмъ принижена. Садится на полъ у его кресла.
Крамптонъ. Что съ тобой случилось, дитя мое?
Глорія. Ахъ, это неважно. Я выступала въ роли дочери моей матери, а роль оказывается не по мн: я дочь своего отца. Смотритъ на него съ комическимъ видомъ. Не правда ли, въ этомъ есть пониженіе?
Крамптонъ съ раздраженіемъ. Что! Она не измняетъ своего причудливаго выраженія. Онъ длаетъ усиліе и соглашается. Ну, да, моя милая, пожалуй, что и такъ, полагаю, что такъ. Она киваетъ сочувственно. Боюсь, что иногда я слишкомъ раздражителенъ, но я всегда сознаю, что правильно и что разумно, даже когда я поступаю неправильно и неразумно. Можешь ты этому поврить?
Глорія. Поврить! Когда я сама такая же, совсмъ такая же… Я знаю, что правильно, достойно, красиво и благородно поступаютъ такъ, какъ поступаетъ она. Но, Боже мой, какія вещи я длаю! Какія вещи! И какія вещи я позволяю продлывать со мною!
Крамптонъ помимо своей воли съ нкоторымъ неудовольствіемъ. Какъ поступаетъ она! Ты это про свою мать?
Глорія быстро. Да, про нее. Поворачивается къ нему на колняхъ и схватываетъ его за руки. Послушайте. Тутъ измны я не допускаю: ни слова, ни мысли противъ нея. Она выше насъ, васъ со мною — выше на цлое небо. Согласны?
Крамптонъ. Да, да, соглашаюсь со всмъ, что ты ни скажешь.
Глорія, не удовлетворенная, оставляя его руки и отодвигаясь отъ него. Вамъ она не нравится?
Крамптонъ. Дитя, ты не была въ брак съ нею, а Я былъ. Она медленно поднимается на ноги, глядя на него съ возрастающей холодностью. Она причинила мн много страданій, выйдя замужъ за меня, когда не чувствовала ко мн настоящей любви. Но въ конц концовъ, виноватъ во всемъ, вроятно, былъ я. Снова протягиваетъ ей руку.
Глорія крпко пожимаетъ ее, предостерегающе. Смотрите! Это опасная тема со мною. Мое чувство, — мое жалкое, трусливое, женское чувство можетъ быть на вашей сторон, но сознаніе мое — на ея.
Крамптонъ. Я чрезвычайно доволенъ такимъ раздломъ, моя дорогая. Благодарю тебя. Входитъ Валентинъ. Глорія сейчасъ же принимаетъ разсчитанно надменный видъ.
Валентинъ. Извините пожалуйста, что я безъ доклада. Но невозможно было найти ни одного офиціанта. Даже Вильямъ и тотъ, повидимому, на балу, Я бы и самъ пошелъ туда, да у меня нтъ пяти шиллинговъ, чтобы купить билетъ. Ну, какъ поживаете, Крамптонъ? Лучше, небось?
Крамптонъ. Дурманъ разсялся, господинъ Валентинъ, я снова чувствую себя самимъ собою, но это не благодаря вамъ.
Валентинъ. Вотъ посмотрите-ка на своего неблагодарнаго родителя, миссъ Кландонъ! Я избавилъ его отъ мучительной боли, а онъ еще бранитъ и обвиняетъ меня!
Глорія холодно. Къ сожалнію здсь нтъ мамы, чтобы принять и занять васъ, господинъ Валентинъ. Девяти еще нтъ, и адвокатъ, о которомъ говорилъ господинъ Макъ-Комасъ, еще не пришелъ.
Валентинъ. Нтъ, пришелъ. Я его встртилъ и уже говорилъ съ нимъ, Съ веселою колкостью. Вамъ онъ понравится, миссъ Кландонъ: это чистйшее воплощеніе разсудочности. Прямо слышно, какъ работаетъ его мозгъ.
Глорія, не обращая вниманія на его намекъ. А гд онъ?
Валентинъ. Купилъ себ фальшивый носъ и пошелъ на балъ.
Крамптонъ, строптиво глядя на свои часы. Кажется, вс ушли на этотъ костюмированный вечеръ вмсто того, чтобы явиться на совщаніе.
Валентинъ. О, это было полчаса тому назадъ, онъ еще явится во-время. Мн не хотлось занять у него пять шиллинговъ и пойти вмст съ нимъ. Поэтому я присоединился къ толп зрителей изъ простого народа и смотрлъ черезъ ршетку, покамстъ миссъ не вошла сюда.
Глорія. Такъ значитъ дло дошло до того, что вы преслдуете меня своими взорами на глазахъ у всей публики.
Валентинъ. Да, что-то, очевидно, приковываетъ меня. Глорія поворачивается къ нему спиною и идетъ къ камину. Валентинъ принимаетъ эту выходку очень философски и отходитъ на противоположный конецъ комнаты, офиціантъ раскрываетъ садовую дверь, чтобы пропустить госпожу Кландонъ и Макъ-Комаса.
Госпожа Кландонъ торопливо. Простите, что я заставила всхъ васъ дожидаться.
Изъ сада появляется забавно-величественный гость въ домино и, съ фальшивымъ носомъ и громадными очками.
Офиціантъ гостю. Простите, сударь, это частное помщеніе. Если позволите, я покажу вамъ, сударь, какъ пройти въ американскій буфетъ и въ столовыя. Вотъ дорога, я пойду впереди.
Уходитъ въ садъ, указывая дорогу и полагая, что гость идетъ за нимъ. Величественная фигура, однакоже, проходитъ въ комнату, прямо къ концу стола, гд съ выразительною разсчитанностью снимаетъ фальшивый носъ и затмъ домино, завертывая носъ въ домино и бросая узелъ на столъ, точно борецъ перчатку. Теперь видно, что это здоровый высокій человкъ, лтъ сорока-пятидесяти, гладко выбритъ, съ оттненнымъ густыми, черными, коротко остриженными и примасленными волосами, блднымъ лицомъ, на которомъ видны слды ночныхъ занятій, и съ бровями точно изъ остриженнаго конскаго волоса. Грубый, закаленный физически и духовно человкъ, безпощадно изощренный во всхъ хитростяхъ логики. Одна осанка его, съ которою онъ входитъ, дйствуетъ импонирующимъ’ даже нсколько подавляющимъ образомъ, когда же онъ начинаетъ говорить, то его могучій угрожающій голосъ, его выразительная, ясная рчь, строгія неумолимыя манеры и терроризирующая способность слушать страшно внимательно и страшно критически, производятъ безусловно потрясающее впечатлніе.
Гость. Моя фамилія Боунъ. Общее почтеніе. Я имю честь говорить съ госпожой Кландонъ? Госпожа Кландонъ кланяется. Боунъ кланяется. Миссъ Кландонъ? Глорія кланяется. Боунъ кланяется. Господинъ Кландонъ?
Крамптонъ, отстаивая свое настоящее имя съ такою мрою раздраженія, на которую онъ осмливается. Мое имя Крамптонъ, милостивый государь.
Боунъ. Ахъ, такъ! Не обращая на него дальнйшаго вниманія и обращаясь къ Валентину. Вы господинъ Кландонъ?
Валентинъ, во что бы то ни стало не желая поддаваться впечатлнію личности Боуна. Разв я такъ выгляжу? Меня зовутъ Валентинъ. Я давалъ снадобье.
Боунъ. Ахъ да, совершенно врно! Такъ значитъ господинъ Кландонъ еще не пришелъ?
Офиціантъ, обезпокоенный, входить изъ сада. Извините сударыня, но не можете ли вы сказать, что сталось съ… Узнаетъ Боуна и теряетъ всякое самообладаніе. Боунъ съ непреклоннымъ видомъ ждетъ, пока тотъ оправится. Посл патетическаго и всмъ бросающагося въ глаза замшательства офиціантъ наконецъ настолько овладваетъ собою, что произноситъ слабымъ голосомъ, но связно. Прошу прощенія, сударь. Такъ это были…
Боунъ жестко. Это былъ я.
Офиціантъ разбитымъ голосомъ. Да, сударь. Не въ силахъ сдержать своихъ слезъ. Но, Вальтеръ, ты — и съ фальшивымъ носомъ! Слабо опускается на стулъ за столомъ. Прошу прошенія, сударыня, — маленькое головокруженіе.
Боунъ командующимъ тономъ. Вы извините его, госпожа Кландонъ, когда я скажу вамъ, что это мой отецъ.
Офиціантъ, съ надрывающимся сердцемъ. Ахъ, нтъ, нтъ, нтъ, Вальтеръ! Отецъ офиціантъ, а самъ ходитъ съ фальшивымъ носомъ! Что о теб подумаютъ?
Госпожа Кландонъ подходитъ къ стулу офиціанта съ самымъ ласковымъ видомъ. Я очень рада слышать это, господинъ Боунъ. Вашъ отецъ былъ намъ превосходнйшимъ другомъ съ самаго нашего прізда. Боунъ важно киваетъ.
Офиціантъ, качая головою. Ахъ, нтъ, сударыня, что вы! Вы очень любезны и ласковы со мною, сударыня, вотъ и все. Но я ни на минуту не забываюсь, и вы, сударыня не стсняйтесь тмъ, что я отецъ человка изъ общества. Въ конц концовъ, сударыня, это вдь не больше, какъ простая случайность рожденія. Съ трудомъ поднимается со стула. Вы извините меня, пожалуйста, что я прервалъ ваши занятія. Начинаетъ пробираться вдоль стола, придерживаясь за спинки стульевъ, съ глазами, устремленными на дверь.
Боунъ. Одну минуту. Офиціантъ останавливается съ замирающимъ сердцемъ. Госпожа Кландонъ, былъ ли мой отецъ свидтелемъ всего происходившаго здсь сегодня?
Госпожа Кландонъ. Да, кажется, большая часть разговоровъ велась при немъ.
Боунъ. Въ такомъ случа намъ нужно, чтобы онъ остался.
Офиціантъ, извиняясь. Нельзя ли вамъ обойтись безъ меня. У меня сегодня такая масса работы съ этимъ баломъ… я страшно занятъ сегодня весь вечеръ.
Боунъ, неумолимо. Вы намъ нужны.
Госпожа Кландонъ вжливо. Садитесь пожалуйста, Вильямъ.
Офиціантъ серьезно. Сударыня, извините пожалуйста, я не могу. Я вамъ очень благодаренъ за ваше приглашеніе, но я не могу… это значило бы забыться до такой степени… я не могу… Переводитъ свой взоръ съ одного лица на другое съ такимъ измученнымъ выраженіемъ, отъ котораго тронулось бы даже каменное сердце.
Глорія. Господа, не будемъ тратить времени. Вильямъ желаетъ только уйти, чтобы позаботиться о томъ, что намъ нужно. Я бы попросила чашку кофе.
Офиціантъ, замтно оживляясь и просвтлвъ. Чашку кофе, барышня? Съ надеждою пореводитъ дыханіе. Сію минуту. Тихо. Спасибо вамъ, барышня, выручили старика. Къ госпож Кландонъ робко, но съ надеждою. А вы не прикажете ли чего, сударыня?
Госпожа Кландонъ. Э-э… о, да: теперь такъ жарко, знаете, принесите мн краснаго вина во льду.
Офиціантъ, сіяя. Кларету во льду, сударыня. Сію минуту.
Глорія. Да, да, я тоже хочу кларета вмсто кофе.
Офиціантъ Въ восторг. Стаканъ кларету, барышня. Слушаю. Боуну. А вамъ что прикажете, сударь?
Боунъ. Съ разршенія госпожи Кландонъ я попрошу сифонъ содовой съ шотландской водкой.
Офиціантъ. Слушаю, сударь. Крамптону. Для васъ ирландской, не правда ли, сударь? Крамптонъ соглашается съ ворчаніемъ. Офиціантъ вопросительно смотритъ на Валентина.
Валентинъ. Мн также кларету.
Офиціантъ. Хорошо, сударь. Подсчитывая. Кларетъ, сифонъ, шотландской и ирландской.
Госпожа Кландонъ. Кажется, такъ.
Офиціантъ, снова чувствуя себя самимъ собою. Такъ, сударыня. Сію минуту, сударыня. Спасибо. Сменитъ къ выходу въ садъ, переживъ въ дв съ небольшимъ минуты снизу до верху всю гамму человческихъ ощущеній.
Макъ-Комасъ. Ну, мн кажется, намъ можно начать.
Боунъ. Лучше подождать, пока придетъ мужъ госпожи Кландонъ.
Крамптонъ. Что вы хотите сказать? Я ея мужъ.
Боунъ, моментально устанавливая противорчіе съ предыдущимъ показаніемъ. Вы только что вдь сказали, что ваша фамилія Крамптонъ.
Крамптонъ. Это такъ и есть.
Госпожа Кландонъ, } вс четверо Я…
Глорія, } говорятъ Моя…
Макъ-Комасъ, } одновременно. Госпожа…
Валентинъ, } Вы…
Боунъ, останавливая ихъ двумя громовыми словами. Одинъ моментъ. Гробовое молчаніе. Позвольте мн пожалуйста. Садитесь вс. Они смиренно повинуются. Глорія садится у камина. Валентинъ переходить на ея сторону и садится на отоманк противъ окна, такъ что можетъ смотрть на нее. Крамптонъ садится на отоманк спиною къ Валентину. Госпожа Кландонъ, все время державшаяся подальше отъ Крамптона, на противоположномъ конц комнаты, садится у двери рядомъ съ Макъ-Комасомъ такъ, что онъ оказывается слва отъ нея. Боунъ важно усаживается въ центр группы у края стола ближе къ госпож Кландонъ. Когда вс разслись, онъ фиксируетъ взглядомъ Крамптона и начинаетъ. Оказывается, что въ этой семь мужъ носитъ фамилію Крамптонъ, а жена Кландонъ. Такимъ образомъ уже на самомъ порог нашего разсмотрнія этого дла мы натыкаемся на элементъ путаницы.
Валентинъ, подымается и, опираясь однимъ колномъ на отоманку, обращается къ нему. Но это совершенно просто.
Боунъ, уничтожая его молніеноснымъ словомъ. Совсмъ не просто. Госпожа Кландонъ приняла другое имя. Таково простое объясненіе этого факта, и вы боялись, что я самъ не сумю найти его. Вы не довряете моей сообразительности, господинъ Валентинъ. Останавливая, когда тотъ собирается возражать. Нтъ, я не желаю, чтобы вы возражали на это, я хочу, чтобы вы подумали надъ этимъ, когда вы въ слдующій разъ почувствуете импульсъ прервать мою рчь.
Валентинъ, задтый. Это называется стрлять по воробьямъ изъ пушекъ. Разв это такъ важно?
Боунъ. Я покажу вамъ, какъ это важно. Это важно въ томъ смысл, что если этой семейной распр суждено уладиться, какъ мы вс надемся, то госпож Кландонъ придется во имя требованій общественнаго приличія снова принять имя своего супруга. На лиц госпожи Кландонъ появляется выраженіе самаго категорическаго упорства. Въ противномъ случа принужденъ будетъ господинъ Крамптонъ перемнить свое имя и начать называться Кландономъ. Одного взгляда на Крамптона достаточно, чтобы увидать, что онъ твердо ршился не длать ничего подобнаго. Для васъ, господинъ Валентинъ, это представляется безъ сомннія чрезвычайно легкимъ дломъ. Смотритъ проницательнымъ взглядомъ на госпожу Кландонъ, затмъ на Крамптона. Я же держусь другого мннія. Откидывается на спинку своего стула, строго нахмурившись.
Макъ-Комасъ робко. Мн кажется, Боунъ, намъ слдовало бы сначала ршить самые важные вопросы.
Боунъ, Макъ-Комасъ, съ важными вопросами поршить будетъ нетрудно. Съ ними никогда затрудненій не бываетъ. А вотъ на пустяк какомъ-нибудь, на мелочи вы и потерпите крушеніе при самомъ вход въ желанную пристань. Макъ-Комасъ по всей видимости считаетъ это парадоксомъ. Вы не согласны? А?
Макъ-Комасъ льстиво. Если бы я согласился, то…
Боунъ, прерывая его. То были бы мною, а не тмъ, что вы есть.
Макъ-Комасъ, преклоняясь передъ его авторитетомъ. Разумется, Боунъ, ваша спеціальность…
Боунъ, снова прерывая его. Моя спеціальность въ томъ, чтобы быть правымъ тамъ, гд другіе ошибаются. Если бы вы были согласны со мною, то мое присутствіе здсь было бы излишне. Киваетъ ему, чтобы подчеркнуть самую суть своей мысли, затмъ внезапно поворачивается и набрасывается на Крамптона. Ну-те, вы, господинъ Крамптонъ: что задваетъ васъ всего больше во всей этой исторіи и чего вы хотите добиться?
Крамптонъ начинаетъ медленно. Я желаю устранить всякіе личные счеты и соображенія въ этомъ вопрос…
Боунъ, прерывая его. Вс мы желаемъ того же, господинъ Крамптонъ. Къ госпож Кландонъ. Вы желаете устранить личные счеты, госпожа Кландонъ?
Госпожа Кландонъ. Да, тутъ я не считаюсь со своими личными чувствами.
Боунъ. А вы, миссъ Кландонъ?
Глорія. Я тоже.
Боунъ. Я такъ и думалъ. И вс мы желаемъ того же.
Валентинъ. За исключеніемъ меня. Мои желанія эгоистичны.
Боунъ. Это потому, что вы полагаете, что аффектація искренности произведетъ лучшее впечатлніе на миссъ Кландонъ, чмъ аффектація безкорыстія. Въ конецъ разоблаченный и уничтоженный этимъ справедливымъ замчаніемъ, Валентинъ прибгаетъ къ слабой безмолвной улыбк. Боунъ, удовлетворенный тмъ, что теперь окончательно раздавлены всякія попытки къ возмущенію, откидывается на спинку стула, принимая видъ, что теперь онъ готовъ терпливо выслушать ихъ жалобы, Ну-те, господинъ Крамптонъ, продолжайте. Предполагается, что личные счеты устранены. Человческая природа всегда начинает съ такого заявленія.
Крамптонъ. Но я серьезно не хочу примшивать личныхъ соображеній, милостивый государь.
Боунъ. Совершенно врно. Ну-те, какой же пунктъ выставляете вы въ первую очередь?
Крамптонъ. Всякій разумный человкъ признаетъ, что тутъ нтъ эгоизма. Это насчетъ дтей.
Боунъ. Ну-те? Что же насчетъ дтей?
Крамптонъ, взволнованный. Они…
Боунъ, снова наклоняясь впередъ. Постойте. Вы, господинъ Крамптонъ, собираетесь разсказывать мн тутъ о вашихъ чувствахъ. Этого не нужно. Я имъ сочувствую, но они не относятся къ моему длу. Скажите намъ точно, чего вы хотите. Это единственное, чего мы сейчасъ отъ васъ добиваемся.
Крамптонъ, чувствуя себя не совсмъ по себ. Это очень трудный вопросъ, господинъ Боунъ. Отвтить на него не легко.
Боунъ. Ну хорошо, я вамъ помогу. Что вы имете возразить противъ теперешнихъ условій, въ которыхъ растутъ ваши дти?
Крамптонъ. Я недоволенъ тмъ, какъ они воспитываются.
Брови госпожи Кландонъ зловще сдвигаются.
Боунъ. Какъ же вы предлагаете измнить ихъ воспитаніе?
Крамптонъ. Я полагаю, что они должны… одваться боле скромно.
Валентинъ. Вздоръ!
Боунъ, моментально откидываясь назадъ, оскорбленный такимъ вмшательствомъ. Когда же вы угомонитесь, господинъ Валентинъ, — когда же вы наконецъ успокоитесь.
Валентинъ. Но что же можно возразить противъ костюма миссъ Кландонъ.
Крамптонъ горячо Валентину. У меня на этотъ счетъ можетъ быть свое мнніе, не хуже вашего.
Глорія предостерегающе. Отецъ!
Крамптонъ съ жалкимъ видомъ, утихая. Дорогая моя, я это не про тебя. Настаиваетъ, обращаясь къ Боуну. Но двое младшихъ! Вы ихъ еще не видли, господинъ Боунъ. Но я убжденъ, что вы согласились бы со мною, что въ покро ихъ костюмовъ есть что-то очень бросающееся въ глаза, что-то черезчуръ яркое и даже фривольное.
Госпожа Кландонъ нетерпливо. Вы что же думаете, что фасонъ ихъ костюмовъ выбираю я? Серьезно, вдь это чистое ребячество.
Крамптонъ въ бшенств, вставая. Ребячество! Госпожа Кландонъ поднимается въ негодованіи.
Макъ-Комасъ } встаютъ и, Крамптонъ, вы общали…
Валентинъ } говорятъ Смшно. Они одты восхитительно.
Глорія } вс cразу. Господа, будемте разсудительны.
Смятеніе, внезапно они слышатъ за собою предостерегающій звонъ стакановъ, съ виноватымъ видомъ оглядываются и видятъ офиціанта, который только что вернулся изъ садоваго буфета и тихо проходитъ къ столу, гремя своимъ подносомъ, гробовое молчаніе.
Офиціантъ Крамптону, ставя на столъ особо большой стаканъ. Для васъ, сударь, ирландской. Крамптонъ садится, немного застыдившись, офиціантъ ставитъ другой большой стаканъ и сифонъ, обращаясь къ Боуну. Шотландской и сифонъ для васъ, сударь. Боунъ нетерпливо машетъ рукою, офиціантъ ставитъ кларетъ посредин. И кларетъ во льду. Вс садятся на мста, воцаряются миръ и тишина.
Госпожа Кландонъ смиренно Боуну. Боюсь, мы перебили васъ, господинъ Боунъ.
Боунъ спокойно. Да. Офиціанту, который хочетъ уйти. Подождите минуточку.
Офиціантъ. Слушаю, сударь. Становится за стуломъ Боуна.
Госпожа Кландонъ офиціанту. Надюсь, вы не думаете, что это мы васъ удерживаемъ. Это только господинъ Боунъ желаетъ, чтобы вы остались.
Офиціантъ теперь совершенно спокойный, Ахъ, нтъ, сударыня, совсмъ нтъ. Мн доставляетъ большое удовольствіе наблюдать работу его могучаго и дисциплинированнаго ума — это очень занимательно и поучительно, право сударыня, очень занимательно,
Боунъ, снова принимая бразды правленія въ свои руки. Ну-те, господинъ Крамптонъ, мы ждемъ. Отказываетесь ли вы отъ вашего возраженія насчетъ одежды или настаиваете на немъ?
Крамптонъ, представляя доводы. Господинъ Боунъ, войдите на минуту и въ мое положеніе. Мн приходится считаться не только со своими личными вкусами и взглядами. У меня — сестра Софронія и зять, и весь кругъ ихъ знакомыхъ. У нихъ большое отвращеніе ко всему вообще… вообще… ну…
Боунъ. Да говорите же. Ну, черезчуръ развязному? черезчуръ кричащему? черезчуръ шумному?
Крамптонъ. То-есть, конечно, не въ какомъ-нибудь безнравственномъ смысл. Но… но… Выпаливая въ отчаяніи. Эти двое дтей будутъ шокировать ихъ. Они какъ-то не подходятъ для этого общества. Вотъ это-то и огорчаетъ меня.
Госпожа Кландонъ съ сдержаннымъ раздраженіемъ. Господинъ Валентинъ, какъ по-вашему, есть что-нибудь черезчуръ кричащее или развязное въ костюм Филиппа или Долли?
Валентинъ. Разумется нтъ. Это просто ерунда. Вдь ничего не можетъ быть миле.
Крамптонъ. Ну да. Вы-то, разумется, такъ скажете.
Госпожа Кландонъ. Вильямъ, вы видите очень много людей изъ хорошаго англійскаго общества. Что, мои дти одты неприлично?
Офиціантъ успокаивающе. О, что вы, сударыня. Убдительно. Нтъ, сударь, совсмъ нтъ. Несомннно, они немного слишкомъ нарядны и изысканно изящны, но костюмы выбраны съ большимъ вкусомъ и, право, очень милы. И они могли бы быть дтьми соборнаго настоятеля, увряю васъ, сударь. Вы только взгляните на нихъ, сударь… Въ эту минуту въ комнату вмст со звуками вальса изъ сада врываются кружащіеся въ танц Арлекинъ и Коломбина, костюмъ Арлекина сшитъ изъ маленькихъ чередующихся голубыхъ турецкаго шелка и золотыхъ парчевыхъ квадратиковъ, въ рук у него позолоченный жезлъ, маска его поднята, юбка Коломбины представляетъ въ миніатюр поле, готовое для жатвы, съ золотыми апельсинами и пурпурнокрасными маками, крохотная бархатная жакетка изукрашена маковыми головками, изящная пара проносится ослпительнымъ видніемъ между Макъ-Комасомъ и Боуномъ и затмъ кругомъ стола обратно, въ это время оркестръ играетъ заключительный аккордъ вальса, Арлекинъ становится на лвое колно, а Коломбина становится ему на правое, заложивъ руки за голову, однакоже, если ихъ танецъ отличался чарующей граціей, поза эта имъ не удается и грозитъ катастрофой.
Коломбина взвизгиваетъ. Снимите меня кто-нибудь. Я сейчасъ упаду. Папа, снимите меня.
Крамптонъ встревоженный бросается къ ней и хватаетъ ее за руки. Дитя мое!
Долли, соскакивая съ его помощью. Спасибо, это такъ мило съ вашей стороны. Филиппъ, засовывая свой жезлъ за поясъ, садится у стола и наливаетъ себ немного краснаго вина. Крамптонъ въ большомъ замшательств возвращается къ отоманк. Ахъ, вотъ весело! Запыхавшись, однимъ прыжкомъ усаживается на передній край стола. О, стаканъ кларету! Пьетъ.
Боунъ могучимъ раскатомъ. Это младшая дочь, не правда ли?
Долли, соскальзывая со стола, испугавшись его ужаснаго голоса и манеръ. Да, милостивый государь! А, позвольте узнать, кто вы?
Госпожа Кландонъ. Это господинъ Боунъ, Долли, онъ былъ такъ любезенъ, что пришелъ помочь намъ сегодня вечеромъ.
Долли. О тогда онъ для насъ какъ подарокъ съ небесъ {Игра словъ: boon — значитъ подарокъ.}.
Филиппъ. Ш-ш!..
Крамптонъ. Господинъ Боунъ — Макъ-Комасъ: я аппелирую къ вамъ. Хорошо это по-вашему? И стали бы вы порицать семью моей сестры за то, что она не одобряетъ такихъ манеръ?
Долли, зловще красня. Вы опять начинаете!
Крамптонъ, умилостивляя ее. Нтъ, нтъ. Можетъ быть это естественно въ твоемъ возраст.
Долли упрямо. Оставьте въ поко мой возрастъ. Повашему это дурно?
Крамптонъ. Нтъ, нтъ, это очень мило, моя дорогая! Садится въ знакъ того, что онъ больше не будетъ.
Долли настойчиво. Такъ вамъ это нравится?
Крамптонъ. Дитя мое, разв можно ожидать, чтобы мн это нравилось или чтобы я одобрялъ это?
Долли, ршившись не отставать отъ него, покуда не добьется своего. но какъ же можетъ это не нравиться вамъ, когда по-вашему это мило?
Макъ-Комасъ скандализованный, вставая, съ раздраженіемъ. Ну, знаете ли, я долженъ сказать… Боунъ, слушавшій Долли съ величайшимъ одобреніемъ, моментально обрушивается на него.
Боунъ. Нтъ, не прерывайте, Макъ-Комасъ. Методъ молодой барышни правильный. Къ Долли, громоподобно, со страшною выразительностью. Продолжайте, продолжайте, миссъ Кландонъ!
Долли, поворачиваясь къ Боуну. Вы-таки прямо испугать можете. Вы что же, всегда это такъ?
Боунъ, вставая. Да. И не пытайтесь смутить меня, барышня, для этого вы еще слишкомъ молоды. Беретъ стулъ Макъ-Комаса и ставить рядомъ со своимъ. Садитесь. Долли, поддаваясь обаянію силы, повинуется, Боунъ тоже садится. Макъ-Комасъ оставшись безъ стула, беретъ себ другой и садится между столомъ и отоманкой. Ну-те, господинъ Крамптонъ, факты передъ вами — два ряда фактовъ. Вы полагаете, что были бы довольны, если бы ваши младшія дти жили съ вами. Но — это врно — довольны бы вы не остались. Крамптонъ пытается протестовать, но Боунъ ни за что не согласенъ дать ему слово. Нтъ, нтъ, не остались бы. Вы думаете, что да, но я знаю лучше. Вы бы желали, чтобы эта двица отказалась отъ костюма театральной Коломбины вечеромъ и великосвтской Коломбины утромъ. Ну, а она на это никогда не согласится. Ей кажется, что да, но…
Долли, прерывая его. Нтъ, я не соглашусь! Ни и когда не соглашусь отказаться отъ изящныхъ нарядовъ. Никогда. Какъ Глорія сказала тому господину на Мадейр: никогда, никогда, никогда! Пока трава растетъ и вода течетъ, никогда!
Валентинъ, подымаясь въ самомъ дикомъ возбужденіи. Что! Что! Начинаетъ говорить страшно быстро. Когда она это сказала? Кому это она сказала?
Боунъ, откидываясь назадъ, съ протестомъ, солидно и тономъ сожалнія. Господинъ Валентинъ!
Валентинъ, вспыливъ. Пожалуйста не перебивайте меня, милостивый государь! Это очень серьезный вопросъ. Я настаиваю на немъ. Я хочу знать, кому сказала это миссъ Кландонъ.
Долли. Можетъ быть, Филь вспомнитъ. Филь, который это былъ номеръ? Третій или пятый?
Валентинъ. Номеръ пятый!!!
Филлиппъ. Мужайтесь, Валентинъ! Это былъ совсмъ не пятый номеръ, а просто морской лейтенантъ — терпливйшій и безобиднйшій изъ смертныхъ, совсмъ ручной, постоянно бывшій на посылкахъ.
Глорія холодно. Скажите пожалуйста, зачмъ мы сюда собрались?
Валентинъ весь красный. Извините! Мн очень жаль, что я перебилъ. Больше этого со мной не случится, госпожа Кландонъ! Кланяется госпож Кландонъ и уходитъ въ садъ, весь кипя отъ сдерживаемаго бшенства.
Долли! Гм-м!..
Филиппъ. Ага!
Глорія. Пожалуйста, продолжайте, господинъ Боунъ!
Долли, перебивая Боуна, когда тотъ, страшно нахмурившись, собирается снова приступить къ длу. Вы собираетесь побить насъ, господинъ Боунъ!
Боунъ. Я…
Долли, прерывая его. О, да, вы собираетесь, вы полагаете, что нтъ, но вы собираетесь. Я это вижу по вашимъ бровямъ!
Боунъ, сдаваясь. Госпожа Кландонъ: это славныя дти — очень умныя и очень хорошо воспитанныя дти. Я соглашаюсь, я допускаю это. Но съ расчетомъ. Не можете ли вы въ обмнъ указать мн способъ заставить ихъ замолчать?
Госпожа Кландонъ. Долли! Милая!
Филиппъ. Нашъ старый грхъ, Долли. Молчаніе! Долли закрываетъ рукою свой ротъ.
Госпожа Кландонъ. Господинъ Боунъ, прежде чмъ они снова начнутъ…
Офиціантъ мягко. Быстре, сударь, быстре.
Долли, вся просіявъ. Милый Вильямъ!
Филиппъ. Ш-ш!..
Боунъ неожиданно начинаетъ, ставя вопросъ Долли прямо въ упоръ. Собираетесь ли вы выйти замужъ?
Долли. Я! Конечно. Разъ Финчъ называетъ меня моимъ христіанскимъ именемъ.
Макъ-Комасъ. Я не допускаю такихъ шутокъ. Господинъ Боунъ, я зову эту двицу по имени, естественно какъ старый другъ ея матери.
Долли. Ну да, въ качеств стараго друга моей матери вы называете меня уменьшительнымъ именемъ, Долли. Но что вы скажете насчетъ Дороте-е-е-и? Макъ-Комасъ встаетъ въ негодованіи.
Крамптонъ встревоженный, подымаясь, чтобы унять его. Макъ-Комасъ, успокойтесь. Не надо ссориться. Будьте терпливе.
Макъ-Комасъ. Я не хочу выносить такихъ вещей. Вы обнаруживаете самую жалкую слабохарактерность, Крамптонъ. Говорю вамъ, это возмутительно.
Долли. Господинъ Боунъ, пожалуйста, укротите вмсто насъ Финча.
Боунъ. Сейчасъ. Макъ-Комасъ, вы ставите себя въ смшное положеніе. Садитесь.
Макъ-Комасъ. Я…
Боунъ машетъ на него повелительно. Нтъ, нтъ, садитесь, садитесь. Макъ-Комасъ угрюмо садится, Крамптонъ съ облегченіемъ слдуетъ его примру.
Долли Боуну мягко. Благодарю васъ.
Боунъ. Ну, теперь слушайте меня вс. Я не высказываю своего сужденія, Макъ-Комасъ, о томъ, насколько вы себя скомпрометировали или не скомпрометировали въ смысл, указанномъ этою молодою двицей. Макъ-Комасъ собирается протестовать. Нтъ, нтъ, не прерывайте меня, если не за васъ, такъ за кого-нибудь другого, но замужъ-то она выйдетъ во всякомъ случа. Этимъ и разршается затрудненіе относительно того, что она носитъ не отцовскую фамилію. А старшая барышня вдь выйдетъ замужъ въ самомъ ближайшемъ будущемъ.
Глорія зардвшись. Господинъ Боунъ!
Боунъ. Да, да, выйдете. Вы этого не знаете, а я знаю.
Глорія вставая. Довольно. Господинъ Боунъ, я васъ попрошу предоставить мн самой ршать вопросы о моихъ намреніяхъ и планахъ.
Боунъ вставая. Э, миссъ Кландонъ, говорите не говорите, а меня вы не собьете и не смутите. Говорю вамъ, что скоро-скоро ваша фамилія будетъ уже не Кландонъ и не Крамптонъ. И если бы я захотлъ, такъ я бы сказалъ вамъ и какая она будетъ. Идетъ къ другому концу стола гд развертываетъ свое домино и вынимаетъ свой фальшивый носъ. Вс встаютъ. Филиппъ подходитъ къ окну. Боунъ жестомъ проситъ офиціанта помочь ему одться. Господинъ Крамптонъ, ваша затя обратиться къ суду нелпа: ваши дти станутъ совршеннолтними раньше, чмъ спорный вопросъ будетъ разсмотрнъ всми судебными инстанціями. Офиціантъ накидываетъ ему домино на плечи. Вамъ здсь не остается ничего другого, какъ вступить въ полюбовное соглашеніе. Если вы больше нуждаетесь въ своей семь, чмъ они въ васъ, то соглашеніе состоится на мене, если же наоборотъ, то на боле выгодныхъ для васъ условіяхъ. Встряхиваетъ на себ домино такъ, чтобы оно легло складками, и беретъ фальшивый носъ. Долли глядитъ на него съ изумленіемъ и восхищеніемъ. Ихъ сила въ томъ, что они лично очень милые люди. Ваша сила въ томъ, что вы богатый человкъ. Прикрпляетъ фальшивый носъ и снова преображается въ забавно-фантастическую фигуру,
Долли, подбгая къ нему. Ну вотъ, Теперь вы по крайней мр похожи на человка. Не хотите ли протанцовать со мною? Вы умете? Филиппъ, возвращаясь къ своей роли Арлекина, трясетъ надъ ними жезломъ, словно производя надъ ними колдовскія заклинанія.
Боунъ громовымъ голосомъ. Да. Вы думаете, что нтъ. Но Я умю. Идемте. Схватываетъ ее за талію и съ своеобразною граціей уносится съ нею въ танц стремительнымъ темпомъ въ сада. Офиціантъ тмъ временемъ разставляетъ стулья на ихъ обычныя мста.
Филиппъ. ‘Давайте танцовать, друзья,— пусть радость будетъ безпредльна’. Вильямъ!
Офиціантъ. Что. угодно, сударь?
Филиппъ, Нельзя ли раздобыть пару домино и фальшивыхъ носовъ для моего отца и для господина Макъ-Комаса?
Макъ-Комасъ. Нтъ, самымъ категорическимъ образомъ, нтъ — я протестую.
Крамптонъ. Ну, что вы? Какъ будто это можетъ чему-нибудь повредить, Макъ-Комасъ? Вдь всего только разъ. Ршайтесь же, — не будемте портить веселья.
Макъ-Комасъ. Крамптонъ, вы не тотъ человкъ, за котораго я принималъ васъ. Колко. Задиры всегда оказываются Трусами. Отходитъ недовольно къ окну.
Крамптонъ идетъ за нимъ. Ну, вотъ пустяки. Нужно же кое въ чемъ и поблажку имъ дать. Вильямъ, можете вы раздобыть для насъ костюмы?
Офиціантъ. Разумется, сударь. Идетъ впереди ихъ къ садовой двери и останавливается, чтобы пропустить ихъ. Вотъ по этой дорожк, сударь. Тамъ два домино и два носа.
Макъ-Комасъ сердито, уже уходя. Я обойдусь и своимъ собственнымъ.
Офиціантъ, мягко. О, фальшивый васъ не стснитъ, сударь. Онъ очень помстительный, сударь, очень просторный. Уходитъ за Макъ-Комасомъ.
Крамптонъ въ дверяхъ, поворачиваясь къ Филиппу, въ порыв искренняго отцовскаго чувства. Идемъ, что-ли, мой мальчикъ? Идемъ. Выходитъ.
Филиппъ радостно, слдуя за нимъ. Иду, папочка, иду. На порог садовой двери останавливается, глядитъ вслдъ Крамптону и, сгибая фантастически свой жезлъ въ сіяніе вокругъ голгівы, обращается пониженнымъ тономъ къ госпож Кландонъ и Глоріи. Чувствуете ли вы весь паоосъ этого? Исчезаетъ.
Госпожа Кландонъ, оставшись одна съ Глоріей. Желала бы я знать, отчего это господинъ Валентинъ ушелъ такъ внезапно?
Глорія сердито. Не знаю. Или да, я знаю. Пойдемъ посмотримъ танцы. Направляются къ двери и встрчаютъ Валентина, который быстрыми шагами возвращается изъ сада съ печальнымъ и хмурымъ лицомъ.
Валентинъ натянуто. Извините. Я думалъ, что вс уже разошлись.
Глорія придирчиво. Тогда зачмъ же ни возвращаетесь?
Валентинъ. Я вернулся потому, что у меня ни гроша въ карман. А этой дорогой я не могу пройти безъ пятишиллинговаго билета.
Госпожа Кландонъ. Вы чмъ-то огорчены и разсержены, господинъ Валентинъ?
Глорія. Не обращай на него вниманія, мама. Это новое оскорбленіе, которое онъ хотлъ нанести мн, — вотъ и все.
Госпожа Кландонъ, не понимая, что Глорія нарочно хочетъ вызвать его на спорь. Глорія!
Валентинъ. Госпожа Кландонъ, разв я сказалъ что-нибудь оскорбительное? Разв я сдлалъ что-нибудь оскорбительное?
Глорія. Вы намекнули, что мое прошлое подобно вашему. Это самое худшее изъ оскорбленій.
Валентинъ. Ни на что подобное я не намекалъ. Я заявляю, что мое прошлое безупречно по сравненію съ вашимъ.
Госпожа Кландонъ въ сильнйшемъ негодованіи.
Господинъ Валентинъ!
Валентинъ. Ну да. А что же вы мн прикажете думать, когда я узнаю, что миссъ Кландонъ говорила другимъ мужчинамъ точь-въ-точь т же самыя слова, которыя она сказала сегодня мн,— или когда я слышу, по крайней мр, о пяти прежнихъ обожателяхъ, считая въ томъ числ и ручного морского лейтенанта. О, это слишкомъ дурно.
Госпожа Кландонъ. Но вдь не считаете же вы въ самомъ дл серьезными вс эти дтскія шутки, господинъ Валентинъ?
Валентинъ. Для васъ, конечно, это было не серьезно и для нея тоже, можетъ быть, это были шутки. Но я знаю, что чувствовали эти люди. Съ забавною въ своей неподдльности серьезностью. Но подумали ли вы о разбитыхъ существованіяхъ, о бракахъ, заключенныхъ съ отчаянія, о самоубійствахъ, о… о…
Глорія, презрительно перебивая его. Мама, этотъ человкъ — сантиментальный идіотъ. Проходитъ къ камину.
Госпожа Кландонъ, шокированная. Милая Глорія! Господинъ Валентинъ найдетъ это очень грубымъ.
Валентинъ. Я не сантиментальный идіотъ. Я навсегда исцлился отъ своего чувства. Садится въ ярости.
Госпожа Кландонъ. Господинъ Валентинъ, вы должны извинить насъ всхъ. Женщинамъ приходится сначала отказаться отъ ложныхъ приличій и манеръ, сложившихся у нихъ во время ихъ рабства, прежде чмъ он могутъ выработать простыя, свободныя человческія отношенія. Не сочтите Глорію грубой, Глорія поворачивается къ ней въ изумленіи. Она въ дйствительности не такова.
Глорія. Мама! Ты извиняешься за меня передъ нимъ!
Госпожа Кландонъ. Дорогая моя! У тебя есть нкоторые недостатки, такъ же какъ и достоинства, вытекающія изъ твоей молодости. А господинъ Валентинъ повидимому человкъ довольно отсталый по своимъ взглядамъ, и врядъ ли ему можетъ поправиться, когда его называютъ идіотомъ. А теперь, господа, отправимся-ка лучше посмотрть, что длаетъ Долли. Идетъ къ садовой двери. Валентинъ встаетъ.
Глорія. Иди ты сама. А я хочу поговорить съ господиномъ Валентиномъ наедин.
Госпожа Кландонъ поражена до того, что протестуетъ. Дорогая моя! Спохватившись. Прости, пожалуйста.
Глорія. Разумется поговори, если хочешь. Кланяется Валентину и уходитъ,
Валентинъ. Ахъ, если бы ваша мама была вдовою! Она стоитъ полдюжины такихъ какъ вы.
Глорія. Это первое разумное слово, которое я слышу изъ вашихъ устъ.
Валентинъ. Ерунда. Ну-те, говорите, что вы хотли сказать, и отпустите меня.
Глорія. Я хотла поговорить съ вами только вотъ о чемъ. Сегодня вы заставили меня на минуту опуститься до своего уровня. но какъ по-вашему, если бы это было со мною не въ первый разъ, вы думаете, я не была бы уже насторож, сознавая свою жалкую слабость и зная, что должно послдовать за этимъ?
Валентинъ, обрушиваясь на нее, страстно. Не говорите такъ. Вы думаете, мн что-нибудь въ васъ мило, кром этой, какъ вы ее называете, вашей слабости? Не правда ли, вы считали себя въ безопасности подъ защитою вашихъ передовыхъ идей? А меня забавляло, съ какою легкостью мн удалось опрокинуть ихъ.
Глорія дерзко, чувствуя, что теперь она въ состояніи сдлать съ нимъ все, что угодно. Въ самомъ дл?
Валентинъ. Но почему сдлалъ я это? Потому что я пытался разбудить ваше сердце, всколыхнуть самую глубину вашей души. Зачмъ было нужно мн это? Потому что природа совсмъ не шутила со мною, когда я шутилъ съ нею. Наоборотъ, она обошлась со мною съ убійственною серьезностью. И когда насталъ великій моментъ, чье сердце оказалось разбуженнымъ? Чья душа оказалась взволнованной до глубочайшихъ глубинъ своихъ? Мое сердце, моя душа. Я былъ въ восторг, я былъ въ восхищеніи. А вы? Вы были только оскорблены и шокированы. Вы самая обыкновенная свтская барышня, слишкомъ заурядная, чтобы позволить ручнымъ лейтенантамъ зайти такъ же далеко, какъ я зашелъ. Вотъ и все. Не буду безпокоить васъ условными извиненіями. Прощайте! Съ ршительнымъ видомъ направляется къ двери.
Глорія. Постойте. Онъ медлитъ. Я скажу вамъ правду, только вы не истолкуйте этого #въ томъ смысл, будто я длаю первый шагъ,
Валентинъ. Э, что тамъ говорить! Знаю я, что вы собираетесь сказать. Что вы себя не такою заурядною чувствуете, что я былъ правъ, что эти глубины дйствительно есть въ вашей душ. Вы сами хотите врить этому, вамъ это льститъ. Она пятится назадъ. Ну да, я признаю, что въ нкоторыхъ отношеніяхъ вы не такой ужъ заурядный человкъ. Вы двушка умная, славная. Глорія съ подавленнымъ восклицаніемъ бшенства длаетъ шагъ впередъ съ угрожающимъ видомъ. Но сердце ваше мн не удалось разбудить. Вы остались безчувственны, вы и сейчасъ ничего не чувствуете. Въ этомъ моя трагедія, а не ваша. Прощайте! Поворачивается къ дверямъ. Она слдитъ за нимъ, испугавшись, что онъ ускользнетъ изъ-подъ ея власти. Уже взявшись за ручку двери, онъ медлитъ, затмъ возвращается, протягивая ей руку. Давайте разстанемся друзьями.
Глорія съ облегченной душою моментально нарочно поворачивается къ нему спиною. Прощайте. Надюсь, ваша рана скоро заживетъ.
Валентинъ, просвтлвъ, такъ какъ сейчасъ же соображаетъ, что въ конц концовъ онъ — господинъ положенія. Выздоровю я скоро: такія раны больше укрпляютъ, чмъ вредъ наносятъ. Въ конц концовъ у меня есть еще моя Глорія.
Глорія быстро поворачивается къ нему лицомъ. Что вы хотите этимъ сказать?
Валентинъ, Глорія моего воображенія.
Глорія гордо. Можете сохранить себ свою Глорію — Глорію своего воображенія. Съ начинающимъ прорываться сквозь ея гордость чувствомъ. А настоящая Глорія — Глорія, которая была шокирована, которая оскорбилась и пришла въ ужасъ! О, да, совершенно врно, — которая чуть съ ума не сошла отъ стыда при сознаніи, что вся ея сила сломилась при первой реальной встрч съ… съ… Краска снова заливаетъ ея лицо. Она закрываетъ его лвою рукою, поддерживая локоть ея правою.
Валентинъ, Берегитесь, я снова перестаю владть собою! Собравъ все свое мужество, она отнимаетъ руку съ лица и кладетъ ее ему на правое плечо, поворачиваясь къ нему и глядя ему прямо въ глаза. Онъ начинаетъ живо протестовать. Глорія, не нужно. Будьте разсудительны. Вдь у меня нтъ ни гроша денегъ.
Глорія. А разв вы не можете заработать? Другіе вдь зарабатываютъ.
Валентинъ наполовину съ восторгомъ, наполовину въ страх. Я никогда бы… Вы были бы несчастны… Милая, дорогая… Я оказался бы простымъ авантюристомъ, гоняющимся за деньгами, если бы… Ея рука сильне прижимается къ его плечу, она цлуетъ его. Господи! У него дыханіе останавливается въ горл. Охъ, я… Переводитъ дыханіе. Я ничего не понимаю въ женщинахъ: двнадцати лтъ опыта тутъ еще недовольно. Въ припадк ревности она отталкиваешь его отъ себя, онъ падаетъ, точно листъ полъ дуновеніемъ втра, въ кресло. Въ это время дверь распахивается и, вертясь въ вальс съ офиціантомъ, появляется Долли, за ними, также танцуя, — г-жа Кландонъ и Финчъ и наконецъ Филиппъ, выдлывающій пируэты соло.
Долли, въ изнеможеньи падая на стулъ у письменнаго стола. Охъ, у меня не хватаетъ дыханія! Какъ чудно вы вальсируете, Вильямъ!
Г-жа Кландонъ, опускаясь на табуретъ у камина. Охъ, ну какъ можно заставлять меня продлывать такія глупости, Финчъ! Я уже двадцать лтъ не танцовала.
Глорія повелительно Валентину. Встаньте! Валентинъ удрученно подымается. Ну, мы не должны подчиняться ложному стыду. Скажите мам, что мы ршили пожениться. Молчанье. Вс поражены. Валентинъ, онмвъ отъ ужаса, глядитъ на всхъ съ сильнйшимъ желаніемъ провалиться сквозь землю или сбжать куда-нибудь.
Долли, нарушая молчаніе. Номеръ шестой!
Филиппъ. Ш-ш!..
Долли шумно. О, мои чувства! Я хочу поцловать кого-нибудь. Гд Финчъ?
Макъ-Комасъ, энергично протестуя. Нтъ, положительно… Въ дверяхъ появляется Крамптонъ.
Долли, подбгая къ Крамптону. Вотъ какъ разъ во-время подошли. Цлуетъ его. А теперь — ведетъ его — благословите ихъ…
Глорія. Нтъ, Не хочу даже въ шутку. Если я нуждаюсь въ благословеніи, такъ только въ маминомъ.
Крамптонъ Глоріи съ глубокимъ разочарованіемъ. Ты значитъ, невста этого молодого человка?
Глорія ршительно. Да. Намрены ли вы быть нашимъ другомъ или…
Долли, вставляя свое слово. Или отцомъ?
Крамптонъ. Мн хотлось бы быть и тмъ и другимъ, милое дитя мое. Но… Господинъ Валентинъ, я апеллирую къ вашему чувству чести.
Валентинъ. Вы совершенно правы. Это положительно безуміе. Если бы я захотлъ пойти танцовать съ нею, то мн пришлось бы занять у нея пять шиллинговъ на билетъ. Глорія, не будьте опрометчивы, вдь вы тутъ себя на карту ставите. Я бы предпочелъ уйти и никогда боле не встрчаться съ вами. Самоубійства я не совершу и даже несчастнымъ себя чувствовать не буду. Для меня это будетъ облегченіемъ: я… я страшусь… положительно меня страшитъ наше будущее. Чистую правду говорю вамъ.
Глорія ршительно. Вы не уйдете.
Валентинъ, слабя и уступая. Нтъ, моя хорошая, разумется, нтъ. Но неужели же не найдется тутъ разумнаго человка, который бы разобрался въ этомъ и образумилъ бы насъ всхъ! Самъ я не въ состояніи этого сдлать. Гд же Боунъ? Боунъ — какъ разъ подходящій для этого человкъ. Филь, пойдите и достаньте намъ Боуна…
Филиппъ. Хоть со дна морского! Иду. Приводитъ свой жезлъ въ колебательное движеніе и убгаетъ.
Офціантъ мелодично Валентину. Вы извините, сударь, что я тутъ вмшиваюсь, но пусть эти пять шиллинговъ не стоятъ между вами и вашимъ счастьемъ, сударь. Мы съ величайшимъ удовольствіемъ раздобудемъ для васъ билетъ, а заплатите вы ужъ потомъ, когда будете при деньгахъ. Право, сударь, я буду очень радъ и очень счастливъ, если бы мн удалось чмъ-нибудь помочь вамъ.
Филиппъ, возвращаясь. Онъ идетъ. Машетъ жезломъ надъ дверью. Входитъ Боунъ и снимаетъ свой фальшивый носъ, бросая его на столъ и проходя между Глоріей и Валентиномъ.
Валентинъ. Дло въ томъ, господинъ Боунъ…
Макъ-Комасъ на коврик передъ каминомъ, прерывая его. Извините, милостивый государь, слово объ этомъ вы должны предоставить повренному по дламъ этой семьи. Вопросъ тутъ относительно обрученія этой молодой двицы съ этимъ господиномъ. Невста располагаетъ нкоторыми средствами и, взглядываетъ на Крамптона, вроятно будетъ располагать еще значительно большими.
Крамптонъ. Возможно. Надюсь, что это будетъ такъ.
Валентинъ. А у жениха нтъ ни гроша.
Боунъ Валентину, сразу ршая вопросъ. Тогда настаивайте на томъ, чтобы бракъ состоялся. Это шокируетъ вашу деликатность. Но вы спрашиваете моего совта. Я и даю вамъ его. Вступайте въ бракъ.
Глорія гордо. Это онъ и сдлаетъ.
Валентинъ. Милый другъ, я спрашиваю совта не для себя. Вы ей дайте совтъ.
Боунъ. Она не послушается. Когда вы поженитесь, она вашихъ совтовъ не будетъ принимать Внезапно поворачиваясь къ Глоріи. Нтъ, нтъ, вамъ кажется, что будете, но на самомъ дл не будете. Онъ будетъ работать и зарабатывать себ на жизнь. Поворачиваясь внезапно къ Валентину. О да, будете, вамъ кажется, что нтъ, а на самомъ дл будете. Она васъ заставитъ.
Крамптонъ, убжденный только наполовину. Такъ, значитъ, господинъ Боунъ, вы не считаете этотъ бракъ неразумнымъ?
Боунъ. Нтъ, считаю: вс браки неразумны. Неразумно родиться, неразумно жениться, неразумно жить и мудро только умереть.
Офиціантъ, становясь между Крамптономъ и Валентиномъ. Въ такомъ случа, сударь, если позволите мн вставить и свое почтительное словцо, тмъ хуже для мудрости. Валентину ласково. Дерзайте, сударь, смле. Каждый человкъ боится жениться, когда ему приходится ршать этотъ вопросъ, но часто бываетъ, что бракъ оказывается и очень удобнымъ, и очень радостнымъ, и очень счастливымъ, право, сударь — отъ времени до времени это бываетъ. Я никогда не былъ господиномъ въ моемъ дом, сударь: моя жена была похожа на вашу невсту, сударь: нравъ у нея былъ властный, повелительный. Отъ нея и унаслдовалъ сынъ мой свой характеръ. Но если бы мн пришлось во второй разъ начинать свою жизнь, я бы сдлалъ то же самое, то же самое, увряю васъ. Вотъ, никогда бы вы этого, сударь, не сказали, никогда бы не сказали.
Филиппъ. Позвольте замтить, что если Глорія ршила…
Долли….то вопросъ уже ршенъ и Валентинъ погибъ. А мы пропустимъ вс танцы.
Валентинъ Глоріи, галантно ангажируя ее. Позвольте пригласить васъ на одинъ туръ.
Боунъ, перебивая его самымъ громовымъ діапазономъ своего голоса. Виноватъ, я требую этой привилегіи, какъ своего адвокатскаго гонорара. Имю честь — благодарю васъ. Уносится съ Глоріей въ стремительномъ вальс и исчезаетъ между фонарями, оставляя Валентина съ разинутымъ ртомъ.
Валентинъ, переводя дыханіе. Долли, можно васъ просить на… Предлагая ей танцевать съ нимъ.
Долли. Вотъ еще! Увертываясь отъ него, бжитъ вокругъ стола къ камину. Финчъ — мой Финчъ! Схватываетъ Макъ-Комаса и заставляетъ его танцовать.
Финчъ, протестуя. Пожалуйста перестаньте — серьезно. Она увлекаетъ его въ танц за двери въ садъ.
Валентинъ, длая послднюю попытку. Госпожа Кландонъ, можно?
Филиппъ, перехватывая ее у него. Ну, мама. Танцуетъ съ нею, увлекая ее въ садъ.
Госпожа Кландонъ, протестуя. Филь! Филь! Ее постигаетъ та же участь, что и Макъ-Комаса.
Крамптонъ, слдуя за ними со стариковской радостью. Хо! хо! хе! хе! хе! Уходить въ садъ, смясь забавамъ молодежи.
Валентинъ, въ изнеможеніи опускаясь на отоманку, смотритъ на офиціанта. Желалъ бы я уже быть женатымъ человкомъ. Офиціантъ, медленно качая головою, съ нжнымъ состраданіемъ взираетъ на попавшагося въ плнъ дуэлиста двухъ половъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека